Наташа живо представила себе Адама, с фотографией наполовину утонувшей в реке девушки обходящего заставленные цветами помещения одно за другим. Он показывает снимок людям, а те в ответ только качают головами.
Адам положил ладонь на дневник, как будто давал клятву.
– Сейчас я живу в Оксфорде, снимаю квартиру со студией в Иерихоне до тех пор, пока не закончится выставка. Бетани приезжала туда на выходные. Однако на прошлой неделе она взяла на работе отгул и приехала на фотосъемку в Литтл Бэррингтон. В пятницу вечером мы поужинали в итальянском ресторане, в который заходили довольно часто. Я сказал ей, что был бы рад, если бы она всегда была рядом со мной. Как я уже говорил, мы повздорили. Но я думал, что ничего страшного не произошло. Мы вернулись домой, выпили бутылку вина, занимались любовью. – Он сделал паузу. – Когда я проснулся утром, она уже ушла, забрав с собой все свои вещи, кроме этого.
Он посмотрел на руку, по-прежнему лежавшую на тетради оливкового цвета.
– Я не связался с вами сразу, потому что думал, что Бетани вернется. Я думал, что мы проведем Рождество вместе.
– Вы расспросили ее друзей?
– Она никогда не называла их имен.
– Где она любила бывать?
Он махнул рукой, как будто расспросы до крайности его утомили.
– Галереи, парки, старинные здания.
– Я имею в виду места, куда она сейчас могла бы поехать: другие районы страны, за границу?
– Я не знаю таких мест.
– Вы не очень-то стараетесь помочь, – заметила Наташа. – Если я вообще могу что-то сделать, я должна получить ответы на эти вопросы.
– Она рассказывала, что любит путешествовать, поскольку это позволяет с разных позиций взглянуть на происходящее. Потому что в путешествии дни кажутся длиннее. Недавно она была во Франции, да и в Италии тоже. Я думал, что мы могли бы куда-нибудь поехать вместе, но Бетани наотрез отказывалась говорить о будущем. Я думал, что между нами на самом деле что-то было, – добавил он спокойно. – Все, что я хочу – это просто поговорить с ней.
Она посмотрела на его пальцы, которые беспрестанно вертели пачку сигарет.
– Я понимаю.
– Так вы мне поможете? – В его тоне была нотка неприязни, как у человека, которому неловко просить о помощи.
Наташа посмотрела на Бориса, с настороженным видом сидящего у ее ног. Она была в замешательстве. Ее внутренний голос подсказывал: зная о Бетани так мало, не стоит браться за поиски. Проблема заключалась именно в этом. Но, к своему удивлению, она почувствовала также жалость по отношению к Адаму. К тому же глупо отрицать, что эта история ее заинтересовала.
Она взвесила все «за» и «против». На столе ее ожидает гора работы, впереди – длинные зимние вечера. Она была рада, что работы уже более чем достаточно, чтобы заполнить их. Приближение нового тысячелетия, казалось, спровоцировало у простого обывателя приступ ностальгии, призывающей ковать цепи, связывающие его с прошлым; все знакомые специалисты по генеалогии были завалены заказами. Однако этот проект вносил свежую струю, был необычным, возможно невыполнимым. До сих пор трудности ее никогда не останавливали.
Поиски родственников Бетани наверняка займут массу времени. Цена успеха в генеалогии – не что иное, как рутинные, кропотливые и дотошные исследования. Редко у кого хватает усидчивости, чтобы выполнить подобную работу. Но у Наташи такая возможность была. Спасибо маленькому наследству, оставленному ей матерью Анны, которое, благодаря правильному вложению средств, за пятнадцать лет возросло почти вчетверо. Из этих денег Наташа смогла купить Садовый тупик, сразу выплатив запрашиваемую прежними владельцами сумму. Оно обеспечило определенную свободу действий: ей не придется постоянно заботиться о получении заказов, позволяющих заработать на кусок хлеба с маслом. Покупка собственного дома позволила ей легче принять наследство, которое она хотела до последнего фунта отдать Эбби, поскольку считала, что той оно принадлежит по праву рождения. Но Анна, всегда безупречно честная, настояла, чтобы Наташе отошла половина, и Стивен поддержал ее, сказав, что глупо «себе вредить, чтоб другому досадить».
– Вот что я вам скажу, – обратилась она к Адаму. – Если вы разрешите мне взять дневник на праздники, я просмотрю записи, проведу кое-какие исследования. Не могу ничего обещать, но посмотрим, может, удастся что-нибудь сделать.
– Спасибо. – Адам спросил, сколько это может стоить.
– Мы поговорим об этом позже. – Позже, когда станет понятно, насколько реально сделать то, о чем он ее просит.
Наташа открыла ковровую сумку, осторожно положила дневник в один из внутренних отделов.
– Она говорила мне, что этот дневник ей отдала бабушка.
– Да, бабушка – единственный член семьи, о котором Бетани когда-либо вспоминала. Однажды она рассказала, что, когда была маленькой, лет восьми, бабушка поведала ей историю о Лиззи Сиддал, тело которой эксгумировали для того, чтобы Россетти мог извлечь на свет божий стихи, которые похоронил вместе с ней.
Эту историю Наташа знала. Россетти положил в гроб своей возлюбленной рукопись нового сборника стихов, которая существовала лишь в одном экземпляре, со словами, что в них нет необходимости, раз она умерла. Спустя годы он изменил свое мнение и захотел извлечь ее из могилы.
Поговаривали, что люди, вскрывшие могилу, после рассказывали, будто хрупкая красота Лиззи не исчезла и молодая женщина выглядела так, словно умерла не несколько лет, а всего несколько часов назад. Наташа всегда находила эту историю слишком мрачной.
– Такие рассказы должны были оказать странное воздействие на воображение маленького ребенка, не правда ли? – спросил Адам.
– Наверное.
С малых лет Наташа знала о мертвецах больше, чем принято было считать нормальным. Она улыбнулась, вспомнив истории, которые рассказывал ей приемный отец Стивен. О трупе тысячелетней принцессы, чьи волосы и кожа вмерзли в лед и вечную мерзлоту Монгольских гор. И о болотах Северной Европы, откуда извлекли сохранившиеся в дубильной кислоте останки человеческих жертв, принесенных кельтскими племенами, глотки которых были перерезаны от уха до уха. О египетских пирамидах, в которых мумифицированные фараоны пролежали века, пока их не потревожили исследователи и грабители, ставшие впоследствии жертвами проклятия: первые – за любознательность, вторые – за жадность.
Это не принесло ей никакого вреда. Скорее наоборот, многое объяснило.
– Мы разговаривали о цветах, – Адам понизил голос. – Я сказал ей тогда, что некоторые люди ошибочно полагают, будто срезанные цветы некрасивы, потому что мертвы. – Он посмотрел на Наташу. – Но в смерти есть красота. То, что увидели люди, раскопав могилу Лиззи Сиддал, лишнее тому подтверждение.
Наташе внезапно захотелось укрыться от взгляда его задумчивых и от этого не менее красивых синих глаз.
– Нет ли у вас фотографии Бетани, которую я могла бы взять с собой?
– Да, конечно. – Адам опустил руку в карман, извлек маленький черно-белый снимок и протянул Наташе через стол. Наташа заметила, что он не сразу отпустил фото, словно не хотел с ним расставаться.
Она сначала не узнала Бетани. Порыжевшая бумага и волнистые края карточки, одежда, небрежная поза и торжественное выражение лица натурщицы должны были создавать впечатление, что фотографии как минимум сто лет. Она стояла в каменном дверном проеме, увитом плющом. Фотография была сделана с использованием вспышки. Дверь открыта, но свет падал на порог, не позволяя рассмотреть внутреннее убранство помещения. За спиной девушки была только темнота. На ней было бледное прозрачное платье, ниспадавшее до пола. Длинные волосы убраны в прическу, с какими обычно изображают героинь средневековых сказок – две косы, спускавшиеся от висков к шее, красиво обрамляли ее лицо. С головой, слегка наклоненной в сторону, и опущенными вниз глазами она была красива какой-то замогильной красотой. Изображение было слегка смазанным, словно во время проявки была допущена ошибка.
– Это был один из первых снимков, предназначавшихся для выставки, – объяснил Адам.
– Он восхитителен. – Наташе вдруг пришла в голову мысль, что поведение Бетани было противоречивым: как может девушка, которая так тщательно оберегает свой внутренний мир, так старается оградить свою личность от посягательств, испытывать безграничное счастье оттого, что ее фотографии будут выставлены на всеобщее обозрение?
– Бетани была увлечена работой для выставки?
– Да.
Она точно знала, что он лжет, ведь сама еще тогда, у реки, отметила у Бетани полное отсутствие энтузиазма.
– Это был совместный проект, то, что мы делали вместе. – Он пропустил сквозь пальцы прядь волос. – Она знала, насколько это для меня важно. Мой шанс реализовать свою задумку. Перестать фотографировать девчонок для рекламы хрустящих пакетов и баллонов лака для волос. Я оплатил все расходы. Я просто не мог поверить в то, что она не останется хотя бы до открытия выставки.
Разве что Бетани исчезла, пока могла это сделать, пока не увидела свое лицо, растиражированное на стенах выставочного зала...
Наташа вложила снимок в дневник.
– Я позвоню вам после Нового года. – Она встала, собираясь уходить. Борис вскочил с земли.
– Наташа и Борис, – вскользь заметил Адам. – Я полагаю, в вашем генеалогическом дереве есть русская ветвь?
Ей пора бы давно привыкнуть к вопросу, на который, по мнению окружающих, человеку ее профессии ответить легко. Наташа должна была привыкнуть, но каждый раз, когда ее спрашивали об этом, в ее душе открывалась бездна.
– Мне нравится так думать.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Замечание Адама о русских корнях висело в воздухе, когда тем же вечером Наташа наливала водку в стакан. Ей в самом деле следовало бы остановить свой выбор на каком-нибудь другом напитке – виски или джине. Привычка, которая родилась из протеста, утверждения собственной независимости в подростковом возрасте, со временем стала походить на глупую ироничную шутку, направленную против себя самой, провоцируя очередного Адама сделать замечание: «Было бы странно, если бы девушка с таким именем, как у вас, пила что-нибудь другое». Однако сейчас был не лучший момент для того, чтобы менять привычки. Ни один алкогольный напиток, казалось ей, так не способствовал расслаблению и не проскальзывал внутрь так легко, как водка. Слишком легко.
Но сегодня и водка была бессильна. Сочельник. Ее родители и сестра, должно быть, выезжают из Дербишира и направляются к Котсволдсу. Пока еще слишком рано выбираться в паб, иначе все поймут, что она на грани отчаяния.
Вместо этого Наташа подошла к компьютеру. На экране был открыт «блокнот» с длинным списком дел, которые необходимо закончить; дат и адресов, которые нужно отследить; сертификатов, которые придется разыскивать; задач, для решения которых требовалось время. Один быстрый щелчок мышью, и все они исчезли. На время.
Сотни веб-страничек были посвящены историям семей и жизнеописанию людей по фамилии Маршалл. Наташа просмотрела основные. Английские Маршаллы происходили из рода докторов. Среди них встречались ветеринары, конюхи и коновалы. Фамилия происходила от одного из наиболее влиятельных семейств средневековья. Основатель, Джон Маршалл, чей сын был третьим графом Пемброка, какое-то время являлся регентом Англии. Затем династия зачахла – все наследники титула умерли ранней или насильственной смертью.
Согласно одной из хроник, на фамилии Маршалл лежало проклятье.
В голове Наташи прозвучал голос Бетани, заставив ее непроизвольно вздрогнуть. Как вы думаете, возможно ли, что на некоторых семьях лежит проклятье? Но Бетани сказала, что ее фамилия не Маршалл; она просто полагала, что является их потомком.
Далеко не все члены клана пострадали. Многие весьма преуспели, добившись успехов в области искусства и медицины. Чарльз Маршалл, художник-декоратор и специалист по специальным эффектам, впервые использовал на театральных подмостках друммондов свет. Два Маршалла-медика были удостоены особого внимания: Генри Маршалл, родившийся в Стирлингшире в 1775 г., реформировал медицинское обслуживание солдат, а Джон, анатом и хирург, в числе первых заговорил о взаимосвязи между заболеванием холерой и зараженной питьевой водой. Кроме того, упоминалось, что Джон Маршалл был другом Форда Мэддокса Брауна, одного из прерафаэлитов. Он умер в 1891 году, на Новый год, и был похоронен в Или, Кембриджшир.
Возможно, это был ее муж. Или отец.
Джон Маршалл. Дж. М. Те же инициалы, что и в дневнике.
Потом Наташа загрузила компакт-диск с программой «Поиск семей». Она приблизительно подсчитала возможную дату рождения потомка, который мог быть у Джона Маршалла. Он умер в 1981 году, так что, как и прерафаэлиты, должен был жить в середине XIX века. Она быстро пробежала взглядом по наиболее распространенным женским именам, разыскивая какую-нибудь Дженнифер, Джейн или Джоанну Маршалл, родившуюся между 1830 и 1870 в Лондоне, отца которой звали бы Джоном. Список составил более 100 имен. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она извлекла диск и вынула из сумки дневник.
Несмотря на то что у Наташи была хорошая подготовка в области палеографии, у нее ушло несколько минут на прочтение одной-единственной страницы, написанной неразборчивым почерком. Накануне, в поезде, по дороге из Оксфорда в Мортон-он-Марш, она прочла около двенадцати страниц, от души посмеявшись над некоторыми отрывками.
«Обычно я выгляжу посредственно, а иногда – просто чудо как хороша. Это правда без тени тщеславия или ложной скромности», – писала Дж. М. Затем добавляла, что в детстве ее называли Солнышком, потому что она много улыбалась. Наташа на мгновение представила себе эту девушку. Целеустремленная и немного лукавая. Из тех, с кем приятно проводить время до тех пор, пока вы не встанете у нее на пути.
К чтению дневника трудно относиться как к работе. Но это работа, поэтому сосредоточься на деле. Необходимо найти ключ, любую отмычку, которая помогла бы установить личность Дж. М. Отправная точка, от которой возможно было бы проследить путь, ведущий к Бетани или ее родителям.
Стиль записей был живым и непринужденным, иногда слегка язвительным. Множество интересных подробных описаний одежды, музыки, путешествий и флирта. На протяжении двадцати страниц Дж. М. пережила два разрыва отношений, чем сначала была явно расстроена, но потом стоически преодолела свое огорчение. Молодец. Первый роман был с молодым человеком по имени Джон Вуд, который присылал семейные билеты в оперу, чтобы, как предположила Наташа, наслаждаться близостью возлюбленной, сидящей в соседнем кресле. Он продолжался до тех пор, пока мать Дж. М. не встревожилась и не отослала очередную партию билетов с извинениями, что они принимали предыдущие приглашения. «Какой нестерпимый стыд и удар!» – жаловалась Дж. М.
Наташа перешла на другую страницу. Здесь вскользь упоминалась тетя Джулия. «Идеальная компаньонка. Она сидит около камина и закрывает на все глаза!»
Наташа перелистала несколько страниц. Дж. М. описывала свои переживания по поводу других кавалеров. К счастью, она даже подвела некие итоги.
«Первый, Джон Вуд. Около тридцати, называл меня «дорогая», пока мама не стала вставлять палки в колеса. Он отступил и через шестнадцать месяцев женился. Второй, Гарольд Арчер, за тридцать, кроткий и преданный. Шесть раз танцевал со мной, и это все. Третий, Арчибальд Лесли Иннес, лейтенант Кембридширского полка, около двадцати четырех, казалось, любит меня очень сильно. Отбыл на Цейлон. Ни гроша за душой. Четвертый, Герберт Томас, высокий, рыжий, но очень умный, под сорок. Постоянно произносит нескромные речи, очень нервный и неуклюжий. Словом, все неблагоприятные симптомы. Папа не поощрял его ухаживаний. Этот женился через десять месяцев. Вот и все!»
Можно читать старый документ с чувством, что все, о чем говорит автор, устарело, умерло. Но иногда слова соскакивают со страниц, как будто они были написаны только вчера. Наташа практически чувствовала, что Дж. М. разговаривает непосредственно с ней, иногда слышала ее голос. Это был добрый знак.
«Нужно сказать, странные создания эти мужчины», – приходит к выводу Дж. М.
Это в очередной раз заставило Наташу подумать о том, как мало люди изменились за прошедшие века. Характеры остались теми же, прежними были эмоции, драмы разыгрывались снова и снова.
Огорчало это или обнадеживало?
Наташа вынула фотографию Бетани из-за обложки дневника и наклонила к свету настольной лампы.
В правом углу рамки, там, где художники обычно подписывают свои работы, она увидела две маленькие, едва различимые буквы инициалов. Т. К. Странно, ведь Адам сказал, что сам сделал этот снимок. Пусть хотя бы он окажется тем, за кого себя выдает!
Она собиралась положить фотографию обратно в дневник, когда заметила еще кое-что. Форзац обложки был неровным, сквозь него виднелись края квадрата, словно там что-то спрятали.
Она отогнула уголок. Он отошел на удивление легко, из чего стало понятно, что так поступали и раньше. Под обложкой находился клочок линованной бумаги, вырванный из скрепленного спиралью блокнота. Он был сантиметров десять в ширину, сложен вдвое и походил на листок, на котором Бетани записала ее адрес и который остался у Адама. Почерк был тот же – изящный, с наклоном и завитушками. Настоящий фрагмент средневековой рукописи, написанный синей шариковой ручкой. Легкая рука, не оставившая никаких отступов на полях.
Наташа вздрогнула, когда один из первых клиентов сказал ей: «Вы возвращаете мертвых к жизни». С тех пор она много раз слышала эти слова и пришла к выводу, что самое ценное в ее работе – сделать так, чтобы прошлое и предки человека стали для него реальными, найти тех, кто был погребен и забыт. Когда она начала читать записку, вспомнились ее собственные слова: «Я не разыскиваю живущих ныне людей».
В ее мозг ворвалась Бетани в образе Офелии, потерявшей рассудок после того, как возлюбленный отверг ее, входящей в реку, чтобы утопиться.
Не прощайся со мной,
Я ухожу в неведомую землю,
Где наконец ты станешь моим.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В рождественское утро Наташу разбудило яркое солнце, но оно было обманчивым и тепла едва хватало на то, чтобы растопить снег. Когда она вывела Бориса на прогулку на Бродвей-роуд, оно быстро исчезло с пронзительно-голубого неба. Звуки капели, вода, со звоном падающая с черных веток и образующая ручейки в переулках, глухие удары снега, соскальзывающего с крыш и обваливающегося на землю.
Две маленькие девочки, живущие на другом краю деревни, шли вприпрыжку по дорожке в расшитых блестками высоких сапожках. На голове у них красовались блестящие короны, а за плечами были бумажные ангельские крылья. Их папа шел сзади, он пожелал Наташе веселого Рождества.
По пути домой Наташа зашла в церковь – низкое маленькое здание с квадратной башней, способное противостоять вездесущим ветрам. Она разрешила Борису войти вместе с ней. Вряд ли Господь был против того, чтобы созданные им твари заходили в Его дом.
Борис бесшумно прошел между рядов скамеек, потом встал: его мышцы напряглись, он поднял морду вверх и принюхался.
Наташа заметила мистера Николсона, смотрителя, занятого в ризнице приготовлениями к рождественской службе.
– Тише, – шепнула Наташа Борису, когда он шумно потянул носом воздух. – Сидеть.
Борис предпочел проигнорировать команду и продолжал стоять, высунув язык, с полным пренебрежением уставившись на серебряное распятие.
Наташа тоже подняла на него глаза.
Ее всегда влекло в церковь. Атмосфера священной таинственности. Красота витражей и свечей, распятий, статуй и надгробий, парящих готических арок. Она перестала посещать церковь регулярно с тех пор, как уехала из родительского дома, но по роду своей деятельности часто бывала в пустынных молельнях, продуваемых насквозь ризницах, разросшихся кладбищах. Маленькие, древние, отрезанные от мира места, где даже сейчас можно услышать шепот молитв, произносимых людьми из прошлого. Она черпала в этих местах успокоение, своего рода уверенность в том, что ты никогда не останешься абсолютно одиноким, что весь мир разделяет с тобой невысказанную беду и страдания.
Она на мгновение закрыла глаза. Будь осторожна с мечтами, они могут сбыться. Может быть, это верно и в отношении молитв?
Общепринятое представление об удаче суеверно, антирелигиозно. Однако не было сомнения в том, что в генеалогии удача играет определенную роль. Иногда годы уходили на то, чтобы разыскать человека, а бывало, она сразу натыкалась на ключевые моменты, которые помогали двигаться вперед.
Именно это было ей необходимо в случае с Бетани. Поэтому Наташа помолилась о маленькой удаче. Может статься, молитва сбудется.
Она попросила бога еще об одном, о том, что не могла выразить словами. О том, чтобы у них с Маркусом все наладилось. Бог сам знает, как это устроить. «Если ты выполнишь мою просьбу, дай мне знать, хорошо?»
Она почти была уверена в том, что услышит ответ. Церковные служители уверяют, что Господь всегда отвечает тем, кто молится. Просто иногда он отвечает «Нет». Очень удобно.
Она поглядела на лучи света, которые, пройдя сквозь синие, зеленые и красные стекла витражей с изображением Марии Магдалины, Распятия и Вознесения, превращались в сломанные радуги. Взгляд Наташи упал на дощечку, до этого прочитанную ею много раз. Поименный список членов одной из наиболее именитых семей Сноузхилла, которым были посвящены церковные витражи. Маршалл.
Джон Маршалл, умер 1 июля 1864 года.
Конечно, это не тот Маршалл. Их разделяло шесть степеней родства. Каждый в этом мире предположительно связан с любым прохожим посредством цепочки, состоящей не более чем из шести взаимных знакомств или родственных связей. Где же сноузхиллский Маршалл пересекался с предками Бетани? В списках Ассоциации специалистов по генеалогии и архивному делу были перечислены десятки квалифицированных экспертов, сотни объявлений рекламировали их услуги на обложках журналов, посвященных составлению родословных. Наташа удивлялась, почему выбор Бетани остановился именно на ней. Быть может, это как-то связано со Сноузхиллом. Наташе вдруг захотелось, чтобы под обложкой дневника нашлось еще что-нибудь.
Спасибо, Господи. Большое спасибо за то, что направил мой взгляд на эту дощечку именно сейчас. Это именно то, что нужно.
Она развернулась и вышла на залитую ярким солнечным светом улицу, прислонилась к камню, который оказался удивительно теплым на ощупь.
Не прощайся со мной,
Я ухожу в неведомую землю,
Где наконец ты станешь моим.
Было почти очевидным, что Бетани играет роль Офелии, и поэтому стихотворные строки были запиской о самоубийстве, конечно же. Самовнушение, или как там еще это называлось. Хуже всего то, что это действительно объясняло, почему Бетани ушла, оставив самое ценное из того, что у нее было. Почему она так поступила? Потому что дневник больше не был ей нужен. Или она хотела, чтобы Адам так думал.
Адам сказал, что Бетани не оставила записки. Как бы эти строки не оказались ее прощальным посланием.
Может, эти строки – не более чем угроза, крик о помощи, требование внимания, как это обычно бывает с записками неудавшихся самоубийц? В Наташиной голове пронеслись ее диалоги с Бетани. Не удастся ли отыскать ключ в том, что она тогда говорила? Почему речь зашла о роке и каком-то унаследованном ею от предков проклятии?
Возможно, Бетани оставила дневник и записку, потому что хотела получить от Адама доказательства преданности и любви, хотела вынудить его искать и снова завоевывать ее, а теперь выжидала, проверяя, будет ли он встревожен ее исчезновением.
Бетани тогда спросила Наташу: «Как много времени это займет?» Наташа ответила, что, для того чтобы достичь уровня пра-пра-прародителей, может потребоваться месяц. Ее обычный ответ. Пра-пра-прародители, четыре поколения назад, что означает приблизительно середину 80-х годов XIX в. Если взять за отправную точку момент, когда Дж. М., по всей видимости, начала вести дневник, исследование приведет в наше время, к ее живущим ныне потомкам. Если Бетани действительно хотела, чтобы Адам ее разыскал, воспользовавшись сведениями из дневника, возникал следующий вопрос: сколько времени она ему дала? Месяц? Месяц, начиная с сегодняшнего дня? Нет. Она исчезла спустя несколько дней после их с Наташей знакомства. В середине декабря. В середине января будет уже месяц. И до Нового года Наташа вряд ли сможет что-нибудь предпринять.
Конечно, послание могло иметь совершенно невинное объяснение. Своего рода интимная шутка или намек, который Адам должен был понять, если она действительно стала ему дорога. Наташа оставила для Адама сообщение на автоответчике, но он не отреагировал на звонок. Может, не заботится о том, чтобы регулярно проверять сообщения во время праздников. Наташа сказала ему, что не будет звонить до Нового года. Возможно, ей следует обратиться в полицию. И все-таки это была крайняя мера.
Адам сказал, что полиция ничего не станет предпринимать, поскольку у них с Бетани не было ничего серьезного; она имела полное право уйти. Но записка с намеком на самоубийство, если только Наташина догадка верна, может все изменить.
Наташа провела поиск в Интернете, хранилище всех знаний, и обнаружила на одной из страничек веб-сайта Министерства внутренних дел описание полицейской процедуры в отношении пропавших людей. Взрослые люди, которые исчезли без всякого принуждения, по собственной воле, подпадали под определение «неуязвимых». Дети и старики были включены в «группу риска». Но угроза самоубийства и риск психической неустойчивости взрослых также делали их «уязвимыми», причем с наибольшим приоритетом. В этих случаях следовало обратиться в больницы, провести детальное расследование, привлекая к нему друзей и родственников. Стражи порядка обязательно найдут Адама вне зависимости от того, где он проводит Рождество, чтобы задать ряд вопросов. Поэтому Наташа ни в коем случае не могла подать в официальный розыск, не поговорив для начала с ним. О подоплеке записки можно только догадываться, конкретно о самоубийстве там нет ни слова. И что мог Адам рассказать полиции? Он даже не знал настоящего имени девушки!
Полиция, естественно, стала бы копать дальше и смогла бы обнаружить причину, по которой Бетани скрывала свое настоящее имя. Наташа не была уверена в том, что имеет право вытянуть это странное дело на свет божий, не зная мотивов Бетани.
Нет. Она должна просто дождаться ответного звонка Адама. Постараться пока не думать об этом. Сказано – сделано.
Вернувшись домой, она не смогла удержаться от того, чтобы не пробежать глазами еще несколько страниц дневника, пока сушила волосы после душа. И невольно вскрикнула, когда обнаружила то, что искала. Упоминание о посещении родственников в Или. «Будьте уверены, воскресенья здесь тихие и благопристойные. Люди такие мелкие (и не только телосложением) и ограниченные».
Лишнее подтверждение тому, что отцом Дж. М. был Джон Маршалл, сведения о котором Наташа нашла в Интернете, семья которого происходила из Или и который похоронен здесь, в Сноузхилле.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В дверь постучали. С дневником в руке Наташа пошла открывать.
На пороге стояла Мэри, держа в руках красивую бутылку «Смирнофф», перевязанную подарочной ленточкой, и серебряный бокал с гравировкой.
– Просто зашла пожелать тебе веселого Рождества.
– Время пить кофе?
– Нет, но я бы выпила чашечку.
По пути в гостиную Мэри вынула из Наташиной руки дневник.
– Что это? Ну конечно, она и сейчас работает! Ты когда-нибудь делаешь паузы?
– Помнишь того парня, Адама, который позвонил, когда мы с вами ужинали? Он попросил меня воспользоваться этим, чтобы разыскать его подругу, которая исчезла. Дневник принадлежал одной из ее прародительниц.
Наташа часто обсуждала свои заказы с Мэри и не считала, что нарушает этим данное клиенту обещание сохранить подробности дела в тайне. Стойкости Мэри обычно хватало до конца исследований, и она всегда хранила информацию в секрете.
Мэри настояла на том, чтобы оставить школу, заявив, что ее оценки всегда были посредственными. Она сдала один-единственный экзамен по одной-единственной дисциплине – домоводству. Ее отец, плотник и фанат спорта, у которого не было времени на академические занятия, всегда внушал ей, что в жизни важнее всего иметь хорошие руки и уметь управляться с мячом. Несколько лет Мэри следовала его совету, играя в нетбол за Глочестершир, обучаясь парикмахерскому делу и в свободное время экспериментируя на кухне.
Она встретила Джеймса, вышла за него замуж, и они стали владельцами «Сноузхилл Армз». Мэри очень нравилось управлять пабом. Интерес к генеалогическим расследованиям проснулся, когда она узнала, что их с Джеймсом заведение построено на месте старого монастыря и по уверению местных жителей в нем живет привидение монаха в клобуке, которое бродит по пабу и по переулкам в окрестностях Мэйнора. С того момента, как Мэри поселилась в новом доме, ей раз шесть «посчастливилось» увидеть привидение, и уже это, по собственному ее утверждению, стимулировало интерес к истории.
Наташа считала, что разговоры о привидении преследовали другую цель – заставить новых хозяев продать заведение и уехать. За годы работы у нее сформировалось довольно прагматичное отношение к призракам. Она верила в них так же твердо, как и в Бога. Они были вполне сопоставимы, поскольку ей не довелось увидеть ни призраков, ни Всевышнего, несмотря на частые посещения кладбищ, склепов и мнимых домов с привидениями. Наташа не знала, как бы она справлялась со своей работой, если бы была так же чувствительна к подобным вещам, как Мэри, которая могла зайти в комнату и почувствовать присутствие в помещении «чего-то потустороннего».