Вовку Шлыка я похлопал по плечу:
      - Ты хороший парень, Вова. Мне жаль с тобой расставаться.
      Когда я приблизился к Светке Никитиной, наша розовощекая пятерочница готова была вот-вот разреветься.
      - Спасибо тебе, Света, за твою доброту.
      Светка еле сдержалась, чтобы не расплакаться.
      Класс гудел. Представление, кажется, удавалось на славу.
      Я остановился перед Галкой Новожиловой.
      - Я хорошо понимаю твои чувства, Галя. Я понимаю, сколько крови я тебе попортил.
      - Но ты постарайся понять, что мы желали тебе только хорошего. - Галка волновалась, когда произносила свою фразу.
      Я внимательно посмотрел на нее.
      "Тю-тю! - подумал я. - Еще два пламенных слова, и они меня будут упрашивать остаться. Это очень интересно".
      - Я постараюсь понять, - сказал я. - До свидания, Галя. Не забывайте меня, ребята. - Я взялся за ручку двери. - Прощайте.
      Что творилось в классе после моего ухода! Мне Семка рассказывал, что одни кричали: "Давайте вернем Коробухина!", "Валерка - отличный парень!", "Он все осознал!", а другие наоборот: "Он сто раз уже осознавал!", "Все притворяется!".
      Класс раскололся, как орех на две половинки, и не мог ни на что решиться. Ну и ладно. Проживу без вас. Ведь в каждом классе люди, а не звери.
      В 6 "Б" меня встретили неплохо. Долговязый Мишка Зайцев долго держал мою руку в своей.
      - Хорошо, что ты пришел к нам. Будешь играть левым крайним. У нас слабый левый край.
      - Я привык играть центром, - недовольно сказал я.
      - Центром играю я, - оборвал меня Мишка. - У нас команда уже подобрана.
      - А вы по какой системе играете? - спросил я.
      - Конечно, по бразильской, - ответил Мишка.
      - А кто второй центр?
      - Я, - сказал Толька Дашкевич, хладнокровный, крепкий мальчишка.
      - Неплохо, - одобрил я тоном знатока.
      Вот так стал я учиться в 6 "Б". Вспоминал ли я о своих ребятах из 6 "А", думал ли о них? Наверно, да, потому что на физике в моей голове родилась забавная идея.
      На переменке я уединился и стал сочинять записку. Я долго потел, пыхтел и скрипел пером. И, наконец, вот что получилось.
      Я давно заметил тебя. Когда ты идешь по коридору, я долго смотрю тебе вслед. Мне хорошо, когда ты в школе. Но мне нехорошо, когда тебя нет в школе.
      Мальчик из 6 "Б"
      Я сложил бумажку вдвое, потом вчетверо и написал:
      Новожиловой Гале
      строго секретно и лично.
      На следующей переменке я вертелся около раздевалки. Я хорошо знал, где висят пальто ребят из моего бывшего класса. А Галкино пальто было знаменито на всю школу. Такого жгуче-алого пальто не было ни у кого. Оно пылало на вешалке, как костер. И все соседние пальто просто съеживались от его яркого пламени.
      Я сказал тете Шуре, что забыл в кармане завтрак, подкрался к Галкиному пальто и сунул в карман письмо.
      После уроков я нарочно медленно одевался, все никак не мог попасть в рукава пальто. Семка торопил меня: "Чего резину тянешь?"
      В это время я наблюдал за Галкой. Она спокойно надела свое факельное пальто, ее руки потянулись в карманы за варежками и... она вытащила мое письмо. Прочитала, посмотрела удивленно вокруг, еще раз прочитала, оглянулась по сторонам: кто бы это мог сделать?
      Я почему-то опустил голову. Волновался я зря. Узнать мой почерк Галка не могла, потому что письмо я писал левой рукой и большими печатными буквами.
      Наши классы - мой бывший и мой теперешний - расположены дверь в дверь. И, если быстро вылететь из класса, можно столкнуться нос в нос с кем-нибудь из соседей.
      Назавтра, когда я выскочил, конечно, самым первым, то чуть не сшиб с ног Галку Новожилову.
      Увидев Галку, я сразу понял, что мое письмо произвело на нее огромное впечатление. Галка скользнула по мне равнодушным взглядом, как по тому красному пожарному баллону, который висел рядом с дверью. Ну, конечно, разве я мог сочинить такое душевное, такое волнующее письмо!
      Галкины глаза, словно рентгеновские лучи, просверливали насквозь всех, кто выходил, выбегал или выпрыгивал из нашего класса. Она хотела по лицу догадаться, кто автор письма. Как всегда, она желала найти виновного немедленно. Ждать она не умела.
      Так ничего и не обнаружив, Галка вздохнула и медленно побрела по коридору. Когда она проходила мимо меня, я заметил, что она улыбалась, - это раз, и что она напевала, - это два.
      - Как дела, Валерий? Как тебе в новом классе? - спросила Галка.
      - Спасибо за внимание. - Я поклонился. - Живу хорошо, чего и вам желаю.
      Раньше такая фраза вывела бы Галку из себя, а сегодня она, не гася улыбки, помчалась по коридору во двор.
      Я стоял потрясенный. Галка бежала по коридору, не шла, а именно бежала. Такого еще никто не видел.
      Ах, вот как! На следующем уроке я сочинил новое письмо.
      Я рад, что тебе понравилось мое письмо. Я видел, как ты хотела меня увидеть. Приходи сегодня к фонарю у входа в парк в 7 часов. Я буду ждать.
      Мальчик из 6 "Б"
      ПРИДЕТ?.. НЕ ПРИДЕТ?..
      У входа в парк на длинных столбах висели желтые фонари. Они были похожи на подсолнухи.
      Под их подсолнечный свет собирались парни и девушки с близких улиц. И сестра Иры - маленькая химичка - там обычно ждала своего жениха. Я не знал другого места и назначил свидание Галке у фонаря.
      В семь часов, притаившись за толстенной березой, я наблюдал за входом. Галки еще не было. Конечно, как всякая девчонка, она должна была опоздать. Или вообще не прийти.
      Нет, пришла. У меня застучало сердце. Так громко, что я поплотнее закутался в плащ, чтобы его не было слышно.
      Галка постояла немного, поглядела на фонари, прошлась взад-вперед вдоль ограды.
      Я все еще не решался выйти из своего укрытия. Собственно говоря, я пришел понаблюдать, придет ли Галка. Я почему-то был уверен, что она не придет. А она явилась и ходит вдоль парковых ворот и смотрит на фонарь, как будто мальчик из 6 "Б" должен сидеть там, на большом матовом шаре.
      Прошло, наверно, минут десять. Я не знал, что предпринять. А Галка все ходила и ходила, и не собиралась домой.
      "Вот упрямая, - подумал я. - Нет мальчика из 6 "Б", иди спать".
      Но Галкино алое пальто продолжало мелькать у входа в парк.
      Налетел ветер. Мне стало холодно. В небе прохрипел гром, а потом молнии устроили танец с саблями.
      "Сейчас пойдет дождик и она убежит, как миленькая", - обрадовался я.
      Капли дождя зашлепали по плащу. Галка спряталась под сосной, которая росла у самой ограды. Она и не думала уходить.
      Я даже разозлился: такого ослиного упрямства я еще не видел.
      Дождь уже лил по-настоящему. Мне натекло за шиворот. Надо было спасаться. Я выбежал из своего укрытия, выскочил за ворота и наткнулся на Галку.
      - Ты чего здесь? - вдруг спросил я.
      - А ты чего? - сердито ответила она.
      - Гуляю, - сказал я и стал насвистывать.
      - Я тоже гуляю, - зло бросила она и повернулась ко мне спиной.
      Я растерялся.
      - Слушай, но ведь идет дождь.
      Галка молчала.
      - Ты можешь промокнуть, - сказал я и в это время еще несколько капель проникли мне за шиворот.
      Галка молчала и не шевелилась.
      - Надень плащ, - неожиданно для себя предложил я, снял плащ и накинул ей на плечи.
      - А ты как? - Галка повернулась ко мне и смотрела уже не так зло.
      - Я? - сказал я. - Я люблю грозу в начале мая.
      - Но сейчас апрель, - улыбнулась Галка.
      - А я люблю и в апреле, - весело ответил я.
      Теперь на Галкином лице вместо улыбки появилось уныние.
      - Ты чем-то расстроена? - спросил я. - Что-нибудь случилось?
      Она покачала головой. Я понял, что если сейчас скажу, что это я тот самый мальчик из 6 "Б", который кладет в карман ее пальто пламенные письма, что из-за меня она торчит здесь и мокнет под проливным дождем, - если я сейчас ей все это скажу, она не поверит.
      Дождь неожиданно прекратился. Молнии еще немножко пошипели, как раскаленные уголья, на которые плеснули водой, и затихли.
      - Пойдем, - сказал я. - Дождь перестал.
      Галка сняла мой плащ, стряхнула с него дождевые капли и протянула мне.
      - Спасибо.
      - Ну что вы, сеньора, для меня это пустяк, мелочь, - расшаркался я. Хотите я для вас достану звезду? Не хотите? Тогда я залезу на столб, вывинчу лампочку и преподнесу вам.
      - Это будет хулиганство, - строго сказала Галка.
      Я сообразил, что именно в такие моменты люди проглатывают язык.
      - Вот ты понимаешь, для чего мы учимся? - спрашивала Галка, когда мы шли по улице.
      Я пожал плечами.
      - Чтобы, когда вырастем, приносить больше пользы людям, - назидательно сказала Галка. - Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?
      - Не знаю, - сказал я. - Наверно, клоуном.
      - А я хочу стать космонавткой, - улыбнулась Галка.
      - Ты - космонавткой? - Я был поражен.
      - Я очень люблю звезды, - тихо сказала Галка. - Я хотела бы побывать на всех звездах... До свидания, я уже дома. Спасибо тебе за плащ.
      Тут она что-то вспомнила и снова помрачнела.
      Назавтра Галка не отходила от вешалки. И мне никак не удавалось добраться до ее пальто. Но после третьего урока ее на минутку позвала вожатая Кира, и я положил в карман огненно-алого, уже сухого пальто новое письмо.
      Прости меня, но я не смог прийти. У меня заболела мама. Я вызывал врача и бегал за лекарством в аптеку. Ты, наверное, ждала меня? Вчера была ужасная гроза. Я примчался, когда она кончилась, но тебя не встретил.
      Мальчик из 6 "Б"
      Галкина сияющая физиономия на следующей переменке рассказала мне, что она письмо прочла и очень обрадовалась.
      На некоторое время я развязался с личными делами и можно было заняться общественными.
      По всем показателям мой теперешний класс шел хорошо, но не было у него тимуровской работы. А без тимуровской работы первого места нам не видать. Так и сказал Витька Мелюх, наш председатель совета отряда.
      Каждую переменку ребята придумывали, над кем бы взять шефство. Всех соседних стариков и старушек уже разобрали другие классы.
      - А если снова пойти к Красовскому? - предложил Витька.
      - Я же был у него, - зашумел Мишка Зайцев. - Такого вредного старикана поискать только надо. Я к нему: "Давайте мы возьмем над вами шефство". А он мне: "Вон отсюда, воришка". Он подумал, что яблоки я у него хочу стащить. Нет, к нему никак не стоит идти.
      - А может попробуем? - вяло предложил Мелюх.
      - Бесполезно, - ответил Зайцев.
      - А если Коробухина послать? - вмешался в разговор Толька Дашкевич. Он парень веселый, любого заговорит. А так - что делать? Без тимуровской работы нам первого места не видать.
      Я как раз в это время списывал упражнение и краем уха слышал все, что говорили ребята. Когда назвали мою фамилию, я приподнял голову.
      - Не сумеет Коробухин, - лениво протянул Мелюх, - ничего у него не получится.
      - Получится, - неожиданно для самого себя сказал я. - Давайте адрес вашего старичка. Завтра же он будет здесь.
      МЫ С ЧАПАЕМ ЛЕТИМ В АТАКУ
      После уроков за мной увязался долговязый Мишка Зайцев.
      - Так ты пойдешь к этому деду? - спросил Мишка.
      - Пойду, а что?
      - Я тебе не советую. - Мишка выжидательно молчал.
      Я знал, что он сейчас сам все расскажет, и не задавал ему больше вопросов.
      - У него собака во дворе - волкодав, - выпалил Мишка.
      Я с интересом слушал.
      - А дома на стене висит двустволка, вот, - запугивал меня Мишка.
      - Я иду к нему как официальный представитель, а не за яблоками лезу. Тем более, что яблок сейчас нету, - отрезал я.
      - А он не разбирается, - горячился Мишка. - Он сразу спускает с цепи собаку и бежит в дом за двустволкой.
      Я обдумывал услышанное. Мишка понял, что я колеблюсь, и решил меня добить:
      - Я тебя предупреждаю. Укусит тебя бешеная собака, месяц будут колоть.
      Мишка решил, что я уже раскаиваюсь, и повернул к себе домой.
      - Ты знаешь, куда уколы от бешенства делают? - крикнул он уже издалека.
      Я кивнул. Я знал, куда делают уколы от бешенства. Но когда меня предостерегают: "Не иди, впереди яма, провалишься", - я всегда иду. И обычно оказывается, что никакой ямы и в помине нету и вообще все это враки. А еще в словах Мишки меня многое настораживало. С чего бы ему так обо мне заботиться? Нет, тут что-то не так.
      Пообедав, я отправился к вредному старику в гости.
      Мне представлялось, что живет он в мрачном, с наглухо закрытыми ставнями особняке, за двухметровым забором. А по двору прогуливается пружинистой походкой хищника волкодав.
      Но дом старика оказался совсем не мрачным, а желтеньким, словно птичий домик. Надписи "Осторожно, злая собака" на калитке не было. Вот, подумал я, скрывает дед собаку.
      Я толкнул калитку, она была не заперта. Входить боялся и крикнул на весь двор: "Здравствуйте!"
      Молчание. Собака не лает. Я сделал шаг, второй, и еще громче заорал:
      - Здравствуйте!
      Тишина. Тогда я смелее начал продвигаться вперед. Шел я крадучись, то и дело оглядывался.
      И вдруг:
      - Стой! Куда идешь?
      Я глянул в ту сторону, откуда раздался окрик. На скамеечке сидел старик - седой ежик волос, седые щеточки бровей, а лицо румяное, совсем молодое. Он чистил ружье.
      - Ну? - пробасил старик.
      Я не отвечал - не отрываясь глядел на ружье. Это была настоящая охотничья двустволка. Наконец я опомнился.
      - Здравствуйте! - поклонился я.
      - Здравствуй. Чего явился?
      Голос старика был грозен. Я сразу вспомнил все, что говорил мне о нем Мишка Зайцев. Вот дурак, опять ввязался в историю! Но надо выкручиваться. Размышлять некогда.
      - Нашпионерскийотрядпроситвасрассказатькакимвыбылигероемвгражданскуювойну! - Я выпалил эту длинную фразу на одном дыхании.
      - Врешь, ха-ха! А может, и не врешь? А чего ж ты крался по двору, словно воришка? - Старик прищурился.
      - А чего у вас воровать? - спокойно сказал я. - Яблок еще нету.
      Старик захохотал, и седые щеточки бровей запрыгали над веселыми глазами.
      - Истинная правда. А осенью заявишься ко мне?
      Я дипломатично промолчал. Старик насупился.
      - Вот молодежь пошла. Ты зайди ко мне и попроси яблок. Разве я тебе не дам - и антоновки дам, и аппорта не пожалею. А то лезут напролом, ветки ломают, кроме вреда, никакой пользы не приносят. Ну, садись, что ли, гостем будешь. - Дедушка подвинулся, и я сел рядом с ним на скамейку.
      - Вот осенью прошлой один, вроде тебя, тоже всякое говорил: и "наш пионерский отряд", и "мы будем рады", и все такое прочее. А когда я отлучился, чтобы самоварчик поставить, чайком гостя дорогого попотчевать, он, такой-сякой гость дорогой, в это время яблоню - самую мою любимую вчистую обобрал. И был таков.
      Я сразу сообразил, что дедушка на Мишку жаловался. Ага! Так вот где собака зарыта! Вот почему Мишка так обо мне заботился! Ну, погоди, подумал я. Ты свое получишь - и за меня, и за дедушку.
      Я весело улыбнулся старику.
      - Я никогда и ни к кому в сады не лазил.
      - Правда? - ухмыльнулся дед. - Это хорошо. Ты ко мне не лазай, потому что я тебе от души целую корзину преподнесу. - Старик наклонился к самому моему уху. - И какой это ты парень, что ни разу в чужие сады не лазил?
      Дед подмигнул. Он мне стал нравиться.
      - Так, значит, хотите услышать, каким я был в гражданскую войну?
      - Очень хотим, - сказал я. - Как вы на конях неслись и беляков на всем скаку рубали? - Я начал размахивать руками, показывая, как рубают беляков.
      - В пехоте я был, парень. Вернее, в артиллерии. А входила наша артиллерия в Чапаевскую дивизию. - Седые щеточки бровей гордо топорщились над ставшими вдруг молодыми глазами.
      Я даже ахнул.
      - Вы видели Чапаева?
      Старик негодующе фыркнул.
      - Василия Иваныча? Почти каждый день видел - и в бою видел, тяжелом, горячем, и за столом с ним сидел, и как поет слышал.
      Уже поздно вечером, попив чаю с медом, я ушел от хлебосольного Афанасия Михайловича. Старик вышел на крыльцо проводить. И я наконец решился.
      - А где ваша собака, Афанасий Михайлович?
      Старик задумчиво покрутил свои пышные брови, как некоторые крутят усы.
      - Нет у меня собаки. А без собаки на охоте, сам понимаешь, как без ружья. Друзья обещают добыть породистого щенка...
      Ночью мне снилось, как летят бесшумно на конях всадники. А впереди всех - сам Чапаев, а рядом - Афанасий Михайлович. Только он очень молодой. А брови еще черные, смоляные, и на меня похож!
      А всадники все ближе. Но это же я рядом с Чапаевым! Ура!
      Утром в школе меня окружили ребята.
      - Ну, как?
      - Отличный старик, - сказал я. - И совсем не вредный. Сегодня после уроков он придет к нам. Готовьтесь к встрече.
      - Молодец, Валерий, - пожал мне руку Витька Мелюх, - отлично справился с поручением. А в 6 "А" говорили, что ты разгильдяй.
      Я махнул рукой. Что обо мне хорошего могут сказать в моем бывшем классе? Ничего, конечно.
      Мишка Зайцев старался не попадаться мне на глаза, а как только звенел звонок, тихонько исчезал из класса первым.
      Но после четвертого урока я его все-таки настиг в коридоре и прижал к стенке.
      - Надо тебе что-то предпринять, Мишка, - сказал я озабоченно.
      - А что такое? - струхнул Мишка.
      - Старик знает, что ты в нашем классе учишься. Я, говорит, с ним расправлюсь, с этим ворюгой.
      - А что мне делать?
      - Уйти с последнего урока, другого выхода нет.
      - Хорошо, - сказал Мишка. - Уйду.
      И он убежал с последнего урока, за что ему потом хорошо нагорело.
      Я не люблю, когда меня хотят обдурить. Я сам, кого хочешь, обдурить могу. Вот так.
      ГАЛКА ВЫРАБАТЫВАЕТ ХАРАКТЕР
      Афанасий Михайлович пришел к нам в гости, как и обещал, и наговорил столько интересного, что ребята были в восторге. А потом мы стали ходить к нему по очереди, помогали по хозяйству. Меня он встречал как старого друга: "Спасибо тебе, Валерий, с такими хорошими ребятами познакомил".
      После того как мой теперешний класс взял шефство над чапаевцем, мы сразу же обошли мой бывший класс и уверенно метили на первое место в школе.
      Мои бывшие одноклассники негодовали. Ленька Александров грозился поколотить меня. А добрейшая Светка Никитина сказала, что такой подлости она от меня не ожидала.
      Вот чепуха получается, недоумевал я. Сами из кожи вон лезли, чтобы меня исправить и переделать, а тут, когда я перековался, на меня же и набросились.
      Только Галку Новожилову это совсем не интересовало. Каждую переменку она бежала в раздевалку и рылась в карманах своего алого пальто, искала новое письмо и не находила. Потому что я не знал, о чем ей писать.
      По-прежнему, хотя я и был уже в другом классе, ко мне приходила Ира. Она открывала дверь и обыкновенно спрашивала:
      - Как твоя глаукома?
      - Немножко колет, - охал я.
      - Может, вызвать "скорую"? - На Ириных губах появлялась улыбка.
      - Да нет, не стоит, - подумав, говорил я.
      И мы хохотали, открывали учебники и начинали заниматься.
      Ира очень много знала. Иногда мне казалось, что она знает столько, сколько наши учителя.
      Ира рассказывала мне о великих ученых, о том, как они совершали свои открытия и как, не страшась смерти, работали и работали. А некоторые знали, что скоро умрут, знали, что смертельно больны, и все равно сидели днем и ночью в лабораториях.
      Моим любимым ученым стал Альберт Эйнштейн. Может потому, что он был еще и веселым человеком. Какие он сделал открытия, Ира объяснить не сумела, но сказала: "Эйнштейн - величайший физик XX века".
      Но самым удивительным было то, что я исправил свои двойки. Одна за другой я разделался с ними. И было это не очень трудно. Конечно, Ира на меня крепко наседала. Но все-таки это я исправил двойки, а не она.
      Но сегодня у меня был вид человека, потерявшего лотерейный билет, который выиграл "Волгу". Говоря попросту, я был не в своей тарелке.
      - Ты очень невнимателен, - сказала Ира. - Так нельзя учить уроки.
      - Послушай, - перебил я Иру, - если девчонка влюбилась в мальчишку, а он нет, то что делать?
      Ирино лицо густо покраснело. Под моим взглядом она опустила голову.
      - Не знаю, - тихо сказала она.
      - У тебя нет опыта? - спросил я.
      - У меня нет опыта, - так же тихо ответила Ира.
      Я начал расхаживать по комнате. Мне всегда легче думалось, когда я двигался, размахивал руками, даже разговаривал сам с собой.
      - Я пойду. - Ира встала и сложила книжки. - Все равно сегодня не позанимаемся.
      - До свидания, - сказал я, и Ира ушла.
      Что же придумать? Я повалился на тахту. Если Ира, которая знает все на свете, этого не знает, то что делать?
      Больше я не мог морочить голову Галке. Мне иногда становилось ее жалко. Сперва я хотел ей отомстить, а тут заварилась такая каша, - как ее одному расхлебать?
      Наконец я решился. Я взял ручку и сочинил новое письмо. Оно было самым коротким и самым энергичным.
      Я решил тебе все рассказать. Приходи в наш класс в 8 часов вечера.
      Мальчик из 6 "Б"
      В половине восьмого я прошмыгнул мимо бренчащей ключами тети Шуры в 6 "Б".
      В классе была необычная тишина. Никто не бегал по партам, не хлопал крышками. Парты отдыхали от нас, ребят. У них был мертвый час.
      Дверь заскрипела, и вошла Галка. Света я не зажигал, и поэтому она меня не видела.
      - Здесь есть кто-нибудь? - спросила Галка, и у нее задрожал голос.
      - Это я, - сказал я и подошел к выключателю.
      Свет залил класс, парты проснулись, а Галка вскрикнула:
      - Коробухин, что ты здесь делаешь?
      - Это я писал тебе письма, - выпалил я.
      Галка зажмурила глаза, она не хотела верить.
      - Это я, я засовывал их в карман твоего пальто. Я ждал тебя тогда, в парке.
      - Зачем ты это делал? - наконец спросила Галка.
      - Я думал, что все ребята и ты ко мне плохо относятся. Мне просто грустно было без всех вас. И мне хотелось, чтобы вы поняли, какой я был.
      Ох, и люблю я произносить монологи, как будто я не Валерка Коробухин, а артист Смоктуновский в роли Гамлета.
      В этот момент дверь отворила тетя Шура.
      - Что вы тут, полуночники, свет жжете? Вы знаете, сколько на новые деньги киловатт стоит? Целых четыре копейки.
      Тетя Шура в шутку замахнулась на нас щеткой. Ловко увернувшись, мы побежали по коридору.
      Когда мы выскочили из школы, Галка уже хохотала. Она тряхнула косами и спросила:
      - Это было происшествие? Я очень люблю происшествия.
      - Это пустяк, - хмыкнул я. - Со мной бывали настоящие происшествия. Хочешь, расскажу?
      - А я сразу догадалась, что это ты мне написал. Помнишь, когда ты пришел в парк? Ой, и гроза была... Если б не твой плащ...
      Я открыл рот от изумления. Я думал, что обвел Галку вокруг пальца, а она, оказывается, все знала! Да нет, это она сейчас притворяется, что все знала. Чего бы она тогда удивлялась, застав меня в классе?..
      А Галка все говорила, и голос у нее был не такой, как на собраниях и на всяких проработках, а нормальный, человеческий, и даже приятный.
      - Помнишь, ты мне обещал лампочку из фонаря достать? - вдруг сказала Галка.
      - Лампочку? - переспросил я. - Пожалуйста. Бежим?
      Бежим.
      Мы полетели на всех парусах. Запыхавшись, мы добежали до ворот парка. К счастью, никого в это время поблизости не оказалось.
      Я начал карабкаться на столб. Галка стояла внизу и тихонько повизгивала от страха.
      На вершине столба я снял плафон, открутил лампочку, снова поставил плафон на место и быстро, на одних ногах, соскользнул вниз.
      Галка прошептала:
      - Я боюсь. Бежим.
      И мы снова понеслись по улице.
      Но даже тогда, когда я бегу, мысли не оставляют в покое мою голову. Вы хотите знать, о чем я думал?
      Я думал о том, что лампочки я, случалось, выкручивал и раньше. Но никогда я не мог представить, что буду заниматься таким делом вдвоем с Галкой. С Галкой Новожиловой - самой примерной, самой активной девчонкой во всей нашей школе.
      СЕМКА СТОИТ КАК ЛЕВ
      Первенство дружины по футболу разыгрывалось между пятыми, шестыми и седьмыми классами. Играли мы по олимпийской системе, с выбыванием. Наша команда одерживала победу за победой.
      Я играл неплохо. Я и сам удивлялся, откуда у меня появилась такая скорость, как я научился бить одинаково сильно и правой и левой ногой.
      Отлично шла команда и моего бывшего класса.
      В финале мы должны были встретиться в решающем матче. Он был назначен на завтра.
      А сегодня на переменке прибежал Мишка Зайцев - рот до ушей - и хихикает.
      - Ребята, в 6 "А" паника. Колька Игнатов отказывается стоять в воротах. Говорит, я боюсь Коробухина.
      - Меня? - оживился я.
      - Да, а если Колька не будет стоять в воротах, победа нам обеспечена.
      Все хором завопили: "Ура!" Один я не ликовал. Колька всегда был труслив. Если бы ему побольше храбрости, он мог бы стать хорошим вратарем. Интересно, кто заменит Кольку?
      На следующей переменке тот же Мишка чуть не лопался от хохота.
      - Ой, ребята, держите меня! Знаете, кто у них будет стоять в воротах? Семка Паперно.
      Все захохотали, даже я улыбнулся. В нашей команде Семка был вечным запасным. Иногда играл в защите, играл, правда, настырно, но чего-то ему не хватало. А в воротах я Семку ни разу не видел.
      - А знаете, почему они его поставили? - давился от хохота Мишка. Потому что он твой друг. - Мишка, ухмыляясь, поглядел на меня. - И хорошо знает все твои привычки.
      И Мишка снова залился хохотом.
      Вечером мне не хотелось идти во двор. Я знал, что обязательно там встречу Семку. А что я скажу ему?
      Но все-таки я спустился во двор. И, конечно, сразу наткнулся на Семку.
      - Привет, - сказал Семка.
      - Привет. - Я пожал ему руку.
      - Как жизнь? - спросил Семка.
      - Ничего, - сказал я.
      Потом мы замолчали. Я поддел ногой камешек. Камешек шлепнулся метров за двенадцать, почти у самой стены соседнего дома. Семка внимательно проследил за его полетом.
      - Слушай, - я почесал нос, - зачем ты согласился стать в ворота? Ты же... не сумеешь.
      - Сумею, - твердо сказал Семка. - Я стоял в воротах летом, когда был в пионерском лагере.
      - И сколько пропустил?
      - Пять, - улыбнулся Семка, - но мы выиграли. Было 7:5 в нашу пользу.
      Я подумал: неплохо, что хоть раз он стоял в воротах.
      - Слушай, - сказал Семка, - завтра будем играть честно.
      - Конечно, - кивнул я.
      - Забудем, что мы друзья.
      - Забудем, - повторил я.
      - Ты бей как можно сильнее, - сказал Семка.
      - Хорошо, я буду бить что есть силы. Я тебе обещаю.
      - Хорошо. - Семка улыбнулся. - До завтра.
      - Пока, Сема. - Я тоже улыбнулся. - Держись завтра.
      Такого матча еще не помнила история школьного спорта. Десятки болельщиков столпились у белой черты, за которой начиналось поле стадиона. Полем его можно было назвать условно, потому что на нем не росло ни травинки.
      Матч начался бешеными атаками нашей команды. Мы буквально прижали мой бывший класс к воротам.
      Я, потом Мишка Зайцев, Толька Дашкевич с пяти метров расстреливали ворота, в которых второй раз в жизни стоял Семка. Но Семка делал невозможное. Он бросался в ноги, перехватывал передачи, ложился на мяч...
      Ободренные тем, что их ворота непробиваемы, ребята из моего бывшего класса стали все чаще врываться на нашу штрафную площадку. Мне приходилось отходить на защиту. Но гола все не было.
      - Что творится с Семкой? - спрашивали у меня ребята в перерыве.
      - Не знаю, - сказал я. - Он второй раз в жизни стоит в воротах.
      - Ему надо бить повыше, - сказал Зайцев. - Он маленький и высокие мячи не возьмет.
      - Я подумал об этом, - кивнул я. И я представил, как мы забьем гол в ворота Семки, и мне стало жаль Семку и всех ребят. Почему так получается, что я делаю все шиворот-навыворот?! И сейчас вот играю против своих. Кошмар какой-то.
      И вот второй тайм. Я прорываюсь по своему краю, навешиваю мяч на штрафную. Там его перехватывает Мишка и бьет в верхний угол. Семка кончиками пальцев достает до мяча, мяч ударяется в штангу, и защитники отбивают его подальше от своих ворот.
      "Чуть-чуть выше, - думаю я, - и Семка не возьмет".
      Я обвожу одного защитника, второго, бью, но мяч попадает в лицо Леньке Александрову, который бросается мне наперерез.
      Болельщики хохочут. Ребята из моего бывшего класса свистят. Они думают, что я нарочно залепил по Ленькиной физиономии. А у меня случайно вышло. Я совсем не хотел, он сам налетел на мяч.
      Ленька тоже решил, что я нарочно ударил его мячом по лицу. Я вижу, как он злится, и слышу его шепот:
      - Подожди, Коробухин!
      Я снова влетаю с мячом на штрафную и тут же шлепаюсь на землю и растягиваюсь во весь рост. Ленька подставил мне подножку. Болельщики свистят, шумят.
      Физрук ставит мяч на 11-метровую отметку.
      - Ты будешь бить? - тяжело дышит Зайцев.
      - Лучше ты, - говорю я. - Он меня по ноге ударил.
      Мишка разбегается, бьет, и Семка, конечно, пропускает мяч. Мишка бил в правую верхнюю девятку, а чудеса не могли долго продолжаться.
      Ребята из моего бывшего класса рвутся к нашим воротам. Мы защищаемся отчаянно. Гремит финальный свисток. Ура! Победа!
      Я вижу, как ребята из моего бывшего класса пожимают руку Семке, хлопают его по плечу. Но Семка уныло повесил голову и не смотрит никому в глаза.
      - Ты здорово стоял, - говорю я ему, когда мы идем домой. - Просто потрясающе.
      - Я должен был взять пенальти. - Семка хмурится.
      - И Яшин иногда пропускает, - утешаю я своего друга.
      - Я бы его взял, если бы ты бил, - упрямо твердит Семка.
      - Может быть, - неуверенно отвечаю я.
      - Точно взял бы, - оживляется Семка. - Я и правда знаю твои привычки.
      - Слушай, - говорю я. - Приходи на чердак вечером. Поговорим.
      - Приду, - обещает Семка.
      - Только не расстраивайся, - говорю я, и Семка улыбается: ладно, мол, чего там...