Ребята просто взвизгивали от хохота.
      - Но это еще не все. - Галка подняла руку, призывая к тишине. - Это еще цветочки, а вот и ягодки.
      "17 декабря. У наших девчонок не сердца, а камни, я бы даже сказал булыжники. На их глазах горит человек, а они хоть бы хны. Не желают товарищу подать руку помощи.
      Сегодня на уроке русского языка горел Колька Комаровский. Когда у него спросили, какая разница между глаголами совершенного и несовершенного вида, от Кольки сразу повалил дым. Он бросал красноречивые взгляды на девчонок, которые, как назло, захватили первые парты. Но те делали вид, что ничего не замечают.
      Чувствуя, что Колька гибнет, я сжалился над ним и прошептал с последней парты, - оцените мое мужество! - глаголы совершенного вида - это такие, которые достигли совершенства, а несовершенного - которые этого самого совершенства не достигли.
      А что было дальше, всем известно: Колька получил двойку.
      Предлагаю всех девчонок, которые не выручили товарища из беды, осудить - неделю не продавать им в буфете пончиков с повидлом".
      Ребята стонали от смеха и чуть не падали с парт. Даже Галка смеялась.
      Но потом она сказала:
      - Ну, хватит на этом. - И захлопнула тетрадку.
      - Еще, еще! - закричали ребята. Они стучали крышками парт и орали: "Бис, бис!" Знаете, как в театре вызывают понравившегося актера.
      Я понял, что должен выйти на сцену. Я встал и величественно подошел к доске. При моем появлении ребята замолкли. На их лицах блуждали улыбки. Они ждали, что сейчас я отколю еще какой-нибудь номер.
      - Галя права, - сказал я. - Хорошего понемножку. Вторая серия еще не готова. Спасибо за внимание.
      Я поклонился.
      Мне захлопали.
      В класс вошла техничка тетя Шура.
      - Что это - концерт у вас или мероприятие какое?
      - Репетиция, тетя Шура, - улыбнулась Галка.
      - Вы репетируйте, конечно, но шепотом, - сказала тетя Шура. - За стеной директорша урок начала, услышит - она вам устроит концерт.
      Так окончилось мое первое выступление. Если говорить честно, я был доволен. Такого горячего приема я и не ожидал. Правда, исполнительнице моих произведений не хватало чувства юмора, но - сойдет и так.
      А самое главное - теперь никто не скажет, что я не выполнил пионерское поручение.
      Не выполнил?
      А аплодисменты?
      То-то.
      СЕМКА ЖЕРТВУЕТ ШЕВЕЛЮРОЙ
      Что ни говорите, что вы мне ни доказывайте, а самое интересное в школе - это каникулы. С каким нетерпением ждешь воскресенья, а ведь каникулы - это двенадцать воскресений сразу и подряд.
      Сперва, конечно, в каникулы надо выспаться. Дрыхни себе хоть до десяти часов, никто тебя не растолкает с воплем: "Опять, бездельник, опоздал в школу!"
      Потом в каникулы можно вволю покататься на лыжах и коньках.
      А потом заняться и серьезными делами.
      Я еще вам не рассказывал, что у меня с Семкой была страсть - марки. Одно время мы чуть не помешались, говорили только о Конго, о Мадагаскаре, о Береге Слоновой Кости. За что попало мы выменивали марки. Сперва каждый собирал свой альбом, и у нас попадались одни и те же марки. Но вскоре мы объединились, а одинаковые марки решили повыгоднее обменять.
      Я уже охладел к коллекции, а Семка все еще вздрагивал, когда видел новую марку, и спрашивал у хозяина драгоценности: "Что ты хочешь взамен?" Я не сомневаюсь, что попроси тот у Семки новую рубашку, которую ему вчера купила мама, он отдал бы не задумываясь.
      Наши альбомы хранились дома у Семки, и мой друг часто бегал в центр города, где был большой книжный магазин. В том магазине постоянно собиралась толкучка, там обменивались марками.
      Однажды Семка прибежал ко мне очень расстроенный:
      - У меня какие-то гады отобрали альбом, а там Конго, Монако... Я гнался за ними, они перемахнули через забор и удрали...
      А произошло вот что. Как всегда, Семка толкался в толпе мальчишек, разглядывая чужие альбомы и по называл свой.
      К нему подошел длинный бледный парень и вежливо улыбнулся:
      - Мне очень нравятся твои марки, мальчик. Пойдем ко мне домой. Я покажу тебе свои, у меня неплохая коллекция. Я живу рядом, во дворе.
      Простодушный Семка поплелся за парнем. А кто бы не пошел? Собственно, чего бояться?
      Когда они миновали ворота, какие-то мальчишки дали Семке подножку, он растянулся, а альбом упал в снег. Похитители схватили альбом и помчались к забору. Бледный парень удирал вместе с ними.
      Пока Семка вскочил, пока перелез через забор, похитителей и след простыл.
      - И это в самом центре города! - восклицал я, расхаживая по комнате. Среди бела дня! Куда только смотрят дружинники!
      Семка сидел в моем кресле-кровати подавленный. Я понял, что мои слова отлетают от него, как мяч от стены.
      Тогда я сказал:
      - Надо действовать.
      И мы ежедневно стали появляться в книжном магазине. Для отвода глаз мы брали альбом с самыми обыкновенными марками - их можно купить в любом киоске.
      К нам подходили, внимательно рассматривали альбом, махали руками: "А, ерунда", - и отходили. Нам это было на руку. Не привлекая внимания, мы в четыре глаза (два моих и два Семкиных) наблюдали за всеми, кто входил в обе двери магазина.
      Три дня не принесли нам успеха. Надо было менять тактику.
      - Вот что, - сказал я Семке, когда мы собрались в четвертый раз на "охоту". - Тебе придется изменить внешность.
      Семка вздрогнул, когда я схватил его за нос.
      - Вообще неплохо бы укоротить нос, но это нереально, - подумал я вслух и отпустил Семкин нос.
      Семка облегченно вздохнул и ласково погладил нос.
      Я еще раз оглядел Семку. Мой друг, не мигая, смотрел на меня: что еще я предложу ему укоротить?
      - Придется отказаться от кудрей, - грустно сказал я.
      Кудри были гордостью Семки. Еще летом, когда он узнал, что в 6-м классе можно будет щеголять в прическах, Семка стал любовно отращивать свои волосы. Когда он появился 1 сентября, все ахнули, особенно девчонки. Шевелюра преобразила Семку. Теперь он был похож на всех великих музыкантов прошлого сразу.
      И вот я смотрю Семке в печальные глаза и говорю:
      - Надо, Сема, понимаешь?
      Семка шмыгает носом.
      - Иначе мы не добудем марки, - настаиваю я.
      Семка решительно встает.
      - Идем в парикмахерскую.
      - Сема, позволь мне пожать твою мужественную руку, - растроганно говорю я.
      Из парикмахерской Семка вышел пошатываясь и облизывая губы. Я ждал его на улице.
      Семка нахлобучил на уши шапку и виновато улыбнулся:
      - Холодно без них.
      Семка без кудрей был неузнаваем. То есть я его узнал, потому что это был Семка-пятиклассник.
      - Это даже полезно, - сказал я. - Стрижка укрепляет корневую систему.
      - Конечно, - бодрился Семка. - Они после этого еще лучше будут.
      - В сто раз лучше, - горячо поддакнул я.
      И вот мы снова в магазине. Семка снимает шапку и, остриженный наголо, с альбомом в руках, ожидает похитителей. Я, спрятав в воротник пальто лицо, притаился в углу напротив. Семка должен мне мигнуть, и тогда я нападу на похитителей марок.
      - А если их будет трое? - растягивает слова Семка.
      - Справимся, - говорю я. Как? Я и сам не знаю. Но главное - быть уверенным.
      И снова день впустую. Похититель наших марок не появлялся.
      - Зря я волосы остриг, - канючит Семка, когда мы вечером идем домой. Фонари в снежных шапках печально стоят вдоль улицы.
      - И вообще - каникулы пройдут, а мы ни разу на лыжах не покатаемся, - с тоской говорит Семка.
      - Завтра делаем выходной, - я громко хлопаю перчаткой о перчатку. Поедем в парк, на горку. А потом продолжим поиски.
      МОРОЗ, СОЛНЦЕ И...
      В парке было столько народу, и все на лыжах, что казалось, снег будет раздавлен, втоптан в землю... Но ничего подобного не случилось. Потому что снега было слишком много. Никогда еще в нашем городе не было столько снега. Мороз подрисовал каждому лыжнику по румяному яблочку на щеку. И само солнце было похоже на сочную, крепкую антоновку.
      Мы с Семкой, конечно, махнули на горку.
      - Догоняй! - крикнул я Семке и оттолкнулся палками. Потом сунул их под мышки, чуть-чуть присел и понесся на всех парусах. Ветер пел в моих ушах.
      Внизу я развернулся и замер. Следом за мной скатился Семка. Из-под его лыж вырвался целый снежный фонтан.
      - У-у-х! - сказал я.
      - А-а-х! - подхватил Семка.
      - О-о-х! - не сдавался я.
      - Ы-ы-х! - показал все зубы Семка.
      - Пойдем на склон, - предложил я, когда мы нафыркались всласть.
      Мы снова взобрались на горку, и первой, кого я увидел, была улыбающаяся Ира. И другие девчонки из нашего класса. Вы не забыли еще мою соседку по парте? Вокруг нее, как всегда, вились мальчишки.
      - Валерка, - зашипел за моей спиной Семка, - вот он. В желтом свитере.
      Девчонки болтали с мальчишками и заливались от хохота. Ближе всех к Ире стоял, опершись на палку, похититель марок.
      - Точно он? - переспросил я.
      - Точно! - закричал Семка и рванулся вперед. - Сейчас я ему дам.
      - Спокойно. - Я остановил Семку. Несколько минут я обдумывал ситуацию. Рядом с похитителем были его друзья - здоровые ребята, явно из восьмого класса. Надо было их разъединить. С троими нам не справиться.
      - Жди меня у леска, там, где склон кончается. - Я обернулся к Семке. И без меня ничего не предпринимай.
      Я знал, что по крутому склону многие боятся съезжать, даже отличные лыжники. И я решил попробовать вот что.
      Я взобрался на горку, и тут меня узнали Ира и другие девчонки.
      - Валерий! - обрадовалась Ира. - Где ты пропадал?
      - Мы с Семкой повторяем пройденное, - сказал я, приглядываясь к похитителю. Тот презрительно улыбнулся:
      - Зубрилы несчастные.
      Я еле удержался, чтобы не смазать его по довольной физиономии.
      - Между прочим, - я ослепительно улыбнулся, - очень легко узнать настоящего зубрилу - есть простой способ.
      - Какой? - спросила Ира.
      - А вот видите склон? - Я помахал палкой. - Кто по нему съедет, тот и не зубрила. - Я снова очаровательно улыбался.
      Друзья похитителя побледнели. И он сам, кажется, немного струсил.
      - Ну, так кто первый? - спросил я.
      Девчонки перестали хихикать и начали шушукаться.
      - А это не опасно? - забеспокоилась Ира.
      - Смотря для кого, - я с прежней улыбкой глядел на похитителя.
      Он оказался смелым парнем.
      - Я - первый, - сказал похититель.
      Мы подъехали к накатанной лыжне. Похититель помедлил немного, а потом резко оттолкнулся и полетел вниз. Над трамплином он взвился как птица. Когда он приземлился, его закачало. Но похититель устоял. И вот он уже махал снизу палками и что-то вопил.
      Друзья похитителя марок ликовали, как будто это они съехали с крутого склона.
      - Молодец, - сказал я.
      Он отличный лыжник, этот похититель. Даже как-то расхотелось его бить.
      - Кто следующий? - вежливо спросил я.
      Друзья похитителя отводили глаза от моей улыбающейся физиономии.
      - Я следующий, - сказал я. Я скатился легко, плавно - такие вещи я делаю запросто.
      Вскоре я был рядом с улыбающимся похитителем марок.
      - Для первого раза неплохо, - похвалил я его.
      - А они что, боятся? - спросил похититель о своих друзьях.
      - Трусят. Пошли наверх.
      Чтобы снова попасть на горку, надо было обойти лесок, где сидел в засаде Семка.
      Как только Семка нас увидел, он сразу рванулся к похитителю. Тот усмехнулся и посмотрел на меня. Мое лицо было каменным.
      Похититель все понял.
      - Отдай марки, гад! - закричал Семка.
      - Спокойно, пострадавший. - Я поднял руку. - Подсудимый уже раскаялся и добровольно возвратит нам марки.
      - Нет у меня никаких марок! - закричал похититель. - Чего прицепились?!
      - В такой прекрасный солнечный день не хотелось бы кого-то бить, - с пафосом сказал я. - Нет, сейчас хочется декламировать стихи. "Мороз и солнце, день чудесный..."
      Тут похититель попробовал удрать. Он занес лыжу, чтобы развернуться, и тогда я толкнул его. Похититель повалился лицом в снег. Семка, успевший избавиться от лыж, вскочил ему на спину. Я подоспел на помощь.
      - Отдашь марки? - кричал Семка. - Отдашь, гад?
      Никогда я не видел моего друга таким разъяренным.
      Похититель попытался вырваться, но ему мешали лыжи, Семка и я.
      - Не отдам! - закричал он. - Нету у меня их!
      - Врешь, - сказал я. Меня этот бледный вор уже бесил. Вот сволочь, украл у человека марки и не думает сознаваться.
      Мы прижали похитителя к земле и стали кормить его снегом. Он увертывался, орал. Но несколько порций холодного снега быстро охладили его пыл.
      - Ладно, отдам. Вечером принесу в магазин, - наконец пробормотал он.
      Я помотал головой.
      - Мы сейчас встанем и пойдем вместе к тебе домой.
      Он медленно поплелся впереди. Мы с Семкой не отставали. Таким типам я никогда не доверяю.
      Похититель жил недалеко от парка, в девятиэтажном доме с красными балконами и с такой штуковиной на крыше, похожей на птицу, которая присела отдохнуть.
      - Подождите меня здесь, я сейчас вынесу, - сказал похититель.
      - Не выйдет. - Я прямо посмотрел ему в глаза. - Положи свои лыжи. Сема их покараулит, он парень честный, не то что некоторые. А мы вдвоем пойдем к тебе.
      Когда мы поднимались в лифте, я сказал:
      - Если ты будешь валять дурака, мы скажем Семкиному дяде - он начальник милиции. Понял?
      До похитителя все дошло. Он вручил Семке альбом. Мой друг схватил его и, сияя, стал разглядывать марки.
      Я швырнул похитителю его лыжи (кстати, отличные, эстонские) и дал на прощанье тумака по спине.
      - Еще раз попадешься, пятнадцати суток не миновать. Это я тебе обещаю, Валерка Коробухин.
      Я ПОЖИМАЮ ПЛЕЧАМИ
      Как только прозвенел звонок, я схватил свою сумку и бросился к двери.
      - Ты куда? - спросила вожатая Кира. Она выросла на пороге и преградила мне дорогу.
      Я метнулся в сторону, но удрать не удалось.
      - Ты куда, Коробухин? - повторила вожатая.
      - Да я... - Несколько секунд я соображал, как выкрутиться. Понимаете... Вы слушали утром радио?
      - Слушала, - ответила вожатая Кира.
      - Так вам, значит, известно, что сегодня должна прилуниться автоматическая станция?
      - Ну и что из этого?
      - Как что из этого? - искренне удивился я. - Как это без меня произойдет? Я должен все увидеть.
      - Ничего, - сказала Кира. - Десять минут ты и твоя станция потерпят.
      Она подождала, пока я сел на место, потом направилась к столу и оперлась о него руками.
      - Ребята, - сказала вожатая Кира, - началась третья четверть. Она самая длинная, но и самая короткая, потому что если не успеешь исправить плохие отметки, то останешься на второй год. Мы должны наладить шефство над отстающими учениками.
      - А мы помогаем друг другу, - раздался чей-то голос.
      - Все помогаете? - спросила Кира.
      - Все! - Ребята в нашем классе очень любят отвечать хором.
      - Это и плохо, - назидательно сказала вожатая. - Надо, чтобы один ученик шефствовал над другим и чтобы он отвечал за двойки товарища. Давайте прикрепим сильных учеников к слабым. Вот, например, Коробухин. Он куда-то торопится, давайте начнем с него.
      - Я перепутал, - сказал я.
      - Что ты перепутал? - улыбнулась вожатая Кира.
      - Станция должна прилуниться завтра, - сердито ответил я.
      - Ну и прекрасно, - сказала вожатая Кира. - Так кого мы прикрепим к Коробухину?
      В классе наступила гробовая тишина. Я с улыбкой разглядывал ребят. Ну, кто на этот раз решится?
      В прошлом году мне помогала сама Галка Новожилова. Она ворвалась в нашу квартиру как на пожар, на ходу засучивая рукава.
      - Давай быстрее начнем, - сказала она. - У меня времени в обрез.
      Я молча поплелся на кухню, сел за стол, на котором была навалена груда картошки, и принялся ее чистить.
      - Ты где? - Галка влетела на кухню. - А, - она махнула рукой на картошку, - потом сделаешь.
      Я помотал головой:
      - Нельзя.
      - Почему?
      - Сегодня вечером к нам придут гости, и мама велела, чтобы вся картошка была почищена. Садись помогай. - И я подал ей ножик.
      Энергичная Галка схватила самую большую картофелину и принялась ее чистить. Через несколько секунд у нее в руках была уже жалкая крошечная картофелинка.
      - Так дело не пойдет, - недовольно сказал я. - Если ты будешь так чистить, нам придется торчать здесь часа два. Ты медленнее, спокойнее...
      Галкиной энергии хватило еще на три бульбины. А потом она тяжело вздохнула:
      - Ты меня извини, пожалуйста. Но мне надо на совет дружины. Я уже опаздываю.
      - Пожалуйста. - Я и не думал ее задерживать. - Приходи завтра.
      - Да, да, я приду завтра, - заторопилась Галка.
      Назавтра ее ждала гора немытой посуды ("от гостей осталось"). Послезавтра я встретил Галку с тряпкой в руках - мы отлично помыли пол. И когда, наконец, послепослезавтра я открыл ей дверь с малярной кистью в руках и сказал: "Покрасим коридорчик и кухоньку, а тогда возьмемся за уроки", Галка не выдержала. Она сказала, что больше не может и пусть я занимаюсь как хочу.
      Я был доволен.
      Следующим мне решился помогать добродушный рыжий Вовка Шлык.
      Я смерил его широкие плечи, глянул ему в синие глаза и понял, на что он может сгодиться.
      Нам привезли машину брикета и свалили во дворе. Мама беспокоилась, как перенести торф в подвал. Вот я и сказал маме, что ко мне придет товарищ и мы с ним в два счета справимся с торфом. Так и получилось.
      Вовка и не думал отказываться, он только спросил:
      - Ну, а потом займемся математикой?
      - Обязательно. - Я ударил себя в грудь. - Только математикой - чем же нам еще заниматься!
      И работа началась. Когда явилась мама, мы почти половину брикетной кучи перетащили в подвал.
      - Молодцы, ребята, - обрадовалась мама. - Отдохните немного. Я вас сейчас компотом угощу с пирожками.
      Мы сидели на брикете и пили компот, и ели пирожки с мясом, а мама приговаривала:
      - Какой хороший у тебя товарищ, Валерий. Бери с него пример.
      - Беру, мама, беру. - Я вовсю глотал пирожки и запивал их компотом. Потом поднялся.
      - Ну мы, пожалуй, продолжим.
      Добродушный Вовка вздохнул и стал нагружать ведро коричневыми брикетинами.
      Когда стемнело, весь наш сарай был забит брикетом, а еще небольшая кучка осталась на дворе. У меня ныла спина. Вовка не мог пошевелить руками, так они болели.
      - Завтра добьем, - я бросил брикет в ведро, оно зазвенело.
      - Добьем, - вздрогнул Вовка.
      Назавтра Вовка сказал, что у него секция и он не может прийти таскать брикет. Послезавтра он сказал, что немного нездоров. А глаза его бегали и прятались от моих глаз.
      Я не настаивал. Я понял - и этот помогать не будет.
      Вот почему я с таким веселым видом оглядывал ребят. Все знали о том, как я встретил Галку и Вовку, все еще помнили об истории с Эльбрусом и потому молчали.
      - Так кого прикрепим к Коробухину? - повторила вожатая Кира.
      - Я буду помогать Валерию, - рядом со мной решительно хлопнула крышкой парты Ира.
      Да, этого я не предусмотрел. Она же ничего не знает. Что придумать?
      - Можно мне? - Я поднялся. - Я, конечно, очень благодарен Ире, что она взялась мне помогать. Но, может, ей будет трудно?
      - Почему? - спросила Кира.
      - Но ведь у Иры занятия в музыкальной школе, и потом она... - я изобразил, как гимнастки делают ласточку. - Просто времени не хватит?
      - Хватит, - сказала Ира.
      - Значит, договорились? - И Кира что-то отметила в своей тетради.
      Я пожал плечами.
      БОЛЕТЬ - НЕ МОЕ ПРИЗВАНИЕ
      Дзинь!
      Это к нам позвонили.
      - Войдите, - чуть слышно проскрипел я. - Дверь открыта.
      - Здравствуйте, к вам можно? - На пороге стояла Ира.
      Я слабым движением руки показал: входи, мол, видишь - лежу... еле жив...
      - Что с тобой? - бросилась ко мне Ира.
      Я лежал на маминой тахте, держался за сердце и тихо стонал.
      - Что с тобой? - Ира совсем перепугалась.
      - Энцефалит, - сказал я.
      - Что-о-о?
      - Энцефалит и еще глаукома, - сказал я, и на моих глазах заблестели слезы. Мне и самому вдруг показалось, что я серьезно болен, еле дышу и скоро, наверное, очень скоро умру.
      - Я сейчас же сбегаю за врачом. - Ира начала поспешно застегивать пуговицы пальто.
      - Не надо! - Я даже приподнялся, но потом быстро опустился и застонал.
      - Я знаю, что врач скажет: "Покой, только покой, другого лекарства нет".
      - Я даже не знала, что у тебя такие тяжелые болезни, - серьезно сказала Ира.
      Я покивал головой.
      - Может, тебе книжку почитать?
      Я отрицательно замотал головой и жалобно проныл:
      - Сколько времени?
      Ира посмотрела на часы, которые тикали на тумбочке.
      - Половина четвертого.
      - Еще часов пять лежать надо.
      - Так долго? - удивилась Ира.
      - Может, и больше, - печально вздохнул я. - Ты иди домой.
      - Но вдруг тебе что-нибудь понадобится, - взволнованно сказала Ира. - Я тебе помогу. Болезни все-таки опасные.
      - Спасибо. - Голос мой дребезжал, как старенький трамвай. - Сейчас мама придет. Она знает, что делать. Ты иди. Иди!
      - До свидания. - Ира ласково улыбнулась и, пятясь, вышла в коридор. - Я к тебе вечером зайду! - крикнула она.
      Когда за ней захлопнулась дверь, я сел на тахте, нашел то место на груди, под которым бьется сердце. Может, я и вправду заболел? Но нет. Сердце билось, как и до сегодня. Еще 100 лет по меньшей мере будет стучать.
      Дзинь! Снова к нам.
      Я моментально вытягиваюсь на тахте.
      - Входите, - жалобно говорю я.
      - Валерка, это я. - За дверью слышен Семкин голос.
      - Ты один?
      - Да, один, а что?
      Я спрыгиваю с тахты и в два прыжка достигаю двери. Все-таки болеть это не мое призвание.
      Семка входит, глаза его широко раскрыты - он удивлен. Под мышкой у него торчат лыжи.
      - Слушай, что ты выдумал? - говорит Семка. - Встретил Ирку, она сказала, что вызовет "скорую помощь". Ты, мол, чуть ли не при смерти. У нее слезы на глазах были.
      Я застонал, как настоящий больной.
      - Ах, черт. Как она вызовет "скорую"?
      - У нее телефон дома, - сказал Семка.
      - Да, - я философски почмокал губами. - Всего не предусмотришь. Так ты говоришь - она рыдала? Впечатлительная девочка.
      - Да что с тобой? - недоумевал Семка.
      - Ничего, Сема, ничего. Просто я влип. И ничем уже мне не поможешь. Айда лучше кататься на лыжах.
      Я не буду рассказывать, как примчалась "скорая помощь", как все потом выяснилось, и что сказала мама, и что подумала Ира. Вы уже хорошо знакомы с моей жизнью и легко все это себе представите.
      Я только расскажу, как назавтра ко мне домой снова пришла Ира.
      Она разделась в коридоре, я хотел ей помочь повесить пальто, но она твердо отвела мою руку и молча прошла в комнату.
      Ира села на стул и резко открыла учебник физики:
      - Будем заниматься.
      - Будем, - повторил я и придвинул свой стул поближе к Ире.
      - Начнем с физики, - строго сказала Ира.
      - Начнем, - как эхо, повторил я.
      Ира решительно тряхнула головой.
      - Ты должен знать, что без физики в наше время очень трудно что-нибудь сделать, даже жить трудно.
      - Да, трудно. Мне очень трудно... жить... без физики, - затянул я.
      - Если ты сейчас же не прекратишь свои кривлянья, я уйду!
      Я никогда не видел Иру такой сердитой, лицо ее пылало, как пирог, вынутый из духовки.
      - Я не кривляюсь, - разозлился я. - Я всегда говорю серьезно. Это вам всем кажется, что я кривляюсь. Все привыкли и думают, что я клоун. И как увидят меня, так сразу рты в улыбочку растягивают - ждут, что смешить буду. А я не клоун, я человек. И мне обидно, что меня не понимают.
      Ира выслушала мой монолог очень серьезно, глаза ее горели. Она сказала:
      - Я верю, что ты хороший человек. Понимаешь?
      - Понимаю, - я проглотил слюну. - Если бы все были такие, как ты.
      Я улыбнулся Ире. Она тоже улыбнулась.
      - Слушай, поедем в воскресенье в Зеленое на лыжах. Там есть такой карьер - одно удовольствие, - выпалил я.
      - Поедем, - согласилась Ира. - Я очень люблю кататься с гор.
      - Я тоже. И Семку с собой прихватим. Семка - отличный парень.
      - Мне Семка нравится. Он очень добрый.
      - До-го-во-ри-лись, - я размахивал руками и бегал по комнате.
      - А теперь займемся физикой, - Ира была неумолима.
      Мои руки еще продолжали барахтаться в воздухе, но их движение стало замедленным. Знаете, как пропеллер останавливается.
      Я сел за стол:
      - Займемся.
      Ира снова раскрыла учебник физики. Я слушал, что она говорила, и смотрел на нее. И все никак не мог понять, как это мне не удалось от нее избавиться. Только потом мне пришло в голову, что я, наверно, не очень хотел от нее избавиться. Мне даже было приятно, что такая девчонка со мной занимается.
      А о маме говорить нечего. Когда она увидела меня, склоненного над книгой, и не над какими-нибудь "Тремя мушкетерами", а над солидным учебником физики, мама просто расчувствовалась. Она угощала Иру всякими печеньями-вареньями и приговаривала, чтобы та приходила почаще, что она хорошо влияет на меня, шалопая.
      ВОТ ТАК ВСТРЕЧА!
      Один раз, когда мы кончили заниматься и моя голова гудела от формул и задачек, Ира предложила:
      - Хочешь послушать, как я играю?
      - Хочу, - не очень весело ответил я. - Ты изо всех сил побарабань по клавишам, и я все услышу.
      Ира жила на четвертом этаже, а я на втором. И если бы она постаралась, я бы услышал, как она играет, сидя у себя дома.
      - Ты все шутишь, - обиделась Ира. - А я и правда неплохо играю. Учительница говорит, что у меня хорошие музыкальные данные, - похвалилась она.
      Обижать Иру мне не хотелось, и я пошел смотреть, как Ира играет, хотя с большей радостью погонял бы на лыжах.
      Нас встретила Ирина мама - высокая, худая женщина в пестром халате.
      - Здрасте! - весело сказал я.
      - Здравствуй, - строго посмотрела на меня Ирина мама.
      - Это тот самый Валерий, о котором я тебе рассказывала, - объяснила Ира.
      - Догадываюсь, - ответила Ирина мама и хмуро покосилась на маленькие ручейки, которые вытекали из-под моих ботинок.
      Я, конечно, прежде чем пойти к Ире, вылетел во двор и немного побегал туда-сюда. И успел запустить пару снежков высоко, до самой крыши.
      - Сейчас, мамочка, - заторопилась Ира.
      И мы с ней стали вытирать ноги о коврик. Я не особенно старался, но все-таки, кажется, успел протереть коврик до дыр, а Ирина мама все не впускала нас в комнату. Я хотел было повернуть оглобли, то есть, попросту говоря, удрать на улицу, но тут Ира сказала:
      - Хватит.
      И потянула меня за рукав в комнату, где среди прочей мебели выделялось массивное, шоколадного цвета пианино, все в завитушках и крендельках. Я на цыпочках пробалансировал по натертому, блестящему паркету и похлопал пианино по крышке.
      - Шикарное!
      Ира просто расцвела.
      - Это очень ценное пианино. Таких теперь нигде нет.
      Ирина мама ушла в другую комнату, и я снова обрел дар красноречия.
      - И ты на нем можешь все, что захочешь, сыграть? Или только по нотам? спросил я, развалясь в кресле.
      - Пока только по нотам, - ответила Ира.
      Она подняла крышку, положила на подставку толстую книгу и начала ее быстро листать. Я пригляделся. На страницах вместо обычных слов, как в нормальных книжках, были сплошные ноты.
      - Слушай, - сказала Ира. Она сильно ударила по клавишам. И я чуть не подпрыгнул. Мне показалось, что кто-то хлопнул меня по плечу: "Пошли, парень, с нами". Я не успел и спросить: "Куда?", как музыка мне ответила: "На войну!" "И если ты не трус, - говорила музыка, - если ты не боишься погибнуть за свободу, пойдем с нами".
      Я слушал музыку и боялся пошевельнуться.
      И как обычно бывает в такие моменты, раздался звонок.
      - Ах, Марат, - пропела в коридоре Ирина мама. - Здравствуй, дорогой. А Ириша музицирует.
      - Здравствуйте, Олимпиада Петровна, - сказал кто-то. Наверно, этот самый Марат.
      - Ах, Марат! - воскликнула Ира и вскочила со стула.
      Музыка оборвалась. И меня уже никто никуда не звал. А я даже не узнал, как фамилия композитора, который сочинил эту музыку. Бетховен или Чайковский?..
      И тут вошла Ира. С кем вы думаете? С мамой? Ну, конечно, с мамой. Ну, а еще с кем?
      С похитителем марок! Да, с тем самым, которого мы с Семкой в один прекрасный морозный день учили быть человеком. Учили очень простым способом: "кормили" его снегом.
      - Я вас покидаю, молодые люди, - между тем сказала Ирина мама.
      "И откуда только у нее такой ласковый голос появился?" - мелькнуло у меня в голове.
      - А ты, Марат, - обратилась она к похитителю марок, - непременно передай привет маме. Я к вам на днях загляну.
      - Спасибо, Олимпиада Петровна, - улыбнулся похититель.
      - Вы не знакомы? Познакомьтесь, - предложила Ира, когда ее мама закрыла за собой дверь. - Это Валерий, мой одноклассник. Он живет в нашем доме. А это Марат. Он учится в восьмом классе.
      Тут похититель ко мне внимательно пригляделся и, конечно, узнал, потому что он побелел еще сильнее.
      Я улыбнулся.
      - Мы давно знакомы. Ты ходишь на горку? А по склону спускаешься?
      - Не хожу и не спускаюсь, - медленно проговорил похититель. - А ты, выходит, живешь в этом доме? Отлично...
      Я понял, чем пахнет это "отлично". Оно пахнет вот чем: "Я знаю, где ты живешь. И теперь ты в моих руках".
      - Ах, я вспомнила! - Ира всплеснула руками. - Вы познакомились в парке, на горке.
      - Да, у нас яркие воспоминания, - ухмыльнулся я. - Правда, не одинаково приятные для обоих.