ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Внезапно у него в голове зазвучал голос отца.

«Ты думаешь, что теперь будешь бороться за правду и справедливость, – сказал он в тот день, когда Тревис стал дипломированным юристом. – Очень мило, но хочу кое о чем предупредить тебя, мой мальчик. Справедливости добивается только победитель. Лжецы не будут замечать правду до тех пор, пока ты не ткнешь их в нее носом».

«Да, – подумал Тревис, – впервые в жизни Джонас высказался правильно». Есть только одно верное решение, и он поступил именно так. Оттеснив Александру Торп в уголок, он притянул ее к себе и прижался своим ртом к ее губам.

Послышался слабый возглас возмущения. Она отчаянно пыталась вырваться… а потом со слабым вздохом открыла губы.

Он прошептал ее имя, обнял… Ее сердце билось рядом, тонкие прохладные руки поднялись, обвиваясь вокруг шеи. На вкус она была как мед и пахла весной. Боже, как он хочет ее! Как она ему нужна!..

Радостные возгласы. Аплодисменты. Одобрительные смешки. Он слышал, но ему не было до этого дела, в отличие от Алекс. Она оторвала свои губы от его и попыталась высвободиться.

– Прекратите, – прошипела она.

Он поднял голову и одарил ее похотливым взглядом, обещавшим куда больше, чем поцелуй. И почему нет? Алекс содрогнулась. Она целовала его так, как никого и никогда, но ему-то откуда об этом знать?.. Целовала прямо тут, перед всеми этими людьми. Он нагло улыбался.

– Уикенд предстоит грандиозный, солнышко.

Его низкий, хрипловатый голос смущал, манил. Он все не отпускал ее, удерживая за талию, и, наверное, это было хорошо, потому что тело вдруг перестало ее слушаться. Все вокруг уплывало…

– Алекс? Тревис? Не угодно ли взглянуть сюда?

Алекс повернулась. На нее была направлена телевизионная камера, и улыбающаяся журналистка совала в лицо микрофон. Ее всегда раздражала навязчивость газетчиков. Но в данный момент постороннее вмешательство оказалось для Алекс спасительным.

– Да, – просияла она, отшатнувшись от Тревиса, – конечно! Мы будем чрезвычайно рады!..

Интервью тянулось бесконечно, хотя Тревис знал, что на самом деле оно не могло занять больше нескольких минут.

Он не любил репортеров. Когда он был маленьким, они часто появлялись в «Эспаде» и всюду совали свои любопытные носы. Отец относился к этому спокойно, но ни Тревис, ни его братья, ни сводная сестра не приветствовали подобного.

Сегодня Тревис обнаружил, что рад – почти рад – глупым вопросам и фальшивым улыбкам.

Практически всю беседу вела Александра Торп. Она представила их поцелуй как задуманный заранее театральный жест. Намеками, улыбками и смешками дала понять, что они все запланировали во время разговора в коридоре.

Что бы она ни плела, он только «за». Если она способна выкрутиться, это очень хорошо. Он соображал с трудом – с того самого момента, как впервые увидел ее.

Тревис любил женщин. Он очень любил женщин. Его восхищали их шарм, обаяние, кокетство… Он обожал женское общество. А уж заниматься с женщиной любовью… Он думал, что на свете нет ничего более восхитительного.

Только вот он никогда раньше не занимался любовью публично.

К чему обманывать себя? Он не только перестал соображать – его направленно вела та часть его тела, которую считают наиболее ненадежной, требуя сделать с Александрой Торп то, что он сделал, прямо посередине зала. Эротики в поцелуе было не меньше, чем в любом другом действии, совершаемом им только в уединении собственной спальни.

Будь честен, Бэрон. Тебя ничто так не возбуждало. Никогда.

И ее тоже. Об этом сказал слабый стон, вырвавшийся у нее, сила, с которой она бессознательно льнула к нему. Он распознал прикосновение ее языка к собственному, легкое давление зубов…

– …мистер Бэрон?

Он тряхнул головой. В него тыкала микрофоном надоедливая журналистка.

– Простите? – сказал он. Она улыбнулась еще более белозубо и повторила свой вопрос. Он улыбнулся в ответ. Да, конечно-конечно, он замечательно провел время сего дня. Нет, конечно, он не нервничал. Зачем нервничать, ес ли все делается в благотворительных целях? Там, у «Салливана, Кохена и Виттали», все будут прыгать от восторга, слушая это интервью.

Теперь очередь Александры. Журналистка обратила к ней свою нарисованную улыбку.

– Что привело вас сюда сегодня, мисс Тори? Александра поколебалась, потом начала говорить о своем жизненном кредо – поддерживать нуждающихся. Тревис притворился, что слушает. Если она не лжет, то он полный осел. То, что привело ее сюда, не имело никакого отношения к благотворительности. Он видел выражение ее лица, неистовый блеск глаз. Что-то заставило ее прийти сюда, и он обязательно выяснит, что.

Но что заставило ее включиться в состязание за него, понять легко. Это было желание. Желание, бушующее в ней с такой силой, что он даже на сцене почувствовал его. То же желание, что заставляло ее таять в его объятиях, когда он целовал ее. Это напряжение ее тела, постепенно переходящее в трепет… Ощущение ее груди, плотно прижавшейся к его. Ее губы, открывшиеся для поцелуя. Шепот, говорящий о готовности уступить…

Конечно, у него было много женщин. Но все равно этот невероятный поцелуй отличался от всего, что он когда-либо знал.

Тревис переступил с ноги на ногу. Что он делает? Еще пара секунд – и он порадует телекамеру, да и всю окружающую толпу, зрелищем, воспоминания о котором он не переживет. Пора переместиться в более интимную обстановку, и там уже можно разыграть следующую сцену этого спектакля. Он обнял Александру за талию, привлекая к себе.

– Ну ладно, – заметил он весело, перебив очередную глупость журналистки на полуслове. – Все, ребята, хватит.

Небольшая группка журналистов застонала. Один из них полез со следующим вопросом, но Тревис просто продолжал улыбаться. И говорить:

– Эй, ребята, вам не кажется, что мы с мисс Торп имеем право немного побыть наедине?

– У вас для этого три дня уикенда, – сказал кто-то, и все расхохотались.

– А также все последующие, – добавил Тревис и взглянул на Алекс. – Точно, мисс Торп?

– Точно, мистер Бэрон, – сказала она, сверкнув улыбкой, напоминающей оскал разозленного добермана.

– Мне нравится эта старомодная учтивость, – изощрялся репортер. – Мисс, мистер… Очаровательно!

Тревис весело рассмеялся, одновременно тесня Алекс в сторону выхода из зала.

– Да, – прокомментировал он, – мисс Торп – очень старомодная девушка.

Как по команде, оркестр заиграл очередной вальс. Люди задвигались, вовлекаемые в танец.

Тревис не стал терять время. Он отпустил талию Александры, схватил ее за руку и чуть ли не бегом рванул к двери. Она попыталась вырваться где-то в середине коридора, но его пальцы держали ее крепко.

– Не останавливайтесь, – сказал он, протаскивая ее через главные двери мимо швейцара и вниз по широким мраморным ступеням. Всякий наблюдавший за ними должен был подумать, что они романтично сбежали, не прощаясь. Он и сам почти поверил в это, пока уже на улице она не встала как вкопанная, не выдернула руку и резко не повернулась к нему.

– Что вы себе позволяете? – На лице у нее была неприкрытая злость.

– Успокойся, солнышко.

Александра топнула ногой.

– Попрошу без всяких «солнышек»!

– Тут недалеко моя машина.

– Вы в самом деле считаете, что меня интересует, где стоит ваша машина? – Алекс вскинула голову. – Слушайте меня, мистер Бэрон, и повнимательнее. Вы, без сомнения, самый ужасный человек из всех, кого я…

Не дослушав, Тревис схватил ее за руку и потянул дальше по улице.

– Неужели вы никогда не задумываетесь, прежде чем устроить сцену, леди? Или вы любите быть в центре внимания?

– Я никому не позволяю лезть в свою личную жизнь!

– В таком случае у вас странные методы защиты, – он махнул рукой по направлению главного входа отеля «Парадиз». – За нами следят журналисты.

Даже в полумраке арки, где они стояли, было видно, как побледнело ее лицо.

– Правда?

Он обернулся и посмотрел.

– Нет, – ответил он резко. – Но ведь вам это и в голову не пришло! Хоть однажды не мешало бы предусмотреть последствия своих поступков.

– Мне? Предусмотреть последствия? – Алекс откинула голову. – Ха, – вырвалось у нее без намека на веселость, – мистер Бэрон, это превосходная шутка! Просто нечто, особенно из ваших уст!

Тревис скрестил руки на груди.

– Не я, – произнес он высокопарно, – поставил нас в дурацкое положение.

Если подумать, положение и впрямь идиотское. Он сделал из себя идиота, выйдя на сцену. Потом крошка Торп попыталась сбежать. И вот снова – когда он целовал ее перед всеми, да еще так, как никогда никого.

– Сэр! Здесь пострадавшей стороной являюсь я!

– Эй, солнышко, не строй из себя Ледяную Принцессу!

– Вы плохо слышите, мистер Бэрон? Я просила не называть меня «солнышком».

– Извините, мисс Торп! – его губы дрогнули, он подался к ней. Алекс испуганно отшатнулась. – «Принцесса» тебе подходит, – пробормотал он. – Эта маленькая леди и не подозревает, насколько она права!

– Что за маленькая леди?

– Не стоит об этом, – желвак на его щеке вздулся и опустился. – И вообще, мне надоело играть негодяя в данной пьесе.

– Вы предполагаете, что эта роль – моя?

– Так ведь вы поставили на меня, забыли?

Краска разлилась по ее лицу.

– Позвольте освежить вашу память, мистер Бэрон. Это был аукцион холостяков. Суть его в том, что женщины делают ставки на мужчин.

– Конечно-конечно!

– Что, смею спросить, означает ваш тон?

– Означает, что никто не заставлял вас выкладывать за меня столь крупную сумму.

– Я не собираюсь выслушивать эту…

Тревис перехватил ее за плечо, когда она попыталась проскользнуть мимо.

– А после, – прорычал он, – как будто вы привлекли к нам недостаточно внимания…

– Я привлекла внимание? – Алекс запрокинула голову и расхохоталась. – Мне это нравится, мистер Бэрон! Не я выкаблучивалась на сцене, как… профессиональный стриптизер!

Тревис усмехнулся и переместился так, чтобы блокировать проход. Все, что видела Алекс, – его широкие плечи и горящее лицо, только это и тьму окружающей их ночи. Ее сердце выпрыгивало из груди. Они стояли на улице большого города, но внезапно ей показалось, что они последние мужчина и женщина на Земле. Так же она чувствовала себя, когда он посреди танца поцеловал ее.

– И много профессиональных стриптизеров вы видели за свою жизнь, мисс Торп? – мягко поинтересовался он.

– Мистер Бэрон… – ее голос сорвался. Она прочистила горло и начала заново: – Мистер Бэрон, в самом деле… думаю, что пора нам распроститься и… – у нее перехватило дыхание. Тревис поймал прядь ее волос. Расширенными глазами она смотрела, как он подносит ее к лицу. – Что… что вы делаете?

– Вдыхаю запах твоих волос, Принцесса. Что это? Опиум? Кокаин?

– Это… это просто… – она отступила еще на шаг, увидев, что он придвинулся. Ее плечи коснулись закрытой двери за спиной. – Я… я не помню… – Мысли путались. Разве этот задыхающийся голос и впрямь принадлежит ей? Почему ее так трясет? Алекс закрыла глаза, застонала, когда Тревис коснулся губами ее шеи. – Мистер Бэрон…

– В сложившихся обстоятельствах, – сдавленно прошептал Тревис, – считаю, что нам можно перейти на «ты». Как вы, мисс Торп?

Как она – что? Алекс дрожала, его дыхание согревало ей шею. Она не в состоянии думать, пока он… пока…

– Мистер Бэрон…

– Тревис.

– Тревис, правда, я думаю…

– Да. Я тоже так думаю, – он прижал ее к себе, грудь к груди, бедра к бедрам. Она хотела оттолкнуть его. Вместо этого ее руки почему-то ухватились за лацканы его смокинга. – Думаю, что пришло время снова поцеловать тебя, Принцесса, но уже без публики. – Его рот приблизился к ее лицу.

– Нет, – прошептала она, – пожалуйста…

– Да, Принцесса, – он целовал ее; мягкие, нежные поцелуи словно опять и опять притягивали ее губы к его губам. – Просто расслабься, и делай только то, что хочется.

Его рука поднялась, накрыла ее грудь, лаская. И во второй раз за сегодня – во второй раз за всю свою жизнь – Алекс сделала то, чего никогда не делала раньше. Пустила все на самотек. От ее краткого всхлипа кровь быстрее побежала у него по жилам. Она обхватила его за шею, поднявшись на цыпочки и прильнув всем телом.

Тревис застонал. Его рот жадно искал ее губы, язык впитывал ее сладость. Его руки скользнули вниз, ощутили сужение ее талии, плавно переходящее в изгиб бедер, прикоснулись к ягодицам, подтягивая к себе, прижимая ближе, ближе.

– Алекс, – шептал он.

– Да, – выдохнула она, – о да!

Он поцеловал ее плечо, слегка прикусил, склонил голову, захватывая губами обтянутую тонким шелком грудь. Руки его перемещались все ниже. Они забрались под юбку – под ней было именно то, что он уже представлял в мечтаниях: соблазнительные чулки, полоска кружев и ничего более. Он произнес что-то невнятное, просунул руку под кружева… Ее быстрые всхлипывающие вздохи распаляли его все сильнее. А когда она поцеловала его в шею, он понял, что эта женщина нужна ему как воздух. Он сжал ее руку и потянул вниз.

– Алекс, – хрипло сказал он.

– Пожалуйста, – лепетала она, – о, пожалуйста, пожалуйста…

Он знал, что может овладеть ею прямо сейчас, вот здесь… Кто-то рассмеялся. Алекс услышала и замерла. Тревис тоже.

– О Боже, – прошептала она.

Он обхватил ее. Она дрожала.

– Спокойно, – негромко сказал он. Смех раздался опять, добродушный, отдаленный. Он понял, что к ним это отношения не имеет. Туман у Тревиса в голове рассеялся, и он понял, что стоит в арке дома с женщиной, которую узнал не более двух часов тому назад, что рядом проезжают машины, идут пешеходы, а он собирался… почти уже… Видимо, она тоже это поняла.

– Пустите меня, – яростно прошептала она, рванувшись. Тревис не разнял рук. – Черт возьми, пустите!..

– Стойте спокойно!

Это был приказ, а не просьба. И обоснованный. Сюда шли люди. Алекс могла слышать их. Если бы они замерли, то остались бы незамеченными. Поэтому она затаилась в его объятиях, пытаясь не думать, что этот… этот незнакомец делал с ней всего секунды назад и что она позволяла ему делать. И зачем? Чтобы доказать Карлу, что он не прав? Что она не… не фригидная богатая сука?

Комок подкатил к ее горлу. Она закрыла глаза. Все верно. Она доказала это, и методом, наиболее унизительным из всех возможных. Доказала самой себе и человеку, которого не знает, тому, кто абсолютно не интересовал ее, а просто оказался в нужном месте в нужное время. Когда ей было позарез необходимо доказать, что она умеет чувствовать… Шаги и голоса раздавались по ту сторону арки.

– Все в порядке, – прошептал Тревис, прижимая ее к себе.

И она смирилась. Позволила ему гладить ее по спине, пока не ощутила сладостную дрожь. Позволила пропускать пальцы сквозь волосы, в то время как лицо ее оказывалось напротив его шеи. Рядом с горячей кожей, вкус которой она ощущала на губах и хотела ощущать вечно. Рядом с сердцем, так же быстро бьющимся, как и у нее. Рядом с этим мощным телом, словно притягивающим ее к себе… Вдруг она вырвалась из объятий Тревиса.

– Уверена, что женщины, к которым вы привыкли, очень любят подобные вещи, мистер Бэрон.

Тревис вздрогнул:

– Что?

– Эти первобытные методы. На них они, видимо, действуют безотказно. Там, в Литл-Роке. Или в Далласе. Или откуда вы там приехали.

Он прищурился, изучая ее надменное лицо.

– Детка, спокойно. Не знаю, в чем твоя проблема, но не надо валить вину на меня.

– Видимо, в вашей деревушке все без ума от вас. Но тут Лос-Анджелес, мистер Бэрон. И я буду очень благодарна, если вы просто сойдете с моего пути.

Тревис поджал губы.

– Сойти с вашего пути? – повторил он медленно.

– Как приятно узнать, что у вас нет проблем со слухом, мистер Бэрон. Да. Сойдите с моего пути. Прямо сейчас.

У него потемнело в глазах. В глубине сознания зашевелился инстинкт, побуждающий его сделать с Алекс Торп то, что каждый захотел бы сделать с ней, – преподать ей урок, который она никогда не забудет.