Астиаг закашлялся, и подбежавший слуга подал ему кубок, из которого наместник не замедлил отхлебнуть изрядный глоток. Вытерев губы тыльной стороной ладони, Астиаг вновь устремил на нас яростный взгляд.
Я покосился на командира – по губам Горицкого гуляла чуть заметная усмешка. Происходящее его явно забавляло.
– Из упомянутого храма, – заметил он, – нечисть сперла главную реликвию, а жрецы только скорбно утерлись. Если бы не мои люди – дух, заключенный в талисмане, уже обрел бы свободу и крушил храм вместе с приютившим его городом. Что же касается Кандиса, то сейчас его лечит врач нашей команды, а он еще не потерял ни одного пациента.
На протяжении всей отповеди Астиаг багровел и надувался, грозя если не лопнуть, то упасть с инфарктом.
– Стража! – взревел он наконец. – Взять этих смутьянов!
К его удивлению, никто в зале не шевельнулся.
– Не трудитесь, – спокойно посоветовал ему командир, – пусть мальчики отдыхают – им сейчас снятся прекрасные девы и нежданное наследство.
Как опытный царедворец и политик, Астиаг сумел мгновенно оценить суть происходящего и мирно улыбнулся в ответ:
– Похоже, я и впрямь слегка погорячился. Вполне может случиться, что меня неверно информировали. Я рад, что услышал вашу версию случившегося, однако горы по-прежнему скрываются в магическом тумане, и мне хочется знать ваше мнение о происходящем…
Астиаг сделал многозначительную паузу и выжидательно уставился на Горицкого. Постепенно выжидательная мина начала сменяться озадаченным выражением.
– Люк под нашими ногами, – меланхолично заметил командир, – я тоже заблокировал. Что же касается тумана – естественно, под его прикрытием формируется готовая пойти на приступ армия нечисти… Думаю, передовые отряды уже появились на равнине, их можно увидеть с крепостной стены…
– Так что же вы здесь торчите?! – взвизгнул Астиаг, тут же забыв о собственном вызове и планах нашего умервщления. – Маги вы или нет?! Уничтожьте нечисть и будете вознаграждены!
– Как скажете, – скорее кивнул, чем поклонился, командир и небрежно щелкнул пальцами.
Стражники, недвижно стоявшие вдоль стен, встрепенулись и принялись шепотом обсуждать подробности собственных снов. Астиаг дернул за висящий рядом с троном толстый, украшенный золотыми нитями витой шнур, и в зал вбежал Тешуб.
– Проводи господ магов на крепостную стену и готовь к бою обе когорты: близится час битвы!
Тешуб, ожидавший совсем другого приказа, ошалело переводил взгляд с Астиага на Горицкого и обратно.
– Поторопись, милейший, – вернул его к действительности командир.
Обескураженный сотник, низко поклонившись наместнику, предложил нам следовать за ним и покинул зал.
* * *
Пружинящий настил сменился надежным камнем широкой стены, и я перевел дух. Впереди, отгороженные частой зубчаткой парапета, виднелись освещенные закатным солнцем холмы предгорья. Из лежащего напротив нас распадка безмолвно вытекал черный ручеек наступающей армии, растекаясь по прилегающей к. крепости пустоши грязной лужей.
Издалека беспорядочно катящийся вал наступающих казался скромным до безобидности, но лужица росла и росла, грозя затопить всю равнину, а ручей не иссякал, выбрасывая на солнечный свет новые и новые полчища.
Командир положил руку на зубец стены и задумчиво постукивал пальцами по его поверхности, наблюдая за происходящим. Было о чем задуматься – с самого момента нашего появления мы только тем и занимались, что сокращали поголовье нечисти: и в поселке, и на горном тракте. Создавалось впечатление, что живые люди составляли едва ли одну десятую часть местного населения. Если соотнести концентрацию потустороннего с открытым неподалеку порталом, то возникали жутковатые предположения о возможном развитии событий. Похоже, мы успели появиться буквально в последний момент… и раз уж нечисть посмела вылезти при еще не зашедшем солнце, значит, их планы серьезно нарушены нашим вмешательством… Ох, мальчики! То ли еще будет!
– Я тут припомнил вашу рукопись, командир, – окликнул я Горицкого. – В части борьбы с армией балахонщиков: ветерок бы нам сейчас не помешал.
Там, в другом, далеком мире, в поселке с незатейливым названием Заборье, мертвецы прятались от солнца под черными плащами, и командир, вызвав смерч, лишил их защиты.
– Пусть приблизятся, – отозвался Горицкий, словно и не заметив, что новичок, нарушая субординацию, взялся советовать опытному бойцу.
– Скажи людям, чтобы готовились к буре, – посоветовал я сотнику, но тот только презрительно фыркнул и отвернулся.
Мужик считал, что он зря теряет время в нашей компании. Я не стал его разубеждать – время покажет.
Ручей, текший по распадку, истончился и наконец иссяк. Огромная черная клякса растекалась по равнине, охватывая крепость полукольцом. С такого расстояния различить отдельные фигуры без хорошего бинокля было невозможно, и я не знал, чем себя занять – пялиться на подступающую к стенам мерзость и ничего при этом не делать было выше моих сил.
– Маешься?
Раздавшийся в мозгу голос командира отвлек от мрачных дум о собственной бесполезности.
– А что делать прикажете? – так же мысленно огрызнулся я. – Ежик сообразит, что один хороший смерч – и большую часть нечисти просто сдует. Добить остальных для вас труда не составит. Зачем тогда я здесь толкусь? В качестве восхищенной зрительской аудитории?
– Ну откуда столько самоуничижения? Тем более что абсолютное повторение заборьевских событий просто нереально: другой мир, другие духи… Рискнешь вызвать ураган самостоятельно? Любопытные ощущения для новичка, хочу заметить.
Я вспомнил недавние опыты по обращению с высокоэнергетическими разрядами и поежился – если бы не Антоныч, я мог бы и не очухаться. Вмешательство командира, конечно, ускорило процесс адаптации к собственным возможностям, но канализировать внешние источники я толком так и не выучился.
– Не переживай: если вспомнишь, я выжил, хотя изначально вовсе не годился в колдуны, а у тебя дар. Дай ему свободу, поверь в свою силу, и я проведу тебя путями магов!
Черт, как завораживающе это прозвучало! Ладно, попробуем. Я закрыл глаза, расслабился и мысленно потянулся к командиру, открылся его влиянию…
* * *
Мир ослепительно вспыхнул и ринулся мне навстречу. Я хотел вскрикнуть, но крик застрял в горле, когда земля резко провалилась вниз, и я взмыл под облака, охватив внезапно обострившимся зрением и синеющие на горизонте горы, и близлежащие холмы, и приткнувшуюся на краю плоскогорья крепость, за которой виднелся длинный пологий спуск в затянутую сизой дымкой долину… и подступающую к стенам крепости армию. Где-то на стенах среди бестолково снующих ополченцев затерялись фигурки нашей троицы и стоящий поодаль сотник Тешиб. Я хотел было вычленить нас из толпы, но бестелесный голос командира приказал не отвлекаться – мы продолжали подъем.
Я не чувствовал собственного тела, не видел Горицкого, но пьянящий восторг полета затмевал подобные мелочи. Мы пронеслись мимо парящего в восходящих потоках орла, и птица, заполошно хлопая крыльями, метнулась вбок, так и не успев разглядеть причину внезапного испуга – мы давно успели подняться гораздо выше, туда, где дуют пронзительные ветры, несущие холод далеких арктических льдов и дурманящий аромат цветущего на сопках багульника.
Солнце двинулось вспять, вернувшись из-за провалившегося вниз горизонта, и его лучи омыли мое обретшее призрачную плоть тело. Рядом возникла искрящаяся прозрачная фигура Горицкого. Командир широко раскинул руки, впитывая солнечный свет. Впервые я увидел, как он смеется.
– За мной! – скомандовал он и ринулся влево, таща меня следом, будто привязанного невидимым канатом.
Мы неслись по гигантской спирали, с каждым витком сужая круги, и ветер, захваченный нами в ловушку, свернул с извечного пути, включившись в колдовской хоровод. Все новые и новые воздушные массы вовлекались в движение. Вихрь набирал силу, и голос стихии поднялся от тихого шепота до неистового воя. Смерч обрел собственную жизнь, не нуждаясь более в нашем участии.
– Пора уносить ноги! – крикнул Горицкий, и мы рванулись к забытым далеко внизу телам.
* * *
На стенах крепости ничто не изменилось: по-прежнему скептически морщился сотник Тешуб; зло прищурившись, наблюдал за врагом Зайченко; ополченцы сновали взад-вперед, толкаясь и переругиваясь на ходу. Слышались команды охрипших от крика десятников…
Я взглянул на небо, не веря, что еще несколько секунд назад резвился с ветрами в обнимку. Внезапно закружилась голова. Я оперся на парапет, борясь с подступившей к горлу тошнотой. Ноги ослабели, колени задрожали противной мелкой дрожью. Что это? Почему? Горицкий поймал мой страдальческий взгляд и насмешливо подмигнул:
– А как ты хотел? Такую лихую кашу закрутить и сил не потратить? Да через десять минут тут такое начнется… – Он еще раз взглянул на небо и повернулся к стоящему справа сотнику: – Эй, сотник! Послушай доброго совета, уведи людей со стены, не жди, пока начнется буря! Посмотри на горизонт, если на слово не веришь!
Сотник оглянулся – небо на востоке затянула темная пелена. Передний фронт бури стремительно приближался к крепости. Слабенький порыв ветра коснулся лица, ласково шевельнул волосы и, затихнув на пару секунд, вдруг лихо, по-разбойничьи свистнул, зашуршал, вскинув в воздух вездесущий мусор и выдувая скопившийся в щелях стенной кладки песок.
– Самум! – гаркнул сотник, надсаживая глотку. – Всем в укрытие!
Крик подхватили, толпы ополченцев кинулись к башням, и вскоре стена опустела. Остались только мы и выполняющий приказ наместника Тешуб. Сотник затянул под подбородком ремешки шлема и гордо выпрямился, расправив плечи и демонстрируя невозмутимость и бесстрашие.
– Недурную кашу мы заварили! – громко повторил Горицкий, перекрикивая завывания ветра, и раскрыл над нашими головами радужный купол защитного поля. Совсем такого же, в какое отловил поселковых головастиков. Я внезапно понял, что при желании запросто мог бы повторить им сделанное… если бы во мне оставалась хоть капелька силы.
– Не переживай, – ободрил меня вездесущий командир, – сила вернется. Запоминай пока, если можешь.
Зайченко внимательно посмотрел на меня и встал рядом, готовый поддержать, если я вдруг начну падать – уж он-то в отличие от недоуменно хлопавшего глазами сотника успел сообразить, о чем идет речь.
Темная пелена накрыла вражескую армию и через десяток секунд достигла крепостных стен и перехлестнула через них, обернувшись плотной стеной несущихся вдоль земли песка и пыли. Созданный командиром купол принял под напором ветра каплевидную форму и засиял мириадами вспышек рикошетящих от его поверхности песчинок. Видимость моментально упала до нуля. Плиты под ногами мелко дрожали, взметая в воздух облачка тончайшей, как пудра, пыли. Рев ветра заглушал все прочие звуки. Наверное, мы вызвали к жизни отца всех самумов!
Я зажал уши ладонями, будучи не в силах более переносить душераздирающий рев. В нем, казалось, смешались ярость богов и непокорность стихий, взбешенных нашим вмешательством в доселе незыблемое равновесие сил. Я что-то кричал, стараясь заглушить их голоса, но они вгрызались в мозг, доводя до помешательства. Оставалось только терпеть и ждать…
Кто-то сильно потряс меня за плечо, чуть не сбив с по-прежнему ватных ног. Я открыл глаза. Окружающая защитный купол темнота чуть поблекла, окрасившись сероватыми разводами вихрящихся струй. Дрожь под ногами ослабла, но не пропала совсем, купол вновь вернул себе сферичность.
– Посмотри вперед, на дело рук своих! – прокричал мне в ухо Сергей.
Я попытался вглядеться в черноту за парапетом. Где-то далеко бушевали грозовые зарницы, просвечивая сквозь стену самума тускло-багровыми вспышками.
– Что это?
– Похоже, нечисти пришел конец! – отозвался он.
Я пытался понять, увидеть, что же происходит за непроницаемой пеленой несущейся стены песка. Остались ли чувства у неумирающих, чтобы ощутить боль, когда самум разодрал балахоны на иссохших телах и куски почерневшей плоти, отделившись от костей, смешались с лохмотьями изодранной ткани в стремительном вихре полета над обезумевшей пустыней? Кому молились они в свой последний час? Кого проклинали, сгорая?
Вокруг посветлело, стена песчаных вихрей разбилась на отдельные струйки, а вскоре иссякли и они. Командир выждал еще пару минут и снял защиту. В воздухе резко пахло озоном. Темная полоса медленно уходила к западному горизонту, понемногу открывая детали пейзажа. Армия Зла исчезла, словно ее никогда не было. Ни тел, ни сорванных плашей, ничего.
* * *
– Вот и все, – сказал Зайченко будничным тоном, – можно оправиться и перекурить.
– Я думаю, что нам пора вернуться в гостевую резиденцию, – обратился к сотнику Горицкий.
– Д-да, конечно… – начал тот, почему-то заикаясь, но его прервал подбежавший вестовой, что-то зашептавший на ухо сотнику, одновременно косясь на нас испуганным взглядом.
– …но мне теперь кажется, – продолжил сотник, нервно сглотнув, – что в цитадели вам будет удобнее… и вашим товарищам тоже. Я немедленно распоряжусь, чтобы им помогли переселиться.
Без сомнения, идея принадлежала Астиагу, но вот чем она была вызвана – благодарностью за спасение города или, наоборот, желанием хоть как-то контролировать чересчур могущественных заезжих колдунов? Или надеждой все-таки попытаться втихую избавиться от наших более не нужных персон?
– Всего понемножку, Олег, всего понемножку, – заметил командир, подслушав мою мысль.
– А подслушивать-то зачем? – спросил я его так же беззвучно.
– Думать надо тише, – посоветовал он в ответ и добавил после небольшой паузы: – Совместные занятия магией настраивают сознания в унисон. Поэтому советую не слишком часто привлекать меня в качестве учителя. Почаще болтай с Петровичем, когда он оклемается, а я буду вмешиваться только при крайней необходимости.
Мы подошли к внутреннему краю стены, туда, где полчаса назад был подвесной мост. Моста не было. На одном из крепежных колец болтался измочаленный обрывок каната, второе кольцо отсутствовало. Тешуб озадаченно почесал в затылке и знаком предложил нам следовать за ним. Пройдя по стене, мы вошли в угловую башню и по винтовой лестнице спустились на примыкающую к стене улицу.
Улочки внутреннего города обезлюдели, лишь купцы, привычные к превратностям судьбы, успели высунуть нос за дверь и теперь печально выметали кучи песка, скопившиеся у входов в лавки – вечерняя торговля пошла прахом и оставалось надеяться только на припозднившихся клиентов. Зато стражи у входа в цитадель оказались на своем рабочем месте. Неужели они так и проторчали здесь весь самум? Нет, не может быть, наверняка для таких случаев предусмотрено дежурство по другую сторону двери. То-то морды у них совсем не запыленные. Отъетые ряшки, к слову сказать. Не жалеет, видно, Астиаг для личной охраны ни харчей, ни денег – порубежники куда хуже выглядят… Но злее – как волки рядом с разжиревшими хозяйскими псами.
Навстречу нам вышел разряженный в шелка женоподобный толстяк и высоким голосом объявил:
– Наместник Астиаг – да сопутствует ему прохлада! – ждет магов в аудиенц-зале!
Опять евнухи! Никак наместник гарем содержит, или бесполый холуй – проявление великосветского шика? Ладно, пусть прохлада сопутствует всему местному населению. Мне не жалко.
В зале кроме самого Астиага присутствовали его дочь, бесцеремонно усевшаяся на подлокотник отцовского трона, и кучка державшихся у стены придворных. Пообочь входа, не отрывая взгляда от наместника, тихо переговаривался со стоящими за его спиной порубежниками Кандис. Выглядел он неважно, но на ногах держался уверенно. Молодец, Антоныч!
Тешуб вышел вперед и громко объявил:
– Маги прибыли, о наместник!
Черт, похоже нынешняя аудиенция будет гораздо более официальной, чем предыдущие. Вот же морока предстоит – политесам-то я не обучен, и Серега тоже вряд ли может похвастаться необходимыми знаниями этикета. Вся надежда на командира. Он своей холодной надменностью кому хочешь нос утрет.
Вот наместниковой дочке наплевать на все этикеты: сидит себе на подлокотнике да изящной ножкой покачивает. Ей бы еще семечек горсть – совсем бы Дунька Дунькой была. И чего Серега в ней нашел? Глаз ведь не сводит!
Астиаг задумчиво пробарабанил пальцами по свободному от дочкиного задика подлокотнику и изрек:
– Вы показали свою силу и приверженность Свету, господа маги, избавив мой народ от неминуемых в битве жертв. За это мы вам благодарны. Однако обещанная награда ждет только того, кто вернет дожди нашей многострадальной земле. Их я пока не видел.
Ну, мужик, либо ты жмот и жулик, рассчитывающий на халяву попользоваться магическими услугами, либо наша компания настолько тебя раздражает, что даже спасение города блекнет перед размерами твоей злости. Скорее второе – мелкое жулье в наместники не выбивается, лишаясь головы на дальних подступах к заветному трону, а самолюбие наместника командир уязвить не поленился.
– Я уже говорил, что сперва мы должны найти источник зла, а уж потом рассуждать о возможности его уничтожения, – сухо отозвался Горицкий. – Чтобы ты верно мог судить о нашей мощи, знай – самум вызвал один из младших учеников.
Командир подтолкнул меня рукой, и я поневоле сделал шаг вперед. Взоры присутствующих обратились в мою сторону.
– Вот как? Хорошо, значит, у вас есть шанс уйти домой… с наградой.
Ну о-очень многозначительная пауза. Неужели предыдущая демонстрация его ничему не научила и он так уверен в себе, что считает возможным разговаривать с магами как с запуганными горожанами? Осадить его прилюдно, что ли?
Пока я раздумывал, стоит ли наживать лишнего врага, на скрытую в словах наместника угрозу ответил Горицкий:
– Надеюсь, аудиенция закончена? Мы собираемся поесть и отдохнуть. Встретимся завтра, если возникнет необходимость.
Вот это ответ! Похоже, Астиаг здорово достал нашего командира! Как бы не пришлось всерьез выяснять отношения с обиженным царьком! Я попробовал собрать остатки сил, но с огорчением выяснил, что по-прежнему был пуст, как проколотый воздушный шарик. Впрочем, чтобы от души приложить все местное войско, хватит и одного Зайченко – он-то в последних событиях деятельного участия не принимал и будет рад возможности размяться… Как Антоныч на судилище.
Словно услышав мою мысль. Зайченко сделал короткий шажок вперед и поравнялся с Горицким. Взор наместника встревоженно метнулся к нему и снова остановился на командире. Он пожевал губами и обманчиво-расслабленно откинулся на спинку трона. Ничего не скажешь – умеет владеть собой.
– Отдыхайте, – он вяло взмахнул рукой, указывая на выход, – Тешуб покажет вам ваши покои и распорядится о ужине.
Мы неспешно, с достоинством покинули зал. Тешуб вышел следом, то и дело нервно озираясь.
– Не стоило так разговаривать с Наместником Императора! – попенял он нам. – Вас он пока тронуть не может, но кому-то все равно придется стать жертвой его гнева. Лично я предпочитаю в такие минуты держаться подальше от Астиага.
– Ты еще не видел, что бывает, если разозлить Олега! – поделился откровением Зайченко. – Демоны разбегаются!
Сотник недоверчиво покосился на меня. Я сделал вид, что ничего не заметил.
Комнаты, отведенные нам Астиагом, оказались на третьем этаже цитадели – этажом выше аудиенц-зала и двумя ниже личных покоев наместника. Этаж между нами, судя по разъевшимся мордам, занимала сотня личной охраны. Значит, нас уважали, и это радовало: не люблю, когда об меня пытаются вытереть ноги.
В большом зале за длинным обеденным столом уже сидели Антоныч и бледный, но привычно хмурый Строганов. Вокруг стола, рассчитанного дюжины на три едоков, сновали слуги.
Я, любопытствуя, заглянул в одну из примыкающих к залу комнат и оказался в спальне. Обставленная по-спартански – без гобеленов и прочих восточных излишеств – она тем не менее обладала одним очевидным достоинством – тяжелые двери запирались изнутри на массивный засов, а в узкую щель окна не пролез бы никто крупнее отощавшей мышки.
Две кровати, застеленные шелковым бельем пастельных тонов, сулили приятный отдых, однако, положив руку на одну из них, я обнаружил тощенький матрац, сквозь который легко прощупывались доски. Что ж, все не на камнях… хотя в гостевой резиденции было не в пример роскошнее.
– Олег! – В дверь просунулась сияющая физиономия Сергея. – Заканчивай экскурсию – ужин на подходе!
Я присоединился к чинно рассевшейся вдоль стола команде. Тешуб занял позицию у выхода и категорически отказался от участия в трапезе, сославшись на суровость армейского устава, предписывающего питаться вместе со своими бойцами. Может быть, он и не солгал, а может, просто не захотел делить пищу с потенциальным врагом – кто его знает?
Вереница слуг усердно сновала между кухней и нашей компанией, расставляя многочисленные блюда, наполненные всяческой некогда летавшей, бегавшей и, кажется, даже ползавшей снедью. Все это изобилие источало одуряющие ароматы сочного мяса и южных пряностей. Пустой желудок заурчал и радостно запрыгал, предвкушая намечающийся праздник обжорства. Я его понимал – последний раз он общался с горячей пищей прошедшей ночью.
А винцо, поданное в орнаментированных эмалью кувшинах, оказалось слабым и кислым. Петрович со Свиридовым, общеизвестные любители приличного коньяка, обреченно поморщились, но в соответствии с популярным изречением отказываться от халявы не стали. Мы с Сергеем тоже – нам привередничать не полагалось по сроку службы. О командире и сидящей одесную от него Наталье я не беспокоился – Горицкий, имея желание, наколдует все что захочет и, конечно же, поделится с единственной в команде дамой. Можно было расслабиться и впервые с момента прохода сквозь портал наслаждаться покоем – нечисть истреблена, царек запуган до икоты, чего еще желать для полного счастья?
Но радоваться жизни почему-то у меня получалось все хуже и хуже. Настроение портилось, кусок не лез в глотку, даже вино не пьянило. Я поднялся и сообщил о своем желании выспаться. Горицкий кивнул, а Свиридов проводил меня сумрачно-оценивающим взором, решая, стоит ли ему применять свое искусство или я к утру приду в себя без посторонней помощи.
* * *
Хотя в каждой спальне стояло по две койки, число свободных комнат позволяло обойтись без дружеского храпа над ухом. Так я и сообщил появившемуся на пороге Сергею. И меня абсолютно не волновали соображения безопасности. Даже саму идею продолжить посменное ночное бдение я воспринял со скепсисом, но согласился, узнав, что до утра меня дергать не собираются. Вообще мне никого не хотелось видеть. Как можно дольше. До утра как минимум.
Усталость навалилась, едва голова коснулась подушки, но сон не шел, теснимый угрюмыми мыслями о происходящих во мне переменах. Я вспомнил, как бесшабашно мотался среди вихрей еще несколько часов назад, дрался на горном тракте днем раньше, как метал огненные шары, заливая пламенем склоны холма у поселка упырей, скользнул назад в свое бытие на протяжении последнего месяца… Кажется, я постепенно терял человечность, становясь кем-то похожим на героя недавно прочитанной рукописи… и мне это категорически не нравилось. Я был готов смириться с некоторой своей неординарностью, даже больше – я был готов крушить нечисть всеми доступными мне способами… но там, где родился и прожил всю сознательную жизнь, а не в проклятых богами закоулках альтернативных миров, имя которым – легион. Я не Горицкий, забывший, какой из миров его настоящая родина, и мне не нужна мощь скованного дьявола. Черт! Да, меня пугали даже свои собственные силы! Нет, надо уходить, пока еще портал открыт. Не хочу провести остаток жизни вдали от дома, неприкаянно скитаясь по чужим мирам и выясняя отношения с мириадами неведомых монстров!
Я открыл глаза, намереваясь пойти к командиру и сообщить, что с утра двинусь назад и буду ждать команду по ту сторону портала, но не смог оторвать головы от подушки. Конечности онемели, приковав меня к постели, словно чугунные гири. Из открытого рта вместо крика о помощи вырвалось еде слышное сипение. Последствия недавнего перерасхода сил или внешнее воздействие? Ответ близился.
* * *
Мерцающие огоньки укрепленных на стенах масляных светильников вздрогнули и дружно погасли, будто задутые порывом ветра. В погрузившейся во мрак комнате резко похолодало. Секунды, как капли смолы, тянулись и тянулись, не желая уходить в прошлое.
Неясное голубоватое свечение возникло у дальней стены, набралось сил и беззвучно перетекло к моему изголовью, приобретая облик призрачного скелета. Перламутровые блики струилось по костям, переливаясь, как северное сияние. Усиленные беспомощностью, ожили детские страхи. Ни закричать, ни броситься прочь. Я был заперт в тюрьме собственного тела.
Призрак замер у изголовья, и только слабые дуновения сквозняка заставляли колыхаться его полупрозрачный силуэт. Долгие минуты ничего не менялось, лишь холод продолжал вгрызаться в мои кости. Затем тень медленно склонилась над моим ложем и протянула ко мне тонкую костлявую руку. Она коснулась моей кисти, и леденящее присутствие смерти заставило пресечься и без того слабое дыхание.
Я пытался справиться с собой, убеждал себя, что это всего лишь обычный призрак, способный разве что напугать впечатлительного ребенка, или просто галлюцинация, вызванная подсыпанным в пищу наркотиком, или, наконец, тривиальный кошмар, навеянный мрачным настроением сон, но терзающий тело холод лишал меня глупых иллюзий – все происходило наяву, и никто не придет меня спасать.
Волосы на голове зашевелились, развеяв мою прежнюю убежденность в том, что это просто литературная метафора. Я отчаянно пытался вырваться, сбежать от нависшего надо мной ужаса, но смог только чуть заметно шевельнуть головой. Лед коснулся сердца, и оно, жалко трепыхнувшись, остановилось. Медленно померкло сознание… Я УМЕР…
* * *
Мир вспыхнул радугой красок, но сумрак тут же вернулся, приглушив сверкание до легкой акварельной размытости. Я шевельнул рукой и поднялся с постели. Оковы исчезли. У моих ног лежало знакомое по отражению в зеркале тело. Мое тело. Я действительно умер, однако теперь это меня не пугало. Я посмотрел на лежащий труп с отстраненным интересом и легкой брезгливостью. Просто куча мяса, которая скоро начнет вонять и разлагаться. Корм для червей.
– Идем со мной! – Костлявые пальцы скелета стиснули мое запястье и требовательно дернули за руку.
Я повиновался. Мы приблизились к стене, и скелет погрузился в нее, таща меня за собой. Бросив последний взгляд на собственный труп, я последовал за бестелесным провожатым.
Мы скользили сквозь замок, пронзая занятые спящими покои, незримо минуя стоявших на часах стражей, пока не достигли винтовой лестницы. Вход был замурован плотно подогнанными каменными блоками, но это не могло нас остановить. Призрак, не выпуская моей руки, заскользил над ступенями, направляясь вверх, к ему одному ведомой цели. Ни светильников, ни окон. Только переливающееся свечение моего спутника позволяло разглядеть покрытые толстым слоем пыли ступени, которых много лет не касалась стопа живого человека.
На миг мне показалось странным, что призрак просто не вознесся вверх с той же легкостью, с какой пронзал стены, но праздное любопытство испарилось, едва мы достигли последней ступени, оказавшись на тесной лестничной площадке.
Здесь была только одна дверь, покрытая плотной вязью яростно пылающих рун. Я чувствовал их мощь, грозящую лишить меня даже той призрачной сущности, что заменила мне бренное тело. Призрак замешкался, но все же шагнул вперед, так и не ослабив своей хватки. Мы приблизились к запечатанной двери, и сияние рун выплеснулось нам навстречу.
Я не подозревал, что призраки могут чувствовать боль, а это было больно. Очень больно! Казалось, что огонь рун отрывает от меня кусок за куском, разбрасывая их по бесконечности Вселенной. Смоляные капли времени застыли, продляя мою агонию… и снова принялись наполнять нижний сосуд клепсидры мироздания. Мы оказались в лишенной окон комнате, в центре которой в глубоком кожаном кресле сидел иссохший мертвец. Руки его недвижно лежали на укутанных полуистлевшим пледом коленях, но в черных провалах глазниц тускло светились багровые огоньки, свидетельствуя, что еще сознание не покинуло тело.
– Кто ты, позвавший меня к себе? – мысленно спросил я. В ответ по комнате проплыл дребезжащий смешок.
– Разве ты не встречал подобных мне? Недавно, у заброшенного поселка к западу отсюда?
Упырь? Но зачем я ему, бестелесный?
– Ты другой, не похожий на своих спутников. Почему?
Боги! Неужели упырь всерьез надеялся получить ответ?
И ради этого вопроса он заставил меня умереть?! Как глупо.
– Не знаю, – честно сказал я, – ты тоже другой, не такой, как те, в поселке. Они вопросов не задавали. Кто запер тебя здесь? Зачем? И ты не ответил на мой вопрос – кто ты?
Неумирающий испытующе заглянул мне в глаза.
– Что тебе важно услышать? Может быть, это? – Он скривил губы в горькой усмешке и произнес речитативом: – Я тот, кто пытался лечить болезнь, привив ее себе, и сам начертал руны на входе, поняв, что она сильнее лекаря…
Любой из нас слышал на уроках биологии о врачах, прививавших себе оспу или что-то похожее, но встретить человека, рискнувшего в научных целях стать упырем?! Я бы не поверил, но доказательство сидело прямо передо мной.
– Теперь ты скажешь, что я и есть лекарство? Из-за этого мне и пришлось умереть?.. Прости, я прервал тебя. Продолжай, ведь это не вся правда?
Вновь в комнате раздался дребезг старческого смешка. Единственный звук, нарушавший тишину мысленного общения. Упырь не шелохнулся, но огоньки в глазах разгорелись арче.
– Ты умен, это хорошо. Да, у истории есть продолжение. В моем народе принято чтить духов предков, не ушедших к сияющим далям, но оставшихся беречь своих потомков. Фраваши… Что может быть почетнее и что может быть естественнее для обреченного на неумирание? Много лет прошло с тех пор, как я ушел от внешнего мира. Кровь моих детей, моя кровь, течет в жилах многих жителей Киаксара… Я был обязан стать таким духом, обязан был стать фраваши. и стал им… Но с нынешним нашествием мне одному не справиться…