Брызги зла

Не переставая что-то бурчать под нос, старуха откинула меховой полог и жестом пригласила Наталью внутрь чума. Наталья последовала за ней, попутно отметив, что сама старуха, несмотря на теплую по северным меркам погоду, была одета в расшитую орнаментом рубаху из оленьей шкуры и торбаса. Ее неожиданная осведомленность о Натальином родстве немного пугала и в то же время внушала надежду на удачу в поисках причин происходящего.

– Ну жалуйся, слушать буду. – Старуха уселась у обложенного камнем очага, в котором рдели угли, покрытые бегающими синеватыми огоньками, и ткнула чубуком невесть откуда возникшей в руке трубки в место напротив себя.

«Любопытно, – подумала Наталья, – старуха действительно не знает, ради чего она сюда прилетела, или просто хочет сверить рассказ с собственными выводами? Судя по тому, что бабка ее ждала и знает о ее родстве с нойдом – скорее второе».

Тем не менее Наталья постаралась добросовестно изложить историю своих злоключений, вплоть до сегодняшней истории с метеоритом. Старейшая глубокомысленно кивала головой то ли в такт повествованию, то ли собственным мыслям и, периодически поднося трубку к узким сухим губам, делала очередную затяжку. Сизый табачный дым неспешно сливался с белесыми струйками, исходящими из очага, и уходил ввысь, в вытяжное отверстие чума.

Рассказ кончился, но старейшая не спешила высказать свое мнение, все так же неторопливо попыхивая трубкой и испытующе разглядывая Наталью.

– Слышала я о таком, когда еще девчонкой была, – сказала наконец бабка, – да не верила, что повториться может: думала, времена другие настали… однако убедиться надо, может, все проще объясняется…

Старуха выколотила трубку, набила по новой из упрятанного под ворохом шкур кисета и прикурила от тлеющей головешки. По чуму растеклось облако густого, пряно пахнущего дыма. Аромат зелья вызвал у Натальи легкое головокружение.

– На, затянись, однако, – предложила старейшая, протянув руку с трубкой.

Наталья хотела было отказаться, но вдруг подумала, что, собственно, и добиралась-то сюда ради чего-то подобного, и согласилась.

Тело неожиданно стало легким, почти невесомым; заменявшие стены оленьи шкуры развернулись, обратившись в расстелившийся далеко внизу пестрый ковер осенней тундры с блестящими ниточками речек и синими зеркалами озер. По тундре неторопливо кочевали оленьи стада, за которыми еще более неспешно перемещалось стойбище – олени жировали на вольном выпасе, и оленеводы только старались надолго не терять их из виду.

– К морю идут, однако, – заметил голос старейшей.

Наталья обернулась – старуха по-прежнему возлежала пообочь, попыхивая неизменной трубкой и опираясь щекой о подставленною ладонь. Локоть опорной руки висел в воздухе. Как и сама шаманка.

– А ты думала, что летать только во сне можно? – насмешливо поинтересовалась старуха, встретив ошарашенный Натальин взгляд.

– Обкурившись – тоже дело нехитрое, – парировала девушка.

– Не пробовала, однако, – старуха усмехнулась, – или ты думаешь, что все дело в моем табаке? Ну, пусть будет по-твоему. Только Оленьей Хозяйке, Луот-хозик, этого не говори.

Наталья хмыкнула, но едкий ответ так и не прозвучал – недвижное парение над тундрой закончилось, местность плавно заскользила назад, а навстречу, возмущенно каркая, метнулась ворона. Растопыренные когти вцепились в волосы, но резкий порыв ветра тут же откинул птицу прочь. Девушка вскрикнула – клочок волос ворона таки ухитрилась унести с собой.

– Обкурились, говоришь? – переспросила ехидно старейшая. – Тогда вороне скажи, – пусть не беспокоится – нас, мол, тут нету и воронят таскать некому!

Наталья почесала болящий затылок и промолчала.

* * *

Они приземлились рядом с большим чумом. Старейшая достала из-за пазухи завернутое в узелок подношение, не разворачивая положила у входа и, откинув полог, забралась в чум, приглашающе махнув рукой Наталье.

В чуме было пусто и, несмотря на давно погасший очаг. удивительно светло. Рядом с очагом стояла широкая, плоская, до краев наполненная водой бронзовая чаша.

– Для гадания? – спросила Наталья у старухи, кивнув в сторону чаши.

– Для смотрения, однако, – ответила старуха. – Ответ на свой вопрос получить хочешь? В чашу смотри. Она ответит.

– Так просто? – неверяще переспросила девушка.

– А ты ждала шаманских плясок и полоумных завываний? С этим – к нойдам, у нас, женщин, по-другому. Вопрос задать не забудь, когда в чашу смотреть будешь. Мое дело – Луот-хозик задобрить, если раньше времени вернется, да ответ растолковать, если сама не сообразишь.

Наталья пожала плечами и склонилась над водой, стараясь выбросить из головы посторонние мысли. Почему так странно складывается ее жизнь? Кто или что стоит за ее неприкосновенностью? Неужели ответы, которые она искала с тринадцати лет, лежат здесь, в пятисантиметровом слое питьевой воды над потемневшим от времени дном бронзовой чаши?

Девушка напряженно всматривалась в недвижное водное зеркало. Долгое время ничего не происходило, и собственная вера в чудо, подвластное старой шаманке, стала казаться нелепой и конфузной, словно Наталья стала жертвой чересчур затянувшегося розыгрыша. Девушка уже хотела обернуться, чтобы выяснить у старухи, кто заплатил ей за столь глупую шутку, когда в глаза бросилась неестественная гладь воды – ведь должна же была возникнуть рябь от дыхания! И отражения почему-то тоже не было…

Словно дождавшись Натальиного озарения, вода в чаше помутнела, а когда муть исчезла, вместе с ней исчезло дно чаши, открыв взору девушки зеленовато-голубую бесконечность.

Наталья неверяще коснулась поверхности, погрузила пальцы, затем всю кисть. Вода коснулась обшлага рубашки, но пальцы не нащупали дна. Внезапно закружилась голова. Прозрачная бездна затягивала, как омут. Наталья оперлась руками о землю, пытаясь удержать себя от падения внутрь чаши и с ужасом ощущая, как неодолимая сила сминает ее волю, заставляя подчиниться призыву. Она застонала сквозь стиснутые зубы, но позвать на помощь уже не сумела.

Где-то в глубине превратившейся в колодец чаши возникло пятно хаотично клубящегося мрака. Мрак быстро разрастался, его структура обретала признаки упорядоченности, в которых Наталья с содроганием узнала образ крутящейся воронки приближающегося смерча.

Еще несколько секунд назад он казался далеким и в силу этого безопасным, но теперь, заполнив собой большую часть чаши, смерч готовился к финальному броску к намеченной жертве. В его яростном кружении чувствовался некий гипнотический ритм, поймавший взор девушки в смертельную ловушку – ни оторваться, ни зажмуриться, ни отпрянуть. Только одно еще удавалось Наталье – удержать себя от прыжка навстречу всплывающей из бездны смерти.

Колодец чаши не имел стен, и было невозможно определить расстояние до смерча, однако Наталья знала его, чувствовала каждый оставшийся между ней и смерчем метр: тысяча… восемьсот… пятьсот пятьдесят… триста… Вода в чаше задрожала и покрылась рябью, но смерч по-прежнему был виден совершенно отчетливо. Двести… сто пятьдесят… Стенки чаши начали мелко вибрировать, и в чуме раздался сверлящий вой. Откликаясь на него, по телу пробежала ознобная волна. Сто метров… шестьдесят пять… Вой усилился до нестерпимости, от него ныли зубы и закладывало уши. Сорок… тридцать… В этот момент случились сразу три события: смерч почуял близость жертвы и рванулся к ней с утроенной скоростью; руки Натальи не выдержали давления и ослабли, бросив девушку лицом в воду, и, наконец, еще одно – в тот момент, когда до воды остались считанные сантиметры, что-то сильно ударило ее в бок, оттолкнув в сторону от чаши.

В следующий миг тонкая пленка воды, отделявшая смерч от поверхности, исчезла с жалким хлюпаньем, почти не слышным за остервенелым воем. Наталья обреченно ждала, когда инфернальный пришелец втянет ее в свою ненасытную утробу, но действительность оказалась страшнее: в воздух взметнулись две извивающиеся струны черного дыма. Наталья завороженно следила, как их концы разветвлялись, формируя нечто, напоминающее человеческие кисти… Через мгновение трансформация завершилась: уродливые, гротескно искореженные, оканчивающиеся антрацитно-блестяшими когтями руки принялись жадно шарить вокруг в поисках внезапно ускользнувшей добычи…

К чаше, уворачиваясь от когтистых лап, метнулась чья-то смазанная от скорости тень. Тень на миг застыла, и Наталья увидела искаженное неимоверным напряжением лицо вцепившейся в край чаши старейшей. Время замедлило бег почти до полной остановки – Наталья видела, как, почуяв ее, замерли в воздухе свитые из черного дыма хищные лапы и с ленивой грацией устремились на перехват, опережая ее слабую попытку увернуться. Она видела, как одна из лап сомкнулась на ее ноге и из-под впившихся в джинсы когтей выбились едко пахнущие паленой тканью струйки дыма. Вой легко заглушил жалобный девичий вскрик. Сотканная из дыма лапа обрела плотность стали и раскаленными клещами потянула девушку к разверзшейся пасти вихря. Казалось, ей уже не было спасения, но тут, поддавшись отчаянным усилиям старейшей, край чаши нехотя оторвался от земли, явив миру доселе не существовавшее дно. Чаша медленно встала на ребро… и перевернулась.

Вой стих. Отрезанные от хозяина лапы вновь обернулись дымом. Тяжелые черные полотнища неестественно быстро стекли на пол и втянулись под край чаши, оставив после себя смрад гниющей мертвечины. Воцарилась звенящая тишина… которую тут же прервал скрипучий голос старейшей:

– Хватит разлеживаться – уходить надо! Луот-хозик домой спешит! Не хватало нам еще и с Оленьей Хозяйкой отношения выяснять!

Наталья с трудом перевернулась на живот и попыталась оторвать себя от земли. Руки тряслись, категорически отказываясь удерживать неимоверно потяжелевшее тело. Зубы противно стучали, наполняя рот мельчайшими крошками эмали. Мускулы живота вдруг скрутила болезненная судорога, и Наталью вырвало. Желчная горечь наполнила рот, усилив и без того невыносимые спазмы, и прошло немало времени, пока Наталья сумела хоть немного прийти в себя.

– Очухалась? – безжалостно спросила старуха. – Давно пора! Вылезай из чума, тебе говорят! Иначе совсем худо будет!

Всхлипывая и размазывая рукавом по лицу смешавшиеся с каплями рвоты слезы, Наталья полезла наружу.

Как они возвращались в стойбище, Наталья не запомнила: стоило ей вылезти из чума Луот-хозик, как мир закружился в бешеной карусели, смешав тундру и небо над ней в единый уносящийся назад тоннель. В себя она пришла уже в стойбище, сидя, привалившись спиной к корявой карликовой березе. В паре метров от нее, у соседнего дерева сидела старейшая и дрожащими руками набивала трубку.

– Это и был ответ на мой вопрос? – выдавила из себя Наталья, как только к ней вернулся дар речи.

– Он самый… – сердито отозвалась старейшая. – Черен был тот день, – продолжила она после паузы, – когда ты решила искать ответы на землях предков… Лучше бы я тебя не встречала: однако Луот-хозик жутко рассердилась – олешки разбежаться могут, заболеть могут… много даров дарить надо, однако… сильно откупаться надо…

– Я ли виновата, что ты меня с собой поволокла, – обидчиво возразила Наталья, – и в чашу смотреть заставила?

Старейшая долго молча сопела, яростно затягиваясь. Табачный дым окружил ее густым сизым облаком.

– Это не вина твоя, – вымолвила она наконец, – это беда твоя. Проклятье Черного Нойда вновь проснулось и требует новую жертву! Не верила я, однако, не хотела верить…

Проклятие Черного Нойда? Наталья услышала о нем впервые, но, судя обилию заглавных букв, явственно слышимых в голосе старейшей, лучше было бы о нем не слышать вовсе.

– Что еще за проклятие? – обреченно спросила она.

– Был такой, – нехотя ответила старейшая, когда Наталья уже отчаялась вновь услышать ее голос, – долгая история, однако всю рассказывать не буду: времени нет, желания нет, один страх есть… Большую силу имел Черный Нойд – Мец-хозин для него добычу гнал, Аккрува – Рыбий Хозяин ему сети наполнял. Олени сыты были, не болели. Саамы ему самые большие дары несли, только все мало было Черному Нойду. Загордился, нос высоко задирать начал. «Я для вас теперь верховный бог – Радиен-Атче! – говорить начал, – так ко мне и обращайтесь!» Сайво – предков – уважать совсем перестал: кормить перестал, дары дарить перестал. «Я сильный, мне сайво совсем не нужны», – говорил…

– Если это короткая история, – тихо пробормотала Наталья, – то какова же полная версия?

Впрочем, перебить старухино повествование она не решилась – ну как обидится и самого главного не расскажет? Старуха меж тем продолжала говорить, зажмурив и без того узкие глаза и привалившись головой к березе:

– Кто из них к кому пришел, того не знаю, однако встретился Черный Нойд с Неназываемым и сказал ему: «Я сильный, ты сильный, хочу рядом с тобой стоять, чтоб все меня боялись и дары дарили!»

Рассмеялся Неназываемый и ответил: «Будешь со мной рядом стоять, если саамы каждую третью весну мне невесту дарить будут! А перестанут – я сам выбирать начну: но из твоей крови! Я добрый: только раз в три поколения приходить буду!»

Старейшая еще раз затянулась, но в трубке только заклокотало. Она сплюнула, выбила пепел и принялась набивать трубку по новой.

– И что же, – не выдержав долгого молчания, спросила Наталья, – ты хочешь сказать, что я его крови и пришел мой черед?

– Ничего я больше не хочу, – отрезала старейшая, – однако последнюю невесту Неназываемому сожгли, когда я еще девчонкой была. Как раз три поколения минуло… Потому тебя никто обидеть не может, что Он не дает – для себя бережет!

* * *

Боги! Что за бред несет это чертова старуха! Невозможно! При чем тут она?! В ней и крови то саамской не больше пары ложек! Она даже языка саамского не знает, не говоря уж об обычаях! Да вся эта история с полетами наверняка лишь навеянные бабкиным «табачком» галлюцинации! Стоило сюда лететь, чтобы наслушаться россказней полоумной старухи!

Кипя от негодования, Наталья хотела вскочить, но резкое движение отозвалось жуткой болью в обожженной ноге. Наталья непроизвольно потянулась к больному месту, и вместо привычной шероховатости джинсовой ткани пальцы наткнулись на крошащийся от прикосновения материал. Она скосила взгляд – на джинсах ниже колена черным пятном выделялся горелый отпечаток когтистой лапы…

Значит, не сон, не глюк. Старейшая права – проклятие действительно существует…

– Вот он и ответ на мои вопросы, – простонала Наталья, чувствуя, как похолодело сердце и страх поселился в глубине его. – Что же мне делать теперь?!

Это был крик души, но старейшая поняла по-своему:

– Уходить тебе надо, пока люди не прознали и сами тебя ему в дар не принесли! Всем плохо будет: саамам плохо, соседям нашим плохо, тебе хуже всех будет.

* * *

– И я сбежала. Отгородилась от мрачных легенд бетонной толщей исследовательского центра, полагая, что мир синхротронов и компьютеров послужит надежной защитой… но сегодня выяснилось: проклятие Черного Нойда все еще маячит за моим плечом, и со мной по-прежнему ничего не может случиться.

Глава 11

СИНКЛИТ

– В общем, я уже давно больше волнуюсь о тех, кто рискнет мне угрожать, нежели за себя саму. Горицкий пообещал, что пока я рядом с ним, то проклятие до меня не доберется, а ему я верю. Однако тебе придется привыкнуть к моей неприкасаемости… как и всем прочим, – закончила Наталья свой грустный рассказ.

Букет забыто покоился на сгибе ее локтя, напоминая ребенка, которого у нее никогда не будет.

Дмитрий Сергеевич появился на пороге Олеговой комнаты на десятый день после объявления домашнего ареста, когда тревога Олега за свое будущее сменилась унылой апатией. За спиной командира маячили фигуры остальных членов команды.

– Собирайся, – отрывисто распорядился он, – нас ждут. Посмотрим, какой сюрприз преподнесет сообщество дряхлых святош.

Презрение командира к предстоящему разбирательству столь явно выразилось на его обычно бесстрастном лице, что Олег воспрял духом и рискнул улыбнуться.

– Так-то лучше, – улыбнулся в ответ Дмитрий Сергеевич, – а то мне показалось, что ты слегка скис.

Все-таки командир наверняка был телепатом – с чего бы иначе Олег услышал следующее продолжение:

– И кстати, забудь об утраченном уюте: как бы тебе того ни хотелось, возвращение невозможно. Мы теперь в одной лодке, и только ты сам можешь сделать дальнейший путь приятным для себя. Банально? Как и любая жизнь. Даже теперешняя… Усвоил? – Командир взглянул на часы и буднично заметил: – Нам пора – негоже заставлять ждать почтеннейший синклит.

Сказав это, он развернулся и стремительно вышел, увлекая за собой отставшую на полшага команду. Олег втиснулся между Зайченко и Антонычем. Ожидание кончилось и вместе с ней исчезла подавленность. Вероятно, это отразилось и внешне.

– Прорвемся, мы – Серые Ангелы! – шепнул ему наблюдательный Антоныч, а Серега просто весело подмигнул.

* * *

Спустившись на этаж переходов, они шли достаточно долго, чтобы Олег успел пожалеть об отсутствии велосипеда, но тут командир резко остановился и придирчиво осмотрел присутствующих.

– Робеть не советую, – наконец сказал он, – наглеть тоже. Будьте спокойны, и все пройдет как надо.

С этими словами он открыл ближайшую дверь и шагнул в проем. Команда двинулась следом.

За дверью их встретил казенный уют просторной приемной – что перед ними именно приемная, нетрудно было догадаться по секретарше, с выражением давно не кормленного цербера охраняющей обитый натуральной кожей вход в начальственные апартаменты. Сжатые в тонкую сухую ниточку губы и прилизанные до ощущения нарисованности волосы, собранные на затылке в старушечий «кукиш», при практически отсутствующем макияже создавали законченный облик типичной старой девы, не мыслящей себя вне привычно выполняемых функций. Унылость обстановки не могла смягчить пыльная зелень традесканции, вяло свисающей из укрепленного на стене стаканчика.

Изучив вошедших неприязненным взглядом, секретарша нажала кнопку интеркома и что-то невнятно пробормотала, склонившись к микрофону.

– Пусть войдут, – хрипло буркнул в ответ динамик.

Секретарша встала и открыла створку двери, молча сделав приглашающий жест. Командир шагнул в сторону, пропуская вперед остальных, а Петрович незаметно подтолкнул в спину Олега, напомнив тем самым, чей сегодня бенефис. Кольцов передернул плечами, сбрасывая внезапно накативший озноб, и возглавил процессию.

Огромный зал, притаившийся за дверью, ничуть не соответствовал безликой приемной: сквозь стеклянную панель, заменявшую собой одну из стен, внутрь привольно вливались лучи заходящего солнца, празднично освещая идеально отполированный паркет, над которым до жути явственно витали тени давно забытых гусар, кружащих в вальсе очаровательных барышень. И потому предельно неуместным казался длинный массивный стол черного дерева, мастодонтом застывший в тени сдвинутой почти в самый угол тяжелой портьеры.

Позади стола в креслах с высокими резными спинками сидели семеро мужчин с непроницаемыми, как у сфинксов, лицами.

На фоне шестерых затянутых в смокинги господ выделялся карикатурно американизированный субъект в клетчатом твидовом пиджаке и с погасшим огрызком толстой сигары в зубах. Впрочем, и его лицо своей каменностью выдавало знатока покера.

– Гордись, – почти беззвучно шепнул Сергей Олегу, – ради нас весь синклит собрался! Разнесут нас с тобой вдребезги и пополам…

Словно дождавшись, когда Сергей произнесет свое пророчество, худощавый до аскетизма господин, сидевший в центре группы, немного пожевав жесткими бескровными губами, заявил:

– Вы опоздали, вынудив нас терять драгоценное время, потому предлагаю сразу перейти к существу дела. Дела, вызвавшего громкий резонанс своей кровавостью и бросившего тень на наше служение идеалам Света и Чистоты!

– Эк загнул! – негромко, но так, чтобы быть услышанным, выразил чувства Антоныч, чем вызвал укоризненные взоры коллегии заседателей.

– Может быть, господин Торквемада, как и его знаменитый предок, несколько категоричен в суждениях, – счел своим долгом слегка смягчить резкость потомка Великого Инквизитора сидящий справа от него толстячок, – но по сути, к моему огорчению, он совершенно прав. Господа Зайченко и Кольцов, находясь в увольнении, грубо пренебрегли правилами безопасности, что привело к незапланированному столкновению с… – он замялся, подыскивая подходящий эвфемизм, явно не желая упоминать демонов, – м-м-м, скажем, с очередным проявлением… в общем, вы понимаете, о чем я говорю! И все это вызвало многочисленные жертвы среди гражданского населения! Я даже не упоминаю о вопиющем афишировании нашего существования!

– Ах, Дмитрий Сергеевич, Дмитрий Сергеевич, – укоризненно пожурил командира похожий на озабоченного Сайта-Клауса румянощекий господин, крайний в ряду судей – иначе их уже назвать было сложно, – распустили вы своих подчиненных! А мы ведь вас предупреждали, что возможны непредсказуемые последствия!

– Недопустимое разгильдяйство, – вмешался в разговор еще один заседатель – по-армейски коротко стриженный блондин с рублеными чертами лица, которого Олег тут же мысленно окрестил Арийцем, – хочу заметить, что так называемая группа Ворона с моей точки зрения вообще отличается полнейшей профнепригодностью! Наилучшим выходом я считаю ее расформирование с наведенной амнезией всем ее участникам.

Ошеломленный услышанным Олег обернулся к товарищам – происходящее явно выходило за рамки ожидаемого начальственного разноса – обернулся и вздрогнул, встретив зло прищуренный взгляд Антоныча.

Олег, конечно, и раньше понимал, что его соратники особым добродушием и мягкостью не отличаются, но беспощадный огонь во взоре доселе спокойного Антоныча заставил его поежиться.

К несчастью, судейские ничего не заметили, и заседание продолжилось в том же ключе.

– Полностью разделяю точку зрения нашего уважаемого коллеги, – отозвался на сказанное потомок и тезка Великого Инквизитора, – и не сомневаюсь, что остальные члены коллегии нас поддержат: команду Ворона необходимо расформировать.

Он грозно посмотрел на сидящих рядом, и они, как марионетки, покорно и синхронно кивнули.

– Ставлю предложение на голосование, – в голосе Торквемады злорадство звучало столь отчетливо, что Олег понял – потомственный инквизитор, по ему, Олегу, пока неясным причинам, давно мечтал найти повод, чтобы разделаться с командиром, и теперь своего не упустит.

– Кто за?

Руки поднять не успел никто – за спиной Олега раздался треск рвущейся одежды, и его отбросило в сторону волной арктически ледяного воздушного потока.

Жалобно заскрипел и вздрогнул под тяжелой поступью паркет – мимо Олега, набирая скорость с каждым шагом, к столу рванулся огромный разъяренно рычащий ящер. Ситуация вышла из-под контроля, и Олег среагировал буквально на уровне подсознания, уже привычно выбросив вперед руки.

Он держал ящера, словно энергетическое поле стало силовым продолжением его рук, держал, стараясь не повредить, зная, что это кто-то из своих. Но кто? Сергей стоял рядом, и его трансформу Олег уже видел – впечатляющая, конечно, но не настолько, чтобы внушать, подобно этому ящеру, почти мистический ужас. Обернуться же и пересчитать оставшихся за спиной он не мог, боясь упустить разъяренного коллегу.

Ящер меж тем раздраженно взревел и упрямо сделал еще один шаг, дотянувшись до стола. На большее его не хватило, но и этого оказалось достаточно: когти обманчиво тонких передних лап скрежетнули по столешнице, небрежно развалив полированного мастодонта на две неравные части. Члены коллегии поспешно вскочили, роняя стулья, и отпрянули к стене, которая вдруг оказалась слишком близкой, чтобы почувствовать себя в безопасности. По лицам заседателей разливалась смертельная бледность, отчетливо заметная на фоне их темных официальных костюмов.

Олег, несмотря на сверхъестественный холод, взмок от напряжения, изо всех сил стараясь удержать ящера, в котором интуитивно все же узнал Антоныча. Осваивать свои новые способности приходилось на ходу – постепенное расходование внутренней энергии требовало совсем других навыков, чем уже дважды опробованные выплески. И тем неожиданнее оказался раздавшийся рядом смешок.

Кольцов невольно обернулся, чуть не ослабив хватку: рядом, улыбаясь, стоял командир. Похоже, с удивлением сообразил Олег, происходящее его забавляло.

Дмитрий Сергеевич сделал плавный скользящий шаг вперед, неожиданно оказавшись рядом с яшером, и постучал его по чешуйчатому плечу указательным пальцем.

– Остынь, Антоныч, – посоветовал он злобно огрызнувшемуся монстру.

Ящер по-птичьи склонил голову набок, уставясь на командира налитым кровью глазом и после короткого раздумья отступил назад. Олег расслабился и вытер пот со лба.

– Занимай места в первом ряду, – шепнул ему на ухо тут же оказавшийся рядом Сергей, – сейчас командир им устроит веселую жизнь.

Командир тем временем обернулся к замершим у стены заседателям:

– А вы не забыли, с кем имеете дело, уважаемые? – саркастически спросил он, самим тоном давая понять, что упоминание об уважении – сугубо риторическая фигура. – Или мне стоит напомнить пару статей из некогда подписанного нами договора?

Он хотел было приблизиться к семерке, но наткнулся на обломки стола и, с недовольной гримасой провел над ними рукой. Стол на миг затянулся дымкой и вновь возник, но уже совершенно целый и невредимый.

– «…Состав и методы работы группы Ворона, именуемой Серыми Ангелами, – процитировал Дмитрий Сергеевич, словно и не заметив, какое впечатление на присутствующих произвела его небрежная демонстрация, – остаются на усмотрение самого Ворона…». Вы помните эти строки? – Командир оперся на столешницу, склонясь вперед, и из-под его ладони заструился едкий дым тлеющего мебельного лака.

Он проследил за взглядами слушателей и убрал руку. На столешнице остался выжженный отпечаток ладони. Командир поморщился и все тем же мимолетным жестом вновь восстановил полировку.

– Одобрять или не одобрять действия МОИХ подчиненных – исключительно МОЯ прерогатива. – Дмитрий Сергеевич прибег к родному для обюрократившихся заседателей канцеляриту, выделив при этом притяжательные местоимения. – Если же, паче чаяния, вам захочется пообщаться – я к вашим услугам, но МОИХ людей трогать не советую категорически! – Командир помолчал, критически оглядывая потерявших надменный лоск заседателей, и едко добавил: – Хотелось бы, чтобы у вас, кроме амбиций, нашлись и конструктивные предложения. Все-таки до нас в вашей конторе, кроме убогих попыток экзорцизма, и полевых операций-то никаких не проводилось. Вам бы моим ребятам кланяться стоило, а не шипеть из темного угла.

Лицо Торквемады утратило бледность и, минуя стадию нормального цвета, быстро становилось темно-багровым от прихлынувшей крови. Он было открыл рот для отповеди, но опоздал.

– Не кипятись, амиго, – по-американски развязно посоветовал ему до сих пор молчавший любитель покера, твидовый пиджак которого чуть не лопался на перекачанном «железом» теле, – я и раньше говорил, что Ворон тебе не по зубам, и теперь повторить могу. Лучше вспомни мой последний отчет – как раз для русских работенка: они же все насквозь идейные, а мои ребята предпочитают жить и тратить честно заработанные грины, чем совать голову в гарантированную мясорубку.

– На «слабо» взять хочет, – вполголоса заметил Сергей, – я на такие подначки с детства не поддаюсь.

– Что ж, – словно бы в раздумье протянул озабоченный Санта-Клаус, – возможно, это выход из сложившейся ситуации…

Командир молчал, с улыбкой ожидая неизбежного продолжения – приманка закинута, так почему бы не изобразить заинтересованность?

– Дело в том, что в Штатах обнаружена незарастающая каверна, этакий выход в один из поглощенных Хаосом миров… Конечно, это не прямая угроза вторжения сил Зла, но кое-что неприятное проникает и оттуда. По мнению нашего американского коллеги, закрывать проход придется с той стороны… с возможностью невозвращения.

– И вы решили, что моя команда – прекрасный кандидат на исчезновение? – холодно осведомился Дмитрий Сергеевич.

– Но вы сами только что сказали, что вы лучшие, если не единственные, наши оперативники, – напомнил Санта-Клаус собственные слова командира. – Кому же еще тогда мы должны предложить проведение этой операции?

– Логично, – процедил командир, – но я требую полную информацию и неделю на обдумывание нашего ответа.

– Информация будет, – вылез вперед Торквемада, уловив еще одну возможность избавиться от соперника, – но ситуация легко может выйти из-под контроля, и на раздумья у вас не более пары дней.

– Согласен. – Командир прощально кивнул и, развернувшись, вышел из зала.

Следом молча потянулась команда. Только Зайченко не мог не бросить напоследок:

– Приятно было пообщаться, господа!

Полученные часом позже сводки американского «Бюро-13» на поверку оказались серией победных реляций, одна другой неправдоподобней даже для по невежеству доверчивого Олега, что уж говорить о прочих.

– Экие у нас американцы-то крутые! – подытожил прочитанное Антоныч. – Где уж нам, серым да лапотным!

– Одно мне только непонятно – мы им в таком разе зачем? – Сергей обвел глазами собеседников, ожидая ответа. – Может, и правда что-то неприятное выплыло? Недаром вся ихняя суета примерно в одном районе сосредоточена!

– Да что ты заладил – американцы, американцы… – угрюмо бросил Петрович, – командир сам подставился, тебя прикрывая, а испанец чертов тут же ухватился. Нет нам сейчас выбора, и все этим сказано.

– Ты хочешь сказать, что я команду в дерьмо окунул? – вскинулся Сергей в ответ.

– Никто тебя не винит: ну, вляпался по малоопытности, так за это не казнят. Американец, конечно, прагматик и циник, однако по сути он прав: есть в нас, русских, страстишка подставлять шею под чужое ярмо. «Кто, если не мы?» Знакомая постановка вопроса. Спокон веку так повелось. Кроме того, у командира, думается, есть свои резоны согласиться. Личные и оттого тебе не особо интересные. Так что увянь со своими комплексами: по большому счету ты здесь и вовсе не при чем.