Стало нетрудно сообразить, чьи личности скрываются под чешуйчатом броней. Командир же привычно оставался в стороне… или нет? Очевидно, он каким-то образом скоммутировал наши оптические нервы, но не это было главным – я ощутил, как вдруг полегчал давящий на меня груз, и догадался, откуда берет энергию Петрович – Горицкий щедро расходовал внутренние запасы, безошибочно отыскав самое оптимальное применение своим ресурсам, не подменяя при этом остальную команду.

Неожиданный порыв ветра взвихрил скопившуюся в капсуле пыль, и зрение раздвоилось, накладывая друг на друга пару различных картинок. Эффект вызывал тошноту и головокружение. Я зажмурился, а когда вновь открыл глаза, командир уже успел отключить трансляцию.

Отпустить купол я все еще не решался, боясь нарушить равновесие груды окружающих обломков. Звероформа, скрывавшая под собой Антоныча, раздраженно ударила по куполу лапой, и меня чуть не выбросило из раскопа. Серьезный зверь. Такой и вправду может вышибить плечом броневую плиту вместе с косяком. Зайченко на его фоне смотрелся гораздо скромнее, чем в пригороде Мурманска, но достаточно солидно, чтобы произвести до заикания неизгладимое впечатление на неподготовленного человека. А ведь, по словам Свиридова, во мне нынче тоже таится кто-то им подобный…

Пока я, раскрыв рот, глазел на ящеров, они освободили из-под завала ноги Натальи и вынесли девушку на открытое место. Мое состояние никого не интересовало. То ли уверены в моих способностях выбраться самостоятельно, то ли им попросту наплевать. Я предпочел первый вариант. Тем более что вылезти из раскопа не представляло никакого труда – ребята потрудились от души.

Тем временем угловатые очертания звероформ истаивали, уступая место привычным человеческим телам. Зайченко метнулся к рюкзаку и, достав запасной комплект белья, натянул его на себя. Антоныч неторопливо проделал тоже самое. Впрочем, при таком обилии густой седой шерсти на теле он мог считать себя уже почти одетым.

Послышался стук перекатывающихся камней, и я мгновенно обернулся – не хватало еще повторения обвала, но это были Горицкий и Строганов, решившие, что настало время присоединиться к нашей компании. Я перевел взгляд на лежащую на земле Наталью. Девушка пострадала гораздо сильнее, чем я предполагал – обе ноги ниже колен превратились в сплошное кровавое месиво. Спасти ее жизнь могли или немедленная ампутация, или чудо. А она еще утверждала, что с ней ничего не может случиться… Теперь вся надежда на Антоныча, который уже навис над лежащей без сознания девушкой.

– Свиридов, назад!

Возглас Горицкого заставил нас недоуменно оглянуться.

– Ну в чем дело, командир? – Антоныч впервые решился нарушить субординацию, и это говорило о многом.

– Забыл, что бывает с теми, кто рискнет причинить ей боль? – Командир резко погасил назревающий бунт. – Отойди и дай место мне. Смотришь, обойдемся без лишних потерь…

Отодвинув в сторону Антоныча, он склонился над Натальей и плавно повел руками, не касаясь тела. Руки на миг застыли над раздробленными ступнями и снова возобновили свое движение. Лоб Горицкого усеяли мелкие капли пота. Наконец он поднялся и обернулся к тревожно следившему за его действиями Свиридову.

– Плохо выглядишь, – заметил командир, – ну-ка, повернись спиной…

Антоныч нехотя выполнил приказ. Горицкий положил ладони на затылок и поясницу Свиридова, и тело Антоныча судорожно изогнулось, словно пронзенное высоковольтным разрядом.

– Вот теперь можешь приступать к лечению, – сказал командир, – в этом мире Наталья, к сожалению, не защищена…

Любопытное, надо заметить, обстоятельство…

Антоныч его уже не слышал, занявшись своим привычным делом. Донесся громкий хруст смещаемых костей, и я отвернулся – не выношу хирургии. Особенно в полевых условиях и когда терзают не тебя.

– Действительно, почему бы не отвлечься? – согласился со мной Горицкий. – Эй, Сереженька, а подойди-ка, милок, поближе, мы тебе сейчас новый костюмчик сочиним, взамен разорванного. Не ходить же тебе в трусах до возвращения?

Командир провел руками вдоль его тела, начав от шеи и закончив лодыжками. Следом за руками на Зайченко возник привычный камуфляж и высокие ботинки.

– Похвастаешься где-нибудь, что я перед тобой кланялся – голову оторву. – пообещал командир хихикнувшему Сергею. Настала моя очередь хихикать. Горицкий промолчал.

– Наколдовали мы тут, – заговорил вдруг доселе молчавший Петрович, – как маяк поставили. Уходить надо, да побыстрее, пока гости не заявились.

Черт, об этом как-то и не подумалось! Я посмотрел на Антоныча – тот смоченным водой из фляги полотенцем стирал засохшую кровь с обретших прежний изящный вид Натальиных ножек. По своему опыту я знал, что сразу она встать не сможет. Значит, придется нести.

– Носилки нужны будут, – ни к кому особенно не обращаясь, заметил я. Пусть командир с замом сами определятся, кому из них колдовать придется.

– Без носилок обойдемся, – сердито бросил Свиридов, – к завтрему оклемается, а сегодня я и на руках донесу.

– По горам да еще с рюкзаком за плечами? – недоверчиво переспросил Сергей.

В ответ Антоныч аккуратно разделся, сложив одежду обратно в рюкзак, и, ослабив лямки до предела, забросил его за спину. Рюкзак повис чуть не ниже колен, но обнаженного Свиридова это ничуть не смутило. Неразборчиво, но эмоционально выругавшись, он посмотрел на лежащий на пути завал, и его тело снова заволокла дымка.

– Отойдем-ка в сторону, нечего под ногами путаться, – дернул меня за рукав Зайченко, – Антоныч нынче не в духе, может и зацепить невзначай.

Я торопливо последовал его совету – из марева уже отчетливо проступали чудовищные формы знакомого ящера.

Чешуйчатые лапы скрипнули по гравию, когда он подсунул их под тело так и не пришедшей в себя Натальи, и плавно подняли девушку с земли. Ящер покосил в нашу сторону налитым кровью глазом и, резким движением вытянув шею, угрожающе щелкнул челюстями. Я потеснее вжался в стену ущелья.

– Вот-вот, про это я и говорил, – шепнул Сергей.

Ящер зло взревел и перелез через завал. Я невольно прыснул – на украшенной шипастым гребнем спине горбом торчал рюкзак. В паре мест шипы проткнули его насквозь. Будет чем Свиридову заниматься на привале.

Дав ему оторваться от нас метров на двадцать, мы полезли следом. Горицкий то и дело осматривал склоны, а значит, повторного обвала можно было не опасаться.

Слабо извиваясь, высохшее галечное русло тянулось все глубже и глубже в горы. На какое-то время стало светлее – стены вокруг нас постепенно понижались и медленно расходились в стороны, но вскоре вновь потемнело – близился вечер. Я начал подумывать о привале, но шагавший впереди ящер неутомимо сотрясал грунт тяжелой поступью когтистых лап. Никакие увещевания его сейчас остановить не могли – ящеру ущелье не нравилось и ночевать в нем он не собирался. Выбиваясь из сил, мы шли все дальше и дальше.

– Как ты думаешь, – спросил я Зайченко, – твоя звероформа его остановить сможет?

– На пару минут, – ответил он, криво усмехнувшись, – только потом у тебя не будет напарника.

– А вы, командир?

– Что – я?

– Вы можете тормознуть Антоныча? Пора бы и отдохнуть!

– Не знаю, – командир меланхолично сунул в рот невесть откуда взявшуюся зеленую травинку, – наверное смогу, только зачем нам терять такого хорошего врача?

Да что они, сговорились, что ли? Хотелось бросить все, сесть и закурить. И пускай топают, пока ноги до задницы не сотрут! Я выматерился, вздернул рюкзак и прибавил шагу. Вот сейчас догоню Антоныча, дам ему хор-рошего пинка, и будь что будет.

– И от меня тоже приложи! – послышалась за спиной ехидная просьба Зайченко.

Я только скрипнул зубами в ответ, в три отчаянных прыжка догнал Антоныча и ухватил его за хвост.

Похоже, это был не самый умный поступок в моей жизни: ящер резко развернулся, отбросив меня метра на три, злобно оскалился и шагнул ко мне, прикрывая лежащую на его передних лапах девушку опущенной чуть не до земли мордой. Я на секунду растерялся, но затем злость взяла верх над осторожностью.

– Ну давай, откуси мне башку! Сам же и приращивать будешь! – орал я прямо в оскаленную пасть, не заботясь о том, понимает меня ящер или нет, – чего вылупился? Устал я за тобой гоняться, понял? Попробуй сам эту скалу на горбу с полчаса подержать, посмотрю я тогда, как ты после этого забегаешь! Все, привал! Пока не отдохну – с места не сдвинусь!

Ящер озадаченно отступил на пару шагов и, по-птичьи дергано поворачивая голову, посмотрел на меня поочередно правым и левым глазом. Не знаю, какое мнение сложилось у него в результате осмотра, но он осторожно положил на землю девушку, отступил еще на шаг и окутался маревом трансформационной дымки.

Позади раздался шумный Серегин вздох:

– Ну парень, ты даешь! Мне уж показалось, все – кормить Антоныча сегодня не придется, и без этого не голодный будет! Как у тебя только нахальства хватило?

– А у меня, кроме него, ничего и не осталось, – буркнул я в ответ, понемногу успокаиваясь.

Антоныч, уже в человеческом облике, копался в рюкзаке, доставая одежду и, как лицо заинтересованное, не мог пройти мимо обсуждаемой темы.

– И то сказать, силен, брат, – заметил он, – второй раз меня остановить сумел. Есть в тебе что-то… Недаром командир к тебе благоволит. Соответствуешь требованиям.

Этого мне не хватало! В жизни ни у кого в любимчиках не ходил! Правильно Зайченко намедни сказанул: кто мы с ним, как не пушечное мясо? Вот на этом давайте и остановимся. Я зло скрипнул зубами, но промолчал – затеять спор значило привлечь внимание к ненавистной теме. И вообще, с чего он взял, будто командир меня выделяет? Глупость какая-то.

На ужин сварили пару брикетов сухого пайка, запив чаем. Дежурить мне досталось первому, и я честно пялился в темноту на протяжении трех часов – все вымотались, и ночевку решено было продлить.

Ничего не произошло. Я толкнул Петровича и лег спать, как позже выяснилось – до утра. Неплановых побудок не было, и я впервые за поход отоспался.

Разбудило меня звяканье посуды. Я приоткрыл один глаз и увидел хлопочущую у примуса Наталью.

– А Свиридов тебе вставать разрешил? – спросил я хриплым со сна голосом.

– И тебя с добрым утром, – отозвалась она, – разрешил, не разрешил… Один вечер без меня похозяйничали, и хватит, иначе до возвращения на концентратах недоваренных жить будете. Что за мужики нынче пошли? Сами о себе толком позаботиться не могут!

Вот же соратница досталась! А могла бы, между прочим, и поблагодарить за спасение. Я встал и, смочив водой из фляги краешек носового платка, немного привел себя в порядок. Вода нужна для питья – кто его знает, когда мы ручей или колодец отыщем? Сидящий напротив Зайченко – его вахта была последней – сочувствующе поцокал языком:

– Что, отбрили? Не переживай, мне больше досталось: ты никогда не пробовал на сухую кастрюли песком драить? Дурацкое занятие, я тебе доложу – на собственном опыте убедился.

Завтрак, укладка снаряжения и тщательный осмотр стоянки в поисках чего-нибудь забытого – все заняло не больше часа. Солнце еще не успело полностью подняться над горизонтом, а мы уже топали по ущелью, надеясь еще до обеда вырваться из опостылевшей теснины. Основанием надежд служили ставший почти незаметным уклон русла и прилично поубывавшие высоты стены каньона.

Шли быстро, даже Антоныч, чей вчерашний забег послужил причиной моей безумной выходки, недовольно изрек:

– И чего бежим, будто нам наверху медом намазали? Вдруг хозяин дырки между мирами успел торжественную встречу приготовить? А тут мы, все такие радостные…

– А что, – подхватил Зайченко, – разве плохо? Выскочим, быстренько настучим ему по ушам и домой, на печь! Лепота сплошная, было бы о чем переживать!

– Шибко прыткий ты у нас, – оборвал его Строганов, – по лбу схлопотать – штука нехитрая. Можем мы навешать, а могут и нам, если расслабимся.

– Умеешь ты, Петрович, боевой дух поднять, – укорил его Сергей, – просто сил никаких. Не получится из тебя психотерапевта, так и знай.

– Не больно и расстроюсь.

– Кончайте ныть, мужики, до печенок уже достали, – высказалась Наталья, шагавшая рядом со Свиридовым. – Встретят – измордуете, не встретят – дальше пойдем. Чего попусту языком телепать?

Прелесть что за компания подобралась. Любо-дорого.

Самое странное, что за препирательствами мы даже не заметили, что стены ущелья превратились в ряд невысоких холмов, а впереди расстелилось заросшее пыльной травой плоскогорье, и, наверное, так бы и продолжали ломить вперед, но тут вмешался Горицкий.

– Все, – сообщил он, – легкая прогулка закончилась. Нас действительно ждут, вот только кто и насколько далеко – пока сообразить не могу…

Ну если до сих пор была обычная прогулка, то и впрямь стоит быть повнимательней. Горицкий зря одергивать не будет: мне вообще все больше кажется, что он предпочитает держаться в стороне, наблюдая, как мы выкарабкиваемся из возникающих ситуаций. Этакий тест на выживание.

– Не знаю, как насчет встречающих, – снова напомнил о себе Зайченко, – но если мы возьмем чуть правее, то наверняка найдем или источник, или колодец.

– С чего ты взял? – хмуро спросил Петрович.

– А видишь во-он ту кучку камней на пригорке? Голову даю на отсечение, если это не развалины какого-то жилья. А где жилье, там и вода.

Я присмотрелся – камни как камни. Надо обладать незаурядным воображением, чтобы отсюда разглядеть в них старые руины. Однако высотка доминировала над окружающим плоскогорьем, а упускать даже малейшее преимущество перед возможным противником казалось нам недопустимым расточительством. В результате мы дружно свернули туда, куда указал Зайченко. Вроде бы абсолютно верное решение, однако чем ближе мы подходили к пригорку, тем меньше мне хотелось на него взбираться. Сообщить Горицкому, что у самого неопытного из команды появилось нехорошее предчувствие, тогда как остальные ничего не замечают? Ну нет. Лучше подождать развития событий…

Первый неприятный сюрприз встретил нас еще на подъеме: шедший чуть в стороне Антоныч запнулся за некое препятствие, и тут же один за другим раздались щелчок и короткий визг, завершившийся глухим ударом. Антоныч упал, и я бросился к нему, когда в спину прозвучало резкое:

– Кольцов, стоять!

Я замер и обернулся.

Горицкий сосредоточенно изучал окрестности. То и дело с его вытянутых вперед рук стекали почти невидимые в дневном свете разряды. В ответ на действие магии неподалеку раздалось несколько негромких хлопков, а впереди, метрах в десяти от нас, земля с тихим шорохом осыпалась, явив миру темный зев ямы-ловушки.

– Одна-ако, – протянул Зайченко, озадаченно почесав в затылке, – гостеприимные хозяева здесь жили, нечего сказать!

– Дерьмо, – кратко отозвался не пострадавший Антоныч, разглядывая пронзенный навылет рюкзак. В паре шагов от него на земле валялся толстый арбалетный болт. Из рюкзака капало, и в атмосфере повис густой аромат выдержанного коньяка.

– Вот же сволочи, – принюхавшись, «посочувствовал» Строганов, – такой коньяк загубить! Лучше бы они тебе задницу отстрелили… или еще что-нибудь.

Дальнейший обмен репликами меня уже не интересовал – к тому времени я успел заглянуть в образовавшуюся на дороге яму. Дно ловушки усеивали острые стальные шипы, почти не окислившиеся в сухом воздухе плоскогорья. Тот, кто настораживал ее в последний раз, даже не удосужился очистить шипы от предыдущей жертвы – пронзенный насквозь одним из шипов, из ямы на меня скалился человеческим череп с хорошо сохранившимся позвоночным столбом. Ни ребер, ни конечностей, ни прочих костей в яме не было. Странно…

Из состояния задумчивости меня вывел хлопок по плечу.

– Ну и что мы тут имеем такого любопытного? – спросил Зайченко, заглядывая в яму. – А имеем мы тут древний трупец, совершенно нам не угрожающий и потому неинтересный.

Коротко и ясно. Я хмыкнул и, обойдя яму стороной, пошел дальше к руинам – опасаться было нечего, командир наверняка разобрался с любыми угрозами.

Каменное кольцо, венчающее макушку холма, открывалось в нашу сторону зияющим проломом. Я вошел внутрь. Расчищенным от больших камней дворик, с накрытым массивной деревянной крышкой колодцем в центре – брусья для крышки небось черт его знает откуда тащили! – и обвалившиеся стены помещений, примыкавших к валу. Не храм, не остатки чьего-то замка – типичный форт для гарнизона в десяток солдат. Полуразрушенный каменный вал, издалека замеченный Сергеем, напоминал не то высокий бруствер, не то осыпавшуюся крепостную стену, обращенную фронтом к востоку.

Я забрался наверх, посмотрел вперед и позвал Горицкого – впереди, в распадке между холмами лежал поселок. На первый взгляд казалось, что жители просто попрятались по домам, пережидая близящуюся полуденную жару, однако отсутствие на улицах домашней живности и вездесущей ребятни наводило на размышления, и становились заметными оставленные ветрами и временем разрушения, характерные для давно заброшенных мест.

– Странно другое, – сказал вставший рядом командир, – там не только людей – вообще никакой живности нет. Даже ящериц со змеями, хотя им там самое место… И крепостца к поселку фронтом развернута. Опасались солдатики местных жителей. Крепко опасались, даже ловушек вокруг понастроили…

– Карантин? – предположил я.

– Или концлагерь, – сказал подошедший Петрович. – Надо бы поближе посмотреть. Могу сбегать: небось не страшнее Заборья окажется.

– Сбегай, – согласился Горицкий, – но не один. Возьми Кольцова и Зайченко, пусть прогуляются – им полезно.

Экая трогательная забота о нашем с Серегой интеллектуальном и физическом развитии! Ежу понятно – для Петровича мы просто обуза. Ладно, будем развиваться.

Я спустился с вала, подошел к горке брошенных у колодца рюкзаков и добавил к ним свой, облегченно покрутив натруженными плечами. Настроение, испортившись еще на подъеме, лучше не стало – не нравился мне этот поселок, и ничего хорошего я от вылазки не ждал, но идти все равно кому-то надо, значит, и говорить не о чем.

Рядом появился не менее мрачный Зайченко.

– Пошли, что ли, – позвал он, – иначе Петрович вконец избурчится. Всю дорогу слушать будем, что он о нас думает.

Мы перелезли через вал и вслед за Строгановым зашагали к поселку.