IV Борьба за жизнь

Лена не знала, сколько она пробыла без сознания, может минуту, а может и целый час.

Едва очнувшись, она немедленно попыталась собраться с мыслями. Она огляделась вокруг, обнаружив только смутные очертания стен в кромешной тьме и тускло поблескивающий выход прямо перед собой. Память вернулась к ней, она вспомнила, что за ней гнались несколько ребят. Но Лена ощупала себя и поняла, что с ней всё в порядке, что ничего не произошло, просто немного кружилась голова после обморока.

Лена ещё раз с трепетом взглянула на выход и поняла, что, возможно, эти панки ждут её там. Она быстрым движением руки провела по земле ладонью, тщетно пытаясь найти что-нибудь тяжёлое. Но пол был гладок и чист как тефлоновая сковородка. Через несколько секунд поисков Лена, стараясь создавать как можно меньше шума, нашла-таки нечто отдалённо напоминающее кирпич.

Времени на разборки не было, дорога была каждая секунда. Лена крепко ухватила кирпич правой рукой и попыталась напрячь слух, чтобы по дыханию определить, где находятся эти панки. Затаив дыхание, она вслушивалась в звуки улицы. Наконец она расслышала смутное прерывистое дыхание, напоминавшее храп. По этому храпу она поняла, что двое находятся справа, а один — слева.

Сгруппировавшись для прыжка и нескольких мощных ударов, Лена выпрыгнула в дверной проём с грацией настоящей пантеры. Однако, выпрыгнув и оглядевшись, она сильно изумилась, даже удивилась: все трое мирно спали прямо на асфальте, одежда на них была порвана, на лицах кровоподтёки, и вообще у трёх грозных панков был вид помятых помидоров.

— Кто бы их мог так побить, — не страшась своих мыслей, вслух подумала Лена и, словно в ответ на свой вопрос, услышала где-то вдалеке знакомое шуршание и дыхание, а потом звук, похожий на звон колокольчика.

Лена решила осмотреть своих несостоявшихся обидчиков. Ничего особенного в них не было, если не считать, что рядом с самым волосатым на полу лежал нарцисс — любимый цветок Лены, который Алексей дарил ей на каждом свидании. Этот цветок внушил Лене, что всё будет хорошо, и подарил ей хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне.

Лена втянула тонкий аромат нарцисса, улыбнулась, ещё раз оглядела место битвы и спокойно пошла домой к Марье Павловне, которая, вероятно, уже давно волнуется за неё.

Над городом вставало солнце. Человек проснулся. Утро его прошло в обыкновенных делах, и уже к полудню он стоял перед многотысячной толпой в красивом роскошном одеянии правителя и вещал своим подданным свою новую речь.

— Товарищи, — почти кричал Гай Калигула, — солнце уже давно встало, жизнь уже давно началась, поэтому пускай разразится революция! Вы все заслуживаете большего, заслуживаете лучшей жизни. Вы хотите революцию?

— Да! — отвечала ему толпа.

— Вы хотите коммунизм?!

— Да!

— Так пусть же начнётся революция, пусть у каждого будет вагон тушёнки, пусть у каждого будет всё, чего ему надо! От каждого — по способностям, каждому — по потребностям! — Цезарь оглядел умным взором беснующуюся толпу, которая пошла громить рынок и сплюнул…

— Свобода, равенство и братство, — буркнул себе под нос Цезарь, высмаркиваясь в занавеску.

— Революция, — невнятно, но громко пробормотал Алексей, просыпаясь.

Он обнаружил себя сидящим на жёстком стуле посреди небольшой тёмной комнаты, которая напоминала больше тюрьму, нежели жилое помещение. Прямо перед ним находилась железная дверь без единой ручки и замка, которая закрывалась, видимо, снаружи. Пол был бетонный, без какого-либо покрытия, что делало его ужас до чего холодным и твёрдым. Почти под самым потолком находилось небольшое наглухо застеклённое оконце. Из окна просачивался в комнату слабый лучик света. В одном углу была большая тарелка с водой для питья, рядом примостился унитаз. Больше ничего в комнате не было.

В животе у Алексея бурчало, из чего следовало, что он здесь сидит достаточно долго. Руки и ноги затекли и он решил пройтись по месту своего заточения, по ходу простукивая стены. Как он и ожидал, стены были толстые и монолитные, дверь была наглухо вбита в стены, а оконное стекло было настолько твёрдым, что даже прицельный удар обитой железом ножкой стула не оставил не стекле и царапинки. Через двадцать минут безуспешных попыток выбраться из тюрьмы, он сел на пол, прислонился спиной к холодной русские народные песни. Минут через тридцать такого напева Алексея разобрало, появилась смелость. И уже в полный голос он орал «Боже, царя храни!». За «царём» последовали «Из-за острова на стрежень», «Священная война», «Пачка сигарет» и «Эх, дороги».

И, когда Алексей по третьему разу пел:

"Славься, Отечество наше свободное,

Братских народов союз вековой,

Предками данная мудрость народная.

Славься страна, мы гордимся тобой!", зависнув под потолком посредством держания за провод от перегоревшей лампочки, дверь тихо отворилась, не издав ни единого звука.

— Эй, солист, щас тебе будет дует, — сказал кто-то до ужаса знакомым голосом.

Алексей хотел, было, послать его на три буквы, но не успел. Увесистый булыжник просвистел в метре от его головы, ударился об стенку, разлетелся на куски, один из которых огрел Алексея по голове, из-за чего он и потерял сознание. Последнее, что он видел перед тем, как повалиться на пол — это как к нему подбегает нечто в чёрной маске и выкрикивает: «Попался, козёл!» Козлом Лёша себя не считал, но возразить подбегавшему не успел, ибо упал без сознания.

Последующие несколько часов, а может быть минут, прошли для Алексея как сон. Ощущения притуплены, воспоминания обрывочны. Куда-то его тащили. Было высоко. Кто-то похаживал мимо и сморкался в рукав

Вновь очнулся Алексей, но уже не в той холодной тюрьме. Теперь его руки были связаны, ноги тоже, а сам он сидел на высоком кресле на крыше посреди обломков самолёта. Была ночь. За краем крыши шёл дождь и одинокий прохожий. Была ночь и было очень ветренно, то тут, то там сверкали молнии. Оглядевшись как следует, он понял, что позади кто-то стоит таким образом, что Алексей его не видит. Тщетно попытавшись вырваться из объятий прочной верёвки, он удручённо вскрикнул, чем и привлёк к себе внимание стоящего позади человека.

— А-а-а, вижу, что ты, наконец, проснулся! — сквозь гром молвил некто и вышел вперёд так, чтобы Алексей мог его видеть.

Алексей оглядел этого странного человека, стараясь угадать, где бы он мог его видеть. Человек стоял перед ним, раскинув руки в стороны и подняв вверх скрытую под чёрной тряпочной маской голову. Его чёрный плащ с эмблемой чёрной пантеры на жёлтом фоне развевался по ветру. В правой руке он держал увесистую железную трубу, в левой — флаг с изображением той же самой пантеры. Ноги были закованы в тяжёлые сапоги со шпорами, которые позвякивали при каждом его шаге и блестели с каждой вспышкой молнии.

Постояв неподвижно секунд пять, этот чёрный опустил руки и уставился на привязанного Алексея пронзительными глазами.

— Ты — следующая жертва, — громко молвил незнакомец басом, который к концу фразы сбился на визг.

— Чё? — пытаясь отвернуть лицо от ветра, рявкнул Алексей, который всё ещё пытался вспомнить этот голос.

— Узнаешь, — голос незнакомца снова стал басовитым, — подожди несколько дней и узнаешь.

Сказав это, незнакомец подошёл к Алексею вплотную и приложил к его рту неприятно пахнущую тряпочку, от которой в его голове что-то лопнуло. Пытаясь из последних сил оттолкнуть от себя тряпочку, а заодно и укусить за руку незнакомца, Алексей так сильно тряхнул стул, что повалился на пол вместе с незнакомцем и попытался уползти, пользуясь возникшим замешательством. Но незнакомец быстро оценил ситуацию и принял решительные меры: он набросился всем весом на брыкающегося Алексея и запихнул тряпочку ему в рот, заодно треснув его кулаком в ухо. Такого напора Алексей не выдержал и потерял сознание.

Когда он вновь очнулся, вокруг вновь была та самая тюрьма, только теперь около двери была вбита в пол тумбочка с большой железной кружкой на ней. Алексей крикнул, стены отозвались глухим эхом, за которым последовала продолжительная тишина, лишь изредка прерываемая глубокими вздохами Алексея.

Сообразив, что он в заключении у этого безумца, Алексей решил продолжить попытки побега, которые начал ещё в прошлое своё пребывание здесь. Но для начала он решил освежиться. Медленно встав на ноги и тряхнув пару раз головой он направился к железной кружке с целью хлебнуть немного водички. Водички так просто хлебнуть не удалось, ибо кружка была приварена к тумбочке, которая в свою очередь была вбита в пол. Пришлось отбросить мысль о продалбивании стены посредством тумбочки. Постояв над тумбочкой минуту и переборов свои принципы, он начал позорно лакать воду из кружки как собака. Если бы его кто-нибудь видел в этот постыдный момент, то Алексей бы провалился сквозь землю, но он каким-то задним носом ощущал, что на него никто не смотрит.

Логичным было бы в данной ситуации осмотреть место заключения на предмет уязвимых мест. Из окна было видно озеро, а может и река, которая подмывала основание здания.

— Так, — рассуждал логически Алексей, пытаясь избавиться от паники, — здания не строят специально в реке. Значит, скорее всего, это здание старое… Да, плотину на реке построили давно… лет сто назад. На стенах нет следов реставрации, — и он ущупал стены с облупленной штукатуркой, — реставрировались только окна и двери. Можно попробовать продолбить стены чем-нибудь твёрдым. Но чем?

Алексей уже в который раз обвёл взглядом квадратную комнату, если это можно назвать комнатой. На вид из окна стены были толщиной около тридцати-сорока сантиметров, скруглённые по углам, все в неровностях и выбоинах, но выбоины эти были небольшие.

Измучавшись от напряжённой умственной работы, он решил немного вздремнуть. Вид из окна напоминал о том, что дело близится к вечеру. Алексей лёг на полу в позе солдата на посту, подложил под голову правый кулак и принялся изучать теневой рисунок на потолке. Это изучение привело к тому, что вскоре он забылся беспокойным, но всё-таки сном.

В это время Марья Павловна с нескрываемым беспокойством ложилась в кровать, приняв на ночь валидола. На кухне сидела Лена, пила крепкий чай с лимоном и с надеждой смотрела в окно. На город опускались сумерки и тьма.

— Ночью, когда силы зла выходят на свободу… — Лена так и не смогла понять сама ли она это сказала, или ей послышалось, а может это были всего лишь её мысли, показавшиеся ей голосом. Но она решила не сопротивляться этому, — не бойся, я с тобой.

Лена подошла и выглянула в окно. В ночной темноте огни города мерцали, как спасительные маяки в море страха. Вот пошёл закутанный в плащ прохожий, оглянулся и воровато шмыгнул в темноту подворотни. Вон подъехала иномарка к светофору, посигналила заснувшему водителю запорожца и уехала. Пейзаж ночного города, живущего своей особой жизнью напоминал о чём-то далёком, взывая к глубоким воспоминаниям и переживаниям о великом.

Допив чай и выплюнув косточку в форточку, Лена глубоко вздохнула и пошла спать. Сон, как всегда после пропажи Алексея, обещал быть беспокойным.

Ночь опустилась на город. Началось время империи зла. На тропу войны вновь вышел маньяк, совершивший все эти убийства. Никто не знал, кто будет его следующей жертвой, и каждый втайне желал не стать этой жертвой.

Невысокий седой мужчина в кепке шёл по улице в круглосуточный продуктовый магазин за колбасой. Разъезжающие одинокие машины пугали его своим приглушённым рёвом и успокаивали, когда хоть на мгновение освещали дорогу перед ним. На тротуаре, прислонившись спиной к кирпичной стене, сидел юноша-цыган в лохмотьях и мирно дремал. Но, едва различив среди автомобильного рёва поступь и затяжной кашель мужчины в кепке, сонливость юноши улетучилась, уступив место выступившей на лице грусти.

— Добрый человек, подайте на пропитание, — монотонно и заученно, но со слезами на глазах сказал оборванец, протягивая руку.

Мужчина в кепке недовольно кашлянул, сунул руки в карманы и ускорил шаг.

— Вам что жалко? Немного, всего мелочь, — сказал юноша и его голос задрожал от злобы.

Юноша резко поднялся и в его руке что-то подозрительно сверкнуло. В глазах заблестел страшный огонёк, предвещающий нехорошее дело. На месте бездомного голодного юноши-цыгана стоял теперь сильный и хладнокровный убийца.

— А ну стой! — громогласно прозвучал его голос на всю улицу.

Мужчина в кепке резко обернулся на секунду и попытался убежать, но на его пути встал ещё один цыган, но постарше и более прилично одетый. В каждой руки он держал по длинной палке с заострённым концом и яростно ими помахивал. Побрякивая цепями, он перемещал свой вес с одной ноги на другую.

— Тебе было жалко подать бедному человеку? Придётся самому стать бедным. Снимай плащ!

— Но… ребята… — сказал мужчина в кепке с явным страхом в глазах.

— Что, ребята?! Надо делиться с бедными, а то сам пузо нажил, а другим не даёшь. Нехорошо получается, не честно как-то, — злобно улыбаясь, сказал оборванец, подходя почти вплотную.

— Да как ты смеешь говорить о чести?!! — вскипел мужчина в кепке, но получил увесистый удар кулаком в челюсть, от чего и повалился на тротуар.

Подростки стали пинать его ногами, поминутно оглядываясь. Но никого не было. Мужчина в кепке, вернее уже без кепки, ибо кепка скатилась в лужу, поначалу отбрыкивался, но потом движения стали медленные, а под конец и совсем прекратились — мужчина без кепки перестал дышать. Грабители обратили внимание на этот факт, ещё пару раз пнули его и прекратили избиение.

Отдышавшись, они стали обыскивать его, пытаясь найти что-нибудь ценное, но ничего, кроме часов «Слава» и пачки сигарет «Беломор», найти не смогли. Плюнув на распластавшееся бездыханное тело, они изъяли из его кармана кошелёк с сотней рублей и карточкой зубного врача и пошли за угол делить добычу. За углом было темно, как у негра в одном месте, но они сели прямо на голый тротуар и стали делить то немногое, что им удалось добыть.

— Ну, что, давай так: сотню мне, карточку тебе, «Славу» мне, «Беломор» тебе.

— Не, я так не согласен, я сидел, холодел, клиента ловил, а ты себе всё самое лучшее забираешь. Это не честно… Надо бы уходить отсюда, а то мы его, наверно, зашибли. — сказал юноша в лохмотьях.

— Да, ты прав, сваливать надо, — задумчиво сказал другой юноша, но тут же весело добавил, — но сначала надо бы с него одёжку снять. Потом на рынке толкнём.

И они поднялись с твёрдого и холодного тротуара и пошли обирать мужика без кепки. Каково же было их удивления, когда, выйдя к месту возлежания мужика без кепки, они не обнаружили там никого и ничего, даже кепки в луже не было. Быстрый осмотр местности ничего не дал. Когда они уходили, поблизости никого не было, никто не полезет на улицу из тёплой квартиры за этим мужиком, значит он ушёл сам.

— Вот ведь сволочь! — в сердцах сказал оборванец, — значит не совсем мы его добили. Ушёл-таки, козёл!

И, как бы в ответ на последнее ругательство, он схлопотал сильный подзатыльник. Не разбираясь за что он был награждён таким знаком внимания, оборванец, матерясь, бросился на своего напарника по грабежам. Через пару минут упорной драки они, устав, решили прекратить и сели на асфальт, тяжело дыша и сплёвывая кровь. Отдышавшись, оборванец всё-таки решил узнать за что он получил подзатыльник.

— Ты зачем меня ударил? — спросил он, ковыряясь ножом в зубах.

— Что? — не расслышав спросил его напарник.

— Ударил, говорю, меня зачем? — ковыряясь тем же ножом в ухе спросил оборванец.

— Когда? — недоумевал напарник.

— Ну, в самом начале, я после этого на тебя и бросился, — почёсывая зад тем же самым ножом, сказал оборванец.

— Да не трогал я тебя: ты на меня первым бросился, я дал сдачи, ты кусаться, я в глаз и… всё, — напарник обиженно сплюнул.

— Да, но ведь сначала ты мне по голове дал! — состригая ножом ногти на ноге молвил оборванец.

— И в мыслях не было, не говори чушь, — фыркнул на него напарник.

— А кто же меня тогда ударил, а? Может Бэтмен? — удивлённо рассматривая свою грязную стопу, язвительно сказал оборванец.

— Это был я, — сказал глухой голос позади.

Оба грабителя резко обернулись, но смогли рассмотреть лишь тёмную фигуру в тени здания. Они не могли видеть лица этой фигуры, они не могли даже с уверенностью сказать был ли это человек или какое-нибудь животное, но они ощущали на себе пристальный пронизывающий до костей взгляд этого существа, который не давал им двинуться с места и вселял в них страх. Существо залилось пронзительным смехом, от которого стыла кровь в жилах. Этот смех сковал сознание грабителей.

— Зря вы обидели человека, — перестав смеяться, сказало существо глухим, но настолько мощным голосом, от которого задребезжали стёкла в окнах и витринах. Существо сделало шаг вперёд…

На следующее утро на этой улице нашли трупы двух юношей.

V Вопросы и ответы 

Наступил новый день, солнце слабым лучом проглядывало в маленькое окошко и щекотало нос Алексея. Он открыл сначала один глаз, потом другой, часто ими заморгал и негромко чихнул. День обещал быть тяжёлым и утомительным. Предстояло много думать. По стене полз одинокий, неизвестно откуда взявшийся, паук. Алексей привстал на локте и стал наблюдать за медленным движением паука по стене. Паук пробежал почти до потолка, после чего юркнул в небольшую трещину в стене. Алексей встрепенулся и полез смотреть на трещину. И обнаружил интересный факт: почти всё пространство на стыке стены и потолка было усеяно мелкими трещинами, некоторые из которых пронзали стену насквозь.

— Ага, — радостно воскликнул он, выискивая глазами что-нибудь тяжёлое. Но ничего тяжёлого в комнате не оказалось.

Пару десятков раз стукнув кулаком по трещинам, Алексей отбил кулак и сорвал голос. Обессилевший, он сел на пол и из последних сил стал думать о том, каим ещё образом можно отсюда выбраться. Подойдя к двери, он стал ощупывать её, пытаясь найти в ней слабое место. Не секунду ему показалось, что одна из извилин от краски пошевелилась. Он попробовал её повернуть и она отошла в сторону, обнажив замочную скважину, которую скрывала. Он попытался найти что-нибудь острое, дабы вскрыть замок, но ничего не нашёл.

Поковырявшись в скважине ногтём, он, обессиленный своими неудачами, сел на пол и впал в депрессию. В его голове проплывали образы Путина, АПЛ «Курск», мамы, Лены… Лены! Внезапная мысль о Лене заставила его задуматься о смысле своего пребывания здесь.

— Зачем этот сумасшедший держит меня здесь? Зачем я ему нужен? А вдруг ему нужен не я, а моя мама или Лена. Он сказал, что я следующий. А вдруг они уже мертвы, а он меня держит здесь на закуску?!! — в Алексее с каждым словом нарастала злость.

Когда он произнёс последние слова, что-то лопнуло в его сознании, что-то скрытое вышло на свободу, именно страх за своих близких пробудил это. С бешеным криком он бросился на тяжёлую вбитую в пол тумбочку и неимоверным усилием вырвал её с солидным куском бетона. На пол упала булавка, но он её не заметил. Это нечеловеческое усилие прибавило ему храбрости и он поднял тумбочку, в которой было не меньше ста килограмм (тумбочка-то чугунная), над головой и бросил её на стену с окном. Всё здание содрогнулось от такого удара, стена ухнула, но выдержала. Тогда Алексей, зверея с каждой минутой, вновь подхватил тумбочку, как будто бы это был футбольный мяч, и снова бросил её на ту же стену. Здание содрогнулась ещё сильнее, а стена пошла трещинами, но опять выстояла. Тогда он схватил эту тумбочку на этот раз и швырнул её в сторону двери с такой силой, что чуть всё здание не свалилось. Дверь, злобно ухнув, вылетела куда-то далеко.

На улице уже наступила ночь, об этом Алексей судил по виду из окна. Он шёл по сумрачному коридору, не зная куда повернуть. Вокруг было всё тихо, лишь изредка откуда-то издалека доносился звук капающей воды, многократно усиливающийся в извилистых коридорах.

Внезапно Алексею показалось, что кто-то крадётся за ним, об этом говорили едва различимые шаги.