— Это я помню.

Трифонова ждала приятная встреча. Прямо на лестничной клетке он встретил капитана Забелина с Петровки.

— Не думал вас здесь увидеть, Костя. Вы же собирались ехать на Сивцев Вражек!

— Где я сегодня только не побывал! — усталым голосом промычал Забелин. — Новостей куча. Вы не торопитесь, Александр Иваныч?

— Куда мне торопиться? Я кот, гуляющий сам по себе.

— Пойдемте выпьем с вами кофейку. Тут возле театра неплохая забегаловка есть, а то у меня уже под ложечкой сосет.

Трифонов охотно согласился. Кафе действительно было тихим, уютным и располагало к теплым, дружеским беседам, особенно когда за окном моросит мелкий колючий дождик. Забелин рассказал Трифонову о сегодняшних приключениях и закончил открытием, сделанным подполковником Крюковым.

— А из тела извлекли серебряную пулю. Я так и обалдел. Мистика какая-то! Приезжаю в театр, нахожу слесаря, трясу его за грудки, а он мне и говорит: «Чего ты, опер, дергаешься? Не нужны мне ваши пули!» Достал из ящика верстака железную коробочку из-под черной икры и кладет на стол. Мол, забирай. — Забелин достал из кармана коробку, открыл ее и подал Трифонову. — Вот они, все двадцать восемь штук, и все свинцовые. Ни одной серебряной.

— Все, да не все. В фирменной коробке должно быть тридцать патронов. Театру продали двадцать девять, слесарь тебе вернул двадцать восемь. Итого, не хватает двух. Один я нашел, а где еще один, мы не знаем.

Трифонов достал выковырянную из стены пулю и положил ее в коробку.

— Вот она. Ее надо бы на экспертизу отправить и еще вот это.

На стол упал тяжелый навесной замок.

— Ну вы даете, Александр Иваныч! Пояснения будут?

— Обязательно, Костя, а как же иначе.

Трифонов закурил свой неизменный «Беломор» и начал рассуждать.

— Представим себе, что Иван Драгилев не убивал Светлану Фартышеву. Представим себе, что у Фартышевой был смертельный враг. Либо он сам убил ее, либо нанял стрелка. Если кто-то серьезно хотел убить ее, то вряд ли понадеялся бы на случай. Я с самого начала не верил в умышленное убийство. Драгилев мог попасть в стол, в Федора Горобца или в зрителя. Я видел из зала этот выстрел. А теперь у нас есть основания предположить, что было произведено два выстрела — один шальной, другой прицельный. Пулю от револьвера я обнаружил в стене за кулисами, там, куда она и должна попасть. А серебряная пуля, извлеченная из тела актрисы, была выпущена из-за спины Драгилева человеком, стоявшим между второй и третьей кулисой. Он находился за световым занавесом, и его никто не видел. Сделав выстрел, он тут же ушел через коридор, где хранятся декорации, снял замок или открыл его, вышел во двор, прикрыл за собой ворота и, пройдя через театральный двор, выбрался на улицу. Если принять мою версию как реальную или одну из возможных, то мы получаем следующую картину. Убийца — отличный стрелок — использовал серебряную пулю, а это говорит о том, что патрон изготавливался кустарным способом.

— Минуточку! А почему не предположить, что убийцу нанял Федор Горобец? Этим он убивает трех зайцев сразу. Он знал, что его жена изменяет ему с Иваном Драгилевым. Он избавляется от неверной жены, сажает в тюрьму ее любовника за убийство, а для себя обеспечивает стопроцентное алиби. Его видел весь зал. Гениальная идея!

— Согласен. Мало того, человек, стрелявший в Фартышеву, должен знать секреты этого театра, бывать там, изучить его особенности и найти удобное место для выстрела. Такую информацию ему мог дать Горобец и в нужный момент впустить в театр. Ведь замок висел с внутренней стороны ворот. Жаль, очень жаль.

— Что жаль?

— Что эта гениальная идея Горобца — всего лишь наша фантазия.

— Почему же?

— Потому, что глупо заряжать револьвер Драгилева настоящим боевым патроном, а потом вставать на место мишени и подставлять свой лоб под пулю. Могу допустить, что актер-убийца имеет больше фантазии, чем обычный киллер, и страсть к эффектам могла натолкнуть его на такой трюк. Но только речь идет о другом актере, о человеке незаурядном и артистичном, но только не о Горобце. Если бы я не нашел сегодня эту пулю в стене, то принял бы твою версию. Холостой выстрел не убил бы Горобца. Но не могу. А теперь попробуем копнуть чуть глубже. Мы имеем дело не со спонтанным убийством, а с хорошо обдуманной акцией. Убийца сейчас над нами смеется. Он прав. Мы второй день разгадываем его ребусы, а он полгода готовился к вчерашнему выстрелу, а то и больше.

Вспомни — все началось с паспорта хитроумного серийного убийцы Бражникова, на имя которого была снята квартира на Сивцевом Вражке. Это же насмешка! Значит, убийца догадывался, что мы докопаемся до его имени, а он нам подготовил сюрприз: «Ну что, ребята, нашли? Нашли убийцу, подстреленного во время бегства восемь лет назад? А что дальше делать будете?» Он бросил нам в лицо перчатку. Это вызов! И серебряная пуля — лишь подтверждение этому. Началась серьезная игра, где правила диктует преступник. И уверяю тебя, Костя, мы его не скоро найдем. Он знает слишком много.

Подумай сам над простым, на первый взгляд, эпизодом. Ну неужели нельзя было найти способ, куда более примитивный, чем подкинуть уникальный револьвер в руки главного режиссера?! Нет, он идет самым сложным путем, и дорогостоящим. Надо было знать любовь госпожи Хмельницкой к антиквариату. Надо было подсадить ей в поезд соответственную исполнительницу роли вдовы, обедневшей интеллигентки, хранившей оружие покойного мужа, профессора биологии. А если бы Хмельницкая ей не позвонила? А если бы она не заинтересовалась револьвером?

Значит, зря арендовали квартиру на Сивцевом Вражке, покупали билет на поезд, доставали уникальный револьвер! Сплошные расчеты, и, главное, беспроигрышные. Убийца знал все слабости Хмельницкой еще в мае, когда подыскивал квартиру, похожую на антикварный магазин. Он вынул один патрон из коробки, будучи уверенным, что револьвер будет куплен и он выстрелит этим патроном, когда того потребуют его замыслы. Похоже на футбольный матч. Только у этой игры еще нет названия. Одна группа актеров играет в смертельную игру с другой группой — кто кого переиграет. На данный момент актриса, исполняющая роль вдовы профессора, переиграла актрису Хмельницкую, и одно очко в виде жизни Светланы Фартышевой легло на счет команды убийц. Но игра нечестная. Кто-то из нашей команды подыгрывает противнику, впускает его на свою территорию и открывает карты.

Полминуты они молчали. Забелин сидел с открытым ртом и не двигался.

— Кажется, я пересолил и засорил тебе мозги, Костя.

— Нет-нет, все очень смахивает на правду. Верить или не верить в вашу историю, пусть решает каждый для себя. Но я верю. Ведь квартиру снимали аферисты, это уже доказано. И остальное все имеет под собой основание. Но что же получается? Мы имеем дело не с убийцей-одиночкой, а, как вы точно заметили, с целой командой, театральной труппой.

— Убийца в полном смысле слова может быть один. Я имею в виду исполнителя, самого стрелка. Но существует режиссер, который ставит спектакль, расставляет фигуры по крестикам, так называемым маркам, и он же управляет вспомогательным составом. А убийца приходит последним и ставит точку на отыгранном акте. Занавес закрылся, но это не значит, что кончился спектакль. Мы не знаем, сколько актов в этой пьесе. Мы лишь зрители и пока не поняли сквозного действия пьесы. Театр абсурда! Когда мы станем участниками действия, тогда можно будет говорить о тактике и стратегии.

— Да… Бедный, наивный подполковник Крюков! Он собрался к концу недели спихнуть это дело.

— Ты, Костя, особо не бери в голову мои старческие бредни. Я могу себе позволить фантазировать, а ты нет. Не забудь об экспертизе замка и пули. Скажи подполковнику, что ты сам ее нашел. На меня не ссылайся. Я к делу никакого отношения не имею, а то подумают, что старый пердун сует свой нос, куда не следует, морочит людям голову. Если надо, мы с тобой в кафе встретимся и обменяемся мнениями, а маячить перед глазами у начальства я не хочу. Я свое уже отмаячил.

— Неудобно как-то.

— Неудобно на потолке спать, одеяло падает. Дело-то одно делаем. Важен результат, а не путь к нему.

Оставив капитана в глубокой задумчивости, Трифонов ушел.

Вечером того же дня он узнал две новости. Генерал Колычев пришел с работы раньше положенного. Наташа испекла торт, и все сели пить чай в узком семейном кругу.

— Я уже так к вам привык, что, вернувшись домой, в свою одинокую берлогу, от тоски полезу на стену, — сказал Трифонов.

— Почему бы тебе, Саня, не пожить у нас до весны? — предложил Колычев. — Зима на носу, самое тоскливое время года, да и подледный лов ты не любишь, а без рыбалки какая жизнь! А в Москве у тебя дело есть.

— Это какое еще дело? — удивился Трифонов.

— Ну как же, а расследование? Ко мне сегодня обратился следователь Судаков с просьбой привлечь тебя к работе. Тот, что подвозил тебя на машине.

— Ах, Борис. Толковый парень. Человек своего времени, а у меня устаревшие взгляды. Им со мной скучно.

— Старый конь борозды не портит. Согласен, сегодня преступления совершаются на более техническом уровне, но совершает их человек.

— Ты мне, Гена, зубы не заговаривай. Я — пенсионер, да еще из другого города. На каком основании я могу заниматься расследованием?

— Это не проблема. Разумеется, я не могу поставить тебя во главе следствия, согласно твоему статусу. Но я имею право заключить с тобой трудовое соглашение и привлечь тебя в качестве консультанта. Ты получаешь доступ ко всем документам, связанным с расследованием, и принимаешь законное участие в работе следственной бригады. В то же время ты останешься независимой фигурой и никому не подчиняешься.

— Трудовое соглашение — это хорошо. Значит, ты мне еще и платить будешь? Отлично! А то как-то стыдно сидеть на иждивении старого приятеля и его молодой дочери. И давно ты это придумал?

— Как только Натаха вернулась из театра и рассказала мне, как ты ринулся на сцену после выстрела, словно безработный артист, для которого освободилась роль. Сам подумай, ну какой из тебя пенсионер? Здоровый мужик в здравом уме с колоссальным опытом за спиной, у которого к тому же руки чешутся сломать хребет преступникам.

— Ну спасибо, крестный отец. Ты мне сделал предложение, от которого я не смогу отказаться. Ладно, мне нетрудно. У вас в Москве хорошие ребята работают. Почему бы не помочь? Но захотят ли они меня терпеть? Занудливый, капризный, вечно недовольный старый хрыч.

— Между прочим, я созванивался с подполковником Крюковым из МУРа. Он очень обрадовался твоему официальному статусу.

— Я так и думал, что ты все уже решил за меня. Хорошо, раз команда меня принимает в запасные игроки, придется постараться не ударить лицом в грязь. Когда мне приступать к работе?

— У нас за столом сидит твой помощник и одновременно твой секретный агент в лице моей дочери. Ты не думай, она девица толковая.

Наташа разливала чай и улыбалась.

— Не спорю. Мне такой агент нравится. Какие идеи, госпожа агентесса?

— Завтра похороны Фартышевой. Там соберется весь бомонд. Вам не помешает познакомиться с участниками действа. Визуально, разумеется. Комментарии будет давать Дима Кутепов.

Похороны и вправду напоминали спектакль. Дамы в черном с алыми розами в руках, мужчины в черном с белыми шелковыми шарфами поверх плеч. Трифонов со своей командой стоял особняком в некотором отдалении и мог видеть всю траурную процессию со стороны. Рядом с Трифоновым стоял и капитан Забелин, следователь Судаков и скромный молодой человек по имени Дима Кутепов. Наташи не было, она ужасно боялась покойников и вида могил.

Капитан успел сообщить новости по дороге на кладбище. Эксперты провели гигантскую работу. Им удалось установить, что извлеченная из стены пуля выпущена из револьвера «таурус». Они сумели сделать патрон, имея гильзу и пулю, и провели баллистическую экспертизу, которая подтвердила одно и исключила другое. Серебряная пуля, поразившая Фартышеву, выпущена из другого оружия.

Таким образом, следствие лишилось главной улики — орудия убийства и самого убийцы. Как все просто выглядело поначалу и как запуталось по ходу следствия!

— Ну что, Дима, рассказывай, — глянул на молодого человека Трифонов. — Пора нам познакомиться с действующими лицами и исполнителями.

— Возле гроба стоит муж покойной. С ним вы уже знакомы. Надо сказать, что, несмотря на все ее грехи, Федор Горобец очень любил свою жену. Пожалуй, он единственный среди всей компании, кто не участвует в любовных вертепах творческого коллектива. Молчалив, застенчив и демократичен.

— Что это значит?

— Не взирает свысока на обслуживающий персонал. Рабочие сцены вечно у него стреляют деньги на водку. Попробуй подойди к Ольшанскому! Видите, стоит брюнет, самый высокий и представительный.

— Я видел его. Он репетировал роль Драгилева, когда того посадили за решетку. Мне он не очень понравился.

— Нет, вы не правы. Ольшанский — талантливый человек. Вам надо посмотреть его в «Клеопатре». Он играет Цезаря. А в жизни Веня переигрывает. Знаете, есть такое понятие — Актер Актерыч.

— Вроде масла масляного?

— Похоже.

— Герой-любовник по жизни?

— Женщинам он, безусловно, нравится. Они ему не очень. Ольшанский предпочитает мальчиков. Но это дело вкуса. А вообще он человек веселый, заводной. И что важно, независтливый. Редкая черта.

— А кто стоит рядом с режиссером Грановским? Невысокий, лысоватый, щуплый. Он как-то выбивается из общего натюрморта. Слишком невзрачен. Лицо мне его знакомо.

— Еще бы! Это наш папа, хозяин всего и вся, меценат, серый кардинал, его пальчики двигают марионетками. Олигарх Грановский, старший брат нашего художественного руководителя, истинный владелец театра. Короче говоря, мистер Твистер, бывший министр, владелец заводов, газет, пароходов. Один из самых богатейших людей страны. Не приемлет слово «олигарх», предпочитает, чтобы его называли магнатом, а также не любит слово «спонсор», называя себя меценатом. Ведет себя очень скромно. Часто присутствует на наших тусовках, поднимая их престиж. С таким человеком все хотят водить дружбу. Рядом стоит его жена, на полголовы выше. Очень умная дама, когда-то была красавицей. Григорию Грановскому пятьдесят пять, а ей пятьдесят три. Мне она очень нравится. Зовут ее Марина Сергеевна. Обладает невероятным чутьем, вкусом, незаурядным умом и очень женственна. Не понимаю, как можно изменять такой женщине!

— Значит, олигархи подвержены тем же слабостям? Ничто земное им не чуждо?

— Смотрите, Александр Иваныч, за спиной олигарха стоит высокий красавец. Безукоризненно одет. На нем ботинки по тысяче долларов каждый. Голубые глаза, седина на висках, мужественное лицо, но не актер. Верзин Игорь Павлович — личный адвокат Грановского. Когда-то он был прокурором Краснодарского края. Как он попал в услужение к Грановскому, никто не знает. Тоже не молод, около пятидесяти. А возле адвоката стоит рыжеволосая красавица, Соня Кантимирова, бывшая топ-модель. Глупа как пробка, но красива до безобразия. Ее всегда сопровождает Верзин, но ни для кого не секрет, что Соня — любовница Грановского-старшего. Жена все знает, разумеется. Марина Сергеевна, как я уже говорил, очень умна. Но что ей делать? Приходится мириться. Грановский сколачивал свой капитал не без ее помощи, они прожили двадцать лет, не разводиться же.

— Теперь мне понятно, что за группа головорезов стоит в стороне. Телохранители олигарха?

— Вряд ли кто станет на него покушаться, но по статусу положено иметь команду секьюрити.

— Давай, Дима, вернемся к артистам. Они меня больше интересуют. С Хмельницкой я уже знаком. Это она принесла револьвер в театр. А что за дама стоит с ней рядом?

— Вряд ли ее можно назвать дамой. Выглядит старше своих лет. Потаскуха не в меру. Анна Железняк, двадцать семь лет, моя ровесница и сокурсница. Мы вместе кончали «Щуку». Способная девица, четвертый раз замужем, но, кажется, опять свободна. Три главные роли в театре, только благодаря тому, что спит с Грановским-младшим. Правда, он спал со всеми. Двое мужчин, стоящих сбоку, это Кирилл Константинович Костенко и Сергей Владимирович Птицын. Костенко — монополист. Все роли отцов и дедов неизменно достаются ему. Очень серьезный дяденька, шахматист, коллекционирует ордена и медали, вдовец, шестьдесят лет. Птицыну сорок, и они дружат. Все время вместе, не разлей вода. Птицын ходячий кладезь анекдотов, очень остроумен и беззаботен. Что их связывает, понять не могу.

— А что скажешь, Дима, о Галине Леско, которая сменила покойную Фартышеву на сцене?

— Пожалуй, самая талантливая актриса. Ей за сорок пять, но выглядит шикарно. Талант от Бога, но по жизни — кошмарная интриганка и сплетница. Муж — летчик, полковник, она живет неплохо, но завидует всем и вся. Разговаривая с вами, она обольет меня грязью, стоит вам отойти, как такой же ушат нечистот выльется на вашу голову.

— Исчерпывающая характеристика. А тот молодой человек кто? В сером пальто, курчавый блондин.

— Я думал, вы его знаете. Это наш новый автор, майор милиции Петр Александрович Колодяжный, один из самых читаемых авторов на сегодняшний день. Не понятно, как его угораздило попасть в милицию. Он скорее похож на дельца. Очень расчетлив, находчив, за словом в карман не лезет, в полемике убедителен и доволен собой. Скажет фразу — и тут же смотрит, кто как на нее среагировал. Для милиционера в нем слишком много позерства. Правда, он не понимает, что театр не милиция, тут ему найдутся достойные соперники, и над ним немного посмеиваются. В сравнении с нашими китами он желторотый птенец. Но ему кажется, будто он мэтр и может поучать стреляных воробьев. Это мои личные наблюдения. Ведь Колодяжный присутствовал на всех репетициях своей пьесы. Непонятно, когда он жуликов ловит.

— Он их не ловит, Дима. Колодяжный работает в аналитическом отделе. Это нечто другое. Там изучают психологию преступников, а не ловят их. Но твоя оценка очень любопытная. Ты наблюдательный молодой человек.

— У нас в институте был предмет «Наблюдения». Мы целый семестр показывали этюды по собственным наблюдениям. Вот глаз и пристрелялся. А потом, я говорил в основном о недостатках, которые бросаются в глаза. Куда трудней замечать достоинства людей.

— Однако ты, Дима, самокритичен.

— Возможно, болото по имени «театр» меня еще не до конца засосало.

Заиграл оркестр. Гроб с телом опустили в могилу. Женщины плакали, мужчины скорбно стояли, склонив головы. Белые платочки аккуратно промакивали тонированные щечки, стараясь не повредить макияж. Начал накрапывать дождь. Раскрылись зонты, и похоронная процессия потянулась к воротам.

Трифонов нагнал Колодяжного и присоединился к нему, пользуясь тем, что автор шел один.

— Здравствуйте, Петр Александрович. Меня зовут Александр Иваныч. Я из следственной бригады. Могу я задать вам пару вопросов?

— Разумеется, мой долг помогать следствию. Я это очень хорошо понимаю.

— Скажите, пожалуйста, когда вы принесли пьесу в театр?

— В середине мая, пятнадцатого или шестнадцатого. Двадцатого мне позвонил Антон Грановский и сказал, что пьеса утверждена, осталось только формальное согласование. Я не понял, о чем идет речь, и только потом мне разъяснили, что весь репертуар согласовывается с Григорием Грановским. Ведь это он финансирует все постановки. Меня пригласили в театр на чтение. Двадцать третьего я приехал в «Триумф» и читал пьесу вслух труппе. Потом главный режиссер объявил имена актеров, которые будут заняты в спектакле, и мы заключили договор. Репетировали полтора месяца, а затем театр закрыл сезон и все ушли в отпуск. Репетиции возобновились в сентябре, и первого октября сыграли премьеру.

— А когда вы закончили писать пьесу?

— Второго апреля.

— Кто-нибудь ее читал до того, как она попала в руки Грановского?

— Нет, в издательство я ее не относил. Она специально писалась для театра. Я хотел предложить ее «Современнику», но не смог пробиться к ним. А в «Триумфе» меня тут же приняли.

— Вы остались довольны постановкой?

— Трудно сказать. Автор видит по-своему, режиссер по-своему. У театра свои законы, у литературы свои, а у кино — третьи. Найти консенсус между автором, режиссером и продюсером удается крайне редко. Тут все строится на компромиссах.

— К сожалению, я не видел спектакля. Пойду завтра, но, забегая вперед, хотел бы спросить вас, сколько героев погибает в вашей пьесе?

Майор рассмеялся, но тут же осекся, заметив на себе укоризненные взгляды окружающих. Кладбище есть кладбище.

— Я вам так скажу, Александр Иваныч, из шести героев в живых останется один. Но кто, я говорить не буду, сами все увидите. Это же детектив. Жанр, строящийся на загадках, ловушках и психологии. Читать детектив, после того как вы заглянули на последнюю страницу, — пустая трата времени. Слава Богу, в театре вы лишены такой возможности.

— Согласен, один день погоды не сделает. Мы еще увидимся.

— К вашим услугам.

За воротами Трифонова ждала машина, где сидели капитан Забелин и следователь Судаков. Он присоединился к своим, и они поехали на Петровку.

— Удивительное дело, Александр Иваныч. — Забелин потряс в воздухе кипой газет. — Я был на сто процентов уверен, что магнат Грановский предпримет меры, чтобы не раздувать скандал. А тут все наоборот. Убийство в «Триумфе» размусолено во всех газетах, и даже в тех, что принадлежат Грановскому. Он распугает всех зрителей.

— Это мы завтра увидим, Костя, — равнодушно заметил Трифонов.

— А по-моему, «Триумф» получил очередную рекламную кампанию, да еще бесплатно, — убежденно сказал Судаков, сидевший за рулем. — Смерть на сцене подогревает интерес. Народ обожает душераздирающие зрелища, если они касаются кого-то другого.

— Зачем им реклама? — удивился Забелин. — Билеты на месяц вперед распроданы. Будет хуже, если зрители начнут сдавать их в кассу. Неоправданный риск.

Трифонов не слушал их спора, а думал о своем. Внезапно он очнулся и спросил:

— Скажи, Костя, какого числа была арендована квартира на Сивцевом Вражке?

Забелин достал свой блокнот.

— Так, минуточку… Вот. Двадцатого мая.

— Понятно. Но некий Бражников не взял первую попавшуюся квартиру, а выбирал. Значит, поиски начались раньше. Хорошо бы установить, когда он впервые обратился в агентство по найму жилплощади.

— Я спрашивал. Никто не помнит. Через агентство проходят тысячи клиентов. То, что зафиксировано на бумаге, они знают. Вот и все.

— Если предположить, что убийство готовилось заранее, а это можно считать фактом, квартира подбиралась под определенную сцену, где должно разыгрываться действие. Тут все рассчитано до мелочей. И мы знаем, что расчеты себя оправдали, спектакль на Сивцевом Вражке состоялся, револьвер попал на подмостки и выстрелил.

А теперь кто из вас ответит мне на другой вопрос?

Преступник, сочиняя план убийства, должен быть досконально знаком с местом преступления и обстоятельствами, способными играть ему на руку. Что это означает? А то, что он отталкивался от пьесы. Она рождала план убийства, а не наоборот. И тут все наши версии упираются в тупик. Если верить автору «Тройного капкана», он закончил пьесу в начале апреля, а в театр принес ее в середине мая. За три дня до того, как была снята квартира на Сивцевом Вражке. Актерская труппа ознакомилась с содержанием лишь двадцать третьего мая. До этого, как утверждает Колодяжный, никто пьесу не читал. Кстати сказать, он собирался нести ее в «Современник». А мы уверены, что квартиру снимали для встречи некой Нелли Васильевны с актрисой театра «Триумф» Ириной Хмельницкой. Как, где и каким образом преступник сумел познакомиться с содержанием пьесы и откуда он мог знать, что братья Грановские примут ее к постановке?

После долгой паузы Судаков протянул:

— Да… Вопросик на засыпку.

— Не такой уж он сложный, — бойко начал Забелин. — Тут очевидна связь автора с убийцей. Либо Колодяжный сам убийца.

— Тихо-тихо, Костя, — остановил его Трифонов. — Разве можно так слету вешать на людей ярлыки. Речь идет об офицере милиции, популярном писателе.

— Мало преступников среди ментов? А то вы не знаете, Александр Иваныч, что творится в наших рядах! Коррупцию уже не вытравишь каленым железом. Связь с преступным миром очевидна, чего притворяться. А нижние чины в отделениях просто занимаются разбоем среди бела дня. Народ обирают по-черному.

— Только не надо всех грести под одну гребенку, Костя. Дерьма везде хватает, и в милиции тоже, и в прокуратуре, и ФСБ, — старался охладить пыл капитана Судаков. — Но не об этом речь. Хочешь выставить Колодяжного убийцей? Ради Бога! Мотивируй, зачем ему убивать актрису Фартышеву. Он ее отродясь не видел и не знал.

— А вот ради чего! — капитан вновь начал размахивать газетами. — Это же реклама! Его имя на каждой странице склоняется. Еще один скандал, и все его книжки сметут с прилавков. Может быть, его рейтинг как автора начал падать? Я выясню этот вопрос у его издателя. Парень начал повторяться из книги в книгу, и читатели воротят нос от одного и того же. Я специально прочитал за два дня три его книжки. И что? Первая интересная, следующая терпимая, а третью я не дочитал, потому что уже знал, чем все кончится. Герои одни и те же, слова повторяются, описание быта уже в глотке сидит. Но нельзя же в каждой книге на трех страницах описывать диван героя, который так любит на нем валяться, задрав ноги на стену. Хорошо еще не на потолок. Занудство. Он наштамповал уже двенадцать книг и выдохся. Ему нужна встряска либо толчок, а шумный скандал играет только на пользу.

— Не увлекайся, Костя, — продолжал успокаивать капитана следователь. — Не торопись. Займись Колодяжным. Узнай о нем побольше. Вы ведь в одной конторе сидите, только на разных этажах. Тебе и карты в руки. Но делать это надо спокойно и методично, а не пристрастно с наручниками в руках. А вы что скажете, Александр Иваныч?

— Скажу, что перед следствиями всегда стоят причины. Для убийства нужны веские причины, а для продуманного в деталях, запланированного и расчетливого нужны сверхвеские причины. Меня другое смущает. Такая женщина, как погибшая Фартышева, вряд ли имела такого изощренного врага, каким является наш убийца. В одном Костя прав: выстрел на сцене — часть спектакля. Чтобы убить Фартышеву, не нужно готовить сверхсложный план. Я не думаю, что жертвой должна стать только эта актриса. Боюсь, у убийцы далеко идущие планы. Мы, как в театре, видели только начало спектакля, оборванного смертью одной героини. А там, как я знаю, три акта.

Все умолкли, и до Петровки никто не проронил ни слова.