Театр мертвецов

— Трудно сказать. Она женщина непредсказуемая и может сама себя выдать каким-нибудь очередным фортелем. Но, по моим данным, ее нет в Москве. Надеюсь, что нет.

— Как отреагировали Грановские на газетную заметку? — поинтересовался генерал.

Отвечать решил Судаков, как официальное лицо.

— Очень бурная реакция. В прокуратуру поступила масса заявлений с просьбой допустить театральную труппу к телу погибшей, ну и от Грановского соответственно. Напор серьезный. Первый удар нам удалось отразить. Всем желающим был дан категоричный отказ. Труп содержится в холодильной камере в специальной упаковке, и увидеть его невозможно, так как вирусная инфекция слишком опасна. Им было сказано, что труп будет кремирован, прах запаян в капусулу, после чего ее смогут захоронить. Думаю, такой ответ их не устроил. Они будут добиваться своего и стучаться во все двери. Нас пока выручает тот факт, что у Железняк нет близких родственников. Но у них все же есть лазейка. Трудно сказать, знают они о ней или нет. Дело в том, что Анна официально не разведена со своим последним мужем. Но в театре все считают, что она оформила развод ради Антона Грановского. Это не так.

— Что известно о ее муже?

— Законченный алкоголик, не работает, на что живет, не ясно. Мы решили подстраховаться, договорились с его участковым. Если к мужу начнут подъезжать люди Грановского, то его изолируют суток на пятнадцать. Поводов для этого хватает. Но сейчас я не могу с уверенностью сказать, будто Грановские нам верят. Убийца, может, и поверил. Часики не могли не сработать, так что для него появление заметки вполне естественное завершение работы.

— Значит, вы все еще сомневаетесь в причастности Антона Грановского к серии убийств? Сочинская эпопея никого не убедила? — Черногоров адресовал вопрос Трифонову.

— Антон Грановский от нас никуда не денется. Мы наблюдаем за ним. Чтобы ответить на ваш вопрос конкретно, мне понадобится еще неделя. И вот что мне еще не понятно. У убийцы осталось триста граммов серебра. Зачем оно ему?

— Минуточку! — удивился генерал. — Все заказанные у ювелира предметы сработали. Убийца выложил перед нами все карты. Он провел совершенно определенную параллель с Савелием Бражниковым. Бражников убил девять человек. В нашем деле также фигурируют девять трупов, если посчитать Анну Железняк. Кажется, занавес опустился, игра закончена.

— Не совсем так, Виктор Николаич. Бражников наметил десять жертв. Десятого он убить не успел, его поймали. В списке казней, как вы помните, последней он дал название «Клюв в темя».

— Вы предлагаете подождать, пока не хлопнут десятого?

— Мы не ждем, мы работаем. Согласитесь, нам попался не совсем простой головорез, а преступник, обладающий особым талантом и хорошо информированный по части нашей работы.

— Вы все еще подозреваете Колодяжного?

— И его тоже. Он очень хорошо знает театр «Триумф» и в курсе нашего расследования. Нет, исключать его из числа подозреваемых рано. Но возможно, что на его кандидатуре мы вскоре поставим точку. Я не хочу делать никаких предварительных заявлений.

В кабинет постучали, и вошел капитан Забелин.

— Разрешите войти, товарищ генерал?

— Что стряслось, Костя? Ты пробежал стометровку за пять секунд? Отдышись.

— Дело в том, что наши ребята ведут некоего Фишера. Так вот, его взяли полчаса назад оперативники из управления по экономическим преступлениям. Нам всю игру сломали.

— Кто такой Фишер? — спросил Черногоров.

— Фишер — он же Лебединский Яков Карлович. Мы его подозреваем в том, что он в нашем деле играл роль старомодного человека без лица. Нам необходимо выяснить его связи. Мы установили за ним «наружку», а он попался в сети полковника Хитяева, — пояснил Трифонов.

— И что вы предлагаете? — спросил Черногоров.

— Работа уже смазана, — продолжал Трифонов. — Если он уже здесь, то пусть Хитяев заканчивает свою отработку. Но нам бы хотелось получить его отчет.

— С Хитяевым я договорюсь, — заверил генерал. — А дальше что?

Трифонов повернулся к Судакову.

— Срочно звони Колычеву. Нам нужна санкция на обыск квартиры Фишера. Срочно! Мы должны опередить людей Хитяева хотя бы в этом! А вас, Виктор Николаич, я попросил бы договориться с Хитяевым задержать Фишера до завтрашнего дня. Когда его утром вызовут на допрос, он должен попасть к нам. Так мы застигнем его врасплох. А сегодня вечером нам необходимо разобраться, по каким делам Хитяева заинтересовал Фишер. Такого опытного жука очень трудно взять в оборот. Боюсь, Хитяев обломает о него зубы. Скорее всего, Фишер попался с очередным потоком в сети полковника. Вряд ли Фишер его интересует.

Судаков дозвонился до Колычева, и тот обещал выбить санкцию в течение часа.

— Езжай, Борис, за санкцией, а мы с капитаном отправимся на квартиру Фишера. Получишь бумагу и подъезжай к нам.

— Уверен, Александр Иваныч?

Не понятно, что имел в виду генерал, задавая странный вопрос.

— Уверен, — не понятно, на что ответил Трифонов.

Дверь открыл слесарь в присутствии участкового, они же и стачи понятыми. Участкового сумели убедить, что санкцию на обыск привезут с минуты на минуту. Квартира Фишера выглядела более чем скромно. Подполковник Сорокин, рассказывая о Фишере, не ошибся — этот человек не болел вещизмом. Стены были увешаны плакатами с выступлением великого мага и волшебника Лебединского. Теперь все могли разглядеть его лицо. Трудно назвать внешность мага серой и незаметной. Может быть, фактура не казалась слишком приметной, скорее средней, но лицо имело свои особенности. В нем было что-то демоническое, особенно взгляд, проницательный, острый, пронизывающий. Глаза яркие, светлые, миндалевидной формы, орлиный нос, тонкие губы и выступающий вперед подбородок с ямочкой. Нет, такого человека забыть нельзя. Либо с Фишером произошла ошибка и они промахнулись, либо он и впрямь был магом. На всех афишах Лебединский был во фраке, цилиндре с тростью в руке. Стандартный набор для иллюзиониста, если только он не выряжается в восточный костюм факира.

Обыск проводили тщательно. Наконец приехал Борис Судаков с санкцией и подключился к поискам. Два часа на крохотную однокомнатную квартиру, и ничего.

— Не могу понять, где мы промахнулись? — бормотал под нос Трифонов.

— Что делать, Александр Иваныч, и на старуху бывает проруха.

Пришлось уйти несолоно хлебавши. У подъезда Судаков вспомнил, что забыл зонт в квартире. Попросили слесаря вернуться и вновь открыть квартиру. Они поднялись, через пять минут слесарь вернулся один.

— Следователь просит вас, Александр Иваныч.

Не понятно почему, но Трифонов обрадовался. Возле квартиры Фишера стоял Судаков и немолодая женщина. Дверь соседней квартиры была распахнута настежь.

— Вот, Александр Иваныч, познакомьтесь, Лидия Тихоновна, старинный друг и в некотором смысле домохозяйка Якова Карловича. Поднимаемся мы на этаж, а Лидия Тихоновна открывает квартиру Фишера собственным ключом.

— Почему же вы не вышли раньше, когда мы вскрывали дверь? — спросил Трифонов.

— Я испугалась. С вами был милиционер.

— В глазок разглядели?

— Совершенно верно. А с Яковом Карловичем ничего не случилось?

— Давайте зайдем к вам и побеседуем.

— Пожалуйста, проходите.

Женщина провела гостей в комнату.

— Вы одна живете?

— Да, семь лет, как овдовела. Живу на пенсию, и вот Яков Карлович помогает. Я прибираюсь у него и готовлю обеды. Очень добрый человек.

— Кроме того, вы храните его вещи. Или я не прав?

Женщина смутилась.

— В передней стоят калоши сорок третьего размера. Надеюсь, не ваши?

— У него моль в шкафу. Он просил меня хранить его концертный костюм.

— Вы не смущайтесь, ничего криминального здесь нет. У нас есть санкция на обыск. Фишер задержан. Я не думаю, что он влип в большие неприятности, но будет лучше, если мы ему предъявим его вещи сами. У него появится возможность самому во всем признаться. Чистосердечно. Это облегчит его участь и избавит от ложных показаний, что только навредит ему. Я понятно излагаю?

— Да, конечно, все понятно.

Женщина подошла к шкафу и достала две вешалки с пальто, костюмом, а потом шляпу.

— Вы правы. В таком одеянии только на сцену выходить. А теперь я вас попрошу вынуть все из карманов.

— Мне неудобно. Как же я могу?

— Если вы не хотите, то нам придется вызвать понятых. Уж лучше вы сами выступите в этой роли. В карманах был только паспорт.

— Откройте его и посмотрите, на чье имя выдан паспорт.

Она заглянула в документы, будто раскрывала Библию.

— Бражников Савелий Николаевич.

— Удивительно, правда? А чья фотография?

Она перевернула страницу, и на пол упал листок бумаги. Судаков поднял бумажку, взглянул на нее и передал Трифонову. На листке стояли два числа, оба четырехзначные. Трифонов убрал листок в карман.

— Здесь фотография Якова Карловича.

— В том-то все и дело. Вещи мы заберем с собой, Лидия Тихоновна. Хочу надеяться, все обойдется хорошо. Подпишите протокол изъятия и осмотра, как понятая. Мы не будем указывать, что вещи найдены у вас.

Участковый и слесарь их не дождались.

— Ну, Александр Иваныч, кажется, теперь мы готовы к встрече с Фишером-Лебединским.

— Не совсем. — Он достал бумажку из кармана. — Надо вот этим заняться.

— А что это?

— Я думаю, первое число означает номер ячейки автоматической камеры хранения, второе — код. Надо обзвонить все вокзалы. Бери Костю, и приступайте. И не забудь все оформить, как положено — в присутствии милиции и понятых. Руками не трогать. Не сотрите отпечатки, а то этот Фишер от всего открестится. Его надо сбить с ног на первом же допросе и не дать возможности очухаться. На каждую булавку — протокол и акт экспертов, показания свидетелей и все в том же духе. Он калач тертый. А я тем временем встречусь с полковником Хитяевым. Нам необходимо знать, на чем Фишер попался. Денек нас ждет нелегкий.

***

Дверь открыли перочинным ножом. Там и открывать-то нечего, она едва на петлях висела. В полуподвальной квартире воняло перегаром и плесенью. Кроме пустых бутылок, нашли хозяина, он валялся на полу на Пропитанном мочой матраце. Изысканно одетые щеголи в такой обстановке потеряли весь свой лоск. За спиной Верзина стояли еще трое молодцов.

— Гарри Железняк. Красиво звучит и как похабно выглядит. Ванна в этой лачуге есть?

— Есть, товарищ генерал, но вода только холодная.

— А нам другая и не нужна. И сколько тебе, остолопу, говорить, что я уже давно не генерал, а адвокат и зовут меня Игорь Палыч. Хватайте это животное и под воду. Через полчаса он должен начать думать, а через час соображать. Я жду в машине. Здесь задохнуться можно.

Ждать пришлось долго. Через час вывели мужа Анны, закутанного в одеяло. Вряд ли он соображал, что происходит, но зуб на зуб у него не попадал.

— Только не в мою машину. Забирайте его в свою. Паспорт нашли?

— И паспорт, и даже свидетельство о браке. В ее паспорте тоже штамп стоит.

— Отлично. Едем на ближнюю дачу. К утру он должен превратиться в джентльмена из лондонского клуба. Вынужден пожертвовать ему один из моих костюмов и запустить его в бассейн.

— Придется потом воду сливать.

— Сплошные неудобства. Ладно, поехали.

«Мерседес» и «джип-шевроле» отъехали от старого дома, каких в Москве осталось единицы.

Гаррик поначалу буянил, потом выдохся и потребовал водки, получил пару ударов по ребрам и замолк. На даче, похожей на Зимний дворец, его держали под напором воды, от которого даже крепкий мужик на ногах не устоит. Сначала поливали горячей водой, затем холодной. После часовой процедуры сделали перерыв и заставили пить кофе, потом опять поволокли к воде. Бросили в бассейн и не давали вылезти. И только ближе к вечеру он получил теплую одежду и его усадили в кресло. Водки он уже не просил. Ему дали чай с лимоном, и он его пил очень медленно, боясь, что его вновь поставят под шланги.

Наконец в комнате появился Верзин. Адвокат сел в кресло напротив, но расстояние оставалось значительным. За спиной у Железняка стояли двое его мучителей.

— Не скажу, что мне приятно тебя видеть, Гарри, но обстоятельства вынуждают.

— Что вам от меня надо? Живу, никого не трогаю…

— Так и дальше жить будешь, но на несколько дней мы изменим твой образ жизни. Тебе придется поработать.

— Какой из меня работник? Я тяжелее стакана ничего поднять не в состоянии. Меня ветром с ног сшибает.

— Надрываться мы тебе не позволим. Просто тебе придется побыть трезвым в течение недели и делать вид, что ты человек и даже умеешь разговаривать. Я буду твоим адвокатом и помогать тебе отстаивать твои права. Работенка нетрудная. Хорошо ее сделаешь — заработаешь пятьсот долларов. На несколько дней тебе хватит.

— Неплохие деньги. А что делать-то надо?

— Требовать от следствия труп своей жены. Анна умерла. А они утверждают, будто к ее телу нет доступа — заразная. Но по закону они обязаны допустить тебя к телу. Ты имеешь право на опознание. А то ведь так каждый мент сможет убивать кого угодно, а родственников посылать к чертовой матери. Они обязаны предоставить тебе все акты экспертизы, выдать свидетельство о смерти, допустить к опознанию и позволить похоронить труп. Это твое законное право.

— Вы чего? Правда, что ли? Анька умерла?

— А ты не верь, и мы не верим. Нас водят за нос, и кому-то это выгодно. А может, ее пытают в застенках? Мы ее друзья и хотим знать правду, и ты нам поможешь в этом деле.

У Гаррика навернулись слезы.

— Да вы чего?! Анька здоровее всех нас! Она не могла умереть! Сколько раз я в нокауте валялся от ее ударчиков. Вранье!

— Вот и мы так думаем. А сейчас ты напишешь заявление в прокуратуру. Я тебе продиктую.

— Налейте сто пятьдесят. Трясучка. Я ведь ничего написать не смогу.

Верзин немного подумал, потом кивнул.

***

Допрос Фишера должен был состояться на Петровке в десять утра. Предварительно следственная бригада собралась в кабинете генерала Черногорова, куда был приглашен полковник Хитяев из управления по экономическим преступлениям. Трифонов уже беседовал с ним и имел представление о деле, осталось скорректировать совместные действия и уточнить детали.

— Иван Данилыч, что вы можете инкриминировать Фишеру? — обратился Черногоров к Хитяеву.

— По большому счету, ничего. Соучастие придется доказывать. Мы проделали огромную работу, Виктор Николаич. Нам удалось выйти на главаря подпольной лотереи Казбека Агеева. Оставалось протянуть только руку. Агеев играл роль главного идеолога и руководителя. Сам он с клиентами не расплачивался. На него работала целая сеть распространителей, сборщиков денег, своя черная касса, бухгалтерия, курьеры и почтальоны. Работали очень аккуратно. В деле задействовано десяток посредников. Мы сами стали клиентами рулетки, но это не помогло. В Москве организовано двадцать точек, где принимались ставки на актеров «Триумфа», почти в каждом округе. Но там тусовались только шестерки, распространители. Я делаю ставку на Ольшанского. Плачу тысячу долларов, мне дают взамен тысячную ассигнацию, похожую на лотерейный билет, заносят меня в список, где указывают имя, на которое я сделал ставку, и на билете ставят мой номер. После того как в газете появляется имя погибшего, я знаю, выиграл я или проиграл. Проиграл — значит, рву свой билет и прощай тысяча баксов. Выиграл — иду на точку, где сдаю свой билет, его сверяют со списком, и я получаю выигрыш, иногда до десяти тысяч долларов. Азарт растет, я все деньги вкладываю в новые билеты, и так до тех пор, пока остаюсь без штанов. Принцип ипподрома, где ставки делают на темных лошадок. Но дальше нижней цепочки менял-продавцов мы подняться не смогли. Рассказывать можно очень долго.

Скажу о главном — мы вычислили типографию, где печатались билеты. Сейчас мы знаем, кто делал эскизы и клише для билетов, нашли поставщиков госзнаковской бумаги и знаем, какой тираж билетов выпущен. Страшно подумать — на пятьдесят миллионов долларов! В работе было задействовано даже ФСБ. В итоге мы вышли на главаря, но Агеева взять голыми руками не так просто. Сам лично он с деньгами не работал, билетов при себе не держал. Все распоряжения отдавал своим капитанам, а те по цепочке дальше. Главное в другом — Казбек заранее знал, кто станет следующей жертвой, но скрывал это от партнеров. Он передавал эти данные своим особо доверенным лицам, те скупали билеты на колоссальные суммы и выигрывали. Таким образом, он получал свою долю от партнеров плюс стопроцентный выигрыш. Вчера мы сумели довести всю работу до завершающей стадии. Мы ждали только сигнала из газет. Как только в прессе появилась заметка о гибели Птицына, мы приготовились. И Агеев попался. Он поехал к своему казначею и снял сумму в триста тысяч долларов. Для кого?

Передача денег состоялась в автобусе. Агеев поставил свой чемоданчик в проходе и попросил стоявшего рядом мужчину передать деньги на билет. Тот передал, но вместе с билетом всучил ему еще какой-то клочок бумаги. Он сделал это очень ловко, и мы не заметили бы хитрого трюка, если бы Агеев не уронил листок, сунув его мимо кармана. Далее все проходило достаточно банально. Мужчина поднял с пола чемоданчик и вышел на остановке, Казбек поехал дальше. Брали мы их в разных местах по отдельности.

С Агеевым работается легко. У него достаточно врагов. Мы накрыли всю сеть. Партнеры сдают Агеева с особым удовольствием, он их нагрел на большие деньги. Что касается Фишера, то тут дело посложнее. При нем находился только тот самый чемоданчик с тремястами тысячами долларов. У Казбека мы нашли тот самый листочек, переданный ему Фишером. На нем было имя «Анна Железняк».

Теперь мы можем утверждать совершенно определенно, что имена будущей жертвы Агееву передавал Фишер, но доказать этого не можем. Фишер не скрывает, что он получил деньги, но как игрок. Он сделал ставку и выиграл. А кто ему передал деньги, он понятия не имеет. Что касается записки, то он ничего об этом не знает. Автобусный билет передавали из рук в руки десяток пассажиров; что он получил, то и передал. Свидетелей у нас нет, о пассажирах никто не подумал. В этом смысле Агеев ему подыгрывает. Он понятия не имеет, кто давал сведения о следующей жертве. А за то, что Фишер играл в рулетку, за решетку его не упрячешь. Пол-Москвы с ума посходило. Тюрем не хватит, да и законов тоже.

Агееву мы предъявили обвинение в незаконном предпринимательстве. Он даже на мошенничество не тянет, у нас нет ни одного заявления от потерпевших. Все играли в рулетку добровольно и сами отдавали свои деньги. Это даже не пирамида наподобие мавродиевской. Ни один игрок не требует своих денег назад. Игра есть игра. Художник не подделывал денежные знаки, это обычные картинки, но с ним мы еще разберемся. Типография делала заказ по официальному договору. Погорят только поставщики гербовой бумаги, но и у них найдутся лазейки. Бумагу с водяными знаками можно заказать. За деньги все можно сделать, не нарушая законов. Нам попался очень твердый орешек.

— У нас нет сомнений в том, что информатором Агеева был Фишер. Он может отпираться сколько угодно. И Фишер знал, что лотерея может плохо кончиться Обыск в его скромной квартире ничего не дал, — пояснил Трифонов. — По вашему делу он может пройти как свидетель, и в этом смысле он спокоен. Попытаемся нарушить его спокойствие.

Трифонов кивнул Забелину, и тот поднял с пола огромную спортивную сумку.

Поставив ее на стол, он раскрыл молнию и вывалил на зеленое сукно гору банковских упаковок. Стодолларовые пачки рассыпались по столу.

— Здесь два с половиной миллиона долларов. Эти накопления Фишер хранил в камере хранения аэропорта «Внуково», — доложил капитан. — На сумке есть отпечатки пальцев Фишера, и тут ему не выкрутиться.

— Красиво, — заметил Хитяев.

— Сейчас мы сможем провести перекрестный допрос Фишера. У нас на него достаточно материалов. Думаю, и по вашему делу мы сможем узнать интересные факты.

— Буду только рад. — Не превращайте допрос в судилище, — предостерег генерал. — С Фишером надо держать ухо востро. А посему сделаем так. На допросе будет присутствовать следователь Судаков. Кому-то надо вести протокол! Допрос будем записывать на видео— и аудиопленки. Задавать вопросы придется полковнику Хитяеву и полковнику Трифонову, как более опытным работникам. Остальным на дознании присутствовать не обязательно. Это не экзаменационная комиссия, и нет необходимости настораживать Фишера.

Кабинет для дознания выбрали самый заурядный, до оборудованный техникой.

Судаков сел в стороне за маленьким столиком, Трифонов и Хитяев — по разные стороны большого стола, из-за чего допрашиваемому пришлось бы постоянно крутить головой, чтобы сосредоточиться на ком-то определенном и суметь пустить в ход свои магические чары гипнотизера.

Когда конвой привел подозреваемого, он немного удивился такому почетному составу.

— С вами я уже знаком, гражданин Фишер, — начал Хитяев без прелюдий. — Позвольте вам представить старшего следователя по особо важным делам прокуратуры Александра Ивановича Трифонова. Он ведет ваше дело. От него и будет зависеть ваша дальнейшая судьба.

— Слишком много чести. Я человек маленький, стоит ли мне уделять столько внимания?

— Мы решили, что стоит. — Хитяев не смотрел на Фишера и перекладывал бумаги в папке. — Скажите, Фишер, сколько раз вы делали ставки на подпольном тотализаторе?

— Один-единственный раз, и тот, как видите, неудачно. Меня схватили. И, как я думаю, мой выигрыш вы оставите себе. Какой смысл меня здесь держать?

— Смысл в том, Яков Карлович, что вы обвиняетесь в серии убийств и вам грозит «вышка». Вот почему этим делом занимаюсь я, — тихо произнес Трифонов.

Реакция была странной. Фишер рассмеялся.

— Когда же вы поумнеете, господа следователи! Вот так, за здорово живешь, взяли и обвинили человека в самом страшном грехе, на пустом месте! Думаю, вы обо мне все знаете, и шить мне мокруху — дело неблагодарное. Только время потеряете.

— Хотите играть в несознанку? Дело ваше. Получите по полной программе, — сказал Хитяев.

— А вы хотите, чтобы я признался в том, что, намечая жертву, давал сведения лохотронщикам, потом убивал их и стриг с этого купоны? Но так можно любого обвинить! Вся Москва играет на этих скачках. Ситуация мне понятна до мелочей, я даже вас понимаю, но вы тыкаете пальцем в небо, авось повезет. Выберите для этой цели другого лоха. Со мной ваши фокусы не пройдут.

— Но мы ведь тоже не лохи! — усмехнулся Трифонов. — Зря вы нас недооцениваете, Яков Карлович. Перейдем сразу к делу без фокусов. Зачем отнимать хлеб у профессионалов? Насчет игроков вы правы, Москва словно обезумела. Но вряд ли мы найдем среди игроков более везучего, чем вы! Хотя, по вашим словам, вы играли один раз.

Судаков достал из-за стола сумку и поставил ее перед Фишером.

— Это ваша сумочка, Яков Карлович? К ней прилагается акт изъятия ее из ячейки камеры хранения, акт экспертизы, подтверждающий присутствие на ней ваших пальчиков и даже пыли, идентичной с пылью в вашей квартире. В общем, полный джентльменский набор. Отпираться бессмысленно. Вы в нашем деле не новичок и знаете, где можно повалять дурака, а где вас приперли к стенке. Ну и кто, по-вашему, мог еще выиграть сумму в два с половиной миллиона долларов? Мы таких не нашли. В основном люди проигрывают, а максимальный куш составил двадцать тысяч. Девять жертв умножить на двадцать, получится сто восемьдесят тысяч, если вы ни разу не ошибетесь. И за что же лохотронщики вам столько платили?

— Хороший ударчик, ничего не скажешь.

Трифонов продолжил:

— Ударчики были неплохие, а главное — смертельные, и их оказалось девять.

— Я не думаю, что вы сможете увязать деньги из камеры хранения со смертью артистов. А если я вам скажу, что эти деньги дали мне на хранение, и назову имя человека, тогда что?

— Вы воздействовали на него методом внушения? — задал вопрос Хитяев.

— А вы можете и это доказать?

— Нет, не сможем, — ответил Трифонов. — Потому что у вас не получилось. Давно не практиковали, потеряли свои способности. Только сами об этом не подозревали. Змея, лишенная жала, продолжает кусать своих врагов, не догадываясь, что ее яд уже безвреден. Старая колода и не подозревала этого, вот ее и поймали. Ваш гипноз не сработал, старомодный джентльмен с оттопыренными ушами, орлиным носом и ямочкой на подбородке. Вас не вспомнили только в агентстве по найму жилплощади, где вы выступали в роли Бражникова. — Трифонов положил на стол паспорт. — Зато вас отлично вспомнил сварщик театра «Триумф», у которого вы заказывали ограду, муж актрисы Хмельницкой, купивший портсигар. С ним вы еще встретитесь на очной ставке. Но это еще не все, Яков Карлович. Вот акт экспертизы. На вашем пальто остались следы цемента из подвала театра «Триумф»; а это акт, подтверждающий то, что вы побывали на даче у Птицына. На ваших калошах остались следы глины с его земельного участка. И неужели вы думаете, что, не имея таких важных документов, вашей персоной занялся бы старший следователь по особо важным делам?! Хочу напомнить, что все жертвы, которым вы посылали серебряные метки, мертвы. Убиты насильственным путем.

Фишер злобно усмехнулся.

— А у меня алиби есть. На каждый случай.

— Так мы не настаиваем на том, что вы исполнитель. Вы — заказчик. А это доказуемо, — вмешался Хитяев.

— Я даже не соучастник.

— Придется доказывать свою невиновность. Мы вам выложили часть своих карт, и сами видите, что материалов для обвинения достаточно. О презумпции невиновности можно не заикаться. Ваш ход, уважаемый.

— Вы на мне зубы сломаете!

— Но все равно проглотим, — успокоил Фишера Хитяев. — Дело стоит на контроле министра внутрених дел и Генерального прокурора. Слишком большой резонанс и тихой сапой здесь не проскользнешь.

— Что вы предлагаете? — спросил Фишер.

— Явку с повинной. О вчерашнем задержании забудем. Начнем с чистого листа.

— Ладно. Но вы уничтожите все акты экспертизы обыска и изъятия, оформляйте как добровольную сдачу в том числе и денег.

— Даю слово, — твердо заявил Трифонов. — Но сначала мы хотим услышать вашу лебединую песню, Яков Карлович. Без протокола. Убедите нас в своей правоте тут же все оформим, как надо. Акты будут уничтожены на ваших глазах, перед тем как вы подпишете протокол. Вас устраивает такое джентльменское соглашение?

— Устраивает. Со всеми прибамбасами мне дадут не более пяти лет, если верить вашему соглашению.

— Если человек заблуждается и совершает без злого умысла, может получиться и меньше. Но этого надо очень постараться.

— Постараюсь, но я не знаю главного. Убийцу я никогда не видел. Я действовал строго по инструциям. Последние два года после отсидки мне пришлось очень тяжко. Предлагали всякие аферы, но партнеры были ненадежные, фраера и всякая шалупень. Высококлассных авантюристов сейчас днем с огнем не найдешь. Сидел в четырех стенах и проедал жалкие сбережения со старых дел. Нары для моего здоровья уже не годятся, так что рисковать по мелочам не хотел. И вдруг обо мне вспомнили, и я начал получать письма.

Первое письмо понравилось своей лаконичностью и деловитостью. В конверте лежало двести долларов и короткая записка, отпечатанная на компьютерном принтере. Текст гласил: «Нужна театральная площадка. Снимите квартиру с антикварной мебелью на летний сезон и готовьтесь к перевоплощениям. Квартира будет оплачена согласно договору». Помимо записки и денег в конверте лежал этот самый паспорт с уже приклеенной моей фотографией. Тут я понял, что имею дело с настоящими аферистами, а у меня руки чесались от застоя.

Деньги тоже аргумент серьезный. И вообще, пора бы пыль с ушей стряхнуть. В течение месяца я снял квартиру на Сивцевом Вражке, такую, как требовалось. В тот же день в ящике появилось второе письмо: «Ключи оставьте себе и подыщите пожилую актрису на двухчасовую роль старой интеллигентки. Инструкции и сценарий получите в начале августа». В конверте лежало триста долларов.

Тут я понял, что за мной наблюдают. В тот же день мне пришел денежный перевод по почте за наем квартиры. Сумма соответствовала договору. Актрису искать не пришлось. С ролью старой интеллигентки справилась моя соседка по квартире напротив. Она помогала мне по хозяйству, и я ей платил за это. Женщина очень добрая, а главное — не любопытная.

В середине августа пришло третье письмо. В нем лежало пятьсот долларов и короткая записка: «Поднимитесь на свой чердак, справа от двери в двух шагах коробка от обуви с инструкциями». Коробка лежала именно там. Я принес ее домой. Первое, что мне бросилось в глаза, — револьвер, коробка с патронами и два конверта. В одном билет на поезд «Москва — Курск», во втором сценарий для моей соседки. Там все было расписано в деталях. Как она должна познакомиться с актрисой Хмельницкой, пригласить ее на Сивцев Вражек, продать ей револьвер и все прочее. Мы выполнили задание с честью.

И новое письмо! В нем опять лежали деньги — тысяча долларов — и короткая записка: «Деньги за револьвер и проданные вазочки из чужого дома остаются у исполнительницы задания!» В общем-то, я и не собирался отбирать деньги у соседки. Она их заработала, да и меня не обидели.

Следующее письмо также было немногословным: «Инструкции на чердаке». Вы знаете, честно скажу, я был заинтригован. Но я понимал, что автор не хочет показываться мне на глаза, и я не пытался его вычислить. Так даже интересней. Новая коробка хранила в себе очень странные вещи. Там лежал кусок серебра, гвоздь, пуля, картинки, адрес ювелира, его имя и инструкция по общению с ювелиром, а также коробочка с клеймом «Фаберже». Здесь же я нашел новый конверт с запиской и деньгами.

На сей раз незнакомец прислал мне две тысячи долларов и пожелания: «Первое. Ваше лицо никто не должен запоминать из тех, с кем вы встречаетесь. Второе. Не оставляйте отпечатков пальцев. Вы должны покрыть капиллярные линии особым лаком. Найдете его в кармане пальто. Третье. В комиссионном магазине на Преображенском рынке для вас оставлен сверток с одеждой. От предложенного шаблона не отступать. Четвертое. Ювелир должен выполнять изделия по определенному порядку в течение трех недель…» Он указал мне порядок. Каждое серебряное изделие я относил на чердак и оставлял в заготовленной коробке. В дальнейшем портсигар и часы мне вернули с подробными инструкциями, причем в них объяснялось, как я должен хранить эти предметы. Я работал очень четко, старался. А главное, я совершенно отчетливо понимал, что не совершаю ничего незаконного.