Это произошло два года назад на гастролях в Сочи, пятнадцатого июля в разгар лета. Мы собрались в гостиничном номере, чтобы отметить день рождения Сережи Птицына. Именинник оставался среди нас единственным трезвым человеком. Все давно знали, что он закодировался и вместо водки пьет воду. В театре невозможно ничего скрыть. Правда, у нас хватало терпения и деликатности делать вид, что мы ничего не знаем и не подозреваем. И то только потому, что Птицыну никто не завидовал и он не наступал на мозоли другим. Птицын занимал в театре ту нишу, на которую никто не претендовал.

Итак, мы пили, веселились, и ничто не предвещало трагической развязки. На ровном месте не спотыкаются. В начале второго ночи у нас закончилась выпивка. Слишком увлеклись. У Антона всегда имелись свои запасы. Если в его доме нет ящика коньяка, он не уснет. «Никаких проблем! — сказал Антон. — Сейчас восполним пробел» — и отправился к себе за горючим. Не прошло и полминуты, как я решила его догнать и попросить прихватить шампанское. Я знала, что он притащит только крепкие напитки.

Вышла в коридор и увидела, как он стоит возле своей двери и что-то нашептывает молоденькой девчонке. Мы ее уже видели. Она со своим парнем подходила к нам на пляже. Студенты театрального института из Питера. Видели бы вы, как у Грановского текли слюни, когда он созерцал ее грациозную фигурку! Девочка и впрямь была хороша собой. На мое удивление, она пошла за ним в его номер. Не знаю, что он ей там нашептал, очевидно, пригласил в свой театр сразу на роль Клеопатры, не иначе. Дурочка не догадывалась, что волки обычно жрут ягнят, а не гладят их по шерстке. Меня разбирало, хотелось дать ему по морде. Я направилась к нему, но по пути передумала. Решила дождаться подходящего момента.

Мой номер находился рядом. Я вошла к себе и перелезла со своей лоджии на его. Этот подонок уже всосался в девчонку, она едва трепыхалась в его тисках. Касаясь женщин, Антон превращался в маньяка, и остановить его уже невозможно. Сначала я хотела ворваться в номер и вцепиться в него когтями, но пьяная башка приняла другое решение, чисто бабье, глупое и ничтожное. Я перелезла обратно, вернулась к своим и сказала: «Ребята, есть возможность нашего Наполеона поставить на колени. Теперь он у нас будет ходить по струнке. Предлагаю посмотреть бесплатный спектакль». Все захлопали в ладоши.

Мы тихо перешли в мой номер и перелезли на лоджию Антона. Можно сказать, я накаркала. Грановский разложил девчонку на полу и насиловал ее. Она кричала, царапалась, брыкалась, но он озверел. Никто из нас даже не пошевелился, все молча смотрели с равнодушием кинозрителя в зале, который не мог вмешаться в то, что происходило на экране. Я не знаю, сколько длился этот кошмар, но дверь номера открылась, и вошел мальчишка. Если он был в коридоре, то не мог не слышать крики своей девчонки. Тут девушка набралась сил и сумела скинуть с себя насильника. Она вскочила на ноги и бросилась к дверям, где стоял ее парень. В эту секунду и произошло самое ужасное.

Антон схватился за тумбочку, чтобы приподняться, и наткнулся на жезл. Вряд ли он осознавал, что делает. Он просто швырнул свою железку вслед убегавшей жертве. Швырнул с такой злостью и яростью, с такой силой, что жезл полетел пулей и попал в цель. Если бы девушка пригнулась или упала, то он попал бы в голову парню. Мы все разом вскрикнули, но ничего не изменилось. Мы все еще оставались зрителями, заколдованными зрелищем. Девчонка упала, а мальчишка бросился на Антона, но он был слишком пьян, а Грановский напоминал разъяренного зверя. Он даже не бил парня, а резко и сильно оттолкнул его от себя. Тот отлетел назад, упал и ударился головой об угол кровати. Мы поначалу думали, что и он умер. Когда мы все вошли в номер, трагедия завершилась.

Грановский напоминал загнанного в угол зверя, ощетинившегося, с пеной у рта. В тот момент я еще не понимала, что все мы такие же убийцы и подонки, как и он. В ту секунду я не осознавала всей трагедии, я думала о другом: что теперь этот мерзавец в наших руках и его судьба зависит только от нас. Торжество длилось недолго. Грановский протрезвел быстрее нас, тут надо отдать ему должное. Он сумел взять себя в руки и оценить ситуацию.

— Ну что, довольны?! — Мне показалось, что он и нас готов убить. — Впервые увидели меня на сцене, а сами сидели в качестве зрителей? Ничего из этого не выйдет! Вы мои сообщники, а не свидетели. Теперь мы все одной веревочкой повязаны. Меня не станет, и вас не будет! Куриные головы! Что вы без меня?! Дерьмо! Кому вы нужны? Если со мной что-нибудь случится, вы все окажетесь на улице. Забыли, кто мой брат? Стоит вам слово произнести против меня — и всем крышка! Театр он продаст, а вы поедете в свои глухие деревеньки играть на подмостках солдатских клубов. Выбирайте сами — либо вы со мной, либо ваша карьера в сточной канаве с помоями.

Он опять был убедителен, переставляя нас, как пешек по доске, по своим мизансценам. Теперь мы выглядели виноватыми в том, что произошло. Только от нас зависела наша собственная судьба, жизнь, зарплата, благополучие и театральный успех. Ни один из присутствовавших не мог лишиться в одночасье того, что далось таким трудом. Мы слишком хорошо знали, что такое периферия, нужда, бесконечные долги и жизнь в общежитиях. Никто не даст тебе сразу хорошие роли, зарплату и квартиру, очутись ты в любом мало-мальски приличном городе России. А в Москве тебя сотрут в порошок. Мы очень хорошо знали Григория Грановского, его возможности, характер и такую же бескомпромиссность и злобу. Он взбирался на вершину по трупам тех, кто уже валялся в сточной канаве, омываемой помоями.

Я сейчас не ищу оправданий. Людям свойственно делать ошибки. На них порой построена вся жизнь. Но не все ошибки прощаются. И не людьми прощаются, а судьбой. Долго думать нам не пришлось. Грановский каждого из нас сунул мордой в кровь, как кота в дерьмо, за то, что он нагадил посреди комнаты.

Я принесла наволочку из подсобки и смывала кровь с царапин на шее. Девчонка здорово его поцарапала. Птицын отдал ему свою водолазку, чтобы прикрыть шею и грудь. Костенко первый понял, что мальчишка жив и находится в бессознательном состоянии. Тогда Грановский заставил его поднять жезл, вытереть с него отпечатки пальцев и оставить на жезле отпечатки парня. И Костенко послушно выполнял роль, данную режиссером. Хмельницкая приводила в порядок номер, а Ольшанский и Леско перетаскивали спиртное в номер, где мы отмечали день рождения. Всем нашлась работа, и каждый из нас замарался.

А потом приехала милиция, и все мы подтвердили, что Антон Грановский напился в, уснув в кресле, не мог уйти в свой номер до четырех утра, когда тело девушки уже остыло. На суде мы подтвердили эти показания под присягой. В течение двух лет все мы ходили под дамокловым мечом. Грановский боялся нас, мы боялись его. Никто ничего не забыл. И вот теперь я узнала, что у Грановского есть счета в зарубежных банках и гастроли в Швецию, Швейцарию и Германию — не случайность. Мне он однажды сознался, напившись до поросячьего визга, будто с гастролей он в Россию не вернется. А это значит, что мы ему больше не нужны. Без него театр прекратит свое существование. Итог очевиден — угроза двухгодичной давности воплотится в жизнь. Нас ждет сточная канава, но тогда нам уже нечего будет терять, а выброшенный на улицу артист — злее бешеной собаки. Хотели мы или нет, но все еще оставались свидетелями. Что может произойти, если свора озлобленных псов окажется на улице?

Антон наверняка не раз думал об этом и решил всех нас убрать поодиночке, но так, чтобы каждая смерть стала сенсацией. Уверяю вас, он обеспечил себя железным алиби на каждый случай, алиби для нас, а не для следователей. В момент первого убийства он разговаривал по междугородней линии. А с кем? У него нет связей и нужных людей за пределами Москвы, и в этом разговоре не было нужды. И во время каждого убийства в его кабинете находился какой-то очень авторитетный человек, не подозревающий, что играет роль алиби. Задумайтесь, а зачем ему вообще находиться в задании театра во время вечернего спектакля? Ведь этого никогда не случалось. Антон достаточно занятой человек, чтобы прохлаждаться в театре, если там нет дел.

Избавившись от нас, он хотел набрать новую труппу на договорной основе, которой он ничем не обязан. Оплачивается только спектакль. Спектакли кончились, и до свидания, никто ни на кого не в обиде. С такими можно и за границу поехать. Им плевать, останется там Грановский или нет. Выводы делайте сами.

Я осталась живой по чистой случайности. Вовремя сбежала, а вместо меня погибла невинная женщина. Убийца-наемник просчитался, подарив мне красивую безделушку. Он думал, у меня много денег, а я нищая и свой подарок продала, второй раз невольно став сообщницей.

Прошу вас меня не искать. Ничего нового я добавить не смогу, а обвинить меня не в чем.

Aнютa Железняк".

Трифонов отложил письмо в сторону. За сегодняшний день он услышал второй раз трагическую историю о гастролях в Сочи. По принципиальным соображениям он не хотел, чтобы на Петровке знали о командировке Горелова, и, встретив его на вокзале, привез его домой к Колычевым.

Здесь тихо, уютно, генерал на работе, Наташка в институте, и они очень спокойно и обстоятельно побеседовали. Горелов рассказал все в подробностях, подтверждая факты ксерокопиями документов. Он же и сделал вывод, что настоящий убийца девушки не кто иной, как сам Грановский.

Пока они обдумывали возможные варианты, пришли Наташа с Димой. Дима положил на стол конверт и сказал:

— Это вам от Анны Железняк.

Сюрприз был слишком неожиданным, и Дмитрия не стали расспрашивать, а тут же принялись за чтение. Читал Трифонов вслух, остальные слушали.

— Выходит, Александр Иваныч, я зря мотался в Сочи. Все мои труды по сравнению с этим признанием ничего не стоят. Вот вам сразу результат на блюдечке с голубой каемочкой.

— Ты не прав, Палыч. Письмо предвзято. Его написала женщина, напуганная и озлобленная. Она сама пишет о людях, которые в одночасье оказываются в сточной канаве. Ты сделал главное — привез подтверждение всему ее рассказу, и теперь письмо имеет статус документа, а не анонимки. Неслыханное совпадение и удача! Обвинение, подкрепленное документами в один момент. Прокуроры могут только мечтать об этом!

— Значит, Грановского арестуют? — спросил Дмитрий. В его вопросе звучали тревога и разочарование.

— Вряд ли мы сейчас дадим ход этим документам, — ответил Трифонов. — Мы расследуем убийства сегодняшних дней, а не двухлетней давности. Безусловно, они связаны между собой, но старое преступление явилось лишь трамплином к нынешним трагедиям. Мы можем взять убийство в Сочи за основу, но не способны предъявить Грановскому обвинения в смерти того же Птицына или Фартышевой. С хорошими адвокатами он заткнет нас за пояс в считанные минуты. Нам нужен исполнитель. Как правило, все случается наоборот — сначала ловят киллера, а потом устанавливают заказчика. Мы имеем предположительного заказчика, но не можем найти убийцу. Уж больно он умен и хитер. Уверен, одному такая работа не под силу.

— Извините, Александр Иваныч, — скромно начал Горелов, — а вы не предполагаете, что Антону Грановскому помогает его родной брат Григорий?

— Мотивируй, пожалуйста.

— Григорий Грановский прилетел в Сочи в тот же день. Уверен, ход следствия тут же изменился из-за его появления. Нарушения в ходе расследования сплошь и рядом. Кровь под ногтями Кати никто не исследовал, впрочем, я уже об этом говорил. Чем все кончилось, мы знаем, но что происходило потом? Давайте глянем на ситуацию с сегодняшней позиции. Руководитель следственной бригады за два года из майора превращается в полковника и занимает высокий пост в Главном управлении края. Следователь Рачковский делает головокружительную карьеру и вырастает до заместителя краевого прокурора. А ненужные им более строптивые свидетели страшной истории тихо и мирно умирают. Судья Соколов и эксперт Харченко уже никому ничего не расскажут. И у меня все время складывалось впечатление, что в деле не хватает каких-то документов. Как в книжке, где очень долго рассказывают о какой-то интересной картине, а самой картины нет.

И последнее, думаю, это самый важный аргумент. Два года назад прокурором Краснодаского края был Игорь Павлович Верзин. Через месяц после суда он подал в отставку и теперь работает личным адвокатом Григория Грановского со всеми вытекающими обстоятельствами — вилла, лимузин, квартира с зимним садом и все такое прочее. Могу добавить из свидетельств жителей Сочи и Краснодара, что Верзин считался человеком всемогущим. С ним даже губернатор не спорил. Такие люди сами по себе в отставку не уходят. Если только на повышение.

— Можно сказать, убедил, Палыч, в основном — своим последним пунктом: связь Верзина и Грановского. Своего рода сговор, вероятность на девяносто девять процентов. Жезл — прекрасное тому подтверждение. Улики и орудие убийства владельцам не возвращаются, а мы имеем перед собой факты другого рода. Верзин вернул Грановскому скипетр царя Давида, а тот мог его переплавить в слиток, после чего посылать каждой жертве серебряную метку. Кому еще мог отдать Верзин скипетр? Боюсь, только Антону Грановскому. Но тот побоялся его хранить в первозданном виде и превратил в кирпич.

Правда, тут начинается новая история, не менее загадочная. Из документов понятно, что вес скипетра составлял два килограмма пятьсот граммов. А ювелиру для работы принесли два килограмма двести граммов, причем излишки серебра, составлявшие большую часть, оставили ему. Зачем Грановский оставил себе полкило серебра? Солидный вес, это не для пули, которая весит девять граммов.

— Вы думаете, он готовит еще одно преступление?

— Я ничего не думаю. Может быть, он сделал из него статуэтку. Зачем гадать, надо работать с имеющимися у нас материалами, а их достаточно. И тут возникает еще один вопрос, я адресую его Диме. Скажи мне, если не секрет, как к тебе попало письмо Анны и о какой подруге в нем идет речь?

Дмитрий Кутепов ждал этого вопроса.

— Анна мне позвонила по телефону и сказала, что в моем почтовом ящике лежит письмо. Она адресует его следователю. Анна знает, что я встречаюсь с Наташей и кто ее отец. А еще она сказала, будто в автобусе ей подбросили серебряные часики. Это о них она писала в письме. Она решила их продать. Деньги нужны. Уехать хочет из Москвы. Очевидно, уже уехала. Часики Аня отнесла одной нашей общей знакомой сокурснице. Та их взяла, а через день умерла.

Кутепов положил на стол журнал с портретом Лики. Теперь Наташа прочла статью вслух.

— Вот они, «Грызуны-невидимки»! — пробормотал Трифонов.

— Что вы сказали? — не поняла Наташа.

Трифонов встал, подошел к телефону и в течение десяти минут дозванивался до Крюкова, пока подполковника не нашел дежурный по городу.

— Денис Михалыч, есть очень срочное и неотложное дело. В журнале «Современный стиль» сказано, что топ-модель Лика Иванова умерла от заражения крови. За день до этого Анна Железняк передала ей серебряные часы «Шепард». Боюсь, Лику уже похоронили, но нам необходимо найти эти часики. Не думаю, что их вместе с ней положили в гроб. Постарайтесь разыскать их и сразу же отдайте в лабораторию на экспертизу. Спасибо. Подробности при встрече.

Трифонов положил трубку.

— А ты уверен, Дмитрий, что с Аней все в порядке?

— Уверен. Она очень осторожный человек и отлично знает, с кем имеет дело.

— Но ведь, помимо нее и нас, о смерти Лики может узнать убийца! Журналы продаются по всей Москве, — возмутилась Наташа.

— Дело не в журнале. Вряд ли убийца будет покупать себе «Современный стиль». О том, что его жертва жива или мертва, он поймет из газет.

— Это как, Александр Иваныч? — удивился Кутепов. — Анна никому интервью давать не собирается.

— О смерти свих жертв убийца узнает из газет, а точнее, он дает сигнал некоторым грязным людишкам о том, что свершилось следующее убийство. Для этого он использует одного нечистоплотного журналиста. Путаная история, в ней еще разбираться надо. И только после появления имени жертвы в газетах все забывают о ней. Если имени Анны в прессе не появится, значит, она жива и охота на нее не прекратится. Убийца поймет, что совершил промашку. С его-то амбициями и апломбом он с такой ситуацией смириться не сможет. Она же получила свою метку, значит, должна умереть.

— Пусть умрет, — тихо сказал Горелов.

Все с удивлением взглянули на лейтенанта.

— Что ты хочешь этим сказать, Палыч? — спросил Трифонов.

— Ведь важен слух о ее смерти, а не сама смерть. Можно использовать любого репортера и в газету дать заметку примерно такого содержания: «Вчера на Курском вокзале в зале ожидания обнаружен труп Анны Железняк». Можно придумать что-нибудь более оригинальное. Важна идея.

— Идея хорошая, — вмешался Дмитрий, — но есть одна закавыка. На кладбище уже создали целую аллею погибших артистов нашего театра. На похороны съезжается вся Москва. Ротозеи словно хотят убедиться, что их не обманули. А кого мы похороним вместо Анны? Она сейчас знаменитей Аллы Пугачевой, Джулии Роберте и Мадонны, вместе взятых. Кто же упустит шанс не пойти на похороны века! А Грановские? Вы их тоже к телу не допустите? Родных у Анны никого не осталось, а значит, тело должны опознать друзья.

— А чего опознавать, если, скажем, она сгорела? — спросил Горелов. — Опознана экспертами по стоматологической карте, группе крови.

— Не убедительно, — возразил Дмитрий. — Народ не поверит. Поползут слухи, и все равно ее будут искать. Тут надо думать. А потом, кого вы сжигать собираетесь? Куклу?

Все задумались и умолкли.

Дождь не прекращался. Грязевой поток заливал мостовые и с шумом падал сквозь чугунные решетки в канализационные стоки. Над городом висел туман. На душе скребли кошки. Анна стояла у окна и с тоской смотрела в окно. Ей казалось, что все пройдет без сучка и задоринки. Уехать из Москвы или из страны по мужскому паспорту — что может быть проще! С Сережкиными руками переделать паршивый документ — пара пустяков. Но, помимо рук, у ее старого приятеля имелись голова и опыт. Он уже имел две ходки в зону и смотрел на вещи по-другому. Выслушав ее печальную историю, ему пришлось отнять у нее последнюю надежду, разорвать тот самый волосок, за который она цеплялась.

— Ничего из твоей затеи не получится, Анюта. Паспорт я переделать смогу, без проблем. Но ты зря считаешь, будто проехать границу так просто. Гостевые туры в Финляндию и автобусные экскурсии существуют. Но для беспрепятственной поездки в первую очередь нужно быть жителем Питера, а ты и парень, который отдал тебе паспорт, — москвичи. Но даже если мы достанем тебе паспорт в Питере, все равно придется ждать какое-то время. На каждый выезд готовят группу, и ее везет гид. Одиночек туда не пускают. И опять все упирается во время. Ехать на машине по приглашению тоже можно, но сначала тебе нужно познакомиться с финном и дождаться, пока он пришлет тебе приглашение. Волокита будь здоров! А за три-четыре дня ты границу не перемахнешь, и не мечтай об этом. И получается, в чем главная проблема? Во времени. Ты молодая, здоровая баба, на тебе все заживет, как на кошке. Опухоль с лица спадет очень быстро. Сейчас мы тебя сфотографируем, наклеим твой нынешний фейс в паспорт, а в руки таможенников он попадет через неделю в лучшем случае. К тому времени твой воздушный шарик сдуется в объеме в пару раз. А ты представляешь себе, что значит личный досмотр? Стоит тебе куртку снять, как все увидят пышную грудь четвертого размера. Ну волосы ты сострижешь, а грудь тоже? Больно будет, а главное, жалко. Да и с бедрами и попкой что-то делать придется. У таможенников пуговицы на штанах оторвутся при виде твоих форм. Как ни крути, Анюта, но мужика из тебя не сделаешь. Это по Москве ты можешь разгуливать в таком виде, и то недолго.

— Что же мне делать? Они меня достанут.

— Паспорт мы тебе купим. Женский. А сейчас надо переждать. Поедем покатаемся по вокзалам, проверим обстановку, пока ты не узнаваема.

И они поехали. Предварительная разведка дала совершенно неожиданные результаты. На московских вокзалах ходили люди в штатском с собаками. Их было слишком много, чтобы не обратить на странное явление особое внимание. В основном они стояли возле платформ отходивших поездов, и миновать собачью проверку вряд ли кому удавалось. Поехали в аэропорт — то же самое.

— Если бы они обнюхивали приезжающих, — предположил Сергей, — я бы подумал, что в Москве ловят курьеров с наркотой. Рейд или по наводке, не имеет значения. Но их интересуют те, кто уезжает, а не приезжает. Затея очень дорогостоящая и малоэффективная. Это не менты и не комитетчики.

— Я знаю, кто это. Денег у них в достатке, а главное, им известно, что я безумно боюсь собак.

— В таком случае они хотят запереть тебя в Москве.

— Только наивный думает, что в Москве можно затеряться. Если мы дождемся, пока сойдут синяки, то меня будут узнавать на каждом шагу.

Они вернулись домой к Сергею.

Сейчас Анна стояла у окна и не могла ничего придумать, что спасло бы ее. Любая из ее романтических идей тут же разрушалась о жесткую логику Сергея, указывавшего ей на несостоятельность очередных придумок. Сергей приготовил еду и позвал Анну на кухню.

— Ты мне сказала, что хочешь попасть в Финляндию. Это обязательно?

— Тебе, Сереженька, я могу доверять. Ты столько для меня делаешь!

— Но мы друзья…

— Ладно тебе врать. Ты все еще любишь меня. Сколько раз я тебя кидала, обманывала, издевалась над тобой, а ты все терпел! А как мне хреново стало, я тут же к тебе прибежала. На деле оказалось, что, кроме тебя, у меня никого нет.

— Не будем затрагивать больные струны. Оставим чувства в стороне, повесим их на гвоздик, и пусть сушатся. Сейчас надо решить, как тебе из этого дерьма выпутаться.

Еда остыла, они курили и разговаривали.

— В Швеции, Швейцарии и Германии есть банки, а точнее, личные сейфы, где можно хранить что угодно. Если ты знаешь пароль, то можешь попасть в секцию индивидуальных сейфов, наподобие почтовых ящиков. Дальше тебе придется назвать свой личный счет, и тебя проводят к твоему сейфу. Ты должен набрать нужный код, а потом банковский служащий откроет твой сейф ключом. Если код правильный, то он откроется, если нет, то сработает сигнализация и тебя арестуют. Но если дверца откроется, то клерк оставит тебя наедине с твоим имуществом. Так вот, я знаю номера кодов и счетов, а также пароли трех банков. Думаю, денег там немало. Вот почему мне нужно в Финляндию, а не в Польшу.

— Кто хозяин этих счетов?

— Антон Грановский, мой режиссер и бывший хахаль.

— Но он сумеет попасть туда раньше.

— Толку что! Он собственный номер телефона запомнить не может, а я украла у него все номера. Имел бы он дубликаты данных, давно бы уже уехал за кордон перекладывать свои сокровища. Но он сидит в Москве, а его брат со своим адвокатом устроили на меня облаву с собаками. С их деньгами и связями они могут армию нанять. И дело даже не в этом. Зная мой характер, они прекрасно понимают, что я, как таракан, в щель забиваться не стану, а буду действовать и в конце концов допущу ошибку.

— Ну первая ошибка уже предотвращена. В Финляндию ты не поедешь, а эту лазейку они в первую очередь перекроют. Ведь они отлично понимают, куда ты навострила лыжи. Им понятен ход твоих мыслей, они знают твою нетерпеливую натуру. Я думаю, собаки призваны на службу потому, что Грановский и компания хорошо тебя знают и фокусы с переодеваниями вполне предсказуемы. Вывод простой: все твои идеи и замыслы просчитываются раньше, чем они приходят в твою голову, а посему будем пользоваться моими мозгами и идеями. Никакого грима, только другая прическа и темные очки. Паспорт мы найдем, не такая уж это проблема. На данный момент я вижу только одну лазейку — уходить надо через Одессу, Сочи или Новороссийск, шоп-тур в Турцию. Конечно, это прыжок через голову и потребуется перейти десяток границ, но там проще скакать из страны в страну.

— Где же мне столько денег взять?

— Денег я тебе дам, у меня их много, даже слишком много. Подвернулась одна халтура, и мне за нее отвалили солидный гонорар. Правда, тогда я понятия не имел, что своей работой делаю из тебя мишень.

— Из меня? А при чем здесь я?

— Могу рассказать. Когда-то я делал клише для тех, кто с них штамповал денежные знаки. Способ высокой печати, сейчас редко этим пользуются, офсет надежней, но сложнее. Клише — это гравюра на специальном сплаве, с которой катают оттиски. Чего я только не делал — бюллетени и даже отпечатки пальцев! Зачем не знаю. Я вопросов не задаю, а исполняю заказ. Делаю матрицу, с которой потом катают фальшивки. После последней отсидки я уже перестал делать клише под денежные купюры. Зона — не курорт, и возвращаться туда у меня нет желания. Но последний заказ оказался совсем безвредным. Мне предложили самому разработать дизайн денежных единиц, что-то наподобие лотерейных билетов. Каждая такая купюра ничего не имела общего с оригиналом. Просто картинка стоимостью в пятьдесят, сто, пятьсот, тысяча и десять тысяч долларов. Получилось неплохо. Я старался, изгалялся в выдумке и сделал эскизы. «Заказчик» их утвердил.

Мне выплатили аванс, и я сделал матрицу. Я понял так, что сделал билеты для подпольного казино, по которым можно получать настоящие деньги в кассе, бумажные фишки для игры. И не ошибся, так оно и получилось, но речь шла не о казино, а о людях. На их жизнь делались ставки, а людьми оказались актеры твоего театра. Подпольный ипподром заработал на полную катушку. Представь себе, какие на вас делались ставки, если я делал даже десятитысячные билеты! Перед каждым спектаклем сотни оголтелых придурков покупали мои билеты и делали ставку на Птицына, а погибал Ольшанский. Те, кто ставил на него, зарабатывали кучу денег, но что это по сравнению с общим кушем! Можно говорить с уверенностью о связи убийцы с подпольной рулеткой. И я уверен, черная касса работает и поныне. Из газет люди узнают о следующей жертве.

— Значит, на меня тоже кто-то делает ставки?

— Да, и в этом я вижу главную угрозу. Тебя ищут не только Грановский и менты, тебя ищет весь преступный мир. На данный момент у меня есть двадцать тысяч долларов. Задумайся на минуту, что я могу с ними сделать? Поставить все деньги на Анну Железняк, а потом прикончить тебя и выбросить где-нибудь на окраине Москвы на свалке и позвонить репортерам. Вечером того же дня некролог с твоим именем появится в газетах, а я получу выигрыш в десять раз больше, чем поставил на тебя. Убить тебя может любой прохожий, любящий деньги, что сильнее его страха перед возмездием. Отчаянных голов много, а людей, живущих в полном отчаянии, еще больше. Они на все пойдут, чтобы выжить самим.

— И что же мне делать? Ждать, когда ты меня убьешь?

— Я не убью, но желающих сделать это немало. Нам нужен не просто план, а очень необычный, хорошо продуманный и просчитанный.

— Послушай, Сереженька, налей-ка мне водочки. Иначе у меня крыша поедет.

— Водочку мы с тобой вчера допили. Ладно, я схожу, но ты не глупи, девка. Выкинь дурь из головы.

— Постараюсь, но ты побыстрее, пожалуйста. Мне страшно.

Сергей обернулся быстро, помимо водки он еще кое-что с собой принес.

— Теперь я уже ничего сам не понимаю.

— О чем ты?

— Давай сначала выпьем.

Они выпили, и Сергей достал из кармана газету. На первой полосе красовался портрет Анны в черной рамке.

— Господи! Я уже умерла!

— Не ясно только, хорошо это или плохо.

Сергей развернул газету и начал читать:

Сергей отбросил газету в сторону.

— Кому понадобилась эта «утка»? — с непонимающим видом спросила Анна.

— Тем, кто точно знает, что ты не побежишь в редакцию с опровержением и не будешь собирать пресс-конференций. Тем, кто поставил на тебя очень большие деньги и пытался сорвать банк. Тем, кто хочет напугать тебя еще больше и подтолкнуть к необдуманным поступкам. Значит, ты нужна им живой. Они списали тебя, стерли с лица земли и этим развязали себе руки, но забыли, что и у тебя теперь появились новые возможности. Часть охотников за твоей шкурой пошла домой складывать оружие. Остался один, главный враг, уверенный в себе и в успехе своей задумки. Вот его-то нам и следует переиграть.

— Какой же ты умный, Серега!

— Я не умный, а матерый. Жизнь научила меня подлезать под красные флажки. Нам дали карт-бланш, Анюта!

В кабинете генерала Черногорова находился эксперт Дегтярев, следователь Судаков и Трифонов. Остальных Черногоров старался не отвлекать от работы. Ему хватило бы и одного Трифонова — только он мог внятно и без лишних слов растолковать обстановку, но Судаков приехал сам, а Дегтярев отчитался по результатам экспертизы часов.

История повторилась, часики были покрыты раствором с микробами, а сверху защищены тонким слоем лака. По свидетельству мужа умершей Лики Ивановой, эти часики ей продала подруга, но имени ее он не помнит.

— Анна Железняк должна была стать девятой жертвой. Убийца ошибся в расчетах. Никто не предполагал, что у нее нет денег. Железняк получала приличные гонорары, премиальные, и то, что она откажется от уникальных в своем роде часиков, даже представить себе трудно.

— Как вы думаете, Александр Иваныч, мы сумели убедить убийцу в том, что Анна мертва? — спросил Черногоров.