— Слушаю.

— Командир, первый пост на линии. С Варшавки на Щербинку свернула легковушка и автобус с ОМОНом. Снимайтесь с базы.

— Понял. Домой ни ногой. Жди связи. Инструкции потом.

— Что делать будем? — спросил Савелий. — Возьмем круговую оборону?

— Не валяй дурака, герой! Все испортим. — Вихров встал. — Задумка у нас серьезная, братва. И смысл жизни появился. Не черта скалиться! У нас охранное агентство. Чего нам бояться? Встретим ОМОН как друзей старых. Иди, Ахмед, открывай ворота, чтобы не ломали, а ты, Рыжий, метай на стол. Поминки по погибшим отмечаем. Не трепыхаться. Вести себя тихо и достойно.

Через пятнадцать минут дом был окружен. Еще через пять включили громкоговорители, и вооруженные люди в касках и бронежелетах взяли автоматы на изготовку. Требовательный голос вещал в рупор: «Внимание! Всем покинуть дом с поднятыми руками. Выходить по одному, оружие на землю. Вы окружены, сопротивление бесполезно!»

Никто и не думал сопротивляться. Группа из восьми крепко сложенных мужиков с достоинством вышла в сад, держа руки за головой. Полсотни омоновцев чувствовали себя стаей волков, попавших в деревенский курятник.

Всех обыскали и загнали в один автобус. Для Вихрова сделали исключение — главаря пригласили в «Волгу», где сидел майор с видом победителя битвы за Москву.

— Недешево вам этот спектакль стоил, — усмехнулся Вихров, когда его усадили на заднее сиденье. — Значит, мы чего-нибудь да стоим, если такие силы задействовали.

— Поедешь с нами, Вихров, — грубо оборвал майор.

— А куда я денусь?

— Никуда не денешься, влюбишься и женишься.

С двух сторон к Вихрову подсели крепкие ребята в штатском и надели бывшему подполковнику наручники на запястья.

— Если это арест, то предъявите ордер.

Майор повернул голову назад и, достав бумагу из кармана, развернул ее.

— Вот тебе ордер, хмырь! Все по полной форме. Незаконное хранение оружия и боеприпасов.

— У нас зарегистрированное охранное агентство «Щит». Каждый из моих работников имеет разрешение на ношение оружия…

— Заткнись, Вихров. Если я проверю твои подвалы, чердаки и гаражи, то мы соберем такой урожай, что его на третью чеченскую кампанию хватит. А будешь лезть в бутылку, то и наркоту в твоих закромах отыщем.

— Не сомневаюсь. И чего вы от меня хотите?

— Трогай, Валера, — приказал майор шоферу.

Машина развернулась и поехала по направлению к шоссе. Больше никто ни о чем не говорил. Вихров понимал, что основной разговор ему предстоит в другом месте и с другими людьми. Ему хотели показать силу и доказать, что он пустое место. Пусть так, думал Вихров. После гибели Гнилова он лишился поддержки и защиты в верхних эшелонах власти, но зачем и кому понадобилось тыкать его мордой в дерьмо? Если они хотят уничтожить группу, то могли это сделать сразу, на даче. Если нет, то, значит, он им еще нужен. Но зачем? Людишек у них и без его бригады хватает. Не хотят поднимать шум? Гибель одиннадцати бывших ментов не пройдет незамеченной. Газетчики своего не упустят и раздуют скандал на всю страну. Но Угрюмый прав: все они бобыли-одиночки, исчезнут с лица земли, и никто не заметит. Почетные похороны с плачущими вдовами и детьми у гроба под звуки марша и трехкратного залпа из ружей не состоятся. Как ни крути, как ни тасуй, а понять противника непросто.

Машина свернула в район Северное Бутово и остановилась у обочины в двух метрах от черной «Волги». Вихрова вывели из машины и пересадили на заднее сиденье впереди стоявшего автомобиля. Наручники с него не сняли, но охрана осталась стоять на мостовой. Шофера на месте не было, а на сиденье рядом с водительским скучал грузный человек в фуражке. Уже стемнело, и Вихров не мог разглядеть его лица в темном салоне машины, но он отчетливо видел погоны генерал-майора милиции.

— Слушай меня внимательно, Вихров, — заговорил генерал зычным низким голосам. — Не затевай глупостей. Со смертью Гнилова ничего не изменилось. Ты продолжаешь работать. Если тебя понесет по кочкам, то я тебя уничтожу, как бешеного пса. Незамеченным ты не уйдешь, и тебе не дадут исчезнуть. Слишком много знаешь. Я говорю с тобой потому, что ты солдат, а не делец. Ушли из жизни те, кто не сумел оправдать возложенного на них доверия. Твоей вины в этом нет, а мы не убираем безвинных.

— А как же мои ребята?

— Останутся при тебе. Пока вы будете верны нашей организации, вам ничего не грозит. Затеете свою игру — потеряете головы. Гнилов ничего из себя не представлял. Небольшой отросток на ветке огромного дерева. Высохший отросток.

Когда проводят обрезку деревьев, не щадят и плодоносящие ветви ради сохранения общей кроны.

— Что я должен делать?

— Живыми остались двое — Сарафанов и Тихомиров. Они не закончили свою работу и должны жить. Что с ними случится дальше, я не знаю. Но пока они выполняют распоряжения организации, ты должен беречь их как зеницу ока. Слишком много воронов слетелось к мертвечине.

— Задача мне понятна, но с вашими возможностями мои не сравнить. Почему бы вам не взять под защиту двух чиновников?

— Они умные люди. Вашу команду Сарафанов и Тихомиров знают. Зачем же вмешивать в дело новых людей на завершающей стадии операции? И хватит рассуждать, подполковник. Выполняй приказ и забудь о сне. Приведи людей в боевую готовность. Если с головы Сарафанова упадет хоть один волос, с твоих плеч полетит голова. Сейчас тебя отвезут назад. Продолжайте отмечать поминки, и внуши своим архаровцам, что мы не терпим бредовых идей и предложений. Задача солдата выполнять свой долг. С Тихомирова также глаз не спускать. Связь будешь держать через майора. Ему много знать не нужно. Никаких вопросов, никаких ответов.

— А как же ордер на мой арест?

— Майор тебе его подарит. Повесишь над кроватью в рамочке как напоминание о встрече. Действуй.

Аудиенция с генералом закончилась.

Когда Вихрова везли в Щербинку, он кое-что понял. Первое. Среди его ребят есть стукачи. Идея с побегом через Чечню уже засвечена либо будет засвечена.

Придется искать самому мелкого пакостника. Второе. Сарафанова они обломать не смогли. Банкир отлично понимает, что если сдаст черную кассу, то превратится в покойника в ту же минуту. Сарафанов имеет такой объем информации, что только он один способен сопротивляться организации. И третье. После уничтожения Сарафанова уберут и его вместе со всей командой. Все, что он получил на сегодняшний день, так это небольшую отсрочку. Но особенно Вихрова беспокоило то обстоятельство, что он не мог никому доверять. Он остался один — обезоруженным среди чистого поля.

Времени на размышления не оставалось. Жизнь висела на волоске.

Прием проходил на высоком уровне. Кого здесь только не было: политики, артисты, министры, писатели, звезды эстрады и крупные военные чины. Сарафанов не любил сборищ подобного рода. Он предпочитал проводить тихие вечера со своей Маришкой при свечах и в постели, где ее сексуальные фантазии не имели предела.

Банкир старался улыбаться и время от времени отвешивал поклоны то налево, то направо.

Он знал, что Маришка ждет его в своем гнездышке, но не мог уйти. Битый час он разгуливал между столами с бокалом шампанского и щурился от блеска женских украшений. Близких друзей у Сарафанова никогда не было, а говорить о делах с партнерами на вечеринках ему не хотелось. Он немного нервничал, как страдающий зубной болью пациент перед кабинетом стоматолога. Однако лицо банкира никогда не отражало эмоций и оставалось спокойным, как у хорошего игрока в покер.

Долгое терпение закончилось неожиданно. К нему подошел официант с подносом и тихо шепнул:

— Вас просят подойти к лифту.

Сарафанов поставил недопитый бокал на поднос и прошел через два громадных зала, где толкалась и гудела публика вокруг длинных уставленных деликатесами столов.

В мраморном фойе шум затих и стало легче дышать. Возле одного из лифтов его поджидали двое мужчин. Их профессия отражалась на хмурых физиономиях, лишенных всякой индивидуальности.

Они поднялись на пятый этаж, где их встретили близнецы тех, кто поджидал его внизу. Караул сменился, и банкира провели по пустому коридору до огромной полированной двери.

В кабинете горела только настольная лампа, но хозяин предпочел встретить гостя в кресле у журнального столика, куда свет добирался с огромными потерями.

— Присаживайтесь, Пал Матвеич.

Сарафанов пересек огромный ковер и устроился напротив хозяина. Руки друг другу они не пожимали и улыбок на лицах не изображали.

— Вы были правы, Пал Матвеич. Можно сказать, я проиграл пари, хотя мы его не заключили. Вы специалист на все руки. В каждой смерти была особая изюминка. Не спорю — в уме и стратегии вам не откажешь.

— Я выполнял поставленные передо мной задачи. Клан «Черный лебедь» прекратил свое существование. Но я остаюсь финансистом в первую очередь. Мною проведена огромная работа, затрачены силы, знания и время. Я хотел бы продолжить свое дело на тех же условиях.

На какой-то момент в воздухе повисла пауза. Гнетущая тишина длилась недолго. Голос из полумрака продолжил.

— Я не хочу темнить с вами. Вы человек незаурядный, талантливый и дальновидный. Должен вас огорчить. Организация выступает против вашей кандидатуры. И не потому, что у вас недостает ума или способностей. Принято решение убрать звено Гнилова и никому не делать поблажек. Исключений быть не должно. Я не способен противостоять организации.

— В таком случае вы лишитесь денег.

— Согласен. Пытками вас не запугаешь. В свое время Гнилов потерял контроль за наличными, и вы с виртуозным мастерством устранили все препятствия. Никто, кроме вас, не мог подступиться к финансам клана. К сожалению, мы об этом не знали. Гнилов потакал вам.

— И правильно делал. Благодаря моей денежной политике мы собрали огромный капитал.

— Слишком громко сказано. За последние четыре года из страны вывезено около пятисот миллиардов долларов. А у вас в загашнике, если верить вашим отчетам, лежит пятьдесят миллионов триста тысяч долларов.

— Это старые данные. На сегодняшний день у меня на руках шестьдесят семь миллионов двести семьдесят две тысячи. Я не намерен ничего присваивать. И собрал я их не за четыре года, а за два, и не в масшатабах страны, а с помощью умелых банковских операций. Поэтому я называю данную сумму огромными деньгами.

— Согласен. Вы уникальная личность. Но деньги вам придется сдать в казну организации. Мы обязаны подчиняться законам Ордена. Учитывая ваш личный вклад, огромные заслуги и бескорыстное служение делу, организация отпускает вас на покой. Вы должны подготовить всю документацию и договоры и передать в казначейство. Три процента общей суммы наличных остаются вам, как предусматривалось договором. Основной капитал переходит под контроль казначейства.

— Вы меня не поняли. Я остаюсь в деле. Иначе моя жизнь не стоит ломаного гроша.

— Ваши опасения имеют под собой почву. После сдачи документов вы можете покинуть страну без всяких препятствий. Мы понимаем, что казну клана не сдвинуть с мертвой точки и больше положенных вам процентов вы с собой не увезете. Место нахождения денег вы сообщите нам по Интернету, когда убедитесь в собственной безопасности.

В воздухе повисла пауза.

— Вы лишаете меня возможности жить в своей стране, — неожиданно заговорил Сарафанов. — Вы требуете бросить работу и остаток жизни провести в джунглях, ожидая укуса змеи или жала вашего Ордена…

— И все же это жизнь, уважаемый Пал Матвеич. Ваши коллеги, с вашей помощью, и этого не заслужили. Жизнь за границей — не самое худшее предложение.

Вы наверняка уже думали над этим, иначе как объяснить появление ваших номерных счетов в Лихтенштейне и закрытие личных счетов в России. Как видите, мы достаточно хорошо информированы.

— В этом все дело. Я должен подумать.

— Конечно. Первого декабря вам предстоит серьезная операция по пересадке почек. После нее готовьтесь к выезду. А до операции закончите начатое дело.

Тихомиров должен уйти следом за всеми. Надеюсь узнать из газет о новом из ряда вон выходящем убийстве. Ведь вы мастак на оригинальные сюрпризы. Желаю удачи.

Сарафанов встал и вышел из кабинета.

К своей Маришке он ехал в отвратительном настроении. Сегодня ему не хотелось ее видеть, но он привык выполнять свои обещания.

Вечер выдался теплым и сухим, однако Юля устала и на свидание не пошла.

Она купила себе бутылку полусухого вина и возвращалась домой. Почему бы не провести один вечер у телевизора без лишней суеты, не оголяя коленки перед похотливыми взглядами ненасытных мужиков. Все они одинаковы и лишены фантазии.

Возле дома кто-то схватил ее за руку, и она вздрогнула. Резко обернувшись, девушка увидела перед собой грубоватую физиономию парня с кривой ухмылкой и холодным взглядом. Она тут же его узнала. Такие типы не забываются.

— Помнишь меня, детка?

Она его помнила. Он даже приснился ей несколько раз. Это были эротические сны, когда на ней трещали юбки по швам, а тело сгорало в жарких объятиях.

— Почему я должна тебя помнить?

Невысокий, сухопарый, он крепко держал ее руку, а ей вовсе не хотелось вырываться. Между ними возникло энергетическое поле с положительными зарядами.

Этот парень не имел ничего общего с ее вкусом и запросами, но обладал определенным магнетизмом и силой, которые никак не выражались в его внешности.

— Чего ты от меня хочешь? — спокойно спросила Юля.

— Не очень много. Я буду жить у тебя.

От такой наглости девушка оторопела. Он от пустил ее руку и указал на стоявший у тротуара «жигуленок» первой модели.

— Помоги мне перетащить вещи.

Другой на его месте получил бы оплеуху и долго слушал бы звон в собственных ушах, но Марфута вел себя слишком уверенно, словно получил приглашение и после долгих сомнений дал согласие.

— Между прочим, я замужем.

— Какое это имеет значение? Я один, и ты одна. Вдвоем проще.

Она подошла к машине. На заднем сиденье стоял компьютер без упаковочной коробки и небольшой чемодан.

— И это все твое богатство?

— Мое богатство во мне самом, а вещи связывают людям руки.

— Судя по твоей работе, тебе часто приходится бегать с места на место. И надолго ты ко мне?

— На всю жизнь. Теперь будем бегать вместе.

Она ничего не ответила. Они занесли вещи в подъезд и подняли их наверх.

В квартире Марфута вел себя так, как будто вернулся домой после длительной командировки. Она сидела на кровати и наблюдала, как ее новый жилец с деловым видом подсоединяет технику к сети и как распихивает старомодное мятое белье по полкам шкафа.

— Я даже не знаю, как тебя зовут, — усмехнулась хозяйка.

— Евгений. Оторви задницу от сексодрома и приготовь пожрать. Я голоден.

— Я тоже. Выпьешь вина?

— Непьющий. Но сегодня можно сделать исключение.

Спустя пятнадцать минут они сидели за столом, где горели свечи и стыла яичница в сковороде.

— Итак, Женечка, ты зарабатываешь тем, что отрываешь головы сволочам. Санитар общества. И много тебе платят?

— Достаточно. Важно не заработать, а сохранить заработанное. У меня это плохо получается. Если сумею накопить немного денег, то увезу тебя из Москвы. С бабками можно жить где угодно.

Юля сделала глоток вина и закурила.

— А почему ты решил, что я куда-то поеду? У меня здесь работа. У меня больной муж.

— Где ты работаешь?

— В морге. Трупы потрошу, которых становится с каждым днем все больше благодаря таким вот санитарам, как ты.

— Трупов везде хватает. Безработной не останешься. А зачем тебе больной муж? Забудь о нем.

— Как бы не так. Он скоро умрет. У него рак мозга, а жене полагается наследство. То, что мне причитается, тебе за всю жизнь не заработать.

— Я ничего не знаю о твоем наследстве, ты ничего не знаешь о моих заработках. Каждый сам по себе. Скоро ты поймешь, что кроме денег есть еще что-то, ради чего стоит трепыхаться на этом свете.

— Брось, Женечка. Я всю жизнь трепыхаюсь от зарплаты до зарплаты. Гнилое существование с оглядкой по сторонам в поисках куска хлеба. Годы идут, а просвета не видно. Мне нужно все и сейчас. Я хочу, чтобы мне завидовали и смотрели на меня с восхищением, а не мерили взглядом, как последнюю шлюху. У меня высшее образование, я молода и красива, но я не дешевка и быть ею не собираюсь.

— Зачем же ты ушла от своего богатого мужа?

— Сидеть в четырех стенах и ждать его смерти? Нет, жизнь в клетке не для меня, пусть даже золотой. Мне жаль Андрюшу, он чудный парень, умный, нежный, ласковый, и вышла я за него по любви, но мы слишком разные — и совместное сосуществование стало невыносимым. Разрыв был неизбежен. Болезнь ничего не меняла, а лишь расставила все на свои места.

— А ты стерва!

— Советую тебе не забывать об этом. И не строй на мой счет больших планов.

Меня невозможно сломать. Каждый сам по себе — это ты правильно заметил. Пусть так и будет. Что касается одиночества, и тут ты прав. Чем больше в твоей жизни мужчин, тем больше ты одинока. Пусть будет один. Живи здесь, я не возражаю.

Марфута злился. Он ехал сюда с чувством победителя, а превратился в бездомного пса, которому постелили коврик у двери.

Он встал из-за стола и начал раздеваться. Юля последовала его примеру.

— Ты прав, Женечка. Приятней заняться любовью, а не философствовать о жизни. Тем более что это у тебя получается лучше.

Они упали на кровать и превратились в комок страсти.

В салоне красоты клиентов было немного, цены кусались, и мастера мужского зала скучали, сидя в креслах холла в ожидании случайных гостей.

Вихров предпочитал делать стрижку и бриться у одного мастера и наведывался сюда раз в неделю. С деньгами у бывшего подполковника проблем не возникало, и он любил думать о своих делах, когда ему массировали лицо и намыливали щеки.

Сегодня Вихрову было о чем подумать, и он заехал в салон побриться.

— Константин Ильич! — толстяк с жиденькими, зализанными назад волосами встал с кресла и двинулся навстречу клиенту. — Рад вас видеть.

— Привет, Юра. Мое место свободно?

— Для вас всегда свободно. Проходите в зал.

Шесть кресел, расположенных на почтительном расстоянии друг от друга, пустовали. Море зеркал, яркий свет и неуместная ритмичная музыка, как на танцплощадке.

Вихров устроился в крайнем кресле у стены и взглянул на свое отражение.

Перед ним сидел усталый, постаревший мужчина с рублеными чертами лица и обреченным взглядом смертника. В свои тридцать четыре года он выглядел на все пятьдесят. Картина ему не понравилась, и он откинул голову на подставку.

Парикмахер запеленал клиента в простыню, убрал излишки под воротник и посмотрел на Вихрова в зеркало:

— Бритье и массаж?

— Да, Юра. Можешь не торопиться.

— Как скажете, Константин Ильич.

Когда лицо клиента покрылось мыльной пеной, в зал заглянул коллега мастера и коротко сказал:

— Юра! К телефону.

— Извините, я на секунд очку.

Вихров не слышал его, он думал о своем.

Спустя три минуты мастер вернулся. Вихров не сразу понял, что произошло.

Опасная бритва прижалась к его горлу, и чужой, незнакомый голос сказал:

— Сиди тихо, Вихров. Лезвие слишком острое, без головы остаться можно.

Вихров посмотрел в зеркало и увидел за своей спиной широкоплечего мужчину с решительным взглядом. На вид ему перевалило за полтинник, но уверенности в себе парню не занимать. Черные глаза сверлили сидевшего перед ним подполковника как буравчики, и ничего хорошего от таких людей ожидать не следовало.

Рука Вихрова соскользнула с подлокотника и поползла к поясу. Простыня плотно прилегала к костюму, и маневр был слишком заметен. Незнакомец ловко перехватил руку Вихрова, не отрывая лезвия от горла. В долю секунды на запястье защелкнулся наручник, а второе кольцо пристегнулось к подлокотнику.

Второй раз за сегодняшний день Вихров ощутил холодный метал браслетов на своих руках. Сопротивление не имело смысла.

— Что вы от меня хотите? — хриплым голосом спросил Вихров.

— Что тебе надо от Татьяны Медведевой?

Подполковник не сразу понял, о ком идет речь, но когда вспомнил, то догадался, кто стоит за его спиной. Обуявший его страх отступил. Он твердо знал, что этот тип его не убьет.

— Успокойтесь, полковник. Мне ваша жена не нужна. Она видела и знает убийцу, который прикончил Докучаева. Я не думаю, что это сделала она. Хотя мог бы предположить такое, если бы кроме Докучаева не погибли другие. Бухгалтер фирмы Докучаева выплатил вашей жене десять тысяч долларов. За что, мне неизвестно. Этот вопрос я и хотел прояснить. Когда я послал своих ребят к Татьяне, то их пристрелили в ее подъезде. Пристрелили из браунинга, который оформлен на вашу жену, и она имеет разрешение на хранение оружия. В милиции об этом уже знают.

Трудно вам будет ее защищать. Конечно, я сомневаюсь в столь незаурядных способностях женщины. Убить двух профессионалов двумя выстрелами не так просто. Вы не там копаете, полковник. У вашей супруги есть свой ангел-хранитель. Найдете его — поймете и причины. Меня ваша жена не интересует.

— Кто убил Пичугина, Докучаева и Гнилова?

— Вы слишком многого от меня хотите, полковник. Я обычная пешка. Кому кого убивать, решаем не мы с вами. Очевидно, кто-то из крупных китов узнал, что ваше ведомство интересуется Гниловым, и этот кто-то обрубил конечность с гангреной, чтобы не ползла дальше.

— В чьих руках находится Татьяна?

— Понятия не имею. Прикиньте сами, куда ей идти, если она боится вернуться к мужу? Она пойдет туда, где найдет покровителя или защитника. Ни в ФСБ, ни в милиции таковых не найти. Но это только в том случае, если она свободна и если еще жива…

Вихров почувствовал, как лезвие еще сильнее прижалось к его горлу, и белая мыльная пена начала краснеть.

— Плачет по тебе веревка, Вихров. Из-за таких мерзавцев, как ты, страна продохнуть не может.

Медведев бросил бритву и ключ от наручников на столик перед зеркалом, скинул халат и вышел из зала.

Вихров сидел тупо глядя в зеркало на кровавую пену, стекавшую на простыню.

Впервые в жизни его заставили дрогнуть. Покойный Гнилов прав — нет непобедимых.

Как жить, если опасность подстерегает тебя за каждым углом?!

В дверном проеме зала появилась толстая голова парикмахера. Щеки тряслись, как студень, а в глазах светился страх.

Сарафанов сбросил ноги с кровати и посмотрел на часы.

— Мне пора, Мариша.

— Ты не останешься? — спросила девушка, поправляя белокурую копну волос.

— У меня уйма дел, дорогуша. Скоро мы будем вместе. Навсегда. Кажется, наш час настал. Она взвизгнула от удовольствия.

— Поверить в это не могу! Неужели ты дозрел?

— Нет, плод еще зеленый, но дозреть ему не дадут. Придется гнить на земле.

— О чем ты, Павлуша?

— Говорить сейчас ничего не буду. Загад не бывает богат. Будь готова. Мы можем в любую минуту сорваться с места. Денег нам на сотню жизней хватит, моя забота в том, чтобы сохранить наши с тобой жизни. Ты себе не представляешь, как страшно бывает ходить по земле. Ни высокие стены, ни деньги, ни оружие не могут отвратить неизбежной гибели. Чувствуешь себя беспомощным муравьем, на которого обрушивается тяжелый каблук кованого сапога.

Марина приподнялась на локтях.

— Иногда ты бываешь таким непонятным, что мне самой становится страшно. А почему бы нам не улизнуть на выходные к моей подруге в Каширу? Она завтра утром едет к матери на первой электричке. Там тихо, погода изумительная. Ты себе не представляешь, как хороши эти маленькие городки. Мы на днях ездили с концертом в Калугу. Какая прелесть! Люди как младенцы. Они счастливы тем, что просто живут, и рады, если стоит еда на столе. Блеск! У них даже театр свой есть. Мы с девчонками ходили на спектакль. Хорошо играют, не хуже московских… Да, кстати. Совсем забыла тебе рассказать. В Калужском театре есть артист Гарик Желковский. Ну вылитый ты! А со сцены вас не различишь. Меня такое любопытство разобрало, что я не выдержала и после спектакля с Аленкой пошла за кулисы.

Парень так удивился, что девочки из московского варьете к нему пришли знакомиться, что потерял дар речи. Смотрю на него и поражаюсь. Один к одному.

— Так не бывает. И какого черта ты по мужикам шляешься…

— Ну-ну, не буянь. Или ты думаешь, что я готова бросить банкира, у которого денег на сто жизней хватит, уехать в Калугу и жить в общежитии с вареной курицей?

— Значит, дело в деньгах?

— Нет. Вот я смотрю на тебя и вижу перед собой настоящего мужчину.

Сильного, уверенного, надежного. Один взгляд чего стоит. А Гарик — неоперившийся желторотик. Беспомощный, наивный, простой, как чистый лист бумаги. Мне все время хотелось дать ему денег или чего-нибудь подарить. На сцене он герой. Хороший артист, а в жизни обычный чудик, мечтающий о главных ролях на сцене столицы. Он и не думает о деньгах. Он не знает, что это такое, парень живет другими категориями. Мечтатель, романтик и хвастунишка. Как все актеры, впрочем. Интересно было бы вас познакомить. Послушай, а у тебя брата-близнеца нет? Правда, у Гарика темные глаза, как вода в болоте, а у тебя синие.

— Будет случай, познакомимся. А насчет подруги можно подумать. Почему бы и впрямь не махнуть в Каширу на пару дней?

— Хочешь, я ей позвоню?

— Потом, когда я уйду. Если получится, то подсядете ко мне в машину рано утром. Только не в «мерседес», а в «дэу-эсперо» темно-синего цвета.

— Ты скатился до корейских машин российской сборки?

— Стоит в запаснике. Такие колымаги не привлекают к себе лишнего внимания.

Для поездки в Каширу — то, что надо. Я даже дам тебе сесть за руль.

— Ну просто чудеса какие-то. Своим ушам не верю.

— Ладно, детка, мне пора.

— Ты позвонишь?

— Обязательно. Можешь договариваться с подружкой.

Сарафанов надел пиджак и направился к двери.

Все эти интриги Лидии Сарафановой порядком осточертели. Она не сразу решилась, но все же пошла на свидание. Женское любопытство взяло верх. Дамочка, которая ей звонила, назначила встречу возле закрытого на ремонт универмага.

Место безлюдное, хорошо просматривалось со всех сторон, но до него пришлось идти две остановки пешком. Десять минут женщина озиралась по сторонам, но к ней никто не подошел. Ее догнали, когда она возвращалась домой.

— Извините меня, это я вам звонила.

Лида оглянулась на высокую брюнетку и бегло окинула ее взглядом с головы до ног. Приятная хищная бабенка, чуть больше тридцати пяти, с красивыми напуганными глазами. Белый плащ имел несколько пятен и выглядел помятым, волосы потрепаны, наспех уложены в пучок и сколоты шпильками. Нет, на соперницу она не похожа. У ее мужа более изысканный вкус, и своим бабам Т он не позволяет опускаться до такого состояния.

— Вы зря меня побеспокоили, милочка. Я по пятницам не подаю.

— Вы меня не поняли. Речь идет о вашем муже.

— Догадалась, что не обо мне. Вас Марина подослала? Зря старается. Она ему не нужна. Погуляет и перебесится, а свой дом и семью Павел не оставит. Ему по статусу полагается любовница, так же, как «мерседес». Мужики — народ консервативный и ограниченный.

— Меня не интересует его статус. В тюрьме у него будет другой статус. Я жена полковника ФСБ. Мой муж ведет расследование по делу группировки, в которую входит Павел Сарафанов. У меня на руках есть важные документы, и я хотела бы показать их вашему мужу взамен на поддержку.

Лида прищурила глаза и презрительно сказала:

— Это называется шантаж, моя милочка.

— Дура ты! — резко рявкнула незнакомка. — Ты забыла, как сдох Пичугин? Ты забыла о смерти Докучаева? Или ты не помнишь, кто такой Гнилов и что с нем произошло? Следующий будет Сарафанов. Очнись, баба. Что делать без него станешь? На панель пойдешь? Староваты мы с тобой для панели.

Жена банкира растерялась. Она знала всех, кого перечисляла незнакомка, но никогда не задумывалась о связи ее мужа с какой-то группировкой. И при чем тут гибель Павла?

— Кто вы?

— Татьяна Медведева. Отойдем в сторону, и я вам кое-что покажу.

Они прошли на строительную площадку и присели на перевернутые ящики.

Теперь светлое пальто Лидии Сарафановой выглядело не лучше плаща Татьяны Медведевой.

Минут пять жена банкира листала досье на членов клана «Черный лебедь» и ахала, покачивая головой.

— Ну что, протрезвела, Лида? — тихо спросила Татьяна.

— Допустим. Допустим, все так. И что нужно делать?

— Шкуру свою спасать. И мою заодно. Я трахалась с Докучаевым, и теперь мой муж об этом знает. Домой мне путь заказан. Я бомж. Но я могу помочь Сарафанову, а он может помочь мне.

— Каким образом?

— А давай у него об этом спросим. Я сама не могу к нему подобраться. К тому же меня знают люди Вихрова и ведут на меня охоту. Каждая собака на меня лает. Ты можешь провести меня в свой дом как подружку. Тебя никто ни в чем не подозревает, и за тобой не следят. Ты тот самый мостик, который может нас соединить. И помни, мне твой мужик задарма не нужен. У меня своих девать некуда. Речь идет о спасении. Сегодня тишина вокруг, а завтра гром грянет! Тогда уже поздно будет.

— Эх, Таня! Рискнуть мы с тобой можем, вот только не пошлет ли он нас обеих куда подальше? За ним на заржавеет.

— А чего гадать на кофейной гуще? Идти надо.

— Хорошо. Давай рискнем.

Женщины встали и торопливо покинули территорию стройки.

Впервые за все время сотрудничества Вихров пришел в дом к Сарафанову.

Сарафанов был единственным человеком, у которого не делали особых проверок на благонадежность. Авторитет банкира казался непоколебимым, и Гнилов запрещал подвергать его унизительным обыскам. Вихров до сих пор не знал, что из себя представляет Сарафанов. Но у бывшего подполковника не оставалось выбора, и он шел ва-банк.

Банкир сам открыл дверь и ничуть не удивился появлению главного охранника.

— Ты решил поселиться у меня, Костя? Заходи, я поставлю тебе раскладушку в коридоре. Будешь спать с моим котом по соседству.