Ее мысли прервал стук в дверь. Это был Том. Он никогда не входил в ее комнату без предупреждения и, лишь дождавшись разрешения Эстер, открыл дверь и робко, с несчастной улыбкой, протянул ей свой измятый галстук.

— Я никогда не умел завязывать эти чертовы штуки, прошу прощения, миссис Дилхорн. Думаю, у вас получится лучше.

Эстер окинула его строгим взглядом. Она не верила ни единому его слову.

— Я завязывала галстук папе, — ответила она, — когда мы остались без слуг.

Она знала, что Том обходится без камердинера, но в доме были слуги… помимо миссис Хакетт, живущей в комнате над кухней.

Эстер пододвинула табуретку, встала на нее и ловко принялась завязывать галстук.

— Этот узел называется «водопад», — пояснила она. — Его очень любил Роланд. По-моему, тот узел, который предпочитал папа, больше подходит для пожилых мужчин.

— Значит, вы меня пожилым не считаете, — пробормотал Том. — Какая жалость. Я полагал, что сейчас, когда я стал не только вашим мужем, но и одним из самых видных жителей Сиднея, я должен казаться вам серьезным и глубокомысленным.

— Если серьезность и глубокомыслие приобретаются с возрастом, — насмешливо возразила Эстер, разгладив узел галстука, а затем отойдя на шаг и оценив результаты своих усилий, — боюсь, что мистер Том Дилхорн не состарится и в девяносто!

— Какая же у меня непочтительная жена, — заявил Том, наклонив голову и поцеловав ее пальцы. — Скажите, миссис Ди, что же случилось с той тихой и кроткой девушкой, которая приходила устраиваться на место учительницы в прошлом году? Куда-то она пропала. Еще парочка подобных замечаний, и вас можно будет считать мегерой.

В голосе Тома звучало веселье, а не осуждение, и Эстер бросила на него лукавый взгляд из-под ресниц; в последние дни ей все больше нравилось его дразнить.

— С ней случился мистер Том Дилхорн. А теперь ваши волосы, мистер Дилхорн, ваши волосы.

Том взглянул на себя в зеркало.

— Мои волосы? Я думал, что хоть на этот раз сумею потягаться с красивыми молодыми офицерами, к которым неравнодушна моя жена. Вам же нравятся красивые молодые офицеры, миссис Дилхорн?

Эстер пропустила последнюю фразу мимо ушей.

— В таком виде вы можете тягаться лишь со всяким рваньем в Скалах, — с насмешливой суровостью заявила она. — Сядьте, а я вас причешу.

— Мегера, — подытожил Том. — Все это из-за того, что вы оставили школу, и вам больше не кем командовать.

И все же он снова сел, позволив Эстер уложить его непослушную соломенную шевелюру в некое подобие прически «а ля Брут».

— А теперь, — заявила Эстер, любуясь отражением в зеркале, — скажи, почему ты не хочешь стать мировым судьей. Все «избранные» в Сиднее считают, что ты просто горишь желанием и не можешь дождаться того дня, когда губернатор объявит о твоем назначении.

— Еще рано, — ответил Том, вернувшись к своей обычной немногословной манере. — Макуайр слишком торопится. Меня никогда не примут в приличном обществе. Алана, возможно. Он был джентльменом до ссылки, а я… — он пожал плечами, — был вором. Я даже не знаю собственного отца. Мое происхождение и отбытый срок на каторге навсегда останутся со мной, каким бы богатым и могущественным я ни стал. — Его лицо неожиданно изменилось, теперь на нем не было ни капли насмешки. — Да и не хочу я быть мировым судьей, хотя, может, и стану им хотя бы для того, чтоб доказать: Том Дилхорн, вор, уголовный преступник и торговец, остается Томом Дилхорном и способен рассмеяться в лицо всем тем, которые считают себя лучшими.

— О, но для этого не обязательно становиться мировым судьей, — возразила Эстер.

В ответ Том выпрямился, подбросил ее в воздух, словно ребенка, и со смехом сказал:

— Теперь я знаю, зачем женился на вас, миссис Ди. Когда сегодня мы будем сидеть, такие серьезные, среди респектабельной публики, я буду думать о том, что больше не одинок, и что мне есть с кем поделиться своими тайнами… даже если вы не удостаиваете меня своей близостью.

Он снова поставил ее на ноги.

— Мы готовы предстать перед ними, моя дорогая, а Миллер вот-вот подаст карету, чтобы мы прибыли в губернаторский дом вовремя.

Естественно, Эстер была права, полагая, что к Тому отнесутся с презрением. За ужином, он сидел напротив нее, и никто, кроме губернатора, даже не обратился к нему.

В конце ужина начали провозглашать официальные тосты. До сих пор леди и джентльмены пили за здоровье друг друга. Пат чокался с Эстер, но никто не чокнулся с Томом, и его бокал стоял нетронутым.

Эстер знала, что, несмотря на репутацию прожигателя жизни, Том почти не пьет, и здесь, в окружении пьянеющих на глазах мужчин и женщин, выказывает свое равнодушие к ним, не притрагиваясь к вину.

Оркестр с большим чувством заиграл марш: «Моя любовь, как красная, красная роза», объявив начало официальной части. Распорядитель велел гостям встать и поднять бокалы. Шум отодвигающихся стульев сопровождался какой-то суетой на дальнем конце стола.

Молоденький лейтенант, выпивший больше, чем следовало, вскочил раньше остальных и закричал, обращаясь к губернатору.

— Нет! Я не буду пить за здоровье его величества короля Георга III в компании уголовника! Может, вы и губернатор, сэр, но вы не заставите меня пить вместе с ним.

Он махнул рукой в сторону Тома и, высоко подняв бокал, выплеснул рубиновую жидкость на скатерть.

Поднялся шум.

Полковник О’Коннелл, с таким же багровым лицом, как вылитое вино, крикнул в ответ:

— Заткнись, дурень. Ты с ума сошел?

Остальные офицеры, смущенные тем, что подвыпивший мальчишка высказал вслух то, что у всех было на уме, попытались утихомирить лейтенанта, но он не умолкал, пока майор Мензес не зажал ему рот ладонью.

— Нет, это он сумасшедший, — кричал лейтенант, указывая на Макуайра, сидящего с каменным лицом. — Навязывать офицерам и джентльменам общество Дилхорна, пытаться сделать его мировым судьей… — Окончание пламенной речи оказалось заглушенным огромной лапищей Мензеса.

Поднялся шум. Мужчины начали переговариваться. Женщины захихикали. Единственным человеком, сохранившим спокойствие, был Том Дилхорн.

С улыбкой приподняв бокал, он наблюдал за тем, как смущенные офицеры выволокли из комнаты сопротивляющегося молодого человека.

Выражение его лица осталось непроницаемым. Он повернулся к майорше миссис Миддлтон, сидящей справа от него и всем своим видом выражающей недовольство от подобного соседства.

— Ну что, сударыня, выпьем за единственного честного человека в этой комнате. У него одного хватило духу высказать то, о чем все думают втихомолку. Он заслуживает, чтобы в его честь провозгласили тост… и вы наверняка не откажете ему в этом.

Миссис Миддлтон посмотрела ему в глаза и ледяным тоном ответила.

— Так и есть, мистер Дилхорн. Все удивляются, что вы оказались в числе присутствующих.

Том продолжал держать бокал поднятым, но, видя, что она не собирается с ним чокаться, усмехнулся снова.

— Да? — произнес он. — Но, сударыня, я нахожусь здесь по приглашению губернатора, как и вы. Более очевидного ответа и быть не может. Не думаете же вы, что я должен был оскорбить губернатора своим отказом?

Эстер не сводила с него глаз. О, она прекрасно знала это выражение лица и этот голос. Пат Рамси затаил дыхание, а миссис Миддлтон покраснела, как помидор.

— Губернатору следовало быть умнее… — начала она и вдруг поняла, что случилось. Том вызвал ее на разговор, и не один раз, а даже дважды, хотя она, увидев его за столом рядом с собой, мысленно поклялась, что не удостоит его подобной чести. Хуже того, Том вынудил ее оправдываться, хотя на самом деле защищаться должен был он! — Некоторые люди, — во всеуслышанье объявила миссис Миддлтон, — знают свое место!

Том выпил вино, а лишь потом ответил.

— Я согласен с вами, сударыня. — Его улыбка была убийственной. — А сегодня мое место здесь, за этим столом, рядом с вами. Разве нет, миссис Миддлтон? И, похоже, мой бокал уже пуст…. Видите, вам даже не придется пить со мной за здоровье монарха.

Пат Рамси расхохотался.

— Я в восторге от вашего мужа, — обратился он к Эстер. — Если бы не…

— Не продолжайте. Я прекрасно знаю, что вы, капитан Рамси, полностью согласны с бедным лейтенантом. Он был единственным человеком, сказавшим правду, и пострадал за это.

— Завтра он проспится и пожалеет о собственной глупости, — возразил Пат. — А теперь мы должны выпить за здравие его величества, вы и я.

Том поставил пустой бокал перед собой и низко поклонился миссис Миддлтон, а затем Эстер.

Эстер выпила вино и громко объявила:

— За нас обоих, мистера Дилхорна и меня.

— Браво, Эстер, дорогая. Можно только надеяться, что ваша верность ему будет достойно вознаграждена.

Эстер не знала, насмехается над нею Пат или нет. Теперь она начала понимать, что и в его душе есть некие скрытые глубины.

После ужина гости вышли в парк, позолоченный лучами вечернего солнца, чтобы оживленно обсудить происшедшее. Большинство склонялось к мысли, что Макуайр заслужил подобный скандал, пригласив в губернаторский дом такого изгоя, как Дилхорн.

Эстер, провожаемая любопытными и насмешливыми взглядами, отвергла предложение Пата Рамси составить ей компанию, и направилась прямиком к Тому. Он, как всегда невозмутимый, беседовал с губернатором.

Заметив Эстер, Том извинился, взял ее за руку и повел к небольшой сосновой рощице, за которой, вдали, виднелось море.

Почувствовав, что ее ладонь дрожит, Том мягко сказал:

— Ну же, миссис Дилхорн. До сих пор вы были смелой девочкой. Не доставляйте им радость своим расстроенным видом.

— Расстроенным! — возмутилась Эстер. — Это им надо расстраиваться…

— Тсс, — перебил ее Том. — Я именно этого и ожидал. Может, теперь Макуайр убедится в серьезности моих советов. Честно говоря, в его настойчивом приглашении и в знаках внимания, которые он мне оказывал, ничего умного не было. Когда-то Алан научил меня латинской поговорке, которую следовало бы зазубрить губернатору. Festina lente. Торопись медленно. — Он печально улыбнулся. — Тебе придется понять их обиду, Эстер, и научиться жить с этим. А теперь, улыбнись. Разве вечер не прекрасен? Скоро будет фейерверк, и тебе он понравится. Оркестр уже готов играть, а поскольку музыканты все перепились, дожидаясь, пока мы закончим ужинать, это будет нечто невероятное.

Неожиданно Эстер поняла, что Том пытается ее успокоить, что ничьи слова или действия не могли причинить ему ни малейшей обиды, и что он пытается добиться такого же отношения и от нее.

Словно прочитав ее мысли, он тихо добавил:

— Они хотят видеть, что ты расстроена. Улыбайся, будь счастлива, и этим ты разозлишь их сильнее всего.

Эстер невольно улыбнулась. Это так похоже на Тома: воспользоваться оскорблением, чтобы извлечь из него какой-то вывод, какой-то жизненный урок, вместо того, чтобы обижаться. Он с любовью пожал ее руку.

К ним подошел Уилл Френч, конкурент и друг Тома (в эти праздничные дни в парк допускались все).

— Миссис Дилхорн, Дилхорн, — произнес он в своей обычной грубоватой манере. — Хорошо выглядите, миссис Дилхорн. Цветете, как роза.

— Просто я покраснела от гнева, мистер Френч, — искренне возразила Эстер.

— Ага, — сказал Френч. — Я слышал, тут один из молодых офицеров оскандалился.

Том рассмеялся.

— Сплетни распространяются слишком быстро, даже для Сиднея.

Френч пристально взглянул на него.

— Да, но я пришел не за этим. Вы не возражаете, если мы поговорим о делах, миссис Ди?

Прежде, чем Эстер успела ответить, вмешался Том.

— Если хочешь что-то сказать, Френч, говори в присутствии моей жены.

Ничуть не удивившись, Френч продолжил.

— Э, ну, ты мой хороший друг, и всегда поступал по совести. Ты должен знать, что в последние дни кто-то начал приторговывать из-под полы армейскими запасами спиртного. Раз уж ты договорился с О’Коннеллом, что вся продажа идет через тебя, это бьет и по тебе, и по военным.

Эстер, впервые услышавшая эту новость, вновь удивилась, что у людей, богатеющих на торговле ворованными спиртными напитками, хватает наглости намеренно оскорблять Тома.

Том догадался о ходе ее мыслей.

— Пора тебе узнать, как это делается, Эстер, — сказал он. — Итак, Френч, кто-то, офицер… или, возможно, группа офицеров воруют вино (а это действительно воровство, как бы его ни называли) и продают по всему Сиднею?

Френч кивнул.

— Без ведома полковника О’Коннелла?

Френч кивнул еще раз.

— Спасибо, — серьезно ответил Том. — Я проведу расследование. Никому не удастся нажиться на этом и обмануть своих сослуживцев… не говоря уже о Томе Дилхорне.

Эстер не удержалась и захихикала. Том взглянул на нее с притворной суровостью.

— Тебе смешно, дорогая? Смешно, что кто-то надувает фирму «Дилхорн и партнер»?

— Партнер? — удивился Френч.

— Партнер, — повторил Том, указав жестом на Эстер. Это была ее награда за проделанный труд и за попытки быть с ним на равных. Теперь он начал сообщать миру, что они не просто супруги. К сожалению, Эстер не могла поблагодарить его прямо сейчас, на глазах у Уилла Френча и посторонних зрителей.

Она отвела взгляд, заметив рядовых семьдесят третьего полка, идущих через лужайку с горящими факелами в руках. В рощице зажглись фонари, рассеяв сгустившуюся тьму, и начался фейерверк. Нестройная мелодия «Фейерверка» Генделя оказалась весьма кстати.

Эстер с восторженным видом любовалась фейерверком, забыв и о нанесенном Томе оскорблении, и о ворах, грабящих армейские склады. Том смотрел на нее, тронутый ее детской радостью.

Френч был чрезвычайно удивлен. Значит, и у Дилхорна есть свои слабости… хотя бы слабость к его простушке-жене. Кто бы мог подумать?

Когда-то Том согласился бы с одной из неприятных сплетен о себе. Его решение жениться было принято после серьезных раздумий, а Эстер он воспринимал лишь в качестве трофея. Но если сначала он считал свое намерение затащить ее в постель очередным этапом игры, то вскоре его отношение изменилось.

Не только жизнь под одной крышей пробуждала в Томе желание, но и сама Эстер начала волновать его. В его душе зародилось чувство, которое он не испытывал ни к одной из своих прежних любовниц.

Нечто подобное он пережил лишь однажды, когда встретился на судне, перевозящем каторжников, с Аланом Керром, растерянным и сломленным, лишившимся прежних жизненных ориентиров и не нашедшим себя в жестокой реальности своего нынешнего существования.

В то время Том ощутил желание защитить столь беспомощного человека, как Алан. Его пылкое предложение дружбы помогло Алану выжить, а результатом стали их длительные и прочные взаимоотношения.

В Эстер Том также нашел человека, нуждающегося в его помощи, и все, что он сделал для нее, начиная с собеседования по поводу работы и заканчивая свадьбой, было вызвано тем же порывом, который заставил его спасти Алана.

К собственному удивлению, он искренне ее полюбил.

Невинная радость, с которой Эстер приняла свою новую жизнь, ее ум, постепенно расцветающая красота и яростная и безоговорочная верность, проявленная ею на званом вечере, сыграли свою роль.

Том обнаружил, что Эстер не выходит у него из головы. Если в разлуке с ней он делал или видел что-либо интересное, то непременно рассказывал ей об этом вечером. Новая пара перчаток, красивый веер, замеченные им при поступлении товаров в его магазин, сразу же откладывались для подарка.

Эти незначительные подношения очень радовали Эстер. Вчера Том, наблюдая в своем магазине за распаковкой тюков с бесценным китайским шелком, отобрал рулон бледно-лимонной ткани, подержал его в огромных ладонях с коротко подстриженными ногтями, подозвал швею миссис Херберт и заказал у нее платье для Эстер.

— Это сюрприз, — пояснил он. — У вас есть ее мерки, и я хочу, чтобы платье было модным, но простым, без всякой вычурности. Она не должна ни о чем догадываться. Чтобы никаких многозначительных взглядов.

После его ухода работницы рассмеялись.

— Ну, разве он не милый? Вспомните, сколько всяких мелочей для нее он унес домой на этой неделе. Ей-богу, он не по своей воле ложится спать в одиночестве. Госпожа считает, будто слишком хороша для него.

Если Том и знал, о чем болтают за его спиной, то не придавал этому значения. Игра, которую он вел с жизнью, требовала от него знания и понимания человеческих мыслей, слов и поступков… чтобы затем обратить все это в свою пользу.

Месяца через два после свадьбы Том рассказал жене о разговоре с одним аборигеном, предупредившим его о приближении ужасного шторма.

Большинство европейцев рассмеялись бы над подобным пророчеством, но Том из собственного опыта знал, что ему можно верить. Он бросил старику монетку. Тот ухмыльнулся в ответ и что-то добавил на своем языке. Том понадеялся, что это благодарность, хотя с таким же успехом старик мог обозвать его «белым придурком».

— Если он прав, — обратился Том к Эстер, — мы отправимся на пикник и полюбуемся штормом под открытым небом. Ты когда-нибудь видела шторм, Эстер?

Эстер призналась, что нет.

— В таком случае, — продолжил Том, — нам нечего терять, а если шторма не будет, мы проведем приятный вечер на свежем воздухе.

Его слуга на все руки, Миллер, заложил карету, а Том захватил из Сиднея продукты для пикника. Далеко за городом они нашли открытое местечко с видом на море.

Сначала, по словам Эстер, все оказалось надувательством. Никаким штормом и не пахло. Зато супруги плотно поужинали и выпили вино, заботливо припасенное Томом.

— Опять вино! — воскликнула Эстер. — Вы спаиваете меня, мистер Дилхорн.

— Зато теперь вы пьянеете гораздо медленнее, — возразил Том, не устающий баловать ее едой, напитками и знаками внимания. Он набросил на нее шаль, и, заметив ее дрожь, с тревогой спросил, — Вы замерзли, миссис Дилхорн?

— Нет, — покраснев, ответила Эстер, на мгновение прижавшись к нему.

Если это движение и взволновало Тома, то Эстер оно взволновало гораздо сильнее. Ее страх перед мужчинами начал исчезать, а чувства, которые она испытывала к Тому, были очень далеки от страха.

«Людоед» давно уже исчез из ее мыслей, и теперь Эстер думала о нем, как о Томе, преподносящем ей подарки и придумывающем столько удивительных развлечений.

После того, как они выпили вино и повалялись на травке, у них разыгрался спор из-за широкополой шляпы Эстер, которую Том потребовал себе в качестве фанта, если Эстер не сумеет назвать ему текущий курс ценных бумаг в Сиднее.

— Что ты будешь делать с моей шляпой, если выиграешь? — поинтересовалась Эстер, неожиданно обнаружив, что в ее бокале ничего не осталось.

Том взглянул на нее. На ней было муслиновое платье, ажурная шаль и шляпа с голубой лентой. Ее внешность изменилась до неузнаваемости: кожа очистилась и приобрела нежный розоватый оттенок, к волосам вернулся былой блеск, а на лице сияло выражение невинного озорства.

— Твоя шляпа так очаровательна, дорогая, что она и меня украсит.

Это вполне невинное замечание, по меркам Тома, вызвало в Эстер неожиданную вспышку веселья. Она заявила, что не намерена отвечать на его глупые высказывания.

Чем бы это закончилось, Том не знал. Эстер так расшалилась, что случиться могло все, что угодно, прямо под открытым небом. Но буря все-таки грянула, и события приняли совершенно иной оборот.

Именно в то мгновение, когда Том принялся поправлять воротник Эстер, удар грома возвестил о начале долгожданного шторма.

Эстер позволила ему это.

— Что-то у меня сегодня пальцы не гнутся, мистер Дилхорн.

Как ни странно, Том начал расстегивать ее платье, вместо того, чтобы застегивать. При этом он нежно поглаживал ее шею, вызывая в ней дрожь удовольствия: невероятно приятное ощущение, которое Эстер испытывала впервые.

Следующий громовой раскат заставил ее вздрогнуть, а Том убедился, что его наступление не встретило никакого отпора. Он заключил пари сам с собой, что следующее утро Эстер встретит женщиной.

Они довольно долго наблюдали за бушующей вдали грозой, пока Эстер не начала вскрикивать при вспышках молнии. Том предложил ей свою защиту, крепко ее обняв и позволяя ей прижиматься лицом к его груди при особенно громких ударах грома.

Это доставило им обоим столько удовольствия, что они не замечали, как полоса дождя надвигается все ближе и ближе.

Когда заметили, было уже слишком поздно. Промокнув до нитки, они оба сочли это главной шуткой вечера.

Смеясь, они бросились к карете. Том буквально швырнул Эстер на сиденье, а сам, подхлестнув лошадей, направил экипаж к дому со всей возможной скоростью. Эстер, всегда боявшейся грома, эта гроза почему-то показалась ужасно веселым событием.

Она прижималась к Тому, пока карета летела сквозь ночь, сопровождаемая громом и молниями.

— Держитесь, миссис Дилхорн, скоро вы будете дома.

Ответом был смех. Ливень и не думал стихать. С волос Эстер стекали потоки воды, а ее одежда намокла. Том повернул к ней голову, и в его глазах отразилась вспышка молнии, прочертившей небо.

— Вам не страшно, миссис Дилхорн? — крикнул он, пытаясь заглушить раскат грома.

— Нет!

И это была правда. С ним Эстер ничего не боялась. Они были совершенно одни в бушующем мире. Ей даже хотелось, чтобы эта безумная скачка длилась вечно. Эстер ухватилась за руку Тома, и он повернулся к ней снова, чтобы ее утешить. Судя по ее лицу, в утешении она не нуждалась. Веселье Тома передалось и ей.

Поездка близилась к концу. Вдали уже белела вилла.