1

Прежде чем разойтись по комнатам, они прослушали местный прогноз погоды. Снегопад обещали в течение всей ночи и весь Сочельник, однако к Рождеству он должен был прекратиться. С Атлантики надвигался тёплый фронт.

— Мне всегда казалось, — заметил Хилари, — что “тёплый фронт” — это декольтированная леди времён Регентства, которая прикладывает к груди скомканный край шлейфа, чтобы согреть его. Шлейф, разумеется.

— Не сомневаюсь, что Крессида в числе своих грядущих обязанностей сыграет для тебя эту сомнительную интермедию, — сухо произнесла тётя Клу.

— Знаешь, дорогая, мне кажется, у неё получилось бы, — сказал Хилари, целуя тётку на ночь.

Вешая красное платье в шкаф, Трой обнаружила, что ниша, в которую он был встроен, примыкает к аналогичной нише в комнате Форестеров, так что оба помещения разделяет лишь тонкая перегородка.

Миссис Форестер, кажется, тоже занималась размещением своего туалета. До Трой долетел скрип вешалки, и она едва не подпрыгнула, услышав собственное имя, произнесённое громким голосом чуть ли не в самое ухо:

— Трой! Странное имя для христианки.

— …не…, понятно…, известна… — глухо донёсся, словно из-под рубашки, голос полковника.

— Моё мнение тебе известно, — сварливо отозвалась миссис Форестер. — Я говорю…

Конечно, это было неэтично, но Трой просто не могла себя заставить отойти от шкафа.

— …не доверяю… Никогда не доверяла, — продолжал голос. — Тебе это отлично известно… Небольшая пауза — и финальный выкрик:

— …или поздно, все будет оставлено на милость убийц!

Дверцы шкафа с той стороны сердито хлопнули. Трой легла в постель с лёгким головокружением, однако было ли это обстоятельство вызвано лукулловым пиром, устроенным Хилари и Киски-Ласки, или странной обстановкой дома, она решить не могла.

Трой была уверена, что сразу заснёт, как только коснётся головой подушки, но минуты проходили за минутами, а она все лежала без сна, прислушиваясь к тихому потрескиванию дров в камине и вздохам ночного ветра. Скорее всего в её бессоннице виноват ром.

Спустя некоторое время ей стало казаться, что снаружи доносятся голоса. “Я все-таки сплю”, — сонно пробормотала она. Порыв ветра, заставивший загудеть каминную трубу, сменился тишиной, в которую внезапно снова ворвались призрачные голоса и стихли, словно где-то уменьшили громкость телепередачи.

Нет, положительно, на улице под её окном мужской голос, точнее, два голоса вели неразборчивую беседу.

Трой встала, добралась при свете угасающего камина до окна и раздвинула шторы.

Оказывается, тьма была вовсе не такой уж густой. Открывшийся перед её глазами пейзаж вполне мог бы вдохновить Джейн Эйр ещё на один рисунок. Среди чёрных теней несущихся облаков сияла луна в своей последней четверти, отбрасывая на сугробы длинную белую дорожку. На заднем плане маячили болота, на переднем, под окном, блестели остатки разбитых стёкол в рамах оранжереи. Чуть поодаль металось пламя двух факелов, ближайший из которых высвечивал на земле жёлтый круг. Свет второго плясал на стенке деревянного ящика, выхватывая надпись “Музыкальный инструмент. Не кантовать”. Ящик стоял на чем-то вроде санок, поскольку двигался совершенно бесшумно.

Его волокли двое мужчин, склонив покрытые капюшонами головы. Первый махнул рукой, указывая куда-то, затем повернулся навстречу ветру. На его плечах было нечто вроде верёвочной лямки. Второй человек упёрся руками в перчатках в заднюю стенку ящика и начал его подталкивать. Он повернул голову, чтобы легче было дышать, и на мгновение поднял лицо. Трой узнала Найджела.

Шофёра и садовника Винсента, который, собственно говоря, вовсе и не был отравителем, она видела всего один раз с вершины холма, однако не сомневалась, что лямку тянул именно он.

— Хоп! — крикнул бесплотный голос, и загадочная процессия двинулась вдоль западного крыла к центральному двору. Луна спряталась в тучи.

Прежде чем забраться обратно в постель, Трой взглянула на часы на каминной полке и с удивлением обнаружила, что сейчас всего лишь десять минут первого.

Наконец она уснула. Разбудил её звук раздвигаемых штор. Сквозь окно лился бледный свет.

— Доброе утро, Найджел, — поздоровалась Трой.

— Доброе утро, мадам, — пробормотал тот и, потупив глаза, поставил на столик у кровати поднос с чаем.

— Много ли снега выпало?

— Не сказать, чтобы много, — вздохнул он, направляясь к дверям.

— Но ведь ночью снег шёл довольно густо? — рискнула спросить Трой. — Вы, наверное, замёрзли, пока тащили санки?

Найджел остановился и впервые глянул ей прямо в лицо. Бесцветные глаза, окаймлённые белыми ресница-, iи, были круглыми, как у куклы.

— Я случайно выглянула в окно, — пояснила Трой, не совсем понимая, почему, собственно, она чувствует испуг. Найджел несколько секунд не двигался, потом пробормотал:

— Да? — и направился к выходу, но уже с порога все-таки добавил:

— Это сюрприз. Дверь за ним закрылась.

Спустившись к завтраку, Трой поняла, в чем именно заключался этот сюрприз.

Снегопад волшебно изменил пейзаж, заставив его мерцать под слабым зимним солнцем. Болота застыли бело-голубыми волнами, деревья покорно несли на плечах тяжёлые эполеты, а площадка, где работал бульдозер, сверкала яркой белизной.

Комната для завтрака находилась в западном крыле и имела выход в коридор, который упирался в дверь библиотеки. Сама библиотека, будучи торцовой комнатой западного крыла, открывала обзор сразу на три стороны.

Трой хотелось взглянуть на свою работу. Она прошла в библиотеку и несколько минут придирчиво взирала на портрет, покусывая большой палец, а затем выглянула из окна во двор. Точно в его центре стоял уже частично облепленный снегом прямоугольный предмет, в котором Трой без труда узнала из-за надписи на боку загадочный деревянный ящик.

Найджел и Винсент деловито суетились вокруг него, выгребая лопатами из тачки снег и плотно утрамбовывая его у основания ящика в форме ступенек, каркасом для которых служили коробки и рейки. Понаблюдав за ними несколько минут, Трой вернулась в комнату для завтрака.

Хилари стоял у окна с тарелкой каши в руках. Он был один.

— Привет, привет! — воскликнул он при виде Трой. — Вы посмотрели, как они работают? Разве это не прелесть: творческий порыв полной лопатой! Найджел сегодня в ударе. Я так доволен, вы и представить себе не можете!

— А что они делают?

— Модель могилы моего прапра — Бог весть в какой степени — дедушки. Я дал Найджелу фотографии, ну и, конечно, он не раз видел оригинал в церкви округа. Какой комплимент! Я польщён до глубины души. Ящик должен изображать пьедестал, а лежащая на нем фигура будет в натуральную величину. Право, это очень мило со стороны Найджела.

— В полночь я выглянула из окна и видела, как они волокли ящик мимо дома.

— Похоже, вдохновение снизошло на Найджела внезапно, и он разбудил Винсента, поскольку сам бы не справился. Верхняя сторона ящика сегодня утром уже была красиво покрыта слоем снега. Как хорошо, что Найджел снова начал творить. Присоединяйтесь ко мне. Возьмите немного рыбного салата или ещё чего-нибудь. Вам нравится что-то предвкушать?

В этот момент появились Форестеры, привнеся с собой атмосферу домашнего сельского уюта. Полковник был очарован активностью Найджела и непрерывно возносил ему хвалы, забыв про стынущую в тарелке кашу. Жена привела его в чувство.

— Надеюсь, — сказала она, кинув гневный взгляд на Хилари, — это полностью займёт их хоть на некоторое время.

Трой так и не решила, какого же все-таки мнения миссис Форестер придерживается по поводу эксперимента Хилари с бывшими убийцами.

— Крессида и дядя Берт прибывают поездом три тридцать в Даунло, — сообщил Хилари. — Если моё присутствие в библиотеке необязательно, я хочу их встретить.

— Сеанс лучше провести до ланча, — сказала Трой.

— Освещение из-за снега, наверное, изменилось?

— Весьма вероятно. Посмотрим. — А какого рода портреты вы пишите? — требовательным тоном осведомилась миссис Форестер.

— Исключительно хорошие, — сухо ответил её племянник. — Вы находитесь в обществе знаменитости, тётя Колумбелия.

К безмерному изумлению Трой, миссис Форестер подмигнула ей, сделала вытянутое лицо и фыркнула:

— Ухти-тухти!

— Ничего подобного! — обиженно возразил племянник.

— Совершенно бесполезно спрашивать, как именно я пишу, — сказала Трой, — поскольку я не умею говорить о своей работе. Если вы загоните меня в угол, то я выберусь оттуда, пробормотав нечто абсолютно невразумительное. Наверное, каждый рисует как может.

Произнеся последнюю фразу, Трой смутилась, точно школьница.

— Вы несравненны, — нарушил воцарившееся молчание Хилари.

— Ничего подобного! — пылко возразила Трой.

— Посмотрим, когда будет готово, — заключила миссис Форестер. Хилари фыркнул.

— В Итоне я сделал пару акварелей, — припомнил полковник Форестер. — Ничего особенного, конечно, но, по крайней мере, я их нарисовал.

— Это уже кое-что, — согласилась его жена, и Трой решила, что лучше не скажешь.

Завтрак закончился в относительном молчании. Они уже собирались подняться из-за стола, когда вошёл Казберт и встал рядом с Хилари в позе, живо напомнившей о метрдотеле.

— Да, Казберт? — спросил Хилари. — В чем дело?

— Мишура, сэр. Она прибудет в три тридцать. Слуги интересуются, нельзя ли её взять со станции.

— Я привезу. Это для ёлки. Попроси Винсента все приготовить, ладно?

— Конечно, сэр.

— Хорошо.

Хилари с довольным видом потёр руки и предложил Трой начать сеанс. Когда он закончился, они вместе вышли на улицу посмотреть на успехи Найджела.

Успехи оказались весьма значительными. Надгробное изображение жившего в XVI веке Билл-Тосмена уже обретало форму. Руки Найджела так и мелькали. Он пригоршнями прихлопывал снег и тут же обрабатывал его взятой из кухне деревянной лопаткой. В его работе была какая-то одержимость. Он даже не взглянул на зрителей. Шлёп-шлёп, скрип-скрип — и так без конца.

И тут Трой впервые встретилась с поваром Уилфредом по прозвищу Киски-Ласки. Он вышел во двор в поварском колпаке, клетчатых брюках и белоснежном фартуке. Пиджак был залихватски накинут на плечи. В руке Уилфред держал гигантских размеров половник. В общем, выглядел он так, словно только что сошёл с игральной карты набора “Счастливая семья”. Его круглое лицо, большие глаза и широкий рот только усиливали это впечатление.

Увидев Трой и Хилари, Уилфред поклонился, поднеся багрово-синюю руку к накрахмаленному колпаку.

— Доброе утро, сэр. Доброе утро, леди.

— Доброе утро, Уилфред, — откликнулся Хилари. — Вышли приложить руку к лепке?

Киски-Ласки смущённо засмеялся и запротестовал:

— Ни в коем случае, сэр. Я бы не осмелился. Мне просто показалось, что скульптору может понадобиться половник.

В ответ на это косвенное обращение Найджел просто молча покачал головой, ни на секунду не прерывая работу.

— Все ли в порядке в вашем королевстве? — поинтересовался Хилари.

— Да, сэр, спасибо. Мы хорошо управляемся. Мальчик из Даунло — отличный паренёк.

— Ну и прекрасно, прекрасно, — несколько поспешно, как показалось Трой, произнёс Хилари. — А как дела с пирожками?

— Они будут ждать вас сразу после чая, сэр, если изволите, — весело воскликнул Киски-Ласки.

— Если они не уступают вашим прочим блюдам, то это будет нечто исключительное, — сказала Трой.

Трудно было решить, кому больше польстили её слова: повару или хозяину.

Из-за угла западного крыла показался Винсент с очередной тачкой снега. При ближайшем рассмотрении стало видно, что это худой человек с печальными глазами. Он искоса глянул на Трой, вывалил свой груз и с грохотом покатил тачку прочь. Киски-Ласки, пояснив, что он выскочил всего на секунду, широко улыбнулся, отчего на его щеках заиграли ямочки, и ретировался в дом.

2

Крессида Тоттенхейм оказалась невероятно элегантной блондинкой, настолько элегантной, что красота казалась всего лишь ненавязчивым приложением. Она была в собольей шляпке. Соболиный мех обрамлял лицо, свисал с рукавов и украшал верх обуви. Когда верхняя одежда была снята, оказалось, что Крессида не столько одета, сколько обтянута чем-то вызывающе простым.

Слегка раскосые глаза, тонкий рот, подчёркнутая линия чуть-чуть сдвинутой набок шляпки, сдержанные манеры. При разговоре она то и дело произносила “знаете”. Трой не любила писать подобный тип женщины, и это обстоятельство могло оказаться просто ужасным:

Хилари не спускал с неё вопросительного взгляда.

Зато к мистеру Берту Смиту Трой почувствовала мгновенную симпатию. Это был маленький человечек с дерзким лицом, ясными глазами и сильным ирландским акцентом. Его щеголеватый костюм тоже словно бросал вызов приличиям. По-видимому, несмотря на свои семьдесят лет, он отличался прекрасным здоровьем.

Встреча вновь прибывших с Форестерами оказалась весьма интересной. Полковник приветствовал мисс Тоттенхейм с робким восхищением, назвав “дорогая Крессида”. Его обращение к мистеру Смиту было невероятно сердечным. Он долго тряс его руки, повторяя “здравствуй, здравствуй, дружище!” с радостным смеoом.

— Здравствуй, полковник, — отозвался мистер Смит, — Ты прекрасно выглядишь. Просто молодцом, это уж точно. А что тут толкуют про твоё превращение в доброго короля Тингама? Да ещё с усами. Усами! — вдруг проревел мистер Смит, обращаясь к миссис Форестер. — Черт, это должно быть забавно. В его возрасте! Усы!

— Глух мой муж, мистер Смит, а не я, — веско произнесла миссис Форестер. — Вы уже не первый раз совершаете подобную ошибку.

— Где только моя голова! — весело охнул мистер Смит, кивнув Трой и хлопнув полковника Форестера по спине. — Сорвалось с языка, как сказал мясник, уронив в корзину недоразделанную голову.

— Дядя Берт — старый комедиант, — сказал Хилари, обращаясь к Трой. — Он прекрасно говорит по-английски, если захочет, но любит разыгрывать спектакль под названием “учтите, я кокни”. Во всяком случае, для дяди Блоха. Ты ведь всегда подзуживаешь его, дядюшка Блох, не так ли?

Мисс Тоттенхейм поймала на себе взгляд Трой и слегка опустила глаза.

— Да неужели? — польщенно спросил полковник. После взаимного обмена комплиментами мистер Смит несколько угомонился, и они все вместе отправились пить чай, который на этот раз был сервирован в столовой и не имел ничего общего с милым тет-а-тет Трой и Хилари в зеленом будуаре. Над обществом витал дух скованности, причём отказ Крессиды взять на себя роль хозяйки нисколько не разрядил атмосферу.

— Бога ради, дорогой, не проси меня ничего разливать, — заявила она томно. — Ты же знаешь, что мне, право, больше подошли бы брюки. Я, знаете, испытываю к подобным обязанностям нечто вроде идиосинкразии. Это не моя роль.

Миссис Форестер несколько секунд в упор смотрела на Крессиду, а затем сказала:

— Быть может, Хилари, ты поручишь это мне?

— С удовольствием, дорогая тётушка. Как в старые добрые времена, правда? Когда дядя Берт начал посещать Итон-сквер после того, как смирился с моим похищением.

— А что мне оставалось? -, aставил мистер Смит. — Таков уж обычай. Живи и давай жить другим. Зачем сердиться на то, чего не изменишь?