Родерик Аллейн - Обманчивый блеск мишуры

— Ты на свой лад очень порядочный человек, Смит, — заметила миссис Форестер. — И мне кажется, что мы научились понимать друг друга. Какой чай вы предпочитаете, миссис Аллен?

“Я очутилась среди людей, которые говорят именно то, что думают, и тогда, когда думают. Словно дети, — размышляла про себя Трой. — Это очень необычно и может закончиться чем угодно”.

Правда, к мистеру Смиту это не относилось. Он явно себе на уме и ни в коем случае не покажет, что на самом деле думает о присутствующих.

— А как поживают твои бандиты, Хилл? — спросил он, забавно склонив набок голову, чтобы не капнуть на себя маслом с булочки. — Все ещё ничем не проштрафились?

— Конечно, дядя Берт, но, прощу вас, выбирайте выражения. Я ни за что на свете не хотел бы, чтобы вас услышали Казберт или Мервин. А ведь кто-то из них может войти в любой момент.

— О Боже, — пробормотал мистер Смит, ничуть не смутившись.

— Эта зияющая пустота над камином, — протянула Крессида. — Ты собираешься повесить сюда мой портрет, да, дорогой?

— Да, дорогая, — ответил Хилари. — Собственно говоря… — тут он тревожно поглядел на Трой, — я уже пытался завести об этом речь.

Реплика Крессиды спасла Трой от очень неприятного положения.

— Я предпочла бы гостиную. Знаете, чтобы не смешивать себя с супом и быть подальше от мрачных предков, — добавила она, окинув критическим взглядом остальные портреты.

Хилари густо покраснел и ответил только:

— Посмотрим. В эту минуту вошёл Мервин, чтобы передать поздравления повара и сообщить, что пирожки готовы.

— О чем это он? — раздражённо спросила Крессида. — Какие ещё пирожки после чая? Кстати, дорогой, я терпеть не могу пирожков с мясом.

— Я знаю, дорогая. Я, между прочим, тоже. Но это древний обычай. Откусывая первый кусок, надо загадать желание. Церемония, как велит традиция, проводится на кухне. Достаточно будет просто попробовать хоть крошечку. Уилфреду это будет очень приятно.

— А на кухне есть кошки? — спросила Крессида. — Не забудь, я не переношу кошек.

— Мервин, — обратился к слуге Хилари, — попросите Киски-Ласки убрать Лапушку и Подлизу, хорошо? Он поймёт.

— Надеюсь, — сказала Крессида, обращаясь к Трой. — У меня, знаете, положительно аллергия на кошек. Эти животные совершенно выводят меня из себя. У меня начинается нервный срыв, стоит мне только заметить кошку.

Она ещё довольно долго распространялась на эту тему; Трой устала считать, сколько раз прозвучало слово “знаете”.

— Я буду рада, — громко сказала миссис Форестер, — возобновить своё знакомство с Лапушкой и Подлизой.

— Больше, чем со мной, — взорвалась Крессида, впервые обратившись к миссис Форестер, но так и не взглянув на неё.

— Что касается твоих слуг, Хилари, — продолжила тётя, — я вполне разделяю твоё убеждение, что повар был совершенно прав, когда подрался с человеком, который плохо обращался с кошками. Я говорю…

— Да, тётушка, я знаю. Мы все с этим согласны! О, дорогая, ты — восхитительное исключение, — тут же поправился он, предвидя протест своей возлюбленной. — Так пойдёмте пробовать пирожки!

В кухне их встретил кланяющийся и улыбающийся Киски-Ласки, однако Трой показалось, что его глаза таят жестокую обиду. Она проступила гораздо явственнее, когда из-за наружной двери донеслось гневное мяуканье. Наверное, Лапушка и Подлиза, решила Трой.

Краснощёкий мальчик проворно проскользнул в дверь, плотно прикрыв её за собой. Кошачий концерт оборвался.

— Прости нас за кошечек, Уилфред, — извинился Хилари.

— Ничего, сэр, — ответил повар, искоса глянув на мисс Тоттенхейм; краснощёкий мальчик, надувшись, смотрел через окно во двор и зализывал царапину на тыльной стороне ладони.

Пирожки красовались на огромном блюде посреди кухонного стола. Трой с облегчением отметила, что они маленькие. Хилари объявил, что каждому по очереди полагается взять пирожок, попробовать его и загадать при этом желание.

Впоследствии Трой не раз вспоминала эти несколько минут, когда они в смущении стояли вокруг стола. Это были практически последние мгновения зачарованного спокойствия в Холбедзе.

— Вы первая, тётушка, — предложил Хилари.

— Вслух? — осведомилась миссис Форестер. Племянник как-то чересчур поспешно заверил её, что высказывать желание вслух вовсе не обязательно.

— Тем лучше, — сказала она, взяла пирожок и откусила сразу чуть ли не половину. Прожёвывая этот огромный кусок, миссис Форестер не сводила глаз с Крессиды Тоттенхейм. Трой внезапно встревожилась. Ей показалось, что она угадала желание тёти Клумбы. С тем же успехом миссис Форестер могла объявить его во всеуслышание. Она хотела, чтобы помолвка была расторгнута.

Следующей была очередь Крессиды. Она приложила громадные усилия откусить как можно меньше и проглотила эту крошку, как пилюлю.

— А желание? Вы не забыли загадать желание? — встревоженно осведомился полковник Форестер.

— Совершенно забыла, — сказала она и тут же издала визг на пределе слышимости. Из её красивого рта полетели кусочки пирожка.

Все невольно вскрикнули, а мистер Смит пробормотал слово из четырех букв. Крессида трясущейся рукой указывала на окно во двор. Там, за стеклом, сидели две кошки — одна пёстрая, другая полосатая. Они жалобно заглядывали в кухню и отчаянно мяукали, хотя внутрь не доносилось ни звука.

— Но, дорогуша! — выговорил Хилари, не делая ни малейшей попытки скрыть раздражение.

— Мои бедняжки! — воскликнул Киски-Ласки глубоким баритоном.

— Я не выношу КОШЕК, — ныла Крессида.

— В таком случае, — спокойно заявила миссис Форестер, — вам никто не мешает убраться из кухни.

— Нет, нет, — суетился полковник. — Нет, Клу, нет, нет, нет! О Господи! Посмотрите только!

Кошки тем временем начали отчаянно царапаться в окно. Трой, которая очень любила этих милых животных, сочувствовала им от всей души. Ей даже стало жалко, когда они внезапно прекратили рваться на кухню, повернулись на подоконнике и спрыгнули во двор, махнув хвостами. Однако Крессида снова взвизгнула, прижала руки к ушам и затопала ногами, словно негритянский танцор.

— Все в порядке, — сухо сказал мистер Смит. Полковник Форестер принялся утешать Крессиду несвязным рассказом о каком-то офицере, чьё отвращение к кошкам неким таинственным образом помешало его карьере. Совершенно непостижимо, но Крессида опустилась на кухонный стул, уставилась на полковника и затихла.

— Пустяки! — сказал Хилари тоном тихого отчаяния. — Продолжим. Как, миссис Аллен?

Трой взяла пирожок и страстно — настолько горячо, что чуть было не произнесла это вслух, — пожелала, чтобы в Холбедзе не случилось ничего ужасного. Пирожок оказался очень вкусным, и Трой сделала Уилфреду комплимент.

Затем настал черёд полковника Форестера.

— Вы все были бы очень удивлены, если бы узнали про моё желание, — гордо сообщил он. — Да, удивлены.

Полковник закрыл глаза и храбро атаковал свой пирожок.

— Восхитительно! — сказал он.

— Какие мягкие! — воскликнул мистер Смит и мгновенно проглотил свой пирожок, громко чавкая.

Последним отдал дань древней традиции Хилари, после чего все покинули кухню. Крессида сердито объявила, что примет пару таблеток аспирина и полежит в постели до самого ужина.

— Я не хочу, чтобы меня беспокоили, — добавила она, глядя на своего жениха.

— Тебя никто не потревожит, моя прелесть, — с готовностью откликнулся Хилари.

Его тётя издала смешок, который с равным успехом можно было назвать фырканьем.

— Мы с твоим дядей, как обычно, минут десять подышим воздухом, — сообщила она племяннику.

— Но, тётушка, уже слишком поздно. На улице темно, и может пойти снег. — Мы всего-навсего пройдёмся по главному двору. Ветер, как я полагаю, с востока.

— Хорошо, — уступил Хилари. — Дядя Берт, вы не хотите поговорить о делах?

— С удовольствием. В любой момент, — сказал мистер Смит.

Трой довела до общего сведения, что пойдёт взглянуть на свою работу. Общество разошлось.

По дороге в библиотеку Трой вновь поразила тишина, царящая в Холбедзе. Тишина и спокойствие. Пол устилал толстый ковёр. Редкие лампы отбрасывали на стены приглушённый свет. Центральное отопление работало, пожалуй, даже слишком хорошо. Трой казалось, что она идёт по окутанному паром тоннелю.

Вот и дверь в библиотеку. Она была слегка приоткрыта. Трой открыла её пошире, сделала пару шагов вперёд и ещё не успела выпустить ручку, как что-то сильно ударило её по голове.

По лицу потёк ручеёк скипидара. Трой не было больно, она даже не испугалась, но изумление полностью лишило её способности рассуждать. Немного погодя она вспомнила про выключатель, нащупала его и зажгла свет.

Библиотека как библиотека: тёплая, тихая, пахнущая кожей, каминными поленьями и краской. Портрет стоит на своём месте, рядом с ним скамья и кисти.

А на ковре у её ног лежит баночка для масла и скипидара.

По лицу стекает едкий ручеёк.

Первым делом Трой отыскала на скамье чистую тряпку и вытерла лицо. Хилари на портрете не сводил с неё загадочного взгляда.

— Хорошенькое дельце, — пробормотала Трой. — Не вы ли ввели меня в это милое общество, а?

Она повернулась к двери и с удивлением обнаружила, что она закрыта. По лаково-красной поверхности змеилась струйка масла и скипидара. Интересно, могла ли дверь закрыться сама? Словно в ответ на этот немой вопрос дверь скрипнула и приоткрылась на пару дюймов. Трой вспомнила, что так случалось часто, наверное, из-за слабого замка.

Однако её, безусловно, кто-то закрыл.

Несколько секунд Трой собиралась с духом, затем быстрым шагом направилась к двери, распахнула её и с трудом подавила крик. Она стояла лицом к лицу с Мервином.

Это ошарашило её гораздо больше, чем удар по голове. В горле что-то пискнуло, как бывает в кошмарном сне.

Лицо Мервина было пепельно-серым.

— Что-нибудь случилось, мадам? — спросил он.

— Это вы закрыли дверь? Только что?

— Нет, мадам.

— Зайдите, пожалуйста.

Ей показалось, что он сейчас откажется, однако Мервин вошёл, сделал четыре шага и застыл на том месте, где на ковре все ещё лежала баночка.

— Это она наделала бед, — сказала Трой.

— Позвольте мне, мадам.

Мервин поднял баночку, подошёл к скамье и поставил её на место.

— Взгляните на дверь, — сказала Трой.

— Позвольте мне, мадам.

Трой поняла, что Мервин уже все видел. Он вошёл в комнату, пока она вытирала лицо, тихонько выбрался обратно и закрыл за собой дверь.

— Банка стояла на верхушке двери, — сказала Трой. — Она свалилась мне на голову. Детская ловушка.

— Не очень приятно, — прошептал Мервин.

— Да. Неприятно.

— Это не я! — вырвалось из груди Мервина. — Я никогда! Господи, клянусь, я никогда!…

— Честно говоря, я не понимаю, зачем бы вам…

— Верно, — лихорадочно подтвердил он. — Господи, совершенно верно. Зачем бы я… Я!

Трой принялась стирать струйку с двери. Она снималась чисто, не оставляя за собой ни следа.

Мервин достал из кармана платок, опустился на колени и яростно набросился на пятно на ковре.

— Мне кажется, чистый скипидар все снимет, — сказала Трой.

Мервин растерянно огляделся. Она взяла со скамьи бутылочку и протянула ему.

— А! — бросил он и снова взялся за работу. Его шея блестела от пота. Он что-то бормотал себе под нос.

— Что? — переспросила Трой. — Что вы сказали?

— Он увидит. Он все замечает. Скажут, что это сделал я.

— Кто скажет?

— Все. Все они.

Трой услышала свои слова:

— Смойте остатки водой с мылом и подложите снизу побольше половиков. Она имела в виду половики, лежавшие изнаночной стороной вверх вокруг её рабочего места. Их принесли из кухни, чтобы уберечь ковёр.

Мервин поднял глаза! В них застыло выражение испуга, как у нашалившего ребёнка.

— Вы не скажете, мадам? Правда? Не захотите, чтобы меня выгнали? Ведь это не я, честное слово! Я никогда… Я же не спятил ещё… Я никогда…

— Хорошо, хорошо! — почти прокричала Трой. — Не начинайте заново! Вы уже сказали, что это не вы, и я…, собственно говоря, я вам верю.

— Благослови вас Бог, леди.

— Ладно, с этим все. Но если это не вы, то кто же? Кто мог такое устроить?

— А это уже другой вопрос, правда? Что, если я знаю?

— Вы знаете?

— Я ведь могу догадываться, правда? Кое-кого пытаются настроить против меня. Грязь, извините за выражение, гонят на всех нас. Все пострадают…

— Я не понимаю, о чем вы. Пока, кажется, одна я…

— Вы, леди! Простите, но вы всего лишь новенькая, понимаете? Это все против меня. Подумайте сами, леди.

Мервин сидел на корточках и глядел на неё снизу вверх. Его лицо пылало.

— Простите, мадам, — растерянно пробормотал он, поймав её взгляд. — Право, не знаю, что вы обо мне думаете. Я забылся. Извините.

— Все в порядке, — успокоила его Трой. — Но мне хотелось бы, чтобы вы просто объяснили…

Мервин вскочил и попятился к двери, судорожно наматывая себе на руку превратившийся в тряпку платок.

— Ох, мадам, мадам! Подумайте чуть-чуть сами!

С этими словами он исчез.

Только в своей комнате, смывая масло и скипидар с волос. Трой вспомнила, что Мервин был осуждён за то, что убил вора при помощи “детской ловушки”.

3

Если из-за “кошачьего концерта” Крессида сильно утратила свои позиции, то за ужином с успехом восстановила их и даже упрочила, во всяком случае, так показалось Трой. Мисс Тоттенхейм последней спустилась в парадную гостиную, где сегодня — впервые — общество собралось в ожидании приглашения за стол.

Она была в потрясающем брючном костюме, который плотно облегал её тело. При каждом движении ткань переливалась, как расплавленное золото, отчего создавалось впечатление неимоверного богатства и потрясающей красоты. Трой услышала, как у Хилари перехватило дыхание, как тихо присвистнул мистер Смит и как, не выдержав, что-то проворчала миссис Форес-тёр. Полковник же просто заявил во всеуслышание:

“Дорогая, вы ослепительны!” И тем не менее у Трой так и не возникло желания писать портрет Крессиды, и вопросительные взгляды Хилари вызывали у неё самые неприятные чувства.

На этот раз подали коктейли с шампанским. Казберту помогал Мервин, и Трой старательно избегала смотреть в его сторону. Ей почему-то казалось, что она не столько принимает участие в вечере, сколько следит за разыгрывающимся представлением. Красивая комната, ощущение уюта, лёгкости, ненавязчивой роскоши утратили свою ценность и стали восприниматься как нечто нереальное, стерильное, лишённое истинной жизни.

— Интересно, — раздался рядом с ней голос Хилари, — что означает это выражение на вашем лице? Вопрос, конечно, неуместный, но вы вовсе не обязаны отвечать.

Прежде чем Трой успела что-нибудь сказать, он продолжал:

— Крессида красавица, не правда ли?

— Правда, только не просите меня рисовать её.

— Я предчувствовал, что к этому идёт.

— Получилось бы плохо.

— Почему вы говорите с такой уверенностью?

— Её портрет в моем исполнении не доставил бы вам никакого удовольствия.

— Или, быть может, доставил бы слишком много удовольствия. Опасного сорта.

Последнюю реплику Трой сочла за лучшее оставить без ответа.

— Что ж, да будет так, — сказал Хилари. — Ещё один коктейль? Вы, конечно, не откажетесь. Казберт!

Он остался рядом с ней и просто стоял, спокойно наблюдая за своей невестой, однако Трой казалось, что их разговор продолжается.

За ужином Хилари усадил Крессиду на место хозяйки, и Трой подумала, как блистательна она в этой роли и с каким удовольствием Хилари будет демонстрировать свою жену перед гораздо более изысканным обществом, чем эта странная небольшая компания. “Как одушевлённое свидетельство своего богатства”, — мелькнуло в уме.

Очевидно, благодаря шампанскому Крессида, если можно так выразиться, искрилась больше обычного. Для начала она воркующим голосом затеяла с Хилари шутливую ссору, высмеивая великолепие поместья, а затем, когда он обиженно нахмурился, весело закончила:

— Только не подумайте, что я могла бы отказаться хоть от самой малости. Нет, Холбедз заставляет кровь Тоттенхеймов в моих жилах бурлить, как…

Тут она почему-то запнулась и кинула взгляд на миссис Форестер, которая скрестила руки на груди и весьма недоброжелательно поглядела на неё.

— Короче говоря, — махнула Крессида рукой в сторону Хилари, — я обожаю все это.

Полковник Форестер внезапно провёл по глазам и губам своими старческими, в прожилках, пальцами.

— Дорогая! — растроганно произнёс Хилари и чокнулся с Крессидой.

Шампанское, очевидно, подействовало и на мистера Берта Смита. Он тараторил с Хилари о делах, и Трой решила, что дядя Берт вряд ли преувеличивает свою проницательность. С учётом этого обстоятельства ничего удивительного в успехах фирмы, пожалуй, не было. Более того, ей показалось даже, что мозгом и сердцем дела был именно мистер Смит, тогда как наболю Хилари оставалась черновая работа.

Полковник Форестер с некоторым удивлением прислушивался к этому разговору, и поскольку он сидел рядом с Трой, то спустя некоторое время коснулся её руки и попросил ввести его в курс дела.

— Вы все поняли? — полушёпотом обратился он к ней, поглаживая слуховой аппарат.

— Не совсем. В делах я — совершенная курица, — пробормотала она в ответ, к явному облегчению полковника.

— Неужели? Я тоже! Полный осел! Но ведь мы можем сделать понимающий вид, правда?

— Я не сумею. Мне лучше сразу сдаться.

— Зато все это жутко умно. Просто страшно. Вы согласны? — спросил полковник, приподняв брови.

Трой кивнула. Полковник с хитрым видом прикусил губу и пожал плечами.

— Раз уж мы такие бестолковые, лучше не вмешиваться.

Наверное, именно так он болтал со смазливыми девушками лет пятьдесят назад, когда был лейтенантом, подумалось Трой. И начиналось это под звуки вальса с эстрады, весело и беззаботно, а завершалось мимолётным поцелуем в оранжерее на страх всем старым тётушкам. Интересно, не познакомился ли он со своей Колумбелией на полковом балу? А предложение сделал, пригласив её прогуляться по балкону? Трой не могла представить себе только одного: как же выглядела тётя Клумба, когда была молода. Неприступной особой? Просто красивой девушкой? Кокеткой?

— …А я и говорю: мол, сделайте одолжение. Называйте, как вам больше нравится. Иными словами, ноты мои, скрипка ваша. А он: “Превосходная, серьёзная коллекция”. Да! Попался старичок. Клюнул на фабричный ширпотреб.

— Я не сомневаюсь, дядя Берт, что вы правы, — подытожил Хилари и обратился к своей тётушке:

— У вас прекрасные гранаты, тётя. Я их что-то не помню.

— Подарок твоего дяди на серебряную свадьбу, — пояснила она. — Я надеваю их нечасто.

На чёрном шерстяном жакете миссис Форестер, накинутом поверх шёлкового платья, сверкала большая бриллиантовая брошь, шею охватывали жемчуга, а на пальцах переливалось удвоенное количество перстней.

Мистер Смит, отвлекшись наконец от высоких финансовых соображений, тоже обратил своё внимание на жену полковника.

— Как, все сразу? Очень мило получилось. Выходит, вы и правда возите все с собой? В железной коробке?

— “Все моё ношу с собой”, — заявила миссис Форестер.

— Прямо античный спектакль. Но как поведёт себя хор?

— Ну, честное слово, тётя… — вмешался протестующим тоном Хилари, кинув опасливый взгляд в спину Казберта.

— Кстати, дорогой, это мне напомнило… — начала Крессида.

— О чем, моя прелесть? — осторожно поинтересовался Хилари.

— Да так, о пустяках. Простое любопытство насчёт завтрашнего дня. Знаешь, вечер, ёлка. Она будет в гостиной, не правда ли? Мне просто интересно, как задуман спектакль. Ну, режиссура и все такое…

Это был первый случай, когда Крессида в присутствии Трой по-хозяйски озаботилась делами в Холбедзе, что доставило Хилари немалое удовольствие. Он немедленно пустился в пространные объяснения. Были упомянуты и колокольчики, и магнитофонная лента, и появление полковника Форестера через французское окно в качестве друида, не забыты ёлка, ёлочные украшения и сам сценарий вечера. Полковник Форестер прислушивался с живым интересом.

Темы хватило на весь остаток ужина. Крессида с восхитительным апломбом продолжала играть роль хозяйки и, в нужный момент, прежде чем закипавшая миссис Форестер успела что-либо предпринять, наклонилась к ней с обезоруживающей улыбкой и спросила:

— Ну как, тётя Клу, встаём?

У Трой возникло подозрение, что подобное обращение к своей будущей родственнице Крессида позволила себе впервые. Во всяком случае, миссис Форестер выглядела совершенно ошарашенной.

— Я, по крайней мере, пойду, — сказала она, живо вскочила и направилась к выходу, однако её супруг оказался там раньше и галантно распахнул дверь перед женой.

— Мы ненадолго, — доверительно сообщил он, оглянувшись на Трой. — Хилари говорит, что надо ещё обо многом позаботиться: и о ёлке, и о мишуре, и обо всем таком. Вам нравится предвкушать что-либо?

Когда дамы вошли в гостиную, Винсент, Найджел и краснощёкий мальчик деловито втаскивали через французское окно стройную, слегка запорошённую снегом ёлку. Она была надёжно укреплена в зеленой трубе, которая, в свою очередь, крепилась на чем-то сильно напоминающем автомобильный домкрат. В дальнем углу комнаты поверх превосходного ковра был постелен кусок плотной зеленой ткани, на который и водрузили ёлку.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.