В восемь вечера я был еще жив, но все тело ныло просто ужасно. Я принял горячую ванну, переоделся в чистую одежду, как две капли воды похожую на ту, что я сегодня носил, и выпил стаканчик бренди. Больше ничего сделать я не мог. Слава Богу, хоть физиономия у меня была в божеском виде. Я накинул кожаную куртку, чтобы не видно было револьвера, и выкатился из своего номера наружу, на этот Дикий Запад. Бурчанье в пустом животе напомнило мне, что я ничего не ел с самого утра. А ведь совсем недавно я потратил массу калорий, так что подкрепиться было совсем не лишним. Поэтому я направился на барбекю. Потом я намеревался принять участие в танцах, хотя честно признался девушкам, что в этом деле не силен. Но они обещали поучить меня.
      Кстати, если бы не девушки, я бы сказал, что провожу здесь время совершенно бездарно. Но красотки держались вместе столь упорно, что это было даже как-то ненормально, не говоря уже о том, что это было несправедливо по отношению ко мне. На барбекю они ходили вместе, на танцы вместе, и у меня начали появляться опасения, что и спят они тоже вместе. Мысль, сами понимаете, не очень вдохновляющая. У двух больших углублений, выложенных камнем, собралось около сотни нарядно одетых людей. Пылал древесный уголь, на решетках шипели бифштексы. Трое музыкантов в красочных костюмах играли на двух скрипках и банджо. Лично я предпочитаю латиноамериканские мелодии Леса Бакстера, но и эта незатейливая сельская музыка имела свою прелесть. Она мне нравилась. Вроде бы странно для сугубо городского жителя и тем не менее. Наверное, какие-то атавистические инстинкты.
      Я разыскал Расса, и мы побеседовали с ним несколько минут. Он уже, собственно, слышал о побоище в салоне, и я рассказал ему, как все получилось, предложив оценить сумму нанесенного ущерба и включить ее в счета Фармера, Додо и Пита.
      Он молча кивнул, а потом спросил:
      – Что же здесь такое творится, Шелл?
      – Я бы сам хотел это знать.
      Разумеется, что-то здесь было, но что? Я увидел Хэла Кэлвина, направлявшегося к одному из длинных столов, накрытых для гостей. Он, по своему обыкновению, опять обманул меня, во всяком случае в том, что касалось Джинни Блэр, да и Эйприл тоже. Я никак не мог разобраться, чего он хотел. Впрочем, раньше у меня это тоже не получалось.
      Однако постепенно и пока еще не имея на то доказательств, я пришел к заключению, что Хэл прибрал к рукам организацию Гарбена. Но это было еще не все, и я не мог не восхищаться им, хотя и осуждал его методы.
      Ведь посмотрите. Всего полтора года назад, может немного больше, Хэролд Кэлвин был гангстером относительно мелкого масштаба, хотя он и являлся первым помощником Гарбена. А потом я увидел, как Гарбен выбросился из окна и как улыбается Кэлвин. Двумя месяцами позднее Хэл женился на Летти, вдове Жюля, унаследовавшей все его состояние. Девять месяцев спустя леди эта скончалась. И Хэл, согласно закону, унаследовал все ее имущество.
      Таким образом "Красавчик" Хэл Кэлвин, именуемый также "Ублюдком" Хэлом, стал в буквальном и переносном смысле наследником Жюля Гарбена. Всего полтора года назад человек без средств, сейчас он – миллионер, глава преступного синдиката, пусть не из самых крупных, но все же собственник земли, домов, располагавший наличным капиталом по меньшей мере в два-три миллиона долларов.
      Недурно. Но все это отнюдь не объясняет, почему был убита или случайно погибла Джинни Блэр. Не объясняет это и совершенно неожиданной агрессивности, проявленной в отношении меня. Я раздумывал обо всем этом, получая тарелку и приборы и стоя в очереди за великолепным бифштексом из вырезки. Получив мясо и приправы, я направился к столам.
      Оглядываясь и разыскивая взглядом своих девушек, я услышал, как кто-то окликнул меня.
      – Эй, Скотт.
      Я увидел махавшего мне рукой Хэла. Подошел к нему, и он указал мне на пустовавшее рядом с ним место.
      – Садись, подкрепляйся. Между делом расскажешь мне, что приключилось с Питом и Фармером...
      – Уже знаешь?
      – А как же. Особенно меня интересует Додо. Как тебе удалось разделаться с этим боровом?
      – Просто повезло, я думаю. Но тебе, Хэл, в любом случае не следовало посылать этих образин, чтобы прикончить меня.
      Он покачал головой.
      – Тебе необходим длительный отдых, Скотт. Становишься нервным и подозрительным. Всех подозреваешь. Даже меня. Вот что получается, когда человек держится особняком, становится изгоем.
      – Это ты обо мне?
      – И вдобавок еще слишком честный. Только потому, что кто-то позволяет себе небольшие вольности с законом, его уже подозревают Бог знает в чем. Но я должен рассеять твои подозрения. Вовсе не я натравил на тебя этих психованных дикарей.
      – Рад слышать это, Хэл. Ты снял у меня с души большой камень. Благодарю. Кстати, ты мне говорил, что познакомился с Джинни Блэр здесь, на ранчо. Разве ты не знал ее еще тогда, когда она встречалась с Гарбеном в Лос-Анджелесе?
      Я ничуть не смутил его.
      – Ну, конечно, Скотт. Ты же знаешь, что я лгун. Что здесь нового?
      Ну, что ты будешь делать с таким человеком?
      Он взглянул на мои красные разбитые суставы пальцев, потом посмотрел мне в лицо.
      – Знаешь, Скотт, а ты оказался получше, чем я думал. Этот бифштекс у тебя хорошо прожарен или сырой?
      – С кровью. Отличная штука. А ты что не ешь? – Перед ним стоял стакан, но еды не было.
      – Я уже ел. Когда я ем, то не пьянею, – рассудительно ответил он, – а если я не поддам как следует, то что за удовольствие в танцах? Я должен себя чувствовать раскованным. А ты будешь танцевать?
      – Попробую. Думаю, Фармер, Додо и Пит вряд ли явятся сюда.
      Он усмехнулся.
      – Они... отдыхают в своих камерах.
      – Я все-таки хочу кое-что сказать тебе. В следующий раз, когда твои парни вздумают...
      – Ради Бога, Скотт. Это вовсе не мои ребята. Я здесь просто отдыхаю. Я неплохо знал этих ребят, еще когда был жив Жюль. Поэтому, когда я встретил их здесь, мы, естественно, общались.
      – Ясно. Но я все-таки хочу тебе сказать. Если в следующий раз кто-нибудь из этих подонков нападет на меня, бить я их больше не собираюсь, я и так себе все руки отбил, я их просто пристрелю.
      – А вот это молодец. Таким ты мне нравишься...
      – Да, кстати, у меня вопрос. Когда мы разговаривали с тобой около бассейна, с тобой были Грин и Пит. Но там был еще один тип. Он показался мне знакомым, но вспомнить, кто это, я не смог.
      – Какой, ты говоришь, тип? А-а, такой седой?
      – Да, с усами, в темных очках.
      – Это Эверетт. Ты его не знаешь. Саймон Эверетт. Он с Востока. Бизнесмен.
      – Ну, конечно. Такой же бизнесмен, как ты и Тей Грин.
      – Нет, он в самом деле бизнесмен. У него фабрика в Пенсильвании.
      – Что же на ней изготовляют?
      – Гробы.
      – Оно и видно.
      Он рассмеялся.
      – Нет, ты просто умора, Скотт. Если кто-нибудь зарежет свою жену столовым ножом, ты готов повесить продавца, который этот нож продал. Пойдем-ка лучше на танцы.
      Пока шел этот разговор, я с аппетитом уплетал мой бифштекс. Оттолкнув от себя пустую тарелку, я встал.
      – Именно это я и собираюсь сделать после небольшого отдыха, необходимого для переваривания пищи.
      Кактусовый корраль представлял собой большущий обыкновенный амбар. Потолки были высокие, мебели почти никакой. В одном конце амбара три музыканта, которые раньше играли снаружи, стояли на небольшой платформе и "наяривали" вовсю. Первой скрипкой и распорядителем был старикан с бакенбардами лет ста, не меньше, и с совершенно неправдоподобным именем. Звали его Зеки Губер. Зеки, пристукивая ногой об пол, будто артрит ему нипочем, бешено пиликал на скрипке и кудахтал.
      – До-си-до и фиддл-ди, выходи на серединку, раз-два-три, – или что-то столь же несусветное. Человек сорок топталось в середине огромного амбара, двигаясь в различных направлениях, отплясывая кто во что горазд, не слушая, что выкрикивает Зеки. Все это меня нисколько не удивляло. Суббота. Люди гуляли.
      И тут высокая, стройная, но не худая блондинка с потрясающим декольте, быстро приблизившись ко мне, произнесла:
      – Привет, Шелл, пойдем.
      Если бы это не была Делиз, я бы с ней тоже поздоровался, но так как это была она, я лишь сказал:
      – С ума сойти, – и мы пошли танцевать. Во время этого танца я несколько раз терял Делиз из виду, но потом все же находил. Возможно, я выглядел таким же идиотом, каким себя чувствовал. Единственно, что у меня осталось в памяти от этого танца, так это то, как прыгала и скакала Делиз. Наконец танец закончился и Делиз упорхнула с каким-то другим партнером, а передо мной, блестя глазами, оказалась сладкоголосая, прелестная Эйприл.
      – Станцуем? – весело спросила она.
      – Почему бы и нет?
      Но тут я навострил уши. Зеки что было силы выкрикивал такие рекомендации, выполнить которые мои хореографические способности явно не позволяли.
      – О, Боже, – произнес я. – Давай лучше отменим.
      – Ну что ты, глупый, не бойся!
      – Я не боюсь. Но, Эйприл, у меня ничего не получится.
      – Попробуй. – Ее блестящие синие глаза растопили лед моей нерешительности.
      – О'кей, – пожал я плечами. – Достанется-то тебе. Предупреждаю: нога у меня тяжелая. Я и во время вальса-то могу девушке ногу напрочь отдавить, а если разойдусь – тушите свет.
      – Рискну.
      – Посмотрим, что ты скажешь потом.
      И мы направились на середину. Когда мы проходили мимо Хэла Кэлвина, он мрачно хмыкнул.
      – Смотришься ты на этом фоне совершенно дико.
      – Да ладно, заткнись. – Тут я заметил, что выглядит он как-то не очень. – Что с тобой, Хэл? Опять язва разыгралась?
      Он остановился.
      – Черта с два, язва. Есть мне не надо было перед танцами, вот что. Я попросил у повара кусок мяса с кровью, а он мне дал пережаренный, жесткий, как подметка. Невозможно было угрызть. – Внезапно на лице у него появилась такая гримаса, будто он зеленых слив объелся, и он поспешно сказал: – Надеюсь, вы меня простите, если я вынужден буду срочно покинуть вас...
      И действительно быстро ретировался.
      Эйприл рассмеялась.
      – Шелл, он в самом деле преступник? Настоящий?
      – Еще какой.
      – Но ведь это невозможно. Ведь он вполне разумный человек, остроумный и даже красивый. Не может он быть совершенно дурным человеком.
      – Совершенно дурным? Таких, наверное, вообще не бывает. Но он – достаточно дурной. Внешность, дорогая, к сожалению, еще ни о чем не говорит. Это как раз именно тот случай. В некоторых отношениях Хэл вовсе не плохой парень.
      – Но ведь это не только печально, Шелл, это просто трагично.
      Может быть, она была и права, тем не менее, я счел необходимым предупредить ее:
      – Прошу тебя, держись от него подальше. Представь себе, что это Додо или Пит. Может быть, так тебе будет легче.
      Она тряхнула копной рыжевато-каштановых волос, схватила меня за руку, и мы понеслись. Мы присоединились к трем парам, выделывавшим нечто несусветное. Не помню, что выделывали мы, но это было здорово. Наконец, старина Зеки протрубил отбой.
      Я стоял, покачиваясь на своих высоких каблуках. Но тут Эйприл притянула меня к себе и, не обращая внимания на Зеки, мы опять пустились в бешеный пляс.
      – Замечательно, – задыхаясь, проговорила Эйприл, когда мы, наконец, остановились. – Я тут кое-кому обещала танец, – и она ускакала куда-то.
      Снова появился Хэл. Но этот раз он шел гораздо медленнее и никуда не спешил. Он заметил меня и, приложив руку ко рту трубочкой, возвестил:
      – Не удивительно, что я чувствовал себя так паршиво – полный желудок блевотины.
      Я рассмеялся, хотя и не мог удержаться от гримасы. Но смеялся я недолго. В дальнем конце амбара с целью проветрить помещение была открыта дверь, и я увидел, как в нее входит Тей Грин. Вид у него был сугубо деловой. Он оглянулся и, заметив Хэла, направился прямо к нему. Судя по его виду, я понял, что он явился сюда по важному делу и на всякий случай посмотрел на часы. Было около десяти вечера.
      Они о чем-то серьезно беседовали, Хэл время от времени кивал головой. Потом Хэл быстро пошел к открытой двери. Грин окликнул его, Хэл остановился и подождал, пока Грин подошел к нему и что-то еще ему сказал. Находясь в Кактусовом коррале и отплясывая, я не забывал внимательно следить за происходящим. Трех громил, с которыми у меня вышла потасовка в салоне, я не увидел, да и вряд ли они могли здесь появиться. Зато все остальные гангстеры, обитавшие на ранчо, здесь присутствовали. Все, кроме Грина, и вот теперь он тоже появился. Если они все здесь останутся, тем лучше, потому что я решил последовать за Хэлом. До сих пор я лишь покорно следовал в фарватере событий. Теперь пора было самому проявить инициативу.
      Я подошел к входу, через который мы с Хэлом вышли сюда, задержался и оглянулся. Хэл как раз выходил в другую дверь. Вроде бы за мною никто не следил, но кто знает? Черт побери, да плевать. Волков бояться – в лес не ходить. Грин закурил сигарету. Я повернулся и вышел.
      Несколько человек еще стояли у жаровен, кое-кто сидел за столом. Хэл прошел мимо столов, я последовал за ним, стремясь избегать освещенных мест. Он направился прямо к хижине "Таксон" и вошел внутрь. Когда я подошел к хижине, света в ней не было, однако изнутри доносились приглушенные голоса, и я обошел хижину кругом, пытаясь отыскать место, где было бы лучше слышно. Эти апартаменты стоили пятьдесят долларов в день, и Расс сообщил мне, что один из трех типов, живущих на ранчо, уже целый год обитает именно здесь. И вот теперь к нему, к Саймону Эверетту, пришел Хэл. Интересно. Хотелось бы мне потолковать с этим Эвереттом.
      Примерно через минуту мне повезло, я нашел чуть приоткрытое окно. Прижавшись к нему ухом, я мог более или менее отчетливо разобрать голоса.
      – ... поэтому ее и нужно убрать, – произнес голос. – И больше нечего об этом толковать.
      Другой мужской голос ответил:
      – И все-таки не нравится мне это. Слишком уж много трупов. Сегодня здесь была полиция в связи со смертью Карла, и еще не улегся шум по поводу этой девицы Блэр. Если убрать Скотта и эту девчонку, шум поднимется еще больший.
      Я заморгал. Слишком уж неожиданно все это было. Кроме того, первый голос был мне смутно знаком. Я его определенно когда-то слышал. Голос напомнил мне звук двух металлических напильников, когда их трут друг о дружку. Голос этот заговорил вновь.
      – Ну и пусть будет шум. Думаешь, будет лучше, если все раскроется? Если бы это было в Лос-Анджелесе или по каким-то причинам вмешалось бы ФБР, тогда – дело другое. А так здесь все у нас схвачено. Иначе, чего бы ради мы торчали в этой Богом забытой пустыне.
      – Я понимаю, но...
      – Никаких но. Ведь с этой Блэр у нас никаких осложнений не было. Разве не так? Нам нужно, черт побери, опасаться Скотта и эту девушку, а вовсе не местную полицию. Ты должен устроить все этой ночью. И смотри, чтобы не сорвалось в этот раз.
      – Понятно... В общем... я понимаю, что Скотта убрать необходимо.
      Похоже, это был голос Хэла Кэлвина. Милый старина Хэл.
      – Девушку тоже, – с нажимом добавил второй голос. – Много она знает или мало, оставлять ее все равно опасно. И Бог знает, что еще рассказал ей Скотт. Нам ведь не все об этом известно.
      Итак, кое-что прояснилось. Одним из беседующих совершенно определенно был мой добрый старина Хэл, а Пит услышал в салоне больше, чем я полагал, во всяком случае, достаточно. И Джинни Блэр действительно была убита. Совершенно ясно, что эти мерзавцы имели в виду наш разговор с Эйприл в салоне. В голове у меня стала выстраиваться цепочка мыслей, но были они какие-то очень странные, глупые даже, я бы сказал.
      – Ты хочешь, чтобы это выглядело, как несчастный случай? – спросил голос Хэла.
      – Мне плевать на то, как это будет выглядеть, главное – убрать их. Если сможешь сделать это похожим на несчастный случай – отлично. Если нет – плевать. Главное – быстро их убрать.
      – Я оставил Скотта на танцах. Может быть, мне удастся увести его оттуда так, чтобы никто не заметил. С девушкой будет сложнее. Все четыре красотки держатся все время вместе. Они даже спят по двое в комнате, и та, что нам нужна, вряд ли захочет теперь иметь дело с кем-нибудь из ребят или даже со мной.
      На несколько секунд в комнате воцарилось молчание. Потом скрипучий голос произнес:
      – Ладно. Убрать Скотта безусловно важнее, чем девушку. Может быть, тебе удастся впихнуть его в стойло этого бешеного жеребца. Пусть бы он его немного потоптал.
      – Диабло?
      – Ну да. И если тебе не удастся прикончить девчонку сегодня, пусть кто-нибудь из ребят – Фармер или Грин – завтра укроются за холмами и снимут ее из винтовки во время съемок. Это, разумеется, будет не очень похоже на несчастный случай, но у нас нет времени, чтобы организовать какую-нибудь хитрую инсценировку. Кроме того, никто не догадается, чьих рук это дело. А если надо будет, я сумею устроить так, что подозрение падет на кого-нибудь постороннего.
      Похоже было, что Хэл уже собирался уходить. А мне, ясное дело, вовсе не хотелось, чтобы он передал эти распоряжения Фармеру или Грину или еще какому-нибудь гангстеру здесь на ранчо. Кроме того, эти двое внутри, а я надеялся, что их было там всего двое, не могли знать, что я подслушивал их разговор. Следовательно, у меня был шанс чуть ли не разом покончить с делом, ради которого я сюда приехал.
      Поэтому я не стал ждать. Быстро подойдя к входной двери, я постучал.

      Едва я постучал, как разговор внутри сразу смолк. Потом я услышал приглушенные голоса и звук шагов человека, направлявшегося к двери. Я еще раз удостоверился в том, что куртка моя расстегнута, но еще закрывает кольт тридцать восьмого калибра, и изобразил на лице приветливую улыбку.
      Хэл Кэлвин открыл дверь, и на меня упал луч света.
      – Привет, Хэл, – весело произнес я, проходя в комнату мимо него, – мне показалось, что это вроде ты вошел сюда. Это твой номер?
      Я внезапно замолчал, так как человек, находившийся в комнате, сделал быстрое движение. На какую-то долю секунды мне показалось, что он потянулся за пистолетом, но он просто схватил большие медные с темными стеклами очки и поспешно надел их. Это был невысокого роста, коренастый мужчина, которого Хэл назвал Эвереттом. Владелец фабрики, изготовлявшей гробы. Он был небрит.
      – Какого черта вы врываетесь сюда? – проскрежетал он.
      Хэл подошел ко мне, взглянул на своего приятеля и быстро произнес:
      – Все в порядке, Сай. Он, должно быть, подумал, что это мой номер. Может, это все и к лучшему. Ты же хотел встретиться с Шеллом Скоттом? Это он, собственной персоной.
      Я оглядел комнату, больше в ней никого не было, потом снова перевел взгляд на хозяина номера. Он был явно раздражен моим появлением, скривил свои толстые губы и поигрывал желваками.
      – Шелл, это Саймон Эверетт, – продолжал Хэл. – Я рассказывал тебе о нем. Сай, это Шелл Скотт.
      Я поздоровался, но Эверетт молчал. Рука его сжалась в кулак, потом разжалась, снова напряглась. Когда я впервые увидел его с Хэлом около бассейна, мне показалось, что я уже где-то встречал его и сейчас у меня было такое же чувство, но я не мог вспомнить где. И все же что-то...
      Меня охватило какое-то странное беспокойство. Такое же чувство вы испытываете ночью при неожиданном шорохе. Это же странное, даже пугающее чувство я ощутил, стоя снаружи и прислушиваясь к этому голосу. Я не мог понять, почему во мне растет ощущение чего-то тревожного.
      Хэл что-то произнес, не помню что. Эверетт смотрел мне прямо в лицо. Я тоже не сводил с него глаз, разглядывая его коротко подстриженные седеющие волосы, небольшие черные усики. И темные очки. Это меня беспокоило. Зачем человеку неожиданно надевать темные очки? В помещении, вечером? Наверняка он сделал это потому, что опасался быть узнанным. Следовательно, у него должны быть причины опасаться меня.
      Тут Эверетт слегка повернул голову, будто бы глядя мне через плечо на дверь позади, и слегка кивнул. Я чуть не повернулся, но вовремя остановился, стараясь не улыбнуться. Этот трюк со мной не пройдет. Старого воробья на мякине не проведешь. Нет, сэр, нет.
      И вдруг – блям!
      Может быть, это было не "блям", а "клац", "бах" или "трах", словом, любой звук при ударе о голову, будь то рукояткой револьвера или балкой рушащегося дома. Но шум был ужасный.
      Не знаю, как это получается, но всегда знаешь, что тебя ударили, а ведь через ничтожную долю секунды уже теряешь сознание. Я объясняю это тем, что мысль у меня работает с молниеносной быстротой.
      Передо мной даже успело промелькнуть несколько картин: лицо человека, надевавшего темные очки, смеющееся лицо Эйприл, слова, которые я только что слышал, мысли, которые пришли мне в голову, убеждение, что эти парни теперь вытащат меня наружу в пустыню, убьют и закопают, словом, множество интереснейших вещей. Это было изумительно, просто изумительно, и уже падая в глубокую гулкую темноту, я успел подумать: "Да, ну и молодец же ты, парень".

* * *

      Я медленно выкарабкивался из темной липкой темноты, но она еще цепко меня держала, стараясь не отпускать. Я знал, чувствовал, что прихожу в себя, выбираюсь из окружавшего меня мрака, но мне казалось, что я наблюдаю за собой со стороны. Это было похоже на жуткий сон, который я однажды видел. Мне снилось, что я сплю и вижу сон, и этот страшный кошмарный сон был совершенно реален. И от того, что я знал, что сплю, сон этот не становился менее страшным. Довольно поганое ощущение, доложу я вам.
      Так было и на этот раз.
      Потому что в этом чернильно-черном омуте бессознательного состояния я чувствовал, что прихожу в себя, но в то же время не исключено было, что я уже умер и вхожу в то состояние, которое наступает после смерти. В моих мыслях, в моем сознании все время присутствовал какой-то человек, и я знал, что человек этот мертв. Его лицо, стоявшее передо мной, все время изменялось, как порой меняются лица во сне. Сначала это было лицо Эверетта с короткими седыми волосами, маленькими усиками и в больших очках. Потом лицо начало расплываться, усы исчезли, волосы становились длинными и черными. Очки начали как-то таять, опадать, как на картинах Дали, становились жидкими и стекали вниз. И я видел глаза этого человека, сверкающие серые глаза цвета хмурого холодного утра.
      Это уже было, конечно, лицо не Эверетта, а Жюля Гарбена. А я знал, что Жюль Гарбен был мертв. Знал, потому что видел, как он погиб, видел его изуродованный труп.
      Откуда-то издалека до меня донесся какой-то звук. Кто-то тихонько тряс меня. Темнота постепенно отступала. Это тянулось долго, очень долго. Но вот глаза мои открылись. Рядом с собой я увидел худое лицо Расса Кординера. Его губы и густые белые усы медленно двигались. Спустя некоторое время я услышал его голос:
      – Шелл, с тобой все в порядке, Шелл?
      Я облизнул губы.
      – Мы что, оба на том свете?
      – Что-о? – Он рассмеялся. – На том свете? Да нет, Шелл. У тебя на голове здоровенная шишка, но ты еще на этом свете. Так что, считай, тебе повезло.
      – Да, но я видел... – тут я замолчал.
      Я попытался сесть, но голову пронзила жуткая боль. Она нарастала и, казалось, целиком заполнила мой череп, потом распространилась на шею, плечи, захватила весь позвоночник.
      Я упал на спину на что-то мягкое и ощутил под головой подушку. Я находился в постели, в моей собственной, насколько я мог судить, комнате.
      – Что ты видел, Шелл? – спросил меня Расс.
      – Я... я... не помню. – Что-то еще продолжало вертеться в моей голове, но образы эти быстро тускнели. По мере того, как ко мне возвращалось сознание, воспоминания о том, что я видел в беспамятстве, тускнели, стирались и исчезали, оставляя лишь какое-то смутное беспокойство. Через несколько минут я уже мог сидеть.
      Я огляделся. Действительно, я находился в своем номере.
      – Что же, черт возьми, случилось? – спросил я Расса. – Как я здесь оказался?
      – Сюда тебя принесли мы с моим работником. Мы возвращались на грузовике, после того как отвезли двух индийских быков, помнишь?
      – Да.
      – Свет фар упал на двух мужчин, которые кого-то тащили. Я тогда не знал, что это был ты. Мы затормозили прямо перед ними, они бросили тебя и побежали к стоящему неподалеку автомобилю. Думаю, туда они тебя и волокли. Быстро вскочили в машину – и только мы их и видели. Я не стал их преследовать. Мы увидели, что ты без сознания, и доставили тебя сюда.
      – Где это произошло? Где ты увидел двух этих парней, которые тащили меня?
      Он указал рукой.
      – Вон там, на узкой дороге, ведущей к хижине "Таксон" и коттеджам. Рядом с хижиной "Таксон", там, где Эверетт живет.
      – Ага, – я вспомнил, что видел этого человека вместе с Хэлом около бассейна сегодня утром. Что-то еще крутилось у меня в голове, но я никак не мог вспомнить. – А ты не разглядел парней, которые меня волокли?
      Расс кивнул.
      – Один из них был тот, который зарегистрировался под именем Тед Грей. Другой – здоровенный блондин, Кэлвин.
      Красавчик Хэл. И Тей Грин, человек с косой и песочными часами – воплощение смерти с глазами холодными, как гранитное надгробие. Грин и душка Хэл Кэлвин, провожающие меня в последний путь!
      Расс провел рукой по своим великолепным белым усам.
      – Что они с тобой сделали, дали чем-то по голове?
      – Убей, если я помню... – Я замолчал, нахмурившись. – Дай-ка попробую вспомнить. Я был на танцах, потом туда явился Грин, и они с Хэлом о чем-то говорили. Потом Хэл... – но дальше я не помнил, что было. У меня все смешалось в голове – танцы, старикан, отдающий распоряжения парам...
      Я рассказал Рассу все, что мне удалось вспомнить, потом спросил:
      – Сколько было времени, когда ты заметил этих подонков, тащивших меня?
      – Должно быть, минут двадцать одиннадцатого. Когда мы принесли тебя сюда, я позвонил доку Брауну, чтобы он зашел осмотреть тебя. И он был здесь в половине одиннадцатого.
      Я вспомнил, что, когда Грин явился в Кактусовый корраль, не было еще и десяти часов. Я тогда еще посмотрел на часы. Что же случилось в промежутке между десятью и тем временем, когда Расс заметил меня. Об этом я не имел ни малейшего представления. Но вряд л и мне врезал и по голове в Кактусовом коррале.
      Я объяснил все это Рассу, и он сказал:
      – Ну, ладно. Полежи спокойно еще минутку, Шелл. Я хочу, чтобы док Браун осмотрел тебя еще разок. – Он вышел.
      Когда Расс вернулся с доктором Брауном, тот обстукал и выслушал меня, потом посветил мне в глаза и даже глянул в уши, будто ожидая увидеть там мои мозги, что, в общем-то, меня бы не удивило. Потом он выпрямился и спросил:
      – Так вы не помните ничего, кроме танцев? Около десяти вечера?
      – Ничего. Не исключено, что все это время я был без сознания.
      – Хм, возможно. А может быть, имела место небольшая общая потеря памяти.
      – Да?
      – Временная потеря памяти. Это часто бывает после сотрясения мозга или вообще после сильного удара по голове.
      Я ощупал голову.
      – Думаю, именно так и было.
      Браун продолжал:
      – Иногда потеря памяти продолжается несколько минут после удара, иногда недели и даже месяцы. У вас, как видно, легкий случай.
      – Ну, мне он не кажется столь уж легким.
      Он рассмеялся.
      – Вы говорили о временной потере памяти. Что вы имеете в виду?
      – В вашем случае, принимая во внимание то, что кое-что вы все же помните, я думаю, память восстановится уже через несколько часов. Хороший отдых, сон – и завтра утром будете, как новенький доллар.
      – Да?
      – Разумеется, если нет серьезных органических повреждений.
      – Серьезных орга... Что вы имеете в виду?
      – Ну-ну, успокойтесь. Не нужно волноваться.
      – Вам легко говорить. А что это вы делаете?
      Левой рукой он засунул большущую зловещего вида иглу в маленькую бутылочку с прозрачной жидкостью, придерживая правой огромный шприц, из которого эта игла высовывалась.
      – Нет уж, не надо, я ведь не бык. Нечего колоть меня этой штукой.
      – Не бык! – Он ухмыльнулся. – Но ведь это поможет вам.
      – Ага. Конечно. Лучше уж пусть...
      Док вытащил иглу из бутылочки. Раздался противный чмокающий звук, – меня лошадь покусает, – закончил я.
      – Ну-ну, успокоительно произнес он, – это ничуть не больно.
      – Разумеется. Но я не дам всадить в себя эту штуку. Лучше не подходите ко мне!
      Доктор Браун просто опешил.
      – Вы знаете, – обратился он к Рассу, – мне кажется, он говорит вполне серьезно.
      – Мне тоже так кажется, – согласился Расс, – я в этом даже уверен.
      – Но ведь я всегда... никто никогда не возражает... я ни разу...
      – Что это такое? – спросил я.
      – Это? – он взмахнул шприцем, – это просто успокаивающее. Успокаивает нервы. Поможет вам уснуть.
      – Какое успокаивающее?
      – Новый препарат, называется псилофарбикран. Содержит эртомедицилин.
      – Боже, от одного названия окочуриться можно. А что это такое? Объясните мне.