Я вышел из конторы "Шелдон Скотт. Частное сыскное агентство", спустился на один марш лестницы и вышел из Гамильтон-Билдинг прямо на Бродвей в предвечернюю тень Лос-Анджелеса.
      Огляделся.
      – Уф!
      Смог стоял густой, такой, что в нем и птице было впору завязнуть. Влажная жара висела над городом, как пропитанная потом простыня. Солнце проглядывало сквозь это марево, как огромный налитый кровью глаз. Все выглядело так, будто природа находилась при последнем издыхании.
      Не могу сказать, будто и я находился при последнем издыхании. В общем-то я даже и стариком себя пока не чувствовал. Тридцать лет все-таки. Но самочувствие нынче было такое, будто мне чуть ли не тридцать два уже стукнуло. Кроме того, мои коротко подстриженные, торчащие ежиком волосы и густые клокастые брови, и так-то практически белые, будто их какой-то шизанутый парикмахер обесцветил, тоже не улучшали моего настроения. Еще несколько часов в этой гладкой каше – и я в самом деле преждевременно поседею, как и легкие этого города, пропитанные смогом.
      Что мне было нужно, так это сменить обстановку. Путешествие в Альпы. Или, скажем, на Таити. А может, в восточное Сомали. В любое место, черт возьми, где есть хоть немного свежего воздуха. Потому что в этом поганом месиве даже минуту, чтобы не задохнуться, нужно дышать широко открытым ртом да еще и носом в придачу. А во мне шесть футов два дюйма росту, да вешу я двести шесть фунтов, так что кислороду я потребляю вагон и маленькую тележку, даже, когда мои мозги не заняты какой-нибудь проблемой.
      Так вот я и мечтал очутиться где-нибудь в таком месте, где воздух похож на воздух, солнце на солнце, а девушки – на девушек. Дышать полной грудью, любоваться красивыми девочками... Впрочем, может быть, я требую слишком многого?

* * *

      Я уселся в свой кадиллак и отправился в Голливуд. Остановился у дома гостиничного типа под названием "Спартан-отель" и взбежал на второй этаж в свою трехкомнатную квартирку с ванной. Я только кончил кормить тропических рыбок в двух аквариумах, расположенных сразу же при входе в комнату, как вдруг зазвонил телефон.
      Звонил мой старый приятель Бенджамен Р. Фридлэндер – миллионер, бонвиван, меценат, кинопродюсер и вообще отличный мужик.
      – Шелл, – сразу же начал он, – как ты насчет того, чтобы съездить в Аризону? Есть небольшая работенка. Ты бы мне здорово помог.
      – Аризона? Это там, где можно нормально дышать? И где...
      – У меня там сейчас съемочная группа. Пять отменных девиц.
      – Пять? Пять отменных...
      – Но одна из них на днях погибла. Упала с лошади. Возможно, это несчастный случай, но я хочу быть в этом уверенным. Так вот, сейчас там Эд Флинч, мой компаньон из компании Эдбен Продакшенз, и четыре девушки.
      – А, значит четыре все же остались?
      – Они снимают сцены на натуре, на этом пижонском ранчо "Солнце и полынь". Ты ведь знаешь Расса Кординера, его владельца?
      – Да, Расса я уже много лет знаю. Расскажи мне об этих девуш...
      – Я тебе для того и позвонил, Шелл. Ты знаешь Расса, а он выдаст тебе всю необходимую информацию. Он не считает смерть девушки несчастным случаем. Кроме того, он сообщил мне, что там вокруг шатается довольно много крутых парней, может, это гангстеры или что-то в этом роде, не знаю.
      – Гангстеры?
      – Я же сказал, Расс тебя проинформирует. Мне нужно, чтобы ты установил, является ли смерть Джинни, Джинни Блэр – имя погибшей девушки – несчастным случаем или нет. Если да, то считай свою поездку туда отпуском за мой счет. Если нет, то я хочу, чтобы ты докопался до истинной причины. И если она была убита, я не хочу, чтобы что-нибудь случилось с другими девушками. Ты меня понял?
      – Спрашиваешь! Я этого тоже не хочу...
      – И еще одно. Фильм, который там снимают, не бог весть какое крупное предприятие, но денег все же требует. Смерть Джинни здорово усложнила ситуацию, но она и до этого была весьма напряженной. Дело в том, что Эд отставал от графика съемок на неделю еще до того, как они приехали на ранчо, а так как финансирую фильм я, то несколько дней тому назад я его предупредил, чтобы он закончил съемки через неделю, иначе я расторгаю с ним контракт. Он должен закончить съемки "Дикого Запада" до воскресенья, а сейчас уже пятница, вечер, поэтому тебе нужно выезжать туда, не теряя времени. Лучше, если ты уже завтра там будешь.
      – Заметано. Сейчас подремлю пару часиков и двину прямиком туда.
      – Отлично. Я уже говорил с Рассом. Он поместит тебя в лучший номер. Все расходы за мой счет. Когда вернешься, поговорим о твоем гонораре. О'кей?
      – Конечно, Бен. Думаю, ты меня не обидишь. А как ты сказал называется этот фильм? "Дикий Запад"?
      – Да.
      – Одна из этих ковбойских лент с перестрелками и погонями?
      – Хм, да не совсем.
      Признаться, я не очень его понял, но Бен продолжал.
      – Я только что вернулся в Лос-Анджелес из Чикаго и узнал обо всем, иначе я бы тебе раньше позвонил. Все подробности ты узнаешь у Расса. Позвони мне с ранчо как только что-нибудь выяснишь. И повеселись там как следует, малыш.
      – Разумеется... – но тут он повесил трубку.
      Я пошел на кухню, смешал бурбон с водой, взял стакан в гостиную, уселся на свой шоколадно-коричневый диван и заказал телефонный разговор с ранчо "Солнце и полынь" в Аризоне.
      Рассу Кординеру теперь было пятьдесят девять, от дел он удалился в пятьдесят и в Аризонской пустыне на краю принадлежащего ему участка в несколько тысяч акров, на вершине небольшого каньона, построил себе двухэтажный коттедж. Рядом протекала прелестная тихая речушка. Здесь Расс спокойно и мирно жил со своей женой. Но после ее смерти его обуяла какая-то жажда деятельности. Он прикупил еще земли и выстроил себе ранчо, которое назвал "Солнце и полынь". Я несколько раз проводил уик-энд у Расса в его старом коттедже, когда еще была жива его жена, а два года назад жил у него с неделю на его ранчо. Мы были с ним в приятельских отношениях, хотя за последние два года ни разу не встречались.
      Когда Расс взял трубку, я сказал:
      – Это Шелл Скотт, Расс. Есть у тебя комната для лос-анджелесского ковбоя?
      – Спрашиваешь, Шелл! Как поживаешь старина?
      Ну и так далее. После того как мы побеседовали о разных пустяках, я спросил:
      – А что у вас там стряслось, Расс? Я только что разговаривал с Беном, и он сказал, что ты меня просветишь.
      – Угу. Бен звонил мне с полчаса назад. По поводу этой Джинни Блэр, которая свалилась с лошади и ударилась головой о камень.
      – Это и стало причиной смерти?
      – Угу. Люди шерифа пришли к заключению, что это несчастный случай, но я в этом не уверен. Так я и сказал Бену.
      – Как все это случилось?
      – Она ехала на Мегере, самой спокойной кобыле на всем ранчо. Та не то что не сбрасывала никого с седла, но даже не артачилась никогда. Черт возьми, да у меня здесь шестилетние ребятишки на ней катаются, и никаких проблем.
      – Ясно. Бен что-то толковал о каких-то подозрительных типах, которые у вас там ошиваются. Кто это такие?
      – Да, наверное, все это пустяки, Шелл. Просто примерно с год здесь живут три парня, которые... Ну, словом, не нравится мне их внешность. А примерно с месяц назад еще несколько приехало. Все они друг друга знают и держатся своей компанией, особняком. По крайней мере, у одного или двух – пистолеты.
      – Пистолеты? – Когда я был на ранчо Расса, там почти все обитатели большую часть времени ходили в ковбойских костюмах с большущими кольтами на бедре. – По-моему, многие твои отпускники-"ковбои" щеголяют с револьверами.
      – Но не с такими. Один из них носит его на поясе в кобуре.
      – Может, они полицейские?
      – Не думаю. Кроме того, когда помощники шерифа приезжали сюда по поводу гибели этой девушки, они беседовали с одним из этих парней. Позже один из полицейских сказал, что у этого парня уголовное прошлое. Фамилия – Грин, тридцать пять лет. Мерзкий тип. Такую рожу ночью вспомнишь – не заснешь.
      Я знавал одного жуткого подонка по фамилии Грин и хотел уже спросить Расса, не зовут ли этого громилу Теем, но потом решил, что вряд ли это тот самый. Уж очень сомнительно было, что Грин, которого я знал, может жить на фешенебельном ранчо. Ему больше подходила сутолока большого города, запах смога и пота.
      И вдруг Расс говорит:
      – У него странное имя – Тей. Зарегистрирован он под другим именем, но на самом деле зовут его Тей Грин.
      Я аж дернулся на своем диване. Так это был Тей Грин. Имя это вызвало у меня множество воспоминаний, надо сказать, пренеприятных. Некоторые касались самого Тея, другие – человека, на которого работал этот и еще несколько подобных же мерзавцев. Человека этого звали Жюль Гарбен. И такого жестокого, гнусного, злобного и агрессивного сукина сына надо было поискать. Гарбен мертв, а о покойниках не следует отзываться дурно, но я рад, что эта сучья тварь сдохла. За годы работы частным детективом мне с какими только бандюгами не доводилось встречаться, но ни один из них не доставил мне столько хлопот, как Жюль Гарбен. Именно я припер его к стене, добыв доказательства, на основании которых его приговорили к смертной казни в газовой камере. Но погиб он не от моей руки и не в газовой камере. Он сам покончил счеты с жизнью. Я видел, как все это произошло. И хотите верьте, хотите нет, но, увидев окровавленное месиво, в которое превратилось его тело после того, как он совершил свой прыжок навстречу смерти, я почувствовал себя одураченным.
      Я так долго молчал, что Расс спросил:
      – Шелл, ты слушаешь?
      – Да. Значит Тей Грин, так? А другие ребята из этой компании... Есть среди них кто-нибудь по имени Фармер? Или Купер? Или, может быть, Додо?
      – Этого я не знаю. Но этот Тей зарегистрировался под вымышленным именем. Называет себя Тедом Греем. А кто те парни, которых ты назвал?
      – Да так, подонки разные, которых я знаю. – Я немного подумал, а потом задал вопрос, интересовавший меня больше всего. – А скажи-ка мне, нет ли там у вас парня по имени Хэл? Хэролд Кэлвин? Он может зарегистрироваться под своим настоящим именем.
      – Есть. Некий Хэролд Кэлвин приехал на ранчо с неделю назад.
      – Красивый здоровенный парень? Плечищи под два метра, веселый, неглупый, вьющиеся светлые волосы, сложен, как культурист?
      – Да, это он.
      Черт знает что. После долгого времени относительного мира и покоя снова оживают старые воспоминания, всплывают знакомые имена. Кэлвин был правой рукой Жюля Гарбена, и я как раз вспоминал его на днях. В среду я читал в газете о похоронах его жены, бывшей миссис Гарбен. Четыре дня назад, в прошлый понедельник, она погибла в автокатастрофе. Автомобиль, в котором она ехала одна, рухнул в каньон.
      – Буду у вас примерно в полдень, Расс. Сейчас немного посплю, а раненько утром отправлюсь в путь.
      – Отлично. Рад буду видеть тебя, Шелл.
      Мы еще немного поболтали, потом Расс сказал, что готов будет ответить на все мои вопросы, когда я приеду на ранчо, и мы расстались.
      Забавная штука. Я отлично знал, что Хэролд Кэлвин, известный под кличками "Красавчик Хэл", а также "Ублюдок Хэл", готов при первой же возможности раскроить мне череп альпенштоком, прошить меня автоматной очередью или утопить.
      И я знал, что сделает он это бодро и весело, безо всяких угрызений совести. Тем не менее, из всей шайки Гарбена он был, пожалуй, единственным, кому мне не хотелось бы при встрече врезать промеж глаз. Вот не хотелось и все.
      Хэл был гангстером, а я их терпеть не могу. Он принадлежал ко все более увеличивающейся бесполезной и паразитической части нашего общества. А я к этой сволочи отношусь не лучше, чем к разным вирусам, пожирающим нашу печень, или к амебам в нашем кишечнике. Хэл был бандитом и головорезом, и вот поди ж ты: в нарушение всех законов логики я питал некую симпатию к этому поганцу. Меня подкупало его обаяние, жизнелюбие и неиссякаемый оптимизм. Словом, Хэл был как раз тем исключением, которое подтверждает правило.
      На мой взгляд, вряд ли присутствие на ранчо Хэла, Тея Грина или кого-нибудь другого из "банды Гарбена", как я их мысленно именовал, было каким-то образом связано со смертью молодой киноактрисы. Тем не менее, я испытывал какую-то странную радость от того, что ехал на ранчо и предвкушал встречу с Хэлом Кэлвином.
      Кроме того, на мой взгляд, более чем вероятно, что Джинни Блэр и в самом деле свалилась с лошади, и люди шерифа были совершенно правы, считая происшедшее несчастным случаем. А если так, то в течение ближайших нескольких дней я смогу понежиться на солнышке, не делая никаких резких телодвижений, за исключением, быть может, тех моментов, когда буду общаться с четырьмя красотками, о которых говорил Бен.
      И даже ложась в постель и засыпая, я с наслаждением предвкушал поездку на ранчо, свежий воздух, яркое солнце и приятный беззаботный отдых...

      Заметив придорожный знак, я сбавил газ, потом притормозил свой кадиллак. Солнце пекло вовсю. Верх автомобиля был опущен, и я привстал с сиденья, чтобы получше рассмотреть знак. Надпись гласила: "Солнце и полынь. Лучшее ранчо в Аризоне".
      Чуть ниже буквами помельче сообщалось, что поворот на ранчо примерно через милю направо. Знак украшали изображения ковбоя, укрощающего мустанга, кавалькады всадников, свернутого лассо и хорошенькой девушки в ковбойском костюме.
      Я с наслаждением потянулся, выпрямляя уставшую спину. Я вел машину от самого Лос-Анджелеса, сделав лишь одну остановку, чтобы выпить чашку кофе и съесть гамбургер, но чувствовал себя бодрым и полным сил. Было чертовски приятно вырваться из смога, сутолоки и сумасшедшего грохота Лос-Анджелеса, вдыхать чистый воздух и в одиночестве наматывать мили дороги в Аризонской пустыне. Вскоре я увидел закрытый воротами въезд на грунтовую дорогу, ведущую к ранчо "Солнце и полынь". Я свернул на эту дорогу и остановился перед воротами. Это уже было похоже на Старый Запад. По другую сторону ворот парочка ковбоев гарцевала на норовистых лошадках. Один из них, дружелюбно махнув мне рукой, направил свою лошадь к воротам и свесился с седла, открывая их.
      Я помахал ему в ответ и улыбнулся. Приветливые лица, отличная погода, восхитительный воздух – вот это жизнь! Что может быть лучше? Сначала я подумал, что это Расс прислал пару своих ковбоев или объездчиков, не знаю, как они тут называются, чтобы встретить меня. Но потом вспомнил, что мы условились никого не ставить в известность о моем приезде на ранчо. Может быть, эти парни где-нибудь здесь поблизости просто пасли коров или делали еще что-нибудь в этом роде.
      Ворота отворились, всадник отъехал немного в сторону, чтобы дать мне проехать, и остановился, глядя на меня. Это был самый что ни на есть всамделишный ковбой: на голове стетсон, яркая желтая рубашка, джинсы с кожаными заплатами. Даже роскошный револьвер в потертой кобуре на бедре.
      Я въехал в ворота и снова помахал ему в знак благодарности. И тут этот ковбой кладет руку на свой киношный револьвер, выхватывает его из кобуры и направляет прямо на меня.
      Я продолжал улыбаться.
      Поймите меня правильно. В меня стреляли столько же, сколько в этих маленьких металлических уточек в тирах. Куда мне только не всаживали пули. Ну и я, конечно, пострелял тоже немало.
      Но ковбой с киношным револьвером? Приветливый вежливый ковбой?
      Он бы подстрелил меня, как пить дать, если бы не одна случайность. Выхватывая свой большой револьвер и наставляя его на меня, он взмахнул им прямо перед лошадиной мордой. Та испуганно попятилась. Совсем немного, но произошло это слишком внезапно.
      Прогремел выстрел, пуля угодила в брезентовый верх моего кадиллака, и я перестал улыбаться приветливому ковбою. Перестал улыбаться и начал действовать. Получилось все это чисто инстинктивно. Я дернулся вправо к дверце автомобиля, ударил по ручке и толчком ноги распахнул дверцу.
      Я кувырнулся из машины и покатился по земле, довольно больно ударившись о нее спиной, но пальцы мои уже сжимали рукоятку кольта тридцать восьмого калибра, который всегда находится у меня под пиджаком. Двигатель кадиллака еще работал, и машина продолжала тихонько катиться вперед. Когда она проехала мимо, я снова увидел ковбоя. С момента его выстрела прошло всего несколько секунд, и он еще не знал, что я уже выскочил из машины. Он пришпорил лошадь и подскакал ближе к кадиллаку, держа в вытянутой руке револьвер. Когда он понял, что в автомобиле меня нет, поднял голову и увидел меня. Я уже стоял на коленях, держа в правой руке свой кольт.
      Он все же успел выстрелить первым, но поторопился и промазал на несколько футов. Я прицелился ему в грудь и нажал на спусковой крючок. Я сразу почувствовал, что попал – услышал громкое чмоканье пули и увидел маленькую темную дырочку в его чистой рубашке. Тем не менее, я прицелился и выстрелил еще раз.
      К нам приближался второй ковбой. Я видел лишь его смутные очертания, так как мое внимание было сосредоточено на его приятеле, но я услышал звук выстрела и увидел, как слева от меня поднялся фонтанчик пыли. Парень, которого я подстрелил, свалился не сразу. Он выронил револьвер, поднялся на стременах, вытянув правую руку, будто ища себе опору. Потом, тяжело склонившись к холке лошади, стал сползать набок и рухнул на землю.
      Я не видел, как он свалился, потому что как раз в это время выстрелил во второго ковбоя. Тот резко повернул лошадь влево, еще раз выстрелил в меня и галопом понесся прочь по направлению к ранчо. Я прицелился ему в спину, выстрелил и промахнулся. Теперь он уже был вне досягаемости.
      Этого нельзя было сказать о его приятеле. Лошадь его, всхрапывая, гарцевала, потом рысью пробежала несколько ярдов. Я подошел к ковбою, перевернул его. Он был мертв. Нередко люди живут и с двумя пулями в груди, иногда даже, когда пуля задевает сердце, но этому не повезло.
      Я знал этого мерзавца. Просто не узнал его на расстоянии и в ковбойском костюме. Но теперь-то я его вспомнил. Это был крупный мужчина с большим красным лицом, светлыми волосами и небольшим шрамом на лбу. Лос-анджелесский бандюга по имени Карл Купер.
      В разговоре со мной Расс упомянул Тея Грина и Красавчика Хэла Кэлвина. Оба они работали на Жюля Гарбена, когда это чудовище было живо. Карл Купер тоже был его человеком. Но после смерти Гарбена все эти подонки перестали меня интересовать. До этого самого часа.
      Я выпрямился, посмотрел на фигуру быстро удалявшегося ковбоя, потом вновь перевел взгляд на тело Купера. Приятный, беззаботный отдых. Да уж!

      Ох, уж эти мне лошади!
      Ну, не лежит у меня к ним душа! Вот собаки, кошки, львы или тропические рыбки – другое дело. Но если о рыбках я знаю почти все, то о лошадях – практически ничего.
      Я думал, что проще будет положить труп на спину лошади, привязать его, а потом отвести ее к моему кадиллаку, который остановился в нескольких сотнях ярдов отсюда, упершись в заросли каких-то колючих растений, похожих на кактусы. Наверное, мне сначала нужно было взять машину, а потом уже вернуться и забрать труп и лошадь. Я не сделал этого лишь потому, что не видел никакой разницы между этими вариантами, ведь в конце концов все три ингредиента – мертвое тело, лошадь и машина – были в моем распоряжении. Кто бы подумал, что это такая сложная проблема. Это была моя вторая ошибка в тот день.
      И вот эта распроклятая лошадь уже маячит где-то в полумиле, судя по всему направляясь в Вайоминг, а мертвое тело свисает по обе стороны седла, по-видимому, зацепившись за луку седла или как там эта штука называется. Закончив костерить гнусное животное, я влез в кадиллак и поехал за ней следом.
      Ну, что вам сказать? Она подпускала меня к себе довольно близко, но в конечном итоге неизменно ускользала. И не говорите мне, что лошади глупые существа, они чертовски смышлены. Эта, например, определенно играла со мной в кошки-мышки. Я подъезжал к ней на несколько ярдов, вылезал из машины и начинал подкрадываться, но тут она издавала негромкое ржание и рысила прочь. Наконец, когда она проделала этот фокус в очередной раз, я не стал садиться в машину, а пошел за ней пешком.
      Тут мне пришло в голову, что может быть стоит попробовать перехитрить ее.
      – Вот что, – громко произнес я, – а не сходить ли мне взглянуть вон на те горы.
      Конечно, если рассуждать логически и бесстрастно, мое поведение может показаться странным, но я еще не совсем пришел в себя после эпизода у ворот, и так как лошадь пока все время оставляла меня в дураках, я решил применить новую, более хитрую тактику. Итак, я стоял посередине этой пустынной местности, делая вид, что никакие лошади меня не интересуют.
      Она смотрела на меня своими блестящими глазами, выгнув шею и потряхивая головой. Прямо за нею громоздились какие-то горы или, по крайней мере, холмы, поросшие серебристо-серой полынью и прочей растительностью. Тут и там были разбросаны валуны. Выскочившая из-под кустов ящерица, или змея исчезла за низкой плоской скалой.
      Наверху, примерно в миле отсюда, на самом краю узкого, загроможденного валунами каньона я увидел какое-то деревянное строение. И тут я сразу узнал место. Коттедж там наверху несколько лет тому назад построил Расс Кординер, когда вместе с женой переехал сюда, в Аризону. Там я провел с ними несколько уик-эндов. Значит, ранчо находится милях в пяти к северу, направо от меня; а налево неподалеку отсюда есть маленькое озерцо – прохладное и приятное местечко, где мы несколько раз сиживали с Рассом, толкуя о всякой всячине. Небольшая речка, впадавшая в озерцо, извивалась по владениям Расса, а потом выходила за их пределы, и у излучины речки Расс бульдозером расчистил примерно с акр, превратив маленький пруд во вполне приличное озерцо.
      И я мог бы поклясться, что именно оттуда доносились какие-то звуки. Я прислушался, но они больше не повторялись. Быть может, мне просто почудилось? Я знал, что теперь в старом коттедже никто уже не живет. Потом лошадь снова негромко заржала. Может быть, эти звуки я раньше и слышал. Лошадиное ржание. Ленивой походкой я пошел прочь. Тогда она забежала слева от меня.
      А я снова услышал эти звуки. Голоса. Я не мог различить слов, но где-то поблизости явно находились люди. Звуки доносились с того места, где, как я помнил, располагалось озерцо, хотя отсюда я и не мог его видеть. С обеих сторон стены каньона отлого поднимались вверх и их венчали невысокие холмы. Слева от меня местность круто вздымалась вверх, все вокруг было усеяно кучами камней и валунами, озеро находилось дальше.
      Весьма возможно, что там устроила пикник какая-нибудь образцовая семейка. Но пуганая ворона кустов боится. Я имею в виду себя самого после встречи с гостеприимными ковбоями. Поэтому я вытащил свой кольт и, держа его в правой руке, осторожно двинулся вперед, огибая небольшой утес, расположенный на пути к озерцу. Теперь я уже отчетливо слышал голос. Он принадлежал мужчине.
      – О'кей, – произнес голос. – Подождите, сейчас я сдвину эту хренову скалу, и мы ее сложим.
      Черт возьми, сложить скалу? Это как, интересно? Я двинулся вперед уже посмелее, но все еще держа наготове свой револьвер. Я увидел солнечные блики на воде, пару низкорослых деревьев, несколько больших валунов, но людей нигде не было. Прямо передо мной ярдов в десяти лежал огромный серый валун высотой футов в восемь и футов в шесть-семь в диаметре. Ветер и дожди как следует поработали над ним, сгладив его бока. За этим валуном и слышалась какая-то возня.
      Я быстро двинулся вперед, подошел к валуну и собирался обойти его справа, чтобы поглядеть, что за ним творится, но внезапно остановился. Происходило нечто странное. Нечто очень странное.
      Я был уверен, что стою совершенно неподвижно. Однако валун двигался. Весил он, я думаю, тонн двадцать, не меньше, и тем не менее, клянусь, он двигался.
      Я услышал, как мужчина замычал и произнес:
      – Черт побери, а скала и вправду тяжелая.
      Я закрыл глаза и помотал головой. Может, я все же получил контузию в результате "дружеской" встречи с ковбоем? У меня даже челюсть слегка отвисла. Валун закачался, сдвинулся с места и поднялся в воздух! Из-за него показалась пара ног. Они сделали несколько шагов влево, валун наклонился и шлепнулся на землю.
      И тут я громко вскрикнул.
      Не потому что валун сдвинулся, а потому как я увидел, что он скрывал. А скрывал он четырех женщин, и притом женщин совершенно роскошных. Я могу это смело утверждать, ибо видел их, что называется, в натуре – одежды на них не было никакой. Они стояли примерно футах в десяти от меня, стояли неподвижно, нагие и спокойные, будто на картине. Глаза у меня от изумления на лоб полезли. Но тут же какая-то грусть охватила меня. Разумеется, ничего этого не было. Не могло быть. Слишком уж это было бы великолепно. Не было ни "приветливых" ковбоев, пытавшихся убить меня, ни сообразительной лошади, перехитрившей меня, ни тем более поднявшегося в воздух валуна и четырех обнаженных красоток за ним. Я был дома, в своей постели, поворачиваясь во сне с идиотской улыбкой на лице. И все это было фантазией, сном. А может быть, я уже умер? Черт возьми, если так, то лучше уж мне оставаться на том свете.
      Все это молнией промелькнуло у меня в голове. Я все еще стоял с выпученными глазами и с пистолетом в вытянутой руке, издавая какие-то идиотские звуки, как вдруг ситуация стала быстро меняться.
      Четыре обнаженных нимфы, придя в себя, пронзительно завизжали. Две бросились в разные стороны. Третья, размахивая руками, как ветряная мельница, закрывала руками попеременно то грудь, то низ, то сразу и то и другое. Четвертая, присев на корточки, обхватила грудь руками. Тщетная попытка, доложу я вам. Такого бюста по эту сторону Миссисипи мне видеть еще не доводилось. Это была высокая стройная блондинка с потрясающим бюстом. И теперь, стараясь прикрыть его, она визжала:
      – А-а-а-а!
      Нет, все это было взаправду. И попал я куда надо.
      Еще несколько секунд перед моими глазами мелькали соблазнительные плечи, руки, колени, груди, бедра. Потом я услышал мужской рев.
      – Откуда, черт возьми, вы здесь появились?
      – Нет, это не сон, – произнес я.
      – Чего? – высокий симпатичный парень с пышной копной волос двинулся мне навстречу.
      – Ты кто такой, малый?
      Мой мозг снова начал кое-как соображать.
      – Я не малый... – пробормотал я. Какой пикничок они здесь устроили, я не знал, но знать мне это очень хотелось. – Я... Шелл Скотт. Я услыхал голоса и не знал... – Нет, не то. Я начал снова. – Мне и в голову не приходило...
      – Ради Бога, – прервал он меня. – Не стреляйте. – Он только теперь заметил в моей руке револьвер.
      – Извините. – Я вложил кольт в кобуру под мышкой и продолжил. – Я не знал, что это вы здесь. В меня тут стреляла одна образина, и я думал, что, может быть, здесь прячется его дружок.
      – Угу, – он явно не поверил мне. – Интересную историю вы нам тут рассказываете. Вы что же, не знали, что мы здесь снимаем "Дикий Запад"? Не знали, да?
      – "Дикий За... – Я оглянулся вокруг и тут увидел стоявший неподалеку большой автомобиль и кое-какое оборудование на той стороне озерца. Заметил я и треножник, на котором была укреплена кинокамера. – Бен не сказал мне об этом, – пробормотал я. – Собака, он не хотел, чтобы я знал!
      – Что это вы бормочете? Вы сказали, Бен?
      – Ну да, Бен Фридлэндер. А вы, я полагаю, Эд Флинч? Верно?
      – Верно.
      – Вы что, черт побери, знакомый Бена? Это он велел вам прятаться здесь и подглядывать за девушками, или вы сами до этого додумались?
      Я взглянул на него. Волосы у него были темные, кожа смуглая, глаза голубые. Довольно симпатичный парень, если бы глаза у него не были так близко посажены друг к другу. Но, если он каждый день занимался тем же, чем и сегодня, я бы не удивился, если бы глаза у него вообще были в кучку. Однако парень держался довольно нагло, и это стало меня раздражать.
      – Я уже говорил вам, Флинч, я прячусь здесь и подглядываю, как вы изволили выразиться, потому что какой-то псевдоковбой стрелял в меня, и я полагал, что здесь может прятаться его сообщник.
      Разговаривая с ним, я на него, как и раньше, почти не смотрел, и подобная невежливость была, с моей точки зрения, вполне простительна. Дело в том, что четыре красотки, разбежавшиеся было в разные стороны, очень быстро пришли в себя и направились к нам. Теперь они стояли всего в нескольких футах от нас.
      Невозможно было удержаться и не смотреть на них. Я не без удовольствия отметил, что им это отнюдь не было неприятно. В эту маленькую группу входили: высокая блондинка, закрывавшая грудь (теперь она этого уже не делала), маленькая брюнетка ростом примерно в пять футов два дюйма и две девицы среднего роста – одна, потрясающего вида с каштановыми волосами, другая – рыжеволосая красотка, будто сошедшая со страниц модного журнала.
      Рыжеволосая взглянула мне прямо в глаза и произнесла высоким, несколько хрипловатым голосом:
      – Мне кажется, вы не в меру любопытный человек...
      – Да нет, что вы! Вы как раз очень ошибаетесь.
      – И любите приставать к незнакомым девушкам. – К счастью, произнеся это, она улыбнулась.
      – Нет, нет. Вернее, не совсем так...
      Другая девушка среднего роста с длинными каштановыми волосами и совершенно потрясающей фигурой сказала:
      – Я слышала ваши слова. Неужели кто-то действительно стрелял в вас, мистер Скотт?
      Тембр голоса этой девушки был совсем иным, чем у ее подруги – низкий, мягкий и мелодичный, словно шепот влюбленных в их медовый месяц. Голос этот был словно записан в моей хромосомной памяти и будил во мне какие-то отдаленные воспоминания. Лицо ее также казалось мне смутно знакомым, будто я ее где-то видел.
      – Мне кажется, мы тоже слышали какие-то звуки, – продолжала она, – может быть, это были выстрелы.
      Ну, наконец, кто-то здесь проявил элементарный здравый смысл.
      – Да, мэм, – ответил я. – Кто-то действительно стрелял в меня. Я вынужден был стрелять в ответ и убил этого человека. Я в самом деле полагал, что кто-нибудь из его сообщников может скрываться здесь. Именно поэтому я и подкрался сюда с револьвером в руке. Если бы я знал... А кстати, откуда вам известно, что моя фамилия Скотт?
      – Я узнала вас. Я живу в Лос-Анджелесе. Вы ведь детектив, верно? Шелл Скотт?