Проснулся я в полной темноте, с тупой пульсирующей болью в затылке и будто разрывающимся от каждого вздоха боком, лежал тихо и смирно, пытаясь сообразить, где я. Слабый, слегка тошнотворный запах эфира и дезинфекции воскресил в моей памяти сиделку в белой униформе и слишком бодренького доктора. И я вспомнил: больница «Мэннинг-мемориал» в Сиклиффе, палата номер 48. А пациент я, Шелл Скотт, частный сыщик, немного покалеченный. Меня колотило от ярости, когда я засыпал, ярость не покинула меня и сейчас, только стала огромнее и мощнее. С минуту я воспроизводил в памяти отвратительный оскал зубов головореза, которого я видел последним до того, как он и его подручные сделали меня. И спрашивал себя, ну, не убить ли малыша Джима Норриса, спустившего их на меня? Потом я протянул руку к лампе на прикроватном столике, зажег ее и нажал кнопку вызова сиделки.
      Вместо нее явился доктор — улыбчивый, черноволосый садист по фамилии Грили. Мы уже встречались — Грили и я — вскоре после того, как я очнулся здесь, а он ошупывал меня. Ощупывал и ощупывал до опупения. Во мне чуть меньше шести футов и двух дюймов роста и чуть больше двухсот фунтов веса, и этот тип не смог найти во мне ни одного фунта, ни одного дюйма, оставшегося неповрежденным, что, похоже, доставило ему откровенное удовольствие.
      Доктор вошел в дверь с широкой улыбкой, видимо в предвкушении очередного ощупывания.
      — Так, так! Как мы себя чувствуем, мистер Скотт?
      — Не имею ни малейшего понятия, как вы, а я — ужасно.
      Он засмеялся так, как имеют обыкновение смеяться врачи:
      — Хе-хе-хе! Вам повезло более, чем я полагал. Легкое сотрясение мозга и трещина в одном ребре, — он хохотнул опять, — не считая — хе-хе-хе! — кровоподтеков.
      — Ну-ну, не лопните от смеха, — предостерег я. — Где моя одежда?
      Он поджал губы:
      — Она вам не понадобится еще дня три-четыре, мистер Скотт. Вы нуждаетесь в покое.
      — Гораздо больше я нуждаюсь кое в чем другом, и я ухожу.
      Он нахмурился:
      — Я так до сих пор и не понял, что за несчастный случай с вами приключился?
      — Я же сказал вам, что не было никакого несчастного случая. Меня отдубасили гангстеры, и колотили разными предметами, в том числе и автомобилем.
      — У нас в Сиклиффе нет гангстеров.
      — Ого, знали бы вы, сколько их здесь! Кстати, вскоре некоторых из них доставят в вашу больницу, и ваш больничный бизнес будет сильно процветать. Да! Долго ли я пробыл у вас? У меня какое-то смазанное представление о времени.
      — Вас нашли в бессознательном состоянии в вашей машине у входа в больницу поздно вечером в понедельник, а сейчас вечер среды. — Он взглянул на свои часы. — Семь вечера. Ваша машина запаркована на больничной автостоянке.
      Два дня. Многое могло случиться, пока я прохлаждался тут. Может, даже имело место еще одно убийство?
      — Мне хотелось бы получить свою одежду, доктор.
      Он потер свой подбородок:
      — Я не могу заставить вас остаться, мистер Скотт, но считаю своим профессиональным долгом предупредить, что вы поступаете весьма неразумно. Конечно, я наложил вам бандаж на грудь, однако одного удара достаточно, чтобы ребро сломалось и проткнуло ваше легкое. Вы догадываетесь о последствиях? К тому же, если еще разок вас стукнут по черепу, — по тому же самому месту, где было сотрясение, — это может убить вас. А мы ведь не хотим смерти, а?
      — Нет, мы точно не хотим смерти. Моя одежда, доктор?
      Он пожал плечами:
      — Ну что ж, хе-хе-хе! Это будут ваши похороны.
      Через несколько минут на мне уже был мой серый габардиновый костюм, на моих ногах — мокасины, а мою голову украшала свежая белая повязка почти одинакового цвета с моими светлыми волосами. Однако я не мог пока позволить себе уйти.
      — Доктор Грили, — сказал я, — мне вернули почти все — одежду, ключи от машины, бумажник и прочее, но не пушку.
      — Что такое?
      — Служебный кольт 38-го калибра в кобуре.
      — Ах да! Я и забыл! Оружие мы сможем забрать на выходе в сейфе.
      Так мы и поступили. Когда я заплатил по счету, молоденькая медсестра принесла коробку с моим револьвером и кобурой. Я напялил подмышечную кобуру и проверил пушку — пять патронов в своих ячейках и пустой патронник под курком. Я не успел воспользоваться моим тридцать восьмым в схватке с громилами, но, как я догадывался, мне с ними еще предстоит встретиться. Кроме шуток, я был уверен, что этого не избежать.
      Я вышел из парадного подъезда больницы, остановился наверху широкой бетонной лестницы и некоторое время оглядывал улицу Каштанов. Уличные фонари уже горели, и я заметил мужчину, прислонившегося к фонарному столбу в середине квартала. Он не читал газеты или еще чего, просто стоял, прислонившись к столбу. Прямо передо мной, в конце асфальтовой дорожки, ведущей к тротуару, стоял голубой «крайслер». В нем кто-то сидел, но нельзя было разглядеть кто — мужчина или женщина.
      Вероятно, кто-то ожидал кого-то, посещавшего больного. Вероятно. Однако я чуть вытянул револьвер из кобуры, закурил сигарету и постоял еще около двери больницы, оглядываясь и размышляя. Я думал об очень насыщенном дне, проведенном в этом приморском городке, о встреченных мною крутых парнях и здешних женщинах, о нежном лице Бетти и податливом теле Лилит. Я предавался размышлениям об Эмметте Дэйне и Клайде Бароне, о том, как все начиналось...

      В утренней корреспонденции оказалась открытка от Эмметта Дэйна, и, естественно, я схватил ее, не обращая внимания на остальное. Когда принесли почту, я сидел в своем детективном агентстве, расположенном в Гамильтон-Билдинг, в центре Лос-Анджелеса, — трезвый, бодрый, с ясной головой, но без единого клиента. Прочитав открытку, я не был еще уверен, что клиент наклюнулся, а что я поеду в Сиклифф, точно знал и предвкушал радость поездки на этот восхитительный курорт и, конечно, предстоящей встречи с Эмметтом Дэйном.
      Дэйн уникален среди моих знакомых — этакий чудачок в мире средних людей. Человек лет пятидесяти — шестидесяти с колоссальным неуемным любопытством, более энергичный, чем я в свои тридцать, с безграничным вкусом к жизни и наслаждающийся ею острее, чем любой юнец. Он был моим первым клиентом в моем первом расследовании убийства. Одного парня убили и ограбили на Сиклифф-Драйв, недалеко от дома Дэйна. Вместе с другими допросили и его, как ни абсурдна была сама мысль о том, что Дэйн мог кого-нибудь убить и ограбить. Тем не менее он нанял меня, чтобы прояснить дело, и мне повезло. С помощью местных копов я нашел убийцу — головореза по имени Уильям Йорти с богатым уголовным прошлым. Он получил пожизненное заключение — пусть скажет спасибо, что не газовую камеру.

* * *

      В том деле не было ничего особенно, разве что благодаря ему я встретил Дэйна, хорошо узнал его и полюбил. В Сиклиффе Дэйн торговал недвижимостью и стоил больше полумиллиона, чего никак не скажешь, глядя на него. Почти все время он расхаживает в джинсах и тенниске с короткими рукавами, если только не прохлаждается в плавках на пляже.
      Парень, насколько я знаю, не написал ни одного письма за всю свою жизнь, но едва ли проходила неделя, чтобы я не получил от него открытку. Иногда всего лишь пару слов: «Привет! Ты еще не окочурился?» — если я не написал ему ни строчки на протяжении месяца.
      Я перечитал открытку:
      «Есть пиво в холодильнике, кукурузное на льду и блондинка для разогреву. Приезжай пропустить стаканчик. Ландшафт заполнили мазурики. Еще безобразнее, чем ты. Красный Крест нуждается в крови, и мы развернули кампанию, так что захвати свою пукалку».
      Сунув открытку в карман пиджака и смахнув остальную, еще не распечатанную корреспонденцию в ящик письменного стола, я достал, как Дэйн называл мой кольт, «пукалку» и напялил сбрую с кобурой. Открытка Дэйна подействовала на меня, как свежий бриз с моря, и я жаждал вырваться на свободу. Снаружи, этажом ниже, на Бродвее звенели трамваи, гудели автомобили, миллион человечков безумно сновал туда-сюда, спеша на деловые свидания, глотая завтраки на скорую руку и делая еще миллион не важных вещей. Я уже чувствовал, как напряжение оставляет меня при одной мысли о Сиклиффе, раскинувшемся по дуге природной бухты с синевой, простирающейся до горизонта, и о Дэйне, который в данный момент скорее всего сидит на своей солнечной веранде и пьет холодное пиво.
      Я встал и направился к двери. Зазвонил телефон, и я машинально повернулся, но сдержал себя.
      — К черту тебя, механическое чудище! — бросил я и вышел, захлопнув за собой дверь.
      В конце коридора прелестная маленькая милашка по имени Хейзел колдовала на телефонном коммутаторе. Она помахала мне рукой и крикнула:
      — Шелл, тебе звонят!
      Я откликнулся:
      — Тут не осталось сыщиков, моя сладкая. Все уехали на пляж пить пиво и загорать.
      — Но звонят как раз с пляжа, из Сиклиффа.
      — Из Сиклиффа? Я возьму трубку у тебя.
      Сказав «хэлло», я услышал мужской голос:
      — Шелл? Эмметт. Ты можешь приехать немедленно?
      — Разумеется, Эм. Я уже еду. Ты едва застал меня.
      — Будешь здесь к двум часам?
      Я взглянул на часы:
      — Конечно. В чем дело? По твоей открытке не скажешь об особой спешке.
      — Ее и не было, когда я тебе писал. Однако теперь поджимает, как мне кажется. Шелл, помнишь, о чем мы говорили в твой последний приезд сюда? О мазуриках, вкладывающих большие баксы в легальный бизнес? Ну так вот, они уже вломились сюда. Случилось еще кое-что. Ты помнишь Эда Уиста?
      — Вроде видел его у тебя. На обеде?
      — Ага. Пару дней назад он утонул. Несчастный случай. Поэтому я тебе и звоню. Приедешь, я все объясню. Захвати свою «хлопушку».
      — Она при мне, и я уже практически у тебя.
      Попрощавшись, я попросил Хэйзел ждать с нетерпением моего возвращения и слинял.
      Откинув верх в своем «кадиллаке», я мчался к побережью, размышляя над сказанным Дэйном. Он не был легковозбудимым психом и спокойно относился ко многим вещам, однако в нашем телефонном разговоре не было и намека на обычную шутливость. Судя по его тону, действительно происходило нечто весьма неприятное.
      В последний раз мы виделись с ним шесть месяцев назад, а упомянутый им разговор касался синдиката — неслабо сколоченной организации убийц и других преступников, существование которой столь усиленно отрицается... самим синдикатом. Дэйн — тертый калач и не спорил со мной, как другие, свято верящие в то, что в США не может существовать подобная преступная сеть. Однако он не представлял себе истинного масштаба проникновения гангстеров в политические и профсоюзные круги, в общественную и частную жизнь, в легальный бизнес.
      Незадолго до двух часов пополудни я съехал с шоссе 101 и через несколько минут уже увидел внизу Сиклифф — белый и чистенький на берегу бухты. Дэйн жил в большом белом доме на Сиклифф-Драйв — широкой дороге, огибавшей природную дугу бухты. Большинство домов стояло задом к улице и выходило фасадами на океан, но вилла Дэйна была повернута окнами гостиной к улице, а его спальня и кабинет выходили на узкую полоску песка, на которую опирались столбики открытой веранды. Ему нравилось спать под шум прибоя.
      Припарковав машину на подъездной дорожке, я пошел вдоль дома, наслаждаясь прохладой морского бриза. Как я и предполагал, Дэйн сидел на веранде с банкой пива в руке.
      При моем появлении его коричневое от загара лицо оживилось, и он воскликнул:
      — Прячьте жен — высадилась морская пехота!
      — Бывшая морская пехота. Как ты, Эм?
      Он перегнулся через перила веранды и протянул мне руку. Крупный мужчина мощного телосложения с седыми волосами и глубокими морщинами на ястребином лице.
      — Рад видеть тебя, Шелл. Что будешь пить: пиво или бурбон?
      — Ты упомянул блондинку? — Я перепрыгнул через перила — хотелось показать, что я не менее проворен, чем он, и уселся на плетеный стул.
      — А, простая приманка. Я довел ее до помрачения мозгов и отправил в психушку.
      Он достал банку пива из ведра со льдом, открыл ее и протянул мне со словами:
      — Шелл, послушай меня минутку серьезно — я расскажу, что происходит, на мой взгляд. — Он посмотрел на часы. — У нас есть еще полчаса.
      — До чего?
      — Скоро придет непонятный посетитель. — Его лицо стало очень жестким. — Помнишь, ты говорил в последний приезд о том, как действуют мазурики, когда внедряются... во что бы то ни было?
      Дэйн имел в виду, что гангстеры, ищущие законное место для помещения незаконно добытых денег, прибегают к единственно знакомым им гангстерским методам: угрозам, вымогательству, избиениям и даже убийству, когда считают его необходимым. Я кивнул, и Дэйн продолжил:
      — По-моему, именно это здесь и происходит. Они так ловко все проделывают, что даже сейчас я не совсем уверен. Некая группа под названием «Сико» — сокращенние от «Сиклиффская компания развития» — закупила массу участков. Поначалу парни действовали по-тихому: все законно, ничего подозрительного. Первыми купили участки на побережье, объявленные к продаже. Потом стали навещать других владельцев, предлагая им даже больше, чем стоили их участки. Скупили массу земли. Да, черт побери, почему бы и нет? Это были обычные повседневные сделки.
      — Пока все о'кей.
      — И мне до недавнего времени все казалось нормальным, если не принимать во внимание, как много баксов вложила «Сико». Переговоры от ее имени вели люди вполне приличные, даже дружелюбные. Я видел двоих из них — каждый выглядит как местный врач, банкир или бизнесмен. В конце концов они завладели всем, чем могли, таким образом. Настал момент, когда остались только небольшие участки, чьи владельцы не желают продавать ни за какую цену, а крупная собственность принадлежит только трем землевладельцам.
      — Ты один из них?
      — Да. Другие двое — Клайд Барон и Лилит Мэннинг. Позже ты с ними познакомишься. Практически только мы трое и противостоим этой «Сико». Ну и ты. Представители «Сико» говорили с Бароном и со мной, но ничего не добились. Мисс Мэннинг в тот момент не было в городе. После появился новый парень, побеседовал с Бароном и проторчал несколько часов у меня. Самый убедительный тон. Весьма привлекательный и представительный мужчина по фамилии Циммерман. Если бы я хоть чуть-чуть был склонен к продаже, он бы меня точно уговорил. Он даже предложил мне на сто тысяч больше, чем стоит моя земля.
      — Ну и почему ты не продал?
      Дэйн пожал плечами и сделал глоток пива.
      — Здесь я вполне доволен и счастлив. У меня хорошая земля, и она приносит мне неплохой доход. Продай я ее, и налоги сожрут большую часть выручки. К тому же, когда я окочурюсь, хотел бы оставить свои владения Элеоноре и Дженни. Главное, при нашей последней встрече я отказал этому парню наотрез. Молодой красавец как-то сразу ощерился и показался мне чуть ли не образиной. Напоследок он пригрозил: «Ладно, Дэйн. Вы сами напросились». И произнес он это так, что у меня мурашки по спине забегали.
      — Как, говоришь, его зовут?
      — Циммерман. Сразу после того «Сико» изменила свои методы. Несколько дней назад меня посетил здоровенный и очень крутой парень, предложивший мне цену за всю мою недвижимость. За всю! У меня земли примерно на шестьсот тысяч, а он предложил мне всего четверть миллиона. Я рассмеялся ему в лицо, и он рассвирепел. Сказал, мол, нечего смеяться, скоро мне будет не до смеха, если я не поумнею. Так он и выразился, приплел еще Циммермана, мол, сам он не такой добренький.
      — Так в чем его крутость?
      — Не в телесных побоях. Говорил круто. Ну уж и я ему не уступил. Велел убираться. Пообещал иначе зашвырнуть его в океан. — Эм ухмыльнулся. — Вряд ли мне удалось бы, громила однако. Вот это-то меня жутко и рассердило. Я решил разузнать, что вообще происходит, и после разговора с Циммерманом и вторым парнем я навел кое-какие справки. — Он наклонился вперед, положив локти на колени. Линии его серьезного угловатого лица стали еще резче. — Шелл, до того момента я не имел и малейшего понятия о происходящем, не знал и о десятой доле всех продаж, как, спорим, и никто в городе. Но теперь все яснее ясного.
      Он встал и вошел в дом. Вернулся с картой размером примерно в квадратный ярд и разложил ее на столе между нами.
      — Посмотри-ка, что у меня получилось.
      Это была карта Сиклиффа. Множество квадратов и прямоугольников, в основном на побережье, а также и дальше от берега, и в стороне от делового центра, было заштриховано красным карандашом.
      — Красные пятна обозначают недвижимость, скупленную «Сико» за последние два месяца, — объяснил Дэйн. — Столько времени она здесь орудует. Мне очень помогла репортер из местной газеты «Стар» — девушка по имени Бетти. Наши мнения совпадают. Она провела свое расследование: просмотрела сделки купли-продажи и тому подобное. — Он помолчал, потягивая пиво. — Она могла бы быть полезной и тебе, Шелл. Чертовски умная газетчица. Повидай ее по возможности сегодня же и не шарахайся от нее. Может, чуток с приветом, но прекрасная девушка. Она мне, как дочь.
      Из разговора я понял, что с ней стоит познакомиться, раз он так высоко ее ценит. Дэйн был женат, но развелся несколько лет назад. Его жена Элеонора забрала дочку Дженни, которой сейчас, должно быть, около двадцати. Дэйн редко упоминает их и все же наверняка часто думает о них и скучает.
      Несколько секунд он молчал, глядя на океан, потом снова указал на карту:
      — Так вот, я уже тебе говорил, они сменили методы, начали прибегать к силе. Один из участков принадлежал Тому Феллоузу. Он из тех, кто не собирался продавать. Вдруг я встречаю его на улице с рукой на перевязи. Он таки продал и не пожелал сказать мне ни черта, кроме того, что пришло время продавать. Еще один мой приятель — Хэйли Прентис — продал, когда пара амбалов заглянула к нему и завела беседу о его жене и детях. У него их двое — мальчик и девочка. И у моего приятеля создалось впечатление, что с ними может что-то нехорошее случиться, если он не продаст. И он продал. — Нахмурившись, Дэйн сделал паузу. — Ну, как тебе все это?
      — Похоже на силовое давление, Эм. Вне всяких сомнений. Но если парни прибегают к силе, как они надеются выйти сухими из воды? Это же очевидно.
      — В том-то и дело, — возразил он, — что не так уж очевидно. Пока, во всяком случае. Разве что для тебя и меня. Видишь сам — начали-то они втихомолку, пока не раскатали губенки. Грубого обращения не было до последнего времени. Я случайно навел справки и посмотрел, какая складывается картина. Думаю, люди, продавшие свои участки, скорее всего и не подозревают об остальных продажах, а знают только о своей индивидуальной сделке. Однако существует определенная схема. Мне кажется, Шелл, эта банда пытается скупить полгорода. Можно подумать, что здесь не песок, а уран. Если, конечно, они не спятили.
      Дэйн выудил из кармана красный карандаш и заштриховал еще один прямоугольник на карте:
      — В своем большинстве проданные участки были пустынными, а на этом стоит дом, и он оценивается тысяч в восемьдесят. «Сико» добивалась его, но хозяин ни в какую не пожелал продавать. Принадлежал он Эду Уисту, Шелл. Теперь — его вдове. Вернее, принадлежал еще несколько часов назад. Разговаривавший со мной амбал посетил Мэри Уист сегодня утром и купил все чохом за пятьдесят штук.
      — Сегодня утром? Я так понял, Уист только что утонул?
      — Верно. Пару дней тому. Теперь ты имеешь полное представление об этой шайке. Я говорил с Мэри Уист по телефону за полчаса до звонка тебе. — Помолчав минуту, он продолжал: — Шелл, ходят слухи, что Эд утонул, ловя рыбу на Серых скалах. Говорят, его смыла волна со скалы, а одежда и сапоги не дали выплыть. Только вот мы с Эдом часто ловили там рыбу, но всегда закидывали удочки с песка. Он не поднялся бы на те камни и за миллион долларов, всегда предупреждал, что там можно утонуть.
      — Не делаешь ли ты поспешных выводов, Эм? Не представляю себе, чтобы кто-то убил человека из-за паршивого куска пляжа с бунгало.
      — Некоторые выводы можно делать только поспешно. — Дэйн пожал плечами. — Может, Эд был моим слишком близким другом, и у меня от горя нет четкости в мыслях. Однако займись этим, Шелл. Пощупай чертову банду из «Сико».
      — О'кей. Кто в ней завязан? Кто там босс?
      — Никто точно не знает. У них корпорация, а закон требует назвать только трех директоров. О двух я ничего не слышал, а третий — Джим Норрис. Вот тебе и босс. Он не только один из организаторов «Сико», но владелец «Хижины Бродяги». Слыхал про такую?
      — Угу.
      Коктейль-бар «У Бродяги» был моим любимым местом выпивки в городе, но я не встречал там Норриса. Но имя его мне и тогда было знакомо: его считали большой шишкой в определенных кругах.
      — Кто-то скупает массу земли, что само по себе уже не смешно. И мне кажется, я догадываюсь, что стоит за всей операцией. А дело-то большое, на миллионы тянет. — Дэйн показал на карте. — Почти вся недвижимость сосредоточена на побережье. Часть расположена в центре Сиклиффа, но в основном вне делового района. Небольшая полоска на берегу — городской пляж — собственность Сиклиффа. Остальное — в частной собственности, примерно половина принадлежит теперь «Сико», а большая часть второй половины — Барону, мисс Мэннинг и мне. Нас можно назвать крупными землевладельцами. И для того, кто намеревается заграбастать все побережье, мы, естественно, главные мишени. — Дэйн помолчал. — Когда все началось, Лилит находилась на Восточном побережье. После визита того громилы я связался с Бароном и объяснил ему, что, на мой взгляд, происходит. Позже он дозвонился Лилит, она срочно прилетела из Нью-Йорка, мы встретились и обговорили все. Как раз вовремя, ибо вскоре Лилит навестил Циммерман и лез из кожи вон, пытаясь очаровать ее. Хорошо, что мы уже предупредили ее, и она отказалась продавать. Затем на сцене появился тот крутой парень, посетивший и Барона, и мисс Мэннинг. По их словам, он вел себя отвратительно, как и со мной. Кстати, после тебя я позвонил Барону и договорился о нашей встрече у мисс Мэннинг сегодня вечером. Мы отправимся к ней после визита крутого парня. — Он взглянул на часы. — Осталось несколько минут. Я тоже сверил часы: два двадцать семь.
      — Два дня назад он приходил ко мне еще раз. Сказал, что дает мне время до половины третьего сегодня и что мне следует быть готовым к заключению сделки: больше они ждать не намерены. — Он умолк, глядя вдоль дома. — Похоже, его машина.
      Я подошел к краю веранды и посмотрел в сторону улицы. Большой черный «паккард» съехал на обочину. В нем сидели двое или трое мужчин.
      Я вернулся к Дэйну и подтвердил:
      — Явились.
      Хлопнула дверца машины, и на подъездной дорожке послышались шаги.
      Дэйн нахмурился, дернул большим пальцем в сторону двери и велел:
      — О'кей, Шелл. Подожди в доме. Из окна спальни тебе будет видно все, а он тебя не увидит за занавесями. Я поговорю с ним, сколько выдержу. Послушай, потом скажешь, что ты обо всем этом думаешь.
      Я кивнул и скрылся за дверью. Справа от меня, у широкого окна, стояла кровать. Что-то шевельнулось слева и испугало меня, но я тут же сообразил, что это мое собственное отражение в зеркале над туалетным столиком. Я подошел к окну, у которого только что сидел вместе с Дэйном, и увидел громилу, поднимавшегося на веранду.
      Он учтиво произнес:
      — Добрый день, мистер Дэйн. Неплохо вы здесь устроились. Не найдется ли холодного пивка?
      Голос у него был приятный, но сам он вовсе не казался таковым. Примерно пяти футов десяти дюймов, широкий, как оставшийся на улице «паккард». Его красное от солнечного ожога лицо походило на сырой бифштекс с глазами и зубами. Если кто-то и желал прибегнуть к силе, чтобы убедить землевладельцев продать свои участки, он выбрал подходящего представителя. Этот был не мужик, а сплошная гора мышц.
      Дэйн ответил:
      — С полдюжины банок еще осталось, — но даже не пошевелился, чтобы протянуть ему банку.
      Поколебавшись, громила нагнулся и взял банку. Я было подумал, что он просто продавит крышку банки большим пальцем, но он открыл обычным способом, глотнул пива и спросил:
      — Ну так как, мистер Дэйн? Предложение все еще в силе. Ни цента меньше. Вы подумали, как я вас просил?
      — Я подумал. Что-то не припомню вашего имени?
      — Смит. Бен Смит.
      — Ах да, как это я забыл? Прямо и не знаю, мистер Смит. Пожалуй, я все же не буду продавать. Моя собственность стоит гораздо больше четверти миллиона.
      — Вы не врубились. — Смит подтянул стул и сел напротив Дэйна. — Мы осмотрели всю вашу собственность и оценили ее в четверть миллиона. Так что не имеет значения, во сколько оцениваете ее вы. Здоровье человека не подсчитаешь в долларах. Вы ведь предпочитаете здоровье баксам, не так ли, мистер Дэйн?
      — Я не продам вам, сукины дети, и за десять миллионов!
      Дэйн дошел до предела. Под кожей щек у Смита взбугрились желваки, а уголки его рта опустились, когда он выплюнул:
      — Послушай, дед, захлопни пасть. Ты продашь. Все твои друзья продают, разве нет? — Он оскалился. — Тебе, дедуля, не следовало бы так со мной разговаривать. Мы ведь соседи. Сегодня утром я купил участок в двухстах футах отсюда. — И он ткнул большим пальцем в пространство за своей спиной.
      Он говорил о доме Эда Уиста, и Дэйн не выдержал. Он с воплем вскочил со стула и замахнулся сжатым кулаком, целясь в подбородок Смита. Последний даже не встал, только коротко взмахнул своей мясистой рукой и шлепнул тыльной стороной ладони Дэйна по щеке. Того развернуло, и он рухнул. Но, едва коснувшись пола веранды, стал с ревом подниматься.
      Амбал встал. Его рука скользнула под пиджак и выхватила «пушку». Подняв ее над головой, он приготовился обрушить ее на череп Дэйна. Все это заняло не больше двух секунд, и я не успел бы выбраться вовремя на веранду, даже прыгнув в окно. Рванув свой тридцать восьмой из кобуры, я потратил долю секунды на прицеливание и прострелил правое плечо гориллы.
      Он стоял спиной к перилам веранды, и, хотя у пули 38-го калибра не так уж велика кинетическая энергия, ее оказалось более чем достаточно. Он потерял равновесие, ноги уперлись в перила, его перевернуло в воздухе, и он грохнулся вниз, а голова издала отвратительный звук при соприкосновении с бетонной дорожкой.

      Я прыгнул к двери и выбрался на веранду, едва успев остановить Дэйна, вознамерившегося прыгнуть с веранды на потерявшего сознание и распростертого внизу парня. Силой удерживая его, я прокричал:
      — Эй, Эм, охолони! На время он уже вышел из строя.
      — Сукин сын! — Дэйн повторил ругательство раз восемь, словно забыл все остальные слова.
      По дорожке загрохотали быстрые шаги — кто-то бежал к нам от фасада дома.
      — А вот и его подручные! — воскликнул я. — Охолони, Эм!
      Я прислонился к стене, нацелив револьвер на то место, где должен был появиться бегущий... или бегущие. Из-за угла выскочил парень, забуксовал и остановился как вкопанный, увидев неподвижное тело Смита. Высокий костлявый парень с лысиной на макушке и с «пушкой» в правой руке. Вслед за ним появился второй парень, поменьше ростом, тоже размахивающий «пушкой». Оба, несомненно, слышали выстрел и, может, подумали, что разразилась война. Она таки разразилась.
      Наставив кольт на длинного типа, я позвал:
      — Эй!
      Он крутанулся на месте, поднимая правую руку, но увидел ствол, нацеленный прямо на его нос, и уставился на оружие так, будто оно было самой очаровательной игрушкой в мире. Мне не пришлось ничего говорить. Его пальцы разжались, и пистолет 45-го калибра звякнул о бетон. Второй парень стоял ко мне левым боком, неестественно вывернув голову. Увидев мой кольт, он часто-часто заморгал, продолжая тем не менее сжимать свой автоматический пистолет. Он словно продумывал про себя свое следующее движение.
      Я учтиво произнес:
      — Пожалуй, я подстрелю тебя.
      Он явно прекратил мысленные дебаты, и его «пушка» присоединилась к той, что уронил костлявый.
      — Эй! — выкрикнул костлявый. — Он кокнул Реннера.
      — Не думаю, — возразил я. — Не пришил ни одного из вас, пока. А теперь, парни, поднимите своего приятеля и пройдите сюда, в угол веранды. Тихо и культурненько!
      Они схватили Смита, или Реннера, и, кряхтя, поднялись с ним на веранду. Дэйн спустился с крыльца, собрал их «пушки» и, вернувшись, сказал:
      — Позвоню-ка я Бетти. Ей не помешает узнать о случившемся.
      — Заодно вызови и копов.
      Он вошел в дом. Пристально глядя на костлявого, я бросил:
      — Петь будешь ты, раз уж Реннер в отключке. На кого вы пашете и, вообще, какого черта?
      Костлявый встряхнул головой:
      — Мы просто подвезли сюда Реннера. Не знаю, чего он хотел, а ты его подстрелил.
      — Угу. Я задал ему вопрос, а он стал идиотика из себя корчить. — Я снова прицелился в его нос своим тридцать восьмым, и он опять посмотрел как зачарованный, но не произнес ни слова. Молчал и парень поменьше. И на все мои вопросы оба отвечали безучастными взглядами.
      Дэйн вернулся на веранду, и в этот момент Реннер застонал и пошевелился. Минут через пять я услышал, как перед фасадом дома завизжали шины, а в отдалении взвыла сирена. Двухместный коричневый «форд» приткнулся к моему «кадиллаку», и из него кто-то выбрался. По бетонной дорожке простучали каблучки, из-за угла рысью выбежала девушка и поднялась на веранду.
      Некоторые девицы могут взбежать рысью вверх на четыре ступеньки так, что у них ничего не вздрогнет, но эта милашка была явно не из таких. Ростом в пять футов три или четыре дюйма, в строгом сером костюме, затруднявшем точную оценку форм и достоинств ее фигуры, она все равно «звучала на очень привлекательной волне». И что бы там ни скрывалось под ее костюмом, лицо ее заслуживало самого пристального внимания. Лицо необычное, поразительно загорелое, гладкое, мягко обрамленное темными волосами со здоровым блеском и играющими в них солнечными бликами. Из-за очков в черной оправе смотрели светло-карие, почти бежевые глаза. Высокие скулы, одна бровь выгнута выше другой, слегка выпяченные полные губы придавали чертам лица пикантный и чуть проказливый вид.
      — Что тут происходит? — спросила она.
      — Су... парень нокаутировал меня, а Шелл аккуратно продырявил его. Это надо было видеть, Бетти, — его перебросило через перила, — сказал Дэйн.