Проснулся я в полной темноте, с тупой пульсирующей болью в затылке и будто разрывающимся от каждого вздоха боком, лежал тихо и смирно, пытаясь сообразить, где я. Слабый, слегка тошнотворный запах эфира и дезинфекции воскресил в моей памяти сиделку в белой униформе и слишком бодренького доктора. И я вспомнил: больница «Мэннинг-мемориал» в Сиклиффе, палата номер 48. А пациент я, Шелл Скотт, частный сыщик, немного покалеченный. Меня колотило от ярости, когда я засыпал, ярость не покинула меня и сейчас, только стала огромнее и мощнее. С минуту я воспроизводил в памяти отвратительный оскал зубов головореза, которого я видел последним до того, как он и его подручные сделали меня. И спрашивал себя, ну, не убить ли малыша Джима Норриса, спустившего их на меня? Потом я протянул руку к лампе на прикроватном столике, зажег ее и нажал кнопку вызова сиделки.
      Вместо нее явился доктор — улыбчивый, черноволосый садист по фамилии Грили. Мы уже встречались — Грили и я — вскоре после того, как я очнулся здесь, а он ошупывал меня. Ощупывал и ощупывал до опупения. Во мне чуть меньше шести футов и двух дюймов роста и чуть больше двухсот фунтов веса, и этот тип не смог найти во мне ни одного фунта, ни одного дюйма, оставшегося неповрежденным, что, похоже, доставило ему откровенное удовольствие.
      Доктор вошел в дверь с широкой улыбкой, видимо в предвкушении очередного ощупывания.
      — Так, так! Как мы себя чувствуем, мистер Скотт?
      — Не имею ни малейшего понятия, как вы, а я — ужасно.
      Он засмеялся так, как имеют обыкновение смеяться врачи:
      — Хе-хе-хе! Вам повезло более, чем я полагал. Легкое сотрясение мозга и трещина в одном ребре, — он хохотнул опять, — не считая — хе-хе-хе! — кровоподтеков.
      — Ну-ну, не лопните от смеха, — предостерег я. — Где моя одежда?
      Он поджал губы:
      — Она вам не понадобится еще дня три-четыре, мистер Скотт. Вы нуждаетесь в покое.
      — Гораздо больше я нуждаюсь кое в чем другом, и я ухожу.
      Он нахмурился:
      — Я так до сих пор и не понял, что за несчастный случай с вами приключился?
      — Я же сказал вам, что не было никакого несчастного случая. Меня отдубасили гангстеры, и колотили разными предметами, в том числе и автомобилем.
      — У нас в Сиклиффе нет гангстеров.
      — Ого, знали бы вы, сколько их здесь! Кстати, вскоре некоторых из них доставят в вашу больницу, и ваш больничный бизнес будет сильно процветать. Да! Долго ли я пробыл у вас? У меня какое-то смазанное представление о времени.
      — Вас нашли в бессознательном состоянии в вашей машине у входа в больницу поздно вечером в понедельник, а сейчас вечер среды. — Он взглянул на свои часы. — Семь вечера. Ваша машина запаркована на больничной автостоянке.
      Два дня. Многое могло случиться, пока я прохлаждался тут. Может, даже имело место еще одно убийство?
      — Мне хотелось бы получить свою одежду, доктор.
      Он потер свой подбородок:
      — Я не могу заставить вас остаться, мистер Скотт, но считаю своим профессиональным долгом предупредить, что вы поступаете весьма неразумно. Конечно, я наложил вам бандаж на грудь, однако одного удара достаточно, чтобы ребро сломалось и проткнуло ваше легкое. Вы догадываетесь о последствиях? К тому же, если еще разок вас стукнут по черепу, — по тому же самому месту, где было сотрясение, — это может убить вас. А мы ведь не хотим смерти, а?
      — Нет, мы точно не хотим смерти. Моя одежда, доктор?
      Он пожал плечами:
      — Ну что ж, хе-хе-хе! Это будут ваши похороны.
      Через несколько минут на мне уже был мой серый габардиновый костюм, на моих ногах — мокасины, а мою голову украшала свежая белая повязка почти одинакового цвета с моими светлыми волосами. Однако я не мог пока позволить себе уйти.
      — Доктор Грили, — сказал я, — мне вернули почти все — одежду, ключи от машины, бумажник и прочее, но не пушку.
      — Что такое?
      — Служебный кольт 38-го калибра в кобуре.
      — Ах да! Я и забыл! Оружие мы сможем забрать на выходе в сейфе.
      Так мы и поступили. Когда я заплатил по счету, молоденькая медсестра принесла коробку с моим револьвером и кобурой. Я напялил подмышечную кобуру и проверил пушку — пять патронов в своих ячейках и пустой патронник под курком. Я не успел воспользоваться моим тридцать восьмым в схватке с громилами, но, как я догадывался, мне с ними еще предстоит встретиться. Кроме шуток, я был уверен, что этого не избежать.
      Я вышел из парадного подъезда больницы, остановился наверху широкой бетонной лестницы и некоторое время оглядывал улицу Каштанов. Уличные фонари уже горели, и я заметил мужчину, прислонившегося к фонарному столбу в середине квартала. Он не читал газеты или еще чего, просто стоял, прислонившись к столбу. Прямо передо мной, в конце асфальтовой дорожки, ведущей к тротуару, стоял голубой «крайслер». В нем кто-то сидел, но нельзя было разглядеть кто — мужчина или женщина.
      Вероятно, кто-то ожидал кого-то, посещавшего больного. Вероятно. Однако я чуть вытянул револьвер из кобуры, закурил сигарету и постоял еще около двери больницы, оглядываясь и размышляя. Я думал об очень насыщенном дне, проведенном в этом приморском городке, о встреченных мною крутых парнях и здешних женщинах, о нежном лице Бетти и податливом теле Лилит. Я предавался размышлениям об Эмметте Дэйне и Клайде Бароне, о том, как все начиналось...

      В утренней корреспонденции оказалась открытка от Эмметта Дэйна, и, естественно, я схватил ее, не обращая внимания на остальное. Когда принесли почту, я сидел в своем детективном агентстве, расположенном в Гамильтон-Билдинг, в центре Лос-Анджелеса, — трезвый, бодрый, с ясной головой, но без единого клиента. Прочитав открытку, я не был еще уверен, что клиент наклюнулся, а что я поеду в Сиклифф, точно знал и предвкушал радость поездки на этот восхитительный курорт и, конечно, предстоящей встречи с Эмметтом Дэйном.
      Дэйн уникален среди моих знакомых — этакий чудачок в мире средних людей. Человек лет пятидесяти — шестидесяти с колоссальным неуемным любопытством, более энергичный, чем я в свои тридцать, с безграничным вкусом к жизни и наслаждающийся ею острее, чем любой юнец. Он был моим первым клиентом в моем первом расследовании убийства. Одного парня убили и ограбили на Сиклифф-Драйв, недалеко от дома Дэйна. Вместе с другими допросили и его, как ни абсурдна была сама мысль о том, что Дэйн мог кого-нибудь убить и ограбить. Тем не менее он нанял меня, чтобы прояснить дело, и мне повезло. С помощью местных копов я нашел убийцу — головореза по имени Уильям Йорти с богатым уголовным прошлым. Он получил пожизненное заключение — пусть скажет спасибо, что не газовую камеру.

* * *

      В том деле не было ничего особенно, разве что благодаря ему я встретил Дэйна, хорошо узнал его и полюбил. В Сиклиффе Дэйн торговал недвижимостью и стоил больше полумиллиона, чего никак не скажешь, глядя на него. Почти все время он расхаживает в джинсах и тенниске с короткими рукавами, если только не прохлаждается в плавках на пляже.
      Парень, насколько я знаю, не написал ни одного письма за всю свою жизнь, но едва ли проходила неделя, чтобы я не получил от него открытку. Иногда всего лишь пару слов: «Привет! Ты еще не окочурился?» — если я не написал ему ни строчки на протяжении месяца.
      Я перечитал открытку:
      «Есть пиво в холодильнике, кукурузное на льду и блондинка для разогреву. Приезжай пропустить стаканчик. Ландшафт заполнили мазурики. Еще безобразнее, чем ты. Красный Крест нуждается в крови, и мы развернули кампанию, так что захвати свою пукалку».
      Сунув открытку в карман пиджака и смахнув остальную, еще не распечатанную корреспонденцию в ящик письменного стола, я достал, как Дэйн называл мой кольт, «пукалку» и напялил сбрую с кобурой. Открытка Дэйна подействовала на меня, как свежий бриз с моря, и я жаждал вырваться на свободу. Снаружи, этажом ниже, на Бродвее звенели трамваи, гудели автомобили, миллион человечков безумно сновал туда-сюда, спеша на деловые свидания, глотая завтраки на скорую руку и делая еще миллион не важных вещей. Я уже чувствовал, как напряжение оставляет меня при одной мысли о Сиклиффе, раскинувшемся по дуге природной бухты с синевой, простирающейся до горизонта, и о Дэйне, который в данный момент скорее всего сидит на своей солнечной веранде и пьет холодное пиво.
      Я встал и направился к двери. Зазвонил телефон, и я машинально повернулся, но сдержал себя.
      — К черту тебя, механическое чудище! — бросил я и вышел, захлопнув за собой дверь.
      В конце коридора прелестная маленькая милашка по имени Хейзел колдовала на телефонном коммутаторе. Она помахала мне рукой и крикнула:
      — Шелл, тебе звонят!
      Я откликнулся:
      — Тут не осталось сыщиков, моя сладкая. Все уехали на пляж пить пиво и загорать.
      — Но звонят как раз с пляжа, из Сиклиффа.
      — Из Сиклиффа? Я возьму трубку у тебя.
      Сказав «хэлло», я услышал мужской голос:
      — Шелл? Эмметт. Ты можешь приехать немедленно?
      — Разумеется, Эм. Я уже еду. Ты едва застал меня.
      — Будешь здесь к двум часам?
      Я взглянул на часы:
      — Конечно. В чем дело? По твоей открытке не скажешь об особой спешке.
      — Ее и не было, когда я тебе писал. Однако теперь поджимает, как мне кажется. Шелл, помнишь, о чем мы говорили в твой последний приезд сюда? О мазуриках, вкладывающих большие баксы в легальный бизнес? Ну так вот, они уже вломились сюда. Случилось еще кое-что. Ты помнишь Эда Уиста?
      — Вроде видел его у тебя. На обеде?
      — Ага. Пару дней назад он утонул. Несчастный случай. Поэтому я тебе и звоню. Приедешь, я все объясню. Захвати свою «хлопушку».
      — Она при мне, и я уже практически у тебя.
      Попрощавшись, я попросил Хэйзел ждать с нетерпением моего возвращения и слинял.
      Откинув верх в своем «кадиллаке», я мчался к побережью, размышляя над сказанным Дэйном. Он не был легковозбудимым психом и спокойно относился ко многим вещам, однако в нашем телефонном разговоре не было и намека на обычную шутливость. Судя по его тону, действительно происходило нечто весьма неприятное.
      В последний раз мы виделись с ним шесть месяцев назад, а упомянутый им разговор касался синдиката — неслабо сколоченной организации убийц и других преступников, существование которой столь усиленно отрицается... самим синдикатом. Дэйн — тертый калач и не спорил со мной, как другие, свято верящие в то, что в США не может существовать подобная преступная сеть. Однако он не представлял себе истинного масштаба проникновения гангстеров в политические и профсоюзные круги, в общественную и частную жизнь, в легальный бизнес.
      Незадолго до двух часов пополудни я съехал с шоссе 101 и через несколько минут уже увидел внизу Сиклифф — белый и чистенький на берегу бухты. Дэйн жил в большом белом доме на Сиклифф-Драйв — широкой дороге, огибавшей природную дугу бухты. Большинство домов стояло задом к улице и выходило фасадами на океан, но вилла Дэйна была повернута окнами гостиной к улице, а его спальня и кабинет выходили на узкую полоску песка, на которую опирались столбики открытой веранды. Ему нравилось спать под шум прибоя.
      Припарковав машину на подъездной дорожке, я пошел вдоль дома, наслаждаясь прохладой морского бриза. Как я и предполагал, Дэйн сидел на веранде с банкой пива в руке.
      При моем появлении его коричневое от загара лицо оживилось, и он воскликнул:
      — Прячьте жен — высадилась морская пехота!
      — Бывшая морская пехота. Как ты, Эм?
      Он перегнулся через перила веранды и протянул мне руку. Крупный мужчина мощного телосложения с седыми волосами и глубокими морщинами на ястребином лице.
      — Рад видеть тебя, Шелл. Что будешь пить: пиво или бурбон?
      — Ты упомянул блондинку? — Я перепрыгнул через перила — хотелось показать, что я не менее проворен, чем он, и уселся на плетеный стул.
      — А, простая приманка. Я довел ее до помрачения мозгов и отправил в психушку.
      Он достал банку пива из ведра со льдом, открыл ее и протянул мне со словами:
      — Шелл, послушай меня минутку серьезно — я расскажу, что происходит, на мой взгляд. — Он посмотрел на часы. — У нас есть еще полчаса.
      — До чего?
      — Скоро придет непонятный посетитель. — Его лицо стало очень жестким. — Помнишь, ты говорил в последний приезд о том, как действуют мазурики, когда внедряются... во что бы то ни было?
      Дэйн имел в виду, что гангстеры, ищущие законное место для помещения незаконно добытых денег, прибегают к единственно знакомым им гангстерским методам: угрозам, вымогательству, избиениям и даже убийству, когда считают его необходимым. Я кивнул, и Дэйн продолжил:
      — По-моему, именно это здесь и происходит. Они так ловко все проделывают, что даже сейчас я не совсем уверен. Некая группа под названием «Сико» — сокращенние от «Сиклиффская компания развития» — закупила массу участков. Поначалу парни действовали по-тихому: все законно, ничего подозрительного. Первыми купили участки на побережье, объявленные к продаже. Потом стали навещать других владельцев, предлагая им даже больше, чем стоили их участки. Скупили массу земли. Да, черт побери, почему бы и нет? Это были обычные повседневные сделки.
      — Пока все о'кей.
      — И мне до недавнего времени все казалось нормальным, если не принимать во внимание, как много баксов вложила «Сико». Переговоры от ее имени вели люди вполне приличные, даже дружелюбные. Я видел двоих из них — каждый выглядит как местный врач, банкир или бизнесмен. В конце концов они завладели всем, чем могли, таким образом. Настал момент, когда остались только небольшие участки, чьи владельцы не желают продавать ни за какую цену, а крупная собственность принадлежит только трем землевладельцам.
      — Ты один из них?
      — Да. Другие двое — Клайд Барон и Лилит Мэннинг. Позже ты с ними познакомишься. Практически только мы трое и противостоим этой «Сико». Ну и ты. Представители «Сико» говорили с Бароном и со мной, но ничего не добились. Мисс Мэннинг в тот момент не было в городе. После появился новый парень, побеседовал с Бароном и проторчал несколько часов у меня. Самый убедительный тон. Весьма привлекательный и представительный мужчина по фамилии Циммерман. Если бы я хоть чуть-чуть был склонен к продаже, он бы меня точно уговорил. Он даже предложил мне на сто тысяч больше, чем стоит моя земля.
      — Ну и почему ты не продал?
      Дэйн пожал плечами и сделал глоток пива.
      — Здесь я вполне доволен и счастлив. У меня хорошая земля, и она приносит мне неплохой доход. Продай я ее, и налоги сожрут большую часть выручки. К тому же, когда я окочурюсь, хотел бы оставить свои владения Элеоноре и Дженни. Главное, при нашей последней встрече я отказал этому парню наотрез. Молодой красавец как-то сразу ощерился и показался мне чуть ли не образиной. Напоследок он пригрозил: «Ладно, Дэйн. Вы сами напросились». И произнес он это так, что у меня мурашки по спине забегали.
      — Как, говоришь, его зовут?
      — Циммерман. Сразу после того «Сико» изменила свои методы. Несколько дней назад меня посетил здоровенный и очень крутой парень, предложивший мне цену за всю мою недвижимость. За всю! У меня земли примерно на шестьсот тысяч, а он предложил мне всего четверть миллиона. Я рассмеялся ему в лицо, и он рассвирепел. Сказал, мол, нечего смеяться, скоро мне будет не до смеха, если я не поумнею. Так он и выразился, приплел еще Циммермана, мол, сам он не такой добренький.
      — Так в чем его крутость?
      — Не в телесных побоях. Говорил круто. Ну уж и я ему не уступил. Велел убираться. Пообещал иначе зашвырнуть его в океан. — Эм ухмыльнулся. — Вряд ли мне удалось бы, громила однако. Вот это-то меня жутко и рассердило. Я решил разузнать, что вообще происходит, и после разговора с Циммерманом и вторым парнем я навел кое-какие справки. — Он наклонился вперед, положив локти на колени. Линии его серьезного угловатого лица стали еще резче. — Шелл, до того момента я не имел и малейшего понятия о происходящем, не знал и о десятой доле всех продаж, как, спорим, и никто в городе. Но теперь все яснее ясного.
      Он встал и вошел в дом. Вернулся с картой размером примерно в квадратный ярд и разложил ее на столе между нами.
      — Посмотри-ка, что у меня получилось.
      Это была карта Сиклиффа. Множество квадратов и прямоугольников, в основном на побережье, а также и дальше от берега, и в стороне от делового центра, было заштриховано красным карандашом.
      — Красные пятна обозначают недвижимость, скупленную «Сико» за последние два месяца, — объяснил Дэйн. — Столько времени она здесь орудует. Мне очень помогла репортер из местной газеты «Стар» — девушка по имени Бетти. Наши мнения совпадают. Она провела свое расследование: просмотрела сделки купли-продажи и тому подобное. — Он помолчал, потягивая пиво. — Она могла бы быть полезной и тебе, Шелл. Чертовски умная газетчица. Повидай ее по возможности сегодня же и не шарахайся от нее. Может, чуток с приветом, но прекрасная девушка. Она мне, как дочь.
      Из разговора я понял, что с ней стоит познакомиться, раз он так высоко ее ценит. Дэйн был женат, но развелся несколько лет назад. Его жена Элеонора забрала дочку Дженни, которой сейчас, должно быть, около двадцати. Дэйн редко упоминает их и все же наверняка часто думает о них и скучает.
      Несколько секунд он молчал, глядя на океан, потом снова указал на карту:
      — Так вот, я уже тебе говорил, они сменили методы, начали прибегать к силе. Один из участков принадлежал Тому Феллоузу. Он из тех, кто не собирался продавать. Вдруг я встречаю его на улице с рукой на перевязи. Он таки продал и не пожелал сказать мне ни черта, кроме того, что пришло время продавать. Еще один мой приятель — Хэйли Прентис — продал, когда пара амбалов заглянула к нему и завела беседу о его жене и детях. У него их двое — мальчик и девочка. И у моего приятеля создалось впечатление, что с ними может что-то нехорошее случиться, если он не продаст. И он продал. — Нахмурившись, Дэйн сделал паузу. — Ну, как тебе все это?
      — Похоже на силовое давление, Эм. Вне всяких сомнений. Но если парни прибегают к силе, как они надеются выйти сухими из воды? Это же очевидно.
      — В том-то и дело, — возразил он, — что не так уж очевидно. Пока, во всяком случае. Разве что для тебя и меня. Видишь сам — начали-то они втихомолку, пока не раскатали губенки. Грубого обращения не было до последнего времени. Я случайно навел справки и посмотрел, какая складывается картина. Думаю, люди, продавшие свои участки, скорее всего и не подозревают об остальных продажах, а знают только о своей индивидуальной сделке. Однако существует определенная схема. Мне кажется, Шелл, эта банда пытается скупить полгорода. Можно подумать, что здесь не песок, а уран. Если, конечно, они не спятили.
      Дэйн выудил из кармана красный карандаш и заштриховал еще один прямоугольник на карте:
      — В своем большинстве проданные участки были пустынными, а на этом стоит дом, и он оценивается тысяч в восемьдесят. «Сико» добивалась его, но хозяин ни в какую не пожелал продавать. Принадлежал он Эду Уисту, Шелл. Теперь — его вдове. Вернее, принадлежал еще несколько часов назад. Разговаривавший со мной амбал посетил Мэри Уист сегодня утром и купил все чохом за пятьдесят штук.
      — Сегодня утром? Я так понял, Уист только что утонул?
      — Верно. Пару дней тому. Теперь ты имеешь полное представление об этой шайке. Я говорил с Мэри Уист по телефону за полчаса до звонка тебе. — Помолчав минуту, он продолжал: — Шелл, ходят слухи, что Эд утонул, ловя рыбу на Серых скалах. Говорят, его смыла волна со скалы, а одежда и сапоги не дали выплыть. Только вот мы с Эдом часто ловили там рыбу, но всегда закидывали удочки с песка. Он не поднялся бы на те камни и за миллион долларов, всегда предупреждал, что там можно утонуть.
      — Не делаешь ли ты поспешных выводов, Эм? Не представляю себе, чтобы кто-то убил человека из-за паршивого куска пляжа с бунгало.
      — Некоторые выводы можно делать только поспешно. — Дэйн пожал плечами. — Может, Эд был моим слишком близким другом, и у меня от горя нет четкости в мыслях. Однако займись этим, Шелл. Пощупай чертову банду из «Сико».
      — О'кей. Кто в ней завязан? Кто там босс?
      — Никто точно не знает. У них корпорация, а закон требует назвать только трех директоров. О двух я ничего не слышал, а третий — Джим Норрис. Вот тебе и босс. Он не только один из организаторов «Сико», но владелец «Хижины Бродяги». Слыхал про такую?
      — Угу.
      Коктейль-бар «У Бродяги» был моим любимым местом выпивки в городе, но я не встречал там Норриса. Но имя его мне и тогда было знакомо: его считали большой шишкой в определенных кругах.
      — Кто-то скупает массу земли, что само по себе уже не смешно. И мне кажется, я догадываюсь, что стоит за всей операцией. А дело-то большое, на миллионы тянет. — Дэйн показал на карте. — Почти вся недвижимость сосредоточена на побережье. Часть расположена в центре Сиклиффа, но в основном вне делового района. Небольшая полоска на берегу — городской пляж — собственность Сиклиффа. Остальное — в частной собственности, примерно половина принадлежит теперь «Сико», а большая часть второй половины — Барону, мисс Мэннинг и мне. Нас можно назвать крупными землевладельцами. И для того, кто намеревается заграбастать все побережье, мы, естественно, главные мишени. — Дэйн помолчал. — Когда все началось, Лилит находилась на Восточном побережье. После визита того громилы я связался с Бароном и объяснил ему, что, на мой взгляд, происходит. Позже он дозвонился Лилит, она срочно прилетела из Нью-Йорка, мы встретились и обговорили все. Как раз вовремя, ибо вскоре Лилит навестил Циммерман и лез из кожи вон, пытаясь очаровать ее. Хорошо, что мы уже предупредили ее, и она отказалась продавать. Затем на сцене появился тот крутой парень, посетивший и Барона, и мисс Мэннинг. По их словам, он вел себя отвратительно, как и со мной. Кстати, после тебя я позвонил Барону и договорился о нашей встрече у мисс Мэннинг сегодня вечером. Мы отправимся к ней после визита крутого парня. — Он взглянул на часы. — Осталось несколько минут. Я тоже сверил часы: два двадцать семь.
      — Два дня назад он приходил ко мне еще раз. Сказал, что дает мне время до половины третьего сегодня и что мне следует быть готовым к заключению сделки: больше они ждать не намерены. — Он умолк, глядя вдоль дома. — Похоже, его машина.
      Я подошел к краю веранды и посмотрел в сторону улицы. Большой черный «паккард» съехал на обочину. В нем сидели двое или трое мужчин.
      Я вернулся к Дэйну и подтвердил:
      — Явились.
      Хлопнула дверца машины, и на подъездной дорожке послышались шаги.
      Дэйн нахмурился, дернул большим пальцем в сторону двери и велел:
      — О'кей, Шелл. Подожди в доме. Из окна спальни тебе будет видно все, а он тебя не увидит за занавесями. Я поговорю с ним, сколько выдержу. Послушай, потом скажешь, что ты обо всем этом думаешь.
      Я кивнул и скрылся за дверью. Справа от меня, у широкого окна, стояла кровать. Что-то шевельнулось слева и испугало меня, но я тут же сообразил, что это мое собственное отражение в зеркале над туалетным столиком. Я подошел к окну, у которого только что сидел вместе с Дэйном, и увидел громилу, поднимавшегося на веранду.
      Он учтиво произнес:
      — Добрый день, мистер Дэйн. Неплохо вы здесь устроились. Не найдется ли холодного пивка?
      Голос у него был приятный, но сам он вовсе не казался таковым. Примерно пяти футов десяти дюймов, широкий, как оставшийся на улице «паккард». Его красное от солнечного ожога лицо походило на сырой бифштекс с глазами и зубами. Если кто-то и желал прибегнуть к силе, чтобы убедить землевладельцев продать свои участки, он выбрал подходящего представителя. Этот был не мужик, а сплошная гора мышц.
      Дэйн ответил:
      — С полдюжины банок еще осталось, — но даже не пошевелился, чтобы протянуть ему банку.
      Поколебавшись, громила нагнулся и взял банку. Я было подумал, что он просто продавит крышку банки большим пальцем, но он открыл обычным способом, глотнул пива и спросил:
      — Ну так как, мистер Дэйн? Предложение все еще в силе. Ни цента меньше. Вы подумали, как я вас просил?
      — Я подумал. Что-то не припомню вашего имени?
      — Смит. Бен Смит.
      — Ах да, как это я забыл? Прямо и не знаю, мистер Смит. Пожалуй, я все же не буду продавать. Моя собственность стоит гораздо больше четверти миллиона.
      — Вы не врубились. — Смит подтянул стул и сел напротив Дэйна. — Мы осмотрели всю вашу собственность и оценили ее в четверть миллиона. Так что не имеет значения, во сколько оцениваете ее вы. Здоровье человека не подсчитаешь в долларах. Вы ведь предпочитаете здоровье баксам, не так ли, мистер Дэйн?
      — Я не продам вам, сукины дети, и за десять миллионов!
      Дэйн дошел до предела. Под кожей щек у Смита взбугрились желваки, а уголки его рта опустились, когда он выплюнул:
      — Послушай, дед, захлопни пасть. Ты продашь. Все твои друзья продают, разве нет? — Он оскалился. — Тебе, дедуля, не следовало бы так со мной разговаривать. Мы ведь соседи. Сегодня утром я купил участок в двухстах футах отсюда. — И он ткнул большим пальцем в пространство за своей спиной.
      Он говорил о доме Эда Уиста, и Дэйн не выдержал. Он с воплем вскочил со стула и замахнулся сжатым кулаком, целясь в подбородок Смита. Последний даже не встал, только коротко взмахнул своей мясистой рукой и шлепнул тыльной стороной ладони Дэйна по щеке. Того развернуло, и он рухнул. Но, едва коснувшись пола веранды, стал с ревом подниматься.
      Амбал встал. Его рука скользнула под пиджак и выхватила «пушку». Подняв ее над головой, он приготовился обрушить ее на череп Дэйна. Все это заняло не больше двух секунд, и я не успел бы выбраться вовремя на веранду, даже прыгнув в окно. Рванув свой тридцать восьмой из кобуры, я потратил долю секунды на прицеливание и прострелил правое плечо гориллы.
      Он стоял спиной к перилам веранды, и, хотя у пули 38-го калибра не так уж велика кинетическая энергия, ее оказалось более чем достаточно. Он потерял равновесие, ноги уперлись в перила, его перевернуло в воздухе, и он грохнулся вниз, а голова издала отвратительный звук при соприкосновении с бетонной дорожкой.

      Я прыгнул к двери и выбрался на веранду, едва успев остановить Дэйна, вознамерившегося прыгнуть с веранды на потерявшего сознание и распростертого внизу парня. Силой удерживая его, я прокричал:
      — Эй, Эм, охолони! На время он уже вышел из строя.
      — Сукин сын! — Дэйн повторил ругательство раз восемь, словно забыл все остальные слова.
      По дорожке загрохотали быстрые шаги — кто-то бежал к нам от фасада дома.
      — А вот и его подручные! — воскликнул я. — Охолони, Эм!
      Я прислонился к стене, нацелив револьвер на то место, где должен был появиться бегущий... или бегущие. Из-за угла выскочил парень, забуксовал и остановился как вкопанный, увидев неподвижное тело Смита. Высокий костлявый парень с лысиной на макушке и с «пушкой» в правой руке. Вслед за ним появился второй парень, поменьше ростом, тоже размахивающий «пушкой». Оба, несомненно, слышали выстрел и, может, подумали, что разразилась война. Она таки разразилась.
      Наставив кольт на длинного типа, я позвал:
      — Эй!
      Он крутанулся на месте, поднимая правую руку, но увидел ствол, нацеленный прямо на его нос, и уставился на оружие так, будто оно было самой очаровательной игрушкой в мире. Мне не пришлось ничего говорить. Его пальцы разжались, и пистолет 45-го калибра звякнул о бетон. Второй парень стоял ко мне левым боком, неестественно вывернув голову. Увидев мой кольт, он часто-часто заморгал, продолжая тем не менее сжимать свой автоматический пистолет. Он словно продумывал про себя свое следующее движение.
      Я учтиво произнес:
      — Пожалуй, я подстрелю тебя.
      Он явно прекратил мысленные дебаты, и его «пушка» присоединилась к той, что уронил костлявый.
      — Эй! — выкрикнул костлявый. — Он кокнул Реннера.
      — Не думаю, — возразил я. — Не пришил ни одного из вас, пока. А теперь, парни, поднимите своего приятеля и пройдите сюда, в угол веранды. Тихо и культурненько!
      Они схватили Смита, или Реннера, и, кряхтя, поднялись с ним на веранду. Дэйн спустился с крыльца, собрал их «пушки» и, вернувшись, сказал:
      — Позвоню-ка я Бетти. Ей не помешает узнать о случившемся.
      — Заодно вызови и копов.
      Он вошел в дом. Пристально глядя на костлявого, я бросил:
      — Петь будешь ты, раз уж Реннер в отключке. На кого вы пашете и, вообще, какого черта?
      Костлявый встряхнул головой:
      — Мы просто подвезли сюда Реннера. Не знаю, чего он хотел, а ты его подстрелил.
      — Угу. Я задал ему вопрос, а он стал идиотика из себя корчить. — Я снова прицелился в его нос своим тридцать восьмым, и он опять посмотрел как зачарованный, но не произнес ни слова. Молчал и парень поменьше. И на все мои вопросы оба отвечали безучастными взглядами.
      Дэйн вернулся на веранду, и в этот момент Реннер застонал и пошевелился. Минут через пять я услышал, как перед фасадом дома завизжали шины, а в отдалении взвыла сирена. Двухместный коричневый «форд» приткнулся к моему «кадиллаку», и из него кто-то выбрался. По бетонной дорожке простучали каблучки, из-за угла рысью выбежала девушка и поднялась на веранду.
      Некоторые девицы могут взбежать рысью вверх на четыре ступеньки так, что у них ничего не вздрогнет, но эта милашка была явно не из таких. Ростом в пять футов три или четыре дюйма, в строгом сером костюме, затруднявшем точную оценку форм и достоинств ее фигуры, она все равно «звучала на очень привлекательной волне». И что бы там ни скрывалось под ее костюмом, лицо ее заслуживало самого пристального внимания. Лицо необычное, поразительно загорелое, гладкое, мягко обрамленное темными волосами со здоровым блеском и играющими в них солнечными бликами. Из-за очков в черной оправе смотрели светло-карие, почти бежевые глаза. Высокие скулы, одна бровь выгнута выше другой, слегка выпяченные полные губы придавали чертам лица пикантный и чуть проказливый вид.
      — Что тут происходит? — спросила она.
      — Су... парень нокаутировал меня, а Шелл аккуратно продырявил его. Это надо было видеть, Бетти, — его перебросило через перила, — сказал Дэйн.
      Бетти взглянула на меня, жестко сжав губы, молча и вовсе не улыбаясь. Я-то ожидал, что она наградит меня широкой улыбкой, и сам уже ухмылялся до ушей.
      Дэйн кратко ввел ее в курс дела, и она делала быстрые пометки в маленьком блокнотике. Сирена приблизилась и смолкла только перед домом. В следующее мгновение к нам присоединились двое полицейских — оба в форме, один — тяжеловатый сержант за тридцать, другой — стройный, тонколицый патрульный лет двадцати пяти.
      Они поднялись на веранду, и сержант спросил:
      — В чем, черт побери, дело? Дэйн, звонил ты?
      Он был широк в кости, но жира в нем было явно больше, чем мышц. Лицо обвисло, темные круги под глазами. Говорил он так, словно привык задавать вопросы из-под слепящей лампы. Второй, хоть и моложе и стройнее, тоже выглядел усталым и невыспавшимся. Он лениво оперся о перила, небрежно держа в руке служебный револьвер. Если бы у меня был выбор, я бы вызвал любую другую пару копов.
      Дэйн кивнул, и я рассказал сержанту о происшедшем. Они назвались: детектив-сержант Карвер и полицейский Блэйк. Более молодой Блэйк надел наручники на двух непострадавших парней, пока Карвер осматривал плечо Реннера. Я сообщил сержанту все и даже подноготную происходящего в городе.
      — Вы говорите, что этот парень чуть не оглушил Дэйна?
      — Определенно. Я сообщил вам, все, что знаю. Вне всяких сомнений, была попытка оказать силовое давление, чтобы вынудить Дэйна продать его участок.
      Он пожал плечами:
      — Ограничьтесь, пожалуйста, только тем, что случилось, приятель. Остальное я вычислю сам. — Он склонился над Реннером, который уже сидел, зажимая левой рукой рану на правом плече, и спросил: — Ну, приятель, что за дела?
      Реннер свирепо вытаращился на копа, потом перевел взгляд на меня, как будто собирался плюнуть, но не проронил ни слова. Карвер повторил свой вопрос и, не получив ответа, отвесил Реннеру отменную оплеуху сначала по одной щеке, затем по другой. Проделал он это внезапно, жестко и одновременно как-то небрежно. И равнодушно бросил:
      — Я задал тебе вопрос, дружок.
      Реннер тупо пялился. Карвер сказал:
      — Поговорим в участке.
      Он грубо развернул Реннера, выкрутил руки за спину и защелкнул наручники на кистях. Из раны на плече у громилы еще сильнее заструилась кровь.
      Я раскрыл было рот, но Бетти опередила меня:
      — Вы хотите упоминание в репортаже, Карвер? Я начну: сержант Карвер с типичной жестокостью...
      Он встал, уставился на нее:
      — Какого черта вы тут делаете? — и обратился к Дэйну: — Вы позвонили ей раньше, чем нам?
      — После вас, — ответил Дэйн. — Вы имеете что-нибудь против?
      Карвер пожал плечами. Полицейские собрали безнадзорное оружие и запихали трех головорезов в патрульную машину. Вдруг Карвер вернулся, подошел ко мне, раскрыл небольшой блокнот в черной обложке, занес над ним огрызок карандаша и спросил:
      — Так ты сыщик, а?
      — Верно. — И я показал ему свое удостоверение.
      — Что ты тут делаешь?
      Я нахмурился:
      — Какое это имеет значение?
      Он усмехнулся:
      — Откуда мне знать, пока я не спросил? Не артачься, приятель.
      Вмешался Дэйн:
      — Я пригласил его в гости, Карвер. Он оказался здесь, когда заявились эти парни. Весьма кстати.
      Карвер опять обратился ко мне:
      — О'кей, парень хотел оглоушить Дэйна. Тебе пришлось стрелять? Иначе остановить его ты никак не мог?
      Тип начал доставать меня, и я постарался ответить не менее противным тоном:
      — Иначе не мог. Просто не было времени.
      — Посмотрим на твою «пушку».
      Достав кольт из кобуры, я протянул его ему. Он откинул барабан, осмотрел его и вернул мне со словами:
      — Будь поосторожнее с этой штукой, приятель. С такой не до шуточек. В Сиклиффе не любят тех, кто стреляет в людей.
      — Вот как? Значит, я должен был позволить той обезьяне раскроить Дэйну череп?
      — Ты знаешь, что я имею в виду, приятель.
      — Не уверен. А зовут меня Скотт.
      Он ухмыльнулся и обратился к Дэйну:
      — Вы собираетесь подать жалобу?
      — Я-то подам непременно, — вмешался я. — Кстати, меня не удивит, если по крайней мере один из них сидел. Может, они все трое уголовники? И у них у всех было оружие, так что...
      — Уголовное преступление. Уж не собираешься ли ты подсказывать мне мои обязанности?
      — О, ради Бога, сержант! — Я умолк. Еще немного, и я врежу ему, будь он хоть трижды коп. Пока же я добавил: — Вы желаете, чтобы я подписал жалобу сию минуту?
      — В любое время. Но сегодня хоть один из вас должен явиться в управление.
      Похоже, он получил всю необходимую информацию, поэтому спустился с веранды и завернул за угол, бросив через плечо:
      — Полегче там со служебным револьвером. Я уже говорил, нам в Сиклиффе не нравятся крутые парни.
      Я с изумлением воззрился на Дэйна и на девушку, прислонившуюся к двери:
      — Что его так гложет?
      — Он вообще такой, — отозвался Дэйн. — Знаешь, ведет себя так, словно весь мир ополчился против него. Второй не чище, просто молчаливее. Тут их называют братьями. Не потому что родственники — просто они постоянно вдвоем.
      — Мистер Скотт, — заговорила Бетти, — теперь, когда полицейские ушли, скажите: вам действительно нужно было стрелять в того человека? — Она пристально глядела на меня из-за очков с каким-то странным выражением на весьма привлекательном лице.
      — Ну, — запнулся я, — сколько раз я должен...
      Дэйн прервал меня:
      — Расслабьтесь, вы оба. Если бы Шелл промедлил, Бетти, мне бы раскроили череп.
      Девушка улыбнулась ему — она и вправду становилась очаровательной, когда переставала строить из себя деловую женщину. А мне сказала:
      — Извините, мистер Скотт. Просто я не нахожу ничего забавного в игре с оружием.
      — Ошибочное употребление термина, золотце! Это вовсе не было игрой. И я сам не нахожу ничего хорошего в ней. — Я улыбнулся Бетти. — Так будем друзьями, а?
      Улыбка исчезла с ее лица, но она не спускала с меня глаз.
      — Да, разумеется. Я... — Она замолчала.
      Была в ее облике какая-то напряженность, словно она нервничала или смущалась. Однако, сообразил я, не каждый день молодая девушка видит истекающих кровью парней на верандах, усыпанных «пушками».
      — Пора возвращаться в редакцию. — Она бросила быстрый взгляд на Дэйна, стремительно спустилась по ступенькам и завернула за угол.
      Я услышал, как отъезжает машина.
      — Я собирался сообщить тебе побольше о Бетти. — Дэйн нахмурился. — Но не успел. Она была помолвлена с солдатом, погибшим в Корее. Это случилось полтора года назад, а она так и не может прийти в себя. С тех пор она практически не общается с мужчинами. У нее развилось нечто вроде фобии к оружию, к любому проявлению насилия. Не здорово, но ее не переубедишь. Слов не хватит. Она должна справиться с этим сама. Однако чертовски неприятно.
      Помолчав с минуту, он спросил:
      — Ну, что ты думаешь теперь о моих сумасбродных догадках?
      — Не такие уж они и сумасбродные.
      Он посмотрел на часы:
      — Хочу познакомить тебя с Бароном и мисс Мэннинг. Мы уже опаздываем.
      Раньше я слышал о Лилит Мэннинг, вернее о Мэннингах. Что-то вроде местных Рокфеллеров или Морганов, верхушка общественной пирамиды в Сиклиффе. Старшие Мэннинги, ныне покойные, были возмутительно богаты и оставили большую часть своей собственности городу: больницу «Мэннинг-мемориал», упомянутый Дэйном городской пляж, культурный центр, даже музей.
      Кроме собственности, завещанной Сиклиффу, много земли и недвижимости было оставлено фонду Лилит Мэннинг, созданному ее родителями незадолго до смерти. В этой благотворительной организации Дэйн, как я знал, был членом совета директоров.
      — Лилит странновата, Шелл, — начал, рассказывать Дэйн па дороге. — Она училась в частных школах на Востоке, и Сиклифф почему-то никогда ей не нравился. Обретается она в основном в Нью-Йорке или за границей. Но сейчас она здесь. Я познакомился с ней несколько дней назад — вместе с Бароном завтракали у нее, обсуждая нынешний бардак. Нужно было такому приключиться, когда она наконец появилась в городе.
      — Ты говорил, что им обоим, как и тебе, предложили продать собственность. Что же их удержит от этого? Сам говорил, что девице Мэннинг не нравится Сиклифф.
      — Во-первых, им предложили только половину настоящей цены. Меня самого это беспокоит, Шелл. Барон-то меня не очень тревожит. Здесь его дом, у него положение: он активист общественных организаций, член коллегии адвокатов и вместе со мной входит в совет директоров фонда Лилит Мэннинг. К тому же он прекрасный человек, с твердым характером, и, как и я, жаждет не пустить сюда банду. Мисс Мэннинг уверяет, по крайней мере пока, что и не подумает ничего продавать чертовой «Сико». Однако трудно сказать, как она поступит, если ей предложат большую сумму. На женщину легче надавить. — Он помолчал, потом медленно проговорил: — Знаешь, если они уступят «Сико», я останусь едва ли не единственным крупным владельцем недвижимости. В руках мазуриков окажется почти все. Как это тебе, Шелл? Целый город в руках гангстеров?
      — Таков, пожалуй, их следующий логичный шаг, Эм.
      Он посерьезнел еще больше:
      — Если такое происходит в Сиклиффе, это же может случиться где угодно. Где угодно!
      Загородное поместье Мэннингов находилось в трех-четырех милях от города и в полумиле от океана. Большая вилла одиноко торчала на склоне холма, чуть в стороне от Винсент-стрит, словно белое чудовище или, скорее, шрам на зеленом, усыпанном редкими деревьями откосе. Мы въехали на подъездную аллею, образующую как бы дугу перед особняком на просторном, но слегка заросшем газоне. Да и сам особняк явно нуждался в покраске и обновлении.
      — Однако усадьба хиреет, — заметил я.
      — Так здесь же никто не живет. Всего несколько дней, как вернулась Лилит. Смотритель бывает примерно раз в неделю, но и он не очень-то за домом присматривает. А вот и Барон.
      Я припарковался на ответвлении подъездной аллеи, у боковой стены особняка. От его тыльной стены к нам направлялся высокий мужчина. Он махнул рукой и, приблизившись к машине, сказал:
      — Привет, Эмметт. Мы уже заждались.
      Я выбрался из-за руля и обошел машину, пока Дэйн объяснял:
      — Случилась небольшая задержка. Сейчас все расскажу. Клайд, это Шелл Скотт.
      Барон повернулся и протянул мне руку:
      — Как поживаете, мистер Скотт? Рад, что вы с нами.
      Лет сорока пяти, с тщательно причесанными, чуть поседевшими волосами, красивый мужчина с правильными, слегка мясистыми чертами лица и голубыми глазами. Широкоплечий, но немного полноватый.
      — Лилит в доме? — спросил Дэйн.
      — За домом, у бассейна, приготовила стол с сандвичами. — Он ухмыльнулся. — Не очень-то они аппетитны. Лилит не научилась готовить, и даже сандвичи у нее не получаются. Зато есть пиво.
      По дороге, когда мы шли к тыльной стороне особняка, Барон сказал мне:
      — У бассейна мы можем расслабиться. Несмотря на все свое богатство, Лилит ведет себя отнюдь не формально.
      И тут я узрел Лилит.
      — Эм, черт, почему ты меня не предупредил?

      Не знаю уж почему, но у меня сложился некий образ мисс Мэннинг, а мое предвзятое мнение о ней сыграло со мной злую шутку. Я знал, что она жутко богата, воспитана в частных школах, не любит Сиклифф и, значит, «слишком хороша» для городка. Словом, я представлял ее эдакой солидной сорокалетней дамой с тяжелым клинообразным лицом-колуном.
      И я оказался не прав. Ей предстояло прожить еще лет пятнадцать до возраста, который я ей положил, а лицо ее отнюдь не походило на страшный колун. В первую очередь, мне бросилось в глаза, как ее обтягивает купальник и как обольстительно он выпячивает кое-что. Высокая блондинка, примерно пяти футов восьми дюймов ростом, с чудесно скомпонованными плотью и костями так, что чудилось, будто костей нет вовсе — тела лучше быть не может!
      Она выбралась из бассейна и расслабленно ожидала нас, положив руки на бедра.
      Когда мы приблизились, она произнесла:
      — Привет, Эмметт! — Потом перевела свои ясные голубые глаза на меня: — Вы, должно быть, Шелл Скотт?
      — Привет! Ага. Как поживаете? — залепетал я.
      — Я знала, что Эмметт пригласил сыщика, — проговорила она приятным грудным голосом, — но, боюсь, была предубеждена против вас. Почему-то я представляла себе эдакого маленького человечка, который посыпает все вокруг порошком, ищет отпечатки пальцев, крадется тенью за людьми, надвинув шляпу на брови. Знаете ли, иными словами уцененный Шерлок Холмс. — Она улыбнулась. — Уж точно не думала, что вы такой большой.
      — Если откровенно, мисс Мэннинг, я тоже не ожидал... э... ну... в общем, вы превзошли мои ожидания.
      — Не желаете ли сандвич? — спросила она.
      — Лилит, — встрял Барон, — у тебя паршивые сандвичи.
      — Я с удовольствием съем сандвич, — ответил я.
      Она рассмеялась, да и Барон хохотнул и сказал:
      — Помните, я вас предупредил.
      Мы все последовали за ней к маленькому столику рядом с бассейном и перекусили. Сандвичи были ужасны, но я мужественно съел целых четыре.
      Пока мы их поглощали и запивали пивом, Дэйн рассказал о случившемся в его доме.
      — Буду искренен, — вмешался Барон. — Меня они пугают. Не нравится мне общаться с людьми, которые размахивают «пушками». — Он повернулся ко мне. — Естественно, я не имею в виду вас, мистер Скотт. Очень рад, что вы на нашей стороне. Я говорю о тех, других. Разговаривавший со мной парень вел себя весьма воинственно, я и представить себе такого не мог. — Он сделал паузу. — Какая-то фантастика! Не понимаю, как у нас может происходить подобное?
      — Как я и говорил Шеллу, Клайд, — заговорил Дэйн, — в городе пока не понимают, что происходит. До сих пор речь шла о серии изолированных сделок. Едва ли кто слышал о «Сиклиффской компании развития», кроме тех, кому были сделаны предложения о продаже участков. Но и они не знают о других сделках и что за ними стоит.
      — Боюсь, и я не понимаю, что там за всем этим? — признался Барон.
      Дэйн привез свою карту и разложил ее так, чтобы Барон и Лилит увидели общую картину.
      — Я отметил усадьбы, проданные в последнее время, — те, о которых я знаю. Почти все они расположены на берегу, поблизости от делового центра, а некоторые в самом центре. Береговые участки по обе стороны города оценены сегодня около двух миллионов долларов, а может, больше. Более половины из них принадлежит вам, Лилит, и мне. Помните, пару лет назад некоторые из нас, владельцев, попытались приспособить участки для коммерческих целей? И как нам грубо отказали?
      Я заметил, что Барон чуть не выронил вставленные челюсти — так он был напуган, а Лилит открыла рот от изумления.
      — В чем дело-то? — спросил я.
      Дэйн посмотрел на меня и вновь заговорил:
      — У меня не было времени объяснить тебе, Шелл. Как прекрасно понимают Барон и Лилит, если прибрежные участки превратить в доходные кварталы, их цена сразу же подскочит вдвое, а то и впятеро.
      — Ты хочешь сказать, что они будут стоить уже не два, а, к примеру, восемь миллионов? — спросил я.
      — Вполне возможно. Теперь ты сам видишь, почему банда «Сико» жаждет заполучить здесь землю.
      — Ага, причина — в нескольких миллионах, — подтвердил я.
      Барон подключился к разговору:
      — Идея коммерциализации вполне правдоподобна, Эмметт, должен признать. — Он криво усмехнулся. — Если превратить побережье в доходные кварталы, землевладельцы получат колоссальные сверхприбыли. Тем более нам следует удержать наши владения.
      — Разумеется, — согласился Дэйн. — Однако не это главное. Мы не можем позволить гангстерам отобрать силой наши владения. Даже если мы лично извлечем из этого выгоду, ее ненадолго хватит. Вы прекрасно знаете, что у нас не будет ни малейшего шанса переиграть преступный синдикат. Если только мы позволим им окопаться, укрепиться. Мы должны — если удастся — остановить их сейчас, пока они еще слабы.
      Барон кивнул, и Дэйн продолжил:
      — У тебя, Клайд, больше возможностей проверить идею коммерциализации. Ты хорошо знаешь мэра и шефа полиции и пользуешься большим, чем я, влиянием. Вместе с Лилит ты можешь развернуть широкое расследование.
      — Верно, — откликнулся Барон. — Сегодня же постараюсь разузнать все, что можно. — Он взглянул на Лилит. — Вы знаете, где зарыты некоторые из тел, Лилит. Поможете мне откопать их?
      — С радостью.
      Однако, судя по ее виду, ее не очень-то привлекала мысль о том, что ей придется прилагать усилия. В самом деле, что там для нее какой-то миллион долларов? Она взглянула на меня с легкой усмешкой:
      — А вы, мистер Скотт, почему так мрачно молчите? Что скажете?
      — Все это не совсем по моей линии. Я ведь думаю как сыщик. — Я взглянул на Барона. — Что за копы в вашем городе? Каков ваш мэр? Любая банда, пытающаяся проникнуть в город, захватить его, нуждается в местной поддержке, в чьей-то протекции.
      Барон задумчиво потер подбородок:
      — Тут я мало чем помогу. Я хорошо знаю шефа полиции Турмонда и могу поручиться за него. Может, он и не идеальный полицейский, но, во всяком случае, он абсолютно честен. Если бы он знал о жульничестве и коррупции, то искоренил бы их. Однако я плохо знаю других офицеров.
      — Ну что ж, я разнюхаю в округе, что смогу, — сказал я. — И повидаю этого Джима Норриса. Вы что-нибудь знаете о нем?
      Лилит отрицательно покачала головой, а Барон заметил:
      — Только то, что он связан с отвратительными типами, возможно преступниками. Слышал, что некоторые его партнеры по коктейль-бару «У Бродяги» с уголовным прошлым.
      Мы беседовали еще минут пятнадцать, то взвинчивая себя, то настраивая на энтузиазм и надежды. Действительно, исходя из того, что мы знали, мы прикидывали, что нам будет нетрудно положить конец происходящим неприятностям. Жульничество было столь очевидно, что казалось вполне возможным упрятать всех мазуриков за решетку. Что ж, и я могу ошибаться.
      Наконец мы все встали и направились в сторону моего «кадиллака». Мы с Лилит шли сзади, она положила руку на мое плечо и, когда Барон и Дэйн приблизились к машине, просто сказала:
      — Сожалею, что мы встретились при таких неблагоприятных обстоятельствах, мистер Скотт, но очень рада нашему знакомству. Надеюсь, в следующую нашу встречу происходящее будет менее гнетущим.
      — И я надеюсь, что мы еще пообщаемся.
      — Странная фраза. Я имею в виду это «пообщаемся». Мы говорим столько вещей, которые не подразумевают буквально ничего, не правда ли? «Заскочу»... «С глаз долой»... «Пообщаемся».
      — Ага. Ну, мне надо бежать. Ух, я заско... пообща...
      Черт! Я вернусь.
      Она рассмеялась:
      — Ну а я поплаваю еще. Как бы там ни было, я рада, что вы будете помогать нам. Вы выглядите весьма внушительно.
      Я усмехнулся:
      — Для чего?
      Она скорчила гримасу:
      — Для чего угодно, я полагаю. До свидания, мистер Скотт.
      — До свидания, мисс Мэннинг.
      — Лилит.
      — Пока, Лилит.
      Она повернулась и пошла. Я пристально следил, как она достигла бортика бассейна и то ли нырнула, то ли просто наклонилась вперед и отдалась земному притяжению. Со щелчком я захлопнул слюнявую от вожделения пасть и подошел к «кадиллаку».

      Когда я подвез Дэйна к его дому, он спросил:
      — Когда ты думаешь вернуться?
      Было уже три тридцать.
      — В шесть, может, в семь, — ответил я. — Побываю у копов, побеседую с парнями, которых ты упомянул, включая Норриса. Осмотрюсь в городе.
      — Думаю, ты заметишь изменения в Сиклиффе, Шелл. Пообедаем у меня, а?
      — Конечно, Эм. Пока.
      — Обожди минуточку. — Он зашел в дом, быстро вернулся с конвертом и бросил его в открытое окно машины. — Мы еще не говорили о баксах, Шелл. Этого тебе пока хватит.
      — Ради Бога, Эм! Не волнуйся ты...
      — Вали отсюда! Нужны мне эти деньги? Купи себе пива. — С этим он и ушел.
      По дороге в город я открыл конверт — в нем лежал чек на пять тысяч долларов. В самый раз — на пиво!
      Полицейский участок размещался в приземистом бетонном здании на углу Десятой и улицы Вязов. Шеф полиции Уоллес Турмонд сидел в своем кабинете, куря сигарету и читая газету.
      Когда он пригласил меня присесть, что-то в нем мне показалось отдаленно знакомым. Среднего роста, грузный, с бледным лицом, с дымчато-серыми глазами под редкими бровями и остатками каштановых волос на черепе, придающими его облику странную истощенность. На вид добродушный, немного чванливый, словом, мелкотравчатый коп. Я назвался и предъявил свою лицензию, а он откинулся на спинку вращающегося кресла.
      — Скотт? Не был ли ты здесь по тому кошмарному делу Дэйна в... когда это было? В сорок восьмом?
      — В сорок седьмом. — Теперь я его вспомнил. Тогда он был молодым лейтенантом Турмондом, и я встречался с ним, когда работал на Дэйна. — Привет! Я тебя сразу и не признал.
      Он ухмыльнулся и потянулся через стол пожать мою руку.
      — Немного располнел. — Он похлопал себя по животу. — Что привело тебя сюда, Скотт?
      — Да вот, справку хотел получить. А у тебя хорошая память, шеф.
      — Спасибо. Такая уж у меня работа. Ты опять пашешь на Дэйна?
      Я вспомнил Барона и Лилит и сказал:
      — Отчасти. Ну, я подпишу жалобу на тех парней, что сидят тут у вас. Кстати, могу я с ними перекинуться парой слов?
      — Да ведь их нет, Скотт. Мы их зарегистрировали и вынуждены были отпустить под залог. Пришел адвокат и...
      — Что?
      Он прищурился и спокойно повторил:
      — Адвокат появился почти одновременно с ними. Сам знаешь, мы не могли их задерживать дольше.
      — Вот как? Черт, они не пробыли тут и часа и...
      На сей раз он прервал меня:
      — Минутку, Скотт. Сам хотел поговорить с тобой об этой заварухе. Сержант Карвер сообщил мне, что случилось. У меня есть объяснение Реннера, но нет твоего. Напиши-ка его сейчас.
      Я чуть было не пустил струю огня через нос, но заставил себя успокоиться и рассказать ему все, как было. Постарался ничего не упустить: и про «Сиклиффскую компанию развития», и про коммерциализацию участков, и про то, как Реннер едва не раскроил голову Дэйну, словом, про все.
      Когда я закончил, шеф полиции Турмонд закрыл свои бледные глазки, потом медленно открыл их.
      — Смотри, что получается, — наконец проговорил он. — Мне Реннер рассказал, что Дэйн первым напал на него, когда он спокойно беседовал с ним, и ему пришлось прибегнуть к самозащите. И тут вдруг кто-то стрельнул в него. Он не видел — ни кто, ни откуда. Просто его продырявили, и все. Сейчас сержант Карвер сообщил мне, что ты рассказал о случившемся.
      Мне совсем не понравился его тон, и я встал. А он продолжал, все так же растягивая слова:
      — И твоя версия совпадает с рассказанной Карвером. Однако она противоречит другой. Садись. Но есть закон, и у человека есть право. Садись, я сказал.
      Я был так близок к тому, чтобы не плюхнуться от злости ему на голову, что мне потребовалось несколько секунд, чтобы побороть свое побуждение и опуститься наконец на стул.
      — И что дальше? — поинтересовался я.
      Он нахмурился:
      — Не знаю. Пока ты не представил мне никаких доказательств. Все здесь притянуто за уши. Насколько я знаю, «Сико» принадлежит местным бизнесменам. И пока они не нарушили ни одного закона.
      — Есть хоть одна жалоба от продавших землю?
      — Ни одной. Однако история занимательная. Добудь мне какое-нибудь доказательство существования сговора, и мы заполним всю здешнюю тюрьму. А так я ничего не могу поделать. И ты это прекрасно знаешь.
      — Вы не проверили их на счет уголовного прошлого?
      — Здесь на них ничего нет. От ФБР мы тоже ничего не слышали.
      — Может, еще услышите. Один вопрос: не было ли чего-нибудь подозрительного в смерти Эда Уиста? Это точно был несчастный случай?
      — Ты серьезно?
      — Угу. Вскрытие делали?
      — Вскрытие?! Чего ради? За каким чертом кому-то могло понадобиться убивать старину Уиста? Что это ты надумал, Скотт? — Шеф полиции был явно сбит с толку.
      — Его вдова продала сегодня свой дом «Сиклиффской компании развития», той самой, которая пока не нарушила ни одного закона. Это навело меня на мысль.
      Он сидел и пялился на меня, вероятно размышляя про свои дела.
      Я спросил:
      — У вас есть рапорты о появлении в городе известных уголовников? Нет ли наплыва иногородних гангстеров?
      Он хохотнул:
      — В Сиклиффе? Не переноси сюда Лос-Анджелес, Скотт. У нас чудесный, чистый и спокойный город. Никаких проблем. Разве что несколько залетных пройдох в летнее время.
      Я встал и сказал:
      — Достаточно, пожалуй. Полагаю, ты понимаешь, что отпущенные тобой три головореза не питают теплых чувств ко мне. Ставлю шесть против одного, что они сделают мне дырку между глаз при малейшей возможности.
      Он покачал головой:
      — Вы, частные сыщики, похожи друг на друга. Драматизируете все, делаете из мухи слона.
      Я наклонился над его столом:
      — Что, ты думаешь, они делают со своими «пушками», которые всегда у них под рукой? Ковыряют ими вместо зубочисток в зубах?
      Помолчав немного, он попрощался:
      — Рад видеть тебя снова, Скотт.
      — Ага. — Я повернулся и пошел к двери, но внезапно вспомнил кое-что. Скорее всего, напрасная трата времени, однако я все же спросил: — Еще одно. Как я слышал, Джим Норрис большая шишка в «Сико». Это так, по вашим сведениям?
      — Может быть. Кажется, его имя упоминалось.
      — У него были проблемы с законом?
      — Только не у нас! И нигде, насколько мне известно.
      — Привет, приятель! Ты наконец явился, — услышал я за своей спиной и по второму слову понял, кто это.
      Повернувшись, я воскликнул:
      — О, сержант Карвер! Бесподобный слуга закона! Если Реннер прострелит мне голову, ты ведь допросишь его, а?
      Карвер нахмурился, его мясистые щеки чуть обвисли, а обведенные темными кругами глаза слегка закосили.
      — Уж не напоминаешь ли ты мне опять о моих обязанностях, приятель?
      — Нет. Но я скажу тебе одну вещь: назови меня еще раз приятелем, и я посмотрю, насколько крутые копы произрастают в этом городе.
      Он пророкотал:
      — Изыди, Скотт! — и прошмыгнул мимо меня к шефу полиции.
      Я колебался только секунду и потом поспешил вон из участка. Задержись я на пару секунд, чего доброго, я атаковал бы всю полиции Сиклиффа. Мне неожиданно пришло в голову, что вряд ли я дождусь помощи от столпа честности по имени Турмонд.
      Около часа я провел в центре города и убедился, что он здорово изменился. Он уже не походил на то место, где я проводил отпуск всего шесть месяцев назад. Тогда он был чистым, тихим и мирным. Все были дружелюбны, улыбчивы и беззаботны. Любили пошутить. Еще и сейчас можно было видеть те же лица, те же улыбки, здания, улицы, все детали были те же. Однако Сиклифф казался мне уже иным.
      Бары заполняли рыгающие мужчины и бесстыдно почесывающиеся женщины, на перекрестках ошивались крутые юнцы, провожающие девушек вульгарными звуками и скабрезными шуточками. Были и мужики постарше, которые никак никуда не вписывались, но особенно много было парней с жесткими и скучающими физиономиями.
      За полчаса я без труда сделал ставки в двух табачных лавочках и нашел массу игорных автоматов. Я даже узнал нескольких мазуриков из Лос-Анджелеса: толкача наркоты, обаятельного мошенника, обжуливающего доверчивых, и похитителя драгоценностей по имени Сэмми. При таком обилии мазуриков мне не хотелось таскать с собой чек на пять штук. Поэтому я нацарапал на конверте адрес своего банка в Лос-Анджелесе и отправил чек по почте.
      В баре «Горгона», куда я заскочил выпить пива и оглядеться, мне попался на глаза некий Джеймс по прозвищу Пити, Петерсон, «медвежатник», с которым я несколько раз сталкивался в Лос-Анджелесе. В жизни его интересовали только две вещи: женщины и деньги. Лучше и то и другое вместе. Он вполне мог располагать нужными мне сведениями. Он знал мое имя и род занятий, и у нас с ним никогда не было проблем. Поэтому я надеялся, что он не откажется побеседовать со мной. Я купил ему выпивку и сказал:
      — Пити, далековато ты забрался от дома.
      Он пожал плечами, взял стакан и произнес без всякого выражения на безобразном лице:
      — Мой дом там, где я бросаю свою шляпу.
      — Кругом полно лос-анджелесских ребят. Я уже видел Блица Француза и Сэмми Мороженщика. Тут большой аттракцион, а?
      — Неплохое местечко для каникул, как я слышал.
      — Так ты на каникулах?
      — Ага. В Лос-Анджелесе стало горячо, а тут, я слышал, морской бриз. — Он покосился на меня. — Прошел шумок, что ты в городе. Тебе чего?
      — Знаешь что-нибудь о Джиме Норрисе?
      — Ничего интересного для тебя.
      — Даже за баксы?
      Он вздохнул:
      — Лишняя монета мне не помешала бы. Но я ни фига не знаю. Только его имя.
      — Важная птица?
      — Так я слышал.
      — Самая важная?
      Он пожал плечами:
      — Вряд ли.
      Больше ничего ценного он не сообщил мне, кроме того, что Норрис болтается в этом баре или «У Бродяги». По его словам, Сиклифф давал отличное укрытие. В Лос-Анджелесе же для Пити стало «горячо» из-за вскрытого им сейфа. Он поблагодарил меня за выпивку, и я слинял.
      Еще полчаса я потратил на поиски и беседы с двумя упомянутыми Дэйном парнями: Томом Феллоузом и Хэйлом Прентисом. Феллоуз оказался маленьким, испуганным человечком лет сорока пяти, в очках без оправы, со сломанной рукой на черной перевязи. Мне он сказал только, что продал дом и что руку сломал в случайном падении. Прентис был более разговорчив. Свою виллу он оценивал в двадцать пять тысяч, но быстро согласился на двадцать, когда три мордоворота — судя по его описанию, те же самые, что навестили Дэйна, — намекнули, что может кое-что приключиться «нехорошее с семьей».
      Прентис с женой и двумя детьми собирался покинуть город. Ни Прентис, ни Феллоуз не обращались в полицию и, несмотря на мои увещевания в том духе, что одно-два заявления имели бы большое значение, были вовсе не намерены жаловаться на что-либо. Без четверти пять я очутился у двухэтажного здания газеты «Стар» и в надежде застать Бетти зашел внутрь.
      Небольшая газетенка с собственной типографией на втором этаже.
      В редакционном зале на первом этаже стояло полдюжины письменных столов. Три двери в дальней стене вели в личные кабинеты. Бетти я застал в последний момент.
      Она стояла за своим столом, держа очки в одной руке и потирая пальцами другой глаз, так что не сразу увидела меня. Ее плотный серый жакет висел на высокой вешалке, стоявшей позади нее.
      — Привет! — сказал я, и она взглянула на меня снизу вверх.
      Когда я встретил Бетти у Дэйна, она показалась мне весьма привлекательной своей необычной и мягкой красотой. А сейчас меня поразило, насколько лучше смотрелось ее лицо без очков. Не говоря о груди, лишенной камуфляжа серого жакета! Но меня больше интересовало, не изменилось ли ее отношение ко мне — веселого пока в нем было мало.
      Какое-то мгновение она таращилась на меня своими светло-карими глазами со слабой улыбкой на темном от загара лице.
      — О, здравствуйте, мистер Скотт! — Она тут же водрузила на нос очки, накинула на себя серый жакет и плюхнулась на стул.
      — Дэйн говорил, что вы могли бы просветить меня относительно здешних дел. Не подскажете ли, где найти миссис Уист? Я не смог ее разыскать.
      — Миссис Уист помогает людям из Красного Креста в развернутой ими кампании по донорству. Думаю, ей это даст возможность отвлечься. Она, наверное, на Главной улице, там, где городская трибуна. Эмметт позвонил мне, сказал, что вы наверняка заглянете. Я навела кое-какие справки в связи с его версией коммерциализации. Вы ведь в курсе?
      Кивнув, я взгромоздился на угол ее письменного стола:
      — Как раз хотел расспросить вас об этом. Предположим, мафия проникла в город, захватывает землю и планирует разбить ее на доходные участки ради получения сверхприбылей. Она не сделала бы и шага, не будучи уверена в том, что ее планы встретят одобрение. Так кого им надо было законтачить, подкупить, на кого надавать? Кого подмять под себя?
      Она ответила без запинки:
      — Им полагается подать заявление о коммерциализации в городскую плановую комиссию, которая должна рассмотреть его, дать свое заключение и направить на рассмотрение городского совета. Совет передает его на заключение главному архитектору, но это не обязательно. Главный в плановой комиссии — председатель, в городском совете — мэр. Так что сами можете сообразить: нужно подкупить или взять под контроль председателя плановой комиссии и некоторых ее членов, а также мэра или, по крайней мере, несколько советников. Вполне осуществимая задача.
      — И она, похоже, была осуществлена. Благодарю. Теперь передо мной открывается простор для поиска. — Я соскользнул со стола. — Так миссис Уист на трибуне Красного Креста? Я вообще-то видел их помост. В своей открытке Эмметт упомянул кампанию кровопускания, но я думал, он шутит. Что-то новенькое?
      — Своеобразная проба. Некоторые граждане посчитали это плохим вкусом. Ну, знаете, публичные призывы сдавать кровь, громкоговорители, речи и все такое прочее. И все же решили опробовать здесь, в Сиклиффе.
      — И никто не знает точного определения плохого вкуса, а?
      Она улыбнулась:
      — Пожалуй.
      Улыбка красила ее, и я попытался сказать ей об этом:
      — Бетти, вы замечательно красивы, когда улыбаетесь. Я вижу вашу первую настоящую улыбку... — улыбка на ее лице тут же погасла, — вернее, видел, — уточнил я.
      — Пожалуйста, не надо! — как-то беспощадно воззвала она, вставая.
      — Рабочий день кончился? — спросил я.
      — Да.
      — Подвезти вас?
      — Мне недалеко. — Она подняла на меня глаза, прикусив губу.
      — Послушайте, Бетти, вы так смотрите на меня, словно я Джек Потрошитель. Я вовсе не собираюсь укусить вас. — Я широко улыбнулся ей. — Во всяком случае, без разрешения. Я не знаю миссис Уист. Вы помогли бы мне, если бы...
      — Ладно! — выпалила она. — Поехали.
      Я придержал перед ней дверцу «кадиллака», и она села со словами:
      — А вы, оказывается, джентльмен?
      — Не делайте поспешных выводов. Я поступаю так по привычке и из боязни общественного порицания. Будь я посмелее, заставил бы вас влезть в машину прямо через окно.
      Я испугался, что опять что-то сморозил и что ее лицо снова станет каким-то странно застылым, но она лишь тряхнула головой и произнесла возмущенным тоном:
      — Ну и ну!
      Мы быстро проскочили четыре квартала до Главной улицы, где между Четвертой и Пятой улицами Красный Крест воздвиг деревянный помост длиной в двадцать квадратных футов, возвышавшийся футов на шесть над мостовой и занявший почти весь тротуар. Его каркас был обтянут со всех сторон материей. На двух углах были установлены громкоговорители, молчавшие в тот момент.
      Пока я парковался рядом с помостом, Бетти пояснила:
      — Кампания начинается послезавтра, в среду, и продлится четыре дня до субботы включительно. Красный Крест никогда не проводил ничего подобного, но мне идея понравилась, и я даже опубликовала несколько заметок о ней в «Стар». Если здесь получится, весьма возможно, что подобные кампании будут организованы и в больших городах.
      Мы вылезли из машины и подошли к помосту. Бетти подсказала:
      — Миссис Уист должна быть позади помоста, где они заканчивают приготовления.
      В полой части помоста, с тыльной стороны, фанерой была выгорожена комнатка. Мы вошли туда и увидели одного мужчину и трех женщин, расставлявших какие-то бутылочки и приборы на полочках, прибитых к одной из стенок. Бетти показала мне миссис Уист, сидевшую за столом. Хрупкая седовласая леди укладывала в стопки отпечатанные типографским способом формуляры.
      Бетти представила меня ей как детектива, работающего на Эмметта Дэйна, и я сказал:
      — Хотелось бы поговорить с вами о вашем муже. Если вы возражаете, я не буду настаивать.
      Она вздохнула:
      — Я не возражаю, мистер Скотт.
      — Эмметт сообщил мне, что вы продали свое поместье «Сиклиффской компании развития».
      — Да. Мне оно уже ни к чему после... А те мужчины заявились тут как тут и с деньгами. Все... ну, свершилось прежде, чем я успела опомниться.
      — Представитель «Сико» навещал вас и мистера Уиста и раньше, не так ли?
      — Да, мистер Скотт, дважды. Они разговаривали с Эдом, и он отказал им. Его это сильно расстроило. Они ему угрожали. Однако мистер Дэйн, наверно, говорил вам?
      — Не думаете ли вы, что было нечто странное в...
      — В смерти Эда? Пожалуй... Он мог, конечно, утонуть, но только не у Серых скал. Все так думают.
      — Вы, видимо, не говорили с полицейскими?
      — Говорила. Я высказала сомнение, что это был несчастный случай. И еще, что «Сиклиффская компания развития» пыталась силой заставить нас продать дом. Они обещали разобраться.
      Я был озадачен, ибо предполагал, что она не обращалась к копам. Ведь шеф полиции заверил меня, что не было никаких жалоб на «Сико».
      — Вы разговаривали с шефом Турмондом? — спросил я.
      — Нет. С одним сержантом. Его зовут Карвер.
      Некоторое время мы молчали. Миссис Уист мало что смогла добавить — только то, что опознала тело мужа. Его лицо было в порезах и кровоподтеках. Утонувшего могло протащить по камням. «Но и кулаками обработать», — подумалось мне. Я поблагодарил миссис Уист. Бетти перемолвилась с ней несколькими словами, и мы уехали. В машине Бетти спросила:
      — Вы думаете, его убили?
      — Не знаю. Не верится, что кто-то убил его из-за куска земли. Может, я многого еще не знаю? Кстати, Эм считает типа по имени Джим Норрис «мозговым центром» банды «Сико». А вы как думаете?
      — Он, определенно, замешан. Я уверена. Однако не могу себе представить его «мозгом банды».
      — Он ведь управляющий клубом и коктейль-баром «У Бродяги», нет? Не круглый же он идиот, раз справляется?
      — По-моему, он лишь номинальный управляющий. Он один из владельцев клуба, но кажется слишком тупым и неотесанным, чтобы действительно управлять им, вести дела, встречать гостей и тому подобное. Просто ему нравится, так сказать, титул «управляющий», любит он чувствовать себя важной персоной.
      Она объяснила, как проехать к ее дому, и я повернул на Восьмую улицу.
      — Вы довольно глубоко копнули дела банды «Сико». Почему она вас так заинтересовала? — спросил я.
      — Ну я, естественно, на стороне Эмметта. Он замечательный человек. И никому не хочется, чтобы город заполнили уголовники. А к этому все идет. Появился простор для настоящего журналистского расследования, если, конечно, мне удастся опубликовать его результаты. Я уже написала две статьи на эту тему, но издатель, мистер Джозефсон, «зарезал» обе. Жутко боится обидеть какого-нибудь. — Она не на шутку рассердилась.
      — Может, Норриса? — подсказал я.
      — Очень может быть.
      Я прижался к тротуару у многоквартирного здания. Не успела машина остановиться, как она распахнула дверцу и стала поспешно сползать с сиденья.
      — Куда вы так торопитесь? — спросил я.
      — Как куда? Домой. А вы что подумали? — И она захлопнула дверцу снаружи.
      — По тому, как вы выпрыгнули, я решил, что вы собираетесь пробежать кросс вокруг здания, — шутливо заметил я, чтобы поддержать беседу, но ее лицо опять стало напряженным.
      — Ну, говорить-то вроде больше не о чем.
      — Откуда вы знаете? Мы могли бы что-нибудь придумать. Может, попробуем?
      — Нет-нет. Нет.
      — Одного «нет» вполне хватило бы, Бетти, — улыбнулся я ей. — Поскольку даже мне, убогому умом, понятно, что вы не собираетесь пригласить меня на разнузданную вакханалию, придется попрощаться. Спокойной ночи!
      — Спокойной ночи, мистер Скотт!
      — Почему бы вам не называть меня Шелл?
      Она промолчала.
      — О'кей. Увидимся в церкви. Не обращайте внимания на вопли в полночь — это дикий необузданный Шелл Скотт будет выть на луну.
      — Вот как? — Наконец на ее лице мелькнул проблеск улыбки. — Войте, завывайте сколько угодно. Меня и пушкой не разбудишь. Спокойной ночи, Шелл!
      Она таки сказала «Шелл». Кое-чего я уже добился. Кто знает, что может случиться лет через восемь — десять? Я заполз обратно за руль и стартовал в южную сторону от города. Опустились сумерки, и дольше откладывать было уже не к чему. Пришло время нанести визит Джиму Норрису.

      Я остановился на подъездной дорожке у входа в «Хижину Бродяги» и уступил место за рулем дежурному парню, который отвел мой «кадиллак» на автостоянку. Я не раз уже бывал здесь, ибо «Хижина» — одно из самых приятных мест на всем побережье. Расположена она на Сиклифф-Драйв в четверти мили от города со стороны океана. Небольшой отель повернут фасадом на море. Из большинства индивидуальных бунгало тоже открывается вид на океан, и цена за удовольствие двадцать долларов в день. Картину дополняют теннисный корт, открытый бассейн, ресторан и бар «У Бродяги». Я вошел в бар.
      Облаченный в смокинг официант приветствовал меня легким наклоном головы.
      — Добрый вечер, — поздоровался я. — Хотелось бы повидать мистера Норриса.
      — Будьте любезны, ваше имя?
      — Шелл Скотт.
      Этого парня не было тут во время моего последнего посещения «Хижины», и он вряд ли видел меня раньше. И все же вполне вероятно, что кто-то мог упомянуть мое имя. Он машинально нагнулся, чтобы записать его в книгу регистрации, но вдруг голова его дернулась вверх, и он более внимательно посмотрел на меня, спохватился, торопливо нацарапал что-то и сказал:
      — Я посмотрю, на месте ли мистер Норрис.
      Через пару минут он вернулся с сообщением:
      — Извините, сэр, но мистера Норриса пока нет.
      — Когда он будет?
      — Не могу сказать.
      — Ну что ж, я подожду в баре.
      Он слегка нахмурился:
      — Вы зарезервировали столик, мистер Скотт?
      — С каких это пор нужно заказывать табурет у стойки?
      — У нас произошли некоторые изменения, сэр.
      Я молча прошел мимо него, и он меня не остановил. Справа от меня находился ресторанный зал, арка слева вела в тускло освещенный бар. Я повернул налево и занял табурет в конце дугообразной стойки. Мягкая музыка лилась из скрытых динамиков, слышались приглушенные голоса. Человек двадцать — тридцать сидели за стойкой и столиками, большинство у окон, выходящих на океан, наблюдало, как красный шар заходящего солнца опускался за горизонт. Я увидел Уэса — бармена, не раз наливавшего мне в прошлом бурбон. Когда я сделал заказ, он узнал меня и ухмыльнулся:
      — Хо, Скотт, старый бродяга, где ты пропадал?
      — В Лос-Анджелесе, как всегда.
      — Приехал отдохнуть?
      — Не-а, по делу. Принюхиваюсь, как обычно. Я слышал, Сиклифф пошел к чертям, и решил заняться чертями.
      Поблизости никто не обращал на меня внимания. Однако прямо напротив, у другого конца стойки-подковы, какой-то парень поднес к губам кружку с пивом, замер было на полпути, потом сделал глоток и поставил кружку на стойку.
      — Город изменился, а? — продолжал я разговор с Уэлсом. — Что тут происходит?
      Он бросил беглый взгляд на любителя пива и снова посмотрел на меня, явно нервничая, но все же ответил:
      — Да ничего. Все, как прежде.
      — Ну-ну, Уэс! Я не был здесь шесть месяцев, и за это время тут появилось много отвратных рож. Можно подумать, что банда Аль Капоне нагрянула сюда позагорать.
      Он как-то неохотно усмехнулся и прошел в дальний конец бара. Парень напротив соскользнул с табурета, возник возле меня и присел слева.
      — Тебя зовут Скотт? — спросил он.
      — Угу. А тебя?
      — Что ты тут делаешь?
      — Да вот жажда обуяла.
      — Не хами. Я же тебя вежливо спросил. Это ты продырявил Реннера?
      — Надо же, как быстро распространяются новости!
      — Только плохие новости, мистер.
      — А чего же в них плохого?
      — Ты плохой, мистер. Так что ты тут делаешь?
      Я повернулся и поманил пальцем Уэса:
      — Нельзя ли повторить?
      Он подошел и вопросительно посмотрел на меня и моего соседа:
      — Конечно. Бурбон с водой и пиво?
      — Только бурбон, Уэс.
      Парень сполз с табурета и удалился, а я спросил Уэса:
      — Что за любопытствующий тип?
      — Джо Фрай.
      — Работает у вас?
      — Не-а. Живет здесь. Постоянно ошивается в баре.
      — Дружок Норриса?
      — Похоже. Часто вижу их вместе.
      Я едва успел сделать глоток бурбона, когда Фрай вернулся и похлопал меня по руке:
      — Пошли.
      — Куда?
      — Ты же хотел повидать Норриса, нет?
      Я последовал за ним в ресторанный зал. В этот ранний час только несколько столиков было занято. Заполнится он часа через три. За столиком у двери двое мужчин ковырялись с омаром.
      Один — худой, с плешью на макушке, да и второй знакомый — оба побывали на веранде Дэйна. Здесь были все, кроме Реннера.
      Фрай прошел мимо них и направился к столику у стены. За ним устроились трое. Парень, сидевший спиной к стене, вытаращился на меня. Ближний ко мне стул был свободен. Костлявый и его дружок взглянули на меня и радостно заухмылялись. Я прошел мимо, не остановившись и не оскалившись радостно в ответ.
      Когда я подошел к столику, сидевший за ним мужчина спросил:
      — Вы меня искали?
      — Если вы Джим Норрис.
      — Это я. Садитесь.
      Я отодвинул стул и сел. Встречаться с человеком на его собственной территории — все равно что играть его краплеными картами. Норрис сидел спиной к стене, а я — к костлявому и его дружку. Слева и справа от меня расположились еще два подручных Норриса.
      Когда сидел, Норрис не казался высоким, только коренастым. Прекрасно сшитый синий габардиновый пиджак плотно обтягивал его широкие плечи, между лацканами торчал большой узел розового галстука. Шишковатые скулы, острый тонкий нос и заостренный подбородок придавали резкость и угловатость его лицу. Голубые глаза, розоватые воспаленные веки с сыпью мелких, похожих на перхоть зернышек. Словно он перенапрягал зрение, но отнюдь не чтением. Я строил догадки, и первое мое впечатление подсказывало, что чтение Норриса ограничивалось бюллетенем скачек.
      — О'кей, о'кей, — произнес он. — Вы меня нашли, так говорите.
      — Вы чертовски торопитесь для человека, которого как бы даже и нет здесь.
      — Я здесь, но это не значит, что я обязан принимать каждого проходимца, желающего видеть меня. Не люблю, когда мне мешают спокойно перекусить.
      — Как я понимаю, вы и есть «Сиклиффская компания развития»?
      — Я? Черт, отнюдь! Просто у меня есть в ней доля, как и у этих джентльменов. — Он показал на сидевших рядом мужчин.
      Парень слева походил на лошадь, захудалую, оголодавшую лошадь с луковицеобразным носом, толстыми выпяченными губами и косматыми черными, похожими на гриву волосами на шее. Справа сидел крупный, темноволосый, усмехающийся парень, зверская физиономия которого наводила на мысль, что, убивая очередную жертву, он делал еще одну зарубку на своих зубах. Оба мордоворота пялились на меня.
      Норрис продолжал:
      — О'кей. Так что?
      — А то, что многим людям не нравятся ваши методы.
      — Неприятно. Однако ничего противозаконного. Люди хотят продать свою собственность, мы рады купить ее. Все законно. Обычное дело.
      — Ага. — Оглядев зал, я снова посмотрел на Норриса. — Предположим, я прихожу сюда, приношу сто штук, выкладываю их перед вами, прошу вас подписать кое-какие бумаги и покупаю бар и ресторан. Все законно и замечательно?
      — Так оно и есть.
      — Я еще не кончил. Предположим дальше, вам не хочется продавать, и я ломаю вам руку, нокаутирую вас, вбиваю вам зубы в глотку. И долго забавляюсь побоями, пока вы не догадываетесь наконец, что желаете продать бар и ресторан. Вы и это назовете законным?
      Его лицо покраснело, и он медленно проговорил:
      — Послушайте, Скотт. Пора прояснить вам кое-что. Ваше присутствие здесь... — он долго искал в обширной пустоте своего черепа подходящее слово, наконец нашел его и улыбнулся, — несносно. Если у вас есть хоть чуть-чуть мозгов, вы выйдете в эту дверь и уберетесь из Сиклиффа. Если нет, всякое может приключиться с вами.
      — Вроде того, что приключилось с Уистом?
      Стиснув зубы, он свирепо пялился на меня несколько секунд. Потом произнес:
      — Вовсе нет. Уист погиб в результате несчастного случая. Если вы вдруг умрете, а у меня такое предчувствие, — не будет случайности. Ну, вы все сказали, что хотели?
      — Не совсем. Я приехал сюда предупредить вас, что ничего не выйдет. Мне наплевать, скупаете ли вы побережье для коммерциализации или для строительства замков на песке. — Когда я произнес «коммерциализация», его глаза сначала расширились, затем сузились. — Вы могли взять за горло трех-четырех человек, но не весь город. Даже если кое-что здесь, у вас в кармане. Даже если вы купили копов.
      — Никаких копов, — ровно проговорил он. — Но у меня есть... друзья. — Он многозначительно посмотрел на лыбящуюся лошадиную морду, а потом бросил взгляд через мое плечо на типов, пожирающих омара.
      Однако я еще не успокоился:
      — Пока никто не врубился в вашу задумку, вы кое-чего добились. Но теперь уже слишком много людей в курсе, и скоро еще больше узнает. Так что подумайте. И последнее: в дом Дэйна и вам, и всем вашим подручным вход воспрещен.
      — Разумеется. Вы подстрелите их всех, как Реннера. Даже в ушах у вас пулеметы. Раз уж зашел откровенный разговор, Скотт, я тоже буду откровенен. Ты, должно быть, тупее, чем кажешься. Сколько у тебя людей? Армия? А у меня? Оглянись!
      Я оглядел ресторанный зал. Заняты были все те же столики. Костлявый с дружком за одним, двое мужчин за другим, четверо разодетых парней за третьим, и все, не считая нашего стола. И только одни мужчины.
      — Ага, — подтвердил Норрис, — ни одного клиента в баре. Только... э... друзья.
      — Это лишь доказывает, что у тебя масса отвратительных дружков. Но не можешь же ты надеяться, что и дальше будешь держать людей за горло. Только не теперь, когда новость становится общим достоянием. Ну разве что ты совсем спятил.
      — Проводите его, парни.
      — Ага, босс, — откликнулись два мордоворота в унисон и встали, а Норрис спросил:
      — Или ты уйдешь мирно?
      — Я уйду мирно.
      Он рассмеялся. Явно наслаждался, полагая, что прижал меня к стенке. На самом деле мне просто не было смысла оставаться здесь: чего бы я добился, если бы мне проломили череп? Только того, что мне проломили бы череп. Я поднялся.
      Норрис остановил меня:
      — Еще одно, Скотт. Я имел в виду то, что сказал, ты должен уехать. Уедешь этой ночью, и с тобой все будет о'кей. Продолжай везде совать свой нос, и ты получишь свое, мало не покажется. Понял? — Он встал, обошел вокруг столика и остановился рядом со мной. Меня удивило, какой он маленький. Он и за столиком не казался высоким, но сейчас я увидел, что в нем не более пяти футов и трех-четырех дюймов. Положив свою руку на мое предплечье, он вежливо добавил: — Я неплохо отношусь к тебе, Скотт. Честно. Живи и давай жить другим — вот мой девиз. Ты больше не будешь доставлять мне неприятности, и мы отлично поладим.
      Мне бы держать язык за зубами, а я, удостоверившись, что Норрис послал Реннера раскроить череп Дэйну, уже не мог сдержаться — мой рот открылся словно сам по себе:
      — Чепуха! Ты знаешь, что нам не поладить, Норрис. Мне не нравятся типы, избивающие пожилых мужчин и берущие за горло пожилых леди. Так что убери свою лапу. — Я огляделся. — И держи в узде своих горилл.
      Норрис прореагировал с удивительной сдержанностью — отступил на шаг и тихо произнес:
      — О'кей, Скотт, пусть будет так.
      Я повернулся, и два амбала пошагали вместе со мной, но Норрис прорычал:
      — Оставьте его в покое, олухи!
      Я вышел из ресторанного зала и остановился рядом со щеголем в смокинге. Он спросил:
      — "Кадиллак"?
      — Ага, черный кабриолет.
      Пока он брал трубку настенного телефона и говорил по нему, я заглянул в ресторан — все мужчины оставались за своими столиками. Да я и не думал, что они последуют за мной.
      Официант дотронулся до моего плеча и смущенно сказал:
      — Извините. Телефон на автостоянке не в порядке.
      Боюсь, вам придется пройти самому за машиной.
      — О'кей. Спасибо.
      Я двинулся наружу и направился по подъездной дорожке к автостоянке, расположенной в сотне футов с другой стороны от ярко освещенного теннисного корта, на котором какая-то пара перекидывалась мячом с сумасшедшей энергией.
      Автостоянка была освещена, как футбольное поле, и я без труда отыскал свой «кадиллак» среди дюжины запаркованных машин. Я оглянулся через плечо, но никого поблизости не заметил, если не считать машины, перегоняемой от бара к автостоянке.
      Охранник в униформе, стоявший, облокотившись о стойку, посочувствовал:
      — Извините насчет телефона, сэр. Через полчаса его уже починят.
      — Ничего страшного. Вам бы завести сигнализацию флажками.
      Неожиданная мысль поразила меня: как странно, что в таком шикарном клубе не оказалось посыльных, чтобы подгонять машины. Ощущение тревоги пронзило меня, нервы были на пределе, и все же я не врубился до конца, просто осознал некую странность ситуации. Я снова бросил взгляд через плечо. Та машина как раз поворачивала на полосу, по которой я шел, ее фары были потушены.
      Пока я соображал, что к чему, повсюду погас свет. Все лампы сразу. Везде: в отеле, в баре, над теннисным кортом и здесь, на автостоянке.
      Я услышал, как взревел двигатель машины, когда ее водитель газанул с явным намерением сбить меня. Во внезапно наступившей темноте не было видно ни зги, но, услышав приближение машины, я отпрыгнул в сторону в отчаянной попытке убраться с ее дороги. Крыло задело мою ногу, развернуло меня в воздухе, и я растянулся во всю длину на асфальте под пронзительный визг тормозов остановившейся машины.
      Боль обожгла мою ногу и левое плечо, когда я грохнулся и покатился. По асфальту зашлепали шаги, пока я пытался подтянуть под себя ноги и преодолеть головокружение. Я был распростерт лицом вниз, и, когда я попытался приподняться, моя левая рука подломилась. Рядом послышался шорох, на миг вспыхнул свет, и что-то врезалось в мою голову. Мой череп будто взорвался болью, однако сознание я не потерял и слышал, как ко мне подбегали другие. Чья-то рука схватила меня за пиджак и рывком перевернула. При бледном свете луны и звезд я разглядел амбала, сидевшего с Норрисом, и сделал движение к нему, пытаясь заехать ему в пасть правым кулаком, но прозевал взмах его руки в кромешной темноте и сразу провалился в глубокую густую черноту, за которой наступило ничто, забвение...

      Стоя на верхней ступеньке входа в больницу «Мэннинг-мемориал», я докурил сигарету и отшвырнул окурок. Синий «крайслер» все еще торчал у обочины, а тот парень, которого я сразу приметил, продолжал подпирать фонарный столб. Я вытянул кольт из кобуры и сунул в карман пиджака, сжимая его в кулаке, пока спускался по ступенькам. Не успел я сойти на тротуар, как распахнулась дверца «крайслера» с моей стороны и из него выбрался мужчина.
      — Скотт, — позвал он, — погодите минутку.
      Примерно моего возраста и телосложения, разве что чуть стройнее и гораздо смазливее меня. Дьявольски красивый парень, вовсе не похожий на встреченных мной до сих пор подонков. Верно, многие подонки не выглядят таковыми. Я остановился и проронил:
      — Мне разговоры ни к чему, мистер.
      — Это не займет много времени. К тому же в ваших интересах...
      «Что-то всех чертовски интересует мое благополучие», — подумал я и заглянул в машину за его спиной: она была пуста.
      Он прислонился к закрытой двери.
      — О'кей, давайте, что там у вас, но не подходите ко мне близко, — велел я.
      Оглядев меня, он бросил:
      — Да выньте вы, ради Бога, руку из кармана и перестаньте изображать из себя героя вестерна. — Расплывшись в улыбке, он развел в стороны руки и повернулся кругом — на нем была рубашка с короткими рукавами и брюки. — Никакого оружия. Никогда им не пользовался.
      — Как вы узнали, что я выйду? Не собирались же вы ждать здесь всю ночь?
      — Норрис волновался за вас, Скотт. Хотел знать, все ли у вас в порядке? Попросил доктора Грили известить его, когда вы поправитесь и выпишитесь. Грили, естественно, с радостью известил вашего лучшего друга.
      — Естественно. О'кей, говорите. Да кто вы, черт возьми?
      — Меня зовут Циммерман. Я работаю у Норриса.
      Циммерман. Я вспомнил, что рассказывал мне Дэйн о вкрадчивом и обаятельном сукином сыне, который умел быть убедительным и легко уговаривал старожилов продавать свои земли.
      — Норрис попросил меня объяснить вам некоторые вещи, Скотт. Так же легко, как вас отделали, могли и убить. Вы живы лишь потому, что ваша смерть дурно пахла бы здесь. Не только для местных копов, но и для лос-анджелесских. — Он сделал паузу. — Я сам из Лос-Анджелеса и знаю, что вы дружны с тамошними копами. Поэтому могли бы возникнуть проблемы. Их не должны перевесить неприятности, которые вы попытаетесь доставить нам. Не делайте этого. И все! Видите, как просто?
      — Еще бы. Всего-то и нужно лишь согласиться с диктатом мафии, и все будет отлично. Для вас. Норрис должен понять, что не сможет продолжать в том же духе, как и раньше. Я пытался втолковать ему это.
      — И чего добились? — Он усмехнулся. — Знаю, что вы ему сказали, и тут вы ошибаетесь. Даже один из тысячи жителей этого города не имеет ни малейшего представления о происходящем. Разумеется, здесь проводится небольшая операция. Может, вы слышали о ней, может, и нет, но сделать-то вы ничего не сможете. После случившегося должно же вам достать благоразумия, чтобы уехать. Не настолько же вы глупы...
      Я и не подозревал, что так сильно сжимаю зубы, пока не почувствовал, как дрожат лицевые мускулы. Я протянул левую руку, взял Циммермана за рубашку, прихватив даже его кожу, и рывком притянул к себе. Он откинул голову назад, но даже не шевельнул руками, когда я прорычал:
      — Вот что я тебе скажу, дружок. Иногда я не очень сообразителен. В некоторых случаях я просто туп. Норрис прибег к совершенно негодному способу заставить меня слинять из города и при этом выбил последние остатки здравого смысла из моей черепушки. Возможно, по-иному он и сумел бы убедить меня, только не мордобоем. Это не доставило мне удовольствия. — Я оттолкнул его к машине и отпустил. — Возвращайся к своему боссу и передай ему — пусть поостережется!
      Пару секунд я ожидал, что Циммерман бросится на меня. Лицо его изменилось не очень, только губы истончились, а зрачки глаз расширились и вперились в мое лицо. Но даже такая незначительная перемена выражения сделала его совсем другим человеком.
      Однако сильнейшее впечатление на меня произвело то, что вытворяла его правая рука: она поднялась от бедра, зависла в дюйме от живота, со слегка оттопыренным и касающимся рубашки большим пальцем и четырьмя пальцами, свободно опущенными вниз. Странный жест для человека, никогда в жизни не пользовавшегося оружием. И хоть я не отрывал глаз от его лица, успел заметить, как кисть медленно сложилась в кулак, потом упала к бедру и разжалась.
      Судорожно вздохнув, он усилием воли заставил себя успокоиться и ровным голосом проговорил:
      — Скотт, незачем напрашиваться. Будьте же умницей. Вообразите, что я приехал сюда не разговаривать. Представьте, я приехал пришить вас. — Он ухмыльнулся, нацелил в меня указательный палец, дернул большим «бах-бах!». — И я уезжаю. А вы, Скотт, никогда прежде даже не видели меня.
      Я промолчал, а он продолжал:
      — Я — продавец из обувного магазина. Да-да, парень, с которым вы встретитесь в следующий раз, точно будет продавцом из обувного магазина. Или нет? Как его вам узнать? Зато мы все вас знаем в лицо. Нас может быть полдюжины или полсотни. И как вы узнаете нас?
      — Может, и не узнаю. Однако с этого момента я буду настороже, буду внимательно приглядываться к каждому. Не волнуйтесь, я не забуду вашего лица, дружок! И я запомнил, как выглядит Норрис.
      — О да, естественно! И вы будете держаться подальше от него. Вам уже никогда не удастся подойти к «Хижине» ближе, чем на сто ярдов.
      Кто-то приближался к нам по тротуару. Я бросил беглый взгляд направо, увидел парня в нескольких футах от нас, шагнул к багажнику машины, чтобы видеть одновременно обоих. Никто уже не подпирал фонарный столб. Парень кивнул, и Циммерман бросил:
      — Привет, Слим. Что нового?
      Тот остановился, поболтал с минуту о погоде и пошел дальше.
      Циммерман открыл дверцу и сказал:
      — Его, Скотт, вы тоже не видели никогда прежде? — Он сел в машину и продолжал: — Так что линяйте. Сейчас. Сегодня же ночью. У вас нет ни малейшего шанса.
      Он завел двигатель и уехал.
      Я стоял на тротуаре и смотрел ему вслед, потом оглянулся. Никого не было видно. Пройдя полквартала к автостоянке больницы, я нашел свой «кадиллак». Первым делом я открыл багажник и проверил, все ли на месте. Там у меня тысячи на три всяких штуковин, которыми я пользуюсь иногда на работе: инфракрасные и электронные приборы, мини-фотокамера, патроны 38-го калибра... Похоже, подонки не заглядывали в багажник — ничего не было тронуто.
      Я сел за руль и проехал два квартала до заправочной станции. Пока заливали бак, я позвонил Эмметту Дэйну.
      Он удивился, узнав, что я смылся из больницы, и спросил:
      — С тобой все в порядке, Шелл?
      — Относительно. Местами побаливает, но я в состоянии двигаться. Есть что-нибудь новенькое, Эм? Какие трудности?
      — Ничего серьезного. Вместо Реннера приезжал другой тип. Спросил, не передумал ли я? Я пригрозил ему, сказав, что он нарушает границы частных владений, и велел убираться к черту! Тогда он и сообщил мне, что ты в больнице.
      Он поинтересовался, что со мной случилось, и я посвятил его в подробности.
      — Я тебе сочувствую, Шелл. Если хочешь бросить все, о'кей, я не стану тебя осуждать.
      — Что ты собираешься делать, Эм?
      Помолчав с минуту, он сказал:
      — Ну, вчера я приобрел пушку. Тренировался, стрелял по чайкам. Не попал, только распугал их.
      Этого и следовало ожидать от него, вот я и получил ответ на мой вопрос.
      — Хорошо бы тебе ограничиться только чайками, Эм. Кстати, что с Бароном и Лилит? Какие-нибудь проблемы?
      — Не знаю, Шелл. — В его голосе прозвучала тревога. — Оба здорово обеспокоены. После случившегося с тобой, после гибели Уиста и той передряги с Реннером они в панике.
      — Ты говорил с копами?
      — Да. Лилит сообщила мне, что вместе с Бароном была в участке и разговаривала с шефом полиции. Барону вроде удалось заставить его шевелиться. Он проверяет тех парней и все сделки по продаже участков. Черт побери! Он заверяет нас, будто у него нет на них ничего, чтобы упрятать их за решетку.
      — Я подкину ему кое-что, например, жалобу на Норриса. Она, возможно, хоть будет стоить ему уплаты залога. Послушай, Эм, я приеду позже, а сейчас я хотел бы повидать Барона и Лилит. Где мне найти Барона?
      — Вероятно, он все еще в своем офисе на Главной улице. Обычно сидит там до восьми.
      Попрощавшись с Дэйном, я нашел в телефонной книге номер офиса Барона, расположенного в «Алмазном доме», и позвонил. Он ответил сразу, и после обмена любезностями я попросил его о встрече. Он предложил мне приехать немедленно.
      Семиэтажный «Алмазный дом» находился на Главной улице, в двух кварталах от помоста Красного Креста, вокруг которого сейчас творилось столпотворение. Я вспомнил, что сегодня началась донорская кампания Красного Креста, и понадеялся, что крови горожане сдадут достаточно. Может, и я им помогу? Я знал многих головорезов, которым, с моей точки зрения, следовало бы пустить кровь.
      В «Алмазном доме» я поднялся на лифте на седьмой этаж и подошел к двери с номером 712, которая открывала доступ посетителям в офис Барона, состоящий из трех приемных и кабинетов с окнами на Главную улицу. Он поднялся из-за письменного стола с неуверенной улыбкой на несколько мясистом, но красивом лице.
      — Мистер Скотт, что же на самом деле произошло с вами?
      — Парни Норриса отменно отделали меня. Нехитрый способ заставить убраться из города. Однако неубедительный.
      Он поморщился и прикрыл глаза.
      — Полагаю, все устроил Норрис. — Он долго смотрел на меня обеспокоенными карими глазами. — Может быть, вам все-таки стоит уехать, мистер Скотт? Вероятно, так будет лучше для...
      — Эй! Погодите! Всего несколько минут назад мне велел убираться из города один подонок. Теперь вы. Я-то думал, что мы с вами на одной стороне, Барон.
      Он облизнул губы:
      — Конечно, но... дела идут не лучше, а хуже после вашего приезда. Скажу вам честно. Все случившееся лишает меня присутствия духа. Я просто боюсь.
      — Я тоже, Барон. Но меня больше пугает то, что люди вроде вас, Феллоуза, Прентиса и других признают себя побежденными уже в первом раунде.
      Он выглядел несчастным.
      — Я не признаю себя побежденным. Однако вы же сами понимаете, что произошло с вами. Себе я такого не желаю. Жизнью я дорожу больше, чем деньгами. И мы, похоже, ничего не можем поделать. Даже полиция не в состоянии что-либо предпринять.
      — И это мне кажется весьма странным. Должно быть достаточно...
      Он прервал меня:
      — Не так уж и странно, мистер Скотт. Не забывайте, я ведь адвокат. Шеф полиции Турмонд иногда выглядит простаком, однако он старается. Но пока что он располагает только заявлениями миссис Уист, вашим, Дэйна, Лилит и моим. Шеф полиции сообщил мне, что у миссис Уист лишь смутное подозрение. Не больше уверенности у Лилит и у меня. Ничего конкретного. Полагаю, то же самое можно сказать и о Эмметте. Я имею в виду улики, фактические доказательства.
      — А что скажете о Прентисе и Феллоузе?
      — Эмметт говорил мне о них. Но мистер Прентис покинул город. Мистер Феллоуз уверяет, что против него не применяли насилия. Других же доказательств... Я-то надеялся, что вы обнаружите что-нибудь.
      — Можно считать, что обнаружил окольными путями.
      — Да уж! Пока те люди действовали довольно ловко.
      — Я встречал мало людей более неумных, чем Норрис. На меня он не производит впечатления человека, достаточно умного, чтобы стоять за всей этой операцией.
      — Возможно. Должно быть, он связан с более интеллигентными людьми.
      — Одного такого я встретил сегодня вечером, но и он не намного лучше остальных. Все они подонки, жаждущие сделать баксы любым путем. Ладно, Барон, вы-то что собираетесь делать? Просто, по вашему хотению, они не исчезнут. Вы, Лилит, Дэйн и я вместеплюс некоторые другие — только вместе, не в одиночку — могли бы остановить очень быстро ублюдков. Черт, вас здесь знают, уважают, вы пользуетесь влиянием! Плюс имя семьи Мэннингов. Да вы вдвоем могли бы заручиться поддержкой всего города. — Я встал, походил по кабинету пару минут, потом сел опять. Я и не думал произносить речей. — Но это ведь так просто. Всего-то и нужно немного сплоченности, немного давления, пары статей в «Стар», и никаких проблем.
      Он кивнул:
      — Пожалуй, вы правы, Скотт. Конечно, вы правы.
      — Кстати, что с Лилит? Какое настроение у нее?
      — Не знаю. Сегодня я ее не видел. Но вчера она была здорово расстроена. Подумывала уехать из города и забыть про весь этот бардак. Вообще-то ее никогда не влекло в Сиклифф.
      «Все верно, — подумалось мне. — Она может послать все к черту и свалить». Стоит только мафии заняться коммерциализацией прибрежной полосы, и земля Лилит резко подскочит в цене. Любопытно, не просчитывала ли она такой вариант? Она-то только выиграла бы. Да и Барон, не прокручивал ли и он столь привлекательную идею? Он вроде говорил о ней в нашу первую встречу.
      — Я повидаюсь с ней, — сказал я.
      — Сегодня ночью?
      Я бросил взгляд на часы: не было еще и девяти.
      — Ага. Надеюсь, она еще не легла.
      Он задумался, поджав губы, пришел, видимо, к какому-то решению и ухмыльнулся:
      — Выдайте ей ту же речь, что и мне. — Он пододвинул к себе телефон и стал набирать номер. — У вас завидная, даже заразительная энергия, мистер Скотт. — Через мгновение он говорил в трубку: — Лилит? Клайд. Я тут беседую с мистером Скоттом... Да, он вышел уже из больницы, сейчас у меня в офисе. Он почти убедил меня, что мы ведем себя, как страусы. — Барон обнажил в улыбке свои крупные ровные зубы. — Полагаю, нам надо встретиться, Лилит, предпринять какие-то конкретные шаги. Может быть, как подсказывает мистер Скотт, опубликовать серию статей в «Стар», ну что-то в этом духе. Вы можете приехать? — Некоторое время он слушал. — У вас? Ладно. Минутку. — Он протянул трубку мне. — Она желает побеседовать с вами.
      Я схватил трубку и прокричал:
      — Привет!
      — Хэлло, мистер Скотт. Я была жутко расстроена, узнав, как вам досталось. Я... думала, что вы собирались... — она рассмеялась, — пообщаться со мной.
      — А... да. Но меня неожиданно задержали. К сожалению.
      — Вы приедете сюда?
      — Обязательно, если не возражаете.
      — Разумеется, не возражаю. Томлюсь желанием видеть вас. Может быть, мы закончим наш последний разговор.
      — Ну, я-то хотел обсудить...
      — Ерунда! — насмешливо бросила она. — Меня не интересует, что вы там собираетесь обсуждать. Просто приезжайте ко мне. Уж мы придумаем, о чем поговорить. Вы знаете, где меня найти?
      — Конечно. На улице Винсент.
      — Да нет же. Вы найдете меня в бассейне. Приезжайте и запрыгивайте прямо в бассейн.
      Я изумленно заморгал ресницами, соображая, о чем, черт возьми, она собиралась говорить со мной?
      — Чудесно! — откликнулся я. — Уже еду.
      — Пока. Поторопитесь.
      Положив трубку, я поднялся со словами:
      — Ну, я помчался. Погляжу, как чувствует себя Лилит... что она думает обо всем этом.
      На лице Барона появилась застенчивая улыбка и тут же угасла, он поджал губы и задумчиво проговорил:
      — Лучшим из того, что вы предложили, мне кажутся статьи в «Стар». По крайней мере, горожане узнают, что происходит. Нам нужно, конечно, избежать обвинений в клевете. Если в заметки не войдет все, что мы хотим, остальное можно было бы опубликовать в виде платных объявлений.
      — Прекрасная идея!
      Вот какого разговора я ожидал раньше от Барона. Сейчас же мне было назначено свидание, на которое я не мог опаздывать. Но прошло еще пять минут, пока не иссяк поток предложений Барона, разгорячившегося, готового вдруг стать даже пожирателем огня.
      В конце концов он исчерпал свое красноречие и заключил:
      — В самом деле, я чувствую себя гораздо увереннее благодаря вам, мистер Скотт. Действительно, я поддался слабости, меня обуяла нерешительность. Но теперь я готов на все.
      И я! Пожелав ему спокойной ночи, я пустился в путь, мучаясь одним вопросом: удастся ли мне разгорячить Лилит, как Барона?

      Особняк был погружен в темноту, когда я припарковался на подъездной дорожке и потрусил вокруг него. Мне показалось, что в воздухе над бассейном мелькнуло что-то белое. Потом я услышал всплеск. Значит, в воздухе мелькнула Лилит, и я сразу вспомнил множество заманчивых движений, которые одновременно производило ее тело в купальнике и за которыми было невозможно уследить. Яркий лунный свет посеребрил поверхность воды, покрывшуюся рябью в том месте, куда нырнула Лилит, оттолкнувшись от трамплина в дальнем конце бассейна.
      У бортика бассейна стояли качели под балдахином. Я устроился на их сиденье, когда голова Лилит вынырнула из воды и она быстро поплыла обратно к трамплину. Я открыл было рот, чтобы позвать ее, когда она выбиралась из воды, но сдержался и, прищурившись, напряг зрение. Она находилась ярдах в десяти от меня и, омытая лунным светом, смотрелась упоительно. Хм, интересно... Я встряхнул головой. Должен же быть на ней хоть какой-то купальник. Не может же она быть в чем мама родила. Да нет же! Я прищурился еще сильнее...
      Она забралась на трамплин, сделала шаг, подпрыгнула и сделала превосходную ласточку. Я сунул руки под себя, чуть сдвинулся в сторону и нащупал что-то на сиденье. Я поднял руку: белая блузка. Я ощупал сиденье дальше и нашел юбку, нейлоновые чулки, туфли, комбинацию... У меня пересохло в горле.
      Я посмотрел на бассейн, чувствуя, что неплохо было бы окатиться холодной водой. В этот момент в шести футах от меня у кромки воды появилась голова Лилит.
      — Привет! — воскликнула она. — А вы скрытный. Тихий как мышка, но я вас видела. — Она рассмеялась. — Ласточка предназначалась для вас. Понравилась она вам?
      — Привет. Еще как! Превосходная форма. Привет, Лилит.
      — Ныряйте сюда.
      — Не могу. Я весь заклеен. Всякие повязки и все такое прочее, знаете ли. Сломанное ребро. Не могу. Я бы... утонул.
      — О, Шелл. — Она была разочарована. — Какая жалость! — Она оперлась руками на бетонный бортик бассейна и пошлепала по нему ладошкой. — По крайней мере, сядьте сюда, и поговорим. Вы ведь хотели поговорить, правда?
      Я подошел и осторожно сел в футе от нее.
      — Так-то лучше, — сказала она. — Так о чем вы хотели побеседовать?
      По правде говоря, мне расхотелось вести беседу, но я все же начал:
      — О том же, о чем и с Бароном. О том, что надо предпринять какие-то действия против парней, пытающихся захапать всю землю вокруг. Барон сообщил мне, что вы подумываете уехать из города.
      — Подумывала. Не очень серьезно. — Ее ладони лежали на бетонном бортике между нами, а сама она отклонилась назад, держа плечи над водой. — Вы считаете, мне следует остаться?
      — Вам решать, Лилит. Согласен с Бароном, парни очень неприятны, даже жестоки.
      — Но вы хотите, чтобы я осталась?
      — Вы бы нам очень помогли. Если откровенно, ваше имя весит больше, чем имена Дэйна и Барона.
      — Ладно, я и не думала всерьез об отъезде. Мне даже начинает нравиться Сиклифф.
      Мы побеседовали еще немного о наших планах, о статьях в «Стар» и тому подобном. Однако все происходило как бы в тумане, поскольку время от времени Лилит отклонялась назад, подтягивалась ближе ко мне, словно поглощенная разговором, не сознавая, какое впечатление производили на меня ее телодвижения, но я-то реагировал на каждое из них и временами просто глох.
      Она высунулась из воды уже почти наполовину, я же был на грани того, чтобы соскользнуть в бассейн и, пуская пузыри, погрузиться на дно. Наконец она сказала что-то, чего я не услышал вовсе. Потом откуда-то издалека до меня донесся ее голос:
      — Ше-е-елл? Вы слушаете? Шелл?
      Я прокашлялся:
      — А, да. Послушайте, Лилит, это, пожалуй, все. Просто хотелось знать, остаетесь ли вы с нами, готовы ли действовать завтра.
      — Никакого действия сегодня ночью?
      — Ну, уже довольно поздно, все разошлись по домам. Да и мне пора в путь. Нужно еще кое-что сделать.
      — Но, Шелл, не можете же вы быть таким бестолковым. Давайте забудем пока о проблемах. Поговорим о нас с вами. — Она выдержала долгую паузу. — Или вообще помолчим. Вам не хочется поцеловать меня?
      Она наклонилась ко мне, опираясь локтями на бетонный бортик бассейна, наполовину погруженная в воду, а я согнулся над ней так, что мое ребро с трещиной вот-вот могло сломаться, двинься я хоть на дюйм еще. Я почти полностью забыл о боли, а сейчас ощущение было такое, словно бок мне заливали расплавленным свинцом. Я мучительно изогнулся всем телом и очень сомневался, что смогу хотя бы шевельнуться. Повиснув в воздухе, я думал с величайшей печалью, что проклятое ребро доставляет мне больше неприятностей, чем доставило Адаму его ребро, и что, если Лилит и не ожидает большое разочарование, оно точно ожидает меня.
      Однако Лилит не имела ни малейшего понятия о том, что творится в моей голове, ибо она поднялась мне навстречу, сев на бетонный бортик, обвив мою шею сначала одной рукой, потом другой. Ее губы без труда нашли мои, поскольку я и не собирался доставлять ей хлопоты. Секунд за пятнадцать она промочила меня насквозь. Ее рот походил на электровибратор, а моя голова вибрировала, как сумасшедший тамтам, и моему ребру точно пришел конец.
      Она покусывала мою губу какое-то время, затем отстранилась и часто-часто заморгала. Похоже, я обманул ее надежды.
      Через несколько секунд она вяло спросила:
      — Сколько ребер у тебя сломано?
      Как ни стыдно мне было, я признался:
      — Одно.
      Пристально взглянув на меня, она встала и, бросив меня сидящим на мокром бетоне, прошла к качелям под балдахином и взяла большое оранжевое полотенце. Завернувшись в него, она возвратилась и присела рядом со мной.
      — Как быстро ты залечиваешь раны? — спросила она.
      — Не так быстро, как хотелось бы. — Со стоном я поднялся на ноги.
      — Сядь. Поговори со мной.
      — Угу, детка. Если я опущусь опять, то потерплю аварию. Пора возвращаться домой. Еще нужно сделать дюжину вещей.
      — Забудь об остальных одиннадцати.
      Я рассмеялся без намека на юмор:
      — Если бы я мог. Пока.
      Она проводила меня до «кадиллака» и, прежде чем я влез за руль, встала передо мной и сказала:
      — Ладно, поцелуй меня на ночь в подтверждение наших добрых отношений.
      — Если я... — не договорив, я поцеловал ее.
      Она отступила назад и подобрала с земли полотенце. А я сел в машину и уехал. Если и до этого у меня были причины не любить Джима Норриса, то сейчас я его просто ненавидел.
      Я ехал в город, к дому Дэйна, медленно пробираясь сквозь туман, наплывавший с моря. Подъезжая к Сиклифф-Драйв, я уже не мог обойтись без «дворников». В доме Дэйна горел свет, шторы плотно прикрывали окно спальни. Завернув на подъездную дорожку, я увидел темный седан у дверей. Мои фары осветили его, и что-то в нем мне показалось странным, но в первые секунды я не сообразил, что именно. Пока я парковался и вылезал из «кадиллака», меня не оставляла мысль: кто бы мог навещать Эмметта в такой поздний час? Мгновение я стоял почти в полной темноте, слушая, как тихо мурлычет мотор седана перед дверями. За его рулем сидел мужчина. И тут я понял, что показалось мне странным в этой машине: ее двери со стороны дома были распахнуты.
      Холодок пробежал по моей спине, каждый нерв был напряжен, в мозгу звенело: «Тревога!» — пока я бежал к дому, запустив руку под пиджак.
      Сжимая кольт в правой руке, я перепрыгнул несколько ступенек, проскочил крыльцо и врезался в полуоткрытую дверь. Ворвавшись в дом и пытаясь восстановить равновесие, я заметил рядом с собой какое-то смазанное движение, но среагировал не сразу — я увидел Дэйна.
      Он был распростерт на полу спальни головой ко мне. На месте макушки кровавая масса, отвратительное мокрое пятно, гармонировавшее с жуткой краснотой на ковре.
      Оторвав от него взгляд, я резко крутанулся влево, в сторону смазанного движения, которое я скорее почувствовал, чем различил в долю секунды до того, как заметил тело Дэйна. Там уже никого не оказалось. Какое-то движение отразилось в большом зеркале, и тут я увидел фигуру мужчины, взмахивающего рукой с пистолетом. За мгновение до того, как удар обрушился на мою голову, я узнал его. Я качнулся вперед, безуспешно пытаясь ухватиться рукой за гладкую поверхность стены, однако ноги подломились подо мной, и я рухнул на руки и колени. Кольт выскользнул из моих пальцев, а я еще пытался откачнуться в сторону, чтобы избежать следующего удара, но не мог даже пошевельнуться. Второго удара не последовало. Я услышал топот бегущих ног по деревянному крыльцу, потом их шлепанье по бетонной дорожке.
      Я напрягся, пытаясь подняться, но каждая мышца, казалось, была парализована. Револьвер лежал в футе от моей руки, а у меня не было сил даже дотянуться до него.
      В следующую секунд паралича как не бывало. Я схватил кольт и вскочил на ноги. Испытывая тошноту, содрогаясь и покачиваясь, миновал тело Дэйна и достиг входной двери в тот момент, когда взревел мотор и с громким стуком захлопнулись дверцы. Увидев рванувшую с места машину, я прыгнул на траву, поднял револьвер и поспешно нажал на спусковой крючок три-четыре раза. Машина газанула и растворилась в тумане. Я бросился к «кадиллаку», завел двигатель и нажал на газ.
      Слева от меня мелькнули красным задние габаритные огни, завернули налево и исчезли. Я резко дернул руль, пробуксовывая, повернул за угол, едва не врезавшись в бордюрный камень, пока шины моего «кадиллака» скользили в тумане по мокрому от росы асфальту. Однако красное рдение задних габаритных огней еще различалось примерно в квартале от меня.
      Моя спина ощущала усиливавшееся давление спинки сиденья по мере того, как мощный мотор все больше разгонял мой «кадиллак». Габаритные огни впереди метнулись вправо, но мой скоростной автомобиль уже начал нагонять их, и, когда я скользнул за угол и выровнял руль, они были ближе, чем в квартале от меня.
      Я снова выхватил револьвер и теперь вел машину, не выпуская его из рук. Завыла сирена, я бросил мимолетный взгляд в зеркало заднего обзора и опять перевел его на дорогу передо мной. Сзади, совсем близко, вспыхнули фары, замигал яркий проблесковый «маячок», заливший светом салон моего «кадиллака». Я продолжал жать на акселератор. Хвостовые огни впереди меня мотнулись вправо и исчезли. Я врезал по тормозам, чуть отпустил педаль, когда машина заскользила, вновь вдавил ее в пол и стал поворачивать руль. Яркий свет проблескового «маячка» идущей сзади патрульной машины вновь залил кабину и на миг ослепил меня.
      Я почувствовал, как «кадиллак» заскользил боком по мостовой, и уменьшил давление на тормоз, потом напряг зрение, вглядываясь в серое пятно впереди себя. Сирена уже визжала практически в моих ушах. Я выпрямил бег «кадиллака», и в это мгновение, мигая проблесковым «маячком», черная полицейская машина поравнялась со мной и начала прижимать меня к обочине. Мне пришлось остановиться, чтобы не врезаться в нее.
      Высунувшись в окно, я завопил уже подходившему ко мне мужчине в форме:
      — Парни в той машине только что убили человека! Бога ради, скорее за ними!
      Луч фонарика упал на мое лицо, и ленивый голос произнес:
      — Куда, к черту, вы так спешите? Хотите убиться в этом тумане?
      Я заставил себя говорить спокойно, без ярости в голосе:
      — Я гнался за машиной с двумя, может, с тремя парнями. Они только что застрелили Эмметта Дэйна.
      В полицейской машине захлопнулась дверца, послышались шаги.
      — А сейчас они уже в полумиле от нас, но если вы сделаете оповещение по вашей рации, их еще можно будет перехватить. Скоро они бросят машину.
      — Что за бред? Ты не пьян, приятель?
      Голос мне показался знакомым, и я выбросил руку в открытое окно, схватил руку с фонариком за запястье и осветил его лицо. Он даже не пытался остановить меня. Луч упал на тяжелую, грубую физиономию, отвислые щеки и мешки под глазами. Карвер!
      — Я мог бы и догадаться, — пробормотал я.
      Подошел второй коп, и я узнал «братца» Блэйка. Он обратился к сержанту Карверу:
      — Ну, что за дела?
      — Опять этот тип, Скотт, — устало, с нескрываемым омерзением отозвался Карвер. — Представляешь?
      — Что ты думаешь? — спросил Блэйк.
      — Черт, не знаю.
      Я никак не мог сообразить, о чем это они толкуют. Карвер снова направил луч фонарика мне в лицо и прорычал:
      — Скотт! Дай мне повод, и я вмажу тебе по зубам этим фонарем. Ты сказал правду?
      У меня руки чесались врезать ему, но я спокойно ответил:
      — Правду. Какого черта...
      Он прервал меня, бросив Блэйку:
      — Позвони, доложи. — Потом снова повернулся ко мне: — Что за тачка, Скотт? Засек ее номер?
      Я зажмурился, пытаясь вспомнить. Свет моих фар осветил задний бампер той машины и ее номер. Я четко видел цифры и знал, что они отпечатались в моей памяти, но сейчас я не мог их вспомнить. Может, позже и удастся.
      — Темный четырехдверный седан, может, «шевроле». Модель, пожалуй, пятидесятых годов. Номер калифорнийский, но цифр не помню.
      Блэйк потрусил к патрульной машине, схватил телефонную трубку и начал докладывать. Тут я вспомнил кое-что еще — я же узнал парня в доме Дэйна. Тот самый привлекательный чистенький типчик, который встретил меня у больницы и который «никогда не носит оружия». Как мог, я описал его Карверу:
      — Он назвался Циммерманом. Вряд ли, однако, это его настоящая фамилия.
      — Тот самый Циммерман, что часами уговаривал Дэйна продать свою собственность «Сико», а сегодня ночью сообщил мне, что работает на Джима Норриса.
      Вернувшийся Блэйк проронил:
      — Сделано. Розыск объявлен. Но мало данных.
      Карвер приказал:
      — Выйди из машины, Скотт!
      Я вылез, все еще сжимая в руке револьвер так, словно пальцы приросли к нему. Карвер протянул руку и забрал его.
      — Минутку, сержант. Я бы оставил кольт себе.
      — А я бы нет.
      Я заметил револьвер в правой руке Блэйка и спросил:
      — Какого черта?
      — Спокуха! — бросил Карвер, скользнул за руль «кадиллака» и прижал его к обочине, потом вылез, запер дверцу, бросил ключи и кольт в карман и вернулся к нам.
      — Поехали.
      — Минутку. Как так получилось, парни, что вы меня перехватили? Как вы здесь очутились?
      Света было достаточно, чтобы я заметил, как поджались губы Карвера. Он проворчал:
      — Хоть тебя это и не касается, приятель, объясняю: мы получили вызов. Кто-то слышал выстрел на Сиклифф-Драйв. Мы подъезжали к дому Дэйна, когда ты рванул оттуда так, словно тебе смазали пятки скипидаром. Есть еще вопросы?
      — Один. Почему к дому Дэйна? На Сиклифф-Драйв живет масса народу.
      — Во-первых, звонили из восемнадцатого квартала. Во-вторых, вчера Дэйн купил «пушку». — Он помолчал. — Любители оружия обычно рано или поздно подстреливают кого-нибудь. Или оказываются подстреленными. Теперь скажи мне, Скотт, ты уверен, что была другая машина?
      — Ах ты, тупой, проклятый...
      Его рука шлепнулась о мою грудь, захватила мой пиджак. Я застонал от боли, пронзившей мне бок, и потянулся к его руке, однако он вдруг отпустил меня со словами:
      — Извини. Совсем забыл, что ты весь избит. Но больше не распускай язык, Скотт. А теперь полезай в машину.
      Блэйк сел вместе со мной на заднее сиденье. Карвер за рулем вздохнул и процедил:
      — Ну что ж, поедем, взглянем на него.
      Только тут до меня наконец дошло и наполнило все мое существо болью: Эмметт — мертв. Это было все равно что потерять руку. Я бы предпочел потерять руку.

      Его тело лежало на ковре рядом с большим глубоким креслом, с одной рукой, подвернутой под него, и другой — вытянутой в сторону. Карвер заставил меня повторить каждое мое движение, и я показал ему, как я вошел, где упал, как выскочил из двери. Когда мы вернулись в спальню, Блэйк поднимался на ноги рядом с телом Дэйна.
      Остановившись, я посмотрел вниз, на Эмметта, на то, что от него осталось. Меня переполняла ярость, но это была бессильная ярость, заглушённая, подавленная охватившей меня дурнотой. И я уже совершенно не сомневался, что не уеду отсюда, пока не найду безжалостных убийц Дэйна.
      Карвер притронулся к моей руке. Он держал мой кольт с откинутым барабаном.
      — Только одна пуля, — констатировал он. — Как так получилось?
      — О, я забыл. Когда они рванули отсюда, я выстрелил три-четыре раза. Может, попал в машину. Насчет сидевших в ней не знаю.
      Он вернул барабан на место и снова сунул кольт в свой карман. Взглянув на Дэйна, он спросил Блэйка:
      — Из какого оружия его застрелили?
      Блэйк пожал плечами:
      — А Бог его знает.
      Я не слышал никакой сирены, но перед домом остановилась машина, и появились новые полицейские, двое из них в штатском. Карвер проворчал:
      — О'кей, Скотт, поехали в участок.
      Вспышка фотографа сверкнула за нашими спинами, когда мы выходили.
      Шеф полиции Турмонд опять читал газету, когда мы вошли, — он должен был быть здорово информирован о текущих событиях. Мы с Блэйком сели, пока Карвер, стоя рядом с письменным столом шефа, коротко докладывал о случившемся.
      Шеф полиции посмотрел на меня — его глаза под редкими бровями походили на затуманенные омуты на фоне молочно-белого лица — и бросил:
      — Ну?
      — Примерно так оно и было. И что бы вы там ни говорили во время нашей последней встречи, в городе действуют профессиональные гангстеры.
      — Вот как?
      — Убийство было совершено весьма профессионально. Один или два головореза в доме — я, кажется, слышал, как бежали двое, — и один за рулем машины с работающим двигателем и открытыми дверцами. Вероятно, в краденой машине и с крадеными номерами. Если повезет, вы еще сможете застукать их.
      Я продолжал говорить и вдруг понял, что все бесполезно. К этому моменту убийцы наверняка уже бросили машину и отвалили на другой, заранее приготовленной. Я закрыл глаза, пытаясь вспомнить то мгновение, когда мои фары осветили задний бампер темного седана. Я не мог тогда себе объяснить, почему седан стоит у дома Дэйна, и машинально взглянул на номер. Но до сих пор я все время мотался и не мог спокойно подумать. Наконец я вспомнил: 1Р61245.
      Я назвал номер Турмонду, тот кивнул Блэйку, который поспешно покинул кабинет. Турмонд спросил Карвера:
      — Так оно и было?
      Карвер пожал своими тяжелыми плечами:
      — Пока вроде все совпадает. Но у нас нет ничего, кроме рассказа Скотта. Я уже сказал, мы подъехали, как раз когда он рванул оттуда.
      — За «шевроле», — уточнил я.
      Карвер пристально посмотрел на меня и ровно произнес:
      — Скотт, мы видели только твою машину, выскочившую, как чертик из ада. Я не утверждаю, что не было «шевроле». Я сообщаю только, что больше мы никого не видели. Вполне возможно, что ты говоришь правду, приятель, но пока у нас нет никакого подтверждения.
      Я начал было горячиться, потом постарался расслабиться и поразмышлял спокойно. Даже мне с трудом удавалось разглядеть задние габаритные огни «шевроле» в тумане, вероятно, Блэйк и Карвер не могли видеть их за моей машиной, к тому же все их внимание сосредоточилось на мне. В самом деле, он был прав. Кроме моего рассказа, им не от чего было оттолкнуться.
      Я сообщил Турмонду все: как вышел из больницы, разговаривал с Циммерманом, звонил Дэйну, посетил Барона и Лилит Мэннинг.
      — От нее я поехал прямо к Дэйну. Тогда и увидел машину перед его домом. Остальное вы уже знаете. Кстати, Циммерман говорил мне, что работает на Джима Норриса. Циммерман — тот ублюдок, который убил Дэйна, по крайней мере, один из них. Именно шутник Норрис отправил меня в больницу. И пора уже воздать им должное.
      Помолчав немного, шеф полиции спросил:
      — У тебя есть хоть какое-нибудь доказательство?
      — Треснувшее ребро, шишки на голове и мое честное слово. Тебе мало? На основании того, что я тебе сообщил, вы могли бы заполнить вашу тюрьму до отказа.
      — Ага, — отозвался шеф полиции. — Беда в том, что ты единственный, кто говорит это. Разумеется, мы пригласим Норриса сюда еще раз.
      — Еще раз? Уж не хочешь ли ты сказать, что не поленился побеседовать с ним.
      Бледное лицо Турмонда вспыхнуло от гнева.
      — Мне уже надоел твой треп, Скотт. Да, мы говорили с ним. Здесь, четыре часа. Мне лично не нравится Норрис, но у нас нет никаких доказательств того, что он совершил какое-либо преступление. Почти все, чем мы располагаем, мы услышали из твоего громкоголосого рта.
      — Разве Клайд Барон и мисс Мэннинг не подтвердили мои показания?
      Он кивнул:
      — Они оба были у меня. Высказали кое-какие подозрения, главным образом то, что подсказал им ты.
      Наш разговор продолжился. Еще целый час просидел я с шефом Турмондом, с Карвером и Блэйком. За это время было напечатано мое заявление, и я подписал его. Полицейские были посланы за Норрисом и за некоторыми из его подручных, описанных мною. Циммермана тоже объявили в розыск, но я сомневался, что его найдут. Сообщений о «шевроле» так и не поступало.
      В конце концов шеф сказал мне:
      — Ладно, Скотт, мы тебя отпускаем. Где ты остановился?
      Я даже и не подумал об этом.
      — Не знаю. Собирался остановиться у Дэйна. А сейчас не знаю.
      — Мы должны знать, где ты будешь, Скотт. Ты можешь нам понадобиться.
      — Пусть будет у Дэйна.
      За этот час Карвер выходил из кабинета и, вернувшись, положил мой кольт на стол шефа. Поэтому я спросил:
      — Как насчет моей «хлопушки»?
      Он пожевал губу, потом подтолкнул пальцем кольт в мою сторону, а я схватил его, откинул и осмотрел барабан. В нем были только четыре пустые гильзы. Обычно я оставляю под бойком пустой патронник. Сейчас были пусты два патронника. Я посмотрел на Карвера.
      — Пробный выстрел, — небрежно бросил он. — Не думаешь же ты, что мы это упустим?
      Я пожал плечами, сунул незаряженный кольт в кобуру и вышел из кабинета. Карвер проводил меня до главного входа на Третью улицу.
      В дверях он вручил мне ключи от моей машины, и я спросил:
      — У вас не найдется безнадзорных патронов 38-го калибра? Пустая пушка не пушка.
      — Не найдется. Я бы предпочел, чтобы ты остался без них. Шеф сказал, что ты должен побыть пока в городе, но не думаю, что он очень уж расстроится, если ты вернешься в Лос-Анджелес. Если хочешь знать мое мнение, тебе лучше убраться к черту из нашего города.
      — Мне твое мнение без пользы, Карвер. И вообще не считаю нужным прислушиваться к тому, что говорят местные копы.
      Его окруженные мешками глаза превратились в щелочки, а на щеках набухли желваки. Он схватил меня за пиджак и прорычал:
      — Мне чертовски надоел твой поганый язык.
      — Ну-ка отпусти, Карвер. — Я поднял свой правый кулак.
      Он усмехнулся, не разжимая губ:
      — Знаешь, что произойдет, если ты попытаешься ударить меня?
      — Ага, ты потеряешь несколько зубов. Так что отпусти.
      Глядя вправо от себя, он выпустил из руки мой пиджак. Проследив за его взглядом, я увидел поблизости Блэйка, прислонившегося к стене.
      — О'кей, убирайся! — бросил Карвер. — Меня уже тошнит от тебя. Убирайся как можно дальше отсюда. Доставишь мне еще одну неприятность, и ты пожалеешь, что родился на свет, Скотт.
      Я промолчал. Он присоединился к Блэйку, и я ушел.
      Я поймал такси, доехал до своего «кадиллака» и попросил водителя подождать, пока я открою багажник. Мне не хотелось оставаться одному на пустынной улице, и мне нужен был свет. Порывшись в барахле, которым забит мой багажник, я наконец нашел коробку патронов 38-го калибра, зарядил револьвер и сунул несколько патронов в карман пиджака. Заперев багажник, я расплатился с таксистом и забрался за руль «кадиллака».
      Я подгадал на двух светофорах так, что проскочил их, когда уже зажигался красный свет, потом простоял пару минут у знака «Стоп». Убедившись в том, что никто не висит у меня на «хвосте», я поспешил обратно на то место, где Карвер остановил мою машину. Туда, где я потерял «шевроле». Я проехал в том же направлении несколько кварталов, развернулся и рванул обратно, заглядывая во все боковые улицы.
      Если только я не спятил, «шевроле» наверняка был брошен где-то тут. Нужно было убедиться в этом. Через пятнадцать минут я и убедился, найдя «шевроле» на улице Каштанов, меньше чем в полумиле от того места, где меня остановили Карвер и Блэйк. Сзади него стояла патрульная машина, вокруг собрались любопытные. Оставив «кадиллак» за углом, я вернулся пешком. Тот самый «шевроле», четырехдверный седан модели пятидесятых, номер 1Р61245, с пулевым отверстием в правом заднем крыле. Паршиво же я целился. Полицейские из патруля не были склонны выдавать какую-либо информацию, но я ухитрился взглянуть на регистрационную карточку. Она была выписана на имя Мануэля Мендосы из города Санта-Анна.
      Не было смысла дольше торчать там, пытаясь найти подтверждение того, что я уже знал: именно здесь стояла наготове другая машина, на которой убийцы и смылись два часа назад. Я вернулся к своему «кадиллаку», отъехал подальше от города и остановился у телефонной кабины на заправочной станции. Позвонил я приятелю из дорожно-патрульной службы Лос-Анджелеса, попросив его проверить регистрацию номера «шевроле», повесил трубку и подождал ответного звонка. Номера были выданы некоему Артуру Сиберну, проживающему на Прибрежном бульваре в Лагуна-Бич. Что и требовалось доказать.
      Проехав дальше на север по прибрежному шоссе до ближайшего мотеля, я снял бунгало, загнал «кадиллак» в примыкающий гараж и бросился на койку. Однако долго еще не мог заснуть, обуреваемый мрачными мыслями. Я собирался вернуться в Сиклифф, но только средь бела дня. Пока я лишь прикоснулся к краю всей этой заварухи и не хотел, чтобы меня убили выстрелом в спину, пока я добираюсь до ее сердцевины. В Сиклифф я въехал в одиннадцать утра и чувствовал себя в относительной безопасности на заполненных народом улицах, однако не настолько, чтобы полностью расслабиться и утратить бдительность. На Главной улице у красного светофора я машинально оглядывался вокруг — на случай, если увижу знакомую физиономию, и заметил газетный киоск на углу. В глаза бросился большой черный заголовок местной «Стар», но его смысл дошел до меня не сразу. Через мгновение я все же врубился. Светофор переключился, и сзади меня засигналила машина, но я в изумлении смотрел на кричащий заголовок: «САМОУБИЙСТВО ЭММЕТТА ДЭЙНА».
      Я крикнул продавцу, чтобы он принес мне газету, расплатился под вой и визг клаксонов позади меня, завернул за угол, припарковался и залпом «проглотил» заметку. Подписанная «Э.С. Лэйн», она занимала самое видное место — две колонки в правой части первой полосы. Я быстро пробежал ее глазами. Заметка не подтверждала в целом вынесенного в заголовок факта, а лишь указывала: «Хотя и не отвергается возможность грязной игры, предварительное расследование свидетельствует о том, что вчера ночью Дэйн совершил самоубийство в своем доме на Сиклифф-Драйв. Активный общественный деятель города, Дэйн...».
      Просмотрев остальную часть заметки, я включил передачу и поехал в редакцию «Стар». Скомкав газету в руке, я ворвался в помещение и увидел Бетти сидящей за письменным столом. На нем я и расправил газету под ее носом.
      — Кто, черт побери, накатал подобную глупость?
      Она подняла на меня глаза:
      — О, Шелл! — Лицо ее было искажено усталостью. — Это написала я. Э.С. Лэйн — Элизабет Лэйн.
      — Неужели вы не знаете, что Дэйн никогда бы не покончил с собой?
      Она прикусила губу:
      — Знаю. Мне самой моя заметка не доставила удовольствия. Информацию я получила в полиции. Мне известно только, что он мертв, а как он умер... Я... в его доме не была.
      — А я был.
      Ее светло-карие глаза за очками в черной оправе распахнулись чуть шире, она встала и провела меня в один из кабинетов в конце большого общего зала. Закрыв за нами дверь, она спросила:
      — Что вы имеете в виду?
      — Вы получили сведения у копов?
      — Да. Я повидала их с утра, как только услышала новость.
      — Вы хотите сказать, что они ничего не говорили обо мне? Я нашел его тело, приехав к нему домой сразу после убийства.
      Насупившись, она покачала головой:
      — Полицейские не упоминали вашего имени. Шелл, что же случилось? Вы точно знаете,что его убили?
      — Предумышленное убийство. — Я начал с самого начала и рассказал всю историю, включая и мое сидение с копами.
      Когда я подходил к концу рассказа, Бетти сняла очки и мягко постукивала дужками по своей щеке, потом проговорила:
      — Это... это странно.
      — Еще как странно! Вы впервые слышите все это? Она кивнула:
      — Да. Я беседовала с шефом полиции Турмондом. Он мало что сообщил мне, но заверил, что сможет сообщить мне кое-что дополнительное позже и что пока расследование продолжается.
      — Насколько я знаю копов в этом городе, они продолжат расследование до двухтысячного года. Любой бойскаут быстрее получил бы результаты. Хотел бы я знать, зачем они выдали всю эту чепуху.
      — У них, должно быть, была какая-то причина.
      — Ага. Постараюсь разузнать ее. — С минуту я размышлял. — Бетти, мне кажется, Эмметт составил несколько лет назад завещание. Вы не знаете, кто унаследует его собственность?
      Она нахмурилась:
      — Забавно, я как-то не подумала про завещание. Полагаю, его бывшая жена и дочь. Сейчас они живут в штате Иллинойс. Точно я не знаю, но проверю. — Она помолчала. — Феррис Гордон — его... был его адвокатом. Он должен знать.
      — Хорошо. Турмонд обещал вам сообщить что-то еще. Он не намекнул, что именно?
      — Нет. Сказал только, что будет держать «Стар» в курсе всех новостей.
      Я повернулся и пошел к двери.
      — Шелл! — позвала она.
      Моя рука уже лежала на ручке двери, когда она подошла и спросила:
      — С вами все в порядке? Я же не видела вас с того момента, когда вы подвезли меня домой. Я заезжала в больницу, но меня не пустили к вам.
      Я улыбнулся:
      — Спасибо, что пытались навестить меня. А я даже забыл поздороваться. Привет!
      — Привет! — улыбнулась она. — Я вас так понимаю.
      — Пожалуй, я был более... расслаблен, когда разговаривал с вами в последний раз.
      — И безумнее. Знаете, вы меня так разволновали, что я позволила вам подвезти меня, забыв, что рядом с редакцией стоит моя машина.
      Да и я забыл про машину, в которой она приезжала к Дэйну в тот первый день:
      — Тот коричневый «форд»?
      — Угу. Ну не глупо ли? Он остался там на всю ночь. — Она снова улыбнулась, но ее лицо тут же посерьезнело, когда она спросила: — Вам здорово досталось?
      — Скорее я пострадал морально, чем физически, но теперь я чувствую себя вполне сносно. — Действительно, физически я чувствовал себя не так уж и плохо. Правда, меня почти не отпускала тупая головная боль. Но после выхода из больницы я еще ни разу не чувствовал себя лучше. — Я гораздо в лучшем состоянии, чем будет Норрис, когда я доберусь до него.
      — Норрис? Я только слышала, что вас сбила машина.
      — Ага, машина и несколько подручных Джима Норриса.
      Я коротко рассказал ей о случившемся, и она пришла в ярость:
      — Знаете, как я поступлю, Шелл? Я опишу все это, все, что вы мне рассказали, и опубликую, даже если мне самой придется набирать в типографии эту историю.
      — Кто-то должен напечатать это. Может, я сообщу вам что-то новенькое, когда вернусь.
      — Вы пойдете к шефу полиции?
      — Да. Хочу поговорить с ним и парой тупиц, которых зовут Карвер и Блэйк.
      Я попрощался и поехал в участок. Когда я вломился туда, мне и в голову не могло прийти, какую глупость я совершаю.
      Уголком глаза я заметил Блэйка, беседовавшего с дежурным сержантом, но продолжал целеустремленно шагать к кабинету шефа. Дверь была приоткрыта, и я ввалился внутрь без стука. Турмонд сидел за письменным столом, а в одном из кресел перед ним удобно расположился сержант Карвер. Это меня устраивало — я хотел поговорить с ними обоими.
      Мне показалось, что мое появление сильно удивило шефа полиции, но я стремительно подошел к столу и расправил на нем смятую газету со словами:
      — Турмонд, ты не слышал ни одного моего слова прошлой ночью? Что за дурацкие игры?
      За моей спиной щелкнул дверной замок, и, бросив взгляд через плечо, я увидел Блэйка, прислонившегося спиной к двери. Он смотрел не на меня, а на Карвера со странным выражением худого лица.
      Шеф спокойно произнес:
      — Присаживайся, Скотт. Ты, кажется, чем-то расстроен?
      — Еще как, черт побери! Что за идиотская история? Ты хоть разговаривал с Норрисом? Как дела с этим Циммерманом? Машина...
      Он прервал меня:
      — Садись. Не все сразу, Скотт.
      Я сел, но гнев мой был столь сильным, что я едва удержался, чтобы не выпрыгнуть из кресла.
      — Ладно, пусть будет не все сразу. Почему в газете не сказано, что Дэйна убили?
      — Послушай, Скотт, мы знаем, что это не было самоубийством, по крайней мере из того, что ты нам рассказал. Но таким образом убийцы — если таковые были — посчитают себя в безопасности. Дай же нам возможность раскопать что-то определенное на них.
      — Что, черт побери, ты имеешь в виду под этим «если таковые были»?
      В воздухе кабинета шефа витало что-то странное: то ли некая напряженность, то ли подавленное возбуждение, которое я ощущал почти кожей. Шеф полиции посмотрел на Блэйка, потом на Карвера, и наконец взгляд его серых глаз застыл на моем лице.
      — Если откровенно, у нас нет ничего. Никакого доказательства, кроме, конечно, твоего показания.
      — А номер машины? — прорычал я. — Той украденной машины? Я же говорил вам, что было профессиональное убийство. Что вам нужно еще? Машина украдена из Санта-Анны, а номера — в Лагуне. За рулем убийц ждал сообщник. На маршруте отвала стояла другая машина. Да Боже ж ты мой! Налицо все составные части заказного убийства, кроме «ударной» машины!
      Я смолк так неожиданно, что даже почувствовал, как свирепо они уставились на меня. Вот теперь я попался! Попался и пропал! Практически в каждом хорошо спланированном заказном убийстве за отвальной машиной следует другая, «ударная», с одним-единственным назначением: блокировать или задерживать преследование, остановить любую полицейскую или частную машину, которая может пуститься в погоню, и дать таким образом убийцам возможность улизнуть. И все это время вплоть до этого момента я считал, что такой важный элемент отсутствовал, а убийцы использовали «ударную» машину века, «ударную» машину, которая призвана покончить со всеми «ударными» машинами. Это была, естественно, полицейская патрульная машина. А в ней сидели сержант Карвер и патрульный Блэйк.
      В единый миг в моей голове промелькнула дюжина взаимосвязанных мыслей, главная же из них заключалась в том, что я слишком широко раскрыл свою пасть и выкопал ею собственную могилу.
      Сердечный шеф полиции был уже совсем не сердечным. Сейчас он даже не казался мягким и вялым, а выглядел холодным, крутым и опасным.

      Я медленно выдохнул. Теперь многое стало ясно. Карвер. Блэйк и, несомненно, сам шеф полиции Турмонд повязаны с Норрисом и его головорезами. Продажностью копов объяснялось, почему даже немногие имевшиеся жалобы на «Сико» были положены под сукно и почему Норрис мог действовать так нагло. И я вляпался по уши, если только не сумею убедить их, что я, глупенький, так и не врубился в их делишки.
      Истекла лишь одна секунда, максимум две. Шеф полиции Турмонд наклонился ко мне и спросил:
      — В чем дело, Скотт?
      Я выдавил из себя жалкую улыбку и зачастил скороговоркой:
      — Мне только что пришло в голову, шеф, я же не упомянул Мендосу и Сиберна. Может, тебя заинтересует, как я узнал о них?
      Его лицо немного разгладилось, когда он проговорил:
      — Да, так как же?
      — Ну, ты же помнишь, как я предположил вчера, что убийцы, скорее всего, использовали краденую машину и краденые номера. Но ты воспринял это так, как будто не поверил мне. — Я не мог так сразу остыть, если собирался убедить полицейских парней, что все еще обманываюсь на их счет. Поэтому я взглянул на сидевшего слева от меня Карвера и сказал: — Я засомневался, что наш добрый сержант сможет во всем разобраться, при его-то пустой башке, тогда я отправился сам на поиски отвальной машины.
      Карвер приподнялся со своего кресла и воскликнул:
      — Эй! Я не позволю...
      Но шеф полиции велел ему заткнуться, а мне продолжать.
      — Я засек машину на улице Каштанов и посмотрел номера и регистрационную карточку. В дорожно-патрульной службе я узнал, кому были выданы номера, и все стало ясно.
      — Почему ты не сообщил об этом, Скотт?
      — Когда я осматривал «шевроле», рядом стояла патрульная машина, и я решил, что вам уже все известно или вот-вот будет известно. — Я сделал паузу. — Это доказывает, вне всякого сомнения, что убийство Дэйна было спланировано заранее, задолго до его совершения. А ты так и не дал мне никакого объяснения, откуда возникла «утка» о самоубийстве?
      — Я уже объяснил, — парировал шеф полиции. — В самом деле пока нет никакого доказательства того, что не ты убил Дэйна. Такой ловкий парень, как ты, Скотт, тоже мог украсть машину и номера и оставить ее заранее на улице Каштанов на случай, если что-нибудь пойдет не так. Тогда ты мог бы клясться, что гнался за «шевроле» и полудюжиной парней в нем, а полиция вскоре нашла бы «шевроле», и это подтвердило бы, что ты ничего не выдумал.
      — Вот это мысль! Глупее я...
      Шеф спокойно продолжал:
      — Я не утверждаю, что так оно и было, но так могло быть.
      — О'кей. Его убил я. Признаюсь. Использовал базуку с гранатой из сухого льда. Мой мотив... ну, его-то как раз у меня не было.
      В разговор встрял Карвер:
      — Не смешно. Не сомневаюсь, мы обнаружим мотив — стоит только поискать. И не думай, что я шучу. — Он оскалился. — У нас достаточно оснований для твоего задержания, Скотт. — Он многозначительно взглянул на Турмонда, и я последовал его примеру.
      Им и не нужны были никакие основания, чтобы задержать меня, а только пустая темная камера, которую можно было бы надежно запереть. Сейчас все зависело от шефа. Если ему покажется разумным упечь меня, в моей камере точно не будет телефона, по которому я мог бы позвать на помощь морскую пехоту.
      Я поднялся, не ведая еще, отпустят ли они меня или нет. И мне совсем не нравилось выражение лица Турмонда.
      — Сядь! — приказал он. — Карвер прав — нам хватает оснований, чтобы засадить тебя. Теперь, когда Дэйн мертв, у тебя уже нет клиента, однако ты продолжаешь доставлять нам неприятности.
      Это прозвучало так, словно шеф полиции пытался сообразить, доставлю ли я ему больше неприятностей в кутузке или на свободе? Я постарался внести свою лепту в двойную игру, не веря ни одному своему слову, но продолжая играть под дурачка:
      — Это не серьезно. Арестуйте меня, и через час я буду освобожден под залог и тут же подам на вас в суд за незаконный арест. К тому же у меня есть клиент. Даже два: Лилит Мэннинг и Клайд Барон. Так я думаю. — Я бы назвал своим клиентом даже Бога-отца, если бы мне это помогло.
      Однако мои слова сбили шефа с панталыку, и я удивился, почему я не упомянул раньше Лилит и Барона. Какими бы продажными ни были шеф полиции и два его прихвостня, казалось мне, они чертовски поостерегутся вызвать неудовольствие двух таких влиятельных лиц, как Барон и Лилит, если только они не поняли, что я врубился в их игру.
      — Вот как? — удивился он. — С каких пор? И что значит это твое «так я думаю»?
      — Ну, я работаю на них, хотя и не видел их последнее время. Слишком много всего случилось.
      Шеф полиции хотел было что-то сказать, но воздержался, бросив взгляд на Карвера и Блэйка. Поджав губы и насупившись, через минуту он проговорил:
      — Посмотрим, Скотт, — подтянул за провод к себе по столу телефон и набрал номер.
      Через мгновение он уже говорил елейным голосом, полным уважения:
      — Клайд? Здесь Уоллес Турмонд. У нас в участке этот Шелл Скотт. Уверяет, что работает на вас. Что скажете? — Послушав несколько секунд, он произнес: — Ну, мы... допрашивали его в связи со смертью Эмметта Дэйна... Что? Ну, думаем, мы могли бы его задержать... Понятно. Ладно, Клайд. Спасибо. — Положив трубку, он забарабанил пальцами по столу, пристально глядя на меня, потом сказал: — Мистер Барон сейчас приедет.
      — Естественно. — Я едва смог проглотить ком в горле.
      Барону понадобилось пятнадцать минут, чтобы добраться до участка. Тем временем я поинтересовался у шефа, узнали ли они хоть что-нибудь от Норриса и нашли ли парня, называвшегося Циммерманом. Естественно, ответ был отрицательным, они даже не могли найти Норриса, которого, по словам Турмонда, не видели в городе уже несколько дней. Другого я и не ждал, просто старался поддержать беседу. Наконец приехал Барон и ввалился в кабинет шефа. Он тряхнул руку Турмонда и заговорил быстро и громко. Когда шеф полиции спросил его, был ли он моим клиентом, Барон искоса посмотрел на меня и через пару секунд подтвердил: «Верно». Когда же мы с Бароном собрались уходить, Турмонд даже не пытался меня остановить. Мы вышли из кабинета, и я затворил за нами дверь, неровно дыша.
      В дверях главного входа в участок Барон остановил меня словами:
      — Боюсь, я чего-то не понял, мистер Скотт. Почему они вас не отпускали?
      Поблизости никого не было, но я не собирался ничего говорить, пока не уберусь подальше от полицейского участка, поэтому коротко бросил:
      — Они считают, что у них есть основания. Я все расскажу, но сначала уедем отсюда.
      Он кивнул, однако не сдвинулся с места:
      — Что вы думаете о самоубийстве Дэйна? Почему они допрашивали вас?
      — Я обнаружил его тело. Не было никакого самоубийства. Норрис послал своих головорезов, и они убили его.
      Он состроил гримасу:
      — Я этого и боялся. Вы уверены?
      — Еще как!
      Он покачал головой и насупился:
      — Если они убили Дэйна, как они поступят со мной? И с Лилит? Вы ее видели?
      — После вчерашней ночи нет.
      — Она пыталась связаться с вами. Звонила мне сегодня утром, хотела узнать, где вас найти. Но я этого не знал.
      Интересно, чего она хотела, не того же ли, что и вчера? Или ее опять навестили подручные Норриса? Я спросил Барона:
      — Она была встревожена?
      — Да. Сказала, что это очень важно. Полагаю, вам следует повидать ее.
      — Ладно, поеду узнаю, что ее гложет. Может, позже... — Я замолчал.
      Мы все еще стояли в дверях, и сзади себя я услышал скрип кожаного ботинка. Повернувшись, я увидел шефа Турмонда в нескольких футах от нас, направлявшегося в сторону дежурного. Он был достаточно близко, чтобы услышать мои последние слова, но по нему не было видно, что он вообще обратил на нас внимание. Я взял Барона под руку и повел его на тротуар. Его машина была припаркована под знаком «Стоянка запрещена». Он сел за руль, а я облокотился на дверцу и спросил:
      — У вас были новые проблемы с парнями из «Сико»?
      Он покачал головой:
      — Нет. Однако, если откровенно, я не собираюсь больше подставлять свою шею. Я продам все, что у меня есть, даже одежду с себя, но не рискну кончить так, как Эмметт.
      — Ну, в ближайшее время в городе может разразиться буря. Ваш «честный» шеф полиции и его подчиненные Карвер, Блэйк, а может быть, и другие оказались такими же прожженными бестиями, как и Норрис.
      У него отвалилась нижняя челюсть, и он взглянул на меня так, словно я стал «голубым»:
      — С ума сошли!
      — Как бы не так! — И я рассказал ему, что случилось прошлой ночью, когда я гнался за убийцами от дома Дэйна, и как мне помешала «ударная» машина.
      Он нахмурился еще больше:
      — Но это не означает, что они столкнулись с Норрисом.
      — По-моему, означает. Может, это и не улика, но я постараюсь найти доказательства, если удастся. — «Если я выживу», — подумал я. — Поразмышляйте над этим. Я навещу Лилит. Благодарю за помощь, за то, что вызволили меня.
      — Я просто обязан был сделать это для вас в ответ на вашу поддержку, мистер Скотт. Хотя дела-то не пошли лучше, а?
      Холодно взглянув на меня, он попросил связаться с ним после того, как я повидаю Лилит.
      Я прошел несколько шагов до своего «кадиллака», завел мотор и отъехал, присматриваясь, не сел ли кто мне на «хвост». В миле от города мое зеркало заднего обзора показывало пустое шоссе за моей спиной, так что, похоже, за мной никто не следил. В следующий миг я увидел справа белое пятно особняка Мэннингов. Свернув с улицы Винсент на подъездную дорожку, я заметил Лилит на веранде. Она встала, когда я припарковался.
      Впервые я видел ее одетой, то есть не в одном купальнике. И хотя она все еще выглядела обворожительной, ей, похоже, не следовало бы одеваться вообще. Я поднялся на веранду, а она протянула мне обе руки, сжала ими мои и сказала:
      — Привет, Шелл! Я пытался разыскать вас.
      — Привет! Я видел Барона, и он сообщил мне, что вы хотите поговорить со мной. В чем дело?
      — Даже не знаю. Куча вещей, пожалуй. — Она притянула меня к себе, обвила руками мою шею, поцеловала в губы и отступила на шаг.
      — Эй! — воскликнул я, забыв о галантности. — Надеюсь, это не единственная причина вашего желания видеть меня.
      Она улыбнулась:
      — О? Я уже не кажусь достойной поцелуя, как вчера? — Она снова села на диванчик.
      Разумеется, она не могла смотреться так очаровательно, как прошлой ночью, но и сейчас в ней не было ничего отталкивающегося. На ней были светло-зеленая нейлоновая блузка и темно-зеленая юбка, которые превосходно обрисовывали ее роскошную фигуру.
      — Вы выглядите замечательно, Лилит. Однако буду откровенен до грубости. Мне нет дела до того, как вы красивы. Слишком много случилось сегодня или еще случится, чтобы я рассиживался здесь, восхищаясь вами, как бы это ни было мне приятно. Если вам больше нечего сообщить, я побежал. Я думал...
      — Отнюдь. Я хочу сказать вам нечто важное, — прервала она меня. — Прочитав сегодняшнюю «Стар», я приняла решение. Я имею в виду Эмметта Дэйна. Не думаю, чтобы он покончил с собой.
      — Он и не покончил. — Мне пришлось повторить то, что я уже рассказывал Барону.
      Выслушав меня, она кивнула:
      — Меня это нисколько не удивляет, Шелл. Однако мне уже нет до этого дела. Я уезжаю.
      Я ее не осуждал, на ее месте я, вероятно, слинял бы давным-давно.
      — Жаль, — обронил я. — Сиклифф больше не для вас, а?
      — Никогда. Шелл, ты будешь хоть немного скучать по мне?
      — Еще как. Куда ты отправишься?
      — Не знаю. Может, на Гавайи или опять в Европу. У меня полно денег, больше, чем мне когда-либо понадобится. Я могу отправиться, куда хочу, и делать, что хочу. Я — одинокая. Ничем не связана. Но я люблю компанию.
      — Пожалуй, все любят компанию.
      — Шелл, почему бы тебе не поехать со мной? Нам было бы здорово вместе. — Она улыбнулась. — Я бы сняла дом с бассейном.
      Я задержался с ответом, потом все же выдавил из себя:
      — Весьма привлекательное предложение, Лилит. Но по многим причинам оно не может быть мною принято. Во-первых, я не могу покинуть Сиклифф. По крайней мере, пока.
      — Почему, Шелл? Мы можем просто уехать, и все. Прямо сейчас, сию минуту. Запрыгнуть в автомобиль и погнать... куда захочется.
      Я покачал головой:
      — У меня слишком много... ну, слишком много долгов.
      — Забудь Шелл. Что это даст в конечном счете? Мы можем хорошо повеселиться. И повеселимся, если ты захочешь.
      — Ничего не получится, милая.
      Ее поведение резко переменилось. Лицо слегка покраснело, а губы искривились, когда они воскликнула:
      — Пошел ты к черту! Тебе следовало бы гарцевать на белом коне, звеня доспехами. За кого ты себя выдаешь? За крестоносца? — Она продолжала в том же духе еще какое-то время и неожиданно в заключение сказала: — Мне очень жаль.
      — Мне тоже.
      — На самом деле я вовсе ничего такого не имела в виду. Просто ощущение отвергнутой женщины не очень-то приятно. — Помолчав несколько секунд, она похлопала подушку дивана рядом с собой. — Сядь, поцелуй меня. — Она улыбнулась. — Это-то, по крайней мере, ты можешь сделать.
      Я сел. И поцеловал ее. По правде говоря, я сделал больше, чем «по крайней мере». Наконец я огляделся.
      — Нас никто не видит, — сипло прошептала она.
      Ее руки обвили мою шею и притянули меня к ней, ее раскрытые и чуть выпяченные влажные губы были красноречивее всяких слов. И все же я отстранился от нее. Ничего хорошего мне это не сулило. Вернее, мне было очень приятно, но, как бы ни улучшились мои отношения с Лилит, они не могли улучшить моего положения в Сиклиффе. А оно было просто отчаянным, и, останься я здесь еще хоть ненадолго, оно станет еще ужаснее. Поэтому я поднялся.
      — Да что с тобой? — спросила она, потом улыбнулась. — Все еще болит ребро?
      — Не оно меня беспокоит. Просто мне нужно ехать.
      — Я тебя не отпущу, — заверила она.
      Две пуговки на ее блузке были расстегнуты, дышала она медленно, но ритмично — и какой ритм она задавала! Я бессмысленно пролепетал:
      — Увидимся в Гонолулу. Я заскочу и даже отдам тебе свою последнюю рубашку, однако сейчас я должен идти. Я просто обязан.
      Повернувшись, я стал спускаться с веранды, но она схватила меня за руку и воскликнула:
      — Да в самом деле, что с тобой? Будь же благоразумным!
      — Даже не собираюсь быть благоразумным. Это как раз неблагоразумие. Город кишит гангстерами и продажными копами, и большинство из них жаждет моей крови, а я ничего не предпринимаю для того, чтобы обезопасить себя и — Понимаешь ли? — закончить начатое дело.
      — Я уже думаю, что ты никогда не заканчиваешь ничего из начатого тобой.
      — Ну нет, я всегда... Послушай, не глупи.
      Говоря это, я удалялся от нее, пока не очутился на покрытой гравием дорожке под верандой. Лилит возвышалась надо мной с совершенно несчастным видом, положив руки на бедра.
      — До свидания! — попрощался я.
      — Иди к черту!
      Послав ей воздушный поцелуй, я забрался в «кадиллак» и завел двигатель, пока слабость не овладела мной. На первой передаче я приблизился к выезду на улицу, притормозил, бросив взгляд налево и направо, начал выкатываться на мостовую, но тут же врезал по тормозам, заметив в двух кварталах черный автомобиль, несущийся как сумасшедший на скорости по крайней мере семьдесят миль в час.
      Он показался со стороны города и развил такую скорость, что я не рискнул выехать на улицу, хоть он и находился еще в квартале от меня. Я оставил передачу включенной и выжал сцепление. Мне показалось, будто тот водитель подумал, что я выезжаю на улицу, ибо я услышал пронзительный визг шин, когда он резко затормозил, и автомобиль завилял по дороге, но потом все же сумел выровняться. Однако вместо того, чтобы снова газануть, автомобиль продолжал терять скорость, которая упала миль до тридцати, когда нас разделяло ярдов десять.
      В последнее мгновение сигнал тревоги прозвучал в моем мозгу. Тут я увидел мужчину, пялившегося на меня в открытое окно со стороны сиденья для пассажира, и отблеск солнечного света от «пушки» в его руке, вытянутой в мою сторону. Я подпрыгнул на месте, отпустив все сразу: мои руки бросили руль, ступня соскользнула с педали сцепления, а сам я нырнул вбок, к правой дверце, и, когда мои пальцы схватили дверную ручку, я услышал, как прогремел пистолет один и второй раз. В этот самый миг машина прыгнула вперед, когда шестерни вошли в зацепление, и это в сочетании с моим внезапным прыжком спасло меня. Я услышал, как пули вонзились в заднюю часть кузова моего «кадиллака», но успел распахнуть дверцу и выскочить в нее.
      «Кадиллак» выпрыгнул на улицу до того, как его двигатель заглох, и вынудил черный автомобиль вильнуть к дальнему краю мостовой. Я перекатился по асфальту и почувствовал, как затрещали мои колени, когда я подтягивал их под себя, в то время как пальцы моей правой руки обхватили рукоятку кольта.
      Я бросил свою «хлопушку» в сторону черного автомобиля, колеса которого в этот момент пробуксовывали по грязи обочины. Он завилял, пистолет грохнул еще раз, и я услышал, как пуля ударилась рядом со мной и срикошетила. Я торопливо выстрелил в направлении черного автомобиля, прицелился в парня, выглядывавшего в открытое окно. Его пистолет грохнул опять, и я нажал на спусковой крючок, чуть перевел ствол кольта и нажал вновь.
      Черный автомобиль вильнул еще раз и остановился на земляной обочине, а я вскочил на ноги и кинулся к моему «кадиллаку», когда проревел второй пистолет. Пуля не задела меня, но где-то поблизости послышался звон разбитого стекла. Укрывшись за «кадиллаком», я согнулся и переместился к его капоту, судорожно роясь в кармане пиджака в поисках засунутых туда прошлой ночью запасных патронов. Достав целую горсть, я оперся правой рукой с кольтом на капот и выглянул из-за него.
      Всего в тридцати — сорока футах от себя, рядом с черным автомобилем, я увидел мощную фигуру мужчины с пистолетом в руке. Какое-то мгновение он смотрел не на меня, а на дом за моей спиной. Потом его голова резко дернулась в мою сторону, ствол его пистолета повернулся и выплюнул огонь. Я поспешно выпустил в мужчину оставшиеся в моем кольте пули, промазал, а он грохнулся на землю. Нырнув опять под прикрытие «кадиллака», я потратил несколько секунд на перезарядку кольта. Когда я снова выглянул поверх капота, грузный, чем-то знакомый мне мужчина несся, согнувшись, от черного автомобиля, ища укрытие среди торчавших поблизости деревьев.
      Я послал пулю ему вдогонку, когда он уже оказался в тени деревьев, и, должно быть, промазал, ибо услышал, как он продолжает бежать. Держа револьвер наготове, я бросился к черному автомобилю, чувствуя, как колотится сердце и вот-вот разорвется в груди, страшно пересохло в горле. Однако выстрелов больше не раздалось. Я добежал до черного автомобиля и, не увидев в нем никого, ухватился за ручку и распахнул дверцу.
      Я чуть не выстрелил, заметив движение, но вовремя удержался, когда тело мужчины повалилось в мою сторону. Оно было прижато к дверце и сейчас покачнулось и выпало на землю, перевернувшись на спину и прикрыв грудь одной рукой, словно он был еще жив.
      Он лишился большей части подбородка, и в его горле зияла рваная рана, кровь из которой еще сочилась на белую рубашку. Несмотря на исчезновение части его худого лица, я без труда узнал Блэйка. Теперь понятно, почему грузная фигура второго показалась мне знакомой — это был его дружок Карвер.
      Итак, мне не удалось ввести их в заблуждение: в кабинете шефа они просто сделали вид, что я обвел их вокруг пальца. Они и отпустили меня, чтобы убрать подальше от города, и Турмонд прекрасно слышал все, что я говорил Барону.
      Я все еще был на взводе, в состоянии шока, и туго соображал. Бросив взгляд внутрь салона черного автомобиля, я увидел кровь на сиденье и трубку радиотелефона, болтавшуюся на конце провода. И я не сразу врубился, не мог понять, почему два копа-убийцы связались с участком в тот самый момент, когда пытались пришить меня.
      Однако я все понял, когда услышал сирены. Пронзительный вой был пока еще далеко, но патрули явно направлялись сюда. И только я один знал, что Блэйк и Карвер первыми открыли огонь и пытались хладнокровно убить меня. Одного моего слова будет недостаточно, чтобы доказать, что я стрелял в порядке самообороны. А главное — теперь я стал дичью, на которую разрешено охотиться любому полицейскому, да что там — любому мужчине с «пушкой».
      Я только что застрелил копа.

      И хотя приближающиеся сирены все громче завывали в моих ушах, несколько секунд я мог думать только об одном: я стал самым гнусным из преступников — убийцей копа. И у меня не оставалось ни малейшего сомнения насчет моих последующих действий. Я должен был рвать когти.
      Я повернулся и кинулся к своему «кадиллаку». Выравнивая его на дороге, я до отказа вжал педаль газа в пол. Не знаю почему я бросил взгляд на большой белый особняк — я же совсем забыл про Лилит. Внезапно я сообразил, что именно на нее уставился Карвер, когда я увидел его рядом с черным автомобилем. Лилит все еще стояла на веранде, прижав обе руки к горлу. Какое-то мгновение я продолжал ехать, потом врезал по тормозам, стремительно подал назад, рванул по подъездной дорожке и, пойдя юзом, остановился рядом. Не мог же я бросить ее здесь. Она наблюдала за случившимся и была единственным свидетелем в мире, видевшим, как я застрелил копа в порядке самообороны. И я понимал, что, если хоть один из охотившихся за мной бандитов доберется до нее, она не проживет и пяти секунд. Теперь она была завязана так же прочно, как и я. И Карвер, несомненно, видел ее.
      Гравий из-под колес моего «кадиллака» ударил ее по ногам, но она даже не пошевельнулась. Выражение шока и ужаса застыло на ее побелевшем лице. Сзади нее, в нескольких ярдах справа, я увидел разбитое стекло — в него, очевидно, попала пуля, выпущенная в меня... или она была выпущена в Лилит.
      — Залезай! — завопил я. — Мы должны убраться отсюда!
      Она, кажется, пришла в себя, когда выкрикнула:
      — Сирены? Полиция? Они будут тут через минуту.
      — Да Боже ж ты мой! Стрелявшие в меня типы — полицейские! Быстро залезай!
      Она с сомнением покачала головой. Сирены выли все громче — они были всего в полумиле от нас.
      — Залезай!
      — Я боюсь.
      Мне понадобилась пара секунд, чтобы сообразить: Лилит наверняка думала, что, сядь она в мою машину, копы могут попасть и в нее, начни они только стрелять. А стрелять они будут непременно. «Уже секунд через двадцать», — прикинул я.
      — Тогда беги! Беги к чертовой матери! Карвер знает, что ты все видела, и он убьет тебя, детка!
      — Конюшня! — воскликнула она. — Кони. Они не смогут догнать меня, если я ускачу. — Она выглядела так, словно вот-вот грохнется в обморок. Встряхнув головой, она проговорила: — Шелл, я видела, как они пытались убить тебя. Теперь я останусь в городе, раз уж я нужна тебе.
      Я не собирался спорить:
      — Где... где ты будешь?
      Она сильно прикусила нижнюю губу, потом произнесла скороговоркой:
      — Крэйг... Дороти Крэйг. Она поможет мне. Я буду у нее.
      Она побежала за дом, а я врубил передачу, и мой «кадиллак» прыгнул вперед. Сирены визжали прямо у меня в ушах. Они были уже не дальше одного квартала отсюда. Если бы я повернул направо и попытался смыться в этом направлении, они настигли бы меня за несколько секунд. У меня оставался только один шанс: свернуть налево, навстречу им, проскочить мимо и улизнуть прежде, чем они успеют развернуться и погнаться за мной.
      Деревья закрывали улицу слева от меня, где должны были мчаться полицейские машины, но я вынужден был рискнуть и молился про себя, чтобы они не врезались в меня, когда я буду выезжать на улицу. В конце подъездной дорожки я включил вторую передачу, резко крутанул руль влево, почувствовал, как колеса пошли юзом, и тут же увидел слева несущуюся на меня с ревом машину. Я дернул рулевое колесо, чтобы увести мой «кадиллак» от столкновения, и вжал ногой педаль газа в пол.
      Полицейская машина накренилась, когда ее водитель инстинктивно свернул в сторону. Мой «кадиллак» вздрогнул от удара заднего крыла вильнувшей полицейской машины, передавшегося через руль моим напряженным рукам. «Кадиллак» тоже вильнул, но удержался на дороге, и я выровнял его, не отпуская педаль акселератора.
      В квартале впереди другая черная патрульная машина неслась в мою сторону. Они не могли не заметить, что произошло, и ее передний бампер резко опустился, когда водитель врезал по тормозам. Расстояние между нами стремительно таяло, их машина развернулась влево и встала поперек дороги.
      Я задержал дыхание и еще сильнее сжал руль, пялясь на полицейскую машину, пока она прошла юзом чуть дальше и полностью блокировала мою половину дороги, оставив, однако, свободное пространство сзади себя. Достаточно. Может быть, достаточно. Я потянул руль влево, пытаясь проскочить мимо заднего бампера полицейской машины и не выехать на мягкую земляную обочину, а их машина проскочила справа, словно смазанное пятно. В тот же момент я услышал пистолетный выстрел, и осколки стекла впились в мое лицо.
      Левые колеса все же выскочили на обочину, и «кадиллак» резко вильнул. Я боролся с рулевым колесом, чуть отпустив педаль газа, пока не почувствовал, что колеса вновь вцепились в твердый асфальт, и опять вжал акселератор в пол. Стрелка спидометра качнулась к восьмидесяти, задержалась, потом доползла до восьмидесяти пяти, до девяноста. При такой высокой скорости по неровному асфальту отражение в зеркале заднего обзора было слишком смазанным и искаженным, чтобы я мог что-нибудь разглядеть, но я сообразил, что обе полицейские машины оказались уже в доброй миле позади меня.
      Я стремительно приближался к двухполосному шоссе, которое с этой стороны Сиклиффа вело внутрь суши, где было множество холмов, густо поросших кустарником. Он него отходило с полдюжины дорог, и я собирался свернуть на одну из них, хотя и сам еще не знал, на какую. У перекрестка я сбросил скорость, чтобы вписаться в поворот, и оглянулся назад. Мельком я заметил одну машину далеко позади, потом сосредоточил все свое внимание на дороге. Если мне повезет, я улизну от них. Всего лишь временная отсрочка! Полицейские радиостанции уже работали вовсю, объявляя охоту на Шелла Скотта. Опасного преступника Скотта, вооруженного, «приближаться с осторожностью», что в моем случае означало: «Стрелять на поражение без лишних вопросов». Я живо вообразил, как копы склоняются над телом Блэйка и дают клятву уничтожить меня.
      Первый поворот с шоссе находился в полумиле от оставшегося сзади перекрестка, второй — еще через полмили. Я продолжал ехать по прямой до второго поворота и бросил беглый взгляд назад, снижая скорость и поворачивая. Шоссе позади меня все еще было пустынным. Копам придется проверить по крайней мере две дороги. При удаче они могут свернуть не на ту дорогу.
      Через тридцать минут и примерно в сорока милях от Сиклиффа, я катил на скорости двадцать миль в час по узкой дороге, высматривая, куда бы свернуть. В поле зрения не было ни одной машины, и солнце уже наполовину опустилось к горизонту на западе. По обеим сторонам дороги попадались деревья и заросли кустарника, и наконец я нашел устраивающее меня место. В пятидесяти ярдах справа виднелась небольшая рощица, достаточно густая, чтобы укрыть там мою машину. Я свернул с дороги, и «кадиллак» запрыгал по ямам и ухабам пересеченной местности. Я же только старался не заехать в глубокую яму. Мне это удалось, и я укрылся в тени деревьев и выключил двигатель. Закурив, я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Да, я вляпался, здорово вляпался. Сейчас эфир, должно быть, уже заполнен объявлением Скотта во всеобщий розыск, и телетайпы по всему Западному побережью отстукивали мои имя.
      И мне некуда было бежать. Чем дольше я буду скрываться, тем быстрее повсюду будет распространяться приказ о моем розыске, пока обо мне не узнают все и каждый полицейский в стране. И побеги я дальше, все становилось бы еще хуже и страшнее. Бегство в любом случае не помогло бы мне. Я должен остаться здесь и доказать каким-то образом, что убийство копа было совершено в порядке самозащиты. Правда, как это доказать, я не имел ни малейшего понятия.
      Мои дела уже были неважными, когда против меня имели зуб только Норрис и его банда. Потом оказалось, что на их стороне были Карвер, Блэйк и шеф полиции — и все жаждали моей крови. Теперь же все копы не только в Сиклиффе, но и по всему штату будут высматривать меня. Все честные полицейские — 999 из каждой тысячи славных, смелых и добропорядочных полицейских будут искать меня, даже не подозревая, что окажутся на стороне мазуриков, громил и убийц.
      Да, попал я, еще как попал!
      Было совсем темно, когда я проснулся. Я сел, потянулся, включил лампочку на приборной доске и взглянул на часы: девять тридцать.
      В желудке было ощущение вакуума, и я припомнил, что с самого утра у меня во рту не было и маковой росинки. Прежде чем задремать, я вернулся пешком к дороге и замел все следы шин на земле. Будь у меня запасы пиши, я мог бы отсидеться тут довольно долго: не могли же копы обследовать каждую группку деревьев в Южной Калифорнии. Однако даже это вряд ли помогло бы мне выбраться из той ямы, в которой я оказался и которая, вероятно, становилась все глубже.
      Выкурив последнюю сигарету, я включил радио и послушал последние новости, передававшиеся в десять часов. Я оказался главной новостью. Вещали немного, но впечатляюще: "Известный лос-анджелесский частный сыщик Шелдон Скотт разыскивается в связи с убийством полицейского из Сиклиффа. Полисмен Франклин Блэйк был убит Скоттом во время перестрелки, имевшей место сегодня после полудня в Сиклиффе. Скотт скрылся на кабриолете «кадиллак». Далее следовало более подробное описание Скотта и его «кадиллака».
      Я выключил радио. Ничего не сообщалось о Карвере и, естественно, о причине перестрелки. Не была упомянута и Лилит Мэннинг. Надеюсь, ей удалось скрыться. Без ее свидетельского показания я — если только доживу до момента, когда смогу использовать чье-то свидетельское показание, — покойник.
      Посидев еще несколько минут, я вылез из машины, слил немного воды из радиатора, смешал ее с землей и замазал этой грязью номера. На шоссе не было видно света фар, поэтому я спокойно доехал до него, повернул налево и двинулся обратно по тому же маршруту, по которому примчался сюда. В четырех милях от моего убежища я нашел маленькую заправочную станцию с одной-единственной колонкой, рядом было что-то вроде сельской лавочки и домик владельца автозаправки, который я запомнил по дороге сюда еще вчера. К тому же там была телефонная кабина. Когда я подъехал, еще горел свет. Но прежде чем остановиться у колонки, я достал из бардачка помятую шляпу, расправил ее и напялил на голову.
      Через мгновение появился пожилой мужчина, и я попросил его залить полный бак и проверить аккумулятор, колеса и все остальное.
      Он кивнул в знак согласия, а я скользнул по сиденью к правой дверце, вылез из машины и подошел к дряхлого вида телефонной кабине. Соединившись с телефонной станцией Сиклиффа, я назвал номер Дороти Крэйг. Прозвучала дюжина гудков, и на линии раздался голос телефонистки:
      — Ваш абонент не отвечает.
      Я проглотил ком в горле и вежливо обратился с просьбой:
      — Мисс, я был бы вам весьма благодарен, если бы вы дали мне адрес мисс Крэйг. Я подъезжаю к вашему городу, и мне очень важно повидать ее. Боюсь, у нее могут возникнуть кое-какие неприятности.
      Через мгновение она сообщила мне адрес: Каруэлл-стрит, номер 4872. Я знал примерно, где это, — главное, что на окраине города. Это поможет мне, если Лилит удалось добраться туда, если она была еще жива и если Дороти Крэйг действительно была ее хорошей подругой.
      — Мисс, — попросил я опять, — если у вас есть номер Элизабет Лэйн, не соедините ли меня с ней?
      Она набрала номер, на другом конце сняли трубку, я сунул две двадцатипятицентовые монеты в отверстие автомата и узнал голос Бетти, произнесший:
      — Хэлло?
      — Привет, Бетти! — Я замолчал.
      Если полиция узнала, что я довольно близко познакомился с Бетти, ее телефон мог прослушиваться. Хоть это и казалось невероятным, я все же опасался, что кто-то мог засечь нас. Поэтому я постарался не называть себя.
      — Извините, что не исполнил обещания и не выл на луну под вашим окном, но я...
      Задохнувшись, она воскликнула:
      — Шелл! О, Шелл...
      Вот и все! Если, конечно, телефон прослушивался. Разумеется, я мог быть одним из тысячи других «Шеллов».
      Я попытался исправить положение:
      — Ага, это Шелли Уинтерс.
      — Шелл, у вас все в порядке? Где...
      — Послушай, детка. Будет очень мило, если твой телефон прослушивается. Выберись побыстрей из дома, найди телефон-автомат и позвони мне. — Я назвал номер автомата, из которого звонил.
      Она сразу все поняла и положила трубку.
      В ожидании ее звонка, я высунулся из кабины и крикнул автозаправщику:
      — У вас есть тут что-нибудь из еды?
      Здесь было слишком темно, чтобы он мог разглядеть меня. Он обернулся и спокойно ответил:
      — Уже поздно, и гриль не работает, но у меня есть готовые сандвичи.
      Я попросил его кинуть на переднее сиденье дюжину сандвичей и несколько бутылочек кока-колы, и тут зазвонил телефон — это была Бетти.
      — Шелл, так у вас все в порядке? Вы действительно...
      — Вы хотите знать, подстрелил ли я Блэйка? Да, но после того, как он несколько раз выстрелил в меня. Блэйк, сержант Карвер и шеф полиции Турмонд связаны с Норрисом и его бандой. Самые крупные жулики в городе. Я выдал себя, и шеф послал эту парочку убрать меня. Именно убить, я не оговорился. Они сделали попытку, однако неудачную. Я же не промазал. Вот и вся история, но кто мне поверит?
      Помолчав несколько мгновений, она мягко проговорила:
      — Я поверю, Шелл. Что вы собираетесь делать?
      — Хотел бы сам знать, детка. Я позвонил в надежде, что у вас есть что-нибудь новое, что помогло бы мне.
      — Сожалею, ничего нового с тех пор, как мы с вами виделись. — Она помолчала. — Я просто надеялась, что у вас все в порядке. Как все случилось?
      Я рассказал ей происшедшее в деталях, в том числе и то, что я уже знал, но не мог пока доказать.
      — Вот и все. Однако вы не сможете ничего опубликовать, ибо, если вы это сделаете, они сразу поймут, откуда у вас такие сведения, и с вами будет кончено.
      Помолчав немного, она сказала:
      — Да, все это кажется фантастичным и в то же время многое объясняет.
      — Ага. Даже то, почему у тысячи копов руки чешутся добраться до меня. Послушайте, у меня не было времени договориться как следует с Лилит Мэннинг, я вам уже сказал, она собиралась укрыться у этой Дороти Крэйг. Если только ей удалось добраться туда. Судя по всему, она намерена пока там остаться на случай, если мне понадобятся ее свидетельские показания. Я не знаю, где она сейчас. Я позвонил Крэйг, у нее никто не отвечает. Вы слышали раньше о ней?
      — Я с ней встречалась, но плохо знаю ее. Довольно привлекательная брюнетка, без всяких средств. Из женщин легкого поведения. Я справлюсь о ней. Вы думаете, что-то могло случиться с мисс Мэннинг?
      — Не знаю. Однако что-то может случиться, если Карвер или Турмонд доберутся до нее. Так что, справляясь о Лилит, не наведите их случайно на ее след. Не связывайтесь с ней напрямую. Эти парни ведут грязную игру.
      — Кроме желания помочь вам, Шелл, я еще надеюсь написать сенсационную статью, если все получится.
      — Или получите дырку в голове, если не получится. Дорогая вы моя, вы единственный, кроме Лилит, человек в городе, которому я доверяю, а я не могу связаться с Лилит.
      — Так вы бы не позвонили мне, если бы нашли мисс Мэннинг?
      — Я не это имел в виду. Позже я собираюсь появиться в городе — но не сегодня ночью — и должен знать, на кого можно положиться. А если мне не удастся еще раз созвониться с вами, по крайней мере вы теперь знаете всю подноготную.
      Она попыталась было что-то сказать, сдержалась, потом все же проговорила:
      — Когда появитесь в городе, приезжайте ко мне. Вам же нужно... где-то прятаться. Не можете же вы разгуливать по улицам.
      — Ни за что, дорогая. Мне это грозит смертью. Может, уже сейчас кто-то сидит в засаде у вашего дома?
      — Тогда встретимся где-нибудь еще.
      Мы спорили по этому поводу минуты две, пока наконец я не согласился встретиться с ней в ресторане «У Лэнни». Мы поговорили еще пару минут, и она спросила, не могла ли она мне помочь еще чем-нибудь. Полушутливо я сказал, чем именно.
      Она рассмеялась и пообещала:
      — Я достану для вас бритву и краску для волос. Да и все остальное, кроме лампы Аладдина и танка.
      — Ладно, забудьте. Да и обо всем остальном, если хотите.
      — Но вы не собираетесь приехать сейчас?
      — Нет. Завтра вечером. Скажем, около девяти. В городе для меня будет, вероятно, почти так же жарко, как и сейчас, однако зоркие глаза копов уже чуть устанут. Как бы там ни было, мне придется вернуться. И если мне это вообще удастся, увидимся «У Лэнни» около девяти.
      — Шелл...
      — Да?
      — Я... Нет, ничего. Просто... будьте осторожны.
      — Обязательно. — Я повесил трубку, попробовал набрать еще раз номер Крэйн, снова неудачно, расплатился с владельцем заправочной, заставил себя не нервничая дождаться сдачи и уехал к своим зарослям и ко сну.

* * *

      Я мягко притормозил, матерясь про себя, развернулся и поехал назад. Чуть не наскочил на передвижной полицейский пост. Я выключил фары, как только заметил свет впереди, и вряд ли они видели, как я разворачивался. Было уже восемь часов вечера, а я все еще находился в пяти милях от Сиклиффа.
      За прошлую ночь и на протяжении всего дня не случилось ничего, если не считать, что меня уже тошнило от отвратных сандвичей. Но я здорово отоспался, так что чувствовал себя вполне бодро. Однако, если бы я наткнулся на один из полицейских постов, произошло бы черт-те что. Отъехав с полмили, я остановился и попытался припомнить округу. Еще будучи школьником я объездил здесь все, да и в последние годы не раз бывал тут и поэтому надеялся отыскать хоть одну дорогу, не заблокированную копами.
      Мне вспомнился проселок, который подходил почти к самому Сиклиффу. Я нашел его и беспрепятственно проник в город, но на знакомых улицах оказался только в десять вечера. Бетти же я обещал быть в девять. Если сумею пробраться.
      На Перечной улице, в пяти кварталах от ресторана «У Лэнни», я сорвал регистрационную карточку с руля моего «кадиллака» и сунул ее под сиденье, потом завернул на хорошо освещенную автостоянку на углу, теперь меня звали Билл Браун, а не «дерьмо», получил у служащего квитанцию и сказал ему, что оставляю машину на час, но могу отсутствовать и день и два. Потом я убрался с яркого света походкой человека с фурункулами на ногах и был весь мокрый от пота, когда дошел до ресторана «У Лэнни».
      Остановившись у окна, я внимательно осмотрел тускло освещенный интерьер ресторана. На полудюжине столиков горели свечи, и по крайней мере одна парочка увлеченно поглощала обед. По правой стене располагалось четыре ниши. Однако я не мог разглядеть, заняты ли они или нет.
      Мне совсем не улыбалось входить туда одному. Если Бетти все еще ожидала меня, все могло и обойтись. А если произошло непредвиденное и подручные Карвера или Норриса устроили здесь засаду, мне не дожить даже до того момента, когда принесут суп. Моя шляпа была надвинута на глаза, а правая рука крепко сжимала рукоятку кольта в кармане пиджака. Глубоко вздохнув, я вошел.

      Мгновение я постоял в дверях, но ничего страшного не произошло. Никто не выстрелил в меня и не стукнул по голове. Я прошел мимо столиков в зале и вдоль ряда ниш, высматривая Бетти. Ее не было.
      Я остановился у последней ниши и обернулся. Дверь открылась, кто-то вошел и направился в мою сторону. Бетти! Приблизившись, она присмотрелась к моему лицу, подошла вплотную, вдруг обняла меня и прижалась ко мне всем телом. Потом, смутившись, опустила руки и отступила на шаг.
      — Где вы пропадали? — спросила она с придыханием. — Я уже устала волноваться. — Взяв меня за руку, она потянула меня в нишу и села напротив. — Я не выдержала, не могла больше спокойно сидеть и выходила уже несколько раз. Когда вы пришли, у меня даже не было уверенности, что это вы.
      Я ухмыльнулся:
      — Это точно я, Бетти. Вы просто замечательная. Спасибо. Какие-нибудь неприятности?
      — У меня нет. А как у вас? Почему вы запоздали? Я уж подумала, что вас схватили.
      — Меня просто задержали. Вы хоть понимаете, что здорово подставляетесь из-за меня?
      — Не больше вас. Мне много нужно рассказать вам, Шелл. — Она прикрыла рот рукой, оглянулась и тихо проговорила: — Как мне теперь называть вас?
      — Называйте просто дурачком.
      — Да будьте же вы серьезным!
      — Вы думаете, я шучу? Послушайте, я сгораю от любопытства и уже сыт по горло тошнотворными сандвичами. Давайте закажем побольше чего-нибудь, а за едой вы мне все расскажете.
      Мы заказали бифштексы с кровью. Пока их готовили, она присмотрелась ко мне и тихо промолвила:
      — Вы кажетесь... э... вы действительно выглядите затравленным человеком.
      — Такой я и есть. — Я понял, что она имела в виду.
      До сих пор я как-то не задумывался, но мне и в самом деле не мешало бы побриться. А поскольку я спал в одежде, вид у меня еще тот, наверное.
      Она ощупала рукой соседнее сиденье и подняла большой бумажный пакет:
      — Я достала все, что вы просили.
      — Спасибо, милая. Ладно. Какую новую ложь придумали про меня копы?
      Она поколебалась, затем протянула мне газету со словами:
      — Вот сегодняшняя «Стар». Я постаралась не сгущать краски, но пришлось, чтобы меня не уволили и чтобы Турмонд и остальные не догадались, что все сообщили мне вы. — Нахмурившись, она добавила: — Первый вариант все равно оказался в мусорной корзине, а вторая статья, которую я написала вчера о «Сико», тоже была забракована.
      — Опять Джозефсон?
      — Угу. Интересно, почему его так занимает все, что бы я ни написала о «Сико», о Норрисе или даже о вас? Гарри — это наш редактор — по секрету сказал мне, что такие материалы он обязан показывать Джозефсону.
      — Он ведь издатель «Стар»? — Она кивнула, и я предположил: — Пожалуй, стоит присмотреться к нему поближе.
      Я пробежал заголовки в «Стар», потом принялся за заметку о себе, озаглавленную: «Частный детектив разыскивается в связи с убийством полисмена». Бегло прочитав ее, я наткнулся на строчку: «Детектив Карвер заявил, что вместе с Блэйком они намеревались арестовать Скотта по подозрению в убийстве видного местного владельца недвижимостью Эмметта Дэйна и ожидали подозреваемого на улице Винсент».
      Когда до меня дошел смысл этой фразы, я взглянул на Бетти:
      — Что? В убийстве Дэйна?
      Она кивнула:
      — Так утверждает шеф полиции. Эти сведения получены непосредственно у него.
      Я выругался и спросил:
      — Как, черт возьми, они осмелились выдать такое после той идиотской шуточки с его самоубийством?
      — Там все сказано. Шеф полиции утверждает, что вас подозревали уже тогда и что «намек на самоубийство» — так он это называл — был сделан специально в печати, чтобы не встревожить вас, пока они продолжали расследование.
      Вытаращив от изумления глаза, я медленно проговорил:
      — Но у меня нет мотива. Не придумали же они мотив, почему я убил Дэйна?
      — Дочитайте до конца.
      Я так и сделал. Читая, я припомнил, как Карвер заверял, что им не составит труда найти мотив, если в нем будет нужда. Может, он тогда уже пытался откопать его? Все связывалось с тем, первым расследованием, которое я проводил для Дэйна, когда я снял с него — так мне казалось — подозрение в убийстве и помог засадить истинного убийцу в тюрьму Сан-Квентин. Тот парень, Уильям Йорти, сознался в убийстве, но потом отказался в суде от своего признания и получил лишь пожизненное заключение. За это-то и ухватились копы. По их версии, изложенной в основном в форме намеков и инсинуаций, а не голых фактов, мы с Дэйном засадили Йорти ради обеления Дэйна. Подбрасывалась мысль, что Дэйн-то и был виновен. И вот знание Дэйном моей роли в подтасовке фактов, а может быть, даже в подкупе присяжных — а по этому вопросу было начато дополнительное расследование — вполне могло быть одним из мотивов для убийства мною Дэйна. Однако шеф полиции утверждал, что располагает и другими уликами.
      Тут нам подали наши бифштексы. Я, правда, почти совсем потерял аппетит, но воспоминание об отвратных сандвичах помогло мне восстановить его. И, как только я закончил читать статью, мы принялись за бифштексы.
      Я молча размышлял о прочитанном, когда Бетти вдруг заговорила:
      — Я сегодня вкалывала вовсю, проверяя разные сведения. И мне пришла в голову одна мысль. Может быть, и не блестящая, но все же...
      — Давайте ее сюда!
      — Относительно фонда Лилит Мэннинг. Я просмотрела копию завещания матери мисс Мэннинг. Она завещала много собственной недвижимости городу.
      — Знаю. Парк, городской пляж...
      — Угу. Она оставила недвижимость городу, но при одном условии, что она будет использована только в соответствии с ее завещанием. В противном случае право на эту собственность должно перейти от города к фонду Лилит Мэннинг.
      — Каковы ее условия?
      — Не давать никаких концессий на пляже, то есть не допускать появления на нем сосисочных, баров, аттракционов и прочего. По ее завещанию — это просто приятный, спокойный общественный пляж, предназначенный только для купания. Однако несколько месяцев назад дирекция парка дала разрешение открыть два киоска для продажи сандвичей и безалкогольных напитков. Один уже построен, и там вовсю торгуют.
      — Вроде ничего особенного. Но этого может оказаться достаточно для передачи права собственности фонду, не так ли?
      — То-то и оно, что достаточно. Адвокат, с которым я беседовала, считает это вполне законным. Он совсем забыл об указанном условии завещательницы. Уже несколько лет ничего не говорилось и не писалось о наследстве Мэннингов, а завещание она составила за год до своей смерти. Вполне вероятно, что почти все забыли о его условиях.
      Я встряхнул головой — слишком о многом приходилось думать одновременно. Взглянув еще раз на «Стар», я сказал:
      — Сейчас меня больше всего беспокоит моя история. Шеф полиции и его подручные крепко меня прихватили. За исключением, разве что, одного — мотива убийства, он неубедителен.
      — Есть еще кое-что. — Прикусив губу, она продолжала: — Я наконец разузнала о содержании завещания Эмметта, по крайней мере о его части. Довольно важная, по-моему, часть. Шеф Турмонд тоже знает про нее.
      — Так, значит, есть завещание? Оно должно помочь.
      — Оно не поможет.
      — Он наверняка оставил все бывшей жене и дочери.
      Она покачала головой:
      — Нет. Только небольшая часть наследства предназначена им. Дом же с участком в южном районе города, оцениваемый примерно в двадцать пять тысяч долларов, завещан... — Она замолчала и взглянула на меня, покусывая губы.
      У меня отвисла челюсть, и я едва вымолвил:
      — Погодите минуту. Уж не хотите ли вы сказать...
      — Именно. Вам. Полагаю, шеф полиции Турмонд как раз это имел в виду, говоря о наличии дополнительной улики, свидетельствующей о вашем преступлении. — После короткой паузы она добавила: — Вся остальная собственность, включая все земли на побережье, оставлены Дороти Крэйг.
      Я вытаращился на нее:
      — Что? Это еще что за чепуха?
      — Я разговаривала с шефом Турмондом, с адвокатом Дэйна и с мисс Крэйг. Сама я не видела завещания, но все они в один голос подтверждают содержание завещания.
      Целую минуту я размышлял, потом высказался:
      — Завещание, конечно, подделано. Ставлю сто против одного, что Дэйн даже никогда не слышал о девице Крэйг. Сам этот факт означает, что она замешана в происках Норриса. — Я замолчал и чуть не выпрыгнул из ниши. — О Боже! Как там Лилит? Если эта Крэйг вась-вась с Норрисом, значит, и с подручными Карвера. Вы упоминали при ней Лилит?
      Она кивнула:
      — Я спросила, знакома ли она с Лилит Мэннинг? Она была поражена моим вопросом, но признала, что знакома. Однако заверила меня, что не видела ее целую вечность.
      У меня бешено забилось сердце. Если Лилит добралась до дома Дороти Крэйг в надежде обрести там убежище, она могла уже упокоиться, лежа мертвая лицом в грязи в каком-нибудь укромном местечке. Я выбрался из ниши и направился в дальний конец ресторана, где находилась телефонная кабина, нашел в телефонном справочнике номер Дороти Крэйг и набрал его. Через секунду мне ответил женский голос.
      — Мисс Крэйг? — спросил я.
      Ответа не последовало, хотя я слышал дыхание в трубке.
      — Ее... ее нет, — наконец проговорил голос. — Кто ее спрашивает?
      «Какого черта!» — удивился я, потом беззвучно выругал себя. Если мне ответила Лилит и с ней пока все было в порядке, она конечно же не назвала бы себя первому встречному, позвонившему по телефону. Я решился и сказал:
      — Здесь Шелл Скотт.
      Она шумно выдохнула:
      — О, Шелл! Это Лилит. Ты меня напугал.
      — Послушай, Дороти Крэйг дома?
      — Сейчас ее нет, но она скоро вернется.
      — Как долго ты там находишься? Я звонил прошлой ночью, и мне никто не ответил.
      — Около часа. Я проспала всю ночь на пляже. Потом мне пришлось подождать, пока стемнеет, чтобы прийти сюда. Это было ужасно!
      — Крэйг ушла сразу после твоего прихода? Час назад?
      — Да. Ты где, Шелл? У тебя все в порядке?
      — Ага. Лилит, убирайся оттуда к черту! Может, я и спятил, но мне кажется, что девица Крэйг весьма дружна с Норрисом и Карвером. Ты же знаешь, что они ищут тебя, и она может как раз в данный момент подсказывать им, где тебя найти. Думаю, я не ошибаюсь, и ты погибнешь, если не улизнешь оттуда немедленно. Она сказала, куда отправилась?
      — Просто... пошла в магазин.
      — Час назад?
      — Что мне делать? Куда идти? Шелл, ты где? Я приеду к тебе!
      — В ресторане «У Лэнни» на Девятой улице. Ты знаешь, где это? — Она подтвердила, что знает, и я поторопил ее: — О'кей, лети сюда. Будь осторожна и поторопись.
      Она пообещала, что так и поступит, и мы одновременно положили трубки. Я вернулся в нишу и сообщил Бетти:
      — Я звонил Лилит. Она приедет сюда. Если ей повезет. — Я чувствовал себя на таком взводе, что едва мог усидеть на месте. Безопасность Лилит заботила меня не меньше, чем ее саму. — Дамочка Крэйг ушла, как только Лилит появилась у нее. Чего доброго, в ближайшие пять минут... — Судорогой мне свело горло.
      Я пытался глотать свой бифштекс, но столько всего произошло, что я едва распробовал его вкус. Бетти прикончила свой раньше меня, извинилась, выскользнула из ниши и отправилась попудрить носик. Я оттолкнул от себя тарелку.
      Я беспокоился о Лилит, о Бетти, да и о себе самом. Каждую секунду я бросал взгляд на часы. Лилит должна уже была бы быть здесь, если только с ней не случилось беды. Хоть бы она успела выбраться оттуда! И тут открылась входная дверь, и вошла она.
      Выпрыгнув из ниши, я встретил ее в середине зала.
      — О, Шелл! — воскликнула она дрожащим голосом.
      Ледяными руками она дотронулась до моих. Казалось, она едва держится на ногах.
      — Не волнуйся, Лилит. Расслабься. Тебе удалось ускользнуть от них, слава Богу. Сейчас мы...
      — Выйдем отсюда, Шелл. Мне показалось, что за мной следили. Не знаю. Давай выйдем, я хочу, чтобы ты убедился.
      С исказившимся от ужаса лицом она тянула меня за руки.
      — Выйдем? Зачем... — Я смолк, уставившись на ее лиио.
      Зрачки у нее расширились, — она явно увидела кого-хо за моей спиной. Отпустив мои руки, она отступила к двери. Я оглянулся — в нескольких шагах от меня стояла Бетти со странным выражением лица.
      Она поравнялась со мной в тот момент, когда я смотрел, как Лилит выскальзывает в дверь, и спросил:
      — Что происходит с Лилит?
      — С кем?
      — С Лилит. Лилит Мэннинг. Вы только что видели ее.
      — Не валяйте дурака! Это не Лилит, а Дороти Крэйг.

      Ничего не понимая, я уставился на Бетти:
      — Кто? Нет, вы ошибаетесь. Она...
      Бетти поспешила прервать меня, произнеся напряженным голосом:
      — Говорю вам, это Дороти Крэйг. Сегодня я разговаривала с ней о завещании. Теперь она уже не брюнетка, но все равно она совершенно не похожа на мисс Мэннинг. В прошлом я брала у мисс Мэннинг два-три интервью.
      Я все еще пребывал в шоке, не в состоянии понять, что говорила Бетти.
      — Она просила меня выйти. Зачем... — Я замолчал, наконец врубившись. — Чтобы кому-то из ее дружков было легче сделать дырку в моей голове. Вероятно, одному из подручных Норриса. — Я выхватил кольт и одновременно подтолкнул Бетти в сторону туалетов, прикрикнув: — Бегите!
      Бетти впереди, я за ней, мы кинулись в глубину зала. По дороге она схватила пакет с нашего столика, затем заскочила в дверь туалетной комнаты. Я последовал за ней и чуть не упал, вдруг сообразив, что самое существенное в том, что я только что узнал: мне нужен был вовсе не Норрис. В конце концов не он стоял за всеми моими неприятностями, не он загнал нас с Бетти в угол. Теперь не оставалось никаких сомнений: приказ об убийстве Дэйна, как и о моем убийстве, отдал Клайд Барон.
      Однако времени на размышления не оставалось. В дверях туалетной комнаты я бросил беглый взгляд через плечо и увидел две крупные фигуры, появившиеся у входа в ресторан. Затолкав Бетти внутрь, я захлопнул за нами дверь.
      — В окно! — крикнул я, показывая пальцем. — Мало вероятно, что там нас поджидают. Быстрей!
      Она отперла окно с матовым стеклом и подняла раму. Металлической сетки, славу Богу, не было. Выбросив пакет, она высунула в окно голову и плечи. Я оставался у двери, понимая, что, если этим парням был нужен я, они знали, где меня искать. Да и Бетти может стать их мишенью.
      — Помогите мне, — попросила Бетти.
      Я взглянул на нее — моему взору зрелище представилось очаровательнейшее. Наполовину высунувшись из окна и пытаясь задрать колено на подоконник, она вовсе не казалась, как всегда, чопорной и пристойной. Увы, не время было ловить кайф от пикантного вида Бетти. Шагнув к ней, я протянул левую руку к ее щиколотке, а в правой держал на мушке револьвера дверь, которая тут же с шумом распахнулась.
      В руках у появившегося в дверном проеме парня с лошадиным лицом была «пушка». Я видел его с Норрисом, но так и не удосужился тогда поздороваться с ним. И теперь у меня уже не будет шанса сделать это, ибо, узрев меня, он вскинул свою «пушку», а я не задумываясь нажал раз, и второй, и третий на спусковой крючок кольта. Он был так близко, что я слышал жуткое чмоканье пуль 38-го калибра, прошивавших его тело, несмотря на оглушительный в ограниченном пространстве маленькой туалетной комнаты рев выстрелов. Он тяжело сполз по притолоке с двумя пулями в теле и дыркой во лбу.
      Я заметил какое-то слабое движение за ним, когда кто-то отскочил в сторону от дверного проема, и услышал пронзительный женский вопль в зале ресторана. Потом закричал мужчина. Бетти все еще дрыгалась в окне, однако я быстро прекратил ее страдания, повернувшись к ней и уперев обе руки — с револьвером в правой — в ее зад и сильно толкнув. Она вскрикнула и исчезла за окном. Я буквально нырнул за ней, опершись левой рукой на раму и приземлившись на четвереньки на утрамбованную землю. Бетти уже поднималась на ноги.
      — Бегите! — крикнул я.
      Я собирался последовать за ней, но не сразу. Лилит — вернее Дороти Крэйг — не ожидала встретить здесь Бетти и надеялась выманить меня наружу и подставить под пули своих дружков. Так что, скорее всего, с ней были только два парня, один из которых был еще жив-здоров и готов преследовать нас. И мне хотелось быть уверенным, что ему не удастся настигнуть нас.
      Поэтому я остался у окна. Прошло так мало времени, что я еще успел заметить, как лошадиная морда растянулся на полу. И тут в дверь влетел второй — Циммерман!
      Тот самый умелец, к которому обращался Барон, когда ему требовалось кого-то убрать, скажем, того же Эмметта Дэйна или меня. Отчасти я был даже рад видеть его красивое лицо, ибо боялся, что уже никогда не встречу этого обаятельного парня. И я был рад видеть «пушку» в его руке — это облегчало мне то, что я собирался сделать.
      Прыгнув в туалетную комнату, Циммерман стремительно двинулся ко мне. Я просунул в окно правую руку с кольтом, уже со взведенным курком, и прицелился. Он увидел мой револьвер, поднял глаза на мое лицо, вскидывая свой пистолет. И это было последнее, что он увидел в своей жизни.
      Я бросился бежать, а в моих ушах все еще звенело от последнего выстрела.
      Окно выходило в проулок, и я добежал по нему до улицы. Схватив стоявшую там Бетти за руку, я потянул ее на другую сторону улицы. Вместе мы пробежали еще по одному проулку, выскочили на следующую улицу, повернули налево и промчались несколько футов до припаркованной машины.
      — Минутку, — сказал я.
      Стоило мне только повернуть ручку, и дверца машины распахнулась. Я забрался за руль и пригласил ее:
      — Залезайте.
      Она уселась рядом со мной.
      — Что вы собираетесь делать?
      — Угнать машину, если удастся.
      Мои руки быстро нашли провода зажигания, оборвали и соединили их. Через несколько секунд я завел мотор, проехал с милю и остановился напротив унылого обветшалого мотеля. На его фасаде мерцала неоновая вывеска: «Мотель „Пласо“. Свободные бунгало».
      В отдалении завывали сирены. Я достал сигареты, предложил одну Бетти, дал ей прикурить и прикурил сам.
      — Ну, мы попали, золотце. Позже я объясню вам все подробнее. Главное же в том, что бывшая брюнетка Дороти Крэйг подставила меня убийцам. Я знаю слишком много. А теперь и вы. Во всяком случае, она видела вас со мной, а сейчас она уже в курсе, что приключилось с ее дружками. Короче говоря, вам недолго осталось жить.
      Какое-то время я, размышлял над тем, как они все организовали и почему решили, что им удастся провернуть это дельце, выдав Дороти Крэйг за Лилит Мэннинг? Однако при ближайшем рассмотрении механика оказалась до смешного простой. Необходимы были только два условия: первое — чтобы Эмметт Дэйн никогда не встречался с Лилит Мэннинг (а он сообщил мне, что познакомился с ней за несколько дней до моего приезда в Сиклифф), и второе — чтобы Лилит Мэннинг не было в городе. Вероятно, думал я, она находилась в Европе, на Гавайях или на Восточном берегу. Во всяком случае, достаточно далеко отсюда, чтобы не быть в курсе происходящего.
      Поначалу мошенничество преследовало только одну цель: обвести вокруг пальца Дэйна. Когда Барон представил Дороти как Лилит, у Дэйна не было причин подозревать его во лжи — не больше, чем у меня. С моим появлением мошенничество осложнилось, но все бы обошлось, если бы Барону, копам или Норрису с его подручными удалось уговорить меня покинуть город. И они не жалели сил для этого. Теперь-то я знал почему.
      Подумал я и о другом: мы так ни разу и не зашли в особняк Лилит Мэннинг. В трех случаях, когда я бывал там, мы встречались снаружи: первые два раза у бассейна и последний — на веранде. А я-то считал, что копы дали маху, когда пытались пристрелить меня на глазах Лилит Мэннинг. Их вовсе не заботила свидетельница — она была замешана в убийстве не меньше их самих. Одного нельзя отнять у Дороти Крэйг: перед самым покушением она, по крайней мере, попыталась уговорить меня «отвалить» вместе с ней, видимо, ей стало тошно от одной мысли о предстоящем убийстве в ее присутствии. Однако это была всего лишь преходящая слабость, ибо милая страстная Дороти должна была знать в тот момент, когда ее губы обжигали мои, что ее дружки-копы уже мчались с намерением убить меня. Сейчас стало понятно, почему она отказалась уехать в моем «кадиллаке». И я понял кое-что относительно смерти Блэйка: теперь на моей стороне не было ни одногосвидетеля.
      Когда Турмонд позвонил из участка Барону, последнему пришлось думать очень быстро. Ему, естественно, надо было меня убрать, так как накануне ночью я узнал Циммермана в доме Дэйна, и, все прикинув, он решил, что гораздо удобнее укокошить меня в пустынной усадьбе Мэннингов, чем в полицейском участке или поблизости от него. И еще, ему необходима была полная уверенность, что я отправлюсь повидать Лилит именно тогда, когда он сообщит мне, что она жаждет меня видеть. Он наверняка позвонил Дороти еще до того, как поехал в полицейский участок, и велел ей немедленно отправиться в особняк Мэннингов, встретить меня и задержать там каким угодно способом. Когда же я поехал туда, Барон просто вернулся в участок и сообщил подкупленным копам, куда я направляюсь. И все было бы тип-топ.
      В это время Бетти прервала мои размышления:
      — Я настолько запуталась, что не знаю, что и думать! Почему вы приняли ее за Лилит?
      — Я не сомневался, что это она. Я ведь никогда не видел ни настоящую Лилит, ни Дороти Крэйг. Барон представил мне Дороти как Лилит. Когда в среду вечером я вышел из больницы, то первым делом отправился к Барону. Он знал, что от него я поеду к Лилит, и немедленно позаботился о том, чтобы она была на месте. Он при мне позвонил ей, а потом продержал меня в офисе еще минут пять. Разумеется, я думал, что он звонит в поместье Мэннингов, а он звонил Дороти в ее городскую квартиру. Забавно, если бы я поехал в особняк Мэннингов, не дав Барону возможности предупредить о моем приезде, я бы там никого не застал. Теперь-то я понимаю...
      Я замолчал в шоке. Спазмой свело желудок, и тошнота подступила к горлу. В ту ночь Дороти, должно быть, едва успела добраться до поместья Мэннингов до моего появления, сбросила с себя одежду — ее я обнаружил на качелях под балдахином — и бросилась в бассейн. И пока она пыталась заманить меня в койку и запудрить мне мозги мыслями о ней, Барон спокойно отдал приказ своим шавкам убить Дэйна. К тому времени его планам грозил срыв: я досрочно выписался из больницы, чего он не ожидал, и он сразу же узнал, что я не собираюсь покидать город. Я сам сказал ему это. Пока я прохлаждался с Дороти, он успел организовать убийство Дэйна. Если бы я уехал от нее хоть на пять минут раньше, возможно, остановил бы убийц и Дэйн мог бы остаться в живых.
      Гнев все сильнее овладевал мной, буквально душил меня, даже донимавшая меня тошнота утихла. Эмоции выплескивались через край, и теперь появился точный адрес ненависти, вернее, конкретный человек — Клайд Барон. Моя уверенность росла. Барон заправлял всем, организовал подкуп, избиения, убийства. Я припомнил свои прежние размышления, увязал с рассказанным Бетти, и убежденность крепла — в каждом случае за каждой мерзостью стоял Барон!
      Я постарался отделаться от мыслей об уже случившемся, о том, чего я не мог изменить или поправить, и заставил себя думать только о данном моменте, о том, что еще можно было сделать.
      Бетти я спросил:
      — Вы имеете хоть какое-то представление о том, как все серьезно? Не только для меня, но и для вас?
      — Полагаю, что да.
      — Вам непременно следует это знать. Вам здорово повезет, если удастся выбраться из города живой.
      — Но я не собираюсь покидать город.
      — Послушайте, не спорьте со мной, как в прошлую ночь!
      — Об отъезде не может быть и речи. Я приняла решение.
      «Ну что за Бетти! — думал я. — Она менее благоразумна и уж гораздо смелее, чем я». И я сказал:
      — Ладно, поговорим позже. А сейчас нам нужно исчезнуть с улицы. Все выезды из города будут перекрыты подвижными полицейскими группами. Была только одна свободная дорога, но после моей недавней перестрелки с копами, они, должно быть, уже сообразили, как я попал в город, и блокировали ее. Может, одна вы еще сумеете выбраться, но вместе со мной вам это точно не удастся.
      — Я не...
      — Выслушайте меня! К настоящему моменту шеф полиции или Карвер наверняка уже объявили вас в розыск. Если вы еще не сообразили, как все серьезно, знайте: в ресторане я убил двух парней.
      Она сделала судорожное глотательное движение:
      — Вы уверены, что они...
      — Еще как уверен! — Я посмотрел на состоящий из отдельных бунгало мотель. Такие часто попадаются на побережье. — Перейдите через улицу и снимите бунгало. Если заметите какого-нибудь знакомого, кого-то, кто мог бы узнать вас, немедленно возвращайтесь в город. Если все спокойно, возьмите бунгало на имя Мэри Оуэн — для себя и брата. Нет, это может навести дежурного клерка на непристойные мысли. Запишите его на себя и мужа.
      Бетти наградила меня долгим, странно напряженным взглядом. Губы ее приоткрылись, и она провела языком по нижней губе, сглотнула и мягко проговорила:
      — Хорошо, Шелл.
      — Кстати, я не собираюсь оставаться здесь всю ночь. — Я попытался улыбнуться. — Но нам надо многое обсудить. Скажем, завещание Дэйна. Я приеду чуть позже.
      — Разве мы не можем пойти в мотель вдвоем?
      — Не хотелось бы, чтобы нас видели вместе. Надо еще отделаться от машины. Если ее найдут здесь, копы будут тут как тут уже через час.
      Достав револьвер, я откинул барабан — осталось только два боевых патрона. В кармане я нашел еще один, вставил его на место стреляной гильзы и привычно сунул мой кольт обратно в кобуру. Три патрона — это на сотню меньше, чем мне хотелось бы, но должно хватить и их. Не скоро еще мне удастся залезть в багажник моего «кадиллака».
      Бетти продолжала сидеть, глядя на меня.
      — Ну, поехали! — сказал я.
      — Вам обязательно грубить мне?
      — Извините, золотце! Просто я на жутком взводе. И я вспомнил массу неприятных вещей, случившихся за последнее время.
      — Понятно. — Она помолчала, потом мягко улыбнулась. — Полагаю, вы всех называете «золотце», а?
      — Только не мужчин, — ухмыльнулся я.
      — Мне это нравится. Всегда называйте меня так... — Она пристально посмотрела на меня, и лицо ее было по-прежнему странно напряженным. Неожиданно она попросила: — Шелл, пожалуйста, будьте осторожны и обязательно возвращайтесь. Я... — Внезапно ее руки обвили мою шею, и ее губы — мягкие и дрожащие — нашли мои. Она судорожно сжала мою шею и поцеловала меня с почти первобытной страстью. Потом отстранилась, глядя мне прямо в глаза и прерывисто дыша полуоткрытым ртом.
      Выскочив из машины и захлопнув за собой дверцу, она перебежала через улицу. Я проследил, как она зашла в мотель и через несколько минут появилась вновь в сопровождении полной женщины. Они прошли вдоль ряда бунгало, остановились у четвертого справа. Бетти зашла туда, а полная женщина вернулась к себе в конторку. Я завел машину и уехал.

      Я постучал и услышал тихий голос Бетти:
      — Да?
      — Это — я, Шелл.
      Она открыла дверь, и я проскользнул вовнутрь. С собой я принес пакет из машины и, уронив его на пол, снова запер дверь. Бетти смотрела на меня как-то неуверенно, и я постарался изобразить беззаботность:
      — Миссис Мэри Оуэн? Позвольте представиться — ваш муж.
      Она улыбнулась, ее мягкие теплые губы округлились, а нижняя чуть выпятилась вперед.
      — Я никак не могла понять, куда вы подевались в тот далекий уже день. Вам придется уйти. С тех пор я несколько раз побывала замужем.
      — Многомуженка! Я-то воевал и вернулся требовать восстановления своих прав. — Я нахмурился. — Послушай-ка, женушка, я не забыл про полагающиеся ветерану преимущества.
      Она тряхнула головой:
      — Как вы можете разговаривать так несерьезно, когда... происходит все это?
      — У вас у самой неплохо получается. Нельзя же оставаться серьезным всю дорогу. Мы просто не выдержим темпа. Но, пожалуй, вы правы. Присядем?
      Она села на краешек кровати, а я подтащил поближе к ней стул и сел на него верхом, опершись на спинку.
      — Слушайте внимательно. — Несколько минут я рассказывал ей то, чего она еще не знала, и то, до чего я додумался сам. В заключение я сказал: — За всем этим стоит жажда денег, больших денег, миллионов долларов. И власти, связанной с деньгами. Судя по всему, задумал все Барон. Скупить всю землю и недвижимость на побережье, а по возможности и другие землевладения и разбить их на коммерческие участки. При той власти и влиянии, которыми уже располагают Барон и его дружки, полагаю, им будет нетрудно провернуть это дельце. Однако появилась упомянутая вами зацепка с фондом Лилит Мэннинг. Афера кажется даже более крупной, чем я себе представлял.
      Пока я говорил, Бетти постепенно расслаблялась и сейчас уже лежала на постели, подсунув пару подушек под голову, и выглядела не менее, а даже более завлекательно, чем когда она застряла в окошке туалета. Вздохнув, я произнес:
      — Теперь появились законные основания для передачи права собственности на городской пляж фонду. Не так ли?
      — Верно. И тот, кто контролирует фонд, — а в нем семь директоров — возьмет под контроль и землю.
      — Несомненно, Барон прекрасно владеет ситуацией. Ведь он один из директоров фонда. Другим был Дэйн. Сейчас его место освободилось, и могу поспорить, что его займет один из приятелей Барона. — Помолчав, я продолжал: — Вы знаете еще что-нибудь о завещании Эмметта? Где оно находится? У кого? Вы его видели?
      — Не видела, но думаю, оно находится в офисе адвоката Ферриса Гордона. Когда я пришла туда, у него была Дороти Крэйг, и я разговаривала с ними обоими. Они сообщили мне только то, что я уже вам рассказала. Полагаю, они как раз обсуждали завещание Эмметта. На моих глазах Гордон собрал со стола какие-то бумаги и спрятал их в сейф. Действовал он как-то таинственно.
      — Очень может быть. Что за сейф?
      — Один из обычных больших зеленых сейфов, стоит в углу кабинета. А что?
      — Где его офис?
      — Брэден-Билдинг, комната 420. На улице Платанов, в квартале от Главной улицы. Зачем вам это?
      — Может, попытаюсь забраться туда. Вся собственность на побережье отходит Крэйг? — Она кивнула, и я продолжил: — Завещание, несомненно, подделано. Значит, адвокат Дэйна замешан в афере. Дэйн не собирался продавать свою землю «Сико», хотел бороться с ней и даже призвал меня на помощь. И выход был найден: убрать его и унаследовать его собственность. — Задумавшись на мгновение, я снова заговорил, но не столько с Бетти, сколько рассуждая вслух с самим собой. — Поначалу я думал, что «Сиклиффская компания развития» в стремлении захватить земли оказывала давление на трех самых крупных землевладельцев: Дэйна, Барона и Лилит Мэннинг. Однако оказалось, что всю аферу задумал сам Барон, вложив в дело свои огромные «Баронские Имения». Следующим важным шагом стали обман и убийство Дэйна и фабрикация поддельного завещания, для чего была использована Дороти. Остается только настоящая Лилит Мэннинг, которая не любит Сиклифф и в любом случае продала бы, вероятно, свою недвижимость Барону. Тем временем все прекрасненько вытанцовывалось. Барон имел возможность предложить ей хорошую цену, ибо вместе со своими сообщниками он уже владел бы всем остальным в городе. Если бы им удалось каким-либо образом наложить лапу хотя бы на часть собственности фонда, они бы завладели буквальновсем чертовым городом.— Я повернулся к Бетти: — Так что сказала красотка Крэйг во время вашего интервью?
      — Ее смутили мои вопросы, но она все же рассказала про частые встречи с Дэйном, про его влюбленность и даже намерение жениться. — У меня отвисла челюсть, однако Бетти жестом руки велела мне помолчать и договорила: — Это сказала она.
       — Угу. Полагаю, раз они сумели сфальсифицировать завещание, они могут подделать и свидетельство о браке или что там еще необходимо.
      — Я могу сообщить вам некоторые любопытные детали о Дороти Крэйг. Немного, но все же. Когда несколько лет назад она появилась в Сиклиффе, с ней был связан один скандал. Ходили слухи о ее более чем дружеских отношениях с Джозефсоном...
      — С тем самым? — прервал я ее.
      — С ним, с издателем «Стар». Он женат, и у него, хотите — верьте, хотите — нет, семь детишек младше четырнадцати лет. Поговаривали, что у Джозефсона и Дороти были частые свидания, но тайные. Скандал, правда, был не очень громкий. Позже Дороти видели с другими довольно известными в городе мужчинами. — Бетти сделала красноречивую паузу. — Самое интересное — последний, с кем она, предположительно, поддерживала интимные отношения, был Клайд Барон.
      — В самом деле любопытно. Просто превосходно! Ясно, что из этого получилось. Пламенная красотка Дороти Крэйг, до того интимно «дружившая» с издателем Джозефсоном, наверняка собрала на него достаточно компромата, чтобы заставить его прыгать в огненное кольцо. И теперь мы знаем, что она не менее Барона заинтересована в том, чтобы правда об их рэкете не попала в газеты. Это объясняет, почему Джозефсон так озабочен и «рубит» под корень все ваши статьи. Любопытно, что Дэйн не знал ее, особенно если — как вы говорите — весь город знал. Когда у нее была связь с Джозефсоном?
      — Если не ошибаюсь, где-то в сорок девятом.
      — В сорок девятом? Тогда понятно. В тот год Дэйн совершил кругосветное путешествие.
      Она кивнула:
      — Припоминаю. С тех пор она вела себя скромнее, и все же я постоянно встречала ее в городе.
      Я задумался на минуту, потом сказал:
      — Знаете ли, ведь, кроме Барона и его мазуриков, вы и я единственные из живых, знающие, что Дороти Крэйг выдавала себя перед Дэйном за Лилит Мэннинг. И мы — единственные их противники, знающие, что они задумали. Убрав нас с дороги, они спокойно провернут свое дело. — Я встал и, расхаживая по комнате, продолжил: — К тому же у нас нет возможности объявиться и выложить все мэру или кому-нибудь еще. Унас нет сведений, кого еще Барон закупил на корню, да никто и не поверит нам.
      Помолчав с минуту, я заговорил снова:
      — Все сводится к тому, что одно мое слово не перевесит утверждений Барона, Крэйг, копов, Норриса и, Бог знает, кого еще. Если им удастся укокошить меня, то не о чем будет беспокоиться. И они прекрасно понимают это. Без всяких проблем она завершат свою аферу, как только я буду мертв. А мое слово в данный момент не стоит и цента.
      — Угу. Воображаю, как трудно вам будет убедить кого-либо, особенно сейчас.
      Я сел со словами:
      — Раз уж вы упомянули это, почему вы-то верите мне?
      На ее лице опять появилась мягкая улыбка.
      — Честно говоря, не знаю, Шелл. Просто верю.
      Я усмехнулся в ответ:
      — Спасибо. Рад, что вы на моей стороне, золотце.
      Помолчав немного, она взглянула на меня и спросила:
      — Что вы собираетесь делать?
      — У нас так мало боеприпасов, которые можно было бы использовать против этих парней, что нам понадобится все, что мы сможем раскопать. Поэтому я начну, скорее всего, с завещания Эма. Поеду взгляну на него.
      Она немало удивилась:
      — Вы хотите сказать, что украдете его?
      — Угу. Если оно пропадет, хлопот не оберешься. Хотя и это не остановит Барона и остальных. Если, конечно, завещание хранится в сейфе адвоката, я его возьму.
      — Чего вы добьетесь, посмотрев его?
      — Ну, если оно там и я доберусь до него, с собой у меня будет фотокамера и вспышка, и я сделаю фотокопии с него. Потом попрошу сравнить подпись под завещанием Дэйна с подлинной подписью Дэйна. Этим займется эксперт-графолог, и я доведу информацию до сведения суда, которому будет поручено официальное утверждение завещания. Барон, вероятно, приготовил лжесвидетелей, которые должны подтвердить подлинность завещания. Кстати, когда завещание будет передано на утверждение суда?
      — Завещание было представлено сегодня. Они здорово торопятся, и им, может быть, удастся получить официальное утверждение в ближайшие десять дней.
      — Если только мы не остановим их как-нибудь.
      — Но как вы проникните в офис Гордона? Да и в сейф, если доберетесь туда живым?
      — В первый же день приезда в город я встретил знакомого «медвежатника». Его зовут Джеймс Питерсон. Он может помочь мне — за деньги, конечно. В «кадиллаке» у меня есть мини-камера и вспышка, словом, все, что нужно. Мне только понадобится помощь восьми небесных ангелов-хранителей.
      И я вовсе не шутил. Предположим даже, что я найду Пити, а мне вовсе не улыбалась перспектива открыто проехать по городу и ярко освещенной автостоянке, где была запаркована моя машина. Я даже не знал, обнаружили ли ее копы.
      Бумажный пакет так и валялся у двери, куда я его бросил. Я поднял его и перенес на кровать.
      — Так что вы припасли мне, золотце? Фальшивую бороду и шубу из енота?
      — Пакет получился большой, потому что я купила вам кое-что из одежды: джинсы, в которых здесь ходят все, — я подумала, что в них вы будете менее заметны, хотя ничто,конечно, не сделает вас незаметным.Но по крайней мере вы будете красиво смотреться, когда вас подстрелят.
      Я ухмыльнулся:
      — Бетти, такой вы мне нравитесь больше. Почаще бы за нами гонялись бандиты. Вы кажетесь более свободной, более раскованной... более забавной. Мы, идущие на смерть, приветствуем вас!
      На какое-то мгновение она снова напряглась, и на ее лице вновь появилось то странно замороженное выражение. Однако оно тут же исчезло, и она как-то загадочно улыбнулась:
      — Шелл, вы знаете, что впервые за долгие годы я оказалась наедине с мужчиной? И вы первый мужчина, которого... — она помолчала мгновение, лицо ее вспыхнуло, — я поцеловала за последние два года. — Она чуть прикусила нижнюю губу, не спуская с меня глаз. — И самое забавное — я действительно чувствую себя раскованной. — Она сглотнула, и вдруг улыбка угасла на ее лице. — Может быть, оттого, что меня подкарауливает смерть, мне хочется жить?
      Некоторое время я не мог ничего придумать в ответ, и она тоже молчала. Наконец я сказал:
      — Ну что ж, посмотрим, как будет выглядеть хорошо одетый труп.
      В пакете я нашел джинсы и куртку, а также дурацкое кепи с синим козырьком, темно-синюю футболку с короткими рукавами, черную краску для волос, безопасную бритву и лезвия.
      — Бетти, это превосходно! — Я собрал все в кучу. — Когда я вернусь, вы меня не узнаете. — И я направился к двери в ванную комнату.
      — Надеюсь, вы не будете выглядеть так, что мне не захотелось бы с вами познакомиться. Это будет просто ужасно!
      Захлопнув дверь ванной комнаты, я взглянул на себя в зеркало. В самом деле, я выглядел отвратительно. Глаза покраснели, лицо осунулось. Лицо у меня и так-то не подарок, а сейчас оно еще и покрылось многодневной щетиной. Зато борода у меня не совсем обычная. Растет она быстро — не белая, как мои волосы, но и не черная, а этакая пятнистая, как шкура полинявшего леопарда. Вздрогнув от своего вида, я принялся бриться, но вовремя спохватился и оставил усы.
      Через полчаса, после поспешной окраски волос и душа, уже в джинсах и жокейском кепи, я вернулся в спальню.
      — О, Шелл! — воскликнула Бетти. — Вы смотритесь обворожительно! Что случилось с вашей губой?
      — С губой? О, я покрасил немного свои усы. Заодно с волосами. Ну а губа окрасилась случайно. Так как я выгляжу?
      — Ну... довольно зловеще.
      — Черт! Я-то надеялся, что сексуально.
      Она покачала головой и сжала губы, однако все же не удержалась от улыбки, а потом и вовсе громко расхохоталась, запрокинув голову и закрыв глаза. Я пошел обратно в ванную к зеркалу и взглянул на себя еще раз. Не так уж я был смешон!
      Возвратившись снова в спальню, я подошел к телефону, стоявшему на столике у кровати, и раскрыл телефонный справочник, слушая, как смех Бетти перешел в какое-то бульканье. Найдя телефон бара «У Бродяги», я набрал номер.
      — Кому вы звоните? — поинтересовалась Бетти.
      — В бар Норриса «У Бродяги». Просто ныряю вслепую. — Я замолчал. — Может, не так уж и вслепую. Сделайте мне одолжение, а?
      — Конечно. Какое именно?
      — Возьмите трубку, попросите позвать Пити. Если попросят уточнить, какого Пити, назовите Джеймса Питерсона.
      Она кивнула, и я протянул ей трубку. В микрофон она сказала:
      — Нельзя ли позвать Пити? — Потом прикрыла ладонью микрофон и сообщила: — Его ищут. Что дальше?
      — Напомните Пити, что познакомились с ним в Лос-Анджелесе... э... в баре «Санрайс». Обычно он болтался там. Вы случайно узнали, что он здесь, в городе, и захотели встретиться с ним. Скажите, чтобы он дождался вас в клубе.
      — И он мне поверит?
      — Еще как! Если женщина обещает ему свидание, он подождет.
      Она послушала телефон, бросила:
      — Спасибо! — Положила трубку. — Его там нет.
      Я нашел номер телефона бара «У Мегеры», и она набрала его.
      — Текст тот же, — сказал я. — Если и тут его не окажется, тогда не знаю, где его искать. Если с ним поговорю я, он может улизнуть и даже проболтаться кому-нибудь. Так что попробуем уловку с вами еще раз.
      На этот раз его подозвали к телефону, и Бетти поймала его на крючок. Она была восхитительна — в ее голосе послышались нежный шепот и хрипотца, которых раньше я в нем не замечал. Заключила она разговор так:
      — Хорошо, Пити! Очень жаль, что ты меня не помнишь. Но могу поспорить, что сразу вспомнишь, как только увидишь. — Она коротко рассмеялась. Я нахмурился: что, черт возьми, он там говорит? Я-то зналПити. Тем временем она ворковала: — Что? О, я буду в красном платье с глубоким декольте... Что?.. О! Ты этого не сделаешь!.. Сделаешь? Пока, Пити. Жди меня. — И она положила трубку.
      Лукаво глядя на меня, выгнув дугой одну бровь, с весьма проказливым выражением на лице, она проговорила:
      — Пожалуй, мне следует встретиться с ним.
      — Ну уж нет. С ним встречусь я. Бог мы мой...
      — Чего это вы так разволновались?
      — Как? И вовсе я не разволновался! Я... не знаю.
      Она светло улыбнулась. Это была очень женственная улыбка — лукавая, ироничная улыбка женщины в полном расцвете красоты, прекрасно сознающей свою неотразимость. Вероятно, никогда еще она не разговаривала ни с одним мужчиной так, как только что разговаривала с Пити. Она явно наслаждалась беседой. Как если бы события последних дней и особенно последней ночи размыли воздвигнутую ею где-то внутри себя плотину сдержанности.
      — Шелл, вы собираетесь уже уходить?
      — Практически сию минуту.
      Она пожала плечами:
      — Тогда я сосну, пожалуй.
      — Пожалуй.
      Я принес свою одежду из ванной комнаты, а она зашла туда и заперла за собой дверь. Слушая шум душа, я вывернул карманы своего костюма и переложил все в джинсы. Надевая на руку часы, я заметил, что они показывают полночь. Нужно было сказать еще пару вещей Бетти, и я уселся на стул и подождал ее. Чтобы скрасить ожидание, я рассматривал почтовую открытку, найденную в кармане пиджака, куда я положил ее еще в Лос-Анджелесе. Я все еще разглядывал подпись Эмметта, вспоминая проведенные вместе веселые денечки, когда послышался голос Бетти:
      — Шелл!
      — Да?
      — Я выхожу.
      — Ну и выходите.
      — Я из душа, и на мне ничего нет.
      — Ну и что? Выходите.
      — Закройте глаза. Не смотрите.
      — Один глаз закрыт. — Я подождал — ничего. — О'кей. Оба глаза закрыты. Наглухо. Ну, почти.
      Они таки закрыты, и я по-честному не открываю их. Слышу — как распахивается дверь, как ее босые ноги шлепают по ковру, легкий шепоток, когда она проходит мимо, шелест простыней, когда она откидывает покрывала. Скрипят пружины, и я уже знаю, что следующий шорох производит Бетти, скользящая по постели под одеяла и касающаяся своей кожей холодных простыней. И я думаю: «Пора отойти от сыскного дела. Нет смысла попадать в подобные ситуации. Они могут убивать не менее эффективно, чем дырка в голове».
      — Ладно, можете открыть глаза.
      И я открываю. Бетти лежит в постели, подсунув подушки под голову и закинув руки, покрытые темными волосиками. Плед натянут до подбородка. Она мило улыбается и возвещает:
      — Я просто ожила!
      — Прекрасно. А я чувствую себя уже полумертвым. Послушайте, Бетти, или как вы там назвались Питерсону? Кучи Уильямс? Послушайте, Кучи, хочу поставить вас в известность о моих предполагаемых действиях. На всякий случай.
      Ее лицо посерьезнело.
      — Понятно.
      — О'кей. Отсюда я отправлюсь на автостоянку на углу Двенадцатой и Перечной улиц, где я оставил мой «кадиллак». Возьму из багажа фотоаппарат и прихвачу с собой Пити. Мы вломимся в офис Гордона и вскроем сейф. Если завещание там, я сниму фотокопии. Вы сидите здесь смирно и не высовывайтесь. Я не вернусь, пока не закончу дело. Я позвоню.
      — Но одни фотокопии мало что дадут, не так ли?
      — Для начала сойдет. Золотце, эти злыдни приперли нас к стенке, годится любая мелочь. Крупные улики я надеюсь добыть у самого Барона. Он, вероятно, единственный, кто знает все про операции с куплей-продажей в Сиклиффе. Может, нам удастся вырвать у него признание?
      Она нахмурилась:
      . — Не понимаю...
      — У меня есть парочка идей. Вы ведь у меня сообразительная, Кучи, так что слушайте внимательно и скажите, что вы насчет этого думаете.
      Когда я снова назвал ее Кучи, она хихикнула, что вызвало естественное волнообразное движение пледа.
      Мне потребовались две-три минуты, чтобы подробно объяснить ей свой план, а она то и дело глубоко вздыхала. Плед, плотно подоткнутый до самого ее подбородка, потихонечку спадал. И я падал духом. Наконец, заключил:
      — Такие вот дела. Лучшего я придумать не могу, если прикинуть, в какой мы глубокой яме.
      Задумавшись, Бетти наморщила лицо. Размышляя над сказанным мною, она перекатилась на бок и приподнялась на локте. Плед начал сползать, и она машинально поправила его другой рукой, но, очевидно, так была занята своими мыслями, что не заметила, как ухватила угол простыни. Бетти все еще была полностью укрыта, но одно дело быть под простыней и пледом и совсем другое — под одной простыней!
      — Будь я проклята! — воскликнула она. — А получится?
      Бетти придерживала простыню у горла, которая четко обрисовывала каждый изгиб ее тела. Я прочистил горло и брякнул:
      — Должно. Если только я ухитрюсь залезть в мой собственный «кадиллак», отыскать этого парня Пити, не попасться на глаза копам, не нарваться на бандитов, добраться до Барона и заставить его говорить.
      Помолчав, она спросила:
      — Вам не понадобится помощь с Бароном? Теперь нахмурился я:
      — Пожалуй. Но я справлюсь и сам.
      — Минутку, Шелл. — Она казалась слегка раздраженной. — Вы знаете не хуже меня, что — говоря вашими же словами — я в такой же глубокой яме, как и вы. Мне нельзя даже показываться в редакции, пока все не кончится. И я не менее вас заинтересована в том, чтобы упечь Барона и его компанию за решетку. Поэтому я помогу вам. Так что не обращайтесь со мной, как с ребенком. Вы прекрасно знаете, что я давно не ребенок.
      — Ага... э... догадываюсь. Может, вы и правы. Позже я вам позвоню. Оставим тревоги на потом, когда придет пора тревог.
      Все время, пока мы разговаривали, я крутил в руках открытку Дэйна. Бетти обратила на нее внимание и спросила:
      — Что это?
      Я протянул ее Бетти:
      — Последняя открытка от Эма. Написана в типичной для него манере. С нее-то все и началось.
      Она прочитала открытку:
      — О Боже!
      В голову мне пришла неожиданная мысль и я сказал.
      — Чуть не забыл одну важную вещь. Копы уже знают, что мы вдвоем убежали из «Лэнни». Если случайно я окажусь один на один с Карвером, скажем, под замком, если останусь еще в живых, он... наверняка попытается узнать у меня, где находитесь вы. — Я судорожно проглотил ком в горле. — Не думаю, что проговорюсь, но вдруг. Так что если я не свяжусь с вами до утра, смывайтесь к черту! Понятно?
      Она сердито насупилась:
      — Но если я скроюсь отсюда, а у вас все будет в порядке, как я вас найду? Где мне искать вас?
      — Если все будет о'кей, я вернусь сюда до восхода солнца. Если же нет, мы могли бы встретиться... например, у помоста Красного Креста. Не очень-то мы можем шляться по городу, но я буду появляться там, если смогу, раз в четыре часа, начиная с восьми утра. В восемь, в двенадцать, в четыре и так далее. О'кей?
      Она согласно кивнула.
      Я усмехнулся:
      — Итак, трибуна Красного Креста — наш опорный пункт. Кто знает, может, мне даже придется прятаться в ожидании вас под этой чертовой штуковиной. Как бы то ни было, вы смоетесь отсюда на восходе солнца. Договорились?
      Она облизала губы:
      — Да.
      — Ну, так пока, золотце! Нужно повидать старину Пити до закрытия баров.
      Я повернулся к двери.
      — Шелл, — так тихо прошептала она, что я едва расслышал ее.
      Я обернулся, и она попросила:
      — Шелл, поцелуйте меня на прощанье. Один разок. Но поцелуйте хорошенько.
      Она все еще опиралась на локоть, небрежно придерживая левой рукой простыню на груди. Она склонила голову и уже не улыбалась.
      Подходя к ней, я увидел, как она облизнула губы. Мягко опустившись на краешек постели, я просунул руки под ее плед. Обе ее руки обвились вокруг моей шеи, когда я нагнулся к ней и заглянул в ее глаза за мгновение до того, как закрыл свои и наши губы встретились.
      Дрожь пробежала по ее телу, и руки Бетти сжали меня еще крепче. Мои пальцы ощущали теплоту и мягкость кожи на ее плечах.
      Я поцеловал ее, как она и просила, поцеловал ее от души. Однако мне следовало знать, что одним поцелуем я не удовлетворюсь. Как, впрочем, и она.
      Я поднялся, потушил свет и вернулся к постели. Бары, припомнил я, открыты до двух часов ночи.

      Я едва успел в бар «У Мегеры».
      Достать фотокамеру из моего «кадиллака» оказалось проще, чем я предполагал: я небрежно подошел к нему, отпер багажник, все взял, закрыл его и быстренько смылся. Совершенно очевидно, что копы еще не обнаружили мою машину — иначе мне было бы не добраться до «Мегеры».
      Шел уже третий час ночи. Так оно оказалось даже лучше: бар опустел, если не считать старину Пити и одну молодую парочку, которая вскоре ушла. Но не Пити. Он вроде и не собирался уходить.
      Стоя на тротуаре, я видел через зеркальное окно, как упрямый старина Пити с грустью оглядывает окружающую его пустоту.
      Наконец Пити решительно поднялся и направился к двери. Когда он вышел, я окликнул его:
      — Пити! Эй, Пити!
      Он резко обернулся:
      — Какого черта ты тут делаешь?
      — Я попросил Кучи позвонить тебе. Мне необходимо с тобой потолковать.
      — А где она?
      — Она не придет, Пити. Извини, старина. Я хотел встретиться с тобой, но не мог позвонить тебе сам и даже боялся называть свое имя. У меня земля горит под ногами в этом городе.
      С полминуты он просто таращился на меня, потом обронил:
      — Ну и сукин же ты сын!
      Пару минут он клял всех моих предков, пока мне не удалось успокоить его и довести до него свою задумку и он не пришел наконец в норму и не спросил:
      — Так что за дельце? — Он прищурился. — Что, черт возьми, ты сделал со своей отвратительной физиономией? И почему ты так вырядился?
      Я выпалил без задержки:
      — Мне пришлось замаскироваться.
      — Ага, конечно. — Он развел руками и громко захохотал.
      — Вот, в чем штука, Пити, старина. Не знаю, согласишься ты или нет? Всей наличности у меня четыре сотни и двадцатка. Четыре сотни твои за вскрытие «консервной банки». Вся наличность, которая окажется в ней, тоже твоя.
      — Четыре сотни, а? Негусто. Думаешь, в «консервной банке» будут баксы?
      — Без понятия.
      Он нахмурился:
      — Где это? Ты все разнюхал?
      — Нет. Не знаю даже, что там за ящик. Только где он находится, и все.
      Выражение его лица красноречиво говорило, что так дела не делаются. Однако через пару минут он бросил:
      — Ладно, рискнем. Если бы я не был на мели, не стал бы даже слушать тебя.
      — Скажи мне одну вещь: ты заодно с Норрисом?
      — Ни на кого я не пашу. Я тебе уже говорил, что прохлаждаюсь в отпуске. Я и близко не подойду к Норрису, если...
      — Да нет. Сейф в адвокатском офисе. И тебе следует знать, к нему проявляет интерес еще кое-кто. Если нас прихватят, то утром нас соберут с асфальта. Буду с тобой откровенен, Пити. Если в ящике баксов не окажется, я подкину тебе еще пару сотен. Если, конечно, мы его вскроем.
      Он чуть поразмышлял и проронил:
      — О'кей. Гони четыре сотни. Но я ничего не гарантирую.
      Я отдал ему деньги, и он спросил:
      — Где коробка?
      — В четырех-пяти кварталах отсюда.
      — Встретимся здесь через полчаса. Схожу за инструментом. — И он ушел.
      Через полчаса Пити подъехал на новом «форде». Я сел, он доехал до улицы Платанов и припарковался прямо перед Брэден-Билдинг, объяснив, что не желает жизнерадостно тащить по улице тонну оборудования. Ему потребовалось ровно пятнадцать секунд, чтобы открыть входную дверь, и я помог ему поднять часть его инструмента на четвертый этаж и донести до комнаты 420 — офиса адвоката Ферриса Гордона. Пити практически одним дуновением отпер дверь, и мы вошли внутрь. В едином лице он действовал за целую шайку.
      Старина Пити начал обход помещения, а я воспользовался своим карманным фонариком, чтобы осмотреться. Слева стояло несколько стульев, посередине — письменный стол со вращающимся креслом за ним. В левом углу стоял большой зеленый сейф, в паре футов у левой стены было два окна, выходящих в переулок, соединенный с Главной улицей. Большие окна были прикрыты спущенными жалюзи. Я подошел к окну, выглянул наружу. В нескольких футах слева от меня вверх и вниз по стене лепилась пожарная лестница, ее площадка была расположена прямо напротив двери в конце коридора, проходившего за стеной офиса адвоката. Я опустил жалюзи и подошел к старине Пити.
      Он закончил осмотр сейфа с помощью своего фонаря и заключил:
      — Черт, просто конфетка. Зубами можно прогрызть. Мы его вспорем.
      — У него есть какая-нибудь сигнальная система?
      — Ага, игрушечная. Я уже сунул «жучок». — И Пити взялся за дрель.
      Она почти не производила шума, и через несколько минут он попросил:
      — Дай-ка мне «консервный нож». — Я поднес ему секцию тяжелой изогнутой ваги с заостренным концом, и он заверил меня: — Все равно что открыть банку с бобами.
      Я развесил уши и понадеялся, что минут через десять мы уберемся оттуда, однако на работу ушло больше часа. Присоединив кусок трубы к «консервному ножу», он отодрал стальной лист, потом забарабанил большим молотком по зубилу, отбивая куски огнеупорного кирпича и глины и производя при этом, как мне казалось, адский шум. В конце концов он встал, смахнул пот со лба и возвестил:
      — Готово.
      Настала моя очередь. Встав на колени перед развороченным сейфом, я посветил фонариком внутрь. В сейфе оказалась масса юридических документов, которые я переворошил, не находя ничего интересного для себя. Потом, уже во вскрытом стариной Пити металлическом ящике, я обнаружил завещание Эмметта Дэйна. Во всяком случае, завещание с подписью: «Эмметт Дэйн».
      Четыре плотных хрустких листа с текстом, отпечатанным на машинке через два интервала. На последнем листе, подписанном «Эмметт Дэйн», стояли также подписи двух свидетелей, удостоверивших завещание. Ни одна из фамилий не была мне знакома. Сзади к завещанию скрепкой было прикреплено что-то еще. Я снял скрепку и посмотрел на то, что оказалось в моих руках. Полдюжины других юридических на вид бумаг, очевидно, принадлежавших Дэйну, с его подписью. Но было кое-что еще: пять глянцевых фотографий четыре на пять дюймов. Пять фотографий Дэйна с... Дороти Крэйг.
      На каждой из них Эм и Дороти сидели вдвоем на трех — за столиком и на двух — в отгороженных нишах ресторана. На трех перед ними стояли бокалы с напитками, на двух виднелись остатки обеда. На снимках с бокалами Дороти была в черном платье с глубоким вырезом, на остальных — в штапельном с прямоугольным воротничком. И на каждой фотографии Дороти исхитрилась принять позу, свидетельствующую об их интимной близости: склонившись к Дэйну на одной, улыбаясь ему в лицо на другой, положив свою руку на его плечо на третьей...
      В целом впечатление создавалось такое, что пожилой мужчина наслаждался редкими минутами общения с молодой и желанной женщиной. Вероятно, именно такого эффекта и добивались Барон и Дороти, когда делались снимки. Разумеется, на них Эмметт Дэйн просто обсуждал творящийся в Сиклиффе бардак с Лилит Мэннинг, как он думал. Любой же посторонний посчитал бы, что Дэйн обедал и выпивал со своей «невестой» Дороти Крэйг, которой он завещал позднее целое состояние.
      Постепенно до меня дошло, что они спланировали все задолго до того, как Дороти голой резвилась ради меня в бассейне; заранее задумали убийство Дэйна, готовя всю эту бутафорию. По крайней мере, решил я, не мой приезд в Сиклифф привел к его смерти. Разве что Барон несколько ускорил из-за меня осуществление их планов, однако Дэйна они убили бы в любом случае. Людей убивают и за полтинник, и даже меньше, тут же речь шла о миллионе или более того.
      До сих пор в офисе адвоката почти не было света, а сейчас мне пришлось пользоваться лампой-вспышкой. Мне это совсем не нравилось, но ничего не поделаешь. Пока я переснимал листы завещания Дэйна и полдюжины других документов, старина Пити рылся в сейфе. Слышалось его бормотанье:
      — Похоже, ты будешь мне должен пару сотен, Шелл.
      Я продолжал заниматься своим делом. Помимо четырех листов завещания был еще один лист — приписка к завещанию, в соответствии с которой определенная недвижимость переходила к Шелдону Скотту. Она явно была сфабрикована в спешке — после того как Барон решил окончательно убрать меня. Так и появился мой дополнительный мотив для убийства Дэйна.
      — Эй! У меня странное ощущение, — напомнил о себе Пити.
      Я бросил взгляд на него:
      — В чем дело?
      Он быстро провел лучом фонарика по жалюзи:
      — Эти штуковины закрыты. Но наверху есть щели. И твои чертовы вспышки, должно быть, заметны снаружи.
      Я выматерился. Мы таки не обнаружили щели при осмотре офиса. Я успокоил его, заверив:
      — Я почти закончил.
      — Поспеши-ка. Мне это совсем не нравится.
      — Ты можешь сваливать. Нашел что-нибудь?
      — Паршивые бумажки. Около сотни баксов. Я делаю ноги.
      Он вышел из офиса и затворил за собой дверь. Сделав последний снимок, я собрал все бумаги и засунул обратно в сейф. Только я подобрал использованные лампочки для вспышки, уложил их вместе с фотокамерой в сумочку и повесил ее себе на шею, как в коридоре послышалось торопливое шлепанье ног.
      Пока я засовывал вспышку в карман, бегущий проскочил мимо двери. Потом в коридоре раздались еще шаги и громкий вскрик. Сразу же за ним последовал взрывной треск нескольких выстрелов, не меньше дюжины. Я прыгнул к окну и откинул жалюзи. До меня донесся пронзительный вопль агонии, несколько выстрелов, потом все стихло.
      Снова зашлепали ноги, прозвучали крики мужчин. Повозившись со шпингалетами окна, я поднял раму, наклонился и протянул левую руку, пытаясь достать поручень пожарной лестницы. Но до него оставалось еще около ярда, и я вспотел от натуги, прислушиваясь к шуму за дверью офиса. Я бросил взгляд на улицу и ощутил пустоту, отделяющую меня от асфальта, затем поставил правую ступню на подоконник и оперся обеими ногами, ухватившись для равновесия правой рукой за раму.
      Я прыгнул влево, вытянув перед собой руки и вытаращив глаза на стремительно приближающиеся перила площадки пожарной лестницы. Разделявшие нас три фута показались мне целой милей. Заставляя себя забыть об окружающей меня пустоте, я летел, протянув вперед руки со скрюченными пальцами, которые в следующее мгновение вцепились в холодный металл. Ухватившись за перила, я подтянулся и приземлился на площадку.
      Четырьмя этажами ниже луч фонарика пробежал по тротуару и нацелился вверх, в мою сторону. Я разглядел фигуры мужчин на тротуаре, когда луч фонарика вернулся вниз. Сзади себя я услышал, как распахнулась дверь офиса и туда ввалились несколько человек, и поспешно полез по пожарной лестнице вверх, к крыше. Поднявшись на один пролет, я бросил взгляд вниз и увидел свет, проникающий сквозь жалюзи на окнах офиса Гордона.
      Я карабкался вверх по металлическим ступенькам с максимальной скоростью, на которую был только способен, сердце бешено колотилось, ладони взмокли от пота. Несомненно, копы! Выстрелы явно произведены из полицейских револьверов, а тот пронзительный, предсмертный вопль издал конечно же старина Пити. И я знал, что он уже мертв. Кто-то, видимо, заметил яркое сверкание моей вспышки и позвонил в полицию. Карвер наверняка проявляет особый интерес к офису Гордона и без сомнения явится сюда.
      Шестой пролет, седьмой. Осталось лишь несколько футов до крыши. И тут меня накрыл луч света, выхвативший мою фигуру из темноты так внезапно, что я даже пошатнулся. Треснул выстрел, пуля с визгом срикошетила о металл рядом со мной и злобно пропела в воздухе. Я стремительно проскочил последние ступеньки и достиг верха, когда прозвучало еще несколько выстрелов и пули прозвенели, попав в пожарную лестницу. Что-то дернуло меня за куртку, когда я уже перекатывался через бетонную стенку, ограничивающую крышу. Железные ступеньки пожарной лестницы загудели под тяжелыми шагами.
      Я выхватил из кармана маленький фонарик, включил его и, пользуясь его светом, побежал через крышу к выходящей в переулок тыльной стене здания. Там должна быть пожарная лестница, просто должнабыть! Я достиг края — эта сторона дома была пуста!
      За узким проулком находилось другое здание, которое было на несколько футов ниже того, на крыше которого я оказался и стену которого прочерчивала металлическая паутина пожарной лестницы. Ее верхняя площадка находилась в десяти футах ниже, но слишком далеко — мне было не допрыгнуть до нее через проулок.
      Сзади меня, с другой стороны крыши, на пожарной лестнице уже звенели верхние ступеньки. Я выхватил кольт, повернулся и выстрелил в бетонную стену. Пуля громко шмякнулась в бетон, и звон на лестнице стих. После моего выстрела на некоторое время установилась полная тишина.
      Я не двигался. В горле у меня пересохло, кровь отчаянно стучала в висках. Я аккуратно положил включенный фонарик на бетонную стену напротив огражденной площадки пожарной лестницы на противоположной стороне проулка, направив его луч туда, где должны были вынырнуть копы. Я побежал по крыше в том направлении, где они прятались за стеной. На бегу я еще раз выстрелил в стену, чтобы не дать им высунуться из-за нее, и, остановившись, разрядил последний патрон из моего кольта. Повернулся и побежал обратно на свет своего фонарика, лежащего на бетонной площадке, разогнался изо всех сил, стараясь не думать ни о чем, и не спускал глаз со световой точки.
      Я должен был прыгнуть. Так, по крайней мере, я получал хоть какой-то шанс. Оставаясь же на крыше, я его терял. Я бежал прямо на свет фонарика, взвился по пожарной лестнице вверх над бетонной стенкой и вложил всю силу своего тела в толчок правой ногой в шести дюймах от фонарика, стараясь взлететь как можно выше над густой темнотой под собой, над твердым покрытием переулка семью этажами ниже.
      Глыба соседнего здания внезапно выросла прямо перед моими глазами, и, когда я начал падать вниз, здание скользнуло вверх и ближе ко мне каким-то жутким, ужасающе смазанным движением, словно бросилось мне навстречу и как бы взлетело надо мной. Мои руки были выставлены вперед, перекрыв мне почти все поле зрения, однако я увидел какое-то сумасшедшее завихрение. В следующее мгновение я врезался в стену здания.
      Удар сотряс все мое тело, кости мои затрещали, воздух с шумом вырвался из моих легких, и густая тьма стала обволакивать мой мозг. Однако сознания я не потерял и чувствовал, как боль разрывает мою плоть, как грубая кирпичная кладка обдирает мне кожу. Последовал еще один удар — моя голова стукнулась обо что-то твердое, и на сей раз все ощущения исчезли.
      Без сознания я пробыл, видимо, лишь несколько секунд, и, когда ощущение боли вернулось ко мне, я сообразил, что лежу на боку, на твердых металлических ребрах площадки пожарной лестницы. Мое лицо горело, и теплая кровь выступила в тех местах, где была содрана кожа. Мускулы левого плеча, казалось, были порваны, грудь разрывала боль, прожигая ребра. Но, по крайней мере, была боль, было ощущение боли.
      Подтянув под себя ноги, я встал и шагнул к двери передо мной. Она была заперта; верхняя половина была из матового стекла. Я снял куртку, обмотал ее вокруг кулака и разбил стекло, потом, кинув куртку на торчащие в раме осколки, нырнул внутрь. Полежав секунду, я поднялся и побежал.
      Мчался я как в тумане, без единой мысли в голове, и мне почудилось, что я бегу долгие мили коридоров, спускаясь по бесконечным лестницам. Я продирался сквозь кромешную тьму с пустыми руками. Прошли, казалось, часы, прежде чем я сообразил, что потерял револьвер и что на мне уже не было куртки. Фотокамера в чехле все еще болталась у меня на шее. Я чувствовал, как кровь сочится из моего лба и затекает в глаз, и смахивал ее на бегу. Где-то далеко слышался вой сирен.
      Достигнув первого этажа, я остановился, судорожно втягивая воздух в легкие. Сердце дико колотилось, голова кружилась. Я бесшумно прошел по коридору и остановился в нескольких футах от распахнутой двери, в которую просачивался свет с улицы, пытаясь сообразить, почему она не закрыта и не заперта. Где-то в глубине здания слышались какие-то движения и тихие голоса.
      Подойдя вплотную к двери, я прижался к притолоке и оглядел улицу. Несколько машин были припаркованы у тротуара, но я не увидел никого ни в них, ни рядом с ними. Поблизости не было ничего похожего на полицейскую машину. Я шагнул на тротуар, повернул налево и спокойно пошел вперед.
      Холодный воздух через несколько шагов настолько освежил меня, что я даже сообразил, где нахожусь — на улице Каштанов, и что я иду в сторону Главной улицы. Я собрался было вернуться обратно, бросил взгляд через плечо и увидел машину, поворачивающую на улицу почти в квартале от меня. Поэтому я продолжал двигаться прямо, несколько ускорив шаг. Фары машины сзади осветили меня, когда я уже дошел до угла и повернул направо. В полуквартале от меня, на Главной улице, на шесть футов над тротуаром возвышался помост Красного Креста. Под ним, скрытые тканью, были только крестовины и опоры из досок, а также... пустота. Если мне удастся добраться до помоста и заползти под него, то я смогу хотя бы перевести дух. Я побежал к нему, и сумка с фотокамерой зашлепала по моему боку. На бегу я стянул с шеи ее ремешок и зажал сумку в руке.
      Оглянувшись, я увидел свет фар машины, поворачивающей на ту же улицу. Я заставил себя перейти на нормальный шаг и смотреть прямо перед собой. Вовсе не обязательно, чтобы это была патрульная машина, просто кто-то мог возвращаться домой. Я слышал сирены довольно близко, но не позади себя, однако тут луч прожектора упал на меня.
      Я бросился бежать. Я знал, что случится, если меня схватят, и продолжал бежать, понимая уже, что мне не смыться. До помоста оставалось ярдов десять, и я рванул в его сторону и едва поравнялся с ним, когда сзади меня взвизгнули шины и заурчала сирена. На мгновение я выскочил из луча прожектора и, прежде чем он настиг меня снова, взмахнул рукой и швырнул сумку с фотокамерой в обтянутую тканью боковину помоста. Ткань порвалась, и сумка исчезла в отверстии, когда машина уже почти наезжала на меня. Шины пошли юзом, когда она затормозила, прожектор ослепил меня, и раздался выстрел.
      За первым тут же последовал второй, и я услышал, как пуля прошила доску помоста. Следующая пуля или еще одна будет уже моей, если, конечно, я буду бежать и дальше. Да если и остановлюсь — какая разница? Выбора у меня уже не оставалось.
      Я остановился и повернулся, поднимая руки над головой и невидящими глазами уставившись прямо на заливающий меня свет. Я невольно задержал дыхание. Интересно, когда прогремит следующий выстрел?

      Я инстинктивно отступал назад, пока мои плечи и спина не уперлись в помост, и прищурился от яркого света полицейского прожектора. В лучах фар я разглядел мужчину, поднимающего руку с пистолетом в мою сторону. Мне не удалось различить черты его лица, однако широкоплечая и грузная фигура показалась мне знакомой.
      И тут я заметил вторую машину, подъехавшую по Главной улице с противоположной стороны и остановившуюся на этой стороне улицы буквально в паре ярдов от первой. Коп с пистолетом оказался в перекрестии фар обеих машин, и, несмотря на слепящий свет, я углядел, как он опустил пистолет и повернулся ко второй машине.
      Ко мне направились трое, впереди — сержант Карвер. Хлопнула дверца машины, и к ним присоединился четвертый. У троих подошедших ко мне копов в руках было оружие.
      Карвер остановился передо мной, двое других чуть сзади него. Я ожидал, что он обругает меня, злобно выматерит, но он сдержался и мягко произнес:
      — Привет, приятель.
      На его лице я увидел напряженную усмешку, а его правая рука крепко сжимала рукоятку револьвера, и указательный палец лежал на спусковом крючке. Дуло смотрело мне в живот, и я машинально втянул в себя диафрагму.
      Не спуская с меня глаз, Карвер бросил своим коллегам:
      — Я сам займусь типом и доставлю в участок.
      Я посмотрел на двух других копов — их лица были холодны, выражали отвращение и гнев. Глядя на них, я произнес как можно спокойнее:
      — Он не довезет меня до участка, убьет по дороге выстрелом в спину. Вдвоем с Блэйком он уже пытался хладнокровно убить меня — и все потому, что я узнал об их продажности, о преступной связи обоих с Клайдом Бароном и...
      Карвер воскликнул:
      — Грязный убийца и лжец!
      Потом резко взмахнул правой рукой. Я попытался увернуться, но ствол его револьвера зацепил меня за ухо и щеку, а удар свалил с ног. Я все еще стоял на коленях, опираясь локтями и пытаясь встать, когда его огромный ботинок врезался в мое плечо и прямо-таки вмазал меня в доски помоста.
      Два других копа ледяными взглядами взирали на меня, когда я поднял голову. Как бы ни душила меня ненависть к Карверу, я не мог винить их. Они считали меня убийцей — и не просто, а убийцей полицейского! Могло быть и хуже. Возможно, они повязаны с Карвером. Если да, мне наступил конец; если нет, меня, может, и доставят в камеру живым.
      Один из них проронил:
      — Охолони, Карвер. Отвезем его в участок. Мы же на Главной улице, так что перестань.
      Я с трудом поднялся, согнув руки в локтях. Если Кар-вер попытается ударить меня еще раз, я постараюсь хотя бы разбить ему губы. Однако он не стал меня бить, обыскал лишь на предмет оружия и наконец прорычал:
      — О'кей, приятель.
      Рядом, взвыв напоследок сиреной и перейдя на мягкое ворчание, остановилась третья полицейская машина. Карвер завел мои руки за спину, защелкнул наручники на кистях, и копы затолкали меня в его машину. Когда я примащивался на заднем сиденье, мимо нас, мигая проблесковым «маячком», проскочила «скорая помощь» и свернула за угол к Брэден-Билдинг. «За беднягой Пити», — подумал я.
      При мысли о старине Пити, мне вспомнилась Бетти. Слава Богу, солнце взойдет уже меньше чем через час. Она обещала смыться из мотеля на восходе.
      Карвер вел машину, а его напарник сидел сзади со мной. Мы ехали по Главной, и вторая патрульная машина последовала за нами. Никто ничего не говорил.
      В полицейском участке, зарегистрировав меня у дежурного, сержант Карвер отвел меня в «голубую комнату», предназначенную для допросов, — небольшое, ярко освещенное помещение с одним тяжелым стулом, стоящим почти посредине, и двумя деревянными стульями с прямыми спинками у двери. Окон не было. В подобных помещениях никогда не бывает окон. Карвер и второй полисмен тихо перекинулись несколькими словами, затем Карвер усадил меня на тяжелый стул, отпер наручники, чтобы просунуть мои руки в отверстия в спинке стула, и снова защелкнул их.
      Второй полисмен, стоя в стороне, держал меня на мушке, пока Карвер устраивал меня по своему усмотрению, похохатывая то и дело, явно наслаждаясь своим занятием. Потом его напарник вышел.
      Карвер начал материть меня, грязно, с большим знанием лексикона. Помянув добрым словом Блэйка и как он переживает его смерть, он подробно нарисовал, что вызываю в нем я и как он собирается поквитаться со мной, и все — на ядреном мате. Мне бы не слушать его, не поддаваться на его выпады, но я не мог совладать с душившей меня яростью.
      В конце концов он зло бросил:
      — Знаешь, куда ты попал, Скотт? Это «Кони-Айленд», приятель. — И снова хохотнул.
      — Догадываюсь. Чего еще ожидать от тебя, Карвер? Даже если я и не сталкивался еще с такими погаными копами, как ты.
      Уже не имело значения, веду ли я себя вежливо или нет. Что бы я ни сказал, обращение со мной не улучшилось и не ухудшилось бы, они все равно пропустили бы меня через все «аттракционы» их «Кони-Айленда».
      Открылась дверь, и в комнату вернулся вышедший минуту назад сержант, с ним явился шеф полиции Турмонд. Он подтянул стул с прямой спинкой и уселся в ярде от меня с весьма серьезным видом на мрачном бескровном лице; туманно-серые глаза его смотрели враждебно. Не осталось и намека на притворное дружелюбие в его ледяном презрительном тоне, когда он проговорил:
      — Полагаю, тебя удивляет, чего это мы притащили тебя сюда, а?
      — Немного. Я вам без пользы. Разве что Карвер давно не резвился.
      Турмонд поджал губы:
      — Ошибаешься. Нам известно, что ты убил Дэйна, просто пока еще не сознался. Так что тебе придется подписать подготовленное нами признание. Так ты избавишь себя от больших неприятностей, а Карвера от лишней работы.
      — Разумеется, Турмонд. Еще застрелил Линкольна.
      Однако он гнул свое:
      — Потом ты расскажешь нам, чем ты занимался последние два дня, с кем встречался, с кем разговаривал, где сейчас девица Лэйн. Начать можешь с главного: что ты делал в офисе Гордона? Питерсон... э... уже ничего не скажет. Так что выкладывай ты. Это заметно облегчит твое положение в суде.
      — Неужели ты думаешь, я поверю, что доживу до суда?
      — Послушай, Скотт! Ты можешь облегчить свою участь или, наоборот, попытаться оказать сопротивление. В любом случае результат будет одинаков. Так почему бы тебе не быть благоразумным?
      Я промолчал. В самом деле они вполне могли обойтись без моего «добровольного признания» и даже без тех сведений, которые потребовал у меня шеф полиции. И без всего этого они отделаются от меня пулей — будь то здесь, в «голубой комнате», или где-либо еще. Мое признание и прочая информация лишь добавят убедительности подстроенному ими ложному обвинению и оправдают мою смерть. А я отнюдь не собирался помочь им в этом.
      — Ну, — в предвкушении проговорил Карвер, — похоже, придется применить «кишку».
      «Кишкой» он называл толстую резиновую трубу в полтора фута длиной. Сделав шаг ко мне, он резко взмахнул рукой, и от его движения конец «кишки» вначале отогнулся назад, затем, щелкнув как хлыст, выпрямился и хлестнул меня по щеке. Может, удар прозвучал как глухой шлепок в комнате, но в моей голове — будто выстрелила пушка.
      Боль пронзила мое лицо и взорвалась где-то в мозгу, голова от удара дернулась в сторону. Карвер не замедлил врезать мне «кишкой» по другой половине лица. Я заметил его жест и попытался увернуться, но резина шмякнула меня по лбу и оцарапала нос. Я почувствовал, как из моей ноздри на губы потекла густая и теплая струйка крови, когда я отдернул голову назад. Жгучая боль поднялась от шеи к уху и опалила череп, а мои мускулы, как бы завязанные узлом, затормозили мои движения.
      — Охолони, — бросил Турмонд. — Сотри кровь и будь внимательнее.
      Карвер достал грязный носовой платок из заднего кармана брюк и промокнул им кровь на моем носу и губах. Видите ли, их не устроило бы, если бы меня нашли в окровавленной рубашке, которая свидетельствовала бы о зверском избиении в полиции.
      Мне трудно было сфокусировать глаза, а в голове моей гремело, боль накатывала и откатывала, словно волны прибоя. Я расслышал, как Карвер сказал:
      — Скотт? Эй, Скотт! Знаешь, я могу поработать над тобой целый час, и никто даже не трехнется об этом по твоему виду. Удивительно, а? Даже не оставлю никакой отметины. Великое изобретение! Ну как? Ты готов нам помочь?
      Я почувствовал вкус крови на губах, когда я высказал ему свои пожелания освященным временем языком солдат, моряков и бывших морских пехотинцев. Уронив «кишку» на цементный пол, он сделал шаг ко мне со сжатыми кулаками и замахнулся правой рукой. Я почувствовал первый удар, очень даже почувствовал, но второй был уже похож на прикосновение к моему лицу тряпичного мячика, а если был и третий, его я не почувствовал вовсе.
      Когда сознание вернулось ко мне, первыми я ощутил кисти рук. Наручники прямо-таки вгрызлись в них, я сидел, наклонившись вперед, опустив голову и прижавшись подбородком к груди.
      Невозможно было вычислить, как долго я был без сознания. К счастью, мне хватило сообразительности не шевелиться, не открывать глаза и стараться дышать медленно и ровно. До меня донеслось какое-то бормотание, потом заговорил Карвер, очевидно отвечая шефу.
      — А, оставь ты эти глупости. Хочешь, чтобы я обработал его подушкой? Забыл, что он сделал с Блэйком?
      — Я не желаю, чтобы на теле обнаружили следы, когда мы его привезем. Во всяком случае, не больше, чем уже есть. Черт, ты рассек ему щеку.
      — Ну и что? Скажем, что сопротивлялся. И вообще, пора с ним кончать. Ты все еще хочешь, чтобы он подписал эту чертову бумагу?
      — Мне она нужна. Так что помолчи и предоставь это мне.
      Одно только мне было неясно: где они намеревались меня прикончить? Это «когда мы его привезем» наводило на мысль, что они собираются разделаться со мной вне полицейского участка. Убийство в камере вызвало бы ненужные разговоры.
      Третий голос произнес:
      — Может, он притворяется и все слушает?
      — Ну и что? — удивился Карвер. — Кому он расскажет? — Потом его ботинки проскрипели по цементному полу. — Сейчас проверим.
      Я постарался расслабиться. «Кишка» негромко просвистела в воздухе и хлестнула меня по щеке. Я прикусил внутреннюю сторону нижней губы, чтобы не вскрикнуть, и безвольно уронил подбородок обратно на грудь.
      Его ботинки проскрипели обратно, когда он удалялся от меня со словами:
      — Черт бы его побрал! Не скоро еще он придет в себя. Шеф, Мак, пойдем попьем кофейку.
      Вот так! Перерыв на кофепитие. Я слышал, как открылась и закрылась дверь, но меня ведь так просто не проведешь, и я не шевелился еще пять минут. Когда я открыл глаза, они нагло ухмылялись мне в лицо. Ну, братец, и умник же ты!
      Карвер нашел это очень смешным и хохотал пару минут. Шеф шепнул что-то типу по имени Мак, и тот вышел. Вернулся он с несколькими листами бумаги с отпечатанным на машинке текстом. Шеф полиции Турмонд протянул их мне и спросил:
      — Ты готов подписать?
      Заговорив, я почувствовал корочку засохшей крови на губе:
      — Что-то не врублюсь никак. Почему бы вам не подделать мою подпись, как вы подделали подпись Эмметта Дэйна? К чему вам все эти трудности?
      — Тебе и незачем врубаться. Просто подпиши, и все. Ты готов?
      — Ага, как никогда.
      Шеф не был уверен, означало ли это «да» или «нет». Я, видно, настолько повредился головкой, что надеялся дать им прикурить, как только мои руки окажутся свободными от наручников.
      Мак зашел за мою спину и снял наручники. Я подумал: «Сейчас!» И мысленно усмехнулся: «Ну, парень, смешной же ты!» Говорят: пока живешь, надеешься. Во мне оставалось гораздо больше жизни, чем надежды. Да и жизни почти не осталось, если по-честному. В руках Карвера не было ничего кроме проклятой «кишки», но, бросив беглый взгляд через плечо, я увидел револьвер в руке Мака. Когда я вытащил руки из отверстий в спинке стула и пошевелил ими, разгоняя кровь, шеф полиции протянул мне бумаги, прикрепленные скрепкой к картонке, и авторучку. Теперь я был вооружен и смогу обрызгать их чернилами.
      Взяв признание левой рукой, я взглянул на шефа:
      — Мне кажется, здесь есть небольшие ошибки. Написано, что признание сделано добровольно, без всякого принуждения. К тому же говорится, что я убил...
      Я и не заметил, как Карвер шагнул ко мне, увидел только взмах «кишки» и поднырнул под нее — она просвистела над моей головой. По инерции Карвер согнулся прямо передо мной, и его мясистое лицо оказалось достаточно близок, чтобы я мог достать его. Ненависть и боль вспыхнули во мне одновременно, и я замахнулся правой рукой, уронив ручку на пол.
      Напряженно вытянув пальцы, я резко бросил руку от груди в сторону и вверх, метя ладонью в его лицо, но он быстро отпрянул, и моя ладонь угодила по его плечу. Я ринулся было за ним, намереваясь врезать ему как следует. Однако дальше намерения дело не пошло — я не смог подняться над стулом даже на дюйм. Не знаю, что случилось. Я вдруг почувствовал, как что-то твердое обрушилось на мой затылок, и все померкло перед моими глазами. Потом послышался звук лопнувшей шины, и, когда все перестало крутиться вокруг, я заключил, что Карвер снова вмазал мне своей любимой «кишкой».
      — Сукин сын, — пробормотал я.
      Он рассмеялся, а я заметил, что обронил «признание». Шеф полиции подобрал его и протянул мне, и я подписался: «Клайд Барон». Шеф врезал мне, Карвер «погладил» меня своей «кишкой», и даже Мак внес свою лепту. Я отключился. Позже, как мне показалось, прошло немало времени, они снова стали задавать мне вопросы, и я был счастлив ответить на них. Мои кисти опять были заведены за спинку стула и скованы наручниками. На большинство вопросов я отвечал честно, но несколько раз слукавил. Со временем они рассекут туфту, но меня уже ничто не колышет.
      Наконец Турмонд спросил:
      — А куда делась девица Лэйн?
      Говорить было немного больно, ибо у меня была рассечена губа. Парни в конце концов решили, что не будет иметь никакого значения, если у меня на теле останутся следы избиения.
      — Ну, мы свалили из ресторана «У Лэнни» и укрылись в мотеле «Каньон» на Уэстерли-Драйв. Она осталась там, но сейчас вы ее уже не найдете. Я предупредил ее, что с ней случится, если она попадет в ваши лапы. Так что вам ее не отыскать.
      — Мы найдем ее.
      Я взглянул на шефа:
      — Ничего не получится, Турмонд. Не так уж много в округе продажных копов вроде вас.
      — Заткни пасть, Скотт, если не хочешь ее потерять.
      — Неужели все копы Сиклиффа погрязли в дерьме, как вы трое?
      — Только мы трое, Скотт. Тебе мало? — поинтересовался Карвер.
      А шеф сказал:
      — Скотт, послушай, где твоя фотокамера?
      — Какая фотокамера?
      — Не строй из себя идиота! — Турмонд сжал губы и повернулся к Карверу: — Еще одна его подлянка, и я оставлю тебя с ним наедине на полчаса, о'кей?
      Карверу это понравилось, а Турмонд пояснил мне:
      — Пока ты был в отключке, сюда позвонил парень из «Стар» и спросил, с чем мы тебя прихватили и была ли у тебя фотокамера. Какого черта он спрашивал бы о ней?
      Хотел бы сам знать ответ на этот вопрос. Только Бетти знала, что я собираюсь воспользоваться «лейкой». По словам Турмонда, звонил мужчина, однако шеф мог сказать, так, чтобы запутать меня.
      — Ты меня озадачил, — ответил я — Верно, у меня была фотокамера, но я думал, что никто не знал о ней.
      — Зачем она тебе понадобилась? И что ты делал в офисе Гордона?
      — Я прихватил «лейку», чтобы сфотографировать фальшивое завещание, которое сфабриковали вы с Бароном, а также снять копии с фотокарточек этой дамочки Крэйг.
      — Так где фотокамера?
      — Когда Карвер пытался подстрелить все в округе, кроме меня, я бросил ее под помост Красного Креста, там, на Главной, где вы меня сцапали.
      Шеф кивнул Маку, и он вышел. Когда Турмонд снова склонился ко мне, мой взгляд упал на его наручные часы: почти час дня. Я смутно сознавал, что прошло довольно много времени, но даже не предполагал, что было уже за полдень. Если они собираются вывезти меня отсюда, чтобы они ни предприняли, им придется действовать средь бела дня. Если только не подождут до ночи. Я надеялся, что подождут.
      Через двадцать минут, за которые я ответил на дюжину вопросов, шеф замолчал, и я рискнул задать свой вопрос:
      — Ты здорово повеселился и, раз уж ты в таком добром расположении духа, не скажешь ли мне одну вещь? Судя по всему, операцией купли-продажи здесь заправляет Барон. Однако сам ли он все придумал или кто-то ему подсказал?
      Карвер присел передо мной на корточки, бросил взгляд на шефа, ухмыльнулся и спросил меня:
      — Понимаешь, что это будет означать, если я тебе скажу, а?
      Разумеется, я понимал. Он имел в виду: что бы он ни рассказал мне, я бы никогда уже не смог ничего никому повторить, да вы и сами знаете, так говорят о покойниках. Карвер наслаждался моментом, ловил кайф, наблюдая за моим лицом, выискивая в моих глазах хоть намек на ужас при мысли о неминуемой смерти.
      Я ответил:
      — Ага, понимаю. Ничего неожиданного, Карвер. Итак?
      — Конечно, приятель. — Он довольно лыбился. — Барон — голова всему. Он один это задумал с самого начала. — Ухмылка Карвера стала еще шире. — Ну что ж, приятель, ты слышал, что я сказал. Полагаю, ты понимаешь, что вырыл себе могилу, а?
      — Ага. Ты только что пришел к такому решению. Одно меня ставит в тупик. Эд Уист. Ну что вам дало его убийство?
      Карвер нахмурился:
      — Уист? Черт! Я и забыл о старике. Его не собирались убивать, приятель. Просто Циммерман немного перестарался, пытаясь убедить его и думая, что он сильный. А Уист оказался слабаком — вот и все. — Карвер выпрямился и с усмешкой посмотрел сверху вниз на меня. — Забавно, что могут сделать с человеком несколько хорошеньких затрещин. — Ты-то не только кажешься сильным, а?
      Я не отвечал, и он продолжал рассказывать мне, как легко угробить человека, если стукнуть его чуть сильнее, чем нужно. Тут открылась дверь, и вошел Мак.
      Он взглянул на Турмонда и покачал головой:
      — Под помостом пусто.
      Турмонд повернулся ко мне с покрасневшим от ярости лицом.
      — Ты меня чертовски утомил, Скотт...
      — Минутку! Я сказал, что зашвырнул камеру под помост, и я действительно сделал это. Может, кто-то подобрал ее. Помостом пользуется Красный Крест, и там всегда полным-полно народу.
      Мак подтвердил:
      — Был обеденный перерыв. Там собралось человек двести. Но все были перед помостом.Зачем кто-нибудь полез бы под него? Этот парень лжет.
      Уж не упала ли фотокамера туда, где ее могли увидеть? Стоп, я хорошо помнил, как она прорвала ткань, пролетев до середины помоста.
      — Я сказал правду, Турмонд. Когда я бросил фотокамеру, она прорвала ткань, которой задрапирован помост.
      Мак снова подтвердил:
      — Ага, ткань и вправду порвана на самом видном месте. Кто-то мог и заглянуть в дырку.
      Следующий час или два показались мне, как ни странно, почти приятными. Большую часть времени я оставался один — они, очевидно, проверяли сказанное мною о фотокамере и о Бетти. Мне оставалось только надеяться, что она в безопасности. Было у меня время и прикинуть собственные шансы — они представлялись мне ничтожно малыми. После долгого избиения я был не в лучшей форме, но и безнадежным мое положение нельзя было бы назвать.
      Главным образом меня метелил Карвер, пользуясь своей проклятой «кишкой», которая оставила на мне великое множество болезненных точек и кровоподтеков. Мне было больно дышать, однако у меня не было сломано ни одной кости. Я еще был в состоянии стоять и двигаться, даже бежать, если понадобится. Небыстро и не очень далеко, но и лежачим больным я не был. Впрочем, если я доставлю им массу хлопот, они с легкостью сломают мне руку или ногу или даже проломят череп. И тогда уж точно я не смогу и бежать. Поэтому я решил сотрудничать с ними. В определенных пределах.
      В конце концов все трое вернулись в «голубую комнату» допросов. На сей раз говорил Карвер, а не Турмонд:
      — Лэйн не оказалось в мотеле «Каньон». И «лейки» нигде нет. И ты меня уже достал, Скотт. Так что будь паинькой, или мы тебя прикончим прямо здесь... — он ухмыльнулся, — на «Кони-Айленде».
      Я вычислил, что Карвер, и без того крайне нетерпеливый, был на пределе. Моя дедукция подкреплялась тем, что в правой руке он уже держал не «кишку», а короткую дубинку, обтянутую кожей.
      — Ты меня убедил, — сказал я.
      — Начнем с твоего признания, Скотт.
      — Давай, я его подпишу.
      Он не смог скрыть удивления. И даже некоторого разочарования. Взяв листки с отпечатанным текстом у Мака, он подошел ко мне.
      — Послушай, Карвер, между нами, мы же все знаем, что я не убивал Дэйна, так что нечего темнить. Неужели вы надеетесь с помощью моего признания навесить на меня ложное обвинение? Дэйна застрелили не из моей пушки и...
      Он прервал меня:
      — Ошибаешься, приятель. У нас даже есть пули, извлеченные из тела Дэйна, они выпущены из твоего кольта. Мог бы и сам догадаться. И у тебя целый букет мотивов для его убийства. А главное — мы задержали тебя, когда ты смывался с места преступления, помнишь?
      Я помнил. А им не составило никакого труда выстрелить из моего револьвера в коробку с ватой или даже в тело Дэйна, и позже они представят результаты баллистической экспертизы, которые подтвердят, что Дэйн был убит из моего кольта. Сцапали они меня за то, что я застрелил Блэйка, а если навесят еще и убийство Дэйна, им не о чем будет беспокоиться.
      — Вы нашли мой кольт?
      — Ага, на пожарной лестнице. Жаль, что ты не сверзился с нее — избавил бы нас от лишних хлопот. А мы бы занялись вплотную твоей красоткой.
      — Далась она вам! Чем она-то может вам навредить?
      — Конечно, она не так опасна, как ты... был, но все же придется ею заняться. И мы ее найдем.
      Освободив мои кисти, он протянул мне признание и ручку. Я поставил подпись на последней странице, подписал: «Шелдон Скотт», без всяких выкрутасов и без колебаний. Понятное дело, копам нужно было подписанное мною признание, и все же оно ничего им не давало, пока я жив. Пока они меня не кокнули, мое лжепризнание могло дать противоположный результат, так что моя подпись не имела значения. С другой стороны, мертвому мне наплевать на все. Поэтому я не задумываясь поставил свою красивую подпись с завитушками и отдал бумаги и ручку Карверу.
      — Встань! — приказал он.
      Я поднялся, и Карвер снова защелкнул наручники на моих кистях, но, к моей великой радости не заводя мне руки назад. Так мне легче было двигать ими, я даже мог бы нанести удар, и мне подумалось: «Да он просто ошибся!» И на всякий случай я начал болтать, чтобы отвлечь его внимание.
      — Вот почти и все, а, Карвер? Вы практически добились своего. Особенно, если вы наложили лапу на собственность фонда. Вам уже удалось это, парни?
      Он наморщил лоб и сморгнул:
      — Как, черт возьми, ты это просек?
      — Нечто сказанное Бароном навело меня на мысль, — солгал я без запинки. — Потом это вписывается в вашу затею в целом.
      Тряхнув головой, он похвастался:
      — Ну, мы заимели большинство голосов. Во всяком случае, заимеем через несколько дней.
      — Угу, когда кто-то займет место Дэйна. Тот пляж практически в ваших руках, а?
      Он ухмыльнулся:
      — Не совсем так, приятель, не так, как с нашими непосредственными приобретениями, однако юридически мы будем контролировать фонд. Со временем город сможет получить пляж обратно. Когда мы сорвем хороший куш на этой сделке.
      Отступив на шаг, он поднял мои руки вперед и вверх, но недалеко и невысоко — цепочку от наручников он пропустил под брючный ремень.
      — Не-а, уж мы не промахнемся. И никаких проблем. Пошли, Скотт.
      — Куда это?
      Он снова ухмыльнулся:
      — Можешь считать, что мы перевозим тебя в столицу округа. Уж очень тут все настроены против тебя, приятель. Мы просто вынуждены перевезти тебя.
      — Ну конечно же, чтобы ревущая толпа не ворвалась сюда и не линчевала меня.
      Мы вышли из «голубой комнаты» — шеф и Мак впереди, Карвер сзади меня. Главный вход в полицейский участок находился справа, но мы повернули налево и прошли до конца коридора к двери, выходящей на боковую улицу — улицу Вязов.
      Мак вышел первым, приблизился к стоящему у тротуара черному полицейскому седану, открыл обе дверцы и отступил в сторону, как и полагается персональному шоферу. Пересекая тротуар, я подумал было, не рвануть ли мне когти? Однако выбросил эту мысль из головы еще до того, как Карвер тихо проговорил за моей спиной:
      — Давай, Скотт, пробегись-ка немного по улице, чтобы все выглядело естественно. Неплохо иметь свидетелей.
      Я проглотил ком в горле. Это было бы замечательно. Простодушные свидетели показали бы, что Смертельный Стрелок Карвер уложил меня при попытке к бегству. По тротуарам двигались мужчины и женщины. Поблизости стояло с полдюжины машин. Что-то привлекло мое внимание к коричневой двухместной машине, припаркованной на противоположной стороне улицы, но, когда я попытался разглядеть, что именно, мы оказались уже у полицейского седана, и Карвер затолкал меня на заднее сиденье. Мак забрался следом, и Карвер захлопнул дверцу.
      Я бросил еще один взгляд на коричневую машину — из окна дверцы со стороны водителя свисал некий предмет, который не назовешь стандартной принадлежностью «форда». Это был кожаный футляр фотоаппарата, ремешок которого держала белая рука. Лица водителя не было видно, но одно не вызывало сомнений: футляр явно был от моей «лейки». И у меня не осталось сомнений: коричневый «форд» принадлежал Бетти и ее рука держала ремешок футляра. На моих глазах футляр был втянут внутрь машины. Я заставил себя смотреть вперед, на лобовое стекло полицейской машины, и не поворачиваться к «форду». Карвер скользнул на переднее сиденье справа, а шеф Турмонд обошел машину спереди и забрался за руль.
      Карвер обернулся ко мне, и я опасался, что он посмотрит за мою спину и увидит «форд» на другой стороне улицы, может, даже узнает его. И я постарался отвлечь его, чтобы его взгляд подольше задержался на моем лице, поэтому брякнул первое, что пришло мне в голову:
      — Карвер, ты знаешь, что я просек всю вашу затею, иначе бы мне не пришлось отправляться сейчас «в последний путь». Но напоследок мне хотелось бы узнать одну вещь: кто убил Дэйна? Я знаю, что Барон отдал приказ, а кто спустил курок?
      Он хохотнул:
      — Жмурик, Скотт. Он мертв.
      — Циммерман?
      — Он самый. Чуть позже ты с ним свидишься. — Он нагло ухмыльнулся мне в лицо. — Жаль, нет твоей подружки, она бы составила тебе компанию.
      У меня ком застрял в горле, и все же я выдавил из себя:
      — Она, вероятно, уже в Сан-Франциско.
      На противоположной стороне улицы заскрежетал стартер «форда», потом мотор завелся. Шеф Турмонд завел свою полицейскую машину и отъехал от тротуара. Через три квартала он повернул налево. Все это время я заставлял себя смотреть прямо перед собой, но на повороте я бросил быстрый взгляд на оставшуюся позади улицу. Коричневый «форд» держался в полуквартале от нас.
      Сомнений не осталось. За нами следовала Бетти. Меня охватила паника, сердце затрепыхалось в груди. Она же ничего не могла поделать. Разве что подставиться под пули. Какого черта она здесь? Почему не смылась, пока у нее был шанс?
      Я подтянул свои скованные руки к животу, положил их на пояс и нащупал указательным пальцем металлическую пряжку. Мак сидел справа от меня, прислонившись к дверце и направив свой ствол в мою грудь.
      На затылке у меня шевельнулись волосы. Я-то предполагал, что меня отвезут в пустынное место, выведут из машины, всадят одну-две пули в мою черепушку. А сейчас, глядя на «пушку» в руке Мака и на его физиономию, я поразился, почему мне в голову пришла такая идиотская мысль.
      «Ведь им вовсе не обязательно было ждать, пока я вылезу из машины!»

      Внезапно заговорил шеф Турмонд:
      — Подходящее местечко, а?
      Мы находились в паре миль от Сиклиффа, на двухрядном шоссе, по обочинам которого росли деревья и высокая трава. Прелестный сельский пейзаж! Из тени деревьев веяло прохладой.
      Карвер, сидевший полуобернувшись на переднем сиденье, посмотрел в заднее стекло и подтвердил:
      — Вполне. И шоссе почти пустынное. Только одна машина плетется. Пропусти-ка ее вперед.
      Как бы отреагировав на его слова, я обернулся назад. Мак, справа от меня, тоже бросил беглый взгляд в заднее стекло, но тут же уставился обратно на меня. Коричневый «форд» все еще довольно далеко держался позади нас, но, пока я глазел, он начал медленно нагонять нас.
      Во рту и в горле у меня пересохло. Надеясь отвлечь внимание копов от «форда» на себя, я заговорил снова:
      — Карвер, дело, похоже, идет к концу. Так удовлетвори напоследок мое любопытство. Прав я был с самого начала или нет? В чем состоит участие Норриса? Силовое давление?
      Карвера рассмешил мой глупый вопрос, поэтому он важно поджал губы и сказал:
      — Все верно, тебе конец, приятель. Да, здорово ты все просек. Тебе просто повезло вычислить, что босс — Барон. Но тебе этого мало. Так тебя разбирает любопытство по поводу Норриса, а? Ну что ж, приятель, так и должно быть, понятно? Норрис пашет на Барона. Если бы кто-нибудь догадался про операции с недвижимостью, он, естественно, посчитал бы виновными Норриса и его профессионалов — как людей мафии. Разумеется, Норрис вложил много баксов в дело, потому и прибыль получит большую. А вот Барон... Это стоит ему немного дороже, зато он чист, как клык собаки. Ловко, а?
      — Ага. Ловко.
      Я просто умирал от желания взглянуть на дорогу позади нас, но заставил себя смотреть в лицо Карвера. «Что, черт побери, задумала Бетти? Если она просто будет тащиться сзади, парни все поймут».
      Я повернулся к Маку и процедил:
      — Тебе обязательно все время целиться в меня?
      Он чуть не сломался — так ему это показалось смешным, а я воспользовался предлогом, чтобы повернуть голову чуть дальше и бросить беглый взгляд через заднее стекло. «Форд» был уже ярдах в тридцати и мчался на гораздо большей скорости, чем мы. Мой пульс участился, и я снова прижал одну ладонь к своему ремню, нащупывая пряжку и надеясь, что палец Мака не слишком сильно нажимает на спусковой крючок. Бетти даже и не пыталась выехать из ряда, чтобы обогнать нас. Я вдруг понял, что она намеревается сделать — она собирается протаранить нас.
      Я продолжал говорить с Карвером, стараясь одновременно отсчитывать последние секунды и угадать момент удара.
      — Карвер, мне известно, что Дороти Крэйг вступила в интимную связь с издателем «Стар», а позже и с Бароном. И Джозефсон не пропускает в печать ничего, что могло бы помешать операции Барона. В этом и заключается роль мисс Крэйг?
      Мысленно я отсчитал пять секунд, прижал ступни к нижней части сиденья, напряг мышцы ног и запустил палец под пряжку.
      Карвер пояснил:
      — У нее было несколько писем старого козла — отличный материален. Теперь они у Барона.
      Я заметил, что шеф смотрит в зеркало заднего обзора. Он что-то крикнул, и его руки сильнее сжались на руле. Я рванул пряжку на ремне и почувствовал, как она расстегнулась. Мои руки дернулись вверх передо мной. Мак завопил: «Эй!» — и сунул свою «пушку» практически мне в лицо.
      Я отдернул голову в сторону, уставившись в дуло револьвера Мака, но успел заметить, как оскалился его рот, обнажая крепко сжатые зубы, когда он начал нажимать на спусковой крючок. Уголком глаза я увидел смутное коричневое пятно «форда», вплотную надвинувшегося на нас, и тут он врезался в нашу машину.
      «Пушка» Мака громыхнула почти мне в лицо, жар выстрела опалил мою кожу, жгучие крупинки пороха впились в мою щеку. Однако удар «форда» вжал всех нас в спинки сидений, и пуля Мака просвистела мимо моей головы и разбила стекло бокового окна.
      Седан повело боком по дороге. Мы все потеряли равновесие, но остальные в большей степени, чем я, ибо я был готов к толчку. И прежде, чем Мак выпрямился и снова прицелился в меня, я размахнулся обеими скованными наручниками руками и изо всех сил врезал ему тяжелыми стальными кольцами по лбу. Он отключился, и револьвер выпал из его рук на пол.
      На переднем сиденье кто-то вскрикнул, но я даже не взглянул туда, а соскользнул с сиденья, упал коленями на пол и стал шарить обеими руками в поисках упавшей «пушки». Моя правая ладонь охватила ее рукоятку, и указательный палец сам лег на спусковой крючок.
      Я не ждал ни секунды. Мне было плевать, держал ли Карвер свою «пушку» в руке. Даже не взглянув вверх, я поднял зажатый в кулаке револьвер к спинке сиденья передо мной и начал нажимать на спусковой крючок. Я выстрелил три раза сквозь спинку, позволяя отдаче поднимать ствол все выше с каждым выстрелом, и, только спустив курок в четвертый раз, увидел лицо Карвера и «пушку» в его руке.
      Ее ствол был нацелен прямо мне в голову, но еще до моего четвертого выстрела Карвер ослаб настолько, что его палец уже не смог нажать на спусковой крючок. Его грудь окрасилась красным, и пальцы уже разжимались на рукоятке револьвера. И тут моя четвертая пуля угодила ему точно в пробор, он повалился назад и рухнул на пол между сиденьем и приборной доской.
      Голова шефа полиции была повернута ко мне, его рука уже поднималась от бедра, где он носил свою «пушку», седан почти остановился, но его тормоза еще визжали.
      Я сунул револьвер под нос шефа и пригрозил:
      — Только подними свою «хлопушку», и я снесу тебе череп.
      Из его горла вырвался писк, рука поднялась пустой.
      — Ухватись за руль и следи за дорогой, — велел я. — Припаркуй машину.
      Едва я успел произнести последние слова, как раздался жуткий грохот, и седан прыгнул вперед футов на пять. Меня отбросило на заднее сиденье, но я все еще сжимал в обеих руках револьвер, и мой правый указательный палец лежал на спусковом крючке.
      Турмонд сумел остановить машину на обочине шоссе, пока «форд» не стукнул нас снова. Я наклонился вперед, приставил дуло револьвера к уху шефа и приказал:
      — Смотри прямо перед собой! Поверни вверх зеркало заднего обзора!
      Он повиновался. Я велел ему повернуть зеркало для того, чтобы он не видел, как я огрею его по затылку. Он не видел и свалился поверх Карвера. Я вылез из машины и огляделся. Никого. Потом недалеко от себя я увидел «форд», стоящий поперек проезжей части. Бетти была хладнокровна, как полк морской пехоты, но спятила она не совсем. Я замахал обеими руками над головой и закричал. Потом еще раз. Мне только казалось, что я кричал, но ни звука не вырвалось из моего горла. Со мной все было в порядке, все о'кей. Просто застрял ком в горле. Наконец я проглотил его, глотнул немного воздуха, и завопил опять, и опять ухитрился лишь выдавить из себя еле слышный звук. «Форд» повернул, подъехал ко мне, и из его окна выглянула Бетти с белым как мел лицом.
      Дрожащим голосом она попыталась заговорить:
      — Ты... с тобой...
      — Порядок, — заверил ее я и, когда она вылезла из машины, засыпал ее вопросами: — Что это ты надумала? Откуда ты взялась? Как ты узнала...
      Она остановила меня:
      — Ой, что же они сделали с твоим лицом? Как ты себя чувствуешь?
      — Да так, отвалтузили немного, зато не подстрелили. Если бы не ты, я бы сейчас протекал во многих местах. Ну и страха я натерпелся. — Только-только начинала сказываться реакция: мои руки дрожали, как листики дерева. — Как ты оказалась у выхода из участка?
      Она разразилась скороговоркой:
      — Я провела там уйму времени, ждала, и ждала, и ждала. Я знала, что ты должен быть там, но не имела понятия, жив ли ты, и не могла зайти и спросить их. Когда вы все выходили, я вывесила в окно твой футляр в надежде, что ты увидишь его и догадаешься, что это я. И я поехала следом за вашей машиной, еще не представляя себе, что предпринять. Выезжая из города, я решила: если они остановятся, чтобы... сделать что-нибудь с тобой, я начну гудеть и вопить, чтобы они знали, что есть свидетель, и, может быть, испугались бы. Я сама была в таком ужасе, что ни в чем не была уверена. Потом, в последний момент, меня осенило, что надо протаранить вашу машину. Я надеялась, что ты сможешь этим воспользоваться.
      — Подожди минутку. Забудь, что... — Я смолк, ибо она стала белой как простыня. — С тобой все в порядке, золотце?
      Она кивнула, пролепетала:
      — Да. Я... — И упала в обморок.
      Я неудачно попытался подхватить ее, но все же ухитрился смягчить падение на асфальт. Оставив ее лежать, я обошел полицейскую машину с другой стороны, открыл дверцу и пошарил по чужим карманам, пока не нашел ключ от наручников. Через минуту мне удалось освободиться от них, и я сковал ими руки шефа полиции Турмонда и Мака. Потом поднял Бетти на руки и посадил в «форд».
      Ее ресницы затрепетали, с минуту ее лицо выражало ужас, затем она вздохнула, обвила мою шею руками и притянула к себе. И пару минут мы наслаждались нашими объятиями. Наконец я сказал ей, что она спасла меня от неминуемой смерти и что, если хочет, может получить мою левую руку — да что там! — все мои руки и ноги и все, что ни пожелает, а она попросила:
      — Поцелуй меня.
      И я поцеловал ее, а она пожаловалась:
      — От твоих усов щекотно.
      И я пощекотал ее еще немножко. Наконец я высвободился из ее объятий и напомнил:
      — Золотце, дело еще не закончено. Но сначала скажи, как ты нашла фотокамеру? И как ты вообще узнала, где я нахожусь?
      — Ну, когда ты не вернулся утром, я поняла: что-то не так. Слушая радио, я узнала, что случилось. Примерно в половине седьмого я покинула мотель, нашла свою машину и поехала на Главную улицу. По радио сообщили только, что тебя схватили у помоста Красного Креста, а ты назвал его нашей базой и назначил встречу именно там, в случае, если что-то пойдет не так. Я подумала, что ты мог пробыть у помоста какое-то время до того, как тебя задержали, и осмотрела там все, вдруг ты оставил или бросил там что-нибудь? Я и фотокамеру искала, однако не очень-то тщательно, ибо предполагала, что полиция прихватила тебя вместе с ней. Я даже твою кровь искала.
      — В меня не попали.
      — Я видела пулевые отверстия. Позднее я ушла оттуда и позвонила в газету. Поговорила с одним репортером по имени Мартин. Он рассказал мне все, что знал, и даже больше, чем передавали по радио. Меня интересовало, вычислила ли полиция, что ты проник в офис адвоката, и обнаружили ли они у тебя «лейку»? Мартин навел справки и узнал, какие личные вещи изъяли у тебя. Фотокамеру не упомянули. А я специально просила Мартина узнать это, и он сообщил, что полицейского удивил его вопрос. Так я поняла, что ты отделался от нее. Я не знала, где, но логика подсказывала — помост Красного Креста. Я вернулась туда и обыскала все вокруг, в том числе и ту маленькую заднюю комнату. И заметила дыру в материи, обтягивающей помост. Я заползла под него и нашла твою «лейку».
      — Золотце, — проговорил я, ошеломленный, — не хочешь ли заняться частным сыском? Наше бюро мы назовем «Бетти и помощник».
      Она улыбнулась:
      — Никакой особой дедукции не потребовалось. Как мне кажется, я просто действовала по-умному. Я знала, зачем тебе нужны те снимки, поэтому я снова позвонила Мартину, а потом проехала мимо «Стар» и бросила кассету с пленкой в припаркованную там его машину. Затем я отправилась к полицейскому участку и стала ждать, не вывезут ли тебя оттуда. Ты говорил, что они могут это сделать. Мартин же занялся всем остальным, то есть проявил пленку и отвез снимки на графологическую экспертизу.
      Я переварил информацию и воскликнул:
      — Черт побери! Когда мы можем справиться у эксперта?
      — Я уже звонила ему. Да! Я завернула кассету в открытку Эмметта, которую ты оставил мне прошлой ночью. Поскольку на ней стоит подлинная подпись Эмметта, я передала ее Мартину. — Она на миг нахмурилась. — Я говорила по телефону с мистером Бриджесом — экспертом-графологом. Он мог дать, по его словам, только предварительный ответ, а именно: он почти уверен, что единственная поддельная подпись стоит на почтовой открытке.

      Ее слова ошеломили меня. Это был настоящий удар под дых. Я даже засомневался, уж не оставил ли Эмметт свою собственность Дороти Крэйг, уж не подлинное ли в самом деле завещание?
      Было непонятно, как я мог так ошибиться? Если иметь в виду все случившееся.
      — Бетти, эксперт ведь не сказал, что подпись на открытке подделана? Просто она отличается от той, что на завещании, верно?
      — Ну, по телефону он сказал, что трудно быть совершенно уверенным, когда имеешь дело с фотографиями.
      Сравнив подписи на фотокопиях завещания, на полудюжине других документов и на открытке, он пришел к заключению, что все подписи одинаковые, кроме подписи на открытке. Последняя отличается лишь немного, добавил он, но именно она — явная подделка.
      — Как раз наоборот! Подделаны все подписи, кроме той, что на открытке Эма. Вот как обстоят дела. Они затеяли все давным-давно, и все документы, найденные мною в сейфе, — фальшивки. Все до единой. При сличении в суде подпись на завещании оказалась бы идентичной подписям Дэйна на других бумагах. Естественно, они же подделаны одним и тем же лицом. Круто задумано!
      «И все еще туго завязано», — подумал я.
      Остается непреложным сам факт, что я застрелил двух полисменов и оглушил самого шефа полиции. Правда, Блэйка и Карвера я убил за какие-то мгновения до того, как они с радостью безжалостно укокошили бы меня. Интересно, удастся ли мне убедить жюри присяжных?
      — Что нам делать теперь, Шелл? — спросила Бетти.
      — Хотел бы я сам знать. Пожалуй, нам остается только одно — то, что мы обсуждали вчера. Я попытаюсь пробраться к Барону и побеседовать с ним. У меня тут два живых копа, но что стоит мое свидетельство против их показаний? Нам нужно что-то поубедительней. Гораздо убедительней!
      — Позволь мне помочь тебе, Шелл. — Она посерьезнела. — Как ты думаешь связаться с Бароном?
      — Он, скорее всего, в своем офисе. Я просто зайду к нему.
      Она сердито насупилась.
      «Она права — прозвучало это глуповато», — подумал я.
      — Весь город наводнен полицейскими, — возразила она. — И все они знают тебя в лицо, сам понимаешь.
      — Понимаю. Даже хорошо, что город кишит копами. Может, никто и не заметит еще одного. Не подглядывай!
      Оставив ее в «форде», я зашел с другой стороны полицейской машины и занялся делом. Когда я закончил, тело Карвера лежало на полу между сиденьями, на него я навалил шефа полиции и Мака — связанных, в наручниках и с кляпами во рту. На Маке остались одни трусы, я же вырядился копом.
      Форма Мака была мне тесновата, но тяжесть его «пушки» на моем бедре приятно согревала меня. Поправив фуражку, я подошел к «форду».
      — Как я выгляжу?
      — Не очень-то ты похож на полисмена. Однако может сойти.
      — Еще как! Должно! Один коп похож на другого. Люди обычно смотрят на форму, а не на лицо. Так я надеюсь.
      — Я тоже надеюсь, Шелл. Ну, теперь мы готовы?
      — Вполне. Поехали.
      Бетти оставила свой «форд» на обочине дороги и села рядом со мной на переднее сиденье полицейской машины, и мы помчались обратно в город. Наши три копа спокойно лежали сзади, прикрытые моей одеждой и чехлами с сидений «форда». Рация была на полицейской волне, но ничего интересного для нас не передавалось. Я подробно остановился на том, что мы собирались проделать, и, уже въезжая в пригород, спросил:
      — Ты все поняла?
      — Естественно. Мне досталась легкая роль.
      — Вовсе не легкая, детка. И у тебя должно все получиться, иначе нам конец. В полиции могут найтись и другие продажные шкуры вроде Турмонда и Карвера. Неизвестно. К тому же мне кажется, Норрис и его подручные уже ищут тебя. А увидев, ни один из них не пройдет мимо, по-джентльменски поприветствовав тебя снятием шляпы. — Я спрятал в бардачке лишние «пушки». Сейчас я открыл его, достал полицейский револьвер и положил его ей на колени. — Тебе он не помешает, золотце! И если придется прибегнуть к стрельбе, целься в голову. Это в кино лелеют миф, будто стоит подстрелить человека, и он падает замертво. В Сиклиффе так не получается!
      Она попыталась улыбнуться, но явно была не в том настроении. Как и я. Подъехав к автостоянке на Перечной улице, я припарковался у тротуара.
      — Если что, бибикни разок, — бросил я, распрямил плечи и пошел на стоянку.
      Я помнил ночного дежурного. Если и он запомнил меня, его немало удивит моя форма. Поэтому я двинулся прямо к нему и резко произнес:
      — Эй, приятель!
      Он взглянул на меня и, насколько я мог понять, увидел всего лишь копа. Я продолжал без запинки:
      — Я ищу черный «кадиллак» с откидным верхом, который видели здесь.
      Он постарался быть полезным:
      — Конечно, командир. Думаю, я знаю, о чем вы говорите. Тут только один такой. Он что, краденый?
      Его любопытство я пресек свирепым взглядом:
      — Где он?
      Он куда-то побежал и быстро вернулся с моими ключами, вручил их мне и наблюдал, как я открываю багажник. Увидев мое барахло, он не удержался от восклицания:
      — Это что же такое?
      Еще раз я наградил его злым взглядом, и он заткнулся и молчал все время, пока я рылся в хламе в поисках нужных мне вещей. Наконец я нашел две коробочки и служащий опять не стерпел:
      — Та самая машина?
      — Ага, она. — Я немигающе уставился на него. — Спасибо. Это все.
      Он отошел, абсолютно убежденный, что я самый настоящий коп. Я взял две коробочки, закрыл багажник и вернулся к полицейской машине, ощущая нервное подергивание между лопатками.
      Сев за руль, я поехал в сторону Главной улицы, все еще ощущая неприятное подергивание между лопатками. На Главной мы проехали мимо другой черной патрульной машины, попавшейся нам навстречу, и ничего не случилось, квартал между Четвертой и Пятой улицами был все еще блокирован в связи с кампанией Красного Креста, и у его помоста толпилась масса народу. Я объехал этот квартал, снова вырулил на пересечение Главной и Пятой улиц, повернул направо и припарковался.
      — Готова? — спросил я Бетти, когда она выходила из машины.
      — Д-д-да. — В руке она держала одну из моих коробочек за ременную петлю.
      — Не испорть все. Сделай именно так, как я тебе объяснил. Начнем точно в пять пятнадцать. Поосторожнее с этой штуковиной.
      — Я боюсь. Не очень, но боюсь. Не беспокойся, я сделаю все, как надо. Просто... Я боюсь немного.
      — Не больше, чем я. Мы отлично справимся, золотце!
      — Да, разумеется. — Она повернулась и пересекла Пятую улицу.
      Я завел двигатель, проехал два с половиной квартала и остановился на полосе, ограниченной красной линией, запрещающей стоянку напротив входа в «Алмазный дом». Оставалось подняться на седьмой этаж и зайти в дверь с номером 712. Барон просто обязан быть в своем офисе! Он даже мог в этот момент видеть в окно припаркованную полицейскую машину. Было уже начало шестого, и из здания начали выходить первые служащие. Самое подходящее время, пока вокруг крутится множество людей.
      Я вылез из машины, захлопнул дверцу и с пересохшим от волнения горлом пересек широкий тротуар к парадному подъезду «Алмазного дома».
      Сквозь густую толпу служащих я пробрался к лифтам. Почувствовав боль в челюстях, я сообразил, что сжимаю зубы с неимоверной силой. Когда передо мной раскрылись дверцы лифта и пассажиры вышли, лифтерша взглянула на меня, потом на коробку, зажатую под моим локтем, и сказала усталым голосом:
      — Наверх.
      Я шагнул в лифт, стараясь расслабиться, и бросил:
      — Седьмой.
      За мной вошел еще один мужчина и попросил:
      — Четвертый. — Потом прислонился к стенке.
      Я его никогда прежде не видел, да и он не обратил на меня никакого внимания. На четвертом этаже он вышел, а мы поднялись на седьмой. В холле я огляделся и подождал, пока лифт не начнет спускаться, и только тогда подошел к двери с номером 712.
      Мгновение я колебался — приоткрыть дверь по-тихому, надеясь, что движение останется незамеченным, или распахнуть ее внаглую? Потом резко повернул ручку и толкнул дверь. В кабинете никого не оказалось. Дверь стукнулась о стену, но негромко. Я сделал шаг внутрь и быстро огляделся — пусто. Дверь в стене слева от меня закрыта.
      Я расстроился и разозлился. Вся моя игра была рассчитана на присутствие Барона. Так много зависело от этого, так много было поставлено на карту, что мне хотелось надеяться, что он выскочил на минуточку, скажем, в туалет или попить кофейку. И я даже не подумал, что он мог находиться в одном из двух соседних кабинетов — ведь офис был трехкомнатный. Подойдя к его письменному столу, я углядел большую мусорную корзинку рядом. Быстро проверив циферблаты на ящичке под мышкой, я сунул его в корзинку и прикрыл находившимися в ней скомканными листами бумаг.
      Я все еще склонялся над мусорной корзинкой, когда услышал шаги в коридоре. Нервно подпрыгнув от неожиданности, я выхватил «пушку», кинулся к стене у двери и стал ждать, прислушиваясь к приближающимся шагам. Я прицелился в дверь, надеясь, что сейчас войдет Барон. Шаги проследовали мимо, замолкли. Наступила абсолютная тишина, не слышно было ни звука. Когда же я что-то услышал, было поздно, и это было совсем не то, чего я ожидал, за моей спиной, где находилась одна из внутренних дверей, раздался голос Барона.
      — О'кей, повернитесь. Медленно, — произнес он.
      Я дернул головой назад, начал поворачивать револьвер, потом замедлил движение, как он и велел. Револьвер в руке Барона был невелик, вероятно, 32-го калибра, но не так уж и мал. И направлен он был мне прямо в грудь.
      Барон стоял посреди кабинета, и, моментально вспомнив все, что он натворил, я жаждал прыгнуть на него, достать наконец его руками, врезать ему по физиономии. Однако сделай я лишь шаг к нему, он бы выстрелил без промедления. Впрочем, и мертвый он мне был ни к чему.
      Он тихо сказал:
      — Бросьте свой револьвер и подтолкните его ногой ко мне.
      Долгую секунду я колебался, затем уронил «пушку» и пустил ее ботинком по ковру. Вовсе не так я планировал нашу встречу. Барону полагалось бы корчиться у меня на мушке.
      Нагнувшись, он подхватил мой револьвер и сунул его в карман своего пиджака, не спуская глаз с моего лица. Его большие ровные зубы сверкнули в какой-то неуверенной улыбке:
      — Я чего-то не понимаю, мистер Скотт. Поднимите руки.
      Я вытянул руки над головой, вычисляя: было уже почти пять пятнадцать. И проронил:
      — Вас удивляет, полагаю, что меня еще не убили?
      — Главным образом меня удивляет, что вы пришли сюда. Зачем вы здесь, мистер Скотт?
      — Вы могли бы догадаться и сами. Вы так ловко подстроили ложное обвинение против меня, что не оставили мне ни единого шанса выпутаться. Я пришел, чтобы... скажем, отплатить вам той же монетой.
      Он нахмурился:
      — Понятно. Вы явились убить меня.
      Когда я промолчал, он продолжил:
      — Как можно предположить, вы уже знаете все.
      — Все существенные моменты. Полагаю, достаточно, чтобы остановить вас. Если бы только вы не вынудили меня к бегству.
      Барон отвел курок своего маленького револьвера:
      — Вы же понимаете, что не проживете достаточно долго, чтобы успеть все рассказать кому-нибудь.
      — Вы не можете убить меня здесь. Как вы это себе представляете, Барон? Если вы выведете меня из здания, я постараюсь убежать.
      Он холодно спросил:
      — Почему это я не могу убить вас здесь, мистер Скотт? Вы в полицейской форме, вы явились сюда, чтобы убить меня, вы вломились в мой кабинет. — Он замолчал и нахмурился. — Я никогда еще никого не убивал. Хотите — верьте, хотите — нет.
      — Вы убили Эмметта Дэйна.
      Когда он снова открыл рот и забормотал, казалось, что говорит он сам с собой, а не со мной, словно все еще стараясь убедить самого себя в своей непричастности к убийству.
      — Нет, неправда. Я никогда никого не убивал. Дэйна убил Циммерман. Он и Джиббонс...
      — Вздор, Барон! Не обязательно нажимать на спусковой крючок, чтобы убить человека. Тем более, если можешь нанять профессиональных головорезов вроде Циммермана. Или Норриса. Пусть спусковые крючки нажимали они, но вы-то виновны даже больше, чем они.
      Внезапно он сделал шаг ко мне, и его зрачки расширились.
      — Я думал, что вы в тюрьме. Или... — он бросил беглый взгляд на свои часы, держа меня все время на мушке, — мертвы. Непонятно...
      — Вы многого не понимаете, Барон. Многого не знаете, даже того, что случилось с подкупленными вами шефом полиции и его подручными.
      Мне показалось, что его палеи начал давить на спусковой крючок, и я поспешно выпалил:
      — Мертвый, я уже вам ничего не расскажу. А сами вы в этом не разберетесь. Ваша операция разваливается на глазах, Барон.
      Он сделал судорожное глотательное движение. Заметив, как напряглись мышцы на его челюстях под слоем жира, я продолжил:
      — Это восходит в определенной степени к тому дню, когда я познакомился с вами и с Дороти Крэйг в поместье Мэннингов. Тогда я еще не догадывался, что вы выдавали Дэйну и мне Дороти за Лилит Мэннинг.
      Он насупился и прикусил губу, а я тараторил еще целую минуту, стараясь по-быстрому осветить все основные моменты его операции в Сиклиффе, включая силовое давление, мошенничество, убийство, обман Крэйг — Мэннинг, план коммерциализации земельных участков, трюк с фондом, убийство Дэйна и фальсификация его завещания. Короче говоря, все, вплоть до последнего мгновения, когда шеф полиции Турмонд начал останавливать патрульную машину час тому назад. В заключение я сказал:
      — Они намеревались убить меня, Барон, как раньше пытались сделать это Карвер и Блэйк. Тогда бы, я полагаю, вам дышалось легче. Но даже убрав меня с пути, слишком многое пришлось бы вам прикрывать, слишком уж много людей вы подкупили или шантажировали. Не стоит все это какого-то паршивого миллиона, Барон. И ничего у вас не получится, как бы вы ни старались.
      — Обязательно получится, — тихо и очень серьезно проговорил он, как если бы опять говорил скорее самому себе, чем мне. — И речь не об одном миллионе, а о миллионах, даже о миллиардах. Речь о городе... о целом городе, мистер Скотт.
      — Вы никогда...
      — Хватит, — прервал он меня.
      Он достаточно уже говорил со мной и дал высказаться мне, однако едва ли слышал меня и понимал до конца свои собственные высказывания, ибо явно пытался собраться с мужеством, чтобы нажать на спусковой крючок своего револьвера. Похоже, он решился, словно получил откуда-то заряд необходимой ему отваги. Его лицо побледнело и покрылось капельками пота, а челюсти крепко сжались.
      Я напрягал слух; часть моего мозга бодрствовала в ожидании чего-то извне, с улицы, семью этажами ниже. Наконец я услышал отдаленный вой сирены. Он не обязательно означал то, на что я надеялся, однако шанс все же был. И нужно было вынудить его говорить, заставить нервничать по крайней мере еще минуту-две.
      — Барон! — резко произнес я. — Погодите минутку! Турмонд и два его приятеля находятся внизу, лежат связанные в их патрульной машине, на которой я приехал сюда. Когда другие городские копы — честные полицейские — узнают, в чем замешан Турмонд, они разорвут его в клочья. Он выболтает все, и они в конце концов доберутся до вас. Вы сами говорили, что еще никого никогда не убивали, не убивали своими руками. У вас еще есть шанс. Вы...
      Он прервал меня каким-то напряженным голосом, вытаращив глаза:
      — У меня нет выбора.
      По выражению его лица и конвульсивному движению его правой руки я понял, что сейчас он выстрелит. Его губы сомкнулись и обтянули зубы, а его револьвер чуть приблизился ко мне. Я отпрыгнул в сторону, пытаясь увернуться от дула, но недостаточно быстро.
      Треснул выстрел, и одновременно я почувствовал, как пуля шмякнулась в мой живот, пронзила и ожгла мою плоть. Я пошатнулся, рухнул на колени и судорожно повернулся всем телом к Барону, который сделал шаг ко мне и прицелился в мою голову.
      Следующее мгновение словно бы растянулось во времени, и в моем мозгу замелькали события и впечатления. Искаженное лицо Барона с вытаращенными глазами, усилившееся завывание сирены внизу, отсутствие боли в моем боку, если не считать легкого жжения, страшное отверстие ствола револьвера в руке Барона. И в тот миг я понял: попытайся я напасть на него, он выстрелит еще и еще раз, пока не убьет меня.
      — Барон! — крикнул я. — Погодите! Ваш выстрел слышала тысяча человек.
      Что-то в моем голосе и словах остановило его на какой-то миг. Он не нажал на спусковой крючок, и я торопливо заговорил:
      — Именно так. Каждое слово, сказанное нами за последние пять минут, слышала половина населения города. Так что остановитесь, Барон!
      Напряженное выражение сошло с его лица; в глазах появился проблеск недоумения. Я подтянул под себя ноги, зажимая рукой бок и чувствуя, как теплая кровь сочится сквозь пальцы. Но боли, настоящей боли пока еще не было, она придет позднее. Я попробовал еще раз:
      — Я принес сюда маленький коротковолновый передатчик — он в вашей мусорной корзинке. Взгляните.
      Его лицо оставалось безучастным, когда он сказал:
      — Вы лжете. Вы не могли этого сделать. Меня не было всего несколько секунд. Вы лжете.
      — Посмотрите сами.
      Он не шевельнулся.
      Сирена внизу застонала и стихла.
      — Слышите сирену, Барон? Это за вами. Могу поспорить, что эти копы — не ваши друзья. У вас их не осталось. Вся ваша банда разбегается. Норрис и его громилы, все ваши дружки уже знают, что ваша операция накрылась. И они уже драпают куда глаза глядят.
      Он шагнул к мусорной корзинке, поворошил бумаги в ней, и еще до того, как его взгляд упал на маленький передатчик, когда его рука только коснулась его, он переменился в лице. Оно как-то вдруг обвисло и побелело.
      — Вы не могли этого сделать. Я слышал, как вы вошли. У вас просто не было времени.
      Наконец он увидел плоский ящичек с решеточкой наверху.
      — Вот так, Барон, ничего хитрого. Я только сунул его туда. Никаких проводов или антенн. Несколько транзисторов и проводков, батарейка и микрофон. Другой, почти такой же аппарат, но только приемник, находится в паре кварталов отсюда, на помосте Красного Креста, приятель! И каждое слово, сказанное вами и мной, все, что происходит здесь, передается по двум громкоговорителям, установленным на помосте Красного Креста. Наверное, тысяча человек слышала ваши слова и выстрел. Теперь уже полгорода знает все. Не только я один, Барон, а Сиклифф. Весь город!
      Я молил Бога, чтобы так оно и было. Надеялся, что Бетти сумела подсоединить приемник к громкоговорителям и они разнесли все происходившее в кабинете Барона по Главной улице и по всей округе. Однако, если что-то не сработало, Барон еще мог выкрутиться.
      Он аккуратно положил -передатчик на письменный стол и бросил взгляд на широкое окно, расположенное на фасаде здания, продолжая все время держать меня на мушке.
      Он выглянул в окно на улицу с высоты семи этажей, потом пробежал глазами по Главной улице в сторону помоста Красного Креста, находившегося в двух с лишним кварталах отсюда. На меня он смотрел лишь секунду-две, но стоило мне сделать шаг в его сторону, как его глаза снова уставились на меня, а револьвер нацелился мне в грудь.
      Я замер, напрягая мышцы ног. Но успел разглядеть лицо Барона и понял, что увиденное им из окна потрясло и испугало его. Кожа на его лице приобрела болезненно-серый оттенок, рот приоткрылся, губы отвисли. Ствол револьвера опустился и смотрел в пол между нами, и он проронил так тихо, что я еле расслышал его:
      — О Боже!
      И тут я услышал, как по коридору зашлепали бегущие ноги.
      — А вот и копы за вами, Барон, — сказал я.
      Однако он, казалось, не слышал меня.
      Пожалуй, мне следовало бы сообразить, чем был занят его мозг. Вероятно, я мог бы остановить его, но не остановил. К тому же он не делал резких движений. Он невидяще посмотрел на меня, словно пробуравив меня своими глазами. Снова выглянул в окно, опустил глаза на улицу, находящуюся далеко внизу, и опять перевел взгляд на меня, но не задержал его на мне, потом повернулся и — казалось, очень медленно — просунулся головой и плечами в зияющее окно.
      Я вскрикнул и прыгнул к нему, едва не свалившись от зверской боли в боку. Дверь за моей спиной с грохотом распахнулась в тот момент, когда я пытался ухватить ступню Барона, но лишь задел ее пальцами, и он исчез в пустоте. Наклонившись вперед и опершись одной рукой на подоконник, я увидел, как он медленно падает, переворачиваясь в воздухе. Он не кричал, ни звука не сорвалось с его губ. Его фигура постепенно уменьшалась по мере приближения к тротуару, раздался легкий шлепок — и все.
      Прежде я никогда не видел падения человека с такой высоты и надеюсь, что больше никогда не увижу. Пожалуй, все выглядело бы менее ужасно, если бы он кричал. Странная мысль пришла мне в голову через пару секунд после того, как Барон превратился в подобие желе на асфальте. Меня вдруг заинтересовало, не выставил ли Барон руки вперед, чтобы смягчить удар, в тот жуткий последний миг перед тем, как он врезался в тротуар. Не знаю. Однако думаю, что да.

      Чья-то рука легла на мое плечо, но еще секунду я продолжал смотреть вниз, на тротуар, думая о том, каким был Барон всего несколько минут назад и чем он стал сейчас. Я видел сотни людей, ползающих как жуки по улице. В двух с половиной кварталах Главная улица вокруг помоста Красного Креста была заполнена человеческими фигурками; машины были запаркованы в два ряда с обеих сторон квартала; и все больше людей двигалось ускоряющимся потоком сюда, к «Алмазному дому».
      За несколько ужасающих секунд Барон, должно быть, увидел, как его чудовищный замысел рассыпается в прах, понял, что происходит в городе под ним, и сообразил, что ждет его в ближайшем будущем. И он прыгнул. Я повернулся, прижимая руку к кровоточащему боку. Слабость и головокружение затуманили на секунду мое зрение. Передо мной стоял мужчина в синем габардиновом костюме, уставив на мое лицо глаза с тяжелыми веками. За его спиной стояли другие, полисмены в форме. Один из них остановился в дверях лицом к коридору и отгонял любопытных.
      Стоявший рядом мужчина представился:
      — Я — лейтенант Кэйси. Пройдемте, Скотт. — Его голос отнюдь не был дружелюбным, но, увидев мою руку на боку и сочащуюся из-под пальцев кровь, он спросил: — Тяжелое ранение, Скотт?
      — Полагаю, от него я не умру. Если государство не убьет меня, я еще поживу.
      Он шагнул мимо меня и выглянул в окно, потом повернулся с искаженным от отвращения лицом и снова посмотрел на мой кровоточащий бок:
      — Все же надо сделать перевязку. На всякий случай.
      — Вы слышали что-нибудь из сказанного здесь, лейтенант?
      — Кое-что. Некоторые слышали все. Однако пока это ничего не значит.
      — Будет значить.
      — Хорошо бы. — Он вздохнул. — Надеюсь, вы его не подтолкнули?
      — Он прыгнул сам. Вы же были уже в дверях, когда я пытался схватить его, вы должны были видеть, как я старался удержать его. И вы знаете, почему он прыгнул. К тому же он все еще сжимал в руке свой револьвер. А моя пушка лежала в его кармане. Теперь вы найдете их внизу. Едва ли я мог вытолкать его, Кэйси, если иметь это в виду.
      Он вздохнул еще раз.
      — Присядьте, Скотт. — Он кивнул на кресло за письменным столом Барона. — Через минуту принесут носилки.
      Я осторожно сел, снова почувствовав сильное головокружение, и сказал:
      — Лейтенант, что с Норрисом и компанией? Если они сбегут...
      — В одном можно быть уверенным. Вы уже не сбежите. Вас мы упрячем надолго, Скотт. Может, вы пробудете под замком пожизненно. Если останетесь в живых.
      — Может. Вы имеете в виду Блэйка?
      Он пожевал нижнюю губу, его полуприкрытые тяжелыми веками глаза буравили меня.
      — Мы заглянули в патрульную машину внизу. Один из двоих тоже мертв.
      — Знаю. Но вы же сами понимаете, Карвер не был настоящим копом. Не больше, чем Блэйк. Просто платный убийца, старавшийся отработать полученные баксы. И он получил, что заработал. Кэйси, он был копом не больше, чем я. Просто носил полицейскую форму.
      Лейтенант свирепо выматерился, замолчал, взглянув на плоский ящичек на столе Барона, и спросил:
      — Эта штуковина все еще включена?
      — Наверное.
      Он быстро шагнул к столу и щелкнул тумблером с «Вкл.» на «Выкл.». Ему, несомненно, уже приходилось иметь дело с подобными передатчиками. Некоторое время Кэйси пялился на него, потряс головой, сложил руки на груди, оперся на стол и уставился на меня. Через минуту пришли парни с носилками и еще через минуту вынесли их. Со мной на них.
      Коридор был заполнен людьми. Среди них стояла Бетти в сопровождении двух крепких полисменов. Сказав им что-то, она подошла к носилкам.
      — Шелл! — воскликнула она дрожащим голосом. — Тебе здорово досталось?
      — Не-а, я просто устал. Парни вот любезно предложили донести меня до машины. — Я улыбнулся ей. — Детка, ты прекраснее всех на свете. Не знаю, как тебе удалось, но я никогда и не сомневался в тебе.
      Лифт еще только поднимался, и нам пришлось подождать несколько секунд. Она успела объяснить:
      — Все получилось просто превосходно. Меня пытались остановить, когда я забралась на помост. Однако полились слова, как если бы включили настоящее радио. Барон как раз говорил, что ты не проживешь достаточно долго, чтобы рассказать все кому-нибудь. Поначалу все приняли это за какой-то розыгрыш, но потом люди поняли, что это серьезно. Шелл, ты правда чувствуешь себя хорошо?
      — Ага. Он прострелил мне башку пару раз, но мозг не задел. Меня просто слегка укачало.
      Лифт остановился, его дверцы разошлись, и Бетти сказала с мягкой улыбкой:
      — Вижу, что ты выживешь.
      — Еще бы. Через неделю я буду на ногах, вольный как птица. — Я вдруг подумал о камере, в которую меня наверняка упекут по выходе из больницы, и добавил: — Во всяком случае, я буду на ногах.
      Парни занесли меня в лифт, и, прежде чем двери задвинулись, Бетти успела бросить:
      — Я буду перестукиваться с тобой из женского отделения тюрьмы.
      Мы спускались вниз. Я зажмурился, стараясь представить себе, что меня ждет впереди, как мне удастся выкарабкаться. Все же был шанс, что, заговори некоторые люди, я окажусь не за решеткой, а снаружи. Мне оставалось только ждать. И надеяться, что у меня все получится.
      Было шестнадцатое сентября, названное позднее газетами самым жарким шестнадцатым сентября за последние сорок четыре года. Полагаю, если бы статистики проявили больше страсти в своем увлечении цифрами, то откопали бы сенсационные данные о том, что это были самые жаркие два часа пополудни шестнадцатого сентября за несколько столетий, ибо там, где я сидел, все вокруг было заполнено тепловыми волнами.
      В основном, естественно, благодаря Бетти, так как сидел я на теплом песке ярдах в пятнадцати от сверкающей белой пеной линии прибоя и менее чем в двух ярдах от того места, где лицом ко мне лежала на животе Бетти. Усов у меня уже не было, мои волосы были коротко подстрижены и восстановили свой почти белый цвет, и я уже три недели находился на свободе.
      После выписки из больницы меня задержали до предварительного слушания и предъявили обвинение. Я не признал себя виновным, и меня продержали до суда. Жюри присяжных вынесло вердикт, шансы на который я расценивал как пятьдесят на пятьдесят: «Невиновен». По крайней мере половина присяжных слышала, должно быть, «вещание» с помоста Красного Креста или узнала во всех подробностях из большой статьи Бетти в «Стар», в течение недели владевшей умами во всей округе, как мне стало известно. Тогда же Красному Кресту население сдало много крови.
      Как бы то ни было, жюри присяжных — большинство из которых, должно быть, ненавидело меня еще несколько недель назад — совещалось только два часа. После объявления в зале заседаний: «Невиновен», после того, как репортеры кинулись к телефонам, а судья сурово пожурил меня, я оказался на свободе. Меня даже не обвинили в предумышленном убийстве, поскольку Норрис, Дороти Крэйг и дюжина их сообщников «запела» так, что такое обвинение ничем не было бы подкреплено. И теперь с меня сняли даже обвинение в непреднамеренном убийстве.
      Норрис и некоторые из его громил томились в тюрьме, как и Дороти Крэйг, и адвокат Феррис Гордон, а также несколько прежде уважаемых членов городского совета и плановой комиссии, и главный архитектор города, которого «подмазал» Барон, чтобы протолкнуть свой проект коммерциализации земельных участков. Большинство из них не признавало себя виновными и ожидало суда. Мне не удалось набить морду Норрису, но я внес свою свидетельскую лепту на слушании его дела в суде. Да оно в конечном счете было и лучше. И разумеется, завещание Дэйна было признано фальшивкой, и вся его собственность отойдет к его бывшей жене и дочери, как он того и желал.
      Сиклифф постепенно возвращался к нормальной жизни.
      — Что-то ты уж очень молчалив, дорогой, — заволновалась Бетти.
      — Просто возвращаюсь мысленно к недавним событиям. Это глупо! Обещаю, я всегда буду смотреть только вперед. Скажем, в ближайшие полчаса.
      Она улыбнулась, чуть выпятив нижнюю губу:
      — Пусть это будет час, и я присоединюсь к тебе.
      Подкатившись ко мне, она подняла свое лицо тем движением, которое я уже хорошо знал. Я наклонился и поцеловал ее, мои руки обняли ее, когда она притянула меня к себе. Солнце, казалось, стало еще горячее в следующую минуту или две. Потом Бетти отстранилась и медленно проговорила:
      — Окунемся еще разок, Шелл. Смоем песок и охладимся немного, а потом посмотрим.
      Я поцеловал ее в нос и сказал:
      — Интересная мысль.
      — Сам понимаешь. Должен понимать.
      Она конечно же была права. В последнее время Бетти переполняли интересные идеи. Мы вскочили и побежали к белым гребешкам, разбивавшимся и вскипавшим на песке, моя рука обвивала талию Бетти. Прежде чем она вырвалась и, смеясь, бросилась в воду, я огляделся еще раз.
      Мы находились на пустынной полоске пляжа в нескольких милях от Сиклиффа. И мы уже бывали тут. И вероятно, будем бывать здесь не раз. Стоя в водовороте волн лицом ко мне, Бетти крикнула что-то и послала мне воздушный поцелуй. Я помчался к ней.
      Свободному и без боли, как здорово было чувствовать себя полным жизни. Особенно здесь, на пляже, на солнце.
      Вдвоем с Бетти.