Кинжал из плоти

      -- Лучше всего здесь,-- сказал он шепотом.-- Перегородка очень тонкая.
      Казалось, он подслушивал сотню раз. Я оценил его помощь, но хотел закончить дело в одиночку и поэтому ткнул пальцем на выход. Он усмехнулся, вышел и мягко прикрыл за собой дверь.
      Я увидел углубление в стене, вложил туда магнитофон, протянул в шкаф шнур и приставил микрофон к стене, затем включил питание, нажал на "запись", повернул регулятор уровня до отказа и убедился, что лента на часовой кассете отправилась в свой путь по утробе аппарата. Тяжело вздохнув, я вышел из комнаты, приблизился к номеру 524 и постучал в дверь.
      Мое сердце забарабанило. Через минуту я все буду знать... или, сидя у разбитого корыта, ругать себя за возню с магнитофоном. И все же я рад, что сделал это. Мне полегчало, правда, немного. Но когда голос из номера крикнул: "Входите", мышцы моего живота сжались в комок.
      Я открыл дверь и шагнул в комнату.
      ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
      Припарковав машину, я направился в контору, но вдруг остановился у входа в здание.
      До этого мозг был занят -- я мчался по Сприн-стрит, парковал машину на стоянке, но теперь в голове прояснилось. Итак, я посетил гостиницу "Феникс" -- это мне известно. Весь тот пугающий эпизод в кабинете вспоминался ясно и четко. Я помнил, как покинул контору, почувствовал себя лучше в пути, но потом все покрывалось дымкой, и ясность исчезла.
      О боже, так ездил я в "Феникс" или нет? За такое короткое время это почти невозможно. Когда на меня обрушилось желание идти, на часах было семь. Мной снова овладел липкий ужас. Я помнил все, помнил каждый момент -- свои размышления, панику, пятно на левой руке, все детали вплоть до того, как покинул контору. Даже записку. Записку я писал Брюсу Уилсону, если только она не была плодом моего воображения.
      Взбежав по лестнице, я прошел в кабинет, включил свет и метнулся к столу. Записка была здесь. Я прочитал ее дважды. И казалось, что я писал ее пару минут назад. Взгляд переместился на часы. Без десяти минут восемь.
      Значит, встреча состоялась. По крайней мере, что-то произошло. Я уходил в пять-десять минут восьмого. Минуло более получаса, и это время вычеркнуто из моей памяти. Я прикусил губу, пытаясь вспомнить, где меня носило, что я делал и с кем встречался. В эти украденные мгновения я даже мог убить человека... Мне вспомнился Джей Вэзер, и по спине пробежала дрожь.
      Я сел за стол, заставил себя расслабиться и позволил воображению бушевать во мне, как пожар. Я успокаивал себя, что под гипнозом невозможно убить человека. Брюс говорил, что если такое случается, то на это надо затратить немало времени. Даже опытный гипнотизер не может, щелкнув пальцами, заставить человека совершить преступление.
      Мне надо сохранять спокойствие, не позволять страху обволакивать мысли. Надо думать логично и ясно. Я не дикарь из джунглей, павший ниц перед каменным идолом, я не верю ни в магию, ни в чудеса. Я взрослый, зрелый мужчина, а не робот с кнопками "стоп" и "вперед". Я не набор условных рефлексов, которыми могут управлять другие люди. И я, в конце концов, не оружие, которое можно использовать в своих целях.
      В горле пересохло, и я понял, что отныне не могу доверять даже собственным мыслям. У меня украли память. Сняв пиджак, я снова закатил рукав и посмотрел на маленькое, замазанное йодом пятнышко -- крошечная точка, покрытая корочкой. Я размышлял над тем, что лезло в голову, но ничего не имело смысла, кроме факта, что я был в "Фениксе". У меня не осталось воспоминаний о том, что там происходило. Я понимал, что, возможно, никогда не верну их, если не поеду туда вновь... но, Боже, как я боялся уходить. Внутри меня ожил какой-то суеверный страх, и может быть, я действительно сошел с ума, по крайней мере, так казалось в минуты трезвомыслия. Как будто живешь в двух мирах -- в мирах, разделенных забвением. Это какой-то вид гипнотически наведенной шизофрении, которая раздваивает человека на существа, неизвестные друг другу. Смешно, но я не помню, на кого похож Марк Логан. А возможно, во мне не два, а множество людей, огромный спектр с бесчисленным набором лиц посередине, и все они сплавлены в одну внешность и сознание, они ходят и говорят, как обычный человек. Я дал этой картине покрутиться внутри. Но нельзя же сидеть здесь, смотреть на руку и жевать идиотские мысли.
      На руку... Между локтем и запястьем на внутренней части руки появились два новых маленьких красных пятнышка. Они были мелкие и едва заметные. Я всмотрелся и потрогал их. Никакой боли, хотя кожа чесалась. Их не было час назад. Не было -- это точно. Я немного посидел, размышляя и пытаясь скомпоновать мысли в план, затем встал, прихватил пиджак и вышел из конторы. Стоя у гостиницы "Феникс", я рассматривал неоновую вывеску. Она меня пугала. Если я уже здесь был и не помню этого, кто поручится, что все не повторится снова. Но тогда я заходил в комнату 524. А что может произойти в ярко освещенном вестибюле? Я вошел и направился к регистрационной стойке. Высокий лысый служащий поднял голову.
      -- Да?
      -- Не подскажите, кто проживет в номере 524? Он слегка нахмурился.
      -- Не думаю мистер... Я сунул через стойку открытый бумажник, показывая фотостат удостоверения.
      -- Видите ли, это может оказаться ерундой, но у меня есть серьезные опасения. Хотелось бы все сделать аккуратно, чтобы избежать скандала...
      Я специально подчеркнул последнее слово.
      -- Скандала?
      -- Да. Там может оказаться не тот, кто мне нужен. Или вы просто назовете мне имя?
      Он прикусил язык.
      -- Ладно... Но только будьте благоразумны.
      -- Я буду очень благоразумен.
      Секунду он колебался, затем провел пальцем по каким-то записям.
      -- Смит,-- произнес он.-- Д.А.Смит из Сан-Франциско.
      -- Вот как!
      Итак, Смит. Хотел бы я знать, кем он был. "Д", очевидно, означало Джон.
      -- Мистер или миссис Смит?-- спросил я.
      -- Странно, но я не знаю. Номер резервировался по телефону.
      -- А кто-нибудь видел этого Смита?
      -- Не могу сказать, сэр. У нас больше семисот номеров. За всеми уследить невозможно.
      -- Хорошо. Спасибо. Я полагаю, Смит уже освободил свой номер? Он сверился с журналом.
      -- Нет. Еще нет. Во всяком случае, по моим записям он все еще там.
      -- Очень вам признателен.
      -- А вы будете... благоразумны? Я кивнул и отошел от стойки. Сев в углу вестибюля, я прикурил сигарету. Гореть мне в аду, если я сам пойду в этот номер. Может быть, лучше вызвать полицию? Но что я им скажу? К тому же, они могут найти улики против меня, о которых мне ничего не известно -что-нибудь такое, чего я просто знать не хочу. В голове все перепуталось. Я ничего не мог придумать. Но все равно, лучше встретить человека с автоматом, чем постучать в дверь наверху. Я заметил, что за мной следит небольшой рыжий паренек в форме посыльного. Он почесал тонкие рыжие усики и приветливо кивнув. Насколько мне известно, я его никогда не видел, но он вел себя так, словно мы были знакомы. Я слепил сердечную улыбку и тоже кивнул ему. Парень тут же подошел ко мне.
      -- Еще раз здравствуйте. Ну, как? Сработало?
      -- Что-что?
      -- Я имею в виду то дельце наверху.
      -- Слушай,-- заинтересовался я.-- Это когда было? Ну, то дельце наверху?
      Он явно смутился.
      -- Вы шутите?
      --- Рассказывай!
      -- Хорошо... Час назад - возможно, чуть меньше. Неужели вы не помните?
      -- Нет. А что произошло? Он нервно облизал губы.
      -- Знаете, я лучше пойду. Схватив его за руку, я взмолился:
      -- Подожди! Если я дам тебе сотню... Вот она уже твоя. Мне надо было что-нибудь придумать.
      -- Видишь ли, малыш. Я частный детектив. Я тебе это уже говорил? Он кивнул, подозрительно рассматривая меня.
      -- Я выполнял тут одно дело. И только что... получил по голове. Минут десять назад один тип врезал мне по черепу. Смотри. Я повернул голову и показал ему шишку, которая могла произвести впечатление на кого угодно. Когда я вновь взглянул на него, у парня открылся рот, и он медленно кивнул.
      -- Черт возьми, он так шарахнул меня, что я ничего не помню. Весь день как вымело. Должно быть, что-то сдвинулось.
      -- Да уж,-- согласился он.-- Ей-богу.
      -- Слушай, парень. Ты должен рассказать мне все, что я делал. Вот плата...
      Он быстро поднял руку.
      -- Мистер, этот стольник -- самые лучшие чаевые, какие я когданибудь получал. Их вполне хватит.
      И он рассказал мне все, что знал. Он повел меня наверх, но, конечно, не в номер 524.
      -- Значит, я оставил там магнитофон? А дальше что?
      -- Вы отослали меня, мистер. Вы показали мне на дверь.
      -- О, черт, теперь бы я этого не сделал. Ты можешь снова впустить меня в ту комнату?
      -- Конечно. Мы вышли из лифта на пятом этаже, прошли по коридору и остановились рядом с номером 524. Я думал, кто-то выйдет и заметит меня. Я вспотел, как бегун на дальние дистанции. Мой провожатый открыл дверь в номер 522. Комната по-прежнему оставалась незанятой. Мы вошли, я тихо прикрыл дверь и, тяжело дыша, прислонился к ней спиной. Парень тревожно посмотрел на меня.
      -- Что-то не так, мистер? Его голос прозвучал слишком громко. Я вздрогнул и поднес палец к губам. Он закрыл рог и кивнул, потом указал на открытую дверь стенного шкафа и на магнитофон в небольшом углублении. Все совпадало с тем, что рассказывал парень. Я подошел к шкафу. Кассета еще крутилась, но до конца оставалось совсем немного. Я вытащил микрофон, смотал шнур, положил его в коробку, выключил питание и закрыл крышку. Бросив взгляд на посыльного, я подошел к двери и открыл ее.
      Парень вышел, осмотрел коридор и кивнул мне. Я выскользнул в коридор и, пока мальчишка возился с замком, быстро засеменил к вестнице.
      На площадке я спросил его:
      -- Слушай, как тебя зовут?
      -- Раньше вы называли меня Рыжим. Зовите, как хотите. Я раскрыл бумажник. Днем там лежало несколько сотен, но теперь осталась только двадцатка. Я вытянул ее и протянул парню.
      -- Спасибо, Рыжий. Ты можешь кое-что сделать для меня? Он отстранил мою руку.
      -- Не надо больше денег. Говорите, что делать?
      -- Я хочу, чтобы ты подошел к номеру 524 и постучал. Если кто-то выедет, придумай, как отмазаться -- скажи, что ошибся, спроси, вызывали посыльного или нет. Он или она... Я не знаю -- может, это будет женщина. Я не знаю, кто там, черт меня возьми. Но ты смотри в оба глаза. А потом возвращайся. Расскажешь, что случилось.
      -- Хорошо.
      -- И знаешь, Рыжий, ты возьми двадцатку. Я сунул купюру ему в карман.
      -- Если бы у меня было больше, ты бы получил еще. Ты даже не понимаешь, как для меня это важно. Но есть шанс, что, постучав, ты увидишь дьявола. Этот человек может заподозрить любой подвох. И тебе лучше знать об этом. Понял?
      -- Будьте уверены. Он зашагал к комнате 524.
      Я подкрался поближе и, прижимаясь к стене, осторожно выглянул изза угла. Да, это я, Марк Логан, жмусь к стене, пока мальчишка барабанит в дверь. Но мне не стыдно. Я и близко не подойду к тому номеру, пока не прослушаю запись.
      Рыжий тихо постучал, подождал ответа и заколотил, что есть мочи. Он барабанил в дверь кулаком, но никто не выходил. Я видел, как он полез в карман за отмычкой. Парень всунул ключ в замок, нажал на ручку и, с усмешкой взглянув в мою сторону, вошел в номер. Я подождал минуту, скрипя зубами и шатаясь от нервной дрожи. Но все обошлось. Рыжий вышел, запер дверь и подошел ко мне.
      -- Никого,-- сказал он.-- Там нет никого. Ни одежды, ни людей, ни окурков в пепельнице. Даже полотенцем не пользовались. Похоже, что там никого и не было.
      -- Кто-то был,-- ответил я.-- Кто-то там был наверняка. Он усмехнулся, и мы вошли в лифт. В вестибюле я сказал:
      -- Спасибо, Рыжий. Только не болтай об этом... даже матери ни слова.
      Подумав немного, я добавил:
      -- Слушай, Рыжий. Возможно, я еще вернусь. Если тебе удастся выследить того, кто забронировал эту комнату, я тебя озолочу. Только, ради Бога, делай все самостоятельно.
      -- Я послежу,-- пообещал он и, уже прощаясь, смущенно добавил:-Спасибо, мистер.
      В своем кабинете я прочитал записку, сунул ее в карман и позвонил домой Брюсу Уилсону. Он почти тут же поднял трубку.
      -- Брюс,-- сказал я.-- Это Марк Логан.
      -- Привет, Марк. Где ты был весь день? Его голос звучал немного странно.
      -- А Бог его знает. Брюс, нам надо поговорить. Это ничего, если я сейчас приеду?
      -- Конечно, приезжай. Опять проблемы?
      -- Расскажу, когда встретимся. Ничего новенького не появилось с тех пор, как мы виделись? Я имею в виду Джея Вэзера?
      -- Нет, насколько мне известно. По крайней мере, насчет Вэзера.
      -- А что с Люцио и Поттером?
      -- Ничего. Да, Марк, ты встречался с Борденом?
      -- Не удалось. Мы так и не связались. А что?
      -- Я интересуюсь, ты слышал о нем уже или нет?
      -- Слышал? Что слышал? О чем ты говоришь? Борден погиб. Его убили.
      ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
      Челюсть у меня поползла вниз. Бордена убили! Тогда понятно, почему я не мог до него дозвониться. Что-то вползало в мои мозги.
      -- Где, Брюс? Когда?
      -- Точно не знаю, Марк. Я услышал об этом несколько минут назад. Позвонил Хилл -- мы говорили с ним о Бордене сегодня днем. Его нашли где-то в городе. Задушенным.
      Я опустил трубку и посмотрел на пальцы, сжимавшие черную пластмассу, на белые суставы и выпиравшие на запястье сухожилия.
      -- А когда он умер? Уточни это для меня.
      -- Вряд ли удастся. Я не узнаю об этом, пока не придет отчет следователя.
      -- Да, понимаю.
      -- Когда ты приедешь, Марк?
      -- Прямо сейчас, если можно.
      -- Конечно. Жду тебя и ставлю кофе.
      Я положил трубку и снова посмотрел на свои руки. Они дрожали.
      x x x
      Брюс открыл дверь.
      -- Заходи, Марк. Знаешь, когда человек выглядит так, как ты, ему нужно что-то больше, чем кофе. А это зачем?
      Он удивленно взглянул на магнитофон.
      -- Я прихватил его с собой. Надеюсь, у тебя есть время?
      -- Если нужно -- хоть вся ночь.
      Я прошел за ним в гостиную. На правой стене висела огромная картина с кусочком дикой природы. Брюс расставил под ней два кресла, повернув их друг к другу. Между ними стоял низкий столик, на стеклянной поверхности которого находился серебряный кофейник на подносе, пара чашек, две пепельницы и пачка сигарет.
      -- А ты действительно подготовился,-- пошутил я. Он засмеялся.
      -- Тут есть все, кроме психиатрической кушетки. Уж больно ты пожеванный был, когда звонил.
      -- Это точно, если не сказать большего.
      -- Садись и расслабься. Дай своей смерти немного отдохнуть. Я по-прежнему сжимал магнитофон, словно боялся, что у него вырастут ноги, и он убежит, если я поставлю его на пол. Я положил его сначала на кресло, потом спустил под столик, сел и сжал его ногами. Брюс погрузился в другое кресло и налил кофе. У напитка был превосходный вкус. Теплота расползлась по мне, растягивая сжатые мышцы. Кофе согрел душу, и я немного расслабился.
      -- Ну, а теперь,-- начал Брюс,-- выкладывай, что случилось. Я не знал, с чего начать. Наконец, я выдавил:
      -- Вся эта ерунда записана на магнитофон. Я даже не знаю, что там именно, но что-то есть. Через минуту мы все услышим, но сначала, Брюс, мне хотелось бы прояснить пару вещей. И ты расскажешь мне потом, как я это получил. Все может оказаться важным для разгадки убийства Джея Вэзера.
      Он поднял брови, и я добавил:
      -- Это очень важно для меня... Пусть даже я схожу с ума. Наверное, звучит немного глупо?
      -- Да нет,-- с усмешкой ответил он.-- Совсем не глупо. Выпей кофе и выпусти пар.
      -- Ладно. Я проглотил остатки и закурил. Брюс наполнил мою чашку заново.
      -- Ты можешь рассказать мне о мгновенном гипнозе?-- спросил я.-Неужели человека можно загипнотизировать и дать установку возвращаться в транс после одного сказанного слова или фразы? Или когда делается определенный жест? Неужели, бах, и он готов?
      -- В принципе... Да, конечно. Но обычно это происходит по желанию субъекта.
      -- А если это случается против его желания? Скажем, как сюрприз? Он поднял голову и отхлебнул из чашки.
      -- Да, и такое возможно. Но только если субъект не сопротивляется гипнозу. Возможно, когда он просто не знает, что произойдет потом. Брюс допил кофе и тут же наполнил чашку. Следующий вопрос буквально дыру пробурил в моем черепе.
      -- А как насчет этого, Брюс? Я обдумал твои слова о наркогипнозе. Скажи, могут человеку сделать укол, а потом гипнотизировать его насильно?
      -- Ну, знаешь,-- медленно ответил он,-- это довольно странный вопрос. Наркотик -- например, амитал -- подавляет волю. И если субъект получил дозу, то все двери открыты -- то есть, можно сказать, все запреты убраны. Я полагаю, если ты убедишь человека согласиться на укол, то ты запросто введешь в него любую команду, когда наркотик подействует.
      -- Даже если он будет сопротивляться команде?
      -- Обо всем позаботится наркотик. Человек может сопротивляться наркотическому опьянению, но как только последнее берет вверх, бедолага теряет желание сопротивляться.
      -- Так. Тогда еще вопрос. Этим утром ты говорил о том, что человеку можно внушить необходимость преступления. Как... Нет, давай перейдем на лица. Возьмем, к примеру, меня.
      Брюс быстро взглянул мне в глаза, но я продолжал:
      -- Скажи, я могу совершить преступление под гипнозом? Допустим, убить кого-нибудь?
      Он почесал подбородок.
      -- Трудно говорить наверняка, Марк. Я не работал с тобой лично и не могу знать, насколько ты гипнабилен. Может быть, ты вообще не поддаешься гипнозу.
      -- Допустим, я тут самый-самый.
      -- Все равно, это не тема для дискуссии. Весь наш утренний разговор остается в силе, но мы не можем брать человека и говорить, что именно с ним техника сработает на все сто. С кем-то, да; с другим, нет.
      Брюс замолчал, а потом добавил:
      -- Хотя все верно, Марк. Пусть будет так. Ты уже, я вижу, стоишь на краю.
      Это точно. Я весь подался вперед, застыл, почти как камень. У меня вырвался глубокий вздох.
      -- Нам надо перестать прыгать вокруг да около. Конечно, мне страшно говорить об этом в открытую. Но, Брюс, боюсь, что именно я мог убить Джея.
      Он отхлебнул глоток. Не охал и не ахал. Только покачал головой.
      -- Выброси это из головы, Марк. Сначала ты твердил о гипнотизме и попугаях, затем по твоим нервам ударила история о Джее Вэзере. Ты никого не убивал.
      -- Откуда такая уверенность, Брюс? Ты все знаешь наверняка?
      -- Уверенности нет, но...
      Я встал, снял пиджак и отвернул левый рукав, потом подошел к его креслу.
      -- Что ты думаешь об этом? Мой палец ткнул в отметину на локте.
      -- Это я увидел утром, но не придал значения. До меня тогда не доходило.
      Брюс выпрямился в кресле и уставился на пятнышко. Он взглянул на меня, затем снова на мою руку.
      -- Где ты это получил?
      -- Не знаю.
      Он еще секунду изучал след укола, затем заметил два пятна на нижней части руки.
      -- А это что?
      -- Не знаю. Я заметил их сегодня вечером. Но где и в какое время я их получил -- не знаю. Просто не знаю.
      -- Садись, Марк. И будет лучше, если ты расскажешь мне все по порядку.
      Я рассказал. Я начал с пробуждения утром и подробно расписал все, что думал по этому поводу. Дойдя до места, где мне пришлось уклоняться от ареста, я пропустил некоторые тонкости, иначе вышла бы на свет история о покупке магазина. А я хотел покончить с этим, выбросить вон. Брюс молчал, курил и слушал. Я рассказал ему о побуждении идти в "Феникс".
      В ход пошла записка из кармана.
      -- Я написал ее до того, как пошел в гостиницу. По крайней мере, я знаю, что ходил в гостиницу, но теперь ничего не помню. Следующим воспоминанием идет мое возвращение в контору. Почти полчаса куда-то испарилось. Понимаешь? Исчезло.
      Он взглянул на записку и кивнул.
      -- Давай дальше.
      Я ввел его в курс дела, а потом сказал:
      -- Вот магнитофон. Я даже не знаю, где взял его, черт возьми. Может быть, украл. Не знаю. Скажи, я схожу с ума?
      -- Все в порядке, Марк. Но ситуация у тебя отвратительная. Я включил магнитофон и перемотал кассету. Оставалось нажать на кнопку, и я услышу все, что происходило со мной час назад. Брюс перенес кофейный столик, и я установил магнитофон между креслами.
      -- Марк,-- подбодрил он меня,-- по крайней мере, ты узнаешь, что случилось.
      -- Да? Но как это произошло, черт бы меня побрал?
      -- Не знаю, как все происходило, но, похоже, тебе ввели наркотик, и ты был прав, подозревая это. Потом тебя гипнотизировали, ослабив сопротивление организма. Судя по твоему рассказу, это сделали прошлой ночью. Отметина на локтевом сгибе и все остальное полностью соответствует такому предположению. Возможно, для манипуляции сознания им понадобилась вся ночь, но не имеет значение, сколько им потребовалось времени. Ты вошел в глубокий транс, и все воспоминания устранены. По какой-то причине ты должен был прийти в гостиницу "Феникс". Может быть, для встречи с определенным лицом. Возможно, даже для отчета. Помни, тебя не подозревают в убийстве Джея.
      -- Да, а как по поводу убийства? Меня накачали наркотиками до того, как убили Джея. Мог ли я... Мог ли я убить его? Он покачал головой.
      -- Забудь об этом, Марк. Я уже говорил, что это просто невозможно за такое короткое время - прошло всего несколько часов. А значит, не ты, и не так быстро. Кроме того, мы оба знаем, что твой револьвер украли из служебного кабинета. Мне известно и об отпечатках на твоем столе. Поэтому прекрати терзать себя.
      -- Брюс,-- тихо сказал я.-- Мое оружие не крали. Оно было со мной, когда я прошлой ночью входил в свою комнату. Он подался вперед и почесал подбородок. Его голова поникла, и он больше ничего не говорил.
      -- Ладно, пусть будет, как будет,- сказал я в конце концов. Палец нажал кнопку "пуск". Громкость повернута до отказа. Я вздохнул и откинулся на спинку кресла.
      ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
      Брюс скрестил ноги и закрыл глаза. Он казался расслабленным, но если говорить о моих нервах и мышцах, я чувствовал только упругость и напряжение, словно тонкие полоски льда расползались по всему телу.
      Из динамика послышались мягкие шумы. Что-то похожее на шепот, но он для меня ничего не значил. Несколько секунд молчания, затем четыре-пять тихих приглушенных звука. Я посмотрел на Брюса. Он приоткрыл глаза, поднял кулак и показал, что стучит в дверь. Я кивнул.
      Из динамика донеслось: "Входите." Звук был тусклый, но я разобрал это слово. Раздался слабый щелчок открываемой двери, а затем другой голос произнес:
      -- Ну, привет... Брюс раздвинул ноги и склонился поближе к магнитофону, как будто, приблизившись, можно было понять, что там происходит. Возможно, он расслышал следующую фразу лучше, чем я. Громкость стояла на максимуме, но голоса и звуки казались расплывчатыми и искаженными. Я знал, что последние слова принадлежали мне. Я тоже склонился вперед.
      -- Марк!-- вдруг крикнул Брюс.
      -- Что?
      Я взглянул на него. Из динамика смутно лились слова.
      -- Спать! Быстрый сон. Быстрый сон.
      -- Что-то не так, Брюс? Он покачал головой, внимательно прислушиваясь.
      -- Объясню потом.
      После последней фразы наступил момент тишины, затем дверь, видимо, закрыли. Из динамика тихо посыпались слова:
      -- Быстрый сон, это так прекрасно. Ты спишь, уже спишь глубоким, полным, гипнотическим сном. Он все глубже и глубже, все глубже и глубже.
      Я посмотрел на Брюса, и у меня зачесался затылок. Его взгляд не отрывался от кассеты, но он заметил мое движение и молча кивнул. Голос монотонно гудел -- неузнаваемый, вялый и медлительный:
      -- Ты должен делать то, что я тебе говорю. Тебе понятно? Ты можешь нормально говорить. Скажи "да", если ты меня понял. Затем приглушенно и как бы издалека я услышал другой голос - мой голос.
      -- Да. Это звучало фантастично, почти невероятно -- даже когда я сидел здесь и слушал запись. Это происходило со мной, но казалось, что я все слышу в первый раз. Ужасно сознавать, что слова уже сказаны, команды произнесены, и теперь каждое слово эхом отдавалось в укромных закоулках моего ума, так как эти приказы остались не только на магнитной ленте, которая крутилась передо мной. Они были врезаны в мой мозг, если не глубже.
      Тем не менее, это были незнакомые, неизвестные мне слова, которые я забыл час назад; забыл сильнее, чем события третьего дня в школе или десятого дня рождения. В каком-то вихре я начал сомневаться во всех воспоминаниях, в своих мыслях и впечатлениях, не понимая уже, где правда, где ложь, и сомневаясь даже в том, что слышал и чувствовал сейчас.
      Я одеревенел. Но голос на ленте приказал мне расслабиться в кресле и закатать левый рукав. Я нахмурился. Слова перешли в неразборчивый шум. Нить смысла исчезла. Брюс тоже слегка нахмурился, но при следующей фразе его морщины разгладились, и он кивнул самому себе.
      -- Твоя левая рука становится все тяжелее и тяжелее, она цепенеет и умирает. Все ощущения уходят из руки. Все ощущения уходят из твоей руки. Она абсолютно не чувствует боли. Ты не можешь чувствовать боль в левой руке. Ты ничего не чувствуешь... Опять и опять.
      -- Твоя рука, как свинцовая палка. Ты не можешь чувствовать боль... Брюс поднял голову, и когда я взглянул на него, он показал на мое предплечье. Я посмотрел на руку. Рукав по-прежнему был закатан выше локтя. Коснувшись замазанного пятна на локте, я снова взглянул на Брюса. Он покачал головой.
      Из динамика не доносилось ни звука, но лента продолжала крутиться. Брюс быстро осмотрелся, взял из ближней пепельницы потухшую сигарету, сжал окурок пальцами, без слов склонился и схватил мою левую руку. Он держал окурок в нескольких дюймах от моего запястья, потом вдруг ткнул им в руку. Я непроизвольно вздрогнул, а он отвел окурок вверх и ткнул им в руку еще раз. Я посмотрел на два пятна пепла, оставшихся на коже. Они почти касались двух точек, которые я обнаружил на руке сегодня вечером. Тело вздрогнуло. Мне представилась игла, которая глубоко входила в мою плоть в тех местах, куда тукал окурком Брюс. Из магнитофона вновь послышались слова.
      -- Твоя рука абсолютно нормальная, и все же она не чувствует боли. Ты будешь спать, и все же ты будешь нормально говорить и отвечать на все мои вопросы. Абсолютно на все вопросы. Тебе удобно и хорошо, ты испытываешь радость, отвечая на мои вопросы. Ты все понял?
      -- Да.
      -- Почему тебя освободила полиция?
      -- Я придумал себе оправдание и рассказал им, что мое оружие украли из рабочего кабинета. Они выяснили, что дверь конторы взломана, а ящик стола, в котором, по моим словам, находился револьвер, тоже взломан и валяется на полу. Они нашли на поверхности стола отпечатки Джорджа Люцио и освободили меня. Брюс покачал головой и посмотрел мне в лицо, но я почти не замечал его. Во рту пересохло. Я ждал новых вопросов. Громкость то усиливалась, то ослабевала, слова иногда вообще выпадали, превращаясь в неуловимый шум.
      -- Расскажи, что ты делал, когда ушел из полиции. Назови всех людей, с которыми разговаривал. Расскажи о своих поступках и обо всем, что узнал.
      Вновь заговорил другой голос - голос, который принадлежал мне. Я кратко описал весь день, отмечая такие интересные детали, что теперь, сидя в гостиной Брюса, сам с удивлением слушал этот удивительный рассказ.
      Я говорил ровным голосом, называя каждого человека по имени. Я постоянно называл полное имя, ни разу не сказав "он" или "она", ни разу не сказав "ты" тому, кто меня допрашивал. Я рассказал, как покинул городское управление, зашел в контору, навестил Роберта Ганнибала, Глэдис Вэзер, Энн Вэзер, Марту Стюарт и Артура. Наконец, очередь дошла до Эйлы, и я тут же почувствовал, как лицо заливает краска.
      Слушалось это ужасно. Я неуклюже ерзал в кресле. Брюс взглянул на меня и тут же отвел глаза, сдерживая ядовитую улыбку. В принципе, тут была самая интересная часть записи, но удовольствия она мне не принесла.
      Слух был в постоянном напряжении, но я расслабился. Мое замешательство увело ум от более пугающих аспектов ситуации. И вдруг меня прорвало. Во мне не остаюсь ни замешательства, ни покоя. Я размышлял. Вспомнилось, что после Эйлы я вернулся в контору. Потом возникло желание бежать в гостиницу, затем появилось понимание, что это гипнотическое принуждение. Все промелькнуло в уме: нерешительность и страх, записка для Брюса, затем провал в неизвестное, который немного проясняла запись. И где-то в этом пустом промежутке я приобрел магнитофон. Тогда мне снова ничего не понятно. Если я рассказал ему о прослушивании, почему он не нашел магнитофон и не испортил запись? Значит, я о нем не говорил. Взглянув на Брюса, я подумал, что из-за своих идиотских мыслей теперь совершенно не понимаю, какие из моих воспоминаний реальны, а какие нет. В какой-то миг безумия мне даже подумалось, что я зря пришел к Брюсу. А вдруг и к этому вело какое-то принуждение, какое-то не совсем обычное желание. Но ничего другого не вспоминалось. Все казалось логичным и разумным.
      Сжав подлокотники кресла, я выпрямился и сказал себе, что выгляжу ужасно глупо среди этих страхов. Я ухватился за слова, которые звучали из динамика, и попытался понять, что там происходит. Мой голос звучал, повествуя о том, как я покинул Эйлу и направился в контору.
      -- В семь часов я решил снова позвонить Джозефу Бордену,-продолжал мой голос.-- Если бы я дозвонился, мне бы удалось получить несколько важных ответов. Я поднял трубку и вспомнил, что должен быть в гостинице "Феникс" в номере 524. Пора было собираться...
      Я ослаб, предполагая услышать дальнейшее, но тут вмешался другой голос.
      -- Прекрасно. Просто прекрасно. Теперь слушай меня. Слушай меня внимательно. Я дам тебе инструкции, и ты их будешь выполнять. У меня вырвался вздох облегчения, и Брюс удивленно подняв голову. Я слабо усмехнулся. Конечно. Тот, с кем я разговаривал, хотел знать только о моих действиях в течение дня. Я до сих пор не мог определить пол собеседника -- голоса звучали приглушенно и слабо; но, скорее всего, со мной говорил мужчина. Он без вопросов проглотил идею, что я поехал прямиком в гостиницу. Это единственное логическое объяснение, иначе бы меня здесь не было. Я прислушался. Чужой голос медленно продолжал повторять внушения по два-три раза.