Кинжал из плоти

      Борден щелкнул выключателем и сказал, указывая на черно-белый диск:
      -- Для наведения гипноза есть много методов фиксации внимания -кристаллические шары, пятно на стене, блестящие объекты, но мне кажется более действенным вот это.
      Он щелкнул другим выключателем, и диск начал вращаться. Линии незаметно переходили друг в друга, спираль навязчиво притягивала мой взгляд к черному центру7
      -- Вы можете заметить некий эффект очарования в том, как вращается диск,-- произнес Борден приятным тоном.-- Я часто использую его для фиксации внимания субъекта, чтобы помочь наведению сенсорных впечатлений. А если добавить к этому фону тихую приятную музыку, эффект становится более значительным.
      Он повернул ручку, и из магнитофона полилась пульсирующая музыка. Она действительно расслабляла.
      -- Сами видите, как это помогает,-- продолжал Борден.-- Глаза фокусируются на диске, а музыка усиливает действие слов. Она расслабляет вас, она расслабляет абсолютно.
      Тут он был прав. Вращающийся диск и музыка, соединяясь, создавали какое-то гипнотическое воздействие даже без вмешательства голоса Бордена. Его голос лишь усиливал умиротворяющий, расслабляющий эффект. Он говорил о чем-то, и мне вдруг показалось, что голос меняется, окрашиваясь в глубокие богатые тона.
      -- Ваши руки становятся все тяжелее и тяжелее, ваши ноги наливаются тяжестью,-- говорил он, и его голос звучал мощно и проникновенно.
      А я чувствовал это! Я чувствовал тяжесть в руках и ногах, тяжесть, которой не было раньше. Я даже мог... Что за дьявол? Я быстро завертел головой, похлопал ладонями по подлокотникам кресла и вскочил на ноги.
      -- Чертовски интересно, мистер Борден.
      Он улыбнулся.
      -- Что правда, то правда, мистер Логан. Теперь вы понимаете, что гипноз -- это нечто большее, чем просто настойчиво пожелание человеку глубокого сна.
      Он щелкнул выключателем, музыка резко оборвалась. Круг из картона замедлил вращение и остановился.
      Мне хотелось бежать отсюда ко всем чертям.
      -- Надеюсь, мы увидимся еще раз,-- попрощался я и пошел к двери.
      -- К вашим услугам. Меня очень заинтересовал попугай, о котором вы рассказали.
      Он проводил меня до двери и, когда я выходил, добавил:
      -- Кстати, мистер Логан. Я думаю, вы очень гипнабельный субъект. Если вам нетрудно, дайте знать, что там будет дальше.
      -- Обязательно,-- пообещал я, и дверь за мной закрылась.
      Выбежав на улицу, я забрался в "бьюик" и импульсивно взглянул на часы. 21.21 -- то есть прошло шестнадцать минут с тех пор, как я смотрел на них раньше. Хохотнув про себя, я подумал, что ввел свой ум в прекрасное состояние нервной дрожи, но по-прежнему чувствовал какую-то светлую радость и облегчение от того, что помнил каждое мгновение, проведенное в квартире Бордена.
      Было еще довольно рано. Я решил нанести последний визит, а затем направиться домой. По списку Энн я еще не переговорил с Артуром, адвокатом Робертом Ганнибалом и мисс Стюарт. Я не видел Питера Саулта и Эйлу Вайчек, которыми, между прочим, уже был заинтригован. Особенно Эйлой. Энн Вэзер оставила меня в чертовски ненадежном состоянии, и как бы там ни выглядела Эйла, она прежде всего была женщиной.
      И тут я заметил такую деталь, которая пробудила у меня еще больший интерес к этой паре. Питер Саулт жил на Марафон-стрит, 1458, квартира 7. Эйла Вайчек имела тот же адрес, но обитала в восьмой квартире.
      Я поехал на Марафон-стрит.
      Внутри горел свет. Он пробивался под дверью с номером 7, и именно в нее я постучал. Послышались шаги, а затем дверь открыл высокий худощавый мужчина тридцати лет с длинной кистью в руке и пятнами краски на подбородке.
      -- Привет,-- сказал он бодро.-- Входите. И смотрите под ноги.
      Я вошел и, перешагивая через стопки книг, чуть не споткнулся о длинный сапог. Мне удалось обойти все препятствия, и я наконец оказался посреди комнаты. Боже, какой тут царил беспорядок. Но если ему все равно. то мне -тем более.
      -- Питер Саулт,-- представился он.-- А вы кто будете?
      -- Марк Логан.
      Я дал ему взглянуть на свое удостоверение.
      -- Частный детектив.
      Он усмехнулся, показав белые зубы.
      -- Вы серьезно? Что-то произошло?
      -- Я проверяю обстоятельства вечеринки, на которой вы и Эйла Вайчек были в субботу вечером.
      -- Ах да.
      Он по-прежнему усмехался.
      -- Вот уж действительно был вечерок.
      Он вдруг стал серьезным и нахмурился.
      -- А зачем вы проверяете обстоятельства? Что-нибудь случилось?
      -- О-хо-хо. В принципе, ничего важного. Я просто хочу поговорить с теми, кто там присутствовал, и выяснить, что же произошло.
      Дверь позади него отворилась, и в комнату вошла высокая черноволосая женщина. Она выглядела какой-то несчастной. Волосы были туго перевязаны на затылке и рассыпались по плечам гладкими каскадами. Тело облегало черное платье. Энн хорошо описала ее -- сладострастная и в чем-то даже восхитительная. Энн оказалась права и в кое-чем еще -- я действительно мог назвать ее сексуальной. Длинные красивые ноги, рот цвета крови, черные брови, которые, как крылья, косо шли вверх от переносицы. И не только это шло в ней вверх.
      -- Привет. У вас что, вечеринка?
      -- Нет, Эйла. Не вечеринка. Это Марк Логан, частный детектив,-представил меня Питер.-- Ему нужна информация о субботнем шабаше.
      Ничего не говоря, она взглянула на меня, потом прошла к драпированному креслу в углу комнаты и шлепнулась в него, забросив ноги на подлокотник. Она крайне небрежно обращалась с этими длинными стройными ножками. И под ее платьем явно не было ничего, кроме самой Эйлы.
      Я рассказал им, зачем пришел сюда, и минут десять мы обсуждали тот вечер, так и не раскрыв ничего нового. Когда я рассказал о попугае, оба они выглядели озадаченными. Они подтвердили то, что мне говорил Джозеф Борден. Я хотел уже уходить, когда вспомнил слова Энн о картинах Питера и как бы случайно представился "любителем".
      Лицо Питера посветлело.
      -- Правда? Прекрасно. Пройдемте сюда... Я только что закончил работу. Возможно, она заинтересует вас.
      Я пошел за ним в студию, а впереди нас шествовала Эйла, и надо сказать, шествовала она превосходно. Я окончательно убедился, что под платьем у нее ничего нет. Платье охватывало талию, облегало бедра, и, когда она шла, под тонкой материей легко угадывалась твердая плоть.
      В середине комнаты на мольберте стояла большая картина. За ней виднелся низкий драпированный диван. Эйла прошла к нему, откинулась на спинку, позволив платью едва прикрывать свои бедра. Действительно едва. Я отвел взгляд в сторону и посмотрел на картину.
      Она оказалась так себе. На мой вкус, конечно. Он расписал ее как ад -тут перемешались кривые линии, могильные холмы, какие-то кляксы, и я от нее дурел.
      Питер тревожно взглянул на меня.
      -- Нравится?
      Я пожевал губу. Очевидно, это было "современное искусство". Возможно, "Симфония лжи" или "Заря над критикой". Я не знал, что бы такого сказать без обмана.
      -- М-мм, да уж. Действительно.
      -- Конечно, тут надо еще повозиться, прежде чем выставлять на демонстрацию. Это из моего позднего... Диана после охоты. Честно говоря, не верю, что создал бы подобный эффект с другой моделью. И только Эйле удалось объединить сущность -- вдохновение, драму и огонь...
      -- Эйле?
      Я взглянул на пеструю картину.
      -- Так это Эйла?
      Питер Саулт нахмурился. Я свалял дурака.
      -- Конечно,-- сказал он резко.-- Это козлу понятно. Смотрите!
      Он ткнул в картину кистью.
      -- Вот мотив...
      Он замолчал и повернулся к печальной девушке.
      Она кивнула и, пожав плечами, слегка дернула подол платья. Оно начало расстегиваться. Я оказался прав -- под ним ничего не было. С явно наигранным равнодушием она подняла руки к воротнику и потянула платье к плечам. Прошла секунда или две, но мне казалось, что она раздевалась очень долго, словно каждое движение выполнялось с преувеличенной, провоцирующей медлительностью.
      Платье сползло с плеч, оголив дерзкую высокую грудь. Казалось, Эйла почти не осознавала своей абсолютной наготы, но ее большие темные глаза застыли на мне. Мгновение она придерживала платье на бедрах, прикрыв изгиб талии и верхнюю часть бедер. О, Боже, она походила на свои черные брови, летящие ввысь. Полная грудь выпирала вперед, ноги слегка раздвинулись, белая кожа создавала изумительный контраст с черной тканью. Она выглядела почти непристойно голой. В тот миг мне подумалось, что эта жаркая сильная женщина и в аду получит наслаждение.
      Платье упало на пол. Эйла повернулась, шагнула к дивану и погрузилась в него, закинув руки за голову. Она подняла правую ногу, затем опустила ее на одежду и неподвижно замерла.
      Питер о чем-то говорил, но я его почти не слушал. Он что-то объяснял о "светотени... символических элементах... тональной необходимости" и множестве других непонятных вещей, а я смотрел на Эйлу. Как я понимал, в этой комнате она была единственным произведением искусства, сочетая в себе все необходимые элементы, символизм и прочее.
      Питер мог говорить только о картине. Не отрывая глаз от Эйлы, с почти диким одобрением, я делал в соответствующие моменты какие-то идиотские замечания. Эйла повернула голову и, похотливо улыбаясь, смотрела на меня.
      Питер начал поворачиваться ко мне, и я тут же перевел взгляд на него. Он счастливо улыбался.
      -- Спасибо вам. Но если бы вы посмотрели на нее, когда я закончу.
      -- Действительно,--подтвердил я.-- Могу представить.
      Питер отвернулся к картине и начал работать. По мне он мог бы этого и не делать, но художник вдохновенно тыкал кистью то здесь, то там. Я молча ждал. У меня больше не было вопросов к нему, но, думаю, один или два вопроса я мог бы задать Эйле.
      -- Где, черт возьми, желто-кремовая?-- вдруг заорал Питер.. Я вздрогнул.
      -- Что?
      -- Желто-кремовая. Ну что же тут творится?
      Он переворошил длинную коробку, заполненную сморщенными тюбиками.
      -- Эйла, где, черт возьми, желто-кремовая?
      Она пожала плечами и приподнялась на локте. Ее длинные волосы волнами стекали на белое плечо.
      -- Черт,-- воскликнул Питер и выскочил из комнаты.
      В передней раздался звук хлопнувшей двери. Эйла взглянула на меня. Я спросил через несколько секунд:
      -- Куда он ушел?
      -- Наверное, в гараж. У него там краски и всякий хлам.
      -- А-а. Только в гараж.
      Она улыбнулась. Это было не просто обольстительная улыбка. Ей благоволил сам дьявол. И улыбка казалась обольстительно прекрасной.
      -- Мистер Логан,-- произнесла она.
      -- Да?
      -- Идите сюда.
      Ее голос напоминал трепещущее контральто. Он был глубоким и мягким, как темнота -- как чернота. Он походил на черноту ее волос, бровей и огромных печальных глаз. Я подошел к дивану.
      -- Присаживайтесь,-- предложила она.
      Я сел рядом с ней, и она прошептала:
      -- Смотрите на меня.
      Эти слова удивили меня? Я ожидал, она скажет что-нибудь иное.
      -- Что вы сказали?
      Дыхание бессознательно замедлилось.
      -- Смотрите на меня, мистер Логан. Просто смотрите на меня. Вы понимаете?
      Она говорила очень медленно, почти лениво.
      -- Нет, ничего не понимаю...
      Какой странный разговор.
      Она откинулась на локти, затем легла на спину, сложила руки по бокам и вытянула ноги.
      -- Мне нравится, когда на меня смотрят, мистер Логан. Мне нравится, когда мужчина смотрит на меня.
      Она облизала губы и улыбнулась.
      -- Вот почему я так себя веду. Я наслаждаюсь. Это наполняет меня радостью.
      Секунду она молчала.
      -- Питер смотрит сквозь меня. А вы нет. Я знаю, вас возбуждает мое тело. Правда? Возбуждает? Вы возбуждены?
      -- Да. Конечно, Эйла.
      -- А вас зовут Марк?
      -- Да.
      -- Смотрите на меня, Марк. Сядьте ближе... еще ближе, Марк.
      Я придвинулся к ней, рассматривая ее странное и прекрасное лицо, изящную бесстыдную белизну ее тела. Я провел ладонью по ее талии и погладил взбухший холмик груди. Она медленно поворачивала голову из стороны в сторону, не отрывая глаз от меня.
      -- Нет, не прикасайтесь ко мне. Не сейчас, Марк.
      Она взяла мою ладонь, отвела ее в сторону и снова разбросала руки по бокам. Ее кожа сияла в свете лампы. Пока я смотрел на нее, она подняла одну ногу, согнула ее в колене, медленно скользнула голой ступней по материи дивана и опустила ее вниз. Затем подняла и опустила другую. Я взглянул в ее лицо. Она закрыла глаза и по-прежнему улыбалась.
      Я коснулся ее бедра, почти непроизвольно погладил кожу, и она открыла веки. Эйла смотрела на меня и медленно облизывала губы.
      -- Правильно,-- прошептала она.-- Сейчас правильно, Марк.
      Я склонился над ней. И вдруг в передней хлопнула дверь.
      Лицо Эйлы не изменилось, но я скатился с дивана и вскочил на ноги.
      -- Я... лучше уйду.
      -- Не думай о нем.
      -- Что?
      -- Не думай о Питере. Для него я только модель. Останься.
      Я покачал головой. Питер вошел в комнату. Он сжал в руке серебристый тюбик и погрозил им в нашу сторону.
      -- Желто-кремовая,-- весело закричал он.
      Мне захотелось врезать ему в челюсть.
      Питер начал размазывать на холсте пятна желтого цвета. Эйла вернулась в прежнюю позу. Через минуту или две она повернула голову и взглянула на меня. Ее ярко-красные губы томно сложились в улыбку. Потом она снова отвернулась. Длинные алые ногти мягко царапали ткань. Пальцы двигались, и я слышал шуршащий звук, который они создавали.
      Питер пятнал картину. Я повернулся и ушел.
      x x x
      В баре на бульваре, даже не почувствовав вкуса, я проглотил гамбургер и кружку черного кофе. Несколько минут ум терзали мысли об Энн Вэзер, потом об Эйле Вайчек. На душе стало невыносимо. И тогда я отправился домой -- в меблированные комнаты Гордона.
      Разбудив клерка за дежурным столом, я получил ключ и поднялся на лифте на пятый этаж. Войдя в комнату, я запер за собой дверь и нащупал небольшую настольную лампу. Выключатель щелкнул, но ничего не произошло. Комната оставалась темной, и я предположил, что перегорела лампочка. Пожав плечами, я похлопал по стене и нашел настенный выключатель. Палец нажал на него, и вновь ничего не случилось -- только слабый щелчок в темноте. Я беспомощно осмотрелся, затем меня озарила догадка. Я автоматически втянул голову в плечи, вспомнив свет на лестнице внизу и в коридоре за дверью. Я пригнулся и потянулся за револьвером, но позади меня в воздухе что-то просвистело, и моя голова взорвалась.
      Я плыл...плыл...а моя голова пульсировала и трещала, словно ее сжимали в тисках. Перед глазами воронкой клубилась паутина. Череп казался необъятным, но он был сжат, ныл от боли и рассыпался на куски. Я услышал рядом с собой какой-то шум и попытался открыть глаза.
      Ни мысли, ни проблеска света. Хотел подняться, но не смог пошевелиться. Кто-то связывал меня, прижимая к полу. Голова дернулась, черный мир прыгнул на меня, и я почувствовал ладони на своей руке. Ощутил прикосновение этих ладоней к своей коже. Они были не на рубашке и на пиджаке, а на коже. Но разве я снимал пиджак? Как долго я лежу? Мне захотелось подняться, хотелось разобраться, что происходит.
      Потом у меня заболела рука. То была внезапная боль, резкая, как игла -она впивалась в мою плоть. Прямо на сгибе руки, прямо в вену. Неудержимая паника охватила меня, и я вспомнил похлопывание Брюса по локтю...и его объяснения. Боль в руке -- там, где Брюс говорил... О, нет! Я, наверное, схожу с ума. Это невозможно.
      Я по-прежнему ничего не видел, но в моих глазах вспыхивал свет, в голове пульсировало. Рука на груди прижимала меня к полу. Другая ладонь -на моей руке. Чернота усилилась. Она стала глубже и шире. Словно я медленно падал в теплую тьму, падал и плыл, падал и плыл.
      Стало трудно дышать. Я чувствовал, что меня душат. Мне что-то засовывали в рот, грубо вминая в горло язык. Я расслабился. Голова уже не казалась расколотой. Я устал, просто устал... Теперь до меня доносился голос. Приятный плавный голос. О, как я чертовски устал.
      Глава восьмая
      Когда зазвенел первый будильник, я приподнялся на локте и взглянул на часы. 07.00 -- пора вставать. Я выключил звонок, снова лег и начал ждать, когда меня выбросит из постели трезвон второго будильника. Но он в это утро почему-то не прозвенел. Я наконец поднял отяжелевшее веко и осмотрел комнату. Видимо, пьянка закончилась около трех ночи. Я опять забыл проветрить комнату, но одни часы все же завел. Моя голова всегда по утрам кажется куском цемента, но сегодня она была тупее обычного.
      Стоило зевнуть, как в голове запульсировало. Я глупо заморгал, провел рукой и нащупал пластырь на затылке. Вспомнились Люцио и его приятель, который вчера у Джея продырявил мне череп. Все-таки придется отплатить должок, и, возможно, для этого сегодня подходящий день.
      Да бес с ними. Я добрался до кухни, заварил кофе и по пути в ванную зевнул еще раз. Пять минут под душем и, растираясь толстым полотенцем, я наконец проснулся. Только сейчас на глаза попалась маленькая красная точка на локтевом сгибе левой руки. Немного покалывало, но это мелочь, так что нечего волноваться. Я смазал пятнышко йодом, прошел на кухню и налил кофе. Пока одевался, он остыл.
      Я заглянул в стенной шкаф и выругался. Где, черт возьми, серый костюм, в котором я был вчера? На полу валялась обувь, но полуботинок не было. Я почесал голову и осмотрелся. Вроде бы все в порядке. Одежда опрятно сложена на кресле; ниже, на полу,-- вычищенные коричневые туфли. Меня удивила одежда. Я всегда вешаю ее в стенном шкафу, если не переберу вдвое, а то и втрое.
      В голову лезли всякие мысли. Может, я загулял прошлой ночью? Сначала выпили с Джеем, потом с Энн. Какая странная эта Энн. Хотя интригует. Но потом я не пил. Повидал Бордена, Питера и Эйлу. Вот где лакомый кусочек. Самая обольстительная улыбка, какую я видел. Поймав себя на том, что подмигиваю, я сделал серьезное лицо. Не помню, пил ли я, когда пришел домой. Дьявол, я даже не помню, чтобы раздевался. Ох, смотри, Логан. Должно быть, стареешь, дружок.
      Я пожал плечами, надел коричневый брюки, чистую рубашку, яркий галстук и коричневые туфли. Потом вернулся на кухню и поджарил яичницу. После второй чашки кофе, пройдя в спальную, я открыл ящик комода и вытащил наплечную кобуру. Посмотрев на нее секунду, я испытал дурное предчувствие. Револьвера не было.
      Я перерыл все ящики, но оружие исчезло. Это мне вообще не понравилось. Мощный "магнум-0.357" -- не та вещь, которую можно где-то оставить. Чтобы обыскать всю квартиру, мне потребовалось двадцать минут. Я даже спустился к машине и порылся там. Нулевой результат. Вернувшись домой, я растянулся на диване в полумраке передней комнаты и попытался остановить поток мыслей, который бушевал в моей голове.
      Может, это день такой. Бывает, проснешься, встанешь с постели и уже знаешь, что весь день пойдет насмарку. Видимо, я все же напился. Снова заныл затылок, с каждым ударом сердца моя голова мягко пульсировала. Возможно, виной всему сотрясение мозга? Я вспомнил, что когда вчера выходил из магазина Джея, все какое-то время уплывало из фокуса. Правда, это длилось несколько секунд, а потом мир снова стал прочным и твердым. Да, думалось с трудом.
      Я все еще сидел на диване, когда в дверь постучали. Это был громкий стук, и он напугал меня. Я взглянул на часы -- 08.02. Черт возьми, кого принесло в такую пору? Я подошел к двери и открыл ее. Взгляд скользнул по офицеру в полицейской форме, а потом -- по парню в коричневом костюме, который стоял прямо передо мной.
      -- Привет, Марк.
      Я присмотрелся к штатскому. Так это же Хилл. Детектив Джим Хилл, мой приятель.
      -- Привет,-- ответил я.-- Наверное, какой-то убийца скрывается рядом? Или тебе нужен совет по технике?
      Он даже не расщедрился на улыбку.
      -- Ничего, если мы войдем, Марк?
      -- О, дьявол, конечно. Может быть, по чашке кофе?
      Они прошли внутрь. Я направился на кухню, но Хилл остановил меня:
      -- Не надо кофе, Марк. Мы к тебе по делу.
      Ему, казалось, нездоровилось.
      -- По делу?-- удивился я.-- В такой час? Ну вы даете!
      Он прикусил губу и посмотрел на меня. Я перестал смеяться.
      -- Тогда какого дьявола? Ты ведешь себя так, словно я болен сифилисом.
      -- Да? А как насчет того, чтобы прокатиться с нами, Марк?
      -- Куда?
      -- В участок.
      -- Зачем?
      -- Там и объясним.
      Я несколько секунд смотрел на него, а он смотрел на меня.
      -- Ты шутишь?
      -- Нет.
      Он больше ничего не говорил, просто сидел и ждал. Я вздохнул.
      -- Тогда подожди, пока я оденусь.
      В спальной я вытащил из стенного шкафа коричневый твидовый костюм. В дверях стоял полицейский и следил за мной. Пришлось слегка задеть его, чтобы вернуться к Хиллу.
      На улице я направился к своей машине, но Хилл сказал:
      -- Ты поедешь с нами, Марк.
      Я забрался на заднее сидение в темноту серой машины. А вскоре показалась городская управа. Мы вошли в полицейское управление и двинулись мимо одинаковых дверей. Я приходил сюда много раз, но никогда у меня не было такого эскорта. Впереди, в самом конце коридора, находился сыскной отдел. Мы свернули налево, к двери с табличкой: "Кабинет 42. Отдел по расследованию убийств".
      Когда мы почти достигли кабинета, я спросил:
      -- Хилл, ради Христа, ты можешь расстегнуть свою губу?
      -- Да, Марк. Через минуту.
      Мы повернули за угол и вошли в комнату 42. Я видел ее сотни раз, но теперь она выглядела иначе -- длинный исцарапанный коричневый стол у больших окон, другой стол -- у двери, стулья с прямыми спинками, календарь из покойницкой и маленький кабинетик справа.
      И еще Грант. Капитан Артур Грант, следователь по особо тяжким преступлениям. Он стоял, подперев спиной стену, высокий и обманчиво тонкий, со стальными мышцами под плохо пригнанным пиджаком. Его плечи слегка обвисли, и он жевал густые аккуратные усы, посматривая на меня холодными темными глазами. Упрямый, но лучший из полицейских, которых я знал, и еще -самый лучший из всех людей.
      Он выглядел усталым. На столе перед ним громоздилась стеклянная пепельница, заполненная окурками, и некоторые из них были едва прикурены. Наверное, он находился здесь довольно долго.
      -- Привет, Марк.
      И все. Обычно мы немного шутили, но только не в этот раз.
      -- Что случилось, Арт?
      -- Марк,-- произнес он,-- сделай-ка вот что. Скажи, чем ты занимался этой ночью. Ты знаешь порядок допроса.
      Я знал порядок допроса -- это верно -- и даже обошелся без конституционных предостережений. По крайней мере, дважды в неделю я являлся сюда и отчитывался капитану.
      -- Что за дьявол, Арт? В чем меня подозревают?
      -- Дело серьезное, Марк.
      Он казался несчастным, и таким я его никогда не видел. Он был моим другом. Но, черт возьми, если у него есть основания подозревать меня, пусть сам и шевелится. Я ему тут не помощник.
      -- Ладно, Арт. Что ты хочешь знать?
      В комнате появился еще один в штатском -- сержант, которого я где-то встречал. Полицейский в форме отстал по дороге.
      -- Начинай с семи часов прошлого вечера,-- сказал Грант.-- Все детали вплоть до этого момента.
      -- Ясно.
      Я сел на стул, который мне предложили. Хилл устроился напротив меня с другого конца стола. Арт и сержант остались стоять. Я принялся рассказывать. Сначала о своем визите к Джею после семи вечера. Я вкратце описал то, о чем мы говорили, потом -- встречу с Энн, Борденом, Питером и Эйлой.
      -- Когда я вернулся к себе...
      -- Что? Что ты сделал, Марк?-- подгонял меня Хилл.
      -- Ну, я вошел, конечно, и думаю, сразу завалился в постель. Должно быть, до чертиков устал.
      -- Должно быть? Ты не знаешь?
      Небольшая судорога испуга сжала мое горло. Хилл уже начал травлю, но никто так и не объяснил мне, почему я здесь. Я приблизился к той точке кипения, когда хочется знать все до конца.
      -- Одним словом, я устал и, честно говоря, не помню того момента. Я вчера получил по голове и, возможно, поэтому не помню.
      Арт резко спросил:
      -- За что? Ты не говорил об этом, Марк.
      -- Но это и случилось раньше. Пара парней. Они доставили Джею Вэзеру несколько плохих минут, и я обещал ему прийти на помощь. Но мне ничего не удалось. Их было двое, и пока я разбирался с первым, второй пробил мне череп.
      -- Значит, эта заплатка оттуда?-- спросил Хилл.
      -- Да.
      Я ткнул в свой затылок.
      -- Должно быть, парень треснул меня рукояткой.
      Никто не проронил ни слова, поэтому мне оставалось только продолжать.
      -- В любом случае, я лег в постель. Будильник зазвенел в семь, и я встал. Только выпил кофе, как появились вы.
      Я кивнул на Хилла.
      -- И все?-- спросил он.
      -- А что тебе еще надо?
      -- Когда ты пришел домой вчера, ты не смешивал что-нибудь с виски? Или тут же завалился спать?
      Я попробовал усмехнуться, но это у меня не получилось.
      -- Сказать по правде, я не помню этого. Наверное, удар оказался сильнее, чем я думал. Может быть, небольшое сотрясение.
      Остальные молчали. У меня на лбу начал выступать пот.
      -- Слушайте,-- возмутился я.-- Идите вы ко всем чертям. Что происходит? Я тут треплюсь уже минут десять.
      -- Не спеши, Марк,-- посоветовал Арт Грант.
      Хилл прикурил сигарету, угостил меня и спросил:
      -- Ты никуда не уходил после того, как пошел в постель?
      Я тоже прикурил сигарету и помахал спичкой.
      -- Дьявол! Я оставался дома. А ты что думал? Что я прыгал по крышам?
      -- Значит, ты помнишь, что отправился в постель?
      -- Ну, наверное...
      Забавно, но я ничего не помнил. Мне подумалось о странных вещах, которые я заметил этим утром, но говорить об этом сейчас не следовало. Дело все больше мне не нравилось.
      -- Думаешь, я забыл, как пошел спать? Думаешь, я сошел с ума? Я лег в постельку и спал, как ребенок. Усталый утомленный ребенок. Ну как?
      Хилл затянулся сигаретой, и я увидел, как ее кончик вспыхнул огнем и тут же посерел.
      -- То есть, никто не мог видеть тебя в городе после полуночи?-- спросил он.
      -- После полуночи? Я же говорю, что спал. Хилл, ты что? Хочешь вдолбить мне, что меня видели после двенадцати?
      Он покачал головой.
      -- Я просто спросил, может ли такое быть, и все.
      -- О, дьявол, нет, не может.
      Я начал сердиться. Возможно, они делали свою работу, но уже был сыт по горло.
      -- Ладно, коллеги. Что происходит? Мне не нравятся такие игры, а от вашей даже подташнивает.
      Я взглянул сначала на Гранта, потом на Хилла и закричал:
      -- Если вы не объясните, к чему этот допрос, я больше не произнесу ни слова. Я сообщил вам все, что знал. Ничего не утаил. И теперь ваша очередь.
      Минуту мы молчали, потом Арт вздохнул:
      -- Ладно, Марк. Твоя взяла. Скажи, оружие у тебя с собой?
      Вот тут все началось и закрутилось. Я тихо ответил:
      -- Нет. А почему ты спрашиваешь про оружие?
      Я кивнул на Хилла.
      -- Он знает, что у меня нет сейчас оружия. Я надевал рубашку, когда он пришел.
      Как бы я ни рылся в памяти, мне не приходило в голову, куда мог деться револьвер. В горле внезапно пересохло.
      -- Ну говори же.
      Арт повернулся и скрылся в маленьком кабинете. Вскоре он возвратился, протянул Хиллу через стол револьвер, вновь ушел в свою комнату и захлопнул дверь.
      -- Дай я на него посмотрю.
      Хотя можно было и не смотреть. "Магнум-0.357" с барабаном в 3.5 дюйма. Однотипное оружие более менее похоже друг на друга, но когда ты носишь револьвер годами, заботишься о нем, чистишь, смазываешь, то всегда узнаешь, где твой, а где чужой. Хилл передал "магнум" мне, я повертел и тщательно исследовал оружие.
      -- Где ты его взял?
      -- Это твой, Марк?
      -- Ладно, кончай. Ты же знаешь, что мой. Я спрашиваю, где ты его взял?
      -- Рядом с телом Джея Вэзера.
      Вот тут он попал в точку.
      -- Рядом с телом? Телом Джея? Я ничего не понимаю.
      Он больше ничего не говорил. Я взглянул на сержанта. Тот уставился на меня. И только тогда все стало проясняться. Я медленно встал и согнулся над столом. Ладони сжали край стола.
      -- Ты, ублюдок,-- закричал я.-- Вот, значит, как? Ах ты, паршивая скотина. Я думал, ты со мной по-хорошему...
      Рванувшись к двери кабинета, куда вошел Грант, я распахнул ее, и капитан поднял голову.
      -- Арт, не надо так со мной. Ты нашел мой револьвер рядом с трупом и теперь считаешь меня убийцей. Неужели ты думаешь, что я могу кого-то убить?
      Он вздохнул.
      -- Садись, Марк.
      По его сигналу пришли еще два полицейских, и мы начали все сначала. Они старались быть учтивыми. Никто меня не беспокоил. Стоило попросить, как мне тут же давали сигарету или стакан воды. Но мы ходили по одному и тому же кругу. Я действительно влип по уши.
      Полицейский обнаружил, что передняя дверь магазина открыта, а внутри горел свет. Он вошел в помещение и наткнулся на мертвого Джея, который лежал на полу. Мой револьвер валялся рядом, за прилавком. Джей был убит под утро, возможно, в три-четыре часа.
      -- Все, что у вас есть,-- сказал я Арту,-- это баллистическая экспертиза и мой рассказ о вечернем визите к Джею. Еще я беседовал с Брюсом Уилсоном о Джее. Я уже говорил тебе о том чертовом попугае.
      Арт кивнул.
      -- Мы уже опросили Брюса. Все сходится с тем, что ты нам рассказал.
      -- Арт, это все, что у вас есть. Так почему ты думаешь, что убил я?
      Он тяжело качнулся.
      -- Марк...
      Грант взглянул на Хилла и сержанта, затем посмотрел на меня.
      -- Я бы не сомневался в тебе, но...
      Этого было достаточно. На самом деле достаточно. Мне стало лучше.
      -- Извини, Арт. И послушай меня. Я не убивал Джея. Если бы это сделал я, то не бросил бы свой револьвер возле него. А единственная реальная улика -- это оружие...