Сага о Западных Землях

– Что это за красивая рубашка, которую ты носишь? Не помню, чтобы я шила такую.

– Ее сшила Грелёд, пока мы жили в Гренландии, – ответил Эйрик7 – Ты думала, когда моя одежда износится, я приду к тебе?

Далековато пришлось бы ездить.

– Хорошая работа, – сказала Тьодхильд. – Не скажешь, что это сделано служанкой.

– Грелёд никогда не была служанкой: ее род не менее знатен, чем твой. Если ты так уж хочешь знать, Грелёд – моя жена, она родила мне сына и дочь. И я нисколько не жалею об этом, потому что лучшей жены трудно найти.

Тьодхильд сказала:

– Ваш брак – незаконный, ведь я не давала тебе развода. А не поехала я с тобой только потому, что боялась за маленького Торстейна. Он не перенес бы всех трудностей этого плавания. И, конечно, я не ожидала, что ты так опозоришь и меня, и себя.

– Законы мне теперь не указ, – ответил Эйрик. – И мне все равно, что будут говорить люди. Я не собираюсь тебя прогонять, поскольку ты и вправду не объявляла о разводе, но и Грелёд останется со мной.

Тьодхильд пришла в большой гнев и стала кричать так, что ее слышали во всем доме:

– Я не позволю ей ехать с тобой! Ты станешь конунгом в Гренландии, и все будут судачить о том, как ты живешь. Я не хочу, чтобы я и мои дети стали посмешищем!

Эйрик сказал, что не желает больше об этом разговаривать.

– Я и сама вижу, что это бесполезно, – сказала Тьодхильд. -

Но не думай, что я не найду на тебя управы.

Вот подошел день пира, и на Островное Лежбище приехали все друзья Эйрика и много другого народу. Было подано хорошее угощение. Эйрик рассказывал о Гренландии, а гости хвалили его и говорили, что рады были бы поселиться в этом благодатном краю.

Тьодхильд и Грелёд носили брагу в кувшинах и кислое молоко.

После того, как убрали столы и посуду, Тьодхильд вошла в пристройку, где Грелёд складывала ножи и миски.

– Мне кажется, сегодня ты делала лишнюю работу, – сказала Тьодхильд. – Я бы и сама справилась. В другой раз лучше не выходи к гостям, если не хочешь, чтобы о тебе пошла дурная слава.

– Не понимаю, о чем ты, – говорит Грелёд.

– По-моему, ты слишком вольно держишься с моим мужем. Люди могут подумать, что Эйрик соблазнил тебя. Если так пойдет и дальше, тебе нелегко будет выйти замуж.

– Ты, кажется, смеешься надо мной, Тьодхильд. Зачем мне другой муж? Я жена Эйрика, и я родила ему двоих детей.

– В одном ты права, – говорит Тьодхильд. – Второй муж тебе действительно не понадобится.

С этими словами Тьодхильд хватает один из ножей и со всей силы рубит Грелёд по шее. Кровь заливает Грелёд грудь и лицо, и она тут же умирает. Потом Тьодхильд бросает нож, выходит во двор и ведет себя так, словно ничего не случилось.

Люди много говорили об убийстве Грелёд, и некоторые подозревали Тьодхильд в этом злодеянии. Эйрик долгое время был очень мрачен и неразговорчив. Он запретил всем рассказывать об этом событии и говорить плохо о Тьодхильд. Грелёд он похоронил на Островном Лежбище с большими почестями.

Теперь нужно рассказать о том, что Торгест с Широкого Двора узнал о возвращении Эйрика и тотчас же поехал в Длинную долину к своему родичу Аслаку.

– Я хочу, чтобы ты помог мне расправиться с Эйриком Рыжим, – сказал Торгест Аслаку. – Сделать это нужно быстро, потому что скоро он навсегда покинет страну и уедет в Гренландию. А в одиночку мне с ним не справиться, ведь у него теперь много друзей.

Аслак сказал:

– Не буду я тебе помогать. По-моему, давно пора забыть старые распри. Никто не назовет твой поступок благородным, если ты убьешь Эйрика. Ведь он открыл новую страну, а это большое дело.

На мой взгляд, Эйрик принес нам больше пользы, чем вреда. Пусть он уезжает в Гренландию, а вместе с ним и все наши враги. Если же ты убьешь его, тебе придется туго, ведь Эйрика поддерживают многие знатные люди. Они его чуть не на руках носят с тех пор, как он пригласил их занимать землю в Гренландии.

Аслак долго отговаривал Торгеста. Наконец тот сказал:

– Все это верно, что ты говоришь. Но не могу же я не отомстить за своих сыновей! Раз ты не хочешь мне помочь, я попрошу других.

И Торгест ездит по дворам и уговаривает друзей и родичей оказать ему поддержку. Но все отвечают ему то же, что и Аслак.

Кончилось тем, что Торгест отправился к Эйрику в одиночку.

Эйрик встретил его у дома Ингольва на Островном Лежбище. С Эйриком было тогда пятнадцать вооруженных людей, все они стояли поблизости. Эйрик усмехнулся при виде Торгеста и спросил, чего это он вздумал пожаловать. Торгест сказал:

– Я приехал узнать, не хочешь ли ты заплатить мне виру за сыновей.

– С какой стати? Ты и так неплохо поживился моим добром.

– Теперь, говорят, ты снова разбогател, – сказал Торгест. – А мне мало что досталось из твоего имущества, и ты это знаешь не хуже меня.

– А как ты поступишь, если я все-таки не стану платить?

– Тогда я вызову тебя на поединок!

В то время поединки в Исландии еще не были запрещены.

– Не знаю, что для меня хуже, – сказал Эйрик. – Но, видно, придется все же выбирать, уж больно ты надоедлив.

Потом Эйрик подумал немного и сказал, что выбирает поединок.

– Будем биться на вершине вон того холма, – сказал он. – Там как раз есть ровное место.

Они поднимаются на горку и втыкают по краю площадки ореховые жерди, как это было принято у язычников. Потом они начали биться, и бились с большим упорством, пока не изрубили друг другу щиты. Торгест нанес Эйрику легкую рану, но тот как будто не заметил этого и продолжал бой. Потом он спросил Торгеста, не хочет ли тот передохнуть.

– Пожалуй, – говорит Торгест. И они садятся и отдыхают.

– По-моему, сегодня я возьму верх, – говорит Торгест. – У Широкого Двора ты бился лучше.

– Что поделаешь, – говорит Эйрик. – Сказать по правде, мне сейчас нет дела ни до тебя, ни до этой распри.

Вот они бьются снова, и теперь Эйрик ранит Торгеста, но тот не хочет прекращать бой. Вскоре Эйрик говорит:

– Подожди-ка. У меня башмак развязался.

– Тем хуже для тебя, – говорит Торгест.

– Что же, ты не дашь мне завязать башмак?

– И не подумаю.

– А я все-таки завяжу, – говорит Эйрик. И он садится и завязывает башмак, а Торгест стоит над ним с занесенным мечом. Потом он опускает меч и говорит:

– Я буду считать это твоим поражением.

– Считай это чем угодно, – отвечает Эйрик.

Тут Торгест поспешно убирает меч в ножны.

– Итак, ты побежден, – говорит он. – Так что придется все же раскошелиться.

– Будь по-твоему, – говорит Эйрик. – Есть у меня одна вещь, как раз для тебя.

Они спустились к дому, и Эйрик вынес Торгесту шкуру белого медведя.

– Это большое сокровище, – сказал Эйрик. Торгест схватил шкуру и принялся ее щупать.

– Никогда я не видел такого красивого белого меха. Что это за зверь?

– Белый медведь, – сказал Эйрик. – Он водится только в моей стране, которую я открыл.

Торгест сразу смекнул, что шкура стоит больших денег, и не мог скрыть своей радости. Тут и состоялось их примирение. Торгест и Эйрик поклялись отныне не причинять никакого вреда друг другу. Так закончилась эта распря.

Весной Эйрик стал снаряжать корабль, чтобы плыть в Гренландию. Вместе с ним собрались плыть его друзья. В начале лета они отплыли из Широкого и Городищенского фьордов на 25 кораблях. В то лето поехали в Гренландию Херьольв, Стюр, Ингольв, Храфн и многие другие.

Как только земля скрылась из виду, попутный ветер стих, а вслед за тем началась буря. Корабли разметало по морю. Гребцы налегали на весла, чтобы удержаться носом к волне, но не всем это удавалось. Никто не помнил такой бури. Она продолжалась два дня. Семь кораблей утонуло, четыре отнесло обратно к берегам Исландии. Всего четырнадцать кораблей продолжали путь. Однажды моряки увидели: море на горизонте как будто поднялось. С юга на них двигался гигантский водяной вал, такой длинный, что концов его не было видно. Гребцы в ужасе побросали весла и стали молить богов пощадить их, а некоторые в сердцах проклинали Эйрика и его страну. На корабле Херьольва был один христианин с Гебридских островов. Херьольв сказал ему:

– Проси своего бога спасти нас, видишь, нашим богам и дела до нас нет!

Тогда этот христианин призвал на помощь Иисуса и Святую деву. Водяная гора приблизилась, корабли плавно поднялись на вершину и медленно спустились к подножию. После этого плавание было благополучным, но многие сочли появление чудо-волны дурным предзнаменованием.

Вскоре все четырнадцать кораблей достигли Гренландии. Здесь многие стали выбирать землю, и поступали так: бросали в море столб с изображением бога Тора. Потом плыли за столбом и высаживались там, где столб прибивало к берегу. Нужно сказать, что почти все первые гренландцы были ярыми язычниками, и многие из них потому и поплыли в Гренландию, что в Исландии в то время уже пошли разговоры о новой вере и появились христианские проповедники.

Эйрик поселился в Эйриковом фьорде, как и хотел. Он построил там большие дома и назвал усадьбу Браттахлид (Крутой Склон).

Многие поселенцы заняли земли к югу и северу от Эйрикова фьорда, и эти дворы стали называться Восточным поселением (Эстербюгд). Другие же поехали дальше на запад и поселились в окрестностях Пикшевого фьорда. Это поселение называют Западным (Вестербюгд).

Нужно сказать, что в Гренландии долгое время не было ни конунга, ни тинга, ни законов. При этом там было куда меньше распрей и убийств, чем в других странах. Сигфус, сын Гудбранда, считает это обстоятельство странным и весьма примечательным.

Вот что рассказывают о первых гренландцах.

Жил в Исландии человек по имени Сёльви. Он был небогат и решил попытать счастья в Гренландии. В то лето, когда Эйрик собирал переселенцев, Сёльви пришел к нему и сказал:

– Я хотел бы поехать в Гренландию, если ты согласишься взять меня на свой корабль.

Эйрик сказал:

– Хорошее дело ты задумал, и я, конечно помогу тебе. В Гренландии всем хватит места. Однако, этого не скажешь о моем корабле. Ведь ты не первый, кто пришел ко мне с такой просьбой. Вот как мы поступим: ты поплывешь на корабле моего друга Храфна. Думаю, он не откажет, если я сам попрошу его.

Сельви поехал в Гренландию с Храфном. Они сошли на берег в Эйриковом фьорде. Тут Храфн стал требовать с Сёльви плату за переезд. Сёльви сказал:

– Не было у нас такого договора. И ты знаешь, что мне нечем заплатить тебе.

– Я этого так не оставлю, – сказал Храфн. – Имей в виду, я и сам могу взять то, что мне причитается.

После этого Храфн поехал выбирать место для усадьбы, а Сёльви остался на берегу, там, где они высадились. Он поставил палатку и жил там некоторое время. Работники Храфна пришли к Сёльви, когда того не было на месте, и унесли все его добро: немного серебра и полсотни локтей сукна. Сёльви сильно разгневался. Он отправился к Эйрику и все рассказал ему.

– Может, я и вправду должен был заплатить Храфну, но теперь он сам мне кое-что должен.

Тогда Эйрик позвал Храфна и сказал:

– Разве мало у тебя добра, Храфн, что ты ограбил этого бедняка? Это серебро и сукно, которое ты взял у него, не прибавят тебе богатства, а славы и подавно. И я не хочу, чтобы гренландцы враждовали между собой.

Эйрик потребовал, чтобы Храфн вернул Сёльви его добро и помирился с ним. Эйрик дал Сёльви хорошую землю в долине Сёльви, а Храфну – на севере, в Храфновом фьорде.

Гренландия была заселена в лето от Рождества Христова 985.

V

Теперь нужно рассказать о том, что у Херьольва, Эйрикова друга, который также поехал в Гренландию, был сын по имени Бьярни. Он подавал большие надежды. Смолоду Бьярни ездил по чужим странам и торговал. Дела его шли так успешно, что вскоре у него был уже свой корабль. Бьярни слыл человеком надежным и верным, и притом весьма упрямым. Его трудно было заставить изменить решение. Он продолжал держаться своего даже тогда, когда любой другой давно бы уже отступился.

У Бьярни было заведено проводить одну зиму у отца, другую в чужих краях. В ту зиму, когда Эйрик жил у Ингольва и готовился к переселению, Бьярни был в Норвегии. Летом он приехал в Исландию.

Он намеревался, как обычно, провести зиму у отца, но тут узнал, что Херьольв переселился в Гренландию, оставив свой хутор. Бьярни сильно огорчился. Его люди уже разгружали корабль, но Бьярни остановил их.

– Грузите все назад, – сказал он.

Его спросили, что он собирается делать.

– Хочу плыть в Гренландию, если вы согласны меня сопровождать. Жаль, что отец не дождался меня, но я не стану из-за этого отказываться от заведенного порядка. Я проведу зиму у отца, как обычно.

Все ответили, что как он решит, так они и сделают. Бьярни был щедр и хорошо платил людям, но никогда не давал сверх того, что обещал.

Бьярни попытался найти кого-нибудь, кто плавал в Гренландском море и мог бы помочь им добраться до места. Но ему сказали, что никто там не плавал, кроме тех, кто переселился в Гренландию этим летом.

Был среди спутников Бьярни купец-южанин по имени Тюркир. Он отговаривал Бьярни от плавания.

– Неразумно пускаться в путь, не зная дороги, – говорил он.

– Лучше нам дождаться, пока сюда приедет кто-нибудь из гренландцев.

Бьярни сказал:

– Многие назовут мой поступок неразумным. Но это лучше, чем прослыть человеком, который не держит слова и, чуть что, отказывается от своих решений. Раз уж я надумал провести зиму у отца, то так и сделаю, и ничто меня не удержит, кроме разве что смерти. А за ценой я не постою: каждому, кто поедет со мной, заплачу по марке серебра.

Люди Бьярни отнесли весь груз обратно на корабль. Они взяли запас дров, воды и пищи и сразу же вышли в море.

Они поплыли на запад с попутным ветром и плыли так три дня.

Тут ветер переменился, поднялся туман, и в продолжение многих суток они не знали, куда плывут. Наконец они снова увидели солнце и смогли определить страны света. Бьярни велел поднять парус, и они сутки плыли на запад, пока не увидели землю. Подойдя ближе, они стали обсуждать между собой, что это за страна. Бьярни сказал:

– Одно мне ясно: это не Гренландия. В Гренландии, как я знаю, большие ледники, берег гористый, а леса почти нет. А эта страна лесистая с низкими холмами. И я не замечаю здесь ни гор, ни ледников.

– Это, должно быть, неизвестная земля, – сказал Тюркир южанин. – Нам повезло. Теперь ты, Бьярни, сможешь прославится не меньше, чем Эйрик Рыжий, а то и больше, потому что, как мне кажется, эта страна богаче Гренландии. Погляди, ведь здесь кругом лес.

– Каждому свое, – сказал Бьярни. – Как ты думаешь, Тюркир, далеко ли нас отнесло к югу?

– Далеко, – ответил тот. – Эта земля напоминает мне мою родину, а я родился на юге в Стране Саксов.

– Раз так, поворачиваем на север, – сказал Бьярни.

– Разве ты не хочешь высадиться и разведать страну?

– Я считаю, что нужно плыть на север вдоль берега.

Они так и сделали и плыли двое суток ввиду земли. Потом берег повернул на запад, а Бьярни повел корабль в открытое море, оставив землю с левого борта.

– Ты поступаешь, как глупец, – сказал Тюркир. – Да ты и есть глупец, раз отазываешься от славы и богатства, когда они сами так и лезут в руки.

– Будь добр, не указывай мне, – ответил Бьярни. – Мы и так уже сильно задержались из-за тумана, да еще сбились с пути. А если я стану вдобавок рыскать по всем незнакомым землям, которые попадутся, то мы не успеем до зимы в Гренландию.

Они плывут еще двое суток с попутным ветром и снова видят землю. У Бьярни спрашивают, не думает ли он, что уж это Гренландия. Но он отвечает, что и это не Гренландия.

Они приблизились к этой земле и увидели, что она плоская и покрыта лесом. Тюркир так обрадовался, что принялся размахивать руками и бормотать что-то по-немецки. Потом он снова заговорил на северном языке и сказал:

– Бвот видишь, боги снова направили твой корабль к неизвестной земле. Теперь-то ясно, что это веление судьбы. Мы должны открыть новую благодатную страну. Поскорее бы сойти на берег!

Бьярни молчал и хмурился, а корабль плыл вдоль берега на северо-запад. Тут все стали говорить, что нужно высадиться и посмотреть, чем богата эта земля. Бьярни сказал:

– Замолчите! Вы, похоже, забыли, кто главный на корабле.

И он велел поворачивать в открытое море и плыть на север.

Тогда люди сказали, что нужно хотя бы запастись дровами и водой.

– У вас довольно и того, и другого. – сказал Бьярни. Он снова приказал плыть прочь от берега, и все бранили его за это.

Тюркир сказал:

– Боги не простят тебе такой глупости. Я буду очень удивлен, если тебе когда-нибудь снова улыбнется удача.

Бьярни ответил на это:

– Напрасно ты сердишься. Видно, тебе не дает покоя слава Эйрика Рыжего. Что до меня, то мне нет дела до чьей-то славы, кроме своей собственной, и я не желаю терять свое доброе имя только потому, что мои спутники слишком любопытны и непременно хотят исследовать все, что увидят нового. Мы отправились в этот путь для того, чтобы провести зиму у Херьольва, моего отца, а вовсе не для поиска новых земель. И я не вижу причин отказываться от своих планов. Никто не назовет дельным человека, который хватается то за одно, то за другое, смотря что подвернется, и меняет свои решения по пять раз на дню. Каждый должен заниматься своим делом, так я считаю. Покончим же с этим, и хватит разговоров.

Вот так и вышло, что им не осталось ничего другого, кроме как подчиниться.

Они плыли на север четыре дня. И вот они видят третью землю.

Она была пустынна и гориста, в горах лежали ледники, а на берегу не было заметно никакой растительности.

– Это тоже не Гренландия, – сказал Бьярни. – Не понимаю, сколько это может продолжаться. И ведь мы, как будто, идем правильным курсом.

На этот раз никто уже не предлагал высадиться на берег, потому что знали, чем это кончится. Бьярни смотрел на своих спутников и видел, как они угрюмы. Он сказал:

– Не будем здесь высаживаться. По-моему, в этой стране нет ничего хорошего.

Тюркир сказал:

– Брось молоть языком. Ты не сошел бы на берег, даже если бы там лежали груды золота.

Они снова плывут на север и видят четвертую землю.

– Это больше всего похоже на то, что я слышал о Гренландии,

– сказал Бьярни.

Они бросили якорь у какого-то мыса и высадились. На берегу там лежала лодка. Бьярни сказал, что узнаёт ее. Это была лодка Херьольва, его отца. Мыс, где они высадились, назывался Херьольвов мыс, и оттуда было рукой подать до усадьбы Херьольва. Бьярни провел зиму у отца, как и хотел, и потом еще долго жил там и никуда не ездил.

Теперь нужно сказать, что Тюркир южанин поехал на Крутой Склон к Эйрику и рассказал ему о плавании Бьярни и о землях, которые они видели.

– Жаль, что я не могу рассказать больше, – добавил он. – Бьярни ни разу не позволил нам сойти на берег.

– Странно он поступил, – сказал Эйрик. – Мало найдется людей, столь же упрямых и недальновидных, как он. И все же не исключено, что этот поступок прославит Бьярни, хоть я и не знаю, какая это будет слава, дурная или хорошая.

Потом Эйрик спросил Тюркира, почему он поспешил с этими вестями к нему, а не к кому-то другому.

– Мне хотелось бы побывать в тех землях, – ответил Тюркир. -

А кроме тебя вряд ли кто решится на такое плавание. Вот я и подумал, что ты, возможно, захочешь открыть эти новые страны и возьмешь меня с собой.

– Мне это ни к чему, – сказал Эйрик. – Ведь я уже открыл страну, в которой мы живем. К тому же мне не хочется отбирать славу у своих сыновей. Я надеюсь, что когда они вырастут, кто-то из них отправится попытать счастья в неизвестных землях. Тогда и ты сможешь поехать с ними, если не передумаешь.

Лейв, старший сын Эйрика, слышал этот разговор. Ему было тогда девять зим. Эйрик спросил его, шутя, не хочет ли он отправиться открывать новые земли.

– Хочу, – ответил Лейв. – Но только если ты поедешь со мной.

Эйрик и Тюркир рассмеялись. Потом Эйрик сказал Тюркиру:

– Хороший ты человек, как я вижу. Вот что я хочу тебе предложить: оставайся у меня и будь воспитателем Лейва. У меня-то совсем нет времени на детей, ведь я здесь хоть и не конунг, но вроде старосты. А Тьодхильд, моя жена, как мне кажется, не очень хорошо их воспитывает.

Тюркир сразу же согласился и с тех пор жил на Крутом Склоне.

Лейв очень привязался к Тюркиру и даже называл его отцом.

У Тюркира был крутой лоб, живые глаза и маленькое лицо. Он был небольшого роста и невзрачен на вид, но мастер на все руки.

VI

Лейв, сын Эйрика, вырос и стал ладным и сильным юношей. Люди любили его, потому что он был человеком доброго нрава, спокойным, умным и рассудительным. Лейв был сведущ в мореходных делах.

В то время в Норвегии пришел к власти конунг Олав, сын Трюггви. Этот конунг прославился тем, что боролся с язычеством и вводил христианство в северных странах. С теми, кто был упорен в своих суевериях, Олав жестоко расправлялся.

Вот Лейв приходит к отцу и говорит:

– Отец, я намерен поехать в Норвегию к Олаву конунгу. Я наслышан о его подвигах и хочу послужить ему.

Эйрик не стал перечить, хотя было видно, что решение Лейва ему не понравилось. Он сказал:

– Немногого ты добьешься, прислуживая другому. Чтобы ты ни сделал на службе у конунга, вся слава достанется ему, а не тебе.

По мне, так лучше самому быть себе хозяином. Но я не стану тебя отговаривать, раз уж ты так решил.

Весной Лейв отправился в Норвегию на отцовском корабле. С ним поехали 20 человек. Погода им не благоприятствовала, и корабль отнесло к Гебридским островам. Там они бросили якорь в тихой бухте. Лейв сказал, что будет ждать попутного ветра. Они снесли на берег спальные мешки и разбили шатер.

Вечером к лагерю пришла женщина. Ее сопровождали трое рабов.

Она была хороша собой, волосы у нее были светлые, а глаза – зеленые. По облику ее было видно, что она знатного рода.

Она сказала, что ее имя – Торгунна, и она дочь правителя острова. Некоторое время она разговаривала с Лейвом, а потом сказала остальным:

– Мой отец не жалует чужеземцев, но вы кажетесь мне людьми достойными, и поэтому я попрошу отца позволить вам оставаться здесь.

Гренландцы узнали у нее, что остров называется Скай, а правит здесь ярл Сигурд. В то время многие области в Шотландии и Англии были захвачены викингами.

На другой день к Лейву пришел человек от Торгунны. Он передал, что ярл приглашает гренландцев в свои палаты и хочет послушать рассказы о стране, откуда они прибыли. Лейв принял приглашение и в тот же вечер пришел со своими спутниками в дом ярла Сигурда. Им подали хорошее угощение, и обращение с гостями было учтивым. Лейва посадили на почетное сидение. Пока продолжался пир, Лейв не сводил глаз с Торгунны. Она сидела по левую руку от него на женской скамье. Торгунна тоже смотрела на Лейва и улыбалась. Лейв был красив лицом и хорошо сложен.

Ярл предложил Лейву жить у него, пока тот не соберется продолжить путь. Лейв охотно согласился. Он подарил ярлу шкуру белого медведя и десять кругов гренландского сыру. Нужно сказать, что в то время нигде не делали такого хорошего сыра, как в Гренландии.

Лейв стал жить у ярла. Он подолгу беседовал с Торгунной и часто оставался с ней наедине.

Вскоре подул попутный ветер, но Лейв сказал, что еще рано выходить в море, "потому что припасы на корабле подошли к концу, а нам предстоит далекий путь". Пока они собирались, ветер снова стих. Спутники Лейва стали спрашивать, сколько он намерен здесь оставаться. Лейв сказал, что пробудет здесь столько, сколько захочет, а Олав конунг еще успеет поглядеть на него. Один гренландец сказал:

– Сдается мне, наш корабль надолго встал на якорь, а якорный канат не скоро перетрется, ведь он свит из женских юбок.

– Не беспокойся, – сказал Лейв. -Сам знаешь, такие канаты самые непрочные. Но пока мне не хочется спешить.

Лейв оставался на острове Скай до конца лета. Потом он сказал своим спутникам, что хочет плыть в Норвегию. Торгунна хотела плыть с ним, но Лейв воспротивился этому. Он сказал:

– Разве твой отец отпустит тебя со мной?

Торгунна сказала, что это не имеет значения, раз она сама хочет ехать.

– Но это имеет значение для меня, – сказал Лейв. – Потому что я не намерен затевать вражду с твоим семейством и поступать бесчестно после того, как ярл так хорошо меня принял.

Лейв тепло простился с ярлом и отправился к кораблю. Он собирался выйти в море на рассвете. Вечером к лагерю гренландцев пришла Торгунна. Она была одета в белый плащ и, казалось, светилась в темноте. Она принесла кувшин с молоком и чашку из белой глины. Лейв вышел ей навстречу. Торгунна сказала:

– Я хочу на прощание рассказать тебе о твоем будущем и о том, что ждет твою страну. Но ты должен мне помочь.

– Что мне нужно сделать? – спрашивает Лейв.

Тогда Торгунна наливает в чашку молока и велит Лейву выпить половину. Другую половину она выпивает сама, а остатки молока брызгает Лейву в лицо. Потом она бросает чашку о камень, так что та разбивается на множество осколков. После этого Торгунна долго молчит и стоит очень прямо, повернувшись к морю.

– Ты что-нибудь увидела? – спрашивает Лейв.

– Да, – отвечает Торгунна. – И это тебе вряд ли понравится.

Но сначала я скажу то, что знала и без колдовства. Я беременна, и когда придет срок, я рожу мальчика. Я назову его Торгильсом.

Когда он вырастет, я пришлю его тебе в Гренландию. и ты примешь его, потому что у тебя не будет других детей, кроме этого сына.

И другой жены у тебя тоже не будет. Потомок Торгильса будет последним в твоем роду и последним гренландцем, о котором можно будет сказать, что он настоящий мужчина. Эрлинг, Эрлинг его имя.

Он будет рыжим, как твой отец, и с его смертью придет конец тому делу, которое начал Эйрик. А дальше я ничего не вижу, дальше – кровь и тьма.

Торгунна смолкла. Лейв и его спутники тоже молчали и не знали, что сказать, так взволновало их это предсказание. Потом Торгунна повернулась и пошла прочь. Лейв догнал ее и отдал ей свой плащ, перстень и пояс с пластинками из моржового бивня. Он попросил передать эти вещи Торгильсу, когда он поедет в Гренландию.

Утром Лейв вышел в море. Незадолго до начала зимы он прибыл к Олаву конунгу. Конунг хорошо его принял и много расспрашивал о Гренландии.

Зимой Лейв крестился по настоянию конунга, и конунг сделал его своим дружинником. Олав послал Лейва в Гаутланд собирать дань с тамошних жителей, и Лейв хорошо справился с этим поручением. Он снискал себе большую славу и прослыл человеком достойным, умным и доблестным. Летом Лейв сказал конунгу, что хочет вернуться в Гренландию.

– Странно ты решил, – сказал конунг. – По-моему, у тебя здесь ни в чем не было недостатка. Мне жаль отпускать тебя, но все же я не буду тебя удерживать, и вот почему. Меня весьма печалит, что гренландцы досих пор пребывают в язычестве, и я хотел бы, чтобы свет истинной веры дошел и до вашей страны. Ты сослужил бы мне хорошую службу, если бы согласился проповедовать христианство в Гренландии.

– Это благородное дело, – сказал Лейв. – Но едва ли оно мне по силам. Ведь большинство гренландцев и слышать не хотят о новой вере.

– Все же ты попытайся, – сказал конунг. – И с тобой будет твоя удача.

Лейв сказал, что этого недостаточно.

– Мне понадобится еще и ваша удача, государь. Я готов отвезти в Гренландию шестерых ваших священников, они привычнее к таким делам.

– Будь по-твоему, – сказал конунг.

Конунг подарил Лейву большой золотой крест, украшенный драгоценными камнями. Лейв вышел в море, как только снарядил корабль. Его провожали два исландца, Хельги и Финнбоги. Они были двоюродными братьями Лейва и племянниками Тьодхильд. Они тоже служили Олаву конунгу. Лейв коротко сошелся с ними, пока зимовал в Норвегии. Он пригласил их в Гренландию, и они обещали приехать, когда будет возможность.

Лейв пробыл в море все лето и благополучно достиг берегов Гренландии. Священники, которых он привез, рьяно взялись за дело. Они ездили по всем дворам и объясняли людям, почему новая вера лучше старой. Многие гренландцы тогда крестились, но были и такие, кто не захотел менять веру, и среди них Бьярни, сын Херьольва, и сам Эйрик Рыжий. Священники долго уговаривали Эйрика принять христианство.

– Нехорошо, – сказали они. – Если самый уважаемый в стране человек будет язычником. Посуди сам, ведь большинство знатных людей в Гренландии уже крестились, остались только упрямцы вроде тебя и Бьярни. Чем, по-твоему, так хороша старая вера, что ты не хочешь от нее отказаться? Разве она лучше той, которую мы проповедуем?

– Понятия не имею, – ответил Эйрик. – Я ничего не смыслю в этих делах. А раз так, зачем мне бросать одну веру и принимать другую? У нас в Гренландии каждый свободен в выборе веры, как и во всем остальном. И я никому не позволю вводить здесь христианство силой, как это делал Олав конунг у вас в Норвегии.

– Но ты хотя бы не станешь препятствовать тем, кто хочет креститься?

– Не стану, – сказал Эйрик.эТьодхильд приняла крещение одной из первых. Она велела построить церковь на Крутом Склоне, вдали от домов. Это было вскорости исполнено. Церковь получилась красивая. Ее называли Тьодхильдина церковь. Туда ходили молиться все гренландские христиане.

Тьодхильд сказала, что не желает больше жить с Эйриком, потому что он язычник. Эйрик был очень недоволен этим. Тьодхильд не уехала с Крутого Склона, но жила с тех пор в отдельном доме.

Из детей Эйрика крестились Лейв и Торстейн, а Торвальд и Фрейдис отказались принять новую веру. Торвальд сказал, что поступает так больше из любви к отцу, чем по убеждению, а Фрейдис сказала так: