Неподалеку от нее, чуть в стороне от толпы стоял Дараго. Он переговаривался с теми, кто восхищался его шедевром. На его лице сияла гордая улыбка. Время он времени он поворачивался к Лорле и подмигивал ей. Его помощники разошлись, и остался один Дараго, демонстрировавший свое достижение. Толпа была от него в восторге. Люди восхищались тем, что он для них сделал, а наиболее верующие плакали, взирая на его видение святых писаний, превратившихся в великолепные фрески. Все персонажи, которые показывал Лорле Дараго, теперь полностью ожили и сияли красками. Сиротка Элиоэс получала от Бога благословение. Эйдана предавали и низвергали с Небес, а на другом панно его дети убивали друг друга. Лорла видела страшные битвы и сотворение душ и вместе со всеми смеялась, видя комическое изображение Джадика - бывшего святого, который предал Бога. Отец Эррит объяснил Лорле эти сюжеты. Он привел ее на тропу веры и открыл перед ней тайны священных книг. И, глядя на изображение Элиоэс, девочка больше не чувствовала себя сиротой. Она чувствовала себя любимой.
      Но Эррит был врагом господина. Лорла не знала, почему так получилось, но это было так. А господин был ее настоящим отцом. Он спас ее от ужасной жизни с отвратительными родителями и избрал ее для исполнения своего поручения, потому что она была особенная. Даже ангел говорил ей, что она особенная. Лорла посмотрела на него через зал. Фантастическая модель тоже была выставлена на всеобщее обозрение и вызывала почти столько же восторгов, как и панно Дараго. Это заставляло кроутского художника кипеть от негодования. Подобно его росписи, модель собора была безупречна, и все, кто ее видел, отмечали качество исполнения и точность, видели, сколько любви было вложено в ее создание. Все, кроме Лорлы. Когда она увидела модель, ей стало неприятно. Она была красивая, безупречная и дьявольски хитроумная, и хотя Лорла не знала ее точного предназначения, но чувствовала, что в ее стенах прячется что-то плохое.
      "Плохое?" - спросила она у самой себя. Нет, этого не может быть. Модель была изготовлена по воле господина, а господин всегда знал, что делает. Она раздраженно встряхнула головой в попытке избавиться от внутренних голосов. Лорла спорила с ними, а они ее ругали, и краем сознания Лорла понимала, что они имеют право сердиться.
      - Господин Бьяджио дал тебе жизнь, - говорили они. - Как ты можешь его предать?
      И Лорла всегда виновато соглашалась. Бьяджио был ее господином. Он дал ей жизнь. Так ведь? Но Эррит подарил ей любовь. Она привязалась к старику и не хотела причинять ему боль. Она приехала в собор, ожидая увидеть дьявола, а нашла покровителя, доброго и погруженного в заботы. И он не догадался о ее обмане. Для него она оставалась чудесной девочкой восьми лет.
      "Я урод, - с горечью сказала она себе. - Ни женщина, ни ребенок".
      Герцог Локкен и Карина, герцог Энли и Нина - все они напоминали ей, кто она, а вот Эррит - нет. Он принял ее. Один он позволил ей быть такой, какой ее сделал бы Бог, если бы Ему не помешали военные лаборатории.
      - Господин Бьяджио, - отчаянно прошептала она, - не заставляйте меня это делать. Я не хочу.
      Голоса начали на нее кричать. Лорла расплакалась. Мужчина с семьей, восхищавшийся росписью, заметил ее слезы и повернулся, чтобы ее утешить.
      - Девочка, - спросил он, - что случилось?
      Лорла подняла голову. Незнакомец был очень высокий, и она вдруг яснее почувствовала, какая она неестественно маленькая. Он был одет совсем просто, не как богатый аристократ. И его родные тоже были большими и некрасивыми: девочка, мальчик и усталая жена. Все они смотрели вверх и бессловесно восхищались живописью. Лорла посмотрела на свое дорогое платье, и ей вдруг стало стыдно.
      - Ничего не случилось, - ответила она. - Это потолок. Он такой красивый!
      Ей слишком легко было лгать.
      - Да, очень, - сказал мужчина. - Сегодня мы видим, что сделал для нас Бог. Все так прекрасно! Он хочет, чтобы весь мир был прекрасным. Но поскольку мир не может быть безупречным, Он посылает таких людей, как Дараго, чтобы они показывали нам небо.
      Лорла заморгала: эта мудрая мысль ее очаровала.
      - Правда? Вы в это верите?
      - О да! - заявил мужчина. - В мире так много зла. Но иногда нам удается на секунду заглянуть на Небеса. - Он снова посмотрел вверх, на панно, и размяк от восхищения. - Планы Бога больше планов человека, девочка. Никто не может устоять перед Богом и природой. Даже такие великие люди, как Эррит.
      - Не может? - спросила Лорла.
      - Нет, - безмятежно ответил незнакомец. - Существует порядок вещей. Бог установил его. И человеку не подобает его менять.
      И он отошел, а Лорла осталась, пораженная его удивительными словами. Человек вернулся к своей семье и медленно ушел вместе с ней, затерявшись в толпе. Лорла опять посмотрела в другой конец зала, на модель собора. Там собралась толпа детей, возбужденных и изумленных.
      Увидев их, Лорла задрожала всем телом. Скоро отец Эррит начнет свое обращение к верующим. Потом он уйдет из собора, чтобы выполнить церемонию отпущения.
      Время кончалось.
      У небольшого балкона, выходящего на площадь Мучеников, архиепископ Эррит сидел уронив голову на руки. Рядом стояли отец Тодос и еще несколько священников. Сквозь стеклянные двери они смотрели на собравшуюся внизу многотысячную толпу - скопище верующих, которые пришли, чтобы выслушать ежегодное обращение епископа. До Эррита доносился шум толпы, напоминавший прибой. Он знал, что в этом году от него ждут больше обычного. А у него не было для них ничего.
      В этот праздник, впервые за много десятков лет, у епископа не было подготовленной речи. Последние два дня он горевал о Форто и своем слабеющем теле, с каждым днем все глубже погружаясь в пучину абстиненции. Он даже не пришел на открытие своей драгоценной росписи - событие, которого с нетерпением ждал много лет. Этот день был ужасным, и Эррит был глубоко обеспокоен.
      По Черному городу расползались слухи. Дредноуты Никабара стояли у горизонта, и их видели все, кто находился на улицах. Люди были в страхе. Они гадали, где Форто и почему Эррит не отправил Черный флот восвояси. Они ждали от Собора Мучеников указаний, и их тревоги легли на плечи Эррита тяжелым грузом. Епископ закрыл глаза и погрузился в молитвы.
      "Отец мой Небесный, помоги мне! Помоги побороть демона, таящегося во мне - хотя бы на сегодня. Я согрешил. Я слаб. Прости меня".
      Это был день отпущения грехов, день, когда Эрриту нужно было выйти на улицы и передать людям Божественное прощение. Эта мысль вызывала у него горький смех. Как мог он, самый грешный из людей, отпускать кому-нибудь грехи?
      "На моих руках столько крови, Отец, - продолжал он молиться. - Столько неправедных дел! Но я все это делал ради тебя. Я..."
      Он оборвал молитву, не находя в себе сил продолжать. Черный Ренессанс был раковой опухолью. Бьяджио был дьяволом. И у Бога были на Нар свои планы. Разве все это не было правдой? Эррит уже не знал.
      - Эррит? - осторожно окликнул его Тодос. - Время подходит. Вас ждут.
      Эррит открыл глаза и посмотрел на своего сподвижника. Священник показался ему испуганным.
      "Неужели я настолько плохо выгляжу?" - подумал епископ.
      К ночи он снова окажется в тисках абстиненции, его будет тошнить, лихорадить, и он едва сможет себя обслуживать. От пищи у него начнется рвота, музыка заставит кричать. Но сейчас Эррит об этом не думал. Ему хотелось только пережить этот день. И если он этой ночью умрет в постели, тогда он уйдет к Богу и ответит за свои грехи, а Бог назовет его хорошим или плохим и либо вознаградит, либо накажет.
      - Ждут? Да, наверное, ждут, - сказал он, выдавливая из себя кривую улыбку. Тодос подал ему руку.
      - Вы сможете встать?
      - У меня достаточно сил, - ответил Эррит, отвергая его помощь. - Пока.
      Он поднялся на ноги и повернулся к дверям балкона. Сквозь стекло виднелось людское море, волнующееся на площади Мучеников. Верующие терпеливо ждали своего духовного руководителя. Некоторые говорили, будто бы нарцы не ведают иного Бога, кроме самих себя, но Эррит знал, что это неправда. Они боятся будущего, как все люди, и ждут ответов от неба. И от Эррита.
      Епископ сделал глубокий вдох и кивнул ожидающим священникам. Те сразу же открыли балконные двери. В последний раз безмолвно попросив Бога о силах, Эррит вышел на балкон, навстречу разноголосым приветствиям десяти тысяч нарцев.
      Среди многочисленных толп, собравшихся на площади Мучеников, стоял спиной к морю Редрик Бобе и смотрел вверх, на балкон. Вокруг него топтались самые разные люди, все - верноподданные Нара, собравшиеся услышать своего правителя, Эррита, и почерпнуть у него мудрости. По телу мастера пробежала дрожь сладостного предвкушения. Он рано пришел на площадь и терпеливо ждал появления епископа. Когда на балкон выступил почтенный Эррит, все кругом радостно закричали. Однако Дудочник кричать не стал. При виде Эррита он ахнул.
      - Боже! - воскликнул он. - Что у него за вид!
      Крошечная темная фигурка рядом с ним подняла голову. Министр Бовейдин посмотрел на балкон из-под огромного капюшона и садистски хохотнул.
      - Снадобье, - прошептал он на фоне шума. - Оно его сжирает.
      Дудочник кивнул, делая вид, будто понял. Бовейдин был человеком скрытным, и только яркие глаза выдавали его тайну. Но, как и большинство жителей столицы, Редрик Бобе кое-что слышал о снадобьях высшей аристократии, продляющих жизнь. При виде епископа он содрогнулся. Эррит казался уродом. И Бобе, ненавидевший епископа и его церковь, порадовался его мукам.
      Крики вокруг не смолкали. Эррит поднял трясущуюся руку, призывая толпу к молчанию. Игрушечных дел мастер с ухмылкой скрестил руки на груди.
      - Вы только послушайте, как орут эти дураки! - язвительно заметил он.
      Стоящий рядом Бовейдин покачал скрытой под капюшоном головой.
      - Эррит - талантливый оратор, Редрик Бобе. Ему много известно о законах Небес.
      - Меня это не интересует, - отмахнулся от него мастер. - Я здесь только для того, чтобы посмотреть на... празднество.
      - Уже совсем недолго, - сообщил Бовейдин. - И, поверь, ты будешь ослеплен.
      В голосе ученого звучала искренняя гордость. Однако Редрик Бобе гордости не испытывал. Его совсем не радовало, что он сделал кукольный дом и доставил его в собор с такими предосторожностями. Все это было необходимостью. Сегодня же он действовал по собственным побуждениям и знал это с полной определенностью. И тем не менее гордости он не испытывал.
      - Ну? - прошептал он, нагибаясь ближе к Бовейдину. - Когда это произойдет?
      - Только когда девочка запустит устройство, - ответил карлик. - А этого не случится, пока Эррит не закончит обращения. Во время отпущения я советую тебе отойти в сторону.
      Отпущение. Дудочник Бобе закусил губу. В глубине души он оставался человеком верующим. Конечно, никто об этом не знал, потому что он много лет не посещал богослужения, но он по-своему отмечал все праздники. И пока часы отсчитывали последние минуты до рокового часа, а Эррит протягивал над толпой руку, игрушечных дел мастер задумался о своем месте в мире и о своем месте на Небесах.
      - Это все равно надо сделать, - рассеянно проговорил он. - На самом деле выбора нет. Бовейдин ухмыльнулся:
      - Меня убеждать не нужно.
      - Нет, действительно! - настаивал мастер. - Он - Дурной человек. Он об этом не знает, но это так. Он причинил вред многим и многим. Он испортил жизнь мне и моей жене.
      Бовейдин повернулся к нему.
      - Успокойся, Бобе, - предостерег он своего спутника. - Не вздумай отступить.
      - Я не отступаю, - огрызнулся Бобе. - Я прекрасно знаю, что делаю. И что сделал. А теперь тише - он говорит.
      На балконе, высоко над охваченной обожанием толпой, епископ Эррит заговорил. Его голос был слабым и дрожал. Редрик Бобе едва мог его расслышать. В досаде он потребовал, чтобы рядом замолчали - но люди вокруг него только дышали, и это их хриплое дыхание помешало Дудочнику.
      - Что он говорит? - недовольно спросил Бобе.
      - Заткнись, идиот! - проворчал Бовейдин.
      Постепенно голос Эррита креп. Редрик Бобе подался вперед, словно несколько лишних пядей могли помочь ему лучше услышать епископа. Повсюду на площади тысячи людей сделали то же, недоуменно глядя на главу своей церкви. Бобе почувствовал прилив тошноты. Казалось, Эррит вот-вот потеряет сознание. А эти пятна у него на лице - неужели это слезы?
      -... прощение, - говорил епископ. Он положил руки на перила, чтобы не упасть. - Все мы здесь не без греха. Даже на моей душе лежит тень.
      Бобе отшатнулся: это признание его ошеломило. Он по-трясенно уставился на Эррита. Слабый старик черпал силы в собственной убежденности, и вскоре его голос уже загремел над площадью, словно глас Божий.
      - И как вы все просите сегодня у Бога отпущения грехов, - прогремел Эррит, - так и я преклоняю колени перед Небом и прошу Господа о прощении моих грехов. Я повел империю по ужасному пути. Я убивал и калечил во имя Божие. Я считал, что на то Его воля. Но я ошибался.
      Епископ сделал паузу - и наступила поразительная тишина. Сердца всех были у него в руках. Даже сердце Редрика Бобса. Ожесточенное сердце мастера смягчало каждое новое и неожиданное слово, и когда епископ заплакал открыто и не стыдясь этого, - Дудочник почувствовал, что у него в горле встал тугой ком.
      - Ох, нет! - прошептал он. - Не делай со мной этого, негодяй!
      - Вы все видели военные корабли за вашими плечами, - объявил Эррит. Они хотят вернуть на нашу землю войну. Я делал все, чтобы вернуть Нару мир. Но ради этого мира я убивал и калечил, и душа моя пропиталась кровью. Я молю Бога простить меня. - Он снова воздел руки над толпой. - Я молю вас всех.
      Снова наступила тишина - а потом ее разорвал первый возглас из толпы, возглас любви, которые подхватили все новые и новые голоса, пока наконец все присутствующие не разразились одобрительными криками. Редрик Бобе почувствовал, как его покидает жизнь.
      - Что он говорит? - возмущенно вскрикнул Бовейдин. Ученый откинул капюшон и яростно воззрился на Эррита. - Что это такое?
      Редрик Бобе тяжело вздохнул:
      - Он просит, чтобы мы его простили, карлик.
      - Это уловка! - зарычал Бовейдин. - Очередная хитрость. Не слушайте его, вы все!
      Однако это не походило на уловку, и Редрик Бобе не сомневался в подлинности епископских слез: ни один человек не мог бы сыграть так убедительно. Мастер грустно покачал головой. Слишком поздно. Все слишком поздно. Они довели епископа до крайности, а теперь их оружие вот-вот сработает - когда в нем уже нет необходимости.
      - Боже, помоги мне! - простонал он. - О мой Бог!
      - Перестань каяться, кретин! - прошипел Бовейдин. - Мы ничего дурного не сделали.
      Редрик Бобе посмотрел на него сверху вниз.
      - Сделали, - спокойно возразил он. - И нам уже ничего не изменить.
      Лорла не присоединилась к тем, кто вышел на площадь, чтобы услышать обращение отца Эррита. Вместо этого она осталась в большом зале, неотрывно глядя на модель собора. В огромном помещении она осталась одна - не считая Дараго. Художник все еще не мог отвести глаз от своего шедевра. Любуясь им, он, казалось, молился. Над головой у Лорлы Элиоэс и другие изображения смотрели вниз словно живые. Лорда жалела, что они не говорят, не могут заглушить тех голосов, которые вопили у нее в голове. На ее грудь Давил тяжелый груз. Она не понимала, что с ней еделали в лабораториях и почему боль пришла так неожиданно и стала такой сильной.
      "Так вот что значит быть особенной?"
      Время уходило, голоса становились все громче, требуя, чтобы она подошла к ангелу. Крошечная фигурка парила над вратами собора, маня ее своей трубой. Лорла почти слышала ее дьявольскую музыку. И чей голос к ней взывает? Это голос господина? Или карлика, имени которого она не знает?
      Время полетело еще быстрее. Лорла знала, что отец Эррит заканчивает свое обращение. Скоро он выйдет на площадь отпускать грехи. Лорла шагнула вперед.
      "Сделай это! - требовали голоса. - Ты нужна господину".
      Она нужна герцогу Энли. И Нине. И Локкену с Кариной тоже. Она убеждала себя, что составляет часть чего-то гораздо большего, чем она, чего-то огромного и важного.
      - Господин любит меня, - сказала она. Ей отчаянно нужно было в это верить. - Он не причинит мне вреда. Ему нужно, чтобы я была сильная.
      "Будь сильной и закончи дело", - согласился голос.
      Дараго не смотрел в ее сторону. Лорла осторожно протянула дрожащую руку и дотронулась до ангела.
      "Из стороны в сторону, - напомнило ей устройство, - Меня надо двигать из стороны в сторону".
      Рука Лорлы словно окаменела. Что бы она сегодня ни сделала, ее мир изменится навсегда. Все говорили ей, что ее дело - доброе. И важное. Теперь она уже не была в этом уверена. Это Эррит был добрым. Он не был зверем, как ей внушали.
      Так ведь?
      "Я не знаю!"
      И несмотря на идущую в ее душе битву, Лорла передвинула ангела слева направо. Она сдвинула его всего на дюйм, но он встал на место с механическим щелчком, который вывел ее из оцепенения. Она шагнула назад, глядя на фигурку. Лорла была уверена, что случится что-то ужасное. И до нее донеслось почти неслышное жужжание.
      - Лорла! - окликнули ее с другого конца зала. Она вздрогнула. Там стоял отец Тодос. В глазах священника были слезы, а на лице - непривычно широкая улыбка. - Архиепископ Эррит закончил свое обращение, - сказал он. Сейчас он выходит на площадь, чтобы провести отпущение. Ему хочется, чтобы ты была в ним, Лорла.
      Секунду Лорла стояла неподвижно, а потом отступила от кукольного дома. На ее мозг опустилось дурманящее спокойствие. Она выполнила то, чего ожидал от нее господин. Все закончилось в одно мгновение. Голоса у нее в голове внезапно замолчали, впервые за много дней дав ей покой. Измученная и недоумевающая, она кивнула.
      - Иду, - устало сказала она и вышла из зала вслед за отцом Тодосом.
      В стенах Лорлиного подарка проснулась машина Бовейди-на. Трубки, которые так долго дремали, наполнились струями воздуха, и давление внутри серебристого цилиндра постепенно стало расти. Горючий состав внутри трубок потек по механизмам. Его охлаждали похожие на чешую лопатки радиатора.
      Давление будет расти еще час.
      На площади Мучеников архиепископ Эррит сидел на помосте в окружении священников, раздавая прощение со своего раззолоченного кресла. Гигантская толпа, слушавшая его обращение, теперь выстроилась в очередь, чтобы получить святое причастие отпущения. Почти целый час епископ работал без передышки, с сияющим лицом. Бесчисленные паломники со всей империи опускались перед ним на колени и просили Божьего прощения. И епископ реагировал на каждую просьбу одинаково: он прикасался ко лбу кающегося и снова и снова повторял одну и ту же короткую молитву:
      - Бог да простит тебя, дитя мое.
      Лорла глядела, сидя рядом с Эрритом. Его терпение и вера завораживали. Он по-прежнему казался слабым, но его взгляд был полон жизни, и улыбка была ярче солнца. Теперь Лорла понимала, что любит епископа. Оставаясь рядом с ним на помосте, она постоянно огладывалась на собор, не сомневаясь в том, что вскоре случится нечто ужасное.
      Отец Эррит захотел, чтобы она была рядом. Увидев ее, он крепко ее обнял, решительно расцеловал и усадил на почетное место радом с собой, совершенно не подозревая о том, что она с ним сделала.
      Минуты шли - и Лорла тревожилась все сильнее, ерзала на стуле радом с отцом Тодосом. Священник не
      спускал глаз с Эррита, как мать, которая тревожится о больном ребенке. Казалось, что сам Эррит не замечает своих недугов. Лорла посмотрела на толпу. Отпущения дожидались те люди, чьи лица она видела в большом зале. А потом она увидела еще одно лицо, туманно ей знакомое. Лорла секунду была в растерянности, а потом поняла, что это игрушечных дел мастер.
      Редрик Бобе стоял в очереди с мертвенно-бледным лицом. В следующую секунду ему уже можно будет встать перед Эрритом на колени. Голова мастера была низко опущена. Казалось, что он недавно плакал. Лорла пристально смотрела на него, опасаясь, что он ее разоблачит. Однако игрушечных дел мастера волновало что-то другое. Эррит закончил отпускать грехи какой-то молодой женщине и поднял голову, чтобы посмотреть на следующего кающегося Редрика Бобса.
      - Дудочник Бобе? - изумленно спросил Эррит. - Это ты?
      Старик шагнул на помост на глазах десяти тысяч зрителей и встал перед епископом на колени. Его полный боли взгляд устремился на Эррита. У Лорлы перехватило дыхание.
      - Ваше Святейшество! - прохрипел Редрик Бобе. - Простите меня. Простите меня за все, что я сделал.
      Отец Эррит улыбнулся ему. У Лорлы отчаянно забилось сердце. В ее голове снова зазвучали голоса.
      - Успокойся, Дудочник, - проговорил Эррит в явном недоумении. Сегодня день радости. Не надо быть таким печальным.
      Дудочник покачал головой.
      - Вы не понимаете, - сказал он. - И я ничего не могу вам объяснить. Уже слишком поздно. Простите меня, Ваше Святейшество.
      Он поймал Эррита за руку, уткнулся в нее лицом и громко зарыдал.
      Лорла вскочила со стула. Голоса приказывали ей сидеть, но она не стала их слушать. При виде слез игрушечных дел мастера у нее в душе что-то сломалось.
      - Отец Эррит, - выпалила она, не в силах справиться с собой. - Я... простите меня!
      - Что? - пролепетал Эррит, переводя взгляд с нее на Бобса. Он отнял у мастера свою руку. - Лорла, что случилось? В чем дело?
      Лорла не могла говорить. Она едва могла дышать. У нее в голове звучали отчаянные голоса.
      - Нет! - закричала она, прижимая руки к вискам. - Перестаньте на меня кричать!
      - Лорла! - воскликнул епископ, вскакивая.
      Дудочник Бобе ошеломленно смотрел на нее. Выбравшийся из толпы карлик взобрался на помост. К Лорле стремительно возвращались воспоминания. Она попятилась от карлика, не сомневаясь, что он пришел за ней, однако он схватил Редрика Бобса.
      - Бовейдин! - крикнул Эррит.
      В толпе раздался громкий крик. Карлик изо всех сил тянул мастера за куртку, пытаясь поскорее его увести. Эррит потрясение смотрел на них. Священники на помосте вскочили и обнажили кинжалы. Карлик с проклятием спрыгнул вниз и исчез в толпе. Лорла видела все это, как в тумане. Время стремительно уходило.
      Она должна была что-то сделать.
      И она побежала. Она спрыгнула с помоста и стала пробиваться сквозь толпу, процарапывая себе дорогу обратно в собор. Далеко позади раздался оклик Эррита, отчаянный и недоумевающий. Началась суматоха, толпа, стоявшая вокруг помоста, разразилась криками. Лорла попыталась не обращать на это внимания. Она отключилась от всего, сосредоточив все силы на одной задаче: добраться до большого зала. Она снова услышала голос господина, который гневно на нее кричал, и снова подавила порыв по слушаться. Внезапно она возненавидела господина. Отец Эррит был к ней добр. И Редрик Бобе это знал. Он плакал, и она это видела!
      - Пропустите меня! - закричала она, пробиваясь сквозь толпу.
      Ей необходимо было добраться до собора и как-то остановить то, что она сделала. Несколько семей, ожидавших у ворот собора, стояли у нее на дороге. Она пробралась между ними по-собачьи, пробежала у них между ног и ворвалась в пустой собор. Ее сердечко отчаянно колотилось.
      "Почти пришла".
      Перед ней раскинулся большой зал. Лорла поспешно вбежала в него - и увидела там Дараго, любующегося своей поразительной росписью.
      - Скорее, мастер Дараго! - крикнула Лорла, бросаясь к модели собора. Уходи отсюда!
      - Что? - потрясение воскликнул Дараго. - Что такое?
      - Уходи, и все!
      Лорла потянулась к архангелу и попыталась его сдвинуть. Однако фигурка отказалась менять положение. Там, внутри модели, слышался безжалостный гул.
      - Сдвинься! - закричала она на ангела. - Ну пожалуйста!
      - Лорла, что ты делаешь? - возмутился Дараго, подбегая к ней.
      Лорла бессильно расплакалась.
      - Уходи! - крикнула она. - Я не могу его остановить! Дараго схватил ее и поволок от модели. Лорла вырывалась и яростно кричала:
      - Прекрати!
      Высвободившись, она снова бросилась к своему подарку. И тут, всего в дюйме от ангела она увидела ослепительную вспышку.
      Сильный взрыв раскатился по площади Мучеников, оглушив толпу. Эррит, закрыв уши ладонями, смотрел, как огненный шар пожирает его собор. Ударная волна налетела безжалостным ураганом, пытаясь сорвать с него облачение. Вокруг него отчаянно кричали священники и миряне: на них дождем посыпались куски горящего металла. Огромный металлический шпиль со стоном накренился на ослабевшем фундаменте, грозя рухнуть. Сквозь расколовшиеся витражи вырывались густые клубы чернильного дыма. Площадь Мучеников огласилась хором отчаянных криков.
      Эррит упал на колени. Горячий свет гибнущего собора обжег его синие глаза. Он отвернулся, закрыл лицо ладонями и с ужасающей уверенностью понял, что Лорла мертва. И все, что пришло ему в голову, - это одно слово, имя, которое преследовало его весь прошедший год. Отчаявшийся Эррит с рыданием произнес имя своего рокового противника:
      - Бьяджио...
      38
      В обществе королевы
      За день до отплытия на Кроут королева Джелена вызвала Ричиуса к себе на остров Харан. С ним были Пракна, а также Симон и Шайа: теперь она была заместителем Ричиуса, и ей предстояло играть важную роль во вторжении на остров Бьяджио. Пракна сам управлял лодкой, которая доставила их на остров королевы. Впервые за все это время Ричиус уехал с Каралона, и ему было странно снова оказаться на Харане.
      Отправив Шани к Дьяне на выделенном Пракной корабле, Ричиус тосковал. С ним был Симон, и у него было много работы, но он скучал по дочери. И по жене. Отчасти поэтому он предвкушал встречу с Джеленой. Она была молода, как Дьяна, и порой напоминала ему жену. Безмолвно шагая ко дворцу, Ричиус вспоминал давние слова Маруса. Джелена действительно оказалась необыкновенной женщиной.
      Королева пожелала узнать, что намерены предпринять ее подданные. Завтра им предстоит отправиться в долгое плавание к Кроуту. Пракна сказал Ричиусу, что королева нервничает. Ричиус понимал, что у нее есть на это все основания. Его армия усердно училась, но по-прежнему не имела боевого опыта, и Ричиус не знал, как эти ребята покажут себя в настоящем бою, хотя и не намерен был делиться своими опасениями с королевой. И все же он сам удивлялся, с каким нетерпением ждет начала кроутской кампании.
      Он предпочел бы иметь больше времени на разработку и подготовку операции, но корсары Пракны начали уставать. Им нужен был порт поблизости от империи, чтобы совершать на нее набеги, а Кроут идеально для этого подходил. Там было очень тепло и совсем недалеко до Черного города. На острове не было крупной армии - по крайней мере если верить Симону. Ричиус посмотрел на шагавшего рядом с ним нарца. Симон нес несколько скатанных в трубку листов пергамента - комплект карт, над которыми он работал уже много дней. По настоянию Ричиуса он перенес на бумагу все, что знал о берегах и реках Кроута, а также начертил план дворца Бьяджио. Ричиуса поразило, сколько Симон знал об острове. И шпион не скрывал никаких подробностей, что несколько умерило всеобщую подозрительность.
      Но не подозрительность Пракны. Командующий флотом не скрывал своего презрительного отношения к Симону. Для Пракны Симон был не только нарской свиньей, но еще и предателем. Лисский командующий пристально наблюдал за Симоном при каждой встрече с ним, а когда они спорили (что случалось часто), открыто высказывал свое мнение. Однако у Симона была шкура григена - оскорбления скатывались с него словно капли весеннего дождя. И Симон переменился. Он перестал извиняться за свое пестрое прошлое и стремился к единственной цели. Единственное желание владело им - спасти Эрис от Бьяджио.
      Когда группа приблизилась к дворцу, Симон замедлил шаг, разглядывая жилище Джелены и изумляясь водяным воротам. Огромный струящийся портал встретил их словно теплая улыбка. Позади замка садилось солнце. Его красные лучи рассыпались по воде разноцветными искрами.
      - Как красиво! - сказал Симон. - Это как сон!
      - Вот что вы, свиньи, пытались разрушить, - бросил Пракна.
      Он быстро прошел мимо Симона и направился к арке.
      У водной преграды их встретили два телохранителя Джелены. С ними разговаривал один только Пракна. Они вежливо поклонились и провели посетителей в комнату, которой прежде Ричиус не видел: это был зал советов, расположенный у западных ворот. Королева Джелена уже находилась там и сидела во главе длинного стола. Для гостей были приготовлены кубки с вином и несколько блюд с закусками. Из многочисленных окон открывался великолепный вид на заходящее солнце. Молодая королева встала, приветствуя вошедших.
      - Рада вас "видеть, друзья мои! - проговорила она, обнимая сначала Пракну, а за ним и Ричиуса, которого она к тому же одарила нежным поцелуем.
      Ее ласка заставила Ричиуса смущенно покраснеть, но была ему приятна.
      - Джелена, - с улыбкой сказал он, - я тоже рад снова вас видеть.
      В ее глазах горела плохо скрытая любовь. - А я - вас, - сказала она.
      Королева знаком отпустила охранников. Взяв Ричиуса за руку, Джелена повела его к столу.
      - Прошу всех садиться, - сказала она остальным.
      Ричиуса она усадила рядом с собой. Пракна поспешно занял место по другую ее руку. Шайа, как ей и положено, уселась рядом со своим командующим, Пракной, а вот Симон остался стоять.
      - Королева Джелена, - сказал он, - я - Симон Даркис. - Он отвесил ей ловкий поклон. - Я горд встречей с вами.
      - Да, - отозвалась королева, - нарский шпион. Добро пожаловать, Симон Даркис. Я особо благодарю тебя за приход.
      Они неуверенно посмотрели друг на друга. Ричиус ощутил между ними невидимую преграду. По-своему Джелена ненавидела нарцев не меньше, чем Пракна. Однако она лучше скрывала свои чувства, и когда она протянула Симону руку, тот поцеловал ее словно аристократ.
      - Садись, Даркис, - проворчал Пракна. - У нас деловой разговор.
      - Вот почему я здесь, - проговорил Симон. Не замечая Пракну, он обращался непосредственно к королеве. - Спасибо вам, миледи, за то, что вы позволили мне вам помогать.