Симон вскинул руки, шутливо показывая, что сдается.
      - Ладно. Как я уже сказал - я не хочу тебя обидеть. Но ты слоняешься по замку с таким видом, словно на тебе лежит груз всего мира.
      - Ты даже себе не представляешь, - тихо проговорил Ричиус.
      - Возможно. Почему бы тебе меня не просветить?
      - Спасибо, нет. Это личное.
      - Возможно, нам предстоит долго быть вместе, - сказал Симон. - Я уже кое-что рассказал тебе о себе, о том, почему дезертировал. Теперь твоя очередь.
      - Мы с тобой не в игры играем, Симон. Я не обязан ничего тебе рассказывать. Симон ухмыльнулся:
      - Знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя, Вэнтран?
      -Что?
      Симон откинулся назад, устраиваясь поудобнее.
      - Тебе по-настоящему надоело жить с трийцами. Это заметно. Тебе хочется снова оказаться в Наре, среди своих. И ты не можешь не гадать о том, что сейчас происходит в Арамуре, правда? Я это знаю, потому что у меня самого те же мысли. Мне тоже хотелось бы знать, что происходит в империи, а особенно дома, в Дории. Но я оставил все это позади. А ты не оставил. Не желаешь оставить.
      - Не могу, - возразил Ричиус. - Ты ведь не король Дории, Симон. Ты не бросил людей на смерть. В глазах Симона загорелся пытливый огонь.
      - А ты бросил?
      Это был ужасающий вопрос. Ричиус отвернулся, глядя на землю и недбеденный кусок лепешки.
      - Да, - прошептал он. - Я оставил там жену. Ты уже это знаешь. Блэквуд Гэйл ее убил. Гэйл и Бьяджио. - Он закрыл глаза, и перед ним предстало ее лицо. - Ее звали Сабрина.
      - Она была очень красивая, - сказал Симон. - Об этом слышали все, кто служил с Гэйлом. То, что он с ней сделал, - это варварство. Мне очень тебя жаль.
      - Убийство совершил Гэйл. Теперь он погиб. И, благодарение Богу, от моей руки. Но не тот второй дьявол, Бьяджио. Именно он отдал такой приказ. Они с Аркусом отдали Арамур Талистану. - Ричиус поднял взгляд на Симона и увидел его полное печали лицо. - И я не могу с этим жить. Вот что ты видишь, глядя на меня, Симон. Это не грусть. Это месть.
      - Как я уже сказал, мне тебя жаль, - повторил Симон. Как это ни странно, при этом он посмотрел на дерево. - Месть - это страшная штука. Она пожирает человека. И если ты это допустишь, она пожрет и тебя.
      - Это уже случилось, - признался Ричиус. - Я не могу думать ни о чем, кроме мести Бьяджио. А потом - об Арамуре. Я поклялся, что когда-нибудь его освобожу, снова верну себе.
      Симон насмешливо хохотнул:
      - Это серьезная клятва, Вэнтран. Тебе следовало бы поосторожнее относиться к клятвам. Делай их маленькими, чтобы не умереть, пытаясь их сдержать.
      - Я сдержу ее, - совершенно серьезно сказал Ричиус. - Я знаю, что это кажется невозможным, но я ее сдержу. Когда-нибудь. - Он пожал плечами. Как-нибудь.
      - С этой клятвой тебе придется умереть, - пообещал ему Симон. - Ты не представляешь себе, с чем пытаешься бороться. Ты когда-нибудь бывал в Наре?
      - Меня там короновали, - ответил Ричиус. - Я виделся с императором.
      - Правда? Тогда у тебя должно было бы хватить ума, чтобы понять, с чем ты имеешь дело. Нар ведь не просто армия или нация. Нар - это даже не легионы. Это образ жизни. Вот что такое Черный Ренессанс, Вэнтран. Он похож на живое существо. И никто не может его остановить. А тем более ты. - Лицо Симона помрачнело. - Один человек просто не может что-то настолько сильно изменить.
      - Они промывают мозги вам, легионерам. Они заставляют вас думать, будто без них вы ничто. Но ты ошибаешься. Один человек может все изменить, и очень сильно. Я уже это доказал. И я по-прежнему не буду давать империи покоя, и когда-нибудь я освобожу Арамур. Вот увидишь.
      - Один человек против Нара - это сухой листок, Вэнтран. Ты просто слишком молод и наивен, чтобы это увидеть. Может быть, когда-нибудь ты поймешь.
      Ричиус понял, что этот спор бесплоден, так что он молча оторвал еще кусок лепешки и запихнул его в рот, запив глотком воды. Тут он заметил, что Симон перестал есть. Нарец задумчиво смотрел на дуб, на огромную рану в стволе дерева, и его взгляд был отрешенным, словно он смотрел сквозь дуб на что-то невидимое Ричиусу.
      - Симон! - окликнул его Ричиус. - Ешь.
      Симон встал. Он подошел к тому месту, где бросил свой топор, и, подняв инструмент, перевел взгляд с его острого лезвия на обнаженное брюхо дерева.
      - Можешь есть дальше, - сказал он. - А мне надо срубить дерево.
      15
      Сирота
      Их называли "Локвальские горы" - и они были великолепны. Высокие и зеленые, плодородные и безмятежные, они славились по всей империи не только своей растительностью и мирной музыкой, но и тем, что за ними скрывался величайший город из всех когда-либо построенных. Только обладатели огромных денег, которых хватает, чтобы нанять корабль, могли попасть в столицу империи, не переходя Локвальские горы. Все остальные, кто совершал паломничество в столицу Нара - Черный город, - пересекали Локвалу. И при этом они шли на риск, ибо никто не мог увидеть эти горы, не изменившись навечно.
      Локвальские горы были раем. Именно их художники и поэты Нара называли самым великолепным местом империи, оазисом природы, не тронутым расположенным за ними металлическим городом. В Локвальских горах не чувствовалась едкая вонь столицы, не слышался гул плавилен, где делали медь и чугун. Это был идеальный уголок, не тронутый человеком, - и таким его сделал указ последнего императора Нара, того, который назвался Аркусом Великим. Этот император был неравнодушен к розам и питал неукротимую жажду прекрасного, и хотя он любил механическое чудовище, воздвигнутое им на берегах моря Дхун, он оставался прагматиком и понимал, что аристократам Нара, живущим в Черном городе, будут надоедать башни и уличные нищие и они начнут томиться по свежему воздуху и высоким деревьям. Локвальские горы оставались нетронутыми в течение многих поколений, и порубка дерева или мусор на дороге по-прежнему считались серьезными преступлениями, за которые полагалась смертная казнь. Даже архиепископ Эррит, ставший фактическим правителем Нара после смерти Аркуса, соблюдал этот закон. Говорили, что Эррит считает Локвалу святым местом, которое сам Господь приказал Аркусу оставить нетронутым. Ни один житель Черного города, будь он верующим или сторонником прежнего порядка, не собирался ставить под вопрос этот указ. Локвальские горы принадлежали всем, и большинству людей было достаточно просто знать, что они существуют.
      Сидя на спине своего пони, Лорла протянула руку и сорвала с ветки сухой лист. Она знала о правилах Локвальских гор, но решила, что один лист роли не играет. И к тому же лист был сухим, как и все листья в это время года. Он захрустел у нее между пальцами, и это ее немного развлекло. Локвала была прекрасна, но Лорла ехала по горам уже целый день, и ей надоели склоны и заросшие деревьями дороги. Фантом - пони, на котором она приехала из Гота, - спокойно рысил вперед, следуя за кавалькадой. Впереди на черном боевом коне ехал суровый Энли. В последние недели он стал очень замкнутым, и Лорла перестала его понимать. Он по-прежнему был по-своему, немного нетерпеливо, добр к ней, но почти перестал с ней разговаривать. После отъезда с Драконьего Клюва Энли сильно изменился. Теперь он был возбужден, сух и раздражителен со своими людьми, которые вплотную окружали его, держа наготове арбалеты.
      Лорла скучала по Драконьему Клюву. Ей не хватало Нины, множества книг и отдельной спальни. Ей не хватало прогулок по Красной башне и недолгой дружбы с дочерью герцога, но больше всего ее удручало, что у нее нет места - никакого места, - которое она могла бы назвать домом. Дорога с Драконьего Клюва оказалась долгой. Когда попадались гостиницы, Энли платил за ночлег и постели и их хорошо кормили, но даже хорошие дороги в Наре были опасны и утомительны и совсем не подходили для такой маленькой девочки. В последнее время Лорла видела себя именно так - как маленькую девочку. Несмотря на свой почти взрослый возраст, она оставалась всего лишь ребенком, простой пешкой в игре, которую вел ее Господин. Энли уже сказал ей, что она должна будет говорить и делать, когда они приедут в Черный город. А когда она спросила, сможет ли снова увидеть военные лаборатории, он сделал ей выговор.
      - Ты не должна даже упоминать о военных лабораториях, - решительно заявил он. - Забудь, что ты вообще о них знаешь. Теперь ты - Лорла Лон с Драконьего Клюва. Сирота. Помни о Господине, Лорла. Он на тебя рассчитывает.
      Они все теперь на нее рассчитывали, и это давило на нее тяжелым грузом. Даже Нина и та на нее рассчитывала. Дочь герцога поцеловала ее и обняла на прощание, но только после того, как сказала, что Лорла должна добиться успеха. На Драконьем Клюве теперь шла война. И Господин на нее полагается.
      Господин. Всегда Господин.
      Лорла никогда не встречалась с графом Ренато Бьяджио, но у нее не было никого, кто больше походил бы на отца. Именно его голос она слышала, когда задумывалась о себе, это его приказы звенели у нее в ушах, словно церковные колокола. В военных лабораториях ее приучили думать, что Бьяджио - это источник всех знаний и всего блага и что он очень сильно ее любит. И Лорлу удивляло, что сама она тоже любит Бьяджио. По крайней мере она предполагала, что это именно любовь. На самом деле она точно не знала, какой бывает любовь. Однако когда она думала о Господине, то испытывала страх и нечто похожее на благодарность за то, что по его приказу ее сделали особенной. Это не могла не быть любовь!
      Герцог Энли мало рассказывал ей о том, что происходило на Драконьем Клюве, но Л орла смогла сама догадаться. Сложить полную картину было несложно, и уклончивость Нины только помогла Лорле заполнить пробелы. Герцог ненавидел своего брата. Герцог наполнил свой дворец и его округу солдатами. А теперь они едут в Нар, чтобы попросить епископа о помощи и выпросить в Черном городе солдат. Какой бы хитроумный план ни привел в действие Господин, Лорда твердо знала, что Драконьему Клюву уже не стать прежним. Два ответвления теперь воевали. Она даже подслушала, как люди Энли говорили, что Энеас мертв. Лорла пыталась угадать, жалеет ли Энли о брате. Однако Энли молчал. Он передал ей приказы Бьяджио и больше ничего не добавил.
      Лорла насупилась. Энли ехал спиной к ней - в последнее время она видела только его спину. Она пыталась быть хорошей гостьей, однако он ею пренебрег. Ей было больно гадать, что именно он о ней думает. Однако она молчала и не пыталась привлечь к себе внимание герцога. Это было бесполезно. Герцог Энли замкнулся в своем мрачном мире. Даже его люди не могли с ним разговаривать. Он был на удивление печален.
      Имея в качестве компании только своего пони, Лорла ехала в самом конце кавалькады и разглядывала деревья. Скоро покажется столица Нара. Прошло уже много-много месяцев с тех пор, как Лорла покинула свою комнату в военной лаборатории и стала жить в Готе. Она вытянула шею, пытаясь проникнуть взглядом за вершины, но пока не было видно даже малейших признаков Черного города.
      Но одной мысли о том, что Нар близко, было достаточно, чтобы она держалась. Ей не терпелось закончить путь. Герцог Энли обещал, что Эррит будет ее холить и лелеять. Он заверил ее, что епископ не сможет перед ней устоять. Это утверждение ее смутило. Неужели она настолько прекрасна? Или слуги Бьяджио из лабораторий создали ее специально для Эррита? Лорла чуть вздрогнула, испугавшись за себя. Она слышала, что Эррит - ненасытное чудовище. Лорла вдруг испугалась, не распространяются ли его аппетиты на маленьких девочек.
      В конце дня, когда солнце стало садиться, а в воздухе почувствовалась прохлада, герцог Энли впервые за много часов заговорил, заставив свой отряд остановиться. Скоро должно было стемнеть. Пора было разбивать лагерь. Герцог помог своим солдатам снять припасы с вьючных лошадей, пока другие его люди разжигали огонь у дороги на поляне, где можно было переночевать. Лорла, которая уже успела хорошо узнать распорядок, развернула свою постель у огня, а потом ушла в лес, чтобы помочь набрать хворосту для горящего всю ночь костра. Адъютант герцога Фарен приготовил обед и, пока люди ели, развлекал их малоприличными шутками. Фарен был человеком простым, и Лорле он нравился. А еще он был человеком опасным, красивым и даже немного заносчивым. Однако по отношению к ней он был добр и щедро оделял ее водой и едой. Этого было достаточно, чтобы Лорла не боялась спать рядом с ним. Она никогда не ложилась рядом с герцогом, потому что Энли держался особняком даже на привалах и никогда не приближался к остальным. Этим вечером герцог поел один: он ушел со своей жестяной тарелкой в сторону и устроился под низкими ветвями темного дерева, рассеянно слушая смех своих людей. Лорла украдкой поглядывала на него во время еды: ей было его жалко. Как быстро он растерял веселые искры, которые горели в его глазах, когда они впервые встретились! Теперь глаза у него были мертвыми. А еще он быстро худел и почти не прикасался к еде. И по утрам он неизменно вставал первым, словно радовался возможности сбросить беспокойный сон. Его люди не решались шептаться у него за спиной, но Лорла знала, что они заметили происшедшие в нем перемены.
      После еды солдаты остались у огня за разговорами. Лорла сидела с ними и молча слушала. При этом она думала о Черном городе и своем новом доме у Эррита. Энли ушел пройтись в одиночестве и вернулся только через час. В свете костра его лицо казалось пепельно-серым. Лорла смотрела на него через дым.
      - Лорла, - мягко сказал он, - иди сюда.
      Лорла послушалась и встала, стряхивая грязь с одежды. Фарен и солдаты проводили ее взглядами, а потом быстро вернулись к разговору. Герцог протянул Лорле руку. Она оказалась большой и холодной, и Лорла приняла ее с опаской.
      - Пройдись со мной, - сказал он, уводя ее от света. Лорла попыталась улыбнуться, но не смогла. Они ушли в темноту под ветвями берез. Энли приостановился и посмотрел в небо, на кроваво-красную луну. В лунном огне его рыжая борода и красные губы словно пылали. Он крепко стиснул Лорле пальцы.
      - Завтра мы будем в городе, - сказал он. - Я передам тебя Эрриту, и мы больше не увидимся. Лорла кивнула:
      - Знаю.
      - Ты делаешь очень важное дело. Не забывай об этом.
      - Не забуду.
      Герцог улыбнулся ей с высоты своего роста.
      - Знаю, что не забудешь. Все, что я о тебе слышал, оказалось правдой. Ты очень необычная девочка, Лорла. А теперь ты сделаешь очень необычное дело. Возможно, ты не понимаешь всего, что требует от тебя Господин, но тебе дали очень важное поручение. То, что ты сделаешь в эти следующие недели, войдет в историю.
      От груза этих слов у Лорлы подкосились колени.
      - Я сделаю, что смогу, герцог Энли. Спасибо вам.
      - Так ты знаешь, что делать?
      - Да, - ответила Лорла.
      Они говорили об этом уже раз десять. Она - Лорла Лон, осиротевшая из-за войны на Драконьем Клюве. Герцог Энеас напал на них. Ее родителей убили люди Энеаса. И теперь, чтобы выжить, ей нужна помощь Эррита. Если Энли правильно оценивает ситуацию, епископ не сможет перед ней устоять.
      - Сколько до твоего дня рождения? - натаскивал он ее.
      - Две недели.
      - А как называется улица, где живет игрушечных дел мастер?
      - Высокая, - ответила она. - На углу, рядом со свечной лавкой.
      Энли вздохнул.
      - Хорошо. - Он медленно отпустил ее руку и уставился в небо. - Тебе только надо сыграть свою роль, - продолжал он. - Эррит тебя полюбит. Бьяджио прав. Он знает епископа лучше, чем все мы, и у него есть шпионы. Войди Эрриту в доверие. Заставь его отвести тебя к игрушечных дел мастеру. Остальное сделает Бьяджио.
      - Я все сделаю, - пообещала Лорла.
      - Я тебе верю, - сказал герцог. - Правда. - Он снова вздохнул. На этот раз вздох был громким, и слышать его было мучительно. Энли опустился на одно колено прямо на грязную землю и взял Лорлу за плечи. Его огромные руки обхватили ее, словно он был питоном, однако его прикосновение оказалось мягким и бережным. - Я хочу кое-что тебе сказать, - проговорил он. - И я прошу тебя внимательно меня выслушать. Это нечто, что ты имеешь право знать.
      Лорла напряглась:
      - Да, герцог Энли?
      - Я хочу, чтобы ты услышала правду, - сказал герцог. - Мою правду. Я хочу, чтобы ты меня выслушала. Ты сделаешь это ради меня?
      - Конечно, - ответила Лорла. - Вы можете рассказать мне все, что угодно. Я умею хранить тайны.
      - Да, умеешь. И слушай внимательно, потому что это будет тебе полезно. Ты должна знать, что я убил моего брата.
      - Я догадалась, - сказала Лорла. - Не сомневаюсь, что у вас были причины.
      - Очень веские причины, - подтвердил Энли. - Или так я считал. Но сейчас важно только то, что Энеас мертв и что я веду войну за Драконий Клюв. Бьяджио мне помогает. Но я не смогу выиграть эту войну, если ты мне не поможешь, Лорла. Если ты потерпишь неудачу, я потеряю Драконий Клюв, а война не кончится. Умрет много людей. Ты это понимаешь?
      - Нет, - честно призналась Лорла. - Я ничего не понимаю. И никогда не понимала. Я просто делаю то, что мне велят. - Она отвернулась, чтобы не встречаться взглядом с герцогом. - Мне это противно. Мне противно быть такой, какая я есть. Мне противно быть орудием для вас и Господина. Я...
      Она замолчала. Как ей сказать герцогу, что она одинока? Он просто над ней посмеется.
      - Что, Лорла? - спросил герцог. - Скажи мне. Лорла наконец посмотрела на него.
      - Герцог Энли, я сделаю то, чего от меня ждут, потому что я хочу сделать как лучше для вас и для Господина. И потому, что я ничего другого не могу сделать. Что-то мешает мне даже подумать об этом. - Она почувствовала поднимающуюся волну эмоций и испугалась, что вот-вот расплачется. - Я пойду к Эрриту и заставлю его меня полюбить. Если этого хочет Господин, я сделаю это ради него.
      - Лорла, даю тебе слово: это больше, чем просто желание Бьяджио. И это больше, чем мое желание. От тебя зависит судьба всей империи.
      Лорла кивнула, надеясь, что не заплачет:
      - Да. Я все это знаю.
      - Ах, дитя...
      - Я не дитя! - вспылила она, резко отстраняясь от него. - Мне шестнадцать. Я почти женщина.
      - Женщина в теле ребенка, - поправил ее герцог. - Тебя растили для этой минуты. Все именно так, как тебе говорили в военных лабораториях: ты особенная. - Он протянул руку и погладил ее нежные волосы. Этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы у Лорлы полились слезы. - Не забывай об этом, - вздохнул герцог. - Не забывай своей задачи и того, кто ты такая. Ты нужна Господину. Ты нужна Нару.
      - Это так много! - всхлипнула Лорла. - Наверное, слишком много.
      - У тебя маленькие плечики, но сильные, - с улыбкой пошутил герцог. Я знаю, что ты справишься.
      - Мне страшно.
      - Это нормально, - отозвался Энли. Его голос понизился до шепота. Сказать по правде, мне тоже бывает страшно. Однако это не делает нас менее храбрыми. Мы делаем то, что должны.
      Он отвел прядь волос у нее со лба. Лорла закрыла глаза и прерывисто вздохнула. Ее окружило множество лиц: ласковая улыбка герцога Локкена и губы его жены, Карины. Она подумала про Гот, уничтоженный Эрритом, и про свою новую подругу Нину, по которой она скучала, как по давно утраченной сестре. Ей хотелось, чтобы они все ею гордились - даже призраки.
      - Я сделаю то, что ждет от меня Господин, - решительно объявила она. Я не подведу вас, герцог Энли.
      - Я это знаю. Я очень в тебя верю, как верит и твой Господин. - Герцог Энли снова взял ее за плечи, но крепко, так что она не могла вырваться. - Я был не слишком гостеприимным хозяином. Извини меня за это. Ты заслужила лучшего. Но у меня столько дел, просто хоть разорвись на части. - Он слабо улыбнулся. - Я буду по тебе скучать, Лорла.
      - Правда? Энли кивнул:
      - Я ведь не такой уж злодей, правда? Пожалуйста, скажи мне, что это не так!
      - Совсем не так! - засмеялась Лорла. - Вы выполняете поручение Господина. Как вы можете быть дурным человеком?
      Лицо Энли посерело. Его руки упали с плеч Лорлы и бессильно повисли вдоль его тела.
      - Конечно, - мрачно произнес он. - Поручение Господина...
      И в это мгновение их обволокла ночь: луна скрылась за облаком.
      - Эррит - сущий дьявол, - проговорил Энли, глядя на небо. - Помни это. Каким бы добрым он ни был к тебе, помни, что он собой представляет. Этот совет - единственная защита, которую я могу тебе предоставить.
      - Я буду это помнить, - пообещала Лорла. - Спасибо.
      Она задумчиво рассматривала герцога, и казалось, что ее взгляд его не раздражает. Возможно, герцог даже не замечал его. Он был поглощен созерцанием звездного неба. Завтра они приедут в столицу, и она наконец увидит этого странного епископа, и если получится, то совратит его и украдет его сердце. Но от этого ее отделяют долгие часы, а ночь и луна словно сговорились растянуть время, так что завершение ее задания казалось делом бесконечно далеким. Сегодня она будет спать и стараться вспомнить как можно больше из своей старой жизни. А утром она умрет и возродится.
      В Соборе Мучеников, на высокой башне, откуда видны были улицы города, архиепископ Эррит неподвижно лежал на кровати, устремив взгляд в потолок. Утреннее солнце струилось сквозь огромное окно, согревая атласные простыни. На груди архиепископа лежала открытая священная книга, медленно поднимавшаяся и опускавшаяся в такт его дыханию. Архиепископ хрипел, с трудом засасывая воздух в легкие. У его постели стоял высокий изогнутый аппарат из серебристого металла, в рамке которого была установлена перевернутая бутылка с голубой жидкостью. От бутылки отходила трубка, змеившаяся от аппарата к кровати. Трубка заканчивалась блестящей иглой. Игла заканчивалась в руке Эррита.
      Пока жидкость по капле входила в вену епископа, он лежал неподвижно. Время от времени он сжимал и разжимал кулак, торопя процесс. Глаза у него горели, словно в них плескали кипятком. Все тело, казалось, разрывается на части, словно расколотое пополам мощным снадобьем, разливающимся по венам. Но архиепископ Нара, несмотря на раздирающую его боль, не издавал ни звука. Это была радостная мука, которую легко было выносить. И она медленно-медленно возвращала его к жизни.
      Дьявольский дар Бьяджио не оказался ядом, как того опасался Эррит. Он был именно тем, что обещал Никабар, - очень сильным раствором снадобья Бовейдина. В соответствии с предостережением Никабара, Эррит собственноручно приготовил раствор, разбавив жидкость водой до приемлемой концентрации. Теперь это станет еженедельным ритуалом. Как это было до того момента, когда ему удалось победить свое пристрастие. Но было так приятно снова ощутить в себе жизненные силы! Эррит закрыл глаза, испытывая ненависть к самому себе. Бьяджио был хитрым дьяволом. За все годы, когда они вместе служили Аркусу, Бьяджио ни разу открыто не выступил против Эррита, даже когда епископ нашептывал проклятия на ухо императору. Однако их взаимная ненависть выросла и набрала мощную силу. Эрриту казалось, что он одерживает верх над Бьяджио. И теперь, лежа в кровати и наслаждаясь злобным даром графа, он испытывал на этот счет сомнения.
      Однако у него есть время. Время, чтобы подумать. И составить планы. Маленькая бутылочка, которую привез ему Никабар, не опустела еще и на треть. Он может заполучить новую. Бьяджио рвется на переговоры. Эррит пообещал себе, что будет торговаться с этим животным. К тому времени, когда пузырек опустеет, он заполучит новую порцию. Если Бьяджио хочет снова слиться с Наром, ему придется поделиться своим драгоценным снадобьем.
      - Не один только ты умник, - прошипел Эррит. - Я тоже умею играть.
      Эта игра была для Эррита и важной, и опасной. Он не был стратегом или шпионом. Однако он долгое время прожил в Черном городе и ощущал биение его жизни. Он не был лишен влияния. Губы епископа изогнулись в легкой улыбке. Снадобье пылало в его жилах. Однако он терпел боль, наслаждался ею, ощущая, как средство Бовейдина творит чудеса с его суставами, зубами и мышцами, делая их прочнее и сильнее, возвращая молодость и останавливая ход времени. Его глаза уже вновь обрели прежнюю яркость. Теперь, глядя в зеркало, он снова встречал в нем взгляд двух ярко-лазурных драгоценных камней.
      "Я силен, - мысленно говорил себе епископ. - Я достаточно силен и становлюсь еще сильнее".
      Он не отдаст Нар Бьяджио. Это исключено - после всего, что ему пришлось перенести.
      Снадобье медленно текло по трубке, неспешно вливаясь в его кровоток. Эррит открыл глаза и устремил их на бутылку с голубой жидкостью. Она уже почти опустела. Он содрогнулся, пытаясь овладеть собой. Эти процедуры бывали невыносимыми, а он вернулся к ним совсем недавно! Теперь он перестал испытывать безумную тягу к снадобью и вновь обрел аппетит. Он, словно атлет, мог опустошить все выставленные на стол блюда - и в желудке еще оставалось места для десерта. В прежнем Наре он славился своей тучностью, но отказ от снадобья заставил его похудеть. Он был старше и не мог поспорить с Бьяджио красотой, но для победы над Черным Ренессансом нужна сила, а не красота. И теперь сила вливалась в него. Порочная жизненная сила, созданная Бовейдином в пробирке.
      За окном вставало солнце. Скоро его кожа снова превратится в лед, и он будет жаждать солнца, словно цветок. Изменится не только цвет его глаз: его плоть заледенеет, и ни один живой человек не сможет вынести его прикосновения. Не то чтобы это имело значение. Это было одной из великих жертв, которые он принес Небесам - отказ от контактов с другими людьми. Ему свойственны были все мужские желания, однако он обладал невероятной способностью их сдерживать, и хотя хорошенькие раскрашенные дамочки Нара заставляли его сердце биться быстрее, он умел подавлять свою похоть. Он выполнял волю Господа. Он заботился о детях из сиротского дома и распространял Слово. Ему не нужны были плотские утехи, столь слабые и преходящие. В юности, до того, как он услышал зов Небес, он искал в городе женщин, утоляя свои аппетиты с рабынями и шлюхами, но Бог спас его от этого. Его тело было теперь чистым, не тронутым болезнью. Как и его разум.
      По большей части.
      Он по-прежнему думал о Готе, особенно когда снадобье обжигало его сильнее всего. И Бог по-прежнему дразнил его недомолвками. Он думал и о Кае, и о чудовищном горе полковника, которое грозило раздавить его, словно на наковальне. Пути Господни неисповедимы, но знаки Небес несомненны. В душе Эррит твердо знал, что дело, которое он совершил, было необходимо. Однако совесть по-прежнему не давала ему покоя, порой ее крик был настолько громким, что его не могли заглушить даже объятия наркотика.
      "Почти все", - думал он, глядя, как из бутылки вытекают последние капли светлого раствора. Новая процедура понадобится ему только через неделю. Бовейдин действительно смог сделать снадобье очень концентрированным. Эррит сжал пальцы. Они казались толще, чем всего несколько дней тому назад, словно на них появился новый слой мускулов.
      Стук в дверь вывел Эррита из грез. Он затаил дыхание, злясь, что ему помешали. Он все еще оставался в ночной сорочке и отдал строгое приказание, чтобы его не беспокоили. Если это Форто...
      - Что такое? - гневно крикнул Эррит в сторону двери.
      Створка очень медленно открылась. Отец Тодос виновато просунул в комнату голову, стараясь не смотреть на отвратительную картину на кровати.
      - Простите, Ваше Святейшество, - пролепетал он. - Но... к вам посетители.
      - Посетители? И что?
      - С Драконьего Клюва, Святейшество. Герцог Энли. Он говорит, что ему немедленно нужно поговорить с вами. Он настоял...
      - Посмотри на меня, дурень! Я не в состоянии заниматься этим!
      Тодос вошел в спальню и закрыл за собой дверь. Эррита поразило подобное нахальство. Не поднимая головы, священник объяснил свой поступок:
      - Я очень сожалею, Ваше Святейшество, но герцог Энли упорствовал. Он умоляет, чтобы вы немедленно его приняли. На его земле война.
      Слово "война" заставило Эррита резко сесть.
      -- О чем ты? - вопросил он. - Какая война? Тодос пожал плечами:
      - Не знаю, Ваше Святейшество. Герцог сказал, что будет разговаривать только с вами. Но это очень срочно.
      Эррит снова откинулся на мягкие подушки, заставляя себя успокоиться. Война на Драконьем Клюве назревала уже давно. И то, что она разразилась именно сейчас, когда в империи царит хаос, удивления не вызывало. Энли и его брат вечно досаждали императору. Эррит всегда предчувствовал, что между ними произойдет нечто катастрофическое.
      - Что бы это ни было, - заявил он, - дело подождет, пока я не закончу. - Свободной от иглы рукой он махнул на Тодоса, приказывая ему уйти. - Пойди и скажи герцогу, что я нездоров. Я увижусь с ним, как только смогу.
      Священник встревоженно нахмурился.
      - Как скоро это может быть? То есть что я могу сказать герцогу?
      - Ты хуже заботливой мамаши, Тодос! Изволь дать мне несколько секунд!
      - Да, Ваше Святейшество, простите меня. Я скажу герцогу, чтобы он вас ждал.
      - Убирайся!
      Священник выбежал из спальни, закрыв за собой дверь. Эррит лежал в постели и сыпал проклятиями.
      Чтобы закончить процедуру и восстановить силы, Эрриту понадобилось меньше получаса. Через час он уже полностью облачился и был готов приветствовать герцога Драконьего Клюва. Отец Тодос встретил Эррита у дверей его покоев и сообщил епископу, что герцог дожидается его на первом этаже храма, в одном из многочисленных кабинетов. Передавая Эрриту эти сведения, Тодос уныло смотрел на него, явно поражаясь происшедшей в нем перемене. Эррит улыбнулся и извинился перед своим другом. Он чувствовал себя полным сил, странно возбужденным. Удивительное снадобье в который раз совершило над ним свое чудесное действие.
      Тодос проводил епископа с башни в кабинет, где ждал герцог. Это была богато обставленная комната, большего размера, чем необходимо, с обычным огромным окном и крошечными изображениями священных предметов, расставленными по полкам и книжным шкафам. В кабинете находился письменный стол, которым Эррит почти никогда не пользовался, и несколько жестких стульев. Когда Тодос открыл дверь кабинета, оттуда донесся сладковатый запах кожи. Герцог беспокойно стоял в центре комнаты. Он был с виду усталым и осунувшимся. При нем не было солдат - но он был не один. Рядом с ним на стуле, не доставая ногами до пола, сидела девочка со светлым личиком. Как только Эррит вошел, герцог и девочка устремили на него взгляды.