Джон Марко
      Великий план
      (Нарский Шакал-2)
      Пер. с англ. ТЛ. Черезовой
      Нет, не будет войне конца.
      Потому что теперь в войну вступают новые силы. Новые игроки в смертельно опасной битве за власть над миром..
      Холодный и умный циник Бьяджио по прозванию "Золотой граф", засевший в почти неприступном замке на острове Кроут, плетет интриги...
      Посланник и тайный агент Золотого графа Симон, посланный в Люсел-Лор, готов исполнить свою миссию - похитить дочь Нарского шакала...
      Лихие пираты земли Лис преследуют корабли Нара по всем морям и мечтают о захвате Кроута...
      Война - ПРОДОЛЖАЕТСЯ!
      1
      Свет Бога
      Ночь пульсировала оранжевым огнем.
      Генерал Форто, верховный главнокомандующий легионов Нара, стоял на склоне холма под красными вспышками ракет, на безопасном удалении от обстрела, разрушавшего стены Гота. Ночь была холодная, в воздухе ощущался легкий морозец. В небе и на кончиках ресницах генерала сверкали блестки снега. Порывы ледяного ветра подхватывали ракеты, уносили их за город, изгибали пламенные струи огнеметов. Прожигаемые стены Гота светились расплавленным янтарем, а центре города поднимались дымы пожаров - результат удачных попаданий ракет. Готские лучники стояли на зубчатых стенах и помостах, поливая дождем стрел тысячу легионеров, окружавших город. Высоко в горах пусковые установки запускали ракеты, по полю тяжело катились металлические гусеницы боевых фургонов, превращая почву в полужидкое месиво. Внутри металлических корпусов команды стрелков перекачивали керосин в сопла огнеметов и жгли стойкий камень Гота.
      Боевые машины Нара работали.
      Генерал Форто стянул перчатку и поднял палец, чтобы оценить ветер. Юго-восточный и сильный, решил он. Чертовски сильный. Выругавшись, он засунул руку обратно в металлическую перчатку. Пока не похоже было, чтобы город-крепость был готов дрогнуть под напором войск, и ветры отказывались послушно стихать. Прошло всего несколько часов с начала штурма, а он уже начал испытывать нетерпение. Плохая черта для генерала. Он с раздражением скрипнул зубами и снова стал смотреть, как Гот продолжает противостоять его силам.
      - Ну, сопротивляйтесь, дело ваше, - проскрежетал он. - Скоро мы установим таран.
      Неподалеку на склоне ожидала его приказаний команда кислотометчиков. Они уже несколько часов назад зарядили орудие первой емкостью со смесью Б сразу же по прибытии в город. Форто надеялся, что ветер ему поможет, но тот только усилился, так что стрелять было пока нельзя. На холмах вокруг Гота стояли еще пять таких кислотометов: все были заряжены, все ждали приказа Форто. Форто подул на руки, пытаясь их согреть.
      - Они сильны, - сказал генерал своему адъютанту, стройному и мрачнолицему полковнику Каю. - Я их недооценил. Похоже, у них хватит духу выдерживать осаду. Я считал, что Локкен на такое не способен.
      - Герцог Локкен - человек слабый, - возразил Кай. Голос у него был хриплый, генерал с трудом понимал его речь - результат трийской стрелы, попавшей в горло. - Когда рассветет и он увидит то, что здесь для него приготовлено, он сдастся. - Полковник изобразил одну из своих кислых улыбок. - Я настроен оптимистически.
      - Да, ты можешь себе это позволить, - отозвался Форто. - А я не могу. - Он указал на высокие стены города, густо усеянные лучниками, не обращавшими внимания на обстрел. - Посмотри. Видишь, сколько у него людей? Он может так держаться неделями. А эти проклятые ветра...
      Форто замолчал и вознес мысленную молитву. Эти ветра создал Бог, и он не имеет права их проклинать. Он покаялся в своем грехе, а потом перевел взгляд на гигантский кислотомет. Десять емкостей со смесью Б ждали рядом с магазином, приготовленные к заряжанию. Мехи, которые должны послать емкость в город, были раздуты. Их тугая кожа тихо постанывала. Форто наклонился и поднял одну из емкостей. Солдаты из расчета ахнули и попятились. Генерал поднял емкость выше и стал поворачивать, чтобы разглядеть ее в пульсирующем свете ракет. Цилиндрическая емкость была не больше его головы. Он ощутил, как плещется внутри жидкость. В емкости было две камеры: одна была полна воды, вторая содержала смесь Б, сухие гранулы, синтезированные военными лабораториями. При ударе емкость разобьется, и компоненты смешаются. Остальное довершит даже самый слабый ветерок.
      Теоретически. Смесь Б еще никогда не испытывалась в боевых условиях. Бовейдин сбежал из Нара, не завершив ее разработку, оставив после себя горстку неумех, которым пришлось заканчивать его работу. Смесь А оказалась слишком едкой, так что ее нельзя было транспортировать. Но, по уверениям военной лаборатории, смесь Б получилась идеально. Они проверили ее на пленных, получив превосходные результаты, так что пятидесяти емкостей должно хватить на уничтожение Гота.
      Но для этого ветра должны быть благоприятными.
      Помрачнев еще сильнее, Форто поставил емкость обратно. Как бы ему ни хотелось попробовать действие нового средства, он не мог рисковать и взрывать смесь при таком сильном ветре. Стены Гота, конечно, высоки, но смогут ли они задержать весь газ? И что будет, если какая-нибудь емкость упадет вне стен? Если и существует безопасное расстояние, на котором эти едкие пары не действуют, его пока никто не измерил. Может, Бовейдин его знал, но карлик теперь на Кроуте, сбежал с этим содомитом Бьяджио.
      "Нельзя терять веру", - напомнил себе генерал.
      - Даже если я полечу с драконами и поселюсь в самых темных уголках земли, - произнес он, - то и там Твоя десница поведет меня и Твой свет осветит мне путь. - Форто бесстрастно улыбнулся своему полковнику, который не отличался религиозностью. - Книга Галлиона, - объявил он. - Глава одиннадцатая, стих девятнадцатый. Ты знаешь, о чем тут говорится, Кай?
      Кай остался равнодушным. В отличие от Форто, он следовал эдиктам архиепископа Эррита из одного только долга, без всякого религиозного чувства. Форто безуспешно пытался убедить полковника в реальности Небес, но Кай оставался скептиком. Однако он был верным и талантливым офицером, так что Форто закрывал глаза на его ересь.
      - Они поднимают флаг, - просто сказал полковник Кай. - Вот и все, что я знаю.
      За спиной Кая виднелся город Гот, освещенный ракетами. Его каменные башни по-прежнему вызывающе возносились вверх. А в самом сердце города на крепости Локкена развевался Черный флаг - этот ненавистный символ старого Нара. Теперь подъем такого флага считался преступлением, но Локкен и ему подобные демонстративно игнорировали указы Эррита. Форто не успокоится, пока он не сорвет этот флаг и собственноручно не запихнет его в лживую глотку герцога Локкена.
      После смерти Аркуса и прихода к власти Эррита всем народам Нара разрешили поднимать только один флаг. Это был тот флаг, под которым сейчас сновали люди Форто: яркое золотое поле с восходящим солнцем. Этот флаг придумал сам Эррит. И епископ очень разумно назвал его и благословил, как знак укоризны Черному Ренессансу.
      Флаг назывался "Свет Бога".
      И всякий раз при виде этого флага у Форто перехватывало горло. И теперь, когда его войска окружили огромный город-крепость, его знаменосцы высоко поднимали Свет Бога, и свет ракет падал на него, словно прикосновение небес, и все заблудшие души Гота могли его видеть. Сегодня они подняли свой Черный флаг, сегодня они демонстрировали свою верность мертвому императору и его столь же мертвым идеалам, но завтра, если ветра будут благоприятствовать, Свет Бога навсегда взовьется над Готом.
      - Проверьте азимут, - приказал Форто расчету кислотомета. - Я хочу, чтобы при выстреле не было ошибок.
      Начальник расчета вопросительно посмотрел на своего командира:
      - Мы начинаем стрельбу, сэр?
      - Начнем, - ответил Форто.
      Он прошел к кислотомету и сам проверил установки наведения. Это было для него незнакомым делом, но в простых циферблатах и шкалах разобраться было легко. Небольшой указатель давал оценку расстояния в отрезках по сорок ярдов. Расчет установил его на максимум и поднял дуло вверх, достаточно высоко, чтобы емкости перелетели стены и упали внутри крепости. Форто с любопытством посмотрел на солдат:
      - Ваша оценка, сержант. Сила ветра не слишком велика? Кислотометчик наморщил нос и устремил взгляд в ночь. Снежные заряды летели очень наискось.
      - Трудно сказать, сэр. Емкости тяжелые и должны бы лететь прямо. Но стена чертовски высокая. Лучше бы отвести кислотометы подальше, чтобы было спокойней.
      Форто кивнул:
      - Согласен. Будьте готовы.
      Генерал повернулся и направился к своему боевому коню. Мощное животное, серое в яблоках, было одето в кованую броню. Когда генерал сел в седло, конь недовольно фыркнул. Форто был гигантом, и ему приходилось ездить на гигантских конях. Этот был из Арамура, с мощными ногами. На спине у Форто был боевой топор - единственное оружие, которое он признавал с тех пор, как потерял два пальца. Хотя топор не так точен, как меч, в битве он как минимум столь же действен, а двустороннее лезвие придавало оружию устрашающий вид. Он не надевал шлема, потому что любил слушать звуки битвы и не боялся стрел. По традиции генерал носил черные доспехи, но он знал, что его главная защита - Небеса. Он брил голову и щеки и украшал руки серебряными перчатками, отполированными до зеркального блеска. В его огромном теле не было ни капли жира: оно было заковано в мышцы, словно тело быка. Когда генерал снимал рубашку, его дельтовидные мышцы делали его похожим на расправившего крылья ястреба - или на капюшон кобры. Если не считать самого Эррита, в новом Наре не было человека, который превосходил его властью - и никто не внушал окружающим такого страха.
      Все в Форто казалось нечеловеческим, особенно глаза. Они были тускло-голубыми, словно два помутневших драгоценных камня, без жизни и блеска. Когда он был ребенком, глаза у него были карие, но снадобья военной лаборатории это изменили. Те же снадобья, сделавшие его почти что бессмертным, странно повлияли и на его тело. Как Аркус и остальные члены Железного круга покойного императора, Форто приобрел болезненную зависимость от снадобья, не мог обходиться без мощного зелья Бовейдина. Но после бегства ученого карлика снадобья не стало. Это был еще один секрет, который Бовейдин увез с собой на Кроут, так что Форто и другим, кто был верен Эрриту, пришлось научиться жить без него - несмотря на жуткую боль ломки. Иногда, когда вокруг было тихо и Форто оставался один, он по-прежнему испытывал тягу к зелью, но с Божьей помощью ему удавалось победить своих демонов. Не все могли этим похвастаться. Некоторые нарские щеголи не смогли вынести боль и погибли. Несколько человек даже бросились вниз с башен Нара, чтобы прекратить мучения.
      Но Форто был крепче этих жалких людишек. Он разбил оковы зелья и планы Бьяджио занять трон и считал это своей самой главной победой. Теперь они с Эрритом преодолели почти все трудности и были готовы разрушить остальные козни Бьяджио. В Наре было много важной работы. Люди вроде Локкена по-прежнему держались за идеалы Черного Ренессанса, безбожной чумы Аркуса. Черный флаг все еще развевался над четырьмя государствами, а те, кто не поднимал флаг, символизирующий прошлое, зачастую отказывались поднимать флаг будущего. Очень мало кто добровольно пришел к Свету Бога. Архиепископ Эррит мог считать своими верными союзниками только горстку доминионов Нара. Но его поддерживал Форто, а у Форто были все легионы Нара. Со временем Локкен и ему подобные покорятся неизбежности.
      "Божья воля, - думал Форто, глядя на город. - Бог хочет, чтобы они погибли именно так. Как коровы на бойне".
      В дни Аркуса и Черного Ренессанса Форто жил как принц. Он калечил и убивал во имя ложных идеалов императора, он продал свою душу за мягкие постели и развращенных друзей. Но теперь он стал другим человеком. Он услышал призыв Господа и очистился. Эррит и Бог спасли его.
      Форто не испытывал раскаяния. Черный Ренессанс был опухолью, бороться с которой можно было только одним способом - полным уничтожением. Идеи живучи, их трудно убить. Оставить хоть малый их след значило звать смерть. Те, кто призван вершить волю Небес, должны иметь железную волю и порой железные нервы. Гот будет много месяцев распространять вонь, и стервятники попируют, но герцог Локкен умрет. У Бьяджио на земле Нара станет одним союзником меньше, Свет Бога будет поднят над городом - символ Бога и его милосердия.
      Форто пришпорил коня и пустил его вниз по склону. Когда все кончится, он не будет мучиться бессонницей. Полковник Кай тоже сел в седло и поехал за своим командующим. Поравнявшись с Форто, он посмотрел на него с подозрением.
      - Мы будем стрелять? - спросил он. - Когда?
      - Когда я отдам команду, Кай.
      - Но ветра...
      - Я проделал долгий путь, чтобы наказать герцога Локкена и его мятежников, - огрызнулся Форто. - Я не намерен сдаваться и отступать.
      Кай поморщился.
      - Прошу прощения, генерал, но вам просто хочется проверить смесь в действии.
      Форто пожал плечами. Кай был ему почти другом и порой позволял себе излишнюю фамильярность.
      - Такова Божья воля, - просто ответил он. - Когда другие страны увидят, что здесь произошло, они не будут так спешить становиться на сторону Бьяджио. У них у всех есть армии, Кай. У Фоска, Драконьего Клюва, Дории. Нам всюду не успеть. Бьяджио это знает. И память об Аркусе сильна. Он бросил на своего помощника мрачный взгляд. - Мы должны быть по крайней мере такими же сильными.
      - Генерал, - спокойно сказал Кай, - у нас достаточно солдат, чтобы захватить город.
      - Я намерен не просто захватить город, Кай. А теперь установи этот чертов таран. Пора постучать Локкену в дверь.
      В своем замке из камня и кедра герцог Локкен из Гота не зажигал огня. Ракеты летели неточно и практически не представляли опасности для его крепости, но в этой комнате находилась его семья, а Локкен был человеком суеверным. Одна случайная ракета, один удачный выстрел - и может начаться пожар, в котором погибнут они все. Вокруг его личных покоев, располагавшихся высоко в западной башне, охранников хватило бы, чтобы остановить все легионы Форто, но они были бессильны перед огнеметами и ракетами. Локкен стоял у окна и мрачно смотрел на свой слабеющий город. Его лицо было залито отблесками пожаров. В покоях находилась его жена и две дочери. Его старший ребенок - единственный сын - был где-то вне замка, возможно, на стене.
      Ракета рухнула во внутренний двор, и башня вздрогнула.
      На холмах вокруг города мелькали далекие огни пусковых установок, с которых высоко к небу взмывали ракеты. Дочери герцога плакали. Обстрел почти не повредил стен, но вот мозги людей от него уже размякли. Даже Локкен начал терять уверенность. ...
      В комнате было тихо. Локкен ощутил, как по его коже пошел мороз. Его передернуло от стыда. Над замком по-прежнему развевался Черный флаг Нара, поставленный рядом со знаменем самого Гота, Львиной Кровью. В порыве возмущения Локкен приказал разорвать в клочья ненавистный флаг Эррита. И отправил обрывки епископу в столицу. Но теперь, глядя на окружившие город легионы, он начал думать, не была ли его отвага чистой бравадой. И сожалел, что обрек свою семью на отвратительную смерть.
      Аркус не был идеальным императором. Он был тираном, и Бьяджио, наверное, был не лучше. Но он был своим тираном для Локкена, и он понимал, как важно для нации сохранить свою гордость. Ни разу Аркус не просил, чтобы какая-то страна империи опускала свой собственный флаг. И никогда не настаивал, чтобы вывешивали Черный флаг. Локкен много лет подчинялся Аркусу, и старик не трогал Гот, удовлетворяясь ежегодными налогами, которые Локкен отправлял в Черный город. А этот Эррит оказался, настоящим демоном.
      Локкену не хватало Аркуса. Ему не хватало старых идеалов Черного Ренессанса: мир на основе силы и мирового господства. И когда старик в конце концов умер, Локкен знал, на чью сторону встать.
      - Убей меня, если сможешь, - прошептал герцог. - Я никогда не подниму твоего флага.
      - Дядя!
      При звуке этого голоса Локкен отвернулся от окна. В темноте стояла маленькая Лорла. На ее лице был написан ужас. Она послушно оделась в дорогу. В крошечных руках она сжимала кожаный мешок, полный продуктов. Надо было надеяться, что их хватит, чтобы добраться до безопасных мест. Ее ярко-зеленые глаза, устремленные на Локкена, были полны глубокой печали.
      - Я готова, дядя, - сказала она.
      Восьмилетняя девочка попыталась улыбнуться, но на ее лице не было радости. Локкен опустился на колено и взял ее за руку. Она была маленькая и нежная, по контрасту с ее характером. Как и следовало ожидать, Лорла не пролила ни слезинки в течение всего обстрела. Локкен гордился ею.
      - Мне жаль, что я сам не могу отвезти тебя к герцогу Энли, - сказал он. - Но с Дэвном будет надежнее. Он знает дорогу гораздо лучше, чем все мои люди. Он проведет тебя мимо легионов.
      Было видно, что Лорла совсем в этом не уверена.
      - Я видела их из окна. Их может оказаться слишком много, чтобы пройти незаметно. И они убьют меня, не колеблясь.
      Локкен улыбнулся:
      - Значит, ты должна постараться, чтобы они тебя не поймали, правда?
      Он погладил ее роскошные волосы. Она была на его попечении уже почти год - с того дня, когда Эррит взял Нар в свои руки. Бьяджио попросил Локкена оберегать девочку, и хотя в тот момент Локкен счел это обузой, теперь он ценил каждую секунду, проведенную с Лорлой. Пусть они не одной крови, но все равно она казалась ему его настоящей дочерью.
      - Лорла, - очень серьезно проговорил герцог, - я не знаю, что с тобой будет, даже если тебе удастся добраться до Драконьего Клюва. Бьяджио не рассказывал мне о тебе ничего, а я сам никогда не видел герцога Энли. Но ты должна туда попасть. Это важно для Нара. Ты это понимаешь, правда?
      - Я знаю, что я такое, дядя. Для чего бы Господин меня ни предназначил, я готова.
      Господин. Локкен по-прежнему ненавидел это слово. С момента своего приезда в Гот Лорла называла Бьяджио только Господином. Видимо, из-за рошаннского программирования. Очень тщательного программирования. Лорла знала, кто она - но это было все. В каком-то смысле она была уродом: растущей женщиной, замороженной в теле восьмилетней девочки. Она не знала, для чего она нужна Бьяджио, но, инкубированная в лабораториях, она всецело доверяла графу. Локкену было жаль девочку.
      - Ты очень много для меня значишь, - сказал он. - Я горд тем, что помогал тебе. Мне жаль, что я не узнал тебя лучше.
      Лорла потупилась.
      - Мне жаль, что вы не могли рассказать мне больше. Может, когда-нибудь потом.
      Улыбка Локкена получилась грустной. Они оба понимали, что "потом" не будет. Ни для самого Локкена, ни для семьи, которая опекала Лорлу этот последний год.
      Подобно Рошаннам, подчинявшимся Бьяджио, легионы Форто знали свое дело. Со временем от Гота мало что останется. Но Гот не погибнет полностью. Если Лорла доберется до Драконьего Клюва, Эррит с Форто еще услышат о городе-крепости. Может, Бьяджио и безумец, но он - гений. Что бы ни задумывал граф Кроута, Локкен в нем не сомневался. Как и Гот, Черный Ренессанс легко не сдастся.
      Лорла прошла мимо герцога Локкена к окну. Встав на цыпочки, она посмотрела на бой, который шел за стенами. Ее глаза скользнули по холмам и окружившим город боевым фургонам, по легионерам, вооруженным огнеметами и палицами. Все это ей предстояло миновать, надеясь только на свой маленький рост и покров ночи.
      - Мне надо идти, - объявила она. - В снегопад они будут шевелиться медленнее. Локкен мрачно кивнул.
      - Для тебя приготовлен пони. Дэвн во дворе. Он проведет тебя к потайной двери. Помни: дождись, чтобы ракеты пролетели, а потом направляйся к первому холму с яблонями. Там местность неровная и...
      - Я знаю дорогу, - перебила его Лорла. Девочка начала волноваться. Слишком много разговоров. И Локкен больше ничего не сказал.
      Целый час Форто наблюдал, как его осадные машины окружают город. Потом таран приготовили к бою. В окружении закованных в броню легионеров Форто подъехал, чтобы его осмотреть. Таран был чудовищно огромным - такой большой военная лаборатория изготовила впервые. В Гот таран тащили двадцать григенов. Колеса у него были в рост человека, из боков торчала сотня деревянных рукоятей, напоминавших лапки сороконожки. Передняя часть его была сделана из гранита и прикреплена к мощной дубовой балке, окованной железом. По верхней части шли веревочные петли, чтобы людей не затягивало под убийственно тяжелые колеса. Подводя коня к орудию, Форто пытался угадать, по силам ли будет машине эта задача. Прочность стен Гота вошла в поговорку, а городские ворота были укреплены пиками и кусками окаменевшего дерева. Город-крепость стоял неприступно на протяжении нескольких поколений, высокомерно не замечая бесчисленные войны. Некоторые утверждали, что его невозможно взять.
      С другой стороны, для Нара и Бога нет ничего невозможного. Форто сдержал рвущегося встать на дыбы коня и повернулся к Каю. Шлем полковника покрывал тонкий слой снега.
      - Вызови сюда две роты огнеметчиков. Пусть сосредоточат огонь на стенах вокруг ворот. Надо отогнать оттуда лучников. И прекрати ракетный обстрел. Я не хочу, чтобы какая-нибудь из этих проклятых штук упала рядом с тараном. Когда ворота рухнут, войска должны хлынуть в проем. Пехота готова, Кай?
      - Давно готова, генерал.
      - И не вводи в бой кавалерию до моего приказа. Надо будет расчистить ей проход. Мне не нужно, чтобы они задержались у ворот: Локкен будет на это рассчитывать. И, думаю, он приготовил для нас сюрпризы.
      Кай поморщился.
      - Сэр, если мы все равно собираемся использовать газ...
      - Мне нужен Локкен, Кай. У меня есть для него сюрприз. Ну, отправляйся. Делай, как я сказал.
      Кай пожал плечами и поехал собирать огнеметчиков, которых решил использовать командующий. Форто проводил его взглядом. Нетерпение грызло ему душу. Снег становился все глубже, а прекращение ракетного обстрела снова принесет темноту. Скрытые под металлическими перчатками пальцы посинели. Гот может держаться несколько недель, а зима стремительно приближается. Голод и холод быстро подорвут боевой дух войск, и рисковать нельзя.
      Кай собрал огнеметчиков в считанные минуты. В соответствии с приказом он поставил их по обе стороны тарана, прикрывая его продвижение к воротам. Из сопел огнеметов вырвались упругие струи пламени, оттесняя лучников, оборонявших вход в город. Деревянные помосты на стене ярко вспыхнули. Готские лучники отошли на более безопасные позиции. Форто слышал их отчаянные крики: они требовали подкреплений. Они увидели таран.
      Форто выхватил из-за спины боевой топор и поскакал вниз по склону. Позади него ехали знаменосцы, высоко поднимая Свет Бога. Вид золотого флага привлек внимание защитников крепости. Форто захохотал и погрозил им кулаком.
      - Я здесь! - вызывающе крикнул он. - Попробуйте-ка попасть мне в сердце!
      Но он был слишком далеко, и лучники это понимали, так что вместо него они осыпали стрелами таран и легионеров, выстраивающихся позади машины. Форто громко отдал приказ команде из ста человек. Над рукоятями тарана подняли железный колпак, служивший укрытием от стрел и копий. Каждый солдат впрягся в таран, обернув веревку вокруг пояса. Форто подъехал немного ближе, пока снова не оказался рядом с Каем. Роты огнеметчиков поливали огнем стену, оттесняя готчан. Языки пламени лизали камень. Ракеты больше не взлетали в небо. На мир навалилась глухая тьма.
      Стены Гота уходили ввысь на пятьдесят футов. Высота ворот достигала двадцати. Генерал Форто быстро подсчитал, какое на них потребуется усилие. Пять ударов. Может, даже больше. Но на это нужно время, а ручные огнеметы не смогут вести огонь беспрерывно. Дальнобойные луки уже выбили несколько огнеметчиков. В свете факелов на ближайшей башне Форто увидел тени новых готчан, занимавших позиции. Его людям придется спешить.
      - Кай, - совершенно спокойно проговорил он. - Пора.
      Полковник Кай поднял саблю.
      - Бей! - приказал он.
      Воздух наполнялся хриплым дыханием. Огромные колеса тарана начали медленно поворачиваться. Лейтенанты у тарана сыпали проклятиями, торопя своих солдат. Орудие покатилось к воротам Гота, постепенно набирая скорость. Форто облизал обветренные губы. Таран застонал, ускоряя движение. Готчане испуганно закричали. Огнеметы выбрасывали гулкие струи пламени, рассыпавшиеся по стенам. Таран катился все быстрее. Ворота были все ближе. Форто стиснул зубы...
      Громче удара грома таран врезался в ворота. Казалось, весь мир содрогнулся. Стоявшие на стене лучники упали на спину, а огнеметчики на секунду прекратили стрельбу, пораженные оглушительным звуком. Форто всмотрелся в темноту. Пламя огнеметов снова стало ярче, и стали видны поврежденные ворота. Как это ни странно, но по окаменевшему дереву пробежала тонкая сквозная трещина.
      - С нами Бог! - захохотал Форто.
      Легионеры, стоявшие вокруг тарана, разразились радостными криками. Их было уже две сотни: они разомкнули окружение вокруг Гота, готовясь ворваться в город. Всадники торжествующе потрясали мечами. Даже полковник Кай расплылся в улыбке.
      - Еще раз! - приказал Форто.
      Таран уже начали отводить назад. Ночь снова осветилась огнеметами. Новый дождь стрел хлынул на солдат; некоторые были ранены в спину. Кай направил взвод огнеметчиков к стене, чтобы справиться с этой новой угрозой. Расчеты из двух человек поспешили к стене и стали поливать ее пламенем. Хотя ручные огнеметы были менее мощными и не обладали такой дальнобойностью, как орудия на боевых фургонах, они доставали до верха крепостных стен. Обожженные лучники были вынуждены прекратить обстрел.
      Таран снова двинулся вперед. Форто услышал отчаянные возгласы солдат: их мышцы мучительно болели от усилий. Таран набирал скорость - сначала медленно, потом все быстрее. Еще один удар сотряс землю: таран ударился в деревянные ворота. На этот раз трещина превратилась в зияющую расщелину. Форто подогнал своего скакуна ближе к воротам. Сквозь пробоину почти можно было увидеть город. Несколько деревянных перекладин еще удерживали ворота, но и они просели и следующего удара уже не выдержат. Кай выкрикивал приказы пехоте. Таран покатился обратно для последнего удара. Форто торжествующе гарцевал в свете огнеметов, хохоча и благодаря Небо за близкую победу. Свет Бога развевался у него над головой.
      - Твое время кончилось, Локкен! - радостно провозгласил Форто.
      Он бросил последний взгляд на холмы, где в готовности стояли кислотометы, и почувствовал трепет предвкушения.
      Лорла добралась до потайной калитки как раз в тот момент, когда снег повалил всерьез. Ее пони устал от долгой и быстрой езды через город. Дэвн, ее проводник и опекун, покрылся тающим снегом и потом. Он был высок и болтлив, и Лорла встревоженно смотрела, как он разговаривает с солдатами у ворот и перекрикивается с расхаживающими по стене лучниками. Если не считать солдат, на улицах Гота было пусто. Ракеты перестали падать, и на город наползла тьма. Лорла беспокойно ерзала, слыша отдаленный стук в главные ворота. Звук напомнил ей барабанный бой.
      Дэвн вернулся, сел на коня и стал ждать, пока им откроют проход. Он был намного меньше главных ворот и больше походил на дверь, такого же тускло-серого цвета, что и стена. Пока створка отодвигалась, Лорла попыталась выглянуть за стену. Там были только темнота и снег.
      - Что это за звук? - нервно спросила она.
      - Таран, - объяснил Дэвн. - Начали разбивать ворота. К счастью для нас. Все нарские солдаты собираются у главных ворот. - Он хитро улыбнулся ей. - Так что у нас может все получиться.
      Лорла почти не знала Дэвна и сомневалась, что тот знает, кто она такая. Однако она постаралась ответить на его улыбку, потому что ей надо было заручиться расположением этого животного. Когда потайная дверь со скрипом открылась, она подъехала ближе.
      - Кажется, никого нет, - сказал один солдат. Он посмотрел на стену, откуда лучник беззвучно просигналил, что можно ехать. - Ну, теперь побыстрее. Держитесь в тени и не мешкайте.
      Дэвн кивнул.
      - Готова, девочка?
      - Готова, - солгала Лорла.
      Дэвн поехал первым, пустив лошадь рысью. Темнота мгновенно проглотила его. Лорла взяла себя в руки и выехала вслед за ним. Казалось, пони ощущает ее страх и едва переставляет ноги. Лорла услышала еще один удар на другой стороне крепости, и страх погнал ее вперед. Дэвн нетерпеливо дал ей знак ехать впереди. За стеной все было тихо. Шум битвы здесь был едва слышен. Лорла позволила себе бросить печальный взгляд назад, на медленно закрывающуюся калитку. Как это ни удивительно, она словно исчезла, слившись со стеной.
      - Ну, поехали, - приказал Дэвн.
      Он быстро поскакал к холмам. Там будет темно и лесисто. Одетые в черное Лорла и Дэвн быстро растворились в тенях. Стремительно и безмолвно поехали они в неизвестность, которая ожидала их в Драконьем Клюве.
      * * *
      Герцог Локкен вышел на балкон своей башни и устремил мрачный взгляд на город, который вот-вот будет захвачен. Доклады поступали так быстро, что он не успевал их воспринимать. Его апартаменты были наводнены адъютантами. Легионы Форто прорвались через ворота и постепенно занимали город. Пламя огнеметов говорило Локкену, как далеко они продвинулись. Лариус, его военный советник, дергал его за рукав, словно мальчишка, умоляя о распоряжениях - или хотя бы каких-то признаках жизни. Но герцог Локкен мысленно был очень далеко. Его глаза остекленели от ужасного видения, мысли невероятно замедлились. Его сын, Джевин, был у главных ворот. И наверняка уже погиб. А еще через час к нему присоединятся его дочери, но сначала мародеры их обесчестят. Гот стремительно превращался в нарские развалины.
      - Лариус, - тихо проговорил герцог, - отведи мою жену и дочерей в тронную залу. Жди там вместе с ними. Я скоро приду. Мне на секунду надо остаться одному...
      - Нет! - вскричала его жена Карина, бросилась к нему и схватила за руку. Во время осады она держалась твердо, но теперь лавина ее эмоций готова была прорваться. - Я от тебя не отойду!
      Локкен печально улыбнулся.
      - Карина, сделай это ради меня. Я хочу посмотреть на город. Один.
      - Мы останемся с тобой, - предложила его жена. - Отправь остальных, но не нас. Пожалуйста, наши девочки...
      - Снова увидят отца всего через несколько минут, - перебил ее Локкен. - Иди в тронную залу. Жди меня там. И пусть охрана ждет за дверями. - Он повернулся к своему советнику. - Лариус, ты слышал? Я не хочу, чтобы в зале были солдаты. Ты один останешься с ними, понятно?
      - Я понимаю, мой герцог.
      Локкен обхватил лицо жены руками и притянул его ближе, едва слышно прошептав:
      - Мне надо быть сильным, Карина, а времени осталось мало. Разреши мне минуту слабости, хорошо?
      У Карины задрожали губы. Она безмолвно выскользнула из объятий герцога, взяла за руки дочерей и увела их из комнаты. Лариус тоже молчал. Старый вояка грустно улыбнулся своему герцогу, а потом ушел с балкона и выгнал всех из апартаментов.
      Оставшись один, Локкен, герцог Гота, обратил взор на пылающий город. Прекрасный Гот. Сильный Гот. Возведенный рабами, политый кровью. Другого дома герцог никогда не знал. Слезы потекли по его щекам. Скоро за ним явится Форто, и надо, чтобы к этому времени у него не осталось слез. Он встретит нарского мясника с тем же презрением, которое заставило его. разодрать ненавистный флаг Эррита. Сегодня, даже пусть Гот падет, он не доставит своим врагам радости.
      Тысяченогие бронированные легионы Форто, изрыгая пламя, двигались по городу. Над ними поднимались гранитные башни, усеянные лучниками, живые баррикады перегораживали улицу - отчаянные мечники Локкена стояли насмерть. Нарекая кавалерия пробивалась через узкие улочки, рубя саблями пехотинцев Гота, огнеметы прорезали пылающие коридоры. Наверху разгорался рассвет красный и безжалостный. Люди лаяли, словно псы, отдавая приказы о наступлении и отходе. Крики горящих заживо разносились по каменным коридорам.
      С боем беря каждую улицу, легионы Форто приближались к замку Локкена. Цитадель уже была хорошо видна - высокая и внушительная в снежном рассвете. Два обледенелых флага мотались на пронзительном ветру. Генерал Форто гнал коня по телам убитых. На его лице застыло выражение торжества. Полковник Кай вел кавалерию в атаку по главной улице, не обращая внимания на дождь стрел с гранитных башен. Форто следовал за ним. Его тяжелый топор врубался в пехотинцев-готчан, сминая шлемы и круша головы. Кровь хлестала ему на ноги и на бока лошади. Удары огнеметов сотрясали улицы. Сбоку вылетел конный отряд защитников Гота, пытаясь зажать Форто между собой и пехотинцами. С яростным воплем Форто бросился им навстречу.
      - За мной! - крикнул он.
      Двадцать тяжелых конников услышали его и поскакали следом. Сообразительный огнеметчик направил свое орудие на надвигающихся готчан, и выстрел сжег треть отряда. Жар взрыва опалил лицо Форто и сжег брови, но генерал несся вперед. Не успело опасть пламя, как он уже сшибся с всадниками Гота. Почти сразу же по его закованному в латы плечу скользнул меч. Форто вскинул топор и опустил его, отрубив руку нападавшему, стремительно развернулся и нанес удар второму всаднику, не успевшему увернуться от лезвия. А в следующую секунду его люди окружили его и схватились с конниками-готчанами. Отдавшись слепящей битве, Форто пел свою жуткую боевую песнь и размахивал топором, врубаясь в плоть и доспехи и обливая себя кровью.
      Когда схватка почти закончилась, Форто вывел коня из гущи боя и поехал за бригадой полковника Кая в сторону замка. Кай пробивал коридор такой ширины, чтобы по нему могли продвигаться григены, и боевые фургоны тяжело катились вперед, не смущаясь дождем стрел. Неудержимая колонна, щетинясь мечами и сияя пламенем огнеметов, медленно продвигалась к ожидавшему приступа замку. Готчане отступали к цитадели, перестраиваясь для последнего боя.
      Теперь замок был ясно виден. Трехъярусный шедевр из камня и дерева напомнил генералу коренастого бульдога, страшного в своей готовности к смертной битве. Форто направил коня в центр отряда, пробиваясь сквозь тесные ряды пехоты и всадников. Полковник Кай адресовал ему мрачную улыбку.
      - Цитадель, генерал? - спросил он. Форто кивнул.
      - Именно там они будут держать оборону. Займи позиции на востоке и западе: по четыре роты с огнеметами. Остальные подъедут к дверям Локкена.
      Кай подозрительно осмотрелся.
      - Тихо, - заметил он.
      Форто огляделся по сторонам. Действительно, было тихо. Они встретили только тщетное сопротивление горожан, а теперь улицы почти обезлюдели. Вскоре смесь довершит дело. Встревоженные молчанием, Форто и его легионеры развернули наступление на замок.
      Регулярные войска Гота поспешно отступали, занимая позиции рядом с убежищем Локкена. Лучники прекратили стрельбу. Колонна Форто неспешно двигалась по опустевшим улицам. Глаза генерала скользили по переулкам и башням, высматривая стрелу убийцы, которой все не было. Издали, от крепости, доносились крики людей. На Гот опустилась странная тишина. Обитатели домов испуганно подсматривали в окна. Форто нахмурил лоб...
      А потом он увидел вспышку. Она оказалась ярче солнца. Пораженный Форто осадил коня. В небо над замком взмыли ракеты, на миг повисли в вышине - и рассыпались фонтанами фейерверка. Ничего не осталось в мире, кроме неба над домом Локкена. Оно полыхало иллюминацией, имевшей только одну цель: осветить флаги Гота. Лицо Форто искривилось в страшной гримасе. На флагштоке развевался Черный флаг - вызывающий маяк на фоне темного снега. Последний плевок мятежного герцога.
      - Локкен, - вскипел Форто, - гореть тебе за это в аду! - Генерал перекрестился и закрыл глаза, вознеся к Богу молитву о немилосердии. Его гнев вырвался наружу. - Поднимаешь свой флаг? - прошипел он. - Свой черный еретический флаг?
      Ему едва удалось сдержать крик ярости.
      - Быстрее! - проревел он своим людям. - Найдите мне этого ублюдка!
      Нарский легион стремительно зашагал по улицам. Боевые фургоны развили максимальную скорость, на которую способны были григены. Кавалерийские кони храпели. Форто пробился в голову колонны. Огнеметы прекратили стрельбу, но Форто видел, как команды огнеметчиков занимали позицию у цитадели, с трудом устанавливая переносные огнеметы на временные станины. Полковник Кай подъехал к своему командиру. При виде крепости адъютант фыркнул.
      - Похоже, что у них вообще нет обороны! - рассмеялся он. - Может, вы были правы, господин генерал. Достаточно будет просто постучаться!
      На широком мощеном дворе стоял гарнизон Гота, мрачный и вооруженный. По флангам располагались остатки готской конницы. Защитники города-крепости не изображали оборону. Они просто ждали. Форто наклонился к Каю и прошептал ему на ухо:
      - Кай, что это значит?
      Полковник Кай пожал плечами: поведение войска поставило его в тупик.
      - Не знаю. Может, они сдаются?
      Форто поднял руку, делая знак колонне остановиться. Приказ разнесся по всему строю. Вооруженная змея остановилась почти одновременно. Форто беспокойно огляделся. Первая его мысль была о западне, но он не заметил ничего, что говорило бы об агрессивности - ни малейшего движения. Он посмотрел на солдат-готчан, охраняющих замок. Они не опускали мечи, но лучники не натягивали тетивы.
      - Теперь и мне любопытно! - шутливо объявил Форто.
      - Эй, вы! - крикнул Кай через двор. - Вы сдаетесь?
      Готчане продолжали хранить молчание. До них оставалось шагов пятьдесят, и Форто подумал, что они могли не расслышать вопрос из-за ветра.
      - Бог мой, - проворчал Форто, - они сдаются даже хуже, чем воюют!
      И в эту минуту решетка на воротах замка Локкена начала подниматься. Охранники Гота раздались в стороны, открыв темные стены цитадели. Форто и Кай пытались разглядеть сквозь усиливающийся снег, что там делается. Из темноты появилась щуплая фигурка. Форто решил было, что это герцог - и сердце у него радостно забилось. Но уже в следующую минуту он узнал красный цвет военной формы Гота и понял, что это - не Локкен. Этот воин был стар, намного старше герцога. Он немного сутулился. Пройдя мимо защитников замка, ни на кого не глядя, он направился прямо к Форто и его армии.
      - Что это? - спросил Форто. Он выпрямился в седле и передал свой топор Каю. - Кто ты такой? - спросил он у старого воина. - И какое у тебя ко мне дело?
      Безо всяких церемоний солдат остановился всего в нескольких шагах от нарского генерала.
      - Вы - Форто? - спросил он в упор.
      - Старик, я первым задал тебе вопрос, - угрожающе сказал Форто. - Ты говоришь от лица Локкена?
      - Да, я представляю герцога, - ответил воин. - Я - Лариус, военный советник города-крепости. Вы - Форто? Форто улыбнулся:
      - Я - твой господин и главный палач, жалкий пес! Слуга Небес и архиепископа Эррита. - Генерал посмотрел гневным взглядом. - Где герцог?
      - Герцог ждет вас в тронной зале, - сказал Лариус. - Мне приказано провести вас к нему.
      - Личное приглашение? О, какая любезность! Я принимаю его, готчанин. Веди меня к этой свиные Полковник Кай откашлялся.
      - Генерал...
      - Не страшись, Кай, - сказал Форто. - Мы - в руках Божьих. Советник, веди нас. Кай, ты идешь со мной.
      Готчанин Лариус презрительно посмотрел на них, но больше ничего не сказал. Он повернулся спиной к легионерам и направился обратно к воротам замка. Форто отправился за ним вместе с Каем. Следом двинулись десять солдат, которые всегда следовали за генералом. У ворот Форто и его спутники спешились, передав поводья коней нарским пехотинцам. Солдаты Гота смотрели на них с ненавистью.
      Огромный зал был освещен факелами. Вдоль стен ровными рядами стояли солдаты в ярко-красных мундирах. Они держали поднятые вверх обнаженные мечи и больше походили на игрушечных солдатиков, чем на живых людей. Форто задержался на пороге.
      Лариус остановился и оглянулся на него.
      - Идемте, генерал, - нетерпеливо приказал солдат. - Они вас не тронут. Они получили приказ.
      Уязвленный оскорблением, Форто бесстрашно вошел под своды холла. Полковник Кай двигался не менее демонстративно. В дальнем конце зала оказалось несколько открытых дверей. Лариус провел пришельцев через зал, а около дверей отошел в сторону, пропуская их перед собой.
      - Герцог, - сказал он.
      Форто шагнул в помещение. На противоположной стороне залы он увидел Локкена, сидящего на своем скромном троне. По его правую руку сидела Карина - сурово прекрасная. При виде генерала ее глаза гневно сверкнули. У ног герцогини сидели две маленькие девочки, дочери Локкена, - испуганные и растерянные. Сам герцог казался удивительно спокойным. В зале не оказалось охранников - вообще никаких солдат. Только Локкен и его семейка. Форто шумно зашагал по зале. С его доспехов капала кровь готчан. Подойдя к невысокому помосту, он остановился, набрал побольше слюны - и плюнул в спокойное лицо Локкена. С полным самообладанием герцог Локкен утерся.
      - Так, - проскрежетал Форто. - Значит, вот где сидит король, а?
      Локкен ничего не ответил.
      - О, ты, коварная тварь! Ты ненавистен Богу! Как ты смеешь противиться воле Небес? Герцог продолжал молчать.
      - Скажи хоть что-то, высокомерный червяк!
      Но на его слова отреагировала Карина. С яростным воплем она бросилась на Форто, раздирая ногтями его щеки. Форто зашипел и схватил ее руку, вывернув так, что она упала на колени. Другой рукой он отвесил ей пощечину, разбив губу.
      - Нет! - крикнул Локкен, вскочив с трона. Схватив жену в объятия, он прижал ее к себе.
      - Держи свою жену в узде, Локкен, - предостерег его Форто, - или я заберу ее с собой и сам научу ее хорошим манерам.
      - Не смей к ней прикасаться! - вскипел Локкен. Выпрямившись во весь рост, он встал перед огромным генералом. - Ты здесь ради меня, мясник. Ради меня одного.
      Форто внезапно все понял.
      - Так вот почему ты сдаешься? Чтобы спасти свою семью, пес?
      Локкен поморщился.
      - Да. Пощади их, и сегодня больше никто не умрет. Я могу убить тебя сейчас одним словом, Форто. Но я этого не сделаю. Если ты согласишься пощадить моих близких.
      - Это решать Небесам, а не мне.
      - Пощади их, - взмолился Локкен, - и ты сможешь уйти отсюда живым. Со всеми своими солдатами. Форто прищурился.
      - Угрозы предателя? Как мне страшно!
      - Я не предатель, - возразил Локкен. - Я верен нашему императору и памяти о нем. Ты - узурпатор, Форто. Ты и твой епископ. Называй это, как хочешь, но я поднимаю флаг Нара.
      - О да! - протянул Форто. - Флаг! Ты ведь любишь флаги, правда, Локкен? - Форто повернулся к своим охранникам. - Хватайте его! - приказал он. - И женщин тоже.
      Его легионеры моментально схватили всех членов правящей семьи Гота и потащили их следом за Форто, который уже выходил из тронной залы.
      - Только не мою семью! - крикнул герцог, когда его схватили. - Боже, только не их!
      - Тебя Бог не слышит, - бросил Форто через плечо.
      - Только не их, пожалуйста!
      - Не их, - согласился Форто. За дверями он снова обнаружил встревоженного Лариуса. Казалось, старый воин вот-вот потеряет сознание. Советник, твой господин хочет кое-что тебе сказать.
      - Герцог Локкен? - ахнул Лариус.
      - Скажи ему, Локкен. О нашем соглашении...
      Казалось, Локкен успокоился. Он попытался высвободиться из рук солдат, но те его не отпускали. Все стражники Гота наблюдали за своим герцогом, не скрывая изумления. Герцогиня Карина заливалась слезами, как и две ее дочери.
      - Свободный выход, - проговорил наконец Локкен. - Для всех. Если они оставят мою семью в живых, вы всех их отпустите. Обещай мне, Лариус.
      - Мой герцог...
      - Обещай мне!
      - Обещай ему! - приказал Форто. - Или они все умрут прямо сейчас. И даже если вы нас убьете, мой легион сожжет Гот дотла.
      - Мой герцог, это же ваша смерть! - взмолился Лариус. - Не заставляйте меня это делать.
      Герцог Локкен наконец освободился от рук легионеров. Когда они попытались снова схватить его, Форто поднял руку, остановив их. Он позволил герцогу подойти к своему советнику и крепко сжать руки на его плечах.
      - Я иду на смерть, - сказал герцог. - Ты меня слышишь? Иду на смерть. А после меня - больше никто. Дай мне слово, друг мой. Свободный проход для этих нарских чудовищ. Это - мой последний приказ. Ты его исполнишь?
      Лицо Лариуса жалко сморщилось.
      - Я все исполню, мой герцог. Мой... мой друг!
      - Никаких лучников, никакой кавалерии, - настаивал Форто. - Ничего, пока мы не дойдем до ворот, старик. Это понятно?
      - Да, - ответил Лариус. - Я слышу тебя, нарец.
      - Вот и хорошо. - Форто злобно улыбнулся. - Тогда - на башню. Я хочу вблизи посмотреть на эти твои флаги, Локкен. Отведи нас туда. Немедленно.
      Солдаты снова попытались схватить Локкена, но тот снова отбросил их от себя.
      - Я не потащу тебя насильно, если этого не потребуется, - сказал Форто. - И твоих сучек тоже.
      Локкен взял свою молодую жену за руку.
      - Любимая, - сдавленным голосом проговорил он. - Прости, что я сделал с тобой такое.
      Он опустился на колени перед плачущими дочерьми, на вид лет четырех. Казалось, дети не понимают, что происходит. Локкен поцеловал обеих девочек в лоб, утер их недоуменные слезы, а потом встал и повернулся к своему палачу:
      - Я готов.
      - Веди нас к своим флагам, - приказал Форто. - Твоя семья может смотреть, как ты умираешь, или может остаться здесь. Мне все равно.
      Карина не выпускала руки мужа.
      - Я хочу остаться с тобой! - взмолилась она.
      - Нет! - ледяным голосом ответил герцог.
      Он в последний раз поцеловал ее, подарил ей последний долгий взгляд и вышел. Форто и его люди пошли следом. Лариус попытался тоже пойти с ними, но Кай пнул его ногой.
      - Только герцог! - рявкнул полковник.
      Мужество Локкена произвело на Форто глубокое впечатление: герцог не дрогнул. Он повел их прямо к винтовой лестнице - темному колодцу, освещенному маслянисто коптящими лампами. У герцогини Карины вырвалось громкое, отчаянное рыдание. Однако Локкен остался твердым как сталь. Не говоря ни слова, он повел нарцев наверх. Когда они поднялись на башню, он открыл дверь, впустив внутрь холодный ветер.
      Это была самая высокая башня города. Под ногами лежал весь полыхающий Гот. Форто вышел на крышу. В центре находился флагшток, который стал причиной стольких бед. А на вершине флагштока в занимающемся рассвете отвратительно светились два оскорбительных флага Гота. Старый флаг Нара заставил Форто содрогнуться от отвращения. Он несколько секунд смотрел на него, а потом склонил голову и начал молиться:
      - Боже мой, Господь всего, дай мне силы положить конец этому фарсу. Бог света и милосердия, будь с нами, Твоими слугами.
      Никто не присоединился к молитве Форто, но все, кроме Локкена, склонили головы. Закончив молитву, Форто вздохнул и посмотрел на герцога.
      - Я даю тебе шанс на спасение, Локкен. Здесь и сейчас - отречешься ли ты от Черного Ренессанса? Примешь ли ты Небеса как свое избавление? Твой лорд Бьяджио - содомит и дьявол. Он совокупляется с мужчинами и не признает церковь Нара. Ради своей души, Локкен, отрекись от него и его дел.
      Локкен уставился на Форто - и захохотал, удивленно качая головой.
      - Сумасшедший! - объявил он. - Ты действительно сошел с ума! Ох, как мне тебя жаль, Форто. Мне жаль весь Нар. Ты околдован, неужели ты не видишь? Ты поверил в миф!
      - Бог и ад - это не мифы, - сказал Форто. - Спаси себя от вечного пламени. Отрекись от Бьяджио, чтобы твоя душа смогла найти покой.
      Герцог был непоколебим.
      - Если ад существует, то я буду рад в нем гореть. Это лучше, чем пресмыкаться перед церковью Эррита. Именно такой ответ Форто ожидал услышать.
      - Да будет так.
      Он подошел к флагштоку, развязал узлы и быстро опустил флаги. Первым был опущен Львиная Кровь. Смяв его в комок, генерал бросил его вниз. Подхваченный ветром штандарт Гота скрылся из вида. Форто вернулся к флагштоку и срезал Черный флаг. Это был самый непримечательный флаг во всей империи: только черное поле. Но в нем таились целые поколения зла.
      - Связать его! - приказал генерал.
      Его солдаты моментально отрезали куски веревки и связали герцогу руки за спиной. Пока они действовали, Форто что-то бормотал над флагом: молился на древненарском, изгоняя бесовские силы. А потом он схватил флаг и разорвал его пополам. Локкен бесстрастно наблюдал за уничтожением полотнища. Форто запихнул обе половины влага герцогу за пазуху.
      - Хочешь, чтобы твой флаг был поднят, герцог? Хочешь бросить вызов Небесам? Тогда сам поднимай свой проклятый флаг!
      Полковник Кай толкнул связанного Локкена к флагштоку. Еще двое солдат сделали веревочную петлю и надели ее Локкену на шею. Быстрым рывком затянув ее, они заставили герцога встать на цыпочки.
      - Ни о чем не жалеешь, Локкен? - издевательски осведомился Форто. Совсем ни о чем? Еще есть время, демон. Но оно быстро кончается. Тик-так, тик-так...
      - Будьте вы прокляты - ты сам и твой епископ, мясник! Я буду ждать вас в вашем аду!
      - Да-да, - согласился Форто.
      Взмахом руки он отдал команду своим солдатам затянуть петлю. Светлые глаза Локкена вылезли из глазниц, язык вывалился наружу из отчаянно ловящего воздух рта. Он сумел немного задержать дыхание, но на полпути вверх оно вырвалось у него глухим вскриком. Его ноги судорожно задергались - и конца флагштока Локкен, герцог Гота, достиг уже мертвым. Форто наблюдал за ним с удовлетворением. Теперь весь город-крепость мог убедиться в глупости своего герцога.
      - Да сжалится над тобой Бог, - тихо проговорил генерал.
      Однако еретик получил по заслугам. Форто пообещал себе, что когда-нибудь проделает то же самое с Бьяджио, и тогда наконец Нар освободится от династии тиранов.
      Чувствуя безмерную усталость, генерал Форто повернулся в своему верному полковнику:
      - Пойдем, Кай. У нас еще остались дела. Форто первым ушел с башни, стремясь оставить позади пучеглазый взгляд герцога.
      Генерал Форто спокойно вывел свой легион из города.
      Верный своему обещанию Лариус отозвал лучников с башен и увел с улиц потрепанную пехоту. Все равно город горел, так что люди нужны были на пожарах. Генерал Форто решительно ехал мимо изумленных горожан, не реагируя на тихие проклятия взрослых и злобные взгляды зареванных детей. Солнце уже поднялось, и его яркие лучи растапливали покрывший землю снег. Оказавшись у ворот, Форто поднял взгляд к небесам, ища знамения. За грядами облаков виднелись серо-голубые лоскуты неба. Бог говорил с ним, как это было все эти последние месяцы. В стихающем ветре он ощутил дыхание Господа. Форто кивнул в знак того, что понял веление.
      Отъехав на безопасное расстояние от города, Форто подозвал к себе полковника Кая. Его заместитель подъехал рысью. Форто обратился к нему шепотом, так что полковнику пришлось приблизиться вплотную к генералу.
      - Кай, пора. Уводи людей от города. Но оставь таран. Пусть он стоит у ворот, чтобы их перекрыть.
      - Таран? - Полковник Кай оглянулся через плечо на гигантское орудие, которое все еще перекрывало большую часть проема гигантских ворот. Пехотинцы и конники протискивались по обе его стороны. - Мы оставим его здесь?
      - Мы оставим его именно здесь. Собери офицеров. Пусть они едут к кислотометам и дают команду готовиться.
      Казалось, полковник Кай потрясен услышанным.
      - Генерал...
      - Это - Божья воля, полковник. Там так и разит злом. Город нужно очистить.
      - Генерал, вы обещали Локкену пощадить их. Его семья...
      - На его семье лежит такое же пятно, как и на нем, - твердо заявил Форто. - Как и на всем Готе. Мы здесь для того, чтобы искоренить Ренессанс, задушить его, как пожар. Я не оставлю дело на половине.
      Лицо Кая напряглось.
      - Сэр, я могу говорить прямо?
      - Ты всегда это делаешь, - огрызнулся Форто.
      - Сэр, это резня. Это - убийство.
      - Убийство? - вспылил Форто. - Кто говорит об убийстве? Это спасение, полковник, не заблуждайся! Черный Ренессанс - это опухоль. Если бы у тебя была болезнь плоти, разве ты не вырезал бы ее? Именно это мы здесь и делаем. Мы спасаем Нар. Перестань закрывать глаза, Кай. Хоть раз сам осознай правду!
      Скрытая угроза генерала заставила Кая замолчать, и он молча отвел взгляд в сторону холмов, окружающих город, где ожидали приказов смертоносные кислотометы.
      - Подожди, пока мы отойдем на безопасное расстояние, - сказал Форто, а потом пускай сигнальную ракету.
      Кай мрачно кивнул и отъехал, но Форто окликнул его:
      - Кай!
      Полковник повернулся к Форту:
      - Да, генерал?
      - Выполнять волю Небес нелегко, Кай. Ни мне, ни кому бы то ни было. Молись, чтобы тебе были дарованы силы, и Он даст их тебе.
      - Да, генерал, - бесцветным голосом отозвался Кай. И поспешно уехал.
      Только что овдовевшая герцогиня Гота Карина стояла на вершине крепостной башни, глядя, как тело мужа раскачивается на ветру. Туго затянутая вокруг шеи веревка придала его лицу странный лиловый цвет, сделав почти неузнаваемым даже для женщины, родившей ему троих детей. На башне было холодно. Снег почти прекратился. Лариус вытащил кинжал и начал перерезать веревку, чтобы снять тело своего господина. Добрый Лариус единственный человек, с которым Карина смогла сделать это необходимое, но столь мрачное дело. Внизу безутешно плакали ее дочери. Ее единственный сын, наверное, погиб - лежит залитый кровью среди убитых на городской стене. Карина дрожала всем телом. Ей удалось справиться со слезами, но она попала в какой-то туман, поглотивший все вокруг. Ей было двадцать девять, и она совершенно не предполагала, что сможет любить этого мужчину, который был настолько старше ее. Но теперь, когда его не стало, она не могла представить себе жизни без него.
      Окружавшая город армия Форто отступала, как и было обещано: этот факт поразил Карину. Она не ожидала, что мясник сдержит слово. Когда утренний свет залил долину, они увидела, как они удаляются от города. Им оказалось достаточно убить ее мужа. Герцогиня подавила рыдание и пошла к флагштоку, чтобы помочь Лариусу спустить Локкена вниз. Его тело уже остыло. Карина обхватила его руками и опустила на крышу, с проклятиями пытаясь развязать петлю.
      - О боже! - простонала она. - Мой муж...
      Глаза Локкена были широко открыты. Они невидяще смотрели на нее. Лариус накрыл их ладонью и опустил герцогу веки. Старый вояка встал на колени, поцеловал своего господина в лоб и попятился назад, чтобы не мешать горю госпожи. Карина прижала голову Локкена к груди и стала его укачивать. Она пыталась понять, стала ли она теперь повелительницей Гота. Вернется ли Форто, чтобы продолжить свое мщение? Карина погладила мужа по голове, убирая пряди волос с безжизненного искаженного лица. Лариус подошел к краю башни и посмотрел на город. Мокрый снег лежал до горизонта, но во многих местах его съели огонь и дым. Далеко внизу Карина слышала вопли своих людей: беспомощный, недоуменный плач детей и их матерей. По улицам сновали солдаты, стараясь задушить пламя с помощью одеял и песка. Карина закрыла глаза и прошептала молитву - не новому Богу Нара, а прежнему, когда Бог был добрым. Пока Аркус не умер, она любила церковь. Она даже совершила паломничество в Черный город, чтобы увидеть огромный Собор Мучеников и послушать проповедь Эррита. Но в руинах старой империи что-то роковым образом нарушилось.
      Какой-то звук, раздавшийся вдалеке, прервал молитву Карины. На холмах слышались странные глухие удары. Карина вытянула шею, стараясь увидеть, что происходит. Эти звуки внезапно окружили ее со всех сторон. Испугавшись, она положила Локкена и поспешно подошла к Лариусу. Советник смотрел вдаль.
      - Лариус, что это? Что это за звук?
      - Не знаю, миледи. Огнеметы?
      - Огнеметы? О нет, не может быть!
      - Я не вижу вспышек, - согласился Лариус. - Но звук...
      Что-то просвистело у них над головой. Лариус схватил свою госпожу и заставил ее лечь. Карина пронзительно закричала. Еще один снаряд с шипеньем ударился в стену башни. Раздался звук, похожий на шипенье мощной струи пара. Далекие звуки с холмов участились. Карина высвободилась из рук Лариуса и подбежала к каменному парапету.
      - Что это? - закричала она, закрывая уши руками, чтобы не слышать этого звука. - Лариус, что...
      Весь Гот начал наполняться дымом: зеленые клубы поползли по улицам. Странная бомбардировка заставила всех горожан поднять головы к небу. Когда неумолимый туман стал окружать людей, они начали кричать, выцарапывая себе глаза. Ветер разносил сладковатый запах чего-то гадкого. Карина понюхала воздух - и запоздало поняла, что вдыхает яд. Огонь заполз ей в ноздри, сжигая слизистую оболочку. Горло у нее сжало спазмом, глаза наполнились слезами. Она отшатнулась от парапета, налетев спиной на Лариуса, и отчаянно попыталась ухватиться за него. Глаза старика были налиты кровью. Ужасаясь, не имея возможности ни дышать, ни кричать, герцогиня Карина посмотрела на свое запятнанное платье и поняла, что слезы у нее окрашены в алый цвет.
      2
      Золотой граф
      Его звали Помрачающий Рассудок.
      Это имя ему дал его прежний господин, Аркус, император Нара, - и Саврос носил его с гордостью и называл себя так сам даже в присутствии благородных имперских дам. Он обращался со своими инструментами так, как художник с кистью: бережно, умело и талантливо. Некоторые говорили, что он безумен, но все соглашались на том, что в его деле ему нет равных, что он один из редких умельцев Нара. Солдаты завидовали тому, как он владеет ножом, женщины падали в обморок, когда он рассказывал свои мрачные истории. Он понял свое истинное призвание еще в детстве.
      Симон наблюдал за работой Помрачающего Рассудок, ужасаясь любви палача к своему делу. Его паучьи пальцы ползли по плоти жертвы, его кисти вращали целый арсенал узких ланцетов, словно острые дирижерские палочки. Симон знал, что видит мастера. Несмотря на вопли подвешенной к потолку на цепях жертвы, он был заворожен зрелищем.
      - Это так легко, - шептал палач. Его язык быстро лизнул ухо жертвы. Так легко умереть...
      Голос был медовым, тошнотворно сладким и душным. Он лился из горла Помрачающего Рассудок подобно песне, терзая несчастного, заставляя его говорить. Но испытуемый уже почти потерял дар речи. С его губ срывалось только невнятное трийское бормотание, однако Саврос Помрачающий Рассудок еще не закончил. Он извлек из своего белого жилета еще один ланцет и продемонстрировал жертве, медленно поворачивая в слабом свете темницы, ловя кромкой лезвия оранжевое пламя факелов. Симон неподвижно стоял в углу камеры, ожидая смерти пленника.
      Как все трийцы, пленник был совершенно белым. Увидев его, Саврос пришел в восторг. Для него белая кожа стала полотном, растянутым на цепях. Он моментально принялся за дело, вырезая ножами орущие фигуры на обнаженной спине несчастного. Их было уже почти двадцать - и они образовали причудливую живую фреску. Кровь неумолимо стекала на пол, кусочки трийской плоти прилипли к сапогам Помрачающего Рассудок. Но казалось, что Саврос совершенно их не замечает. Наблюдая за этой картиной, Симон невольно задумался, не так ли выглядит ад.
      - Прекрасно, - заметил палач, любуясь своим драгоценным ланцетом. Он поднес его к серому глазу трийца, помутневшему от усталости и боли. - В Черном городе есть кузнец, который тратит много дней на одно такое лезвие. Он - лучший мастер ножей в Наре. - Саврос проверил лезвие кончиком пальца и ухмыльнулся. - Уй! Острое.
      Саврос уже не трудился говорить по-трийски. Его жертва потеряла способность понимать что бы то ни было, и он это знал. Но это было самым приятным моментом. Симон с трудом держал себя в руках. Он - Рошанн, и если он отвернется, Бьяджио об этом услышит. И он крепился и продолжал смотреть, как Саврос гладит узким ланцетом мокрую от слез щеку и с воркованием поет свою песню и как закованный в цепи триец с дрожью готовится умереть.
      - Да делай же! - прорычал Симон, выходя из себя.
      Саврос обратил смеющийся взгляд в темный угол, где ждал Симон. На потолке у него над головой висел паутинный кокон, полный новорожденных паучат, но Симон не сходил с места.
      - Ш-ш! - прошептал Саврос, прижимая к губам тонкий палец.
      В камере было жарко и пахло патокой. Симону было душно. Голос Помрачающего Рассудок звучал у него в голове. Он слушал его уже несколько часов, и ноги болели от усталости. Снаружи, в реальном мире, уже, наверное, встало солнце. Если бы можно было, Симон выбежал бы из камеры и сблевал, но ему еще предстояло сделать грязное дело.
      - Если ты уже узнал все, что нужно, убей его! - приказал Симон. - Он все же человек. Обращайся с ним, как с человеком.
      Казалось, Саврос потрясен.
      - Ты привел его сюда для меня, - напомнил он Симону. - И теперь не мешай мне делать мое дело.
      - Твое дело сделано, Помрачающий Рассудок. Если тебе нужно кого-то прирезать, купи себе на ферме козу. Он был трийским воином. Оставь ему хоть немного чести.
      - Что это ты такой нежный? - с издевкой осведомился Саврос. Тонкий ланцет вращался в его пальцах. - Разве Рошаннов не учат вести допросы?
      Симон вышел из темноты. В центре камеры стоял столик для приспособлений Помрачающего Рассудок: странная коллекция металлических предметов с остриями и щипцами, аккуратно разложенных на серебряном подносе. Рядом с мрачным блюдом стоял кувшин розовой воды. Саврос имел странную привычку смачивать губы своим жертвам прохладной жидкостью, заставляя их жаждать большего. Симон оттолкнул палача, взял кувшин и поднес его к губам трийца, налив воды ему на губы и язык. Несчастный застонал от благодарности.
      - Что ты делаешь? - возмутился Саврос.
      Симон ничего не ответил. Продолжая лить воду, он взял со стола нож. Этот был не таким красивым, как остальные. Он был широким и тяжелым, с зазубренным лезвием, как пила мясника. Симон крепко сжал рукоять и подался вперед так, что его губы почти коснулись уха пленника.
      - Хорошей тебе смерти, воин, - просто сказал он и погрузил клинок в сердце трийца.
      Из горла несчастного вырвался хриплый вскрик. Руки сжались в кулаки, сотрясая кандалы и длинные крепкие цепи. Глаза широко раскрылись, секунду осмысленно смотрели на Симона, а потом погасли. Симон вернул на стол кувшин, потом - нож и спокойно поглядел на Савроса. У Помрачающего Рассудок от изумления отвисла челюсть.
      - Ты его убил! - пролепетал Саврос.
      - Ты как кошка, которая играет с птицей, - резко бросил Симон. - Я не намерен смотреть на эти глупости.
      - Я с ним не закончил! - взвыл Саврос. Он бросился к обмякшему телу, пытаясь нащупать пульс. - Я скажу Бьяджио, что ты сделал!
      - Я сам ему скажу. Ну, что он говорил? Я слышал, как ты упоминал Вэнтрана. Он в Фалиндаре?
      Саврос не слышал вопроса. Он водил тонкими пальцами по спине своей жертвы, восхищаясь собственным искусством и ловя кожей лица уходящее тепло тела. Симон нетерпеливо переступил с ноги на ногу. В те дни, когда Саврос служил императору, он был одним из любимцев Аркуса, членом его привилегированного "железного круга". Теперь он стал изгнанником, как и прочие сторонники Бьяджио, и застрял на Кроуте. Никому из них не нравилось здесь жить, но, похоже, Саврос переносил изгнание хуже остальных. Помрачающий Рассудок всю жизнь провел в Черном городе, занимаясь своей мрачной профессией. Он привык к изрыгающим дым трубам военных лабораторий и сырости подземелий. Чистый океанский воздух вызывал у него депрессию. Однако он все еще пользовался привязанностью Бьяджио, а это означало, что он может влиять на графа. Симон понимал, что нельзя заходить с ним слишком далеко.
      - Саврос, - настоятельно спросил Симон, - что он говорил? Вэнтран в Фалиндаре?
      - Он был такой красивый, - рассеянно ответил Саврос. - Я хочу еще такого!
      - Вэнтран...
      - Да, да! - вспылил палач. Саврос отпустил мертвеца и повернулся к столу. Вынимая окровавленные ланцеты из жилета, он стал раскладывать их на серебряном подносе, недовольно хмурясь. - Все так, как ты и подозревал, шпион! - Он выплюнул это последнее слово, словно ругательство. - Вэнтран в Фалиндаре с женой.
      - Что еще он сказал? - продолжал спрашивать Симон.
      - А, да выучи ты этот проклятый язык! Или ты нас не слушал?
      Симон ощетинился, но промолчал. Среди тех, кто бежал с Бьяджио на Кроут, щелкающую трийскую речь понимал один только Саврос. Он однажды объяснил, что "должен знать язык тех, с кем работает". И у Савроса была способность к языкам, которой Симон мог только дивиться. Это была первая поездка Симона в Люсел-Лор - и он надеялся, что она станет и последней. Он попытался выучить хотя бы несколько трийских фраз, но Саврос оказался плохим учителем, а Симон - отвратительным учеником. И с тех пор их враждебность только усилилась.
      Симон осторожно наблюдал за Савросом, глядя, какчон своими запятнанными руками превращает белое полотенце в красное. Он заметил какой-то блеск в неестественных глазах Помрачающего Рассудок - в ярких синих глазах что-то пряталось. Он не сказал всего.
      - Что еще? - спросил Симон. - Я знаю, что ты не все мне сказал.
      - Неужели знаешь? - нарочито изумился Саврос. - Ты же Рошанн, Симон Даркис. Тебе полагается быть наблюдательным. Что я узнал? Можешь догадаться?
      - Перестань дурачиться, - приказал Симон. Саврос уступил, гадко улыбнувшись.
      - Есть ребенок, - с удовольствием сообщил он. - У Вэнтрана дочь.
      У Симона оборвалось сердце.
      - Дочь? Сколько ей лет?
      - Очень маленькая. Еще младенец. Может, год. Может, больше - не знаю. Но она живет с ними в крепости. - Саврос отложил грязное полотенце. Похоже, тебе придется вернуться, а?
      Симон поморщился. Этого ему хотелось меньше всего.
      - Вэнтран все еще чего-то ждет, - добавил Саврос. - Тебе надо сказать об этом Господину. Скажи ему, чтобы он перестал возиться со своей вендеттой и увез нас с этого проклятого острова.
      Симон мрачно пообещал себе, что он непременно так и сделает. Он в последний раз взглянул на мертвого воина, висевшего на цепях. Безжизненные глаза были широко открыты и устремлены прямо на него. Невидимый ветерок раскачивал тело, заставляя цепи греметь. У Симона было такое чувство, будто он вымазался в грязи. Обратный путь из Люсел-Лора был долгим и неприятным, но этот воин гордо переносил все унижения. Сидя связанным в вонючем корабельном трюме, он почти не говорил и не ел. Симон посмотрел на исхудавшее тело, изуродованное безумными творениями Помрачающего Рассудок. Только Савросу удалось сломить железную волю трийца, и всего за несколько часов.
      - Как его звали? - тихо спросил Симон.
      Саврос изумленно воззрился на него:
      - Что?
      - Его имя. Как его звали?
      - Я обучил тебя этой фразе, - напомнил ему Саврос. - Разве ты сам его не спросил?
      Симон покачал головой. До этой минуты ему не хотелось знать имя своего пленника.
      - Хакан, - сказал Саврос и вздохнул. - Какая обида. Он мог прожить гораздо больше.
      - Хакан, - повторил Симон. Потом он посмотрел на Савроса и ядовито сказал: - Я рад, что убил его.
      Не сказав больше ни слова, Симон стремительно вышел из камеры. Он проскользнул через железные ворота, отделявшие темницу от остальных катакомб, и попал в винный погреб графа, где дремали тысячи бочек бесценных вин, наполняя воздух сладким ароматом. Большинство были из собственных виноградников Бьяджио: это был нектар, который высоко ценился по всей империи. Целая армия слуг графа ухаживала за виноградниками, а в погребах рабы в ошейниках ворочали тяжелые бочки и пробовали вина, дозревающие до идеального букета. На проходившего мимо Симона рабы не обращали внимания. Они знали, что он - любимец графа, но не лорд Нара. Он был Рошанном, а это означало, что он - слуга графа, то есть практически ничем от них не отличается.
      За винным погребом находилась резная каменная лестница, вытесанная из цельного гранита. Ее ступени были стерты ногами многих поколений. Симон поднялся наверх: ему не терпелось побыстрее глотнуть свежего воздуха. Открыв дверь, он оказался на половине прислуги, в задних комнатах просторного дома графа. Уже наступило утро. Тонкие нити солнечного света проникали сквозь хрусталь окон и падали на пол, выложенный красной плиткой. Симон услышал, как в кухне стучат кастрюли: рабы начали готовить завтрак. Он подошел к окну и выглянул наружу. Дворец графа стоял на возвышении, и перед Симоном лежали холмистые виноградники, уходившие на запад, и сверкающий океан вдали. Он вдохнул сладкий воздух и закрыл глаза. Перед ним все еще стояло лицо мертвого трийца, но сильнее всего была усталость. Мучительно хотелось заснуть - или хотя бы снять сапоги и дать отдых стертым до волдырей ногам, но он - о знал, что его ждет господин. От этой мысли Симон содрогнулся. Он говорил с графом совсем недолго, когда приехал накануне поздно вечером, а потом сразу же пошел с Савросом в темницу.
      Бьяджио был прав относительно дотошности Помрачающего Рассудок.
      - Боже! - прошептал Симон, не открывая глаз.
      Он все еще ощущал запах крови. Эрис тоже его почувствует. С его губ сорвался тихий стон. Она будет о нем беспокоиться. Но ей придется подождать - еще совсем немного.
      Мимо прошла судомойка. Симон поймал ее за руку, и она подскочила от неожиданности.
      - Где граф? - спросил он.
      - Господин? - пролепетала девочка. У нее в руках была корзинка с яйцами, которую она чуть не уронила. - Кажется, он в купальне, сэр.
      Он отпустил ее, виновато улыбнувшись. Только сейчас ему пришло в голову, как он должен выглядеть в одежде, забрызганной кровью. Эти слуги графа все еще не привыкли к своим гостям из Черного города, и хотя Симон в течение нескольких лет довольно подолгу останавливался во дворце, к нему все еще относились как к чужому.
      Он прошел через дворец и вышел на крытую аллею, вымощенную красным кирпичом и обрамленную цветами и великолепными статуями. Его окружили острые ароматы сада. Он смущенно поправил мятую одежду. Бьяджио ненавидит неопрятность. И в этой части дворца даже рабы были одеты лучше, чем Симон. Это было восточное крыло, обитель самого графа, куда допускались очень немногие. Симон сомневался в том, чтобы туда хоть раз приглашали Савроса или кого-то из лордов Нара. И, подходя к белому зданию - каменной и золотой мечте зодчего, - Симон невольно замедлил шаги, стараясь ступать как можно тише. В саду Бьяджио подавать голос разрешалось только птицам. Усердные садовники уже начали утреннюю работу: они обрезали гигантские кусты роз, выдергивали сорняки. Вслед Симону издевательски свистнул дрозд, свивший себе гнездо в ветвях персикового дерева. Симон бросил на птицу возмущенный взгляд, мечтая о подходящем камне, чтобы запустить в нее.
      Дорожка привела его к бронзовой арке, увенчанной колючими плетями вьющейся розы. Вход охранял огромный евнух с алебардой. При виде Симона охранник шагнул в сторону, и Симон прошел через арку в узкий внутренний двор. Обойдя его, он направился в купальню. Через несколько секунд он уже видел кедровую дверь, которая вела в парную. Ее крошечное окошко запотело. Из высокой трубы в утренний воздух вырывался влажный дым. На деревянном колышке висел один халат.
      "Хорошо, - подумал Симон, подходя ближе. - Он один".
      Он тихо постучал. Дерево под пальцами оказалось теплым. После недолгого молчания из парной раздался зевающий голос его господина.
      - Входи, - приказал Бьяджио.
      Симон приоткрыл дверь. Ему в лицо ударила струя пара. Кого-то другого его температура могла бы удивить, но Симон знал привычки своего господина и был готов к ожогу. Он моргал, привыкая к ароматному пару, вглядываясь в глубину парной. Там было темно: единственный свет исходил от углей, нагревавших камни. В углу сидел граф Ренато Бьяджио, разнежившийся, словно кот. Он был совершенно голым, если не считать небольшого полотенца, обвязанного вокруг бедер. Его золотистая кожа блестела от пота, длинные влажные волосы цвета янтаря падали на плечи. Невероятно яркие глаза открылись при звуке шагов Симона, а на прекрасном лице заиграла приветливая улыбка.
      - Привет, мой друг, - проговорил Бьяджио.
      Его голос был странным, нечеловеческим, он пел, словно дорогой музыкальный инструмент. Симон услышал его на фоне шипенья пара: гипнотическую мелодию, зовущую его приблизиться. Даже по прошествии стольких лет этот голос порой заставлял его трепетать.
      - Доброе утро, господин, - отозвался Симон. - Я вам не помешал?
      - Ты никогда мне не мешаешь, Симон, - сказал Бьяджио. - Входи. Дай на тебя посмотреть.
      - Извините, господин, я в жутком виде. Я вернусь, когда оденусь, как подобает для встречи с вами. Казалось, это привело Бьяджио в восторг.
      - Дай мне на тебя посмотреть, - снова повторил он. - Открой дверь.
      Симон неохотно открыл дверь и вошел в нагретую парную. Его сразу же окружили клубы пара. Яркие глаза лл Бьяджио широко раскрылись.
      - В самом деле! Я вижу, что ты слишком близко подходил к Помрачающему Рассудок. Ты ужасно выглядишь, Симон.
      - Простите меня, господин. Я спешил сообщить вам новости. Я скоро вернусь.
      Он повернулся, чтобы уйти, но Бьяджио остановил его.
      - Чепуха! - заявил граф. - В конце концов, это же купальня. Сними с себя все это и садись рядом. - Он похлопал по скамье рядом с собой. - Сюда.
      Симон с трудом удержал проклятие. Он уже ощущал на себе жадный взгляд Бьяджио.
      - Я не могу, милорд. Я только оскорблю ваш взгляд!
      - Перестань изображать шлюху, Симон, - сказал граф. - Я настаиваю, чтобы ты сел рядом. А теперь раздевайся. Полотенце у тебя за спиной.
      Там действительно нашлось еще одно полотенце. Симон снял с себя одежду, бросился за кусочком ткани и туго замотал ее вокруг пояса. Пар был невыносимо жарким. Симон чувствовал, как у него горит все тело. Он с ужасом увидел, что Бьяджио берет ковшик и выливает на раскаленные камни очередную порцию жидкости. С камней вверх рванула струя влажного пара. Бьяджио со вздохом закрыл глаза и глубоко вздохнул. Как и все бывшие сподвижники Аркуса, граф терпеть не мог холод. Это было одним из странных побочных эффектов снадобья, которое они употребляли, чтобы поддерживать себя. Даже в самые долгие летние дни кожа Бьяджио была по-зимнему холодной. Та же алхимия, которая сделала его глаза ярко-синими, превратила его кровь в ледяную воду. А еще это снадобье сделало его бессмертным - или почти бессмертным. Симон считал, что графу не меньше пятидесяти, но выглядел он вдвое моложе. Здесь, в купальне, когда его тело было полностью открыто, Бьяджио казался каким-то легендарным существом. Он был человеком некрупным, но мышцы у него были крепкие и выпуклые и плавно двигались под гладкой кожей. Граф гордился своим телом и любил его демонстрировать, особенно Симону.
      Симон уселся рядом со своим господином. Горячее дерево обожгло ему зад. Он поправил полотенце так, чтобы Бьяджио мог видеть как можно меньше его тела.
      Бьяджио приоткрыл один глаз и улыбнулся, проведя ледяной рукой по руке Симона.
      - Я рад, что ты вернулся домой, мой друг, - сказал граф. - Я по тебе скучал.
      - Я рад вернуться, - ответил Симон. Жара уже начала на него действовать: у него стали слипаться глаза. - Никогда еще Кроут не казался мне таким прекрасным. Когда мы увидели его с корабля, я чуть не расплакался. Вы знаете, как я не люблю воду.
      - А что Люсел-Лор? Как тебе показалось это отвратительное место?
      - Оно показалось мне очень далеким, - пошутил Симон. - И совсем другим. Они - странные люди, господин. Вам надо было посмотреть на того, которого я привез Савро-су. Кожа у него была молочно-белая. И волосы тоже. Они не просто светлые. Они... странные.
      - Он уже мертв - тот, которого ты поймал? Симон кивнул:
      - Я убил его сам. Саврос ведет себя отвратительно. Я больше не мог на это смотреть. Но триец сказал все, что знал. Я убедился в этом, прежде чем его убить.
      Бьяджио рассмеялся:
      - Наш Помрачающий Рассудок - словно дитя малое! Он так предвкушал работу с трийцем. Я посмотрю на это создание, прежде чем от него избавятся. Хочу увидеть сам. Аркус всегда был к ним неравнодушен, а теперь вот Вэнтран пожелал у них поселиться. Мне хочется знать, откуда это берется. - Лицо графа омрачилось. - Я слышал, что они очень красивы. Это так?
      - Красивы, мой господин? В глазах других трийцев - возможно. Я видел их не так уж много. Когда я узнал, что этот - из Фалиндара, я поймал его и уехал.
      - И ты, конечно, сделал правильно, - ответил граф, прислоняясь к стене. - Времени прошло немало, но я не сомневаюсь, что Вэнтран все еще чего-то от меня ждет. Хорошо, что тебя не видели. Ты прекрасно справился, друг мой. Как всегда. Итак, какие у тебя новости? Симон собрался.
      - Как и подозревалось, Вэнтран поселился в Фалиндаре. Он живет со своей женой, трийкой.
      - Да, - прошептал Бьяджио. Все знали, что Вэнтран предал империю ради женщины. - Жена. Хорошо...
      - Этот воин - один из охранников крепости. На нем была такая же синяя куртка, как и на других воинах из тех мест. Саврос говорит, что в Фалиндаре много таких, как он. Возможно, они охраняют Вэнтрана.
      - Надо думать, они считают Шакала героем! - бросил Бьяджио. - Этот человек умеет к себе привлечь. Что еще?
      Какую-то долю секунды Симон собирался солгать, но это было немыслимо. Он был Рошанном Бьяджио. Слово "Ро-шанн" на языке Кроута означало "Порядок". Он был избранным, а это значило, что он обязан своему господину всем. Особенно правдой.
      - Есть ребенок, - быстро проговорил он. - Девочка. Она от Вэнтрана. Бьяджио ахнул.
      - Ребенок? У Шакала дочь?
      - Если верить тому трийцу - то да. Она живет с ним в цитадели. Но, кажется, ее редко видят. Возможно, Вэнтран действительно по-прежнему вас боится. Кажется, этот триец понял, что я там делаю. Я понял это по его глазам, когда захватил его в плен.
      Бьяджио засмеялся и захлопал в ладоши:
      - Превосходно! Ребенок! Лучшего и желать было нельзя! Захватить ее... Вот это была бы боль, правда, Симон? Это было бы великолепно!
      Именно такого предложения Симон и ожидал.
      - Только если до нее можно было бы добраться, господин. Но мне кажется, что это маловероятно. Если она в крепости, то ее наверняка бдительно охраняют. Лучше нам просто убить Вэнтрана. Если он отправится на охоту или...
      - Нет! - резко ответил Бьяджио. - Это не боль, Симон. Это не потеря. Когда Вэнтран предал Аркуса, он приговорил его к смерти. И он отнял Аркуса у меня. Я любил Аркуса. Я уже никогда не буду прежним. И Нар тоже. - Граф с отвращением отвел взгляд. - Ты меня разочаровал.
      - Простите меня, - тихо попросил Симон, поспешно вкладывая руку в руку Бьяджио. - Я знаю, как вы скорбите, господин. Смерть императора по-прежнему причиняет боль нам всем. Я просто хотел предложить такую месть, которая кажется мне осуществимой. Захватить его дочь или жену...
      - Будет единственной достойной местью, - закончил вместо него граф. Он должен страдать так же, как страдал я. Я отниму у него все самое дорогое, как он отнял у меня Аркуса. - Бьяджио больно сжал пальцы Симона. Молю тебя, друг мой: пойми меня! Я здесь один, если не считать тебя. Остальные меня не знают. Они следуют за мной из одного только честолюбия. Но мне нужна твоя преданность, Симон.
      - Она всегда ваша, господин, - ответил Симон. - Вы знаете, что я вам верен. Рошанны всегда будут с вами.
      И это была правда. Хотя Симон не был уверен в собственной верности, множество других членов тайного общества Бьяджио были рассеяны по всей расколовшейся империи. Бьяджио создал их из праха ферм Кроута, использовал их для того, чтобы свергнуть собственного отца, а потом - чтобы служить императору. Что бы ни стало с Бьяджио и его планами на трон, Рошанны всегда будут принадлежать ему. Он был их основателем, их богом, их маяком. Бьяджио был жизнью Рошаннов, и его агенты его обожали.
      - Не надо думать о смерти Аркуса, господин, - попробовал утешить его Симон. - Думайте о другом. Вы нужны нам. Вы нужны Нару. Только вы способны воссоздать империю.
      Бьяджио тихо засмеялся.
      - Никто не способен так править с Железного трона, как это делал Аркус. Но я попробую, если получится.
      - Скоро? - спросил Симон.
      - Время - это роскошь, которая есть у нас и которой нет у наших врагов, мой друг. Нас защищает флот Никабара, в нашем распоряжении все богатство этого острова. Эрриту и его друзьям до нас не добраться. И у нас есть снадобье! - Лицо Бьяджио стало насмешливым. - Интересно, как Эр-рит себя чувствует в последнее время. Его мучения должны уже стать нестерпимыми. Бовейдин считает, что в конце концов абстиненция его убьет.
      - Прекрасно, - сказал Симон, вытирая пот со лба. - И наше изгнание закончится.
      - Но это будет не таким сладким концом, как тот,.. который я для него придумал, - парировал Бьяджио. - Поверь мне, мой друг. Узурпаторов ждут сюрпризы. Пусть они мучаются без снадобья и гадают, что мы им готовим. Эррит говорит, что страдание полезно для души.
      Оба рассмеялись, представив себе, как пухленький епископ сохнет без дарующего жизнь снадобья. Когда Бьяджио со своими сторонниками бежал на Кроут, в Наре не осталось никого, кто мог бы синтезировать снадобье. Пусть Эррит захватил трон - но у Бьяджио есть Бовейдин, а маленький ученый никогда не выдавал состав своего снадобья. И что еще важнее, у графа был адмирал Никабар. Командующий Черным флотом дал им возможность бегства. Его дредноуты покинули Нар и епископа Эррита, и даже в эту минуту плавучие боевые машины адмирала темными силуэтами качались у горизонта, патрулируя воды вокруг острова Бьяджио. Кроут стал их новым домом, и граф был более чем гостеприимен. Они все жили здесь по-королевски, пили вина и ели яства Бьяджио, а его слуги ухаживали за ними. Тоскуя по дому, они даже назвали крошечный остров "Малым Наром".
      - Я долго отсутствовал, господин, - сказал Симон. - Какие еще известия были из Черного города? Эррит сидит на троне?
      - Не один. Я так и думал. Он заставил Форто работать за него. Генерал притворяется императором, хотя и не решается так себя называть.
      Симон обеспокоенно поднял брови:
      - Значит, нет надежды, что его армия присоединится к нам?
      - На это никогда не было надежды. Форто слишком честолюбив, чтобы упустить трон. И у нас всегда были плохие отношения, даже когда Аркус был жив. Форто знал, что его единственным шансом на власть был союз с Эрритом. - Бьяджио презрительно улыбнулся. - Наш проклятый епископ - человек умный. Сейчас у нас суша против моря.
      - Тогда нам необходима полная уверенность в верности Никабара, господин. Мы обречены, если потеряем его флот. Бьяджио возмутился:
      - Симон, ты меня изумляешь! Дакар - человек хитрый, но он никогда не был предателем. Он мой друг, как и ты. Я не хочу даже слышать подобных подозрений.
      - Мой долг - заботиться о вас, господин, - объяснил Симон. - Я буду следить за ним не потому, что я сомневаюсь в ваших словах, а потому что вы мне дороги. Чтобы противостоять легионам Форто, нам необходим флот адмирала.
      - Ах, Симон, - рассмеялся граф, - да ты - настоящая клуша! Неужели ты думаешь, что в твое отсутствие я сидел сложа руки? Кое-что уже приведено в движение. - Он сделал пальцем круг. - У меня планы не на одного только Вэнтрана! Эррит и Форто скоро узнают, каково связываться с графом Бьяджио.
      Лицо Бьяджио расплылось в ухмылке, и Симон внезапно почувствовал себя ужасно глупо. Ну, конечно, его господин действовал! Как он мог в этом усомниться? Это была умственная работа, мудрая и хитрая, и ее трудно было увидеть и оценить. Вот почему они поклялись ему в верности, вот почему сам Симон стал Рошанном. Бьяджио гениален. Иначе, чем ученый Бовейдин или безумец Саврос. Бьяджио родился с талантом к интригам. Сам Аркус понял это и сделал графа своим ближайшим советником. В дни прежней империи Рошаннов Бьяджио его "Порядка" страшились даже больше, чем солдат Форто. Он был невидимой армией, легионом призраков.
      Симон откинулся на спинку скамьи и расслабил мышцы в потоке горячего воздуха. Было так приятно выйти из темницы. А еще приятнее - сойти с корабля. Он провел почти все плавание в каюте, стараясь не дать желудку вырваться из горла. И все время ему грезился триец, закованный в трюме, и он не мог понять, зачем он принял участие в этом деле. В последнее время ему недостаточно стало напоминать себе, что он - Рошанн. Почему-то у него начала появляться совесть.
      - Мне можно вас кое о чем спросить, господин? - решился он наконец.
      - Конечно.
      - На обратном пути мы не видели ни одного лисского корабля. Я все думал, куда они девались. Вы не знаете? Бьяджио быстро глянул на Симона.
      - По-моему, ты уже и сам знаешь ответ на этот вопрос, мой друг.
      - Значит, они начали свои нападения?
      - Никабар сказал мне, что они уже довольно давно нападают на нарские торговые корабли. Пока тебя не было, они совершили набег на Дорию.
      Симон был потрясен.
      - Так близко от Черного города? И что Никабар предпринял?
      - Ничего, - ледяным тоном ответил Бьяджио. - И ты это знаешь, Симон. Не смотри на меня с таким негодованием. Ты должен мне доверять. Это часть моего плана.
      - Нар не сможет от них защититься, господин. Без флота - не сможет.
      - Я это знаю.
      - И все-таки ничего не делаете? У Бьяджио опасно вспыхнули глаза.
      - Я не собираюсь оправдываться и объясняться. Даже перед тобой. Не забывай: это не я украл империю! Пусть наш народ винит в нападениях лиссцев Эррита.
      - Но Черный флот может их остановить, милорд! Речь идет о невинных людях...
      - Достаточно! - оборвал его Бьяджио, подняв руку. - Право, Симон, иногда мне кажется, что я слишком тебя балую. Ты меня расстроил. Испортил мне баню.
      Симон потупился:
      - Простите, господин.
      Бьяджио продолжал обижаться и молчал, пока Симон не поднялся, чтобы уйти. А тогда граф вдруг резко спросил:
      - Куда ты собрался?
      - Мне показалось, что мне лучше сейчас вас оставить.
      - Ты собираешься увидеться с ней?
      В этом вопросе было столько ревности, что Симон мог только пожать плечами.
      - Если можно, господин. Бьяджио отвел взгляд.
      - Мне все равно.
      Симон остановился у двери.
      - Мой господин, если вы этого не хотите...
      - Ты был сегодня со мной очень невежлив, Симон. Да, да, иди к своей женщине. Но помни, кто позволил вам завести роман. Ты сожительствуешь с ней только благодаря моей доброй воле. Ты Рошанн, Симон. Тебе полагается быть преданным мне одному. Я терплю твое увлечение только потому, что ты мне дорог. Не злоупотребляй этим.
      - Да, милорд, - виновато отозвался Симон.
      - А, ладно, иди, - приказал Бьяджио, махнув рукой. - Но приходи завтра. Я тоже хочу побыть с тобой.
      Симон повернулся к двери, но Бьяджио снова окликнул его. На этот раз граф говорил гораздо мягче.
      - Симон, - сказал Бьяджио, глядя на него с искренней тревогой. - Я знаю, что тебе трудно. Но я прошу тебя мне довериться. Я знаю, что делаю.
      - Я в этом не сомневаюсь, господин.
      - Через несколько дней у меня будут новые сведения. Тогда мы все встретимся за ужином, и я попытаюсь всем все объяснить. Подожди этого момента, а пока не суди меня слишком строго.
      - Слушаю и повинуюсь, - ответил Симон с поклоном. Он вышел из купальни, пятясь, оставив своего господина в клубах пара.
      Симон отложил встречу с Эрис почти до полудня. Она беспокоилась о нем, но ему хотелось как следует вымыться и избавиться от испачканной одежды. Поскольку он был любимцем Бьяджио, шкафы в его спальне были переполнены прекрасными нарядами. Он выбрал легкую рубашку из красного кроутского шелка, сбрил бороду, расчесал волосы и постарался вычистить из-под ногтей спекшуюся кровь. Когда он оделся, слуги принесли ему на завтрак молоко с печеньем, и он жадно все проглотил. Дождавшись часа, когда его господин должен был уже уйти из купален и начать дневные дела, Симон вернулся в восточное крыло дворца. Там, в музыкальном салоне, он нашел Эрис в одиночестве: она рассеянно разминалась у станка. Пока она разогревала мышцы, ее зеленые глаза смотрели в никуда. Симон остановился в дверях и стал смотреть на нее. У нее был печальный вид, и ему стало грустно. Он пожалел, что не нарвал для нее в саду цветов. Крадучись, он прошел к роялю и нажал на клавишу. Удивленная неожиданным звуком, Эрис повернулась - и заулыбалась, увидев его.
      - Здравствуй, моя радость, - тихо сказал он.
      - Симон!
      Эрис высвободила ногу из станка, бросилась к нему, обхватила руками и уткнулась лицом ему в грудь. Симон застонал и поцеловал ее темные волосы, наслаждаясь ис-. о ходящим от них ароматом сирени.
      - Прости, любимая, - прошептал он. - Я не мог прийти к тебе раньше. Я приехал вчера вечером, но...
      Она поцелуем заставила его замолчать. Симон поцеловал ее еще раз, а когда она отстранилась, он жадно посмотрел на нее.
      - Ох, как мне тебя не хватало! - сказал он. - Как ты? Он хорошо с тобой обращался? Девушка засмеялась:
      - Конечно! А почему бы ему со мной плохо обращаться? Ведь я - его добыча!
      - Ты моя добыча, - промурлыкал Симон, отрывая ее от пола и кружась с ней по салону. Эрис радостно завизжала. - Видишь? Я тоже могу танцевать! пропел Симон, кружась по плиткам пола.
      Он остановился у табурета для рояля, усадил маленькую танцовщицу себе на колени и стал теребить губами ее шею. Эрис снова засмеялась, а потом вдруг откинула голову и застонала. Они долгие недели не прикасались друг к другу, и теперь оба не в силах были остановить прилив чувств.
      - Не здесь! - предостерегла его Эрис. - И не сейчас.
      - Тогда сегодня ночью, - настоятельно сказал Симон. - Когда он заснет.
      - Да, сегодня ночью, - согласилась она. - Ах, мой любимый, я так тревожилась...
      - Не надо тревожиться, - прошептал Симон. Обхватив ее лицо ладонями, он заглянул ей в глаза. - Посмотри на меня. Я ведь обещал тебе, что вернусь, правда? И вот я здесь.
      - Да! - взволнованно подтвердила она, крепче обнимая его. - Больше не оставляй меня! Он поморщился.
      - Ты же понимаешь, что я не могу тебе этого обещать. Не заставляй меня тебе лгать.
      - Я понимаю, - сказала Эрис. - Но теперь ты вернулся, и нам всем больше некуда уезжать, пока господин не пойдет на Нар. А это может случиться еще через много месяцев. - Она мечтательно вздохнула. - Несколько месяцев вместе...
      - Или меньше, - вставил Симон. Ему не хотелось портить ей настроение, но она должна была знать правду. - Я не знаю, какие у Бьяджио планы на Эррита и даже на Вэнтрана. Я могу ему для чего-то понадобиться.
      - Только не сейчас! - взмолилась Эрис. - Не так быстро. Ты только что вернулся! Скажи ему, чтобы он подождал. Симон засмеялся:
      - О да! Он с удовольствием это услышит. Извините, господин, но ваша рабыня не хочет, чтобы я уезжал. Вы ведь можете отложить ваши планы, не правда ли? Можете? Вот и прекрасно!
      - Планы? - парировала Эрис. - У господина есть планы? По тому, как все себя ведут, этого не скажешь!
      - Значит, они его не знают, - сказал Симон. - У господина всегда есть план. И он нам о нем скоро расскажет. По крайней мере так он сам мне сказал.
      Эрис провела пальцем по контуру его губ.
      - Гм... Значит, у тебя будет время поговорить с ним о нас, так ведь?
      - Не могу. Он уже на меня сердит. Сейчас я не могу ни о чем его просить.
      Эрис разжала руки, обвивавшие его шею.
      - Симон, ты же обещал...
      - Знаю, но все изменилось. Он думает только о Вэнтране. Мне кажется, он хочет, чтобы я снова вернулся в Люсел-Лор.
      - Нет! - отчаянно вскрикнула Эрис. - Ты обещал, что попросишь его, когда вернешься! Он же все равно знает о нас с тобой. Он не откажет тебе в этом. Тебе - не откажет. Я видела, какой он с тобой, Симон. Он ни в чем не может тебе отказать. Он влюблен в тебя...
      - Перестань! - строго сказал Симон, предостерегающе поднимая руку. Не говори так. Я знаю нашего господина. Но я - Рошанн, Эрис. Рошанны не женятся.
      - Для тебя он сделает исключение, - спокойно ответила Эрис. - Я в этом уверена.
      Симон был отнюдь в этом не уверен. Он любил Эрис, любил с того дня, когда Бьяджио купил ее и привез на Кроут, но он давным-давно принес клятву своему господину. Он - Рошанн, его семья - Порядок. Таких исключений просто не делают. Более того - о них никогда не просят. Он обещал Эрис, что попросит Бьяджио немного поступиться правилами и проверит на прочность их странную дружбу, но теперь, вернувшись под темное крыло графа, он несколько потерял свой оптимизм. Бьяджио слишком к нему привязан, чтобы делить его с женщиной.
      Симон потрогал золотой ошейник на стройной шее танцовщицы. Если бы не это неприятное украшение, она не походила бы на рабыню. Ее кожа пахла дорогими духами и маслами, а не углем и кухней. Она была балованной любимицей Бьяджио, его драгоценной танцовщицей, и он заплатил за нее царский выкуп. Он обожал ее - не так, как Симон, а как собиратель обожает прекрасное добавление к своей коллекции. В огромном дворце Бьяджио было множество картин и статуй, и все они были бесценными. Однако самым ценным его имуществом была Эрис. Возможно, она была лучшей исполнительницей во всей империи, феноменом, как и сам Бьяджио. Симон знал, что, глядя на нее, Бьяджио видит уголок небес.
      - Я поговорю с ним, - мрачно пообещал Симон.
      - Когда? - настаивала Эрис. - Когда он снова тебя куда-то отправит?
      - Если он снова меня куда-то отправит, - уточнил Симон. - Я пока не знаю, что он задумал. Возможно, у него нет для меня никаких поручений. Похоже, я пользуюсь здесь большой популярностью. Вы оба хотите, чтобы я был рядом с вами.
      Это не было шуткой, поэтому Эрис не засмеялась. Она молча смотрела, как он встает с табуретки и идет в окну. Высоко в небе пели жаворонки. Когда Симон уезжал в Люсел-Лор, на острове было жарко, но теперь стало холоднее: в воздухе ощущался намек на смену времени года. Только это и бывало на Кроуте - намек на осень. Симону хотелось уйти из дворца, лечь с Эрис под деревом и наблюдать за облаками, как это делают дети. Ему хотелось оказаться где-нибудь далеко, перестать быть главным подчиненным Бьяджио. Ему хотелось стать нормальным человеком.
      - Я меняюсь, - прошептал он.
      Эрис тихо подошла сзади и взяла его за руку, но Симон продолжал смотреть на открывающийся из окна вид.
      - Ты устал, любимый, - быстро сказала она. - Отдохни. Приходи ко мне сегодня ночью, если захочешь. Или не приходи, а просто выспись.
      Симон тихо засмеялся.
      - Ты меня не слушаешь. Я меняюсь, Эрис. Я уже не уверен, что я здесь ко двору. Господин изменился. Он думает только о мести. Это снадобье довело его до безумия. И мы все - пленники его сумасшествия.
      - Не говори такие вещи! - предостерегла его Эрис. - Тебя могут услышать.
      - Это не имеет значения. Все знают, что Бьяджио сошел с ума. Ты знаешь, что он приказал мне выкрасть из Люсел-Лора человека? Я привез его сюда. Саврос всю ночь пытал его, чтобы узнать, где Вэнтран.
      Эрис побледнела.
      - И что с ним стало?
      - Я его убил, - ответил Симон. - Пришлось. Саврос стал с ним забавляться. Это было тошнотворно. Мне пришлось положить этому конец.
      - Ты был к нему милосерден, - прошептала Эрис. - Видишь? Ты хороший человек, любимый.
      - Хороший? - насмешливо переспросил Симон. - Я - Рошанн. Среди Рошаннов нет хороших людей. А если я хороший, тогда мне среди них не место.
      Она взяла его за руку. В ее зеленых глазах было бесконечное прощение.
      - Ты делаешь то, что должен, так же, как я. Мы принадлежим ему. Идти против него - значит умереть. Симон притворился, будто согласен с нею.
      - Ты права, - сказал он, надеясь закончить этот разговор. - Мне на корабле было плохо. Это вывело меня из равновесия. - Он поцеловал ей руку. - Извини, что я так с тобой здороваюсь. Обещаю, что этой ночью я буду совсем другим.
      - Не приходи, если не хочешь, - мягко проговорила она. - Или если тебе кажется, что господин будет недоволен. Я пойму.
      - Я приду, - ответил Симон. Он осторожно выпустил ее руку. - Жди меня в полночь у садовой стены. А теперь занимайся. Бьяджио был бы недоволен, если бы я помешал тебе работать.
      Они позволили себе прощальный поцелуй, а потом Симон ушел из музыкального салона. Его сердце отчаянно колотилось от предвкушения.
      3
      Ричиус Вэнтран
      Ричиус Вэнтран натянул повод и остановил коня рядом с зарослями ягодного куста. Здесь, в горах вокруг Фалиндара, дул сильный ветер. И если бы не ветер, он не заметил бы обрывка окровавленной ткани, который словно флажок трепетал на кривой ветке. Он увидел ее с седла, тревожно осмотрелся и спешился.
      Все было спокойно, если не считать тихого жужжания ветра в ветвях. Животные встревоженно притаились. Неподалеку следом за ним ехали Карлаз и Люсилер, украдкой осматривая окрестности, однако Ричиус чувствовал, что поиски закончены.
      Солнце ярко светило. Ричиус затенил глаза и повернул узкий лоскут к солнцу, чтобы рассмотреть. Казалось, он оторвался от поношенной рубашки плотной, как та, какие носят фермеры. Она не была синей, так что ее оставил не Хакан, но она появилась здесь недавно, и высохшая кровь еще не выцвела. Ричиус решил, что это трийская кровь - если только фермер сам не убил кого-то. Ричиус осмотрелся. Чуть выше каменистый склон уходил во что-то вроде пещеры. Он вытянул шею, пытаясь заглянуть туда, но вход был темным, и его скрывал каменный завал. Казалось, конь прочел его мысли: он недовольно фыркнул.
      - Не тревожься, парень, - сказал Ричиус своему коню. Подойдя к нему, он почесал ему лоб. - Мы туда не пойдем.
      Конь опустил голову, подставляя Ричиусу свою шею. Конь в этих краях был редким сокровищем, и это животное, похоже, понимало свою ценность. Местность здесь была очень неровной, а большую часть лошадей съели их владельцы в тяжелые дни войны. Это животное было из Нара: Ричиусу его подарил старый друг. У него был безупречный шаг и добрый нрав, напоминавшие Ричиусу о родине.
      - Ричиус!
      Люсилер и Карлаз поднимались наверх пешком. Их белая трийская кожа сияла на солнце. Ричиус поспешил им навстречу.
      - Тише! - сказал он. - Я кое-что нашел.
      Он вручил лоскут ткани Люсилеру. Триец сощурил глаза, внимательно рассмотрел находку Ричиуса, уверенно кивнул и передал ткань Карлазу, который понюхал ее и хмыкнул.
      - Где ты это нашел? - спросил Люсилер. Ричиус указал на кусты:
      - Вон там, у скал. Он был на ветке.
      Вместе они вернулись к кустам, где Ричиус показал ему острый сучок, за который зацепилась ткань. Куст был прочный, с шиповатыми ветками, расставленными во все стороны, но других лоскутов на них не оказалось. На земле валялось еще несколько обломанных веток. Карлаз провел рукой по верху куста, осмотрел землю и снова что-то проворчал.
      - Тассон, - уверенно прошептал предводитель львиных всадников.
      Так назывался зверь, на которого они охотились. Это трийское слово означало "золото". Подобно тому как Ричиус назвал своего коня Огнем, так и львиные всадники давали своим гигантским кошкам имена. Карлаз встал на колени и прижался лицом к земле, глубоко втянув в себя воздух. Потом он погрузил палец в землю и попробовал грязь на вкус. Похоже, исследование его удовлетворило: он посмотрел на Люсилера и кивнул.
      - Что это значит? - спросил Ричиус, а потом повторил свой вопрос уже по-трийски: - Карлаз, что это?
      - Моча, - объяснил Люсилер. - Кошки всегда метят места, где они были. Карлаз почувствовал ее вкус. Он считает, что лев совсем близко.
      Ричиус указал на вход в пещеру.
      - Там, - предположил он.
      Казалось, Карлаз с ним согласен. Все трое взялись за оружие. Трийцы сняли из-за спины жиктары, а Ричиус вытащил свой гигантский меч Джессикейн. При виде чудовищного клинка Люсилер тихо засмеялся.
      - Хорошее оружие, чтобы убивать львов, - заметил он. - А больше мало на что годится.
      Ричиус судорожно вздохнул и сжал обеими руками рукоять меча. Он был шести футов роста, а меч был почти в человеческий рост. Его изготовили десятки лет тому назад для его отца, и даже после многих месяцев занятий огромный клинок быстро лишал Ричиуса сил.
      - Это не Хакан, - мрачно заметил Люсилер, пряча грязный лоскут себе в рубашку.
      Хакан исчез уже несколько недель тому назад, и хотя некоторые считали, что его сожрал взбесившийся лев Карлаза, этого быть не могло - лев сбежал всего несколько дней назад. Все надеялись, что воин вернется в крепость и выяснится, что он подвернул ногу в горах или упал в колодец. Однако неделя уходила за неделей, и такой поворот событий казался все менее вероятным.
      Тем не менее взбесившийся лев уже убил двоих. Одним был его собственный всадник, которого внезапное бешенство его животного застало полностью врасплох. Второй жертвой зверя стал фермер из ближайшей деревни. Ричиус не был знаком с этими людьми, но видел найденное тело львиного наездника. Одним ударом лапы лев снес ему голову. Фермеру посчастливилось меньше. Его дети утверждали, что он еще продолжал кричать, когда лев поволок его в лес.
      Ричиус не рассчитывал найти Хакана в логове льва. И в то, что воин мог свалиться в колодец, он тоже не верил. Хакан был трийским воином, одним из лучших в Фалинда-ре, и ему прекрасно были известны все опасности Люсел-Лора. Некоторые говорили, что он попался льву, другие - снежному барсу, но Ричиус подозревал, что его друг стал жертвой более страшного существа: чудовища с золотистыми волосами, ярко-синими глазами и неутолимой злобой.
      - Мы его здесь не найдем, Люсилер, - сказал Ричиус.
      - Он ушел охотиться, - резко ответил Люсилер. - Он мог зайти сюда на обратном пути в крепость.
      - Прошло слишком много времени, Люсилер. Никто не уходит охотиться на две недели. Даже если...
      - Ишэй! - рявкнул Карлаз, заставив их замолчать.
      Предводитель львиного народа пригнулся и жестом приказал им сделать то же самое. Ричиус понял, что он собирается сделать.
      - Нет! - прошипел он. - Ты с ума сошел! Туда идти нельзя!
      Люсилер строго посмотрел на друга:
      - Мы должны. Это животное - убийца!
      - Но только не туда! - запротестовал Ричиус. - Мы окажемся в ловушке!
      - Карлаз считает, что лев спит. Это самое подходящее время.
      Ричиус покачал головой:
      - Ни за что! Теперь, когда мы его нашли, нам надо привести подмогу. Чтобы его убить, нас троих мало.
      - Карлаз его убьет, - объявил Люсилер. - Нам надо только его прикрывать.
      Ричиус закрыл глаза и пробормотал молитву. Ему снова представился обезглавленный львиный наездник, и его резко затошнило. Конечно, Карлаз прекрасный воин, но даже ему не справиться с вышедшим из повиновения львом. Что еще хуже, этот зверь безумен. Он не признает в Карлазе предводителя и убьет его, не колеблясь.
      Однако он понимал и то, что Люсилер прав. Животное уже убило двух человек, и если его не остановить, оно убьет снова. Они выслеживали его два дня, и теперь оно в ловушке. Ричиус ощутил тяжесть Джессикейна. Старый меч не пробовал крови уже больше года. Вэнтран надеялся, что на этот раз клинок обагрится только кровью гигантской кошки.
      Карлаз пошел первым, стремительно поднимаясь по каменистому склону. Под его большим телом осыпались мелкие камни. Рядом двигался Люсилер, с подлинно кошачьей бесшумностью поднимаясь по склону. Ричиус двигался последним и с гораздо меньшей ловкостью. Ему не удавалось держать меч так, чтобы не ударять о камни, возвещая о своем приближении. Взобравшись по крутому склону, они остановились у входа и заглянули в пещеру. В глубине царил мрак - можно было только разглядеть, что пещера огромная, что в ней влажно, множество уступов и похожих на зубы сталактитов. Вблизи от входа, там, где солнечный свет еще боролся с бесконечной тьмой, лежал человеческий торс, который ни с чем нельзя спутать. Ног у трупа не было - только костистые пеньки, окруженные рваной плотью. Лицо исчезло. Карлаз как-то посвятил его в странные привычки взбесившихся львов. По какой-то необъяснимой привычке мертвые глаза жертвы приводили их в бешенство, так что они прежде всего уродовали лицо.
      - Похоже, мы его нашли! - с иронией бросил Ричиус. Он выпрямился и попытался заглянуть дальше в пещеру, но не увидел ничего, кроме истерзанного трупа и бесконечного сумрака похожей на лабиринт пещеры. Карлаз прошел в глубину пещеры, держа жиктар прямо перед собой. За труп фермера уже взялись мелкие твари. В провалах носа и глаз копошились личинки, Ричиус слышал, как пищат сытые крысы. Карлаз выругался.
      - Лев там, глубже, - сказал Люсилер. - Будь готов.
      В этом совете Ричиус не нуждался. Все его чувства были настороже, он ловил даже самые тихие звуки. Они прошли глубже в темноту, пока вход в пещеру не превратился в далекий круг света, и только напрягая глаза, можно было видеть пол под ногами. Ричиус двигался медленно и неуверенно, а вот оба трийца шли с нечеловеческой легкостью, выбирая путь инстинктивно. Ричиус стал смотреть на них, на их белую кожу, как на путеводный маяк. Они оказались в огромном зале из голубовато-серой скальной породы, где было душно, а из земли поднимались камни, похожие на гротескные статуи. Стены были усеяны пятнами темноты - там в никуда уходили узкие туннели. Свод потел вязкой зеленой водой, и капли ее гулко падали в лужи с высоты в сотню футов.
      Но льва не было.
      - Где он? - спросил Ричиус. - Я ничего не вижу.
      Он уже сильно нервничал. Вход в пещеру стал еле различимым, в жаркой духоте пот тек ручьями. Люсилер облизывал губы, исследуя пещеру, а Карлаз крепко зажмурил глаза и принюхивался к затхлому воздуху. Когда повелитель львов открыл глаза, вид у него был растерянный. Он проворчал что-то, что Ричиус не расслышал.
      - Он не знает, где лев, - прошептал Люсилер. - Воздух слишком плотный. Он не может учуять льва.
      - Тогда нам лучше уйти, - отозвался Ричиус. - Здесь опасно.
      Люсилер решительно покачал головой:
      - Нет. Мы должны его найти. Оставайся здесь, Ричиус. Дальше тебе ничего видно не будет. Мы с Карлазом начнем обыскивать галереи.
      - Что? Вдвоем? Не выйдет. Я пойду с вами.
      - Нет! - возразил Люсилер. - Ты там будешь слепым. Оставайся здесь.
      Ричиус снова начал протестовать, но Люсилер и Карлаз быстро исчезли в широкой галерее, оставив его одного в гулкой пещере. Ричиус упер конец меча в землю. В Арамуре он был королем, хотя и недолго. Но здесь он был просто розовокожим, чужаком, лишенным способностей приютивших его трийцев. Он любил Люсилера, как брата, но в такие моменты не мог не чувствовать раздражения.
      Ричиус занялся осмотром пещерного зала. Люсилер говорил правду: он был почти слеп. Однако он осторожно двигался по пещере, наблюдая за тенями и верхними уступами, пытаясь услышать гортанные звуки дыхания льва. Где-то в темноте в грязный прудик плюхнулась то ли лягушка, то ли змея. Доносился свист ветра в скалах. А вот следов чудовищной кошки не было видно, и ему вдруг подумалось, что лев в это время, возможно, крадется за ним самим. Он с тревогой посмотрел наверх. На карнизах ничего не было. Он направился в сторону туннеля, в котором исчезли Карлаз с Люсилером, но тут до него донеслось испуганное ржание коня.
      Огонь!
      - Люсилер! - завопил Ричиус, бросаясь к выходу из пещеры. - Я его нашел!
      Из-под его ног в темноте летели грязь и камни. Когда на его лицо упали лучи солнца, он уже держал Джессикейн над головой. Под карнизом он услышал отчаянный крик лошади и, заглянув вниз, увидел, как лев преследует его коня, загоняя в узкий проход между двумя гребнями. Задние лапы зверя напряглись: он готовился к прыжку.
      - Нет! - закричал Ричиус, прыгая со скалы вниз. Лев посмотрел наверх, и его желтые глаза широко раскрылись. Лапа поднялась слишком поздно: Джессикейн уже опускался. Раскроив зверю лапу, Ричиус упал на землю и откатился от льва, взревевшего от боли.
      - Беги! - закричал Ричиус, но Огонь не шевелился.
      Конь оцепенел от ужаса и только смотрел. Лев открыл пасть и зарычал, обнажив острые клыки. Ричиус поспешно вскочил и поднял меч, дожидаясь прыжка. Лев наклонил голову. Ричиус сделал шаг назад. Громадный круп пружинно напрягся перед прыжком. Джессикейн дрожал...
      А потом сверху раздался боевой клич и метнулось мускулистое тело. Карлаз уже летел. Он опустился прямо на льва, вогнав жиктар в его плоть. Лев пошатнулся от боли и лапой отбросил нового противника. Его глаза зажглись яростью. Он прыгнул на Карлаза, и повелитель львов встретил его, сшибся со зверем и обвил своими мощными руками его шею.
      Ошеломленный Ричиус едва мог двигаться. Люсилер скатился вниз и поспешил к месту боя. Ричиус пустился за ним, не выпуская из рук меч. Однако зверь метался, пытаясь сбросить с себя Карлаза, Люсилер и Ричиус не могли нанести решающего удара и кружили вокруг сцепившихся человека и зверя, тыкая во льва оружием. Карлаз потерял жиктар. Лев ревел и пытался высвободиться, но железные руки Карлаза неумолимо сжимали ему шею. По спине и лапе льва струилась кровь, глаза выкатывались. Но зверь продолжал бороться-и наконец сбросил Карлаза со спины, ударив его о скалистый уступ.
      Люсилер метнулся вперед. Триец двигался с невероятным изяществом. Его жиктар вонзился льву в зад. Лев обернулся и занес лапу, но Люсилер снова нанес удар - и на этот раз попал в горло. Лев захрипел. Его желтые глаза померкли. А лотом Карлаз снова оказался на ногах с жиктаром в руке. Подняв оружие, он погрузил его в мозг льва. Из черепа ударил фонтан крови. Зверь упал к ногам человека.
      Карлаз уронил оружие на землю. Он опустился на колени рядом с мертвым львом, прижал окровавленное лицо к его телу и поцеловал золотистую шкуру. А потом на глазах у Ричиуса и Люсилера повелитель львов из Чандаккара опустил голову и заплакал.
      Ричиус и Люсилер вернулись без Карлаза. Львиный всадник остался в лесу, чтобы похоронить животное и взять его зубы на ожерелье для сына. Это был странный обычай, но Ричиусу он внушал уважение, так что он оставил Карлаза горевать в одиночестве. Ему нравились львиные всадники. Ему пришлись по душе их простые обычаи и их чистота. В течение многих лет они были изгоями среди остальных трийцев: кочевое племя из далекого Чандаккара, которым хотелось только одного: чтобы их оставили в покое. Вторжение Нара изменило это положение, и теперь львиный народ стал благодетелем всего Люсел-Лора. Они несли охрану дороги Сакцен, единственного сухопутного пути из Нара в Люсел-Лор.
      Как и все трийские военачальники, Карлаз прибыл в Фалиндар на встречу с Люсилером. Теперь господином цитадели стал Люсилер. Кронин, прежний военачальник этих мест, не оставил наследника, а Люсилера знали и уважали. Люсилер принял свое новое положение неохотно и неоднократно повторял, что сделал это ради одной цели - ради мира.
      И в Люсел-Лоре действительно был мир. Революция, которая объединила всех военачальников, удержалась и после поражения нарцев. Это не считалось заслугой Люсилера, но Ричиус знал, что его друг-триец гордится этим достижением. Он неустанно трудился, чтобы прежний союз оставался прочным, и даже военачальники ценили его усилия. Время от времени они приезжали в цитадель, чтобы встретиться с Люсилером и обсудить свои трудности. Они знали, что Люсилер никому не может отказать.
      Но Карлаз приехал в крепость не для того, чтобы просить об одолжении. Человек, который помогал Люсилеру больше всех, просил меньше всех. Его пригласили в Фалиндар потому, что он никогда не видел прекрасной цитадели, и просто потому, что Люсилеру хотелось хоть в какой-то степени выразить свою благодарность. В эти дни цитадель не могла похвалиться особыми богатствами, но по-прежнему была поразительно красива, а слуги умели приготовить прекрасную трапезу. Люсилер приказал, чтобы Карлаза принимали по-королевски: это было наградой за те услуги, которые его народ оказывал всему Люсел-Лору.
      Первые несколько дней прошли удивительно хорошо. А потом взбесился лев. Карлаз не мог этого объяснить - он только сказал, что со старыми животными такое порой происходит. Между львом и всадником существовали хрупкие узы, и в очень редких случаях они разрывались - либо из-за болезни, либо из-за старения. Ричиус сопереживал Карла-зу. Он успел полюбить гигантских кошек, которые оберегали страну от Нара, и не мог забыть скорби Карлаза. Они с Люсилером возвращались в Фалиндар мрачными, не говоря ни слова.
      Фалиндар был прекрасен.
      Всадники проехали по длинной широкой дороге к цитадели, любуясь ее идеально расположенными шпилями, ярко сверкавшими на солнце. Вдали шумел прибой, наполняя воздух запахом морской воды. Стая чаек пролетела над головой, направляясь к океану. Вокруг замка видны были суетящиеся слуги. На башнях несли охрану стражники в синих куртках, распустив по плечам молочно-белые волосы.
      Ричиусу до боли хотелось снова увидеть жену и дочь. Дьяна о нем тревожится. Она всегда о нем тревожится - и он любит ее за это еще сильнее. Он повернулся к Люсилеру. Лицо трийца было печальным и отчужденным.
      - Я пошел, - сказал Ричиус. - Мы увидимся сегодня вечером?
      Люсилер пожал плечами:
      - Может быть. У меня дела.
      - Понимаю, - отозвался Ричиус, Он уже повернулся, чтобы уйти, но потом резко остановился. Люсилер вопросительно посмотрел на него:
      - В чем дело?
      - Мне очень жаль, - сказал Ричиус. - Я знаю, что ты этого не хотел.
      Люсилер с трудом улыбнулся.
      - Ты прав, - ответил он, указывая на цитадель. - Я ничего этого не хотел.
      - Я готовил о Карлазе, - поправил его Ричиус. - И о Хакане. Но это не твоя вина. Помни об этом, хорошо?
      Люсилер снова посмотрел на Фалиндар.
      - Иногда все это становится мне невыносимо. И мы по-прежнему не знаем, где Хакан. Боги, что я скажу его жене?
      - Я пойду с тобой, - предложил Ричиус. - Пошли. Мы сделаем это прямо сейчас.
      - Нет, - ответил Люсилер, выпрямляясь в седле. - Я должен сделать это сам. Если я намерен быть господином этим людям, мне надо соответственно себя вести.
      - И что ты скажешь?
      - Что его по-прежнему не могут найти, - ответил Люсилер. - Что еще я могу сказать? Ричиус поморщился:
      - Ты знаешь, что я думаю.
      - Знаю, - мрачно подтвердил Люсилер. - Но я этому не верю. Прошло уже больше года, Ричиус. По-моему, ты боишься призраков.
      - Люсилер...
      - Нет! - огрызнулся триец. - Прекрати сейчас же. Прекрати и живи нормальной жизнью.
      На этот раз Люсилер быстро повернулся и направился к цитадели. Ричиус проглотил проклятие и не стал спешить следом за другом. Вместо этого он помедлил, дожидаясь, чтобы Люсилер скрылся в крепости. Это время было трудным для Люсилера, и он изменился. Он никогда не был особенно жизнерадостным, но теперь груз нежеланной власти лишил его остатков добродушия. Ричиусу не хватало своего прежнего друга. Ему не хватало того человека, которым Люсилер был прежде. В Арамуре Ричиус успел узнать, какими тяжелыми могут быть обязанности правителя. Это было единственным, о чем он не жалел, вспоминая родину, которую у него отняли.
      Когда Ричиус подождал достаточно, чтобы не столкнуться с Люсилером на внутреннем дворе, он и сам проехал по вьющейся серпантином дороге, ведущей в крепость. Там он увидел Треш, подругу и няньку Дьяны: она сидела под огромным дубом с бесформенной кучей вязанья на коленях. Она была старше их всех - ей было не меньше сорока, но глаза у нее оставались яркими и молодыми. Углубившись в свое рукоделье, она не заметила Ричиуса, пока он не подъехал настолько близко, что заслонил ей солнце.
      - Ричиус! - с облегчением воскликнула она. - Вы вернулись!
      Как и многие трийцы в Фалиндаре, Треш свободно говорила по-нарски. Это было наследием тех дней, когда в Люсел-Лоре верили словам хитроумного императора Нара, когда нарцы и трийцы приезжали друг к другу под видом дружбы. Прежний правитель цитадели заставил своих слуг выучить нарский язык - якобы для того, чтобы они могли принимать гостей из Нара. Но какова бы ни была его истинная цель, Ричиус был благодарен мертвому дэгогу. Он уже умел говорить по-трийски, но не слишком хорошо. Спешившись, он улыбнулся Треш, которая отложила вязанье и похлопала по земле рядом с собой.
      - У вас усталый вид, - сказала она. - Сядьте. Отдыхайте.
      - Не могу, Треш, - ответил Ричиус. - Я ищу Дьяну. Ты не знаешь, где она?
      - Она с ребенком. Они играют. - Треш поморщилась.
      - За северной башней.
      Ричиус побледнел.
      - За стенами? Треш!
      - Знаю, - огорченно ответила нянька. - Но она не желает меня слушать, Ричиус. Она никогда меня не слушает. Я сказала ей, что вы рассердитесь...
      - Присмотри за конем! - рявкнул Ричиус.
      Он помчался к северной башне. Кто-то из друзей окликнул его, махая руками, но он не ответил. Стремительно пройдя через внутренний двор, он вскоре оказался в задней части цитадели.
      Здесь из земли вырастала северная башня, которая могла показаться маленькой только по сравнению с бесконечным океаном, расстилавшимся позади нее. В этой безлюдной части замка любила сидеть Дьяна, пока ее дочка играла. Иногда она сажала Шани себе на колени, и они вдвоем смотрели на море, пока Дьяна рассказывала ей длинные истории. Однако это приятное воспоминание не заставило Ричиуса смягчиться. Даже когда он их увидел, его ярость не улеглась. Они ходили вдоль обрыва. Крошечная ручка Шани была в руке матери, рядом с которой она неуверенно ковыляла. Теплый ветерок шевелил волосы Дьяны, заставляя ее казаться еще прекраснее. Ричиус закусил губу. Ему не хотелось сейчас чувствовать любовь к ней. Ему хотелось злиться.
      - Дьяна! - крикнул он.
      Дьяна подняла голову и стала смотреть сквозь солнечный свет. Узнав Ричиуса, она радостно замахала ему рукой и потянула дочку за руку, заставив рассмеяться. Они встретились на середине склона, и Ричиус наклонился. Взяв дочь на руки, он крепко прижал ее к себе.
      - Ричиус, - безмятежно сказала Дьяна. - Когда ты вернулся?
      - Только что, - напряженно ответил он.
      Она потянулась его поцеловать, но он отвернулся и гневно зашагал с дочерью к цитадели. Позади себя он услышал вздох жены.
      - Ричиус, пожалуйста...
      - Я не хочу говорить, Дьяна, - ответил он, не останавливаясь.
      - Вы нашли льва?
      - Да.
      Дьяна догнала его и схватила за рукав.
      - Скажи мне! - попросила она. - С тобой ничего не случилось?
      - Ни с кем ничего не случилось, - сказал он.
      Шани увлеклась его лицом: ее крошечные пальчики исследовали линию его носа. Она захихикала, когда отец посадил ее к себе на плечи.
      - Почему ты сердишься? - спросила Дьяна. Наконец Ричиус остановился и повернулся к ней.
      - Ты знаешь почему, - ответил он. - Боже всесильный, Дьяна, о чем ты думала? Неужели ты не слушаешь то что я тебе говорю? Из крепости выходить опасно!
      - Не опасно, - возразила Дьяна.
      Она снова дотронулась до его руки, но он сбросил ее пальцы.
      - Не делай этого! - предостерег он ее.
      - Ты сердишься, - отозвалась Дьяна, - но повода нет. Мы здесь в безопасности, Ричиус. Посмотри... - Она указала на башню, где ходил дозор из двух воинов в синих куртках Фалиндара. - Они раньше нас заметят угрозу. Здесь ничего нет. Нигде ничего нет.
      Ричиус раздраженно зашагал к крепости.
      - Не надо больше об этом спорить, Дьяна. Когда меня рядом нет, ты остаешься в крепости. Понятно? Не выходи за стены без меня. Особенно с Шани.
      На этот раз Дьяна обогнала его и загородила ему дорогу.
      - Я не буду пленницей у себя дома, Ричиус! Больше не буду. Прошло уже больше года. С нами ничего не случится.
      - Ты просто не желаешь ничего понимать, да? Ты не представляешь себе, какой он. Год для него ничего не значит. Он возглавляет Рошаннов, Дьяна! Будь ты из Нара, ты бы знала, что это означает. - Он покачал головой. - Но ты не из Нара. Вы все ничего не знаете. Один только я. Тогда почему вы все не желаете меня слушать, черт побери?
      - Успокойся, - попросила Дьяна. Она подняла руку, чтобы погладить его по щеке, и на этот раз он не отстранился. - У тебя усталый вид.
      Она сняла Шани с его плеч и поставила на землю. Шани зашаталась, но не упала. Ричиус улыбнулся. Ему не хотелось, чтобы его возвращение домой было таким. Весь обратный путь он мечтал увидеть их - и теперь все испортил своей яростью.
      - О боже, ты права! - простонал он, тяжело опускаясь на землю. - Я устал. - Подняв руки, он притянул жену к себе. Ее рука казалась такой хрупкой и слабой! - Садись со мной и позволь мне рассказать тебе, какой я подонок.
      Дьяна рассмеялась.
      - Ты - чудовище! - согласилась она. Но потом ее лицо стало серьезным, и она положила голову ему на плечо. - Я рада, что ты дома. Я о тебе тревожилась. - Немного помедлив, она задала неизбежный вопрос: - Что случилось?
      - Мы его нашли у пещеры, - ответил Ричиус. - Он мертв. Карлаз его убил.
      - Хорошо.
      - Утром он поймал у реки фермера. Мы нашли его в пещере. Он тоже был мертв. Дьяна теснее прижалась к нему.
      - Любимый...
      - Нет, ничего. - Ричиус смотрел, как Шани неуверенно ковыляет вокруг них, подбирая веточки и пробуя их на вкус. Он уже перестал пытаться отучить ее от этой привычки. Теперь он просто следил за тем, что она ест. - Карлаз задержался, чтобы его похоронить. Видела бы ты его, Дьяна! Он был убит горем. Я помню, как потерял коня, когда вернулся домой в Арамур после первой войны. Мой отец уже погиб, я был растерян и испуган. Но Грома мне подарил отец, и он был для меня всем.
      - Что случилось? - спросила Дьяна.
      - Как-то утром мы поехали верхом. Накануне ночью шел снег. Мы ехали через лес, когда на нас напала стая волков. - Его голос звучал все тише. Они убили Грома. Они выволокли его из-под меня и убили.
      - Ричиус...
      - Этот конь был для меня всем, - продолжал Ричиус. - Он был одним из моих лучших друзей. Наверное, так же было и с Карлазом. Это все равно что потерять друга. - Он крепче обнял Дьяну. От нее пахло морем. - Мы оба так много потеряли, Дьяна, - сказал он. - Я не хочу новых потерь. Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось. Ты можешь это понять?
      - Конечно...
      - Прости, что я злился, но если что-то случится... Она поспешно заставила его замолчать.
      - С нами все хорошо. Мы все здесь в безопасности, Ричиус. С нами ничего не может случиться.
      - Ты ошибаешься, - возразил Ричиус. - Бьяджио не человек. Он дьявол. И он по-прежнему силен, какие бы слухи к нам ни приходили. В Наре его все боятся. И его Рошаннов.
      - Он сейчас никто, мой любимый, - сказала Дьяна. - Он сломлен, он в изгнании.
      - Ах если бы! - невесело засмеялся Ричиус. - Но он не таков. Так легко он от трона не откажется. И его агенты всегда ему верны. В Наре есть поговорка: "Рошанны повсюду". Говорят, что по распоряжению Аркуса Бьяджио поместил по одному Рошанну при всех дворах нарских правителей, чтобы следить за ними и держать их в страхе. Они действительно повсюду. И они могут достать нас даже здесь.
      - Ричиус, прошло уже так много времени! И если он борется за трон, то зачем ему думать о нас? По-моему, ты беспокоишься понапрасну. Не думаю, чтобы мы были ему так важны.
      - Но ему важен был Аркус. Он любил старика, и он винит в его смерти меня. Меня послали сюда, чтобы я нашел магию, которая спасла бы Аркуса. Бьяджио никогда не простит мне того, что я не оправдал их доверия.
      - Он слишком занят епископом, - возразила Дьяна. - Это ведь епископ, да? Ричиус пожал плечами.
      - Не знаю, - с горечью ответил он. - Боже, мы здесь так слепы! У меня не было никаких сведений с тех пор, как лиссцы отплыли воевать с Наром.
      Одного упоминания о Лиссе было достаточно, чтобы Дьяна вся напряглась.
      - Давай не будем о них говорить! - попросила она. - Пожалуйста! Только не сегодня.
      - Не сегодня? И не завтра? Тогда когда же? Дьяна закрыла глаза:
      - Никогда.
      - Дьяна...
      - Пожалуйста, Ричиус! Я этого не вынесу. Я знаю, что ты хочешь к ним присоединиться, но я надеюсь, что они никогда за тобой не вернутся.
      Ее любовь была нестерпимой. Он прижался губами к ее лбу и запечатлел на нем нежный поцелуй, гладя ее спину и пытаясь ее утешить. Лисе был темой, которая постоянно вызывала у них разногласия, а последние слухи о том, что островная страна наконец начала нападать на Нар, сделали Дьяну еще более пугливой. Теперь она называла их пиратами - так же, как Бьяджио. Она ненавидела их, забыв обо всем, что они сделали для Люсел-Лора во время его войны против империи. Дьяна перестала видеть в них союзников. Для нее они превратились в поджигателей войны, которым надо было отнять у нее мужа.
      - Прошло уже много времени, Дьяна, - сказал Ричиус. - Я даже не надеялся получить такую передышку. Я же говорил тебе, что когда-нибудь уеду.
      - Когда-нибудь, - ответила она. - Тогда это казалось таким далеким.
      Но именно так и должно было случиться. Для Ричиуса альтернативы не было. Он безуспешно пытался убедить ее в этом и теперь понимал, что никогда не убедит. Но это ничего не меняло. Его сердце по-прежнему жаждало мщения: за его попранную родину и за Сабрину, которая все еще порой являлась ему в снах с отчаянными криками. Они убили ее - его первую жену - просто потому, что ненавидели его. Этот приказ отдал Бьяджио. Аркус мертв, и Блэквуд Гэйл тоже. Но золотой человек Нара все еще жив. И пока он живет, им грозит опасность.
      - Тебе здесь плохо, - сказала Дьяна. - Я пыталась. Я надеялась, что нас с Шани будет достаточно. Я думала, время тебе поможет. Но ты не хочешь мира.
      Это были ужасные слова, но Ричиус почувствовал их справедливость.
      - Мне очень жаль, - мягко проговорил он. - Но так уж обстоят дела.
      - Нет, - возразила Дьяна. - Дела обстоят так, как ты ими распоряжаешься. Если Пракна вернется за тобой и ты уедешь с ним, это будет твоим решением. Не называй это судьбой, Ричиус. Ты хочешь отомстить. Ты позволяешь этому желанию разрушать тебя... и нас.
      - А чего ты от меня хочешь? - вспылил он. - Допустить, чтобы Арамур навечно остался под пятой Нара? Жить как трусу, пока лиссцы за меня воюют? Я - король Арамура. Дьяна медленно высвободилась из его объятий.
      - Арамура больше не существует. Он - часть Талистана. И тебе этого никогда не изменить. Лисе не поможет тебе получить его обратно.
      - Но они сражаются, - возразил Ричиус. - Они защищают свою честь!
      - Они воюют только ради мести, - сказала Дьяна. - Нар им больше не угрожает, тогда зачем им понадобилось на него нападать? Потому что их сердца полны яда, как и твое. Ты хочешь отомстить за смерть тех, кого ты любил, но тебе их не оживить. А если ты присоединишься к лиссцам, ты оставишь нас с Шани одних. - Она отвела взгляд. - Это заставляет меня сомневаться, когда ты говоришь, что нас любишь.
      Ричиус вскочил.
      - Никогда не сомневайся в этом! Ради тебя я отказался от всего. Я люблю тебя, Дьяна. И Шани тоже. Больше всего на свете.
      - Не считая мести. - Она встала, стряхнула пыль с платья и направилась туда, где Шани завороженно наблюдала за сверчком. - Мы уходим, - бросила она через плечо. - Ради тебя мы запремся у себя в спальне.
      В ее голосе было столько холода, что Ричиусу оставалось только дать им уйти. Когда они скрылись в крепости, он устремил взгляд на океан. Где-то там под парусами плыл флот Лисса. Его шхуны были вооружены и готовы взять дань с Черной империи. Возможно, на одном из этих кораблей находится Пракна. И, возможно, лисский командир думает о Нарском Шакале.
      4
      Железный круг
      Бьяджио решил, что предзнаменований было достаточно. Он просто не обращал на них внимания.
      Рошанны - "Порядок" Бьяджио - за много месяцев до смерти императора предупреждали его. Ослепленный своим стремлением спасти Аркуса от старости, Бьяджио не заметил возвышения Эррита, пока не стало уже слишком поздно. Еще до того, как император погрузился в маразм, Эррит уже строил планы совместно с Форто и убеждал аристократов Нара присоединиться к нему. Уверенный в том, что Аркус никогда не умрет, Бьяджио позволил епископу вести опасную игру. В этом он винил себя - и больше никого. Нар попал в руки фанатика, и Черный Ренессанс начали уничтожать.
      Бьяджио было приятно снова оказаться дома. Он обожал Кроут почти так же, как и столицу Нара. После свержения отца он очень мало времени проводил на острове, и вынужденное изгнание заставило его посмотреть на остров новыми глазами. Он теперь высоко ценил его - как прежде ценил его отец, - и даже виноград и оливки почему-то стали казаться ему слаще. Ветер с моря был теплым и ласкающим, последние солнечные недели вернули его коже естественный бронзовый оттенок. Более того - спокойствие Кроута благотворно подействовало на его перенапряженный мозг.
      У него появилось время подумать.
      Граф Ренато Бьяджио с кошачьей грацией шел по мраморным коридорам своей виллы, звонко цокая каблуками по узорным плиткам пола. Каменные глаза его бесценных скульптур смотрели ему вслед: десятки драгоценных стражей, купленных или захваченных по всей империи. В конце коридора в темноту спускалась изогнутая лестница. Бьяджио находился в той части дворца, куда гостям заходить воспрещалось: это крыло отводилось ему одному и превосходило роскошью все остальные помещения. Если не считать рабов и слуг, которые время от времени беспокоили графа, эти покои с ним теперь никто не делил.
      Бьяджио перешагивал через две ступеньки: настроение у него было приподнятое. Свет факелов быстро окружил его со всех сторон. Щебет птиц стих вдали. У самого конца лестницы оказалась пара крошечных сапог, небрежно брошенных в углу. Впереди слышны стали какие-то звяканье и стук. Он сделал еще один неслышный шаг и всмотрелся в дымный свет. Коридор заканчивался похожей на пещеру мастерской, стены которой были уставлены книжными шкафами и полками с разными диковинками. На полу валялись инструменты и разный хлам: мотки веревки, металлические скребки, небольшая наковальня. Укрепленные на стенках факелы отбрасывали свет и тени, и казалось, что в мастерской колышется мрак. Высокий потолок был покрыт пятнами сажи. В центре комнаты стоял дубовый стол, а на столе - причудливый аппарат, нечто вроде металлического цилиндра с множеством трубок, почти живой в своей сложности. Его блестящие трубки свисали на стол, а на куполообразном верху был пружинный рычаг, похожий на дверную ручку.
      Под столом скорчился Бовейдин, заглядывающий в сделанную в дереве прорезь. В пальцах босых ног ученый держал длинную тонкую пилу, а маленькие руки манипулировали трубками, торчащими из его странного творения. Досадливо щурясь, он заглядывал в центр аппарата, обеими руками засовывая в него металлические трубки. Заметив Бьяджио, он досадливо выругался и рявкнул:
      - В чем дело?
      Бьяджио опасливо шагнул ближе. Он не любил тревожить ученого, особенно во время такой важной работы. В комнате было прохладно, и граф потер руки.
      - Мне надо с тобой поговорить, - сказал Бьяджио.
      - Сейчас?
      - Да.
      Бовейдин вздохнул. Нога с пилой принялась работать над куском трубы. Бьяджио наблюдал за ним, завороженный такой странной точностью. Это было похоже на работу обезьяны.
      - Ну, что? - кисло осведомился Бовейдин.
      - У меня есть новости, - объявил Бьяджио, подходя к Бовейдину.
      Оказавшись у стола, он стал рассматривать странное устройство, водя рукой по гладкой поверхности. Аппарат со странными отростками напоминал серебряного осьминога.
      - Новости хорошие, - добавил Бьяджио, продолжая рассматривать устройство. - Ты будешь рад.
      Из-под стола откликнулся пронзительный голос Бовейдина.
      - Рад? Значит ли это, что мы можем возвращаться домой?
      - Твое горючее прибыло. Никабар только что приехал.
      Под столом снова начали пилить. Бьяджио улыбнулся и присел на корточки, чтобы видеть лицо Бовейдина. Ученый смотрел на него с облегчением.
      - Он получил все? - спросил Бовейдин. - Три партии, как я просил?
      - Три партии, - подтвердил граф. - Как ты и просил. Бовейдин расплылся в улыбке:
      - Благодарение Богу!
      - Благодарение мне, - поправил его Бьяджио. - И Никабару. Везя этот груз для тебя так далеко на юг, он рисковал тем, что весь его корабль взлетит на воздух. Но он не встретился с лиссцами. Наверное, это удача.
      Бовейдин кивнул:
      - Твой герцог с Драконьего Клюва нас не подвел, Ренато. Извини, что я в тебе сомневался. Улыбка Бьяджио стала шире.
      - Меня часто недооценивают. К герцогу Энли есть ключи. Как и к любому другому человеку. Нужно было только найти нужные. Я знал, что у него по-прежнему есть топливо, которое тебе нужно. Я помню, как твои военные лаборатории заключили с ним соглашение.
      - Я тоже помню, - сказал ученый. - Но я считал, что его давно уже нет. Даже так далеко на севере топливо распадается, становится опасным. Герцог Энли рисковал, храня его так долго.
      - Герцог Энли хранит все оружие, какое когда бы то ни было получал, мой друг. Наверное, боится брата. Я знал, что топливо по-прежнему будет у него. Мне только нужно было, чтобы Никабар его убедил.
      - Он его еще не разгружал, надеюсь? Мне надо при этом присутствовать!
      - Подходи так близко, как захочешь, - с ухмылкой сказал Бьяджио. Меня рядом не будет.
      Граф выпрямился, чтобы еще раз посмотреть на прибор, удивляясь его сложности. На этот раз гениальный карлик превзошел самого себя. Устройство было тяжелое: стол под ним прогибался. После загрузки топливом оно станет еще тяжелее. И таким нестабильным топливом... Как ему удастся держать его охлажденным?
      - Как он работает? - спросил Бьяджио. - Покажи мне.
      - Ренато, я сейчас занят.
      - Для чего все эти трубки?
      - Потом.
      - Сделай перерыв, малыш, - не отступал граф. - Я хочу, чтобы ты объяснил мне эту штуку. Она меня заинтриговала.
      Бовейдин недовольно застонал, но вылез из-под стола, отряхивая колени от пыли и металлических опилок. Снова двигаясь по-обезьяньи, он влез на стол и навис над своим изобретением, гордо обходя вокруг него. Он был ненамного выше своего устройства, так что зрелище получилось странно комичным, однако Бьяджио оно смешным не казалось. Маленький ученый создал военные лаборатории. Он изобрел огнемет и кислотомет, и, что еще важнее, он создал снадобье, которое не давало стареть.
      - Объясни мне его, - попросил Бьяджио. - Как оно работает?
      - А, но это - секрет, мой друг. И я не думаю, что ты смог бы его понять.
      - Не надо относиться ко мне с такой снисходительностью, карлик. Говори.
      Бовейдин торжествующе засмеялся, и его грязное лицо расплылось в ухмылке.
      - На самом деле все просто. Очаровательно просто! Я очень им горд, Ренато. Очень горд...
      - Я за тебя рад, - сухо отозвался Бьяджио. - Но будет ли оно работать?
      - О, работать оно будет, - пообещал Бовейдин. - Я намерен его испытать. Вот почему мне понадобилось три бочки топлива. К моменту доставки оно будет работать безукоризненно. - Бовейдин скептически посмотрел на Бьяджио. - Если оно будет доставлено так, как ты говоришь.
      - Будет, - ответил Бьяджио. - Можешь не беспокоиться. Я уже заключил договор с герцогом Энли. Все складывается так, как мы планировали.
      - Давай договоримся, Ренато. Я объясню тебе, как работает это устройство, а ты объяснишь мне, что происходит. Мне начал надоедать твой островок. Я хочу домой, в Нар. И поскорее.
      - Уже скоро, друг мой. Механизм приведен в движение. Большего я тебе сейчас сказать не могу.
      - А когда же?
      - Сегодня вечером, - пообещал Бьяджио. - Теперь, когда Никабар вернулся, я могу рассказать тебе еще кое-что. Этим вечером мы поужинаем все вместе. Я дам объяснения.
      Казалось, Бовейдина это удивило.
      - Вот как? Значит, Никабар привез известия из империи?
      - Да, кое-какие новости, - уклончиво ответил Бьяджио. Ему не нравилось, когда его планы обсуждали - особенно люди с таким острым умом, как у Бовейдина. - По крайней мере их достаточно для того, чтобы я мог действовать. А теперь... - граф ткнул пальцем в сторону прибора, - расскажи мне об этой твоей машине.
      - Как я уже сказал, все просто. - Бовейдин потянул рычаг наверху устройства, и куполообразная крышка открылась, словно люк. Железные петли застонали. - Вот сюда поступает топливо. Оно загружается, как в обычный огнемет. Основная идея та же. Но топливо не остается в топливном баке, как в огнемете. Под собственным давлением оно распределяется по всему устройству. Давление гонит топливо по трубкам.
      - Угу, - промычал Бьяджио. Он уже жалел о том, что начал расспросы. Продолжай.
      Ученый потрогал какое-то небольшое устройство в середине аппарата: тонкий металлический штырь, торчащий из корпуса.
      - Это стартер, - объяснил он. - Он будет установлен на задержку в один час. Как только этот рычаг качнется из стороны в сторону, начнется отсчет времени.
      - Надо, чтобы его легко было установить, Бовейдин, - напомнил ему граф. - Этот стартер не спрячешь.
      - А это и не нужно. Если ты доставишь это устройство так, как ты обещал. Стартер будет прикреплен к архангелу. У него большой размах крыльев, помнишь? За ним рычага не видно будет. Когда архангела сдвинут, устройство начнет работать.
      Бьяджио рассмеялся, оценив хитроумие карлика. Он помнил мраморного архангела над воротами собора Эррита. Бовейдин создал свой аппарат точно в соответствии с планом. Теперь Бьяджио должен будет позаботиться о его доставке. Граф провел немало времени, придумывая идеальный способ доставки устройства Эрриту. Архангел будет выглядеть невинно и не внушит Эрриту подозрений. И Лорле будет достаточно легко его сдвинуть.
      - А как насчет топлива? - спросил Бьяджио. - Как ты добьешься, чтобы оно оставалось холодным?
      - С помощью трубок, - ответил Бовейдин. - Топливо постоянно будет по ним двигаться, охлаждаясь за счет контакта с окружающим воздухом. - Он указал на крошечные лопатки на каждой трубке. - Вот видишь? Я разработал эти трубки сам. Они прочные, а лопатки увеличивают теплоотдачу. Топливо стабилизируется, как только я его загружу. Но и сильно толкать его не следует. Ты это знаешь, так?
      - Знаю, - подтвердил Бьяджио.
      Ученый напоминал ему об этом уже сто раз. А он, в свою очередь, будет напоминать всем остальным. В план вовлечено много народу. По дороге к Эрриту устройство пройдет через руки непроверенных людей. Ради Бовейдина Бьяджио старался не выказать тревоги. Изобретателю и без того хватало забот.
      - Я поражен, - сказал наконец Бьяджио. - Ты прекрасно поработал, мой друг. Мне только жаль, что я не увижу, как оно сработает.
      - Когда мы снова захватим Нар, ты сможешь увидеть кратер, который после него останется, - пошутил Бовейдин. Глаза его сверкали. - Это будет похоже на восход солнца, Ренато.
      - M-м, звучит идеально. - Бьяджио закрыл глаза, представляя себе обжигающий жар солнца. Если все пройдет как задумано, то Эррит увидит устройство в действии. И это раздавит его душу. - Помни: Эррит не должен быть убит. Он нужен мне живым!
      - Не беспокойся. К этому моменту Эррит уже должен выйти из собора, чтобы произвести отпущение грехов.
      - Если он не выйдет, мой план сорвется...
      - Перестань дергаться, - приказал Бовейдин. Его улыбка стала злее. Все сработает. Мне нужно только его испытать.
      - Дай мне знать, когда будешь готов провести испытание, - сказал Бьяджио. - Я хочу знать о возможной опасности.
      - Никакой опасности нет. Устройство не может работать по-настоящему, пока его не наполнят топливом. Для испытаний я использую только немного топлива, только чтобы посмотреть, как оно работает. Проверю утечки и все такое прочее.
      Для Бьяджио все это было чересчур сложно, и он отмахнулся от этих слов.
      - И все равно я хочу быть в курсе. Сейчас вся моя жизнь - здесь. Я не хочу, чтобы моя вилла испарилась. И не проводи испытание один. Я найду тебе помощников. Мне не нравится, когда ты возишься один. У тебя ужасный вид. Тебе надо больше бывать на солнце.
      - Помощников? - презрительно фыркнул Бовейдин. - Если ты хочешь, чтобы мне помогали, Ренато, выкради мне кого-нибудь из моих военных лабораторий. Мне не нужна помощь от твоих сборщиков маслин. Я провожу так много времени здесь, внизу, потому что у меня работа. Не забывай: мне одному приходится и делать снадобье, и доделывать это проклятое устройство. Саврос и Никабар...
      - Хватит! - отрезал Бьяджио. - Все очень заняты, мой друг. Люди начинают раздражаться. Я это понимаю. - Он придал своему голосу медово-сладкие интонации. - Но сегодня тебе стоит прийти на ужин. И ради разнообразия переоденься. Надень какие-нибудь ботинки. Я хочу, чтобы вечер прошел цивилизованно.
      - Ренато...
      - Я тоже устал, Бовейдин. Я хочу вернуться в Нар. И я не хочу свар. Отдохни немного. Поспи. Увидимся вечером.
      Большую часть дня Симон спал. Все еще не придя в себя после долгого путешествия и ночи в подземельях Савроса, он не мог заставить себя покинуть постель и спал глубоким и крепким сном до самого заката. Он почти не цидел снов, но когда они все-таки приходили, перед ним вставали белые испуганные лица. Хакан, захваченный им в плен триец, ненадолго потревожил его сон. Он задавал вопросы на своем таинственном языке, умоляя Симона объяснить ему, почему он похитил его и почему отдал в руки безумца с ножами. И по пробуждении Симон вспомнил этот сон и внезапно обрадовался, что уже пора вставать. Пройдя через спальню, он встал у окна. Ковер холодил босые ноги. Вдали был виден лунный свет на воде и вездесущие силуэты Черного флота. К ним прибавился еще один корабль, больше остальных. И темнее. Симон мгновенно узнал "Бесстрашного". Флагман Никабара! Адмирал вернулся с Драконьего Клюва. Симон улыбнулся. Его господин вечером будет в хорошем настроении. Может быть, в таком хорошем, что его можно будет попросить об одолжении.
      - После трапезы, - мягко напомнил себеСймон. - Осторожнее...
      Эрис будет довольна, а он слишком сильно любит ее, чтобы не обратиться к господину с этой просьбой. Симон не знал случая, чтобы Рошанны вступали в брак - за исключением тех случаев, когда это было нужно для взятой на себя роли, - но он знал, что для Бьяджио он не просто агент. Каким-то странным образом они стали друзьями. И Симон - не раб. Он свободный человек, служивший графу долго и преданно, а свободный человек имеет право просить о вознаграждении. Хотя благородная кровь Бьяджио не дает им стать равными, Симон знал, что ему принадлежит особый уголок в сердце его господина. Сегодня он этим воспользуется.
      Он поспешно вымыл лицо и руки. Прохладная вода оживила его. Скоро Бьяджио уже будет ожидать его прихода. Он причесал волосы, мимоходом посмотревшись в зеркало. Господин предвкушал этот вечер, и Симону хотелось выглядеть как можно лучше. Если он хоть чем-то разочарует Бьяджио, то в милости ему будет отказано. Когда Симон удовлетворился своим внешним видом, он направился к шкафу и выбрал тонкую рубашку и брюки. Свой наряд он дополнил широким кожаным поясом и блестящими мягкими сапогами выше колен. Ухмыльнувшись своему отражению, Симон отправился искать Бьяджио.
      Дворец был привычно тих. Проходя по коридорам, Симон слышал далекие звуки деятельности прислуги. Из кухни долетали тонкие ароматы. У него тихо забурчало в животе, напомнив, что он голоден. На Кроуте были лучшие повара и блюда империи. В этом были уверены все местные жители. Мать Симона была прекрасной поварихой, хотя и не родилась на Кроуте. Всякий раз, чувствуя голод, он начинал тосковать по ней. Иногда он так сильно скучал по Кроуту, что не мог подумать о том, чтобы с ним расстаться. И если они больше никогда не вернутся в Нар, Симон возражать не станет. Черный город холодный и высокий, а Кроут - теплый и плоский. Здесь хорошо осесть навсегда. Симон не сомневался, что Эрис полюбит остров. До этой поры она видела только позолоченную клетку - дворец Бьяджио, но если ему хоть раз удастся вывести ее на базары или пройтись с ней по берегу, она полюбит этот великолепный город.
      Симон прошел в личные покои графа по коридорам из скульптур, мимо увешанных гобеленами стен. Огромное окно выходило в парк, заливая коридор лиловым лунным светом. Здесь, в покоях господина, воздух был сладким и пах сиренью. Через открытые окна врывался солоноватый запах морской воды. Когда Симон был мальчиком, он любовался белым дворцом на холме и пытался представить себе богатство его владельца. Эти картины питали воображение ребенка, притягивали его к Бьяджио. Тогда он был беден, жаждал золота и власти, которую оно может купить. Теперь, спустя много лет, проходя по залам дворца, Симон все равно испытывал прилив чувств.
      Когда он наконец оказался в личных покоях Бьяджио, двойные двери были открыты. Симон осторожно заглянул внутрь. Бьяджио сидел в красном кожаном кресле у окна, спиной к двери, и неспешно пил херес. Золотые волосы графа блестели в лунных лучах, отраженных зеркалами. Не успел Симон постучать, как Бьяджио заговорил.
      - Я сидел тут и думал, - тихо проговорил граф.
      Симон помедлил. Было ли это приглашением? Он осторожно вошел в комнату и стал приближаться к господину. Бьяджио дышал спокойно и медленно, словно он был пьян или почти заснул.
      - Господин, - встревоженно спросил Симон, - вы себя нехорошо чувствуете?
      - О нет, прекрасно, милый Симон. Я просто расслабился. Здесь так красиво, правда?
      Симон остановился в шаге позади Бьяджио.
      - Да, очень красиво. Я в последнее время и сам так считаю.
      - Мне бы хотелось больше времени проводить здесь. Я слишком долго отсутствовал, не занимался делами...
      - Призыв долга, - жизнерадостно откликнулся Симон. - Вы были нужны Нару...
      - Да. - Бьяджио отставил рюмку с хересом. Украшенная драгоценными камнями рука поманила Симона ближе. Когда он приблизился, неестественно яркие глаза вспыхнули яростным огнем. - Мне нужно, чтобы сегодня вечером ты оставался подле меня. И я хочу, чтобы ты молчал. Просто будь рядом.
      Симон пожал плечами. Он всегда был рядом с господином.
      - Конечно. Вам не надо об этом беспокоиться, милорд,
      - Остальные начинают испытывать нетерпение. И Никабар привез новости из Нара. Я тревожусь о том, какая будет на них реакция. Держись рядом со мной. Напомни им о моей силе. Мне надо, чтобы они мне доверяли. Или чтобы они меня боялись. Что именно - не важно.
      - Милорд, я буду с вами. Всегда.
      Бьяджио одарил его теплой улыбкой, в которой ощущалось необузданное безумие. Он протянул Симону руку.
      - Ты - мой самый лучший друг, - объявил он. - Ну, идем. Отправляемся ужинать.
      Симон взял графа за руку и помог ему встать с кресла. Хотя свободные одежды заставляли Бьяджио казаться хрупким, Симон знал, что его господин отнюдь не слаб. Снадобья, которые сохраняли ему жизнь, имели немало побочных эффектов. Помимо необычного цвета глаз Бьяджио обладал почти нечеловеческой энергией и был одним из самых сильных людей империи. Никто бы не смог бежать быстрее и дольше, не запыхавшись, никто бы не смог поднять над головой больший вес. И тем не менее графу нравилось, чтобы за ним ухаживали, и он редко хвастался своей силой. Он ел немного и только самую лучшую пищу, а вина всегда выбирая свои собственные, со своих безупречно содержащихся виноградников. В прежнем Наре Бьяджио пользовался репутацией франта, но никто не осмеливался сказать ему это в глаза.
      Глава Рошаннов нарядился к обеду. Его отделанный соболями плащ шуршал по-особенному, роскошные волосы волнами падали на плечи. Почти на каждом пальце у него сиял драгоценный камень, зубы сверкали улыбкой, как у вышедшего на охоту волка. Граф внимательно осмотрел Симона. На его лице появилась одобрительная улыбка.
      - Готовы? - спросил Симон. Бьяджио кивнул:
      - Пойдем.
      Как всегда, граф Бьяджио пошел первым. Он вышел из комнаты изящной и стремительной походкой, от которой развевался плащ. Симон следовал за ним, привычно отстав на шаг: достаточно близко, чтобы слышать своего господина, но достаточно далеко, чтобы не затмить его. Граф сиял - о словно маяк.
      Они быстро прошли по коридорам и вскоре вышли из покоев Бьяджио в главные жилые помещения дворца, где поселили нарских гостей графа. Эта часть дворца лишь немного уступала в роскоши личным покоям его владельца. Пара стеклянных позолоченных дверей была открыта, приглашая Бьяджио и Симона пройти дальше. Над огромным восьмиугольным столом завораживающе сверкала люстра из белого и голубого хрусталя. Перед входом Бьяджио немного замедлил шаги, и на его лице появилась отработанная театральная улыбка. Сидевшие за столом повернули головы в его сторону. Симон отстал еще на полшага, чтобы не испортить Бьяджио входа.
      - Добрый вечер, друзья! - радостно объявил граф, открывая объятия собравшимся за столом нарцам. - Я рад вас видеть. Спасибо вам всем за то, что пришли.
      Каждый из нарских аристократов приветствовал хозяина дома. Их одинаково яркие глаза холодно наблюдали за ним. Симон быстро оценил присутствующих. За дальним концом стола сидел Саврос. Помрачающий Рассудок встал со стула и широко улыбнулся. Рядом с палачом сидел крошечный Бовейдин. Слишком увлекшийся блюдом с закусками, ученый остался сидеть. Казалось, Бьяджио не заметил этого знака неуважения. Он уже тряс руку следующего - гиганта в мундире нарского флота. Никабар, адмирал Черного флота, с добродушным смехом обнял Бьяджио.
      - Ренато! - воскликнул Никабар. - Ты прекрасно выглядишь!
      Грудь Никабара была украшена радугой нашивок и медалей, которые он получил за многочисленные кампании. Казалось, Бьяджио утонул в его объятиях. Симон пристально наблюдал за Никабаром, выискивая в его жестком лице признаки неискренности. Граф и адмирал были знакомы очень давно. Бьяджио числил Никабара среди своих ближайших друзей. Вместе они оставили Нар Эрриту и подняли мятеж Черного флота. Они убедили Бовейдина и Савроса присоединиться к ним. По мнению Симона, они составляли странную и очень опасную команду.
      - Я так рад, что ты вернулся, мой друг! - сказал Бьяджио. Граф запечатлел на щеке адмирала поцелуй. - И невредимым.
      - Я рад вернуться, - отозвался Никабар, - хотя плавание по морям империи было чистым удовольствием. Я по ним скучаю, Ренато.
      Это заявление привлекло внимание Бовейдина.
      - Мы все по ним скучаем, - обидчиво объявил он.
      - Садись, пожалуйста, - пригласил Бьяджио, оставляя без внимания укол Бовейдина.
      Взяв адмирала под руку, он увлек его обратно к столу. Симон пошел следом. Когда Никабар уселся, он выдвинул стул своего господина, чтобы Бьяджио тоже мог сесть за стол. Только когда все расселись, Симон занял свое место по правую руку Бьяджио.
      - Давайте выпьем вина, - предложил Бьяджио.
      Хлопок его ладоней вызвал из теней прислугу: мужчин и женщин в ошейниках, которые умело удерживали в равновесии серебряные блюда и бутылки с ароматными винами Кроута. Как обычно, Симону подали последним. Он дождался, чтобы все сделали по глотку, и только потом сам пригубил вино. Как всегда, оно было превосходным. Смакуя свой напиток, он наблюдал за странным собранием. Сидевший напротив Бовейдин казался головой без туловища. С ним равнодушно болтал Саврос. Никабар был молчалив как камень. Из всех четверых женат был один только Бьяджио - на женщине, которую он оставил в Черном городе. Графиня Элли-анн не разделяла жажды власти мужа и разочаровала его, встав на сторону Эррита. Никто в точности не знал, где она сейчас находится, и Симон сомневался в том, чтобы Бьяджио это интересовало. Никабар любил говорить, что он женат на море, а Саврос был слишком ненормален для любой женщины. Бовейдин отказывался от уз под предлогом своего маленького роста. Симон считал, что маленькому ученому вообще место в кунсткамере. Все это не относилось к золотому графу. Он был красив, хотя и в несколько бесполом стиле. Эллианн никогда не волновало то, что ее муж спит и с мужчинами, и с женщинами. Как и он, она была аристократкой и в любовных делах отличалась такой же переменчивостью. Что ей не нравилось - что оттолкнуло ее от мужа, - это его желание продолжить Черный Ренессанс. Эллианн не была воином. Она была холеной волчицей, которой нужны были только раздушенные простыни и вся та роскошь, что принадлежала ей по праву рождения. Ее место было в Наре. Неудивительно, что Бьяджио позволил ей там остаться.
      Остальные в действительности почти ничего не потеряли. Эррит знал, насколько они были близки к Бьяджио, и все равно не оставил бы их в живых. Даже Никабар, хоть он и считался героем Нара, слишком долго был сподвижником Бьяджио, чтобы ему не угрожали тайные убийцы епископа. И Симону было известно, как сильно они с Форто ненавидели друг друга. Это было извечным соперничеством легионов и военного флота, и ни один из них не готов был признать свое поражение и склониться перед соперником. Когда Аркус умер и Эррит узурпировал трон, Никабар просто приказал своему Черному флоту уйти из вод Нара. Это сделало империю легкой добычей хищного Лисса. Симон решил, что это было частью "великого плана" Бьяджио. Несколько государств сохранили верность Бьяджио, но их число было невелико - и, вероятно, постоянно уменьшалось. После возвращения из Люсел-Лора Симон вынужден был удовлетворяться только дразнящими намеками графа. Он надеялся, что этим вечером они все получат хоть какие-то ответы.
      Бьяджио поднял свой хрустальный бокал.
      - Мои друзья, позвольте мне к вам обратиться, - сказал он, метнув яростный взгляд на Савроса, чтобы заставить его замолчать. - Я хочу поблагодарить вас. Я хочу еще раз сказать вам, как я ценю ваши терпение и преданность.
      Они все подняли свои бокалы. Даже Бовейдин, который тихо хихикнул, согласился с этим тостом. Но когда все выпили, карлик первым открыл рот.
      - Какие у вас новости из Нара, адмирал? - демонстративно осведомился он. - Ренато говорит, что вы привезли новости.
      Никабар начал было отвечать, но Бьяджио предупреждающе поднял руку.
      - Я сам намерен сообщить все новости из Нара, - объявил он. - Данар привез мне новости, это так, но я хочу, чтобы сначала вы все меня поняли. Я знаю, что ваше терпение начинает истощаться. Я знаю, что вы все хотите вернуться домой, в Нар. Но сейчас в действие приведены планы - планы, о которых я не могу вам рассказать.
      - Надо надеяться, что эти планы вернут нас всех домой, - кисло проговорил Бовейдин. - Я сделал тебе устройство, Ренато. Я продолжаю изготавливать снадобье. Я хочу знать все, что происходит. Я настаиваю.
      - Устройство, - спокойно ответил Бьяджио, - относится к тем вещам, о которых я сегодня не желаю разговаривать.
      "Устройство". Симон решил запомнить это слово. Он знал, что Бовейдин над чем-то работает, но пока не знал, что это было. Тем временем граф продолжил:
      - Я собрал нас всех здесь из-за известий, которые Данар услышал в Драконьем Клюве, и потому что хотел заверить вас в том, что я - хозяин положения. Все идет в соответствии с моими планами. Мне надо, чтобы вы твердо в это верили. - Внезапно на лице Бьяджио отразилась тревога. Однако то, что услышал Данар, может заставить вас в этом усомниться.
      - Лиссцы? - спросил Саврос. Данар Никабар покачал головой:
      - Нет, не просто лиссцы.
      - Эррит! - предположил Бовейдин.
      Бьяджио задумчиво отпил вина и откинулся на спинку стула.
      - Да, Эррит. Боюсь, что последние вести из Нара не очень хороши. Эррит... устраивает неприятности.
      - Неприятности? - переспросил Бовейдин. - Что это значит? Ренато, прекрати дурачиться. Что происходит?
      - Геноцид, - ответил Бьяджио. На его лице больше не было улыбки. - Что говорит тебе твой мощный ум, Бовейдин?
      Бовейдин рассмеялся:
      - Он уничтожает тех, кто верен нам. Мы все знали, что это должно случиться. Именно поэтому мы сюда и приехали. Бьяджио вздохнул.
      - Термин "смесь Б" тебе что-нибудь говорит?
      Бовейдин перестал смеяться. Его насекомоподобное лицо смертельно побледнело. Бьяджио подался вперед и прошипел:
      - Да, твой эксперимент удался, мой друг. Слишком удался!
      - Ее применили? - вопросил Бовейдин.
      - Две недели назад, - ответил Никабар. - В Готе. Форто окружил силы Локкена. Они сдались, потому что у них не было выбора. Форто вошел в крепость, убил Локкена - а потом отравил город. - Никабар посмотрел в свою рюмку - - Выжило всего несколько человек. И все ослепли.
      Бовейдин был потрясен.
      - Не могу поверить! - сказал он. - Они смогли заставить ее работать! Это невероятно!
      - Невероятно? - вопросил Бьяджио. - Вот как ты это расцениваешь, Бовейдин? Ты оставил им много всего, на чем можно было основать работу, так? Ты клялся мне, что им ни за что не стабилизировать смесь Б!
      - Я... я не знаю, как это могло случиться, - пролепетал ученый. - В военных лабораториях очень мало людей, у которых хватило бы умения продолжить работу. Я был уверен, что им будет слишком опасно пытаться идти вперед без меня.
      - Похоже, Эррит заставил их передумать, - заметил Саврос. Помрачающий Рассудок нахмурил лоб. - Интересно, как это ему удалось!
      - Это не важно, - ответил Никабар. - У него есть эта смесь. Сначала Гот. А что потом? Фоск? Или Драконий Клюв? Бьяджио забарабанил тонкими пальцами по столу.
      - Похоже, Эррит всерьез принимает волю Небес. Мои люди в Черном городе говорят, что он твердо вознамерился уничтожить Черный Ренессанс. Полностью. Он не успокоится, пока от него ничего не останется. И от нас тоже.
      - Значит, нам надо действовать быстро, - сказал Бовейдин. Немедленно.
      - Мы действуем, - заявил Бьяджио. - Не сомневайся в этом. Как я уже сказал, пущены в ход планы, которые должны положить конец этому безумию. Но на это нужно время. Вы все должны проявить терпение.
      - Мы уже проявили терпение, - вспылил Бовейдин. - Ренато, через несколько месяцев не останется ничего, к чему мы могли бы вернуться! Нам надо действовать. У нас есть флот, и устройство почти готово. Я считаю, что мы должны нанести ответный удар.
      - И это - лучшее, что ты можешь предложить, Бовейдин? Как мы можем нанести ответный удар? Действительно, у нас есть флот. И - да, некоторые страны по-прежнему на нашей стороне. Но сушу контролируем не мы, а Форто. Его легионы верны ему и Эрриту. Мы не можем победить, применяя силу. Нам надо пустить в ход мозги. - Бьяджио постучал пальцем себе по лбу. - К счастью, я так и делал.
      Оскорбившись, гениальный карлик вскочил с места. Симону показалось, что он не стал выше.
      - Да неужели? - язвительно спросил Бовейдин. - И что ты придумал? Лично мне надоели твои загадки, Ренато. Я пошел за тобой, потому что ты обещал, что победишь. Но я что-то не вижу, чтобы ты побеждал. Я вижу, что ты прячешься.
      Улыбка Бьяджио была ужасающей.
      - Ты пошел за мной потому, что в противном случае сейчас ты был бы мертв. Сядь, мой друг. Ты выглядишь нелепо.
      В его голосе была такая властность, что Бовейдин послушался и мрачно уселся на место.
      - Споры нам ничего не дадут, - продолжил Бьяджио. - И кроме того, в них нет необходимости. Мой план очень прост. У меня готовы агенты, которые нам помогут, есть союзники, сочувствующие нашим целям. Герцог Энли дал нам топливо, которое необходимо для нашего устройства, не так ли, Бовейдин? Он по-прежнему на нашей стороне. Есть и другие.
      - Какие другие? - спросил Саврос.
      Помрачающий Рассудок следил за спором внимательно, но бесстрастно, продолжая лакомиться устрицами, которые его язык деловито слизывал с раковин.
      - Другие, которые, я не сомневаюсь, сделают то, что нам нужно, уклончиво ответил Бьяджио. - Другие, которым я доверяю.
      - Девочка? - догадался Бовейдин.
      - Да, - подтвердил Бьяджио.
      - Что за девочка? - продолжал выпытывать Саврос.
      - Ах, мой милый Помрачающий Рассудок, ты был бы от нее в восторге. Бьяджио тихо засмеялся, прикрыв рот изящной рукой. - Просто прекрасная штучка. Думаю, для тебя она слишком юная. Но потрясает.
      - Ренато, - спросил Данар. - Что за девочка?
      - Очень необычная девочка, мой друг. Некто, перед кем Эрриту не устоять. Ты ведь помнишь: у него слабость к детям. Думаю, эта похитит его сердце.
      Недоумевающий адмирал Никабар поставил бокал на стол.
      - Объяснись. Кто этот ребенок?
      Граф Бьяджио сложил руки лодочкой. Все с нетерпением ждали его объяснений - даже Симон. Кроме Бовейдина: казалось, он уже знает, в чем дело.
      - Давным-давно, - начал Бьяджио, - когда Аркус еще был жив, мы с Бовейдином начали некий эксперимент. Эксперимент со снадобьем. Эксперимент над детьми.
      Бовейдин начал беспокойно ерзать.
      - Это было тайным проектом военных лабораторий, - продолжил граф. - Мы хотели выяснить, может ли снадобье полностью остановить процесс старения. Бовейдин решил, что снадобье может лучше подействовать на детей.
      - У них по-другому идет обмен веществ, - вмешался Бовейдин. - Я выяснил, что они усваивают снадобье совсем не так, как взрослые. Наверное, потому, что их организм продолжает развиваться.
      - Мы смогли остановить развитие тела, - сказал Бьяджио. - Довольно успешно. Особенно у одного ребенка. Никабар не смог скрыть того, насколько он потрясен.
      - Боже! И сколько же таких уродов существует?
      - Сейчас только один, - ответил граф. - Когда мы бежали из Нара, нам пришлось прекратить эксперимент. Но одного ребенка мы спасли. Очень особую девочку. Ту, которую можно будет использовать против Эррита, когда придет время.
      - Прекратить? - переспросил Саврос. - Я не понимаю. Что стало с другими детьми?
      Бовейдин отвел взгляд. Ответ был тошнотворно очевиден.
      - Выбора не было, - сказал Бьяджио. - Мы не могли рисковать тем, что об этом узнают. Особенно Эррит. Осталась только одна девочка. - Кроут обвел присутствующих пристальным взглядом. - И не надо обвинять нас в преступлении, друзья. Этот эксперимент имел благородную цель. Мы пытались спасти Аркуса - и, возможно, спасти всех нас. Мы ведь по-прежнему стареем, пусть и очень медленно. И если бы не эта девочка, у нас не было бы оружия против Эррита.
      - Где этот ребенок сейчас? - спросил Никабар.
      - На попечении герцога Энли. И больше я вам ничего не скажу.
      - Энли об этом даже не упоминал! - проворчал адмирал. - Боже, ну ты и любишь тайны, дружище! Неужели ты никому не доверяешь?
      Казалось, Бьяджио эти слова обидели.
      - Милый Данар, я всем вам доверяю! Я тебе должен поручить нечто очень непростое. Еще одну поездку. На этот раз в Черный город.
      - В Черный город? - рассмеялся Никабар. - С любовной запиской Эрриту?
      - Это не любовная записка. Но письмо действительно Эрриту.
      Адмирал нахмурился:
      - Ренато?
      - Мне надо, чтобы ты привел в Нар "Бесстрашного" и несколько дредноутов. У меня готово послание епископу, и мне надо, чтобы ты доставил его лично.
      - Что за послание?
      - Письмо с предложением Эрриту начать со мной переговоры о мире.
      Теперь он поразил всех. Даже у Симона отвисла челюсть. Бьяджио обвел взглядом присутствующих, ухмыляясь, словно безумец.
      - Это не шутка, друзья мои. Вам следовало бы хоть что-то сказать!
      - Я не знаю, что сказать, - пробормотал Никабар.
      - И это твой план? - недоверчиво вопросил Бовейдин. - Сдаться?
      - Не говори глупостей, - ответил Бьяджио. Он поманил к себе слугу, чтобы тот долил ему вина, а потом начал перекатывать бокал между ладонями. - Это просто часть моего великого плана, понимаешь? Эррит ни за что не согласится. В конце концов он это сделает, но не сразу. Мы постепенно заставим его приехать сюда. Но поначалу он решит, что мы слабеем. Именно это мне сейчас и надо. Остальное за меня сделают девочка и лиссцы.
      - Но почему я? - спросил Никабар. - Почему твое письмо не может доставить один из твоих агентов?
      - Потому что они не могут командовать флагманским кораблем, - ответил Бьяджио. - И на самом деле посланий будет два. Одно - Эрриту. А второе лиссцам. Я хочу, чтобы они увидели "Бесстрашного". Я хочу, чтобы они решили, будто он ушел из вод Кроута.
      Вконец раздосадованный Никабар затряс головой.
      - Ренато, ты несешь какую-то бессмыслицу. Зачем тебе нужно, чтобы лиссцы сочли Кроут незащищенным? Черный флот - это единственное, что удерживает их от нападения на остров. И потом - мне казалось, будто бы хочешь, чтобы они нападали на империю!
      - Хочу, - подтвердил Бьяджио. - Доверься мне, Данар. Лиссцы уже нападают на Нар, и я говорю - пусть продолжают. Но пусть при этом они считают, будто мы беззащитны. Пусть им кажется, что мы пришли на помощь империи. Все это - часть плана.
      - О да, - проворчал Бовейдин. - Пресловутый "великий план". Мне он представляется глупостью. Чего ты пытаешься добиться - чтобы нас всех убили? Если Черный флот уйдет отсюда, лиссцы захватят Кроут. Ты это знаешь, Ренато. Они винят в войне в первую очередь тебя.
      Бьяджио поднял руки.
      - Хватит! Данар, ты сделаешь то, о чем я прошу. Ты отплывешь через несколько дней. Но ты не будешь вступать в бой с лиссцами и топить их корабли. Тебе это ясно?
      Совершенно сбитый с толку Никабар мрачно кивнул.
      - Ответь мне!
      - Мне ясно. Бьяджио улыбнулся.
      - Вот и хорошо. А теперь... - он взялся за вилку и воткнул ее в устрицу, - давайте есть!
      Вечера на Кроуте всегда были теплые. Приближалась зима - но только не к этому острову. Пассаты приносили южный воздух, отгоняя морозы, и цветы расцветали круглый год. Во время влажной весны влюбленные, гуляющие по древним аллеям, слышали крики ночных птиц и экзотическую песнь насекомых. Но сейчас было несколько прохладнее, и обитатели острова дремали. На берегу, тянущемся вдоль виллы Бьяджио, Симон слышал только мерный ритм прибоя. Его господин, Бьяджио, шел на несколько шагов впереди, и мягкие волны лизали ему сапоги. После устриц и фаршированной утки в желудках лежала тяжесть, и говорить не хотелось. Симон чувствовал, что у него cлипаются глаза. Он надеялся этой ночью встретиться с Эрис, но обед длился дольше, чем он рассчитывал, а потом Бьяджио захотел остаться в его обществе.
      Больше часа они ходили по берегу, почти не разговаривая друг с другом. Симону казалось, что его господин чем-то встревожен. Время от времени он опускал унизанную перстнями руку в песок, поднимая то камень, то раковину, а потом бросал их в воду, но почти все время просто шел - медленно, без всякой цели, - заставляя Симона гадать, какие планы он плетет в это время.
      - Симон! - наконец бросил он через плечо.
      - Да, милорд?
      - Я начинаю уставать, но мне еще не хочется возвращаться. Знаешь, как это бывает?
      Симон пожал плечами. Он понятия не имел, о чем говорит Бьяджио.
      - Да, наверное.
      - Хорошая ночь, правда? Опять какая-то чушь.
      - Да, очень хорошая.
      - Подойди ближе, - попросил Бьяджио. - Пройдись со мной.
      Симон послушался. Вместе они зашагали по берегу, давая волнам омывать сапоги. Бьяджио неотрывно смотрел на горизонт. В темноте качались силуэты Черного флота. На востоке, где берег загибался, виднелись огни Галамьера города, в котором Симон вырос и впервые научился лазить по карманам. В эту ночь Галамьер был затянут туманом и светился размытым оранжевым светом. Взгляд Симона задержался на огнях города, и меланхолия Бьяджио неожиданно передалась ему.
      - По-моему, они во мне сомневаются, - сказал Бьяджио. Симон поморщился.
      - Вы много от них требуете. Они не знают вас так, как знаю я.
      - Да, - согласился Бьяджио. - Но, видишь ли, у меня есть планы. Большие планы на Эррита и этого пса Форто. Я не могу просто убить их, как советует Бовейдин: это ничего не решит. Эррит будет мертв, но мы по-прежнему вынуждены будем сидеть на Кроуте. На трон поднимется один ро из наших врагов. Мы должны уничтожить их всех.
      - Конечно, вы правы, - ответил Симон.
      - В последнее время у меня в Наре стало много врагов.
      - И много друзей, милорд. Бьяджио рассмеялся.
      - Их число уменьшается, милый Симон. Смерть Локкена это доказала. Лицо графа стало жестким. - И нам еще предстоит разбираться с Талистаном. Они не примут меня в качестве императора. Тэссис Гэйл похож на Эррита. Он считает, что я слишком слаб, чтобы быть императором!
      - Они оба глупцы, господин.
      - Да. - Бьяджио ударил каблуком в песок. - Герцог Локкен был хороший человек. Верный. Он понимал, что такое Черный Ренессанс, чего пытается достигнуть Аркус. Он умер героем. Я его не забуду.
      - Он будет отомщен, милорд.
      - О, безусловно, - подтвердил Бьяджио. Повернувшись к Симону, он стиснул ледяными пальцами его плечи. - Посмотри на меня, Симон!
      Симон повиновался. Глаза Бьяджио были нестерпимо яркими.
      - Да?
      - Что бы тебе ни говорили другие, что бы ты ни думал о моем плане, даю тебе слово: он сработает. Я намерен не просто убить Эррита. Я планирую уничтожить его - и его лизоблюдов. Когда мы снова придем к власти, с нами никто не сможет бороться. Ни Эррит с его больной церковью, ни Фор-то с его легионами, никто! Мой великий план учитывает их всех, Симон. Всех наших врагов.
      - Я верю вам, милорд, - сказал Симон. - Я действительно вам верю.
      - Но ты беспокоишься. Тебе кажется, что я позволяю лиссцам нападать на Нар из злости. Это не злость, Симон, это часть моего плана. Ты можешь это понять?
      Симон улыбнулся:
      - У меня нет вашего дара, господин. Но если вы говорите, что это так, то я вам верю. Безусловно. Лицо Бьяджио смягчилось.
      - Спасибо тебе, мой друг.
      Симон почувствовал прилив смелости. Во рту у него пересохло. Он отчаянно пытался найти нужные слова.
      Бьяджио направился обратно к вилле.
      "Сейчас! - приказал себе Симон. - Делай это сейчас!"
      - Милорд! - пролепетал он.
      - М-м?
      - Могу я просить вас о милости?
      - Конечно.
      Симон поспешно догнал его. Идя позади графа на расстоянии шага, он пытался облечь свою просьбу в слова. То, чего он хочет, граничит с невозможным, но они с Бьяджио друзья. Почти.
      - Симон, - сказал Бьяджио, - перестань тянуть и выскажи свою просьбу.
      Симон судорожно облизнул губы.
      - Это касается Эрис, милорд. Шаги графа заметно замедлились.
      - О!
      - Видите ли, я к ней привязался.
      - Да, я знаю, - ответил Бьяджио, и в его голосе зазвучала прежняя, хорошо знакомая Симону ревность.
      - Милорд, то, о чем я хочу попросить... это трудно.
      Симон остановился и опустил глаза. Бьяджио тоже остановился. Граф с любопытством смотрел на своего слугу.
      - Ты это начал, - предостерег Бьяджио. - Изволь закончить. Ну же, задавай свой вопрос.
      Симон выпрямился и посмотрел Бьяджио прямо в глаза.
      - Я люблю Эрис, милорд. Я полюбил ее сразу, когда вы ее купили. Я хочу быть с ней. Я хочу, чтобы она стала моей женой.
      Симон ожидал ярости - но ее не последовало. На мгновение лицо Бьяджио стало безмятежным, а потом на нем отразилось новое чувство - не гнев, а грусть. На секунду Симону показалось, что его господин может заплакать. Бьяджио отвел взгляд.
      - Это довольно неожиданно, - сказал граф. - Я... - он на секунду замолчал и пожал плечами, - удивлен.
      - Я понимаю, что прошу многого, милорд. Я знаю, что это не соответствует традициям. Но я действительно ее люблю. - Симон склонил голову, а потом опустился на одно колено прямо на песок. Поймав холодную руку Бьяджио, он поцеловал ее. - Милорд, я молю вас об этом. Позвольте, чтобы Эрис стала моей. Я преданно вам служил. И всегда буду вам служить. Вы - моя главная страсть.
      Бьяджио насмешливо фыркнул.
      - Но не такая главная, как эта танцовщица! Встань, Симон. Не ставь себя в неловкое положение.
      Симон встал, но не поднял головы. Бьяджио повернулся к нему спиной. Несколько томительных минут граф смотрел вдаль и почти не дышал. Теплый ветерок шевелил его золотые волосы. Волны накатывались и отступали, а Бьяджио все продолжал стоять, словно одна из дворцовых статуй - холодный и неприступный.
      - Симон, ради тебя я это сделаю, - проговорил наконец граф. - Потому что ты мне дорог. Ты это знаешь? Ты знаешь, насколько я к тебе привязан?
      Симон это знал.
      - Да, милорд.
      - Эрис - мое сокровище, мое имущество. Во всей империи не найдется танцовщицы, равной ей. Но тебе я ее отдам, Симон. Ради тебя я нарушу традиции Рошаннов.
      - Спасибо вам, милорд. Вы поистине...
      Бьяджио повернулся лицом к нему.
      - Но взамен ты должен кое-что для меня сделать.
      - Все, что угодно, - мгновенно пообещал Симон. - Просите меня о чем угодно, милорд. Я сделаю это охотно.
      - Ты вернешься обратно в Люсел-Лор. Ты найдешь Ричиуса Вэнтрана. И ты украдешь у него дочь и привезешь ее ко мне.
      - Что...
      - Это все, Симон. Такова моя цена за эту женщину. Привези мне дочь Шакала.
      - Но, милорд, Вэнтрана охраняют! Невозможно...
      - Ты себя недооцениваешь, мой друг, - засмеялся Бьяджио. - Ты можешь это сделать. Ты - мой лучший агент, единственный, кому это по силам. Войди к Вэнтрану в доверие. Разузнай его планы. Заставь его тебе доверять. А когда он потеряет бдительность, укради его ребенка.
      - Но почему? - пролепетал Симон. - Зачем вам эта девочка? Она еще совсем маленькая...
      - Я хочу того, чего хотел всегда! - зарычал Бьяджио. - Я хочу, чтобы Вэнтран мучился! Он отнял у меня Аркуса. А теперь я отниму у него то, что ему дорого. Это справедливость, Симон. И больше ничего.
      Симон пытался взять себя в руки. Это была не справедливость, а безумие, но он не мог этого сказать. Сейчас - не мог. Эрис почти принадлежала ему. Они могут пожениться. Бьяджио дал согласие.
      - Милорд, даже если бы я смог войти ему в доверие и украсть ребенка, то как я могу добраться сюда с нею? Мы далеко от Люсел-Лора!
      - В Люсел-Лор тебя доставит корабль Черного флота. Пока ты будешь там находиться, корабль будет патрулировать в трийских водах. Он будет там, когда тебе понадобится вернуться.
      "Все уже расписано, правда? - горько подумал Симон. - Мастер-кукловод за работой!"
      - Милорд, - осторожно проговорил Симон, - пожалуйста, подумайте еще раз об этом. Ваше желание отомстить Вэнтрану затуманило вам мозг. Сейчас надо думать о других вещах. Эррит и Форто...
      - Я ими уже занимаюсь! - отрезал граф. - Но Вэнтран слишком долго живет, не ощущая моего гнева. Пора ему помучиться. Пора ему заплатить за то, что он сделал. - Бьяджио подошел вплотную к Симону, почти соприкасаясь с ним носами. - Он убил Аркуса, Симон. Он предал Аркуса, и император из-за этого погиб. И все ради этой проклятой женщины. А теперь я заберу плод их отвратительного союза. Ради Аркуса я это сделаю!
      Симон застыл неподвижно.
      - Ты сделаешь это для меня, - добавил Бьяджио, - а за это я отдам тебе танцовщицу. Таковы условия нашей сделки. Ты их принимаешь?
      - Да, - печально ответил Симон. Это было единственным словом, которое он сумел из себя выдавить: голос изменил ему.
      - Ты уедешь через несколько дней, - объявил Бьяджио. - А в твое отсутствие я буду заботиться об Эрис.
      И с этими словами золотой граф отвернулся от своего слуги и зашагал прочь.
      5
      Совесть короля
      Крепость Фалиндар стояла на скале, нависшей над океаном, вырастая из каменистой почвы. На обширных просторах Люсел-Лора не существовало здания, которое сравнилось бы с нею по высоте и великолепию и которое имело бы такую же славную историю. Она много веков стояла на вершине, выдерживая войны и ураганы и служа домом королевской фамилии Люсел-Лора - длинной череде трийских аристократов, которые называли себя дэгогами. Дэгоги правили Люсел-Лором из Фалиндара, осыпая себя сокровищами и собранными в виде налогов деньгами и равнодушно наблюдая за тем, как военачальники методично рвут страну на части, присваивая себе огромные территории. В эпоху военачальников последние из дэгогов превратились в марионеток, сохранив только видимость власти - пока наконец их жадный клан не исчез. Остались только военачальники и их свары.
      Но Фалиндар стоял. Как память о дэгогах, цитадель была вечной, и в эти дни мира военачальники искали в Фалиндаре силу и совет и просили об одолжениях человека, который называл это место своим домом. Новый хозяин Фалиндара взял на себя эту роль неохотно. Смерть прежнего хозяина сделала невозможным иной выбор.
      Ричиус Вэнтран знал печальную историю Фалиндара. Он был лично знаком с военачальниками и сражался рядом с ними против Нара, видел, как его соратники-трийцы гибнут от руки имперцев. Люсилер, новый господин Фалиндара, был его лучшим другом: они стали близки, как братья. И в то же время, спустя много месяцев после окончания войны, Ричиус по-прежнему не понимал трийцев. У себя на родине, в Арамуре, он был королем. Плохим, по его мнению, - но все же королем. Он не считался странным из-за своей розовой кожи. У него были слуги, были обязанности - и дни летели быстро благодаря множеству дел. Он презирал власть, которая легла на его плечи из-за смерти отца, однако она определяла его жизнь. Она давала ей цель.
      Всем людям нужна цель. Так говорил Ричиусу его отец - и это не давало ему покоя. В Фалиндаре дни были бесконечными, а ночи - невыносимыми. Ричиус превратился в одно из украшений цитадели. Он по-прежнему оставался Кэла-ком, Шакалом - и трийцы считали его героем, но казалось, он стал незаметным, ненужным. За месяцы, прошедшие после победы Люсел-Лора над Наром, Ричиус отдохнул и прибавил в весе. Он наблюдал, как растет его дочь, пытался угадать, что происходит в империи... Но он был одинок. Люсилер был занят голодом и восстановлением долины Дринг и других территорий, где война оставила самый глубокий след, и у него редко оставалось время для его друга-нарца. Ричиус с завистью наблюдал за Люсилером, с тоской вспоминая, каково это - быть занятым. Он помогал, чем мог: грузил зерно на телеги, патрулировал районы вокруг Фалиндара - но его не оставляло ощущение, что он просто лишний.
      Почти все дни он проводил с Шани, стараясь чем-то занять время. Шани жила в холе. Она была дочерью Кэлака и ни в чем не нуждалась - и Ричиус иногда задумывался над тем, какой она из-за этого вырастет. Она унаследовала от него некоторые черты лица, и это делало ее не совсем трийкой, однако она никогда не сможет поехать в Нар и узнать вторую половину своего наследия. Империя прочно прибрала Арамур к рукам. Если Ричиус не сотворит чуда, Шани никогда не увидит место, которое ее отец считал своей родиной. Бьяджио об этом позаботился. Даже в изгнании золотой граф сохранял власть. Теперь Арамуром правил Талис-тан, как это было до той поры, когда маленький народ отвоевал свою свободу. На место Блэквуда Гэйла назначили нового правителя - им стал Элрад Лет, человек с железным кулаком. Ричиус был почти незнаком с самим Летом, но он знал его репутацию. Не было сомнений в том, что Арамуру приходится несладко.
      Этот день в Фалиндаре был похож на все остальные. Дьяна провела утро, играя с Шани и пытаясь научить девочку первым трийским фразам. Шани едва лепетала, но Дьяна была уверена в том, что слово "мама" девочка уже знает. Испытывая грусть, Ричиус уехал из крепости. Перед пл отъездом он заставил Дьяну пообещать, что они с Шани не выйдут за пределы крепостных стен. Его жена неохотно согласилась.
      Ричиус ехал около часа под нежарким солнцем, погрузившись в созерцание осеннего Люсел-Лора. Он ехал вперед, пока не добрался до леса, расположенного далеко к востоку от Фалиндара, - древней рощи переплетающихся деревьев, с похожей на камень корой и черными ветвями. Именно здесь он оставил плакать Карлаза, когда повелитель львов убил взбесившегося зверя. Карлаз не вернулся в крепость. Вместо этого он остался в лесу.
      Возможно, именно это манило Ричиуса в лес. Чувствуя себя одиноким, но не желая оставаться в одиночестве, Ричиус направил своего коня в глубь леса - мимо деревни, где лев напал на фермера. И наконец он оказался у горной гряды, где они с Люсилером оставили Карлаза.
      Ричиус еще не добрался до горного логова, когда услышал характерный голос Карлаза: он пел. Это был низкий, монотонный распев, странно радостный, и Ричиус поехал на него, надеясь, что не помешает военачальнику. Песня привела его к поляне у неглубокого озерка: там Карлаз с мокрыми и залепленными грязью волосами стоял на коленях в грязи, зачерпывал воду ладонями, медленно выливал ее себе на лицо - и пел. Ричиус остановил коня поодаль, наблюдая за странным ритуалом из-за завесы деревьев. Карлаз продолжал петь еще в течение трех пригоршней воды. Закончив, он прижал ладони к мягкой почве, наклонился и поцеловал землю. А потом он поднял голову и, не поворачиваясь, стал принюхиваться, словно зверь.
      - Кэлак? - догадался он. Ричиус поморщился.
      - Да, - ответил он по-трийски. Он с трудом складывал слова в непривычные фразы на трийском языке. - Извини, Карлаз. Я не хотел тебе помешать.
      - Ты мне не мешаешь. Моя молитва закончена. - А потом военачальник засмеялся. - Но слышали ли меня боги, я не знаю.
      - Как я убедился, боги мало что слышат, - сказал Ричиус. Он понимал почти все, что говорил военачальник, а об остальном догадывался. - Если хочешь, я могу уехать.
      - Кэлак, ты ехал очень далеко. Чтобы найти меня?
      - Да.
      - Почему?
      Ричиус спешился. Карлаз по-прежнему не поворачивался к нему.
      - Потому что мне надо с кем-нибудь поговорить, - ответил он. - Потому что мне неспокойно.
      - И ты выбрал меня? - Это настолько заинтересовало военачальника, что он повернул голову. На его лице появилась любопытная улыбка. - Я не деревенский мудрец. Почему меня?
      - Сам не знаю, - ответил Ричиус, пожимая плечами. - Может быть, потому что больше никто не хочет меня слушать. Или понять. Мне...
      - Неспокойно. Да. Так ты сказал. Иди. - Карлаз похлопал по влажной земле рядом с собой. - Садись со мной. Ричиус поморщился:
      - В грязь?
      Военачальник снова поманил Ричиуса к себе.
      - Я наблюдал за тобой, Кэлак. Ты живешь среди нас, но ты еще не стал трийцем. Я научу тебя кое-чему. Иди.
      Ричиус неохотно перебрался через камни к Карлазу. В ответ на настояния военачальника он встал рядом с ним на колени, немедленно погрузившись в жижу с чавкающим звуком. Брюки тут же намокли.
      - И что теперь?
      - Ш-ш! - приказал Карлаз. - Это успокоит твой ум. Но ты должен вести себя тихо. Вы, нарцы, никогда не бываете достаточно тихими. Вы не слышите молчания. - Карлаз снова сложил руки ковшиком. - Сделай так, - велел он. Да, хорошо. А теперь...
      Он опустил руки в воду, так что она налилась ему в ладони, и проследил, чтобы Ричиус сделал то же самое. Но когда Карлаз вылил холодную воду себе на лицо и грудь, Ричиус взбунтовался:
      - Карлаз, я не очень верующий. Я не хочу молиться.
      - Ш-ш! - снова повторил Карлаз. - Это не молитва. Нет. Это для тебя, а не для богов. Когда мы делаем так, это мы оказываемся в центре мира.
      Все это было какой-то путаной чушью, но Ричиус послушался военачальника: поднял руки к лицу и медленно начал лить воду. Как и следовало ожидать, он ничего особенного не почувствовал, но повторил этот процесс еще три раза вместе с Карлазом. А потом Ричиус украдкой посмотрел на львиного всадника, который задумчиво закрыл глаза.
      - Что мы делаем? - шепотом спросил он.
      - Мы сливаемся с землей, - ответил Карлаз. - С почвой, с водой. С небом, если ты на него смотришь. Смотри на небо, Кэлак. Держи глаза открытыми и смотри.
      Ричиус стал смотреть. Он лил воду на лицо, стараясь не моргать, и видел небесную голубизну сквозь туман водопада. Внезапно у него закружилась голова, и он засмеялся.
      - Хорошо! - похвалил его Карлаз. - Видишь? Теперь ты - часть земли. Часть природы. А теперь пой со мной.
      И Карлаз снова начал распев, ткнув Ричиуса в бок, требуя присоединиться к нему. Ричиус подхватил напев - сначала робко, а потом громче, поддаваясь настроению. Все это по-прежнему казалось ему чепухой, но эта чепуха ему нравилась. Ему нравилось сливаться с природой, и он представил себе, что вода очищает его, уносит его грехи и его прошлое. Он пел вместе с военачальником довольно долго, а когда Карлаз замолчал, Ричиус продолжал петь один, все громче, пока птицы вдруг не сорвались с ветвей, а его песня стала не распевом, а мучительным, очищающим душу криком...
      Ричиус почувствовал, как вся досада и раздражение выходят из него, и когда он замолчал, то открыл глаза и уставился на Карлаза, ужаснувшись. Повелитель львов смотрел на него.
      - Неспокойно, - пробормотал Карлаз. Ричиус тяжело дышал.
      - Да. О да...
      У него не было других слов. Он был пленником своих воспоминаний. Перед ним промелькнул Арамур, живой и зеленый, и жуткий вид головы Сабрины, глядящей на него из ящика. Подарок от Бьяджио. Он никогда не любил ее по-настоящему, но теперь он ее любил. И ему вдруг стало страшно, что она никогда не замолчит, что ее вопли будут преследовать его вечно. Он поднял руки и спрятал лицо в ладонях, пытаясь отогнать эти видения, но они остались с ним - как оставались всегда.
      - Карлаз, - с трудом проговорил он. - Я здесь один. Я как ты. Я в Фалиндаре чужой.
      Военачальник взял Ричиуса за подбородок и притянул его к себе.
      - Ты не один, Кэлак. Ты меня слышишь? Кэлак здесь никогда не сможет быть один. У тебя есть жена и дочь. Я видел их с тобой. - Он улыбнулся, и его лицо стало неожиданно нежным. - Кэлак не один.
      - Дьяна. - Ричиус кивнул. - Да, она чудесная. Я люблю ее, но она не понимает. Она не знает, что со мной происходит.
      Улыбка военачальника стала шире.
      - Мужчины всегда говорят о женах, что они не понимают. Трийцы такие же. Им надо бы больше слушать своих жен. Женщины знают больше, чем нам кажется.
      Ричиус кивнул, немного пристыженный:
      - Да. Но я пытался говорить с ней, а она не хочет меня слушать. Она не хочет слышать то, что мне надо ей сказать. Для нее это просто плохие новости.
      Военачальник прищурил глаза и посмотрел на него внимательнее.
      - Я наблюдал за тобой, Кэлак. Я видел тебя за работой, и я слышал, как о тебе говорят другие. Я знаю, что ты был женат раньше, что Дьяна тебе не первая жена. Стражники - они болтают. Они говорят, что тебе здесь плохо, что твое сердце полно мщения. И по ночам ты ходишь один по двору. Я тебя видел.
      Все это было правдой, и Ричиус не стал отрицать это. Эти ночные прогулки были для него единственным способом прогнать демонов, которые постоянно приходили к нему во сне. Но проницательность военачальника неожиданно заставила его почувствовать себя неловко. Он поднялся с земли, стряхнув с колен грязь, и вытер испачканные руки о брюки. Карлаз продолжал смотреть на него, не вставая с колен.
      - Я побеспокоил тебя, - проговорил Ричиус. - Извини. Я уйду.
      Он повернулся и был уже на полпути к коню, когда Карлаз окликнул его.
      - А теперь Кэлак бежит, - сказал военачальник. - И у него по-прежнему нет ответов. Ричиус повернулся.
      - Карлаз, я...
      - Да?
      - Мне трудно говорить об этом.
      Карлаз по-прежнему продолжал на него смотреть.
      - Если ты уйдешь, то будешь чувствовать только раздражение. А потом ты скажешь жене, что ты раздражен, и вы оба будете сердиться. Ты приехал поговорить. Так говори. Я буду слушать.
      Это приглашение было странным, но из всех трийских военачальников, с которыми был знаком Ричиус, он ощущал родство с одним только Карлазом. Может быть, именно поэтому остальные военачальники всегда сторонились его: он был совершенно на них непохож. Ричиус медлил между конем и озерцом, пытаясь придумать, что сказать. Он не мог объяснить себе, почему он приехал к Карлазу. Ему просто нужно было общество. Как это ни удивительно, но Карлаз, похоже, прочел его мысли. Он встал с колен и быстро подошел к Ричиусу.
      - Люсилер - хороший человек, - сказал он. - Я ему доверяю. Но сейчас он занят важными делами. Остальные военачальники - они ищут у него решения их глупых ссор. Они заставляют его тратить время на чепуху. У него нет на тебя времени. И это тебя угнетает.
      Ричиус засмеялся. Возможно, Карлаз был волшебником!
      - Да, - признался он. - Кажется, это правда. Я чувствую себя одиноким. Я не триец, я не на месте. И...
      Он замолчал, соображая, следует ли ему говорить дальше. Военачальник вопросительно наклонил голову:
      - И?..
      - Меня преследуют сны, - сказал Ричиус. - Страшные сны. О доме. О моей первой жене, Сабрине. Все это во мне - и рвется наружу. С тех пор как закончилась война с Наром, я ничего не сделал для моего народа в Арамуре. Они считают, что я их предал. И они правы. Сабрина умерла из-за меня. - Он отвел взгляд, ужасаясь тому, что говорит. - Я проклят, Карлаз. Все, кто доверяется мне, гибнут, но я всегда остаюсь жив. Это мое проклятие - жить, когда все остальные умирают.
      Карлаз нахмурил лоб.
      - Нарцы суеверны. Проклятия и предзнаменования - это чепуха. Тебе нехорошо так говорить. Я знаю про твою жену, Кэлак, про те жестокости, которые они с ней сотворили. Твое отмщение должно быть сильным. Ты и должен чувствовать гнев. Это то, что должен испытывать мужчина.
      - Гнев кричит во мне, Карлаз. Иногда я больше ни о чем не могу думать. Мне необходимо что-то делать для Арамура, мне надо как-то отомстить за Сабрину.
      - Но ты отомстил за нее! - ответил Карлаз. - Я слышал историю о человеке с железным лицом - о том, которого звали Гэйл. Вы сражались, и ты его убил. Она отомщена, Кэлак. Ты не можешь убить человека дважды.
      - Если бы мог, то убил бы! - прорычал Ричиус.
      Он был бы счастлив снова получить это удовольствие. Он часто вспоминал, как его меч врезался в череп Гэйла и какое удивленное выражение появилось на лице барона. Но Блэк-вуд Гэйл был всего лишь пешкой, марионеткой на ниточках Бьяджио. Гэйл был мертв, но Бьяджио продолжал жить, и ему еще предстояло ответить за его преступления.
      - Есть еще один человек, - объяснил Ричиус. - Тот, кто приказал ее убить. Я понимаю, тебе мало что известно о Наре, но тот человек - настоящий дьявол. Он аристократ Нара. Он был ближайшим советником Аркуса, пока император не умер. Его зовут Бьяджио.
      Карлаз попытался произнести непривычное имя.
      - Бииаджой, - получилось у него. - Плохой человек?
      - О, хуже, чем просто плохой. Порочный. Трийцы верят в ад? Потому что я готов поклясться в том, что он - исчадие ада. Он приказал захватить мою родину и отдал ее под управление Талистана.
      Карлаз скрестил руки на груди.
      - Где этот Бииаджой? - прорычал он. - В империи?
      - Не знаю, - ответил Ричиус, пожимая плечами. - Новости, которые я получаю из Нара, устаревшие и не слишком достоверные, но я слышал, что он в изгнании. После смерти Аркуса в Наре воцарился хаос. Бьяджио пришлось бежать - наверное, на свой остров. Сейчас там правит епископ. Ты мог бы назвать его святым человеком. Он Бьяджио не друг. Но и мне он тоже не друг. - Он вздохнул. - Я не могу все это тебе объяснить. Чтобы этому поверить, это надо видеть. Наром управляют дурные люди. Не просто плохие или жестокие, а порочные. У них черные души, понимаешь? Черные, как смерть. Их надо остановить...
      Военачальник посмотрел на него с подозрением:
      - Тебе?
      - Возможно, - ответил Ричиус. - А почему бы и нет?
      - Один человек в одиночку против империи. Это похоже на подвиг глупца, Кэлак. И тебя в Наре считают вне закона, так? Покажись там - и ты мертв. Твоя жена станет вдовой, дочь потеряет отца. Это не геройство.
      - Но я буду не один. Я буду с лиссцами. Я присоединюсь к их кампании.
      - Лиссцы ушли из наших вод. Они больше не появляются в Люсел-Лоре.
      - Но они могут вернуться. Так сказал мне их командующий. Он сказал, что я могу присоединиться к ним, если захочу.
      - А что сказал ты? - спросил Карлаз, хотя вид у него был такой, словно он уже знал ответ на этот вопрос.
      - Я сказал, что помогу им, если буду им нужен. Ты можешь это понять, Карлаз? Ты помог трийцам воевать против Нара, потому что Нар вторгся в твои земли. Ты был готов умереть. Разве я не должен иметь хотя бы столько же мужества?
      - Это другое, Кэлак.
      - Почему? - с жаром спросил Ричиус. - Почему защита Арамура отличается от защиты твоей деревни?
      - Это другое, - твердо повторил военачальник. - И я не буду с тобой об этом спорить. - А потом он вздохнул, и на его лице отразилась печаль. Тебе надо о многом подумать, Кэлак. Тебе надо поговорить с небом.
      На мгновение Ричиусу показалось, что ему не хватило знаний трийского языка. Говорить с небом?
      - Что это значит?
      - В Чандаккаре, если человеку неспокойно, он говорит с небом. Он уходит ото всех, как я сюда. Мне надо было подумать. Я разговаривал с небом.
      "А еще - с грязью, водой и деревьями", - с иронией подумал Ричиус.
      - Карлаз, я тебя не понимаю. Ты хочешь, чтобы я уехал? Оставил Фалиндар?
      - На время. Да. Поговори с небом. Послушай, что оно тебе скажет. Великан ткнул пальцем в грудь Ричиуса. - Послушай, что тебе скажет вот это. Твое сердце, Кэлак. Твое сердце.
      * * *
      Дьяне Вэнтран едва исполнилось двадцать, но в своей короткой жизни она видела многое. Дочь богатых родителей-трийцев, она воспитывалась как аристократка, выучила язык нарской империи и стала женой человека, который убил ее отца. Она была беженкой, проституткой, средоточием презрения и предметом безумия многих мужчин. Она пережила две опустошительных войны. Но из всех ролей, которые ей пришлось играть, счастлива она была только в своей новой инкарнации - как жена Ричиуса и мать их маленькой дочери Шани. Она рада была оставаться в Фалиндаре, и несмотря на все свои попытки понять настроение мужа, не постигала, почему Ричиуса это не удовлетворяет.
      Дьяна помнила голод, и горькое прошлое заставляло ее ценить обилие, царящее в Фалиндаре. В цитадели никто не голодал - и в особенности Шани, и они были защищены от причуд военачальников. Люсилер прекрасно справлялся с обязанностями повелителя Фалиндара и заботился о том, чтобы семья его друга ни в чем не нуждалась. Они пользовались уважением местных жителей: здесь Ричиус был героем. Но он никогда не смотрел на свое положение с этой точки зрения, и это раздражало Дьяну. В последние месяцы он стал отчужденным и мрачным, а его взгляд постоянно устремлялся в сторону моря и Дьяна знала, что там он высматривает корабли Лисса. Он по-прежнему оставался хорошим отцом и был внимателен к ребенку, но что-то изменилось. Дьяна полюбила мужчину с мальчишеским очарованием, и ей не хватало его горячности, его простодушия. В последнее время Ричиус стал молчалив. Он почти ничем с ней не делился, оставляя ее гадать, что происходит в его мыслях. Когда они только поженились, она легко могла читать выражения его лица - но в последнее время это изменилось. Он окружил себя стеной, которую не могла преодолеть даже она. Они любили друг друга в полном молчании.
      Этой ночью Дьяна спала, когда Ричиус наконец вернулся в цитадель. Было очень поздно, и она легла в постель одна - в последнее время это стало обычным. Шани в соседней комнате тоже спала. Дьяна услышала, как открывается дверь ее спальни. Она приоткрыла глаз и увидела на пороге Ричиуса. В лунном свете он двигался осторожно. В полумраке он посмотрел в ее сторону, пытаясь определить, проснулась ли она. Дьяна не шевелилась. Она слушала, как Ричиус раздевается, потом тихо моется в умывальнике у окна. Надев ночную рубашку, он очень осторожно лег в постель рядом с ней.
      - Я тревожилась, - сказала Дьяна. После долгого молчания она услышала, что Ричиус вздохнул.
      - Извини, - отозвался он.
      - Уже очень поздно. - Она взглянула в сторону окна. Луна стала меркнуть. - Почти утро. Где ты был?
      - Далеко. Думал.
      - Думал? Тебя не было весь день! - Когда он не ответил, Дьяна перекатилась на бок и осторожно прикоснулась к его плечу. Казалось, ему не хочется на нее смотреть. - Ричиус, - прошептала она, - скажи мне, в чем дело?
      - Ты ничем помочь не можешь, Дьяна. Спи. Извини, что я тебя разбудил.
      - Я не могу спать. Теперь не могу. - Она потрясла его за плечо. Пожалуйста!
      Наконец он повернулся к ней. Его лицо было мрачным, измученным. От него воняло полями.
      - Я знаю, что ты здесь несчастлив, - сказала Дьяна. - Я знаю, что тебе нужна месть. Но я не могу этого допустить, Ричиус.
      Шепот Ричиуса был едва слышен.
      - Дьяна, я люблю тебя. И я люблю Шани. Вы для меня все. Тогда почему мне так неспокойно?
      - Дурные воспоминания, - ответила она и начала гладить его по голове, словно надеялась приглушить эту обжигающую память. - След войны. Это пройдет. Я понимаю, что сейчас тебе в это не верится, но так будет. Тебе нужно время, чтобы залечить душевные раны.
      - Каждую ночь я думаю о возвращении в Нар, - сказал он. - Назад, в Арамур. Я их всех бросил, Дьяна. Я позволил им умирать. И я слышу, как они кричат мне, обвиняют меня. Даже Сабрина.
      Сабрина. Дьяна отвела глаза. Она никогда не признавалась Ричиусу, что разделяет его чувство вины за ее смерть, хотя никогда даже не встречалась с этой девушкой. Но он оставил Сабрину и Нар ради нее, Дьяны, и за это его жену убили. У Дьяны задрожали пальцы, и она убрала руку с его лба.
      - Сабрина мертва, - холодно проговорила она. - Тебе ее не воскресить.
      Ричиус воззрился на нее.
      - Я это знаю. Но за преступление должен быть дан ответ. Кто-то должен заплатить.
      - Кто-то и платит, любимый, - ответила Дьяна. - Ты.
      - Дьяна...
      - Нет! - прервала его она. - Молчи и выслушай меня. Сабрина мертва. И Арамура нет. Теперь ты живешь здесь. Ричиус. Ты живешь среди трийцев, потому что больше не можешь вернуться домой. Это все, что у тебя осталось. - Она отвела взгляд. - Я - все, что у тебя осталось.
      На нее опустился тяжелый груз вины. Она сказала это. И это было приятно. Но теперь следствием ее слов стало ужасное молчание. Ричиус пристально смотрел на нее. В темноте она ощущала его взгляд. Он винил ее, и она это понимала.
      - Ты вернулся сюда ради меня, - мрачно сказала она. - Но ты сам так решил, Ричиус. Я никогда тебя об этом не просила. Ты думал, это сделает тебя счастливым, но тебя ничто не делает счастливым. И теперь ты винишь меня за свое горе.
      Ричиус сел на постели.
      - Я тебя не виню, - прошипел он. - Не говори этого!
      - Винишь. Я вижу это, когда ты на меня смотришь. Тебе хочется уехать и воевать против Нара вместе с лиссцами, но тебя не волнует, что станет с нами. И ты не видишь опасности, потому что ты ослеплен ненавистью. Нар рвут на части, и ты хочешь получить свой кусок.
      - Арамур - моя страна, Дьяна. Я король.
      - Не король, - возразила Дьяна. - Уже нет. И что бы ты ни делал с Наром, даже если ты убил бы своего графа Бьяджио, тебе никогда не получить Арамур обратно. - Она печально ссутулилась. - Почему ты заставляешь меня быть такой жестокой? Почему мне приходится говорить тебе все это, хотя это должно было быть понятно и так?
      Ричиус растерял всю свою браваду.
      - Я просто хочу поступать правильно, - бессильно сказал он. - Но не знаю как.
      Дьяна пожала плечами:
      - И я тоже. Но я хочу, чтобы ты залечил свои раны. Я хочу, чтобы ко мне вернулся мой муж.
      Его рука легла ей на плечи нежно, как ветерок. От этого прикосновения Дьяна задрожала. Он притянул ее голову к себе на грудь и стал гладить ее белые волосы. Она была в его объятиях как дитя, хрупкое и обожаемое. Ей не хотелось показывать ему свои слезы. Она хотела быть ради него сильной.
      - У трийцев есть выражение, - сказал он, - "говорить с небом". Наверное, именно это мне и надо сделать.
      - Что?
      - Мне надо поговорить с небом. Ты не знаешь этого выражения?
      - Где ты его услышал?
      - От Карлаза. Он говорит, что так делают трийцы, когда им неспокойно. Они уходят от всех и на какое-то время остаются с природой. Они ищут ответы.
      - Может быть, так делают в Чандаккаре. Я никогда раньше об этом не слышала. - Она высвободилась из его объятий. - Ты это хочешь сделать? Уехать из Фалиндара?
      - Да, - ответил он.
      - Один?
      - Если бы я был один, в этом не было бы толка, Дьяна. Мне надо подумать. Мне надо ненадолго отсюда уехать. Во мне скопилось много такого, в чем мне надо разобраться. Это ничего?
      - Я не могу тебе помешать. Он попытался улыбнуться.
      - Ты сердишься.
      - Да, - согласилась Дьяна. - Ты постоянно твердишь мне, в какой я опасности, а теперь вдруг говоришь, что хочешь уехать. А как же Бьяджио? Тебя он не тревожит?
      - Люсилер за вами присмотрит, - ответил Ричиус. - И если ты будешь делать, как я говорю, не будешь выходить из крепости, пока меня нет, с тобой ничего не случится. - Он умоляюще посмотрел на нее. - Пожалуйста, не надо со мной об этом спорить! Дай мне уехать со спокойной душой. Я вернусь к тебе.
      Дьяна вздохнула. Ей не нужно было, чтобы он в этом клялся. Она знала, как сильно он любит ее и Шани.
      - На какое время ты собираешься уехать? - спросила она.
      - Не знаю. Наверное, примерно на неделю. Не намного больше.
      - Куда ты отправишься?
      - По правде говоря, не знаю. Я думал поехать с Карлазом в Чандаккар. Он скоро уедет из Фалиндара. Но он сказал, что мне следует побыть одному... - Ричиус рассмеялся. - Возможно, это просто какая-то религиозная чушь. Но я хочу попробовать. Я просто хочу...
      - Побыть в одиночестве. Да, я знаю. - Дьяна снова вернулась к нему и свернулась у него на коленях. В его объятиях было тепло, удивительно безопасно. Так было всегда. - Отправляйся, - сказала она. - Иди и разговаривай с небом. Послушай, что оно тебе скажет.
      - Ах, теперь ты надо мной смеешься...
      - Нисколько, - возразила она. - Люди бывают очень разные, Ричиус. Некоторые находят путь в обществе близких. Другим надо быть в одиночестве. Ты относишься к их числу. По-моему, так у тебя было всегда.
      6
      Герцоги-близнецы
      Лорла не знала своей фамилии.
      Она не знала, были ли у нее братья и сестры, не знала, кто были ее родители и почему они отдали ее в лаборатории. Она сохранила о них только смутные воспоминания, и это было все. Ее мать, которую она вспоминала туманно, словно во сне, была женщиной невысокой и не слишком привлекательной. Ее отец был толстый, с темными волосами. Большего она просто не могла вспомнить, и порой это ее тревожило - обычно тогда, когда она чувствовала себя одинокой, а в последнее время такое случалось все чаще и чаще. По пути на Драконий Клюв ей порой начинало казаться, что те отрывочные воспоминания - это единственное, что у нее есть.
      Много дней подряд в темном небе не видно было просветов. Дэвн, ее немногословный проводник, ехал быстро, чтобы опередить бурю, но они все равно попадали под холодный дождь, и Лорла часто начинала дышать на руки, чтобы не дать им замерзнуть. Она бежала из Гота в шерстяном плаще и толстых перчатках, но они направлялись на север, и приближалась зима. Вскоре похолодает настолько, что продолжать путь станет невозможно. Лорла мечтала о горячей еде и теплом ночлеге. Ни в одной из попадавшихся на пути деревень они не останавливались. Лорла решила, что ее дело настолько важно, что она не может рисковать встречей с кем бы то ни было, и пряталась в лесу, пока Дэвн покупал провизию. Каждую ночь они устраивали лагерь под беззвездным небом, разводя очень маленький костер, чтобы не привлечь ничьего внимания. Лорле надоели маленькие костерки. Ей хотелось посидеть у жаркого пламени.
      Стараясь спрятать лицо от ветра, Лорла опустила капюшон плаща на рот и нос. Она ненавидела холод. Ее учителя предупреждали ее, что у нее хрупкое тело и что зима для нее особенно опасна. Она гадала, ощущает ли Дэвн холод: может быть, это ее странное тело создало мороз в ее собственном воображении?
      Пони, которому она дала имя Фантом, был теплый, и Лорла приникала к нему, как можно ниже наклоняясь к его холке. Фантом оказался хорошим спутником, и Лорла надеялась, что сможет оставить себе это животное, когда они доберутся до Драконьего Клюва. В лабораториях у нее практически ничего не было, а вот Локкен обращался с ней хорошо, как с собственной дочерью. Но сейчас герцог уже наверняка погиб. И герцогиня Карина тоже. Известий из Гота не было - даже в тех деревнях, куда заезжал Дэвн. По крайней мере так он ей говорил. Лорла сощурила глаза, глядя на Дэвна. После посещения очередной деревни Дэвн странно затих. Лорла хотела было начать его расспрашивать, но потом удержала себя. Дэвн получил приказ сопровождать ее - и больше ничего, так что он не делал попыток утешать ее или хотя бы с ней разговаривать. Лорла решила, что для ее дела так даже лучше.
      В чем бы ни заключалось ее дело.
      "Я доберусь до Драконьего Клюва, и там буду жить в тепле, - пообещала себе она. - И там будет герцог, который обо мне позаботится. Локкен сказал, что так будет".
      Она гадала, окажется ли герцог Энли таким, как Локкен, будет ли Драконий Клюв похож на Гот. Она обожала Гот. Город-крепость был чудесным местом, где она прожила целый год - это было как праздник. Как это было непохоже на военные лаборатории и ужасных женщин, которые ее растили! Однако Лорла знала, что у всего этого была цель. Она была кем-то очень особым. В лабораториях очень любили слово "предназначение". Лорле говорили, что у нее есть предназначение, и при мысли об этом девочка выпрямлялась в седле. Какие бы планы ни предназначил для нее господин, она его не подведет.
      Однако ее мысли вскоре отвлеклись на другое. В Готе были другие дети, с которыми она могла общаться, и хотя разумом она была намного старше их, ей их не хватало. Она гадала, есть ли дети в Драконьем Клюве. Может, мальчик ее возраста...
      Лорла оборвала свои грезы и резко выговорила себе за мечтательность. Ее возраста! Что это, в сущности, должно означать? Она легко могла подсчитать годы, но этот подсчет терял смысл, как только она смотрела на свое остановившееся в росте тело.
      "Прекрати!" - приказала она себе. Ей нужно собраться - так, как ее научили. Она реагирует на холод. Ее предупреждали, что так может получиться. Она заставила себя отбросить фантазии и начала отогревать пальцы дыханием. Ей хотелось остановиться и разжечь костер, но был еще день, и впереди их ждал долгий путь. Дэвн сказал, что они могут к сумеркам добраться до Драконьего Клюва.
      - Горячий чай, - пробормотала она. - Горячий, с медом. И хлеб.
      Она рассмеялась. Можно придумать еду и получше. Она представила себе накрытый пиршественный стол в зале из теплого дерева с пылающим жарким очагом. Лорла тихо вздохнула, радуясь этой игре. Несмотря на возраст, она сохранила детское воображение, хотя и ощущала пробуждение ума и тела: в этом возрасте у большинства девочек уже наступает созревание. Тело Лорлы было слишком неразвито, чтобы вступить в женский цикл, но кое-какие любопытные особенности у него были. Ей снова вспомнилось, что говорили в лаборатории: она - особенная.
      К великому огорчению Лорлы, той ночью они не добрались до Драконьего Клюва. Солнце скрылось за густыми облаками, ускорив наступление сумерек, так что пришлось найти место для ночлега у дороги. Дэвн тесаком расчистил место среди кустарника, а потом заставил лошадей затоптать высокую сухую траву. Он разжег костер - на этот раз большой, Лорла настояла на этом - и приготовил ужин из хлеба и сухой колбасы, деликатеса, который он купил в последней деревне. Поскольку Драконий Клюв был уже рядом, они не экономили, а поели досыта, и Лорла крепко проспала до утра.
      Когда они снова тронулись в путь, с севера дул ужасный ветер. Солнце светило, не давая тепла, превратившись в бледное пятно на сером горизонте. Лорла прижималась к шее Фантома, ища уюта. Дорога быстро стала унылой. Здесь, на севере, зима уже оголила деревья, и они казались обугленными и безжизненными. Страх Лорлы становился все сильнее. Никто не рассказывал ей о Драконьем Клюве, но это мистическое название породило в ее воображении совсем иной образ, так что реальность ей совсем не понравилась. Локкен сказал только, что Драконий Клюв находится очень далеко на севере, что там часто бывает много снега и что он имеет форму длинной драконьей морды, протянувшейся далеко в море. Это было единое королевство, которым управляли два герцога, близнецы Энли и Энеас. У каждого из герцогов был свой собственный замок. Замок герцога Энли находился на нижней челюсти дракона. Замок его брата - на верхней. Лорла представила себе сказочные башни и витражи, но унылые окрестности скорее наводили на мысль о паутине и запустении.
      Они ехали еще примерно час, пока наконец Лорла не ощутила запах моря. Дорога раздвоилась. Дэвн остановил коня. Дорога поросла деревьями, и оба ее ответвления выглядели одинаково непривлекательно. Он оглянулся через плечо на Лорлу.
      - Драконий Клюв, - объявил он. Лорла скривилась.
      - В которую сторону?
      - В обе. Мы поедем по южной дороге, к Энли. Северное ответвление ведет к Энеасу. У Лорлы была тысяча вопросов.
      - Ты знаешь Энли, Дэвн? Какой он? Как всегда, Дэвн ничем ей не помог.
      - Я никогда не видел герцога, - ответил он. - Я никогда не бывал на Драконьем Клюве.
      - Здесь тихо, - заметила Лорла. Она посмотрела впег ред, но увидела только полог мертвых ветвей, сомкнувшихся над дорогой. - А где люди?
      - Им хватает ума укрываться от холода. А теперь кончай говорить, чтобы мы тоже смогли это сделать.
      Не дожидаясь ее, Дэвн погнал коня по дороге. Фантом постарался не отстать, и вскоре они уже ехали к Энли. Деревья стали выше, уходя вершинами к небу: непролазный дом для большеглазых зверьков и огромных граклов с черным оперением. Лорла смотрела вверх, изумляясь переплетению ветвей у себя над головой. Ветер слегка стих - его гасили густые деревья. Сверху летели коричневые листья, сухие и мертвые, подхваченные дыханием ветра. Он был солоноватый, пропитанный морской водой. Лорла облизала губы и ощутила вкус соли. Когда полог ветвей немного поредел и показалось небо, она увидела ожидавшее их одеяло грозовой тучи.
      - Дэвн! - испуганно спросила она. - Сколько осталось до замка?
      Дэвн пожал плечами:
      - Не знаю.
      - Будет дождь. Сильный.
      В следующую секунду хлынул ливень. Вода быстро залила дорогу, превратив ее в густую грязь. Лорла пыталась разглядеть Дэвна сквозь водяную завесу.
      - Едем! - крикнул он. - Наверное, уже близко!
      Лорла дрожала под промокшей насквозь одеждой. Пальцы в перчатках превратились в сосульки. Фантом уверенно шел сквозь ливень, следуя за конем Дэвна. Небо расколола вспышка молнии, и загремел гром. Лорла закрыла глаза, изо всех сил желая прогнать грозу, - но за свои труды была вознаграждена еще одним ударом молнии. Она заставила Фантома догнать Дэвна.
      - Может, нам остановиться? - спросила она.
      Великан помотал головой.
      - Это ненадолго. - Он посмотрел на нее сквозь дождь и улыбнулся. - Не бойся. Это всего лишь гром.
      - Я не боюсь, - соврала она, не желая, чтобы он счел ее трусихой. Просто я промокла. И замерзла, и устала ехать. Найди замок, Дэвн.
      Дэвн иронически ей поклонился.
      - О да, миледи. А что я, по-вашему, пытаюсь сделать?
      Они поехали по узкой дороге молча. Под копытами лошадей хлюпала грязь. Наконец дождь немного ослабел.
      - Вот! - объявил Дэвн. - Смотри.
      Лорла посмотрела туда, куда показывал Дэвн. На холме, окутанный туманом, стоял замок из красного камня. Лорла всмотрелась в даль. Замок оказался высоким и темным, и он пугал. По охватившей ее грусти она поняла, что это унылое зрелище - дом Энли. Герцог Драконьего Клюва жил не в сказочном дворце, который она себе вообразила, а в безнадежном кошмаре из холодного кирпича и темных окон - в одной монолитной башне, выраставшей из земли. Даже на прекрасном фоне моря это было неприятное зрелище: будто башня передразнивала океан своей уродливой огромностью. Лорла закусила губу - и тут заметила на вершине башни флаг.
      - Дэвн, смотри! Он поднял Свет Бога! Видишь?
      Дэвн был сдержан.
      - Я его вижу, - ответил он. Чувствовалось, что он рассчитывал увидеть на Драконьем Клюве Черный флаг прежней империи. - Но я все равно доверяю Локкену, девочка. Раз он захотел, чтобы ты оказалась здесь, значит, ошибки нет.
      - Но...
      - Верь ему, Лорла, - сказал он, а потом со смехом добавил: - Ты скоро снова сможешь согреться! А я сегодня смогу спать с настоящей женщиной!
      Это оскорбление ударило ее словно ледяная пощечина. "С настоящей женщиной"! Что это должно означать? Она возмущенно посмотрела на солдата, но он, похоже, ее не понял. Дэвн повернулся и пустил своего коня рысью к стоящему на холме замку. Когда он заметил, что Лорла за ним не последовала, он повернулся и помахал ей рукой:
      - Едешь? Или предпочтешь утонуть здесь?
      - Утонуть, - пробормотала она. Внезапно все, что угодно, показалось ей предпочтительнее этого замка. Но она замерзла и измучилась, и это заставило ее тряхнуть поводьями. Получив команду, Фантом рванулся вперед. Казалось, маленькому пони не меньше Дэвна хочется выбраться из-под дождя. Ближе к замку дорога стала немного шире, и показались какие-то домишки, лавки. У всех были закрыты ставни, и людей нигде не видно было. Кое-где в окнах тускло горели свечи. Лорла чувствовала на себе взгляды невидимых глаз, но всякий раз, когда она поворачивалась, наблюдатели исчезали.
      Добравшись до холма, она обратила внимание на растущие вдоль дороги сосны: огромные стражи, которые возвышались над головой и отбрасывали в слабом свете кривые тени. Серый гравий дороги хрустел под копытами лошадей. Холодный дождь шел не переставая. Сквозь струи воды Лорла увидела ворота замка. Они уже поднялись высоко на холм, и раздраженный океан плескался далеко внизу. У входа стояли два стражника. Они были закованы в уродливые черные доспехи, лица скрывались под забралами ящероподобных шлемов. В руках они сжимали острые алебарды. Лорла подняла голову к башне замка. Она заметно наклонялась, словно собиралась рухнуть. На карнизах сидели химеры, из которых били струи дождевой воды, цементные швы щетинились упругим лишайником, превращавшим красный кирпич в желтый. Деревянные ворота на петлях были плотно закрыты. Оба стражника устремили на приезжих строгие взгляды. Дэвн выехал вперед и поднял руку в знак мирных намерений.
      - Мы из Гота! - крикнул он стражникам. - Я - Дэвн из города-крепости и прибыл, чтобы повидать вашего герцога. Стражники кивнули.
      - Спешьтесь, - приказал один из них.
      Он шагнул вперед, пока его товарищ открывал ворота. Дэвн слез с коня, велев Лорле сделать то же. Стражник взял у него поводья и посмотрел на Лорлу, которая не решила, доверяет ли она ему.
      - Ну же, Лорла, - поторопил ее Дэвн. - Слезай, чтобы нас пропустили.
      Лорла слезла со спины Фантома, отдала поводья латнику, глядевшему на нее вопрошающим взглядом, и поспешно подошла к Дэвну. Тем временем второй стражник открыл ворота, из которых пролился поток оранжевого света от факелов. Большего приглашения Лорле не понадобилось.Она вошла - и оказалась в большом помещении из серого камня, где расхаживали вооруженные мужчины. Они разговаривали между собой и смеялись. В дальнем конце зала двигались несколько женщин. Заметив Лорлу, они приостановились, чтобы посмотреть на нее: появление ребенка их явно изумило.
      - Подожди здесь, - приказал охранник. - Я скажу герцогу Энли о вашем приезде.
      - Думаю, он нас ждет, - сказал Дэвн. Оглядевшись, он добавил: - Нам бы сесть и отдохнуть.
      - Я уверен, что герцог быстро спустится, - ответил солдат. - Он сам позаботится о том, что вам нужно. Подождите пока.
      Дэвн и Лорла проводили солдата взглядами. Они были обижены его неприветливостью, но все равно были рады укрыться от дождя. Лорла подошла к огромному факелу в стене и поднялась на цыпочки, чтобы погреть руки. Стянув с них намокшие перчатки, она стала растирать пальцы. Они плохо двигались и посинели от холода. С волос стекала холодная вода, попадая за шиворот, и Лорла с надеждой подумала, что у герцога найдется для нее одежда. Она сбросила с плеч грязный плащ и почувствовала его неожиданную тяжесть: он был насквозь пропитан водой. Поблизости Дэвн разговаривал с солдатами. Лорла решила, что они выглядят довольно странно, но их причудливые шлемы ей понравились. Кованые забрала напоминали головы драконов, на каждом были выгравированы чешуйки, а глаза изображали два полированных обсидиана. Латы у них были зазубренными и черными - как у легионеров Нара, но массивнее и стучали громче. Лорла смотрела, как солдаты расхаживают, лязгая железом, и звук ей нравился.
      - Лорла?
      Услышав свое имя, она вздрогнула. К ней приближался высокий худой мужчина с грязными волосами и широкой улыбкой. Он был одет не как солдат: на плечах у него был теплый плащ из волчьего меха. Он направлялся прямо к ней, протягивая руку. Дэвн встал между ними.
      - Вы герцог? - непочтительно спросил он. Мужчина ухмыльнулся Дэвну, но не ответил. Он вытянул шею и посмотрел через его плечо на Лорлу.
      - Лорла, да? - спросил он. - Как ты, дитя?
      - Хорошо, сэр, - ответила Лорла.
      Она осмотрела незнакомца с ног до головы. У него оказалось славное лицо. Дэвн гулко кашлянул. Мужчина посмотрел на него.
      - Да, ты ее телохранитель. Добро пожаловать вам обоим.
      - Меня звать Дэвн, - холодно сказал Дэвн. - Из Гота. Вы - герцог Энли?
      - Нет, я не герцог, - ответил мужчина. - Меня зовут Фарен. Я слуга герцога и пришел за вами. Герцог очень доволен, что вы приехали. Он хочет видеть вас сейчас же.
      - Нам можно чего-нибудь выпить? - встревоженно спросила Лорла. Горячего чаю?
      - К чему все эти солдаты? - спросил Дэвн. - Что-то происходит?
      Фарен прошел мимо Дэвна, не обращая на него внимания, и опустился на одно колено, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с головой Лорлы.
      - Чаю у нас сколько угодно, милая Лорла. И свежего молока тоже. Если хочешь, я прикажу горничным его принести.
      Лорла постаралась не поморщиться. Молоко - это для младенцев.
      - Просто чаю, пожалуйста, - сказала она. - Если вы не возражаете.
      - Все, что пожелаешь, - заявил Фарен. Он невообразимо широко улыбался. - Пойдем. Давай снимем с тебя эти мокрые вещи и наденем что-нибудь сухое.
      Он протянул Лорле руку. Когда она не приняла ее, его улыбка погасла.
      - Где герцог? - спросил Дэвн.
      - Я проведу вас к нему. Сюда, пожалуйста.
      Лорла бросила на Дэвна вопросительный взгляд, но гигант только пожал плечами. Они вышли вслед за Фареном из большого зала и проследовали мимо кухонь, полных чудесными ароматами. Их ждал еще один огромный холл - в этом оказалось множество дверей из тусклого дуба. Одна из них была открыта. В проеме Лорла увидела пляшущие тени от огня. Запах потрескивающей ольхи позвал ее вперед. Фарен остановился на пороге, приглашая Лорлу войти.
      - Это гостиная герцога. Входи, пожалуйста. Герцог очень скоро выйдет.
      Лорла прошла в комнату: ее, как мотылька, тянуло к пылающему в камине огню. Такой уютной комнаты она еще никогда в жизни не видела: с книжными шкафами, полными рукописей, и большими мягкими креслами из потертой кожи. В комнате пахло стариной и дорогим табаком. На одном из столиков лежала трубка, полная золы. Но самым заметным был портрет над камином: огромное изображение двух молодых людей, каждый из которых был зеркальным отражением другого. Они сидели верхом на конях, и оба были в великолепных доспехах. Головы у них были обнажены, на перевязях висели мечи. Это была великолепная картина.
      - Пожалуйста, подожди здесь, Лорла, - сказал Фарен. - Герцог очень скоро сюда придет. А пока я скажу горничной, что нужно принести чаю и печенья, да?
      - Спасибо, - сказала Лорла.
      - Мне бы тоже хотелось чаю, - кисло заявил Дэвн. - Если это вас не слишком затруднит. Фарен ответил:
      - По правде говоря, сэр Дэвн, герцог хотел бы сначала переговорить с вами наедине. Не пройдете ли за мной?
      - Дэвн? - встревоженно спросила Лорла.
      - Все в порядке, девочка, - сказал Дэвн. - Оставайся здесь. Я вернусь с герцогом. Пей свой чай с печеньем. - Тут он посмотрел на Фарена. - У вас найдется для девочки одежда? Она промокла до нитки.
      - Конечно, - ответил Фарен. - Лорла, будь как дома. Я найду для тебя сухую одежду.
      Лорла тихо попрощалась, а потом стала рассматривать великолепную комнату. На столе лежали безделушки - старинные кольца с помутневшими камнями, десятки пыльных книг... Их хватило бы на сотню лет. Лорла обожала читать. Она проглотила все книги и манускрипты в лабораториях - по крайней мере те, которые ей позволялось читать, - и проглотила всю библиотеку Локкена. Ей хотелось надеяться, что герцог Энли разрешит ей читать его книги, а не будет жадничать и оставлять их только для себя. В одном из больших кресел лежал алый плед. Когда она прикоснулась к нему, ткань запела ей о тепле. Она оказалась мягкой, как кожа кресел, и Лорла поднесла ее к лицу, уткнулась в нее носом и принюхалась. Плед пропитался запахами комнаты. Дрожа, Лорла сбросила с себя промокшую одежду, бросая ее на пол. Она быстро прыгнула в кресло, и ее крошечное тело утонуло в его объятиях. Кожаная подушка заскрипела и обняла девочку. Лорла укрылась пледом и рассмотрела комнату с новой позиции, Ее внимание снова привлекла картина над камином. Лорла долго на нее глядела. Ей понравились кони, а вот относительно людей она не была уверена.
      Вошла горничная и поставила на столик рядом с Лорлой чайник с чаем. Заметив на полу груду мокрой одежды, горничная пообещала Лорле принести что-нибудь сухое. Она приветливо налила Лорле чашку чаю и вложила ее в ее крошечные руки, а потом подставила ей под нос тарелку со сладко пахнущим печеньем. Лорла выбрала самое большое и положила себе в рот. Удерживая печенье зубами, она грела руки о чашку. Горничная с улыбкой ушла, предоставив Лорле снова думать о картине. Она быстро согревалась, и это было приятно. Ее охватила сонливость, и глаза у нее начали слипаться. Она смотрела на портрет, и веки ее смыкались...
      - Тебе нравится эта картина? - прогудел чей-то голос.
      Вздрогнув, Лорла проснулась - и из чашки, которая осталась у нее в руках, выплеснулся чай. Она виновато посмотрела на расплывающееся по пледу пятно, а потом перевела взгляд на стоящего на пороге человека. Это был не Фа-рен, а гораздо более внушительный мужчина - широкоплечий, с черными волосами и блестящей черной бородой. У него было суровое лицо, а когда его взгляд на чем-то сосредоточивался, глаза у него горели. Сейчас его взгляд был сосредоточен на Лорле.
      - Извините, - проговорила Лорла виновато. Она поставила чашку на столик и вскочила с кресла, успев обернуть плед вокруг своего обнаженного тела. Неожиданно она почувствовала смущение. - Я испортила плед.
      - Ну, это всего лишь плед, - ответил мужчина.
      Войдя в комнату, он закрыл за собой дверь. Их сразу же обволокла странная тишина. Лорла внимательно рассматривала незнакомца.
      - Кто вы? - спросила она.
      - Я - герцог Энли, господин Красной башни. - Он попытался улыбнуться, но у него получилась только ц, кривая усмешка. - Ты моя гостья. Пока.
      Герцог Энли подошел ближе, пристально разглядывая Лорлу. В оранжевом свете камина его черная борода поблескивала, а камни в перстнях переливались. Как и Фарен, он был одет в плащ, защищавший от холода, длинное одеяние густо-красного цвета, застегнутое у горла золотой пряжкой, сверкающей клыкастой головой дракона. У герцога оказались большие руки, которые он протянул Лорле в приветственном жесте.
      - Маленькая Лорла! - проговорил он. - Я рад, что ты благополучно до нас добралась. Я тебя ждал. И погода заставила меня тревожиться.
      Лорла кивнула:
      - Было холодно.
      - Холодно? - рассмеялся герцог. - Это не холод, девочка. Для меня это как лето. Но - да, ты выглядишь плохо. Фарен приказал найти тебе одежду, и тебе приготовили теплую постель.
      - Спасибо, сэр.
      Герцог смотрел на нее сверху вниз, и в глазах его горело любопытство.
      - Сколько тебе лет? - спросил он. - Семь? Восемь?
      - Почти шестнадцать! - возмущенно ответила Лорла. Глаза герцога широко раскрылись.
      - Шестнадцать? Боже всемогущий, тебе не дашь больше восьми! Клянусь, ни на день больше!
      Он присел, чтобы осмотреть ее более внимательно, и провел пальцем по щеке, словно гладил прирученного зверька.
      - Поразительно! - тихо засмеялся он. - Поистине поразительно!
      - Герцог Энли, где Дэвн? - спросила Лорла.
      - А, ну... - Герцог убрал от ее лица палец и снова попытался улыбнуться. - Дэвн уже отдыхает, Лорла. По правде говоря, я хотел поговорить с тобой наедине.
      - Наедине? Но Фарен сказал...
      - Знаю, - прервал ее герцог. Он махнул рукой в сторону кресла. - Сядь, Лорла.
      Лорла послушалась, опасливо наблюдая за герцогом. Он долго молчал и о чем-то думал, а потом со вздохом взял со столика трубку. Взяв ее в зубы, он уселся на соседнее кресло. Покусывая мундштук, он наблюдал за Лорлой, как завороженный. Лорла видела его изумление.
      "Я особенная", - мысленно напомнила она себе.
      - Я хочу, чтобы ты не тревожилась о Дэвне, - сказал наконец герцог. Он привез тебя сюда, и я ему за это благодарен. Но его дело сделано. Я отправлю его отсюда.
      Лорла поморщилась:
      - Герцог Энли, я не уверена, что я вам доверяю. Энли расхохотался:
      - Боже правый, ты разговариваешь не как восьмилетняя девочка, а? Ты подозрительна, как твой господин. - Он вынул трубку изо рта и ткнул в ее сторону мундштуком. - Теперь я вижу, почему ты нужна Бьяджио. Ты красотка, правда? И умненькая.
      - Спасибо, - сухо ответила Лорла.
      Она не была уверена в том, что получила комплимент.
      - А что с глазами? Почему они у тебя не синие?
      - Не знаю, - сказала Лорла. - А они должны были быть синими?
      - Что именно ты о себе знаешь, девочка? Что именно они тебе сказали?
      Его вопрос раздосадовал Лорлу. У нее не было настоящих воспоминаний только какие-то бессвязные обрывки. Большей частью тени и ощущения.
      - Мне шестнадцать, а выгляжу я на восемь, - ответила она. - Я замерзаю, даже когда тепло. Я прекрасно помню герцога Локкена. Мне понравилось в Готе. А больше я ни о чем не могу говорить. Лаборатории - это место тайное.
      Улыбка Энли стала злобной.
      - О да. Я слышал про военные лаборатории Бовейдина. А твои родители? Какие они были?
      - Не знаю. Не помню. Это важно?
      - Нет, наверное, - сказал Энли. - Важно то, что мы с тобой собираемся сделать, маленькая Лорла. То, что мы вскоре сделаем, навсегда определит судьбу империи. - Он подался вперед, не вставая с кресла, и его голос перешел в заговорщический шепот. - Как ты себя чувствуешь, зная это?
      - Нормально, - ответила Лорла. Она ничего не чувствовала и пыталась понять почему. Ей хотелось угодить господину. И это было все. - Я здесь для того, чтобы выполнить пожелания господина, - сказала она. - Мне обещали, что вы мне поможете. Вы мне все объясните, да?
      - О да! - сказал герцог. - Скажи мне вот что, Лорла. Ты когда-нибудь видела Бьяджио?
      - Нет, сэр.
      - И все-таки он - твой господин? Ты в этом не сомневаешься?
      - Нет, сэр, - ответила Лорла, удивленная его вопросом. - Он же Господин!
      - Да, - вздохнул Энли, - конечно. - Казалось, он замкнулся в себе. Ты великолепна, - пробормотал он. - Просто безупречна...
      - Герцог Энли, я смогу прочесть эти книги? Я хотела сказать - можно мне их читать?
      - Если хочешь, - ответил Энли. - Ты немного здесь поживешь. Чувствуй себя как дома. Мне нужно кое-что здесь сделать, прежде чем везти тебя в Нар.
      - В Нар? Я поеду в Нар?
      - Не сразу. Я сначала должен кое с чем разобраться. Через месяц-другой... Но - да, ты поедешь со мной в Нар.
      Лорла откинулась на спинку кресла. Это известие ее потрясло. Она не видела Черный город уже больше года - с тех пор как переехала из военных лабораторий к герцогу Локке-ну. И она никогда толком не знала Нара. В лабораториях почти не было окон. Окна существовали для старших - для работников. Мысли Лорлы неслись вихрем. Какие великие дела нужны от нее господину?
      - Я давно не была в Наре, - мечтательно проговорила она. - С тех пор как уехала в Гот. Я рада, что вернусь туда. Герцог Энли нахмурился:
      - Это будет трудно, Лорла. То, что нужно от тебя Бьяджио, - это не пустяк. Ты должна быть абсолютно предана делу. Тебе это понятно?
      - Конечно! - бросила в ответ Лорла. - Я знаю, кто я такая, герцог Энли. Я совсем особенная.
      - Это определенно так, - согласился Энли. - Я видел: когда я вошел, ты смотрела на картину. Ты знаешь, кто эти два человека?
      - Да, - ответила Лорла. Она снова посмотрела на портрет, выискивая сходство. - Который из них вы?
      - Слева. Не то чтобы это имело значение. Мой брат до сих пор мой полный близнец, даже сегодня. - Губы Энли скривились от отвращения, когда он посмотрел на портрет. - У Энеаса на щеке шрам. Присмотрись внимательно и ты его увидишь. Это единственное отличие между нами. Это и Ренессанс.
      - Ваш брат тоже живет в замке: так мне сказал герцог Локкен. Он тоже красный, как этот?
      - Нет, - сказал Энли. - Энеас живет в Серой башне напротив через залив. Из некоторых окон ее можно увидеть. Мы правим половинами Драконьего Клюва порознь. Так было всегда, даже когда был жив Аркус. - Герцог пристально посмотрел на Лорлу. - Ты знаешь, кто такой Аркус?
      Это был глупый вопрос. Лорла демонстративно откашлялась.
      - Аркус Нарский, Аркус Великий. Аркус, основатель Черного Ренессанса. Зверь Госса, Чума Криисы. Победитель...
      - Хорошо-хорошо! - рявкнул Энли, прижимая ладони к ушам. - Я не хотел тебя обидеть, девочка. Просто пытался понять, с кем... или с чем я имею дело. Но с тобой это, наверное, часто бывает, да? Люди тебя недооценивают?
      - Наверное, - ответила Лорла. - Я с виду не такая, как на самом деле. - Она снова посмотрела на картину. - Сколько вам здесь лет, вам и вашему брату?
      - Двадцать, - ответил Энли. - Я это помню, потому что мать заказала этот портрет себе на день рождения. Ей хотелось получить что-то от нас вместе. - Герцог вздохнул. - Тогда мы не питали друг к другу ненависти.
      - Вы ненавидите своего брата? - спросила Лорла. - По-настоящему?
      - Дьявол побери, да! - подтвердил Энли. - Для столь знающей девочки ты удивительно невежественна. Все в Наре знают о герцогах-близнецах с Драконьего Клюва.
      Лорла нахмурилась:
      - А я нет.
      - Ну, я не намерен ничего тебе объяснять. Это дело личное и не имеет никакого отношения к твоему заданию. Оно касается только Эррита. - Энли резко оборвал себя. - Эррит, епископ. Ты о нем знаешь, надеюсь?
      Лорла кивнула.
      - Господин отправил меня в Гот из-за епископа, - ответила она. - Когда император Аркус умер, мне надо было бежать из лабораторий. Господин отправил меня к герцогу Локкену, чтобы меня защитить. Но он поднял флаг старого Нара, и его убили. - Лорла пристально посмотрела на Энли. - Он не стал поднимать Свет Бога. Как это сделали вы.
      - Свет Бога - это мерзость, - заявил герцог. - И я поднял его не в знак верности, а выполняя далеко рассчитанный план, Лорла.
      - Какой?
      - Я тебе расскажу. И очень скоро. И ты сможешь отомстить епископу за то, что тебе пришлось бежать из Нара. Ты сыграешь самую большую роль в падении Эррита. Верь всему, что я тебе буду говорить, и делай то, что я велю, и твой господин будет очень тобой гордиться. Но ты должна быть терпеливой, хорошо? Сначала у меня дела с братом.
      - С вашим братом? - недоуменно переспросила Лорла. - Но герцог Локкен сказал, что вы мне поможете. Ваши дела с братом - они не помешают планам господина?
      - Нисколечко, - заверил ее герцог. - Видишь ли, на самом деле это один и тот же план. - Энли встал с кресла и направился к Л орле. Опустившись рядом с ней на колени, он взял ее за руку и заглянул ей в глаза. - Лорла, ты должна мне доверять. То, что мы с тобой сделаем, изумит всю империю. И когда твой господин вернется в Нар, нас обоих наградят. Может быть, господин сделает тебя королевой! Тебе этого хотелось бы, Лорла?
      Он разговаривал с ней как с маленькой, и это ее раздражало. Однако она обдумала то, что он ей сказал. Стать королевой было бы чудесно. Возможно, это даже сделает ее желанной для мужчин. И может быть, у нее появится собственная семья.
      - Королевой, - вздохнула она. - Да, если мой господин позволит, я бы хотела стать королевой. Энли сжал ей пальцы и улыбнулся:
      - Тогда ты ею будешь, маленькая Лорла. Мы с тобой вернем Бьяджио империю. Мы с тобой возродим Черный Ренессанс, и даже гадкий бог Эррита нам не помешает.
      Дэвн почти час ждал в библиотеке замка: Фарен уверял его, что герцог "уже идет". Он отдыхал в мягком кресле, с yдовольствием ел горячий суп и свежеиспеченный хлеб, флиртуя с горничной, которая принесла ему поесть.
      Его просьба о сухой одежде осталась невыполненной, хотя Фарен сказал, что горничные пытаются подыскать для него что-нибудь подходящее. Для Дэвна подходящей была бы любая сухая одежда. Она даже не обязательно должна быть чистой. Однако для него в библиотеке разожгли камин, и это было приятно. Он набивал себе желудок супом с хлебом и ждал Энли.
      Прошел почти час - и в комнату вернулся Фарен. Он виновато развел руками.
      - Извините, - проговорил он, - но герцог Энли этим вечером плохо себя чувствует. Наверное, на кухне приготовили несвежую рыбу. Он не сможет повидаться с вами сегодня. Возможно, утром.
      Дэвн бросил ложку в пустую плошку из-под супа.
      - Где Лорла?
      - Уверяю вас, с девочкой все в порядке, - ответил вечно улыбающийся слуга. - Ей предоставили отдельную комнату. Кажется, она уже спит. Я позаботился о том, чтобы вам отвели комнату рядом с ней. Если хотите, вы можете к ней заглянуть.
      Дэвн прихватил остаток хлеба и встал на ноги.
      - Покажите ее мне, - сказал он, безуспешно пытаясь говорить вежливо. Ему не годится слишком сильно настраивать против себя хозяев дома. Теперь, когда Гот разрушен, деваться ему некуда. - И, Фарен, как насчет одежды?
      - Она ждет вас в спальне, - заверил тот. Он посторонился, пропуская Дэвна впереди себя. - Если вы пройдете со мной...
      - Хорошо, иду, - отозвался Дэвн.
      Он прошел мимо слуги к двери и уже почти вышел за дверь, когда почувствовал резкий рывок за шею. Руки Дэвна рванулись к горлу, его потянуло назад. Проволока или веревка... Фарен тяжело дышал, заваливая его назад. Дэвн попытался закричать - и не смог. Мышцы шеи напрягались, он задыхался, но петля оставалась на месте, врезаясь ему в плоть, не давая глотнуть воздуха. Он отчаянно попытался подсунуть под гарроту пальцы, но Фарен извивался, словно акула, тянул и дергал, заставляя проволоку врезаться все глубже, рассекать тело.
      - Сильный ты, однако! - пропыхтел Фарен. - Тянешь тебя, как рыбу!
      Дэвн отчаянно пытался вздохнуть. А потом пришло забытье. Он словно издалека почувствовал, как гаррота перерезает ему дыхательное горло. Как это ни удивительно, но никакой боли не было...
      7
      "Принц Лисса"
      В океанах Нара дни короткие, а ночи - длинные. Здесь, на севере мира, осень уже почти умерла, и белые шапки на воде становились все выше по мере приближения зимы. Черная империя, эта огромная преступная страна, лежала на горизонте бесконечной полосой, но у моряков Лисса вид такой протяженной суши вызывал отнюдь не радость. Они вышли в плавание много месяцев тому назад, оставив позади руины своей страны и своих печальных жен, и в холодных кубриках шхун их могли утешать только яркие воспоминания об уюте. Работа предстояла дерзостная и жестокая, а многие из моряков были еще совсем мальчишки, не испытанные ранее в бою. Только битва превратит их в мужчин.
      В каюте командующего флотом Пракны был всего один иллюминатор. Это было тесное помещение на баке, и круглое окошко было чуть больше его собственной головы. Но для Пракны иллюминатор был подзорной трубой в другой мир. В тихие ночи, вроде этой, когда поздний час заставлял матросов на палубе затихнуть, Пракна смотрел в окно на туманное сияние Нара и пытался представить себе его обитателей. После десяти лет войны противник оставался таким же непостижимым. Пракна целиком погружался в созерцание, убаюканный покачиванием корабля, и отдавался воспоминаниям. И порой он грезил - о еде и свежих фруктах, о тепле Сотни Островов, о нежной дружбе с женой и утраченных ласках.
      Пракна устал. Он и его флот патрулировали Нар, словно корсары: огромная волчья стая, острящая зубы на имперских кораблях. Пракна выполнял свою клятву поставить врага на колени. Оставшись без защиты Черного флота, берега Нара стали открыты для его набегов. Но только берега: на суше по-прежнему господствовала армия Нара. Пракна надеялся, что со временем смута внутри империи расколет армию пополам, но до той поры они будут плавать в водах Нара и брать все, что пожелают. Пусть нарцы расплачиваются за все, что они сделали.
      Эта ночь для командующего флотом ничем не отличалась от других. Его корабль, "Принц Лисса", лениво скользил по океану. В крошечной каюте было холодно. Одна свеча горела в лампе на столе. Низкий потолок над головой поскрипывал в такт медленной качке, соленые брызги затуманили стекло. Одеяла на койке были сбиты, свидетельствуя об очередной беспокойной ночи. Пракна, с освещенным свечой бледным лицом, сидел за столом и ждал нового рассвета. На столе перед ним лежал лист желтой бумаги. Вполне вероятно, что письмо так и не попадет в руки адресата. Однако Пракна все равно его написал. Пока он писал, она словно была рядом с ним. Он перечел написанное, потом опустил перо в чернильницу и стал писать дальше.
      "Я вернусь, когда смогу. Без своего флота нарцы не так сильны, но я не думаю, чтобы Черный флот оставил их навсегда. Нар по-прежнему их родина. А я знаю, любимая, как тянет к себе родина. Когда мы выманим флот с Кроута, я вернусь".
      Пракна хмуро посмотрел на последнюю строку. Смелое обещание. Но ему отчаянно хотелось его исполнить. Он нужен Джлари. После гибели их сыновей она стала похожа на призрак. Он собрался было написать ей о тех нарцах, которых убил, о своем мщении - но передумал. Джлари не любила войну. Она умоляла его остаться дома. Но он был командующим флотом, и армада никак не могла плыть без него. И он оставил Джлари. Долгие месяцы тому назад.
      "Когда я вернусь, я привезу тебе подарки. У меня есть кольцо и другие украшения, которые я отнял у нарских женщин. Видела бы ты этих женщин, любимая! Они совсем не похожи на хрупких девушек Лисса. Они все крупные и выносливые. Видя их, я еще сильнее скучаю по тебе. А когда они видят нас, они ужасаются. Они не понимают, почему их флот не защищает их, и при виде наших кораблей они начинают вопить".
      Пракна обожал эти вопли. Он наслаждался ужасом, который внушало нарцам появление его армады.
      "У нас мало потерь. Мы сильны, так что не тревожься обо мне".
      Это была ложь, но Пракна все равно так написал. Каждый раз, когда они нападали на город, их число уменьшалось. Его лиссцы не были воинами. Они были моряками. Вот почему им нужен Вэнтран.
      "Любимая, я по тебе скучаю. Мне не хватает наших сыновей. Если бы ты могла читать в моем сердце, ты не удивлялась бы, почему я это делаю. Мужчины не похожи на жен, которых они оставляют дома, и я ничего не могу поделать с жаждой мести, которая мною движет. Скажи женщинам моряков этого корабля, что их мужья сражаются не за себя, а за честь Лисса". .
      Лисе Изнасилованный. Так они теперь называют его родину. Сотня Островов истерзана нарцами и их десятилетней блокадой, но страна не покорилась, не потеряла чести. Она смело смотрела в лицо Нара, она не уступила Черной империи и ее жадному правителю, Аркусу. Десять лет Лисе держался в одиночку, пока остальной мир наблюдал за их избиением, не решаясь противиться своим имперским повелителям. Кроме трийцев из Люсел-Лора, только Лиссу удалось пережить Аркуса. И теперь Аркус мертв, а в его империи царит хаос - и Лисе готов восстать из пепла.
      "Милая моя жена, я надеюсь, что этой ночью ты крепко спишь. Я надеюсь, что в Лиссе тепло и что утреннее солнце будет ярким. И помни мое обещание. Ты снова меня увидишь".
      И подписался очень просто: "Пракна".
      Командующий флотом некоторое время смотрел на свое письмо, а потом вернул перо в чернильницу. Это письмо присоединится к другим, лежащим в ящике его письменного стола, пока не появится возможность отправить один из кораблей в Лисе. В последнее время это получалось довольно редко. Они оказались далеко на севере, и Пракна считал необходимым поддерживать боеготовность на случай возвращения Черного флота. В течение многих месяцев лиссцы совершали набеги на берега Нара, надеясь выманить дредноуты Никабара из гаваней Кроута. Они одержали несколько внушительных побед, пустили ко дну более тридцати торговых кораблей. Пракна был уверен, что рано или поздно Никабару придется на это отреагировать. Он никогда не встречался с Никабаром, но знал, как тот мыслит. Он был уверен, что капитан "Бесстрашного" не сможет вынести такого позора.
      - Мы захватим Кроут, - прошептал он. - Обязательно захватим...
      Это была бы идеальная база, ее местоположение позволило бы совершать нападения на Черный город. Если остров удастся захватить, это будет окончательный перелом в ходе войны. Но сначала нужно было выманить "Бесстрашного".
      Пракна отодвинул письмо и откинулся на спинку стула. "Бесстрашный". Его рок. Даже "Принц Лисса" не мог сравняться с этим чудом. Флагман Черного флота был не похож ни на один другой корабль: это была плавучая крепость, несокрушимая. Говорили, что этот корабль непотопляем. Интересно, так ли это. Никабар и его корабль были проклятием военного флота Лисса. "Бесстрашный" был тайным оружием, предназначенным для уничтожения Сотни Островов, и составлял основу нарской блокады. Этот корабль был менее скоростным, чем остальные дредноуты, но это как сказать, что у горы маленькая скорость. Его корпус был сделан из шиповатой стали, он был вооружен двумя дальнобойными огнеметами, и он топил все шхуны, высылавшиеся против него.
      Например, "Огненную птицу".
      У берегов острова Меер "Огненная птица" встретила "Бесстрашного". Один удачный выстрел огнемета - и она загорелась и затонула в считанные минуты. Некоторым членам команды удалось добраться до берега. Но воды у Меера были теплые и кишели акулами. Пракна закрыл глаза. Он всегда был против того, чтобы оба его сына служили на одном корабле. Известие он получил спустя неделю. С тех пор Джла-ри стала похожа на призрак. Она молчала. Они с Пракной больше не занимались любовью. Для нее это стало ненужным. Она была слишком стара, чтобы родить новых сыновей. И Пракна тоже изменился. Смерть его мальчиков убила в нем совесть - и он это сознавал. Поэтому он смог нашептать на ухо королеве мысли о мщении. Он заново отстроил флот и создал армаду. И когда пришел приказ выйти в плавание, он был рад это сделать. Для Пракны в жизни не осталось ничего, кроме чести Лисса.
      С туманящимися от усталости глазами Пракна положил голову на стол. Он ощущал ритм качки, передающийся по шпангоутам, слышал резкие удары воды о корпус "Принца Лисса", разрезающего волны. Его веки опустились, и им овладело забытье. Он только надеялся, что не увидит снов...
      Его разбудил стук в дверь каюты. Пракна медленно открыл глаза. Прошло не больше часа. В каюте все еще было темно. Свеча все еще горела под стеклом.
      - Что такое? - устало спросил он. Дверца со скрипом открылась, и в каюту заглянул Марус. Старший помощник Пракны виновато улыбнулся, заметив, что капитан не поднимает головы со стола.
      - Пракна?
      Командующий поднял голову и жестом пригласил друга входить.
      - Входи, Марус, - прохрипел он. - Я не спал.
      - Спал, - возразил Марус. - И мне жаль, что я тебя разбудил.
      - В чем дело?
      - Корабль. В двадцати градусах по левому борту, идет параллельным курсом.
      - Что за корабль?
      - Слишком далеко, чтобы можно было сказать, - ответил помощник. - Но я подумал, что тебе следует об этом знать.
      Он действовал так всегда, и Пракна это ценил. Марус был прекрасным заместителем: именно такого человека капитану хорошо иметь рядом с собой. Они уже много лет служили вместе и были знакомы с отрочества. Когда надо было выбирать для "Принца" штурмана, выбор Пракны сразу же пал на Маруса. И в их близости было нечто большее, чем долгое знакомство. Марус тоже потерял сына.
      - Поднимайся на палубу и жди меня, - сказал Пракна, ища взглядом сапоги. - Я сейчас выйду.
      Марус вышел из каюты, закрыв за собой дверь. Пракна отыскал сапоги под койкой и натянул их. За иллюминатором была непроглядная тьма, но командующий знал, что рассвет уже совсем близко. Что принесет с собой утро? Еще один нарский корабль. Почти наверняка торговый. Их курс снова привел их к берегам Дории, главного морского порта империи. Они уже совершили одно нападение на Дорию, и успех этого нападения поверг местные торговые компании в шок. Пракна приказал своему патрулю держаться недалеко от города, дожидаясь неизбежного возвращения торговых кораблей. Командующий флотом улыбнулся, довольный своей тактикой.
      Он натянул куртку, задул свечу в лампе и вышел из каюты. По пустому коридору он быстро добрался до трапа, ведущего на палубу. Поднявшись, Пракна открыл люк и вышел на бак. Резкий ветер ударил ему в лицо. Вокруг ревел океан. На палубе был Марус и еще два лейтенанта. Они всматривались в темноту. Марус держал у глаза подзорную трубу. Мигала на ветру масляная лампа. Пракна подошел к ним и, щуря глаза, начал вглядываться в даль слева. Когда "Принц" поднялся на очередной волне, что-то мелькнуло вдали, и Пракна решил, что это огни кают. Марус передал ему подзорную трубу.
      - Слишком темно, чтобы что-то рассмотреть, - сказал его помощник. - Но это не военный корабль. Сопровождения нет. Он плывет один.
      Пракна поднял подзорную трубу. Горизонт был черным, и ему не сразу удалось найти судно - но наконец он поймал туманное свечение. Большой корабль. Медленный. Но не военный. У Пракны немного заныло сердце. Конечно, он не особенно рассчитывал встретить здесь "Бесстрашного", но все равно был разочарован. Сложив подзорную трубу, он вернул ее Марусу.
      - Дай сигнал остальным кораблям, - приказал он. - Мы будем идти следом, пока не рассветет. А потом посмотрим, что тут у нас.
      - Есть, сэр! - ответил Марус.
      Он немедленно начал выкрикивать приказы команде. На палубе закипела работа. Посередине корабля матросы вращали гандшпуг, выбирая шкоты. "Принц Лисса" накренился на левый борт - рулевой повернул штурвал, направляя корабль следом за нарским судном. Корабль Пракны шел первым, как мать-волчица, а за ним бежала дюжина ее волчат. Пракна снова посмотрел, что происходит по правому борту. Первые рассветные лучи появились над горизонтом, осветив Нарскую империю. Он проложил курс обратно к Дории, и теперь она виднелась вдали, совсем крошечная. Слева был черный океан, бесконечный и глубокий. Корабли шли на северо-северо-запад, против ветра. Этот курс сбил им скорость, но Пракна не сомневался в том, что его шхуна сможет догнать идущее вдали судно. Ни один корабль Черного флота не мог сравняться в скорости с его шхунами. Во время своей долгой войны с Лиссом нарцы испробовали множество корабельных конструкций, и все-таки их хваленым военным лабораториям не удалось создать достаточно быстрый киль. Это было единственным преимуществом военного флота Лисса над его хорошо вооруженным противником.
      "Принц Лисса" и сопровождающие его корабли преследовали неизвестный корабль еще час, пока окончательно не рассвело. Пракна и его офицеры стояли на баке, перегибаясь через леера, и ждали, пока солнце осветит добычу. Командующий флотом снова посмотрел в подзорную трубу. Теперь он уже отчетливо видел корабль. Крупный, с широко расставленными мачтами и развернутыми парусами, ловящими ветер. На центральной мачте развевался флаг Нара - новый, который называли "Свет Бога". Под ним располагался треугольный штандарт Дории: желтое поле с изображением меча. Ясно, что не военный корабль, широкий по миделю и многопалубный, с громадными трюмами. Пракна сложил подзорную трубу и сделал вывод.
      - Работорговец, - с отвращением объявил он. - Наверное, из Бизенны. Марус кивнул:
      - Рабы. Бедняги. Прекратим преследование?
      - Преследовать и атаковать.
      - Сэр?
      - Это был приказ, Марус.
      - Есть, сэр! Ближе всех "Защитник" и "Серая дама".
      - Пусть они приблизятся с левого и правого бортов. Мы пойдем вперед.
      - Есть, сэр, - ответил Марус и отправился выполнять приказы командующего.
      Пракна вцепился в поручни. "Принц Лисса" рванулся вперед, рассекая волны бритвенно-острым килем. "Защитник" и "Серая дама" оторвались от остальных шхун и присоединились к флагману. Их окованные сталью носы были готовы таранить работорговца. На тяжелом торговом судне их явно заметили и стали неумело маневрировать, пытаясь уйти от преследования. Марус выкрикнул приказ, и "Принц" понесся прямиком за убегающим кораблем. Лисские флаги с морским змием трепетали на мачтах кораблей, пожиравших расстояние. Мокрые от брызг матросы подбирали шкоты, туго натягивая паруса. Слева вырвался вперед "Защитник", а "Серая дама" взбивала волны чуть позади.
      - Они нас видят! - крикнул Марусу Пракна. Казалось, Марус расстроен.
      - Да, сэр.
      - Никаких сантиментов, Марус! - бросил ему Пракна. - Они не просто рабы - они нарцы!
      Пракне нужен был не работорговец, но на какое-то время он утолит его жажду. Даже сейчас, когда империя стала разрушаться, Нар по-прежнему торговал рабами. Пракну от этого тошнило. Его тошнило от всех нарцев. В покоренных землях Бизенны нарские аристократы собирали рабов, словно урожай зерна. Пракна слышал рассказы об этом. Некоторых из его соотечественников тоже брали в рабство, увозили в Черный город и заставляли работать в грязных литейных военных лабораторий. Пракне такая судьба казалась хуже смерти.
      "Принц Лисса" сокращал расстояние до убегающего работорговца. Теперь Пракне уже видны были люди на палубе, с ужасом смотревшие на приближающихся пиратов. С левого борта к работорговцу приближался "Защитник", и его стальной нос был готов протаранить высокий борт корабля. "Принц Лисса" подошел еще ближе. "Серая дама" направилась к правому борту нарского корабля. Пракна крикнул Марусу, приказывая, чтобы "Принц" обогнал жертву. Шхуна накренилась, реагируя на поворот штурвала. На корме матросы Пракны готовили палаши и крепче хватались за поручни.
      "Сегодня мы - пираты, - подумал Пракна. - Именно такие, какими нас всегда считали нарцы".
      Но они не заслуживают лучшего: даже эти несчастные из Бизенны. Для Пракны они все были просто нарцами. Они принадлежали к этому разнеженному, развращенному народу, который превращал в рабов своих собственных детей и насиловал другие народы. Если бы он мог, он всех их сжег бы заживо.
      Нарский работорговец находился в столь невыгодном положении, что очень быстро поднял белый флаг. Большой корабль снизил скорость, его паруса опали. Нарские матросы махали на палубе руками, показывая, что сдаются. Пракна замер в полной неподвижности. "Принц Лисса" несся вперед. "Защитник" и "Серая дама" повернулись, готовясь к тарану. Сквозь рев волн до Пракны доносились глухие крики нарских матросов. Он глубоко вздохнул - и на долю секунды заколебался.
      А потом отдал приказ.
      - Давай сигнал "Защитнику", - крикнул он Марусу. - На таран!
      Марус мрачно кивнул. По палубе передали приказ. Сигнальщики замахали разноцветными флажками. С "Защитника" быстро пришел ответ. Шхуна изменила курс всего на несколько градусов, наставив сверкающий сталью нос на корпус жертвы. Словно гигантская акула, корабль пошел вперед, набирая скорость. Стоящие на палубе напряглись. "Серая дама" свернула в сторону и пошла параллельно тяжелому работорговцу, а "Принц Лисса" занял позицию перед нарским судном. Капитан нарского корабля кричал и отчаянно махал руками, словно надеялся отогнать "Защитника". Пракна вскинул вверх кулак:
      - Давай!
      Нос "Защитника" врезался в беспомощное судно. Дерево застонало и затрещало - корпус работорговца вдавился внутрь. На палубе и в трюмах раздались вопли. "Защитник" подался вперед, и его нос начал раздирать доски, поднимаясь вверх, словно рог носорога, нанесший смертельную рану. "Принц Лисса" описал круг перед искалеченным работорговцем. Команда флагмана хранила молчание.
      - Ты только посмотри! - пробормотал Марус.
      Нарский корабль содрогался из-за поступающей внутрь воды, залившей нижние палубы и трюмы. Нарские моряки стали покидать обреченное судно, завалившееся на левый борт. "Серая дама" направилась прямо на людей, которые качались на волнах, потрясенные и растерянные. Пракна смотрел, как киль "Серой дамы" давит нарцев. "Защитник" высвободился из пробитого корпуса, вытягивая за собой окровавленное месиво из досок и дегтя: кораблю необходимо было отойти, чтобы разбитый работорговец не утащил его на дно.
      Пракна скрестил руки на груди. Он был удовлетворен. "Принц Лисса" сбавил скорость и пошел вокруг нарского корабля. Тяжелый работорговец заваливался все сильнее, набирая воду. Судно стонало и сотрясалось, поглощаемое океаном, который безжалостно затягивал его в глубину. На палубах разбитого корабля раздавались крики страха и отчаяния. Люди спешили спастись, бросаясь в воду через пробитые борта.
      В затопленных грузовых трюмах было тихо.
      "Защитник" высвободил нос и медленно отплывал от своей жертвы. "Серая дама" шла на следующий заход. Обезумевшие нарцы плыли во все стороны, отчаянно пытаясь уйти от охотящихся за ними шхун. Некоторые плыли к берегу в глупой надежде преодолеть немыслимое расстояние. Другие просто держались на поверхности, не понимая, что происходит, - и кили военных кораблей давили им черепа.
      В несколько коротких минут нарское судно прекратило существование. Пракна стиснул зубы. Это был проклятый богами работорговец! Он заслуживал того, чтобы потонуть - со своей командой и грузом. Командующий флотом смотрел на кипящий океан, пока от корабля не осталось ничего, кроме пены а потом исчезла и она. Он отвернулся от поручней и оказался лицом к лицу с Марусом. Выражение лица старшего помощника было серьезным.
      - Он вез рабов, - пробормотал Пракна, обращаясь не столько к Марусу, сколько к самому себе. - Чтобы они работали в военных лабораториях. И строили корабли...
      - Да, сэр.
      Пракна судорожно сглотнул.
      - Возобновляем патрулирование, - тихо сказал он. - Я буду у себя в каюте.
      - Есть, сэр.
      Марус дал своему капитану отойти. Но едва Пракна успел сделать несколько шагов, как Марус его окликнул:
      - Пракна!
      Пракна остановился и снова повернулся к своему другу:
      - Да?
      - В следующий раз, - пообещал Марус, - это будет "Бесстрашный".
      8
      Черное Сердце
      На борту "Устрашающего" Симон Даркис проводил долгие часы на палубе. Повседневная рутина длительного плавания обтекала его, как река валун. Он считался особым гостем графа Ренато Бьяджио, и членам команды больше ничего не нужно было знать об их странном пассажире. Симон старался им не мешать, но ему необходимо было выходить на солнце, чтобы его слабые лучи заставляли его кожу краснеть, чтобы ветер обветривал ему лицо. Так как его желудок не выносил бесконечной океанской качки, вынужденное голодание давалось ему легко: все, что он заталкивал себе в горло, моментально выходило обратно. Прошло уже три мучительные недели с того дня, как они отплыли с Кроута, и с тех пор Симон ни разу как следует не поел. Всегда бывший худым Симон стал теперь изможденным: именно так ему и надо было выглядеть, чтобы обмануть Шакала. Он повесил свою одежду для маскировки - форму нарского легионера на рею, а иногда скатывал в ком и тащил ее по воде. Как и его собственное тело, форма должна нести на себе следы непогоды, иначе ему не сыграть избранной роли. У него в каюте была приготовлена и пара обычных сапог с подошвами настолько стертыми, что пальцы почти касались земли. Симон придумал эту уловку сам, и Бьяджио ее одобрил.
      Симон не был знаком с Нарским Шакалом и не держал на него обиды. В чем-то он даже восхищался Вэнтраном. Этот человек поверг империю в хаос, отказался от королевской власти над Арамуром и создал из трийцев армию, которая смогла нанести поражение легионам Форто. И все ради любви к женщине. Симону казалось, что при иных обстоятельствах они могли стать друзьями. Но Симон был Рошанном, а мщение Бьяджио неотвратимо.
      Он не стал рассказывать Эрис о своем задании. Она все равно его не поймет. А если бы она узнала правду, это могло бы мгновенно убить ее любовь. Несмотря на свою близость к Бьяджио, эта невинная девушка почти ничего не знала о Рошаннах. И это не было просто договоренностью между ним и Бьяджио. Вне зависимости от его женитьбы на танцовщице Бьяджио потребовал бы от него мстить Вэнтрану. Эрис просто станет наградой за годы верной службы. И еще она станет для господина способом выразить свою особую привязанность к Симону. Симон понимал это - и содрогался. Но он не обманет Бьяджио. Он любит Эрис и сделает все, чтобы жениться на ней - даже выкрадет ребенка. Он честно признавался себе, что девочке никогда не уйти с Кроута живой. Если она вообще его покинет, то только разрезанная на кусочки. Бьяджио любит посылать людям головы.
      Его господин - чудовище. Теперь Симон хорошо это сознавал. Глядя с палубы на пробегающие волны, он думал о том, что служит чудовищу, существу, чей разум сожрало снадобье. Бьяджио не всегда был таким, и Симон оплакивал память о нем. В первые дни существования Рошаннов, когда Бьяджио был молод, а Симон был мальчишкой, граф был для жителей Кроута героем. Он включил остров в империю, подкармливал крестьян бесконечными грузами с материка, дал Кроуту то, чего ему отчаянно не хватало, - уважение. Бьяджио был правой рукой императора, и стало немодно называть кроутов сборщиками маслин и пьяницами. Они стали Рошаннами, опасными и внушающими страх. И за один этот великий дар жители острова обожали графа Бьяджио и готовы были простить ему все, что угодно.
      Даже безумие.
      В этот день на палубе "Устрашающего" было холодно. Крейсер свободно скользил по бурному океану под надутыми парусами. Симон стоял на корме и смотрел на струю за кораблем. "Устрашающий" был прекрасным кораблем, одним из самых новых в Черном флоте. Конечно, он не был так внушителен, как "Бесстрашный", но для этого секретного поручения он подходил лучше. Сейчас он уже обогнул мыс Люсел-Лора и направлялся к Фалиндару. Капитан Н'Дек не хотел допустить ошибок и вел судно далеко от берега. Он сказал Симону, что в этих водах водятся гигантские морские змии и кальмары, способные утащить на дно даже "Бесстрашного". Н'Дек был человеком ехидным, склонным запугивать собеседника лживыми историями, но Симон все равно пoдoзрительно наблюдал за глубинами. Он питал отвращение к морю - странная черта для человека, который вырос на острове.
      Вскоре они уже будут в Люсел-Лоре. Симон заранее предвкушал, как почувствует под ногами твердую землю, однако само задание его пугало. В конце концов, оно было невыполнимым, и он в душе не рассчитывал на успех. Вэнтран будет подозрителен ко всему. Он пережил императора, убил Блэквуда Гэйла и, что самое невероятное, перехитрил Бьяджио. Симон не верил, что столь сообразительный человек позволит незнакомцу украсть его дочь. Однако Симон был уверен, что есть одна вещь, без которой Ричиус Вэнтран страдает. Он - нарец. И это значит, что в Люсел-Лоре он одинок. Рядом с ним нет никого, кто бы его понимал, и ему наверняка будет отчаянно хотеться пообщаться с соотечественником. Симон понимал, что идет на риск, но считал, что у него есть неплохие шансы на удачу. Он сыграет на симпатиях Вэнтрана, вотрется ему в доверие. Вэнтран привыкнет к тому, что у него есть друг. И тогда Симон, как кобра, нанесет удар.
      "Я лишен совести, - подумал Симон. - Боже, помоги мне!"
      Вот почему он был таким хорошим Рошанном, почему Бьяджио привык на него полагаться. Фамилия Симона была неслучайной. Он обдуманно назвался Даркисом. На языке Фоска, где родилась его мать, это слово означало "черное сердце". Симону казалось, что такое имя как нельзя больше подходит человеку без совести.
      "Нет", - мысленно поправил себя Симон. Он не лишен совести. По крайней мере не совсем. Он испытывает сожаление по поводу своего задания: достаточно сильное, чтобы оставаться человеком. И это было приятно. Если бы он был человеком верующим, то молился бы о прощении, но новый бог Нара был глух к жителям Кроута. Поэтому Симон хранил молчание и просто смотрел на кильватерную струю корабля, изумляясь ее размеру. Ветер хлестал его обросшее бородой лицо и сушил губы. За спиной садилось солнце, возвещая конец дня. Матросы на палубе перекликались друг с другом, занимаясь своим делом. Симон подумал об Эрис, вспомнил ее заостренное личико и безупречную грудь. У нее были божественно красивые ноги - длинные и стройные. Симон почувствовал прилив желания, которое наполнило его одиночеством. Скоро он захватит дочь Шакала и навсегда освободится от этого томления. Они с Эрис поженятся, Симон закрыл глаза и улыбнулся. В этот момент у него за спиной послышались шаги.
      - Змиев видел? - спросил Н'Дек. Капитан встал вплотную к Симону и ткнул его локтем в бок. - Удачное место, чтобы блевать, верно, Даркис? поддел его капитан. - Может, нам поставить сюда твою койку?
      Симон расхохотался. Несмотря на неуживчивость капитана, Н'Дек ему нравился. Он был человек остроумный и необычный, а его команда считала его суровым, но справедливым капитаном.
      - Не становись ко мне слишком близко, Н'Дек. А то я могу блевануть на твой красивый мундир.
      - Если ты и блеванешь, то одной водой, - сказал капитан. - Тебе надо больше есть. Если ветер еще немного усилится, то снесет тебя за борт.
      - Я не могу есть, - ответил Симон. - По крайней мере те помои, которые готовят на твоем камбузе. Я пытался, но все выходит наружу.
      - Дело не в еде, - возразил Н'Дек, тыча острым пальцем Симону в плечо. - Ты слабак, Даркис. Как все сухопутные крысы.
      Капитан со смехом запустил эту наживку, но Симон на нее не клюнул.
      - Ты прав, - хладнокровно согласился Симон. - Вот почему легионы по-прежнему в Наре, а Черный флот плавает вокруг безопасного островка под названием Кроут. Жаль, что люди Форто не могут быть такими же сильными, как ты, Н'Дек.
      Выражение лица Н'Дека стало кислым.
      - Мне следовало бы выкинуть тебя за борт за такие слова, Даркис. Но тогда Бьяджио рассердится, что я убил его любимца-шпиона.
      Он довольно странно подчеркнул слово "любимец", так что Симон поежился.
      - Каково быть у графа мальчиком на посылках, Н'Дек? Хорошая работа?
      - Я не посыльный! - прошипел Н'Дек.
      - Бьяджио для своей переписки следовало бы завести голубиную почту. Это было бы быстрее, чем твоя развалюха.
      - Даркис, ты меня удивляешь. Я капитан этого корабля. Я могу оставить тебя с твоими трийскими друзьями. Как тебе это понравится, а? Застрять у готов? Я просто скажу графу, что ты пропал, что ты так и не вернулся. Обидно будет, правда? Если ты пропадешь без вести?
      - Не так уж обидно, Н'Дек. По крайней мере мне не придется еще раз выдерживать такое плавание. Н'Дек рассмеялся:
      - Осталось уже немного, шпион. Я определился, и, по моим лоциям, мы должны доплыть до цитадели за пару дней.
      - За пару дней? Ты уверен?
      - Если ветер не переменится - то да. Конечно, мы остановимся до Фалиндара. Не годится, чтобы нас видели.
      - Сторожевая башня, - напомнил ему Симон. - Высади меня у башни.
      Н'Дек нетерпеливо кивнул:
      - Да, да...
      - Нельзя заплывать слишком далеко, Н'Дек, - не унимался Симон. Проклятая цитадель слишком высока. Если мы подплывем слишком близко, нас могут увидеть.
      - Ты слишком много себе позволяешь! - вскипел капитан. - Я могу проложить курс и без твоей помощи! Занимайся своими ядами и кинжалами, Рошанн.
      Симон принял к сведению его предупреждение. Н'Дек любил шутки, но тем не менее не позволял окружающим переходить некие границы. Как и все капитаны Никабара, Н'Дек недолюбливал Рошаннов и не слишком это скрывал. Н'Деку не нравилось прятаться на Кроуте. Ему хотелось вернуться в Нар, направить свои орудия против легионов Форто и лис-сцев, кишащих у берегов империи. Он терпел позорные грузовые рейсы, потому что таков был приказ адмирала Никабара, но он таил глубокую обиду на графа Кроута и его Рошаннов.
      - Ты провел здесь весь день, - проговорил наконец Н'Дек. - Спустись в каюту и отдохни немного. Тебе понадобятся силы для того, что тебя ждет.
      Это был неподходящий повод для спора, и Симон спорить не стал. Он был измучен, ослабел от недоедания и постоянной рвоты. Воздух на палубе был лучше, но сейчас ему хотелось лечь и уснуть. Он кивнул и стал пробираться к трапу, и уже почти добрался, когда до него донесся последний укол Н'Дека.
      - О, Даркис! Я чуть было не забыл! У нас сегодня осьминог. Хочешь пообедать за моим столом?
      - Провались ты в преисподнюю, Н'Дек.
      Следующий день Симон провел в своей каюте, стараясь угадать, сколько осталось до Фалиндара. Ближе к закату его стала бить едва заметная нервная дрожь. Он всегда волновался перед заданием и всегда ценил эту свою способность. Она помогала ему держать форму. Но на этот раз все было иначе. Лежа в постели и глядя, как меркнет солнечный свет, он думал об Эрис и их будущем и надеялся, что в их жизни не будет места сожалениям. Его родители любили друг друга, и когда отец умер, мать горько рыдала - но сказала ему, что не жалеет ни о единой минуте их совместной жизни. Сейчас, лежа в кровати и совершенно обессилев от морской болезни, он все время вспоминал лицо матери. И он думал об Эрис, оставшейся на острове с безумным Бьяджио, и о Савросе, который любит боль, и о карлике с его острым умом.
      И Симону было страшно.
      Той ночью он почти не спал. Когда наконец наступило утро, он обрадовался ему, как старому другу. Если ветер останется попутным, в этот день они достигнут цели. Он быстро оделся и обнаружил, что к нему вернулся аппетит. Н'Дек и его офицеры расхаживали по палубе. Паруса были полуспущены. "Устрашающий" медленно скользил по волнам, словно огромная акула, преследующая добычу. Симон быстро подошел к капитану, который адресовал ему встревоженную улыбку.
      - Доброе утро, Даркис. Посмотри за мое плечо.
      Симон остановился и выполнил указание Н'Дека. Утро было туманное, видимость - плохая, но вдали Симон различил очертания суши, не узнать которые было невозможно даже в тумане. Он глубоко вздохнул и посмотрел на Н'Дека:
      - Приплыли?
      - Да, - кивнул капитан. - По моим лоциям. Тебе тут что-нибудь знакомо?
      Симон покачал головой. Он не видел сторожевой башни, и точность капитанских лоций внушила ему подозрения. Хотя он бывал здесь прежде, но специалистом по трийским землям себя не считал.
      - Мне отсюда ничего не видно, - сказал он. - Ты не можешь подвезти меня поближе?
      - Мы прокладываем курс. Собирай свои вещички, Даркис. Если туман продержится, ты сможешь добраться до берега незамеченным.
      - Согласен, - ответил Симон и отправился в свою каюту.
      К нему снова вернулось ощущение тревоги, и он встряхнул головой, стараясь от него избавиться. На самом деле у него никаких вещей не было, если не считать потрепанного костюма. Надевая его, он старался не сделать новых прорех в выношенной ткани. Отыскав под койкой истрепанные сапоги, он надел и их тоже, а затем довершил этот ансамбль единственным оружием, которое он мог себе позволить: кинжалом легионера. Его он заправил себе за пояс. В каюте было зеркало, в котором он себя осмотрел. При виде своего отражения он улыбнулся. Недели морской болезни сделали его в должной мере исхудавшим, кожа у него обветрилась и потрескалась. Волосы тоже были грязные и из-за соленой воды прилипли к голове коркой.
      - Ты справишься, - прошептал он своему отражению. - Должен справиться. Ради Эрис.
      Ради Эрис. Он глубоко вздохнул, задержал дыхание - и вышел из каюты. "Устрашающий" успел приблизиться к берегу. Симон едва мог различить неровные очертания трийс-кого берега. Этот район Люсел-Лора назывался Таттераком. Именно там стоял Фалиндар. Когда-то здесь был военачальник, триец по имени Кронин, но его убили во время нарско-го вторжения. По словам трийца Хакана, новым господином Фалиндара стал человек по имени Люсилер. Симон повторял эти факты, словно заклинание, пытаясь найти в них что-то полезное. Если бы он действительно провел год, скитаясь по Люсел-Лору, он должен был бы знать это - и многое другое. Достаточно сделать одну ошибку, и Вэнтран узнает правду.
      Крейсер подошел еще ближе к берегу. Когда до берега можно было уже дойти на веслах, Н'Дек приказал бросить якоря. Тяжелые грузы упали в воду, подняв тучу брызг и увлекая за собой гремящие цепи. Симон стоял у поручней, ожидая распоряжений Н'Дека. Когда капитан подошел к Симону, его лицо было непривычно серьезным.
      - Ты готов?
      Симон кивнул. Он по-прежнему не мог разглядеть в тумане башню, но становилось светлее, и появилась опасность, что дымка развеется. Ему надо как можно скорее сойти с корабля.
      - Я прикажу двум матросам отвезти тебя на берег. Постарайся поскорее найти башню. Тебе дадут сигнальный фонарь и огниво. Спрячь их как следует. Они тебе понадобятся, чтобы подать нам сигнал. Мы будем ждать тебя здесь в течение сорока дней.
      - Сорок дней, - откликнулся Симон. - Хорошо. Н'Дек пристально посмотрел на него:
      - Ровно сорок дней, Даркис. Не делай ошибок. Мне достаточно неуютно одному плавать в трийских водах. Если тут все еще остались лиссцы...
      - Здесь нет лиссцев.
      - Если здесь есть лиссцы, - неумолимо договорил Н'Дек, - то они нас отсюда прогонят и ты останешься один. Если ты пропустишь день возвращения, мы уплывем на Кроут без тебя. Ты это понял?
      - Понял, - ответил Симон. - Спасибо.
      - И не имей на меня за это зуб, - добавил капитан. - Я тебе не завидую, это так. Но мне надо думать о моих собственных людях.
      "И о твоей собственной шкуре".
      - Да, я знаю. Можешь не извиняться, Н'Дек. Я говорил искренне. Спасибо, что доставил меня так далеко. - Он ткнул пальцем в широкую грудь собеседника. - И изволь быть на месте, когда я вернусь.
      Как это ни странно, Н'Дек ответно ухмыльнулся.
      - Я буду здесь сорок дней. Я дал тебе слово. - Капитан протянул Симону руку. - Удачи тебе, шпион. Симон ответил на его рукопожатие.
      - И тебе, - сказал он, а потом повернулся, ища взглядом шлюпку.
      Маленькое суденышко уже было вынесено за борт и готово к спуску на воду. В шлюпке сидели двое матросов, один из которых держал мешок с провизией. Симон осторожно вошел в лодку и чуть не потерял равновесия, когда она под ним закачалась. Он все же уселся, и один из матросов дал сигнал спускать шлюпку. Она медленно двинулась вниз. Матросы взялись за весла и начали грести к затянутому туманом берегу, оставив позади громаду корабля. Спустя несколько мгновений "Устрашающий" стал исчезать в тумане. Симон перевел взгляд на берег. Там стали вырисовываться суровые берега Люсел-Лора.
      - Боже! - пробормотал он. - А я-то надеялся, что больше не увижу этих мест!
      Матросы продолжали грести молча. Взгляд Симона настороженно скользил по скалистому заливу, но видел он только птиц и тучи комаров. А потом из тумана вдруг выросла сторожевая башня. Она выглядела точно так же, как в тот день, когда он ее покинул: начавший разрушаться шпиль, сохранившийся со времен прежних военачальников, старинный и накренившийся, вырастающий из каменистой земли. Симон указал в сторону башни.
      - Туда, - прошептал он.
      Маленькая шлюпка повернулась и поплыла к башне. Спустя несколько секунд ее днище коснулось покрытого галькой берега. Гребцы положили весла и стали ждать, чтобы Симон вышел. Он взял мешок с провизией, бросил последний взгляд в сторону океана, где на якоре стоял невидимый за туманом "Устрашающий", а потом вышел на берег. Поношенные сапоги моментально пропитались холодной океанской водой.
      - Передайте своему капитану, чтобы он не опоздал на встречу, - сказал он. - Я вернусь сюда через сорок дней.
      Один из матросов кивнул.
      Симон столкнул легкую шлюпку обратно в воду и дождался, пока фигуры гребцов растаяли в тумане, а потом повернулся и вышел на берег. Перед ним поднимался Люсел-Лор, гористый и суровый, и напускная храбрость Симона мгновенно испарилась. Это был древний мир, невообразимо странный, и населявшие его люди были совершенно непохожи на народы империи. Некоторые говорили, что они - колдуны, но Симон не был суеверен. Он знал только, что они загадочны, что Аркус, правитель Нара, пытался их понять - и не смог. Симон быстро добрался до зарослей и двинулся, прячась, в сторону заброшенной башни. Он обнаружил ее во время своей первой поездки в Люсел-Лор, и она стала для него идеальным убежищем. Башня стояла вдалеке от поселков, и там никогда и никто не бывал - даже любопытные ребятишки. В ней было нечто призрачное: подобные места человек видит в кошмарных снах. Двери в ней не было, но ступени оставались надежными, так что можно было подняться на нее и оглядеться на много миль вокруг.
      Башню окружала поляна. Симон быстро добрался до нее, а потом осмотрел башню из своего укрытия среди деревьев. Он никого не увидел и ничего не услышал. Понюхав воздух - нет ли дыма от костров, - он ощутил только запах океана. Удовлетворившись своими наблюдениями, он крадучись вышел из-за деревьев и последние сорок шагов, отделявших его от входа, проделал бегом. Перескочив через порог, Симон резко остановился. Его окружила темнота. Он слышал свист ветра и стук собственного сердца. Мешок у него в руке задрожал. Что-то здесь было не так. Симон мысленно выругался: "Спокойней, дурень. Здесь ничего нет".
      Его глаза приспособились к полумраку. Тот, кто ушел отсюда, оставил после себя только затхлый воздух. Когда эта башня строилась, здесь шла война. Такие башни были разбросаны по всему Люсел-Лору: высокие наблюдательные посты, откуда наблюдатели могли следить за перемещениями противника. Долгая история Люсел-Лора была полна войн и насилия - так же, как и история Нара. Трийцы тоже порой были жестокими. Симон нервно засмеялся. Сходство просто поражало.
      Он положил мешок на кирпичный пол и принялся в нем рыться. Там оказались сигнальный фонарь и огниво, как ему и обещали, а также мехи с водой и немного сушеного мяса и хлеба. Этого было мало для поддержания существования, однако Симону и не положено было выглядеть как человеку, который ест вдоволь. Он вынул из мешка фонарь, несколько раз ударил огнивом, высекая искру, а потом поджег драгоценное масло в фонаре. Прихватив мешок, Симон поднял фонарь повыше и начал подниматься по узкой лестнице. Как только он вышел из входного зала, его окружила темнота - свет давал только фонарь. На стенах были укреплены скобы для факелов и подсвечники, проржавевшие почти полностью. Раствор между камнями превратился в пыль. Поднимаясь, Симон вел рукой по стене, ощущая неровность камня. Поднявшись на вершину башни, он оказался в круглои комнате, усыпанной стеклом из разбитых окон. С океана дул сильный ветер, и Симон поежился от холода. Он бросил мешок на пол и заслонил слабое пламя фонаря ладонью. У его ног раскинулся Люсел-Лор, огромный и непроницаемый. Подойдя к окну, Симон выглянул наружу. Свет утреннего солнца лился на землю и море к северу от башни. К югу лежала каменистая местность, усеянная лоскутами осенних лесов и склонами невысоких гор. Симон вдруг почувствовал себя жалкой букашкой.
      Здесь, на макушке мира, он снова понял, насколько он мал и как мимолетно бывает время. Когда-нибудь океан снова заберет себе землю, отданную на время человеку, и гордая башня рассыплется, забытая всеми.
      Все еще не оправившись после плавания на "Устрашающем", Симон решил отдохнуть. Вэнтран подождет - а Симону нужно выждать, чтобы у него перестала кружиться голова. Он открыл стекло фонаря и задул фитиль. Здесь, на солнце, его свет был не нужен. Симон оперся о разбитую раму и подставил теплым лучам лицо. Мир под ним снова стал прочным.
      Отойдя от окна, он спрятал фонарь в пеньковый мешок. Вытащив кусок хлеба с хрустящей корочкой, он поел - совсем немного, чтобы не стошнило. Потом привалился к грязной стене и мысленно пересмотрел свой невыполнимый план. Фалиндар находится во многих милях отсюда - до него целый день ходьбы. Это позволит испачкаться еще больше и вобрать запахи здешних мест. Во второй половине дня, когда солнце поднимется выше и станет теплее, он уйдет из башни. Он доберется до Фалиндара и Ричиуса Вэнтрана и начнет свой сложный спектакль.
      Он снова пообещал себе, что захватит дочь Шакала. Обязательно. И если Эррит прав и ад действительно существует, то ему предстоит гореть там за это.
      В тот же день Симон ушел из башни и отправился в путь к Фалиндару. Солнце, которое утром обещало столь много, обмануло его и осталось неярким оранжевым пятном, так что уже через несколько часов Симона начала бить дрожь. К тому же у него заболели ноги - из-за рваных сапог, и он почувствовал, что на них стали появляться пузыри. Но это были мелкие неприятности. Он вышел на свободу из тесноты корабля, снова оказался на свежем воздухе - и был рад неяркому солнцу и слабому ветерку. Таттерак не был похож на другое земли трийцев. Эти места были более холодными и суровыми, и их покрывали гигантские деревья. Симон двигался медленно, но целеустремленно, прислушиваясь к каждому звуку. Он оказался в долине между двумя холмами - зеленом уголке, покрытом желтыми цветами и опавшими листьями. Ему были приятны прикосновения травы к бедрам. На ходу он притрагивался к ее верхушкам ладонями. На его губах играла мальчишечья улыбка. Это была девственная земля, совершенно непохожая на Черный город с его дымовыми трубами и забитыми проулками. Казалось, трийцы забыли об этом участке, оставили его невозделанным.
      К концу дня Симон прошел почти всю долину. Он уже приближался к выходу из нее, когда запах какой-то опасности заставил его насторожиться. Симон замер неподвижно, как кот, и быстро определил источник запаха.
      - Огонь! - прошептал он.
      Поблизости? Он наклонил голову и стал прислушиваться. Слышался свист ветра и щебет птиц. Выше находилась еще одна полоса деревьев шириной в милю - огромных сосен. Решив, что запах доносится из леса, Симон осторожно пошел туда. А потом он увидел первый дым. Белую тонкую струйку. И совсем близко. Это явно был костер. Симон постарался успокоиться. Он принял решение обойти огонь стороной, чтобы не столкнуться с тем, кто его развел. Но когда он повернулся, чтобы идти в другую сторону, то увидел мужчину с охапкой хвороста.
      Симон застыл на месте.
      Мужчина уронил хворост и изумленно уставился на него. Это был не триец! Симон не шевелился.
      - Ты кто такой? - рявкнул мужчина.
      Он оказался ниже Симона, но шире его в плечах, темноволосый. Еще задавая вопрос, он двигался вперед, а его рука тянулась к мечу. Симон поднял руки, лихорадочно вспоминая свою историю - ту самую, которую он так долго готовил и заучивал.
      - Не двигайся! - зарычал мужчина.
      Он уже обнажил свой огромный меч и держал его обеими руками. Симон поднял руки еще выше.
      - Спокойней, - попросил он. - Спокойней, ладно?
      Мужчина был одет по-трийски, но явно был нарцем. Симон перестал отступать и дал незнакомцу приблизиться.
      - Я безоружен, - громко объявил он. - У меня только кинжал за поясом. Только кинжал.
      - Не смей двигаться! - повторил мужчина. Он уже приставил острие меча к горлу Симона. - Или, Бог свидетель, я перережу твою жалкую глотку!
      - Я не двигаюсь, - ответил Симон. - Ни на волос.
      Мужчина осмотрел его с ног до головы, а потом его рука стремительно рванулась вперед и схватила Симона за ворот. Он поставил Симона на колени, а потом бросил на землю. Симон больно ударился грудью о землю. Мужчина поставил ногу ему на шею и нажал на нее.
      - Перестань! - прохрипел Симон.
      - Молчи! - крикнул незнакомец.
      Наклонившись, он уперся коленом Симону в спину, сильно надавив на нее и прижав лезвие к горлу Симона. Другой рукой он схватил Симона за волосы и заставил его запрокинуть голову.
      - Кто ты, черт возьми? Отвечай быстро, иначе я сломаю тебе шею!
      Симон заставил себя успокоиться, призвав на помощь все свои умения.
      - Мое имя Симон, - хладнокровно ответил он.
      - Симон... как дальше?
      - Симон Даркис. Из Фоска.
      - Лжец! - вспылил мужчина, с силой впечатав лицо Симона в землю. Тот почувствовал, что у него из носа заструилась кровь. Он вскрикнул, и мужчина снова заставил его поднять голову. - Говори мне правду, нарекая свинья! Что ты здесь делаешь?
      - Я... я дезертир, - пролепетал Симон. - Из легионов Нара. Как ты, да?
      Это вызвало у незнакомца новую вспышку.
      - Слушай меня, ты, грязная крыса! Я не дезертир! И ты тоже не дезертир, так ведь? Так? Симону трудно было дышать.
      - Я дезертир! - с трудом выдавил он. Он в душе он смеялся. Ему не верилось в собственную удачу. - Клянусь! Меня зовут Симон Даркис. Я лейтенант.
      - Где служишь? В каком полку?
      - Мой полк ушел. Я же сказал тебе...
      - В нарских легионах?
      - Да!
      - Только пошевелись - и я сломаю тебе шею, - прошептал мужчина. - А теперь ты расскажешь мне все. Почему ты здесь? Кто тебя послал?
      - Никто меня не посылал! - с трудом выдавил из себя Симон. - Боже! Ты меня убиваешь!
      Разъяренный мужчина, в котором Симон угадал Вэнтрана, резко перевернул Симона на спину и приставил острие меча ему под подбородок.
      - Я проткну тебя насквозь, - если ты не скажешь мне то, что я хочу знать, - прорычал он.
      Глаза у него были совершенно безумные, словно у бешеного пса. Симон тяжело дышал. Он вдруг усомнился в том, что ему удастся убедить Вэнтрана.
      - Богом клянусь, никто меня не посылал, - прохрипел он. - Клянусь тебе! Я просто дезертир. Я бросил свой легион. Год назад. А может, и больше. Я не знаю...
      - Тогда что ты тут делаешь? - рявкнул Вэнтран. - Почему ты дезертировал?
      Симон пожал плечами, делая вид, что ему неловко отвечать.
      - Чтобы стать свободным. Чтобы уйти от них. Я тут скитался. Вот и все...
      Лицо Вэнтрана чуть заметно смягчилось. Симон позволил себе немного расслабиться. У него получалось!
      - Я ничего дурного не хотел сделать, - добавил он. - Даю слово... Если это твоя земля...
      - Молчи! - отрезал Вэнтран.
      - Отпусти меня! - взмолился Симон. - Я уйду! Я вернусь туда, откуда пришел. Прошу тебя...
      - Я велел тебе молчать!
      Вэнтран отодвинул меч от его шеи, но совсем ненамного.
      - Скажи мне правду! - снова приказал он. На этот раз в его голосе было нечто похожее на отчаяние.
      - Что мне тебе сказать? - воскликнул Симон. - Я дезертир. Я Симон Даркис!
      - Если ты лжешь, я это узнаю, Симон Даркис. Я узнаю, и ты об этом пожалеешь. - Вэнтран не убрал сапога с груди Симона. - Тебя послал Бьяджио?
      Мысленно Симон широко улыбнулся.
      - О чем это ты?
      - Это игра, я в этом уверен. Ну, ладно, можешь мне ничего не говорить. - Он убрал меч от горла Симона. - Ты пойдешь со мной! - объявил он. - Или я тебя зарублю. Ты понял?
      - Куда?
      - Прекрати свои вопросы, - сказал Вэнтран. Он выпрямился, следя за тем, чтобы его меч оставался рядом с пленником. - Вставай.
      Симон поднимался очень медленно. Вэнтран протянул руку, вытащил у него из-за пояса кинжал и заправил его себе за пояс. Потом махнул рукой в сторону деревьев, где горел его костер.
      - Туда, - приказал он. - Шевелись.
      - Зачем? Куда мы идем?
      - Шевелись, тебе сказано!
      Казалось, Вэнтран нервничает. Симон старался сдержать торжество. Благодаря разбитому до крови носу ему легко было изображать беспомощность. Он пошел к деревьям и запаху дыма. Острый клинок Вэнтрана упирался ему в спину. В голосе молодого человека явно прозвучала дрожь. Прекрасно. Вэнтрана легко будет держать в напряжении. А этот дикий взгляд... Он явно тревожится.
      - Куда ты меня ведешь? - снова спросил Симон. - Скажи мне.
      - С чего это?
      - У тебя поблизости лагерь. Я его унюхал. Вот почему я шел в эту сторону. Я голоден.
      - И проголодаешься еще сильнее, мой друг.
      Они пошли дальше, пока наконец не оказались у лагеря Вэнтрана. Это было прекрасное место, обжитое - словно Вэнтран провел здесь уже несколько дней. Рядом с костром лежали одеяло и кое-какая посуда, а к одной из сосен был привязан конь - сильное животное песочного цвета, повернувшее к ним голову при их приближении. Симон подошел ближе к огню. Его тепло было приятно телу.
      - Садись, - приказал Вэнтран.
      Симон послушался. Вэнтран остался стоять, глядя на него сверху вниз. Солнце быстро опускалось к горизонту. Лицо Вэнтрана было полно беспокойства. Он долгое время ничего не говорил, а только наблюдал за своим пленником. Симон посмотрел на него в ответ, постаравшись собрать все свое презрение. Проведя рукавом по носу, он обнаружил, что нос его разбит гораздо сильнее, чем ему показалось сначала. Чувствовалась резкая боль, а в ушах начался глухой шум.
      - Ты мне нос сломал, гад проклятый!
      Вэнтран вздохнул. Уткнув острие меча на землю, он оперся на рукоять.
      - Ты знаешь, кто я?
      Симон кивнул:
      - Кажется, знаю. Ты ведь Вэнтран, правильно?
      - Ты быстро ответил на этот вопрос!
      - А кем еще ты мог оказаться? - парировал Симон, снова скользнув взглядом по молодому нарцу. - Посмотри на себя: ты одет как триец. Я догадался, кто ты, как только тебя увидел.
      - Да уж, не сомневаюсь. В конце концов, ты же меня искал, разве не так?
      - Вэнтран, вот что я тебе скажу. Ты так долго живешь в Люсел-Лоре, что совсем спятил. Я это по твоим глазам вижу. Не знаю, за кого ты меня, к черту, принимаешь, и мне, в сущности, наплевать. Я просто хочу уйти. Тебя это устроит?
      - Только попробуй сдвинуться с места, и я снесу тебе голову. Понял?
      - Ну и хрен с тобой. Вэнтран сдвинул брови.
      - Ты, вшивый убийца! Не смей мне лгать. Я знаю, кто ты. Тебя послал Бьяджио!
      - Бьяджио! - возмущенно воскликнул Симон почти со смехом. - Ну я же сказал: ты полный псих!
      - Да, я полный псих. А ты просто бедненький заблудший дезертир, которому невыносимо даже подумать о возвращении в Нар, так? И ты хочешь, чтобы я этому поверил?
      - Верь, чему хочешь, - ответил Симон. - Мне наплевать. Честно говоря, мне просто приятно погреться у твоего костра.
      - Ты из Фоска?
      - Да.
      - Лейтенант?
      Симон кивнул:
      - Я из отряда, который прислали Блэквуду Гэйлу, чтобы помочь ему тебя найти.
      Одного упоминания о Гэйле было достаточно, чтобы Вэнтран начал дергаться. Симон наблюдал за ним, читая выражение его лица - и на долю секунды ему стало жалко этого человека. О том, что Блэквуд Гэйл сделал с Вэнтраном, ходили легенды. Как это ни удивительно, но Вэнтран вдруг опустил меч - почти выронил его из рук. Он опустился на землю перед Симоном. Его плечи сгорбились, глаза потускнели и затуманились.
      - Я не знаю, что и думать. Действительно ли ты тот, кем представляешься? Может быть. Если нет, то я уже мертв, так ведь? Если ты наемный убийца, тогда Бьяджио известно, где я.
      Симон насмешливо спросил:
      - Неужели я похож на наемного убийцу?
      - Я видел графа в деле. Я знаю, насколько он хитроумен.
      - Достаточно хитроумен, чтобы превратить голодающего дезертира в убийцу? - Симон ткнул себе в грудь пальцем. - Ты посмотри на меня! Я тряпка. Все хлебные поля отсюда до Экл-Най были сожжены. Я жил в этих дурацких пещерах, жрал все, что мог поймать или сорвать с дерева. И ты считаешь, что я - из его холеных Рошаннов? Хотел бы я, чтобы это было так!
      Вэнтран посмотрел на небо, прикидывая положение солнца.
      - Мне придется взять тебя с собой в Фалиндар, но сейчас уже темнеет. Сегодня мы переночуем здесь, а утром отправимся.
      - В Фалиндар? - прохрипел Симон. - О нет! Не пойду я в эти Богом проклятые места!
      - Пойдешь. Теперь ты мой пленник.
      - Черта с два! - бросил Симон. - А если я откажусь? Вэнтран пожал плечами:
      - Тогда я потащу тебя силой. Симон поморщился:
      - Я хочу есть.
      - Очень жаль.
      - И ты так и собираешься морить меня голодом?
      Молодой мужчина посмотрел на Симона. Его жесткое лицо постепенно стало смягчаться.
      - Нет, наверное.
      * * *
      Солнце опустилось за горы, и долину накрыло одеяло ночи. Лицо сидящего у костра Ричиуса освещали пляшущие языки пламени. Рядом стояла тарелка с недоеденной птицей. Симон задумчиво рассматривал его лицо.
      Они разделили трапезу в полном молчании. Симон проглотил свою порцию в одно мгновение и теперь был сыт и доволен. Больше того - он удивлялся тому, насколько быстро ему удается успокоить подозрительность Вэнтрана. Этот дурень даже развязал ему руки, чтобы он смог поесть! После ужина он снова его связал, но Симон все равно знал, что он уже на пути к победе.
      Было поздно, и серый день сменился ясной ночью с яркой луной. К лагерю тянулись холодные пальцы, но их отгоняло пламя костра. Шевелились в долине ветви деревьев, живущие своей ночной жизнью. Ричиус Вэнтран медленно и задумчиво ел свой ужин. Время от времени он обращал взгляд на другую сторону костра, где сидел Симон. Вэнтран объяснил, что должен связать ему руки. Он не доверяет своему пленнику, особенно в темноте, и иначе просто не сможет спать. Симон протестовал, но только чтобы не выйти из роли. Делая вид, что он слишком слаб, чтобы сопротивляться Вэн-трану, он позволил связать себя после еды, и теперь безуспешно пытался устроиться у дерева поудобнее, вытянув обутые в сапоги ноги к теплу костра. Запястья у него болели, голова кружилась. Нос по-прежнему пульсировал болью, но кровотечение прекратилось, и Вэнтран даже стер ему засохшую кровь влажной тряпкой. Этот поступок заставил Симона задуматься о характере своего противника. Сколько ему сейчас лет? Почти двадцать семь? Он уже не так юн, а ведет себя порой как мальчишка. Симону понравилась его бестолковая наивность. Симон смотрел на Вэнтрана поверх пляшущего пламени, видел его карие глаза, полные вопросов. Симон был уверен, что ему ничто не угрожает. Вэнтран - не убийца. И то, как он вытер Симону лицо, выдало опасное сострадание. Его недоверие уже дало трещину.
      - Я так и не наелся, - наконец объявил Симон. - Ты собираешься доесть всю свою птицу?
      - Ты свою порцию получил, - ответил Вэнтран.
      - Если ты хочешь, чтобы я пешком дошел до Фалиндара, то мне надо больше еды. Я могу упасть по пути.
      - Здесь недалеко.
      - Говорю тебе: мне не дойти! Разреши мне ехать вместе с тобой верхом.
      - Вот что я тебе скажу: ты расскажешь мне, кто ты на самом деле, и тогда я подумаю.
      - У тебя совсем крыша съехала? Я все тебе рассказал, только ты слушать не хочешь!
      Ричиус Вэнтран зевнул и потянулся.
      - Я слишком устал. Утром мы еще поговорим.
      - И это все? - возмущенно воскликнул Симон. - Ты оставишь меня связанным на всю ночь? Я нарский легионер, черт подери! Я требую уважения к себе!
      - Легионер? О, виноват, сэр! - Ричиус обхватил руками колени и ухмыльнулся. - Ну ты и нахал, дружище! Легионер он, как же! Даже если ты им и был когда-то, то теперь ты дезертир. Предатель.
      - О да, - откликнулся Симон. - А ты, конечно, специалист по выявлению предателей, так, Шакал? Улыбка сбежала с лица Вэнтрана.
      - Не смей так меня называть.
      - Почему это? Так тебя называли в Наре. Ты ведь это знаешь, правда? Честно говоря, тебе это имя подходит.
      - Я - Ричиус Вэнтран, король Арамура. Можешь называть меня королем или Вэнтраном или еще как угодно, но не зови меня Шакалом. Я этого не разрешаю.
      - Король! - насмешливо откликнулся Симон. - Арамура не существует, Вэнтран. Больше не существует. И вообще - что ты знаешь об империи? Твою страну захватила семья Блэквуда Гэйла. Теперь она - провинция Талистана.
      - Я это знаю.
      - И как тебя называют здесь? - полюбопытствовал Симон. - Королем?
      - Нет, - признался его молодой собеседник.
      - Конечно. Потому что ты не король. Это даже трийцы понимают, Шакал. Тебя называют здесь Кэлак, правильно? Они дали тебе это имя, так ведь?
      - Ты отвратительный тип, - объявил Вэнтран. - Замолчи и дай мне поспать.
      - Что ты здесь делал? - продолжал наседать на него Симон. - Почему ты один?
      Вэнтран закатил глаза.
      - Боже, ну ты и болтун!
      - Ты живешь в Фалиндаре?
      - Я живу с женой. Симон злорадно улыбнулся:
      - Ага, с женой. Ты бросил свое королевство ради нее, так? Мы все слышали эту историю. Блэквуд Гэйл рассказал нам, что ты сделал. Надо полагать, она того стоила!
      - Парень, повторяю тебе в последний раз. Я хочу, чтобы ты сегодня больше не произнес ни слова, понятно? И я требую, чтобы ты вообще не говорил о моей жене. Я тебе не доверяю и не собираюсь ничего тебе рассказывать. Так что заткнись и спи.
      Симон подался вперед.
      - И за кого же ты меня принимаешь? Только честно - скажи мне! Ты думаешь, меня прислали тебя убить? Он увидел, как Вэнтран поморщился.
      - У меня есть враги, - сказал он. - Возможно, ты один из них. Не знаю. Но я не могу рисковать.
      - Бьяджио всех нас послал за тобой. Мы должны были привезли тебя в Нар живым. Это входило в нашу задачу. Главное было найти магию, чтобы спасти императора, но Гэйл и Бьяджио хотели взять тебя в плен. Я этого не скрываю, но это было давно, Вэнтран. И насколько я знаю, я - единственный нарец, оставшийся в Люсел-Лоре, если не считать тебя. - Симон улыбнулся. - Ты прячешься уже целый год, и это видно. Ты потерял почву под ногами и шарахаешься от собственной тени. Это по глазам видно.
      - Так ты к тому же и маг? - саркастически осведомился Вэнтран.
      - Мне не нужна магия, чтобы увидеть твой страх. Может, тебе и есть чего бояться - откуда мне знать? Но меня тебе бояться не надо. Я могу тебе в этом поклясться, Вэнтран. Я просто дезертир.
      Вэнтран скептически посмотрел на него:
      - Этого не может быть. Легионеры хранят верность.
      - Короли тоже, - отпарировал Симон. - Однако ты здесь.
      Наступило молчание. Взгляд Вэнтрана смягчился, и в нем появилось понимание. Симон хладнокровно наблюдал за ним, видя, как слабеет его защита. Молодой человек уперся подбородком в колени и уставился в огонь. Внезапно он унесся мыслями куда-то очень далеко. Когда он заговорил снова, то этот вопрос был задан из раздумья, бесстрастным тоном.
      - Так почему же ты тогда дезертировал? - тихо спросил он. - Что с тобой случилось?
      - Со мной случился Нар, Вэнтран. Нар и его мерзости. Я не был создан для мундира. Я вступил в армию потому, что мне больше некуда было деться, а есть хотелось. Но когда меня отправили сюда, я понял, что мне среди них не место.
      - Это не ответ. - Молодой человек по-прежнему витал где-то далеко, слепо глядя в пламя. - Что тебя заставило уйти?
      Симон тоже посмотрел в пламя, вспоминая свою сказку Он предвидел такие вопросы.
      - Экл-Най, - тихо проговорил он. - Ты знаешь, что там произошло?
      Вэнтран молча кивнул.
      - Это была резня, простая и откровенная. Когда мы прошли по горной дороге, трийцы попытались организовать нам сопротивление, но у них не было ничего. Мы сожгли город дотла. Мы перебили всех. Я... - Симон сделал театральную паузу, давясь напускными чувствами. - Я убивал детей. Малышей не выше моего колена. Убивал по приказу, но от этого было не легче. А когда все было кончено, мы подожгли весь город.
      - Город-пожар, - эхом откликнулся Вэнтран. Так назвали Экл-Най в ночь резни. Говорили, что пламя над городом было видно с другого конца мира.
      - Правильно. Там были нищие, беженцы и старухи - и мы их убили. Я никогда уже не стану прежним, Вэнтран. Так что не читай мне лекций насчет предательства. Для того, что я сделал, нужно было мужество. Я никогда не смогу вернуться в империю. Я застрял здесь.
      Вэнтран перевел взгляд на Симона.
      - Ты сделал свой выбор, - сказал он. - Теперь живи с ним.
      - А я с ним и живу, - отозвался Симон. А потом он с любопытством наклонил голову и спросил: - А ты? Как он и ожидал, Вэнтрана этот вопрос возмутил.
      - А это не твое дело.
      - Ты живешь в Фалиндаре?
      - Да.
      - У военачальника?
      - В Таттераке больше нет военачальника. С тех пор, как погиб старый.
      - Тогда к кому ты меня ведешь? - спросил Симон. - И зачем взял меня в плен?
      - Потому что тебе нельзя доверять. Я не знаю, рассказал ты мне правду или это хитроумная выдумка Бьяджио. В любом случае я намерен за тобой наблюдать, Симон Даркис. А это значит, что ты должен вернуться со мной в цитадель. Там ты поговоришь с ее господином, Люсилером. И мы оба решим, что с тобой делать.
      - Отдашь меня под трийский суд? - возмутился Симон. - По-твоему, это справедливо? Они перережут мне глотку просто за то, что я - нарец!
      - Возможно, - непринужденно согласился Вэнтран. - А может, и нет. - Он слабо улыбнулся Симону. - Я хотел бы тебе верить. Правда хотел бы. Но не могу. Если бы тебя когда-нибудь преследовали так, как меня, ты бы это понял.
      - Чепуха! - язвительно бросил Симон. - Тебя преследуют не больше, чем меня. Это все твое воображение. Ты живешь в напрасном страхе, а теперь хочешь затащить в свои иллюзии и меня. Это все только твои фантазии, Вэнтран. Мне тебя жаль.
      Лицо Вэнтрана снова посуровело.
      - Побереги свою жалость для себя, - ответил он. - Потому что если я узнаю, что ты солгал, она тебе понадобится.
      С этими словами Ричиус Вэнтран встал и ушел в темноту, оставив Симона у костра одного. Симон глядел вслед уходящему в ночь и в собственные мрачные мысли Вэнтрану и знал наверняка, что его миссия увенчается успехом.
      9
      Собор Мучеников
      В центре столицы Нара, рядом со сверкающим Черным дворцом, по другую сторону реки Киль над загаженными переулками вздымался огромный Собор Мучеников. Из висящего неуносимым облаком дыма военных лабораторий стремилась к небесам его металлическая колокольня. На карнизах расселись древние химеры, пристально разглядывая город каменными глазами; цветные стекла витражей отбрасывали яркие блики, заливая улицы радугами. Сто лет бурь отполировали известняк до гладкости, позеленили медь, и в яркие солнечные дни собор мерцал звездой сквозь городскую дымку. Десять тысяч рабов десять лет трудились над его постройкой, и в хаосе последних лет храм, как честолюбивая мечта, манил к себе паломников со всей империи. Во все церковные праздники площадь вокруг собора наполнялась верующими, жаждавшими услышать слово Божие и получить прощение за свою грешную жизнь.
      Архиепископ Эррит знал, насколько важен для него собор. Он был ему дороже Священного Писания, дороже самой жизни. Эррит действительно верил, что Бог живет в этих стенах и на прославленной колокольне. Он полагал, что здесь и есть обитель Бога на земле. Епископу было уже почти пятьдесят лет, и почти всю жизнь он провел в этом святом здании, по его галереям он ходил с другими верными Господу. Здесь заключались браки нарской аристократии, здесь Ричи-уса Вэнтрана, Нарского Шакала, сделали королем. Эррит молился, чтобы после смерти Господь позволил ему остаться в этом храме. В молельнях собора Эррит перевидал многое, в том числе и настоящие чудеса: плачущую Богоматерь и кровоточащую чашу и дорожил этими воспоминаниями. Они давали ему силы, а силы в эти черные дни были Эрриту очень нужны. Ему нужно было слышать ясные указания Бога, не перевранные толкователями и священниками. Он молился целыми днями, он постился и умолял небеса услышать его. И он боролся с тем, с чем повелел бороться Бог, Отец наш.
      И каждый день храм требовал неусыпного внимания Эррита. Ему надо было присматривать за причтом, руководить армией священников в капюшонах и заниматься тысячами надоедливых мелочей. Его измучила война в Готе и непрекращающаяся распря с изменником Бьяджио. Он мечтал оказаться в одиночестве, снова стать простым священником, служителем Всемогущего. Все утро ему пришлось слушать подробный рассказ Форто о его военных кампаниях, и от голоса генерала у архиепископа разболелась голова. Эррит шел по раззолоченным переходам собора, надеясь никого не встретить. Был Седьмой День - тот день, когда храм открывал исповедальни для кающихся. Давно уже Эррит, обремененный обязанностями своей высокой должности, почти не принимал исповедей, но в редких случаях он все-таки в них участвовал и выслушивал грехи своей паствы. Сегодня архиепископу необходимо было принять исповедь. Услышать, что в мире есть и другие, кто совершает грехи.
      Эррит глубже надвинул на лицо белый шелковый капюшон и зашагал вдоль позолоченного коридора. Его ожидал его помощник отец Тодос, и с ним один кающийся, очень необычный, невидимый во мраке исповедальни. Однако Тодосу показалось, что он узнал этот голос, и поэтому он вызвал своего господина, чтобы тот сам выслушал эту исповедь. Кающийся объяснил, что исповедь у него личная, потому он и пришел в тайную исповедальню. Нарским аристократам и высокопоставленным служащим предоставлялась такая привилегия, а вот менее удачливым членам паствы приходилось толпиться в общей исповедальне и ждать, чтобы причетники выслушали их грехи. Эрриту такое разделение всегда казалось странным, но он позволил его сохранить, потому что такова была воля Аркуса. После смерти императора епископ счел за благо сохранить тайные исповедальни. Ему нужно было сохранить расположение аристократов. Слишком многие из них уже встали на сторону Бьяджио. Гот был самым серьезным и самым последним из перебежчиков, и Эррит горячо молился о том, чтобы его слабая коалиция больше не переживала расколов. Он успел убедиться в том, что рука Господа мстительна, и боль этого осознания его убивала.
      Тайные исповедальни находились по другую сторону главного зала, в котором художник Дараго без устали трудился над своим новым шедевром. Эррит осторожно прошел по переходу, стараясь не задеть инструменты художника. В Седьмой День Дараго не работал, но все орудия его творчества - кисти, шпатели и баночки с красками - остались на месте. Проходя по коридору, Эррит поднял взгляд на заказанную им фреску. Скоро Дараго закончит работу, и главный зал снова будет открыт для всех посетителей. Они увидят работу гениального художника и ясно поймут, что Бог существует. Ибо лишь Божественное вдохновение может позволить человеку творить, как Дараго. Когда смотришь на его фрески, кажется, что заглядываешь на небеса.
      Взгляд Эррита надолго задержался на фреске. Он выгнул шею, чтобы лучше разглядеть рисунок, часть которого была завешена тканью, скрывавшей его от любопытных взоров. Там появились плафоны, которых Эррит еще не видел: Дараго был чрезвычайно скрытным человеком, капризным, как все гении, и хотя Эррит регулярно расспрашивал его о ходе работ, Дараго не делился своими тайнами и только обещал Эрриту, что тот останется доволен. Эррит уже был доволен. Фреска стала именно таким шедевром, на какой он рассчитывал. Это был идеальный дар Богу.
      Бог вручил ему Нар. Бог убил бессмертного Аркуса и изгнал дьявола Бьяджио. Бог был торжеством, и Эрриту хотелось возблагодарить своего небесного Отца. Он заказал фреску много лет тому назад, задолго до появления первых трещин в Железном круге, но знаменательно было, - что Дараго заканчивал свою работу именно сейчас, когда власть Эррита над Наром стала окончательной. Епископ считал, что в этом сказалось Божественное Провидение, план столь грандиозный, что его не понять людям. Черный Ренессанс, который считал Господа всего лишь средством управления Наром, был почти полностью уничтожен; генерал Форто услышал слова Бога и вернулся в лоно церкви. Бог добр и могуществен. Бог повелел, чтобы Черный Ренессанс прекратил свое существование. И Эррит, посвятивший свою жизнь служению Небу, не обманет надежд Господа.
      Он подошел ко входу, который охраняла освященная статуя. Святой Карларий Исповедник смотрел мраморными глазами на приближающегося архиепископа. Войдя, Эррит снова опустил капюшон и осмотрелся. В помещении оказалось пусто. Архиепископ ожидал встретить здесь Тодоса, но его не было. Эррит подошел к двери, ведущей к исповедальням. Около одной из них стоял с закрытыми глазами отец Тодос и молился.
      - Тодос! - окликнул его епископ.
      Глаза священника распахнулись. Он прижал палец к губам, призывая своего господина к молчанию. А потом он указал на кабинку для кающегося.
      - Там, - прошептал он одними губами.
      - Кто?
      Тодос подошел к своему господину и прошептал одно только слово:
      - Кай.
      Эррит нахмурился. Было бы очень некстати, если Кай отвернулся от их суровой работы. Без его командования легионы могут расколоться.
      - Я подумал, что вам следует знать, - виновато сказал Тодос. - Я почти уверен, что это он. Голос...
      Эррит кивнул. Голос Кая нельзя было не узнать: неразборчивый басовитый рокот, результат попадания трийской стрелы в горло. Теперь его понимали только те, кто был привычен к его речи.
      - Ты поступил правильно, - мягко проговорил Эррит. - Спасибо.
      - Он давно ждет, - сказал Тодос. - Но я не уверен, что вам следует принимать его исповедь, Ваше Святейшество. Он может узнать ваш голос.
      - Пусть узнает. Он будет разговаривать не со мной, а с Богом. Иди, друг мой. Ты все сделал хорошо.
      - Спасибо, Ваше Святейшество.
      Эррит проводил своего помощника внимательным взглядом. Он искренне любил своего старого друга, но ему не хотелось иметь свидетелей того, что должно было сейчас произойти. Кай был неверующим, и его придется убеждать. И хотя Эррит знал, что пользуется репутацией человека спокойного, в последнее время Бог требовал от него такого, что не давало сохранить спокойствие. Подчиненным не подобает видеть его разъяренным.
      "Осторожнее, - напомнил он себе, входя в исповедальню и закрывая за собой дверь. - Этот человек тебе нужен!"
      Как нужен Форто и все его солдаты. Только они удерживали от распада хрупкую коалицию народов Нара. Страх перед легионами сдерживал сторонников Бьяджио. Страх - это Божий кулак. Эррит понимал, что если бы армия не подпирала его церковь, то восторжествовали бы Бьяджио и его ненавистный Ренессанс.
      В темноте кабинки стоял удобный табурет для исповедника. Эррит уселся и посмотрел сквозь густую сетку, отделявшую его от человека по другую сторону перегородки. Он едва различил силуэт Кая: полковник сидел напротив него и терпеливо ждал. Епископ мысленно произнес молитву, перекрестился и негромко предложил кающемуся говорить.
      - Начинай, сын мой.
      Наступило долгое молчание: человек по другую сторону перегородки собирался с мыслями.
      - Да, отец, - прохрипел он наконец. - Я пришел, потому что счел себя грешником.
      Эррит закрыл глаза. Голос несомненно принадлежал Каю.
      - Когда ты исповедовался последний раз, сын мой?
      - Я никогда не исповедывался, отче. Сегодня первый раз.
      - Понимаю. Тогда не бойся. Я тебе помогу.
      Эррит чувствовал, что Кай внимательно слушает, пытаясь распознать голос, доносящийся из-за перегородки. Перед его следующей фразой опять долго длилось молчание.
      - Я не знаю, с чего начать, - неуверенно произнес он. - Наверное, мне лучше уйти.
      "Он меня узнал, - подумал Эррит. - Прекрасно".
      - Не уходи. Богу не важно, знаешь ли ты обряды. Ему нужно только, чтобы ты открывал свое сердце. Ты способен сделать это для него?
      Опять молчание. А потом слова:
      - Да. Да, я способен.
      - Хорошо, сын мой. Мы тебя слушаем - Бог и я. Расскажи нам свои грехи. Что взволновало твою душу настолько, что ты пришел сюда?
      - Я никогда не был верующим, - сказал бестелесный голос Кая. - Но теперь мне нужен Бог. Мне нужно знать, проклят ли я за то, что я сделал.
      - И что ты сделал?
      - Многое, - простонал полковник. - Слишком многое...
      - Расскажи, - сказал Эррит. - Расскажи Богу.
      Из-за перегородки послышался глубокий вздох. Тень полковника Кая подняла руку и потерла лоб. Его дыхание было неровным, прерывистым. Оно дрожало, словно он вот-вот заплачет. Архиепископ Эррит молчал, давая полковнику возможность овладеть собой.
      - Я убил очень много людей, - сказал Кай. - Ваше Святейшество, на мне кровь. Столько крови!
      - Ты знаешь, кто я, - заметил епископ. - Это тебя не пугает, Кай?
      - Да, пугает, - признался полковник. - Но вам следует знать, что мы для вас делали. Вам надо знать о крови, которую мы пролили. Она текла рекой, Ваше Святейшество.
      Эррит тоже задрожал, но не от ярости, а от угрызений совести. Он уже получил доклады из Гота. Смесь Б подействовала даже лучше, чем ожидалось. И он сам отдал этот приказ. Если на руках Кая кровь, то Эррит тоже ею залит.
      - Этот ужас... - продолжал Кай срывающимся голосом. - Да простит мне Бог то, что я сделал. - Его плечи ссутулились, и он начал задыхаться, потом не выдержал и зарыдал. - Скажите мне, что Бог есть! - взмолился он. Отпустите мне грехи, Ваше Святейшество!
      - Существует Бог, который сильнее нас с тобой, полковник Кай. Бог, чей план может показаться нам обоим жестоким. Бог, который иногда призывает нас к делам Своим. Ты чист в Его глазах, полковник. Ты - Его солдат, а не солдат Форто. Доверься Ему. Ты выполняешь Его работу.
      Еще не успев договорить, Эррит понял, что его слова на Кая не действуют. Не утешают. Его рыдания все не стихали, его хриплый лепет стал совершенно неразборчив. Кай бормотал что-то про детей и крики и что-то про умирающих матерей. Про Гот, город смерти, где не осталось живых - где больше никто не мог жить.
      - Такова воля Бога, - сказал епископ, пытаясь успокоить Кая. - Теперь они в Его руках. Смерть - это дверь. Ты ведь это знаешь? Праведники Гота теперь с Ним.
      - Нет! - хрипло прорыдал Кай. - Там не праведники, там дети! Как я мог творить такое зло? Я проклят! Проклят навеки...
      Архиепископ Нара вскипел.
      - Слушай меня! - прогремел он. - Дела Бога не бывают злыми! Это очищение нашего мерзкого мира. Гот встал на сторону дьявола Бьяджио. Они подняли Черный флаг, бросая вызов Господу. Помни, Кай: ты на стороне правого дела! Мы избавляем мир от злокачественной опухоли.
      Кай попытался успокоиться и прочистил горло.
      - Я всего лишь человек, - сказал он. - Я не священник. Я не Бог. Я ничего не знаю о Небесах. Меня нельзя просить делать Его работу.
      - Слушай, что говорю я тебе, - произнес Эррит с нажимом. - Над нами есть Бог, и Ему известно, что происходит в твоем сердце, Кай из Нара. Ему известно, чисто ли оно. Ты страшишься проклятия ада за то, что выполнил Его работу, но ты не видишь славы своего деяния.
      - Я вижу только бойню, - согласился Кай. - И во сне - лица мертвых.
      - Но то, что ты видишь, - это лишь земное, - продолжал Эррит убедительным голосом. - Призрак истинной жизни, что будет после этой, Кай. И те, кто выполняет работу Господа, в своей следующей жизни радуются, а те, кто уклонился от нее, оказываются в вечном пламени. Ты не попадешь в ад за то, что уничтожил детей Гота. Ты попадешь на Небеса за то, что ты их спас!
      Кай молчал. Он прислонил голову к стене и смотрел в потолок и не произносил ни слова, не издавал ни малейшего звука. Рыдания ушли. Он вдруг превратился в пустую неподвижную оболочку. Эррит скорбно смотрел на его силуэт, разделяя мрачное раскаяние полковника.
      - Сказано в священной книге, сын мой, - тихо проговорил Эррит и понял, что обращается сам к себе. - Служи Господу и получишь награду. А ослушание Господа ведет в ад.
      - Я не ослушаюсь, - ответил Кай. - Я сомневаюсь, Его ли это воля.
      На этот раз у Эррита не нашлось ответа. Он тщательно взвесил слова солдата, пытаясь найти ответ - но в последнее время его самого одолевали сомнения. Эррит нашел утешение в Писании, но только слабое. Подобно Каю, он ужасался своим делам. Однако Божья юля была ясна. Бьяджио действительно содомит и грешник. Он делит ложе с мужчинами. А предписанный им Черный Ренессанс называет императора высшей властью. Епископ слишком долго терпел эту ересь.
      - Сомневаться в Боге неразумно, - сказал наконец Эррит. - Не зрящий знамений Его идет к погибели. Ответ Кая звучал едва слышным шепотом:
      - А для вас ясно все? Были бы вы в Готе, вы бы тоже усомнились. Я никогда не видел такого ужаса, Ваше Святейшество, а я повидал немало. Ваша смесь Б не может быть от Бога. Я клянусь, она от дьявола.
      - Смесь создали люди, получившие вдохновение свыше, - сказал епископ. - Значит, она могла быть только от Бога.
      - Это ложь, - отрезал Кай. - Я знаю, что смесь составил Бовейдин. В военных лабораториях ее только усовершенствовали.
      - Но Бог есть совершенство. А смесь выполняет Его работу. - Эррит приблизил лицо к сетчатому экрану. - Милый Кай, я ощущаю твои страдания. Не думай, что я бессердечен. В конце концов, я всего лишь слуга Бога на земле. Я забочусь о детях здесь, в соборе, и я понимаю, что все это кажется тебе немыслимым. Но не всегда мы можем вопрошать волю нашего Отца. Черный Ренессанс - мерзость, и он раной лежит на нашей земле. Мы должны выжечь его из нашей плоти, потому что иного пути просто нет.
      - Дети, Ваше Святейшество, - проговорил Кай. - Без кожи. Без глаз. Он уронил голову на руки. - И они кричат. Они не замолкают. Заставьте их замолчать, Ваше Святейшество. Пусть они оставят меня в покое...
      Эррит понимал, что не способен этого сделать. В его мозгу звучал тот же крик, и никакие молитвы не могли заставить его замолчать. Они были безжалостны, эти дети Гота. Голоса умерших звучали так, как не могли бы голоса живых.
      - Они как ангелы тьмы, - сказал Эррит. - Не обращай на них внимания и они не будут иметь над тобой власти. Отринь их, Кай. Ты делаешь работу Бога. У этих фантомов нет права требовать тебя к ответу.
      Епископу показалось, что Кай чуть заметно кивнул.
      - Значит, мне отпущен мой грех? - спросил он.
      - Тебе нечего отпускать. Иди с Богом, полковник. Радуйся работе, которую ты делаешь. И бери пример с Форто. Он поможет тебе понять.
      Форто был безжалостным убийцей, и Эррит прекрасно это знал. Однако его имя оказывало магическое воздействие на тех, кто с ним служил. Генерал был легендой. И Кай, который сам легендой отнюдь не был, восхищался Форто. У генерала он сможет почерпнуть силы. Пусть Форто будет примером для всех.
      - Ты понял то, что я тебе сказал, сын мой?
      - Наверное, понял, - прохрипел Кай. - И да поможет мне Бог - я попробую.
      - Бог просит от тебя только любви, - сказал епископ. - Люби Его, и Он тебе поможет. Ты сам увидишь. А еще ты увидишь, что мы творим не ложь, а величайшую правду, какой Нар прежде никогда не знал. Я даю тебе слово, полковник. Я клянусь в этом перед Небесами.
      Кай с трудом поднялся на ноги и прижался лицом к сетке, глядя на Эррита.
      - У вас здесь есть закон, - сказал он. - Я знаю, что есть. Все, что я сказал вам, - это тайна, правда? Мои люди не должны узнать об этом разговоре. И генерал Форто тоже. Это так, да?
      - Да, - подтвердил Эррит, - это так.
      - И вы никогда никому не перескажете этот разговор, ни устно, ни пером?
      - Конечно, нет, - ответил с легким раздражением Эррит.
      - Поклянитесь мне в этом, Ваше Святейшество.
      - Что?!
      - Поклянитесь, что никогда никому не упомянете о нашем сегодняшнем разговоре. Поклянитесь Небесами, прямо сейчас.
      Эррит приблизил руку к сетке и сказал:
      - Как ты говоришь, так я клянусь.
      Удовлетворившись его ответом, Кай повернулся и ушел из исповедальни, оставив Эррита в полумраке. Архиепископ закрыл глаза и привалился к стене, и вся мука, которую он слышал в голосе Кая, обрушилась на него. Неукротимый, алый кровавый поток, и это он помогал открыть шлюзы. Военные лаборатории усовершенствовали смесь Б по его приказу, и Форто с Каем обстреляли ею Гот потому, что он так велел им. Действительно ли он слышал Глас Божий, или это были хитроумные нашептывания его собственного мстительного разума? Он прижал руку ко лбу, пытаясь прогнать дурные мысли.
      Столько детей! Собственные дочери герцога. Герцогиня Карина. Невинные души. Он вспомнил восторженное лицо Карины - она была такой юной, когда совершила свое паломничество в собор! Он говорил с ней, и она назвала единственный грех - что долго откладывала посещение Божьего дома. Она опустилась на колени и поцеловала его кольцо, а он восхищался ею: такой безупречной красотой может благословить только Бог.
      И вот теперь он стал ее убийцей.
      Весь Гот превратился в пустыню - так доложил ему Фор-то. И сообщения от людей, подобных Каю, подтверждали правдивость этого доклада. Ужасная смесь, созданная военными лабораториями, действовала во много раз лучше, чем предполагалось. Однако Эрриту показалось, что генерал не испытывает той вины, которая терзала всех его подчиненных. Форто вернулся в столицу Нара с улыбкой на лице. И теперь Эррит плакал - и не мог смыть ни той улыбки, ни тех картин, которые нарисовал ему Кай. Неподалеку от собора находился приют: Эррит построил его сам и содержал его на деньги церкви. Он обожал детей. Но разве дети не становятся взрослыми? И разве родители порой не отравляют их настолько, что ничего уже нельзя сделать? Таков был Черный Ренессанс - как нож, умело всаженный в ребра Божьего народа. Эррит усердно молился о его окончании - и Бог дал ему смесь Б. Не мир, а только это ужасное оружие. Так что это было знаком. Сам Бовейдин не смог усовершенствовать созданный им состав. А в военных лабораториях смогли это сделать без его участия, и это было поистине удивительно. Эррит решил, что это можно считать настоящим чудом.
      Но как же теперь ему трудно было жить с этими решениями! Эррит спрятал лицо в ладони. Бог реален, и иногда он дает людям тяжелое бремя. Однако Эррит знал, что это бремя никогда не бывает непосильным, и поэтому он устремил мысли к небу и своему Отцу и в немом отчаянии возопил о помощи: "Отец Небесный, помоги мне. Дай мне силы нести ношу мою, ибо это ради Тебя несу я ее, Господи. Сила и слава Твоя во веки веков. Молю Тебя, укрепи меня на кровавую работу. Сделай меня сильным и мудрым. Обрати руку мою к милосердию, как только это будет возможно".
      Он перекрестился и постарался справиться с подступившими к горлу рыданиями. Когда он открыл глаза, в исповедальне никого не было, а мир безмолвствовал. С тех пор как Эррит перестал принимать снадобье, он стал слишком часто выходить из себя. Снадобье гасило его эмоции так же, как гасило процессы старения. Без него держать себя в руках удавалось лишь постоянным напряжением.
      - Бьяджио! - прорычал он.
      Во всем виноват этот подонок. Золотой граф продолжает принимать снадобье и плюет в лицо Богу. Он утверждает, будто любит Нар, но он лживый содомит, он из своего островного логова плетет интриги, разрушающие империю. При мысли о своем нестареющем враге Эррита начинало трясти. Бьяджио всегда был любимцем Аркуса.
      Эти двое лишили религию смысла, они пользовались ею как инструментом управления, но сами не верили. И в конце концов Бог отвернулся от них обоих. Бессмертный Аркус умер. Дьявол Бьяджио изгнан. Эррит сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
      - Меня ждет работа, - напомнил он себе, утирая слезящиеся глаза шелковым рукавом. - У меня нет времени на глупости. Бог видит меня, где бы я ни был. Я должен выполнять волю Его. Я...
      - Ваше Святейшество!
      Эррит закусил губу. Тодос? Он поспешно вытер остатки слез и постарался придать своему лицу обычное выражение. Тодос уже стоял за дверью и робко стучался в нее:
      - Ваше Святейшество! Вы здесь?
      - В чем дело? - рявкнул Эррит.
      - Ваше Святейшество, прошу вас! Мне срочно надо с вами поговорить. Случилось такое...
      Голос Тодоса был подобающе испуганным. Эррит чуть слышно выругался:
      - Небо и ад, Тодос, я занят! Что тебе нужно?
      - Ваше Святейшество, прошу вас, вам надо это видеть. Пришел "Бесстрашный"!
      Это было все равно что услышать о возвращении Бога.
      - Что? - пролепетал Эррит, вставая с табурета и открывая дверь. Казалось, Тодос не замечает, как выглядит его господин. - Что ты сейчас сказал?
      - Пришел "Бесстрашный", Ваше Святейшество. Он в гавани! И не один. С ним еще четыре корабля, очень близко. Что нам делать?
      Эррит был поражен. Что Никабар делает в Черном городе? Это вторжение? Надо сказать Форто, привести в готовность войска. Господи, это немыслимо!
      - Что он делает? - спросил Эррит. Тодос нервно пожал плечами:
      - Не знаю, Ваше Святейшество. Корабли только что появились. Я пришел за вами, как только узнал.
      - Ты говоришь, там пять кораблей? И все?
      - Кажется, да. Ваше Святейшество, я точно не знаю. Но нам надо что-то делать!
      Эррит стиснул зубы.
      - Действительно надо, Тодос. Нам надо выяснить, что этому нечестивцу здесь нужно!
      Адмирал Данар Никабар смотрел с палубы корабля на гавань, по которой плыла к нему гребная шлюпка. Рядом с "Бесстрашным" на якоре стояли еще четыре корабля, наведя орудия на город. Внушающее ужас здание Собора Мучеников возносилось к небу, и солнце играло на его зеленовато-серебристй колокольне. Никабар приказал повернуть огнеметы к собору. Даже дальнобойные орудия "Бесстрашного" не могли бы попасть в здание храма, но адмирал понимал, что угроза огня привлечет внимание Эррита. В кармане у него было письмо от Бьяджио, запечатанное личной печатью графа. Плавание от Кроута было долгим, но спокойным, и Никабар был рад снова увидеть родную гавань. В городе почти ничего не изменилось. Военные лаборатории по-прежнему выбрасывали в воздух клубы ядовитого дыма. Широкие улицы столицы заполнились любопытными: все они указывали пальцами на вернувшийся флот. Благородные дамы и господа стояли на пристани рядом с нищими, разглядывая "Бесстрашного". Легионеры Форто тоже собрались в порту - целый гарнизон. Самого Форто нигде не было видно, что оказалось приятным сюрпризом. Никабар давно ненавидел генерала.
      Дредноуты "Зловещий" и "Черный город" качались на волнах рядом с "Бесстрашным". Позади них в гавань вошли два легкие крейсера - "Железный герцог", которым командовал давний друг Никабара Дэйн, и корабль еще меньшего размера, быстрый "Безжалостный". Оба крейсера медленно патрулировали гавань, готовые к неожиданным сюрпризам. Никабар не представлял себе, насколько близко находятся лиссцы, и не хотел, чтобы его застали врасплох. Хотя орудия "Бесстрашного" были сильнее, чем на любой лисской шхуне, дредноутов было всего два.
      Шлюпка подплыла ближе. Теперь Никабар уже мог разглядеть ее пассажира. Как он и просил, матросы привезли отца Тодоса, помощника Эррита. Адмирал улыбнулся, удивляясь тому, что Эррит согласился на обмен заложниками. Он не думал, что епископ настолько ему доверяет. Эррит не пожелает подняться на палубу "Бесстрашного", но что-бы поговорить с ним, Никабару нужно обеспечить свою безопасность. Он знал, что Эррит и Тодос почти что братья. Святой отец никогда добровольно не допустит, чтобы с Тодосом что-нибудь случилось. Никабар облегченно вздохнул. Появление Тодоса сказало ему, что вероломства опасаться не стоит.
      - Это он, - с уверенностью объявил адмирал. Лейтенант Гарий кивнул, держа в руках металлический ящичек размером не больше мужской ладони. Дар архиепископу Нара. - Пусть он поднимется на борт, Гарий, - приказал Никабар. - И пусть он чувствует себя как дома. Обеспечь ему все, что он пожелает: еду, питье, все, что угодно. Понял?
      - Да, сэр, - ответил лейтенант и крикнул матросам в шлюпке, чтобы они подгребали к кораблю. С борта спустили веревочный трап. Матросы в шлюпке подали сигнал, что поняли команду, и подвели лодку к флагману. Отец Тодос, решительно выпятив челюсть, разглядывал огромный корпус "Бесстрашного". Никабар с ухмылкой смотрел на него сверху. Тодос был человеком порядочным. Он верил в свою церковь и потому был врагом адмирала, но при жизни Арку-са они были почти друзьями. Адмирал не имел желания причинять вред этому мягкому человеку и надеялся, что Эррит не задумал никаких подвохов. Если это не так, если Никабара возьмут в плен или убьют, Тодос умрет.
      Матросы шлюпки помогли священнику влезть вверх по трапу. Никабар подошел, чтобы с ним поздороваться. На полпути вверх отец Тодос увидел, кто его встречает, и замер на месте.
      - Иди, иди, отче, - прогудел Никабар. - Тебе нечего бояться, по крайней мере от меня.
      Отец Тодос поморщился, но снова полез вверх. Адмирал Никабар протянул ему руку, которую священник неохотно принял, и втянул его на палубу. Матросы остались в шлюпке, дожидаясь адмирала. Отец Тодос нервно откашлялся и уставился на Никабара, стараясь держаться храбро.
      - Я здесь, как было условлено, - объявил Тодос. - Да хранит меня Бог.
      Никабар рассмеялся.
      - Я тебя храню, священник, - сказал он. - С тобой ничего не случится, если со мной ничего не случится. - Он бросил взгляд на пристань, где был демонстративно выстроен гарнизон Форто. - Безопасный проход мимо этих легионеров до собора и обратно. Так было договорено, правильно?
      - Да, - подтвердил Тодос. - Архиепископ будет вас ждать. Говорите с ним как можно меньше. Заканчивайте свое адское дело и возвращайтесь на корабль. Я останусь здесь, пока вы не вернетесь.
      - Надо думать, - захохотал Никабар. - Плыть пришлось бы далековато.
      Адмирал повернулся к Гарию и взял у него ящичек. Тодос заметил его и посмотрел на него с подозрением.
      - Что это? - спросил он.
      - Дар твоему епископу, - ответил Никабар. - От графа Бьяджио.
      На лице Тодоса отразилось отвращение.
      - Он его не примет. Это оскорбление. Как этот демон смеет пытаться купить у епископа прощение?
      - На борту есть вино и еда, отче. Лейтенант Гарий о тебе позаботится. Будь как дома. Я вернусь, как только смогу.
      - Какую новость везешь ты епископу, еретик? - спросил Тодос. - Ваш извращенец граф опомнился?
      Никабар ощетинился, но не стал отвечать на оскорбление. Он влез на трап, засунув ящичек под мышку.
      - Узнаешь, когда вернешься в собор, Тодос. Пользуйся гостеприимством моего корабля.
      - Адмирал! - окликнул его Тодос.
      Никабар перестал спускаться и посмотрел на священника:
      - В чем дело?
      Тодос сделал в воздухе знак благословения:
      - Идите с Богом.
      - Да, - сухо отозвался Никабар. - Твоими бы устами...
      И он скрылся за бортом.
      Вскоре он уже добрался до шлюпки. Матросы попытались было помочь ему, но адмирал оттолкнул их услужливые руки и спрыгнул сам. Гребцы оттолкнулись от "Бесстрашного", сели на банки и взялись за весла, направив шлюпку к берегу. Никабар продолжал стоять, вызываюше глядя на легионеров, которых собрали, чтобы его встретить. Он великолепно смотрелся в своем черно-золотом адмиральском мундире, а ленты и медали на его груди ярко сверкали. В кармане он вез письмо Эрриту, а руках держал серебряную шкатулку, дар, который Бьяджио поручил передать епископу. Никабар улыбнулся, представляя себе, как Эррит отреагирует на подарок. Нет сомнения, что он будет неожиданностью.
      Шлюпка скользнула к причалу, плотно заставленному ожидающими солдатами. Тяжеловооруженные люди не кланялись и не оказывали глядящему на них в упор Никабару никаких знаков почтения. Они просто ждали с каменными лицами, а позади другие солдаты сдерживали напор любопытных зевак, которые собрались посмотреть на возвращающегося адмирала. Данар Никабар ухмыльнулся толпе и солдатам в шлемах, но его самоуверенная улыбка погасла, когда он заметил ожидающий его экипаж. Это была большая карета, из тех, что принадлежали самому умершему императору. Она была украшена драгоценными камнями и запряжена четверкой белых жеребцов. А рядом с каретой сидел на своем огромном коне генерал Форто, надменно озирая все, что находилось ниже его. За спиной у генерала был боевой топор. Никабар не видел Форто почти год, и за это время уродливые черты генерала ничуть не смягчились. В своих боевых доспехах Форто казался еще огромнее, чем обычно, и походил на один из монументов Нара - холодный, бесплодный, недвижимый. Пока шлюпка вставала у причала, генерал рысцой подъехал к берегу. Лодка пришвартовалась, и Никабар вышел на причал. Форто ждал, глядя на него с веселой злобой, не слезая с храпящего коня.
      - Добро пожаловать домой, Данар, - пробасил генерал. Его голос звучал насмешливо. - Как я рад тебя видеть!
      - Я бы сказал то же самое, да не хочу лгать, - откликнулся Никабар. Он не поклонился генералу и никаких других вежливых жестов делать не стал. Не спешившись, генерал явно хотел его оскорбить, и Никабар не намерен был проявлять уважение к этому мяснику. - Я привез послание Его Святейшеству, Форто. С тобой мне обсуждать нечего.
      - Значит, наш разговор подождет, моряк. Но могу тебе обещать: мы еще поговорим. Садись в карету. Я отвезу тебя к собору.
      Никабар взглянул на все растущую толпу.
      - Ты со своим епископом совсем околдовали этих людей. Наверное, мне следовало бы тебя с этим поздравить. Но это ненадолго. И это - мое тебе обещание. - Адмирал махнул рукой в сторону своего флагманского корабля, стоящего в гавани на якоре. - Посмотри на мои корабли как следует. Если со мной что-то случится, у них приказ открывать огонь. Они пробьют в городе такую большую дыру, что в нее даже ты сможешь пролезть.
      - Бог да простит тебе твои богохульства, Дакар. Право, мне тебя жаль. Садись в карету. На сегодня я даю тебе слово: ты в безопасности.
      Слово Форто ничего не стоило, но Никабар все равно сел в карету. Она была пуста, и бархатные сиденья с длинным ворсом оказались невероятно удобными. Никабар уселся и высунулся в окно. Несколько смелых нарцев помахали ему, и он замахал им в ответ, неожиданно обрадовавшись своему странному возвращению домой. Он скучал по Нару. Жизнь в море терпима, лишь когда у тебя есть дом, куда можно возвратиться, а у него дома не было. Утратить Черный город - это все равно что утратить прекрасную женщину. Ее нельзя забыть.
      Форто дал команду своим солдатам, и карета тронулась, увозя Никабара от пристани на улицы столицы. Сразу же появились колоссальные небоскребы, застилая улицу своими тенями. Небо закрыли тучи подсвеченного огнем дыма из чудовищных труб. Вдали виднелись башни Черного дворца, бывшего жилища Аркуса, и гигантская усыпальница посреди большой травяной поляны, воздвигнутая Бьяджио в память о возлюбленном императоре. Солнечные блики играли на широкой и грязной поверхности реки Киль. Карета въехала на чугунный мост. Никабар выглянул в открытое окно, созерцая великолепие Нара, раскинувшегося на питающих его берегах Киля. Вдали показался Собор Мучеников, заслонив солнце решеткой колокольни. Карета проехала по мосту и утонула в тени собора. Генерал Форто направил процессию по аллее Святых к огромным распахнутым воротам резиденции Эррита. Тысячи людей собрались вокруг собора, чтобы взглянуть на адмирала, и при виде них у Никабара оборвалось сердце. Он был таким, как они, совсем не такой, как ленивые кроуты, среди которых вынужден был жить. И в этот момент он был готов на что угодно, лишь бы вырваться из этого тупика.
      Однако он напомнил себе, что идет война идеалов, и чем ближе становилось яркое здание собора, тем крепче становилась решимость адмирала. Храм был одновременно великолепен и ужасен, а у фанатика, живущего в его недрах, было два сердца: золотое и железное. Эррит был идеальным правителем Нара: непостижимым, способным на невообразимые зверства, и при этом он кормил голодающих детей столицы. Аркус Нарский тоже был мясником, но самые страшные его бойни меркли перед тем, что Эррит сделал в Готе. Никабар ненавидел Эррита почти так же сильно, как самого Форто, но Форто он еще и презирал за глупость. Генерал был всего лишь послушным псом Эррита.
      Форто остановил процессию у самых дверей собора. Двери были распахнуты, но что происходит в таинственных глубинах храма, не было видно. У входа ждали причетники в белых капюшонах, опущенных на лица. Казалось, они бестелесно парят в воздухе. Никабар вылез из кареты, по-прежнему крепко держа металлический ящичек. Форто наконец спешился, подошел к Никабару и нахмурился.
      - Это святое место, адмирал, - объявил он. - И я бы просил тебя уважать его. Иначе я оторву тебе голову голыми руками. Ты понял?
      Никабар повернул к Форто непроницаемое лицо:
      - Как ты был грубияном, Форто, так и остался. Я бы настоятельно тебе рекомендовал больше мне не угрожать. "Бесстрашный" давно не проводил артиллерийских учений и будет рад воспользоваться случаем.
      Форто засмеялся:
      - Бог поразит тебя прежде, чем ты сделаешь хоть один выстрел. Он защищает этот храм. Руки у тебя коротки до него добраться.
      - Мне бы хотелось проверить эту теорию, генерал. И я это сделаю, только дай мне повод. А теперь хватит болтать, веди меня к Эрриту. Меня уже тошнит на тебя смотреть.
      Форто отвернулся от Никабара и зашагал к храму. Никабар пошел следом. За ними направились два телохранителя генерала в полной боевой броне и с обнаженными мечами. Генерал низко поклонился похожим на призраков священникам, и те, не сказав ни слова, повели гостей в глубину собора. Позолоченные своды потолка были украшены великолепными работами живописцев и скульпторов. Тут были ангелы и демоны, белобородые изображения Бога и барельефы Матери Его с обнаженной грудью. Потолок и фрески на стенах освещали яркие лампы, а далеко впереди, на алтаре, курились благовония и стоял потир с пылающей жидкостью - для Эррита и его паствы она была символом вечной жизни. Шаги гулким эхом отдавались от стен пустого зала, и чем глубже уходили они в храм, тем тише становился шум толпы за стенами. Форто и его телохранители опустились перед алтарем на одно колено, то же самое сделали легионеры. Никабар, несмотря на высказанную генералом угрозу, остался стоять. После короткой молитвы священники вывели процессию из зала в коридор и дальше по бесконечной лестнице, которая, казалось, ведет прямо к небесам. Легионеры остались внизу.
      Это была закрытая для паствы часть храма. Сюда разрешалось входить только самым высоким церковным и военным чинам, да и то только по приглашению. Лестница все вилась и вилась вверх, пока не вывела в очередной коридор. Этот был украшен витражами - чудесной стеной прозрачных красок, изображающих сцены из священной книги. Сквозь стекло почти ничего не было видно, но Никабар понял, что поднялся очень высоко. Пальцы покалывало от холодного сквозняка.
      Дойдя до двери в конце коридора, священники вошли без стука. Форто молча ждал их возвращения. Наконец они появились снова, широко открыв дверь перед генералом и Ни-кабаром. Из-за плеча генерала Никабар разглядывал интерьер. Огромная комната, подобная залам внизу, только залитая солнцем. Дальняя стена представляла собой огромное окно, открывавшее взгляду панораму Черного города, и у этого окна, устремив на город счастливый взгляд, стоял архиепископ Эррит, небрежно заложив руки за спину. Священники вышли из комнаты и исчезли в дальнем конце коридора. Никабар ждал. Форто не двигался. - Входите, друзья мои, - сказал Эррит. Его голос был чистым, как солнечный свет, которым он был залит. Никабару показалось, что епископ похудел - явное следствие прекращения приема снадобья. Он усмехнулся про себя, радуясь этому признаку смертности Эррита. Наверняка глаза у него тусклые, как у Форто. Генерал наконец вошел в комнату. Никабар последовал за ним. Он никогда прежде здесь не был и теперь дивился на огромное окно, высокое, словно дерево, и широкое, как река. Из него открывался вид на всю восточную часть столицы Нара и лежащий за ней океан, где в гавани качалась его маленькая армада. Форто подошел к епископу и упал на колени. Не отворачиваясь от окна, Эррит рассеянно протянул руку. Форто схватил ее и поцеловал.
      - Ваше Святейшество, - тихо сказал великан, - я привез его к вам.
      - Да, спасибо тебе, друг мой. Я заметил. - Эррит повернул голову и наградил Форто улыбкой. - Встань, генерал. Адмирал Никабар...
      Никабар не стал ни кланяться, ни улыбаться. Он просто прошел на середину комнаты и сказал:
      - У меня для тебя послание, Эррит. От графа Бьяджио. Мне бы хотелось его передать и отправиться обратно. Эррит безмятежно улыбнулся:
      - Данар, мы так давно не виделись. Пожалуйста, давай не будем разговаривать как враги. - Он указал на стол у дальней стены, где были расставлены блюда для завтрака и чашки с дымящимися напитками. - Я велел приготовить нам трапезу. Мне бы хотелось немного посидеть с тобой.
      - Я не голоден, - заявил Никабар.
      - Жаль, - ответил Эррит, отходя к столу и усаживаясь. - А я голоден. Пожалуйста... - Он указал на стул. - Если ты не сядешь со мной, я буду считать это обидой. А нам надо поговорить о стольких вещах!
      - Нам не о чем разговаривать, Эррит. У меня для тебя послание, и это все.
      - Садись, глупый еретик! - вскипел Форто, едва сдерживая ярость. Предупреждаю тебя, Никабар...
      - Я предупреждений не люблю, Форто, - холодно ответил Никабар. - И у меня нет желания вести с вами обоими долгие разговоры. Эррит, ты примешь мое послание или нет?
      Эррит расстилал на коленях салфетку.
      - Да, да. Конечно, приму, Данар. Но неужели у тебя нет времени, чтобы поесть? Я никогда не поверю, что ты не устал после плавания. - Он взял со стола пирожок и положил его в рот, блаженно вздохнув. - О, как вкусно! Право, Данар, тебе бы следовало что-нибудь съесть.
      - Ладно, - согласился Никабар, которому этот спор уже надоел. Он сел напротив Эррита и положил на стол свой серебряный ящичек. Безделушка немедленно привлекла внимание епископа.
      - Что это? - спросил епископ, даже не прожевав пирожок.
      - Это подарок, - ответил Никабар, придвигая ящичек к Эрриту. - От графа Бьяджио.
      - Подарок? Это и есть твое послание?
      - Нет. - Никабар засунул руку во внутренний карман и извлек оттуда письмо, которое дал ему Бьяджио. - Послание здесь, запечатанное личной печатью графа. Я уверен, что ты ее узнаешь. А это просто подарок, как я и сказал.
      Эррит взял коробочку и осторожно встряхнул ее, словно ребенок. Он широко улыбался.
      - Что там? - спросил он, прислушиваясь к стуку.
      - Ваше Святейшество, умоляю вас, - сказал Форто, протягивая руки за коробочкой, - отдайте ее мне. Я открою ее за вас.
      - Не отдам! - засмеялся Эррит. - Она моя!
      - Это может быть западня, Ваше Святейшество. Кроутс-кий дьявол мог прислать вам что-то опасное. Пожалуйста, разрешите мне его открыть!
      Эррит сощурился на Никабара:
      - Это уловка, Данар?
      - Никаких уловок, - ответил адмирал, - просто подарок. И совершенно безопасный, даю слово.
      - Гм... и все же... - Эррит вручил ящичек Форто. - Думаю, тебе следует его открыть, мой друг. Все же дьявол - отец лжи. Но будь осторожен.
      Идиотически храбрый Форто быстро открыл шкатулку и взглянул на ее содержимое. Никабар пристально наблюдал за генералом, наслаждаясь выражением ужасающего трепета, которое появилось на его лице.
      - Матерь Божья... - пробормотал он.
      - Что это? - нетерпеливо спросил Эррит.
      Форто обратил на Никабара яростно пылающие глаза.
      - Ах ты, змий греха! - возмущенно воскликнул он. - Мне следовало бы убить тебя за такое!
      - Хватит! - прогремел Эррит. - Форто, что в ящичке? Дай его мне! Я требую!
      - Ваше Святейшество...
      Эррит вырвал шкатулку из рук Форто и заглянул в нее.
      Потрясен он был не меньше Форто, но не разгневался - просто смотрел жаждущим взглядом. Там был пузырек с продлевающим жизнь снадобьем Бовейдина.
      Чистая ярко-синяя жидкость сверкала и манила - и стоила целого состояния. Эррит вынул пузырек из шкатулки и стал разглядывать в солнечном свете. Рука у него дрожала.
      - Да помогут нам Небеса, - сказал он. - Что ты мне привез, Данар? Проклятие в бутылке?
      - Ты знаешь, что это, епископ, - осторожно ответил Никабар. - И оно не от меня. Это подарок Бьяджио. Лично я никогда бы тебе его не дал, но граф настоял.
      - Еще бы ему не настаивать! - ярился Форто. - Этот негодяй с черным сердцем! Ему хочется, чтобы мы снова зависели от его дьявольского зелья! Будь он трижды проклят!
      Эррит предупреждающе поднял руку, призывая генерала к молчанию.
      - Успокойся, мой друг. - Он продолжал любоваться красивой жидкостью, устремив на нее взгляд тусклых мертвых глаз. Когда-то глаза Эррита сияли так же, как снадобье, но теперь они стали скучными, тоскливыми, неживыми. При взгляде на снадобье в них начал разгораться знакомый огонь. - Ах, Данар! - вздохнул епископ. - Мне благодарить или проклинать тебя за то, что ты привез мне это? Вы с Бьяджио действительно настоящие дьяволы.
      - Это неплохой запас, Эррит, - сказал Никабар. - Его достаточно, чтобы привести тебя в прежнее состояние. Бо-вейдин сделал его для тебя сильным, чтобы хватило надолго. Но вводить его надо медленно. Если ты поспешишь, то умрешь.
      - Он не станет его использовать! - огрызнулся Форто. - Можешь забрать свой яд обратно, пес!
      Эррит убрал пузырек в ящичек и закрыл крышку. Однако он не вернул подарок Никабару. Вместо этого он поставил его рядом с собой, решительно положив на него ладонь.
      - Сядь, Форто, - тихо сказал он. - Мы слишком много спорим. Я этого не хочу. - Он взял письмо, но не стал его распечатывать, а вручил Форто. Прочти его мне, - приказал он. - Громко, чтобы мы все слышали.
      Форто сел рядом со своим господином и вскрыл письмо, сломав сургучную печать. Секунду он подозрительно его рассматривал, а потом начал читать.
      - "Мой дорогой епископ, - начал он. - Надеюсь, это письмо найдет тебя в добром здравии. Надеюсь также, что ты хорошо заботишься о городе и империи. Для всех нас наступили черные дни, и я не буду притворяться, будто не тоскую по Черному городу. Я скучаю по нему, всем моим сердцем". - Тут Форто прервал чтение и едко улыбнулся. - Сердцем? - язвительно переспросил он. - Каким сердцем?
      - Пожалуйста, продолжай, генерал, - приказал Эррит. Слушая послание, епископ не отводил взгляда от Никабара.
      - "Мы с тобой не такие уж разные, - продолжил Фор-то. - Наше прошлое сделало нас врагами, но будущее кажется многообещающим, если мы объединим наши усилия. Есть вещи, которые я могу тебе дать и дал бы с радостью. Снадобье Бовейдина - это только малая часть этого. Никому из нас нет нужды умирать, милый Эррит".
      Эррит прервал чтение Форто смехом:
      - А он многословен, правда? Никабар молчал.
      - Продолжай, - попросил Эррит. - Посмотрим, скажет ли он хоть что-то полезное. Форто продолжил чтение:
      - "Я предлагаю организовать встречу всех правителей Нара у меня, на острове Кроут. Это единственное место, где мне ничего не грозит. Мы могли бы мирно обсудить наши разногласия и начать все заново. Я призываю тебя тщательно обдумать мое предложение. Мы могли бы управлять Наром вместе, как того хотел бы Аркус. Тебе снова станет доступно снадобье. Нар сможет стать сильным". - Форто оторвал взгляд от бумаги. - Это все, - объявил он, швыряя письмо на стол. - У тебя дерзкий господин, Никабар. Как он смеет надеяться, что купит нас своими обещаниями мира? И встреча на Кроуте! Неужели он это серьезно?
      Никабар не ответил Форто - его слова были адресованы исключительно Эрриту.
      - Я должен дождаться твоего ответа, а потом вернуться с ним на Кроут, - сказал он. - Я буду ждать на борту моего корабля в гавани. Доставь мне свой ответ к завтрашнему дню.
      - Ждать не нужно, - просто ответил Эррит. - У меня уже есть ответ. Протянув руку, епископ взял лежащее на столе письмо, смял его в комок и бросил Никабару. - Мой ответ - "нет".
      Никабар ухмыльнулся:
      - Так я и думал. Бьяджио к тебе слишком снисходителен, Эррит. Я говорил ему, чтобы он не трудился предлагать тебе мир, но он настоял на своем. Кажется, он думает, будто в твоем толстом черепе еще остались мозги. Я так не считаю.
      - Если я вдруг решу вести мирные переговоры с этим дьявольским отродьем, то сам скажу, где и когда они состоятся. Не ему диктовать условия. Я не воин, но мне кажется, что условия диктует победитель.
      - Тебе никогда не стать победителем, Эррит, - спокойно сказал Никабар. - У тебя нет для этого средств. Народы Нара никогда не пойдут за тобой, просто потому что не верят в твои сказки. А теперь тебе еще придется иметь дело с Лиссом. - Адмирал насмешливо подмигнул. - А уж я-то знаю, как с ними нелегко бывает управиться!
      Одного упоминания о Лиссе было достаточно, чтобы с лица епископа исчезло все добродушие.
      - В этом виноват ты, Данар. Они устраивают набеги на наши берега, а ты ничего не предпринимаешь! Они топят наши корабли, а ты ничего не делаешь! Ты говоришь, что ты - адмирал Нара? Это просто смехотворно! Если бы ты действительно был тем героем, каким тебя считают некоторые, ты защищал бы Нар.
      - Но я его защищаю, Ваше Святейшество, - отозвался Эррит. - Я защищаю его от тебя.
      - Богохульник! - заворчал Форто. Генерал встал со стула так резко, что тот упал. - Веди себя прилично в доме Божием, или, даю слово, я тебя убью!
      - Сядь, Форто, - приказал Никабар. - Ты ужасно однообразен. Епископ, как я уже сказал этой обезьяне, если со мной что-то случится, то Черному городу за это воздается стократно. "Бесстрашный" навел свои орудия на собор. Возможно, они его достанут, возможно - нет. В любом случае город будет гореть. Так что я бы посоветовал тебе и твоему псу поосторожнее выбирать слова, потому что меня уже тошнит от угроз.
      Эррит задумался над его словами, пытаясь почувствовать по голосу адмирала, блефует ли он. Не найдя признаков блефа, он жестом приказал Форто сесть. Генерал неохотно поднял упавший стул и снова занял место рядом с епископом.
      Эррит забарабанил пухлыми пальцами по серебряной шкатулке.
      - Что мне делать? - размышлял он вслух. - Я надеялся, что наш разговор принесет пользу, Данар. Увы мне: я искренне надеялся на то, что ты опомнился и понял, что такое твой граф. Ты дружен с ним уже так давно! Неужели ты до сих пор не увидел правды?
      - Правды? - переспросил Никабар. - Или того, что ты считаешь правдой?
      - Это одно и то же, Данар, - предостерег его епископ. - Моя правда это честность Бога, хлеб ангелов. Бьяджио - содомит, грешник. Даже его брак был мерзостью. Он делит постель с мужчинами. Ты это знаешь - и все же защищаешь его? Ты, настоящий мужчина?
      - Да, я знаю о нем правду, - сказал Никабар. - И честно признаюсь мне нет до этого дела. И Аркусу тоже не было. Ты можешь считать это грехом и можешь утверждать, что твой мифический Бог смотрит на это как на грех, но я так не считаю. Он друг. И гораздо более хороший друг, чем ты когда-либо был, Эррит.
      - Предупреждаю тебя, Данар, - сказал епископ, - время Бьяджио миновало. Черный Ренессанс умер вместе с Аркусом. И с его жалкими остатками мы сейчас заканчиваем разбираться.
      - Да, - прошипел Никабар. - Как с Готом.
      Лицо Эррита застыло.
      - Как с Готом, - эхом откликнулся он. - Такова воля Божья.
      Ледяная рука сжала Никабару сердце. С Эрритом произошло что-то дурное. Возможно, снадобье сгноило ему мозги, как Бьяджио, или, может быть, это было ужасное последствие отказа от снадобья. В любом случае нельзя вести разумный разговор с человеком, который верит, что Бог повелел ему устроить резню.
      - Хорошо, - проговорил Никабар, вставая из-за стола. - Значит, наши дела закончены.
      Епископ огорченно развел руками:
      - Кажется, да. Пожалуйста, передай графу мой ответ, Данар. И скажи ему, что я буду молиться об упокоении его души.
      - Уверен, что он это оценит, - иронически бросил Никабар. - А за подарок мне его благодарить? Или я тоже увезу его с собой?
      Взгляд Форто переместился на шкатулку, потом на Эррита, потом снова на шкатулку. Пальцы епископа жадно сжали подарок.
      - Думаю, я с ним не расстанусь, - сказал он. - Ведь в конце концов, это подарок. Поблагодари Бьяджио за его заботливость.
      Форто побледнел.
      - Ваше Святейшество...
      - Замолчи! - зарычал Эррит. - Данар, спасибо тебе за то, что приехал повидать меня. Ты можешь мне не верить, но я был рад тебя видеть. А теперь генерал проводит тебя обратно к кораблю. Счастливого тебе пути, мой старый друг.
      Никабар ушел из комнаты, не прощаясь. За ним тащился потрясенный Форто. У порога он бросил быстрый взгляд назад и увидел, как Эррит нежно гладит шкатулку.
      10
      Обещание убийцы
      Проведя в пути все утро, Ричиус и Симон добрались до Фалиндара. Появление крепостных башен обрадовало обоих: общество друг друга их измучило. Поняв, что его спутник едва ли сможет идти пешком, Ричиус позволил ему ехать верхом, и каждый то шел, то сменял другого в седле. У Ричиуса не было выбора. Симон едва держался на ногах. А Ричиус, успевший восстановить силы в течение проведенного в Фалиндаре года, был не прочь размяться. И пока Симон ехал верхом, Ричиус шел и обдумывал положение.
      Даже наедине с природой ему не удалось найти ответов на свои вопросы. Несмотря на совет Карлаза, разговор с небом остался односторонним. И хотя он был рад снова увидеть Фалиндар, его немного страшила встреча с Дьяной. Она будет ожидать в нем каких-то перемен - и будет разочарована.
      Симон оказался достаточно хорошим спутником. Любознательный и вдумчивый, он часто погружался в то же созерцательное молчание, что и Ричиус. И только изредка они начинали действовать друг другу на нервы. Поскольку Симон не мог ехать верхом со связанными руками, Ричиус его развязал. Симон отплатил ему тем, что не делал ничего угрожающего. Он объяснил Ричиусу, что ему все равно некуда податься, и хотя дурная репутация цитадели его пугала, обещание горячей пищи и крыши над головой гнало его вперед. Ричиусу почти нравился этот дезертир - если, конечно, Симон действительно тот, за кого себя выдает. Проведя с нарцем целый день, Ричиус по-прежнему не был в нем уверен, и сомнения не давали ему покоя. Он знал, на что способен Бьяджио. Каждый нарец слышал рассказы об этом. Рошанны были повсюду. Тайная организация Бьяджио, безжалостная и хитроумная, проникала во все слои империи. Они были как воздух. Невидимые. Вездесущие.
      Вот почему, приехав в Фалиндар, Ричиус сразу же отвел потрясенного Симона к Люсилеру. Люсилер, господин Фалиндара, должен был принять решение относительно этого незнакомца, решить, шпион ли он или ему можно предложить гостеприимство цитадели. Однако Люсилер был занят. Из своей горной твердыни к нему приехал военачальник Ишья, которому нужен был совет Люсилера, и Люсилер заперся с ним, отдав строгий приказ, чтобы его не беспокоили. Получив возможность повидаться с женой и ребенком, Ричиус отправился к себе. Симона провели в охраняемую комнату и оставили там дожидаться. Он с тревожной улыбкой попрощался с Ричиусом, и тот невольно постарался его успокоить.
      - Если ты говоришь правду, с тобой ничего не случится, - пообещал он, готовясь закрыть дверь.
      В коридоре был поставлен трийский часовой. Ричиус распорядился, чтобы Симону дали поесть, переодеться и помыться, и отправился к Дьяне. Жена была рада его видеть, хотя между ними все еще оставалась некоторая напряженность. Маленькая Шани бросилась ему на шею, что немного улучшило ситуацию - но не до конца. Ричиус с Дьяной эту ночь провели вместе, но какая-то странная стена по-прежнему разделяла их.
      Утром Ричиус пошел поговорить с Люсилером. Его трийский друг проснулся рано. Ишья, военачальник Кеса, выехал из крепости, и вокруг него вились воины Фалиндара - Ричиус прислушался: их разговор его встревожил. Давняя распря Ишьи с военачальником Пракстин-Та-ром не прекратилась и в эти дни мира. Если в Кесе разгорится война, Люсилер даже против своей воли втянется в нее.
      Ричиус отправился в покои Люсилера, расположенные на первом этаже. Когда-то здесь был рабочий кабинет Тарна, предыдущего господина Фалиндара. Множество книг Тарна по-прежнему пылились на полках, в углах лежали груды нарских рукописей. Единственное, что позволил себе поменять Люсилер, - он повесил на стену церемониальный жиктар, и когда в окно проникал солнечный свет, два клинка сияли. Ричиус пришел в комнаты Люсилера, не ожидая кого-либо встретить, однако обнаружил у двери трийского воина, того самого, которого накануне оставил с Симоном. Дверь в комнату Люсилера была открыта. Ричиус заглянул туда и растерялся, увидев, что господин Фалиндара не один.
      С ним был Симон.
      Оба о чем-то дружелюбно беседовали. Пораженный Ричиус застыл в дверях. Сломанный нос Симона был перевязан чистым белым бинтом, и от этого вид у него был забавный и совершенно неопасный. В соответствии с приказом ему дали новую одежду: традиционный трийский наряд, нисколько ему не подходивший. Люсилер заметил Ричиуса и тепло ему улыбнулся:
      - Ричиус, мои приветствия. Я тебя ждал.
      - Неужели? - сказал Ричиус. - Как славно.
      - Садись, - сказал Люсилер, указывая ему на стул. Ричиус бросил на Симона неприветливый взгляд. Нарец молча ухмыльнулся.
      - Люсилер, как он сюда попал? - спросил Ричиус.
      - Я за ним послал. Я бы послал и за тобой, но я был уверен, что ты сам сюда идешь. Не надо так на меня смотреть.
      - Как?
      - Как будто я тебя предал. Я хотел сам увидеть этого нарца, без твоих попыток решать за меня. Пожалуйста, сядь.
      Ричиус неохотно подвинул себе стул и сел рядом с Симоном. Нарец криво ему улыбнулся.
      - Доброе утро, - невинно проговорил он. - Хорошо спал?
      - Прекрати! - предостерег его Ричиус. - Прекрати сейчас же! Не начинай свои игры. - Он бросил на Люсилера раздраженный взгляд. - Предполагалось, что это будет допрос, Люсилер. Почему ты не сказал мне, что встречаешься с ним?
      Люсилер удивленно поднял брови:
      - Допрос? Ричиус, я не дэгог! Чего ты от меня хотел? Чтобы я посадил его в подземелье?
      - Возможно, - ответил Ричиус. - Несколько недель в подземелье развязали бы ему язык. Господи, Люсилер, почему ты сначала не поговорил со мной? Мне было что тебе сказать.
      - Я в этом не сомневаюсь. Не обижайся, мой старый друг, но ты видишь слишком много призраков.
      Ричиус попытался овладеть собой. В течение многих месяцев Люсилер обвинял его в паранойе, и ему не хотелось играть эту роль, особенно в присутствии Симона. Но Люсилер никогда не был в Наре. Он не понимал, что породило страхи Ричиуса.
      - Люсилер, пожалуйста, выслушай меня! - сказал он, стараясь сохранить спокойствие. - Я не знаю, кто этот человек. Возможно, он тот, за кого себя выдает, но может быть, и нет. Я привез его сюда, потому что мне не хотелось, чтобы он бродил по Люсел-Лору свободно. Если он, из людей Бьяджио, он опасен.
      Казалось, триец оскорбился.
      - Я не намерен делать глупости. Я привел его сюда, чтобы поговорить с ним. Наедине. Но ты прав, наверное. Я не могу определить, кто он. Может быть, он говорит правду, а может...
      - Я говорю правду! - с досадой перебил его Симон. - Что с вами, черт подери? Да вы посмотрите на меня!
      - Я смотрел, Симон Даркис, - сказал Люсилер. - Я смотрел и слушал. Но я все равно тебе не доверяю. Если говорить правду, то в этой комнате есть только один нарец, которому я доверяю, и он - не ты. Я знаю, на что способна твоя империя, знаю, какая она лживая.
      И Ричиус рассказал мне о том, что Бьяджио хочет ему отомстить. Возможно, ты один из псов графа.
      Симон покачал головой и невесело засмеялся:
      - Вы все сумасшедшие. Право, это так! Если бы я хотел убить Вэнтрана, он уже был бы мертв. Господи, этот дурень сломал мне нос, а потом позволил ехать на своем коне! Вы считаете, что для того, чтобы его убить, понадобился бы Рошанн? Это мог бы сделать младенец с острой игрушкой!
      - Я позволил тебе ехать верхом, потому что ты казался чертовски слабым, - ответил Ричиус, - а мне хотелось добраться сюда до наступления весны. Не принимай наши разговоры за доверие, Симон. Я не доверяю тебе, и Люсилер тоже не доверяет. - Он посмотрел на своего друга, ища поддержки. Правильно, Люсилер?
      Триец пожал плечами:
      - Думаешь, я знаю? Ты у нас нарец, Ричиус. Вот ты и скажи мне. Я разговаривал с ним почти час. То, что он мне говорил, звучало правдоподобно. - Люсилер повернулся к Симону. - Ты дезертир, да?
      - О, бога ради...
      - Отвечай! - приказал триец.
      - Да, я последний раз говорю, будьте вы прокляты: я - дезертир.
      - И как ты сюда попал? Симон закатил глаза:
      - С юга.
      - И кто тебя видел?
      - Меня видело множество людей, - ответил Симон. - Не говори глупостей: я же не мог все время прятаться. Мне нужны были еда, вода. Но я ни с кем не разговаривал, если можно было. Я ведь не говорю на вашем языке.
      - Откуда ты брал еду?
      - Крал, когда получалось. Иногда охотился. - Симон повернулся к Ричиусу. - Мой кинжал у тебя? Я хочу получить его обратно.
      - Ты его получишь тогда, когда я сочту нужным его отдать, - заявил Ричиус.
      - С юга, говоришь, - продолжал спрашивать Люсилер. - Откуда именно?
      - Откуда мне знать? Я прошел через Дринг с остальными людьми Гэйла. А потом я от них отделился. Это не моя страна, триец. У меня нет карт. Я просто шел. Я скитался целый год, а потом наткнулся на Вэнтрана. И теперь я здесь.
      Ричиус слушал, ища ошибки - и не находил их. Все это Симон уже говорил, ни разу не сбившись. Несмотря на тревожный внутренний голос, предупреждавший об опасности, Ричиус начинал верить рассказу нарца. Или, может быть, ему просто хотелось ему поверить. Ему не хватало общества соотечественников. Долгий путь в Фалиндар вместе с Симоном наглядно ему это показал. Симон был такой же, как он. Общение с ним немного походило на возвращение в Арамур...
      Ричиус мысленно резко одернул себя, укорив за подобные мысли. Симон все равно может быть опасен - не только ему самому, но и Дьяне и Шани. Бьяджио достаточно порочен, чтобы придумать нечто подобное. Но тут Ричиус посмотрел на Симона и его изможденное худое лицо. Может быть, он действительно тот, за кого себя выдает...
      - Симон, - осторожно проговорил он, - мне хочется тебе поверить. Думаю, ты это понял. Но я просто не могу. Пока не могу.
      Симон пожал плечами.
      - Шакал, мне совершенно не важно, что ты думаешь. Если ты хочешь считать меня демоном или призраком, пожалуйста. Но я отказываюсь быть здесь пленником. - Он неожиданно гневно посмотрел на Люсилера. - Слышишь? Я нарский легионер. Так что если ты собираешься меня убить, сделай это сейчас же, и покончим с этим. Мне надоело слушать угрозы. Но я не допущу, чтобы меня заперли в вонючей клетке!
      - Прежде всего, - жестко сказал Люсилер, - приказы здесь отдаешь не ты. Это делаю я. Я, Люсилер Фалиндарский, господин цитадели. И потому я и твой господин. Я могу убить тебя на месте, Симон Даркис, можешь в этом не сомневаться. И убью, если ты дашь мне повод. Так что не дразни меня.
      Симон вскипел:
      - Значит, я твой пленник? За какое преступление? - Он осуждающе указал на Ричиуса. - Из-за того, что он видит призраков?
      Взгляд Люсилера обратился к Ричиусу.
      - Ты привез его сюда, Ричиус. Что ты хочешь, чтобы я с ним сделал?
      - Не знаю, - признался Ричиус.
      Он не мог принять никакого решения. Теперь он даже не понимал, зачем трудился тащить этого нарца в Фалиндар.
      Бледный Симон со сломанным носом казался не более опасен, чем ребенок или нищий калека. И когда он обратил на Ричиуса свой недоумевающий взгляд, тому показалось, что он прочел в нем что-то невинное, какое-то смятение и страх. Если это была игра, то поистине гениальная.
      - Я ничего дурного не сделал, Шакал, - сказал Симон. - Ни тебе, ни кому бы то ни было. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Я потому и дезертировал - чтобы стать свободным. И я не дам запереть себя в трийском застенке. Я скорее умру.
      - Похоже, ты совсем не умеешь слушать? - заметил Ричиус. - Я не Шакал. Если тебе так нужно, можешь называть меня Кэлак: это мое трийское имя. Или зови меня Ричиусом или Вэнтраном. Но если ты еще хоть раз назовешь меня Шакалом...
      - То что? Ты прикажешь кому-нибудь из своих друзей-трийцев меня убить? Да, я видел, как они перед тобой расшаркиваются и кланяются, Шакал. Неудивительно, что ты стал перебежчиком. Ты среди них как король!
      Ричиус рассмеялся:
      - Видишь, Люсилер? Нам следовало бы заковать его в кандалы хотя бы за то, что он слишком много болтает!
      - Мне все равно, какое решение ты примешь, - сурово ответил Люсилер. Я предоставляю решать тебе, Ричиус. Симон, до этого времени ты не имеешь права выходить из своей комнаты. Ты должен оставаться там, понял? Тебя будет сторожить воин. Только посмей выйти из комнаты - и он тебя убьет. Это я тебе обещаю.
      Ричиуса это не удовлетворило.
      - И это все? Ты больше ничего не скажешь?
      - Да! - отрезал Люсилер. - Лоррис и Прис, ты сам его привел сюда, Ричиус. Он не тащился за тобой, как бездомный котенок. И он твоя забота, а не моя. - Триец нахмурился. - Мне и своих забот хватает.
      - Ну так что же? - не отступался Симон. - Что ты скажешь, Вэнтран? Что ты со мной сделаешь?
      Ричиус вскочил, возмущенно глядя на Люсилера.
      - Пошли, - приказал он Симону. - Похоже, я зря привел тебя к господину Фалиндара. Я отведу тебя обратно в твою комнату.
      - Я свободен? - спросил Симон, не желая выходить из комнаты.
      - Пока нет, - ответил Ричиус. Он направился к двери. Стоявший у двери воин вошел в комнату, чтобы сопровождать Симона. При его появлении Симон побледнел.
      - Господин Люсилер, - взмолился он, - пожалуйста, помогите мне! Я не преступник. Я клянусь вам!
      - Тогда тебе не следовало дезертировать, - ответил Люсилер. - Я предоставляю решение Ричиусу. - Он посмотрел на своего старого друга. Ричиус, останься, пожалуйста. Симон, ты иди с воином. - Люсилер отдал быстрый приказ воину по-трийски. Тот кивнул и, схватив Симона за рукав, выволок из комнаты.
      - Черт побери, Вэнтран! - возмущенно закричал Симон. Он стряхнул с себя руку воина и остановился в дверях. - Отпусти меня!
      Воин снова схватил Симона за рукав и грубо вытащил из комнаты. Симон негодующе смотрел на Ричиуса, пока не исчез за поворотом коридора. Этот Симон Даркис оказался смелым парнем, и он Ричиусу понравился. Слыша несмолкающие проклятия Симона, он невольно улыбнулся.
      - Закрой дверь, Ричиус, - тихо сказал Люсилер.
      Ричиус выполнил просьбу друга, а потом встал над ним, отказываясь садиться. Лицо Люсилера было усталым и осунувшимся: он походил на отца, который слишком долго сидел со ссорящимися детьми.
      - Пожалуйста, - попросил он, - сядь. Ричиус ответил негодующим взглядом.
      - Нет? Ты не желаешь сидеть? Ну и ладно, упрямый ты дурень. Тогда просто стой и слушай меня. Я очень устал, Ричиус. Тебе кажется, что я целыми днями ничего не делаю, но ты ошибаешься. А потом ты приводишь ко мне этого нарца и требуешь справедливого решения. Что мне делать? Ты хочешь, чтобы я убил его вместо тебя?
      - Конечно, нет! - возмущенно воскликнул Ричиус. - Но я бы не отказался от поддержки, Люсилер.
      - Я дал тебе поддержку! - вознегодовал Люсилер. - С тех пор, как ты приехал сюда с Дьяной. А ты только и знаешь, что жаловаться. Ты дуешься, словно ребенок, потому что тебе кажется, будто ты не на месте.
      - Так ты теперь читаешь чужие мысли, Люсилер?
      - А мне это не нужно. То, что ты думаешь, ясно видно. Но я в этом не виноват, и Дьяна тоже, и ты не должен.g, нас в этом винить.
      - А я и не виню, - ответил Ричиус.
      - Винишь. Я вижу это по твоим глазам. А теперь этот Симон Даркис... Что мне с ним делать? Он твоя забота, Ричиус. И меня возмущает, что ты попытался переложить ее на меня.
      - Извини, я был не прав, - сказал Ричиус. - Но я не знал, что мне делать.
      Люсилер пожал плечами:
      - Ты сломал ему нос. Возможно, этого было достаточно.
      Она оба рассмеялись, Ричиус взял стул и уселся рядом с другом. Теперь им очень редко случалось смеяться вместе, и Ричиусу хотелось растянуть удовольствие. В эти дни политики и власти добиться от Люсилера смеха было все равно что получить золотую монету.
      - Что случилось, Люсилер? - спросил Ричиус. - Что-то не так. Я это чувствую.
      - Как твоя поездка? - уклончиво спросил Люсилер. - Ты нашел для себя ответы?
      - Нет, - вздохнул Ричиус. - Я все равно собирался возвращаться, когда наткнулся на Симона. Право, не знаю даже, зачем я уезжал. Наверное, чтобы подумать.
      - И что ты надумал?
      - Люсилер, почему ты задаешь мне все эти вопросы? Со мной все в порядке.
      - Нет, - возразил Люсилер. - Не надо мне лгать, Ричиус. Ты не знаешь покоя, и это очевидно. Но я не думаю, что смогу тебе помочь. То, что тебе нужно, может прийти только от тебя самого.
      Ричиус улыбнулся. Это было похоже на мистическую чушь Карл аза.
      - Ты уклонился от ответа, - весело заметил он. - Скажи мне, что случилось с Ишьей.
      - Ах это! - скривился Люсилер. Господин Фалиндара откинулся на спинку стула и устремил взор к потолку. - Он говорит, что Пракстин-Тар собирает войска к западу от Кеса. Около двухсот воинов, возможно - больше.
      - Ишья видит призраков совсем как я! - пошутил Ричиус. - И он постоянно оскорбляет Пракстин-Тара. Ты ему веришь?
      - Верю? Вынужден. Теперь я повелитель Таттерака. - Люсилер закрыл глаза. - Он хочет, чтобы я поехал и поговорил с Пракстин-Таром, помог заключить между ними новый мир. Он думает, что, увидев меня и флаг Фалиндара, Пракстин-Тар поймет, что не сможет вторгнуться в Кес. По крайней мере без боя.
      - И ты поедешь?
      - Да, - ответил Люсилер. - У меня нет выбора. - Он открыл глаза и печально посмотрел на Ричиуса. - Я слишком много сил потратил на восстановление мира, чтобы позволить его нарушить. И я устал, мой друг. Порой мне все это становится не по силам.
      Ричиус кивнул:
      - Я понимаю, Люсилер.
      - Правда? Не уверен. Ты хочешь, чтобы я воспользовался своей армией, чтобы вернуть тебе Арамур, но я не могу. Ты хочешь, чтобы я помогал лиссцам сражаться с Наром, но я и этого не могу. Что ты действительно обо мне думаешь, Ричиус? Тебе противно, каким я стал?
      - Да ты что! - возмутился Ричиус. - Не смей никогда так говорить! Ты мне как брат, Люсилер. Я всегда буду тебя поддерживать. А насчет всего прочего... ты не должен оправдываться. То, чего я хочу, не поможет Люсел-Лору, а он для тебя должен быть на первом месте. Я понимаю.
      Люсилер слабо улыбнулся:
      - Тебе трудно жить среди нас. Жаль. Мне не хотелось, чтобы ты был здесь несчастлив.
      - Прекрати! - решительно сказал Ричиус. - Я здесь не несчастлив.
      - Ну, теперь у тебя появилась новая забота, - сказал Люсилер. - Я не шутил, когда сказал, что этот нарец в твоих руках, Ричиус. Ты сам должен решить, что с ним делать.
      - Но я не знаю, что с ним делать, - признался Ричиус. - Наверное, мне не следовало привозить его сюда. Но мне казалось, что у меня нет выбора. Если он тот, за кого себя выдает, то ему нужна наша помощь. Мне трудно это объяснить, Люсилер, но я действительно был рад его увидеть. - Ричиус поморщился. - Наверное, я схожу с ума.
      - А если он не тот, за кого себя выдает? Если он действительно один из убийц Бьяджио?
      На этот вопрос ответа дать было нельзя. Ричиус сдвинул кончики пальцев, обдумывая такой поворот событий.
      - Тогда я покойник скорее всего. Но разве я тогда уже не был бы мертв? Я хочу сказать - слова Симона действительно звучат разумно, правда? Если бы он хотел, то мог бы уже сто раз меня убить. А в его истории вроде бы все сходится... По крайней мере она кажется достаточно достоверной.
      Люсилер нахмурился.
      - Но разве легионеры дезертируют?
      - Может быть, - ответил Ричиус. - А короли?
      - Итак? Что ты решаешь? Ты его отпустишь?
      - Я этого не говорил, - возразил Ричиус. - Я не знаю.
      - Ладно, - сказал Люсилер, не сумев скрыть разочарования. - Тогда, возможно, когда я вернусь, Симон Даркис по-прежнему будет здесь. А может, и не будет.
      - Может быть.
      - Гадкое это дело - решения. Я не хочу ехать в Кес. Но я не хочу, чтобы в Люсел-Лоре снова была война. И я должен сделать то, что нужно. Люсилер отвел взгляд. - Как и ты.
      - А что, если я не знаю, что нужно? - спросил Ричиус. - Что тогда?
      - Тогда ты принимаешь такое решение, на которое способен, - и живешь с его последствиями. - Люсилер улыбнулся. - Ричиус, позволь мне сказать тебе одну вещь. Как другу. Можно?
      - Говори.
      - У тебя здесь, в Люсел-Лоре, есть своя жизнь. Но ты этого не видишь, потому что все время оглядываешься через плечо. Когда-нибудь тебе придется перестать оглядываться назад и снова начать смотреть вперед. И надо это сделать, пока ты еще не сгрыз себя окончательно.
      Ричиус ничего не ответил. После довольно долгой паузы он спросил:
      - Когда ты едешь в Кес?
      - Послезавтра. Ишье нужно, чтобы я приехал как можно скорее. Я обещал ему, что приеду. Ричиус мрачно кивнул.
      - Мне надо идти, - сказал он. - Мне надо кое-что сделать.
      - Ты идешь говорить с Симоном? Ричиус был уже почти у двери.
      - Вроде как, - бросил он через плечо и ушел.
      Он быстро направился туда, куда поместили Симона. Эта комната находилась в восточном крыле замка, мрачном месте, откуда давно были вынесены все ценности - они пошли на оплату войны с Наром. Коридоры здесь были уже и темнее, чем в остальном замке. Прежде здесь жили слуги дэгога, бывшего правителя Люсел-Лора, который называл Фалиндар своим домом. Ричиус легко отыскал комнату Симона - это было единственное помещение, дверь которого охранялась. Воин на страже явно скучал, но при виде Ричиуса сразу же оживился.
      - Приветствую тебя, Кэлак, - сказал он по-трийски. - Ты хочешь говорить с нарцем?
      - Да, - ответил Ричиус. - Я хочу кое-куда его сводить. Это ничего?
      Воин рассмеялся:
      - Он - твой пленник, Кэлак. Ты можешь делать с ним все, что хочешь. Триец открыл дверь и отошел, чтобы пропустить Ричиуса в комнату. - Мне войти с тобой? - спросил он.
      - Нет, - ответил Ричиус. Он заглянул в спартанское помещение. Симон лежал на кровати, закрыв глаза. Услышав голос Ричиуса, он поднял голову. Подожди здесь, - приказал Ричиус стражнику, а потом вошел в комнату, не закрывая двери. Симон сел на кровати, спустив ноги на пол.
      - Что тебе надо? - недружелюбно спросил он.
      - Есть разговор, - сказал Ричиус. - Мне надо кое-что тебе показать.
      - Что?
      - Пойдем со мной, - позвал Ричиус. - Пожалуйста.
      - Вэнтран...
      - Симон, пожалуйста. Сделай мне одолжение, ладно? Это важно.
      Он не стал дожидаться, пока Симон встанет, а вышел из комнаты и двинулся по коридору. Как он и ожидал, Симон пошел следом, хотя и настороженно. Нарец крутил головой и осматривал коридор, ища западню, но когда он понял, что никакой ловушки ему не приготовили, он быстро догнал Ричиуса.
      - Куда ты меня ведешь? - спросил он.
      - Наружу. Я же сказал: мне надо кое-что тебе показать.
      Коридор закончился другим коридором, точно таким же, а потом они оказались в главном зале Фалиндара - чудесном помещении с высоким сводом, в которое попадали все гости цитадели. Главные двери замка были открыты, как это было принято в хорошую погоду, и осеннее солнце лилось внутрь. Ричиус вышел наружу, обдумывая свой план. Этот план пришел к нему в мгновение отчаяния как озарение, но теперь Ричиус уже не был уверен в его разумности и надежности. Каждое утро Дьяна гуляла с Шани. Если на улице было тепло, как сегодня, они выходили играть во внутренний двор, и Дьяна читала вслух одну из книг Тарна. Если Ричиус рассчитал правильно, то сейчас они должны быть на прогулке.
      - Вэнтран, - беспокойно спросил Симон, - что все это значит?
      Ричиус предупреждающе поднял руку.
      - Молчи. Сейчас сам все поймешь.
      Симон недовольно заворчал, но перестал допытываться, что происходит, позволив Ричиусу провести его во двор. Как всегда, там толпились воины и рабочие, там ковали лошадей, и в укромных уголках шептались влюбленные. Ричиус прошел к краю двора, где было много зелени, а земля слегка уходила вниз, образуя склон. Его жена сидела с книгой в руках. Ричиус замедлил шаг, чтобы Симон увидел, куда они направляются. При виде Дьяны нарец присвистнул.
      - Кто это? - спросил он зачарованно.
      Ричиус ничего не ответил. Он подошел к Дьяне и дочери и указал на них обеих. Дьяна вздрогнула и подняла голову от книги.
      - Симон, - с отчаянием проговорил Ричиус, - это моя жена, Дьяна. А эта маленькая девочка - Шани. Это наша дочь. Я хочу, чтобы ты посмотрел на них.
      - Ричиус, что ты делаешь? - спросила Дьяна.
      - Это моя семья, Симон, - продолжил Ричиус, не ответив ей. - Вот почему я здесь, почему я уехал из Нара и остался после того, как война закончилась. Посмотри на них. Разве они не прекрасны?
      - Да, - прошептал Симон. - Да.
      - Они для меня - все, - сказал Ричиус, и его голос дрогнул. - Я люблю их. Ты понимаешь, что это значит? Я люблю их, Симон.
      - Что я должен сказать? - спросил Симон. Казалось, ему отчаянно хочется уйти. - Да, они - твоя семья. Я понимаю. Почему ты их мне показываешь?
      - Потому что мне приходится тебе доверять, а я не хочу этого делать. Я хочу, чтобы ты видел, что ты уничтожишь, если причинишь им вред. Смотри!
      Дьяна возмутилась:
      - Ричиус, что происходит? О чем ты говоришь?
      - Это нарец, о котором я вчера тебе рассказал, Дьяна, - ответил Ричиус. - Я считаю, что он - тот, кого послали меня убить. Или тебя, или Шани. Я хотел, чтобы он увидел вас обеих. Я хотел, чтобы он понял, почему я предал Аркуса и Бьяджио. Ты смотришь, Симон?
      - Да, - серьезно ответил Симон. Он ссутулился, и весь его задор куда-то исчез. Он адресовал Дьяне невеселую улыбку. - Они прекрасны. Ты счастливец.
      - Да. - Ричиус протянул Дьяне руку, и она неуверенно приняла ее, продолжая наблюдать за Симоном. - Бьяджио известно, как сильно я люблю эту женщину. Он может знать и о существовании Шани: я не знаю. Кто бы ты ни был, Симон Даркис, мне нужно твое слово. Люсилер уезжает на два дня, и он отказывается принимать решение насчет тебя. Он хочет, чтобы это я решил твою судьбу, а я не могу этого сделать. Я не знаю, кто ты.
      - Ричиус, - спросила Дьяна, - о чем ты говоришь?
      - Посмотри на них, Симон, - сказал Ричиус. - Запомни их лица. А потом дай мне обещание, что ты не причинишь им зла. Ты смотришь?
      Симон ответил едва слышным шепотом:
      - Да. Я смотрю.
      - Тогда обещай мне. Пожалуйста.
      - А если я дам тебе обещание, ты ему поверишь? - тихо спросил Симон.
      - Мне придется, - ответил Ричиус. - У меня нет выбора. Я не могу держать тебя в плену, а тебе больше некуда идти. Если ты уйдешь из Фалиндара, ты умрешь от голода или замерзнешь зимой. Просто дай мне слово. Я умоляю тебя.
      Симон переводил затравленный взгляд с Дьяны на Шани. Ричиусу показалось, что нарец находится где-то далеко, словно его мысли скользят по его жизни, сдувая пыль с прошлого.
      - Я даю тебе слово, - сказал он. - Моя рука не причинит им зла. Я клянусь в этом.
      - Еще раз, - потребовал Ричиус. - Поклянись еще раз, перед лицом Бога.
      Симон перекрестился.
      - Я клянусь в этом перед лицом Бога.
      С этими словами Симон улыбнулся Дьяне - искренне, так что улыбка осветила все его лицо. А потом он повернулся и пошел прочь в глубину двора. Ричиус проводил его взглядом. Дьяна тянула его за руку, пытаясь усадить рядом с собой. Он апатично сел на землю, продолжая смотреть вслед уходящему Симону.
      - Ричиус, - настоятельно спросила Дьяна, - что происходит?
      - Толком не знаю, - мягко ответил Ричиус, по-прежнему не глядя на нее. - Но не тревожься. Кажется, ничего страшного нет.
      11
      Ангел Энли
      В бесконечные осенние ночи одиноко было в Красной башне на Драконьем Клюве. Безжалостные океанские ветра хлестали по осыпающейся кладке, задували в щели и колебали пламя свечей. Солдат и мальчишки-слуги жались к кухням и очагам в поисках тепла. Здесь, на далеком севере, солнце лишь показывалось на небе и тут же пряталось обратно. И Красная башня была слишком велика для Лорлы. Ночью девочка спала одна, далеко от покоев герцога Энли, в крыле со скрипучими дверями, наводящими на мысль о привидениях, и суровыми сквозняками. Прячась под толстые одеяла, Лорла слушала мрачную музыку Драконьего Клюва и думала об этом замке, затерявшемся во времени.
      С самого своего приезда она почти не видела хозяина башни. Он все время был очень занят. Поначалу Лорлу не угнетало одиночество, потому что долгий путь ее утомил, и ей предстояло исследовать весь замок. Ей предоставили право бывать почти повсюду, и она в полной мере воспользовалась добротой герцога, заключив вежливую дружбу с кухонной прислугой и конюхами и постепенно осваиваясь на новом месте. Красная башня совершенно не походила на замок герцога Локкена в Готе. Там все было светлым и предсказуемым. Тот город-крепость она полюбила. Однако жилище герцога Энли оказалось настоящим сокровищем: лабиринтом продуваемых туннелей и кривых коридоров, гигантских витражей, похожих на радуги, и бесконечных дверей, ведущих в заброшенные комнаты. Здесь можно было найти добычу древних войн: в подвалах громоздилось ржавое оружие и какие-то трофеи, пыльные чуланы были набиты одеждой и молью, балконы оплетали вьющиеся растения с колючками длиной в палец и красными цветами, которые, казалось, не замечают холода. А еще здесь были книги - столько книг, что Лорле хватило бы на всю жизнь: пожелтевшие тома, пропахшие выделанной кожей и полные поблекших строчек. Лорла собрала свои самые любимые книги и сложила их у кровати. Некоторые были на древненарс-ком, но поскольку в лаборатории она выучила начатки этого забытого языка, то смогла снова попрактиковаться в нем после долгого перерыва.
      Лорла предвкушала поездку в столицу, где надеялась снова побывать в лабораториях, но Энли ничего не говорил о ее задании, а Лорла его не спрашивала. Она не проявляла излишней любознательности - ее хорошо этому научили. У господина есть на нее планы. Больше ей ничего знать не полагалось. И господин доверил ее задание Энли. Она не станет расспрашивать герцога, потому что знает: он блюдет ее интересы. Однако она скучала по Энли. Ей не хватало его голоса, его прямоты в общении. Другие обитатели Красной башни не были в этом на него похожи. Они все были вежливы и любезны, но Лорла ощущала какое-то отторжение, почти что страх. Она даже стала думать, что не так в ее внешности или манерах. Ела она одна, в маленькой комнате, выходившей на кухню. Другие дети в замке - а их оказалось удивительно мало - ели или все вместе, или со своими родителями, но не Лорла. Леди Прин приносила ей еду, но никогда не садилась разделить с ней трапезу. Леди Принпл была пухленькая и милая служанка - в основном она выполняла обязанности кухарки и уборщицы, - но Лорле она не стала другом, как и солдаты, постоянно занятые учениями во дворе, или конюхи, ухаживавшие за конями. А дети Красной башни были такими же невеселыми, как и их родители, и в присутствии Лорлы всегда молчали. Они не то чтобы сторонились ее - у них всегда находилось для нее доброе слово, - но ни разу она не увидела ничего, кроме обязательной вежливости. Прошло уже не меньше двух недель после ее приезда в замок, и очарование места стало рассеиваться. Ей хотелось увидеть Энли.
      Но Энли почти никогда не показывался, а когда Лорле все-таки удавалось его заметить, он был со своими солдатами. Как это ни странно, казалось, будто людей в замке с каждым днем становится больше. Теперь, когда Лорла выходила на двор, она насчитывала гораздо больше солдат в причудливых драконьих шлемах. И лошадей тоже становилось все больше. Их было так много, что у герцога Энли не было на нее времени. За это время он зашел к Лорле всего один раз. Она лежала в постели и читала, а он присел на край ее кровати. Он ласково поговорил с нею, гладя по голове - ей казалось, так могла бы делать ее мать, - и попросил прощения за свое отсутствие.
      Он объяснил ей, что это было необходимо.
      Он уже говорил ей, когда она только приехала на Драконий Клюв, что у него дела с братом. Сначала он закончит их, а потом они поедут в столицу Нара. Герцог Энли поцеловал ее на прощание. Воспоминание об этом прикосновении не покидало Лорлу.
      В первый день третьей недели на Драконьем Клюве Лорла решила пойти поискать герцога. Было, как всегда, пасмурно, и она приняла это решение за одинокой трапезой в комнатенке при кухне. Леди Прин сказала ей, что герцог скоро уедет, а когда Лорла спросила почему, служанка только пожала плечами, как будто ей это было неизвестно. Лорла решила, что на самом деле леди Прин случайно ей проговорилась, а лгунья из нее плохая. Так что Лорла закончила есть и ушла, сказав леди Прин, что идет к себе в комнату читать. Однако на самом деле Лорла пошла не по тому коридору, который вел в ее комнату, а в противоположную сторону, в северную часть башни, где находились личные покои герцога. Прежде Лорла ни разу не бывала в этой части замка: Эцли вежливо запретил ей туда ходить. Когда она шла по коридору, у нее от страха сосало под ложечкой, но она убеждала себя, что Энли добрый. Он на нее не рассердится. К своему глубокому удивлению, Лорла обнаружила, что северная часть замка мало чем отличается от остальных помещений, хотя там было немного холоднее и тише. Коридоры освещались масляными лампами, от которых потолок покрывался черной сажей. Стены были выложены блеклым кирпичом, коридоры украшали фамильные реликвии - старинные мечи и латы, сторожившие закрытые двери с гербом Драконьего Клюва - разъяренной рептилией. Лорла бесшумно шла вперед, охваченная непонятным страхом. Она решила было проверить одну из дверей, но в последнюю минуту замерла в нерешительности. Ей не хотелось ни заставать герцога Энли врасплох, ни сердить его. Но поворачивать назад тоже не хотелось. Какое-то чувство гнало ее вперед, дальше в запретные помещения. Она опасливо оглянулась - и с облегчением увидела, что позади никого нет. Лорла остро чувствовала, какая она маленькая в этом здании, построенном для великанов. Двери возвышались над ней, маня ее войти. Лорла взялась за одну холодную ручку, осторожно повернула ее... и оказалась в поразительно красивой комнате.
      Потрясенная Лорла застыла на пороге, широко раскрыв глаза. Перед ней открылись великолепные покои с высоким, как в храме, потолком и стенами, уставленными бесконечными книжными полками с манускриптами. Светлился сквозь два высоких окна, играя на стеллажах красного дерева. У западной стены пылал камин, уютно потрескивая и наполняя комнату теплом. Над камином висела еще одна из странных картин герцога: на ней была изображена золотоволосая женщина, глядящая на Лорлу безмятежными зелеными глазами. У окна стояли два больших кресла - таких громадных Лорла еще не видела. Мягкие и уютные, они манили Лорлу отдохнуть, снять с полки книгу и потеряться в их кожаных объятиях. В центре комнаты, у стола с несколькими забытыми чашками, стояла высокая клетка, а в ней ворон с перьями черными, как соболиный мех. Увидев Лорлу, он тревожно вскрикнул. Но комната, несмотря на птицу, пылающий камин и грязные чашки, казалась пустой. Лорла неуверенно вошла, оставив дверь открытой. Ворон не сводил с нее бусинок внимательных глаз, следя за каждым ее движением.
      - Привет! - тихо проговорила Лорла. - Здесь есть кто-нибудь?
      К ее глубокому облегчению, никто ей не ответил. Библиотека действительно оказалась пустой. Она решилась сделать еще один шаг. Ворон недовольно каркнул. Лорла прижала палец к губам.
      - Ш-ш! - приказала она. - Молчи. Я тебе ничего плохого не сделаю. Я просто хочу посмотреть, что здесь есть.
      Ее глаза скользнули по высоким стеллажам. Рядом стояла лестница, позволявшая добраться до верхних полок. Они поднимались до самого потолка. Лорла повернулась вокруг, оглядывая полки, идущие вдоль всех стен. На ее губах застыла улыбка удивления. Энли ничего не сказал ей про это! В других комнатах было множество книг, которых ей могло хватить надолго, но здесь их количество просто потрясало. Она рассмеялась, не боясь, что ее кто-нибудь услышит, и ворон присоединился к ней хриплым хохотом.
      - Какая прелесть! - воскликнула она. Повернувшись, она заметила глядящий на нее портрет.
      - А вы леди? Кто вы? - спросила она, немного запыхавшись.
      Лицо женщины было светлым, как солнце. Длинные золотые локоны падали ей на плечи и на изумрудное платье, а рубиново-красные губы словно шевелились в улыбчивом оживлении. Зеленые глаза окружали длинные ресницы, и эти глаза смотрели на Лорлу внимательно, но без осуждения. Лорла подошла к картине и задрала голову, чтобы лучше рассмотреть портрет.
      - Ты очень красивая, - прошептала она. Ей стало очень одиноко. - Кто ты?
      Ей захотелось, чтобы портрет ответил, рассеял ее одиночество. Но картина была всего лишь картиной. Ворон шумно взъерошил перья. Лорла отвернулась от портрета и подошла к птице. Черные бусинки глаз смотрели на нее и были полны смеха.
      - Кто ты? - спросил ворон удивительным птичьим голосом.
      Лорла отскочила назад, придя в восторг.
      - Ты умеешь говорить? - спросила она. - Вот прелесть!
      - Прелесть. Прелесть. Кто ты? Лорла засмеялась и захлопала в ладоши:
      - Ох, ты просто чудо, птица! Как тебя зовут?
      - Прелесть. Прелесть.
      - Да, да, - согласилась Лорла. Она постаралась говорить медленно, чтобы птица ее поняла. - Как тебя зовут?
      На этот раз птица только каркнула, расправила крылья и скучливо зевнула.
      - Меня зовут Лорла, - сказала она, указывая на себя. - Лорла. Ты можешь это сказать?
      Птица не ответила.
      - Ну и ладно. Не хочешь - не говори. Мне все равно. Она отвернулась и притворилась, будто не обращает на ворона внимания. В следующую секунду он заговорил снова:
      - Лорла.
      - Да! - воскликнула Лорла.
      - Ангел. Ангел! - прокаркал ворон. Он нетерпеливо переминался на перекладине с лапы на лапу. - Прелесть. Лорла просияла:
      - Ангел? Тебя так зовут?
      - Лорла. Прелесть.
      - Нет, нет, не я. Это тебя так зовут? Ангел?
      - Ангел, - откликнулась птица. - Ангел.
      Лорла приблизила лицо к клетке и улыбнулась птице.
      - Ну, еще раз привет, Ангел. Я рада с тобой познакомиться. Я здесь недавно. Герцог Энли рассказывал тебе обо мне?
      Ворон не ответил.
      - Я Лорла из Гота. Ну, вообще-то я из Черного города. Кажется, я родилась именно там. Но я переехала в Гот, чтобы жить у герцога Локкена. А теперь я живу здесь, на Драконьем Клюве. Но это ненадолго. Герцог Энли скоро увезет меня обратно в столицу. Ангел, а ты когда-нибудь был в Черном городе?
      - Нет, он там не бывал, - ответил чей-то голос. Лорла вздрогнула от неожиданности. В дверях стояла молодая женщина со свежим и красивым лицом.
      - Он не был нигде, кроме Драконьего Клюва, - сказала она, входя в комнату. - Он здесь родился. Как и я.
      - Кто вы? - спрoила Лорла.
      - А тебе не кажется, что это я должна спросить у тебя, кто ты? Но я уже и так это знаю. Ты Лорла.
      Она была потрясающе красива. Что еще хуже - это она была изображена на портрете. Лорла смотрела на нее - и почему-то испытывала страх.
      - Извините, - пролепетала она. - Мне не следовало сюда приходить.
      - Это правда, не следовало. Разве никто не сказал тебе, что эта часть замка находится под запретом?
      - Но я просто смотрела, - объяснила Лорла.
      Молодая женщина открыла дверцу птичьей клетки и засунула в нее руку, протянув ворону палец. Тот прыгнул на него, и она вынула ворона из клетки, тихо ему насвистывая. Лорла смотрела как зачарованная. Птица оказалась совершенно ручной и подставила женщине головку, чтобы та ее почесала.
      - Сладенький мой, - нежно проворковала она. - Лорла тебя испугала?
      - Не пугала я его! - возмутилась Лорла. - Я до него даже не дотронулась!
      - Лорла! - прокаркал ворон. - Прелесть.
      Женщина улыбнулась:
      - Кажется, ты понравилась Краку.
      Она вытянула руку и прикоснулась к плечу Лорлы. Птица перепрыгнула на него. Лорла возбужденно засмеялась.
      - Ох! - воскликнула она, ощутив сквозь платье острые коготки.
      Ей не было больно - только непривычно. Ворон начал покусывать волосы Лорлы.
      - Крак? - переспросила Лорла. - Его так зовут?
      - Да, - ответила женщина. - Мы зовем его так из-за его резкого смеха. Ты его слышала?
      Лорла осторожно кивнула, чтобы не потревожить птицу.
      - Кажется. Но мне показалось, что его зовут Ангел. Так он мне сказал.
      - О нет, - сказала женщина. - Это не его имя. Это то, что он говорит, когда люди смотрят на портрет. - Она указала на великолепную картину над камином. - Это она Ангел.
      - Это же вы, - удивилась Лорла. - Правда?
      - Нет. Меня зовут Нина. А это моя мать. Ее звали Ангел.
      - Она очень красивая, - сказала Лорла. - А вы точно как она.
      Нина потянулась было к картине, но отдернула руку.
      - Это любимая картина моего отца. У него очень много картин, но портрет матери всего один. - Нина повернулась к Лорле и нахмурилась. - Тебе не следовало быть здесь. Герцог Энли был бы недоволен. Это его личная библиотека.
      - Да, извините, - сказала Лорла. Она повернулась плечом к Нине, подставляя ей ворона. - Вы не могли бы?..
      Протянув палец, Нина пригласила птицу к себе, и Крак перепрыгнул с плеча Лорлы к своей хозяйке. Нина погладила его по голове, выжидательно глядя на Лорлу: она явно ждала ее объяснений.
      - Я знаю, что мне не следовало сюда приходить, - сказала Лорла. - Но я искала герцога Энли. Мне надо с ним поговорить. Вы знаете, где он?
      Женщина улыбнулась:
      - Ты знаешь, кто я, Лорла?
      - Наверное, нет, - ответила Лорла. - А мне следовало бы знать?
      - Герцог Энли обо мне не говорил?
      Лорла поморщилась. Этот вопрос был ей непонятен. Герцог Энли вообще ни о чем ей не говорил. Будь это не так, возможно, Лорла и не пришла бы сюда в поисках ответов.
      - Вы Нина, - просто сказала она. - Это все, что я знаю.
      - Лорла, я дочь герцога Энли. Я живу здесь с ним. Тебе никто об этом не сказал?
      - Его дочь? - смущенно повторила Лорла. - Леди Нина, мне никто ничего не говорит. Я слишком мала, чтобы мной кто-то здесь интересовался. Мне очень жаль. - Она сделала неловкую попытку изобразить реверанс. - Я очень рада с вами познакомиться.
      Она встревоженно подняла голову. Дочь герцога улыбалась.
      - У тебя честное лицо, - сказала женщина. - Мне кажется, я могу тебе доверять. Но тебе не следует пренебрегать приказами моего отца. Он человек скрытный. Он не любит, чтобы в эту часть Красной башни кто-нибудь приходил. Сюда даже почти никого из слуг не допускают. Если он сказал тебе не ходить сюда, тебе следовало бы послушаться.
      - Но мне надо было его увидеть, - возразила Лорла. - Мне надо с ним поговорить. Леди Прин сказала, что он скоро уедет. А я думала, что он повезет меня в Черный город. Мне надо знать, что происходит.
      Лицо Нины немного помрачнело. Она вернула Крака обратно в клетку, а потом прошла к окну и села в кресло. Вздохнув, она задумчиво посмотрела на Лорлу, словно ей надо было принять какое-то решение. Наконец она протянула к ней руку.
      - Лорла, иди сюда, - мягко позвала она. - Думаю, нам надо немного поговорить. Как подругам, хорошо?
      - Да, - согласилась Лорла. - Да, это было бы хорошо. - Она подошла к Нине и села, вспрыгнув на второе кресло. Оно буквально проглотило ее - как делала вся мебель герцога. - О чем вы хотите поговорить, леди Нина? Вы можете говорить мне все, что хотите. Я умею хранить тайны - меня обучали этому в Наре. Я никому ничего не скажу.
      Лицо Нины стало далеким. Она о чем-то глубоко задумалась.
      - Да, я этому верю, - медленно проговорила она. - Скажи мне одну вещь. Тебе известно, почему ты здесь? Лорла пожала плечами.
      - Ваш отец, герцог, отвезет меня в Черный город. Мне там надо будет выполнить работу для моего господина, графа Бьяджио.
      - Какую работу?
      - Не знаю, - честно ответила Лорла. Ей неприятно было признаваться в собственном неведении, но она решила, что лучше не лгать. - Ваш отец пока мне этого не сказал. И я еще и поэтому его искала. Я здесь уже довольно давно.
      - Сколько тебе лет?
      Этот надоевший вопрос ей задавали все. Лорла ответила, готовясь увидеть обычную реакцию:
      - Мне шестнадцать.
      Нина изумленно распахнула глаза:
      - Шестнадцать? Не может быть! То есть по твоему виду...
      - Мне шестнадцать, леди Нина. Я это точно знаю.
      Леди Нина выгнула бровь.
      - Да. Да, конечно, ты знаешь. Я не хотела тебя обидеть, Лорла. Но когда мой отец сказал мне, что ты здесь, он отказался объяснять мне почему. Я подумала, что ты можешь это знать. Извини.
      Извинения были излишни: Лорла редко обижалась.
      - Я знаю, что я не такая, как все, леди Нина, - сказала она. Пожалуйста, не чувствуйте себя со мной неловко. Остальные здесь это чувствуют, и мне это не нравится. - Она подалась вперед. - Вы очень красивая. Как ваша мать. Мне бы хотелось быть такой, как вы.
      Нина засмеялась:
      - Но ты ведь хорошенькая, Лорла. Ты очень хорошенькая.
      - Нет, - мрачно ответила Лорла. - Я хорошенькая, как маленькая девочка. Я никогда не смогу стать такой, как вы. Вы... - Лорла попыталась найти нужное слово, - законченная.
      Нина повернулась к ней:
      - Законченная?
      - Вы совсем взрослая, выросли до конца. И вы выше меня. Я не знаю, стану ли я выше. Но я - особенная. Понимаете? Я очень особенная. Так обо мне говорили в Черном городе.
      Дочь герцога протестующе подняла руки, не желая больше ничего слушать.
      - Хватит, Лорла. Я не должна была тебя спрашивать. Прости меня. Давай больше не будем об этом говорить. - Нина невесело улыбнулась. - Ты сказала, с тобой здесь никто не разговаривает?
      - По-моему, они все меня боятся. Но я не понимаю почему.
      - О, я так не думаю, - мягко сказала Нина. - Наверное, они просто знают, что сюда тебя привез мой отец, и они не хотят сказать тебе что-то не то. Мой отец бывает очень жестким. Слуги боятся не тебя, а его.
      - Боятся его? Но он такой хороший! И он разговаривает со мной, потому что он знает, какая я. Поэтому мне и хотелось его увидеть. Вы не можете сказать мне, где он?
      - Тебе нельзя его видеть, Лорла. По крайней мере сегодня. Леди Прин была права. Мой отец действительно ненадолго уезжает. Ненадолго, но он очень занят. Он не сможет с тобой говорить.
      - Но это важно! - горячо заявила Лорла. Она умоляюще наклонилась вперед, хотя огромное кресло пыталось ее удержать. - Вы не можете передать ему это от меня? Или это может сделать ваша мать?
      - Лорла, больше никогда этого не говори! - приказала ей Нина. - Моя мать умерла. Ты не должна упоминать о ней в присутствии моего отца. Ты это поняла?
      - Да, - недоуменно ответила Лорла, - ладно.
      Она посмотрела на портрет красавицы Ангела, на Нину, снова на портрет. Они были настолько похожи, что это даже вызывало какое-то беспокойство.
      - Я не стану упоминать о ней при вашем отце. Обещаю. Мне очень вас жаль, леди Нина.
      - Эта картина - единственное, что у нас осталось от моей матери. Мой отец очень дорожит этим портретом. Вот почему он держит его здесь, у себя. Он очень сильно ее любил.
      - Что с ней случилось? - спросила Лорла. - Вы можете мне рассказать?
      - Это долгая история. Я не уверена, что она годится для такого юного существа.
      - Но я ведь не такая уж юная, разве вы забыли? Мне шестнадцать. Я почти взрослая женщина, как вы. Сколько вам лет? Может быть, семнадцать?
      - Восемнадцать. И тебе следовало бы следить за своими манерами. Невежливо спрашивать женщину о ее возрасте.
      Лорла с досадой скрестила руки на груди.
      - Если бы у меня была мать, я бы говорила о ней! - объявила она. - Я бы не стала прятать ее ото всех. А она такая красавица. Ей надо было бы висеть в главной столовой или еще где-нибудь на виду. Запирать ее здесь несправедливо.
      Нина рассмеялась:
      - Ой, так восьмилетние девочки действительно не разговаривают, это точно!
      Лорла улыбнулась:
      - Я удивляюсь, что ваш отец вас не предупредил.
      - Нет, он предупредил. Ну... вроде как. Он сказал мне, что ты умнее, чем может показаться. - Нина вздохнула. - Я расскажу тебе о моей матери, если хочешь. Это не такая УЖ страшная тайна. Многие знают историю Драконьего Клюва. Но ты не должна говорить отцу, что я тебе это рассказала. Он не захотел бы, чтобы я рассказывала эту историю, особенно тебе.
      - Почему?
      - Потому что, по-моему, у него на тебя есть планы. Мне не положено этого знать, потому что я его дочь, и он оберегает меня от неприятностей или по крайней мере пытается. Но сейчас в империи происходит много разных событий, и мой отец в этом участвует. И я готова биться об заклад, что ты тоже участвуешь.
      Лорла невольно заинтересовалась этим утверждением.
      - В чем? - оживленно спросила она. - В чем-то важном?
      - Ты это узнаешь, когда мой отец сочтет нужным тебе рассказать. Но мне нужно, чтобы ты дала мне слово, Лорла. Ты не должна говорить моему отцу о том, что я тебе расскажу.
      - Я не буду. - Лорла подалась вперед, предвкушая интересный рассказ. Я обещаю.
      Нина опасливо обвела взглядом комнату. Лорла наслаждалась непривычной доверительностью их разговора.
      - Ты слышала о моем дяде Энеасе?
      - Он живет в Серой башне, - сказала Лорла, вспоминая слова Энли. - Он - брат-близнец вашего отца.
      - Правильно. И ты знаешь, как они похожи: как на картине в кабинете у моего отца. Ты ее видела?
      Лорла кивнула:
      - Я ее видела. Она мне не понравилась.
      - Мне она тоже не нравится. - Нина рассмеялась. - Мой дядя Энеас здесь редко бывает. По правде говоря, я не видела его уже много лет. Они с отцом давно не разговаривают. С тех пор, как они убили мою мать.
      Потрясенная Лорла упала на спинку кресла.
      - Убили ее? Вы же сказали, что ваш отец ее любил!
      - О, он ее любил. Любил до смерти. Она была красивая женщина, и у нее было множество поклонников - так по крайней мере я слышала. Леди Прин тогда уже жила здесь, и она рассказывает мне многое. Но не только мой отец любил Ангела. Ее любил и Энеас, его брат. Они много месяцев соперничали друг с другом, добиваясь ее руки, и это вызвало между ними отчуждение.
      - Почему? - не поняла Лорла.
      - Дядя Энеас завидовал моему отцу. Он так и не простил ему то, что он женился на моей матери. Он обвинил его в том, что он украл ее у него.
      - Это правда? То есть что он ее украл?
      - Честно говоря, не знаю. Но я в этом сомневаюсь. Мой отец - человек хороший, Лорла. Иногда он бывает опасным, но он порядочный. Ты это поймешь, когда лучше его узнаешь.
      - Если я его узнаю, - надула губки Лорла. В отсутствии Локкена и Карины она жаждала внимания взрослых - тех, кто понимал, какая она на самом деле. - Но рассказывайте дальше, - попросила она. - Что случилось с вашей матерью?
      - Как я сказала, дядя Энеас решил, что мой отец украл у него Ангела. И как-то ночью он приехал в Красную башню, чтобы выкрасть ее обратно. Он со своими людьми прокрался в замок и попытался увезти мою мать. У них это почти получилось. - Лицо Нины стало пепельно-серым. - Но только почти.
      - Расскажите мне.
      - Была борьба. Когда они вытащили мать из башни, она закричала. Никто толком не знает, как ей это удалось, но она позвала моего отца. Стража моего отца услышала ее и бросилась за Энеасом и его отрядом. Люди Энеаса были верхом и ехали очень быстро. Было очень поздно и совсем темно. Мой отец выбежал из замка следом за ними, но...
      Голос Нины затих.
      Лорла сделала вежливую паузу, а потом спросила:
      - Но что? Что случилось?
      - Моя мать упала с лошади, - мрачно ответила Нина. - Сломала себе шею. Леди Прин говорит, что когда отец подъехал, его брат стоял, склонившись над Ангелом, и плакал. Она умерла, и люди Энеаса вернулись в Серую башню, но Энеас остался, чтобы дождаться моего отца. Они вместе принесли ее обратно сюда. Она похоронена у северной стороны замка, над морем. - Нина бросила на Лорлу безрадостный взгляд. - Я была тогда такая маленькая! Мне только исполнилось шесть.
      Лорла закусила губу. Ей хотелось утешить свою новую подругу, но она не знала, как это сделать. Красивое лицо Нины стало печальным. Лорла соскользнула с кресла, подошла к Нине, слабо улыбнулась и позволила себе до нее дотронуться.
      - Это очень грустно, - тихо проговорила она. - Мне очень вас жаль. И вашего отца.
      Нина взяла Лорлу за руку и ласково сжала ее пальцы.
      - Ты лапушка, - сказала Нина и похлопала рядом с собой по сиденью огромного кресла. - Сядь со мной, Лорла. Ты меня хочешь утешить? Господи, какая я дурочка! Все это было так давно, а я даже толком ее не знала!
      - Но все равно это грустно, - отозвалась Лорла. - Для меня грустно. Я думаю о моей матери. И об отце тоже. Но я почти их не помню. Я вообще мало что помню. Я помню только, как уехала из Черного города и...
      Она заставила себя замолчать. Нина снова пристально на нее смотрела.
      - И что случилось потом? - спросила Лорла, поспешно меняя направление разговора. - Твой отец сражался со своим братом?
      - Нет, - ответила Нина. - Они не сражались. Но каждый год в день смерти Ангела Энеас приезжал сюда, в Красную башню, чтобы умолять отца о прощении. И каждый год мой отец от него отворачивался. И в конце концов дядя Энеас перестал приезжать. Он привозил мне подарки, когда бывал здесь, - пытался возместить то, что сделал. Как будто это можно было возместить! Жалкий человек!
      - Но теперь он больше сюда не приезжает?
      - Уже много лет. Не меньше пяти. - Нина указала подбородком на клетку с Краком. - Крак был моим последним подарком от Энеаса. После этого я больше ни разу его не видела. Они с моим отцом с тех пор не разговаривали.
      Эта история была удивительно печальной, и Лорле почему-то захотелось плакать. Однако она не дала воли чувствам. Она была тверда - такой ее научили быть. Особенным девочкам, таким как Лорла, положено быть сильными. И вместо того, чтобы поделиться с Ниной своими истинными чувствами, она сказала единственное, что пришло ей в голову:
      - Так Крак - это подарок? Как странно.
      Нина рассмеялась:
      - Да, наверное. Но Энеас разводит воронов. Это его любимое занятие. И насколько я слышала, он очень хорошо умеет это делать.
      - Разводит их? Зачем?
      - Чтобы защищать замок. Мой отец говорит, что Энеас обучил своих птиц биться, как соколы. Энеас называет их "своей воздушной армией". Они летают над Серой башней и охраняют ее от нападения.
      - Не могу поверить! - засмеялась Лорла. - Этого просто не может быть!
      - Это правда. Мой отец мне так сказал. Все об этом знают. Не считая тебя, конечно. Ты мало что знаешь о Драконьем Клюве, правда?
      - Да, - вынуждена была признаться Лорла. - Но это хорошая история. И мне нравятся птицы. Хотелось бы мне увидеть башню Энеаса.
      - Боюсь, что тебе придется ограничиться Краком. И потом, я готова биться об заклад, что Крак умнее остальных воронов Энеаса. Отец провел с ним много времени - он его обучал. Мне кажется, Крак любит моего отца больше, чем меня. - Нина повернулась, чтобы улыбнуться птице в клетке. Правда, дорогой? Ты любишь отца, правда?
      Птица не ответила, но Нинина улыбка не погасла.
      - Крак - добрый друг, - сказала она и посмотрела на Лорлу. - Я знаю, как одиноко может быть в Красной башне, Лорла. - Она снова сжала ее пальцы. - Тебе одиноко?
      Столь прямой вопрос заставил Лорлу поморщиться.
      - Да, - созналась она. - Немного.
      - Ну, на самом деле все не так плохо. В конце концов ты уедешь в Нар, а до тех пор мы с тобой можем дружить. Хорошо?
      - Я была бы этому рада, - ответила Лорла. - Очень.
      - Хорошо. Тогда ты можешь начать с того, чтобы обращаться ко мне на "ты" и называть меня по имени. Просто Нина. Друзья не пользуются титулами. И я не буду называть тебя принцессой, ладно?
      Лорла рассмеялась:
      - Хорошо... Нина.
      - И ты будешь терпеливой? Ты больше не пойдешь разыскивать моего отца?
      На этот вопрос ответить было труднее. Лорле отчаянно хотелось найти Энли, узнать, что за таинственную работу они с господином Бьяджио ей предназначили. Но
      Нина пристально смотрела на нее и ждала ответа, и Лорле не хотелось рисковать новой дружбой.
      - Ладно, - согласилась она. - Я больше не буду разыскивать герцога Энли. Но мне можно еще немного побыть здесь? Посмотреть какие-нибудь из этих книг?
      - Это все, что тебе хочется? Читать?
      - Пока да, - уклончиво ответила Лорла. Нина махнула рукой в сторону стеллажей, до отказа набитых рукописями:
      - Выбери себе одну.
      Лорле не нужно было повторять дважды. Она вскочила с кресла, подбежала к ближайшему стеллажу и вскарабкалась на него, словно обезьяна. У ее постыдного тела было это единственное преимущество.
      12
      Повелитель воронов
      Серая башня стояла на северном ответвлении Драконьего Клюва, одинокая и заледеневшая на скалистом выступе. Подобно своей сестре, Красной башне Энли, Серая башня была стоическим зданием. Она стойко переносила штормы и поглощала соленые удары океана. Как и ее красная сестра, она была построена, чтобы отделять своего хозяина от людей, которыми он правил. Она возносилась над крестьянами, трудившимися на его полях. Герцог Энеас любил свою Серую башню. Он любил панораму, открывавшуюся из ее высоких помещений, любил окружавшую ее дубовую рощу, ее высокие чугунные ворота, которые постоянно охранялись солдатами с лицами воронов - людьми, которые поклялись служить ему и носили черные доспехи. Они были верны и преданны своему эксцентричному господину, и Энеас щедро вознаграждал их за службу. Все обитатели северного ответвления были довольны своим жребием. И Серая башня была хорошо защищена - не только стражниками в металлических одеяниях, но и величайшим достижением герцога Энеаса, армией, которую он буквально сам вырастил.
      Воздушной армией.
      Конечно, это было преувеличение, и Энеас это понимал, но ему нравилось звучание этих слов. Пятьсот воронов. Они внушали ужас людям. Весь Драконий Клюв знал о воздушной армии, и никто не решался приехать к башне без предварительного разрешения из боязни, чтобы ему не выклевали глаза. Герцог Энеас спокойно спал в Серой башне, считая себя в безопасности от злобных козней брата и любых опрометчивых налетчиков. Его защищала воздушная армия. Вороны были его детьми и выполняли его приказы. Он был их богом и их матерью. Энеасу достаточно было только согнуть палец, свистнуть или повернуть голову - и они его понимали. Этот дар у него был детства, и Энли завидовал этому дару и боялся его. В годы отчуждения, возникшего между братьями, Энеас сполна оценил свою власть над воронами. Пятьсот пар глаз оберегали его. В Серой башне Энеас мог спать спокойно.
      Он не всегда боялся брата. Когда-то они были лучшими друзьями. Они делились всеми тайнами, они любили и уважали друг друга. Их мать была святой женщиной, сокровищем - и они оба ее обожали. Они вместе плакали о ее кончине и о смерти ее отца: рыдали друг у друга в объятиях и не стыдились своих слез. В ранние дни правления Аркуса они оба были верны императору и его Черному Ренессансу и гордо поднимали Черный флаг. Их разделял залив, но духовно они были едины. Каждый жил в своем замке, но они не были разъединены и часто писали друг другу. Они обсуждали, как править страной, унаследованной от отца, спорили о том, где найти лучшие вина. Как солдаты священной армии, они были ближе, чем просто родственники.
      Но это было очень давно, пока между ними не встала Ангел.
      Вечер был печально тих, как почти все вечера на Драконьем Клюве. Солнце скользило вниз, окрашивая небо красным. Упрямый ветер холодил окрестности Серой башни, раскачивая ветки деревьев и раздувая плащи расхаживающих по двору стражников. Вороны с карканьем ковыляли по кирпичам, выклевывали семена, застрявшие между булыжниками, ерошили перья, защищаясь от холода. В дальнем конце двора в яме глубиной в человеческий рост пылал огонь, и вороны грелись возле него. Яма была огорожена трехъярусной оградой, открытой всем стихиям, но отводившей в сторону ветры с моря: она защищала и согревала драгоценных птиц герцога. За огнем постоянно следили как и за воронами. Герцог Энеас не жалел расходов на свою воздушную армию и хорошо платил смотрителям, которым приходилось переносить холода вместе с птицами. В эту минуту в укрытии было мало птиц, но Энеас знал, что они соберутся после захода солнца и устроятся на ночлег рядом с теплом огня, защищенные от самых сильных ветров. Это были здоровые птицы, окруженные заботой и любовью, и они никогда не улетали далеко от башни.
      Герцог Энеас обходил Серую башню - как он делал это каждый вечер перед отходом ко сну, прикрыв бородатое лицо от холодного ветра толстым шерстяным плащом. На плече у него сидел его постоянный спутник, Черныш, - его главный ворон и ближайший друг. На ходу Энеас тихо разговаривал с вороном, рассказывая о боли в пояснице с других недомоганиях, приходящих с возрастом, - и вообще тратил энергию на пустяки. Как всегда, Черныш его внимательно слушал. Это была прекрасная птица, достойная своего положения. Все остальные птицы подчинялись ему, зная, что Черныш - фаворит. В знак своего положения Черныш носил на шее тонкую серебряную цепочку, достаточно узкую, чтобы она не потерялась во время полета. На цепочке висел маленький медальон с гербом Драконьего Клюва. Черныш был умным и хорошим спутником, и Энеас частенько злоупотреблял молчаливостью птицы. Когда у Энеаса было печальное настроение - как в этот вечер, - он говорил не умолкая.
      - Зима близко, - пробормотал Энеас.
      Они обогнули большой двор и направлялись к яме с огнем и укрытию. Черныш не оставался на улице с другими птицами. Он спал рядом с кроватью Энеаса и ел вместе с герцогом. Для Энеаса Черныш заменил Энли, став его братом.
      Услышав слова хозяина, ворон взъерошил перья.
      - Морозно, - объявила птица.
      Энеас понимал, что на самом деле ворон не знает смысла этого слова. Просто он часто слышал это выражение от Энеаса. Энеас сложил руки в перчатках и подышал на них. - Да, морозно, - согласился он.
      Он приостановился во дворе посмотреть на заход солнца. Он разлюбил зиму. Его тело восставало против холода. И, зябко ежась, он подумал, страдает ли Энли так же, как он сам, или его брату удалось избежать губительного воздействия времени. Ангел умерла зимой, и с приближением этого нежеланного времени года Энеас вновь переживал те ужасные дни и терзал себя из-за смерти возлюбленной. В тот день для него умерло все. Он смотрел на солнце - и видел в нем лицо Ангела.
      - Морозно, - снова повторил Черныш. - Морозно. Герцог Энеас грустно улыбнулся:
      - Ты совершенно прав, мой друг. Пойдем-ка в дом.
      Вместе они направились к главным дверям Серой башни, где миновали двух стражников в вороновых шлемах, безмолвно распахнувших перед ними деревянные створки. Внутри Серой башни было тепло. Черныш снялся с плеча Энеаса и, пролетев по коридору, уселся на каминную доску. Близилось время вечерней трапезы, и Энеас уловил запахи готовящейся еды. От аппетитных ароматов забурчало в желудке. Сегодня он рано поест и ляжет спать и будет молить Бога, чтобы к нему не пришли сны. В последнее время он начал грезить даже наяву. Он завел привычку записывать свои видения в дневнике и сравнивать их. Его нисколько не удивило, что все они объединялись одной темой одиночеством.
      Зимой на Драконьем Клюве было очень одиноко.
      Энеас прошел мимо камина, на котором устроился Черныш, приостановившись, чтобы согреть руки. Он стянул перчатки и расставил длинные пальцы, наслаждаясь теплом. Черныш прикрыл свои черные глазки, словно задумался. Их соединяло странное волшебство. Энеас был одарен этой способностью с детства. У отца были начатки дара, а мать умела читать мысли кошек, но только Энеасу удалось целиком овладеть всеми тонкостями мастерства. Только он мог заглядывать в примитивные мозги птиц и понимать, о чем они думают. И сейчас он знал, что Черныш не столько устал, сколько проголодался - чего другие не подумали бы, глядя на сонную птицу. Энеас понимал, когда его птицы больны, испуганы или разозлились, когда они нуждаются в движении или внимании. В каком-то смысле он был волшебником, и хотя его способности пугали Энли, сам он никогда их не страшился. Он любил свой дар так же сильно, как своих воронов. В эти черные времена вороны были его единственными товарищами. Он делился с ними своими тайнами - такими, какими когда-то делился с Энли. Он рассказывал им свои мысли и воспоминания и часто развлекал их историями об Ангеле и той, которую он называл своей дочерью.
      - Проголодался, дружище? - спросил он у Черныша.
      Герцог провел указательным пальцем по перьям ворона. На птичьем лице Черныша появилось подобие улыбки. Ворон вспрыгнул Энеасу на плечо и шутливо покусал его за ухо. Такой укус означал: не просто хочу есть. Умираю с голоду!
      - Ну, мы уже идем есть, - сказал герцог. Он отвернулся от огня и с Чернышом пошел на кухню, где их ждала трапеза.
      На южном ответвлении Драконьего Клюва герцог Энли выжидал. И наблюдал. Он смотрел, как садится солнце, смотрел, как тьма расстилается по земле, так что залив, отделявший его от брата, живущего на противоположном берегу, почернел. Ветер усилился. На дальней стороне Драконьего Клюва едва видна была Серая башня на вершине скалы. Поднимался прилив, и морская пена лизала сапоги Энли. Он замерз, замерзли и его солдаты, а лодочка, которая должна была перевезти их через залив, казалась ненадежно маленькой. Луна осветила землю полосами света. Лунные лучи танцевали на белых гребнях волн. Энли отодвинул стекло фонаря и задул его. Его люди тоже задули свои фонари. Их было всего шесть, считая Энли, но не считая Крака, который терпеливо сидел у Энли на плече. Люди, собравшиеся вокруг лодки, ожидали команды Энли - но тот молчал.
      Он доверял этим людям. Он знал, что они умелые и опытные и сделают для него все, на что способны. И все же Энли тревожило предстоящее столкновение. Чтобы облегчить движение, они сняли свои драконьи доспехи. У всех был опыт тайных предприятий. В отличие от наемников, купленных на деньги Бьяджио, этим людям Энли доверял. Они были преданы не только монетам. Они служили ему уже много лет, и он лично отобрал их для сегодняшнего дела. Силы наемников уже выдвигались из Красной башни, занимая позиции вокруг ответвления Энеаса. Если все пройдет как задумано, Энли двинет их на Серую башню. Однако существовала одна проблема, одно почти непреодолимое препятствие. И только хитроумный Бьяджио смог найти решение. Теперь, когда у него на плече сидел Крак, этот план казался совершенно очевидным. Но таков был дар Бьяджио. Граф был хитроумен. Он видел то, чего не замечали остальные, и именно поэтому Аркус поставил его во главе Рошан-нов. Некоторые утверждали, что величайшим умом империи был ученый Бовейдин, однако Энли знал, что это не так. Бьяджио был тайной пружиной всего. Энли улыбнулся. Вытащив из кармана ядро ореха, он угостил Крака, который жадно сожрал угощение и защелкал клювом, требуя еще. Энли удовлетворил его просьбу. Сегодня Краку предстояло сыграть более важную роль, чем всем остальным, собравшимся на берегу. Только Крак мог утихомирить воздушную армию. Энеаса защищали стражники и любящий его народ, но еще у него были страшные вороны, и такой кровожадной армии не было больше нигде во всем Наре. В воронах Энеаса было какое-то изначальное зло, такое, что заставляло отступать даже самых сильных людей. Но сегодня, если великий план Бьяджио оправдается, воздушная армия будет у Энли в кармане.
      - Ты у меня хороший мальчик, - проворковал Энли ворону. - Не подведи меня сегодня, ладно?
      - Хороший мальчик! - откликнулся Крак. - Хороший мальчик!
      Они выждали еще час, пока Энли наконец не решил, что стало достаточно темно, и приказал всем садиться в лодку. Оружие - короткие мечи и арбалеты - положили под банки. Двое самых сильных мужчин сели на весла. Крак залетел в лодку раньше Энли и занял место на самом носу. Герцог вошел в лодку позже, двое последних воинов столкнули ее в воду. Лодка заскользила по холодным волнам. Наверху в свете факелов и свечей сияла Красная башня, и Энли собрался с духом, вглядываясь в медленно удаляющиеся окна, стараясь различить силуэт Нины. Он ее не увидел, но не слишком на это и рассчитывал. Она знала только, что он собирается отомстить брату и что все солдаты, наводнившие в последнее время замок, вскоре уйдут, чтобы занять Серую башню. Нина - девочка разумная. Именно поэтому Энли уверен в том, что она его ребенок, а не Энеаса. Она даже не думала возражать против его планов захвата северного ответвления. Но это объяснялось тем, что он ей солгал. Он пообещал ей, что пощадит дядю Энеаса. Энли знал, что если его дочь когда-нибудь узнает, что он на самом деле сегодня сделал, она возненавидит его навсегда.
      Герцог зажмурился при этой мысли, сел на банку рядом с Краком и заставил себя не думать о Красной башне, укоризненно напомнив себе, что ему предстоит серьезная работа. У него нет времени на сантименты. Гребцы хрипло дышали, борясь с течением и ветром, гоня лодку к поднимающейся все выше Серой башне. Луна спряталась за тучей, так что все вокруг помертвело. Крак гневно закаркал и клюнул Энли в руку, требуя внимания. Герцог вытянул палец, чтобы ворон мог на него сесть, и посадил птицу себе на плечо, где Крак удобно устроился, сразу же успокоившись. Солдаты Энли озирались по сторонам, негромко переговариваясь, готовя оружие, но двигались еле слышно. Переход через залив занял почти час. Когда наконец Серая башня оказалась прямо над головой, Энли поднял руку, останавливая гребцов.
      - Тише, - приказал он. - Малый ход.
      Ему не хотелось, чтобы их кто-то увидел, а особенно стража башни или какой-нибудь мерзкий ворон. Герцог стиснул зубы и всмотрелся в темноту. В башне горели огни. Час по-прежнему был ранний, луна вышла из-за туч. Осторожно, незаметно, лодка с приливом приближалась к берегу. Энли вдруг стало страшно. Он давно не видел Энеаса и теперь неожиданно подумал, насколько сильно изменился его брат. Поток воспоминаний ворвался в его сознание, мгновенно уничтожив всю его решимость. Когда-то он любил брата. Но потом он снова вспомнил Ангела и мерзкие утверждения Энеаса насчет Нины - и в нем снова поднялась прежняя ярость. Сегодня он исполнит месть, которая так долго ему не давалось. И деньги Бьяджио будут использованы с толком: наемники захватят северное ответвление полуострова.
      Маленькая лодка подплывала к берегу. Сидящие в ней люди перестали перешептываться. Они достали мечи и арбалеты и приготовились действовать. Повинуясь тихим командам Энли, гребцы подогнали лодку к кромке воды.
      - Держитесь восточнее, - приказывал герцог. - Медленно, медленно.
      К востоку были скалы и деревья, которые могли их укрыть, и там же находилась главная дорога. Для того чтобы его хитрость сработала, все надо сделать точно. Лодка уткнулась в берег, и солдаты Энли поспешно вылезли из нее, скрытые темнотой и выступами скал. Серая башня была совсем рядом, прямо за каменистыми склонами. Энли дождался, чтобы лодку подтащили повыше, и только тогда вышел на берег. Солдаты оттащили лодку к скалам и оставили под гранитным карнизом, поросшим мхом. Герцог задержался, чтобы внимательно осмотреть Крака. Ворон был совершенно спокоен.
      - Идите к дороге, как я вам говорил, - сказал Энли своим спутникам. Ждите меня там. Я скоро.
      - Вам бы лучше пойти с нами, - проворчал Фарен, самый приближенный к Энли человек. - Пусть птица летит от дороги. Я не хочу терять вас из вида.
      - Идите, - приказал Энли, ничуть не тронутый этой заботливостью. Он был не в настроении вступать в пререкания с подчиненными, и еще ему хотелось остаться одному на северном берегу залива. Уже много лет его нога не ступала на эту сторону Драконьего Клюва. И не пройдет и часа, как его брат, возможно, умрет. Сейчас Энли нуждался в одиночестве. - Я быстро вас догоню, - пообещал он Фарену.
      Солдаты неохотно двинулись в путь, карабкаясь вверх по скале и исчезая из вида. Энли проводил их взглядом, а когда убедился, что они ушли, достал из кармана записку. Она была свернута в тугой рулон, достаточно легкий, чтобы Крак мог подняться с ней к окну Энеаса. Энли посадил ворона на скалистый карниз, а потом достал из кармана бечевку и привязал записку к лапке Крака. Птица беспокойно пошевелилась, но не стала пытаться расклевать бечевку, как прежде, за что Энли был ей глубоко благодарен. Он раз десять репетировал с умной птицей этот номер и был уверен, что Крак справится со своей задачей. Затянув узел, Энли отошел на шаг, осматривая свою работу. Черные глазки Крака хитро поблескивали.
      - Ну, ладно, - сказал Энли. - Ты знаешь, что должен сделать. Теперь действуй.
      Казалось, ворон зевнул - но потом расправил крылья и бросил на своего господина серьезный взгляд.
      - Ангел, - каркнул ворон. - Ангел.
      Энли сардонически улыбнулся:
      - Правильно. За Ангела. А теперь лети, красавчик. Лети, моя месть!
      Ворон подпрыгнул, набирая воздуха под крылья, и стал подниматься вверх, твердо намеренный передать письмо своего господина. Энли посмотрел, как Крак метнулся к Серой башне и большому балкону, выходившему на запад: это был единственный балкон замка, - украшенный мраморными химерами.
      Именно так его приучили делать.
      Герцог Энеас плотно поел со своими людьми и Чернышом и ушел к себе довольно рано. В Серой башне с наступлением зимы делать практически нечего, и аристократы северных земель, как правило, занимали долгие часы книгами и дневниками. Так как мать привила его любовь к чтению, герцог Энеас часто ложился рано, сворачиваясь под одеялами с чашкой медового чая, а Черныш наблюдал за ним из открытой клетки, подвешенной не слишком близко к огню. В этот вечер в желудке Энеаса тяжестью лежало непереваренное рагу, так что он пренебрег чаем и взял в кровать только книгу. Однако даже это не принесло его желудку облегчения. Повинуясь привычке, он все-таки прочел несколько страниц и только потом отложил книгу, готовясь заснуть.
      В коридоре за дверями его комнаты стояла привычная тишина: обитатели Серой башни знали, как господин любит безмолвие, и проходили мимо его комнаты на цыпочках, чтобы не потревожить его занятий или дремоты. Ветер с моря стучал в старое стекло балконных дверей. Энеасу слышен был свист ветра и стоны химер, сидящих на карнизе. Его балкон был единственным в замке, где были установлены химеры: это был подарок, который он получил от знаменитого Дараго на свое сорокалетие. Поначалу химеры показались ему парой уродов, однако работы Дараго украшали Черный дворец и Собор Мучеников, а также бессчетные строения, разбросанные по всей империи. Император сам заказал эти скульптуры. Отвергнуть подарок Дараго было бы вершиной дурного вкуса, и с течением лет у Энеаса возникла к этим химерам странная привязанность. Теперь они, как и вороны, стали неотъемлемой чертой Серой башни.
      Сон очень быстро пришел к Энеасу. Книга, которую он читал, лежала на прикроватном столике, озаренная единственной свечой. Колыбельная песня ветра помогла успокоить желудок герцога, и скоро он уже спал. Ему снилось что-то, мгновенно забывшееся, когда настойчивый стук вернул его обратно в мир реальности. Он открыл глаза - и на мгновение стук затих. Ветер? Герцог посмотрел на Черныша: тот тоже проснулся и смотрел на двери. Взгляд герцога тоже устремился туда. За балконными дверями, прижав клюв к стеклу, сидел еще один ворон. Сонный Энеас с любопытством посмотрел на птицу, и ему показалось, что он видит что-то давно знакомое. Незнакомый ворон снова настойчиво постучал в стекло. Энеас нахмурился.
      - Что это, черт возьми? - пробормотал он.
      Он спустил босые ноги с кровати и осмотрел балкон, высматривая других птиц - но там сидел только один ворон. Черныш вылетел из клетки и сел герцогу на плечо. Энеас погладил своего друга, ища поддержки. Пришелец встревожил его, хоть он и не понимал почему. Ворон за окном был крупной птицей - такой же крупной, как Черныш, и с таким же умным выражением. Герцог направился к стеклянным дверям и тут заметил предмет, привязанный к лапке ворона. Записка? Он протянул руку, чтобы открыть дверь, но Черныш закричал ему в ухо, заставляя остановиться.
      - Тихо! - приказал Энеас, испуганный криком птицы. - Тебе не о чем беспокоиться, ревнивая ты тварь. Это же просто птица.
      Черныш продолжал протестовать, но герцог повернул дверную ручку и открыл балконную дверь. Незнакомый ворон мгновенно прыгнул в комнату, щелкая клювом и каркая, требуя к себе внимания. Черныш гневно запустил когти Энеасу в плечо - и это предостережение нельзя было игнорировать. Энеас отступил от ворона, пытаясь понять, что происходит.
      - Что у нас тут, дружище? - спросил он у Черныша. Его ворон как-то странно зашипел, прищелкнув на пришельца багряным язычком. Энеас кивнул:
      - Действительно, странно. Ты ему не доверяешь.
      Однако разбудивший их ворон не унимался. Он прыгал по полу вокруг герцога, задирая к нему голову и отчаянно хлопая крыльями. Энеас никогда еще не наблюдал у птиц такого упрямства. Даже Черныш не бывал таким решительным. Он присел на корточки. Птица показалась ему странно знакомой, а привязанная к ее ноге записка так и приглашала снять и прочитать ее. Несмотря на повторные предостережения Черныша, Энеас протянул руку и потянул за бечевку, аккуратно распустив узел. Как только он принялся за дело, ворон успокоился, не мешая снять с себя записку. Действуя осторожно, Энеас в считанные секунды освободил плотно свернутое письмо и, сев на пол, снова внимательно посмотрел на птицу.
      - Ты кажешься мне знакомым, - размышлял он вслух, щуря глаза. - Но ведь я вижу так много птиц. Кто ты?
      Ворон замер на месте. Он просто уставился на герцога своими черными глазками. Энеас напряг свои способности и погрузился в сознание птицы, читая ее примитивные мысли. Он вдруг ясно понял, какая птица к нему прилетела, - и его захлестнула волна страха и радости.
      - Крак! - ахнул он. - Это ты!
      Ворон утвердительно наклонил голову.
      - Боже...
      Это было немыслимо. Невероятно. Крак. Его дочь. Но чтобы птица перелетела через залив? Зачем? Потрясенный герцог не сразу вспомнил про записку. Дрожащими пальцами он развернул бумагу, по-прежнему сидя на полу. Перед ним оказались каллиграфически написанные строчки. При виде первых слов у герцога радостно забилось сердце.
      "Дорогой отец!"
      Отец!
      "Пожалуйста, помоги мне. Я у замка, около главной дороги. Твой брат преследует меня. Теперь я знаю, кто я. Помоги, прошу тебя".
      Письмо было подписано очень просто: "Нина".
      Энеас не мог унять бешеное сердцебиение. Миллион вопросов теснились в его уме, затуманенном миллионами воспоминаний. Его дыхание участилось, прерываемое вздохами изумления. Он повернулся к Чернышу, сидевшему у него на плече.
      - Моя дочь! - сказал он ворону. - Она здесь!
      - Нет! - рявкнул Черныш. - Нет!
      Энеас не обратил внимания на слова друга. Никто другой не мог бы прислать к нему Крака. Он подарил Крака девушке, и они должны были быть неразлучными. А Энли слишком глуп, чтобы получить власть над вороном. Это могла быть только его дочь! Он смотрел на записку, пытаясь понять, что ему следует делать.
      - Ей страшно идти к башне, - решил он.
      К Серой башне люди опасались подходить из-за воронов. А Нина там одна, ей страшно. Надо спешить к ней. Надо захватить солдат и предупредить стражников о приближении Энли. Энеас прижал руку к губам. Если Энли едет сюда, им всем грозит опасность. И откуда Нина узнала правду о своем рождении? Герцог раскачивался на месте, как встревоженный ребенок, неспособный четко мыслить. Черныш смотрел на него сердито, а взгляд Крака был полон страха. Герцог переводил глаза с одной птицы на другую, не зная, кому из них поверить. Если это действительно Нина, он ей нужен. А Черныш, наверное, просто ревнует...
      Энеас подхватил Крака с пола и пристально посмотрел на птицу.
      - Ты можешь отвести меня к Нине? - решительно спросил он у ворона. Отведешь меня к хозяйке.
      - Да-да, - прокаркал ворон. - Нина. Да-да.
      - Ну, тогда ладно. Веди.
      Герцог встал с пола и прошел к дверям, чуть не вышибив их ударом ноги. Высунувшись в коридор, он закричал, зовя своих телохранителей.
      - Энли идет! - завопил он им. - Будите воздушную армию! Предупредите стражу и приготовьте моего коня! Мой брат приближается! А моя дочь здесь!
      У края тени от башни, почти у самой дороги среди густых деревьев сидел герцог Энли, наблюдая за дорогой и прислушиваясь, не идет ли его добыча. Фарен и Йори, двое его арбалетчиков, лежали на бугре рядом с ним, наведя арбалеты на дорогу. На другой стороне дороги затаились Лру и Девон, которых тоже не было видно, а немного дальше прятались Джейс и Сен. Энли знал, что его брат приедет не один, но понимал, что с ним не будет и большого отряда. Большинство его людей останутся в башне, готовясь отражать нападение. И на стороне Энли будет внезапность. Фарена и Йори Энли едва видел, а до них было всего несколько шагов. Остальные замаскировались идеально. Герцог замерз, но дрожал не от холода. Мысль о близком мщении грела ему душу. Скоро, очень скоро он покончит со спектаклем, который ему приходилось играть с момента гибели Ангела. Нина никогда не услышит лжи своего дяди, своего так называемого отца. При мысли о заявлениях Энеаса Энли стиснул зубы.
      Ангел не была шлюхой, но Энеас пытался ее представить именно такой, он очернял ее память. Энли поклялся, что убьет брата за это. И этой ночью он наконец исполнит свою клятву, и при этом поможет Бьяджио и Черному Ренессансу.
      - Помни, - прошептал Энли Фарену, - если их окажется слишком много, просто дай им проехать. В конце концов им придется рассыпаться, чтобы начать искать Нину. И когда они это сделают, мы убьем Энеаса.
      - А сколько это - слишком много? - тревожно спросил Фарен.
      Он был хорошим солдатом, но план господина внушал ему страх.
      - Десять или двенадцать, - ответил герцог. - Не больше дюжины. Не тревожься. Их не будет так много. Я знаю Энеаса. Я знаю, каким наивно-доверчивым он бывает.
      Его брат ни за что не устоит перед этой запиской, если он поверит, что ее действительно написала Нина. А он в это поверит, потому что в юности Энли не умел обращаться с животными. Энли знал, что брат никогда не поверит, будто он, Энли, смог подчинить себе Крака. Чрезмерная уверенность. Еще один недостаток Энеаса.
      Купленные на деньги Бьяджио наемники заняли позиции у границы северного ответвления, почти у края территории Энли. Когда они получат приказ, то пойдут в наступление и начнут бой за Серую башню, и этот бой будет. Ввязываться в него было бы полной глупостью, если бы не план Бьяджио. Воздушная армия может защищать башню бесконечно долго. Вместе со стражей вороны делали замок неприступным. Целому легиону Форто было бы трудно взять Серую башню штурмом. Но не после этой ночи.
      - Не дайте птице улететь, - напомнил Энли Фарену и Йори. - Убейте ее. Или поймайте. Но только не упустите ее.
      - А если ее с ним не будет? - спросил Фарен.
      - Будет. Он никогда с ней не расстается. Если хотите, цельтесь сначала в птицу. Только обязательно ее убейте. Ясно?
      Фарен сердито фыркнул:
      - В такой темноте это нелегко, милорд. Но мы сделаем, что сможем.
      - Сделайте больше, чем можете! - прошипел Энли.
      Йори судорожно сглотнул слюну и кивнул головой, а потом снова устремил взгляд на пустую дорогу. Энли тоже взялся за арбалет, лег на живот и приподнялся на локтях, прищурив один глаз. Такого шанса больше не будет. У него стучала в висках кровь, дыхание стало частым и неровным. В отличие от остальных, он стрелял из арбалета не слишком метко, так что сразу же принял решение целиться во что-то крупнее ворона. Он пошлет стрелу в первого же показавшегося солдата. С такого расстояния вполне можно пробить кольчугу. Энли облизал обветренные губы.
      Вдали послышался шум, и Энли вздрогнул. Все наклонили головы и прислушались. Фарен прижал палец к губам, призывая к тишине. Лошадь. Нет, не одна. Приближаются. Герцог прижался к земле, спрятавшись в ветвях деревьев. Медленно и решительно он поднял арбалет и закрыл один глаз, фокусируя взгляд на темной дороге.
      Герцогу Энеасу было не до споров. У него было важное дело, и он спешил и просто не слушал призывов ехать медленнее. Он не удосужился обнажить меч или надеть вороний шлем: ему надо было, чтобы Нина узнала его и не испугалась. Однако его люди были гораздо осторожнее. Каждый был в кольчуге и шлеме, каждый ехал с обнаженным мечом. Молодой оруженосец держал факел, освещавший дорогу. Разбуженные вороны закружили вокруг замка, готовые отразить нападение с моря и суши. Стражники тоже проснулись и, вооружившись, были готовы к атаке войска Энли.
      Герцог Энеас ехал во главе своего отряда: он отчаянно хотел найти дочь раньше, чем ее снова захватит в плен Энли. Дорога лежала перед ним сплошной черной полосой. Ветер развевал его рыжие волосы, похожие на хвост кометы. Черныш послушно сидел у него на плече, выкрикивая прoклятия в адрес второго ворона, который вел всех за собой. Крак быстро скакал по дороге: он то шел, то подлетал, указывая отряду путь.
      - Будьте внимательны! - крикнул герцог через плечо. - Я не знаю, где она. Может, люди Энли уже ее поймали. Будьте наготове, ребята!
      Они все были наготове. Они были лучшими воинами Серой башни, и Энеас не сомневался в том, что они защитят его и его дочь. И когда это произойдет, когда они снова будут вместе - как это должно было случиться еще восемнадцать лет назад, - он увезет Нину к себе в башню и бросит свою воздушную армию против брата, закончив безумие, которое длится уже десятилетия. Нина наконец будет с ним. Как того хотела бы Ангел.
      Впереди на дороге Крак нетерпеливо заверещал, призывая поторапливаться. Энеас наблюдал за птицей и всматривался в бугры и деревья при дороге. Он опасался засады, но еще больше он боялся не найти дочери. Он не знал, как давно было отправлено письмо. Смог ли Крак быстро его найти, или прошло уже несколько часов? Может быть, Нина уже снова оказалась в плену у Энли? От этой мысли у герцога оборвалось сердце. Было бы немыслимо потерять ее сейчас, когда она так близко!
      - Быстрее! - крикнул он своим людям, и его голос перекрыл шум ветра. Мы должны ее найти!
      Крак снова закаркал. Черныш запустил когти в кольчугу Энеаса. Конь под герцогом захрапел, выпустив струю пара. Дорога резко сузилась. Ветер гнул вершины деревьев. Энеас слышал стук лошадиных копыт и тяжелое дыхание телохранителей, которые ехали за ним. А потом герцог услышал какой-то странный звук - словно что-то просвистело у него над ухом. Потом этот звук повторился еще раз - и еще. Крак взлетел в воздух. Энеас натянул поводья и проводил взглядом улетающего ворона. Он услышал йозади себя отчаянный вскрик, а потом ощутил страшный жар в плече. Черныш хрипло каркнул и рванулся вверх. Энеас повернулся и успел увидеть, как его любимца пронзила стрела.
      - Какого черта?..
      Плечо герцога взорвалось болью. В нем засела стрела, прошедшая почти насквозь. Сгибаясь от мучительной боли, он схватился за плечо и чуть было не упал с седла. Окружающий мир взорвался хаосом, отчаянно кричали солдаты. Энеас обернулся - и увидел, как один из них упал на землю со стрелой в шлеме. Телохранители попытались добраться до него, чтобы защитить. Энеас смотрел, как они пробиваются к нему сквозь дождь стрел. Юноше с факелом стрела пронзила шею. Он невнятно вскрикнул и упал на колени, захлебываясь кровью и ловя ртом воздух. Рядом с ним на земле лежал Черныш - бесформенная масса взъерошенных перьев с развороченной грудью. Энеас резко развернул коня и обнажил меч, бросая в темноту вызов.
      - Энли! - крикнул он. - Ты, убийца! Выходи!
      Ответом ему послужила новая стрела, на этот раз она вонзилась ему в ребра. Герцог выругался и согнулся пополам. Он качался в седле, пытаясь не упасть, но еще одна стрела вонзилась в лоб его коню, и животное рухнуло наземь. Энеас уронил меч и упал. От удара о землю у него перехватило дыхание. Его телохранители отчаянно метались по дороге. Они всматривались во тьму, пытаясь увидеть своих врагов, а тем времем арбалетчики расстреливали их из-за деревьев. Герцог Энеас царапал пальцами землю, отползая к обочине и крича своим людям, чтобы искали укрытие. Ему почти удалось добраться до края дороги, когда деревья вдруг ожили. Отряд призраков, вооруженных рапирами, набросился на его растерянных телохранителей, приканчивая воинов одного за другим. Энеас с трудом поднялся на ноги. Без оружия, он пошел к своим людям, сжимая кулаки.
      - Энли! - взревел он. - Вот я! Иди ко мне!
      Мясистая рука захватила его сзади за горло. К шее прикоснулось острие кинжала.
      - Я тут, милый братец.
      Энеас застыл на месте. Под приставленным к шее кинжалом выступила капля крови.
      - Энли! - прохрипел он. - Мерзавец!
      Бой продолжался. Его люди падали. Один, еще один и еще... Убийцы Энли двигались в темноте. Энеас давился гневом и кровью, хлещущей из пронзенного легкого и наполнявшей горло.
      - Где она? - вопросил герцог, едва дыша. - Что ты сделал с Ниной?
      - С Ниной? - повторил голос у него над ухом.
      Державшая его рука опустилась, и Энеас упал на колени. Он поднял голову, задыхаясь и хватаясь рукой за грудь. В свете гаснущего факела он увидел своего брата-близнеца, презрительно глядящего на него сверху вниз. С неба спустился ворон, усевшийся Энли на плечо.
      - Ах ты, предательская тварь! - яростно прошипел Энеас, обращаясь как к птице, так и к ее хозяину.
      Позади него стонали и умирали его телохранители. Он слышал удары меча: шла расправа над ранеными. Юный факелоносец молил, чтобы его пощадили. А потом наступила тишина. Энеас гневно смотрел на брата и окруживших его убийц. Лицо Энли было безумным, совсем не таким, каким его помнил Энеас. Сверкая темными глазами, он смотрел вниз, торжествующе счастливый, и сидящий у него на плече ворон тоже улыбался странной птичьей улыбкой. Энеас понимал, что жить ему осталось считанные мгновения. Он почти терял сознание, каждый вздох приносил с собой новую волну боли.
      - Моя дочь! - прохрипел он. - Где она?
      - Моя дочь в полной безопасности, у себя дома, милый брат, - объявил Энли. - Где ей и положено быть.
      Энеас булькающе засмеялся:
      - Но она узнала правду, так ведь? Узнала?
      - Она не знает твоих измышлений! Она знает, что ее отец - я. - Энли прищурился. - И теперь она уже никогда не услышит твоей лжи, Энеас, потому что сейчас ты умрешь.
      - Тогда убей меня! - сказал Энеас. Он поднял голову и развел руки, приглашая Энли ударить его. - Давай, убивай меня. Пусть это тоже ляжет на твою совесть. Убей меня, как убил Ангела!
      Энли отвесил брату пощечину.
      - Лжец! - взревел он. - Я любил ее. И сейчас люблю. А ты отнял ее у меня.
      Энеас засмеялся. Ангел никогда не любила Энли. Она видела его безумие и попыталась убежать от него. И Энли убил ее за это.
      - Живи своей ложью, брат, - тихо проговорил Энеас. - Убей меня. Отправь меня на встречу с моим Ангелом. Если ты это сделаешь, мы будем вместе.
      Его брата трясло от ярости. Кинжал в его руке дрожал.
      - Будь ты проклят! - крикнул Энли. - Будь ты проклят за то, что заставил меня это сделать!
      - Я умираю, братец, - насмешливо бросил Энеас. - Спеши же! Вкуси свою месть, пока я не ушел.
      - Ты украл ее у меня!
      - Убей меня, трус несчастный!
      Энли закричал - пронзительно и страшно. Энеас увидел, как больно его брату, - и вся его ненависть исчезла. Он протянул к Энли руки, и тут ему в грудь вонзился кинжал.
      Герцог Энли стоял над телом брата целую минуту, и эта минута была вечностью. Ночь снова стала безмолвной. Свет факела утонул в грязи. Стало очень холодно, и герцог дрожал. Его согревали только слезы, струившиеся по лицу. Он чувствовал на себе взгляды своих солдат, видел изумленное лицо Фарена, открывшийся рот Девона, но не мог заставить себя пошевелиться даже чтобы вытереть кровь брата с кинжала. Теперь он стал убийцей. Он ощущал это так же ясно, как прикосновение ветра к коже. Невидящими глазами он смотрел на тело брата, лежащее у его ног. Он ткнул Энеаса носком сапога и почувствовал странное разочарование из-за того, что брат на это не реагирует.
      - Господин герцог? - осторожно окликнул его Фарен. - Милорд, нам надо спешить.
      - Да, - рассеянно прошептал Энли, - да, спешить.
      - Птица убита, милорд. Ваш план...
      - Да, - снова откликнулся Энли. - Мой план... Ворон Крак по-прежнему сидел у него на плече. Энли судорожно вздохнул и указал на мертвого брата.
      - Разденьте его, - приказал он. - Быстро.
      Герцог начал расстегиваться, с трудом справляясь с пуговицами на рубашке. Его люди набросились на труп Энеаса, бесцеремонно сдирая с него одежду. Йори, который в течение всей стычки не издал ни звука, прошел к мертвому ворону у дороги и, подняв его трупик, принес Энли. На сломанной шее птицы по-прежнему висела серебряная цепочка. Энли облегченно вздохнул.
      - Снимай цепочку, - приказал он. - И смотри не порви.
      Йори аккуратно стянул цепочку с шеи мертвого ворона, чуть было не оторвав ему при этом голову. Освободив изящное украшение, он боязливо передал его своему герцогу. Энли, уже снявший рубашку, направился с цепочкой к Краку.
      - Спокойно, - приказал Энли, надевая цепочку на шею Крака. - Не волнуйся. Я ничего плохого тебе не сделаю.
      Как ни удивительно, Крак послушно подставил головку, чтобы герцогу удобнее было надеть на него украшение Черныша. Цепочка легко скользнула по черным перьям. Энли проверил надежность цепочки и убедился, что в полете она не упадет.
      - Ты чудесная птичка, - нежно сказал он. - Ну, лети, дружок. Приведи сюда своих братьев и сестер.
      Герцог поднял руку, и ворон взлетел в воздух, снова растворившись в темноте. Энли смотрел, как он поднимается в черное небо.
      - Милорд! - укоризненно проговорил Фарен. - Одевайтесь же! Вы простудитесь!
      Было невыносимо холодно, однако Энли этого не заметил, пока Фарен не напомнил. Его солдаты подали ему рубашку и кольчугу Энеаса, и Энли оделся с лихорадочной поспешностью, поглядывая на лежащее на дороге голое тело брата. На его теле были следы от нескольких стрел и удара кинжалом. Одежда Энеаса была теплой и пропиталась кровью. Энли ощутил на ней запах тела брата. Он натянул на себя все вещи Энеаса по порядку, последней застегнув перевязь. Закончив, он с отвращением указал на тело герцога:
      - Утащите его. И быстрее. Надо, чтобы вороны его не увидели.
      Йори и Джейс выполнили приказ своего герцога, бесцеремонно утащив Энеаса в лес. Они отволокут его далеко, так далеко, что вороны не почуют его знакомого запаха, не заметят своего бывшего повелителя. Если бы они увидели убитого, то Энли рисковал навлечь на себя их мщение. Они были умными тварями - их уже едва ли можно было считать просто воронами. Как рожденная в военных лабораториях Лорла, они развились далеко за пределы, предназначенные им природой. Теперь задача заключалась в том, чтобы подчинить их себе. Фарен и солдаты встали рядом с Энли, с тревогой глядя в небо. Никто из них не знал, удастся ли осуществить хитроумный план, а если да - то сколько на это потребуется времени. В Серой башне люди наверняка дожидаются возвращения своего господина. Если Энеас в ближайшее время не вернется, его пойдут искать, и народу будет много. Энли едва заметно вздрогнул. Ему не хотелось умереть здесь, на северной половине Клюва.
      Ждать пришлось довольно долго. Йори с Джейсом успели вернуться из леса, испачканные кровью Энеаса. Они вроде бы удивились, что птиц еще нет, но промолчали и вместе со своими товарищами устремили взгляд на восток. Луна спряталась за тучу, стало темно. У Энли оборвалось сердце. Он понял, что вороны могут не прилететь. Но он хотя бы убил Энеаса.
      - Пресвятая Матерь! - прошептал Фарен. Солдат указал на луну. - Вы только посмотрите!
      Энли поднял взгляд к небу. Вдалеке появилась полупрозрачная, черная рука - огромная стая воронов. Их перья и клювы блестели в лунном свете. Люди Энли в ужасе попятились, крестясь и бормоча молитвы, чтобы остановить злобную орду. Однако Энли остался на месте, и на его лице появилась широкая улыбка. Он раскинул руки, словно готовясь обнять небеса, и призвал к себе воздушную армию.
      13
      Против "Бесстрашного"
      "Принц Лисса" на полных парусах шел галсами по бело-пенным волнам, держа курс на северо-северо-запад вдоль берега Нара. По приказу капитана эскорт остался позади и находился всего в двух днях к югу от Черного города. "Защитник", "Боевой топор" и другие остались ждать у берега Ка-зархуна и грабить проплывающих торговцев. "Принц Лисса" поплыл на север один.
      Командующий флотом Пракна ждал у себя в каюте, размышляя над картами. "Серая дама" отсутствовала уже больше недели, задержавшись на патрулировании гораздо дольше, чем было приказано, и Пракну это тревожило. Во время долгого плавания на юг нарские корабли попадались редко, но океан огромен, и можно было разминуться даже с дредноутами. Они перебрались на юг для того, чтобы немного отогреться, и Пракна приказал "Серой даме" плыть обратно на север и провести разведку морских перевозок поблизости от столицы Нара. С тех пор прошло восемь дней. Капитан Хагги был осмотрительным моряком, и Пракна ему доверял. Кроме того, Пракна был ему другом, и теперь Пракна сомневался в том, разумно ли было отправлять его на север без сопровождения. Однако никаких тревожных признаков не было, и Хагги охотно согласился патрулировать. Теперь Пракна мрачно изучал карты и лоции. "Серая дама" была отличным кораблем, но с имперскими дредноутами тягаться не могла.
      Пракна устал играть с Наром в кошки-мышки. Это была опасная игра, и теперь Пракна понял, что успехи последних месяцев вскружили ему голову. Насколько ему было известно, Черный флот по-прежнему стоял на якоре у Кроута, защищая Бьяджио, а это обещало шхунам Лисса спокойное плавание. Потопив работорговца, Пракна обратил свои взоры на юг и устроил набег на портовый город Карву. В этом нападении он не потерял ни одного человека, что было поразительным успехом. Оттуда его эскадра пошла на Дахаар и перехватила грузовой караван, идущий в Черный город. Эти корабли тоже потонули от лисских таранов. Все это делалось ради того, чтобы выманить Черный флот с Кроута. И теперь, размышляя над судьбой "Серой дамы", Пракна думал, не слишком ли он преуспел в своих планах.
      Снова стало холодать, но небо было ясным. Пракна работал при свете солнца из иллюминатора. На палубе Марус и вахтенные высматривали своих пропавших товарищей. Потолок над головой у Пракны скрипел: привычные звуки корабельной жизни. Идти на поиски "Серой дамы" в одиночку было опасно, но люди адмирала охотно на это согласились. От долгих дней плавания моряки исхудали и стали раздражительными, но все равно это был лучший экипаж, которым Пракне когда-либо доводилось командовать. Преданность его моряков не знала границ. Если на севере начались неприятности, Пракна не хотел втягивать в них весь флот. Остальным кораблям лучше прятаться у Казархуна. Пракна не сомневался, что сможет уйти от любого встреченного им дредноута при условии, что заметит его раньше, чем дредноут заметит "Принца". Возможно, "Серой даме" в этом отношении не повезло. Своевременное обнаружение было одним из главных условий войны против дредноутов. Их дальнобойные огнеметы могли сжечь такелаж шхуны одним-единственным метким выстрелом. Однако эти нарские корабли были неуклюжими, совершенно непохожими на быстрые шхуны Лисса. А Хагги был капитаном опытным. В случае встречи с дредноутами он бы знал, что делать.
      По крайней мере Пракна на это надеялся.
      "Слишком торопится", - подумал Пракна. Хагги всегда слишком торопится. Если он слишком приблизился к дредноуту, у него могло не остаться времени на то, чтобы изменить курс, уйти от этих медлительных дьяволов. И тогда им хватило бы единственного выстрела...
      Командующий флотом укорил себя за недоверие и отодвинул карты, прикрыв ладонью усталые глаза. Как и его люди, в последние два дня он почти не спал. Плавание вдоль берега требовало постоянного внимания. Необходимо было оставаться начеку, не терять собранности. Однако Пракна не мог собраться. Он устал, он легко отвлекался.
      Над головой раздался крик, на который адмирал поначалу не обратил внимания. Однако вскоре крик повторился, уже громче. Любопытствуя, Пракна поднял голову. Кто-то стремительно бежал вниз по трапу к его каюте. В дверь забарабанили - и в каюту заглянул капитан Марус, который даже не стал дожидаться приглашения войти.
      - Пракна, это "Дама", - встревоженно сказал он. Лицо его осунулось от страха. - Мы ее увидели!
      Пракна вскочил и направился к выходу:
      - Где? Она одна?
      - Не одна, - ответил Марус. - Дредноуты.
      - Проклятье! Сколько?
      - Кажется, три. Они пока далеко. Я точно не разглядел. Они гонятся за "Дамой".
      Двое моряков поднялись по трапу и вышли на палубу. Помощники Пракны выкрикивали приказы матросам. Канониры готовили орудия, набивали порох и закладывали картечь. На "вороньем гнезде" наблюдатели указывали на север, прямо по ходу судна. Пракна застегнул куртку и стал смотреть вперед. Он разглядел вдали "Серую даму", качавшуюся на волнах. За ней гнались три дредноута под полными парусами. Они пытались окружить шхуну и поймать ее в перекрестный огонь. Позади плыл еще один корабль, немного уступавший по размеру дредноутам. Наверное, крейсер. Он по пятам следовал за "Дамой" параллельным курсом, прижимая к берегу. А позади их всех, у самого горизонта вздымался черный гигант с квадратными парусами и носом, напоминавшим склон холма. При виде этого корабля у Пракны от изумления открылся рот.
      - О боже! - прошептал он. - "Бесстрашный"!
      - Пракна! - окликнул его Марус. - Какой будет приказ?
      - Идите тем же курсом, - ответил Пракна. - Подойдем поближе. Переведи все пушки на правый борт. Мы прикроем отход "Серой дамы". Иди, капитан. Быстрее.
      - Есть, сэр! - отозвался Марус и стремительно начал действовать. Он схватил молодого лейтенанта и двинулся к орудиям. На "Принце Лисса" их было всего четыре, но они могли перемещаться по верхней палубе - идеальный вариант для шхуны, но не закрепленные на палубе пушки представляли опасность и для самих канониров. А еще они были невелики и значительно уступали орудиям дредноутов в дальнобойности. Однако если их заряжали картечью, они могли снести такелаж судна, лишив его маневренности и скорости. Марус с несколькими матросами начали передвигать орудия на правый борт "Принца", устанавливая стволы на временные лафеты. Орудия ставились достаточно далеко друг от друга, чтобы при выстреле искры от одного не долетели до соседнего. Артиллеристы зажгли запалы, готовясь вести огонь. Дредноуты все еще были недосягаемы для их орудий, но "Принцу" ничего не стоило сократить это расстояние.
      Пракна прошел на нос судна и вгляделся в море. Несмотря на страх, он был радостно возбужден. Вид "Бесстрашного" поднял его дух, и на его лице заиграла злобная улыбка. Им удалось-таки выманить этого подонка с Кроута! Он едва мог поверить в удачу. Однако "Серой даме" приходилось плохо. Лейтенант Вэкс подбежал к Пракне и подал ему подзорную трубу. Вэкс был молод, высок и подтянут. Он был хорошим моряком, но при виде дредноутов лицо его посерело.
      - В "Серую даму" попали! - дрожащим голосом объявил он. - Смотрите.
      Пракна поднес подзорную трубу к глазу. Ему было видно, как "Серая дама" отчаянно рвется к ним. Ее бронированные борта были обожжены выстрелами. Лисель был порван в клочья, передние реи и снасти были разбиты вдребезги и частично обуглены. Она сбавила ход и теперь двигалась почти с той же скоростью, что и дредноуты. Преследовавший ее крейсер сидел у нее на корме и маневрировал, пытаясь сделать решающий выстрел. За крейсером шли два меньших дредноута, держась на расстоянии друг от друга, словно заводя сеть. Громадный "Бесстрашный" плыл позади: он не мог тягаться в скорости даже с поврежденной "Серой дамой". Пракна опустил подзорную трубу и со вздохом сложил ее. Наверняка с дредноутов уже заметили "Принца". Однако эти корабли находились далеко и опасности не представляли. Пракну тревожил только крейсер.
      - Крейсер маневрирует, чтобы обогнать "Серую даму", - сказал он Вэксу. - Наверное, они пытаются это сделать уже несколько дней. Мы его отгоним. Поднять все паруса, лейтенант. Лево руля!
      - Между ними? - недоверчиво переспросил Вэкс.
      - Точно между ними. Мы отрежем крейсер от "Серой дамы". И поторопись, мой мальчик. Действуй.
      Вэкс кивнул и передал команду рулевому. "Принц" лег на левый борт, делая резкий поворот. Его нос устремился между "Серой дамой" и крейсером. Если "Принцу" хватит скорости (а Пракна был уверен, что хватит), то он окажется между ними и откроет по крейсеру огонь раньше, чем успеют подойти дредноуты.
      - Давайте-ка пошумим, парни! - крикнул Пракна матросам. - Пусть эти сволочи поймут, с кем имеют дело!
      Адмирал Данар Никабар стоял на баке "Бесстрашного" и смеялся, сам не веря своей удаче. Всего два дня, как они отошли от Черного города - и им не только удалось заманить лисскую шхуну: в их сеть только что заплыла рыбка покрупнее. Вот это действительно была ценная добыча. Он уже один раз видел "Принца Лисса", но только издалека, однако флаг и характерная конструкция киля не оставляли никаких сомнений. Адмирал радостно потирал руки, предвкушая грядущий бой. Корабли Никабара два дня преследовали шхуну, не сомневаясь в том, что она приведет их к другим таким же. Ей намеренно нанесли только небольшие повреждения, хотя легко могли бы сжечь ее до киля. Никабар специально не спешил отдавать приказ затопить лисское судно. Бьяджио хотел, чтобы лиссцы увидели Черный флот. И Никабар, никогда не обсуждавший приказы своего графа, собирался дать шхуне уйти. Однако теперь его планы изменились. Теперь сам Пракна видел "Бесстрашного" в водах Нара, а это означало, что Никабар имеет право утолить свою жажду, расправившись с подбитой, бегущей шхуной.
      - Ты - храбрый и умный дурак, Пракна! - тихо проговорил Никабар, оценивая разворачивающиеся на его глазах события.
      Пракна направлял свой корабль между шхуной и "Безжалостным". Если на "Принце" есть орудия, то их передвинули на правый борт, чтобы стрелять по оснастке "Безжалостного". Никабар надеялся, что капитан Каре разгадал этот маневр. Узнал ли Каре "Принца Лисса"? Никабар озабоченно нахмурился. Крейсер "Безжалостный" был быстр, но недостаточно быстр. Адмирал посмотрел направо, в сторону дредноута "Зловещий". Он отставал от крейсера и держался чуть в стороне. Курс Пракны выведет его прямо на "Зловещего".
      - Капитан Бласко! - хладнокровно сказал Никабар. Его заместитель стоял чуть позади него, ожидая приказаний. - Меняйте курс. Дайте десять градусов право руля, к "Зловещему". Устроим Пракне развлечение.
      - Есть, сэр, - ответил Бласко с ухмылкой. - Приготовить огнеметы?
      Никабар не сразу ответил на этот вопрос. Ему не хотелось топить "Принца" или даже наносить ему слишком серьезный ущерб. В конце концов, этому кораблю предназначалась роль их пешки! Они должны рассказать остальным о Черном флоте. И Бьяджио окажется прав - в который раз. Улыбка адмирала стала еще шире. Возможно, Эррит не ошибся насчет Бьяджио. Может быть, он действительно дьявол.
      - Да, - решил наконец Никабар. - Да, приготовьте огнеметы. Пустим Пракне кровь из носа.
      "Принц Лисса" несся по волнам, стремительно сокращая расстояние между собой и "Серой дамой". Теперь Пракна уже хорошо видел корабль своего флота: там быстро меняли галсы, стараясь перехитрить крейсер. При нормальном положении дел быстрые корабли Лисса легко могли обогнать нарские крейсеры, но сейчас состояние "Серой дамы" не давало ей набрать в паруса достаточно ветра, чтобы оторваться от преследования. Казалось, что теперь соперники находятся на равных: оба шли на одной скорости. И поскольку шхуна была недосягаема, с крейсера прекратили вести огонь. Несомненно, что на "Серой даме" уже увидели "Принца": там старались не менять курса, чтобы флагман мог оказаться между нею и крейсером. На правом борту "Принца" были готовы орудия, и артиллеристы пристально наблюдали за приближающимся крейсером, чтобы вовремя открыть огонь. Крейсер не замедлил хода, а с "Бесстрашного" ему не подавали сигналов. Однако большой дредноут изменил курс и пошел наперерез "Принцу", и Пракна стал несколько волноваться по поводу своего плана. Он шел в сторону меньшего дредноута, поставив все на превосходство в скорости, в котором был уверен. Однако теперь на него двигался и "Бесстрашный". Надо было либо менять курс и оставлять "Серую даму" погибать, либо рассчитывать на удачу, которая позволит уйти от двух дредноутов. Пракна выругался - тихо, но Марус услышал.
      - Будем менять курс? - озабоченно спросил капитан. Пракна покачал головой:
      - Нет. Ни на дюйм.
      - Сэр, но "Бесстрашный"...
      - Я его вижу, Марус.
      Марус замолчал. Он не был трусом, и Пракна знал, что его подчиненный выполнит приказ. "Принц" не изменил курс, и через несколько минут оказался всего в нескольких лигах от двух кораблей. "Серая дама" приняла левей, чтобы сократить расстояние до "Принца". Огромная волна ударила в нос "Принца", и его подбросило, словно всплывающего кита. Крейсер остался на курсе, перпендикулярном "Принцу", - словно шел на таран. Четыре орудия Пракны вот-вот могли ударить по оснастке крейсера. Дредноут, шедший слева в ромбовидном построении, изменил курс и пошел наперехват "Принцу Лисса", а "Бесстрашный" неотвратимо приближался. Мачты его стонали под парусами, туго наполненными северным ветром.
      - Подходи ближе! - крикнул штурману Пракна. - Ближе!
      Орудиям близкого действия необходима была малая дистанция, иначе выстрелы не достигли бы цели. Фитили шипели и трещали в ожидании команды открыть огонь.
      Пракна обернулся на третий дредноут. Он тоже поменял курс и быстро сокращал расстояние до "Серой дамы". При виде этого корабля у командующего флотом оборвалось сердце. При таком курсе он догонит "Серую даму" и расстреляет ее раньше, чем Пракне удастся вывести из строя крейсер. Пракна заскрипел зубами.
      - Внимание! - крикнул он артиллеристам. "Серая дама" скользнула им за корму.
      - Внимание!
      Нарский крейсер был прямо перед ними, почти досягаем.
      - Товсь...
      "Серая дама" ушла из-под огня крейсера, который нацелился носом прямо в борт "Принца": он был едва в одной миле от шхуны и не менял курса. Пракна стиснул кулак и отдал приказ:
      - Залп!
      Вокруг него взорвалась палуба. По очереди гулко ударили пушки; шхуна закачалась. Красные молнии вырывались из жерл орудий, унося к крейсеру дробь и картечь. Палуба "Принца" наполнилась дымом. Пракна сощурил глаза, наблюдая, как оснастку крейсера рвет выстрелами: она стонала под дождем раскаленного металла. Крейсер продолжал идти вперед: несмотря на повреждения, он не сошел с курса. Пракна крикнул рулевому резко повернуть на левый борт, уходя от столкновения. Лисский флагман со стоном лег на новый курс, чуть не сбросив людей с палубы в море. Артиллеристы поспешно начали перезаряжать орудия для следующего залпа, но "Принц" уже прошел мимо крейсера, и тот снова стал недосягаем. Крейсер проскользнул всего в нескольких ярдах за кормой, и Пракна успел увидеть, как у него горят паруса и веревки и ломаются реи. Лиссцы торжествующе закричали, но Пракна едва их услышал. Оставшаяся позади "Серая дама", которой с таким трудом удалось уйти от крейсера, теперь стала объектом преследования третьего дредноута.
      Сигнальщики, выстроенные вдоль палубы "Бесстрашного", передали приказ адмирала остальным судам эскадры. "Зловещему" было приказано не стрелять по "Принцу Лисса". А сигнал "Черному городу" был намного суровее. Потопить поврежденную шхуну.
      Адмирал Никабар остался на носу флагманского корабля наблюдать, как Пракна загораживает убегающую лисскую шхуну от крейсера. Он даже рассмеялся, когда была повреждена оснастка "Безжалостного", и обругал Карса за глупую попытку таранить "Принца". Теперь "Безжалостный" остался без парусов и будет долго добираться до Кроута. Однако смелый ход Пракны не обойдется ему даром. Он смотрит в пасти "Бесстрашного" и "Зловещего", и ему придется пройти мимо обоих кораблей. На этот раз "Зловещий" навел на него орудия, и "Бесстрашный" тоже собирался открыть огонь.
      - Десять градусов лево руля! - скомандовал Никабар своему капитану, который передал его приказ рулевому. Гигантский корабль сразу же лег влево, повернувшись к "Принцу Лисса" правым бортом. На артиллерийской палубе внизу зашипели огнеметы. У "Бесстрашного" на правом и левом борту стояли батареи из шести огнеметов, и любой из них легко мог достать судно Пракны. Одного выстрела хватило бы для того, чтобы повредить оснастку судна, поджечь ее. Никабар понимал, что ему придется действовать осторожно. Он не собирался топить "Принца Лисса". Ему достаточно было дать урок своему давнему противнику.
      Всего за несколько секунд "Бесстрашный" приготовился к стрельбе. Верхняя палуба содрогалась от перемещения установленных ниже орудий. Пока огнеметы устанавливали на огневые позиции, "Зловещий" сделал крутой поворот и поплыл параллельно "Принцу". Два дредноута взяли направление на юго-восток. "Принц" плыл на северо-запад, прямо между ними, но в противоположном направлении. Никабар понимал, что хотя этот маневр выглядит легкомысленным, он даст Пракне необходимый шанс к бегству.
      - Теперь он будет считать меня идиотом! - усмехнулся Никабар. -Даю тебе слово, Пракна, я убью тебя, но в другой раз. - Он повернулся и крикнул себе за спину: - Блас-ко, готовься открывать огонь. И еще раз просигналь "Черному городу"! Какого черта они тянут?
      "Принц Лисса" шел на полной скорости. Ветер хлестал Пракне в лицо. Глядя на все увеличивающийся силуэт "Бесстрашного", он испытывал пугающее возбуждение. По левому борту плыл меньший дредноут, и его огнеметы были наведены прямо на "Принца", хотя расстояние было слишком велико, чтобы стрелять. По правому борту высился "Бесстрашный": его орудия определенно могли бы попасть в "Принца", однако он не открывал огня. Пракна не мог понять почему. Оба дредноута проплывут мимо "Принца", и он окажется под их перекрестным огнем, попадет под шквал огня. Он мысленно перебирал свои возможности. Его орудия с правого борта уже были готовы открыть огонь, но они были бессильны перед броней флагмана Никабара, так что Пракна не трудился отдавать приказ стрелять. Его картечь просто отскочит от бортов "Бесстрашного". У него не было орудий, чтобы открыть огонь по меньшему дредноуту слева, но и это не имело значения. Как и его старший брат, дредноут был одет броней, вполне защищающей от картечи. Потопить нарский военный корабль можно только тараном на полной скорости. Пракна глубоко вдохнул холодный воздух и принял решение.
      - Марус, - быстро сказал он, - лево руля до отказа! Сворачивай к меньшему дредноуту,
      - Есть лево руля до отказа, сэр! - откликнулся Марус и отдал приказ рулевому.
      "Принц" послушно изменил курс, наставив сверкающий металлом таран на борт меньшего дредноута. И тут воздух сотрясся от взрыва. Пракна повернулся к "Бесстрашному", со страхом решив, что флагман открыл огонь. Однако стрелял не "Бесстрашный". Выстрел сделал третий дредноут - тот, который преследовал "Серую даму". Огнеметы дредноута ожили, направив струи огня на уже поврежденный борт "Серой дамы". Сразу же ударили орудия, и дредноут скрылся за занавесом огня и черного дыма. В одну секунду "Серую даму" охватило пламя. Ветер подхватил огонь и разметал его по палубе и снастям.
      Пракна мог только с ужасом наблюдать. Огнеметы дредноута снова полыхнули пламенем, обжигая корпус "Серой дамы" и в щепки разнося реи. Вскоре только пылающий остов плыл по океану. Экипаж "Принца Лисса" онемел.
      - Эй, на палубе! - прокричал Пракна. - Пошевеливайся!
      Голос командира вывел матросов из оцепенения. Команда приготовилась к тарану. Дредноут шел теперь перпендикулярно "Принцу", стремительно приближаясь - но по-прежнему не открывая огонь. Вместо этого стрелять начал "Бесстрашный".
      Пракне показалось, что настал конец света. Ему только один раз пришлось слышать выстрелы огнеметов нарского флагмана - и то издалека. На этот раз мишенью был он сам. Небо над головой разорвалось оранжевой вспышкой, которая сожгла верхушки мачт и превратила в угли наблюдателей в "вороньем гнезде". Удар был сильнее землетрясения; он сорвал флаг и срезал верхний такелаж. Следующий выстрел пронесся мимо правого борта, и еще один - мимо левого. Воздух наполнился удушливым запахом горящего керосина. На глазах у Пракны выступили слезы, кожу под мундиром обожгло жаром. "Принца" бросило вперед, к меньшему дредноуту. Огонь "Бесстрашного" рассеялся, и Пракна внезапно понял, почему он все еще жив. "Бесстрашный" не мог стрелять прямо по нему, опасаясь попасть в свой корабль.
      - Не сходить с курса! - крикнул Пракна команде.
      Второй дредноут по-прежнему не стрелял - наверное, из страха попасть по нарскому флагману. С дымящимися верхушками мачт "Принц Лисса" несся к своей цели, наставив на нее гигантский таран. Дредноут быстро изменил курс, резко уклоняясь от приближающейся шхуны. Пракна разразился проклятиями, грозя противнику кулаком, но у дредноута хватило скорости, чтобы уклониться от тарана "Принца". Позади "Принца" "Бесстрашный" шел прежним курсом. Под этим углом огнеметы уже не могли стрелять, но нарский флагман не пытался повернуть. Меньший дредноут последовал примеру флагмана, удаляясь от шхуны. Пракна вцепился в поручни с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Мысли его разбегались. Им чудесным образом удалось уцелеть - и сохранить достаточно парусов, чтобы уйти от преследования. Матросы криками приветствовали свое избавление, свистом провожая удаляющиеся нарские суда. Однако вид пылающего остова "Серой дамы" умерил их ликование. Все три дредноута уже подплывали к горящей шхуне, и маленькому крейсеру с поврежденной оснасткой удалось повернуть обратно к "Бесстрашному". Окруженная ими беспомощная "Серая дама" горела.
      - Пракна, - неуверенно спросил Марус, - будем менять курс? Идти на помощь?
      - На помощь? - мрачно переспросил Пракна. - Кому? "Серая дама" погибла, Марус. Держи прежний курс. Сматываемся ко всем чертям.
      Погибли. Хагги и вся его команда. Стоя на отплывающем от места боя "Принце" с оборванными вымпелами и двумя сгоревшими матросами, Пракна подавленно молчал. Он с отвращением смотрел, как "Бесстрашный" и сопровождавшие его корабли сжимают петлю вокруг "Серой дамы". Нарский флагман повернулся к шхуне левым бортом. Со всех ее горящих палуб вниз прыгали матросы, оставившие попытки погасить пламя. С оглушительным ревом огнеметы "Бесстрашного" открыли огонь по шхуне.
      "Серая дама" просто взорвалась. Только что она была - и вот ее не стало: осталось только горящее на поверхности океана пятно и немногочисленные обломки. Экипаж "Принца" потрясение смотрел туда, где только что находилось лисское судно. Пракна тоже смотрел туда, потеряв дар речи. Он ничего не мог сказать даже Марусу, который смотрел на него вопросительно, словно ожидая поддержки.
      - Пракна, - спросил наконец капитан. - Что теперь?
      Пракна поднял руку, требуя, чтобы его друг замолчал. Хагги был хорошим человеком. Семьянином, как и сам Пракна. И он знал, что ему, Пракне, придется сообщить молодой жене Хагги о гибели мужа, когда они вернутся домой. Но он не расскажет ей, с какой легкостью его уничтожили. Не скажет, что корабль просто испарился. Память Хагги заслуживает лучшего.
      - Сэр, - настоятельно спросил Марус, - какой нам взять курс? Нам надо повернуть, чтобы предупредить остальных?
      - Пойдем на юг, - объявил Пракна. - Кого увидим, того предупредим. А если никого не увидим, пойдем в Люсел-Лор, как можно скорее. - Командующий флотом печально улыбнулся своему капитану. - Черный флот вышел с Кроута, Марус. Теперь нам надо найти Вэнтрана.
      14
      Древний дуб
      Ричиус Вэнтран был привычен к лесам. Он вырос в Арамуре, небольшом государстве, славящемся лошадьми и огромными задумчивыми елями. Он провел в лесах всю жизнь: путешествовал со своим царственным отцом, рыбачил в озерах, охотился в сезон на оленей. Ричиус всегда был рад случаю оказаться среди деревьев, вдохнуть сладкий запах леса и изгнать из легких затхлый воздух замка. Как и все арамурцы, он был не только воином, но и охотником, лесовиком, и как и все арамурцы, эту вторую профессию он ставил выше первой. Быть на природе и думать о мелочах - это Ричиус любил больше всего. А самым большим удовольствием было ехать при этом верхом.
      В Люсел-Лоре, как и на родине, наступление зимы означало потребность в топливе. Крепость Фалиндар находилась далеко на севере, а с океана часто дули яростные ветры. В огромном дворце было множество каминов, и необходимо было согреть немало рук и ног. И обитавшие в цитадели трийцы - куда больше воины, чем лесовики - охотно возложили эту обязанность на Ричиуса. Прошло уже много дней с тех пор, как Люсилер уехал в Кес, и в замке на горе было тише обычного. Ричиус проводил время с женой и дочерью, наслаждаясь их обществом, - и в то же время мысли его были далеко. Он беспокоился о Люсилере. Его тревожил Симон. Но больше всего его терзали мысли об Арамуре и о том, что армии Талистана попирают ногами его родину. Ему необходимо было вернуться. Ему необходимо было узнать, что происходит с Арамуром и что делает Бьяджио. Даже рядом с Дьяной и Шани, в окружении друзей и воинов Фалиндара, он был одинок, оторван от всего и глух - и это состояние было ему ненавистно.
      И поэтому Ричиуса нисколько не удивило, как охотно он согласился помочь заготовить для цитадели дрова. Не удивило это и Дьяну, которая была рада, что ее мрачный муж нашел себе занятие. Но что удивило обоих, так это то, кого Ричиус выбрал себе в помощники. Рубить деревья и таскать в крепость бревна - это была трудная работа, которую нельзя было выполнять в одиночку, и поэтому Ричиус взял себе в помощь Симона. Ричиусу нравился Симон. Он сделал себе это удивительное признание всего через несколько часов после встречи с этим странным типом. И с тех пор Симон был идеальным гостем. Он никогда не крутился под ногами и выполнял данное им обещание держаться подальше от Дьяны и малышки. Вместо того чтобы бродить по коридорам, Симон почти все время проводил в своей комнате, один, и съедал все, что приносили ему из кухни. Они с Ричиусом изредка разговаривали, и речь Симона стала менее язвительной. И что самое удивительное - нарец с благодарностью принял предложение Ричиуса.
      - Неплохо будет выбраться из замка, - сказал ему Симон. - Нам обоим.
      И на следующее утро Ричиус и Симон выехали из Фалиндара. Более странной пары дворец еще не видел. Они были одеты в традиционную одежду трийцев - не в синие куртки воинов, а в простую одежду обычных работников. Ричиус оставил дома свой драгоценный меч, поменяв его на острый топор. Такой же нес и Симон. Огонь, конь Ричиуса, первым спускался по длинной извилистой горной дороге, а за ним рысил Симон на мощном мерине. Позади шли два мула - крепкие серые животные, достаточно сильные, чтобы тащить повозку, которую предстояло нагрузить бревнами. На повозку помещалось два больших дерева - результат труда как минимум целого дня.
      Утро было погожим, небо - безоблачным. Ричиус выдыхал облачка пара. На горизонте символом сурового постоянства высились скалистые горы Таттерака. У их подножия лежали изумрудные пятна леса.
      Ричиус радовался предстоящей поездке. Они ехали не торопясь, чтобы не утомить мулов, но вскоре уже оказались среди леса. Узкая дорога вилась среди деревьев, уходя в сторону долины Дринг и южных районов Люсел-Лора. В этот день дорога была пустой и тихой, и в кронах деревьев чирикали птицы, не улетевшие в теплые края. Дорога была усыпана опавшей листвой, наметенной кучами по обочинам бездумным ветром.
      Ричиус и Симон ехали, почти не разговаривая. Симон держался позади и следил за мулами, которые послушно брели по дороге, не проявляя никакого интереса к окружающему. Когда путники довольно сильно углубились в лес, Ричиус повернулся к своему спутнику и заговорил.
      - Красиво, правда? - спросил он. - Я имею в виду лес. Немного похоже на родину.
      - Довольно мило, - сухо ответил Симон. - Холодно, но мило.
      - О, это еще не холод, Симон. Скоро станет гораздо холоднее.
      - Тогда нам стоит перестать любоваться окрестностями и заняться дровами, так? - Нарец обвел лес взглядом новичка. - Мне кажется, это место не хуже других подходит для того, чтобы начать валить деревья. Ричиус покачал головой:
      - Нет. Немного дальше. Давай еще немного обследуем лес. Лично я рад выбраться из крепости. Чем дольше мы туда не вернемся, тем лучше. И за один день нам все равно не управиться.
      Симон удивленно поднял брови:
      - Тебе тут не слишком нравится, Вэнтран? Я заметил.
      - Это потому, что на самом деле это не дом. По крайней мере мне не дом. И Дьяне тоже. По-моему, нам всем в Фалиндаре не место. Даже Люсилеру. - Ричиус пожал плечами, выражая смирение перед судьбой. - Но, похоже, мы тут застряли. Поехали, уже недалеко.
      Симон согласился: ему было все равно, где именно они найдут дрова. Он апатично следовал за Ричиусом, словно старший брат, которого младший втянул в детские игры, и молчал, пока Ричиус осматривал лес. Однако Ричиус ощущал на себе взгляд Симона, постоянное наблюдение. Это был прямой взгляд, без злобы, и Ричиус оставил попытки его расшифровать. После того как он привез Симона в Фалиндар, он решил поверить его рассказу - главным образом потому, что Симон не дал ему повода усомниться в его правдивости, - и странные манеры старшего нарца стали объяснимыми. Ричиусу уже давно не приходилось жить в окружении себе подобных, и он почти забыл, какими бывают задумчивыми нарцы.
      Они проехали еще около мили или чуть больше, пока наконец вязы и березы не поредели, а потом и вовсе исчезли: путники оказались в дубовой роще. Лесные гиганты поднимались к осеннему небу, властно заполняя мир своими высокими толстыми стволами. При виде их Ричиус улыбнулся. Именно ради этого он так далеко углубился в лес.
      - Вот! - гордо объявил он. Он натянул поводья и, остановив коня, спрыгнул на землю, осматриваясь. Место было безмятежным, как сладкая греза. Он отстегнул от седла топор и улыбнулся Симону. - Мы на месте. Здесь то, что нам нужно.
      Симон равнодушно спешился. Роща явно не произвела на него впечатления. Взяв свой топор, он подошел к Ричиусу.
      - Которое? - спросил он.
      - Не знаю, - ответил Ричиус. - Выбирай.
      - Это ты у нас лесной житель, Вэнтран. Для меня они все одинаковые. Он подышал себе на руки, демонстрируя, как ему неуютно. - Откровенно говоря, мне наплевать, которое мы срубим. Главное, чтобы оно нас согревало.
      - Ты быстро согреешься, орудуя этим топором, - уверил его Ричиус. - Ну же, выбирай ты. Только не слишком близко к дороге. Я не хочу ее перегораживать.
      Привязав лошадей и мулов, Ричиус сошел с дороги и углубился в лес, велев Симону идти следом. Тот засмеялся и покачал головой: было видно, что энтузиазм Ричиуса его забавляет, однако вежливость не позволила ему сказать что-нибудь обидное. Ричиус придержал язык, твердо решив увлечь Симона работой. Ему хотелось - нет, необходимо было иметь друга его собственной крови, и Симон был единственной возможностью. Хочется того Симону или нет, но он выберет для них дерево.
      - Вот неплохой, - предложил Ричиус, указывая на крепкий дуб, стоявший чуть поодаль от остальных. - Вокруг достаточно места, чтобы можно было замахнуться топором. И к тому же большой. Что ты думаешь?
      - Хорошо, - сразу же сказал Симон. - Как скажешь.
      - Ну же, Симон. Вложи в это немного чувства. Что ты думаешь? На самом деле.
      Симон посмотрел Ричиусу в глаза.
      - Я думаю, что это - дерево. Я думаю, что если мы разрубим его на части, оно будет гореть. С меня этого достаточно.
      Ричиус постарался не выказать обиды. Симон заметил, как он слегка сдвинул брови и вздохнул.
      - Я просто не любитель лесов, понимаешь? Я хочу сказать - а, черт! Я согласился тебе помогать только для того, чтобы ненадолго уехать из замка, подышать свежим воздухом. И вот мы здесь, да? Давай просто срубим эту деревяшку, и дело с концом.
      - Хорошо, - сказал Ричиус.
      Он перехватил поудобнее топор и направился к дубу.
      Симон молча пошел следом. Сухие листья шуршали у них под ногами, словно подчеркивая воцарившееся между ними холодное молчание. Ричиус поднял топор и приготовился сделать первый удар, но Симон неожиданно остановил его.
      - Погоди, - сказал Симон. - Погоди. - Он презрительно посмотрел на дуб и покачал головой. - Не этот. Он слишком...
      - Слишком - что?
      Симон хмыкнул:
      - Слишком маленький. Да, слишком маленький. Этой штуки не хватит нам и на неделю.
      - Слишком маленький? Этот дуб очень даже большой! Ну же, Симон, прекрати играть в игры.
      - А я говорю, он слишком маленький. - Симон воткнул топор в землю и скрестил руки на груди. - Я этот рубить не буду. Я хочу сам выбрать.
      - Боже правый...
      - Ты сказал, что мне можно выбирать! - огрызнулся Симон.
      Он взял топор и ушел глубже в лес.
      - И насколько большой ты ищешь? - крикнул Ричиус ему вслед.
      - Большой! - со смехом бросил Симон через плечо. - Такой, как Фалиндар. Или больше!
      - О, вот как? И кто его завалит? Мы с тобой? Одни?
      - Я не такой слабый, как тебе кажется, Вэнтран! Я покажу тебе, как валят деревья!
      Огонь, мерин и мулы остались позади, но Ричиус не обратил на это внимания. Впервые за много месяцев ему было по-настоящему легко и весело. Симон останавливался у некоторых деревьев, внимательно оглядывая их, а потом отворачивался с наигранным отвращением.
      - Найдите мне гиганта! - театрально провозгласил он, размахивая топором.
      А потом Симон вдруг остановился, и его взгляд устремился к небу. Перед ним, заслоняя солнце и небо, стоял огромнейший, высочайший дуб - чудовище, рядом с которым остальные деревья леса казались карликами. Этот дуб старше гор, старше самой Земли - стоял перед ними, являя собой символ вечности, перед которой время бессильно.
      - Этот, - прошептал потрясенный Симон.
      - Этот? - недоверчиво переспросил Ричиус. - Ты с ума сошел! Это дерево нам с тобой не срубить. Нам двоим надо будет биться с ним целый день. Боже, да он в обхвате шире Арамура!
      Но Симон был непреклонен.
      - Этот, - снова повторил он. - Да. Никакого сомнения быть не может. Именно этот хмырь мне и нужен.
      - Симон, будь благоразумен! У нас всего одна повозка!
      - За остальным можно будет вернуться, - возразил Симон.
      Он не отрывал взгляда от дерева, говорил очень тихо. Он был заворожен. И было нечто еще. В его глазах загорелся нехороший огонь. Теперь, когда он поворачивал топорище, он делал это медленно, рассеянно, изучая стоящую перед ним жертву. Ричиус издал громкий раздосадованный вздох.
      - Он слишком старый, - сказал он. - По-моему, нам не следует его рубить. Посмотри, какой он красивый. Наверное, он стоит здесь уже столетия.
      Симон мрачно кивнул:
      - Да. Столетия.
      - Нам следует оставить его в покое, проявить к нему уважение.
      - Нет. Я не стану этого делать. Он слишком старый. Непристойно старый. - Симон обвиняюще ткнул в дерево топором. - Взгляни на него. Ему следовало бы умереть уже очень давно, но он - обманщик. Он крадет жизнь, на которую у него уже не осталось права, словно жирный нарский лорд.
      Ричиус почувствовал глубочайшую грусть.
      - По-моему, он очень красив, - сказал он. - Я не хочу его рубить.
      - Красив? - засмеялся Симон. - Снаружи, может, и красив. Но внутри, под шкурой... Нет. Он прожил слишком долго, чтобы не быть всего лишь мерзкой свиньей. Ты сказал, что я могу выбрать дерево. Ну так я выбрал этого старого паскудника. Если хочешь, помогай мне. А не хочешь - не помогай. Мне все равно.
      И, не сказав больше ни слова, Симон замахнулся топором на древний дуб, вонзил лезвие в его кору и нанес глубокую рану. Он сделал еще удар и еще и вскоре из гигантского ствола полетели щепки, оставляя небольшие щербины на броне шириной в десять футов. Ричиус наблюдал за Симоном, удивляясь той злобе, которая вдруг его охватила. Симон замахивался топором, не делая передышек. И наконец, сам не понимая почему, Ричиус занял место по другую сторону огромного ствола и тоже начал его рубить. Симон остановился. Его глаза встретились с глазами Ричиуса, а по губам пробежала улыбка. Он подождал, чтобы Ричиус завершил свой удар, и только потом взмахнул своим топором. Через два удара они вошли в ритм: Ричиус, потом Симон, потом Ричиус, потом Симон - и медленно, очень медленно они начали подрубать древний дуб.
      Эта задача оказалась чудовищно трудной. Прошло всего несколько минут и на лбу Ричиуса выступили капли пота. Симон уже начал тяжело дышать. Однако они обменивались подбадривающими взглядами и продолжали сражаться с упрямой корой и каменной древесиной, с хрипом напрягая мышцы до предела. Они работали не меньше часа, и когда на стволе наконец появилась глубокая впадина, Симон поднял руку, сдаваясь.
      - Боже, ну я и устал! - прохрипел он, смеясь.
      Он оперся на топор. Его лицо и рубашка вымокли от пота. Им удалось подрубить только часть ствола, и впереди их ждали еще часы работы.
      - Ты уверен, что это была хорошая мысль? - съязвил Ричиус.
      Он бросил топор и направился туда, где они оставили лошадей. Мехи, которые они взяли с собой, были полны прохладной влагой. Ричиус принес их к дубу вместе с едой. Ему не просто хотелось пить. Тяжелая работа принесла с собой чувство острого голода. А впереди оставалось еще гораздо больше. Сначала им надо будет завалить гигантское дерево, а потом разрубить его на части, которые еще надо будет отволочь к повозке. Ричиус тихо чертыхался, ругая себя за то, что позволил Симону выбрать дерево. Но потом он вспомнил, с какой решимостью нарец смотрел на дуб и с какой яростью замахивался топором, и подумал, что предоставить Симону право выбора было разумно. Какой бы гнев он ни испытывал, теперь он изливался через его топор на старый дуб, и казалось, будто они действительно земляки - а может, даже друзья.
      Ричиус поспешил обратно с водой и едой. Он обнаружил, что Симон снова принялся за работу и рубит ствол дерева. Он помахал ему рукой, призывая остановиться, и поднял мехи с водой. Симон с удовольствием бросил топор и, взяв воду, сделал большой глоток, вытерев губы рукавом.
      - Хорошо! - вздохнул он. - Спасибо. А это что? Еда?
      - Моя жена запаковала нам кое-что. Есть хочешь?
      - Всегда! - ухмыльнулся Симон. Он посмотрел на дерево. - Но у нас много работы. Может, стоит повременить?
      Ричиус уселся на землю и начал рыться в мешке.
      - Можешь повременить, если хочешь. А я буду сидеть и смотреть, как ты работаешь. Ладно?
      - Ну уж нет! - ответил Симон, снова бросая топор. Вытянув шею, он попытался заглянуть в мешок. - Что там у тебя?
      Ричиус начал вынимать из мешка еду. Две пресные лепешки, немного овощей, немного вяленого мяса, фрукты, похожие на яблоки. Это была трийская еда, но Ричиус давно успел к ней привыкнуть, а Симон, который, похоже, был готов есть что угодно, нетерпеливо уселся за трапезу. Схватив один из плодов, он откусил большой кусок и радостно вздохнул, ощутив его вкус.
      - Что это? - спросил он. - Вкусно!
      - Трийцы называют его "шибо", - объяснил Ричиус. - Плод любви. Его дает дерево, которое растет здесь неподалеку. Их собирают осенью, как яблоки.
      Симон вытащил из-за пояса кинжал и начал отрезать куски плода. Он протянул один кусок Ричиусу. Сезон шибо как раз недавно начался. Ричиус оторвал кусок трийской лепешки и подал Симону. Нарец поднес хлеб к носу и понюхал. Ноздри у него все еще были распухшие, но он уже ощущал запахи.
      - Боже, до чего приятно снова видеть еду! - сказал он. - Да еще так много. Не понимаю, чем ты здесь недоволен, Вэнтран. Ты тут недурно устроился - бывает намного хуже.
      - Наверное, - пожал плечами Ричиус. - Но в жизни есть не только еда, знаешь ли. Иногда человеку нужно нечто больше, чем крыша над головой и вдоволь еды. - Он поднял взгляд, вглядываясь Симону в лицо. - Ты так не считаешь?
      - Человеку нужно очень мало, - заявил Симон. - Ты - королевских кровей. Ты не знаешь, каково это - не иметь ничего. А я знаю. И когда я ем хороший хлеб, наверное, я чувствую больше, чем ты. Ты ведь привык, что тебе все подносят на блюде, правда? Я не хочу тебя обидеть, честно. Но это истина. Я прав?
      - Ты ошибаешься. Когда я воевал в долине Дринг, у нас ничего не было даже провизии из империи. И я никогда не хотел становиться королем. Это случилось, когда погиб мой отец, и от меня тут ничего не зависело. И никто не давал мне ни Дьяны, ни Шани. Мне пришлось сражаться, чтобы их вернуть. Заплатил я за это тем, что меня изгнали из Нара. К тому же я потерял Арамур. Так что не думай, будто я много чем владею, Симон, потому что это не так. Теперь - не так.
      Симона это не убедило. Он демонстративно отрезал кинжалом еще кусок плода любви и положил его в рот прямо с лезвия. Начав жевать, он лукаво улыбнулся:
      - Хочешь обменяться печальными историями, Шакал? Не советую. Ты проиграешь.
      - Возможно. Но я не хочу, чтобы ты заблуждался насчет меня. Что бы ты ни слышал обо мне в Наре или от Блэквуда Гэйла, это ложь. Я не какой-то балованный мальчишка-принц. Здесь, в Люсел-Лоре, мы вели тяжелые бои. Мне пришлось повидать немало ужасов. И я потерял друзей. Не заставляй меня вступаться за их память, Симон. Тогда проиграешь ты.
      Симон вскинул руки, шутливо показывая, что сдается.
      - Ладно. Как я уже сказал - я не хочу тебя обидеть. Но ты слоняешься по замку с таким видом, словно на тебе лежит груз всего мира.
      - Ты даже себе не представляешь, - тихо проговорил Ричиус.
      - Возможно. Почему бы тебе меня не просветить?
      - Спасибо, нет. Это личное.
      - Возможно, нам предстоит долго быть вместе, - сказал Симон. - Я уже кое-что рассказал тебе о себе, о том, почему дезертировал. Теперь твоя очередь.
      - Мы с тобой не в игры играем, Симон. Я не обязан ничего тебе рассказывать. Симон ухмыльнулся:
      - Знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя, Вэнтран?
      -Что?
      Симон откинулся назад, устраиваясь поудобнее.
      - Тебе по-настоящему надоело жить с трийцами. Это заметно. Тебе хочется снова оказаться в Наре, среди своих. И ты не можешь не гадать о том, что сейчас происходит в Арамуре, правда? Я это знаю, потому что у меня самого те же мысли. Мне тоже хотелось бы знать, что происходит в империи, а особенно дома, в Дории. Но я оставил все это позади. А ты не оставил. Не желаешь оставить.
      - Не могу, - возразил Ричиус. - Ты ведь не король Дории, Симон. Ты не бросил людей на смерть. В глазах Симона загорелся пытливый огонь.
      - А ты бросил?
      Это был ужасающий вопрос. Ричиус отвернулся, глядя на землю и недбеденный кусок лепешки.
      - Да, - прошептал он. - Я оставил там жену. Ты уже это знаешь. Блэквуд Гэйл ее убил. Гэйл и Бьяджио. - Он закрыл глаза, и перед ним предстало ее лицо. - Ее звали Сабрина.
      - Она была очень красивая, - сказал Симон. - Об этом слышали все, кто служил с Гэйлом. То, что он с ней сделал, - это варварство. Мне очень тебя жаль.
      - Убийство совершил Гэйл. Теперь он погиб. И, благодарение Богу, от моей руки. Но не тот второй дьявол, Бьяджио. Именно он отдал такой приказ. Они с Аркусом отдали Арамур Талистану. - Ричиус поднял взгляд на Симона и увидел его полное печали лицо. - И я не могу с этим жить. Вот что ты видишь, глядя на меня, Симон. Это не грусть. Это месть.
      - Как я уже сказал, мне тебя жаль, - повторил Симон. Как это ни странно, при этом он посмотрел на дерево. - Месть - это страшная штука. Она пожирает человека. И если ты это допустишь, она пожрет и тебя.
      - Это уже случилось, - признался Ричиус. - Я не могу думать ни о чем, кроме мести Бьяджио. А потом - об Арамуре. Я поклялся, что когда-нибудь его освобожу, снова верну себе.
      Симон насмешливо хохотнул:
      - Это серьезная клятва, Вэнтран. Тебе следовало бы поосторожнее относиться к клятвам. Делай их маленькими, чтобы не умереть, пытаясь их сдержать.
      - Я сдержу ее, - совершенно серьезно сказал Ричиус. - Я знаю, что это кажется невозможным, но я ее сдержу. Когда-нибудь. - Он пожал плечами. Как-нибудь.
      - С этой клятвой тебе придется умереть, - пообещал ему Симон. - Ты не представляешь себе, с чем пытаешься бороться. Ты когда-нибудь бывал в Наре?
      - Меня там короновали, - ответил Ричиус. - Я виделся с императором.
      - Правда? Тогда у тебя должно было бы хватить ума, чтобы понять, с чем ты имеешь дело. Нар ведь не просто армия или нация. Нар - это даже не легионы. Это образ жизни. Вот что такое Черный Ренессанс, Вэнтран. Он похож на живое существо. И никто не может его остановить. А тем более ты. - Лицо Симона помрачнело. - Один человек просто не может что-то настолько сильно изменить.
      - Они промывают мозги вам, легионерам. Они заставляют вас думать, будто без них вы ничто. Но ты ошибаешься. Один человек может все изменить, и очень сильно. Я уже это доказал. И я по-прежнему не буду давать империи покоя, и когда-нибудь я освобожу Арамур. Вот увидишь.
      - Один человек против Нара - это сухой листок, Вэнтран. Ты просто слишком молод и наивен, чтобы это увидеть. Может быть, когда-нибудь ты поймешь.
      Ричиус понял, что этот спор бесплоден, так что он молча оторвал еще кусок лепешки и запихнул его в рот, запив глотком воды. Тут он заметил, что Симон перестал есть. Нарец задумчиво смотрел на дуб, на огромную рану в стволе дерева, и его взгляд был отрешенным, словно он смотрел сквозь дуб на что-то невидимое Ричиусу.
      - Симон! - окликнул его Ричиус. - Ешь.
      Симон встал. Он подошел к тому месту, где бросил свой топор, и, подняв инструмент, перевел взгляд с его острого лезвия на обнаженное брюхо дерева.
      - Можешь есть дальше, - сказал он. - А мне надо срубить дерево.
      15
      Сирота
      Их называли "Локвальские горы" - и они были великолепны. Высокие и зеленые, плодородные и безмятежные, они славились по всей империи не только своей растительностью и мирной музыкой, но и тем, что за ними скрывался величайший город из всех когда-либо построенных. Только обладатели огромных денег, которых хватает, чтобы нанять корабль, могли попасть в столицу империи, не переходя Локвальские горы. Все остальные, кто совершал паломничество в столицу Нара - Черный город, - пересекали Локвалу. И при этом они шли на риск, ибо никто не мог увидеть эти горы, не изменившись навечно.
      Локвальские горы были раем. Именно их художники и поэты Нара называли самым великолепным местом империи, оазисом природы, не тронутым расположенным за ними металлическим городом. В Локвальских горах не чувствовалась едкая вонь столицы, не слышался гул плавилен, где делали медь и чугун. Это был идеальный уголок, не тронутый человеком, - и таким его сделал указ последнего императора Нара, того, который назвался Аркусом Великим. Этот император был неравнодушен к розам и питал неукротимую жажду прекрасного, и хотя он любил механическое чудовище, воздвигнутое им на берегах моря Дхун, он оставался прагматиком и понимал, что аристократам Нара, живущим в Черном городе, будут надоедать башни и уличные нищие и они начнут томиться по свежему воздуху и высоким деревьям. Локвальские горы оставались нетронутыми в течение многих поколений, и порубка дерева или мусор на дороге по-прежнему считались серьезными преступлениями, за которые полагалась смертная казнь. Даже архиепископ Эррит, ставший фактическим правителем Нара после смерти Аркуса, соблюдал этот закон. Говорили, что Эррит считает Локвалу святым местом, которое сам Господь приказал Аркусу оставить нетронутым. Ни один житель Черного города, будь он верующим или сторонником прежнего порядка, не собирался ставить под вопрос этот указ. Локвальские горы принадлежали всем, и большинству людей было достаточно просто знать, что они существуют.
      Сидя на спине своего пони, Лорла протянула руку и сорвала с ветки сухой лист. Она знала о правилах Локвальских гор, но решила, что один лист роли не играет. И к тому же лист был сухим, как и все листья в это время года. Он захрустел у нее между пальцами, и это ее немного развлекло. Локвала была прекрасна, но Лорла ехала по горам уже целый день, и ей надоели склоны и заросшие деревьями дороги. Фантом - пони, на котором она приехала из Гота, - спокойно рысил вперед, следуя за кавалькадой. Впереди на черном боевом коне ехал суровый Энли. В последние недели он стал очень замкнутым, и Лорла перестала его понимать. Он по-прежнему был по-своему, немного нетерпеливо, добр к ней, но почти перестал с ней разговаривать. После отъезда с Драконьего Клюва Энли сильно изменился. Теперь он был возбужден, сух и раздражителен со своими людьми, которые вплотную окружали его, держа наготове арбалеты.
      Лорла скучала по Драконьему Клюву. Ей не хватало Нины, множества книг и отдельной спальни. Ей не хватало прогулок по Красной башне и недолгой дружбы с дочерью герцога, но больше всего ее удручало, что у нее нет места - никакого места, - которое она могла бы назвать домом. Дорога с Драконьего Клюва оказалась долгой. Когда попадались гостиницы, Энли платил за ночлег и постели и их хорошо кормили, но даже хорошие дороги в Наре были опасны и утомительны и совсем не подходили для такой маленькой девочки. В последнее время Лорла видела себя именно так - как маленькую девочку. Несмотря на свой почти взрослый возраст, она оставалась всего лишь ребенком, простой пешкой в игре, которую вел ее Господин. Энли уже сказал ей, что она должна будет говорить и делать, когда они приедут в Черный город. А когда она спросила, сможет ли снова увидеть военные лаборатории, он сделал ей выговор.
      - Ты не должна даже упоминать о военных лабораториях, - решительно заявил он. - Забудь, что ты вообще о них знаешь. Теперь ты - Лорла Лон с Драконьего Клюва. Сирота. Помни о Господине, Лорла. Он на тебя рассчитывает.
      Они все теперь на нее рассчитывали, и это давило на нее тяжелым грузом. Даже Нина и та на нее рассчитывала. Дочь герцога поцеловала ее и обняла на прощание, но только после того, как сказала, что Лорла должна добиться успеха. На Драконьем Клюве теперь шла война. И Господин на нее полагается.
      Господин. Всегда Господин.
      Лорла никогда не встречалась с графом Ренато Бьяджио, но у нее не было никого, кто больше походил бы на отца. Именно его голос она слышала, когда задумывалась о себе, это его приказы звенели у нее в ушах, словно церковные колокола. В военных лабораториях ее приучили думать, что Бьяджио - это источник всех знаний и всего блага и что он очень сильно ее любит. И Лорлу удивляло, что сама она тоже любит Бьяджио. По крайней мере она предполагала, что это именно любовь. На самом деле она точно не знала, какой бывает любовь. Однако когда она думала о Господине, то испытывала страх и нечто похожее на благодарность за то, что по его приказу ее сделали особенной. Это не могла не быть любовь!
      Герцог Энли мало рассказывал ей о том, что происходило на Драконьем Клюве, но Л орла смогла сама догадаться. Сложить полную картину было несложно, и уклончивость Нины только помогла Лорле заполнить пробелы. Герцог ненавидел своего брата. Герцог наполнил свой дворец и его округу солдатами. А теперь они едут в Нар, чтобы попросить епископа о помощи и выпросить в Черном городе солдат. Какой бы хитроумный план ни привел в действие Господин, Лорда твердо знала, что Драконьему Клюву уже не стать прежним. Два ответвления теперь воевали. Она даже подслушала, как люди Энли говорили, что Энеас мертв. Лорла пыталась угадать, жалеет ли Энли о брате. Однако Энли молчал. Он передал ей приказы Бьяджио и больше ничего не добавил.
      Лорла насупилась. Энли ехал спиной к ней - в последнее время она видела только его спину. Она пыталась быть хорошей гостьей, однако он ею пренебрег. Ей было больно гадать, что именно он о ней думает. Однако она молчала и не пыталась привлечь к себе внимание герцога. Это было бесполезно. Герцог Энли замкнулся в своем мрачном мире. Даже его люди не могли с ним разговаривать. Он был на удивление печален.
      Имея в качестве компании только своего пони, Лорла ехала в самом конце кавалькады и разглядывала деревья. Скоро покажется столица Нара. Прошло уже много-много месяцев с тех пор, как Лорла покинула свою комнату в военной лаборатории и стала жить в Готе. Она вытянула шею, пытаясь проникнуть взглядом за вершины, но пока не было видно даже малейших признаков Черного города.
      Но одной мысли о том, что Нар близко, было достаточно, чтобы она держалась. Ей не терпелось закончить путь. Герцог Энли обещал, что Эррит будет ее холить и лелеять. Он заверил ее, что епископ не сможет перед ней устоять. Это утверждение ее смутило. Неужели она настолько прекрасна? Или слуги Бьяджио из лабораторий создали ее специально для Эррита? Лорла чуть вздрогнула, испугавшись за себя. Она слышала, что Эррит - ненасытное чудовище. Лорла вдруг испугалась, не распространяются ли его аппетиты на маленьких девочек.
      В конце дня, когда солнце стало садиться, а в воздухе почувствовалась прохлада, герцог Энли впервые за много часов заговорил, заставив свой отряд остановиться. Скоро должно было стемнеть. Пора было разбивать лагерь. Герцог помог своим солдатам снять припасы с вьючных лошадей, пока другие его люди разжигали огонь у дороги на поляне, где можно было переночевать. Лорла, которая уже успела хорошо узнать распорядок, развернула свою постель у огня, а потом ушла в лес, чтобы помочь набрать хворосту для горящего всю ночь костра. Адъютант герцога Фарен приготовил обед и, пока люди ели, развлекал их малоприличными шутками. Фарен был человеком простым, и Лорле он нравился. А еще он был человеком опасным, красивым и даже немного заносчивым. Однако по отношению к ней он был добр и щедро оделял ее водой и едой. Этого было достаточно, чтобы Лорла не боялась спать рядом с ним. Она никогда не ложилась рядом с герцогом, потому что Энли держался особняком даже на привалах и никогда не приближался к остальным. Этим вечером герцог поел один: он ушел со своей жестяной тарелкой в сторону и устроился под низкими ветвями темного дерева, рассеянно слушая смех своих людей. Лорла украдкой поглядывала на него во время еды: ей было его жалко. Как быстро он растерял веселые искры, которые горели в его глазах, когда они впервые встретились! Теперь глаза у него были мертвыми. А еще он быстро худел и почти не прикасался к еде. И по утрам он неизменно вставал первым, словно радовался возможности сбросить беспокойный сон. Его люди не решались шептаться у него за спиной, но Лорла знала, что они заметили происшедшие в нем перемены.
      После еды солдаты остались у огня за разговорами. Лорла сидела с ними и молча слушала. При этом она думала о Черном городе и своем новом доме у Эррита. Энли ушел пройтись в одиночестве и вернулся только через час. В свете костра его лицо казалось пепельно-серым. Лорла смотрела на него через дым.
      - Лорла, - мягко сказал он, - иди сюда.
      Лорла послушалась и встала, стряхивая грязь с одежды. Фарен и солдаты проводили ее взглядами, а потом быстро вернулись к разговору. Герцог протянул Лорле руку. Она оказалась большой и холодной, и Лорла приняла ее с опаской.
      - Пройдись со мной, - сказал он, уводя ее от света. Лорла попыталась улыбнуться, но не смогла. Они ушли в темноту под ветвями берез. Энли приостановился и посмотрел в небо, на кроваво-красную луну. В лунном огне его рыжая борода и красные губы словно пылали. Он крепко стиснул Лорле пальцы.
      - Завтра мы будем в городе, - сказал он. - Я передам тебя Эрриту, и мы больше не увидимся. Лорла кивнула:
      - Знаю.
      - Ты делаешь очень важное дело. Не забывай об этом.
      - Не забуду.
      Герцог улыбнулся ей с высоты своего роста.
      - Знаю, что не забудешь. Все, что я о тебе слышал, оказалось правдой. Ты очень необычная девочка, Лорла. А теперь ты сделаешь очень необычное дело. Возможно, ты не понимаешь всего, что требует от тебя Господин, но тебе дали очень важное поручение. То, что ты сделаешь в эти следующие недели, войдет в историю.
      От груза этих слов у Лорлы подкосились колени.
      - Я сделаю, что смогу, герцог Энли. Спасибо вам.
      - Так ты знаешь, что делать?
      - Да, - ответила Лорла.
      Они говорили об этом уже раз десять. Она - Лорла Лон, осиротевшая из-за войны на Драконьем Клюве. Герцог Энеас напал на них. Ее родителей убили люди Энеаса. И теперь, чтобы выжить, ей нужна помощь Эррита. Если Энли правильно оценивает ситуацию, епископ не сможет перед ней устоять.
      - Сколько до твоего дня рождения? - натаскивал он ее.
      - Две недели.
      - А как называется улица, где живет игрушечных дел мастер?
      - Высокая, - ответила она. - На углу, рядом со свечной лавкой.
      Энли вздохнул.
      - Хорошо. - Он медленно отпустил ее руку и уставился в небо. - Тебе только надо сыграть свою роль, - продолжал он. - Эррит тебя полюбит. Бьяджио прав. Он знает епископа лучше, чем все мы, и у него есть шпионы. Войди Эрриту в доверие. Заставь его отвести тебя к игрушечных дел мастеру. Остальное сделает Бьяджио.
      - Я все сделаю, - пообещала Лорла.
      - Я тебе верю, - сказал герцог. - Правда. - Он снова вздохнул. На этот раз вздох был громким, и слышать его было мучительно. Энли опустился на одно колено прямо на грязную землю и взял Лорлу за плечи. Его огромные руки обхватили ее, словно он был питоном, однако его прикосновение оказалось мягким и бережным. - Я хочу кое-что тебе сказать, - проговорил он. - И я прошу тебя внимательно меня выслушать. Это нечто, что ты имеешь право знать.
      Лорла напряглась:
      - Да, герцог Энли?
      - Я хочу, чтобы ты услышала правду, - сказал герцог. - Мою правду. Я хочу, чтобы ты меня выслушала. Ты сделаешь это ради меня?
      - Конечно, - ответила Лорла. - Вы можете рассказать мне все, что угодно. Я умею хранить тайны.
      - Да, умеешь. И слушай внимательно, потому что это будет тебе полезно. Ты должна знать, что я убил моего брата.
      - Я догадалась, - сказала Лорла. - Не сомневаюсь, что у вас были причины.
      - Очень веские причины, - подтвердил Энли. - Или так я считал. Но сейчас важно только то, что Энеас мертв и что я веду войну за Драконий Клюв. Бьяджио мне помогает. Но я не смогу выиграть эту войну, если ты мне не поможешь, Лорла. Если ты потерпишь неудачу, я потеряю Драконий Клюв, а война не кончится. Умрет много людей. Ты это понимаешь?
      - Нет, - честно призналась Лорла. - Я ничего не понимаю. И никогда не понимала. Я просто делаю то, что мне велят. - Она отвернулась, чтобы не встречаться взглядом с герцогом. - Мне это противно. Мне противно быть такой, какая я есть. Мне противно быть орудием для вас и Господина. Я...
      Она замолчала. Как ей сказать герцогу, что она одинока? Он просто над ней посмеется.
      - Что, Лорла? - спросил герцог. - Скажи мне. Лорла наконец посмотрела на него.
      - Герцог Энли, я сделаю то, чего от меня ждут, потому что я хочу сделать как лучше для вас и для Господина. И потому, что я ничего другого не могу сделать. Что-то мешает мне даже подумать об этом. - Она почувствовала поднимающуюся волну эмоций и испугалась, что вот-вот расплачется. - Я пойду к Эрриту и заставлю его меня полюбить. Если этого хочет Господин, я сделаю это ради него.
      - Лорла, даю тебе слово: это больше, чем просто желание Бьяджио. И это больше, чем мое желание. От тебя зависит судьба всей империи.
      Лорла кивнула, надеясь, что не заплачет:
      - Да. Я все это знаю.
      - Ах, дитя...
      - Я не дитя! - вспылила она, резко отстраняясь от него. - Мне шестнадцать. Я почти женщина.
      - Женщина в теле ребенка, - поправил ее герцог. - Тебя растили для этой минуты. Все именно так, как тебе говорили в военных лабораториях: ты особенная. - Он протянул руку и погладил ее нежные волосы. Этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы у Лорлы полились слезы. - Не забывай об этом, - вздохнул герцог. - Не забывай своей задачи и того, кто ты такая. Ты нужна Господину. Ты нужна Нару.
      - Это так много! - всхлипнула Лорла. - Наверное, слишком много.
      - У тебя маленькие плечики, но сильные, - с улыбкой пошутил герцог. Я знаю, что ты справишься.
      - Мне страшно.
      - Это нормально, - отозвался Энли. Его голос понизился до шепота. Сказать по правде, мне тоже бывает страшно. Однако это не делает нас менее храбрыми. Мы делаем то, что должны.
      Он отвел прядь волос у нее со лба. Лорла закрыла глаза и прерывисто вздохнула. Ее окружило множество лиц: ласковая улыбка герцога Локкена и губы его жены, Карины. Она подумала про Гот, уничтоженный Эрритом, и про свою новую подругу Нину, по которой она скучала, как по давно утраченной сестре. Ей хотелось, чтобы они все ею гордились - даже призраки.
      - Я сделаю то, что ждет от меня Господин, - решительно объявила она. Я не подведу вас, герцог Энли.
      - Я это знаю. Я очень в тебя верю, как верит и твой Господин. - Герцог Энли снова взял ее за плечи, но крепко, так что она не могла вырваться. - Я был не слишком гостеприимным хозяином. Извини меня за это. Ты заслужила лучшего. Но у меня столько дел, просто хоть разорвись на части. - Он слабо улыбнулся. - Я буду по тебе скучать, Лорла.
      - Правда? Энли кивнул:
      - Я ведь не такой уж злодей, правда? Пожалуйста, скажи мне, что это не так!
      - Совсем не так! - засмеялась Лорла. - Вы выполняете поручение Господина. Как вы можете быть дурным человеком?
      Лицо Энли посерело. Его руки упали с плеч Лорлы и бессильно повисли вдоль его тела.
      - Конечно, - мрачно произнес он. - Поручение Господина...
      И в это мгновение их обволокла ночь: луна скрылась за облаком.
      - Эррит - сущий дьявол, - проговорил Энли, глядя на небо. - Помни это. Каким бы добрым он ни был к тебе, помни, что он собой представляет. Этот совет - единственная защита, которую я могу тебе предоставить.
      - Я буду это помнить, - пообещала Лорла. - Спасибо.
      Она задумчиво рассматривала герцога, и казалось, что ее взгляд его не раздражает. Возможно, герцог даже не замечал его. Он был поглощен созерцанием звездного неба. Завтра они приедут в столицу, и она наконец увидит этого странного епископа, и если получится, то совратит его и украдет его сердце. Но от этого ее отделяют долгие часы, а ночь и луна словно сговорились растянуть время, так что завершение ее задания казалось делом бесконечно далеким. Сегодня она будет спать и стараться вспомнить как можно больше из своей старой жизни. А утром она умрет и возродится.
      В Соборе Мучеников, на высокой башне, откуда видны были улицы города, архиепископ Эррит неподвижно лежал на кровати, устремив взгляд в потолок. Утреннее солнце струилось сквозь огромное окно, согревая атласные простыни. На груди архиепископа лежала открытая священная книга, медленно поднимавшаяся и опускавшаяся в такт его дыханию. Архиепископ хрипел, с трудом засасывая воздух в легкие. У его постели стоял высокий изогнутый аппарат из серебристого металла, в рамке которого была установлена перевернутая бутылка с голубой жидкостью. От бутылки отходила трубка, змеившаяся от аппарата к кровати. Трубка заканчивалась блестящей иглой. Игла заканчивалась в руке Эррита.
      Пока жидкость по капле входила в вену епископа, он лежал неподвижно. Время от времени он сжимал и разжимал кулак, торопя процесс. Глаза у него горели, словно в них плескали кипятком. Все тело, казалось, разрывается на части, словно расколотое пополам мощным снадобьем, разливающимся по венам. Но архиепископ Нара, несмотря на раздирающую его боль, не издавал ни звука. Это была радостная мука, которую легко было выносить. И она медленно-медленно возвращала его к жизни.
      Дьявольский дар Бьяджио не оказался ядом, как того опасался Эррит. Он был именно тем, что обещал Никабар, - очень сильным раствором снадобья Бовейдина. В соответствии с предостережением Никабара, Эррит собственноручно приготовил раствор, разбавив жидкость водой до приемлемой концентрации. Теперь это станет еженедельным ритуалом. Как это было до того момента, когда ему удалось победить свое пристрастие. Но было так приятно снова ощутить в себе жизненные силы! Эррит закрыл глаза, испытывая ненависть к самому себе. Бьяджио был хитрым дьяволом. За все годы, когда они вместе служили Аркусу, Бьяджио ни разу открыто не выступил против Эррита, даже когда епископ нашептывал проклятия на ухо императору. Однако их взаимная ненависть выросла и набрала мощную силу. Эрриту казалось, что он одерживает верх над Бьяджио. И теперь, лежа в кровати и наслаждаясь злобным даром графа, он испытывал на этот счет сомнения.
      Однако у него есть время. Время, чтобы подумать. И составить планы. Маленькая бутылочка, которую привез ему Никабар, не опустела еще и на треть. Он может заполучить новую. Бьяджио рвется на переговоры. Эррит пообещал себе, что будет торговаться с этим животным. К тому времени, когда пузырек опустеет, он заполучит новую порцию. Если Бьяджио хочет снова слиться с Наром, ему придется поделиться своим драгоценным снадобьем.
      - Не один только ты умник, - прошипел Эррит. - Я тоже умею играть.
      Эта игра была для Эррита и важной, и опасной. Он не был стратегом или шпионом. Однако он долгое время прожил в Черном городе и ощущал биение его жизни. Он не был лишен влияния. Губы епископа изогнулись в легкой улыбке. Снадобье пылало в его жилах. Однако он терпел боль, наслаждался ею, ощущая, как средство Бовейдина творит чудеса с его суставами, зубами и мышцами, делая их прочнее и сильнее, возвращая молодость и останавливая ход времени. Его глаза уже вновь обрели прежнюю яркость. Теперь, глядя в зеркало, он снова встречал в нем взгляд двух ярко-лазурных драгоценных камней.
      "Я силен, - мысленно говорил себе епископ. - Я достаточно силен и становлюсь еще сильнее".
      Он не отдаст Нар Бьяджио. Это исключено - после всего, что ему пришлось перенести.
      Снадобье медленно текло по трубке, неспешно вливаясь в его кровоток. Эррит открыл глаза и устремил их на бутылку с голубой жидкостью. Она уже почти опустела. Он содрогнулся, пытаясь овладеть собой. Эти процедуры бывали невыносимыми, а он вернулся к ним совсем недавно! Теперь он перестал испытывать безумную тягу к снадобью и вновь обрел аппетит. Он, словно атлет, мог опустошить все выставленные на стол блюда - и в желудке еще оставалось места для десерта. В прежнем Наре он славился своей тучностью, но отказ от снадобья заставил его похудеть. Он был старше и не мог поспорить с Бьяджио красотой, но для победы над Черным Ренессансом нужна сила, а не красота. И теперь сила вливалась в него. Порочная жизненная сила, созданная Бовейдином в пробирке.
      За окном вставало солнце. Скоро его кожа снова превратится в лед, и он будет жаждать солнца, словно цветок. Изменится не только цвет его глаз: его плоть заледенеет, и ни один живой человек не сможет вынести его прикосновения. Не то чтобы это имело значение. Это было одной из великих жертв, которые он принес Небесам - отказ от контактов с другими людьми. Ему свойственны были все мужские желания, однако он обладал невероятной способностью их сдерживать, и хотя хорошенькие раскрашенные дамочки Нара заставляли его сердце биться быстрее, он умел подавлять свою похоть. Он выполнял волю Господа. Он заботился о детях из сиротского дома и распространял Слово. Ему не нужны были плотские утехи, столь слабые и преходящие. В юности, до того, как он услышал зов Небес, он искал в городе женщин, утоляя свои аппетиты с рабынями и шлюхами, но Бог спас его от этого. Его тело было теперь чистым, не тронутым болезнью. Как и его разум.
      По большей части.
      Он по-прежнему думал о Готе, особенно когда снадобье обжигало его сильнее всего. И Бог по-прежнему дразнил его недомолвками. Он думал и о Кае, и о чудовищном горе полковника, которое грозило раздавить его, словно на наковальне. Пути Господни неисповедимы, но знаки Небес несомненны. В душе Эррит твердо знал, что дело, которое он совершил, было необходимо. Однако совесть по-прежнему не давала ему покоя, порой ее крик был настолько громким, что его не могли заглушить даже объятия наркотика.
      "Почти все", - думал он, глядя, как из бутылки вытекают последние капли светлого раствора. Новая процедура понадобится ему только через неделю. Бовейдин действительно смог сделать снадобье очень концентрированным. Эррит сжал пальцы. Они казались толще, чем всего несколько дней тому назад, словно на них появился новый слой мускулов.
      Стук в дверь вывел Эррита из грез. Он затаил дыхание, злясь, что ему помешали. Он все еще оставался в ночной сорочке и отдал строгое приказание, чтобы его не беспокоили. Если это Форто...
      - Что такое? - гневно крикнул Эррит в сторону двери.
      Створка очень медленно открылась. Отец Тодос виновато просунул в комнату голову, стараясь не смотреть на отвратительную картину на кровати.
      - Простите, Ваше Святейшество, - пролепетал он. - Но... к вам посетители.
      - Посетители? И что?
      - С Драконьего Клюва, Святейшество. Герцог Энли. Он говорит, что ему немедленно нужно поговорить с вами. Он настоял...
      - Посмотри на меня, дурень! Я не в состоянии заниматься этим!
      Тодос вошел в спальню и закрыл за собой дверь. Эррита поразило подобное нахальство. Не поднимая головы, священник объяснил свой поступок:
      - Я очень сожалею, Ваше Святейшество, но герцог Энли упорствовал. Он умоляет, чтобы вы немедленно его приняли. На его земле война.
      Слово "война" заставило Эррита резко сесть.
      -- О чем ты? - вопросил он. - Какая война? Тодос пожал плечами:
      - Не знаю, Ваше Святейшество. Герцог сказал, что будет разговаривать только с вами. Но это очень срочно.
      Эррит снова откинулся на мягкие подушки, заставляя себя успокоиться. Война на Драконьем Клюве назревала уже давно. И то, что она разразилась именно сейчас, когда в империи царит хаос, удивления не вызывало. Энли и его брат вечно досаждали императору. Эррит всегда предчувствовал, что между ними произойдет нечто катастрофическое.
      - Что бы это ни было, - заявил он, - дело подождет, пока я не закончу. - Свободной от иглы рукой он махнул на Тодоса, приказывая ему уйти. - Пойди и скажи герцогу, что я нездоров. Я увижусь с ним, как только смогу.
      Священник встревоженно нахмурился.
      - Как скоро это может быть? То есть что я могу сказать герцогу?
      - Ты хуже заботливой мамаши, Тодос! Изволь дать мне несколько секунд!
      - Да, Ваше Святейшество, простите меня. Я скажу герцогу, чтобы он вас ждал.
      - Убирайся!
      Священник выбежал из спальни, закрыв за собой дверь. Эррит лежал в постели и сыпал проклятиями.
      Чтобы закончить процедуру и восстановить силы, Эрриту понадобилось меньше получаса. Через час он уже полностью облачился и был готов приветствовать герцога Драконьего Клюва. Отец Тодос встретил Эррита у дверей его покоев и сообщил епископу, что герцог дожидается его на первом этаже храма, в одном из многочисленных кабинетов. Передавая Эрриту эти сведения, Тодос уныло смотрел на него, явно поражаясь происшедшей в нем перемене. Эррит улыбнулся и извинился перед своим другом. Он чувствовал себя полным сил, странно возбужденным. Удивительное снадобье в который раз совершило над ним свое чудесное действие.
      Тодос проводил епископа с башни в кабинет, где ждал герцог. Это была богато обставленная комната, большего размера, чем необходимо, с обычным огромным окном и крошечными изображениями священных предметов, расставленными по полкам и книжным шкафам. В кабинете находился письменный стол, которым Эррит почти никогда не пользовался, и несколько жестких стульев. Когда Тодос открыл дверь кабинета, оттуда донесся сладковатый запах кожи. Герцог беспокойно стоял в центре комнаты. Он был с виду усталым и осунувшимся. При нем не было солдат - но он был не один. Рядом с ним на стуле, не доставая ногами до пола, сидела девочка со светлым личиком. Как только Эррит вошел, герцог и девочка устремили на него взгляды.
      - Герцог Энли! - проговорил отец Тодос. - Архиепископ Эррит.
      Герцог Энли опустился перед епископом на колени и низко склонил голову, а потом взял руку Эррита и благоговейно поцеловал его кольцо.
      - Ваша милость, - тихо проговорил он, - благодарю вас за то, что вы почтили меня своим присутствием. Я ваш слуга.
      Эррит услышал его слова так, словно они доносились откуда-то издалека. Его глаза были прикованы к чудесной девочке на стуле. Она улыбнулась ему, но осталась сидеть на месте.
      - Встаньте, герцог Энли, - сказал епископ. - И садитесь. Прошу вас... - Он указал на один из стульев, стоявших у письменного стола. - У вас измученный вид.
      - Я устал, Ваше Святейшество, - признался герцог. Взяв стул, он только что не рухнул на него. - Благодарю вас.
      - Тодос, ты предложил нашим гостям поесть и выпить?
      - Да, Ваше Святейшество, - ответил священник.
      - Отец был очень любезен, Ваше Святейшество, - пояснил герцог. - Но, боюсь, мне было не до еды. Мне необходимо срочно с вами поговорить.
      - И я здесь, герцог, - сказал епископ. Он прошел к своему креслу, стоявшему за богато украшенным резьбой столом. Огромное сооружение из красного бархата походило скорее на трон, чем на кресло. - Тодос, оставь нас, пожалуйста. Думаю, герцогу будет спокойнее говорить со мной наедине.
      Как всегда послушный, Тодос ушел. Когда за ним закрылась дверь, герцог глубоко вздохнул и беспомощно развел руками.
      - Ваше Святейшество, я прошу у вас прощения за такое вторжение. Но я просто не знал, к кому еще мне обратиться. Мы приехали с самого Драконьего Клюва, чтобы умолять вас о помощи.
      - Я вас слушаю, дорогой друг, - отозвался Эррит. - Вы всегда были верным правителем. Вы можете просить у меня все, что угодно. Но сначала... - Эррит повернулся к девочке. - Скажите мне, пожалуйста, кто это прекрасное дитя?
      - Ее зовут Лорла, - сказал Энли. - Лорла Лон. Она с Драконьего Клюва, с южного ответвления. Ее родители погибли во время нападения.
      - Нападения? - переспросил Эррит.
      - Поэтому я здесь, Ваше Святейшество. На Драконьем Клюве началась междоусобная война. Мой брат Энеас напал на мою землю. Он поднял Черный флаг. - Герцог с печальной улыбкой повернулся к девочке. - Лорла осиротела во время боев. Я привез ее сюда в надежде, что вы ей поможете. Я знаю, как вы щедры по отношению к сиротам. Я подумал, не поможете ли вы мне найти для нее новый дом.
      Она была невероятно хороша: белокурые волосы, подстриженные челкой, яркие глаза, которые могли поспорить синевой с глазами Эррита. Епископ постарался улыбнуться ей как следует: не слишком смело, но и не слишком вяло.
      - Привет, Лорла, - тихо проговорил он, словно обращался к птичке, которую страшно спугнуть. Она ответила ему необычайно милой робкой улыбкой.
      - Здравствуйте, Ваше Святейшество, - ответила она, кивая.
      - Ты здорова? - спросил он. - У тебя усталый вид.
      - Я устала, - согласилась девочка. - Очень. - По ее лицу промелькнула печальная тень. - И мне страшно.
      - Тебе нечего здесь бояться, даю тебе слово. Никто не сделает тебе ничего плохого. Это дом Божий. Ты здесь в безопасности.
      - Не бойся, Лорла, - поддержал его герцог. - Его Святейшество человек великий и добрый. Он тебе поможет. - Энли повернулся к епископу. Вы ведь ей поможете, Ваше Святейшество?
      - Конечно! - расплылся в улыбке Эррит. - Ты очень красивая, Лорла. Ты напоминаешь мне ангела. А глаза у тебя... почти такие же яркие, как у меня!
      Лорла скромно улыбнулась:
      - Спасибо, Ваше Святейшество.
      Епископ подался вперед, не вставая с кресла:
      - Сколько тебе лет, дитя? Ты знаешь?
      - Мне восемь, - ответила девочка. - Почти девять.
      - Это чудесный возраст, - заявил Эррит. - У нас в приюте много твоих ровесников. Если хочешь, ты можешь встретиться с ними, завести новых друзей. Тебе хотелось бы этого?
      Лорла посмотрела на герцога, словно ища поддержки. Герцог ободряюще ей кивнул.
      - Ты можешь говорить с епископом откровенно, Лорла, - сказал Энли. Даю словo: он не сделает тебе ничего плохого.
      Девочка как следует обдумала эти слова. Вид у нее был смущенный, измученный.
      - Наверное, хотелось бы. Мне просто хочется, чтобы мне было где жить.
      - Для тебя здесь найдется место, не тревожься, дитя, - пообещал Эррит. - Мы сможем о тебе позаботиться. Ты хочешь есть? У нас есть еда. - Он похлопал свой округлившийся животик. - Сколько угодно еды.
      - Я поела бы, - ответила Лорла. - Если герцог Энли не против. - Она снова посмотрела на Энли. - Можно, милорд? Мне можно чего-нибудь поесть?
      - Конечно, - сказал Энли. - Можешь меня не дожидаться. Пойди поешь.
      - Ты найдешь отца Тодоса в коридоре, - добавил Эррит. - Скажи ему, что проголодалась и хочешь отдохнуть. Он найдет тебе комнату.
      Лорла спрыгнула со стула и направилась к двери. - Так и скажу! радостно воскликнула она.
      Эрриту больно было смотреть на нее, такую изголодавшуюся и отчаявшуюся. Война наиболее жестока к детям. Черный Ренессанс научил его этому. Вот почему Эррит создал свой детский приют. Епископ проводил взглядом девочку и некоторое время смотрел на закрывшуюся за ней дверь.
      - Какой необыкновенный ребенок! - прошептал он. Эти слова не предназначались для ушей Энли, но тот их услышал.
      - О да! - отозвался герцог. - Ей пришлось столько вынести - и все-таки она не жаловалась, ни разу на всем пути сюда. У вас действительно найдется для нее место, Ваше Святейшество? Я не хотел бы вас затруднять. Мне просто подумалось...
      - Не тревожьтесь о девочке, - заверил его Эррит. - Мы найдем для нее место. Но теперь скажите мне, герцог Энли, что за дурные вести вы принесли? Война с вашим братом?
      - Да, поистине дурные вести, - откликнулся Энли. Он прижал руку ко лбу и начал растирать его, стараясь разгладить пролегшие по лицу морщины. Черные времена, Ваше Святейшество. Драконий Клюв раскололся, чего я давно опасался. Энеас, мой брат...
      - Он напал на вас? - допытывался епископ. Энли кивнул:
      - Он встал на сторону Бьяджио. Теперь он поднял Черный флаг. Мои люди собственными глазами видели этот флаг на его замке. На нас напали внезапно. - Герцог сжал кулаки. - Будь я проклят! Мне следовало это предвидеть! Когда Аркус умер, я понял, что Энеас попробует что-то предпринять. И я продолжал бездействовать!
      - Не терзайтесь! - проворковал Эррит. - И расскажите мне все, что случилось. Когда напал ваш брат?
      - О, уже много недель назад. Я даже не знаю, что сейчас творится у меня дома. Когда мы уезжали, перевеса ни у кого не было. Войскам Энеаса удалось захватить часть территории на южном ответвлении, но мои люди их остановили. Однако я не знаю, на сколько нас хватит. Воздушная армия ненасытна, Ваше Святейшество. Она не дает нам наносить ответные удары. Лицо герцога казалось совершенно искренним. - Мне страшно, Ваше Святейшество.
      Эррит встал с кресла и вышел из-за письменного стола. Боль Энли притягивала его к себе, словно магнит. Он посмотрел на герцога, стараясь выгладеть внушительно.
      - Не надо бояться, сын мой. На Драконьем Клюве вы подняли Свет Бога, не так ли?
      - Да, Ваше Святейшество. Конечно.
      - Значит, Бог даст вам защиту. Имейте веру.
      - Ваше Святейшество, мне нужно нечто помимо веры. Мне нужна ваша помощь.
      Энли попытался встать, но Эррит поднял руку, остановив его:
      - Сидите, герцог Энли. Вам нужен отдых. Скажите, чего вы от меня хотите.
      - Нам на Драконьем Клюве нужны войска, Ваше Святейшество. Чтобы отразить нападение моего брата. Нужно, чтобы нам на помощь пришли легионы. Как в Готе.
      Эррит застыл:
      - Как в Готе? Что вы знаете о Готе?
      - Я знаю, что там вы раздавили Черный Ренессанс, - ответил Энли, бледнея. - Извините, Ваше Святейшество. Я думал, об этом всем известно. Я не хотел проявить неуважение...
      - Я не обиделся, сын мой, - заверил его Эррит. Он не ожидал, что известия о Готе будут распространяться настолько быстро. - Это правда. Мы действительно подавили Ренессанс в Готе. Ужасной ценой, но это было необходимо.
      - Да, - подхватил Энли, - и вы можете помочь мне сделать то же. Пожалуйста, я вас умоляю. Отправьте со мной на Драконий Клюв генерала Форто и его людей. Если Энеас их увидит, он, может быть, даже признает себя побежденным и сдастся. Но это надо сделать быстро, пока мы не потеряли южное ответвление.
      Эррит облокотился на свой письменный стол, обдумывая то, что сказал ему Энли. Это была смелая просьба. Драконий Клюв располагался далеко и не имел особого значения. Легионам Форто придется идти туда долгие недели. Епископ размышлял над его просьбой. Энли наблюдал за ним. Он был хорошим человеком, этот герцог. Несмотря на свою репутацию вольнодумца, он был предан Аркусу и прежней империи, а когда старик умер, он отказался встать на сторону Бьяджио, сделав выбор в пользу Света Бога. Этот человек имел высокие идеалы. Нечастый случай в наши дни.
      - Вашу просьбу выполнить непросто, - проговорил Эррит. - Если Форто дойдет до Драконьего Клюва и окажется, что Энеас уже его захватил, дело может закончиться новым избиением. Я откровенно признаюсь вам, что мне не хочется брать на совесть еще одно подобное деяние.
      - Но мы были вам верны! - взмолился герцог. - Мы преданы вам и новому порядку. Ваше Святейшество, нельзя допустить, чтобы Драконий Клюв подпал под Черный Ренессанс. Я прошу об этом не для себя, а для Нара. Драконий Клюв - это только начало. Чем все закончится?
      "Действительно - чем?" - мрачно подумал Эррит.
      Энли драматизировал ситуацию, но в целом был прав. Нельзя допустить, чтобы у Бьяджио появились оплоты в Наре. Именно поэтому Эррит приказал разрушить Гот, поэтому он позволил составу Б выйти из военных лабораторий. Епископ решил, что Бог его испытывает. И он выдержит это испытание.
      - Я обдумаю все, что вы мне сказали, герцог Энли. Не тревожьтесь. Бог подскажет мне верный путь. И я посовещаюсь с генералом Форто. В конце концов, он же профессионал. Многое будет зависеть от того, что скажет он.
      - Со всем моим уважением, Ваше Святейшество, на это просто нет времени. Нам надо...
      - На молитву время есть всегда, герцог Энли. Мы обязаны находить время для Бога. - Эррит протянул герцогу руку. Энли взял протянутую руку, хотя и не скрыл своего разочарования. Он неохотно позволил Эрриту помочь ему встать со стула, невольно содрогнувшись от ощущения ледяной кожи. - Пойдите и найдите отца Тодоса. Он вас накормит и напоит и отведет вам комнату для ночлега. С вами есть люди?
      - Да, Ваше Святейшество. Отец уже о них позаботился.
      - Вот и хорошо. Не бойтесь, сын мой. Бог подскажет нам верное решение.
      Энли низко поклонился и вышел из кабинета. Дверь тихо закрылась за ним, и Эррит остался один.
      "Бьяджио".
      Это настоящий дьявол. Даже находясь на Кроуте, он плетет свою паутину, надеясь связать империю и утащить ее обратно во тьму. И таким людям, как Эррит, необходимо нести в мир свет. Эррит подошел к окну и стал смотреть вниз, на город. Солнце поднялось выше, и его свет лился сквозь стекло, согревая заледеневшую кожу. Зрение архиепископа невероятно обострилось: он мог видеть каждую пылинку, плывущую над городом, каждую струйку дыма от плавилен. За рекой на вершине холма высился заброшенный Черный дворец, подавляя собой все вокруг. Внутри, в его пустых помещениях, остался Железный трон - опустевший престол мертвого императора. При мысли о том, что на этом троне может оказаться Бьяджио, Эррита начинало мутить.
      - Никогда! - прошипел он. - Никогда, пока я еще дышу!
      А потом его мысли обратились к маленькой девочке, Лорле. Она была истиной драгоценностью, которую громада войны чуть было не превратила в прах. Жесткое лицо Эррита смягчилось. Бедняжка! Иногда мир бывает немыслимо жесток.
      Лорла стояла у окна, прихлебывая сок и глядя на огромный город. Она оказалась очень высоко - так высоко она не бывала даже в Красной башне, - и огромные просторы Нара заставили ее почувствовать себя птицей, парящей над миром. Отец Тодос привел ее сюда, чтобы она отдохнула и поела. В комнате стояла кровать, мягкая и удобная, с чистыми простынями и пышными подушками, в которых утонула голова Лорлы, когда она попробовала прилечь. Необъятный завтрак, который принес отец Тодос, остался недоеденным на подносе у кровати. Его хватило бы на двух взрослых, и Лорла наелась досыта. За толстым стеклом раскинулась завораживающая столица Нара. Лорла не запомнила, чтобы город был таким огромным и внушительным - но тогда сквозь крошечные грязные окошки лабораторий она видела только маленькие его кусочки. А теперь, с верхней части собора ей видно было все, и она поняла почему город называли "Великолепным". Она чувствовала себя невесбмой, бестелесной - словно полностью оторвалась от земли.
      Фарена и остальных людей герцога нигде не было видно, но Лорла о них не беспокоилась. Она знала, что больше никогда их не увидит. Ее новая жизнь будет идти здесь, в столице Нара. Нина, герцог Энли, Гот - все это придется забыть. Теперь она - Лорла Лон. Сирота. Лорла молча улыбнулась. Эту роль ей будет легко сыграть. Ведь она и вправду сирота! У нее нет ни матери, ни отца. Единственным родителем, которого она хоть немного знала, был для нее Бьяджио, да и он был скорее призраком или волшебной сказкой, неуловимым, словно воздух. Лорла предполагала, что увидит герцога Энли до его отъезда, но даже это ее мало заботило. Пора было разорвать и эти узы. Пора измениться полностью.
      "У Лорлы Лон была мать по имени Нефри, а отца ее звали Поу, напомнила она себе. - Ей восемь лет - и скоро исполнится девять. Ее день рождения наступит через две недели. Она хочет получить в подарок кукольный дом, такой, чтобы он точь-в-точь походил на собор. На Высокой улице есть кукольных дел мастер, который сможет сделать такой дом. И если ей не сделают такого подарка, она будет плакать".
      Эта игра заставила Лорлу усмехнуться. Почему у нее это так хорошо получается? В лабораториях ее научили многому - она прежде даже не подозревала об этом. Это ее удивило. И Эррит тоже будет удивлен. Лорла нахмурилось: ей стало немного стыдно. Других детей учили, что обманывать нехорошо. Она знала это, потому что в Готе видела матерей с детьми, и детей ругали за ложь. Лорлу никто никогда не ругал. Может быть, потому, что у нее нет недостатков?
      Или потому, что она особенная?
      В дверь тихо постучали. Лорла смущенно обернулась.
      - Кто там? - спросила она.
      Дверь со скрипом приоткрылась, и в проеме появился архиепископ Эррит. Он приветливо ей улыбнулся:
      - Лорла, можно мне войти?
      - Да, - ответила Лорла.
      Она подумала было, не встать ли ей, чтобы встретить архиепископа, но решила, что не надо. Эррит протиснулся через полуоткрытую дверь и подошел к ней, разглядывая поднос с остатками завтрака.
      - Ну, ты явно была голодная! - пошутил он. - Все хорошо?
      - Да, сэр, - ответила она. - Все было очень вкусно, Ваше Святейшество.
      Епископ улыбнулся:
      - Надеюсь, тебе здесь понравится. Здесь безопасно. Я хочу, чтобы ты это знала. Здесь с тобой ничего не случится. Здесь тебя будет защищать целая армия.
      - Мне не страшно, Ваше Святейшество, - отозвалась Лорла. Она постаралась ответить ему как можно более теплой улыбкой. - Теперь уже не страшно. - Она осмотрелась. - Эта комната очень хорошая. В приюте комнаты такие же, как эта?
      Эррит поморщился:
      - Нет, не совсем. Но они чистые, а за детьми ухаживают хорошие люди. Они занимаются богоугодным делом. В нашей заботе нуждается очень много детей. Грустно признаться, но их слишком много. В империи было очень много войн.
      - А где находится приют? Его можно увидеть из этого окна?
      - Нет, не думаю, - ответил епископ. - Он по другую сторону собора. Но я не хочу, чтобы ты думала о приюте, Лорла. - Он обогнул столик и уселся рядом с ней на кровати, так близко, что между ними не было даже дюйма пространства. - Тебе нравится эта комната?
      - О да! - совершенно искренне сказала Лорла. Она еще никогда не видела столь великолепной панорамы. - Здесь очень хорошо.
      - Я рад, - проговорил он. Он взял с подноса плод и стал катать его на ладони. - Если хочешь, ты можешь остаться здесь. Тебе не обязательно отправляться в приют. Я не уверен, что тебе следует там жить.
      - Остаться здесь? В этой комнате?
      - Ну, это решать тебе, конечно. В моем приюте тоже хорошо, и там будут другие дети твоего возраста. Но тогда у тебя не будет такого красивого вида из окна и отдельной спальни.
      Лорла почувствовала страх, но постаралась его не выказать. Эррит действовал очень быстро. Она попыталась проанализировать его тон, но, к собственному удивлению, не услышала в нем ничего, кроме искренности. Епископ смотрел на нее, его синие глаза сверкали. Она лихорадочно искала ответ. Не найдя его, она ответила вопросом:
      - Почему? Я хочу сказать - почему вы даете мне все это, Ваше Святейшество?
      Архиепископ Эррит положил яблоко обратно на стол. Лорла почувствовала, что он пытается подобрать наилучший ответ. В конце концов он пожал плечами и печально вздохнул:
      - Лорла, я скажу тебе кое-что, что тебя удивит. Я очень одинокий старик. Я посвятил свою жизнь Богу. Ты понимаешь, что это значит?
      - Не очень, - призналась она.
      - Священникам не разрешается жениться или иметь женщину. Это значит, что у них нет собственной семьи, если не считать церкви. Мы не можем иметь детей. - Казалось, Эррит смущен собственным признанием. - Я очень люблю церковь. Я люблю Нар. Но порой мне бывает одиноко. Наверное, именно поэтому я устроил приют для сирот, чтобы бывать с детьми. Мне всегда хотелось иметь собственную дочь или сына. Я...
      Он оборвал себя и неожиданно покраснел.
      - Я тебя, наверное, испугал! Прости. - Он встал с кровати и направился к двери. - Оставайся здесь столько, сколько захочешь. Проведи здесь ночь и отдохни. Утром мы сможем снова поговорить, или, если захочешь, отец Тодос отведет тебя в приют.
      Лорла поняла, что должна его остановить.
      - Подождите, пожалуйста... Он замер на пороге:
      -Да?
      - Я... я не хочу оставаться одна. Мне страшно. Вы не побудете со мной немного?
      Еще не договорив, она почувствовала глубокий стыд. А выражение лица старика пристыдило ее еще сильнее. Когда Эррит услышал ее приглашение, его глаза вспыхнули радостью.
      - Мы можем быть одинокими вместе, - с улыбкой сказал он. - Если ты хочешь.
      - Хочу, - сказала Лорла.
      Как это ни удивительно, она говорила совершенно искренне. Спрыгнув с кровати, она подошла к епископу.
      "Это человек хитрый и лживый", - попыталась напомнить себе она. Эррит был врагом Господина, а Господин никогда не ошибается. И все же этот человек проявил к ней доброту - таким добрым мог бы быть отец. И Лорле трудно было не отозваться на его нежный голос.
      - Покажите мне собор, - попросила она. - Покажете?
      - Ах, дитя, с удовольствием! - просиял епископ. - Это волшебное место. Это мой дом. - Он возбужденно прищелкнул пальцами. - Да! Я покажу тебе нечто необыкновенное! - Он протянул ей руку. - Пошли, ты должна это увидеть.
      Лорла доверчиво взяла его за руку. Его рука была такой же большой, как у герцога Энли, но мягче -почти как вата. А еще она оказалась невыносимо холодной. Лорла ахнула и отдернула руку.
      - Извини, - сказал епископ. Он с отвращением посмотрел на свои пальцы. - Это пустяк. Просто результат лечения, которого требуют мои болезни. Прости меня. - Он открыл дверь. - Пойдем...
      Они вместе вышли в великолепный коридор. Лорла прошла с епископом через расписанный фресками зал, покрытый позолотой и совершенно роскошный. Высокие потолки были покрыты росписью, и отовсюду смотрели мраморными глазами ангелы. На стенах висели высокие серебряные бра, полированные полы гудели от шагов, отбрасывая звуки к высоким потолкам, словно в концертном зале. Лорла пыталась ничего не пропустить, видеть все. За всю свою жизнь она не видела ничего, что могло бы сравниться с этим святым местом.
      - Куда мы идем? - спросила она.
      - Увидишь. Доверься мне. Это нечто прекрасное.
      Здесь все было прекрасно. Пока они быстро шли по залу, Лорла не отрывала глаз от окон с их сказочно красивыми витражами. Сквозь них лились лучи солнца, заставлявшие цветное стекло пылать. В конце зала оказалась винтовая лестница, уходившая куда-то вниз. Она казалась бесконечной. Эррит зашагал по ступенькам с энергией молодого человека. При виде его Лорле захотелось смеяться. Она поспешила следом за ним, пока они не добрались до конца лестницы. Там Эррит наконец остановился и посмотрел на нее.
      - Ш-ш! - предостерег он ее, прижимая палец к губам. - Мы почти пришли.
      - Куда? - шепотом спросила Лорла.
      - Почти пришли, - поддразнил ее Эррит. - Да, да...
      Епископ повернулся и зашагал по коридору. Лорла пошла за ним. В этой части огромного собора царила тишина. Округлый свод был украшен изящной лепниной. Впереди оказалась арка, за которой находилось какое-то сумрачное помещение. Когда они подошли ближе, Эррит замедлил шаги.
      - Главный зал, - прошептал он. - Именно это я и хочу тебе показать.
      Они прошли под аркой и оказались в огромном зале. Пол всего помещения был завален банками краски и грязными кистями. Мраморные плиты были застелены холстом, измазанным пятнами красок. Большой зал оказался водопадом света, который источали ряды витражных стекол. Лорла осмотрелась, ошеломленная увиденным. Но когда она вопросительно посмотрела на епископа, ожидая объяснений, он только улыбнулся и указал на потолок.
      - Посмотри наверх, - тихо проговорил он.
      Лорла послушалась. То, что она увидела, ее потрясло. Над ней оказался шедевр - огромная красочная фреска, тщательно выписанная на штукатурке потолка на высоте ста футов. Вдоль стен стояли леса и лестницы, уходившие к самому потолку, и вдоль всего свода танцевали нарисованные херувимы с пухлыми щеками, дьяволы, высунувшие красные языки, девицы, герои и прекрасные боги. Они все кружились в бесконечном вальсе, который показался Лорле изображением Небес. Она ахнула, онемев от великолепного зрелища. Фреска была живой, невообразимо яркой - и при виде нее у Лорлы захватило дух.
      - Что это? - спросила Лорла. - Это прекрасно!
      - Книга Творения, - прошептал Эррит. - Она вся пересказана в рисунках. - Он указал на фреску у северной стены. - Видишь? Это - предательство Адана. А вон там - убийство Киана. Ты их узнаешь?
      - Нет, - призналась Лорла. - Но они прекрасны. Ах, как прекрасны!
      - Я расскажу тебе обо всем этом, Лорла, - тихо пообещал Эррит. Ребенку следует знать о священной книге. Она вся здесь, весь рассказ. - Его лицо расплылось в гордой улыбке. - Художник Дараго уже много лет работает над этими фресками. И теперь они почти закончены. Когда все будет сделано, я снова открою этот зал для людей, и все увидят славу Божью. - Он опустился рядом с ней на колени. - Это мой главный дар Нару. И мне хотелось, чтобы ты его увидела, Лорла. Этот свод, весь этот зал для меня важнее почти всего на свете. Это дом Бога, и это мой дом. И он может стать и твоим домом, если ты захочешь.
      Лорла была настолько потрясена увиденным, что с трудом заставила себя ответить. Лицо Эррита было нежным и умоляющим, и как ей ни хотелось отвернуться, она не смогла этого сделать.
      - И что со мной здесь будет? - спросила она. - Что я буду делать?
      - Все, что захочешь, - ответил Эррит. - Ты будешь учиться и узнавать новое и вырастешь в прекрасную женщину. Нар меняется. Я надеюсь, что вскоре в этом городе станет хорошо жить. Я сделаю его чудесным. Для тебя и для всех детей. - Его руки потянулись к ней: он хотел ее обнять, но не смел к ней прикоснуться. - Я не могу заменить тебе семью, которую ты потеряла, но я могу хорошо с тобой обращаться, и я могу тебя учить. Ты можешь быть здесь счастлива, Лорла. Со мной.
      Лорла кивнула, не зная, что сказать. Ей всем сердцем хотелось принять это предложение, и это желание изумило ее. Это место оказалось великолепным, а этот человек был совсем не таким, какого она ожидала увидеть. Неожиданно она испугалась. Ее вдруг начало тошнить.
      "Это из-за завтрака, - сказала она себе. - Я просто переела".
      - Если я здесь останусь, та комната будет моя? Эррит засиял:
      - Да. И у тебя будет еще очень многое. Я могу показать тебе весь Нар, дитя.
      Он устремил на нее взгляд, ожидая ответа - надеясь, что он будет таким, как ему хочется. И наконец Лорла сдалась.
      - Мне бы этого хотелось, - сказала она. - Я больше не хочу быть сиротой.
      16
      Устройство
      Граф Ренато Бьяджио стоял на берегу и наблюдал за работой своих людей. Его начищенные сапоги испачкались в песке. День был теплым, как обычно на Кроуте. Морской бриз трепал шелковую рубашку графа и бросал пряди волос ему в глаза. Рядом с ним стоял адмирал Данар Никабар, и вид у него был усталый и встревоженный. В тридцати шагах от них его матросы возились с огромным деревянным ящиком, загружая его в шлюпку, чтобы отвезти на стоящий поодаль на якоре корабль. Ими распоряжался Бовейдин, постоянно требовавший, чтобы они были осторожнее. Наступил день, которого Никабар давно страшился, день, в который они грузили устройство. Бьяджио безмятежно улыбался, словно его ничто не беспокоило. Бовейдин создал свое устройство с учетом всех необходимых условий. Несмотря на волнение, искажавшее лицо ученого, Бьяджио знал, что Бовейдин уверен в творении своих рук. Можно было не сомневался, что оно не взорвется раньше времени. Граф удовлетворенно скрестил руки на груди. Изгнание на Кроуте в последнее время стало его тяготить, и он был рад наступлению этого дня.
      - Ты боишься, Данар, - проговорил Бьяджио. - Не бойся. Бовейдин знает, что делает. Никабар фыркнул:
      - Оно же заправлено топливом, Ренато!
      - Бовейдин предпринял нужные предосторожности. Верь, мой друг, верь...
      - Ты только посмотри! - рявкнул Никабар, указывая на своих людей. Те чуть было не уронили одну сторону ящика. Бовейдин заорал на них, как бешеный. - Господь всемогущий! Может, нам немного отойти.
      Бьяджио мелодично засмеялся.
      - Дорогой Данар, если бы эта штука была настолько опасна, разве я позволил бы Бовейдину строить ее прямо у себя дома? Опасная часть работы давно сделана. - А потом он ехидно улыбнулся и добавил: - По крайней мере опасная для нас. Пусть теперь Эррит опасается.
      - Дараго почти закончил свою роспись. Я тебе рассказывал?
      Бьяджио кивнул. Никабару порой изменяла память - то был прискорбный и непредсказуемый побочный эффект снадобья.
      -Да.
      - Эррит очень ею гордится. Я видел часть росписи, когда был в соборе.
      "Когда он отверг мое предложение о мире", - подумал Бьяджио.
      Эррит был полным дураком.
      - Право, очень прискорбно, - небрежно заметил он. - Я имею в виду для Нара. Дараго - великий мастер. Но увы, такую цену нам приходится платить.
      Бовейдин запрыгнул в шлюпку, направляя неудобный ящик. Под его малюсеньким весом шлюпка почти не качнулась, но когда в нее занесли конец ящика, она заметно накренилась. Бовейдин испуганно поморщился, явно испугавшись за себя. Улыбка Бьяджио наконец погасла. Достаточно ли велика шлюпка?
      - Данар...
      - Не беспокойся, - жизнерадостно отозвался адмирал. - Она его выдержит.
      - Смотри. Бовейдин согласен взлететь на воздух, но не утонуть. Кажется, эта обезьяна не умеет плавать.
      Никабар не засмеялся. Он продолжал стоять с каменным лицом и смотреть, как его матросы сражаются с ящиком. Бьяджио украдкой посмотрел на адмирала, отметив его беспокойство. Граф был рад его возвращению. Он был рад и тому, что адмирал самолично не повезет устройство в Нар. С тех пор как Симон отправился в Люсел-Лор, граф был почти лишен общества. Бовейдин был всегда занят своими опытами, а Саврос Помрачающий Рассудок был молчалив и любил одиночество. Из всех них Бьяджио числил своим другом одного только Никабара. А в последнее время друзей у него стало мало. Увы, если ты глава тайной организации, люди тебя боятся и не доверяют. Горько, но правда. В Наре, пока был жив Аркус, вокруг всегда находились люди - раззолоченные дамы и честолюбивые принцы, готовые к сделкам, - но все они были вероломны и не искали настоящей дружбы. Не так Данар Никабар. Он был редким образчиком: человеком с идеалами. Возможно, порядочным его делал какой-то кодекс военного, или, может быть, дело было в благородном воспитании. Как бы то ни было, Бьяджио ему доверял. Он был привязан к Никабару, как ни к кому другому.
      Не считая Симона.
      Прошло уже много времени со дня отъезда Симона в Люсел-Лор, но до его возвращения оставалось не меньше. Без него в поместье было невыносимо тихо. Бьяджио пытался убить время, строя планы отмщения и занимаясь своей подопечной, Эрис, но красивое лицо Симона постоянно вторгалось в его мысли. Хорошее настроение графа испарилось. Он скучал по Симону сильнее, чем ему хотелось бы. Что еще хуже, это было похоже на чувство потери, которое он испытал из-за смерти Аркуса: какая-то боль в груди. Граф не мог это объяснить или обсудить с Никабаром, и поэтому он отогнал воспоминания и постарался сосредоточиться на сцене, разворачивавшейся на берегу.
      "Время почти пришло, Эррит, - думал он. - Тик-так, тик-так..."
      Он попытался представить себе реакцию Эррита. Епископ обожает свой собор, так же как Бьяджио - Кроут. Однако за все приходится платить.
      - "Морская тень" будет в Казархуне примерно через три дня, - сказал Никабар. - Оттуда еще три дня до Черного города ...
      - Позаботься, чтобы Сот пристроил его на быстрый корабль, - напомнил Бьяджио.
      Ему не хотелось задерживать доставку устройства из-за перемены корабля, но он понимал, что без этого не обойтись. В Черном городе прибытие "Морской тени" будет замечено всеми. Устройство должно доставить торговое судно. Бьяджио был рад, что Бовейдин отправляется с грузом.
      - Капитан Сот свое дело знает, - отрывисто бросил Никабар.
      - Конечно, Данар. Я не хотел никого оскорбить. Однако устройство должно быть доставлено вовремя. Все распланировано по часам. Достаточно малейшей ошибки - и мой великий план провалится. Этого не должно случиться.
      - Никаких ошибок не будет, - пообещал Никабар. - Хоть раз поверь мне. Сот и "Морская тень" доставят устройство вовремя. И я не сомневаюсь, что Бовейдин все плавание будет орать на них, требуя, чтобы они поспешили.
      Словно услышав свое имя, Бовейдин повернул лицо к берегу и посмотрел на адмирала. Ученый взглянул на ящик, убедился, что он надежно установлен в шлюпке, выпрыгнул из нее и побрел по воде к берегу. Его босые ноги поднимали в прибрежных волнах тучи брызг. Крошечное лицо Бовейдина слегка разгладилось и выражало почти облегчение. Подойдя к Бьяджио и Никабару, он вздохнул и ткнул большим пальцем себе за спину.
      - Теперь мы везем его на "Морскую тень", - объявил он. Бьяджио улыбнулся Бовейдину:
      - Добрый путь, друг мой. Получи удовольствие от столицы. Я тебе почти завидую.
      - Если все пройдет как нужно, ты сам скоро туда вернешься, - отозвался ученый. - И, сказать по правде, я предпочел бы остаться здесь. Меня не слишком радует мысль о том, что придется плыть по бурному морю с этой штукой.
      - Ты сам ее сделал, - проворчал Никабар. - И не говори мне, что она не рассчитана на перевозку по морю! Ее ведь грузят на мой корабль.
      - А я этого и не говорю. Но риск всегда остается. Если что-то будет не так, если потечет какой-нибудь шланг...
      - Ты говорил, что испытал эту проклятую штуку!
      - Испытал! Но риск всегда есть. - Ища поддержки, Бовейдин обратился к Бьяджио: - Скажи ему, Ренато... Бьяджио только зевнул.
      - Наверное. Важно лишь, что устройство уже в пути. Но будь благоразумен, Бовейдин. Не торопись. Пусть Сот делает свое дело и ведет корабль. Если он скажет, что море слишком бурное, позволь ему сделать крюк или выждать. Ты понял?
      - Ты сказал, что я должен попасть туда вовремя, Ренато! - возразил Бовейдин. - Позволь мне делать мое дело. Я найду этого игрушечных дел мастера и передам ему устройство. А ты уж постарайся, чтобы твоя девочка не забыла про свой день рождения.
      Бьяджио не любил напоминаний, но это он решил оставить без ответа. Бовейдин хорошо поработал и заслуживал некоторой снисходительности.
      - Просто будь осторожен, - сказал граф. - Это все, о чем я прошу.
      - Буду. И мы с вами увидимся в Наре. - По лицу Бовей-дина пробежала гримаса, которая заменяла ему улыбку. - Удачи вам.
      - И тебе, мой друг, - откликнулся Бьяджио, протягивая ему руку.
      Бовейдин принял его руку, слабо ее пожал, а потом повернулся и ушел на шлюпку, осевшую под весом ящика и матросов. Бьяджио с облегчением проводил ученого взглядом. Он не особенно боялся неудачи, но все-таки Бовейдин никогда прежде не делал ничего похожего на это устройство. И хотя ученый начертил подробные схемы и провел свои непонятные опыты, даже он не мог поклясться, что оно будет вести себя стабильно. Это было очень опасное изобретение, самое, быть может, сильное оружие за всю историю войн, и Бьяджио вовсе не хотелось оставлять его у себя на острове. Если все пройдет по плану, Кроут и так окажется в большой беде, и граф не видел необходимости ускорять катастрофу своего острова. Тем временем Бовейдин сел в шлюпку, и она отплыла от берега, увозя ящик к "Морской тени". У моряков корабля была на лице тревога. Они опасались этого груза.
      - Ну, пошли в дом, - сказал Бьяджио. - Смотреть больше не на что.
      - Я подожду, - ответил Никабар. - Хочу увериться, что все в порядке.
      - Как хочешь, дружище. Но не задерживайся слишком долго. Я хочу поговорить с тобой о Драконьем Клюве.
      Никабар посмотрел на графа:
      - А что о нем говорить?
      - Тебе скоро надо будет туда отправиться. Нам следует это обсудить.
      - Я знаю дорогу, Ренато.
      - Это не шутка! - строго проговорил Бьяджио. - Если Форто направят на Драконий Клюв, как будет просить Энли, то герцогу нужна будет твоя помощь. Мои наемники не смогут в одиночку противостоять легионам. Я обещал Энли, что ты там будешь.
      - Я там буду, - пообещал Никабар. - Я такого не пропущу. А воздушная армия?
      - Пока не знаю, - честно ответил Бьяджио. Вести с Драконьего Клюва всегда бывали скудными. - Тем больше оснований, чтобы ты приплыл туда вовремя. Если Энли не подчинил себе воронов, ему, быть может, придется срочно бежать от Форто. И в этом ты тоже должен будешь ему помочь.
      Никабар покачал головой:
      - Я плыву на Драконий Клюв не спасать его шкуру, Ренато. Я хочу снести башку Форто.
      - Что ж, будем на это надеяться, - сказал Бьяджио со злобной усмешкой. - Мне как раз будет пора отправить Эрриту очередное послание. Ты его для меня доставишь, друг мой?
      Адмирал понял, о чем говорит граф.
      - С удовольствием, дружище.
      * * *
      В эту ночь граф Ренато Бьяджио беспокойно метался на дорогих простынях, маясь нетерпением. Ему снилось устройство Бовейдина; он видел величественный Собор Мучеников и лавчонку игрушечных дел мастера на углу Высокой улицы, этого оживленного проезда, где делали покупки зажиточные горожане, удовлетворяя свои многочисленные прихоти. Во сне его навестила Лорла, и ее глаза сияли неестественным зеленым огнем. Во сне она разговаривала с ним, но когда Бьяджио проснулся, то не смог вспомнить слов. Это было глубокой ночью. В окно лился бледный лунный свет, заливавший комнату серебром. Когда граф открыл глаза, личико Лорлы исчезло. Бьяджио вздрогнул, спустил на пол босые ноги и потер лоб. Вокруг царила полная тишина. В эту ночь он лег в постель один, как почти всегда в последнее время, а рабы, которых он обычно видел при пробуждении, еще не пришли. Он выглянул в окно на росшее в саду плодовое дерево и увидел, что с ветки на него с кривой усмешкой смотрит ворона. Бьяджио ухмыльнулся птице, вспомнив воронов Энеаса. В эту ночь его тревожило слишком многое, слишком много мыслей не давали ему покоя. Он был утомлен - устал настолько сильно, что не мог спать. На столике у кровати стоял хрустальный бокал с недопитым бренди. Бьяджио потянулся за ним, но в своем странном состоянии опрокинул его и пролил напиток.
      - Проклятье! - прорычал он.
      Бренди плеснуло на дорогой ковер. Граф беспомощно Смотрел, как по ткани расплывается пятно.
      "Я устал, - напомнил он себе. - Я чертовски устал".
      Так было не всегда. Когда он жил в Наре и находился на вершине власти, его разум был остр как бритва. Они с Аркусом ступали по миру, словно боги, и он был ближайшим другом императора - единственным членом Железного круга, который действительно заменял престарелому правителю сына. Сейчас он стал изгоем, он вынужден постоянно плести интриги, и напряжение притупило его разум. Даже снадобье Бовейдина не поддерживало в нем жизненных сил. Бьяджио был измучен.
      Не обращая внимания на испорченный ковер, он подошел к окну и открыл его, жадно глотая воздух. Ветер нес запах морской соли, слышалась музыка далекого прибоя. Ворона подпрыгнула, вспугнутая резким движением, и улетела. Бьяджио выругался ей вслед и пообещал, что если она вернется, то попадет к нему на обед. Вид быстро улетающей птицы немного его развеселил. Кроут принадлежит ему. И так будет всегда, что бы тут ни произошло. Пусть Кроут падет, Бьяджио снова отвоюет его у лиссцев. Когда он завладеет Наром, он завладеет и всем миром.
      Бьяджио, как с ним теперь часто бывало, снова подумал о Симоне. Он гадал, знает ли Симон о его истинных чувствах. В конце концов, Симон родом с Кроута, а кроуты часто экспериментируют. Однако Симон не был таким. На самом деле он был больше похож на Эррита. Конечно, не ханжа, но не любит пробовать новое. Плечи графа ссутулились. Ему не нравилось обхаживать возлюбленных. Он начинал чувствовать себя мальчишкой-школьником, нелепым и беспомощным. Эллианн, его жена, всегда считала его холодным - даже в моменты самой безудержной страсти. Эллианн могла бы переспать с тигром - и остаться в живых. Она была поистине диким животным, и в первые годы брака она очень его волновала. Но, как это часто случалось с нарскими аристократами, они тихо прискучили друг другу, и оба не возражали, когда партнер брал нового любовника. Бьяджио по-прежнему испытывал симпатию к жене и не питал к ней зла. Она не была создана для войн и мятежей, и мысль о подобных вещах заставляла ее презрительно фыркать. Решив, что победа будет за Эрритом, она встала на его сторону. Бьяджио отпустил ее - охотно. Он смотрел в темноту, пытаясь представить ее в этот момент в Черном городе: наверное, спит в своей постели с очередным любовником. По его лицу пробежала улыбка. Быть может, вернувшись в Нар, он пошлет за ней.
      Бьяджио оглянулся на свою постель, такую холодную и пустую, на всю большую спальню, безупречно убранную, с бесценными предметами искусства на стенах и полках. Почему-то все это не доставляло радости, и вдруг неодолимо захотелось уйти отсюда. В большом музыкальном салоне был рояль, и в минуты беспокойства граф имел привычку садиться за инструмент и громыхать по клавишам, погружаясь в какую-нибудь мелодию. Странное средство, но оно ему помогало. Вот и сейчас он сбросил ночную сорочку, достал из шкафа какую-то одежду и быстро набросил ее на себя. Всунув ноги в шлепанцы, он вышел в пустынный коридор, где тишину нарушало лишь тихое шипение масляных ламп на стенах. Его тень метнулась по полу, огромная и зловещая. Пол под ногами тихо поскрипывал. Здесь его не окликали часовые, не падали ниц рабы. Бьяджио в полузабытьи шел в музыкальный салон, мечтая постучать по клавишам. Но дверь салона оказалась полуоткрытой, и за ней горел свет.
      Почувствовав любопытство, граф замедлил шаги. Эрис, его драгоценная рабыня, была в комнате одна. Она скользила по полу в бесшумном выразительном танце. Бьяджио затаил дыхание. Эрис была дивно хороша. Она двигалась с легкостью голубки, ее длинные ноги непринужденно делали пируэты, руки протягивались к небесам, словно она умоляла Бога услышать ее. Единственная свеча отбрасывала тени на покрытое испариной лицо рабыни, из больших глаз текли слезы, и Эрис кружилась в танце - печально, целеустремленно, забыв в своей печали обо всем мире.
      Граф Бьяджио завороженно наблюдал за ней. Эрис была самой большой ценностью из всего, чем он владел. Когда она танцевала для него, ангелы плакали от зависти. Глядя на нее в эту минуту, он понял, почему сердце Симона принадлежит ей. Как женщина она была безупречна. Как танцовщица она была божественна. Ни один мужчина не мог устоять перед ней. Тем более бедный Симон.
      Закончив танец, Эрис упала на пол, уронив голову на колени и застыв совершенно неподвижно. Бьяджио показалось, что он услышал жалобный всхлип. Он очень осторожно открыл дверь. Эрис по-прежнему его не замечала.
      - Ты была прекрасна, - прошептал он. - Спасибо тебе.
      Смутившись, Эрис подняла голову.
      - Господин! - воскликнула она, вскакивая с пола и опуская глаза. Простите меня, я... я репетировала. Я не знала, что вы здесь.
      - Не надо извиняться, - сказал Бьяджио, плавно проходя в салон. Он дотронулся холодными пальцами по ее подбородка, поднял ее лицо и заглянул ей в глаза. - Я получил большое удовольствие.
      Эрис смутилась, но не попыталась отстраниться.
      - Я рада, - с трудом выговорила она. - Я просто репетировала.
      - Неправда, - возразил Бьяджио. Ледяной подушечкой большого пальца он стер с ее щеки слезинку. - Я никогда не видел, чтобы ты плакала во время репетиций. Что это за слезы?
      - Ничего, Господин. Просто танец был полон чувств, вот и все.
      - Что это за танец? Я его не узнал. На лице Эрис отразилась внутренняя борьба. Она решила признаться.
      - Просто моя собственная фантазия. Мне сегодня было беспокойно. Меня одолевают мысли. - Она попыталась улыбнуться. - Но это пустячные мысли, милорд. Они недостойны вашего внимания.
      Наслаждаясь ее испугом, Бьяджио опустил пальцы ей на шею, на золотой ошейник, и подцепил его ногтем за край.
      - Я проклял бы тот день, когда ты не смогла бы сказать мне правду, милая Эрис, - сказал он. - Почему не хочешь сказать мне, в чем дело? Мне сегодня тоже не спалось. Я решил немного поиграть. Встретить здесь тебя это был приятный сюрприз.
      - Простите меня, Господин, - умоляюще проговорила девушка. Ее голос звучал так робко, что стало заметно, насколько она юна. - Я уйду, если вы пожелаете.
      - Нет, не пожелаю. - Граф отпустил ее ошейник. Повернувшись, он прошел к роялю и уселся на бархатную скамейку. Эрис нерешительно стояла в центре комнаты. Его глаза скользнули по ней, впивая ее красоту. - У меня дурная ночь, Эрис. И меня тоже преследуют мысли. Давай я послушаю, что тревожит тебя, и тогда, быть может, забуду о своих тревогах. Пожалуйста, Эрис, рассказывай. Что не дает тебе покоя?
      - Ах, Господин, но это действительно мелочи. Я ни за что не стала бы беспокоить вас такими пустяками.
      - Я настаиваю. - Бьяджио указал на пол у своих ног. - Иди сюда. Сядь здесь, рядом со мной.
      Эрис послушалась. Граф был высоким, и когда она села, он навис над ней. Но он был в хорошем расположении духа и догадывался, что могло тревожить девушку. Вероятно, то же, что и его. Эрис посмотрела на него снизу вверх, и печаль на ее лице заставила его протянуть руку и погладить темную головку.
      - Успокойся, девочка, - сказал он. - Я хочу просто поговорить с тобой. Или, точнее, выслушать тебя. Дело в твоем возлюбленном, правда?
      - Господин...
      - Перестань. Я же все об этом знаю, или ты забыла? Ведь, в конце концов, это я отдал тебя Симону.
      - Да, Господин. Спасибо. Я не знаю, как отблагодарить вас за это.
      - Ты благодаришь меня каждым своим танцем, дитя. А когда мы вернемся в Нар и ты будешь танцевать для всех в Черном городе, это станет триумфом, и все долги будут оплачены. -Бьяджио почувствовал прилив радостного возбуждения. - Мы все трое вернемся в Нар. Это будет великолепно!
      - Мне бы этого хотелось, - сказала Эрис. - Танцевать в Черном дворце для всех правителей Нара. Я мечтала об этом с детства.
      - Ты будешь танцевать для них, Эрис, и ты их покоришь. Правители Нара будут падать к твоим ногам. Твое имя прославится по всей империи. Я тебе это обещаю.
      - И ты поженимся? Мы с Симоном?
      У графа оборвалось сердце.
      - Если ты этого хочешь. Я не возьму обратно слова, которое дал Симону Даркису, девочка. Ты будешь принадлежать ему, как только он выполнит мое поручение. Когда он вернется, вы можете пожениться. Сразу же, если ты этого захочешь.
      - Захочу, Господин. Очень. Он мне дорог. А я - ему. - Она внезапно замолчала, осознав, что говорит, - Но, конечно, ему дорого очень многое. Ему дорого его служение вам. Он только об этом и говорит.
      - Не сомневаюсь, - сухо отозвался граф. Эрис совсем не умела лгать. Интересно, а насколько ты дорога Симону? Ты получила огромный дар, девочка. Все исполнители империи рады были бы продать свою душу за подобный талант. Что ты любишь сильнее?
      Эрис недоуменно наморщила носик.
      - Господин?
      - Если бы тебе пришлось выбирать, каким был бы твой выбор?
      - Но я никогда не смогла бы выбрать! - ответила девушка. - И то, и другое - это моя душа. Я люблю Симона всем сердцем. Но танец - это и есть я. Если бы я не могла танцевать, я стала бы ничем. Я умерла бы.
      Умерла. Бьяджио задержался на этом слове. Он знал, каково бывает испытывать к чему-то подобную близость. Именно так он относился к Нару и даже к своему умершему императору. Только сейчас, по прошествии почти целого года, он начал оправляться после смерти Аркуса. Как это ни удивительно, он почувствовал радость за Эрис. У нее была цель в жизни - то, чего в последнее время были лишены очень многие жители Нара.
      - Ты - мое главное сокровище, Эрис, - сказал он. - Но я отдаю тебя Симону, потому что он тоже мне дорог. Он уже много лет очень хорошо мне служит. Когда он вернется, ты будешь принадлежать ему. Он сможет дать тебе свободу, если захочет, а я буду только просить, чтобы ты приехала со мной в Нар и там выступала. И ты это сделаешь, правда?
      - О да, Господин! - пообещала девушка. - С радостью.
      - А Симон поедет с тобой, и мы трое будем жить в Черном городе. Может даже, в Черном дворце, а?
      Однако это предложение не вызвало у Эрис улыбки.
      - Если пожелаете, Господин.
      Бьяджио вздохнул. Он устал и говорит глупые вещи. Он Симона не интересует, и это - чистая правда. Симон влюблен в это хрупкое существо, сидящее на полу, зеленоглазое, мягкогрудое, смертное. Когда они действительно вернутся в Нар - если вернутся, - Симон с Эрис расстанутся с ним и заведут свою семью, а Бьяджио останется один в Черном городе, и у него не будет ни жены, ни императора - некому будет его утешить.
      Бьяджио снова осторожно протянул руку к девушке и погладил ее иссиня-черные волосы, наслаждаясь этим прикосновением. Эрис покорно склонила голову. Бьяджио ощущал ее страх, но не реагировал. Как бы ему того ни хотелось, он не уложит ее к себе в постель. Он человек слова, и он обещал ее другому.
      Теперь она принадлежит Симону.
      17
      Призыв к оружию
      Острый как бритва киль "Принца Лисса" разрезал волны к северу от Люсел-Лора. Через три недели пути от Нара корабль обогнул мыс Кес и под полными парусами несся к перешейку Таттерака. Был полдень, и видимость была прекрасная. Команда "Принца" собралась на баке, жадно глядя на цель своего плавания. Много дней подряд корабль жался к берегам Таттерака, прокладывая курс в холодных незнакомых водах. Люди устали, соскучились по дому и немного боялись, но вид цитадели наполнил их сердца радостью.
      Командующий флотом Пракна посмотрел вверх на Фалиндар, и мир, знакомый ему раньше, уменьшился. В жизни адмиралу довелось видеть многое, бывать в самых разных местах - но ничто не подготовило его к этому зрелищу. Горный замок возвышался над местностью, поднимаясь к небу сверкающей аркой. Его белые шпили сияли, словно выложенные алмазной крошкой. Вершина цитадели была лестницей ангелов, а ее основание - огромным городом с конюшнями, садами и дворами. И все это было дерзновенно вырезано в склоне горы. Пракна почувствовал прилив возбуждения. Они добрались до цели!
      - Он поразителен, - сказал Марус. - Ты был прав.
      - Незабываем, - отозвался Пракна.
      Командующий флотом видел крепость всего один раз, и то только издали в пасмурный день, но и тогда она представляла собой потрясающую картину.
      - Надо бы дать сигнал, - предложил Марус. - Сообщить им, что мы приближаемся. Пракна рассмеялся:
      - А ты думаешь, нас оттуда не заметили?
      - Дело не в этом. Лисские корабли давно не заходили в трийские воды. Нам не следует приближаться скрытно.
      - У нас же всего один корабль, Марус. И они опознают наши цвета как дружественные. - С этими словами он указал на флаг Лисса, полощущийся на ветру на мачте. - Нас ведь тоже не так легко забыть, знаешь ли.
      Убежденный его ответом, Марус замолчал. "Принц" направился прямо к крепости, готовясь бросить якорь вблизи берега. Сам Пракна отплывет на берег на шлюпке, чтобы встретиться с Вэнтраном и тем другим, новым господином замка. Пракна попытался вспомнить его имя. Люсилер, кажется? Но Вэнтран, конечно, его помнит. И, словно прочтя мысли командующего, Марус задал ему вопрос:
      - А что, если Вэнтрана здесь нет? Что тогда?
      - Он здесь, - ответил Пракна. - Где еще ему быть?
      - Это большая страна, Пракна. Он может быть где угодно.
      Пракна не ответил, потому что ответа у него не было. У него была только надежда. Если Вэнтрана в Фалиндаре нет, они плыли сюда напрасно.
      - Ты слишком много болтаешь, старина, - сказал Пракна Марусу.
      - Возможно, - виновато согласился Марус. - Но даже если он здесь, как ты убедишь его плыть с нами? Ты и этого тоже мне не объяснил.
      - Тебя сегодня прямо распирает от вопросов.
      - Да. А почему тебя не распирает?
      - Я не беспокоюсь, - ответил Пракна. - Убеждать Шакала сражаться против Нара - это все равно что убеждать воду течь. Не нужно делать никаких усилий.
      - Это было давно, - возразил Марус. Помощник Прак-ны кивком указал на крепость. - Жизнь в таком великолепии может заставить человека изменить свои взгляды.
      Пракна повернулся к твоему другу.
      - Да неужели? И ты считаешь, что если бы ты жил во дворце, ты потерял бы желание мстить за Лисе, Марус?
      - Конечно, нет!
      Пракна больше ничего не стал говорить. Он был уверен, что Вэнтран присоединится к ним. Их всех направляли против Нара одни и те же чувства. Эти чувства заставляли их покидать дома и превращаться в пиратов. Вэнтран ничем от них не отличается. Как и все они, он знает, что такое утрата. При той встрече огонь утраты горел в его глазах, а этот огонь сам не гаснет. Пракна знал это по опыту. И Марус тоже.
      - Мне и самому хочется встретиться с этим Вэнтраном, - сказал Марус. Надеюсь, он придет на корабль. Я мог бы сказать жене, что видел его.
      - Не беспокойся, у тебя будет право этим хвастаться, - заверил его Пракна. - Когда он услышит, что мы ему предлагаем, он не отправит нас ни с чем.
      Ричиус Вэнтран стоял на берегу и смотрел на лисский корабль. Он услышал о его прибытии - он был у себя с Дьяной и Шани - и бросился к окну, чтобы посмотреть на судно.
      Его нельзя было не узнать.
      В отсутствие Люсилера в крепости распоряжался Димис, один из людей Кронина, которому Люсилер всецело доверял. Именно Димис принес Ричиусу известие о прибытии корабля, догадавшись, что Ричиус захочет пойти встречать корабль вместе с трийской делегацией. Не дожидаясь Дьяны, Ричиус ушел с Димисом по горной дороге к берегу. Отыскав няньку и передав ей Шани, Дьяна присоединилась к ним. Теперь она стояла рядом с мужем, бледная и молчаливая, наблюдая за далекой шхуной. Димис и его воины гордо стояли впереди с жиктарами за спиной. Со шхуны спустили шлюпку, в которой сидели трое мужчин. Ричиус старался справиться с нетерпением. Он не мог разглядеть людей в шлюпке, но не сомневался, что с одним из них он уже знаком.
      Пракна.
      Похоже было, что лисский командующий выполнил свое обещание. Пракна сказал Ричиусу, что они вернутся в Люсел-Лор, если им понадобится помощь. Ричиус закусил губу и бросил быстрый взгляд на жену. Дьяна онемела от тревоги. Он очень ласково взял ее за руку и успокаивающе сжал ее пальцы.
      Она отняла руку.
      - Это страшный сон, - прошептала она. Ричиус попытался улыбнуться.
      - Может, это еще ничего не значит, - сказал он и только потом понял, как глупо это звучит.
      - Что здесь происходит? - спросил подошедший сзади Симон. Он глядел на шлюпку, заслоняя глаза от солнца. - Лиссцы?
      - Да, - ответил Ричиус.
      - Они приплыли за Ричиусом, - недовольно добавила Дьяна.
      - Мы этого не знаем.
      - За тобой, Ричиус? - переспросил изумленный Симон. - Похоже, ты был прав. Они действительно за тобой вернулись!
      - Симон, прошу тебя...
      Увидев выражение лица Дьяны, нарец поморщился:
      - Извините. Я не подумал.
      Его необдуманные слова заставили Ричиуса ощетиниться. В течение последних недель Симон стал вести себя с ними почти непринужденно, даже с Дьяной. Хотя они редко говорили друг с другом, Симон больше не сторонился ее, не старался избежать встречи с ней в коридорах. И до этой минуты Ричиуса это радовало.
      Симон адресовал Ричиусу виноватую улыбку и отступил на шаг. Ветер ерошил ему волосы, бросая их на глаза. Дьяна задрожала и обняла себя за плечи. Димис и его воины стояли с бесстрастными лицами, не обращая внимания на холод. Они выглядели очень внушительно, этот отряд, вставший на берегу. Ветер отбрасывал назад их длинные белые волосы. Воинов было пятеро, считая Димиса. Ричиус подумал, что Пракна не ожидает подобной встречи, но решил, что вид вооруженного отряда не слишком удивит командующего. Скорее всего Пракна рассчитывал встретиться с Люсилером.
      Лисская шлюпка была уже почти у берега. В ней стоял во весь рост высокий мужчина, скрестив на груди руки. Он чуть наклонял голову, стараясь рассмотреть людей на берегу. Ричиус прищурил глаза, чтобы лучше разглядеть стоящего, и постарался вспомнить Пракну. Да, он узнает это худое лицо, светлые, коротко подстриженные волосы и челку на лбу. Командующий был одет в поношенный темно-синий мундир с блестящими золотыми пуговицами На поясе не было оружия. Приблизившись к берегу, он приветственно поднял руку. Ричиус ответил таким же жестом. Димис и его воины - нет.
      - Это он? - спросил Димис.
      - По-моему, да, - ответил Ричиус.
      Солнечный свет мешал разглядеть подплывающих. И кроме того, все лиссцы казались ему одинаковыми, как когда-то трийцы. Дьяна безнадежно застонала.
      - Высокий, - заметил Симон. - Я еще никогда не видел лиссцев. Они вроде как похожи на трийцев.
      Они действительно были очень похожи - это всегда замечали посторонние. Подобно своим братьям - трийцам, люди Сотни Островов были хрупкие, светлые, тонкокостные, с худыми руками и ногами и миндалевидными глазами, что придавало им неземной вид. И они были красивы - их вид странно притягивал. Наблюдая за их приближением, Ричиус вдруг понял, почему Аркус так долго был ими заворожен.
      - Король Вэнтран! - крикнул мужчина, когда шлюпка причалила к берегу. - Это вы?
      - Это я, - неуверенно ответил Ричиус. Он вышел вперед, чтобы приветствовать прибывших. - Пракна?
      - Да, юноша! - возбужденно воскликнул лисский моряк. Он не стал дожидаться, пока его матросы уберут весла, а выпрыгнул из шлюпки и зашлепал к берегу по воде. На его лице сияла широкая улыбка облегчения. Лисский командующий шел к берегу, не обращая внимания на Димиса и его воинов. Схватив Ричиуса за руку, он энергично ее пожал. - Бог да поможет мне, но до чего я рад вас видеть! Я боялся, что вас здесь не окажется.
      - Пракна, здравствуйте, - пролепетал Ричиус, не зная, что говорить. Наверное, я тоже рад вас видеть. Но должен признаться, что я смущен. Что тут происходит?
      Улыбку Пракны трудно было истолковать.
      - Мы поговорим, Вэнтран. Я все вам объясню. Но сначала... Командующий флотом повернулся к Дьяне и с глубочайшим почтением опустился на одно колено прямо на песок. - Вы ведь Дьяна, я не ошибся? - спросил он. - Жена Вэнтрана?
      - Да, - ошеломленно ответила Дьяна. Она вопросительно посмотрела на Ричиуса, но тот мог только пожать плечами. - Да, это я. Приветствую вас, Пракна.
      Лисский моряк проговорил, не поднимая головы:
      - Для меня честь встретиться с вами, леди. О вас говорят на Лиссе с глубоким уважением.
      - Правда?
      - Да, конечно, - и о вас, и о вашем муже. Ведь он же - Нарский Шакал! Герой. А вы - его женщина. - Пракна выпрямился и адресовал ей потрясающую улыбку. Тут он заметил стоящего позади Ричиуса Симона и резко насторожился. - Кто это? - сурово спросил он.
      Ричиус отступил в сторону, чтобы Симон оказался впереди.
      - Это Симон Даркис, Пракна.
      - Нарец?
      - Мой друг, - уточнил Ричиус. - Да, он из Нара. Он дезертировал из легиона Черного города.
      Симон кивнул командующему лисским флотом:
      - Приветствую вас, командор.
      Пракна заледенел. Он пристально рассмотрел Симона с ног до головы, даже его распухший нос.
      - Дезертир из легиона? Мне казалось, что подобного не бывает. Сколько времени он здесь с вами, Вэнтран?
      - Недели три, - ответил Ричиус. - Может быть, немного больше. - Ему не понравились расспросы лиссца, и поэтому он не стал ничего уточнять. - Он никому не угрожает, если это вас беспокоит, Пракна. У меня самого поначалу были сомнения на этот счет. Не тревожьтесь.
      - Простите меня, но мне нелегко быть спокойным рядом с нарскими мясниками. - Говоря эти слова, командующий смотрел прямо на Симона, не желая отводить глаз. - Не хочу вас оскорбить, Симон Даркис.
      Наступило долгое молчание, а потом Симон ответил конфетно-приторным тоном:
      - Я нисколько не оскорбился, лиссец. Я знаю, какова империя и что она сделала с Лиссом. Именно поэтому я и дезертировал.
      - Вы никогда не сможете понять, что они сделали с Лис-сом, - серьезно проговорил Пракна. - И, пожалуйста, больше не говорите мне этого.
      - Пракна, это Димис, - вмешался Ричиус, надеясь поменять тему разговора. - Один из защитников цитадели.
      Каменное лицо Димиса расколола приветливая улыбка. Командующий лисским флотом ответил на эту улыбку, но его собственная была раз в десять ярче. Он низко поклонился трийцу и его воинам.
      - Для меня это честь, - сказал он. - Простите, что я не говорю по-трийски. Пожалуйста, передайте ему это от меня, леди Дьяна. Скажите, что я считаю за честь встретиться с ним и снова оказаться на его берегах.
      Дьяна быстро перевела эти слова, и все воины видимо смягчились, немного уменьшив настороженность. Тем временем гребцы начали выволакивать шлюпку на беper. Они были одеты в такие же красивые мундиры, но тоже сильно истрепанные. Пракна знаком подозвал их к себе.
      - Эти двое - члены моей команды, - сказал он. - Они оба плавают со мной на "Принце Лисса" уже полгода, патрулируя берега Нара.
      - Да, - подхватил Ричиус, - я слышал, что лиссцы совершают набеги на берега Нара. Значит, это действительно правда?
      - Более чем правда, - ответил Пракна. - Мы действовали успешно. Я могу немало рассказать вам, король Вэнтран. Если вы позволите, мне хотелось бы пойти с вами в цитадель и рассказать, почему я здесь. И повидаться с вашим лордом Люсилером, если он это разрешит.
      - Извините, Пракна, но это невозможно, - сказал Ричиус.
      Он объяснил, что Люсилера вызвали в Кес, чтобы умерить враждебность между двумя трийскими военачальниками. Услышав это известие, Пракна огорченно покачал головой.
      - У вашего Люсилера хлопот полон рот, - грустно заметил он. - Я ему не завидую. Тарн погиб всего год назад, а трийс-кие военачальники уже впиваются друг другу в глотку. - Он посмотрел на пятерых трийских воинов и тихо добавил: - Ах, если бы Бог покончил со всеми войнами повсюду!
      - Да, - согласилась Дьяна. - Хорошо бы Он это сделал. И быстрее.
      Ее намек не укрылся от Пракны.
      - Дьяна Вэнтран, я знаю, что вы не рады моему приезду. Я прошу только, чтобы вы не спешили меня судить. У меня к вашему мужу действительно серьезное дело.
      - Мне уже приходилось переживать войны, сударь, - сказала Дьяна. - Я знаю, что это такое. Пракна уважительно улыбнулся.
      - Я не стану с вами спорить, леди. Я и сам не люблю сражений. - Он повернулся к Ричиусу. - Так мне можно с вами поговорить, король Вэнтран?
      - Пойдемте в замок, - предложил Ричиус. - И ваши люди пусть тоже идут. Если вы голодны и устали...
      - Все, что вы можете предложить моим людям, будет принято с благодарностью. Но я предпочел бы говорить с вами наедине.
      Дьяна выразительно подняла брови.
      - Я хотела бы слышать ваши слова. Думаю, они меня касаются.
      - Простите меня, леди, - сказал Пракна, - но то, о чем мы будем говорить, должно остаться между мною и вашим мужем.
      - Дьяна, прошу тебя, - поддержал его Ричиус, улыбаясь жене. - Разреши мне поговорить с Пракной наедине, ладно?
      Лицо Дьяны напряженно застыло, и она с трудом сдержала протест.
      - Пракна, - обратился к адмиралу Ричиус, - я скажу, чтобы слуги подали нам чего-нибудь поесть. Не сомневаюсь, что еда придется вам кстати.
      - Это было бы очень хорошо, - согласился командующий, а потом, взглянув на Симона, стоявшего рядом Ричиусом, добавил: - Когда вы говорите "наедине", я надеюсь, что вы имеете в виду и без него.
      - Вы о Симоне? - уточнил Ричиус. - Нет, его с нами не будет.
      - Хорошо, - облегченно вздохнул Пракна. Ричиус спросил у Симона:
      - Ты ведь не возражаешь, правда?
      - Нет, нисколько, - ответил он, а потом неискренне улыбнулся лиссцу. Было приятно с вами познакомиться, командующий флотом. Желаю вам удачи во всех ваших планах.
      Не дожидаясь ответа, Симон повернулся и зашагал в сторону крепости. Ричиус сочувственно посмотрел ему вслед.
      - Пракна, - сказал он, - мне бы хотелось, чтобы вы при Симоне аккуратнее выбирали слова. У меня очень мало друзей, поэтому я ревниво их охраняю. Когда вы в следующий раз встретитесь с Симоном, пожалуйста, будьте вежливее.
      Нахмурившись, командующий сказал:
      - Помня, что он ваш друг, я постараюсь. Но теперь нам надо поговорить о многом. И дело не терпит отлагательства.
      - Ну так давайте начнем, - отозвался Ричиус и повел вновь прибывших к замку.
      Дьяна задержалась в коридоре около зала встреч, на достаточном расстоянии, чтобы Ричиус и Пракна ее не услышали. Конечно, и она их тоже не слышала, и это было крайне досадно. Они провели в комнате всего несколько минут, а ее уже терзала тревога. По просьбе Ричиуса Димис со своими воинами увели матросов Пракны в другую часть крепости, чтобы те могли отдохнуть и поесть. Ричиус попросил, чтобы Дьяна тоже их сопровождала. Она неохотно согласилась, но на полпути повернула обратно: ее неудержимо влекло к комнате, где Ричиус разговаривал с лисским командующим. Она ждала в конце коридора, словно брошенный ребенок, прислушиваясь - и ничего не слыша. И тем не менее она не могла заставить себя уйти. Ее переполнял страх, она не могла думать ни о чем, кроме своего мужа.
      - Дьяна!
      Вздрогнув, Дьяна обернулась, чтобы посмотреть, кто ее окликнул. К ее удивлению, она увидела за углом Симона, который криво ей улыбался. Нарец тоже казался встревоженным. Дьяна поманила его ближе.
      - Что вы тут делаете? - спросила она.
      - Ищу вас, - ответил он. - Я так и подумал, что найду вас здесь. Я... - он пожал плечами, - ну... озабочен.
      - Он увезет моего мужа с собой! - с болью проговорила Дьяна.
      - Быть может, он не поедет.
      - Поедет, - сказала Дьяна. - Он только об этом и думал. Вы уже должны были бы это понять. Ричиус такой же, как эти лиссцы. Он одержим.
      Симон осторожно шагнул ближе.
      - Он вас любит, - заметил он.
      Дьяна удивленно посмотрела на него. Что этот нарец мог знать о любви?
      - Откуда вы это знаете? - спросила она.
      - Я это вижу. Все видят. Может быть, вы его недооцениваете. Я не так уж уверен, что он сможет вас оставить. Дьяна прислонилась к стене.
      - Хотелось бы мне, чтобы это было так! Я знаю, что он меня любит, но у Ричиуса есть одно свойство - он никогда не прощает. И ничего не забывает. Если этот Пракна предложит ему месть, он согласится. И я не смогу его остановить.
      - Я знаю, что он здесь несчастлив, - признал Симон. - Но чего этому лиссцу от него надо? Ричиус не моряк! Дьяна пожала плечами:
      - Не знаю.
      Она посмотрела на Симона и неожиданно страшно обрадовалась тому, что он рядом. В эту минуту ей надо было откровенно поговорить с кем-то - с кем угодно. Даже с Симоном. Порой этот нарец удивлял ее своей проницательностью. Он по-прежнему оставался тайной, но эта тайна начинала понемногу раскрываться.
      - Симон, а вы здесь счастливы? - спросила она. - Вы скучаете по дому? Нарец нахмурился.
      - Почему вы меня об этом спросили?
      - Вы нарец, как Ричиус. Я никогда не была в Наре. Там намного лучше, чем здесь, в Фалиндаре?
      - На этот вопрос ответить невозможно, - сказал Симон. - Но, наверное, дома всегда лучше, чем в чужом месте. Особенно если дома есть кто-то, кто вас любит.
      Это заинтриговало Дьяну.
      - А у вас дома есть кто-то, кто вас любит? Я имею в виду - женщина?
      Симон принял ее вопрос стоически. Почти закрыв глаза, он ответил:
      - Нечто в этом роде.
      - Мне очень жаль, - прошептала Дьяна. - Мне не следовало об этом спрашивать. Простите меня.
      - Мне нечего вам прощать. Я сделал тот выбор, который должен был сделать.
      - Дезертировали? Он мрачно кивнул:
      - Да. Наверное, это называется именно так.
      Дьяне стало стыдно. Она почти не знает этого человека и тем не менее заставляет его открыться, словно книгу. Но что-то заставило ее продолжать этот разговор - возможно, печаль, скрытая в глазах Симона. Теперь Дьяна понимала, что он не таков, каким хочет казаться. Он повидал много ужасов. Как Ричиус. Оба они были искалечены войной и потому стали непроницаемыми.
      - Я ведь рядом, знаете ли. Я имею в виду - если вы хотите поговорить. И Ричиус тоже. Мы можем стать вашими друзьями. Если вы нам позволите.
      - Вы очень добры, - ответил Симон. Его лицо погрустнело. - Вы уже очень много для меня сделали.
      Спасибо вам. - А потом он вдруг рассмеялся и добавил: - Когда ваш муж меня нашел, я решил, что мне конец!
      - Ричиус бывает очень подозрительным, - признала Дьяна. - Но вы ему нравитесь. Я это вижу. И очень хорошо, что он вас нашел. Особенно если учесть приближение зимы.
      - Да, но я и сам нашел бы укрытие. После войны осталось много заброшенных зданий. Я бы поселился в одном из таких.
      Дьяна нахмурилась:
      - Заброшенных? Где? Симон помялся.
      - Ну... да. Из-за войны. Я видел их по дороге сюда. Одну башню. - Он опасливо посмотрел на закрытую дверь в конце коридора. - Знаете, по-моему, нам лучше уйти. Нас могут услышать - и решить, будто мы подслушивали.
      - И они не ошибутся, - кисло признала Дьяна. - Лоррис и Прис, как бы мне хотелось знать, о чем они там говорят!
      Пракна поставил кубок на стол и вздохнул. Первые пять минут они с Ричиусом почти не разговаривали: командующий угощался щедрыми дарами Фалиндара. Его потребность "срочно" переговорить с Ричиусом чудесно исчезла при виде свежих фруктов. Ричиус знал, что такое голод, но когда Пракна наконец перестал жевать и поднял голову, он ухватился за представившийся ему шанс.
      - Итак, командор, - сказал Ричиус, - что все это значит?
      - Вы меня не ждали? - спросил Пракна, не отвечая на вопрос Ричиуса. Я ведь сказал вам, что вернусь, если вы мне понадобитесь. Вы думали, что я не выполню обещание?
      - Я не был в этом уверен. Здесь, в Фалиндаре, я оторван от всех событий.
      - Но вы надеялись, что я вернусь, правда? - допытывался командующий. Он наклонился к Ричиусу через стол. - Иначе вы не вышли бы встречать мой корабль.
      - Пракна, я не хочу, чтобы вы сочли меня грубым, но я хотел бы услышать от вас кое-какие ответы, - заявил Ричиус. - Скажите мне, зачем вы здесь.
      - Зачем? За вами, конечно. Нам нужна ваша помощь. - Кому это "нам"?
      - Лиссу, - ответил командор. Он резко отодвинул тарелку с едой, как будто она вдруг стала его раздражать. - Можно даже сказать - всем тем, кто хотел бы поквитаться с Наром. Я буду говорить с вами откровенно, Вэнтран. Вы хотите отомстить не меньше меня. Я прочел это в вашем взгляде при нашей первой встрече, и сейчас я снова это вижу. Я предлагаю вам такую возможность.
      - Подробнее, - сказал Ричиус, отмахиваясь от подобного объяснения. Ему не понравилось, что Пракна ведет разговор околичностями. - Начинайте сначала. Что делает Лисе? Я слышал, что вы нападали на торговые корабли Нара, но больше я ничего не знаю.
      - Армада более чем из пятидесяти кораблей под моим командованием патрулирует берега империи, - заявил Пракна. - Почти все это - шхуны, как "Принц".
      - Принц?
      - Мой флагман, который стоит здесь на якоре. И мы не просто потопили несколько нарских кораблей - кстати, их уже на нашем счету не меньше двадцати пяти. Мы нападали и на прибрежные города. Даже на Дорию. - Пракна злорадно улыбнулся. - Впервые эти нарские свиньи почувствовали на своей шкуре, что такое вторжение враждебной армии.
      Ричиус изумился:
      - На Дорию? Но как? Черный флот...
      - Стойте, - попросил Пракна, поднимая руку. - Кажется, вам нужен урок истории, да?
      - Наверное, - согласился Ричиус. - Как я уже сказал, вести сюда доходят медленно.
      - Ну так позвольте мне пополнить ваше образование, - сказал Пракна.
      Он объяснил Ричиусу, как после смерти Аркуса в Наре началась рознь и как возникла вражда между двумя лагерями, Бьяджио и Эррита. Об этом Ричиус уже слышал. А вот чего он не знал, так это того, что Черный флот целиком встал на сторону Бьяджио и защищает его на его родном острове, Кроуте. Дальше Пракна поведал, что на материке Черный Ренессанс практически искоренен и что имперские легионы подчиняются Эрриту. Он объяснил, что нарский флот не помогает империи.
      - Мы господствуем в водах Нара, - добавил Пракна. - И мы это преимущество используем. Но не только потому, что нам хотелось причинить Нару ущерб. У нас есть более важная задача: заманить обратно в Нар "Бесстрашного" и весь флот.
      Ричиус был окончательно сбит с толку.
      - "Бесстрашного"? Это ведь корабль Никабара, правда? А зачем вам выманивать его на себя? Я видел нарские дредноуты. Наверняка с ними трудно справиться.
      - Очень трудно, - согласился Пракна. - Но вы меня не слушаете. Смысл состоит не совсем в том, чтобы заманить их обратно в Нар. Главное оттянуть их от Кроута. И мы наконец этого добились. Я сам две недели назад наткнулся на "Бесстрашного". Он и по крайней мере еще два дредноута вышли из вод Кроута. Они больше не защищают Бьяджио.
      Ричиус пожал плечами:
      - Ну и что?
      - И мы наконец получаем ту возможность, которой долго ждали, - ответил Пракна. Он положил руки на стол и сосредоточенно переплел пальцы, тщательно обдумывая свои слова. После довольно долгой паузы он наконец взглянул на Ричиуса и сказал: - Король Вэнтран, Лисе планирует вторжение на Кроут.
      Ричиусу понадобилось несколько мгновений, чтобы переварить услышанное. А когда это случилось, он смог только вскрикнуть:
      - Что?!
      - Кроут - это стратегически слабое место Нара. Если Лиссу удастся захватить Кроут, наш флот окажется в удобной близости от материка и сможет наносить по нему удары. Мы смогли бы обеспечить свое снабжение, блокировать торговлю...
      - Вы с ума сошли! - вырвалось у Ричиуса. - Вторгнуться на Кроут? Бьяджио...
      - Не успеет даже понять, что происходит! - перебил его командующий. С отплытием Черного флота его некому будет защищать. Мои шхуны могут подплыть к острову и высадить отряды раньше, чем он успеет даже попросить о помощи. А армия Кроута очень мала и охраняет главным образом Бьяджио и его дворец.
      - И где вы возьмете эти ваши отряды? Возможно, я не слишком хорошо информирован, но мне известно, какие потери понес Лисе во время войны с Наром. У вас нет армии. Вы - нация моряков! Меня удивляет даже, что у вас хватило кораблей на беспокоящие удары по империи.
      - Мы построили новые корабли, - с гордостью заявил Пракна. - Но вы правы. Мы не умеем сражаться на суше. И никогда не умели. Вот почему нам нужны вы.
      Ричиус невольно расхохотался. Он почти предвидел такой поворот.
      - О да! И мое присутствие сразу решит все вопросы? Что я должен буду сделать? Подготовить для вас армию?
      - И возглавить вторжение, - совершенно серьезно ответил командор. - У нас удивительно много людей, которые готовы добровольно идти против Нара. Это мужчины и женщины. И молодые, и старые. Вы могли бы...
      - Нет, Пракна, - сказал Ричиус. Он встал и покачал головой. - Думаю, вы составили обо мне неверное представление. Я не вождь.
      - Со всем моим уважением, это вы ошибаетесь, - возразил Пракна. - Я все про вас знаю, Вэнтран. Это вы отбросили нарцев во время сражения за Дринг. Это вы возглавляли эскадрон Арамура. Вы кавалерист. И готов спорить, что хорошо владеете мечом.
      - Не слишком.
      - Достаточно хорошо, чтобы победить Блэквуда Гэйла, - парировал Пракна. - Для меня этого вполне достаточно. Я не стал бы плыть в такую даль, если бы не считал, что вы сможете нам помочь. Вы нужны Лиссу. Нам нужен человек с вашим даром стратега, с вашим опытом сражений на суше. Выражение его лица было искренним, умоляющим. - Король Вэнтран, вы наша единственная надежда.
      Ричиус словно услышал обращенную к нему молитву и не мог остаться к ней глух. Он поставил свой стул рядом со стулом Пракны и сел, чтобы говорить с ним лицом к лицу.
      - Пракна, - мягко проговорил он, - ваше плавание было пустой тратой времени. Я думал, вы предложите мне присоединиться к вам, а не возглавить вашу армию. Несмотря на все, что вы слышали, я не полководец. Может быть, вернувшись домой, вы скажете своим людям, чтобы они перестали почитать меня словно какого-то героя. Мне помогали многие - только поэтому я смог победить нарцев. Помогали трийцы. И большинство из них при этом погибли. Вам следовало бы над этим задуматься.
      Пракна ответил ледяным тоном:
      - Я об этом думал. Не читайте мне лекций о смерти, юноша. Я уже десять лет в ней купаюсь. Но сейчас у нас появился шанс расплатиться. Разве вы этого не видите? Я знаю, что Бьяджио сделал с вашей женой. Он отдал приказ о ее казни. И вы скажете, будто не жаждете отомстить?
      - Хватит! - прошипел Ричиус, предупреждающе поднимая палец. - Вы зашли далеко - и ни шагу дальше. Моя жена вас не касается. И не лезьте мне в душу. Что я чувствую, вам никогда не понять.
      - И вы опять ошибаетесь. В войне против Нара я потерял двух сыновей. Когда началось нарское вторжение, они были еще подростками. Но как только они смогли, они убежали защищать свой дом. И теперь они оба мертвы. Хотите обменять одну жену на двух сыновей? Думаю, вы бы не проиграли.
      В голосе Пракны было столько боли, что Ричиусу трудно было это вынести.
      - Простите, - сказал он. - Я об этом не знал. Но это ничего не меняет. Пракна, я не могу вам помочь, не могу возглавить ваше вторжение. Я не знаю, как превратить рыбаков в армию.
      - Знаете, - возразил Пракна. - Вы ведь стояли во главе своих соотечественников, правильно? А что такое Арамур, как не страна фермеров и коневодов? Готов спорить, что и рыбаки там были. Мы не так уж отличаемся от ваших людей. Дайте нам помочь вам отомстить Нару. И давайте сделаем это сейчас, пока они ослаблены.
      Это предложение, бесспорно, было соблазнительным. Пракна умел убеждать. Более того: Ричиус понимал, что этот план не лишен шансов на успех. Кроут невелик и почти не защищен. И Пракна верно оценил его стратегическое значение. Обосновавшись в такой близости от материка, Лисе действительно смог бы наносить удары по Нару. Но все это было вторично. Пракна показал Ричиусу возможность гораздо более крупной награды.
      Бьяджио.
      - А почему вы решили, что Черный флот не вернется на Кроут? - спросил он. - Бьяджио не привык оставаться без защиты.
      - Во вторжении будут участвовать не все наши корабли. Мы дадим вам ровно столько, сколько нужно будет, чтобы перевезти войска, снаряжение и провиант. А остальная часть моей армады будет по-прежнему связывать флот Никабара у материка. - Командующий лисским флотом торжествующе откинулся на спинку стула. - Мы позаботимся о том, чтобы Черный флот не сдвинулся с места, можете не сомневаться.
      - Не будьте так в этом уверены. Бьяджио везде сует свой нос. Если он хотя бы заподозрит возможность вторжения, ваш план будет обречен на провал.
      Пракна отмахнулся от этого предостережения:
      - Бьяджио полностью изолирован. Я согласен, он человек хитроумный, но и мы не лишены хитроумия. Он ничего не заподозрит.
      - И что вы намерены с ним сделать, когда захватите остров?
      - Это вы будете решать, - пообещал командор. - Это будет частью нашего договора. Мне достается остров. Вам достается Бьяджио. Он - ваш. Вы можете задуть его, как свечку. И это было бы справедливо, правда?
      - Я не убийца, Пракна.
      - Чепуха, - возразил тот. - Никто из нас не лучше остальных, и вы не так уж отличаетесь от меня, Вэнтран. Пусть мы родом с разных концов света, но теперь мы оба стали одинаковыми. Жизнь сделала нас братьями. И вы это знаете, не так ли? Вижу, что знаете. У вас это на лице написано. Возможно, вы не палач, как Бьяджио, но вы можете его убить. Если бы я его вам вручил, вы перерезали бы ему горло. - Подавшись вперед, Пракна шепотом спросил: Правда ведь?
      Ричиус встал. Он не мог или не хотел ответить - и ему самому было непонятно, не может он или не хочет.
      - Вы можете пробыть в Фалиндаре столько, сколько захотите, - сказал он Пракне. - Пусть ваши люди сойдут на берег за свежими припасами и водой. Им всем хватит здесь места.
      - Вэнтран, - предупредил его лиссец, - мне нужен ответ. - Он протянул Ричиусу руку. - Вы с нами?
      - Пракна...
      - Не заставляйте меня жалеть, что я зря сюда плыл! - взмолился Пракна. - Нам без вас не обойтись. У нас не хватает знаний!
      Ричиус вздохнул.
      - Когда вы отплываете? Тогда я дам вам ответ.
      - Я знаю: вы думаете о жене. Я тоже оставил дома жену. Ее зовут Джлари. Я очень ее люблю. Но это ничего не меняет. - Пракна по-прежнему протягивал ему руку. - Вы нужны Лиссу. Пожалуйста...
      - Мы оба глупцы, друг мой, - серьезно прошептал Ричиус.
      А потом пожал протянутую Пракной руку.
      Все было тихо. В саду похолодало, и Симон дрожал в лунном свете. В кроне дерева мигали два глаза любопытной ночной птицы. Садовые скульптуры, полусъеденные лишайником, глухо прислушивались к ночному ветру. Симон наклонил голову, осматриваясь. Он не слышал ничего, кроме собственного неровного дыхания. Наверху множеством свечей горели башни Фалиндара. Было поздно, и почти все обитатели крепости разошлись по своим комнатам. Несколько секунд назад по саду прошли два трийских охранника, вопросительно глянув на Симона. Он молча кивнул им, и этого хватило, чтобы они пошли дальше. Благодаря Вэнтрану ему здесь доверяли.
      Симон засунул руку в карман куртки и извлек оттуда кусок бумаги, аккуратно сложенный во много раз. Развернув его, он посмотрел на числа от одного до сорока, написанные его рукой. Они обозначали ход времени и были перечеркнуты почти все, кроме пяти последних. Симон поднял голову, рассматривая луну. До рассвета оставалось еще много времени, но он извлек из кармана кусок угля и перечеркнул цифру тридцать шесть. Через четыре дня к берегу приблизится "Устрашающий", который дожидается Симона. Именно такой срок остается, чтобы похитить Шани. Симон тихо чертыхнулся. Ему удивительно успешно удалось втереться Вэнтрану в доверие. В обычных обстоятельствах он гордился бы собой. Но сейчас ему было тошно и пусто на душе. Вэнтран и его жена относились к нему как к другу. Такого оборота дел он не предвидел, и от этого постыдное похищение их ребенка становилось еще более трудным. Ему нравился Ричиус. И Дьяна ему тоже нравилась. И он понимал, что потеря дочери разобьет ей сердце. Симон снова сложил свой листок и спрятал его в карман.
      "Бьяджио! - возмущенно подумал он. - Будь ты проклят за то, что заставляешь меня сделать такое!"
      Симон напоминал себе, что у него нет выбора. Никогда не было. Несмотря на доброту Вэнтранов, его решимость не поколебалась. Речь шла об Эрис. Если он не вернется с девочкой, как обещал, Эрис поплатится жизнью. Бьяджио не просто запретит им пожениться. Он ее убьет. Что еще хуже, он отдаст ее этому чудовищу, Савросу, который по ритуалу выпустит ей кишки. Таков уж Бьяджио.
      Теперь Симон ненавидел Бьяджио. Это чувство потрясало его, потому что когда-то он любил своего господина. Он был Рошанном, а это означало безусловную преданность. Однако с годами Бьяджио переменился, его развратили снадобье и мысли о бессмертной власти. Было время, когда даже Бьяджио пощадил бы ребенка, - но это время миновало. Теперь он рубил головы, не задумываясь, передавал целые семьи для экспериментов в военных лабораториях. Он стал чудовищем, как Саврос и другие его присные. И Симон оказался в капкане. Ему осталось только подчиняться.
      - Ты получишь малышку, Бьяджио, - прошептал он ветру. - И это все.
      Когда он выполнит это поручение и Эрис будет принадлежать ему, Симон увезет ее с Кроута. Они не поедут с Бьяджио в Черный город. Они оставят его и скроются - где-нибудь, где их никогда не найдет граф Кроутский. Они будут жить вместе, как нормальные люди, и Симон забудет ту кровь, которую он пролил.
      Если сможет.
      Теперь он уже не был в этом уверен. Он знал, что лицо Дьяны будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. И Ричиус тоже не будет давать ему покоя. Шакал пойдет по его следу. Он забудет свою вендетту против Бьяджио и всего себя посвятит поискам человека, похитившего его дочь. И у него ничего не получится. Как ничего не получится и у Бьяджио. Симон - Рошанн. Долгие годы научили его многим хитростям.
      - Мне очень жаль, - прошептал он печально, глядя на луну. - Но этого не миновать.
      Будь он до конца человеком, он заплакал бы, но подготовка, которую получали все Рошанны, уничтожила эту часть его души. Ком, стоявший у него в горле, был для него достаточным испытанием. Он не мог себе представить, что подумает о нем Эрис, если когда-нибудь узнает правду. Она уже знала, какого рода работу поручает ему граф, но он не сомневался, что подобного она никогда не поймет. Скорее всего малышка будет убита. Симон только надеялся, что она не окажется в руках Помрачающего Рассудок. Он прижал руку ко лбу, стараясь отогнать от себя эту картину.
      "Скорее! - мысленно кричал он. - Убивай скорее, мерзавец! Не мучай ребенка!"
      Однако в конце концов мера страданий ребенка будет зависеть только от прихотей Бьяджио. Если он будет настроен великодушно, малышка может умереть быстро. А в противном случае она будет жить еще много месяцев. Симон привалился спиной к кирпичной стене сада и медленно сполз на землю. Он сидел так очень долго и не находил в себе сил, чтобы пошевелиться.
      В дальнем конце сада по камням шаркнул сапог. Симон стремительно вышел из оцепенения и посмотрел налево. Мимо купы высоких папоротников к нему шел человек.
      - Симон?
      Это был Ричиус.
      Симон застыл неподвижно, надеясь остаться незамеченным. Однако Ричиус обогнул папоротники и увидел Симона, сидящего на земле, обнявшего руками колени. Вэнтран остановился.
      - Симон, что с тобой?
      - Ничего.
      Ричиус решился подойти еще на шаг.
      - Что ты здесь делаешь?
      - Хороший вопрос. А ты?
      - Ищу тебя. Охранники сказали мне, что ты здесь. - Ричиус огляделся в поисках чего-то интересного и, ничего не увидев, снова посмотрел на Симона. - Почему ты сидишь здесь в такой холод?
      - Мне нравится холод, - ответил Симон. - И одиночество. Ричиус отказался понимать намек.
      - Что-то случилось?
      - Нет.
      - Скажи мне.
      - Что тебе надо, Ричиус? - огрызнулся Симон. Вся его злость на Бьяджио выплеснулась наружу. - Разве ты не видишь, что я занят?
      - Я вижу, что ты погрузился в невеселые мысли, - ответил Рйчиус, - и это все. Я надеялся поговорить с тобой. Я ищу тебя уже час.
      - Ну а теперь ты меня нашел. - Симон похлопал по холодным кирпичам рядом с собой. - Садись.
      К изумлению Симона, Ричиус не стал колебаться, а сразу же уселся рядом с ним. Симон украдкой посмотрел на молодого арамурца, пытаясь понять, что с ним происходит. Ричиус внимательно разглядывал луну.
      - У тебя что-то на уме, - объявил Симон. - Выкладывай.
      - Ладно, - сказал Ричиус. - Я плыву в Лисе с Пракной.
      Симон кивнул:
      - Я так и думал. Ты уже сказал жене?
      - Сказал. Она сердится.
      - И что обещали тебе лиссцы? Возможность сражаться за Арамур? Несколько убитых нарцев?
      - О, нечто гораздо более весомое. Они обещали мне Бьяджио.
      Ошеломленный Симон какое-то время мог только молча хлопать глазами. Что Пракна задумал?
      - Бьяджио? - невольно вырвалось у него. - Каким это образом?
      - Они вторгнутся на остров Бьяджио, - объяснил Ричиус. - Пракна говорит, что они выманили Черный флот с Кроута. Оказывается, корабли Никабара стояли вокруг Кроута и защищали Бьяджио. Но бесконечные нападения лиссцев на материк наконец выманили нарские дредноуты обратно в имперские воды. Пракна планирует начать вторжение, как только подготовит армию.
      "Боже всемогущий!"
      Симон отвел взгляд, стараясь не выдать своего потрясения, но это известие его ошеломило. Вторжение на Кроут? И Бьяджио об этом не знает? Будут сотни убитых. Может, даже больше. И Эрис может погибнуть.
      - А ты ему зачем? - спросил Симон. - Чтобы помочь сражаться?
      - Вроде как. Он хочет, чтобы я возглавил его армию. И обучил ее. Ричиус горько рассмеялся. - Он решил, что я ему нужен. Лиссцы - моряки, а не солдаты. Им нужен опытный человек, который бы их повел.
      - И они не смогли найти никого лучше тебя? - воскликнул Симон. - Ну что ж, удачи им.
      - Мне уже приходилось вести людей в бой, Симон. Думаю, что справлюсь с этой задачей. И потом... - Он потер руки. - Это мой шанс добраться до Бьяджио. Если мы возьмем его в плен, я смогу сделать с ним, что захочу. Так сказал Пракна.
      Прежняя подготовка поднялась в Симоне, словно мощная волна. Ему хотелось выхватить кинжал и вонзить его Ричиусу под ребра. Бить эту самонадеянную башку о камни, пока она не расколется. Как в старые времена. Но он остался сидеть неподвижно и не стал ничего делать, напомнив себе о своей роли и своем задании.
      - Ты - полный дурак, - проговорил Симон наконец. - Ты вступаешь на дорогу, с которой никогда не вернешься.
      - Я должен это сделать, Симон. У меня есть долг перед Арамуром и перед Сабриной. Это...
      - Прекрати себя обманывать, Ричиус. Речь идет не об Арамуре и не о твоей первой жене. Речь идет о мщении.
      - Ну и что из этого? - рявкнул Ричиус и встал. Он сверкнул на Симона глазами с высоты своего роста. - Я надеялся, что хотя бы ты меня поймешь! Ты знаешь, что такое Нар. Разве так плохо мечтать о мести? - Он ткнул большим пальцем себе в грудь. - Мне нужно отомстить, Симон. И будь все проклято, я это сделаю!
      Симон безжалостно улыбнулся.
      - Ну и прекрасно. Ты поэтому хотел меня увидеть? Чтобы рассказать мне о своем героическом обете?
      - Нет, - ответил Ричиус. - Я хочу попросить тебя об одолжении. Я хочу, чтобы ты в мое отсутствие присматривал за Дьяной и Шани. Будь Дьяне другом ради меня. Она здесь одна, особенно в отсутствие Люсилера. Но мне кажется, что ты ей симпатичен. Ты можешь ее защитить. Ты это сделаешь?
      Симон не мог даже помыслить о таком.
      - Нет, не сделаю, - решительно сказал он. - За свою жену и дочь отвечаешь ты, Ричиус. Не пытайся повесить их на меня.
      Говоря эти слова, Симон чувствовал, как к его горлу подступает тошнота. Но он уже нарушил одно слово, которое дал Ричиусу в тот день, когда увидел на лужайке Дьяну и малышку. Он поклялся не причинить им вреда, и через четыре дня это обещание будет нарушено. Он не собирается уезжать из Люсел-Лора, имея на совести еще одно клятвопреступление.
      - Симон, я прошу тебя как друга, - сказал Ричиус. - Присмотри вместо меня за ними. Недолго, пока я не вернусь.
      - А что, если ты не вернешься обратно, Ричиус? Что я тогда должен буду с ними делать?
      - Симон, в чем дело? - спросил Ричиус. Он опустился на колени на твердую землю сада. - Почему ты так на меня злишься? Мне казалось, что уж ты-то меня поймешь!
      - Ты ошибся. - - Симон отвернулся. Ему невыносимо было смотреть в открытое лицо Вэнтрана. И в то же время он сознавал, что чувство, которое он испытывает, - это не ненависть. Это был стыд. - Не перекладывай на меня свои трудности. У меня своих достаточно.
      - Ну пожалуйста! - просительно сказал Ричиус. - Я уплываю с Пракной послезавтра. Если ты к тому моменту передумаешь, скажи мне. Не заставляй меня уезжать с неспокойной душой. Без Люсилера...
      - Я сказал "нет"! Ты оглох? Я не буду о них заботиться. Я не дам тебе моего благословения и не собираюсь говорить тебе, будто все хорошо. Так что принимай свое глупое решение без меня!
      Ричиус был потрясен. Он медленно поднялся на ноги. Секунду он постоял рядом с Симоном, а потом повернулся и пошел прочь. Но прежде чем уйти, он задержался у папоротников и бросил на Симона последний взгляд.
      - Не понимаю, почему ты так разозлился, Симон, - тихо проговорил он. Мне казалось, что мы друзья.
      Он ушел так же быстро, как появился. Темнота поглотила его. Симон опустил голову на руки и закрыл глаза.
      - Ты хочешь знать, почему я разозлился, глупец? - прошептал он. Потому что когда ты уплывешь, а я заберу девочку, у Дьяны ничего не останется!
      18
      Вооруженные люди
      Герцог Энли откинулся на мягкие подушки кареты. Он был весьма доволен собой. Не прошло и трех дней с момента его приезда в столицу Нара, а армия Форто уже приступила к сборам. Вняв просьбе герцога, архиепископ Нарский, не теряя времени, стал готовиться к сражению за Драконий Клюв. В тот же вечер он вызвал к себе в собор Форто, и они втроем составили план действий. Генерал Форто громко выражал свое недовольство, но подчинился требованиям Эррита. И, несмотря на свои возражения против долгого марша, Форто начал действовать на удивление быстро. Через окно кареты Энли посмотрел на кучера, который привез ему известие от генерала. Этот щуплый слуга Форто явился в комнату Энли в соборе без предупреждения.
      - Генерал Форто желает вас видеть, - объявил он. - Без промедления.
      Было раннее утро - едва рассвело. Энли потер усталые глаза. Ему хотелось прогнать генеральского посланца, но он решил не вступать в конфликт. Форто был ключом к их плану. Энли нужно завоевать его доверие. Сидя в удобной карете, Энли пытался понять, куда его везут. Карета проехала по мосту через Киль и направлялась к Черному дворцу - пустующей резиденции властителя Нара. Энли прижался щекой к стеклу, чтобы лучше видеть. В Черном городе дворец называли "ониксовым чудом", и теперь Энли понял почему. Это здание внушало благоговейный восторг. Оно не было прекрасным, как Собор Мучеников, а холодило душу и странно потрясало. Позади него всходило солнце, окружая дворец ореолом пламени. Даже в сравнении с его собственной Красной башней строение казалось массивным, предназначенным для великанов.
      Кучер не пожелал сообщить герцогу место их назначения, так что Энли пытался угадать. Он решил, что Форто поселился во дворце.
      "Несравненное нахальство", - подумал герцог.
      Рассвет за окном кареты бросал на улицы длинные тени. Запахи грязной реки и дыма от военных лабораторий проникали в щели, обжигая Энли нос. Темно-коричневое небо освещало путь благодаря пробивающемуся сквозь густой смог солнцу. Черный город просыпался. Торговцы и разносчики уже выходили на улицы, волоча свои товары на рынок. Мимо прошел работорговец со своим караваном; компания нищих, разбуженных рассветом, расположилась на въезде в переулок. Они позавтракают крысами, а если повезет, обчистят несколько карманов - такова жизнь бедноты в столице. Но выше, в башнях и высоких зданиях, нарские аристократы просыпались в роскоши, в раздушенных постелях, и их кожа была мягка и умащена благовониями, а разум затуманен наркотиками. Утомленные ночной любовью, они подойдут к окну посмотреть на погоду и даже не вспомнят о трудягах на улице. Прищурив глаза, Энли посмотрел наверх. Бьяджио был одним из таких аристократов. И графа нисколько не волновали обездоленные и развращенные. Ему нужен был только Нар.
      Кучер свернул на широкую улицу и направил карету вверх по дворцовой дороге. К Черному дворцу вел только один путь - широкая аллея, освещенная множеством золотистых ламп и выложенная мрамором. Она вилась змеей, поднимаясь к внушительному замку. Но хотя Энли ожидал увидеть ее пустынной, он ошибся. По направлению к дворцу двигался отряд солдат, а навстречу ему спускался другой. Люди с отличительными знаками нарских легионов шли, ехали верхом и тащили вверх и вниз тюки и животных. Улицу стремительно наполняла жизнь. Энли громко постучал по стенке кареты ногой, требуя, чтобы кучер поторапливался. Однако тот продолжал медленный подъем по крутой дороге, предоставив герцогу теряться в догадках. Раздосадованный Энли прижался носом к стеклу, всматриваясь в толпы солдат. В их движении ощущалась целеустремленность, и Энли вдруг понял: это и есть армия, которую готовит для него Форто.
      У него оборвалось сердце.
      Так много солдат! Он попросил дивизию, не представляя себе, что под этим словом понимает Форто. По плану Бьяджио ему следовало постараться увести из города как можно больше солдат, и теперь успех этого замысла стал очевиден. Энли широко открыл глаза. Форто отнесся к его мольбе о помощи со всей серьезностью. Энли быстро прикинул расклад сил. Дома у него есть воздушная армия, наемники Бьяджио. Все они ждут его на Драконьем Клюве. А еще у него есть Черный флот Никабара, если адмирал уже отплыл, как это обещал Бьяджио. Но будет ли этого достаточно? Ему действительно дают дивизию, и при виде нее уверенность Энли испарилась.
      Карета пробиралась через толпы солдат и наконец остановилась на вершине холма, у края плаца перед Черным дворцом. Энли ждал в карете, пораженный раскинувшейся перед ним картиной. Сотни мужчин, облаченных в металл и толстые куртки, трудились под утренним солнцем, пакуя ранцы и подковывая лошадей, оттачивая сталь и нагружая фуры. Рогатые григены огромные бронированные животные, которых запрягали в боевые фургоны, трубили и фыркали, а их вожатые чистили им чешуйчатые бока и поправляли упряжь. Мимо рысили кавалеристы, рядом с которыми пехотинцы в высоких сапогах казались карликами. В центре плаца стояла группа офицеров, переговариваясь между собой и выкрикивая приказы своим подчиненным. Гологрудые рабы подставляли плечи под почти неподъемные стальные фургоны, выдвигая их на место, в то время как их собратья устанавливали огнеметы. Кислотометы стояли на деревянных станинах, пустые мехи обвисали под стволами. Рядом стояли емкости с зарядной жидкостью - едкими составами, которые разъедали человеческую плоть.
      - Слишком много, - испуганно прошептал Энли. - Их слишком много!
      Перед отъездом в Черный город в его армии было четыреста наемников плюс двести его собственных людей. Это означало, что легион будет превосходить их численностью и, конечно, огневой мощью. Если Никабар с дальнобойными орудиями "Бесстрашного" не прибудет к Драконьему Клюву, Энли потерпит сокрушительное поражение. Он тихо выругался, проклиная себя за то, что так убедительно представил свою просьбу Эрриту. Он умолял епископа, чтобы тот дал ему войска - и теперь вспомнил старинную поговорку: "Думай, о чем просишь".
      Кучер слез с козел и обошел карету, чтобы открыть Энли дверь. Вонь конского навоза ударила герцогу в нос. Он вышел из кареты, ступил на утрамбованную землю плаца - и его проглотила какофония шумов.
      - Где Форто? - спросил он у кучера.
      Слабоумный посланец ткнул пальцем в сторону офицеров, стоявших в центре круговерти. Энли прищурился, стараясь проникнуть взглядом за частокол тел, и в окружении офицеров разглядел мощного генерала. Бритая голова Форто возвышалась над группой. Он о чем-то говорил с двумя офицерами. Одного из них Энли уже видел за два дня до этого - мрачного полковника Кая. Форто указывал на плоскую платформу, - на которой команда инженеров закрепляла пусковые установки ракет. Рядом с платформой стояла дюжина металлических емкостей странной формы. По размеру они были больше зарядных баков для кислотометов. Поняв, что кучер не намерен сопровождать его дальше, Энли углубился в толчею и направился к Форто. Лысый генерал заметил его приближение, и на его лице заиграла насмешливая улыбка.
      - Герцог Энли! - закричал он, приветственно махая рукой герцогу. Идите и посмотрите, что я для вас сделал.
      Энли не пожелал поздороваться с генералом и его подчиненными.
      - Это ваши люди? - спросил он. - Те, которых направляют на Драконий Клюв?
      - Надеюсь, вам их хватит? - осведомился Форто. - Мы всю ночь готовились к выходу. Если все пройдет удачно, завтра сможем выступить.
      - Вы собрали внушительную армию, - проговорил герцог, осматриваясь. Сколько их?
      - Дивизия, - ответил Форто. - Столько, сколько вы просили.
      - И сколько же это конкретно?
      - Дивизия - это три отряда. Это вам что-то говорит, герцог?
      Энли вздохнул. У него не было сил вести игры.
      - Судя по виду, их достаточно. И если они так хороши, как вы утверждаете, победа должна достаться нам.
      - Победа достанется нам. И победа скорая, - предсказал Форто. - С необученным сбродом Драконьего Клюва мы справимся за один час. Смотрите... - Генерал указал на толпу. - Здесь больше людей и припасов, чем я брал в Гот. С нами боевые фургоны, кислотометы, припасы - все, что нужно. - Форто поднял руку и потрепал Энли по щеке. - Не тревожься, друг. Мы вернем тебе твою страну.
      Непочтительный жест возмутил Энли, но он сдержал гнев и сказал:
      - Это чудесно, Форто. Ты хорошо поработал. Драконий Клюв будет тебе благодарен.
      Форто выпятил свою гигантскую грудь.
      - Когда мы выполним твою работу, Энли, я желаю хорошеньких девиц! Пусть дочери Драконьего Клюва продемонстрируют мне свою благодарность!
      Молодой лейтенант весело захохотал. Кай продолжал мрачно молчать. Тут подбрела какая-то лошадь без всадника, и струя мочи ударила рядом с сапогами офицеров. Энли отвернулся. Круглое лицо Форто побагровело.
      - Я этим займусь, - поспешно сказал Кай.
      Он поймал поводья лошади и ушел с ней искать ее невнимательного хозяина. Форто провожал его взглядом, глядя полковнику в спину. Энли заметил, что Форто недоволен.
      - Хороший человек, - заметил Форто, - но в нем нет веры. - Он повернулся к Энли и ткнул мясистым пальцем герцогу в грудь. - Надо иметь веру, герцог Энли. У тебя она есть?
      - Веру во что?
      - Веру во всемогущего Бога! - пророкотал Форто. Он убрал палец с груди Энли и указал им на флаг, развевающийся в центре плаца. Свет Бога, этот вездесущий символ, видимый по всему Нару, развевался на ветру. - Вот за что мы сражаемся, Энли. Не забывай. Если наши сердца будут чистыми, Бог дарует нам победу.
      Энли натянуто улыбнулся:
      - Я с радостью приму любую помощь Бога. Но не будь чересчур самоуверен. Нас не ждет приятная прогулка среди роз, которая тебе мыслится. На Драконьем Клюве уже зима. У моего брата большие отряды. И у него есть его воздушная армия.
      - Ха! Слышал я об ученых птичках твоего брата. По-моему, ты слишком их боишься.
      - И ты бы боялся, если бы хоть раз их видел, - заметил Энли. По его телу пробежала дрожь предвкушения. - Или дрался против них. Это не просто вороны, такие, к каким вы привыкли. Эти проклятые птицы размером с голову человека. И даже крупнее. Они жрут глаза и пьют кровь, как туча вурдалаков.
      Услышав это описание, стоявший рядом с Форто лейтенант побледнел.
      - Насколько они большие? - спросил он и расставил руки примерно на фут. - Такие?
      - Больше, - ответил Энли. - Не как твоя голова, парень. Как голова генерала. Форто нахмурился:
      - Это сплошной мозг.
      - Ну и пусть. Вороны и это сожрут, если им это позволить. - Энли ухмыльнулся юному лейтенанту. - Возьми с собой шлем, юноша.
      - Генерал? - пискнул офицер.
      - Он пытается тебя запугать, Вэйл. Просто не теряй головы. Мы смахнем этих птичек с неба. - Он повернулся к Энли и захохотал. - Птицы, подумаешь! В тот день, когда я испугаюсь птиц, я повешусь.
      Герцог пожал плечами.
      - Этот день может наступить раньше, чем ты думаешь. Но мы будем думать об этом, когда он наступит, так?
      - Генерал...
      - Заткнись, Вэйл. Энли, я с нетерпением жду возможности расправиться с этими кровожадными птичками. Мой легион облачен в броню Небес! - Форто скрестил мясистые руки на груди. - У нас самих есть для вашего подонка братца сюрпризы.
      - Например?
      Генерал подбородком ткнул в сторону платформы с ракетами:
      - Вот это.
      Энли покачал головой:
      - Не подействует. На севере уже зима. Слишком ветрено, чтобы применять ракеты.
      - Это не ракеты, герцог Энли. - Форто наклонился к нему с заговорщической улыбкой. - Это нечто получше. Взгляд Энли скользнул по емкостям.
      - Что в них? Кислота?
      Форто обнял герцога за плечи и повел к платформе. При приближении своего военачальника инженеры зашевелились быстрее. Энли поежился под рукой генерала, но отстраняться не стал.
      - Это нечто совсем особенное, - прошептал генерал. - От этого не уйти даже воздушной армии. Подарок военных лабораторий.
      Емкости были размером со шлем - отполированный до блеска металл. Энли провел рукой по одной из них, пытаясь найти на прохладной поверхности какую-нибудь выбоину - но обнаружил лишь безупречную поверхность.
      - Пусковые установки модифицированы, чтобы стрелять емкостями, объяснил Форто. - Им не нужна такая точность, как ракетам.
      - А что в них? - спросил Энли.
      Он поднял одну емкость и осторожно встряхнул. Внутри плескалась какая-то жидкость. Он наклонил голову и прислушался, пытаясь понять, что говорит ему этот звук. А потом медленно поставил емкость на место, ужаснувшись пришедшей ему в голове догадке. Подняв взгляд на Форто, он увидел, что генерал ухмыляется.
      - Гот! - с трудом проговорил герцог. - Так это...
      - Смесь Б, - сказал Форто. - Разработанная без помощи министра Бовейдина. Именно то, что нужно, чтобы справиться с паразитами вашего братца.
      - Нет! - возмущенно воскликнул Энли. - Вы не имеете право выпускать этот яд на Драконьем Клюве! Я этого не допущу!
      - Да что ты говоришь? - рассмеялся Форто. - Энли, это решать не тебе. Это моя армия. И мне предстоит вести войну.
      - Это моя страна, идиот! Я не позволю тебе превратить ее в пустыню только для того, чтобы уничтожить птиц! Форто оскорбился.
      - Мы будем вести войну за северное ответвление, это не твоя территория. И я сделаю все, что потребуется, чтобы его захватить. Ренессанс, Энли. Вот о чем идет речь. Я уничтожу его на Драконьем Клюве, как уничтожил в Готе. И если ты будешь путаться под ногами... - Его трехпалая рука ухватила Энли за ворот. - Я брошу тебя птичкам твоего брата и буду смотреть, как они расклевывают тебе печень.
      Герцог Энли очень медленно взял руку Форто и убрал ее со своей одежды. Он не стал отступать от бешено сверкающего глазами генерала. Вместо этого он прямо ответил на его взгляд.
      - Я не позволю тебе убивать мою страну, Форто. Ты отправляешься со мной, чтобы подавить мятеж. И это все. Пока ты будешь на Драконьем Клюве, ты будешь подчиняться мне.
      Ему было приятно произнести эти слова. Генерал не потрудился отступить, но тем не менее Энли почувствовал его удивление.
      - Смесь будет при нас на тот случай, если она нам понадобится, сказал Форто. - И если она нам понадобится, я ею воспользуюсь.
      - Если она нам понадобится, считайте, что мы все погибли, генерал. Энли снова обратил внимание на размер емкости. - Если вы выпустите этот яд при сильном ветре, нам будет негде спрятаться.
      - Бог направляет меня, - уверенно ответил Форто. - Если будет Его воля на то, чтобы применить смесь, Он нас защитит.
      Энли отвернулся. Спор был проигран, Форто - марионетка Эррита, и если Эррит приказал ему взять с собой смесь, он ее возьмет. И воспользуется ею при первой капле дождя, ударе грома или падении сухого листа - что бы он ни принял за знамение свыше. Герцог ткнул носком сапога одну из емкостей, проверяя ее надежность. Он не предполагал, что Эррит осмелится использовать смесь против Драконьего Клюва. Мелькнула мрачная мысль, что Бьяджио мог недооценить ретивость епископа.
      Генерал Форто, чье самолюбие было явно ущемлено, подошел к Энли и, схватив за плечо, бесцеремонно повернул его лицом к себе.
      - Я думал, ты будешь доволен, - с горечью сказал он. - Смотри, что я для тебя сделал! - Он широко повел рукой, указывая на скопище солдат. - А ты устраиваешь мне сцену! Как полковник Кай или слабая женщина! Не забывай: это была твоя идея.
      - Все прекрасно, - отозвался Энли. - Все, кроме яда. - Он прошел мимо Форто и направился к карете. - Будьте готовы выступить завтра.
      - Черный Ренессанс! - крикнул Форто ему вслед. - Мы УНИЧТОЖИМ эту опухоль!
      Уходя от него, Энли втайне улыбнулся: "Главное, чтобы ты и дальше так думал, безумец".
      19
      Дочь Шакала
      Когда солнце село, Симон Даркис зашагал по коридорам Фалиндара, направляясь к спальне Дьяны. У жены Шакала было время ужина: когда ее муж находился в отъезде, она ела с другими женщинами цитадели в главной кухне замка на первом этаже. Симон двигался с отработанной легкостью, не затаиваясь в тени, не ускоряя шаг в свете ламп. В голове гудел пульс, руки дрожали. Он кончил сражаться со своей совестью и спрятал ее на полку, в дальний угол своего натренированного мозга, откуда она не сможет его тревожить. В эту ночь он стал Черным Сердцем. Спальня Вэнтранов находилась в конце коридора, в окружении других столь же скромных помещений, и не охранялась. Двери комнат были полуоткрыты, в одних никого не было, из других доносились беззаботные голоса. Во время вечерней трапезы жители цитадели всегда собирались внизу, далеко от комнат Вэнтранов. Симон давно выучил весь их распорядок. Он с точностью до минуты знал, когда Дьяна находится с Шани - и когда ее с ней нет. Он почти не разговаривал с нею после отъезда Ричиуса в Лисе: она замкнулась в себе. Весь Фалиндар гудел пересудами о Шакале: как он оставил свою жену и ребенка, какая у него неутолимая жажда крови.
      В этот день Симон следил за всеми передвижениями Дьяны. Он следовал за нею в тенях, невидимый, словно призрак. Он следил, как она гуляла с Шани в саду, видел, как она вдруг расплакалась и ушла... и наблюдал за ней с отстраненностью, удивлявшей его самого. Слишком расстроенная, чтобы заметить слежку, Дьяна занималась своими повседневными делами. Порой она проходила так близко от Рошанна, что он ощущал аромат ее духов. И вот теперь она оставила Шани с Треш, чтобы пойти поужинать вместе со всеми.
      С непринужденным спокойствием Симон прошел по коридору к спальне Дьяны. У двери он задержался, прислушиваясь - и услышал тихие шаркающие шаги. Где-то в комнате открылась дверца, потом закрылась снова. Зашелестела одежда, потом послышалось какое-то царапанье. Опытный ум Симона быстро анализировал звуки. В комнате один человек, довольно легкий - наверное, няня-трийка. Ребенок скорее всего спит. Он сделал глубокий вдох, постарался успокоиться и, неестественно улыбаясь, постучал в дверь.
      Легкие шаги приблизились к двери. Створка открылась. На пороге стояла трийка по имени Треш. При виде Симона ее глаза удивленно раскрылись.
      - Симон? - проговорила она с сильным акцентом. Они были почти незнакомы, и Симона удивило, что она обратилась к нему по имени. - В чем дело?
      - Дьяна, - сказал Симон. Он развел руками. - Шани. Дьяна хочет Шани, внизу. - Он притворился, будто не может подобрать нужные слова. - Внизу, да? Ты понимаешь?
      - Я знаю твой язык, - ответила женщина. Она подозрительно сощурилась. - Что там с Дьяной?
      - Все хорошо. Я только что был с ней, мы ужинали. - Симон пожал плечами. - Ей захотелось быть с девочкой. Наверное, эта история с Ричиусом. Она собиралась сама пойти за ней, но я сказал, что принесу ее. Вы спуститесь с нами вниз?
      Треш поморщилась.
      - Шани сейчас спит. Дьяна об этом знает. Ах уж эта девочка... - Она досадливо покачала головой. - В последние дни она с ума сходит.
      Симон понимающе вздохнул:
      - Ричиус...
      - Да, этот ее муж... - Треш погрозила Симону пальцем. - Ты - его друг. Ты должен был его остановить. Вот теперь Дьяна и на тебя злится.
      - Знаю, - соврал Симон. - Я виноват. Я пытался его разубедить, но Ричиус ничего не захотел слушать. Он упрямый, знаете ли. - Одним глазом он заглянул в комнату через плечо Треш. Шани нигде не было видно. - Мне передать Дьяне, что девочка спит? - спросил он. - Наверное, она поймет...
      - Нет, нет, - проворчала Треш. - Я ее разбужу и отнесу вниз вместе с тобой. Это будет Дьяне полезно. В эти дни ей лучше, когда дочка рядом.
      Нянька повернулась спиной к Симону и направилась в глубину комнаты. Симон крадучись двинулся следом. Желудок у него свело тошнотворным спазмом. Очень медленно он завел руку за спину и осторожно надавил на дверь - так, чтобы она закрылась бесшумно. Затем его рука нырнула к поясу - и в ней появился стилет.
      - Дьяна будет рада видеть малышку, - говорила тем временем Треш. - Она теперь такая печальная. Шани...
      Голос Треш оборвался в ту же секунду, как стилет разрезал ее спинной мозг. Свободная рука Симона рванулась вперед и зажала ей рот - а тем временем он погрузил стилет еще глубже. Женщина содрогнулась, ноги у нее подкосились. Из раны Симону на руку плеснула кровь. От этого ощущения тошнота подступила ему к самому горлу, но он не разжимал рук и вгонял оружие все глубже, пока Треш не перестала дергаться. Из-под зажимавших ее рот пальцев Симона просочился тихий предсмертный хрип.
      - Добрые люди попадают на Небеса, - прошептал Симон.
      Эти слова заставили ее глаза широко раскрыться от ужаса. Симон бережно уложил трийку на пол, извлек стилет, но не убрал руки с ее губ.
      - Прости меня, женщина, - искренне попросил он. - Иди с Богом. И прокляни меня, когда встретишься с Ним.
      Умирающая нянька безуспешно попыталась пошевелить парализованными руками. Из ее глаз выкатилось несколько слезинок. Она несколько раз судорожно вздохнула, но легкие ее перестали забирать воздух. Беззвучный крик вырвался из ее рта...
      А потом она умерла.
      Симон опустился на колени рядом с мертвой женщиной. На долгие секунды он забыл о смертельной важности своего задания. Его захлестнула волна глубокого отвращения к себе. Осторожно протянув залитую кровью руку, он закрыл невидящие глаза пожилой трийки. А потом он оттащил ее мертвое тело в ближайшую спальню. По витавшим в воздухе ароматам он определил, что когда-то это была комната Дьяны - та, которую она делила с Ричиусом. Подолом платья Треш Симон стер кровь с пальцев и взял себя в руки. Нельзя, чтобы ребенок увидел его испуганным.
      "Спокойней! - укоризненно сказал он себе. - Тише!"
      И, повинуясь приказу, сердце его забилось ровнее. Дыхание стало спокойным. На его лице появилась безмятежная улыбка, словно лежавший у его ног труп был всего лишь сном. Как завороженный, Симон вышел из спальни в холл и быстро нашел дверь в комнату Шани. Когда он отворил ее, чтобы заглянуть внутрь, дверные петли заскрипели. Дочь Шакала он увидел сразу же: она спала в крошечной кроватке, застеленной белыми простынями. В комнате не было света, но через окно пробивались последние лучи заходящего солнца. Девочка улыбалась во сне, не зная еще, что ее нянька убита. Не будя малышку, Симон прокрался к ее кроватке и опустился рядом с ней на колени, внимательно разглядывая ребенка. У нее были отцовский разрез глаз и молочно-белая кожа матери. На лоб падала прядка светло-коричневых волос. Ей был год - и она умела только ковылять. Вывезти ее из крепости будет делом нелегким. Однако Симон обещал себе, что не причинит ей боли. Он подумал было заткнуть ей рот или даже сунуть в мешок, но отверг эту мысль и решил попробовать другой способ - если Небу будет угодно, он окажется удачным.
      Он просто выйдет с девочкой из крепости.
      Сейчас большинство обитателей цитадели ему доверяли, и если его увидят идущим с ребенком по направлению к кухне, то, возможно, никто не станет задавать ему вопросы. Симон осторожно протянул руку и убрал непослушный локон со лба ребенка.
      - Шани! - дружелюбно и весело прошептал он. - Проснись. Мне надо отнести тебя к маме.
      При звуке незнакомого голоса Шани открыла глаза. Они уставились на Симона с недоумением - но без страха.
      - Привет! - проворковал он, ободряюще улыбнувшись девочке и не переставая гладить ее по головке. - Не бойся. Я ничего плохого тебе не сделаю. Тебя ждет мама. Мама.
      Шани нахмурилась, а потом издала недовольный звук. Симон медленно снял с нее одеяльце и взял ее за руку. Ручка оказалась невероятно маленькой. И мягкой. Словно лепесток розы. Хрупкие пальчики инстинктивно ухватились за его руку.
      - Меня зовут Симон, - сказал он. - Я... Он замолчал, не в силах докончить свою ложь. Перед его мысленным взором промелькнула Эрис, потом Бьяджио, ожидающий ребенка с Помрачающим Рассудок. Несмотря на все усилия сохранять спокойствие, он задрожал.
      - Шани, - отчаянно прошептал он, - я знаю, что ты не может меня понять, но все равно послушай. Я - дурной человек. Но я люблю одну женщину и не могу допустить ее смерти. Я увезу тебя в одно далекое место, но я постараюсь там тебя защитить. Я клянусь тебе в этом.
      Как это ни странно, Шани ему улыбнулась и не попыталась отдернуть руку. Симон бережно поднял ее из кроватки. Всего через несколько часов Н'Дек и "Устрашающий" должны оказаться у берега и ждать его.
      Он не ожидал, что малышка окажется такой доверчивой. Шани послушно стояла на ножках - хотя и не очень твердо - и даже проковыляла с ним к комоду, набитому одеждой. Симон раздел ее и поспешно натянул ей через голову какую-то дневную одежду. Шани крутилась и смеялась, наслаждаясь вниманием. Симон надел ей на ножки чулки и пару крохотных башмачков, а потом снова взял ее за руку. За стенами замка, совсем близко, он приготовил куртку, чтобы она не замерзла во время долгого пути к башне. Час назад он украл одного из драгоценных коней Фалиндара. И он знал, что исчезновение коня будет замечено очень быстро.
      - Мы едем с тобой покататься верхом, - сказал он Шани. - Будь умницей. Пожалуйста!
      Поев, Дьяна ушла из кухни, не обращая внимания на призывы подруг остаться и поговорить. В главном зале Фалиндара она постаралась разминуться с трийскими воинами и направилась туда, где позади крепости росло дерево сердца, а вниз, к океану, уходила отвесная скала. Сильно похолодало, а Дьяна была без накидки, но уже начала вставать луна, и пронизывавшая тело дрожь усиливала печаль. Дерево сердца, этот одинокий и легендарный символ богов, поднималось из каменистой земли, заслоняя лунный свет. Дьяна устремила на него взгляд - и, не в силах совладать с чувствами, расплакалась.
      Без Ричиуса она осталась здесь одна. У нее не было абсолютно ничего общего со всеми, кто ее окружал. Все говорили, что она больше нарка, нежели трийка, что ей больше хочется быть мужчиной, а не женщиной. Ее независимость создала ей в Фалиндаре определенную репутацию, и теперь, когда муж отправился на свои глупые подвиги, Дьяна ощутила невыносимый груз одиночества. Обхватив плечи руками, она пыталась защититься от морского ветра.
      Она не стала умолять Ричиуса остаться. Она отказывалась проливать из-за него слезы. А вот теперь она открыто плакала и жалела, что его нет рядом и он не может ее утешить. Но мужчины неразумны - даже такие хорошие люди, как Ричиус. И они слишком легко поддаются соблазну мести. Дьяна гневно смахнула со щек слезы. Она нужна Шани. Она не будет проявлять слабости, которой от нее ждут.
      Дьяна вернулась в цитадель и поднялась по винтовой лестнице, ведущей в ее комнаты. В коридоре стояла тишина. Дверь в покои Дьяны оказалась чуть приотворенной. Не подозревая ни о чем, она распахнула дверь.
      - Я пришла, Треш, - проговорила она по-трийски. - Шани! Ты не спишь?
      Ответа не было. Она не услышала ни звука. Дьяна поспешила в комнату дочери - и ахнула, увидев беспорядок в комоде с вещами девочки. Вся одежда Шани - крошечные трийские юбки и шали - были разбросаны по полу. Кроватка была расстелена, но пуста. У Дьяны отчаянно заколотилось сердце. Она бросилась к себе в комнату... и увидела на полу странно скрючившуюся Треш.
      Дьяна застыла на месте. Онемев и затаив дыхание, она смотрела на мертвую женщину. Треш лежала в алой луже, глаза у нее были закрыты, руки и ноги застыли в неестественной позе. Жизнь вытекла из нее, окрасив доски пола. Дьяна начала отступать - сначала медленно, а потом все быстрее.
      - Шани! - закричала она во весь голос, выбегая из своей комнаты. Кто-нибудь, помогите!
      В коридоре начали открываться двери. Из комнат выглядывали изумленные лица трийцев, услышавших крик Дьяны. Она начала спрашивать каждого, не видели ли они Шани, но каждый только недоуменно качал головой, не подозревая, что в комнате лежит убитая женщина. Дьяна не потрудилась ничего им объяснить. Она понеслась вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через три ступени. Она могла думать только о Симоне.
      - Мерзавец! - бормотала она, уже не сомневаясь в том, кто виновен в происшедшем. - Это ты сделал, чудовище...
      Она поймала себя на том, что проклинает сразу и Симона, и Ричиуса: нарца - за то, что он увез Шани, мужа - за то, что он ее оставил. Невыносимая мысль о том, что, возможно, Шани...
      - Нет! - вскрикнула она, отказываясь допустить такое. - Ты не отнимешь мою малышку!
      Бьяджио...
      Это имя звучало у нее в мозгу словно колокол. В конце лестницы она столкнулась с Димисом. Заметив ее состояние, воин заставил ее остановиться.
      - В чем дело, женщина? - сурово вопросил он. Дьяна сгребла его рубашку обеими руками.
      - Моя дочь! Ты ее видел? Ты видел Шани?
      Димис с явным недоумением нахмурился:
      - Не видел. В чем дело?
      - А Симон? Его ты видел?
      - Дьяна, нет. Я...
      - Димис, помоги мне! Он увез ее, я в этом уверена. У меня в спальне лежит мертвая Треш! Он убил ее и увез Шани. Мне надо ее найти!
      Она попыталась вырваться, но воин продолжал крепко держать ее.
      - Остановись сейчас же! - резко приказал он. - Где Треш? Что случилось?
      Дьяна торопливо объяснила, как поднялась наверх и обнаружила у себя в спальне убитую Треш. Ее дочь исчезла, объяснила она, а забрать ее мог только Симон.
      - Ричиус был прав, Димис, - повторила она. - Он увез ее. Нам надо его найти. Лоррис и Прис, помогите мне!
      - Ты пойдешь на кухню и будешь там ждать с женщинами, - приказал Димис. Он крепко схватил ее за плечи, заставляя слушать его слова. Оставайся с ними. Мы найдем твою дочь и этого негодяя, - прорычал он. - Мы их найдем, Дьяна. А теперь иди.
      - Димис...
      - Иди! - рявкнул он, отталкивая ее от себя. Он не стал дожидаться, чтобы она ушла, а резко повернулся и начал громко требовать людей и коней. На его крик сбежались воины. По приказу своего командира они бросились к воротам, рассыпаясь в цепочку. Дьяна привалилась к стене и закрыла глаза. Все потери, перенесенные ею в жизни, меркли по сравнению с бездной, которая поглощала ее сейчас.
      Украденный Симоном конь, черный и быстрый, был невидим в ночи. Посадив перед собой завернутую в куртку дочь Шакала, Симон низко пригнулся в седле и поехал по тропам, пролегавшим по травянистым долинам и лесам, мимо зорких сов и все дальше и дальше от башен Фалиндара. В первый час пути Шани не издала ни звука, но к концу второго часа она начала хныкать. Симон попытался ее развеселить, но замедлить бег коня не решался. От каждого резкого толчка бедняжка испытывала все большее неудобство и громко протестовала. К третьему часу Шани уже рыдала по весь голос.
      - Тише, девочка. Тише! - умолял ее Симон.
      Они ехали по густому лесу, ориентируясь только на луну. Симон боялся, как бы конь не сломал ногу. Шани захлебывалась плачем. Было очень поздно, и час встречи стремительно приближался. Симон ехал достаточно быстро, но опасался, как бы нетерпеливый Н'Дек не уплыл сразу же после полуночи. Недавно побывавшие у берегов Люсел-Лора корабли Лисса могли спугнуть капитана - или он мог решить, что его пассажира разоблачили. Симон старался не думать об этом, и пронзительные крики Шани помогли ему отвлекаться от этих мыслей.
      - Уже недалеко, малышка, - сказал он, пытаясь ее утешить. - Я понимаю, что холодно. Мне очень жаль.
      Ему действительно было жаль. Как это ни удивительно, он сожалел о каждом своем шаге. Но потом он вспоминал об Эрис и обезумевшем Бьяджио и справлялся со своим раскаянием. Держа одной рукой поводья, второй он обнимал девочку, надежно удерживая ее на коне и стараясь по возможности согреть. Казалось, Шани жмется к нему. Естественная человеческая потребность в тепле была сильнее страха, и девочка зарывалась в куртку Симона. Она была легонькой, как ее мать. Симон держал ее бережно, словно яйцо с тонкой скорлупой.
      Сейчас Дьяна уже обнаружила пропажу дочери. Можно не сомневаться, что она в отчаянии и ужасе. Симон понимал, что погубил ее - возможно, гораздо более жестоко, чем убитую им Треш. По крайней мере нянька уже не страдает. А вот страданию Дьяны не будет конца.
      - Твоя мать очень сильно тебя любит, - рассеянно проговорил он, продолжая скачку под кронами фруктовых деревьев. - Если это будет в моих силах, ты еще с ней увидишься. Я сделаю это, если смогу. И да поможет мне Бог.
      Если Бог не глух к молитвам убийцы, если Он хоть немного заботится о невинных детях, Он укажет Симону путь. Эта мысль заставила Симона стиснуть зубы. Ему вдруг захотелось, чтобы Бог проклял его, утащил его в ад за все его бесчисленные грехи и обрек на вечное пламя. Испытывая к себе страшное отвращение, он принес Небесам мысленный обет: он с радостью будет гореть в пламени, лишь бы спасти и Эрис, и малышку Вэнтрана.
      Еще час ехал Симон в темноте, сокращая расстояние от Фалиндара до своего места назначения. Путь, на который у пешего Симона ушел когда-то целый день, конь преодолел в считанные часы, и шум прибоя известил Симона, что башня близко.
      И у Симона Даркиса сжалось сердце от ужаса. Он чуть замедлил бег коня и наклонил голову, прислушиваясь. Даже Шани прекратила плач: далекий шум прибоя ее успокоил. Симон принюхался и ощутил соленый запах океана. Прищурившись, он всмотрелся в горизонт, и его натренированные глаза различили темные очертания башни. С новыми силами он дал коню шенкеля, торопя его вперед. Тропа была узкой и опасной, но время было на исходе как и терпение Симона. Когда конь замешкался, он снова стиснул ему бока, на этот раз еще сильнее, выместив все свое чувство вины и страх на боках бедного животного. Но, выехав на поляну около башни, Симон натянул поводья и перевел коня на медленную рысь, а потом вообще остановил, оказавшись в тени здания. У него на руках Шани взбрыкнула ножкой и протестующе всхлипнула. Симон невесело ей улыбнулся.
      - Ты правильно боишься, девочка, - признался он. Возле башни никого не было, но в лунном свете Симон различил на воде две черные точки. Он ошеломленно устремил взгляд к горизонту. Два корабля? Что делает Н'Дек? Не беспокоясь о том, что конь убежит, Симон спешился и снял с седла свой драгоценный сверток, но не стал спускать девочку на землю. Вместо этого, бросив измученного скакуна, он осторожно направился к башне, неся Шани на руках. Открытая арка дверного проема манила тьмой. Симон затаил дыхание. Ощутив его тревогу, Шани сделала то же. В темной глубине баТини послышался шорох: звук от соприкосновения подошвы с камнем. Услышав этот звук во второй раз, он остановился.
      - Кто там? - громко спросил он.
      Наступила долгая тишина. Наконец в дверях возникла безмолвная тень судя по росту, это был мужчина. Следом вышел еще один, потом - еще два. По цвету кожи Симон определил, что это не трийцы, и крикнул им:
      - Я - Симон Даркис. Выходите и покажитесь, кто вы!
      Силуэты двинулись вперед, и Шани испугалась. Четверо человек - двое в мундирах морского флота, двое в штатском - вышли на лунный свет и вопросительно посмотрели на Симона. Впереди шел высокий мужчина с чисто выбритым лицом, изрезанным шрамами.
      - Даркис! - Моряк помахал рукой. - Это тот ребенок?
      - Да, - объявил Симон. - Кто эти двое с тобой?
      Все четверо шли к Симону, разглядывая испуганную девочку у него на руках. Моряк, заговоривший первым, расхохотался при виде ребенка.
      - Капитан Н'Дек насчет тебя не ошибся! - со смехом проговорил он. - Он сказал, что ты приедешь - и с ребенком.
      - А мы думали, что ты попался гогам! - добавил второй - один из тех, кто не был моряком.
      Симон ответил ему ледяным взглядом.
      - Кто вы, к черту, такие? - спросил он. - Вы не моряки.
      Незнакомец не оскорбился тоном Симона. Вместо этого он протянул ему руку и сказал:
      - У нас один и тот же господин, Симон Даркис. Мы о тебе знаем. И знаем о той работе, которую ты здесь выполнял. Симон ощетинился.
      - Вас прислал Бьяджио? - спросил он настороженно. - Зачем?
      - Нам поручено наблюдать за Шакалом, пока ты повезешь нашему повелителю его дочь, - ответил тот. Он говорил таким же напевным голосом, каким говорили многие Рошанны, и лицо у него было таким же непроницаемым. Господин ожидает тебя на Кроуте, но ему нужны глаза здесь, в Люсел-Лоре.
      "Сукин сын", - мысленно прошипел Симон. Бьяджио перестал доверять кому бы то ни было.
      - И поэтому сейчас у берега стоят два корабля? - рявкнул он. - Дураки вы! Рядом ходят лисские шхуны! Если они заметят ваши проклятые корабли, нам конец!
      - Шхун мы не видели, - ответил опешивший моряк. - И такова была воля Бьяджио. - Непочтительность Симона его потрясла, внушила почти благоговейный ужас. - Второй корабль приплыл, чтобы доставить вот этих двоих. Это все, что мне известно.
      - Чтобы к рассвету его уже здесь не было! - прорычал Симон, снова поворачиваясь к Рошаннам. Он собирался сказать им, что Ричиус уплыл, но почему-то промолчал. - Вы меня поняли? - спросил он вместо этого. - До рассвета этот корабль должен исчезнуть!
      - "Мститель" пришел два дня тому назад, - объяснил второй Рошанн. Он был ниже и смуглее своего товарища, и его черные волосы и белые зубы поблескивали в свете луны. - Он привез нас, и мы устроили себе базу в башне. Корабль уплывет, когда мы закончим, когда он нам больше не будет нужен.
      - Нам велено доставить вас на борт "Устрашающего", - сказал моряк. Он попытался сделать вид, будто гнев Симона его не пугает. - Как только ты будешь готов.
      - Капитан Н'Дек вас ждет, - сказал второй агент. Протянув руку, он погладил Шани по щечке. - Поторопись. Господин ждет свою добычу.
      Симон резко отстранил Шани.
      - Не лезь! - угрожающе бросил он. - И не говори мне, что я должен делать, Рошанн. Я - Черное Сердце!
      Это имя обладало достаточным весом, чтобы стереть с лица агента ухмылку.
      - И ты прекрасно справился со своим поручением, как и предвидел Господин. А теперь отправляйся и привези ребенка к нему. Возвращайся домой, Черное Сердце. Отдыхай на Кроуте.
      Теплое тельце на руках у Симона заставило его на секунду замешкаться. Он поглядел на похищенного младенца. Шани смотрела на него: в ее глазах читалось недоумение, личико раскраснелось от холода. Из носика бежала тонкая струйка соплей. Симон прихватил рукав куртки и вытер струйку.
      - Лодка тебя ждет, - сказал моряк, указывая в сторону скалистого берега. - Вон там.
      Потому что они все наблюдали за ним и потому что он совершил это злое дело и возврата назад не было, Симон молча пошел к берегу и лодке, которой предстояло доставить его на борт "Устрашающего".
      В полночь, когда луна стала садиться и в Фалиндаре воцарилась тишина, Дьяна Вэнтран сидела в одиночестве в спальне своей похищенной дочери. Димису и его воинам не удалось найти след Шани, и хотя они продолжали поиски, чувство безнадежности усиливалось с каждой минутой. Симон Даркис если это действительно было его имя - исчез, и такое совпадение не оставило Дьяне сомнений относительно судьбы ее дочери. Глядя в окно на уходящую за горизонт луну, она услышала в тихом свисте морского ветра слова мужа:
      "Рошанны повсюду!"
      Тогда она ему не поверила. И Люсилер тоже не поверил. Теперь Дьяна поняла, что Ричиус говорил правду: золотой демон Бьяджио, который преследовал его в кошмарных снах, совершенно реален - и страшен. Треш мертва. Люди Димиса унесли ее тело и смыли с пола почти всю кровь. В эту ночь Дьяне не хотелось быть со своими подругами. Она настояла, что останется одна в комнате Шани. Глядя невидящими глазами в окно, Дьяна мрачно думала, что скажет Ричиус. Он уехал всего полтора дня назад - а она уже потеряла их дочь! Она снова осталась одна, как до встречи с Ричиусом, и это знакомое чувство вызывало в ней гаев.
      - Где ты, Симон? - прошептала она. Ей слышен был шум океана, она видела отражение лунного света на волнах... Все это успокоило ее, помогло собраться с мыслями. - Рошанн! - громко пропела она. - Где ты?
      Нет сомнений - он прибыл в Люсел-Лор на корабле. Ни пешком, ни верхом ему бы сюда не добраться. Фалиндар находится на северной оконечности Люсел-Лора, очень далеко от дороги Сакцен - единственного пути, соединяющего трийцев с империей Нара. Дьяна всматривалась в океан, пытаясь вспомнить о нарце все, что можно. Он был высок и худ - и странно молчалив, особенно в последнее время. Несомненно, он обдумывал свое похищение. Дьяна вспомнила свой разговор с ним в коридоре, когда за Ричиусом приплыл Пракна. Казалось, он искренне ей сочувствует. И она была столь глупа, что поверила ему! Ричиус говорил правду: Рошанны - исчадья ада. Как оборотни.
      - Моя вина! - прошептала она.
      Она не понимала, как Симону удалось принять такой истощенный и потрепанный вид. Очередной нарский фокус? Неужели он морил себя голодом и лежал на солнце? Он утверждал, будто скитается со времени окончания нарского вторжения. По словам Ричиуса, Симон питался чем придется: иногда крал, иногда собирал, что мог, стараясь не попадаться никому на глаза. В одном только Таттераке были сотни деревень.
      Но башен не было.
      Дьяна отпрянула от окна и чуть было не упала.
      Башни!
      Симон сказал, что видел башни. Но на юге заброшенных башен не было. Заброшенные башни были только...
      Дьяна бросилась из спальни Шани в свою собственную, поспешно отыскав более теплую одежду и обувь. Она поспешно одевалась, натягивая одежду и шнуруя обувь, а ее сердце готово было разорваться от переполнявшей его надежды.
      - Башни! - прерывающимся голосом выдохнула она. - Одна башня!
      Далеко, за прибрежной долиной. Заброшенная уже много лет. Высокое мрачное строение, идеально подходящее для тайного убежища. И если Симон знал о ней, значит, он лгал, что приехал с юга.
      - Он там, - сказала себе Дьяна. - Иначе быть не может...
      Если он пытается спастись бегством, тогда там его должен дожидаться корабль.
      В замке почти не осталось мужчин, которые могли бы помочь Дьяне, и она понимала, что они в любом случае ее с собой не возьмут. Она - женщина, а в Фалиндаре, живущем старыми обычаями, женщинам полагалось сидеть дома.
      Она метнулась к двери и сбежала вниз по лестнице.
      Ей нужен конь. Она не такая умелая всадница, как ее муж, но с конем справится. И Дьяна знала, что в конюшне есть для нее конь - боевой конь, к которому не смеет прикоснуться ни один трийский воин, даже сам Люсилер. Огонь.
      Конь Ричиуса был резв, и Дьяна знала, что он остался без присмотра: все воины Фалиндара уехали искать Шани. Сбежав по лестнице, она остановилась, чтобы перевести дух и немного успокоиться. В этот поздний час почти все спали, но Дьяна не хотела рисковать. Если Димис или кто-нибудь из его воинов ее заметит, то заставит вернуться. А времени оставалось очень мало. Она осторожно прокралась по тихим переходам Фалиндара и благополучно добралась до больших дверей, которые вели к конюшням.
      Дьяна вышла из дома, и ее обняла холодная ночь. Дыхание срывалось с губ белым облачком. Во дворе никого не было. Успокоившись, Дьяна пошла к конюшне. Это было пышное здание, слишком роскошное для своего назначения, но его строили в соответствии с прихотливыми вкусами прежних, царственных правителей Фалиндара. Большие резные двери, украшенные изображениями конских голов, были полуоткрыты. Дьяна заглянула внутрь. Как она и предвидела, Димис со своими людьми забрал на поиски Симона всех коней.
      Кроме одного.
      При виде Огня, стоящего в стойле в дальнем конце конюшни, Дьяна немного ободрилась. Жеребец вопросительно глянул на нее карими глазами.
      - Тише, малыш, - прошептала она. Протянув руку, она погладила Огня по носу. - Я ничего плохого тебе не сделаю. Ты ведь меня помнишь? Я - Дьяна.
      Конь шумно понюхал ее руку.
      - Да! - проговорила она. - Это я. Пожалуйста, Огонь. Пожалуйста, позволь мне на тебя сесть.
      Она сидела верхом на Огне всего один раз, да и то вместе с Ричиусом. Но Огонь был зверем добродушным, и Дьяна поспешно оседлала и взнуздала его, как это много раз делал при ней Ричиус. Потом она откатила ворота стойла и подошла к коню.
      - Отвези меня к моей дочери, - сказала она. - Отвезешь?
      Очень осторожно она поставила ногу в стремя. Огонь фыркнул. Дьяна погладила его по холке, заговорила ласково - а потом стремительно взлетела в седло. Конь задрожал. Дьяна крепко ухватилась за его шею, продолжая свои уговоры. Голос ее звучал нежно, словно колыбельная.
      - Все в порядке, - сказала она. - Я тебя не обижу. Но нам надо торопиться. Мы с тобой нужны моему ребенку - ребенку твоего хозяина...
      Конь двинулся к выходу. Дьяна крикнула, подбадривая его. Она ухватилась за поводья, постаралась вспомнить все, что ей известно о верховой езде, и направила Огня к дверям конюшни. Оказавшись на улице, конь остановился, ожидая ее команды.
      - Спасибо тебе, - выдохнула Дьяна. - Лоррис и Прис, спасибо вам. Ну а теперь, Огонь, покажи мне свою хваленую быстроту!
      "Устрашающий" покачивался на волнах, стоя на якоре невдалеке от берега Люсел-Лора. Симон пробыл на борту меньше часа, но его уже начало мутить. Он стоял на палубе, пытаясь привыкнуть к качке, и смотрел на стоявший рядом военный корабль. "Мститель" был больше, и его легче было заметить с берега. Симон тревожился, удастся ли кораблям добраться до Кроута, не встретив лиссцев. Если Пракна еще не ушел из трийских вод, то встреча неминуема.
      Силуэт заброшенной башни на берегу был едва виден сквозь дымку. Два Рошанна, которых Бьяджио отправил шпионить за Вэнтраном, так и остались в этом свинарнике, не подозревая, что Шакала в Люсел-Лоре уже нет. Симон сам не понимал, почему не сказал об этом. Что-то происходило с ним, ему неподвластное. Он сообразил, что эти люди могут теперь начать охоту за Дьяной, и встревожился, но агенты были в очень невыгодном положении, да и о том, что Ричиуса нет, они тоже узнают не скоро.
      - Я привезу малышку, - пробормотал Симон. - Ради Эрис. Но это - все.
      За Ричиусом Бьяджио будет гоняться сам, Симон ему больше помогать не станет. Ребенка он доставит и тут же тайно сбежит вместе с Эрис. Да, жизнь Вэнтранов будет разбита, но Ричиус останется на свободе, чтобы охотиться за Бьяджио - а потом и за Симоном. И когда-нибудь, если только Боги вообще существуют, Бьяджио за все ответит. Как ни странно, Симон уже распланировал свою дальнейшую жизнь. Женившись на Эрис, он сбежит с Кроута, от Бьяджио, увезет Эрис туда, куда не знают дороги Рошанны, если есть на cвете такое место, и останется с ней до конца жизни. Эрис будет счастлива и беззаботна, а Симон будет полон страха и тревоги. Он постоянно будет думать о Бьяджио и его планах мести, будет вздрагивать от каждого шороха. И мысль о Ричиусе не будет отпускать ни днем ни ночью, мысль, что Нарский Шакал жизнь положит, чтобы найти убийцу своей дочери. Огромное, неумолимое чувство вины обрушилось на Симона.
      - Где ребенок? - раздался рядом знакомый голос. Капитан Н'Дек, командир "Устрашающего". На его лице играла нелепая улыбка. - Что ты с ней сделал, шпион? За борт, что ли, выбросил?
      - Она у меня в каюте, - ответил Симон. - Долгая езда ее утомила.
      - У нас найдется для нее молоко и кое-какая еда, - объявил Н'Дек. Немного, но должно хватить до безопасного порта. А там найдем все, что тебе может для нее понадобиться.
      - Мне? Я не женщина, Н'Дек. Пусть о ней заботится кто-нибудь другой!
      - У меня за последнее время сиськи тоже не выросли. Тебе следовало бы выкрасть няньку, шпион.
      "Я бы так и сделал, но ее пришлось убить", - сердито подумал Симон.
      - Ладно, девочка останется при мне, - согласился Симон. - Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось.
      - Правильно мыслишь! - расхохотался Н'Дек. - Бьяджио не обрадуется мертвому младенцу. - Он замолчал и стал смотреть на воду. - Теперь он будет охотиться за Вэнтраном. Ты видел новых агентов?
      Симон кивнул.
      - Твой господин - интриган, Даркис. Меня это восхищает. Но он слишком много времени тратит на месть и слишком мало на то, чтобы отвоевать Железный Трон. Я отвезу тебя и девчонку обратно на Кроут, но после этого мне хотелось бы увидеть хоть какое-то продвижение. Я не мальчик на посылках.
      - Бьяджио знает, что делает, - сказал Симон. - Он выступит против Эррита тогда, когда будет готов. И не раньше.
      - Думаю, что он уже сделал первый ход, - сообщил капитан. - Я слышал, что адмирал Никабар с небольшой флотилией отплыл с Кроута к Драконьему Клюву на помощь герцогу Энли.
      - Зачем? Что там есть такого, на Драконьем Клюве?
      - Загадка, - ответил Н'Дек. - Понимаешь? Твой господин держит нас в неведении. И нам это не нравится. Симон невесело улыбнулся.
      - И мне тоже, капитан Н'Дек. - Он повернулся, собираясь уйти к себе в каюту. - Когда мы отплываем?
      - Прямо сейчас, - ответил Н'Дек. - Уже поднимаем якорь.
      Симон поспешил уйти: ему больше не хотелось видеть Люсел-Лор.
      Дьяне, впавшей в странное полузабытье, показалось, что она проехала чуть ли не сотню миль.
      Огонь, привыкший у Ричиуса к быстрой езде, несся при свете луны ровным галопом, и время тоже неслось галопом рядом с ним по долине, по лесу, вдоль скалистого берега моря. Огонь был взмылен и предельно устал, но доблестный конь ни разу не сбился с ноги. Дьяна, сама почти лишившаяся сил, с трудом различала узкие дороги и лесные тропы. Фалиндар остался далеко позади, и мелькала жутковатая мысль, не заблудилась ли она, но почему-то Дьяна была уверена, что знает дорогу к башне. У нее перед глазами все плыло, руки немели от холода. Горячее тело Огня согревало ей ноги, и она старалась пригибаться ниже, чтобы защитить лицо от резкого ветра.
      И наконец, когда ей уже стало казаться, что она вот-вот упадет с седла, вдали показался неясный силуэт башни. Рассвет был уже совсем близко. Солнце начало подниматься, пытаясь прогнать ночь. Впереди вырастала башня темная и грозная. За башней, в море, был едва различим стоящий на якоре корабль. У Дьяны вспыхнула надежда. Симон еще здесь! Он наверняка в башне, дожидается рассвета.
      - Времени осталось мало, - сказала она коню.
      Она направила Огня к башне, стараясь держаться в тени. Пристальным взглядом она обшаривала прогалину, пытаясь различить хоть какое-то движение, но видела только опадающие листья. Утро принесет свет, а свет выдаст ее присутствие. Мысль об этом заставила ее торопиться. Казалось, Огонь разделяет ее тревогу. Он ступал бесшумно, неся всадницу с легкостью вышедшего на охоту ягуара. У редких деревьев на краю прогалины Дьяна заставила коня остановиться.
      - Здесь, - прошептала она. - Дальше не надо.
      Ей придется идти одной, оставив измученного коня отдыхать. Она различила вход в башню, темный и пустой. Внутри мерцал крошечный огонек. Дьяна закусила губу: она не сомневалась в том, что огонь зажег Симон. Соскользнув с седла, она благодарно потрепала Огня по холке. Он будет ее дожидаться, как всегда дожидался Ричиуса. Если она вернется. Если Симон ее не убьет. Если Шани еще жива.
      "Хватит!"
      Дьяна сжала руку в кулак. Ей не пришло в голову захватить с собой оружие - и теперь она об этом пожалела. Ей нужен был кинжал или топор - что угодно, что можно было бы всадить Симону в спину. Если с Шани что-то случилось, она ногтями выцарапает Симону сердце. Он ей заплатит.
      Она двинулась по поляне к входу в башню и очень быстро до него добралась. В проеме она остановилась у осыпающейся стены и заглянула внутрь. Замеченный раньше огонек был виден совершенно ясно: он горел в глубине круглого помещения. Симона внутри не оказалось. Там вообще никого не было - по крайней мере так казалось на первый взгляд. Огонек выхватывал из темноты лишь очень небольшой кусок огромной комнаты. Дьяна прислушалась, и до нее донесся внезапный звук: шорох шагов. Ее взгляд метнулся к винтовой лестнице, уходящей в темноту. Кто-то спускался вниз. Дьяна собралась с духом и решительно вошла внутрь.
      - Симон! - громко позвала она. - Спускайся сюда!
      Рядом с ней что-то стремительно мелькнуло. Из черноты вынырнул человек, вспугнутый ее криком. Вниз по ступенькам бежал еще один и застыл в изумлении, увидев Дьяну. Тот, кто был позади, обхватил ее железной хваткой, прижав ей руки к туловищу. Дьяна сыпала проклятиями и извивалась, пытаясь высвободиться, но у нее не хватало сил. Она ощутила на шее горячее дыхание и почувствовала кислый запах перегара. Темноволосый мужчина на лестнице подошел ближе и уставился на нее.
      - А ты еще кто такая? - прорычал он, вытаскивая из-за пояса кинжал. Дьяна отчаянно попыталась его лягнуть. Он увернулся, снова приблизился к ней, на этот раз осторожнее, и приставил ей к шее кинжал. - Отвечай, девчонка! Кто ты такая?
      - Где Симон? - прошипела Дьяна. - Где моя малышка?
      Державший Дьяну мужчина усилил хватку, у Дьяны прервалось дыхание. Она яростно взвыла, ухитрившись плюнуть на незнакомца с кинжалом. Тот отпрянул и разразился безумным хохотом.
      - Твоя малышка? - повторил он. - Ты - мать этой сучки? Жена Шакала?
      - Где она? Чудовище! Где моя дочь?
      Темноволосый воззрился на нее, не веря своей удаче.
      - Донхедрис, кажется, нам с тобой повезло! Эта красоточка - жена Вэнтрана!
      Донхедрис оторвал ее от пола.
      - Ого! - громогласно воскликнул он у нее над ухом. - Так ты та бабенка, ради которой Вэнтран предал императора! Ты и в самом деле милашка!
      Он быстро лизнул ей шею. Чудовищное ощущение заставило Дьяну пронзительно вскрикнуть.
      - Подонки! - Она была в отчаянии, ужас захлестывал ее. - Боже, где она? Где...
      - Здесь ее нет, - объявил темный, играя кинжалом. - Как и Черного Сердца, того, которого ты зовешь Симоном. Он увез ее.
      -Нет!
      - Увез, и ты уже ничего не сделаешь. - Мужчина озадаченно нахмурился. - Вопрос теперь в том, что делать с тобой. Твой муж знает, что ты здесь, женщина?
      - Ричиуса нет! - бросила ему Дьяна. - Он уехал в Лисе, чтобы...
      В гневе она проговорилась и теперь поспешно прикусила язык, проклиная себя за глупость. Темноволосый подошел к ней ближе.
      - А вот это любопытно, - проговорил он. Поднеся руку к подбородку Дьяны, он больно его стиснул. - Говори! Говори, или я вырву тебе зубы.
      Дьяна зажмурилась от мучительной боли.
      - Я ничего тебе не скажу! - хрипло сказала она.
      - У человека во рту тридцать два зуба. Интересно, а у трийцев их сколько?
      - Не надо! - предостерег его Донхедрис. - Бьяджио будет недоволен, если ты ее повредишь. Ее надо отвезти на Кроут, к Помрачающему Рассудок.
      - Точно! - согласился его напарник, довольно улыбнувшись. Он разжал пальцы, сжимавшие Дьяне подбородок. - Раз Шакал уехал, нам здесь делать нечего. А Господин будет доволен лишней добычей. Нам с тобой очень повезло, Донхедрис. - Плоской стороной лезвия он провел Дьяне по щеке. - Ты еще увидишься со своим отродьем, - пригрозил он ей. - И с тобой будет счастлив увидеться еще кое-кто. И этот кое-кто получше меня умеет заставлять говорить.
      20
      Пробуждения
      Лорла Лон, целиком сжившаяся со своей новой личностью, весь день бродила по залам и притворам огромного храма, изумляясь хитроумию его архитекторов и строителей. Ее поразил Гот, ее очаровал Драконий Клюв, но возносящийся к небесам Собор Мучеников запечатлелся в ее душе навсегда. Святой отец Эррит, которого она теперь называла просто "отец", был к ней очень добр: он покупал ей безделушки и дорогую одежду и позволял появляться во всех помещениях ее нового дома. За исключением нескольких святых мест, Лорле разрешалось ходить куда угодно, дотрагиваться до любой заинтересовавшей ее вещи - и она исследовала все тайны храма с любопытством ребенка. Она больше не скучала по Энли и Драконьему Клюву. Она немного скучала по Нине, потому что Нина была молода, а в храме молодых женщин не было совсем. Там были монашки, но Лорле они не нравились, потому что они были старые и злые и постоянно смотрели на нее с осуждением. Однако журить ее никто не смел. Она была любимицей святого отца, и своим новым положением она пользовалась в полной мере. Каждый вечер она садилась вместе с Эрритом за роскошную трапезу, иногда в обществе священников, а иногда только вдвоем.
      И они могли разговаривать и смеяться вместе. И каждый день приносил новые приключения. Она часто наблюдала за приходящими в храм паломниками: белокожими дорианцами и янтарными кроутами, за бедняками и богачами и за нищими, умоляющими о подаянии. Проходили церемонии и пышные, сложные молебны, на которых сам Эррит призывал Бога снизойти на собравшихся - и люди падали в обморок, не выдержав прикосновения Его невидимого перста. На Седьмой День, самый святой день недели, главный притвор собора переполняли нарские аристократы, а вокруг здания собирались любопытные простолюдины. Эти простолюдины, которым места внутри не полагалось, дожидались под дождем, чтобы Эррит вышел на балкон и передал им послание с Небес. Огромный собор был настоящим театром, цирком с пышными шествиями и блеском - и Лорла наслаждалась его спектаклями.
      Но из всего, что происходило в соборе, Лорла предпочитала свадьбы. Каждый день в храме появлялась вереница нар-ских дам в белых нарядах, пышных и безупречных, с широко распахнутыми глазами, полными слез. Лорле они казались прекрасными, а их видные мужья, разряженные с королевской роскошью, заставляли ее печалиться. Они напоминали Лорле о ее истинном возрасте и о том, каким карликом она стала и какой кажется окружающим. Они будили в ней что-то животное, какое-то чувство, которое рвалось на волю. Отец Эррит редко совершал бракосочетания, обычно предоставляя это своим подчиненным, но порой, в случае особо влиятельной пары или просто когда он был настроен благодушно, он сам являлся в собор и проводил церемонию. В этом случае собравшиеся приветственно кричали, плакали и бросали на алтарь золотые монеты. Эррит объяснил Лорле, что это - дары Богу и именно поэтому их сгребают священнослужители.
      После приезда в собор Лорла видела сиротский приют только в окно кареты. Она не нуждалась в друзьях, и ее пугало то, с чем она может там столкнуться. Эррит предлагал сводить ее в приют, чтобы она могла познакомиться со своими ровесниками, но Лорла упорно отказывалась, играя на слабостях епископа: она говорила ему, что ей никто не нужен, кроме него. При этих словах его странные синие глаза таяли - и Лорла понимала, что уже может управлять Эрритом. Все складывалось так, как предсказывал герцог Энли: священник не смог перед ней устоять. Однако причина здесь была не та, о которой говорил Энли. Эррит привязался к ней потому, что он был печален, одинок и встревожен важными вещами. Он не оказался похотливым демоном, как опасалась Лорла. Он был добр к ней. И он делал ей подарки, не ожидая награды, просто по щедрости души. Порой Лорле было больно о нем думать, потому что она твердо помнила свой долг. Каким бы хорошим ни казался Эррит, он был врагом Господина, а значит, он должен быть уничтожен.
      Девятый день ее пребывания в соборе ничем не отличался от предыдущих: ничего особенного не происходило, но ее ждало множество открытий. По просьбе Эррита Лорла избегала большого зала, где трудился художник Дараго, но в этот день у нее было почему-то бунтарское настроение, и после обеда она спустилась вниз, чтобы увидеть, что за поразительные фрески творит легендарный художник. Она никогда не видела Дараго, но Эррит предостерег ее: по его словам, это был человек суровый, не терпящий, чтобы ему мешали. Прилагая все старания, чтобы остаться незамеченной, Лорла прокралась к большому залу, вздрагивая от скрипа своих башмаков на мраморном полу. Зал был ярко освещен десятком факелов, а также естественным светом, лившимся сквозь цветные стекла витражных окон. Стоял шум от усердной работы подмастерьев. Слышны были и голоса, по большей части юные. А потом резкий окрик заставил остальных замолкнуть.
      - А, чтоб тебя черт побрал! - гневно провозгласил голос. - Я же сказал - сухой, дурак! Сухой, а не мокрой!
      Лорла застыла на месте, но запах краски манил вперед. Не справившись с любопытством, она пошла дальше. К залу вел плавно изгибающийся коридор. Лорла дошла до поворота и осторожно выглянула. Отсюда был виден потолок, ранее закрытый мешковиной. Хотя панно еще не было закончено, оно поражало. Лорла уставилась на него, позабыв об осторожности. Сверху на нее смотрели пухленькие херувимы и краснокрылые демоны, а за ними святые и распятые мученики боролись со змеями. Разглядывая изображения, Лорла вспоминала то, что рассказывал ей Эррит о Кевине Крестителе и золотом Граале, который питал Богоматерь. Эррит утверждал, что на панно изображена вся история творения. Лорла остро ощутила собственную ничтожность по сравнению с величественными изображениями на своде. Хотелось забраться наверх, прикоснуться к панно, ощутить его невероятную мощь.
      - А это еще кто? - прохрипел сердитый голос.
      Лорла резко очнулась и посмотрела в зал. В центре лесов, поднимавшихся на сорок локтей над полом, стоял мужчина с дико горящими глазами, держа в руке мастихин. Он был забрызган краской и гипсом, а черные волосы падали ему на плечи водопадом. Он спускался с лесов, но застыл на месте в изумлении и гневе, завидев Лорлу.
      - Эй, ты! - крикнул он. Окружавшие его подмастерья испуганно вздрогнули, а потом, заметив, к кому обращен крик, облегченно вздохнули. Да, ты! Ты что здесь делаешь?
      - Просто смотрю, - ответила Лорла как можно более невинным тоном. Она не была уверена, подействует ли ее уловка на художника, но все равно решила попробовать. - Я ничего плохого не делала. Я просто хотела посмотреть.
      - Здесь не на что смотреть! Убирайся отсюда!
      - Ты - Дараго? - спросила Лорла. - Наверное, да. Я угадала?
      Художник возмущенно фыркнул.
      - Конечно, я Дараго! А кто еще мог бы написать этот шедевр? - Он раздраженно махнул на нее мастихином. - Только такая глупая девчонка может меня не знать. А теперь - брысь! Мне надо работать.
      - А можно мне посмотреть? - спросила Лорла, отважившись сделать шаг вперед. - Честно слово, я не буду мешать. Я только хочу посмотреть, как ты работаешь.
      - Тут тебе не цирк, и я не акробат! - прогремел Дараго. - Клоунов ищи в другом месте, а я - художник.
      Пожав плечами, Лорла посмотрела на потолок.
      - Я не понимаю и половины из того, что там происходит. Не такой уж ты и великий живописец.
      Круглое лицо Дараго побагровело. Подмастерья опустили инструменты, испуганно глядя то на девочку, то на своего разъяренного наставника.
      - Что? - прошипел Дараго, уронив мастихин. Инструмент зазвенел по ступеням, брызгая красной краской на мешковину, застилающую мраморный пол. Художник весь трясся от злости. - Ты, кретинка малолетняя, как ты смеешь меня судить? Что ты понимаешь в искусстве великого Дараго? Мне нет равных!
      - А кто вон там? - спросила Лорла, указывая на один из потолочных плафонов. - Они похожи на эльфов. Ты действительно хотел нарисовать эльфов?
      - Это ангелы Форио, - ответил Дараго. Он соскользнул с лесов - почти скатился с них - и подошел к Лорле. Возвышаясь над ней, он пронизывал ее гневным взглядом. - Ты что, совсем ничего не знаешь? Это духи, которые унесли Божественного Форио на Небеса.
      Лорла заморгала.
      - Это из книги Галлиона!
      -А...
      Дараго вытаращился на нее в изумлении:
      - Да открой же ты глаза! Тут все видно.
      - Да, - сжалилась над ним Лорла. Ей понравилось дразнить Дараго. Он оказался ужасно тщеславным. - Очень мило.
      - Это не просто мило! Это...
      Дараго посмотрел на подмастерьев. Они все изумленно уставились на него.
      - А ну, за работу! - рявкнул он. Они немедленно схватились за кисти и краски, притворяясь, будто не слушают их разговора. Дараго хмуро посмотрел на Лорлу. - Ты - ужасно глупая девочка, раз не знаешь истории Форио.
      - Я не здешняя.
      - А откуда? С луны? Историю Форио знают все! Это первая из священных книг!
      - Наверное...
      Это снова взбесило художника.
      - Кто ты такая? И почему ты мне помешала? Зал закрыт для посещений, пока я не закончу работу и не буду сам ею доволен!
      - Я - Лорла Лон, подопечная епископа, - объяснила Лорла. - И мне просто было любопытно, мастер Дараго. Я не хотела обидеть твой потолок. Он очень красивый. - Она одарила его своей самой лучшей улыбкой. Правда-правда.
      Лицо Дараго смягчилось.
      - Правда?
      - О да, - подтвердила Лорла. - Я ничего красивее не видела. Архиепископ Эррит показал мне кусочки картин, когда я только сюда приехала. Но почти все было закрыто. Я смогла увидеть только вон то панно и вот это. - Она рассмеялась и указала на потолок. - Очень красиво!
      - Да, - согласился Дараго, скрестив руки на груди. - Я работаю над ними уже пять лет. Начал еще при императоре Аркусе, но он так никогда и не увидел, что я здесь делаю. Он был очень слаб. Однако епископ разбирается в искусстве.
      - И ты скоро закончишь, - добавила Лорла. - Так сказал мне отец Эррит.
      - Отец Эррит?
      Смущенная Лорла побледнела.
      - Так я его называю. Теперь он обо мне заботится. Я сирота.
      Брови художника поползли вверх.
      - Сирота! Тогда ты должна знать историю Элиоэс.
      - Элиоэс? Нет, я ее не знаю. Дараго указал ей, куда смотреть.
      - Вон там, - сказал он, направляя ее взгляд на незаконченную фреску в восточном углу зала. - Это - Элиоэс. Сиротка-калека, которую исцелил наш Господь. Она была от рождения хромой, пока Господь не сотворил чудо.
      Лорла уставилась на фреску. На сухой штукатурке была изображена фигурка девочки, одетой в лохмотья, с неестественно вывернутой ногой. Ее светлые волосы висели неаккуратными сосульками. Однако на ее лице было выражение покоя, а в глазах горел свет Небес. Ее окружал пламенно-золотой ореол, и бесплотная рука протягивала к ней прозрачные пальцы, чтобы исцелить. Она была прекрасна. Это была не просто краска и штукатурка - как и все шедевры Дараго. Когда Лорла смотрела на Элиоэс, ей казалось, что она видит Бога.
      - Она похожа на меня, - заметила Лорла. - У нее светлые волосы. И она одного со мной роста. Сколько ей лет, мастер Дараго?
      Дараго пожал плечами:
      - Честно говоря, не знаю. Может, десять? Сколько тебе лет, маленькая Лорла Лон?
      Лорле очень не хотелось лгать этому человеку, но она ответила:
      - Восемь. Скоро девять. Уже через несколько дней.
      - О, тогда у тебя с моим панно будет общий день рождения, - сказал Дараго. - Мне осталось до конца всего месяц или около того. Эррит хочет продемонстрировать мое творение к концу крейна.
      - Крейна?
      Дараго укоризненно нахмурился:
      - Ты и про крейн не знаешь? Ты уверена, что тебя опекает епископ?
      - Я сирота, - снова повторила Лорла, словно этим все объяснялось. - А что такое крейн?
      - Священный месяц, - объяснил Дараго. - Он начнется через три дня. Выпрямившись, он взял Лорлу за руку и повел к лесам. - Крейн - это месяц покаяния. Мы постимся и просим, чтобы Бог простил нам наши грехи. - Он бросил на Лорлу хмурый взгляд. - Ты ведь знаешь, что такое грех, правда?
      Лорла кивнула:
      - Это то, что плохо.
      - Проступки против мира и воли Небес. Да, то, что плохо. Во время крейна мы готовимся к празднеству Истрейи. До него тридцать три дня. Мне надо подготовить мои фрески к торжественному показу. Эррит обещал городу, что жители увидят мое творение. Им этого очень хочется, и я их понимаю.
      Подмостки были снабжены колесами. Дараго отпустил руку Лорлы и покатил металлическое чудовище к восточному углу зала, где была неоконченная фреска с изображением Элиоэс. Подбежал подмастерье, попытавшийся помочь наставнику, но Дараго его прогнал.
      - Лазить умеешь? - спросил Дараго у Лорлы. Лорла радостно кивнула:
      - Я это делаю лучше всего.
      Не дожидаясь Дараго, она начала карабкаться по скрипящей серебристой лестнице. Дараго полез следом, и когда они поднялись на пятьдесят локтей, то оказались на площадке лесов, лицом к лицу с сироткой. Лорлу пьянили высота и сияющие краски. Зная, что до свода не достать, она все-таки протянула руку вверх и вздохнула.
      - Жаль, что я не могу до нее дотронуться, - печально проговорила она. - Она такая красивая!
      Не задумываясь, Дараго обхватил ее за талию и поднял вверх, к Элиоэс. Лорла радостно заверещала. Стоявшие внизу подмастерья Дараго только таращили глаза.
      - Она уже высохла, - сказал Дараго. - Можешь потрогать.
      Лорла очень осторожно приложила пальцы к потолку. Казалось, ее прикосновение заставило Элиоэс улыбнуться. Лорла провела пальцами по шее девочки, едва к ней прикасаясь, потом потрогала великолепно выписанную ткань воротника. Кожа сиротки была розовой, живой. Она казалась настоящей, словно Дараго заточил в гипс настоящую девочку.
      - Ох... Это чудесно...
      - Это моя гордость, - прошептал Дараго. - Мне кажется, что она получилась более живой, чем все остальные мои фигуры. Когда ее покажут Нару, она растопит сердце этого города.
      - Отец Эррит ее видел?
      - Нет. Пока не видел.
      - Он ее полюбит больше всех остальных картин потолка. Она будет его самой любимой. Я это знаю. - Лорла оторвала взгляд от изображения. Поставь меня обратно, пожалуйста.
      Дараго послушался, осторожно вернув ее на платформу лесов.
      - Тебе понравилась моя нарисованная дочка, правда?
      - Да, - сказала Лорла. - Мне хочется побольше о ней узнать. Расскажи мне все, что ты знаешь про Элиоэс.
      - Я знаю только то, что я здесь нарисовал, - признался Дараго, рассмеявшись. - Она девочка. Я вернул ее из мертвых. К ней прикоснулся Бог, а теперь Бог прикоснулся и ко мне, чтобы я снова вернул ее к жизни. Со мной всегда так бывает. - Он продемонстрировал Лорле свои руки. Они оказались мозолистыми, огрубевшими, покрытыми высохшей краской. - Это руки Бога. Когда я работаю с красками или камнем, они мне не принадлежат. Мною владеют Небеса. Я инструмент ангелов.
      Лорла кивнула, делая вид, будто понимает.
      - Это Бог велел тебе нарисовать Элиоэс?
      - Да, только по-своему. Все это я делаю не один, Лорла Лон. - Он широким жестом обвел потолок. Казалось, его слушают все изображенные им ангелы. - Те тролли, которых ты видишь внизу - те, кто мне помогают, - они ничто! Для Бога они что муравьи. Может быть, наступит время, когда они сами создадут нечто великое, но это случится лишь тогда, когда их подвигнет Бог. Как он подвигает меня.
      - Мне нравится Элиоэс, - вздохнула Лорла. Она снова посмотрела на безмятежное лицо сиротки, которое стало таким умиротворенным в эти мгновения Божественного исцеления. - Мне хочется узнать о ней побольше. Пожалуйста, расскажи мне о ней, мастер Дараго.
      - Ты обратила свой вопрос не по адресу. Спрашивай меня о красках и камне. А о ребенке спроси святого отца.
      - Хорошо, - согласилась Лорла, - спрошу. - Она подалась вперед и неожиданно для Дараго поцеловала его. - Спасибо тебе, мастер Дараго. Большое спасибо.
      Не дожидаясь художника, она полезла вниз так быстро, что леса закачались. Ее охватила знакомая жажда знаний. Лорла быстро шла по коридорам, мимо исповедален, где исповедники в закрывающих лицо капюшонах выслушивали прегрешения нарцев, по широкой пышной лестнице, ведущей к покоям отца Эррита. Лорла не видела Эррита после завтрака - и только сейчас сообразила, что вообще редко видится с ним в середине дня. Она решила, что сделает своему опекуну сюрприз. Он будет ей рад. Он всегда ей рад.
      Лорлу переполняли вопросы о сиротке Элиоэс. Неужели она была действительно такая красивая, какой ее изобразил Дараго? Она и правда была сирота? И если она действительно святая, значит, Лорла нашла себе покровительницу.
      "Святая покровительница сирот", - с улыбкой подумала Лорла.
      В коридоре, ведущем к спальне Эррита, Лорла пошла медленнее. Величественный коридор подавлял. Статуи и портреты взирали на девочку высокомерно, но кроме них, в коридоре никого не было. В охранниках Эррит не нуждался, а его священники всегда были чем-то заняты. Даже отца Тодоса нигде не видно было. Это Лорлу обрадовало. Тодос ей нравился, но сейчас лучше бы оказаться с Эрритом наедине, чтобы расспросить его без помех. Комнаты Эррита располагались в конце коридора: вход в них закрывали большие двустворчатые двери на бронзовых петлях и с барельефами в виде химер. Лорла медленно приблизилась, идя на цыпочках, чтобы ее не услышали. Прижав ухо к двери, она прислушалась. В комнате слышалось дыхание, тяжелое и неровное.
      Секунду она стояла в нерешительности, гадая, как ей поступить. Но любопытство пересилило сомнения, и она медленно и бесшумно повернула дверную ручку. Дверь не была заперта и легко открылась. Бронзовые петли поворачивались беззвучно, и между створками быстро образовалась заметная щель. Лорла одним глазом заглянула в комнату. В богатой спальне было полутемно из-за опущенных штор. Странное дыхание стало громче. Лорла опасливо увеличила щель, пытаясь разглядеть, что там в комнате. Она увидела парадную накидку Эррита, небрежно брошенную на пол. Рядом с ней валялся его белый воротник. А дальше был сам Эррит.
      Архиепископ Нара стоял на полу на коленях, ссутулив плечи и уронив голову на грудь. Он был в одежде, но один рукав почему-то закатал почти до плеча. Крепко прижимая к груди обнаженную руку, Эррит стонал, медленно раскачиваясь взад и вперед. Из запястья этой руки торчала крошечная серебряная игла, и через нее в тело епископа сочилась из стеклянной трубки синяя жидкость. Эррит мычал себе под нос какую-то стонущую мелодию, нечто вроде гимна, прерываемого судорожными вздохами.
      При виде его Лорла замерла.
      Она стала открывать дверь - сначала осторожно, потом смелее, поняз, что епископ ее не слышит, вошла и закрыла за собой дверь. Эррит продолжал раскачиваться. Лорле показалось, что он плачет.
      - Отец Эррит?
      Эррит обернулся на голос. От потрясения у него открылся рот.
      - Лорла! - прохрипел он.
      - Что это? - спросила Лорла, не осмеливаясь приблизиться к нему. - Что с тобой случилось?
      Торчащая в руке Эррита игла блеснула в луче света. Лорла почувствовала прилив тошноты - тяжелый удар нежеланного воспоминания. Она неловко попятилась, налетев спиной на дверь, не в силах оторвать глаз от аппарата, присоединенного к руке Эррита. Епископ протянул к ней скрюченные пальцы.
      - Нет! - простонал он. - Ничего со мной не случилось. Не бойся.
      Но Лорла не могла не бояться. Ее охватил какой-то непонятный ужас. При виде иглы и синего зелья живот свело судорогой, позывом на рвоту. Лорла закрыла глаза, пытаясь унять тошноту. Ноги ее не держали, и она тяжело привалилась к стене.
      - Что это? - пронзительно вскрикнула она. - Что ты с собой делаешь?
      - Лорла, пожалуйста! - настоятельно повторил Эррит. - Не бойся. Ничего со мной не случилось. Просто мне это нужно. Это лечение.
      - Какое?
      - Открой глаза и посмотри на меня! - потребовал епископ.
      Лорла послушалась. Эррит по-прежнему стоял на полу, на коленях, с воткнутой в руку иглой. Встревоженное лицо покрылось каплями пота. Протянутая к ней рука молила ее приблизиться.
      - Это я, малышка, - прошептал он. - Это все тот же я. Не бойся. С тобой ничего плохого не будет.
      Лорла осталась на месте: она была не в состоянии пошевелиться. Что-то давным-давно забытое промелькнуло в ее голове: воспоминание о боли и монотонных голосах. Она вдруг оказалась в комнате без окон - и ей было очень холодно. Чьи-то руки держали ее, прижимали к постели. А она кричала.
      Лорла раскрыла рот, чтобы завопить, но горло отказывалось издавать звуки. Эррит смотрел на нее с ужасом.
      - Лорла! - Его голос донесся до нее откуда-то издалека. - Что с тобой, дитя?
      - Не знаю! - зарыдала Лорла. - Я не знаю! Что ты делаешь? Что это такое?
      Она проковыляла к Эрриту и встряхнула аппарат, держащий ампулы с жидкостью. Они задребезжали. Свободной рукой Эррит поймал ее и оттащил в сторону.
      - Не надо! - сердито прошипел он.
      Его прикосновение было словно пламя на льду. Лорла испуганно отпрянула. Но епископ не отпустил ее, потом притянул к себе и поставил перед собой на колени. Она плакал и смеялся - а в его вены вливалась яркая жидкость.
      - Не бойся, девочка, - сказал он. - Я все тот же Эррит, которого ты знаешь.
      - Нет, - возразила Лорла. - Ты другой!
      - Я не другой. Я все тот же - и мне становится лучше. Верь мне, дитя. Верь мне.
      В его голосе звучала такая мука, что Лорла невольно смягчилась. Она придвинулась ближе, всматриваясь в морщинистое лицо, в глубокие складки, похожие на красные полосы от ударов хлыстом, в глаза, горящие, как два сапфира. Все это напомнило Лорле нечто очень далекое, нечто забытое и отброшенное, что никогда не должно было возвращаться в ее сознание. Она попыталась вернуть то пугающее воспоминание - но не смогла. Чувствовались только ярость и боль.
      - Отец Эррит, мне страшно.
      - Ах, Лорла! - Ему было очень трудно овладеть собой - трудно было даже говорить. - Что ты тут делаешь?
      Лорла не сразу смогла вспомнить.
      - Я искала тебя, - сказала она наконец. - Хотела спросить кое-что насчет росписи.
      - И ты меня нашла, - отозвался Эррит. - И узнала мою тайну. - Он огорченно покачал головой. - Да простит меня Бог за то, что я показал тебе этот ужас.
      - Отец...
      - Я знаю, что выгляжу ужасно. Но это... лечение, Лорла. Оно мне необходимо. Пожалуйста, посиди со мной. Ты мне нужна. Ты можешь мне помочь.
      Лорла послушно выполнила просьбу епископа: она села напротив него, поджав под себя ноги. Он откинул голову и судорожно вздохнул, а потом попробовал криво ей улыбнуться.
      - Иногда это бывает больно - то, что я делаю. Это средство очень сильное. Но оно мне необходимо, Лорла. Без него я умру, без него у меня не будет сил. А сейчас мне нужны силы. Мне предстоит важная работа. Ты понимаешь?
      Лорла кивнула:
      - Но что это такое? Откуда это?
      - Этого я тебе сказать не могу. Это очень редкое лекарство, очень ценное. Больше я ничего не могу тебе рассказать. Но у меня его мало, и мне нужно его беречь. Вот почему я схватил тебя, когда ты за ним потянулась. Он виновато посмотрел на нее. - Я не хотел сделать тебе больно. Прости меня.
      - Святой отец...
      - Отец, - поправил он ее.
      - Да, отец. Что оно с тобой делает? Почему ты такой... - Она попыталась подобрать нужное слово, внимательно глядя на епископа. - Слабый?
      Эррит протянул руку и погладил ее по щеке.
      - Милая Лорла, это слишком трудно тебе объяснить. Ты просто должна мне поверить. И еще надо верить Богу. Я спрашивал Небеса, что мне делать, и ангелы сказали мне, чтобы я был сильным. Они доставили мне это лекарство. Сначала я решил, что его послал мне демон, но теперь я знаю правду. Его дал мне Бог, потому что Ему нужно приготовить меня к последней битве.
      - С Бьяджио? - спросила Лорла. Она часто слышала, как епископ упоминает о ее Господине.
      - Да. С Бьяджио и со всем Черным Ренессансом. - Эррит с трудом перевел дыхание. - Они как раковая опухоль, Лорла. Они погубят империю, ввергнут нас в ад. Только я могу им помешать. И я их остановлю, видит Небо. Остановлю обязательно!
      Лорла спрятала свои чувства под маской безмятежности. Всякий раз, когда Эррит упоминал о ее Господине, она одаривала его ласковой улыбкой.
      - Ты сильный, - сказала она. - Тебя никому не остановить.
      - Бога никто не может остановить, - отозвался Эррит. - А меня ведет Его мощная рука.
      - Как Дараго! - весело откликнулась Лорла. - Он тоже такой.
      - Да, - подтвердил Эррит. - А откуда ты это знаешь?
      - Я ходила посмотреть на роспись потолка. Я знаю, что мне нельзя было ходить, но ты не сердись. Я разговаривала с Дараго. Он кое-что мне показал.
      Эррит расхохотался:
      - Дараго с тобой разговаривал? С маленькой девочкой? Не могу поверить!
      - Это правда! - немного обиделась Лорла. - Он взял меня на свою лестницу, чтобы показать потолок. Я до него дотронулась, отец!
      Казалось, Эррит забыл о боли.
      - Поразительно! - прошептал он. - Ты дотронулась до потолка? Это место священно, малышка. На тебе поистине благословение.
      - Я видела картинку, где Элиоэс, - добавила Лорла. - Дараго сказал, что она сирота, как я. Это правда?
      - Правда.
      Эррит взглянул на ампулу, подсоединенную к игле, и увидел, что она уже пуста. Он облегченно закрыл глаза и вытащил иглу. Лорла снова сглотнула подступивший к горлу тошнотворный ком.
      - Расскажи мне о ней! - попросила она. - Я хочу знать про нее все-все!
      - В другой раз, - ответил Эррит. Он протянул руку. - Пожалуйста, дитя, помоги мне встать. Эти процедуры отнимают у меня много сил.
      Лорла протянула ему руку и приложила все силы, чтобы помочь тучному епископу подняться на ноги. Секунду он качался на нетвердых ногах, но быстро обрел равновесие.
      - Да, - выдохнул он. - Да, теперь я быстро приду в себя. Спасибо тебе, дитя. А теперь... - Он озадаченно посмотрел на нее. - О чем это ты меня спрашивала?
      - Про Элиоэс! Дараго сказал, что ты можешь мне о ней рассказать.
      - Могу, - подтвердил Эррит.
      Он перешел из приемной в спальню, где оказалась невероятно пышная постель. Жалюзи были открыты, и в комнату лились потоки света. Епископ рухнул на мягкий матрас. Отдышавшись, он похлопал по кровати, приглашая Лорлу сесть рядом с ним. Лорла послушно умостилась рядышком и приготовилась внимательно слушать.
      - Я расскажу тебе все про Элиоэс и научу всему, что я знаю про священную книгу. Ты будешь учиться и крепнуть, малышка. Но сначала расскажи мне о росписи. Ты видела ее целиком?
      - Она была открыта, - ответила Лорла. - Дараго и его подмастерья над ней работали. Да, я видела ее всю.
      - Она очень красивая? Ее почти закончили?
      - Очень красивая, - подтвердила Лорла, тая от одного воспоминания. Красивее всего на свете. И - да, по-моему, ее почти закончили. Дараго говорит, что скоро должен будет ее тебе открыть. Для твоего праздника. Крейна?
      - Истрейи. Крейн - это месяц покаяния. Но ты почти не ошиблась. - Он нахмурился. - Ты знаешь, что такое крейн, Лорла? Или я забыл тебя просветить?
      - Я заметила, что священники украшают храм. Но что такое крейн, я не знаю. Простите.
      - Тебе не за что извиняться. Это я должен был тебе объяснить, но забыл, насколько вы были отрезаны от жизни у себя на Драконьем Клюве. - Он постепенно приходил в себя. С каждым вздохом его кожа остывала, складки лица расправлялись. Эррит обнял ее за плечи. - Перед началом крейна будет большой праздник, который называется Сеским. Весь Черный город будет пировать, готовясь к месяцу лишений. Будут музыка и танцы, лакомства и акробаты. - Он рассмеялся от радости. - Я сам тебя туда поведу! На улицах будет так красиво. Хочешь?
      - Да, - ответила Лорла, обрадованная такой перспективой. - Это будет для меня большим подарком ко дню рождения.
      - Ко дню рождения? - переспросил епископ. - Лорла, у тебя скоро день рождения?
      Сделав вид, будто проговорилась случайно, Лорла отвела взгляд.
      - Да, отец. Прости. Мне не надо было тебе говорить.
      - Но почему же? Это радостный день, дитя. Я так доволен! Теперь мы сможем отпраздновать сразу и Истрейю, и твой день рождения. Как чудесно!
      Лорлу снова охватили угрызения совести. С каждым днем обманов она ненавидела себя все сильнее.
      - Это же ничего особенного, отец. Я хочу посмотреть на праздник. Вот и все.
      - И посмотришь, дитя, обязательно посмотришь, - пообещал Эррит, одаривая ее улыбкой, полной обожания. - Мы отпразднуем Истрейю и твой день рождения, и в этот день я буду обращаться с тобой, как с принцессой. На улицах будут лоточники, можно будет купить прекрасные вещи. И все лавки будут открыты. - Он наклонился и поцеловал ее в макушку. - Подумай как следует, ты должна выбрать себе подарок. Что-то совершенно особое!
      Лорла ответно ему улыбнулась. Она уже знала, что станет для нее идеальным подарком.
      21
      Призраки Серой башни
      Минина лошадь трусила по усеянному трупами полю. Девушка поражалась резне, которую устроил ее отец.
      На северном ответвлении Драконьего Клюва - ответвлении Энеаса - стоял очередной морозный день. Дикий ветер трепал плащ Нины, пробиваясь сквозь ткань, словно острый клык. Снег покрывал дорогу и заброшенные дома с закрытыми окнами. Окоченевшие тела на улицах смотрели обледенелыми глазами, где навеки застыл ужас. Скрытое густыми облаками солнце безуспешно пыталось согреть землю. В потеках замерзшей крови на дороге отражались свет и снег. Лошадь Нины брела, сама не зная куда, и всадница ее, ошеломленная зрелищем, тоже не знала, куда ей ехать. Лишь гулкий топот копыт нарушал тишину этого жуткого дня. Впереди возвышалась Серая башня, высокая и темная, с сотнями мертвых окон. Дом герцога Энеаса осенял разрушенный город: мрачное надгробие для заледеневших мертвецов.
      Глубока и страшна была жажда мести у герцога Энли. До этого дня Нина даже не знала, насколько глубока. Вся таящаяся в нем ярость, вся его ненависть к брату излились мощным потоком, беспощадной приливной волной. Нина осматривалась и с ужасом сознавала, что совершенно ничего не знает о человеке, которого называла отцом.
      - Боже мой, Гарт, - прошептала она почти неслышно за шумом ветра. Неужели это все ваша работа?
      Рядом с ней ехал Гарт Дорийский со своими спутниками - дюжиной наемников со своей родины.
      - У меня был приказ, девица, - ответил он, не дрогнув. Казалось, Гарта не трогает ничто: ни жестокий холод, ни ужасное деяние, которое он совершил.
      - Чей приказ? - спросила Нина. - Моего отца?
      - Да. И моего нанимателя, - ответил наемник. Окружавшие его солдаты кивнули, словно это снимало с них вину в резне. - Приказы Бьяджио были вполне определенными, - добавил Гарт. - Я сделал то, за что мне заплатили.
      Нина больше не могла на него смотреть и перевела взгляд обратно на останки мужчин и женщин... и даже детей. Разбитые шлемы с вороньими головами закрывали безлицые черепа солдат - защитников герцога Энеаса. Их разрубленные останки валялись повсюду, окоченевшие на морозе. Скрюченные мертвые пальцы тянулись к небу. Здесь находился самый крупный поселок северного ответвления, стоявший в окружении полей и прежде заселенный крепкими крестьянами. Он был стерт с лица земли. Другие поселки Гарт со своими наемниками не тронул, но этот не пощадил. Здесь, у подножия Серой башни, прошла битва. Войска Энеаса защищали память своего герцога - и заплатили за это жизнью. Без защиты воздушной армии отряды в вороньих шлемах потерпели поражение. Неведомый граф с Кроута потратил целое состояние на наемников, которым было приказано захватить северное ответвление: под командованием Гарта их было почти три сотни. Нина плохо разбиралась в вопросах войны, но она часто слышала разговоры своего отца на эту тему. Герцог Энли был воинствен и постоянно думал о своем брате, правившем на противоположном берегу залива. Теперь его одержимость вырвалась на волю - с роковыми последствиями.
      Нина с отвращением закрыла глаза. Это был ее народ. Увидев его безжалостное уничтожение, она усомнилась в здравом рассудке отца.
      - Боже правый, он никого не оставил! - сказала она дрожащим голосом. Зрелище подавляло ее. - Как ты мог, отец? Как мог?
      На этот вопрос ответа не было. Нина никогда не думала, что он способен на подобное зверство. Она перевела взгляд на стоявшую вдали опустевшую башню: там остались только трупы и разгневанные призраки. Она не была здесь больше десяти лет. Тогда она могла свободно бродить по крепости дяди, радовалась возможности побыть с ним и его воронами. Она, как и все остальные, была счастлива жить на мирной земле.
      Времена разительно изменились.
      - Гарт, вы чудовище. И вы, и все ваши люди. Гарт моргнул, не теряя спокойствия.
      - Я говорил вам, что вы здесь увидите, Нина. Но вы так же упрямы, как ваш отец. - Он начал поворачивать коня. - Поедем. Давайте возвращаться. Если бы сейчас стояло лето, вонь была бы убийственная.
      - Подождите, - отрезала Нина. - Я не закончила.
      В ее голосе было достаточно стали, чтобы Гарт ей повиновался. Он действительно предостерегал ее, более того - умолял ее не приезжать сюда. Но Нина слишком долго вынуждена была сидеть в Красной башне, гадая, что произошло в замерзшем мире за ее стенами. С тех пор как отец повез Лорлу в столицу Нара, Гарт и его наемники времени не теряли. Нине нетрудно было догадаться, чем именно они занимаются, однако она не ожидала такого ужаса. Она даже питала пустую надежду на то, что ее дядя еще жив.
      Гарт объяснил ей, как обстоят дела.
      После возвращения из своего мрачного крестового похода наемник из Дории рассказал ей все. О ее отце. Об убийстве ее дяди. И эти новости разбили Нинино сердце. Она, как балованное дитя, спряталась, заперлась в Красной башне, не веря, что ее отец мог начать войну с собственным братом. А в это время на противоположной стороне залива шла бойня. А ведь она уверяла Лорлу в том, что все будет хорошо! Теперь Нина проклинала себя, ненавидела собственную робость. Если бы она воспротивилась отцу, то, возможно, смогла бы уговорить его остановиться. Она была единственным человеком, к которому он еще был привязан. Она оставалась последней нитью, которая связывала его с Ангелом.
      "Я должна была попытаться", - думала Нина.
      Смогла бы она достучаться до него, смягчить воцарившееся в его сознании безумие? Не она ли виновна в том, что случилось? Нина встряхнула головой, прогоняя эту мысль: "Нет! Не смей так думать!"
      - Здесь больше не на что смотреть, - проворчал Гарт.
      Время шло, и он начинал проявлять нетерпение. А возможно, ему было немного страшно. Во время их поездки по северному ответвлению никто не пытался встать у них на пути, но это не означало, что никто этого не сделает и дальше. Гарт продолжал бдительно следить за пустыми домами и мертвыми телами, словно опасался, что они оживут. Казалось, его подчиненные разделяют то же беспокойство. Они поехали с Гартом потому, что того потребовала Нина, однако верность наемников имеет свои пределы. Нина холодно улыбнулась. Это она узнала от отца.
      "Ты своего добился, отец, - мысленно обратилась она к Энли. - Теперь тебе принадлежит весь Драконий Клюв".
      Энли принадлежали даже вороны, хваленая "воздушная армия" его брата. Крак, ручной ворон, сидел у Нины на плече и щелкал клювом, выражая свое недовольство холодом. Перед тем как уехать в Черный город с Лорлой, отец предупредил ее, чтобы она не расставалась с вороном.
      - Теперь он предводитель воронов, - сказал Энли.
      Нина знала, что означает этот термин. Теперь у Крака на шее красовалась золотая цепь, символ вожака воронов. Нина помнила их историю. Энеас очень гордился своими воронами и с радостью рассказывал ей о них. Ей было известно о статусе главного ворона. Несомненно, предводитель воронов Энеаса мертв, как и его господин. Нина повернулась к сидевшей у нее на плече птице, радуясь тому, что Крак с нею. Насколько было известно, воздушная армия оставалась поблизости от Серой башни и ждала возвращения Энеаса. Лишившись предводителя, вороны позволили Гарту и его наемникам перебить всех защитников замка.
      - Оставайся со мной, Крак, - попросила Нина. - Ты можешь мне понадобиться.
      Она не знала, что может ждать ее в Серой башне. Она даже не сказала Гарту, что они направляются именно туда, - не знала, как он на это отреагирует. Хотя она дочь герцога, а ему платят за то, чтобы он ее охранял, он вполне мог бы ее бросить. Он и сюда приехал только благодаря ее настояниям. Нине надо было собственными глазами увидеть последствия резни, осознать всю глубину безумия своего отца.
      Она сама не ждала, что Серая башня будет так ее манить. На нее нахлынули давно забытые воспоминания. Нина смотрела на башню, чувствовала, как тянет ее туда, и думала, как изменится ее жизнь, если она туда поедет.
      Если жизнь вообще не кончится.
      - Мы едем дальше, - сказала она едва слышно за шумом ветра.
      - Дальше? - переспросил Гарт. - Куда?
      - В башню.
      - Нет. Даже не думайте. Но Нина уже решилась.
      - Я еду. Если хотите, можете ехать со мной. Или оставайтесь здесь, если боитесь. Я вернусь в Красную башню одна.
      Наемники заворчали. Гарт подъехал вплотную к Нине и наклонился к ней, чтобы его люди не услышали его слов.
      - Послушай, малышка, - прошептал он. - Я приехал с тобой сюда, и хватит с тебя. В башне смотреть не на что. Не заставляй меня волочить тебя домой, словно капризного ребенка.
      - Я хочу увидеть все сама, - ответила Нина.
      - Там нечего смотреть, дура! Одни трупы. Хочешь смотреть на трупы? Тогда насмотрись прямо здесь!
      Крак взъерошил перья, но Нина оставалась тверда.
      - Я еду, Гарт. С тобой или без тебя. Лицо наемника побагровело.
      - Только попробуй, и, видит Бог, я...
      - Что ты сделаешь, Гарт? Потащишь меня обратно в Красную башню, словно мешок зерна? Не думаю. - Нина устремила на него жесткий взгляд. - Если ты ко мне прикоснешься, я скажу отцу, что ты позволил себе вольничать со мной. Или даже изнасиловал меня. Он скажет Бьяджио, и тебе не заплатят.
      Ее угрожающий тон заставил Гарта заколебаться. Он знал, что Энли души не чает в дочери, а без расположения Энли Бьяджио вполне может не развязать своего кошелька. И в конце концов Гарт сдался.
      - Там нечего смотреть, - снова предупредил он Нину. - Там только эти проклятые птицы. Если они на нас нападут...
      - Не нападут, - заверила его Нина. - Крак нас защитит. Держитесь рядом со мной, и с вами ничего не случится.
      Это было смелое обещание, и Нина почувствовала, что наемники ей не верят. Она и сама не была уверена в своих словах. Хотя в последний раз она видела Серую башню в пятилетнем возрасте, вороны Энеаса запомнились ей как мрачный кошмар. В памяти ярко запечатлелись тысячи черных глаз. Но эта картина мелькнула и пропала. Ее ждала Серая башня, а там, возможно, хоть какие-то ответы. Отец оказался способен на вероломство, и на месте прежней любви в душе Нины образовалась пустота, наполненная сомнениями - впервые в ее жизни. А может быть, впервые в жизни у Нины появилось мужество - она и сама не знала. Она знала только, что прежняя тепличная жизнь кончилась катастрофой и кто-то в этом должен быть виноват.
      - Поехали, - приказала она, направляя лошадь к замку.
      Дорога была длинной и узкой, поросшей по сторонам густым лесом. Ближе к башне ветер усилился. Гарт и его наемники ворчали, но ехали следом, и вскоре город остался позади. Деревья по сторонам стали выше, их ветви пологом закрывали небо. Лошадь Нины недовольно фыркнула. Сидевший на ее плече Крак тихо и протяжно присвистнул - эту привычку он перенял у герцога Энли. Нина стянула края капюшона, защищая лицо от холода. Поездка длилась уже много часов, и затянутые в перчатки руки сильно ныли.
      Гарт ехал рядом с ней.
      - Ты дура, девица, - фыркнул он. - Ты гоняешься за призраками. Я еще раз тебе повторяю: там ничего нет.
      - Тогда чего ты боишься? Гарт ответил, поморщившись:
      - Я ничего не боюсь. Но мы даром тратим время, а здесь чертовски холодно. И может быть, опасно. Для тебя.
      - Именно поэтому я и взяла вас с собой - чтобы вы меня защищали. А теперь замолчи. От твоего дыхания меня тошнит.
      Дорога тянулась дальше, темная из-за высоких сосен и неровная из-за заболоченных низин. Переплетенные над головой ветки гнулись под снегом и время от времени роняли его на людей. Оконечность Драконьего Клюва была уже близко. Нина ощущала в воздухе слабый запах моря, слышала шепот далекого прибоя. Она пришпорила лошадь, торопясь спрятаться от мороза.
      Наконец коридор ветвей закончился, и кавалькада выехала в тень Серой башни. Замок возвышался перед глазами, опустевший, заброшенный, мрачный, исхлестанный несчетными бурями. Нина устремила на него взгляд, потрясенная и изумленная, подхваченная потоком давних воспоминаний. Чувства душили ее, и не ощущай она на себе взгляд Гарта, то непременно расплакалась бы.
      - Отец! - прошептала она. - Что ты наделал?
      Серая башня ответила мертвой тишиной. На противоположной стороне прогалины, окружавшей замок, Нина увидела следы битвы: изломанные тела защитников башни, упавшие в снег, ненужное оружие, оставленное ржаветь на земле. Сама прогалина была истоптана копытами коней, завалена комьями земли. Мертвецы лежали под снегом вплотную, бесформенные белые кочки, согнутые под немыслимыми углами. Когда закончится зима и настанет тепло, здесь начнется эпидемия. Возможно, яда будет столько, что эпидемия захлестнет и южное ответвление. Отец был бы в ужасе, если бы знал, что Гарт не потрудился прибрать за собой. Она осмотрела окрестности замка, надеясь заметить хоть какие-то признаки жизни, хоть какое-то малое существо, пережившее резню, но не видела ничего живого.
      Кроме воронов.
      Они были повсюду. Огромные, черные, они ковыляли среди трупов и каменных оград, не замечая холода. Они клевали тела, отрывая длинные полосы мяса. Их блестящие перья ловили лучи солнца, словно огромный соболино-черный океан. Некоторые птицы заметили пришельцев и обратили глаза-бусинки на восток, разглядывая Нину и ее отряд. У Нины пересохло в горле, при виде этого множества страшных созданий у нее отчаянно забилось сердце. Тщательной селекционной работой Энеас вывел настоящих чудовищ. Они заполняли все ниши, каждый столб был окутан черными перьями. Одна за другой птицы получали сигналы от своих собратьев и поворачивались, чтобы посмотреть на Нину и наемников.
      - Боже правый! - прошептал Гарт. - Вы только посмотрите на них. Сидят и ждут.
      - Надо уматывать! - сказал кто-то из наемников, и его товарищи отозвались одобрительным гулом. Одним взглядом Гарт заставил их замолчать.
      - Тихо, болваны! - прикрикнул он. А потом, повернувшись к Нине, добавил: - Они правы. Давай уезжать, девица, пока нам не выклевали глаза.
      Нина погладила перья Крака.
      - Я не боюсь. Вы можете остаться, если хотите. Можете все оставаться. Но я хочу посмотреть, что в замке.
      - Зачем? - с досадой спросил Гарт. - Ничего там нет!
      - Есть, - возразила Нина. - У меня там воспоминания. - Она сама усмехнулась, осознав, как глупо это звучит. - Уезжай, если хочешь, Гарт. Мне тут ничего не грозит, и не надо пугать их таким количеством всадников. Возьми своих людей и возвращайся в лес. Я скоро вернусь. - Нет, решительно заявил наемник. - Я поеду с тобой, пусть даже Бог проклянет меня за это. Мне положено тебя охранять. - Он вздохнул, явно недовольный своими обязанностями. - Ты уверена, что эта птица нас защитит? - спросил он, указывая на Крака.
      - Уверена, - ответила Нина. На самом деле никакой уверенности у нее не было, но собственные слова ее ободрили. Крак был теперь предводителем воронов. А воздушная армия ничего не делала без приказа своего предводителя. - Только не делай глупостей, - предостерегла она птицу.
      Крак подпрыгнул у нее на плече, показывая, что понял.
      Нина пустила лошадь вперед, к башне. Гарт держался прилично сзади, чтобы вороны замка увидели птицу, сидящую на плече у Нины. Захлопали крылья, раздалось хриплое карканье. Нина боролась с нарастающим страхом. И лошадь под ней тоже боялась, настороженно наблюдая за хищными птицами. Позади нее зазвучал отчаянный шепот Гарта:
      - Да вы только посмотрите, сколько их!
      - Тихо! - огрызнулась она.
      Любого звука может оказаться достаточно, чтобы встревожить птиц, заставить их подняться на крыло. Однако Крак оставался у нее на плече, гордый и властный, - и замковые вороны заметили главную птицу с золотой цепью на шее. Вскоре вся стая уже вернулась к своим делам. Отчаянное сердцебиение Нины немного унялось. Впереди виднелись двери замка, широко распахнутые и занесенные снегом. На пороге лежал труп, загораживающий вход в башню. На его голове устроился громадный ворон с таким обыденным видом, будто сидит на придорожном камне, и эта обыденность отдавала черным юмором. Нина направила лошадь во двор, стараясь объезжать самые плотные скопления воронов. Путь был завален трупами. У Энеаса было не больше двухсот солдат, и наемники Бьяджио легко их одолели. Гарт, оказавшись на месте своей кровавой работы, проявлял стоическое спокойствие. Словно мертвец, он, казалось, не замечал ничего. Или был ко всему равнодушен.
      Вороны расступились, давая дорогу. Добравшись до башни, Нина вздохнула с облегчением. В дверях на шлеме мертвеца сидел последний ворон и смотрел с любопытством, склонив голову набок. Услышав гневный окрик Крака, он отлетел прочь. Нина с благодарностью улыбнулась своей черной птице.
      Нина и Гарт объехали мертвого солдата и оказались в замке. Внутри Гарт спешился и закрыл двери, оставив птиц снаружи. В холле царила полутьма.
      Нина медленно слезла с седла. Она уже больше десяти лет не видела это огромное здание, и сейчас нахлынули воспоминания. Нине вспомнился отзвук ее детского смеха, отдающийся от сводов. От холода и сырости ковер и украшения стен отстали и заплесневели, и все равно это был все тот же дом ее дяди, пусть и прошло столько лет.
      - Дядя! - робко проговорила она, надеясь, что его призрак здесь. - Это я.
      И в нерешительности остановилась, не очень понимая, что ей теперь делать. Она скинула капюшон с головы и встряхнула волосами, сбрасывая с них капли, потопала сапожками, сбивая с них снег. Все это было ритуалом возвращения домой, бесполезной попыткой внести хоть какой-то смысл в прошлое, разбитое на мелкие осколки. В дальнем конце холла сквозь разбитые окна лился свет. Серая башня, как и ее близнец, была построена очень просто - высокий шпиль, окруженный комнатами. По другую сторону холла располагалась библиотека и дядин кабинет. Дальше были кухня и столовая большая приветливая комната, где она когда-то сидела с отцом и дядей, слушая, как они смеются за большими кружками пива. Вспоминать об этом было мучительно.
      - Я хочу найти дядины комнаты, - тихо сказала она.
      - С ума сошла. Что ты хочешь найти, девица? Нина пожала плечами:
      - Сама не знаю.
      Объяснить что-либо Гарту она не могла. Никто не мог понять, насколько пуста теперь стала ее жизнь, насколько мучит незнание. Только Лорла поняла бы, но теперь ее здесь нет, уехала, чтобы принять участие в непостижимых интригах отца.
      - Оставайся здесь, Гарт. Присмотри за лошадьми. Я недолго.
      Гарт сжал кулак:
      - Хватит, Нина! Ты никуда не пойдешь!
      - Дверь наружу не открывай, - добавила Нина, будто не слыша его слов. - Без Крака это может быть опасным. - Черт побери, Нина...
      - Жди, - приказала она и пошла по сырому коридору.
      К счастью, Гарт за ней не последовал. На нее нахлынули воспоминания десятилетней давности, радостные и грустные, забытые, казалось, навек. В коридоре тоже лежали трупы - тела убитых Гартом слуг. Одну старуху Нина вроде бы узнала и приостановилась рядом с безжизненным телом. Ее имени она вспомнить не смогла, но эта женщина когда-то работала на кухне. Один раз она подала Нине морковный суп. А теперь она была мертва, и ее голова лежала в огромной луже засохшей крови, разметавшиеся волосы приклеились к полу. Нина заставила себя отвести взгляд.
      - Дядя! - позвала она, зная, что ответа не будет. Ответа не было.
      Надо было найти его комнаты. Нина завернула за угол и оказалась у лестницы, ведущей в башню. Гранитные ступени гулко загудели под ногами. Поднимаясь, Нина вела рукой по вогнутой стене - и извлекала из нее новые воспоминания о девочке, которая так любила здесь играть. И вот она оказалась у комнат Энеаса - теперь она живо их вспомнила. У него на балконе стояли химеры - подарок самого Аркуса Нарского работы великого художника и скульптора Дараго. Нина шагнула в коридор и засмеялась. Ее дядя терпеть не мог тех химер.
      - Здесь что-то найдется, - сказала она Краку. - Я это чувствую.
      Крак глубже запустил когти в ее плащ. Казалось, птица тревожится - что было вполне понятно в присутствии такого количества трупов. Но здесь, на этаже, где жил Энеас, трупов не оказалось. И разбитых окон тоже. Двери были распахнуты, помещения - обысканы, но Нина решила, что все обитатели Серой башни бросились вниз, чтобы оборонять свое жилище, и там встретили свою смерть. Она бесшумно прошла по коридору, разглядывая выгоревшие светильники и узкие окошки, и вспомнила, где находится спальня Энеаса: за поворотом коридора, возле шкафа, набитого заплесневелыми рукописями. Завернув за угол, она увидела тот самый шкаф с его небрежно заполненными полками, и у нее слезы подступили к глазам. Дверь дядиной спальни была широко распахнута. Через порог перехлестнулся ворох вещей - следы обыска, который проводил Гарт в поисках уцелевших. Нина осторожно подошла, со страхом думая, что увидит за порогом.
      Ее не встретил призрак Энеаса. Она увидела только новые следы разрушений: перевернутую кровать, под которой мог бы спрятаться испуганный ребенок, какие-то бумаги, которые разметал по полу ветер из открытых балконных дверей, и панораму Драконьего Клюва, раскинувшегося за окном белой пустыней. Нина вошла в спальню, едва сдерживая слезы. Девочка, которой она была когда-то, стала взрослой, ни разу не увидевшись с дядей, и теперь горевала о потерянных годах.
      - Отец! - прошептала она. - Ты душу свою погубил!
      Только дьявол был способен на подобное. Ее отец продал душу ради мщения. Теперь он вернется на Драконий Клюв, который погубил своими руками, и прежде мирные уголки превратятся в мрачный ад, которым будет править тиран - и железный кулак Бьяджио. Нина разрыдалась. Она хотела возненавидеть отца, но не могла. Хотела спасти дядю, но это было невозможно. Беспомощная, она упала на колени среди разбросанных ветром бумаг и закрыла лицо ладонями.
      Забывшись в скорби, Нина не знала, сколько времени проплакала. Время еле-еле ползло, если вообще не двинулось обратно. Но когда она отняла ладони от лица, слез уже не было. Это бесполезно, сказала она себе. Слезами мертвых не вернуть. Нина уже собиралась встать, когда заметила клочок бумаги, прилипший к ее сапожку. Она подняла его и узнала знакомый почерк отца.
      "Дорогой отец!
      Пожалуйста, помоги мне. Я у замка, около главной дороги. Твой брат преследует меня. Теперь я знаю, кто я. Помоги, прошу тебя".
      У Нины задрожали руки, от гнева на обман до боли стиснулись зубы. Она вспомнила ту давнюю ночь, когда отец уехал, чтобы совершить свое грязное дело. Нина тогда не могла понять, как ему удалось выманить Энеаса из Серой башни. Теперь она это знала.
      - Отец! - простонала она, сама не понимая, что говорит. - Отец!
      И внезапно она затряслась от ярости - неудержимой, убийственной. Он воспользовался ею, сделал ее орудием убийства человека, который когда-то был ей дорог. И...
      Нина застыла, пораженная невероятной мыслью, от которой оборвалось сердце.
      - О, боже, нет! - простонала она.
      Это не могло быть правдой. Нина перечитывала записку снова и снова, и картина, сперва казавшаяся невозможной, становилась все более и более отчетливой.
      " Отец?"
      - Кто я? - в отчаянии спросила она. - Кто?
      - Домой! - каркнул Крак и начал нетерпеливо подпрыгивать у нее на плече. - Домой! Домой! Нина махнула перед его клювом запиской:
      - Ты знал об этом, мерзкая тварь? Кто я, Крак?
      Ворон уставился на нее.
      - Домой! Домой!
      - Я не вернусь домой! Потому что теперь я знаю, что мой дом здесь!
      Ворон закаркал и вонзил когти ей в плечо, проколов не только ткань плаща, но и кожу.
      - Домой! - повторил он и указал клювом на окно. - Ангел.
      - Нет! - резко сказала Нина, мотая головой. - Мы остаемся здесь, Крак.
      Птица сердито вскрикнула и слетела с ее плеча. Подлетев к окну, Крак приостановился, показывая, что сейчас улетит.
      - Улетай, если хочешь, - с горечью сказала Нина. - Я остаюсь здесь.
      Крак печально поморгал. А потом, к Нининому изумлению, он расправил крылья и вылетел в окно, бросив ее. Она проводила его взглядом и ощутила ледяное прикосновение одиночества. Магия Энли подчинила себе и ее птицу.
      Энли. Ее отец? Теперь она уже не знала. Приехав в Серую башню за ответами, Нина обрела тысячу новых вопросов.
      - Нина?
      Нина удивленно открыла глаза. Гарт окликнул ее снова, а когда она отозвалась, он появился в дверях.
      - Какого черта ты так долго? - возмущенно вопросил oн. - Пора отсюда убираться.
      - Я не поеду, Гарт, - объявила она. - Ты уезжай. А я останусь.
      Гарт расхохотался:
      - Да, как же! Хватит шуток, Нина. Поехали.
      Нина посмотрела на него с ненавистью:
      - Это не шутка, ты понял, свинья? Я остаюсь. Мое место здесь. И ты не заставишь меня уехать.
      - Заставлю, - проворчал наемник. Он угрожающе шагнул к ней. - Прекрати глупости. Твой отец не позволил бы тебе здесь остаться.
      Нина горько засмеялась:
      - Мой отец? Передай этому безумцу, что я не вернусь в Красную башню. Никогда. Если он хочет меня видеть, то пусть сам приезжает и попробует меня увезти.
      - Дура ты! Как он сможет... - Гарт вдруг замолчал и осмотрелся. - Где птица?
      - Уходи! - приказала Нина.
      Гарт бросился к ней, схватил за руки и бесцеремонно встряхнул:
      - Дура! Зачем ты его отпустила?
      Нина рывком высвободила руки и оттолкнула наемника.
      - Не смей ко мне прикасаться! - прошипела она. - Никогда, слышишь? Если ты еще раз до меня дотронешься, то, клянусь, я заставлю герцога Энли вырвать у тебя сердце! А теперь убирайся! Оставь меня.
      - Убираться? - рявкнул Гарт. - Как? Ты убила нас, дура! Эти вороны разорвут нас на части!
      - Они вас не тронут, - ответила Нина, нисколько не стыдясь своей лжи. - Ты же видел, какие они послушные. Они ничего вам не сделают. Без Энеаса они растерялись.
      - Но птица...
      - Птица улетела, - отрезала Нина. Она повернулась к дверям балкона и стала смотреть на унылую картину. - И тут ничего не поделаешь. Но тебе она не понадобится. Просто не тревожь воронов. Иди тихо, и они тебя пропустят.
      Она слышала, как Гарт неуверенно топчется позади нее. Он отнюдь не был уверен, что она права, и его явно пугала мысль о том, как тысяча воронов будет выклевывать ему печень. Его меч не слишком хорошая защита от оголодавших птиц. Если, конечно, они голодны. Нина не знала, так ли это.
      - Я передам твоему отцу, где ты, - проговорил наконец наемник. А потом насмешливо добавил: - Уж он точно приедет и вытащит тебя отсюда.
      - Пусть попробует, - отозвалась Нина, не оборачиваясь.
      Она услышала, как его шаги удаляются по коридору. Выйдя на балкон, она стала смотреть вниз, на воронов, рассеянно гадая, что случится с Гартом и его людьми.
      Гарт был в ярости, и его слегка пугала перспектива прохода сквозь стаю воронов без сопровождения. Весь день пришлось потратить на эту избалованную стерву, а теперь еще предстоит объясняться с ее отцом! Гарт поклялся мысленно, что не даст старику себя обмануть. Если Энли попытается удержать его плату, он вырежет ему сердце.
      - Стерва! - бросил он, спускаясь вниз по лестнице.
      Упрямая, как ее отец. Пусть остается здесь и гниет вместе с трупами.
      Оказавшись в холле у выхода из замка, Гарт остановился и задумался. Рука его нервно теребила подбородок. Он наполовину вытащил меч из ножен. Что предпринять? Оружие может испугать этих проклятых тварей. Неразумно их дразнить. Гарт вернул меч на место.
      - Черт подери! - выругался он, не зная, что делать.
      Один раз вороны его пропустили - когда он сражался у замка, но тогда все было по-другому. А сейчас у противника подавляющее численное превосходство. Интересно, как там его люди в лесу?
      - Ничего, я выберусь, девчонка! - пообещал он.
      Подойдя к дверям, он медленно их открыл. Ветер ударил ему в лицо. Гарт облизал губы и выглянул на улицу. Вороны остались там, где были раньше: сидели на оградах, усеивали деревья. На другой стороне прогалины стояли его люди, и вид у них был встревоженный. Он осторожно вышел, аккуратно переступив через труп на пороге, и помахал им. Заметив его сигнал, они замахали ему в ответ. Чувствовалось, что им не терпится отправиться обратно.
      Гарт глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Вороны смотрели на него без всякого интереса. Почувствовав себя увереннее, Гарт двинулся к ним. Они расступились перед ним, словно вода.
      - Вы не такие уж страшные, да? - прошептал он птицам. - Гады черные.
      Ворон у его ног взъерошил перья, но и только. Гарту Ужасно хотелось его лягнуть. Отвратительные твари, создания безумца. Гарт не удивлялся тому, что Энли хотелось убить брага. Только совершенно больной разум мог породить подобный кошмар. Ида через прогалину, наемник осматривался. Воронов было не так уж много, и они не казались особенно опасными. Мелькнула мысль, не сам ли Энеас распускал страшные слухи о своих воронах, чтобы люди их боялись.
      На полпути к своим людям Гарт заметил ворона, расклевывавшего палец мертвого солдата. Ворон стоял на раскрытой ладони мертвеца, срывая клювом кольцо с его пальца. Огромный рубин вспыхнул в луче солнца, и Гарт застыл как вкопанный. Ворон пытался высвободить кольцо. Он склевал уже почти все мясо и теперь методично долбил кость, чтобы сорвать блестящую побрякушку. Гарт медленно подошел к ворону. Он вспомнил, как отец когда-то рассказывал, что вороны, галки и сороки любят таскать к себе в гнезда блестящие предметы. Гарт не знал, зачем они это делают, но ничего более яркого, чем это рубиновое кольцо, он себе представить не мог. Оно наверняка стоило целого состояния.
      Осторожно - так осторожно, что у него под ногами даже не хрустел снег, - Гарт подошел к ворону, яростно клевавшему руку мертвеца. Затаив дыхание, он приблизился к ворону так, чтобы осторожно накрыть его своей тенью. Птица по-прежнему не обращала на него внимания, пытаясь расколоть кость. Ворон защемлял палец клювом и пытался расколоть его, словно орех. Гарт махнул рукой, надеясь спугнуть птицу и заставить ее отодвинуться.
      - Кыш! - тихо сказал он. - Убирайся! Кыш!
      Ворон поднял голову и посмотрел на наемника недовольно. В горящих глазах светился недобрый разум. Разозленный Гарт замахал руками уже без всяких церемоний.
      - Прочь! - зарычал он. - Убирайся!
      Окончательно выйдя из себя, он сапогом столкнул ворона с трупа. Ворон клюнул его в ногу, а когда Гарт попытался взять кольцо, птица рванулась вперед, метя ему в руку. Гарт, не задумываясь, ударил птицу кулаком и отбросил ее в сторону. Он быстро освободил кольцо и выпрямился, любуясь камнем при тусклом вечернем свете.
      - Бог ты мой! - пробормотал он, поворачивая его так, что все грани загорались огнем. - Вот красота!
      И тут перед его глазами воздух вдруг взорвался черным оперением. Гарт закричал от мучительной боли.
      Ворон бросился ему в лицо, вцепившись когтями в щеки и нос. Гарт взмахнул руками, пытаясь сбросить с себя ворона, но тот лишь сильнее сжал когти. Наемник схватил ворона обеими руками и отшвырнул прочь, хотя когти и порвали ему ноздри.
      - Сука! - заорал Гарт.
      Из его носа струей ударила кровь. Ворон вырвался и снова набросился на него. Гарт вскинул руки, пытаясь защититься, и вслепую бросился бежать по лабиринту птиц, которые вдруг с громкими криками стали взлетать в воздух.
      И в тот же миг всем скопом обрушились на Гарта.
      Он бросился бежать, пытаясь скрыться, но тысячи разъяренных воронов всаживали в него когти и тянули назад. Он слышал, как рвется его одежда, видел, как его люди с ужасом бросились бежать от устремившейся к ним стаи. Плоть Гарта рвали с костей, и мир исчез под угольно-черным покровом.
      Пораженная ужасом Нина смотрела с балкона, как вороны облепили Гарта и его людей. Тишина внезапно взорвалась шумом крыльев и яростным карканьем, и еле слышны были захлебывающиеся вопли Гарта, заживо разрываемого на части. Лошади в ужасе умчались, лишив солдат возможности бегства, и почти сразу послышались крики. Нина застыла, не в силах поверить своим глазам, и только несколько долгих мгновений спустя она догадалась убежать с балкона и запереть за собой двери.
      Торопясь изо всех сил, она сбежала вниз и стада закрывать ставни на всех окнах замка.
      22
      Игрушечных дел мастер
      Высокая была одной из самых людных улиц Черного города. Широкая, с высокими домами, она находилась в лучшем районе старого города, неподалеку от великолепных жилищ аристократов и как раз напротив Собора
      Мучеников на другой стороне реки. Летними вечерами, когда длинные тени ложились на мостовые, Высокая улица буквально кишела разносчиками и торговцами. Работорговцы громко расхваливали своих невольников, кочевые охотники предлагали покупателям связки лесных и водяных птиц, сновали нищие и воры, сводники и проститутки - и сюда же, как это ни удивительно, затесался магазин игрушек. В этот район города стекались деньги, награбленные в бесчисленных военных кампаниях, и зажиточные горожане любили баловать своих жадных отпрысков. Нарские женщины с ьывод-ками нахальных детишек ходили по Высокой улице, разглядывая витрины. Самой большой популярностью пользовалась пекарня. Она стояла в центре Высокой улицы около лавки менялы, и туда захаживал даже сам архиепископ Нара, знаток и ценитель кондитерских изделий. Ароматы пекарни были одной из достопримечательностей Высокой улицы, приятным разнообразием после удушливых газов военных лабораторий. Дети приходили только для того, чтобы поглазеть на витрины пекарни и выпросить у владельца и его жены пару печеньиц. А когда они уходили, наевшись свежевыпеченных лакомств, то всегда замечали еще одну знаменитую лавку Высокой улицы - игрушечный магазин Дудочника.
      Как и пекарня, лавка игрушечных дел мастера была настоящим чудом Высокой улицы. Она торговала уже почти сорок лет, и мало кто из аристократов города помнил то время, когда ее не было. И еще каждый помнил какую-нибудь особенную игрушку из мастерской Дудочника - любимую куклу, которую таскали с собой, пока она не истрепалась, или механическую лодочку, которая плавала по воде, пока не кончался завод. Игрушки Дудочника, изготовленные с обычным нарским хитроумием, были настоящей достопримечательностью, чтобы купить или даже просто посмотреть которую не жалко времени и денег на дальнюю дорогу. Дудочник славился по всей империи: до того, как переехать на юг и открыть свою мастерскую, он учился у искусников Фоска. В Черном городе он был личностью легендарной и любимой, а его лавка - довольно скромное заведение, зажатое между свечной лавкой и кузницей, - часто бывала переполнена детьми и любопытными взрослыми, ищущими запретных удовольствий. Однако больше всего похвал доставалось витрине лавки.
      Состоящая из стеклянных прямоугольников витрина демонстрировала все лучшие создания Дудочника. Там был выставлен цирк, которым можно было бесплатно любоваться с улицы. Там были игрушечные солдатики с серебряным оружием и бронзовыми огнеметами, куклы с роскошными волосами и чудесными нарядами. У них на ножках были искусно сделанные туфельки, такие крошечные, что все удивлялись, как это человеческие руки могли такое сотворить. Там были мягкие игрушки с настоящим мехом, струнные инструменты из полированного дерева, обтянутые тканью летающие машины, которые действительно парили в воздухе, подвешенные к потолку на прозрачных нитях. В бассейнах с водой плавали великолепные суда, а заключенные в бутылку корабли озадачивали юные умы невозможностью своего создания. Трехфутовая деревянная модель эльфа играла на флейте: механические пальцы безупречно бегали по инструменту, пока кукла выдувала бесконечную мелодию. Эльфа звали Дарвин, и это имя знали все дети города. Дарвин и его дудка были символом лавки Дудочника, такой же достопримечательностью Черного города, как и Черный дворец или Собор Мучеников. Каждое утро, когда Дудочник открывал свою лавку, Дарвин играл мелодию открытия - длинную и сложную пьесу, которую мастер почти год устанавливал в механизме куклы. Как и все творения Дудочника, Дарвин поразил обитателей Нара - что было непросто сделать в городе, породившем военные лаборатории.
      Однако, хотя Дудочник славился своими механическими чудесами, девочек в его лавку привлекал другой его талант. Он изготавливал лучшие в империи дома для кукол. Он мог построить модель любого здания, как бы сложна она ни была, как бы она ни была миниатюрна или громадна, и даже самые пресыщенные, из детей Черного города приходили в восхищение. Его копии Черного дворца славились повсюду, его умение передавать детали не мог превзойти ни один ученый или инженер. Дудочник очень гордился своим умением делать кукольные дома, и несколько таких домов всегда красовалось в его витрине. Среди них был чудесный белый дом с десятком мезонинов и тысячами настоящих деревянных черепиц. Каждая была со всем тщанием вырезана из клена и покрыта ярко-розовым лаком. У дома было три этажа, работающие двери были подвешены на позолоченных петлях, сверкающие окна открывались на балконы и террасы. Дом носил название "Белинда", в честь умершей жены дудочника, и завораживал - как и все игрушки в витрине мастера. Дудочник знал это и гордился своей работой. Он любил говорить, что он делает не игрушки - он делает улыбки.
      Дудочнику было уже почти шестьдесят. К дождю у него ныли пораженные артритом руки, но он все равно каждое утро поднимался рано и работал у себя в мастерской до позднего вечера. На самом деле его звали Редрик Бобе, но этим именем его почти никто не называл. В молодости, до того, как он открыл в себе любовь к игрушкам, он проявлял склонность к музыке, и его постоянно видели с флейтой у губ. Он оказался не слишком талантливым музыкантом, но прозвище все равно прилипло к нему, и Редрик Бобе так никогда и не отказался от привычки музицировать. Он по-прежнему играл на флейте - но только в очень редких случаях, и никогда в присутствии других. Он играл своей жене Белинде, но теперь она умерла. Дудочник был одинок.
      У него не было детей и практически не было родных: он расстался с ними очень давно, чтобы отправиться в Черный город и заняться там своим новым ремеслом. Его жена умерла от рака пятнадцать лет назад, так и оставшись бесплодной и не осуществив своей мечты о большой семье. Однако она нежно любила своего мужа, и они были счастливы во всем, если не считать пустого дома над магазином игрушек, который Редрик Бобе построил в расчете на целый выводок детишек. Белинда Бобе и ее муж много лет пытались зачать ребенка и усердно молились Небесам о даровании им жизни, но Бог оставался глух к этой мольбе. После десяти лет бесплодных попыток они отправились в приют при соборе, уверенные в том, что священники не отвергнут столь любящую чету. Но слуги Бога на земле были так же враждебны им, как и их Небесный Покровитель.
      - Вы слишком бедны, - объявили они.
      Это было давно, когда таланты Дудочника еще не были замечены. А позже, когда у них появились деньги, чтобы заботиться о ребенке, священники приюта захлопнули перед ними двери под новым предлогом:
      - Вы слишком стары.
      Белинда Бобе была убита горем. Сердце Редрика Бобса ожесточилось. А спустя год Белинда впервые вынуждена была бороться с раком. Для супружеской четы это стало началом мучительного десятилетия. В конце концов болезнь заживо пожрала Белинду, и вот почему теперь Дудочник редко улыбался, вот почему он запирался в своей мастерской и прятался даже от глаз восхищенных ребятишек. Вот почему он и в этот вечер был занят работой.
      Оставшись один за закрытыми ставнями в мастерской позади лавки, Редрик Бобе умело посадил капельку клея на тончайшую опору деревянной башни. Крошечная деталь была всего одной из тысячи таких же, а вместе они составляли сложную структуру из соединяющихся друг с другом кусочков, которым предстояло сложиться в звонницу гигантской модели. Создание модели Собора Мучеников поставило перед мастером несколько интересных проблем, не последней из которых было изображение огромной башни из меди и железа. Ее надо было сделать идеально точной, прочной и не нарушить масштабов. И хотя Редрик Бобе не получил инженерного образования, он считал, что имеет духовное сродство с теми, кто много лет назад строил этот собор. Уверенной рукой Дудочник установил опору на место и осторожно прижал. Клей медленно выступил наружу. Второй рукой он взялся за тряпочку и вытер излишки клея. Удовлетворенный результатом, он отступил на шаг, чтобы оценить свою работу.
      Звонница была наполовину закончена. Еще неделя - и все будет готово. Тогда он возьмется за основную конструкцию. Дудочник поморщился, сомневаясь, удастся ли уложиться в жесткие сроки, установленные графом. Подобная работа требует прежде всего терпения и времени, а Бьяджио не дал ему второго, поскольку не имел первого. Что еще хуже, до праздника Истрейи оставались считанные недели. Дудочник стиснул руки и стал рассматривать тщательно выполненную модель. Она была прекрасна: стыдно будет ее уничтожить.
      - Почти пора, Белинда, любовь моя, - прошептал он.
      Он был уверен, что Белинда по-прежнему присматривает за ним. На смертном одре она обещала, что никогда его не оставит.
      Все нужные материалы лежали перед ним. Огромные куски дерева, крошечные металлические скобы и болты, золотистая проволока и мотки ниток, разноцветное стекло и сотни разных красок - все было разложено на покрытом опилками полу. На вбитых в стену крючках висели его инструменты - и большие, размером с руку, и настолько маленькие, что их едва можно было увидеть. Тонкая работа часто требовала тонких инструментов, и такие приспособления он держал в отдельной коробке на верстаке и ревниво их оберегал: они были большой редкостью, и он сам привез их из Фоска много лет назад. У него были отвертки и крошечные молоточки, клещи и штырьки и крохотные иголки, которыми можно было проделать незаметное отверстие. Эти крохотные кусочки стали для Дудочника бесценными сокровищами. Они давали его жизни смысл и порядок. И то, что он создает в этот раз - возможно, самое сложное изделие в его жизни, - прославит его навеки.
      "Или обесславит", - подумал Редрик Бобе, хмуря брови. Он все еще не мог сказать с уверенностью.
      В мастерской было холодно, и пальцы стали неметь. Дудочник подошел к чугунной печке и длинными щипцами подбросил угля. Закрыв дверцу печки, он приложил ладони к теплому металлу. Приближалась зима, а зиму он всегда не любил. Потому он и переехал сорок пять лет назад на юг, в Черный город с его высокими шпилями и громкой славой. Первое, что он тогда увидел, был Черный дворец, стоящий на скальном монолите, привлекающий к себе взоры за много миль. Это зрелище переменило его навеки, да и другие чудеса столицы тоже. Но ничто не могло сравниться красотой с Собором Мучеников. Хотя Черный дворец был выше и пышнее, настоящей драгоценностью города был собор - единственное строение Нара, которое все еще могло вызвать слезы на глазах старого мастера. В течение многих лет он сделал несколько попыток передать красоту собора в своей модели, но каждый раз терпел неудачу. Слишком сложным был собор, слишком причудливым. Но время и ненависть обострили его умения, и наконец он был готов создать свой шедевр. Грея замерзшие пальцы, Дудочник снова посмотрел на свой миниатюрный собор и улыбнулся.
      Вдали настойчиво зазвенел колокольчик. Дудочник убрал руки с печки, пытаясь угадать, кто бы мог побеспокоить его в столь поздний час. Осторожно пройдя через мастерскую, он остановился на пороге лавки и, не выходя из тени, посмотрел на дверь. Стекло было занавешено, но Редрик Бобе смог увидеть на ткани силуэт, нарисованный уличным фонарем. Фигурка была очень маленькой - не выше ребенка.
      Дудочник решил, что это нищий. Они постоянно надоедали ему, выклянчивая поиграть игрушки с витрины. Он направился к двери - и тут услышал конское ржанье. Этот звук его удивил. Дверной звонок снова звякнул: человечек у двери нетерпеливо дернул шнурок. Сквозь витрину Редрик Бобе заметил у своей лавки большой коричневый фургон. Четверо крепких мужчин стояли, прислонившись к фургону, и ждали, пока откроется дверь. Крошечная фигурка у его порога еще раз позвонила в дверь, а потом начала в нее стучать.
      - Дудочник Бобе! - позвал незнакомый голос. - Открывай!
      Голос был высокий и пронзительный, как у ребенка, но немного громче. Дудочник озадаченно думал, что ему делать. Он ожидал агентов Бьяджио, но не рассчитывал, что они явятся в такой час и в таком количестве. От страха у него даже задрожали обычно такие уверенные руки.
      - Иду! - крикнул он, бросаясь к двери.
      Он поспешно отодвинул засовы и приоткрыл дверь. Ночь ворвалась в лавку холодным ветром. На крыльце стояла крошечная фигурка, облаченная в черное. Человечек смотрел неестественно яркими глазами. По чертам лица это был взрослый человек, но рост у него был маленький, почти как у карлика. На лице у него не было улыбки и ярко сверкали синие гипнотические глаза.
      - Министр Бовейдин! Вы?
      - Открой дверь, Бобе, - отрывисто бросил карлик. - Мы тебе привезли одну штуку.
      Дудочник открыл дверь и высунул голову, чтобы лучше рассмотреть фургон. В нем стоял гигантский деревянный ящик. Мужчины, стоящие у фургона, равнодушно взглянули на мастера. Увидев размер ящика, Дудочник охнул.
      - Это оно? - недоверчиво спросил он. Карлик кивнул:
      - Оно.
      - Все это? То есть такое огромное? Министр науки Нарской империи пролез в лавку, протиснувшись между ногами мастера.
      - Не волнуйся. В основном это деревянный крепеж для поддержания стабильности. Само оно ненамного больше меня. - Его странные глаза скользнули по лавке. - Надо его побыстрее занести. Куда можно его поставить?
      - Ко мне в мастерскую, - ответил Дудочник. - Она за лавкой. Вы поможете мне его распаковать?
      - А как же! Не брошу же я его просто так?
      Бовейдин направился в глубину лавки и на несколько секунд исчез в мастерской. Вернувшись, он одобрительно кивнул.
      - Подойдет, - сказал он, вышел на улицу и повелительно махнул рукой грузчикам.
      Они тут же ожили, вспрыгнули в фургон и ухватились каждый за угол ящика. Пока они с трудом сгружали свой опасный груз, Бовейдин открыл дверь на всю ширину. Увидев, что этого все равно мало, ученый раздраженно выругался.
      - Так не пойдет, - сказал он Дудочнику. - Он не пролезет в дверь.
      - У черного хода дверь двустворчатая, - ответил игрушечных дел мастер. - Несите туда, а я пойду открою.
      Бовейдин досадливо вздохнул, вернулся к фургону и приказал своим людям тащить ящик. Редрик Бобе прошел к черному ходу и отпер замки на широкой металлической двери. К нему постоянно поступали грузы, не проходившие в парадную дверь, да и вообще лучше занести этот странный ящик со стороны переулка.
      Вскоре снова появился Бовейдин во главе своей команды. Здоровенные грузчики кряхтели и неловко вихлялись, протаскивая ящик в двери. Дудочник показал им, куда его поставить. Бовейдин сидел на верстаке, поджав под себя ноги. Когда его люди наконец начали ставить ящик на пол, он возбужденно хлопнул в ладоши.
      - Осторожнее! - сказал он. - Вот сюда опускайте.
      Ящик осторожно поставили на пол. Бовейдин спрыгнул с верстака, попытался снять со стены ломик, но не смог дотянуться. Дудочник снял инструмент с крюка и вручил его карлику. Бовейдин перебросил ломик одному из своих людей.
      - Открывай! - приказал он.
      Грузчик завел лапку под заколоченную крышку и навалился на конец ломика. Гвозди пронзительно заскрипели, вылезая из дерева. Остальные бросились помогать. Крышку отделили от ящика и отложили в сторону.
      Потом рабочие осторожно взялись за углы ящика и начали раскрывать его, словно корку апельсина. Дудочник с интересом смотрел, пытаясь увидеть, что там внутри. Ему удалось разглядеть что-то серебристое, покрытое переплетением змееподобных трубок. Вся конструкция была перетянута веревками и кожаными ремнями. Бовейдин постарался максимально обезопасить свое устройство. Как только стенки ящика были сняты, рабочие отошли в сторону, дав игрушечных дел мастеру увидеть содержимое.
      Довольный собой Бовейдин расхохотался:
      - Рассмотри все как следует, игрушечник! Такого ты никогда больше не увидишь! - Он зашел на доски и любовно погладил металлические трубки. Красиво, правда?
      Дудочник не знал, что отвечать. Устройство было поразительным, тут сомнений не было. Но чтобы назвать его красивым? Оно было ни на что не похоже - словно какое-то металлическое чудовище из морских глубин. Толком не зная, что оно собой представляет, Редрик Бобе не мог ничего сказать.
      - Я готов признать, что оно интересное, - согласился он. - Но вообще-то... право, не знаю.
      - Это потому, что ты не понимаешь его смысла, - недовольно проворчал Бовейдин. Он снова погладил странное устройство. - Никто не понимает. Кроме меня.
      - Так объясни мне, - попросил Дудочник. - Оно должно поместиться в мой кукольный дом?
      - Да, - подтвердил министр. Он бросил хмурый взгляд на своих людей, и они поспешно вышли. Когда Бовейдин убедился, что они не услышат, он добавил: - В соответствии с теми чертежами, которые я тебе прислал. Я вижу, что ты сделал свою модель достаточно высокой.
      - Она еще не закончена, - ответил Дудочник. - Но - да, ее высоты хватит.
      - Часовой механизм я сделал сам, - сказал Бовейдин. Он указал на крошечный рычажок на верхней части металлического цилиндра. - Надвратного ангела надо будет соединить с этим рычажком. Он должен двигаться, но только из стороны в сторону. - Министр подергал рычажок, демонстрируя его подвижность. Такая бесцеремонность заставила Дудочника побледнеть. - Он пока не подключен, - с УХМЫЛКОЙ успокоил его Бовейдин. - Но когда ты его подключишь, устройство запустится через час. Ты сможешь сделать ангела? Дудочник кивнул:
      - Я его уже сделал.
      Он подошел к верстаку и открыл потайное отделение. Внутри оказалась нераскрашенная фигурка ангела, подносящего к губам трубу. Фигурка была выполнена необычайно тщательно - точная копия скульптуры над воротами собора. Дудочник неохотно передал фигурку Бовейдину, который с восторженным воркованием подставил под нее свои крошечные ладони.
      - Просто прелестно! - похвалил ученый. - Ты настоящий мастер, Дудочник Бобе. - Его пальчики скользнули по лицу и крыльям ангела. - Все детали так точно переданы! Как в жизни.
      - Конечно! - хвастливо отозвался игрушечных дел мастер. - Он и должен быть как настоящий. Именно этим я и занимаюсь, министр. Воплощаю мечты в жизнь.
      Бовейдин в ответ ухмыльнулся:
      - Не очень подходящее название для того, что мы задумали.
      - Называйте, как хотите, министр Бовейдин. А я буду называть это мечтой.
      Для Редрика Бобca это и была мечта, на осуществление которой ушло много лет. Он вложил в изготовление модели собора все свое умение и всю душу, не пожалев на нее времени и трудов. Для него она не была просто средством отмщения - скорее способом исправить чудовищную ошибку. Дудочник опасливо подошел к устройству, рассматривая его сложную конструкцию. Она была поразительной - еще более замысловатой, чем механизмы его любимых игрушек.
      - Расскажите мне еще про это штуку, - попросил он. - Как она действует?
      - Тебе этого знать не нужно, - ответил Бовейдин. - Ты занимайся своей работой.
      Обиженный Дудочник нахмурился.
      - Пусть я не ученый, но действие этого устройства понять мог бы.
      - Наверняка мог бы. Но я не хочу, чтобы ты его понял. Маленькая девочка сдвинет ангела с места, и механизм заработает. Большего тебе знать не нужно.
      - А для чего все эти трубки? - не отступался дудочник. - Это горючее? И трубки его охлаждают? И горючее под давлением. Вот почему устройство сделано из металла, и вот почему вы работаете с ним зимой. - Он улыбнулся Бовейдину. - Я прав?
      - Да, ты умнее, чем кажешься. Но ты делай свое дело, мастер. Не задавай лишних вопросов.
      - Я просто пытаюсь разобраться в этой штуке, - огрызнулся Дудочник. Это мой дом, мое пропитание. Я хочу знать, что вы сюда принесли.
      Ученый подошел к Дудочнику и посмотрел на него в упор.
      - Если мы будем работать вместе, ты должен выполнять мои указания. И никаких вопросов. Понятно?
      - Нет, - ответил Дудочник, скрестив руки на груди. - В моем представлении это не называется "работать вместе". Я хочу знать детали. Я хочу знать, как эта штука действует.
      Бовейдин расхохотался:
      - И что еще ты хочешь? Интересно! Я вижу сомнение в твоих глазах, игрушечник. Ты решил, что тебя не вознаградят за твою работу? Позволь мне тебя успокоить. Каждый, кто помогает Бьяджио, будет вознагражден щедро.
      - Что? - взорвался Дудочник, ошеломленный этим оскорблением, как ведром холодной воды в лицо. - Ты решил, что я делаю это ради награды, человечек? - Он ткнул пальцем в Бовейдина, почти прямо в нос. - Ошибаешься. Мне наплевать на Бьяджио и Черный Ренессанс. Мои причины куда выше.
      Карлик равнодушно пожал плечами:
      - Тем не менее ты будешь вознагражден. Если будешь следовать моим указаниям. Я установлю часовой механизм так, чтобы он включил устройство через час после поворота рычажка. А остальное предстоит сделать тебе.
      - Не беспокойтесь, - пообещал Дудочник. - Все будет сделано как надо. Но где девочка? Она не приходила за кукольным домом.
      - Придет. Во время праздника начала крейна. Она должна увидеть в витрине твои кукольные домики и попросить епископа, чтобы он купил ей модель собора. Эррит согласится. Ты пообещаешь ему сделать модель.
      Дудочник кивнул:
      - Понимаю. Главное, чтобы она вовремя сюда пришла.
      - Не сомневайся, - ответил Бовейдин. Он повернулся спиной к игрушечных дел мастеру и выглянул из мастерской. - Все идет по плану Бьяджио. Очень скоро ты будешь полностью удовлетворен.
      Когда Бовейдин вышел из мастерской в лавку, четверо его спутников вытянулись по струнке. Бовейдин послал их к выходу. Но прежде чем исчезнуть в темноте вслед за ними, он сделал Дудочнику еще одно предостережение:
      - Работай быстро, игрушечник. До Истрейи осталось недолго.
      - Я буду готов, - пообещал Дудочник.
      - Я вернусь до наступления срока, чтобы помочь тебе установить устройство в домике. Не пытайся сделать это без меня.
      - Что? Вы не уезжаете из города? - изумленно переспросил Дудочник. Как и Бьяджио, Бовейдин был изгнанником.
      - У меня есть друзья, которые спрячут меня до Истрейи, - ответил Бовейдин. - Никто не узнает, что я в Наре. А ты ведь никому об этом не скажешь, правда, Дудочник?
      Не дожидаясь ответа, Бовейдин побрел прочь шаркающей походкой. Странная группа забралась в фургон, и Дудочник проводил его взглядом, пока экипаж не исчез в тенях Высокой улицы. Сам Дудочник еще долго стоял в дверях и вздрагивал от пробегавшего по коже мороза. Ему не нравился Бовейдин. И Бьяджио ему не нравился. Но эти двое дали ему то, чего он не мог добиться сам: возможность нанести удар церкви Нара. Дудочника не интересовали ни идеология, ни революции. Ему было неинтересно, кто сядет на Железный Трон. Заговор, к которому он присоединился, не обещал ему никаких наград, кроме мщения.
      23
      Сто Островов Лисса
      Ричиус Вэнтран стоял в "вороньем гнезде" "Принца Лисса", потрясенный открывающимся видом. Впившись руками в леер, он подставлял лицо бризу и ласкам холодного солнца. Яростный ветер теребил снасти, дергал воротник толстой морской куртки, и волосы Ричиуса отлетали назад, хлопая на ветру подобно флагу. Вокруг расстилался безбрежный океан, такой же громадный, как небо, а вдали стая китов блестела темными спинами, посылая вверх водяные гейзеры. Ричиус смотрел на взметающиеся фонтаны, и впервые после отъезда из Фалиндара чувство вины, которое он испытывал, отошло на задний план. В приливе радостной смелости он отпустил ограждение и с ликующим криком взметнул руки к небу.
      Тело стало легким, ветер будто уносил Ричиуса, словно перышко, ноги перестали ощущать твердость настила. Вэнтран весело засмеялся и на миг забыл про жизнь и семью, оставленные на берегу.
      - Полегче, парень! - крикнул снизу Марус. Первый помощник, обучавший Ричиуса лазить по снастям, смотрел на своего подопечного с легкой тревогой. - Руки на леер, как я тебя учил!
      Ричиус будто не слышал. Он зажмурился, разглядывая солнечные блики сквозь закрытые веки, воображая, будто он птица. Так вот она какая, жизнь на море! Теперь ему было непонятно, почему его страшило долгое плавание и почему он так много времени потратил зря, сидя в тесной каюте. Лишь через две недели после отплытия из Люсел-Лора он наконец-то услышал зов моря.
      - Посмотри, Марус! - крикнул он. - Я великий адмирал Пракна!
      - Ладно, хватит! - отозвался Марус.
      Ричиус услышал в его голосе раздражение и снова положил ладони на леер. Было понятно, что стоящий на тридцать футов ниже Марус смотрит на него сурово.
      - Не беспокойся! - крикнул он. - Все нормально! Это просто потрясающе!
      Марус рассмеялся. Все это время, живя в одной каюте с Вэнтраном, он не раз пытался вытащить его на палубу. Он уверял своего спутника, что вид с "вороньего гнезда" навсегда изменит его мнение о море. И теперь Ричиус подтвердил правоту лиссца широкой улыбкой. Было очень холодно, но он едва ли это замечал - только слышал рев ветра да видел огромные просторы моря. Долгие минуты он поднимался по вантам и осваивался с размахами мачты и не раз на этом пути подумывал вернуться обратно. Но награда стоила трудов. Вокруг нигде не видно было суши или хотя бы птиц, указывавших на ее близость. В мире было только море да огромные киты вдалеке, и хотя лисский флагман был мощным судном, в этот момент он казался щепкой на поверхности океана. Огромные паруса стонали под ветром, высокие деревянные мачты выгибались, раскачивая "воронье гнездо". Над самой головой Ричиуса трепетал на ветру флаг Сотни Островов с изображением морского змия. Полы тяжелой куртки извивались на ветру, перехлестывая через леер. Ричиус плотнее запахнул куртку и пощупал, все ли медные пуговицы застегнуты. С небритой бородой и в темно-синей куртке он походил на моряка и постепенно начинал чувствовать себя членом команды, а это ощущение согревало ему душу. На Лиссе его ждет работа. Он не будет изгоем.
      В борт "Принца Лисса" ударила большая волна, и судно накренилось. Ричиус крепко ухватился за леер, глядя, как заваливается на бок горизонт. Он рассмеялся, наслаждаясь новыми ощущениями. Это было похоже на объездку дикой лошади. Будто он снова оказался дома, в Арамуре, и он наслаждался этой минутой, понимая, что она мимолетна.
      - Ричиус! - окликнул его Марус. - Достаточно! Слезай сейчас же!
      Ричиус помахал в ответ и начал спускаться из "вороньего гнезда", осторожно ступая по трапу из толстых веревок. Ветер налетал порывами, заставляя держаться крепче и не ошибаться. Ричиус посмотрел вниз, на далекую палубу. Марус, как встревоженный отец, знаками показывал, как надо спускаться.
      - Все нормально! - крикнул сверху Ричиус.
      Собравшиеся вокруг Маруса моряки приветствовали спуск Ричиуса подбадривающими криками. Когда он наконец оказался на палубе, они засмеялись и зааплодировали. Марус облегченно вздохнул и сильно хлопнул Ричиуса по плечу.
      - Молодчина! - сердечно провозгласил он. - Вот ты и не девственник!
      Матросы захохотали и набросились на Ричиуса с добродушными тумаками. Томрой и Пипе, еще два офицера, с которыми Ричиус делил каюту, отвесили ему насмешливые поклоны. Они были лейтенантами, моложе Маруса, примерно одного возраста с Ричиусом, и вполне компанейскими парнями, не возражавшими против появления в их тесной каюте еще одного обитателя. Как и Марус, они приняли Ричиуса очень приветливо. И, как и Марус, они забросали его вопросами о Наре и Люсел-Лоре и его сражениях с имперцами. Ричиус с удовольствием развлекал их своими историями. Это было единственное, чем он мог отплатить им за гостеприимство.
      - Жаль, что Пракна тебя не видел, - заметил Томрой. - Он изумился бы.
      - Его хватила бы кондрашка, и он помер бы на месте, - парировал Пипе. - Нам положено беречь этого сухопутного типа.
      - Ага, - с ухмылкой подтвердил Марус, - Пракна рассердился бы. Но приключение пошло парню на пользу. - Бывалый моряк ущипнул Ричиуса за щеку. - Вы только посмотрите на эту морду! Веселая и красная, как у нас у всех.
      Моряки снова захохотали. Ричиус одернул сбитую ветром куртку и сунул руки в карманы, чтобы их согреть. Курткой с ним поделился Марус: в этом холодном климате без нее было не обойтись. Хотя корабль шел на юг, в Лиссе зима ощущалась достаточно заметно.
      - Это было чудесно, - сказал Ричиус, изумленно качая головой. - Оттуда видно на много миль вокруг! Почти как на башне Черного города, только лучше. Никакого дыма, никаких зданий, заслоняющих горизонт. Господи, я словно стал чайкой!
      - Ага, - сухо подтвердил Марус. - И в какой-то момент мне показалось, что ты действительно полетишь. Больше никогда не снимай рук с леера, Ричиус. Это было очень глупо.
      - Оставь его в покое, - вмешался Томрой. - Он же оказался там в первый раз! По-моему, он справился прекрасно. Может, поставить тебя наблюдателем, Ричиус? Что скажешь?
      - Скажу "нет"! - ответил Ричиус. - Чертовски холодно.
      - Но ты больше не будешь прятаться в каюте? - спросил Пипе.
      - Ребята, морские юлки вы, а не я, - ответил Ричиус. - Но должен сказать, что это было потрясающе.
      Офицеры обменялись взглядами, в которых читалось: "А я что говорил!" Они были горды тем, что убедили Ричиуса подняться на мачту. Ричиус сказал правду: они были настоящими морскими волками. Он быстро в этом убеждался. Море занимало в жизни каждого лиссца то же место, что высокие сосны и лошади в жизни арамурца. Лиссцы уважали море, а море в ответ уважало их. Они владели какой-то странной магией океана, и тот почти подчинялся их воле. Это был необычный и необузданный народ, и Ричиусу все сильнее хотелось увидеть землю, рождающую таких людей.
      - Я хочу спуститься вниз и немного согреться, - сказал им Ричиус. И в ответ на разочарованные стоны окружающих добавил: - Да ладно, хватит. Мне надо выпить чего-нибудь теплого. Кто со мной?
      - Ладно, я пойду с тобой, - отозвался Марус. - А эти крысы пусть снова принимаются за работу. Томрой, проверьте лиселя. Кажется, третий полощется.
      - Есть, сэр! - ответил Томрой, возвращаясь к правилам субординации.
      Моряки с отработанной быстротой разошлись по местам. Марус обхватил Ричиуса за плечи и повел к трапу.
      - Давай-ка спустимся в камбуз, пока на твоем носу не наросли сосульки! - проговорил он, перехватив инициативу.
      Ричиус спустился за Марусом на нижнюю палубу, а потом еще ниже, на камбуз в корму. В проходе было темно и тесно, переборки стонали под ударами волн. Промасленное дерево блестело в скудном свете, проникавшем сквозь узкие, вытянутые вверх иллюминаторы. Ричиус шел неуверенно: он все еще не мог приспособиться к качке. Уже не меньше дюжины раз он ушиб голову, и следы ударов начинали проявляться. Добравшись до камбуза, он ухватился за овальную дверь и протиснулся внутрь.
      Камбуз был пуст - что было удачей, потому что он был невероятно тесным. Вдоль стен стояли простые скамьи, отполированные тысячей задниц, а почти все пространство было занято длинными выщербленными столами. В углу камбуза оставалось место, где работал кок: там высилась чугунная плита, обложенная камнями, и стояли немногочисленные котелки и сковороды. В ящике у плиты лежала скудная медная утварь - единственная, имевшаяся в распоряжении команды. Однако прямо к плите был болтами прикреплен большой кипящий котел. Крышка котла была надежно закреплена проволокой, а для выхода пара в ней были проделаны отверстия. Любой проголодавшийся мог спуститься вниз и зачерпнуть себе супа. Это была единственная еда, выдававшаяся без ограничений: хлеб и солонина выдавались пайками. Баун, корабельный кок, следил за тем, чтобы котел всегда был горячим. Суп был жидкий и почти безвкусный, но Ричиуса все равно притянул к себе его аромат. Он извлек из ящика в пару мисок и ложек, а Марус снял крышку и половником наполнил две миски. Аккуратно вернув крышку на место, Ричиус и Марус устроились на скамье и стали с наслаждением хлебать суп. Его аромат и жар плиты мгновенно прогнали из тела Ричиуса холод. Марус, не церемонясь, опустил ложку в суп, выудил оттуда самый большой кусок картофеля и сунул его в рот.
      - Ты неплохо управился наверху, - объявил он, шумно прихлебывая суп. Я тобой горжусь. Мы еще сделаем из тебя моряка, Ричиус.
      - Не слишком на это рассчитывай, - предупредил его Ричиус. - Это было здорово, но я человек не морской. Марус пожал плечами:
      - Оно и хорошо. Пракна везет тебя на Лисе не военный флот создавать. Он у нас уже есть.
      Ричиус посмотрел на Маруса поверх ложки, ожидая, что лисский моряк начнет свои расспросы. Стоило им остаться вдвоем, и Марус все время задавал ему вопросы.
      - У Арамура вообще нет военного флота? - спросил первый помощник.
      - Нет. Ни единого корабля. По крайней мере не было, пока я там жил. Неизвестно, что с Арамуром сделали Гэйлы.
      - Не могу себе представить, как можно вести войну без кораблей, заметил Марус. - Без наших шхун мы бы пропали.
      - Арамур не похож на Лисе, - ответил Ричиус. - Это только суша. Там нет ни каналов, ни даже рек. - Он опустил ложку и решил поменять тему разговора. - Расскажи мне про ваши каналы, Марус. Они повсюду?
      - Повсюду, - подтвердил Марус. - Мы передвигаемся на лодках. Вся суша застроена, и плотно. Земли у нас мало, и мы каждый клочок используем.
      - Поразительно, - сказал Ричиус. - Это совсем непохоже на Нар, правда?
      Марус бросил на Ричиуса косой взгляд:
      - Совсем непохоже.
      - Я не хотел тебя обидеть, друг. Это было просто наблюдение. Хочется мне увидеть Сотню Островов. Я раньше никогда не встречал человека, который хотя бы видел Лисе. А до Пракны я даже ни одного живого лиссца не видел. Ричиус прислонился спиной к стене, пытаясь оценить настроение Маруса. Вообще-то странный он человек.
      - Кто? Пракна?
      - Да. Он очень замкнутый. Очень... - Ричиус не сразу нашел нужное слово. - Мрачный.
      - У Пракны много забот.
      - Это понятно. Но я как сел на корабль, так с тех пор его и не видел. Он сидит у себя в каюте еще больше, чем я. Что с ним такое, Марус?
      - Ричиус, - сказал Марус предостерегающим тоном. - Ты задаешь слишком много вопросов. Ричиус улыбнулся:
      - Я думал, это не запрещено. Разве я не прав?
      - Не в этом дело. - Марус уклончиво отвел взгляд. - Пракна - человек непростой. Он много чего повидал, много чего сделал. За миской супа о нем не рассказать.
      - Но ты ведь давно его знаешь, правда? Я это вижу. Вы - друзья. Вы вместе воевали, вместе переживали трудности и лишения. - Ричиус ел суп медленно. - Пракна говорил мне, что женат.
      Марус кивнул.
      - А что там было с его детьми? Лицо Маруса окаменело.
      - Ты о чем?
      - Пракна сказал мне, что потерял двух сыновей на войне с Наром. Это правда?
      Марус очень медленно опустил ложку в миску, отодвинул недоеденный суп и пристально посмотрел на Ричиуса. По его взгляду Ричиус понял, что переступил какую-то невидимую черту.
      - Ричиус, позволь мне тебя предупредить. Никогда больше никого не спрашивай о Пракне. Не задавай вопросов о его жене и никогда не спрашивай о его детях. Ты меня понял?
      - Марус, я все понимаю. - Ричиус тоже отодвинул свою миску. - Но он настолько одержим местью, что не владеет собой.
      Лицо Маруса стало еще печальнее.
      - В Лиссе были тяжелые времена, Ричиус. Десять горьких лет. Ты знаешь о войне все, но вряд ли ты можешь себе представить, насколько разорены были наши острова. Мы и до сих пор не оправились, если говорить правду. Во время войны с Наром погибло много людей. Молодых людей, таких как ты. И о Пракне ты слышал правду. Он потерял на войне двух мальчиков. А я... - Его голос сорвался, и ему пришлось отвести взгляд. - Я потерял одного мальчика. Моего единственного сына.
      Ричиус был потрясен. Он протянул руки через стол и осторожно прикоснулся к кончикам пальцев лиссца, пытаясь извиниться.
      - Прости, Марус, - сказал он. - Дурак я был, что стал спрашивать. Должен был сам понимать.
      Смутившись, Марус отмахнулся от его извинений.
      - Нет, - проговорил он. - Ты только посмотри на меня: плачу, словно баба! Это было уже давно. И у меня, и у него. Но... не знаю. Может быть, я справился с этим лучше, чем Пракна. У него будто кусок сердца вырезали.
      - Понимаю, - задумчиво сказал Ричиус. Он вспомнил Сабрину, свою первую жену, и неописуемый ужас, когда он увидел в ящике ее голову. Это мгновение испепелило его жизнь, навеки запечатлелось в его душе. Люди такого не забывают - если только у них есть сердце. - Прости мои грубые вопросы, добавил он после недолгого молчания. - Я не знал. Если бы знал...
      - Они были хорошие мальчики, - вспомнил Марус. - Они все служили вместе на "Огненной птице", поступили туда, как только возраст позволил. Пракна не хотел, чтобы оба сына служили на одном корабле. Оказалось, что он был прав. "Огненная птица" затонула в считанные минуты.
      - Как это было? - спросил Ричиус.
      - "Бесстрашный", - ответил Марус. - Ты знаешь этот корабль?
      - Боже, конечно! Это корабль Никабара. - Ричиус покачал головой. - У меня об этом типе самые неприятные воспоминания, позволь тебе признаться. Я видел его однажды в столице Нара.
      Марус широко раскрыл глаза:
      - Правда? Какой он?
      - Огромный, как дом, и жесткий, как камень. Я до смерти не забуду ни его лица, ни того, что он мне сказал.
      - Да? Что он тебе такое сказал?
      Ричиус подумал, что разговор пошел туда, куда не надо бы.
      - Марус, мне не следует тебе об этом рассказывать. Ты только сильнее озлобишься.
      - Скажи мне, - настаивал Марус. - Я хочу знать!
      - Хорошо. Это было почти два года тому назад, когда Нар все еще вел боевые действия против Лисса, пытаясь заставить острова сдаться. Военные лаборатории спроектировали для Никабара какие-то новые корабли. Ему не терпелось направить их против Лисса. Мне кажется, ему было стыдно, что он все еще не сумел вас покорить.
      - Чертовски верно! - ядовито отозвался Марус. - Он десять лет старался и никак не мог победить. Так что он сказал?
      - Он сказал, что в последний раз отправляется к Лиссу и что на этот раз вам не выстоять.
      - И?..
      - И что он собирается всех лисских детей скормить акулам в каналах. Он сказал, что вода каналов будет красной от крови. А еще он пообещал, что утопит ваших моряков как котят. Ему казалось, что это очень смешно.
      Наступило суровое молчание. Ричиус заставил себя посмотреть на Маруса. По тени, которая легла на его лицо, стало понятно, что он погрузился в воспоминания о прошлом. Одна и та же трудная дорога, дорога войны, легла перед лиссцами и Ричиусом. Империя сломала им жизнь, и в этой жизни осталось одно - всепоглощающая месть. Дьяна ошибалась, внезапно подумал Ричиус. Его место именно с этими людьми.
      - Адмирал Данар Никабар - чудовище, равных которому не найдется, проговорил наконец Марус. - Вот почему Пракна так изменился. И вот почему мы должны воевать с Наром.
      Ричиус невесело улыбнулся другу:
      - Вы очень сильный народ, раз смогли вынести то, что выпало на вашу долю. Для меня будет честью возглавить вашу армию. Обещаю сделать для вас все, что в моих силах.
      - Я в этом не сомневаюсь, парень, - отозвался Марус. - А теперь ешь. И отдыхай. Всего через несколько дней мы уже будем в Лиссе. Тебе нужно копить силы для работы, которая тебя там ждет.
      Они снова занялись едой, погрузившись в молчаливое раздумье. Медленно отхлебывая суп, Ричиус думал о Лиссе и его храбром народе, людях, у которых хватило отваги, чтобы восстать против Нара и провозгласить себя свободными. Он пообещал себе, что обязательно поможет этим людям. Он приложит все свои силы, чтобы создать из них армию, и когда-нибудь вернется в Фалиндар победителем и докажет Дьяне, что не зря доверился Пракне.
      Ранним утром, под легким снегопадом и усеянным серебристыми облаками небом, команда "Принца" увидела Сотню Островов Лисса. Это было долгожданным возвращением домой, и на палубе корабля царило необычное настроение. Люди влезали на мачты, забывая о работе, и молча смотрели на свои великолепные острова. Командующий флотом Пракна стоял на баке. Его длинная куртка развевалась на ветру, на лице застыла печальная улыбка. Слева от него стоял Марус, справа - Ричиус, перегнувшись через леер: ему не терпелось увидеть Лисе.
      Островов действительно было не меньше ста. Некоторые были крошечные, другие могли поспорить размером с Арамуром. Между островами виднелись извилистые каналы, забитые парусными и весельными судами. Вдали поднимались башни и спиральные строения из бронзы и камня и деревянные акведуки, построенные высоко над землей. Лисе под снегом был белым и безмятежным и в то же время просторным и встревоженным, и на берегах его разрушенные гавани смотрелись шрамами десятилетней войны. На каждое целое здание приходилось одно разбитое: без крыши или опасно накренившееся на треснувшем фундаменте. Из морской глубины торчал остов огромного корабля, его выщербленный киль почернел и растрескался, разбитые мачты выступали из воды, словно пальцы утопающего.
      Но Сотня Островов - это были не только потрепанные войной берега. Позади портов с их руинами на горизонте вставали города: огромные нетронутые арки и высокие каменные строения, прекрасные плоды трудов терпеливых мастеров. Лисе показался Ричиусу древней страной, старше Нара и самого человечества. Это зрелище красноречиво вещало об истории Лисса, и голос его слышен был через океаны, маня домой сынов родины.
      Командующий флотом Пракна сцепил пальцы и опустил голову в молчаливом благодарении. К нему присоединился Марус и остальные моряки. На "Принце Лисса" воцарилась тишина, которую нарушали только нескончаемый шум волн и ветра. Ричиус опустил глаза из почтения к молитве этих людей. Он не был верующим - вера покинула его после всего, что ему довелось увидеть, но он уважал этих людей и поэтому хранил молчание. Закончив медитацию, Пракна повернулся к Ричиусу и указал рукой на берег.
      - Лисе, - тихо проговорил он. - Мой дом. Теперь он стал и твоим домом, Ричиус. По крайней мере на время.
      - Он прекрасен, - откликнулся Ричиус. - Я не думал, что он так велик.
      - О, ты пока видишь только малую его часть! Мы еще слишком далеко. Подожди, друг мой. Подожди.
      Лисский флагманский корабль пожирал волны: казалось, ему не меньше его моряков хочется оказаться дома. Сигнальщики на палубе махали разноцветными флажками, призывая небольшую армаду одномачтовых суденышек, которые подплыли встречать корабль. Группки ребятишек собрались на берегу, приветствуя своих героев. С "Принца" им в ответ неслись радостные выкрики. Пракна скрестил руки на груди и позволил себе улыбнуться. Ричиус послушно смотрел на все, что показывал ему взволнованный Марус. Первый помощник был в приподнятом настроении и так и сыпал рассказами о Лиссе. Ближе к берегу огромный корабль сбавил скорость, и Ричиус смог рассмотреть живописные развалины на берегу и мертвый корабль, поднимавшийся из мутных глубин. На далеких башнях играли краски, о существовании которых он никогда не подозревал: радуга цвета, отражающегося от миллионов зеркальных стекол. Вдоль берегов тянулись величественные причалы с гигантскими кнехтами, и почему-то возле них не было ни одной шхуны. В вышине парили огромные морские птицы - гигантские чайки с невообразимым размахом крыльев и ярко-оранжевыми клювами. Позади островов из-за снежных облаков вставало утреннее солнце, заливая Лисе пламенем. Снежные хлопья поблескивали на лету, окутывая мир девственно-белым покрывалом.
      - Видишь кошачьи лодки? - спросил Марус. - Они будут нас сопровождать.
      - Кошачьи лодки? - переспросил Ричиус. Лодки он видел, но названия не понял.
      - Так они называются по оснастке. У такой лодки только одна мачта, вынесенная вперед. Они используются для плавания вокруг островов. Обычно они под парусами не ходят. В каналах проще на веслах.
      Флотилия лодочек окружила "Принца". Моряки в лодках махали своим товарищам на корабле, дудели в боцманские дудки и били в рынды. Лисе вырастал на глазах по мере приближения к причалу, явно построенному в расчете на такие корабли, как "Принц". Пракна начал отдавать приказы команде, готовясь к швартовке. Матросы принялись за работу, травя фалы и убирая паруса. Корабль входил в порт. Лодки не подходили к "Принцу" вплотную: они шли параллельным курсом в удалении от флагмана. На берегу возбужденно переговаривались встречающие женщины и дети. Их лица сияли. Мужчин в толпе почти не было. Ричиус прищурил глаза, чтобы рассмотреть собравшихся, и насчитал всего с десяток стариков.
      "Война, - с горечью подумал он. - Что тут будет дальше?"
      И какую армию можно будет создать из стариков? Он снова оглядел руины вокруг порта, разбитые верфи, обрушившиеся стены. И вспомнил, как Нар методично обстреливал эти берега в течение десяти лет, безуспешно пытаясь уничтожить этих людей. Он посмотрел на детей и миловидных женщин - по большей части худых и хрупкого сложения - и удивлялся, как им удалось столько вынести. Его собственный отец много лет тому назад передал Арамур Нару, опасаясь именно таких бедствий. И с тех пор Арамур процветал, не зная бедствий войны, но потерял свободу. Даже правители его были не из рода Вэнтранов. Ричиус решил, что Лисе, несмотря на разруху, избрал путь истинно отважных - сопротивление.
      "Принц" подошел к причалу медленно и красиво. Кошачьи лодки плыли рядом. Матросы на палубе приготовили швартовы. Пракна и Марус умело подвели корабль к берегу. Загремели якорные цепи, закрутились лебедки, и швартовка началась. Матросы спрыгнули с палубы на причал принимать концы. Медленно, дюйм за дюймом, "Принц" полз вперед, пока наконец его борт не соприкоснулся с причалом. Корабль резко остановился. Пракна с Марусом обменялись довольными улыбками.
      - Добро пожаловать в Лисе, Ричиус Вэнтран, - торжественно сказал командующий флотом. - Как ты понимаешь, эти люди пришли еще и затем, чтобы увидеть тебя.
      Матросы спустили сходни. Пракна вывел Маруса и Ричи-уса к ожидающей толпе. Ричиус ощутил под ногами непривычно твердую землю и чуть было не упал, но рука Маруса оказалась рядом и удержала его.
      - Привыкнешь, - прошептал первый помощник.
      Ричиус не разделял его уверенности. Спускаясь по сходням, он отчаянно цеплялся за Маруса. Внезапно его окружила толпа детей, их золотистые головки мелькали на уровне его пояса. Они смотрели на него с изумлением, хватая за полы куртки и ловя руки. Пракну с Марусом тоже окружили, но вид нарца буквально заворожил толпу. Женщины, вышедшие на берег, были слишком хорошо воспитаны, чтобы толпиться вокруг него, но и они смотрели на Ричиуса с интересом, смешанным со страхом. Маленькая девочка поймала его пальцы и крепко их сжала, пытаясь притянуть его к себе. Ричиус нагнулся, чтобы улыбнуться ей. Она была хорошенькая - и когда он на нее посмотрел, она отскочила и радостно засмеялась.
      - Привет! - сказал он.
      - Нарец! - уверенно провозгласила она. - Ты - Шакал.
      - Нет, - мягко поправил ее Ричиус. - Я - Ричиус. - Он указал на себя, подчеркивая свое имя. - Зови меня Ричиусом.
      - Шакал! - сказал еще один ребенок из толпы. - Нарский Шакал!
      Ричиус ощетинился.
      - Ладно, - проворчал он. - Пусть будет Шакал. Он погладил девочку по головке и отошел, качая головой. Марус со смехом догнал его.
      - Привыкай, Ричиус, - посоветовал он. - Именно под этим именем тебя здесь знают.
      - Да неужели? И кто в этом виноват?
      - Легенды, которые о тебе рассказывают, - ответил Марус. - Тебя не хотят обидеть. Так же как трийцы, которые называют тебя Кэлак.
      - Ну и это тоже не такое уж хорошее прозвище.
      Пракна повел их к другому судну - одной из лодок, которыми были заполнены вездесущие каналы. Эта лодка была зелено-золотая, с приковывающей взгляд двухголовой рыбой на носу. Борта лодки щетинились веслами, так что она напоминала сороконожку. На причале дожидалась пара матросов в роскошных мундирах. На груди их длинных курток был вышит тот же необычный символ. Пракна подошел к матросам, а те улыбнулись и поклонились ему.
      - Командующий флотом Пракна, - почтительно проговорил один из них. Добро пожаловать домой, сударь.
      - Я рад оказаться дома, - отозвался Пракна. Даже в своем поношенном мундире командор был великолепен. - Разрешите подняться на борт?
      Матрос шагнул в сторону.
      - С радостью, сударь.
      - Куда мы направляемся? - спросил Ричиус у Маруса.
      - Это люди самой королевы, - ответил Марус. - Они отвезут нас к ней во дворец, на остров Харан.
      - Королевы? - потрясение переспросил Ричиус. Он посмотрел на свою грязную одежду. - И я должен предстать перед королевой в таком виде?
      - Как и все мы. Оглянись вокруг, Ричиус. Поверь мне: королева не оскорбится твоим видом.
      Среди развалин порта это утверждение казалось убедительным, но Ричиус все равно постарался разгладить свою мятую куртку. Пракна был привычно немногословен и ни разу не упомянул о встрече с правительницей Лисса. Ричиус считал, что они немного отдохнут - и, возможно, начнут работать утром. Видимо, их задача гораздо более срочная, чем он думал. И поскольку он уже встречался с Аркусом Нарским, аудиенция у королевы Лисса его мало тревожила. Он последовал за Пракной и Марусом на борт королевского судна, стараясь не поскользнуться на заснеженных сходнях, а потом прощально помахал людям, толпившимся на причале. Они по-прежнему не сводили с него глаз. Ричиус подумал, что быть героем довольно приятно. Видели бы его сейчас Дьяна и Шани!
      Как только они поднялись на борт, гребцы заработали веслами, и лодка отчалила, устремляясь в широкий канал, прорезавший остров. На обоих берегах возвышались старинные строения Лисса, грозящие рухнуть на головы людей. Ричиус заметил следы ударов огнеметов - их ни с чем нельзя было спутать - и разрушения, нанесенные ракетами. Во многих зданиях зияли дыры, прожженные дальнобойными орудиями дредноутов. Землю устилали мусор и осколки, а сами улицы-каналы были засорены обломками. Пока Пракна и Марус разговаривали с королевскими матросами, Ричиус прошел на нос лодки, чтобы лучше видеть окрестности. Перед ним неспешно разворачивался весь Лисе. Вдали неслышными голосами звали ввинчивающиеся в небо башни, а падающий на каналы снег приглушал все звуки. Здания по берегам канала были заброшены, но сам канал был полон лодок, похожих на ту, где плыл Ричиус: эти лодки перевозили людей и грузы между строениями. Подростки - мальчики и девочки - трудились среди развалин, занятые тяжелыми восстановительными работами. При виде королевской лодки они позволяли себе сделать короткую передышку, чтобы устало помахать рукой.
      - Не все так страшно, - неожиданно сказал Марус. Он подошел к Ричиусу сзади и положил руку ему на плечо. - Мы еще отстроимся.
      - Здесь столько разрушений! - отозвался Ричиус. - Я никогда ничего подобного не видел. Вы очень мужественные люди, Марус, раз смогли вынести такое.
      - Эти острова спокон веков наши, и мы никогда их не отдадим. - Лисский моряк указал на широкую бухту, показавшуюся вдали. Ее окружали взорванные здания. - Видишь ту гавань? Там был "Бесстрашный". С него открыли огонь раньше, чем шхуны успели подойти и помешать ему. Его атаковали больше тысячи мужчин и женщин, на таких же лодках, как эта. Временами бой переходил в рукопашный. - Лицо Маруса помрачнело. - Адски кровавый. В тот день воды канала действительно стали красными от крови. Вот с того дня и остались все эти развалины. Когда "Бесстрашный" прекратил огонь, все здесь пылало. Понадобился год для того, чтобы отстроить хотя бы столько.
      - А как в глубине островов? - спросил Ричиус. - Разрушений не так много?
      - Нет, слава богу. Большинство каналов слишком узки для дредноутов. И существует целая система шлюзов и плотин. Никабар пытался высаживать десанты, но они не знали местности, и их неизменно уничтожали. У нас нет дорог, по которым можно было бы перевозить тяжелые грузы, так что привычная тактика Нара здесь не работала.
      - И они просто продолжали вас обстреливать, - вздохнул Ричиус. Поразительно.
      - В течение десяти лет, - откликнулся Марус. Он закрыл глаза, вспоминая те кровавые дни. - Но теперь это позади. Теперь для Нара пришла пора расплаты.
      - Расскажи мне про остров Харан, - попросил Ричиус. - Что значит это название - Харан? Это лисское слово?
      - Вроде как, - ответил Марус и указал на резное изображение на носу лодки - необычную двухголовую рыбу. - Это и есть харан.
      - Это? Так это рыба?
      - Не просто рыба, - возразил Марус. - Харан. Это слово означает "божественный" или что-то в этом роде. Лиссцы раньше верили, что хараны это боги. Это потому что они такие умные. Они все еще сохранились, но их очень мало. И все они живут в водах вокруг дворца королевы.
      - Выглядят они просто невероятно, - заметил Ричиус. - А они большие?
      - Бывают. Но обычно не больше человека.
      - Что? - изумленно проговорил Ричиус, отшатываясь от борта. - Такие большие?
      - Когда мы будем во дворце, ты их увидишь, Ричиус. Несколько харанов живут у королевы в водяном саду. Я не сомневаюсь, что она их тебе покажет, если ты попросишь.
      - Расскажи мне о королеве. Какая она? Марус расплылся в улыбке.
      - А это я предоставлю тебе самому вообразить, друг мой. Только поверь моим словам: королева Джелена - женщина совершенно необыкновенная. Я уверен, что она тебя поразит.
      Ричиус перевел взгляд на заснеженный горизонт.
      - Я в этом не сомневаюсь.
      Почти час лодка медленно плыла по каналу. Гребцы работали веслами ровно и слаженно. Водная нить немного сузилась. Местами она разветвлялась, соединяясь с такими же каналами, и повсюду вокруг поднимались странные здания Лисса. Над головой парили огромные мосты - древние сооружения из резного камня, заполненные народом, спешившим по своим делам. Руины остались позади - лодка плыла уже по самому сердцу Лисса, куда не мог добраться огонь нарских дредноутов. Разрушения сменились чудесными творениями архитектуры. Неспешное движение помогло Ричиусу расслабиться. Он поражался удивительным картинам. Легкий снег припорашивал ему волосы и ресницы, напоминая об Арамуре. Он снова вспомнил Дьяну и Шани и подумал, как бы им здесь понравилось. Когда-нибудь он привезет их сюда и покажет им все эти диковины. Когда везде наступит мир, появится время, чтобы наслаждаться такими радостями.
      Пракна и Марус остались на корме лодки с матросами, так что Ричиус стоял на носу один. Ричиус подумал, что так, быть может, они пытаются помочь ему привыкнуть к своему новому дому. Он был рад возможности побыть наедине с собой. Всего несколько дней назад перспектива создания лисской армии казалась ему далекой грезой, но теперь он находился в Лиссе. Ему по-прежнему не давало покоя то, о чем он говорил Пракне в Фалиндаре: он был далеко не уверен в том, что задача окажется ему по силам. Но, кажется, у людей, махавших ему с балконов и мостов, таких сомнений нет. Не ждет ли их разочарование?
      Спустя долгий час узкий канал вдруг распахнулся в огромное озеро кристально-зеленой воды. В дальней части озера находился остров, отделенный от всех остальных, и ни один мост к нему не вел. Остров окружали зелено-золотые лодки, на нем поднимались высокие холмы, усеянные деревьями. В центре острова стояло простое здание из белого известняка: замок с тремя башнями. Центральный шпиль был выше двух других. Замок окружала лента сверкающей воды. Ричиус встал и всмотрелся в остров. Замок был чудесный безупречный в своей простоте. В отличие от других строений Лисса, он казался вечным, не тронутым ни непогодами, ни войной, и сверкал под тонким покрывалом снега. Окружавшая его река играла под лучами солнца и кипела жизнью: на ней и над ней скользили стаи серых уток. За рекой, у центральной башни, находились ворота в виде водного каскада: гигантский водопад, появляющийся ниоткуда и падающий на скалы, питая реку. Под водопадом виднелся полумесяц арки, разделявшей каскад, словно занавес, приглашая пришельца войти. Арка была невероятно высокой, а омывавшая ее вода поднималась вверх, словно по волшебству.
      Ричиус потрясение смотрел на замок. Он видел Черный город, его знаменитый собор и мрачный Черный дворец. А последний год он провел в Фалиндаре - цитадели, чью красоту он считал несравненной. Однако замок королевы Джелены был не похож на все эти здания. Он казался вдохновенной грезой архитектора. Если бы у Бога был на земле дом, он должен был бы походить на этот замок.
      - Я покорен, - тихо проговорил Ричиус.
      Ему было все равно, кто услышит эти его слова. Замок разбудил в нем какое-то новое чувство - чувство, которое заставило его с новой силой затосковать о родине и укрепило его решимость сражаться против Нара. Услышав его слова, Пракна подошел к нему, разделяя его восторг.
      - Это остров Харан, - сказал командор. - Тут живет королева.
      - Он поистине великолепен, - откликнулся Ричиус. - Кажется, я ничего подобного в жизни не видел. Почему вода поднимается так высоко?
      - Подземные ключи. Создатели замка захотели их использовать и для того построили водяные ворота. - Адмирал вздохнул. - Всякий раз, когда я вижу этот замок, мне хочется плакать. Для лиссца этот остров - символ всего, за что мы сражаемся. Это сердце нашей родины.
      - Марус не пожелал рассказывать мне о королеве Джелене, - пожаловался Ричиус. - А вы расскажете? Пракна покачал головой.
      - А мне казалось, что Лиссом правил король. Что случилось?
      - Король Тири умер. Пусть королева сама тебе объяснит.
      - Зачем она хочет меня видеть? - допытывался Ричиус. - Вы не знаете?
      - Хватит, Вэнтран, прошу вас. Я не сомневаюсь, что у Джелены есть основания желать с вами встречи. Зачем строить догадки, когда вы и так все скоро узнаете? Я сейчас говорил с ее гвардейцами, которые нас сопровождают. Они отведут вас к ней. Одного. Я даже не буду присутствовать при вашей встрече.
      - Почему?
      - Потому что такова ее воля, - ответил командор. - А теперь хватит вопросов. Наслаждайтесь моментом. Утром все переменится. Мы примемся за работу, вы и я. Но сегодняшний день принадлежит вам. Эта минута - ваша. Сегодня вы герой, Ричиус Вэнтран.
      Его слова звучали настолько непререкаемо, что Ричиус не смог ничего больше сказать. Королевская лодка плавно приближалась к острову. Небольшое суденышко преодолевало расстояние до берега медленно, а когда оно наконец пристало к берегу, гвардейцы королевы Джелены, управлявшие лодкой, взяли на себя и ее швартовку. Ни Пракна, ни Марус не предложили им своей помощи. В соответствии со своим высоким положением они только смотрели, как другие работают. Когда лодка пришвартовалась, Пракна жестом предложил Ричиусу сойти на берег первым.
      Ричиус не совсем понимал, как ему следует поступать.
      - Вы вообще не станете сходить на берег?
      - Я увижусь с королевой позже, - ответил Пракна. - Сейчас у нее дела с Нарским Шакалом. Не беспокойтесь. Эти люди отведут вас к ней. - Пракна ободряюще подмигнул ему. - Идите, молодой человек. Она вас ждет.
      - Значит, увидимся позже, - сказал Ричиус своим друзьям и сошел с качающейся лодки на покрытый снегом причал.
      Впереди блестел королевский замок. Ричиус слышал шум удивительного водопада, ощущал на лице его брызги. Вокруг дворца стояли гвардейцы - в таких же мундирах, как и экипаж лодки. Двое вышли вперед и низко поклонились.
      - Король Вэнтран, - сказал один из них. - Моя повелительница, королева Джелена, просит, чтобы вы с ней повидались. Ей уже сообщили о вашем приезде, и она вас ждет. Не будете ли вы любезны пройти со мной?
      - Ведите, я следую за вами, - ответил Ричиус.
      До замка пришлось идти по довольно длинной аллее из гладкой. брусчатки, аккуратно закрепленной на золотистом растворе. Здесь детей не было, только молодые люди, охраняющие свою королеву. С виду ни одному из них нельзя было дать больше лет, чем самому Ричиусу. Такое обилие молодых лиц заставило его почувствовать себя чуть ли не стариком. Дойдя до водяных ворот, Ричиус замедлил шаг, чтобы подивиться на это чудо. Подняв голову, он посмотрел "а высокую арку, вслушиваясь в рев воды. Его проводники не пытались его торопить - они дали ему время разглядеть этот фантастический вход. Однако спустя минуту
      Ричиус уже насмотрелся на ворота и, перешагнув через порог, оказался в замке.
      Замок моментально окружил его почти беззвучным залом. Водопад у входа был всего в нескольких шагах позади - но толстые каменные стены поглотили его шум. Убранство помещения было под стать простоте наружной архитектуры. Стены украшали только прекрасные гобелены, свободно свисавшие изо ртов позолоченных харанов - таких же удивительных существ, как то, что было изображено на ростре лодки. Ричиус посмотрел на гобелены, отметив непривычные темы изображений: героические парусные корабли и древние богоподобные рыболюди, выходящие из моря. На некоторых гобеленах резвились русалки, а по другим шагали отвратительные нарцы в боевых доспехах, и в их черном оружии отражались их злобные лица. Вся кровавая история Лисса была в этих гобеленах. Они висели на белых стенах галереей печальных и удивительных портретов. Ричиус изумленно присвистнул - и этот звук эхом отразился от высокого свода.
      - Нам приказано провести вас в водяной сад, - сообщил гвардеец. Королева Джелена встретится с вами там.
      Водяной сад оказался сразу же за парадным залом с гобеленами, в конце сводчатого коридора, закончившегося двумя чугунными створками. Створки были широко распахнуты. Гвардейцы встали по сторонам двери и жестом пригласили Ричиуса пройти. Он вышел из замка и оказался на широкой поляне с падающей водой и пологими холмами, окруженной изогнутым рядом высоких белых колонн. Ручейки и ручьи текли по саду, штамбовые розы, погруженные в зимний сон, карабкались по колоннам. Снежинки опускались на головы статуй - молодых обнаженных женщин с безмятежными лицами или озорными улыбками. Слева виднелся склон холма со сланцевой лестницей, уводившей в заросли кустарника. Но самым удивительным был гигантский стеклянный павильон, поднимавшийся из озера, заполненный зеленой водой, переливающейся через края. Огромный павильон представлял собой центр сада, и Ричиуса настойчиво потянуло к нему. У него за спиной королевские гвардейцы закрыли чугунные двери, отрезав ему путь назад. Ричиус едва это заметил - он был заворожен павильоном и его необычным содержимым.
      Хараны.
      Чуть ли не полдюжины этих удивительных созданий смотрели на него сквозь стекло. Из глаза сияли разумом. Две головы, похожие на змеиные, извивались на цепких шеях, а чешуйчатое тело медленно плыло сквозь воду. Некоторые хараны были размером с форель, другие - не меньше акул. Подобно дворцу, который был для них домом, эти существа казались божественными и даже прекрасными. Ричиус прижал ладонь к стеклу и не стал ее убирать. Увидев его жест, один из харанов подплыл совсем близко и приложил один из ртов к его ладони, словно собираясь попробовать ее сквозь стекло. При этом вторая голова наблюдала за Ричиусом, открыв рот, из которого вверх поднялась струйка пузырьков. Потрясенный Ричиус приложил вторую руку к стеклу напротив второй головы, которая, как и ее близнец, сразу же принялась тыкаться в разделявшую их преграду. Остальные хараны подплыли, чтобы посмотреть поближе. Они энергично изгибали свои колючие хвосты, словно присутствие нового лица их развлекло. Ричиус восторженно рассмеялся. Казалось, странные существа почувствовали его радость: они принялись раскачивать головами, мерно выдувая мордами пузыри воздуха. На картинах эти существа могли бы показаться демонами, но Ричиусу они представились богоподобными, в полном соответствии с тем, что ему говорил Марус. Теперь его уже не удивляло, почему лиссцы поклоняются харанам. Видя, как они смеются с ним вместе и размахивают плавниками, он прекрасно понимал причину такого отношения.
      - Да, - прозвучал голос где-то у него над головой. - Они совершенно ни на что не похожи, не так ли?
      От неожиданности Ричиус отнял руки от стекла и отступил от бассейна. Все хараны посмотрели налево. Ричиус последовал их примеру и устремил взгляд к вершине холма. Там на ступеньках стояла женщина - скорее даже девушка. На ней было свободное платье, красное с аквамариновым, а золотые волосы падали до колен. На плечах у девушки была шелковая накидка, а длинный шлейф платья стелился сзади по земле. Глаза у нее были яркие, изумрудно-зеленые, а сверкающие зубы соперничали с алебастром. У нее были ярко накрашенные алые губы и чуть подрумяненные щеки. Серьги в виде золотых колец позванивали при каждом ее движении. Ноги у нее были обуты в мягкие туфельки, едва защищавшие от снега, но девушка словно не замечала холода. Волосы у нее намокли от растаявшего снега. Ричиус смотрел на нее, задрав голову.
      "Сабрина, - сказал он себе. - Она похожа на Сабрину!"
      - Вы - Нарский Шакал, - проговорила молодая женщина.
      Она начала спускаться по лестнице, почти не оставляя следов на снегу.
      - Я Ричиус Вэнтран, - отозвался Ричиус. - А кто вы? Она сначала спустилась с лестницы и только потом ответила ему:
      - Меня зовут Джелена, - мягко сказала она. - Я здесь королева.
      - Королева? О, не может быть! Вы так...
      - Молода? - догадалась женщина. Она подошла еще ближе и остановилась перед ним, одарив его милой улыбкой. - Да, я молода. Но я - королева, Ричиус Вэнтран. - Она взяла его за руку, а потом вдруг опустилась перед ним на колени, опустив взгляд и пачкая юбку о мокрую землю. - Я - ваша служанка, Ричиус Вэнтран. Лисе принадлежит вам.
      - Полноте! - взмолился Ричиус. - Встаньте, пожалуйста. Он попытался поднять королеву, но она не желала встать с колен.
      - Лисе принадлежит вам, - решительно повторила она. - Мы мало что можем вам предложить, но все, что вы видите, все, что пожелаете, - ваше. Это знак нашей благодарности за то, что вы приплыли к нам.
      - Миледи, встаньте, пожалуйста. Больше я у вас ничего не прошу.
      Она не встала, но хотя бы посмотрела на него.
      - Ричиус Вэнтран, Нарский Шакал, вы приплыли помочь нам. Вы должны знать, как мы вам благодарны. Не отвергайте то немногое, что мы можем вам предложить.
      Ричиус осторожно отнял у нее свою руку.
      - Королева Джелена, Пракна уже обеспечил меня всем, что мне могло понадобиться. Я нахожусь здесь отнюдь не из благородства. Вы наверняка об этом знаете.
      - Вы здесь, чтобы отомстить, - ответила девушка. - Я слышала про вас, Ричиус Вэнтран. Вы не так уж от нас отличаетесь. Вот почему вы согласились нам помогать.
      - Вы слышали сказки, миледи. И, как мне кажется, в избытке. - Ричиус наклонился, снова взял ее за руку и помог подняться. - Вы не должны мне кланяться. Вы - королева. А я этого не достоин.
      Она была такой же безупречной, как и ее дворец, и рука у нее была мягкая и гладкая, как ее лицо. Когда он поднял ее на ноги, она сделала грустную гримасу.
      - Я не уверен, что смогу сделать то, о чем меня попросил Пракна, добавил Ричиус. - Возможно, не все, что вы обо мне слышали, соответствует действительности. Но я попытаюсь. Я сделаю все, что в моих силах. Но вам следует знать, что я делаю это в своих интересах.
      Юная королева отвела взгляд. Ее глаза остановились на аквариуме.
      - А вам следует знать, что вас привезли сюда, преследуя наши интересы. Как я уже сказала, мы не слишком отличаемся друг от друга.
      Ричиус снова внимательно посмотрел на нее. Она чего-то ждала. Он снова задал себе вопрос - зачем она вызвала его во дворец? Очень осторожно он подошел ближе и притворился, будто наблюдает за чудесными рыбами. Он ждал, чтобы Джелена заговорила. И она это сделала - очень тихо, полным печали голосом.
      - Я хочу поблагодарить вас за то, что вы приплыли к нам, Ричиус Вэнтран. Я не могу ничего вам обещать, но снова повторю то, что уже сказала вам. Пока вы находитесь в моей стране, я охотно дам вам все, что вы только захотите. - Она отвела взгляд от стеклянного павильона и только теперь заметила, что он пристально на нее смотрит. Она улыбнулась. - В чем дело? Вы что-то увидели?
      - Простите, - ответил Ричиус. - Вы напомнили мне одну женщину, вот и все.
      - Которая много для вас значила? Ричиус кивнул:
      - О да. Скажите мне, королева Джелена, почему вы распорядились, чтобы меня сюда привезли? Я не хотел бы показаться невежливым, но, может быть, есть что-то, что мне следует знать?
      Джелена покраснела.
      - Неужели это так заметно? На самом деле ничего серьезного. Назовите это просто любопытством.
      - Я бы это так и назвал, если бы считал, что дело именно в этом. Ричиус подошел чуть ближе и снова осмелился прикоснуться к ее руке. - Так что же?
      Его прикосновение заставило Джелену задрожать. Она вдруг стала похожа на маленькую девочку.
      - Король Вэнтран, мне необходимо было вас увидеть. Я много месяцев ждала, чтобы узнать, какой вы. И я не могла больше ждать - ни одного дня. Здесь о вас говорят восторженно. Пракна говорит, что вы - великий вождь. Мои родители называли вас героем. Мне необходимо было увидеть вас своими глазами.
      - Я ничего не понимаю, - признался Ричиус. - Ваши родители? Кто они? Она мило засмеялась.
      - Вы же сами сказали, что я очень юная, правда? Как вы думаете, давно ли я называюсь королевой? До меня здесь правили мои мать и отец, король Вэнтран. Они были настоящими королем и королевой Лисса. - Робко протянув руку, она дотронулась до его щеки. - Когда умер ваш отец, вам было двадцать пять. Тогда вы стали королем Арамура. Мне семнадцать. Я едва могу назваться взрослой. И я растерянна и нуждаюсь в вашей помощи.
      Неожиданно Ричиус понял, почему взгляд юной королевы так печален. Такой же опустошенный взгляд он видел в зеркалах, когда взошел на трон Арамура. Он только-только перестал быть юношей и, миновав возмужание, был вынужден сразу стать королем. От этого потрясения у него кружилась голова. И несомненно, то же самое происходило с этой девушкой.
      - Королева Джелена, я глубоко вам сочувствую, - проговорил он. Поверьте мне. Вам сейчас очень больно.
      - И страшно, - сказала Джелена. - Король Вэнтран, мне необходимо знать, что я должна делать, а здесь, на Лиссе, никто не может мне этого сказать. Так же как здесь нет никого, кто мог бы возглавить армию. Пракна герой, но он не король. Народ ожидает от меня решений. А я - всего лишь ребенок. - Она поморщилась. - Как вы справедливо заметили.
      - Нет, - возразил Ричиус. - Мне не следовало бы этого говорить. Вы знаете, что говорят о вас Пракна и все остальные, королева Джелена? Она называют вас необыкновенной. Они говорят, что вы замечательная. И они правы. Всякий, кто способен в столь юном возрасте занять трон и просто остаться в живых, должен быть человеком необыкновенным.
      Щеки Джелены зарумянились.
      - Вы очень добры, король Вэнтран. Но мне нужны не только слова, пусть даже такие красивые. Мне нужно руководство. Создавая свою армию, превращая ее в силу, имеющую шанс на успех, сможете ли вы уделить внимание и мне? Я прошу об учителе, король Вэнтран. Вы не могли бы взять на себя еще и это?
      Это был такой неуместный, нелепый вопрос, что Ричиус невольно улыбнулся:
      - Королева Джелена...
      - Просто Джелена, - прервала его она. - Я не хочу, чтобы вы называли меня королевой.
      - А я не хочу, чтобы меня называли королем. Тем более что я теперь уже не король. Но, миледи, боюсь, что вы меня переоцениваете. Возможно, и Пракна тоже. Возможно, и весь Лисе. Я простой человек. И к тому же человек мстительный. Может быть, я обладаю кое-какими познаниями в области тактики, которых нет у Пракны. Я надеюсь, что это так. Но клянусь вам - если вы думаете, что я могу научить вас править страной, вы ошибаетесь. - На него навалилось тяжелое, душное горе. - Арамур больше мне не принадлежит, потому что я худший в мире король. Я потерял родину моего отца, потому что не умел править. - Он горько усмехнулся. - Вам нужен учитель? Вы избрали себе не того героя, миледи.
      Королева Джелена положила руку ему на плечо и развернула лицом к себе.
      - Я вызвала вас сюда, потому что мне необходимо было увидеть короля, в которого превратился мальчишка. Скажите мне, что в этой девчонке прячется королева.
      - Я в этом совершенно уверен, - ответил Ричиус. - Люди идут за вами, потому что видят королеву, которой вы уже стали. Они верны вам, а большего вам никогда и не понадобится. Все остальные решения должны исходить из вашей души. - Он указал пальцем на ее грудь. - Слушайте свое сердце, королева Джелена. А не меня.
      - А сердце говорит мне, чтобы я доверяла вам, - отозвалась Джелена. И это оно велело мне вызвать вас сюда. Пракна очень высоко о вас отзывается. Он говорит, что только вы можете создать армию для вторжения на Кроут. Он говорит, что вы - военный гений. Ричиус рассмеялся:
      - Да, мне такое тоже приходилось слышать. Удачная шутка. Миледи, мои успехи - это успехи людей, которыми я командовал. Так же как вашу силу составляют такие люди, как Пракна, Марус и их товарищи. Ваш отец должен был бы знать эту сторону королевской власти. Ему следовало бы научить вас этому перед смертью.
      Лицо Джелены застыло.
      - Возможно, вы правы. Но мои отец и мать не собирались умирать. Их убила не долгая болезнь. Их убили нарцы.
      - Нарцы? Извините за мой вопрос, но как такое могло случиться? Этот остров кажется таким безопасным!
      - Война с Наром была очень долгой, король Вэнтран.
      - Ричиус.
      Джелена улыбнулась:
      - Хорошо. Ричиус. Война длилась десять лет. И к ее концу для защиты Лисса нужны были все люди. Даже мои родители. Когда мой отец был моложе, он был капитаном шхуны, как Пракна. Он вывел корабль против нарской армады. Моя мать поплыла с ним. Как и все, кто служил в замке. Против Нара сражался весь Лисе, Ричиус. И почти все погибли. Как мои родители.
      - Боже правый! - простонал Ричиус. - Вот видите? Я же говорил вам, что я глупец, Джелена. Похоже, ваш отец был великим человеком. А ваша мать великой женщиной.
      - Они были великими, - подтвердила юная королева. - И теперь я за них отомщу.
      Они посмотрели друг на друга - и Ричиус снова увидел зеркальное отражение из далекого прошлого. Он увидел в этой девушке себя - итог всей ненависти, которую он когда-то испытывал.
      - Джелена, - осторожно проговорил он, - то, что вы говорите, - это неправильно. Оплакивать родителей - это хорошо. Но кровную месть вам следовало бы предоставить другим.
      - Почему? - спросила девушка с нескрываемым удивлением. - Долг королевы - защищать своих подданных. А мой дочерний долг - отомстить за родителей. По крайней мере так принято у нас в Лиссе.
      - Тогда вы правы, - сказал Ричиус. - Мы с вами мало чем друг от друга отличаемся. Но вам следует подумать о том, что я потерял, от чего отказался и что оставил позади. У меня в Люсел-Лоре остались жена и ребенок. Я оставил их, чтобы приехать сюда, и если я не вернусь, у них больше не будет меня. Они останутся совсем одни. - Он взял ее за подбородок, чтобы заставить себя выслушать. - Вот что с человеком делает месть, Джелена. Старайтесь от нее уберечься. Вы слишком молоды для подобной ненависти.
      - Мне семнадцать! - упрямо заявила она. - Я достаточно взрослая, чтобы отличать праведное от неправедного. Неправедное - это то, что Нар творил с Лиссом. Праведное - это то, что мы собираемся сделать теперь с ним.
      - Тогда не просите у меня советов, которым вы не намерены следовать, проворчал Ричиус.
      - Мне нужны ваши советы о том, как править, Ричиус, - взмолилась Джелена. Его гнев ее озадачил. - Я знаю, что вы можете мне помочь. Как вы поможете нашей армии.
      - Армии? Кого вы мне дадите, Джелена? Детей? Я плыл через океан не для того, чтобы вести на бойню горстку детишек. Если вы задумали это, то забудьте.
      - Вы получите лучших людей, кого может предложить Лисе, - ответила Джелена. Она схватила его за руку и трепетно ее пожала. - Я ведь сказала вам: вы можете требовать себе все, что только есть на Лиссе. Просите меня о чем угодно, и я позабочусь о том, чтобы вы это получили. Сыновья и дочери Лисса - в вашем распоряжении.
      - Дочери? О нет, Джелена. Никаких женщин. В армии под моим командованием женщин не будет! Юная королева возмутилась.
      - На Лиссе женщины сражаются! - заявила она. - Может, в Наре их и считают игрушками, но здесь это не так! Мы защищали нашу родину в течение десяти лет. А теперь мы будем за нее мстить.
      - Тогда делайте это без меня! Боже, вы просите от меня невозможного, девочка! Я не поведу женщин на заклание. У меня и так на совести столько, что не искупить всей жизнью. И этого мне не надо.
      Он повернулся к ней спиной и стал смотреть в аквариум. Сквозь стекло на него глядел харан, с любопытством качая головой. Ричиус почувствовал, как Джелена подошла к нему сзади, как ему на плечи легли ее руки. Он опустил глаза и увидел, как ее унизанные кольцами пальцы ласкают его.
      - Ричиус, - печально прошептала она, - без вас ничего не получится. Юноши и девушки - и, может быть, небольшое количество людей постарше - это все, что мы можем вам предложить. Но вы сможете превратить их в армию. Я знаю, что сможете.
      - А если не смогу?
      - Если вы этого не сделаете, то Лисе так и не будет отомщен. Окажется, что мои родители погибли бесцельно. А Нар будет существовать по-прежнему, отнимая все, что пожелает, у таких стран, как Арамур.
      Ричиус закрыл глаза.
      - Арамур...
      - Да. И Бьяджио останется на свободе. Он не будет наказан за свои преступления или за то, что он убил вашу первую жену.
      - Что?! - ахнул Ричиус, резко поворачиваясь к ней.
      - Да, мне известно о Сабрине. Это на нее я похожа, Ричиус? Я напоминаю вам о ней?
      Вопросы Джелены были безжалостно расчетливы. Она уже была лучшей правительницей, чем сама думала.
      - Да, - признался Ричиус. - Напоминаете.
      - Я этому рада. И когда вы на меня смотрите, вспоминайте о ней. Вспомните ее голову в ящике - а потом попробуйте сказать мне, что не станете во главе моей армии! Думаете, у вас получится?
      Ричиус ничего не ответил. Его молчание заставило королеву удовлетворенно кивнуть.
      - Вы это сделаете, - заявила Джелена. - Пракна был в этом уверен, и теперь я тоже в этом уверена. - Подойдя к Ричиусу, она положила голову ему на грудь и ласково его обняла. От этого поступка Ричиусу стало страшно неловко. - Спасибо вам, - прошептала она. - Спасибо вам, Шакал, за то, что вы нам помогаете.
      Ричиус поднял руку, секунду неуверенно подержал ее в воздухе, а потом осторожно погладил ее золотые волосы. Укорять юную королеву было слишком поздно. Она уже погибла. Мщение поглотило ее, как поглотило оно Пракну, Маруса и всех людей этого древнего народа. Ричиус понял, что ему никак не спасти Джелену от нее самой. И, сам не зная почему, он поцеловал ее в макушку.
      - Я сделаю для вас все, что смогу, - мягко сказал он. - Это я вам обещаю.
      Юная королева лежала у него на груди.
      - Я в этом уверена. Вы - герой, Пракна в вас не ошибся.
      24
      Возвращение домой
      Когда Пракна наконец добрался до своего родного поселка Чадцрис, снегопад почти прекратился, только падали отдельные хлопья. Было довольно поздно, и солнце уже садилось. На водных улицах и между домами легли тени. Небольшое суденышко Пракны скользило по каналу Баларо, неся его к дому. По привычке он стоял в джарле, не сев на банку. Гребец гнал джарл по каналу веслом. Банки - они для детей и старух. Мужчины в джарле всегда стоят. А канал Баларо, как всегда, был полон джарлов. Они были повсюду - стояли у причалов, качались на воде... Чалдрис был старинным районом Лисса, густонаселенным и часто посещаемым. Пракна здесь родился. Именно здесь он проводил свою жизнь, когда не находился в плавании, и всякий раз при виде поселка на его лице появлялась задумчивая улыбка.
      Как и весь Лисе, Чалдрис представлял собой тысячу крошечных островков, пронизанных каналами и скрепленных сетью мостов, переброшенных поверху. Стоя в джарле, надо было не зевать: часто мосты строились низко, и высоким мужчинам, таким как Пракна, постоянно приходилось нагибаться, чтобы не расшибить голову. Бывали и другие мосты - как и тот, к которому они в эту секунду приближались, - такие высокие, что налететь на них могла только птица. Подъезжая к своему дому, Пракна поднял голову. Мост, ведущий к его жилищу, был покрыт лишайником и вьющимися растениями. Все они сильно разрослись, и никто с этим не боролся. Когда-то Джлари любила заниматься садоводством, но теперь почти полностью его забросила. За мостом в облака садилось солнце. Пракне на лицо тихо опускались снежинки. На узких улочках и мостах знакомые ему люди занимались своими делами. Изредка кто-то из них махал возвращающемуся домой герою, однако Пракна почти их не слышал. Он машинально отвечал на их приветствия, в основном из чувства долга, однако взгляд его не отрывался от его дома, высившегося над поселком. Джлари уже должна была знать, и она его ждет. Пракна закусил губу. Он так долго с ней не виделся!
      - Слишком долго, - прошептал он.
      Гребец услышал его слова и озадаченно посмотрел на него:
      - Простите, сударь?
      - Нет, ничего, - ответил Пракна.
      Лодочник пожал плечами и снова принялся грести. Пракна тяжело вздохнул. В кармане его куртки лежали письма, которые он писал Джлари, пока патрулировал берега Нара. Он так и не отправил их: надеялся, что когда-нибудь вернется и сам их доставит. Когда Джлари их прочтет, она на несколько минут почувствует себя счастливой, и они будут радоваться его возвращению, а потом ее снова охватит горе. И тогда она снова погрузится в свое мрачное отчуждение. Когда-то Джлари была сильной женщиной. Гордой. Жизненные испытания взяли свое.
      По дороге домой он уже побывал в мавзолее. Огромная усыпальница, возведенная в честь всех, кто погиб во время войны с Наром, находилась недалеко от дома Пракны. Мавзолей стоял на отдельном острове, и когда шел снег - как это было сегодня, - там воцарялась удивительная тишина. Казалось, что даже самые маленькие дети ощущают святость этого места. Пракна купил два небольших цветка и положил их у гранитного обелиска рядом с остальными приношениями этого дня. Так лиссцы чтили память своих погибших. На Лиссе не погребали тел умерших. Земли было слишком мало, чтобы тратить ее на могилы. Когда человек умирал, его бросали в океан. Именно поэтому так важен был мавзолей. Он был единственным местом, где лиссцы могли горевать об ушедших. Некоторые призывали написать на стенах памятника имена всех погибших, но тогда размеры мавзолея стали бы чудовищными. Десять лет войны - это очень много, и слишком много погибших остались безымянными. Так что памятник представлял собой просто высокий гранитный прямоугольник, похожий на гигантское надгробие. На нем были вырезаны лисские молитвы, и его украшали цветы. В снегу памятник был странно красив. Пракна его почитал. Помимо тех вещиц, которые сохранила от сыновей его жена, мавзолей был единственным о них напоминанием.
      В руке у Пракны был еще один цветок - пышный красный георгин, купленный им для Джлари. Он стоил очень дорого, но командующий флотом получил скидку, так что у него в кармане осталось достаточно денег, чтобы заплатить гребцу. Пракна укрыл цветок от холода, спрятав под расстегнутую куртку. Он не сомневался, что его подарок обрадует Джлари. Когда лодка подошла к дому Пракны, гребец умело встал к причалу, почти не глядя. Вынув из воды длинное весло, покрытое илом, он улыбнулся Пракне.
      - Ну вот, сударь, - жизнерадостно проговорил он. - Добро пожаловать домой.
      - Спасибо, - ответил Пракна.
      Он сунул руку в карман за своими последними монетами, но гребец протестующе замахал рукой.
      - Нет, сударь! - решительно заявил он. - Никаких денег. Это было для меня честью.
      Пракна не стал спорить. Он расплатился с гребцом дружеским рукопожатием и вышел из лодки на причал своего дома - впервые за много месяцев. У моста он заметил, что в одном из окон горит свеча. Крошечный огонек служил маяком возвращающимся домой морякам. Во время войны так светился весь поселок. И в те жуткие дни, когда кто-нибудь из моряков не возвращался, погибал или просто пропадал без вести, свечу тушили, заменяя на черную звезду. Пракна осмотрел окна ближайших домов. Там мерцала целая галактика поблекших черных звезд.
      Джарл отошел от причала, оставив Пракну одного под легким снежком. Он услышал хор голосов, доносившихся из окрестных домов, ощутил знакомые запахи вкусных домашних блюд, и его мысли перенеслись далеко в прошлое, когда эти голоса принадлежали его близким, а ароматы прилетали из кухни Джлари. Ощутив острую печаль, он вытащил из-под куртки георгин. Цветок был великолепен - самый большой из всех, какие были у торговца. И все равно это был жалкий дар для женщины, которая потеряла двух сыновей. Пракна очень любил Джлари. Ему было больно думать, как мало он может сделать, чтобы облегчить ее горе. Но он был всего лишь мужчиной и часто и подолгу отсутствовал, оставляя ее одну в пустом холодном доме.
      Узкая лестница из тесаного камня зигзагами поднималась к его жилищу. Пракна посмотрел на нее, и ему вдруг стало страшно. Когда он в последний раз видел жену, она была бледной, как этот снег.
      - Пора быть мужчиной, - сказал он себе.
      Он уткнулся носом в цветок, вдохнул его аромат, чтобы придать себе сил, и быстро взбежал вверх по лестнице. Решив выглядеть счастливым, он изобразил на лице улыбку. Вообще командующему флотом всегда устраивали бурную встречу, но сегодня друзья понимали, что лучше его не тревожить. Оказавшись у моста, ведущего в дом, Пракна заметил, что дверь на другом его конце слегка приоткрыта. На середине моста он замешкался. Дверь открылась шире. Пракна собрался с духом.
      - Джлари! - тихо позвал он. - Выходи, любимая. Это я.
      До него донесся дрожащий вздох - и только потом дверь открылась настежь. На пороге стояла Джлари. Ее влажные глаза были широко открыты, щеки разрумянились. В волосы она вплела бронзовый шнур, оттягивавший назад золотые локоны, тело было затянуто в красивое кружевное платье, развевавшееся на ветру. Опустив руку с цветком, Пракна застыл на месте: он не в силах был пошевелиться. Когда Джлари наклонила голову и улыбнулась ему, ему показалось, что снова вышло солнце и сожгло весь туман.
      - Пракна! - пролепетала она, прижимая руку к губам. Плечи ее дрожали. - Ах, Пракна!
      Пракна молниеносно преодолел мост и заключил жену в крепкие объятия. Она разразилась отрывистыми рыданиями и приникла к нему - хрупкая, невесомая. Он зарылся носом в ее волосы, и это было дивно. Он ощутил тепло ее груди. Командующий флотом Пракна закрыл глаза и стал гладить волосы Джлари, благодаря Бога за то, что он снова дома.
      - Я по тебе скучала, - прошептала она. - Мне было так страшно!
      - Я снова дома, - ответил он. - Я ведь обещал тебе, что вернусь. - Он чуть отстранился и вручил ей свой подарок. - Это тебе.
      При виде подарка Джлари зарумянилась, как ребенок. Ей было уже за сорок, но когда она улыбалась, то казалась вдвое моложе. Она приняла цветок и покрутила его между пальцами. На мосту дул холодный ветер, но она словно его не замечала, так она была поглощена своим георгином.
      - Какой красивый! - проговорила она прерывающимся голосом. Необыкновенно красивый. - Ее рука нежно скользнула по его щеке. - Как ты, Пракна.
      Пракна поймал ее руку и поцеловал ее, надолго прижав к губам. Джлари разразилась рыдающим смехом.
      - Пракна...
      - В доме, Джлари, - с улыбкой проговорил он. Он добродушно махнул на соседские окна. - Там чужие глаза. Джлари тихо засмеялась и кивнула:
      - Да, ты прав.
      Любопытные взгляды принадлежали друзьям и соседям, но им обоим не хотелось, чтобы их первые минуты былииспорчены. Гордо держа в руке свой необычайный цветок, Джлари повела мужа в дом - дом, который он не видел ужемного месяцев. Пракна охотно шел с нею. Он грезил обэтой встрече, томился по ней и по прикосновению жены. Ихотя она все еще казалась ему призраком, она была настоящей, живой и теплой - и глубоко желанной. Сегодня, еслиему не изменит моряцкая удача, он возьмет ее к себе в постель и будет ее любить.
      Прошли часы. Пракна наслаждался своим возвращением, а Джлари хлопотала по дому, заботясь о его удобстве. Она вела себя безупречно - была разговорчивой, как в те дни до их страшной трагедии. Пракна подумал, не стало ли его отсутствие стимулом к ее возвращению к жизни: возможно, она смогла оценить то, что у нее еще осталось. Они долго сидели за прекрасным ужином, пили хорошее вино, которое она купила к такому случаю, и взяли из окна свечу, поставив ее на стол. Георгин, который Пракна принес жене, все время оставался рядом с нею, и во время разговора Джлари постоянно дотрагивалась до цветка и любовалась им.
      Она внимательно слушала Пракну - а тому было что ей рассказать. И Джлари завороженно внимала рассказам мужа, глядя, как он вытирает тарелку корочкой хлеба и наслаждается вином, как должен проголодавшийся мужчина. Пракна ел, пока у него ремень не заскрипел. Джлари убирала со стола, а он продолжал с ней разговаривать, рассказывая о нарцах и их планах относительно будущего империи, и о Ричиусе Вэнтране и его всепоглощающей жажде мести. И, рассказывая все это, Пракна пристально наблюдал за женой, чутко ловя признаки грусти. К его глубочайшему облегчению, Джлари ни разу не разрыдалась. У нее немного повлажнели глаза, когда он отдал ей свои письма, но то были хорошие слезы. Пракна ласково утер их. Некоторое время Джлари сидела и читала его письма. Свеча полностью догорела, и Пракне пришлось достать новую и поставить в подсвечник, чтобы не прерывать чтения. Он смущенно засмеялся, когда она прочитала вслух самые личные места. Но он слегка опьянел и устал, и хотя желудок его был полон, он испытывал другой неутоленный голод. Он смотрел на нее при свете свечи - и желал ее.
      Когда они наконец отправились спать, было уже очень поздно. Пракна намеренно избегал спальни, но когда Джлари привела его туда, он увидел, что жена приготовила для них эту комнату. Постель была застелена лучшим покрывалом с кружевными подзорами. Белье и воздух приятно пахли. Жалюзи были широко открыты, впуская в спальню лунный свет. При виде спальни Пракна содрогнулся. После смерти сыновей они были близки всего один раз - и тот отвратительный эпизод больше походил на изнасилование. Джлари больше не могла выносить супружеской близости. Но казалось, что вид спальни возвещает о произошедших в ее душе переменах, и Пракна с трудом справился со вспыхнувшей в нем страстью. Он напомнил себе, что она по-прежнему очень хрупкая. А брак - это не только постель.
      - Пракна, - тихо проговорила она, заводя его в комнату. - Добро пожаловать домой.
      Пракна ничего не ответил. Ему не хотелось говорить, не хотелось слышать ничего, кроме ее дыхания. Снегопад за окном прекратился. Поселок был залит лиловым светом луны, вода каналов романтично мерцала. Джлари сняла туфельки, а потом прошла босиком и закрыла дверь. Пракна медленно подошел к кровати. Он сел на матрас и стал смотреть на жену. Она остановилась перед ним, платье эффектно подчеркивало ее женственные формы. Гладкие плечи и белая кожа делали ее похожей на ангела, чистого и хрупкого, слишком невинного для этого жестокого мира. Пракна прищурил глаза, жадно любуясь ею. Он мысленно подсчитал месяцы с тех пор, как имел женщину, - и обнаружил зияющий провал.
      - Любимая, - прошептал он. - Ты так прекрасна!
      Этот комплимент вызвал у Джлари улыбку. Однако она не осмеливалась заговорить, нарушить гармоничную тишину. В ее взгляде мелькнула лихорадочная тревога, но тут же исчезла. Он поднял руку и освободил ее волосы от шнура, так что они рассыпались по ее плечам. Джлари медленно подошла к мужу. Пракна затаил дыхание. Их взгляды встретились - и тут его жажда вышла из-под контроля. Он прижался лицом к ее животу, ощутив сквозь шелк платья жар ее тела. Он прижался к ней губами и попытался притянуть к себе. Джлари судорожно вздохнула, бессильно запрокинув голову.
      Он увлекал ее с собой, пока она не оказалась у кровати на коленях. Неловкими пальцами он стянул с ее плеча бретельку. Когда он прижался губами к ее шее, она задрожала. Джлари казалась ему пирожным, сладким и манящим, и вкус ее кожи пьянил его, обжигал огнем. Раздвинув губы, он поцеловал ее затылок. Он обхватил пальцами ее голову, прижимая к своей груди. Тело Джлари сотрясала дрожь. Пракна не обращал на это внимания. Теперь уже обе его руки легли ей на плечи, спуская с них платье, обнажая ее тело. Он открыл глаза и увидел, как ее обнаженная спина отражает лунный свет.
      "Не спеши. Медленнее".
      Джлари была уже почти полностью обнажена. Ладонями Пракна ощутил ее страх. Она снова стала ребенком, испуганной девственницей. Он попытался остановиться - и не смог. И когда его рука скользнула ей на грудь, он услышал ужасающий вскрик. Джлари окаменела. Пракна остановил свои непокорные руки, затаил дыхание. И его оглушил ее шепот - она едва слышно молилась:
      - О, Боже, помоги мне! Пожалуйста...
      Пракна прижал жену к себе.
      Она долго, долго плакала, словно его не было рядом, словно она находилась в церкви и преклоняла колени перед Богом. Пракна не смел смотреть на нее. Ему не было нужды видеть ее лицо. Влага ее слез расплывалась пятном по его рубашке. Он слышал только дрожащий голос Джлари, в котором потонуло все его наслаждение. Охватившая его страсть мгновенно угасла, и он испытывал только жалость к этой женщине, стоящей на коленях. На дальней стене спальни висело большое зеркало. Он видел отраженное в нем нагое тело - и собственное лицо, на котором было написано горькое изумление. Он был похож на старика. Джлари содрогнулась. Пракна наклонился, подхватил жену на руки, без усилий подняв легкое как перышко тело, и бережно положил ее на кровать. Джлари старалась не встречаться с ним взглядом.
      - Прости! - тихо прошептала она. Она скрестила руки перед собой, пряча грудь. - Пракна, прости меня...
      - Тише, - прошептал Пракна. Он осторожно ухватил край простыни и укрыл ее. Не решаясь к ней прикоснуться, он нерешительно мялся у кровати. Отдыхай, Джлари. Просто отдыхай. Я дома.
      Джлари поспешно кивнула:
      - Да, дома. Ты со мной. Ты останешься со мной. - Она упорно не открывала глаз. Натянув простыню, она спрятала под ней свое полное стыда лицо, закрыла накрашенные губы. - Не оставляй меня.
      - Конечно, - легко пообещал Пракна, - Я посижу с тобой. Мы просто посидим рядом, правда?
      - Не оставляй меня! Ни сейчас, ни потом. Никогда.
      - Никогда - это очень долго, любимая.
      - Теперь здесь Шакал. Он займется Наром вместо тебя. Мы сможем быть вместе. Наконец.
      Пракна отвернулся. Он не хотел, чтобы Джлари увидела его лицо. Все закончилось слишком быстро - ее веселое настроение, интимная трапеза, ароматы... Слишком скоро он снова увидел ту жену, которую оставил, уезжая из дома. Он восхищался ею и ее мужественной попыткой перемениться - но в то же время мысленно проклинал ее и ее раненое сердце. Это уже было не горе. Это больше походило на безумие - и Пракна понял, что его жена никогда не станет той женщиной, на которой он когда-то женился.
      - Не надо ни о чем говорить, любимая, - сказал он. - у нас обоих был трудный день. Просто засыпай. Я посижу с тобой. Если хочешь, поговорим утром. Я поведу тебя погулять.
      Джлари открыла глаза и в мгновенном просветлении улыбнулась ему.
      - Мне очень жаль, - призналась она. - Честно. Я не та женщина, какая тебе нужна.
      - Ты всегда была именно той женщиной, которая мне нужна, - ответил Пракна. - Именно поэтому я всегда к тебе возвращаюсь. Ты притягиваешь меня через полмира, Джлари.
      Его жена тихо рассмеялась:
      - Ты и правда всегда возвращаешься! Иногда я не могу понять почему.
      - И не пытайся понять, - ласково проговорил он, осмеливаясь взять ее за руку. - Я всегда буду к тебе возвращаться.
      - Тебе больше не нужно уезжать. Шакал может поработать за тебя. - Она говорила горячо, умоляюще. - Пусть теперь воюет молодежь, муж мой. Давай просто побудем вместе. Неужели это так уж невозможно?
      Пракна онемел.
      - Джлари...
      - У Шакала хватит ненависти за всех нас, - напомнила ему она. - Ты сам мне это говорил. Ты ему не нужен, Пракна. А мне нужен.
      - Я нужен памяти моих сыновей, - заявил Пракна. - Я не могу допустить, чтобы за них отомстил посторонний человек. Это мой долг. И моя честь.
      Джлари кивнула. Это был неоспоримый довод, и она это поняла.
      - Я люблю тебя, - просто сказала она. - Кроме тебя, у меня нет ничего.
      Пракна поморщился. Это относилось к ним обоим. Джлари поистине была его лучшей половиной. Вторая половина окаменела и умерла, и ею двигала только жажда мщения. Но ему не хотелось расставаться с этой половиной - не совсем хотелось. Он желал вернуться в Лисе с головами нарцев у пояса и провести остаток своих дней рядом с Джлари в уверенности, что он сделал все, на что был способен. На Лиссе его называли героем, но он считал, что это еще надо доказать. Его сыновья требовали от него поступков.
      - Закрой глаза, - попросил он жену. - Мы увидимся утром.
      - Ты останешься со мной? - спросила Джлари.
      - Если хочешь.
      Джлари кивнула и закрыла глаза. Пракна сел на край постели рядом с ней, глядя на нее при свете луны. Поначалу ее дыхание было учащенным, но вскоре успокоилось и замедлилось. Напряженное лицо расслабилось и снова стало прекрасным. За несколько коротких минут она заснула, уйдя в какую-то неспокойную страну снов. Пракна осторожно поднялся с кровати. Джлари тревожно пошевелилась, но не проснулась. Он тихо прошел к двери и открыл ее. На столе в гостиной лежал георгин, который он привез ей. Он взял цветок и мгновение полюбовался им, а потом неслышно вернулся в спальню. Джлари во сне отвернулась от него. Он посмотрел на нее, а потом положил рядом с ней на подушку свой ароматный подарок. При этом в его голове зазвучала знакомая песнь из мавзолея. Это была мрачная песнь - молитва, которую произносили всякий раз, когда клали у памятника дары. Почему-то она показалась ему уместной и сейчас, когда он смотрел на жену.
      - Цветы мертвецам, - прошептал он, а потом повернулся и ушел из спальни.
      25
      "Устрашающий"
      Шани Вэнтран оказалась такой же независимой особой, как ее мать и отец. Она не ела, когда Симон приносил ей пищу, не засыпала, когда темнело. Постоянная качка не вызывала у нее морской болезни, но ее рвало всякий раз, как Симон пытался ее накормить. Она унаследовала не только глаза Ричиуса, но и его умение злиться. В глазах Симона эта годовалая девочка была настоящим исчадием ада, и справиться с ней он не мог.
      После отплытия из Фалиндара Шани делила с Симоном его тесную каюту, и отношения между ними сложились далеко не теплые. Симон изо всех сил старался, чтобы девочке было хорошо, но она тосковала по дому и была потрясена разлукой с родителями. Нарский корабль пугал ее и вызывал капризы. Она ела очень мало - бросала почти всю еду на пол, а пила ровно столько, сколько было необходимо, чтобы ее тельце не сморщилось. Цвет кожи у нее оставался здоровым, но она легко раздражалась. Симон чувствовал ее неприязнь. Обладая свойственным детям даром читать чужие мысли, Шани словно знала его преступления и винила его во всем.
      Сам Симон был не менее раздражителен. Чувство вины, которое он надеялся оставить в Люсел-Лоре, последовало за ним в плавание. Порой оно будило его ночами, а аппетит он утратил полностью. Он ел даже меньше, чем Шани, и почти все плавание сидел над ведром или перевешивался через борт. Сильное волнение на море превратило его ноги в вату и принесло понос. Спустя две недели плавания он уже не грезил о женщинах или свежих продуктах. Теперь его сны стали кошмарами, населенными морскими чудовищами. Золотое лицо Бьяджио появлялось в его снах и дразнило его. Ему виделись берега, превращавшиеся в зыбучие пески, и ураганы, утаскивавшие "Устрашающего" под воду. Теперь он часто просыпался в поту, провонявшем морем.
      Три дня назад корабль миновал Лисе, далеко обогнув Сотню Островов, чтобы не столкнуться со шхунами, и сейчас плыл в глубоких и опасных водах далеко от берегов, направляясь к мысу Казархун. Еще неделя или чуть больше - и они прибудут на Кроут. Бьяджио получит желанную добычу. А Симон получит Эрис. Однако эта мысль мало его утешала. Во время долгого плавания он часто думал об Эрис, но это были обрывочные воспоминания, запятнанные тем мерзким делом, которое он выполнял.
      В этот вечер, как и каждый день, Симон сидел у себя в каюте и готовил для Шани миску с едой. Из иллюминатора падала узкая полоска света, меркнущая с закатом. В каюте было темно и тесно, освещалась она одной-единственной свечой, установленной в плошке. Шани сидела на полу и стучала игрушкой, которую он ей принес, - странным резным украшением, которое он отломил на палубе, когда рядом никого не оказалось. Фигура изображала русалку и когда-то украшала бак. Теперь у нее появилось другое назначение: она помогала занять маленькую девочку, которая то жевала русалочий хвост, то катала фигурку по полу, пытаясь хоть как-то развлечься. Глядя, как Шани колотит по полу игрушкой, Симон готовил для нее кашу из хлеба с изюмом, подслащенную сахаром. Сахар был единственным, что она соглашалась есть, однако плавание подходило к концу и все продукты заканчивались, так что на этот раз он насыпал в кашу всего щепотку, надеясь, что Шани этого не заметит. Опустив палец в миску, он попробовал кашу и поморщился от отвращения. Будь Тани хоть немного старше, он бы стал давать ей более твердую пишу. Но у нее были зубки младенца, которые не справились бы с морскими сухарями и вяленым мясом. Все, что она ела, приходилось размачивать в пресной воде - все, кроме молока, - но и от этой еды она отворачивалась.
      - Ты балованная девчонка, - сказал он ей с улыбкой. Она посмотрела на него и нахмурилась. - Да, - засмеялся он. - И ты это знаешь, правда?
      Лицо у нее было прекрасное, как у матери, тонкие светло-каштановые волосы падали на глаза. Сияющая улыбка, которая появлялась так редко, делала ее настоящим ангелочком. Неудивительно, что она была для родителей светом их очей. Симон снова перевел взгляд на миску с кашей, которую он рассеянно перемешивал. Если повезет, она сегодня немного поест и позволит ночью отдохнуть. Сам он вечернюю трапезу пропустит. Это почти не имеет значения - все съеденное достаточно быстро будет извергнуто его организмом. Он снова похудел, потеряв весь вес, набранный в Фалиндаре. Он тосковал по вкусной трийской кухне и изобилию цитадели. Он тосковал по свежим фруктам и ключевой воде и по комнате, у которой пол не раскачивается.
      - Вот что я тебе скажу, Шани, - проговорил Симон, продолжая размешивать кашу. - Не буди меня этой ночью плачем, и я раздобуду тебе новую игрушку. Сдается мне, что у Н'Дека на корабле найдется еще одна русалка. Что скажешь?
      Шани повернула к нему бесстрастное личико.
      - M-м, как аппетитно выглядит, а? - попробовал он снова. Подняв ложку, он медленно вылил из нее густую ленту месива. - Как Симону это нравится! Вкусная штука!
      Ребенок опять ответил неприязненным молчанием. Симон принес ей миску и уселся рядом на холодном полу. Устроившись удобнее, он сделал вид, будто пробует хлебную кашу.
      - О, как вкусно! - с энтузиазмом объявил он. - Хочешь немного?
      Как обычно, Шани принюхалась к ложке и состроила недовольную гримасу. Подняв руку, она оттолкнула ложку, так что часть месива пролилась Симону на штаны. Симон поморщился и покачал головой. Малышка испытывала его терпение. Как, к черту, Дьяна могла с ней справляться?
      - Это все, что у нас есть, девочка, - сказал он ей. - Если не будешь есть, тебе придется оставаться голодной.
      Шани смотрела на него без всякого выражения.
      - Тебя это не тревожит? Ладно, но не смей плакать, когда у тебя подведет живот. До Кроута еще не близко, так что нам обоим придется ждать много дней, прежде чем мы получим какую-нибудь приличную еду.
      Эти слова вызвали у Симона еще большее уныние. Пройдет еще много дней, прежде чем они увидят твердую землю и съедобную еду! Н'Дек и его люди настоящие прорвы и могут наворачивать все, что только попадет им в руки, а вот Симон слишком долго жил на Кроуте. Он привык к поварам Бьяджио и изобильным запасам. Сдаваясь, он бросил ложку в миску и оттолкнул кашу подальше, пристально глядя на Шани. Она уже снова занялась русалкой, не обращая на него внимания. Поначалу она цеплялась за него, рассчитывая на его защиту, но быстро поняла, что на корабле ее никто не обидит, и перестала бояться, что потеряет своего единственного друга.
      - Мне это совсем не нравится, знаешь ли, - прошептал он. - Будь у меня выбор, я бы этого не стал делать.
      Она его не слышала. В порыве странного гнева Симон отнял у нее игрушку. Это заставило девочку разразиться криками. Она потянулась за русалкой, которую Симон держал так, что Шани не могла до нее дотянуться.
      - Нет, изволь меня выслушать! - твердо потребовал он. - Слушай меня, иначе я ее тебе не отдам. Я ведь к тебе обращаюсь, черт подери!
      Ответом стали еще более громкие крики. Симон покачал головой, дразня девчушку, тряся игрушкой перед ее глазами.
      - Веди себя хорошо, иначе я ее тебе не отдам.
      Шани прекратила попытки схватить русалку, хмуро посмотрела на Симона, а потом повернулась к нему спиной. Симон невольно рассмеялся.
      - Ладно, - проговорил он сквозь смех. - Я сдаюсь. Держи!
      Он пододвинул деревянную русалку к Шани. Та жадно схватила игрушку и в ответ на этот жест доброй воли посмотрела на Симона.
      - О, так теперь ты согласна меня выслушать, да? Вот и прекрасно. Большое тебе спасибо.
      Он сцепил руки на коленях и откинулся назад, стараясь устроиться удобнее. Шани с любопытством наблюдала за ним, словно рассчитывая услышать сказку на ночь.
      - Послушай, девочка, я просто хочу, чтобы ты мне поверила. Признаю - я плохой человек. Но я бы не делал этого, если бы у меня был выбор. У меня его нет. Если я не привезу тебя к Бьяджио, он убьет мою женщину, а я этого допустить не могу. Ты можешь понять, что я тебе говорю? Так уж устроена жизнь. Я не знаю тебя, и мне до тебя нет дела, а вот Эрис мне дорога, так что ты в проигрыше. Так?
      Шани продолжала смотреть на него.
      - Твоему отцу тоже пришлось сделать нелегкий выбор, знаешь ли. Как и мне. Он мог остаться с тобой и твоей матерью, но его грызло нечто такое, о чем он не мог забыть. Со мной все точнo так же. Я люблю Эрис. И если с ней что-нибудь случится, я...
      Симон заставил себя замолчать. Он вспомнил о Дьяне и о том, какую потерю он заставил ее пережить.
      - Ну, это не важно, - тихо проговорил он.
      Положив руку Шани на голову, он с наслаждением провел пальцами по ее шелковистым волосам. Как это изредка случалось, Шани подалась к нему, желая получить лишнюю ласку. Симон печально ей улыбнулся.
      - Какой я мерзавец! - прошептал он.
      Теперь он стал не лучше Бьяджио. Или Бовейдина. Даже Помрачающий Рассудок с его ножами и мерзкими мыслями стал ему братом. Кто они все, как не порочные себялюбцы? А разве он сам не их тень? На Кроуте, в юности, он был идеалистом. Он был очень молод и считал, что может изменить мир по своей воле. Но он ошибался.
      - Я надеюсь, что ты все это вынесешь, - сказал Симон. - Если ты все это переживешь - хотя это вряд ли, - то мне хочется верить, что ты вернешься к родителям и будешь долго и счастливо жить в Люсел-Лоре. Держись от Нара подальше, малышка. Он тебя сожрет.
      Уронив на пол деревянную русалку, Шани поползла к нему. В каюте было страшно холодно - слишком холодно для маленького ребенка, и Симон обхватил девочку руками и тесно прижал к себе, нежно шепча ей на ухо что-то бессмысленное. Она прислонилась к нему головой, впитывая в себя тепло его тела, и дыхание ее замедлилось.
      - Ты помнишь мое обещание? - спросил он у ребенка. - Если я смогу тебе помочь, то непременно это сделаю. Я сделаю для тебя все, что смогу.
      Вот только этого будет слишком мало. Симон закрыл глаза, испытывая к себе глубокое отвращение. Его обещание было лживым. Он погубил все надежды Шани в тот момент, когда он ее выкрал из дома. Когда они попадут на Кроут, девочке спасения не будет.
      Держа ребенка на руках, Симон откинулся назад. Заправленный за пояс кинжал прищемил ему тело. Он всегда держал кинжал при себе, и легкая боль напомнила о нем. Возможно, для обоих было бы лучше, если бы он просто перерезал горло себе и ей. Солнце утонуло в море. Слабый свет, пробиваясь сквозь стекло иллюминатора, заполнил каюту сумрачными тенями. Сунув руку за пояс, Симон извлек начищенный кинжал, постаравшись, чтобы девочка его не увидела. Вид лезвия заставил его задуматься. Самоубийство - удел идеалистов. Для него необходимо быть честным перед самим собой.
      Симону это было несвойственно.
      Капитан Н'Дек сидел за столом напротив Симона и разглядывал карты с нарочитой пристальностью. Лицо у него было серьезным, и это выражение Симон уже хорошо знал: капитан всегда так выглядел, когда пытался скрыть, что ему пришли удачные карты. Симон отвернулся, притворяясь равнодушным. Н'Дек был отвратительным игроком, но считал себя игроком хорошим. Симон тоже был не слишком хорошим игроком, но его талант различать язык тела давал ему заметное преимущество перед самодовольным капитаном. Он позволил Н'Деку выиграть несколько партий, чтобы тот почувствовал себя увереннее. Свет единственной свечи освещал их склонившиеся над картами лица и придавал им неестественную мертвенность. Маленькая Шани спала на койке Симона, не слыша игры, которая тихо шла рядом.
      Как Симон и предвидел, Н'Дек с готовностью откликнулся на его предложение поиграть в карты. Симон помнил, что карты были одним из любимых развлечений капитана. А высокий пост командира корабля на Черном флоте исключал близкие контакты с членами экипажа, так что утолять свою страсть к игре Н'Деку не удавалось. Симон потянулся за кружкой выдохшегося эля. Он сделал глоток - небольшой, чтобы не вызвать рвоты, - и посмотрел поверх кружки на Н'Дека. После трех кружек тот осоловел. Глаза у него слипались, а обычно крепко стиснутые губы расслабились. Симон сделал еще один осторожный глоток.
      - Девчонка крепко заснула, - заметил Н'Дек, не отрывая взгляда от карт. - Ты слишком много жалуешься, Даркис. Она ведет себя спокойно.
      - Не считая времени кормления и моего сна, - парировал Симон. Оба мужчины разговаривали тихо, чтобы не потревожить спящего ребенка. Симон мельком взглянул на Шани, удивляясь тому, что она спит. Возможно, она и на этот раз прочла его мысли. - Слава богу, мы скоро будем на Кроуге, добавил он. - Еще одной недели с этой заразой мне не выдержать.
      - Придется, - отозвался Н'Дек. - Нам плыть еще не меньше недели, а море неспокойное. Волны сильно снижают нашу скорость.
      - Главное, привези меня домой целым, Н'Дек.
      - Придется. И твою любимицу тоже, иначе Бьяджио вспорет мне брюхо, словно свинье для жаркого. - Капитан выбрал одну карту и сбросил ее, взяв из колоды новую. Его лицо едва заметно просветлело, но он поспешно нахмурился. - У нас уже все припасы подошли к концу. Надеюсь, мы доберемся до Кроута раньше, чем закончится пресная вода.
      - Если бы ты так не боялся лиссцев, мы уже были бы дома, - поддел его Симон.
      Такое оскорбление заставило Н'Дека оторвать взгляд от карт.
      - Ты хоть и умный парень, но дурак, Симон. Я вынужден огибать Лисе. Не сделай мы этого, нас бы превратили в лисскую закуску. Так они поступают с пленными, знаешь ли. Скармливают акулам.
      - Какие глупости! - воскликнул Симон. - Я никогда об этом не слышал.
      - Ты же не моряк. Я знаю такие вещи потому, что сражался с лисскими дьяволами. Они настоящие черти, все без исключения. Но когда-нибудь я туда вернусь. И Никабар тоже. Мы об этом говорили.
      - Вот как? - без особого интереса откликнулся Симон. Он рассматривал свои карты, отметив, что получил отвратительную комбинацию. - И что вы намерены сделать? Заговорить их до смерти?
      - Я намерен закончить начатое дело, - ответил Н'Дек. - Эти лисские сволочи думают, что им можно нападать на Нар! Они решили, что с Черным флотом покончено? Будь они прокляты! Я еще покажу им, с кем покончено!
      - Ш-ш! - укоризненно шикнул Симон. - Говори тише. Ты ее разбудишь.
      Н'Дек немного увял.
      - Ладно. Я только хочу сказать, что мы с Лиссом еще не закончили дел. Когда Бьяджио возьмет власть в Наре, ему придется вознаграждать тех, кто ему помогал. И я уже знаю, о чем попросит Никабар.
      - Правда? И о чем же?
      - Он попросит Лисе, дурень! Ты что, не слышал, что я говорю? Вот почему Никабар помогает твоему господину. Он хочет снова заняться Лиссом и этим гадским Пракной. - Н'Дек опустил карты. - Он охотился за этим дьяволом десять битых лет подряд. И все напрасно. Они даже не сразились друг с другом ни разу. Можешь себе представить? Но теперь все будет по-другому! И я при этом буду присутствовать.
      - Мило, - сухо отозвался Симон. - Человеку нужно мечтать.
      - Это не только моя мечта, Даркис. Это мечта Никабара и всего флота. И ей надо было бы стать и твоей мечтой.
      - Моей? - рассмеялся Симон. - Какая мне разница, стоит Лисе или пал? Это не моя забота, Н'Дек.
      - Видишь? Вот в чем ваша беда, всех Рошаннов. Все не ваша забота. Ты человек без совести. Тебе нет дела ни до кого, кроме тебя самого. Будь это не так, ты понимал бы, какое это будет торжество - снова вернуться в Лисе.
      Симон посмотрел на Н'Дека поверх карт. На его губах промелькнула едва заметная улыбка.
      - Еще карту?
      - Еще одну, - ответил Н'Дек.
      На этот раз он не стал сбрасывать ни одной из своих карт, а вернул в колоду ту, которую ему сдал Симон. Симон тоже взял одну карту. Карты ему пришли отвратительные, и та карта, которую он вытянул, положения дел не изменила. Эту партию предстоит выиграть Н'Деку.
      - Я не тружусь ввязываться в дела, которые меня не касаются, Н'Дек, проговорил Симон. - Если хочешь идти воевать с Лиссом - флаг тебе в руки. Я тебе мешать не собираюсь. Но мне какое дело? Прости меня, о великий капитан, но я не вижу тут повода торжествовать.
      - А Ренессанс? Он для тебя повод торжествовать?
      Чтобы ответить на этот вопрос, Симону пришлось крепко задуматься. Было время, когда он разделял мечты Бьяджио о будущем, но и это уже отошло в прошлое.
      - Я считаю, что Черный Ренессанс остановить невозможно, потому что за ним стоит Бьяджио. Вот и все. Мое к нему личное отношение роли не играет. Ренессанс вернется в Нар. Этого не предотвратить ни Эрриту, ни даже Богу.
      - Чертовски верно, - пророкотал капитан. Его глаза ярко вспыхнули, и Симон понял, что его противник выиграл. Н'Дек откинулся на спинку стула. Последняя карта, - объявил он. - Пора посмотреть, что там у тебя, шпион.
      - Знаешь, ты не ошибся, - заметил Симон. - Меня действительно мало что интересует, Н'Дек. А жаль. Может, когда-нибудь я стану больше похож на тебя.
      - Сомневаюсь. Ну же, открывай свои карты.
      Симон всегда держал карты одной рукой, расправляя их пальцами. Другая рука весь вечер лежала без дела, только изредка поднося к губам кружку эля. Почти все остальное время она была не на виду. И теперь она очень медленно потянулась к его поясу и извлекла серебряный кинжал.
      - Знаешь, по-моему, не так уж важно, что человек делает всю жизнь. Но в конце, когда все позади, он должен поступить так, как нужно. Я хочу сказать, что если всю мою жизнь я буду грабить и убивать, мне это простится, если в конце я сделаю что-то хорошее. Всего один раз, понимаешь?
      Н'Деку такая идея показалась безумно смешной.
      - О да! - с хохотом согласился он. - Если ты ошибался насчет Бога, то на смертном одре раскаешься?
      - Что-то в этом роде, - согласился Симон. Он внимательно наблюдал за Н'Деком. Пальцы его правой руки сжались на рукояти кинжала, а тем временем левая рука разложила карты веером по столу. - Вот что у меня есть, - сказал он. - Ну, как?
      При виде карт Симона улыбка капитана стала еще шире.
      - Ты проиграл, Даркис, - торжествующе объявил он. - Опять.
      Н'Дек собрался выложить на стол свои карты. Время замедлило свой бег. Левая рука Симона стремительно метнулась вперед и прижала руку Н'Дека к крышке стола. Правая рука поднялась вверх и опустила кинжал, пронзив им ладонь капитана и пригвоздив ее к столу. Капитан громко закричал и попытался вскочить. Симон продолжал крепко держать кинжал. Из руки Н'Дека хлынула кровь. Потеряв возможность двигаться, он в ужасе воззрился на Симона. Свободной рукой Рошанн сгреб его за ворот куртки.
      - Тихо! - прорычал он. - Заткнись, иначе я перережу тебе глотку!
      Н'Дек рыдал, как ребенок, крича от боли и пытаясь освободить руку, однако кинжал прочно пригвоздил ее к столу. Карты быстро намокли от крови. Разбуженная криками капитана, Шани резко села в постели. Симон зажал рукой Н'Деку рот.
      - Я не шучу, Н'Дек, - прошипел он. - Закрой свою пасть, или я прорежу тебе вторую от уха до уха. Ты меня понял?
      Н'Дек едва мог ответить. Он зажмурился от боли и энергично кивнул.
      - Хороший мальчик, - ласково сказал Симон. - Мы же все тут друзья. И знаешь, что ты для меня сделаешь, друг? Ты повернешь свое корыто. Мы поплывем обратно к Лиссу.
      Изо рта капитана, который Симон продолжал прикрывать рукой, вырвался невнятный протест. Он вырвался и возмущенно бросил:
      - Лисе! Зачем?
      Симон глубже вонзил кинжал, чтобы заставить моряка повиноваться. Н'Дек взвыл от боли, умоляя Симона перестать. Он почти плакал и молил о пощаде.
      - Ты будешь меня слушать, каракатица несчастная? - спросил Симон.
      - Но зачем к Лиссу? - промямлил Н'Дек. Прижимая здоровую руку к раненой, он пытался остановить кровь. - Зачем это?
      Стараясь соображать как можно быстрее, Симон сказал первое, что пришло ему в голову.
      - Потому что этого хочет Бьяджио, - солгал он. - Я везу девчонку туда.
      - За каким чертом?
      Симон снова дернул кинжал, заставив капитана взвизгнуть.
      - Никаких вопросов! - приказал Симон. - Я - Рошанн. И ты будешь мне повиноваться, Н'Дек. Этот корабль переходит под командование Рошаннов, по моему приказу. Ты будешь делать все, что я тебе скажу. Потому что если ты этого не сделаешь, это корыто повезет тебя на Кроут на твою казнь. А теперь мне нужно, чтобы ты отдал приказ. Мы поворачиваем корабль и идем обратно в Лисе. Сегодня же!
      Н'Дек был слишком испуган и оглушен болью, чтобы спорить. Он кивнул.
      - Ладно! - простонал он. - Ладно, сумасшедший! Я это сделаю.
      Симон улыбнулся:
      - Так-то лучше, дружище. Для всех вас. И боюсь, что я не смогу выпустить тебя из этой каюты.
      Все так же стремительно Симон выдернул кинжал из стола и приставил его к горлу Н'Дека. Оттолкнув стол в сторону, он схватил капитана за волосы и стянул на пол. Когда Н'Дек оказался плашмя на полу, Симон с силой уперся коленом капитану в позвоночник. Н'Дек взвыл от боли:
      - Какого черта ты это делаешь?
      - Забочусь о том, чтобы ты никуда не ушел, капитан Н'Дек. Мне придется за тобой присматривать.
      Под столом лежали заранее приготовленные Симоном веревки. Он действовал быстро. Вскоре окровавленные руки Н'Дека уже были связаны у него за спиной. Капитан подвывал и сопротивлялся, но Симон был намного сильнее, и очень скоро беспомощный моряк был увязан, словно подготовленная к жарке индейка. Он лежал на полу каюты, не в силах подняться. Из руки его текла кровь, а глаза были полны ненависти.
      - Бьяджио за это заплатит! - гневно пообещал он. - Когда Никабар об этом узнает, вы все за это заплатите!
      - Ну зачем ты так! - укоризненно сказал Симон. - Мне нужно твое содействие, Н'Дек. Мы ведь все тут одна счастливая семья, правда? И эта семья будет во всем меня слушаться, потому что я Рошанн. И мы все знаем, что это значит, правда?
      Н'Дек непокорно отвел глаза.
      - Правда? - взревел Симон, лягнув Н'Дека под ребра. Капитан задохнулся от боли, ловя ртом воздух. Симон опустился рядом с ним на колени и прошептал в самое его ухо: - Я знаю, что ты меня понимаешь, капитан. Я знаю, что ты сделаешь все, как я тебе скажу. А если кто-то из твоих людей попробует поднять бунт или увести корабль с курса на Лисе, я разрежу тебя на мелкие кусочки.
      Н'Дек слабо застонал. Сидя на кровати, на них смотрела Шани. Повернувшись так, чтобы Н'Дек его не видел, Симон ободряюще улыбнулся девочке.
      "Не беспокойся, малышка, - решительно подумал он, надеясь, что Шани его поймет. - Ты скоро увидишься с отцом".
      26
      Остров безумия
      Дьяна проснулась в кромешной темноте.
      Как будто она вообще не открывала глаз или солнце больше не светит над землей. Она не пошевелилась, не стала переворачиваться. Не стала кутаться в бесполезное одеяло. В нос ей ударили запахи гниющего зерна и прокисших приправ, но она уже привыкла к ним, и ее не стошнило. Дьяна неподвижно лежала в темноте, пытаясь собраться с мыслями.
      Время потеряло для нее всякий смысл. Может быть, она проспала несколько дней или всего несколько минут. У нее звенело в ушах от нескончаемого рева океана, раздававшегося за стеной ее тюрьмы - грязного трюма у самого дна нарского военного корабля. Не считая постоянной тьмы, удары волн о корпус были ее единственным спутником, да еще пауки и крысы, которые ползали по ней, пока она спала. Контакты с людьми были редкими и неприятными, а еда, которую ей подсовывали под нос - если ей вообще ее давали, - безнадежно отвратительной. Поэтому Дьяна не ела. Со временем возможно, уже на следующей неделе - она может умереть от истощения. Но она жаждала не пищи. Она жаждала света.
      После отъезда из Фалиндара (а это было так давно, что она едва могла вспомнить) она видела свет только мимолетно, когда ее тюремщики приносили ей еду или решали опорожнить парашу. Или, что еще хуже, когда они приходили, чтобы над ней поиздеваться. Большому - его звали Донхедрис нравилось водить руками по всему ее телу. Дальше он пока не заходил, но Дьяна понимала, что это только вопрос времени. Она слышала рассказы о моряках и о том, как им не хватает женщин во время долгих месяцев в море. Страх перед изнасилованием был лишь одним из многих, которые ее осаждали. Ее одежда превратилась в лохмотья, волосы слиплись в грязные сосульки. Она насквозь провоняла омерзительными запахами трюма. На руках появились шрамы от крысиных зубов. Пока она спала, эти любопытные твари постоянно ее проверяли, покусывали ее тело, пока она не просыпалась, чтобы их отогнать. Как и в случае с Донхедрисом, Дьяна знала, что рано или поздно она проиграет и крысам.
      "Мститель" плыл уже много дней, в этом Дьяна была уверена. Больше она не знала ничего. В трюме царил холод, и ее накидка и тонкое одеяло почти от него не спасали. Вокруг перекатывалось просыпавшееся зерно, натирая кожу, а пауки, жившие на перекрытии, совершали полуночные путешествия на своих шелковых веревках, падая вниз, чтобы искусать ей лицо, руки и ноги.
      Она попыталась угадать, который сейчас час. С равной вероятностью это могли быть и полдень, и полночь. Темнота все время была одинаковая. А ее жалкие трапезы ей приносили нерегулярно, так что она не могла оценить ход времени. И Дьяна вспоминала всякие мелочи, пыталась занять мысли воспоминаниями о счастливых днях, боролась с подступающим безумием. Она ясно помнила, что Люсилер рассказывал ей о своем заточении в Фалиндаре, когда ее первый муж, Тарн, запер его в подземелье, чтобы показать, что такое пытки. Это было лишь демонстрацией, но тогда Люсилер об этом не подозревал и вытерпел то тяжелое время, спасаясь от безумия только силой разума.
      "Разум, - напомнила себе Дьяна. - Он по-прежнему при тебе. Держись за него".
      Дьяна была полна решимости не поддаваться безумию. Она должна была остаться сильной ради Шани - встретиться с Бьяджио на его острове и каким-то образом отнять у него дочь. И для этого ей понадобится вся сила ее разума. Бьяджио хитрый дьявол. Ричиус утверждал, что он - непревзойденный тактик. И если она хочет помериться с ним умом, этот ум нужно сохранить в целости. Она ухватилась за одеяло, стиснула его обеими руками и стала вспоминать лицо Ричиуса. Как это ни странно, оно стало блекнуть в ее памяти. И Шани тоже. Это пугало.
      "Думай! - приказала себе Дьяна. - Не позволяй себе впадать в отчаяние. Ищи выход".
      Она находится на корабле, плывущем к Кроуту. Даже если бы ей удалось выбраться из заточения, вокруг только открытое море. И если она попытается убежать, ее могут наказать. Донхедрис полон похоти, но его напарник Малтрак, невысокий и смуглый, превосходит его жестокостью. Иногда, принося ей еду, он едко улыбается, наслаждаясь ее страхом. Но уж таковы Рошанны. Ричиус был прав. Они - псы. Как Симон. Она вырвет у него сердце, когда найдет этого негодяя.
      Рядом с камерой зазвучали гулкие шаги. Дьяна села, со страхом ожидая вторжения. Щелкнул замок на двери трюма, лязгнули цепи. Она инстинктивно заслонила глаза, защищая их от боли, которую принесет с собой свет. Дверь со скрипом открылась. Поток болезненного света заслонили собой два силуэта. Дьяна поморщилась и отвернулась: она уже узнала обоих пришедших. Как всегда, Малтрак вошел первым, Донхедрис - сразу за ним.
      - Ах, какая чудесная вонь! - захихикал Малтрак. Он оставил дверь открытой и остановился в полосе света, нависая над Дьяной. - Девка! Смотри на меня, девка, я к тебе обращаюсь.
      Дьяна попыталась посмотреть на него сквозь раздвинутые пальцы. Глаза у нее начали слезиться от света. Она думала, что сейчас ночь, но пробивавшийся сквозь иллюминаторы солнечный свет сказал ей, что наступило утро. Или, может быть, день. Она действительно потеряла счет времени.
      Малтрак улыбался, блестя острыми зубами. Донхедрис дышал через открытый рот. Дьяна презрительно им улыбнулась.
      - Что вам еще нужно? - огрызнулась она.
      - Вставай! - приказал Малтрак. - Пора идти.
      - Идти? Куда идти?
      - Увидишь.
      Малтрак посторонился, пропуская Донхедриса в трюм. Дьяна поспешно отпрянула, отодвинувшись к самой стенке, но Донхедрис поймал ее и поднял с пола. Волна слабости накатила на нее, грозя отключить сознание. Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться, но все равно впилась ногтями ему в руки, царапая голую кожу. Донхедрис досадливо заворчал и резко ее встряхнул. При этом он сжал ее так сильно, что у нее перехватило дыхание.
      - Куда вы меня ведете? - воскликнула она. - Говорите, подонки!
      - Господи, ну и язва! - заметил Малтрак.
      Он повернулся и вышел из трюма, жестом приказав Донхедрису идти следом. Донхедрис взвалил Дьяну себе на плечо и последовал за своим напарником. Яркий свет впился Дьяне в глаза, выбив из них потоки слез. Она яростно их вытирала, пытаясь разглядеть, куда ее несут. Слышно было, как Малтрак быстро поднимается вверх по трапу, потом Донхедрис наклонился, подныривая под балку. Положив свою мясистую лапу Дьяне на голову, он заставил пригнуться и ее.
      Они поднимались наверх, сначала на одну палубу, потом на следующую. Дьяна слышала голоса, ясный шум волн. Свежий воздух пах солью. К ней почти вернулось зрение, но в глазах еще стоял туман. Первое, что она ясно разглядела, была широкая спина Донхедриса. Его руки охватывали ее талию, словно кольца удава, не давая дышать. Еще один подъем - и порыв холодного ветра рванул на ней лохмотья. На нее лился солнечный свет, теплый и жестокий.
      - Отпусти ее! - приказал Малтрак.
      Донхедрис наклонился и ослабил свою хватку. Дьяна упала на палубу. Она сидела на досках, тряся головой и щурясь. Вокруг нее стояли какие-то мужчины - матросы, как те, которых она видела, когда ее привезли на корабль. Их темные силуэты теснились, надвигаясь на нее. Она с трудом поднялась на колени, потом - на ноги, раскачиваясь вместе с креном корабля. Малтрак схватил ее за волосы и заставил поднять голову.
      - Смотри! - приказал он.
      Он указал через борт. Глаза Дьяны привыкли к солнцу - и она различила вдали все увеличивающуюся в размерах землю, остров, плавающий в безбрежном синем море. Вокруг острова стояли корабли - огромные черные суда с высокими мачтами, полными шелковистых парусов.
      - Кроут, - объявил Малтрак. - Твой новый дом.
      Граф Ренато Бьяджио сидел в гостиной, хмуро глядя на рюмку бренди. Яркий солнечный свет, лившийся сквозь стеклянную стену, наполнял комнату. На горизонте виднелся стоящий на якоре "Мститель". В камине пылал жаркий огонь, дававший волны тепла. Обтянутое кожей кресло, напоминающее трон, стонало от нетерпеливых движений графа: ему никак не удавалось удобно устроиться. Его ум был занят важнейшими вопросами. "Мститель" вернулся слишком рано. А "Устрашающий" вообще не приплыл. Слуги уже доложили, что на "Мстителе" Симона нет. Бьяджио покачал в руке рюмку с бренди, рассеянно вдыхая тонкий букет. Он еще даже не пригубил его - так его разгневал неожиданный поворот событий. И он испытывал не только гнев, но и еще одно чувство, в котором графу Кроута очень не хотелось себе признаваться.
      Это была тревога.
      Симон плохо переносит море, но Н'Дек - опытнейший моряк. Очень маловероятно, чтобы они сбились с курса или потерпели крушение, но такой шанс все-таки есть, особенно когда плавание длится так долго. Но вот столь раннее возвращение "Мстителя" было чем-то невероятным.
      Где, к черту, Симон? Бьяджио закрыл глаза, стараясь подавить беспокойство. Не годится, чтобы Малтрак и Донхедрис увидели его озабоченным.
      - Будем надеяться, что они смогут нам все объяснить, - сказал Саврос.
      Помрачающий Рассудок ждал в гостиной вместе с Бьяджио: ему не терпелось услышать известия, привезенные Рошаннами, и Бьяджио позволил ему остаться. Вид Савроса всегда действовал на людей, а Бьяджио хотелось, чтобы его агенты испытывали страх. Саврос расхаживал по комнате, скрестив на груди паучьи руки. В его синих глазах горело любопытство. Он был страшно худ, и отбрасываемая им на пол тень казалась составленной из веточек. Бьяджио наблюдал за его метанием, мысленно отметив, насколько бесшумны его шаги.
      - Молчи, - приказал ему граф. - Когда они сюда явятся, говорить буду я.
      - Ренато, если они не привезли ребенка...
      Бьяджио предостерегающе поднял руку. Его жест мгновенно заставил Савроса замолчать. В такие минуты почти никто не решался перечить графу, но Саврос был похож на попугая: он вечно чирикал. Призванный к порядку палач направился к столу и налил себе еще бренди. Он протянул графин Бьяджио, но тот молча отказался. Бьяджио был не в настроении пить. Ему было нужно только одно - ответы.
      Достаточно скоро в двери из красного дерева осторожно постучали. Саврос вопросительно посмотрел на Бьяджио, но тот знал, что ему нет необходимости отвечать. Дверь медленно открылась, и в комнату заглянул Малтрак. Позади него возвышался его брат, великан Донхедрис. Малтрак осторожно шагнул в гостиную.
      - Господин, - нерешительно спросил он, - нам можно войти?
      - Конечно, - бесстрастно ответил граф. - Я вас жду.
      - Мы оба вас ждем, - добавил Саврос с улыбкой.
      Как и предполагалось, при виде Помрачающего Рассудок Малтрак побледнел. Рошанны вошли в гостиную, закрыли за собой дверь и упали перед своим господином на колени.
      - Простите за вторжение, господин, - проговорил Малтрак, - но у нас для вас новости. Подарок. Бьяджио ободрился.
      - Подарок? Значит, вы привезли ребенка?
      - Нет, сэр. Не ребенка, - пролепетал Малтрак. - Ребенок у Симона Даркиса.
      - Посмотри на меня, Малтрак.
      Малтрак испуганно поднял глаза на Бьяджио:
      - Да, господин?
      - Симона Даркиса здесь нет, - гневно объявил граф. - "Устрашающий" так и не приплыл. Почему это, друг мой?
      - Право, не знаю, господин. - Низенький агент нервно облизнул губы. Я видел Даркиса, когда он отплывал из Люсел-Лора. Они отплыли на день раньше нас. - Он виновато пожал плечами. - Я действительно не знаю, где он может быть.
      - Донхедрис! - жестко спросил Бьяджио. - Это так?
      - Это так, господин, - подтвердил Донхедрис. В отличие от брата он не поднимал головы, отвечая своему господину. - "Устрашающий" отплыл на день раньше нас. Я это точно помню. Симон Даркис поднялся на борт. С ним был ребенок Вэнтрана.
      Граф Бьяджио закрыл глаза и позволил себе досадливо вздохнуть. Малтрак и его брат не лгали. Они много лет служили ему преданно и умело. Все, о чем они докладывали графу, было правдой - или по крайней мере соответствовало тому, как они понимали правду. Бьяджио сказал себе, что у них нет оснований лгать ему и сейчас. А это означает, что Симон исчез.
      - Объясните мне это, - сказал Бьяджио. - Куда мог деться "Устрашающий"?
      - Право, милорд, не знаю, - ответил Малтрак. - Даркис предупредил нас, что поблизости были лисские шхуны. Он сказал нам, что видел их. Может, их обнаружили лис-сцы?
      - Лиссцы? - взорвался Бьяджио. - В Люсел-Лоре? С чего это?
      Малтрак побледнел.
      - Не знаю.
      - Ты что-то очень мало знаешь, Малтрак, - заявил Бьяджио. Его голос опасно повысился. - Мне нужны ответы, а не жалкий лепет. Думай и отвечай. Ты видел лиссцев?
      - Нет, господин. Ни одного.
      - А погода? Какая была погода?
      - Ничего опасного, - ответил Малтрак. - "Устрашающий" не должен был сойти с курса. Он должен был уже приплыть на Кроут, милорд.
      Бьяджио подался вперед.
      - Это я и так знаю. Вставайте, оба.
      Малтрак и его брат встали с колен. Саврос подошел к креслу Бьяджио. Помрачающий Рассудок внимательно посмотрел на братьев, словно планируя для них нечто неприятное.
      - И мой последний вопрос, - спокойно проговорил Бьяджио. - Почему вы вернулись?
      - Милорд, у нас для вас новости, - возбужденно объявил Малтрак. Он попытался улыбнуться, но его губы только беспомощно скривились. - И мы кое-что вам привезли. Можно сказать - подарок.
      - Бьяджио слушает, - сказал Саврос. - Продолжай. Малтрак подошел чуть ближе.
      - Господин, Ричиуса Вэнтрана в Фалиндаре больше нет. Он уехал из Люсел-Лора и отправился в Лисе.
      - Что? - Бьяджио вскочил. - Откуда вы это знаете?
      - От его жены, - поспешно ответил Малтрак. - Мы ее схватили. Мы поймали ее, когда она искала Даркиса. И привезли ее с собой.
      Это сообщение заставило Бьяджио упасть в кресло. Он посмотрел на Савроса, ища поддержки, но Помрачающий Рассудок был поражен не меньше него. Малтрак кивнул: он был доволен произведенным эффектом.
      - Это правда, милорд. Мы поймали женщину в башне, где встречались с Даркисом. Ей как-то удалось догадаться, что он направился именно туда. Она приехала, чтобы найти его, но он уже уплыл.
      - И вы выкрали ее? - спросил Бьяджио. - Она была одна?
      - Одна, - подтвердил Донхедрис. - В этом мы уверены, господин.
      - Поразительно! - прошептал Бьяджио, обращаясь скорее к самому себе, чем к своим подручным.
      Он начал задумчиво поглаживать подбородок, перебирая в уме все возможные варианты. Симон исчез, но теперь он получил женщину. Это было почти так же действенно, как похищение ребенка. Или нет? Но куда важнее, что Вэнтран поехал в Лисе. Это не входило в великий план.
      Если лиссцы обратились к Вэнтрану за помощью, то они, вероятно, действительно планируют нападение.
      - Расскажите мне об этой женщине, - тихо проговорил Бьяджио. - Она здорова?
      - Достаточно здорова, - ответил Малтрак. - Она мало ела, и плавание ее измотало. Но она достаточно здорова, чтобы говорить. Да.
      - Она вам что-нибудь сказала? - осведомился Бьяджио. - Почему Вэнтран отправился в Лисе?
      Малтрак покачал головой:
      - Она отказывается говорить, милорд. И я решил, что лучше не добиваться от нее ответа. Мне показалось, что вам лучше допросить ее самому.
      Саврос стиснул руки.
      - Вот это умно! - воскликнул он. - Это вы очень правильно решили.
      - Значит, вам больше ничего не известно? - спросил Бьяджио.
      - Нет, господин. Но эта женщина, конечно, сможет рассказать вам многое. И раз у вас нет ребенка, вы можете воспользоваться ею против Вэнтрана. - Он огорченно уставился в пол. - Мы думали, вы будете довольны.
      Бьяджио одарил их сияющей улыбкой.
      - Милый Малтрак, я и правда доволен. И тобой тоже, Донхедрис, Вы оба действовали очень хорошо. Но теперь я хочу видеть эту женщину. Она на берегу?
      - Да, господин. Она на берегу - и не рада этому.
      - Прекрасно! - объявил Бьяджио. - Ведите ее сюда.
      - Сейчас, милорд?
      - Да, - подтвердил Бьяджио. - Прямо сейчас.
      Братья поклонились и ушли, оставив дверь приоткрытой. После их ухода Бьяджио посмотрел на Савроса и прочел в его взгляде уродливую жажду - нечто похожее на похоть, но гораздо менее нормальное. Та же аура окружала палачей в ту минуту, когда они опускали топор или передвигали рычаг. Помрачающий Рассудок радостно переплел пальцы.
      - Я слышал, что жена Вэнтрана очень красива, - сказал он. - О, это будет просто прелестно!
      - Спокойнее, друг, - предостерег его Бьяджио. Саврос его не слушал.
      - Ренато, я заставлю ее говорить. Я добьюсь, чтобы она сказала тебе все о поездке Вэнтрана в Лисе. Пожалуйста, позволь мне. Ну пожалуйста...
      - Терпение, Саврос. Сначала посмотрим, что она захочет сказать нам сама.
      - Ренато...
      Еще один жест Бьяджио заставил пыточных дел мастера закрыть рот. Бьяджио ненавистен был его скулеж. Иногда он жалел, что привез Савроса с собой на Кроут. Ему тут просто не хватало работы. С каждым днем он становился все более возбужденным, все менее управляемым. И мысль о том, чтобы передать ему жену Вэнтрана, не вызывала у Бьяджио энтузиазма. Саврос может утащить ее к себе в подземелье и вернуться только с лоскутом изрезанной кожи. А ее останки будут не слишком удачным поводом для переговоров.
      Спустя секунду Бьяджио услышал за дверью шум приближающихся шагов. Тяжелый сапог Донхедриса распахнул дверь, и он влетел в гостиную, сбросив на покрытый ковром пол женщину. Руки у нее были связаны за спиной, но она все равно резко изогнулась и встала на ноги. Заметив Бьяджио, она рванулась к нему, но Донхедрис сгреб пряди белых волос и оттащил ее назад.
      - Отпусти меня! - прорычала она, лягая его мощные лодыжки. Донхедрис обращал на эти удары внимания не больше, чем на комариные укусы. Женщина устремила дикий взгляд на графа и прошипела: - Бьяджио!
      Граф Ренато Бьяджио ухмыльнулся: его позабавил полученный им подарок. Даже покрытая грязью, эта женщина была прекрасна. Он мог представить ее себе отмытой, надушенной - и лежащей в его постели. При одном только виде этой красавицы у Савроса подогнулись колени. Помрачающий Рассудок направился к ней, но потом остановился, с трудом справившись со своим желанием. Малтрак вошел в гостиную с торжествующей улыбкой.
      - Дьяна Вэнтран, - картинно объявил он. - Для вас, господин.
      Дьяна лягалась и сыпала проклятиями, шипя, словно рысь. Донхедрис продолжал удерживать ее. больно дергая за волосы. А Бьяджио наблюдал за ними, завороженный ее темпераментом и красотой. Перед ним было создание, ради которого Вэнтран оставил Нар, - женщина, которая околдовала его и сделала косвенной причиной смерти Аркуса.
      - Где она? - ярилась Дьяна Вэнтран. - Где моя малышка?
      Невероятно - но ей удалось вырваться от Донхедриса и броситься на Бьяджио.
      - Говори! - крикнула она.
      В следующую секунду Донхедрис снова поймал ее и оттащил назад, крепко обхватив своими ручищами. Она была в истерике, словно нарекая юродивая. У Бьяджио на лице не дрогнул ни один мускул.
      - Дьяна Вэнтран, - негромко проговорил он. - Ты и разочаровала меня, и превзошла мои ожидания. Добро пожаловать на Кроут, дитя. В мой дом. Теперь это и твой дом.
      Лицо женщины вдруг стало жалким.
      - Дайте мне ее увидеть! - взмолилась она. - Дайте мне увидеть Шани!
      - О, как она прекрасна! - простонал Саврос. - Ренато, отдай ее мне!
      - Молчи! - рявкнул Бьяджио.
      Он изучал Дьяну, пристально ее разглядывал, и постоянные приставания палача начали его раздражать. Увидев, что она надежно связана, он встал с кресла и навис над ней, так что его тень упала ей на лицо. Не удержавшись, он протянул свою ледяную руку и провел пальцами по ее щеке. При его прикосновении Дьяна взвыла, а Бьяджио отшатнулся, потрясенный ее теплотой.
      - Отпусти ее, Донхедрис, - приказал он.
      - Господин?
      - Ты слышал?
      Донхедрис неохотно послушался. Дьяна Вэнтран кипела - но не стала бросаться на графа. Вместо этого она застыла неподвижно. В ее глазах была безмолвная мольба.
      - Уходите. Все, - сказал Бьяджио. - Оставьте меня с этой женщиной.
      - Ренато!
      - Господин!
      Бьяджио повернулся к ним и взревел.
      - Убирайтесь! - зарычал он. - Сию минуту!
      Прошло несколько мгновений, прежде чем его слуги поняли приказ. Саврос ушел последним. Его взгляд жадно задержался на Дьяне, потом он неохотно выскользнул следом за остальными, закрыв за собой дверь. Дьяна неподвижно стояла в центре комнаты, погруженная в молчание, утопая во взгляде Бьяджио. Граф больше не пытался к ней прикасаться. Его лицо было бесстрастным. Наконец он отошел и снова уселся в кресло.
      - Если тебе холодно, подойди к огню, - сказал он.
      - Где Шани? - требовательно спросила Дьяна. - Лоррис и Прис, скажи мне! - Следующее слово она выдавила из себя с огромным трудом: Пожалуйста...
      Бьяджио пытался решить, что именно ему следует ей рассказать. Она отчаянно тревожится о ребенке. Очевидно, ей не известно, что Симон не вернулся. Заставить ее томиться было бы сладострастно жестоко - но совершенно бессмысленно. Бьяджио взял рюмку с бренди и устремил взгляд на янтарную жидкость.
      - Твоей дочери здесь нет, женщина, - просто сказал он. - Я не знаю, где она.
      - Лжец! - вскипела трийка. - Она у тебя!
      - Ее у меня нет. Хотя должен сказать, что я бы желал ее иметь. Все обернулось не совсем так, как мне хотелось. Например, твое присутствие совсем не планировалось. - Граф поставил рюмку и посмотрел на Дьяну. На ее лице отразилось недоверие и какой-то болезненный страх. Она уже почти ему поверила. - Это не ложь, Дьяна Вэнтран, - заверил он ее. - Если бы твой ребенок был у меня, я бы так тебе и сказал. Это мой остров. Здесь я господин и повелитель. Мне незачем что-то от тебя скрывать.
      - О боги, нет! - простонала она. Колени у нее подогнулись, и она упала на ковер, измученная и полная отчаяния. - Где? - прошептала она. - Где она?
      - Возможно, утонула. Корабль, на котором ее должны были сюда доставить, пока не приплыл. Он еще может появиться, но ничего сказать нельзя. - Бьяджио картинно вздохнул. - Бедная девочка. Я понимаю, как тебе тяжело.
      - Что ты можешь понять? - бросила она. - Чудовище! Ты отнял мою дочь, и теперь она...
      Не в силах договорить, Дьяна Вэнтран опустила голову, стараясь справиться с рыданиями. Звуки ее горя пробудили в Бьяджио нечто первозданное - чувство безмерной потери, которое он хотел забыть. Он вспомнил смерть Аркуса и жуткую пустоту, в которую провалился тогда. К собственному изумлению, он действительно почувствовал жалость к своей пленнице. Считалось, что потеря ребенка приносит невообразимую боль. Он готов был допустить, что это похоже на потерю императора. Волоча по полу длинный плащ, он снова встал с кресла и, подойдя к ней, устремил на нее взгляд. Она была гордой женщиной, слишком сильной, чтобы прибегать к слезам. Он уже испытывал к ней уважение.
      - Женщина, это не должно стать для тебя ужасом, - проговорил он, стараясь, чтобы его слова прозвучали мягко. - На свободу тебя не отпустят. Никогда. Но ты можешь облегчить свое положение.
      - Гори в аду, Бьяджио, - проворчала она.
      - Это еще может случиться, если кое-кто добьется желаемого. - Граф скрестил руки на груди. - Смотри на меня, женщина! - потребовал он. - Я не желаю разговаривать с грудой тряпья.
      - Можешь говорить или молчать, - заявила Дьяна. - Мне все равно.
      Разъяренный Бьяджио схватил ее обеими руками и легко поднял с пола.
      - Да! - прорычал он. - Я сильнее, чем кажется, правда? - Он энергично ее встряхнул. - Ты будешь меня слушать, сучка, или очень пожалеешь!
      Из ее рта вылетел плевок, который попал ему прямо в глаз. С проклятием Бьяджио швырнул ее обратно на пол.
      - Не дразни меня! - взревел он. - У меня есть к тебе вопросы, женщина. Отвечай на них, или я отдам тебя Помрачающему Рассудок и он силой вытянет из тебя ответы!
      В глазах трийки отразился ужас. Бьяджио ухмыльнулся:
      - Да, ты меня поняла, правда? Пожалей себя, женщина. Ответь на мои вопросы, и я избавлю тебя от Савроса. А иначе он заточит на тебе свои ножи.
      - Что тебе от меня нужно? - спросила она. - Я ничего не знаю.
      - О, а вот это неправда. Ты знаешь, где твой муж. - Граф угрожающе шагнул к ней. - Он в Лиссе. Зачем?
      Она презрительно засмеялась:
      - Зачем мне тебе что-то рассказывать? Гори в огне, Бьяджио.
      - Ты так меня ненавидишь? - шутливо осведомился Бьяджио. - Понимаю. Но приходится принимать в расчет Савроса. Помрачающий Рассудок в последнее время очень возбужден, а ты вызвала у него голод. Саврос не похож на других людей. Когда нормальный человек видит такую красавицу, как ты, ему хочется с тобой переспать. А Савросу хочется снять с тебя кожу.
      Дьяна Вэнтран неестественно побледнела. Она открыла рот, словно собираясь заговорить, но потом снова его закрыла и решительно стиснула зубы.
      - Тогда пытай меня, - процедила она. - Я ничего тебе не скажу.
      - Сомневаюсь, - заметил Бьяджио. Он кружил вокруг нее, словно стервятник. - Саврос может заставить тебя говорить, но мне не хотелось бы подвергать тебя такому. В конце концов, мертвая ты мне не нужна. Я планировал забрать твою малышку с собой в Нар, когда верну себе трон. Я хотел заставить твоего мужа приехать туда за ней, сдаться мне. Если хочешь, я могу воспользоваться для этого тобой.
      Женщина в отчаянии посмотрела на него:
      -Что?
      - Возможно, твоя дочь все еще находится на пути ко мне, Дьяна Вэнтран. Симон Даркис опоздал всего на день. Когда он приплывет - если приплывет, с ним будет ребенок. Мне не нужны вы обе. - Бьяджио прекратил свое кружение и присел перед ней на корточки. Взяв ее за подбородок, он заставил ее посмотреть ему в глаза. - Зачем твой муж отправится в Лисе?
      Дьяна дрожала.
      - Что ты даешь мне? - с надеждой спросила она. - Мою дочь?
      - Ты будешь честно мне отвечать? - настаивал он.
      - А моя дочь?
      - Расскажи мне то, что я хочу знать, и я пощажу ребенка. Вместо нее я возьму в Нар тебя. И я спасу тебя от пыточных дел мастера. - Бьяджио отпустил ее подбородок и нежно погладил по щеке. Она завораживала его. Право, я даю так много и прошу так мало! Мне кажется, я более чем справедлив. А ты как думаешь?
      Она отстранилась от него.
      - Дай мне слово! - потребовала она. - Чего бы ни стоило твое слово, поклянись мне. Ты отпустишь мою дочь на свободу?
      - Я отправлю ее в Люсел-Лор целой - или отправлю без головы, - ответил Бьяджио. - Выбор за тобой. Говори мне то, что я хочу знать.
      - И это - твое слово? - презрительно спросила Дьяна. - Как я могу ему верить?
      Бьяджио спрятал руку под плащ и извлек кинжал Рошанна - единственное оружие, которое он носил при себе. При виде кинжала глаза Дьяны изумленно расширились. Он театрально покрутил кинжал в луче света, демонстрируя его женщине. А потом, не говоря ни слова, он зашел ей за спину и перерезал веревки, стягивавшие ей руки. Закончив, он заправил кинжал себе за пояс и спокойно вернулся к своему креслу.
      - Я устал задавать тебе этот вопрос, - недовольно объявил он, садясь. - Зачем Шакалу понадобился Лисе?
      Сидящая у него ног женщина растирала натертые веревкой запястья. Она была потрясена. На секунду графу показалось, что она готовится броситься на него, но в глазах ее не было жажды убийства - только растерянность.
      - Скажи это еще раз! - потребовала она. - Скажи, что пощадишь мою дочь. Скажи, что отправишь ее в Люсел-Лор целой и невредимой, и тогда я расскажу тебе правду о том, что мне известно. Дай мне клятву, Бьяджио. Или я ничего тебе не скажу.
      - В том, что тобой сказано, я клянусь, - пообещал граф. - Если Симон Даркис привезет сюда твою дочь, я позабочусь о том, чтобы она благополучно вернулась в Люсел-Лор. Ей не причинят зла. А теперь... - Он нахмурился. Рассказывай мне, что тебе известно.
      Делая свое признание, она опустила глаза.
      - Ричиус отправился к лиссцам, чтобы помочь им воевать против тебя, тихо проговорила она. - Ему предстоит создать им армию. Они собираются вторгнуться на твой остров.
      Для Бьяджио это признание звучало сладкой музыкой. На его безупречном лице заиграла легкая улыбка.
      - Когда?
      - Не знаю, - ответила она. - Один лисский капитан приплыл и забрал его с собой - незадолго до
      того, как меня захватили. Его звали Пракна. Он сказал моему мужу, что они планируют вторжение на Кроут, но для этого им нужна его помощь. - Она была сама себе противна. - Помни свое обещание, Бьяджио! Помни!
      - У меня память как сейф, женщина. Продолжай.
      - Это все, - горько ответила Дьяна. - Это все, что я знаю.
      - Не может быть, чтобы это было все! - настаивал граф. - Сколько у него людей? Когда состоится вторжение? Мне нужны даты.
      - У меня нет дат! - взорвалась она. - Клянусь, я сказала тебе правду. Ричиус с лиссцами собираются вторгнуться на Кроут. Они хотят использовать его как базу, чтобы нанести удар по столице. Но когда это должно случиться, я не знаю. И не знаю, как это будет. Думаю, скоро. Вот и все.
      Скоро! Улыбка Бьяджио стала шире. Он взял рюмку бренди, чтобы спрятать лицо - подавить свое торжество он был не в состоянии. Его Рошанны хорошо поработали. Как и Никабар и остальные. Пракна, наверное, гордится своими молчаливыми людьми, но большой план всегда связан с утечками информации, а вторжение в тайне удержать нельзя, особенно от Рошаннов. Бьяджио мысленно поздравил себя. Все, что он запланировал, осуществлялось идеально! Почти.
      - Ты была честна, - заявил он. - И за это я сдержу данное тебе слово. Я верю, что ты рассказала мне все.
      - Это так! - с отчаянием подтвердила Дьяна. - Я могу в этом поклясться.
      - Не бойся за свою дочь, женщина. И можешь не бояться и Помрачающего Рассудок. Я сам с ним поговорю. - Бьяджио бросил на нее взгляд, оценивая ее грязные лохмотья. - Ты выглядишь отвратительно. Я распоряжусь, чтобы тебя вымыли и нашли для тебя чистую одежду. Тебе будет удобно в моем доме, Дьяна Вэнтран. Я не вижу необходимости, чтобы ты здесь страдала. Против тебя я ничего не имею.
      - Да, - с горечью откликнулась Дьяна. - Ты много имеешь против Ричиуса. И это твой способ с ним сквитаться?
      - Твой муж отнял у меня нечто очень дорогое, - подтвердил Бьяджио. - Я плачу ему точно той же монетой. Дьяна покачала головой:
      - Я знаю эту историю. Ты ошибаешься, Бьяджио. Ты обвиняешь Ричиуса в убийстве твоего императора, но он не имел к нему никакого отношения.
      - Он имел к нему очень большое отношение! - взорвался Бьяджио. Он снова встал с кресла и направился к Дьяне через всю комнату. - Твой презренный любовник убил Аркуса. Ради тебя он покинул Арамур, встал на сторону трийцев, воевал против Нара. И из-за этого Аркус умер. Если бы Вэнтран отправился в Люсел-Лор, как был должен, он бы его спас!
      - Нет! - не сдавалась Дьяна. - Ты не прав. В Люсел-Лоре не было магии, которая могла бы спасти Аркуса. Ричиус не смог бы ему помочь.
      Граф почувствовал прилив ярости.
      - Не смей его защищать! - прошипел он. - Не при мне! Мне известна правда о Шакале. Я знаю, что он сделал с Аркусом. И я заставлю его заплатить за то, что он сделал мне!
      Взмахнув плащом, он схватил рюмку и одним глотком выпил бренди, борясь с желанием ударить пленницу. Она была отвратительна, ее околдовало волшебство Шакала, как и многих других глупцов. Бренди обожгло горло, заставив закашляться. Когда рюмка опустела, граф швырнул ее в камин, и оттуда брызнули осколки.
      - Больше никогда не упоминай о нем в моем присутствии, - предостерег ее граф. - Если ты это сделаешь, я отрежу тебе язык.
      - Только не нарушай того обещания, которое ты мне дал, - ответила Дьяна. - Или в один прекрасный день тебе в спину всадят нож.
      Он посмотрел на нее. Ее угроза произвела на него впечатление.
      - Не сомневаюсь, что ты сказала это серьезно, - проговорил он. - Не тревожься: я буду следить, чтобы ко мне со спины никто не подошел. А теперь иди. Вымойся. Поешь чего-нибудь.
      Смутившись, Дьяна осмотрелась, словно не зная, что ей делать.
      - Это все?
      - Пока все. Если ты мне понадобишься, я за тобой пошлю. Иди. За дверью тебя наверняка ждет Малтрак. Скажи ему, чтобы он отвел тебя к служанкам. Они найдут тебе комнату и вымоют тебя. - Бьяджио с отвращением махнул на нее рукой. - И побыстрее, пожалуйста.
      Все еще не опомнившись, Дьяна Вэнтран вышла из комнаты. Бьяджио услышал за дверью ее голос: она велела Малтраку вести ее к служанкам. Убедившись, что ее увели, он подошел к двери и закрыл ее: ему не хотелось, чтобы Саврос или еще кто-то его потревожил. Его манила бутылка бренди, стоявшая на старинном бюро. Он схватил ее и глотнул прямо из горлышка. Теперь на Кроуте трудно было достать хорошее бренди. Все запасы подходили к концу - включая и запасы терпения. Бьяджио мрачно сидел за бутылкой. Ему следовало бы радоваться известиям относительно Лисса, но он мог думать только о Симоне.
      Симон, его обожаемый друг! Где он сейчас? На пути к Кроуту? Или, может быть, на дне моря, среди акул? Граф Бьяджио залпом выпил рюмку и налил себе следующую. Он не был склонен к поспешным заключениям - кроме тех, которые диктовались эмоциями. Он закрыл глаза, увидел перед собой лицо Симона и тут же постарался прогнать этот образ. У него много дел. У него нет времени тосковать о потенциальном возлюбленном. Его великий план почти завершен. Осталось всего несколько штрихов.
      Закрыв глаза, Дьяна сидела в огромной ванне из чистого серебра, а прислужница графа Бьяджио лила ей на голову дивно горячую воду. Помещение, куда ее отвела служанка, располагалось далеко от гостиной Бьяджио, в той части огромного особняка, которую населяли преимущественно рабы. И ее сейчас обихаживала рабыня. Однако, несмотря на низкое положение обитателей этого крыла, ванная комната оказалась нелепо роскошной. В центре помещения стояла ванна на львиных ножках, а ее окружали мозаичные плитки. По гобеленовым стенам вились цветущие лозы. Хрупкие фарфоровые сосуды стояли рядом с атласными подушками, на бронзовых крюках висели халаты, расшитые золотом. Влажный воздух был полон аромата лаванды, который соперничал с кремовой орхидеей, цветущей в золотистой вазе на скульптурном мраморном постаменте. На полках стояли флаконы с Цветными эссенциями для ванны, а в плетеных корзинках лежали груды кусков красивого мыла самой причудливой формы. Но единственное, о чем могла думать Дьяна, - это о Шани.
      Ей казалось невероятным, чтобы Симон не вернулся на Кроут, однако она поверила Бьяджио. Она решила, что графу не было смысла ей лгать, хоть ложь и была его ремеслом. Но если он сказал правду, это означало, что Шани в опасности. Или еще хуже. Дьяна застонала. Рабыня втирала ей в волосы масло, чтобы смыть налипшую за долгое плавание грязь. Она приехала так далеко, вытерпела ужасную дорогу и похотливые прикосновения тюремщиков, и только веселое личико Шани помогло ей сохранить рассудок. Надежда в конце концов увидеть дочь заставляла ее быть сильной. И вот теперь, в ванне, Дьяна совсем сникла. Приятно теплая вода стекала у нее по лицу и груди, а она без стыда сидела перед незнакомкой, погрузившись в печальные мысли.
      - Ты очень красивая, - сказала рабыня, темноволосая девушка с безмозглой улыбкой.
      Понимает ли это создание, что она - рабыня? Дьяна не была в этом уверена. И что за место этот остров? Все рабы казались тошнотворно жизнерадостными, словно ошейники у них на шее - это всего лишь украшения. Рабыня назвала Дьяне свое имя, но Дьяна ее толком не слушала. Кажется, ее зовут Кайла...
      - Не беспокойся, ты у нас снова станешь чистой, - проговорила женщина. Она сочувственно покачала головой. - Должно быть, на этом гадком корабле было просто ужасно. Иногда я мою моряков, когда они сходят на берег. А они даже грязнее тебя!
      Дьяна равнодушно вздохнула. Болтовня ее раздражала, а эта девица оказалась болтушкой. Она почти не замолкала все время, пока Дьяна сидела в ванне. Рабыня опустила руки в пену, зачерпнула воды и тонкой струйкой вылила Дьяне на лицо, смывая мыло.
      - Я еще никогда не видела трийцев, - сказала рабыня. - У тебя такая белая кожа! Как перья голубки. - Она провела нежной рукой по плечам Дьяны, чтобы ощутить незнакомую плоть. - И мягкая!
      - Что здесь со мной будет? - резко спросила Дьяна. - Что Бьяджио со мной сделает? Женщина рассмеялась:
      - Ничего с тобой здесь не случится, Дьяна Вэнтран. Мне приказано о тебе заботиться. Когда я тебя помою, я отведу тебя в твои покои. Их сейчас для тебя готовят.
      - Покои? - презрительно переспросила Дьяна. - Ты хотела сказать тюрьму, так?
      - Нет, - спокойно возразила ей женщина. - Ты здесь не пленница. Ну, наверное, все-таки пленница, но с тобой не будут обращаться как с пленницей. Господин бывает очень добр ко всем своим гостям, не считая тех, кем он недоволен. Если ты будешь слушаться господина, о тебе будут заботиться.
      - Господин! - огрызнулась Дьяна. - Вы все так его называете? По-моему, это мерзко.
      - Ты можешь называть его графом Бьяджио, - прошептала девушка.
      - Я не намерена разговаривать с этим чудовищем. Он может заточить меня на своем острове, но мой разум принадлежит мне, и я буду разговаривать с тем, с кем захочу.
      Женщина улыбнулась:
      - Со временем ты изменишь свое мнение.
      - Ни за что! - вспылила Дьяна. Она резко села в ванне, так что вода выплеснулась на пол. - И я сама могу вымыться, - резко бросила она. Пожалуйста! Уйди, ладно?
      Ее вспышка потрясла рабыню, которая обиженно сжалась.
      - Как пожелаете, леди Вэнтран. - Она выпрямилась. - Наверное, вы очень устали. Я буду ждать вас за дверью. Позовите меня, когда захотите выйти из ванны, и я вас вытру.
      - Я и вытереться могу сама, - заявила Дьяна. Указав на дверь, она сказала: - До свидания.
      Когда рабыня ушла, Дьяна снова легла в ванну, погрузившись в воду до подбородка. Сильный цветочный аромат наполнял ее ноздри - и это было настолько лучше вони в трюме! Руки и ноги вновь обретали чувствительность, согреваясь в горячей воде. Грязь, которую она сбросила, словно старую кожу, смылась водой, и тело словно стало легче. Бьяджио устроил ей роскошную тюрьму. И если он сдержит обещание и пощадит Шани, она тоже будет соблюдать данную ему клятву. Какие бы планы у него ни были, какие бы вульгарные намерения он ни питал, она готова все выдержать, лишь бы Шани была в безопасности.
      - Ты не получишь мою малышку! - упрямо прошептала она. - И моего мужа тоже. Я одолею тебя, дьявол!
      Она начала составлять совершенно нереальный план, когда дверь ванной комнаты снова открылась. В дверь заглянула еще одна молодая женщина - ее Дьяна пока не видела. Эта поразительная красавица с иссиня-черными волосами и блестящими глазами смущенно улыбнулась Дьяне, поймав ее взгляд. На шее у нее был ошейник рабыни, но одета она была не как рабыня. На ней был элегантный и дорогой наряд, сшитый из тонкой ткани, идеально облегавшей ее тело. Девушка нерешительно вошла в комнату.
      - Я тебе мешаю? - осторожно спросила она.
      - Да, - ответила Дьяна.
      Девушка нахмурилась, но уходить не пожелала. Вместо этого она вошла и тихо закрыла за собой дверь. Она скользила словно призрак: бесшумно и уверенно. Внезапно смутившись, Дьяна глубже погрузилась в воду и скрестила на груди руки.
      - Кто ты? - спросила она.
      Девушка прошла по мозаичным плиткам и остановилась у края ванны. Она казалась встревоженной, не уверенной в себе. Ее лицо выражало то волнение, то страх.
      - Мое имя Эрис, - сказала она наконец. - Я хотела тебя видеть.
      - Ну что ж, ты могла хорошо меня рассмотреть. И что ты рассчитывала увидеть?
      Эрис стряхнула с себя смущение.
      - Я ничего тебе не объяснила. Извини, но мне необходимо было с тобой поговорить. Ты - Дьяна Вэнтран, да?
      - Да. А ты Эрис. Здравствуй, Эрис. Девушка широко улыбнулась:
      - Здравствуй, леди Вэнтран. Я знаю, что побеспокоила тебя. Прошу прощения. Но мне необходимо было тебя увидеть, поговорить с тобой. Это очень важно.
      Дьяна улыбнулась. Серьезная девчушка была очаровательна, и прогнать ее было немыслимо. Дьяна взбила пену повыше, переспросив:
      - Важно? Ну, тогда рассказывай по порядку. Садись. Рядом с ванной стояла табуретка. Эрис отодвинула ее на почтительное расстояние от Дьяны и села, неловко скрестив ноги.
      Ее беспокойство заинтриговало Дьяну.
      - В чем дело, Эрис? - мягко спросила она. - Откуда ты узнала, кто я?
      - Во дворце все знают, кто ты, Дьяна Вэнтран. Ты жена Шакала. Все об этом говорят. Когда я услышала, что ты здесь, я поняла, что должна прийти. У меня есть к тебе вопросы, если позволишь.
      - И почему это все такие любопытные? Я - первая трийка на Кроуте?
      - О, мне надо узнать не про тебя, леди. А про другого человека.
      - Про кого же?
      Эрис подалась ближе, оглянулась на дверь, словно боясь, как бы их не подслушали, и прошептала:
      - Про Симона.
      При упоминании этого имени спокойствие покинуло Дьяну.
      - Про Симона? - негодующе переспросила она. - А что ты хочешь узнать про это животное?
      Эрис опешила.
      - Про Симона, - повторила она снова. - Ты его знаешь, да?
      - Знаю! - прорычала Дьяна. - А откуда его знаешь ты?
      - Он мой... - Девушка снова понизила голос и почти покраснела. - Мой возлюбленный.
      Дьяна заморгала глазами. Она уставилась на незнакомку, не зная, что ей отвечать. Она не могла понять, как такое нежное создание могло принадлежать такому ужасному человеку. Эрис недоуменно смотрела на нее,
      - Леди Вэнтран, ты видела Симона, правда? Я о нем тревожусь. Он уже должен был вернуться домой и не вернулся. Ты знаешь, где он?
      - Ах, дитя, - печально вздохнула Дьяна. - Я не могу тебе помочь. Право, тебе лучше уйти.
      - Почему? - отчаянно вскрикнула Эрис. - Пожалуйста, скажи мне. Что ты про него знаешь? Что с ним?
      - Эрис, замолчи, - взмолилась Дьяна. Ей невыносимо было слышать боль, звучавшую в голосе девушки, невыносима была ее наивность. - Я не знаю, где Симон. Если бы я знала, то сказала бы тебе. Я... - Она отвела взгляд. Пожалуйста! Я не знаю.
      Эрис оказалась очень чуткой: покачав головой, она решительно заявила:
      - Ты говоришь неправду. Ты что-то от меня скрываешь. Я в этом уверена. И я не уйду, пока ты все мне не расскажешь. - Встав с табуретки, она упала у ванны на колени. - Леди Вэнтран, я знаю, что Симон уехал, чтобы шпионить за вами по приказу господина. Я понимаю, что ты должна очень сильно его ненавидеть. Я прошу только, чтобы ты сказала мне, что ты его видела, что он жив и здоров. Неужели ты этого не сделаешь?
      - Вот что ты думаешь? - сказала Дьяна. - Что Симон поехал в Фалиндар в качестве шпиона? Дитя, ты дурочка. Твой возлюбленный поехал, чтобы украсть мою дочь. И сейчас она где-то с ним.
      - О нет! Это невозможно. Симон поехал шпионить за твоим мужем. Он сам мне сказал!
      - Он тебе солгал, - возразила Дьяна. - Он убил няньку моей малышки и украл ее у меня. Вот что он сделал. И если ты мне не веришь, можешь спросить у Бьяджио. Он уже это признал.
      Свет, горевший в зеленых глазах Эрис, замерцал - и погас. Ее рот изумленно приоткрылся, но из него не вырвалось ни звука - только долгий вздох ужаса.
      - Это правда, Эрис, - повторила Дьяна. - Вот почему я здесь. Я поехала искать Симона и мою дочь, и меня поймали другие люди, которых прислали с Симоном. Я не знаю, где сейчас Симон. Я не знаю, где моя малышка. Но когда я его найду, я его убью. Клянусь!
      - Нет! - сказала Эрис, отчаянно мотая головой. - Это невозможно. Симон никогда бы такое не сделал! Я знаю, что не сделал бы!
      - Ты ошибаешься, - безжалостно заявила Дьяна. - Он это сделал. Он очаровательный человек, твой возлюбленный. Он всех нас провел. Он заставил нас полюбить его и внушил нам, будто он нас полюбил. А потом украл нашу малышку. Может, он и тебя обманул тоже.
      - Нет! - воскликнула Эрис. Она закрыла ладонями лицо, не желая слушать слова Дьяны. - Ты лжешь. Ты ненавидишь Симона из-за Бьяджио. Но он не такой. Он добрый!
      - С тобой он, может, и добрый, - ответила Дьяна. - Но к нам он был невероятно жесток. - Она подняла мокрую руку и поманила Эрис к себе. - Это правда,
      Эрис. Можешь думать про Симона все, что тебе угодно, но я тебя не обманываю. Он украл Шани. А теперь они оба пропали. Если ты потеряла мужчину, то я потеряла дочь.
      - О боже! - простонала Эрис. - Это Бьяджио! Он заставил Симона сделать это. Мы собирались пожениться! Бьяджио заставил его ехать, я это знаю!
      Эрис гневно разрыдалась. Дьяна положила руку девушке на плечо. Ей хотелось успокоигь рабыню, хотя она и не могла понять почему. Наверное, потому что та была не виновата, ее, как и всех, обманул хитрый агент Бьяджио. Всего за несколько минут между ними возникло странное сродство.
      - Возможно, он еще жив, - предположила Дьяна. - И Шани тоже. Мы не имеем права так себя вести, девушка. Не имеем права отчаиваться. Мы должны надеяться.
      - Но ты его убьешь! - хлюпнула носом Эрис. - У тебя не получится, но ты попробуешь. Ах, леди, пожалуйста, постарайся понять! Он сделал это ради меня. Это единственное, что могло бы заставить его украсть вашу девочку. Поверь мне: я знаю Симона, как никто. Он не чудовище.
      - Эрис...
      - Он не такой! - упорствовала Эрис. - Я хочу, чтобы ты это знала.
      - Не получится, - ответила Дьяна. Она попыталась убрать руку, но Эрис успела за нее ухватиться.
      - Леди Вэнтран, я не думаю, чтобы Симон тебя ненавидел. Или твоего мужа. Он делает то, что ему приказывает господин, вот и все. Если твоя дочка действительно с ним, то я уверена, что она в безопасности.
      Дьяне пришлось судорожно сглотнуть, чтобы не разрыдаться. Мысль о том, что Шани может находиться в безжалостных руках Симона, была ей невыносима. Ей отчаянно хотелось поверить Эрис. Она вспомнила те редкие случаи, когда она сталкивалась в Фалиндаре с Симоном. Он всегда был непроницаем, и она гадала, есть ли под этой маской хоть что-то челoвеческое, хоть что-то, что сделало бы его неравнодушным к тому, умрет ли Шани или останется жива. Казалось, Эрис в этом уверена. Дьяне тоже хотелось в это верить.
      - Что с твоим господином? - спросила Дьяна. - Он безумен. Я это поняла сразу, как его увидела. А его глаза! Они синие и блестят, как бриллианты. Почему?
      Эрис мрачно кивнула.
      - Это из-за снадобья. - Она объяснила Дьяне, как Бьяд-жио стал зависеть от состава, который поддерживает в нем жизнь. Они с Симоном считают, что это вещество съело кусок его мозга, сделало его безумным. Дьяна знала о снадобье от Ричиуса, но рассказ девушки и взгляд неестественных глаз Бьяджио поразили ее в самое сердце. Эрис рассказывала это шепотом, боясь, как бы их не услышали. - Он не всегда был такой, добавила она. - Когда он был моложе, он был нормальный. Но теперь им управляет снадобье. И он так и не оправился после смерти Аркуса.
      - Аркус! - простонала Дьяна. - Вот имя, которое я знаю даже слишком хорошо. Твой господин винит в его смерти моего мужа. Я попыталась сказать ему, что он ошибается, но он не желает этого слышать.
      - Он никого не слушает, когда речь идет об этом, - согласилась Эрис. Он все еще оплакивает императора. Старик был ему как отец. Симон говорит, что эта смерть сломала Бьяджио. У него ведь ничего нет, понимаешь? Ни семьи, ни родных. Только Железный круг.
      - Железный круг?
      - Его подручные, те, кто встал на его сторону против Эррита. - Эрис улыбнулась. - Тебе надо многое узнать, Дьяна Вэнтран. Иначе тебе не понять Бьяджио.
      Дьяна кивнула.
      - Тогда ты будешь меня учить, Эрис. Чтобы здесь выжить, мне нужно все это знать. Бьяджио намерен везти меня в Нар. Я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь.
      По лицу девушки скользнула озорная улыбка.
      - Я очень много знаю, - прошептала она и начала рассказывать все, что ей было известно о Бьяджио и его неразделенной любви к Симону.
      27
      Драконий Клюв
      Адмирал Данар Никабар, плотно поев рыбы с пивом, запахнул шерстяной плащ и уставился в темноту, в сторону двух кораблей, которые шли по холодному океану следом за флагманом. "Черный город" и "Внезапный", два корабля сопровождения, были едва различимы в сумерках. Налетевший с юга шторм гнал их на север, подгоняя к Драконьему Клюву. Никабар видел на горизонте яркие разряды молний, на мгновения освещавшие небо. Яростный ветер налетал на палубу, дергая его плащ и волосы, но адмирал стоял твердо, почти не замечая непогоды. Годы плаваний обветрили ему лицо, и оно стало прочнее хромовой кожи. Слушая о знаменитых зимах Драконьего Клюва, он только смеялся. Ничто на земле не могло сравниться с жестокостью моря.
      Даже генерал Форто.
      Три дредноута. И одним из них был "Бесстрашный". Никабар позволил себе довольную ухмылку. Бьяджио сомневался, хватит ли трех кораблей, но Никабар был уверен в своих орудиях. Пусть Форто идет на Драконий Клюв с целым легионом: этого все равно не хватит, чтобы выдержать обстрел. Если Энли справился со своей задачей и взял под контроль воронов брата и если купленные Бьяджио наемники в соответствии с планом уже захватили северное ответвление, трех дредноутов будет достаточно.
      Улыбка Никабара сменилась озабоченностью. Он вдруг почувствовал, что слишком полагается на эти "если". Однако герцог Энли - человек умный. А Форто - нет. А Бьяджио, конечно, превосходит всех своим хитроумием. Пока его великий план осуществлялся успешно, и у Никабара нет оснований сомневаться в конечном результате. План был сложен и опасен, и порой даже Никабар начинал сомневаться в его правильности, но Бьяджио - несравненный кукловод. Когда он дергает за веревочки, танцует весь мир.
      Небо на юге прорезала кривая стрела молнии, оставив след в глазах Никабара. Адмирал стал дожидаться неизбежного грома. А потом услышал его он гремел с Небес громче гласа Божьего. Никабар решил, что так будет и на Драконьем Клюве. Когда орудия "Бесстрашного" откроют огонь, задрожит земля. Никабар стянул с руки перчатку и погладил ближайшую мачту. Его пальцы ощутили под собой дерево, крепкое и непобедимое. Ни одно построенное Лиссом судно не может сравниться с "Бесстрашным". Он не имеет себе равных, он лишен недостатков. Он был величайшей любовью Никабара. Некоторым мужчинам нужны женщины, другим - таким как Бьяджио - сердца мужчин.
      Но адмирал Никабар был рожден и воспитан, чтобы командовать мощными кораблями. Он был в этом абсолютно уверен. Бог, восседающий на Своем престоле, протянул руку вниз и сказал: "Вот человек, который будет повелевать морями. Я даю ему их в удел".
      Грудь Никабара гордо выпятилась вперед. Не Лиссу суждено править волнами. Эта судьба принадлежит ему одному. Лиссцы - самозванцы. Они решили, что их остров дает им права на мировые воды. Они ошибаются. И Пракна тоже. При мысли о своем заклятом враге адмирал снова ухмыльнулся. Пракна - жалкий, ничтожный человечишка! Хороший моряк, конечно, но не ему тягаться с Никабаром. Адмирал был твердо намерен когда-нибудь это доказать. Бьяд-жио будет многим обязан ему за верность, а Никабару в уплату нужно только одно.
      Лисе.
      - Да, но с этим придется подождать, - прошептал Никабар.
      Он нежно похлопал свой корабль по мачте, а потом надел перчатку и стал дуть на руку, чтобы ее согреть. Сейчас его обязанность - разобраться с Форто на Драконьем Клюве.
      Весьма приятная задача.
      28
      Праздник Сеским
      Ярким солнечным днем в центре столицы Нара неподалеку от Собора Мучеников начался великий праздник Сеским. По обычаю открыла праздник зажигательная речь архиепископа Эррита. Это был единственный день в году, когда святой отец ходил среди своей паствы без охранников, словно он один из них и заботится о них. Улицы были украшены цветастыми флагами и длинными струящимися вымпелами На переулки взирали изображения святых, длинные и неприветливые. Играли музыканты, торговцы громко расхваливали свои товары. Воздух был полон незнакомых запахов, толпу развлекали невиданные звери и фокусники. Вдоль тротуаров сидели нарские аристократы со своими семьями, наблюдая за шествиями и наслаждаясь чистым воздухом: по приказу епископа в этот день были закрыты все литейные, чтобы их изрыгающие дым трубы не портили праздник.
      На всей Высокой улице царственные принцы, съехавшиеся с разных концов империи, приставали к незамужним девицам, хвастаясь своим богатством, а богатые торговцы дарили своим любовницам платья и безделушки. Все лавки были открыты, чтобы ухватить свою долю денег, которые в этот день заливали столицу. Сеским был не просто религиозным праздником. Это был главный отдых Нара от самого себя, когда аристократы выходили из своих башен и встречались с бедняками. И в празднестве участвовали все без исключения.
      По приказу Эррита были распахнуты двери сиротского приюта. Высокая улица была заполнена осиротевшими детьми, чьи щеки горели от возбуждения. Многочисленные причетники собора ходили по толпе, внимательно приглядывая за ребятней и стараясь напомнить горожанам, в чем заключается суть праздника. Крейн был временем поста и размышлений, периодом покаяния, который завершала Истрейя, самый святой день нарской церкви. Весь ближайший месяц верующим полагалось проводить в молитве, регулярно посещать богослужения и приносить церкви самые богатые дары. И, что самое главное, они должны были молить Бога о Его бесконечной милости и о прощении их грехов. Эррит знал, что в Наре множество грешников. Он не принадлежал к их числу, но даже ему необходимо было соблюдать смирение перед Небесами. Во время крейна Небеса были особенно бдительны.
      Завтра люди начнут свой спартанский путь к Истрейе, но сегодня у них была возможность наслаждаться всеми благами, которые дал им Бог. И Черный город вышел на улицы. Зверинцы из Дории заняли центральное место на Высокой улице: поразительное собрание животных, при виде которого открывали рты не только дети, но и взрослые. Тут были слоны с бивнями, гривастые львы, танцующие собаки и смеющиеся обезьяны. Укротители и смотрители обращались к собравшимся, рассказывая о своих странных подопечных и предлагая детям покататься на слонах. И пока они
      управляли своими великолепными животными, играла музыка, торговцы демонстрировали свои товары, и Высокая улица утратила свою обыденность. Произошло ее ежегодное преображение: из оживленного и ко всему привычного проезда она превратилась в уголок рая.
      Архиепископ Эррит с удовольствием прогуливался в толпе, даря улыбки любопытным нарцам, умолявшим о разрешении прикоснуться к краю его одежд. С ним шла Лорла Лон, держась за его руку. В левой руке у нее было купленное Эрритом замороженное лакомство: кусок сладкого льда с фруктовым вкусом. Она жадно его лизала, причмокивая от удовольствия. Вид дорийского зверинца ее заворожил. Эррит уже наелся пирожными из кондитерской лавки. Его живот был набит до отказа, до полной сытости. С тех пор как он начал принимать снадобье Бьяджио, у него снова проснулся аппетит, настоятельно требовавший удовлетворения. Ему ничего не стоило проглотить дюжину лучших пирожных.
      Эррит подвел Лорлу к скамейке на тротуаре. Там сидела какая-то семья, но при виде святого отца поспешно встала, освобождая место епископу и его подопечной. Двое причетников, таскавшихся за Эрритом в течение всего дня, встали по обе стороны скамейки. Эррита не положено было охранять, но его спрятавшиеся под капюшонами священники никогда не рисковали. У этих послушников под рясами были длинные ножи. Лорла уселась на скамейку первой, болтая коротенькими ножками. Она нетерпеливо вытянула шею, пытаясь разглядеть выставленных зверей. На ней было голубое платье, купленное Эрритом специально к празднику, и в нем она походила на ангелочка - или на одну из прекрасных холеных девушек Нара. Эррит уселся рядом с нею, подоткнув под себя длинную рясу. Толпа, заметившая святого отца, немного раздалась, чтобы ему лучше было видно.
      - Нравится, дитя? - спросил Эррит, с трудом перекрывая шум.
      Лорла кивнула:
      - О да, отец! Это просто чудесно!
      Это действительно было чудесно. Для Эррита это стало осуществлением его мечты. Как Божий слуга, он не женился и не знал женщин с тех пор, как принес обет. Он был лишен семьи и детей - таких, как Лорла. Но теперь он получил то ощущение нормальной жизни, которого так ему не хватало. У него были Бог и ребенок, которых он мог обожать, и он был счастлив. Лорла привязалась к нему - сильнее, чем он мог надеяться. Она не просто называла его "отец". Поселившись в соборе, она действительно стала ему дочерью. Между ними возникли благословенные узы, и Эр-риту не было дела до того, что кто-то это замечает - и смеется у него за спиной. Сплетни существуют всегда, даже среди священнослужителей. Некоторые люди говорили о нем гадости. Однако Эррит знал, что сердце его чисто. Глядя на Лорлу, он видел только жизнь, которую мечтал бы назвать своей, и огромный потенциал юности. Бог любит детей. Бог призвал человечество любить детей. И Эррит был уверен, что его поведение соответствует Божественному закону.
      Он снова взял Лорлу за руку, показывая ей разных зверей, удивляя ее своими знаниями. Он бывал на множестве празднеств, и каждый год на них приезжали зверинцы из Дории. Эррит наизусть знал все их программы. Но знакомство с трюками животных не притупляло его удовольствия, и когда слоны встали на задние ноги и гулко затрубили, Эррит расхохотался вместе со всеми, зажимая себе уши.
      - Ох! - радостно воскликнула Лорла. - Как громко!
      Так громко, что она чуть не уронила свое лакомство, но все-таки успела его поймать раньше, чем оно упало ей на платье. Решив, что самое надежное место для ледышки - это рот, она снова начала сосать сладкий замороженный сок, радостно раскачиваясь в такт музыке. И пока она ела, Эррит краем глаза смотрел на нее, наслаждаясь возможностью быть с нею. Всего через несколько дней у Лорлы будет день рождения. Ей исполнится девять лет. Ему хотелось сделать этот день для нее особым. Для ребенка в таком возрасте каждый год настоящая веха. Эрриту хотелось, чтобы у Лорлы не было сомнений относительно его привязанности к ней. Именно поэтому он разрешил ей ходить по всему собору, не запретил время от времени мешать Дараго и любоваться его росписью, хотя его самого смотреть фрески не пускали. Лорле уже пришлось пережить так много бед - в таком нежном возрасте! Черный Ренессанс превратил ее жизнь в пустыню, лишил ее родителей и близких. Но теперь у нее в соборе началась новая жизнь, а у Эррита - еще один повод раздавить Бьяджио с его мерзким стремлением к власти.
      - Лорла, смотри! - сказал Эррит, указывая на группу клоунов, начавших представление на другой стороне улицы.
      Клоунов было трое. Они стояли на высоких ходулях, а лица у них были размалеваны белой краской со злобными рубиновыми улыбками. На всех были длинные яркие одеяния, расшитые лентами и широкими полосами материи всех цветов радуги. На плечах тряслись пряди ярко-зеленых париков.
      Лорла нахмурилась.
      - Они страшные, - сразу же решила она. - Они мне не нравятся.
      - А ты знаешь, кто они? - спросил он, уверенный в том, что она не знает. Своими белыми лицами и ужасными улыбками они больше походили на демонов, чем на клоунов. - Это клоуны Истрейи. Они символизируют грехи. Один - Гордость, второй - Похоть, а третий - Ненависть. Это то, чего мы должны избегать во время крейна.
      Лорла с громким хлопком вытащила изо рта сладкую сосульку.
      - Клоуны Истрейи? Я никогда о них не слышала. Почему у них такой гадкий вид?
      - Чтобы напомнить нам, что они всегда с нами. Каждый год клоуны Истрейи ходят в толпе. Они пытаются напугать детей так, чтобы они запомнили их лица. Так дети учатся. - Эррит благодушно засмеялся. - И некоторые взрослые тоже.
      - Они противные! - твердо заявила Лорла. - По-моему, им здесь не место.
      - А вот и место, - возразил Эррит. - Они должны напомнить нам, чтобы мы всегда их опасались, даже в такое приятное время, как это.
      - А кто из них кто? Эррит рассмеялся снова:
      - Не знаю. А ты как думаешь?
      - Скажи еще раз, как их зовут?
      - Похоть, Ненависть и Гордость, - ответил Эррит. - Три главных греха Нара. Думаю, что вон тот - Похоть. - Он указал на меньшего, у которого ходули были короче, чем у других. Этот клоун щурил глаза так, что Эрриту представилось нечто нечистое. - Как ты считаешь? Лорла понизила голос. - А вон тот - Ненависть, - уверенно сказала она.
      - Правда? - Встревоженный ее серьезным тоном Эррит внимательно посмотрел на нее. - Откуда ты узнала?,
      - Я его уже видела. - Девочка оторвала взгляд от клоунов и посмотрела вдоль улицы. - Я его узнаю.
      - Где ты могла его видеть, Лорла? - мягко спросил Эррит. Он понимал, что вступил на скользкую почву, но не смог удержаться. Лорла была такая непонятная девочка, в ее голове пряталось столько тайн... Эррит был твердо намерен раскрыть эти тайны. - Ты можешь мне рассказать, - попросил он. - Я больше никому не скажу. Даю слово.
      Лорла серьезно задумалась над его словами. И наконец, подняв на него глаза, она сказала:
      - Такое лицо бывает у герцога Энли, когда он думает о своем брате. И сейчас он такой.
      Это пугающее признание заставило Эррита выпустить Лорлину руку. Она вдруг похолодела, унеслась куда-то далеко. В ее удивительных глазах, так похожих на его собственные, вспыхнула скрытая ярость. Эррит сразу же пожалел о своем вопросе. Она видела, что произошло на Драконьем Клюве, и это изменило ее. Она перестала быть просто маленькой девочкой.
      - У герцога Энли все будет хорошо, - заверил он ее. - На всем Драконьем Клюве будет мир, как только генерал Форто одержит победу. А он ее одержит, даю тебе слово. - Он неловко улыбнулся. - Ты ведь мне веришь, правда?
      - Наверное.
      - Не сомневайся, малышка. У Форто хватит солдат, чтобы снова отвоевать Драконий Клюв для Бога. У герцога Энли все будет хорошо. Скоро он будет править всем Драконьим Клювом. И может быть, когда-нибудь ты снова его увидишь: когда на Драконьем Клюве снова будет спокойно. Если хочешь, я смогу это устроить. Не сейчас, конечно. Но когда-нибудь.
      - Я не хочу возвращаться на Драконий Клюв, - ответила Лорла. Никогда. Теперь мой дом не там... отец. Эррит улыбнулся:
      - Тогда ты навсегда останешься жить здесь, в соборе. Как Элиоэс.
      При упоминании о сиротке встревоженное лицо Лорлы прояснилось.
      - Расскажи мне о ней еще. Хоть одну историю!
      - Л орла...
      - Ну пожалуйста! - взмолилась она. - Любую.
      Эррит растерялся. Он уже рассказал Лорле все, что он знал о сиротке. И Лорла жадно впитывала его рассказы. В маленькой калеке она нашла свою святую покровительницу, и рисунок Дараго ее не удовлетворял. Ей хотелось большего. Как и любой ребенок, она все время хотела чего-то еще.
      - Я уже рассказал тебе все, что знал, - признался Эррит. - В святых книгах про нее написано совсем немного. Только то, что ты уже слышала.
      - Тогда расскажи мне еще раз, - мечтательно проговорила Лорла. Расскажи, как она была сироткой, как встретила нашего Господа и как Он ее исцелил. Это хорошая история. Она мне нравится.
      На самом деле это была единственная история про Элиоэс, но Эррит рассказал ее снова. И когда он говорил, Лорла, казалось, забыла о шумящем вокруг празднестве, не обращая внимания на зверинец, на крики разносчиков. Рассказывая, Эррит наблюдал за ее глазами, и всякий раз, когда он произносил слово "сиротка", за изумрудной пеленой ее взгляда словно вспыхивал свет. Лорла обожала простую историю Элиоэс, историю, которая должна была утешать детей и убеждать их в святом могуществе Бога. Но Лорла слышала не просто незамысловатую притчу. Она слышала правду.
      - Бог увидел в Элиоэс нечто особенное, - закончил наконец Эррит. - Так же как Он видит нечто особенное в каждом из нас. Даже в тебе и во мне.
      - А что особенного Он видит в тебе? - спросила Лорла. Дожидаясь ответа, она лизнула конфетку. Эррит беспомощно перебрал набор штампов, но потом решил сказать ей то, что он думает на самом деле.
      - Я Его слуга, - гордо объявил он. - Ему известно, что я беспрекословно исполню Его волю. Вот почему Он возлагает на меня бремена. Он предназначил мне великую задачу.
      - Уничтожить Бьяджио.
      - Правильно. Он слуга дьявола. Я должен уничтожить его и все его греховные дела. Вот чего требуют от меня Небеса. Чего бы это ни стоило. Эррит отвел взгляд. Эта задача его пугала. Страшное ощущение бессилия заставило его понуриться. - Лорла, я делал вещи, которыми не могу гордиться. Ужасные вещи. И мне приходится продолжать делать ужасные вещи, потому что этого хочет от меня Бог. Вот почему Он призвал меня в церковь, может быть, я даже именно для этого и родился. Я единственная надежда Нара. Я его спаситель.
      Маленькая девочка криво улыбнулась. Эррит не мог определить, поверила ли она ему, но ее теплый взгляд был ему утешением.
      - И поэтому на Драконьем Клюве война? - спросила она. - Потому что этого хочет Бог?
      - Бог хочет, чтобы на земле наступило Его царство, - ответил Эррит. Если нам приходится сражаться за это, если приходится приносить жертвы и умирать - что ж, так тому и быть. Бог показал мне это очень ясно, малышка. Именно поэтому Он убил императора Аркуса, именно поэтому дал мне в руки оружие, необходимое для исполнения Его планов. А теперь... - Эррит заставил себя весело улыбнуться, - мы больше не будем об этом говорить. На размышления у нас будет целый месяц. А сегодняшний день - для веселья.
      Не успел он договорить, как через улицу перебежала обезьянка, вспрыгнув Лорле на колени. Лорла испуганно вскрикнула, уронила лакомство на тротуар и подняла руки, не решаясь дотронуться до любопытного существа. На громкий окрик Эррита стремительно бросился дрессировщик.
      - Бобо! - воскликнул этот молодой дориец в нарядных одеждах.
      Он виновато поклонился епископу, а причетники незаметно придвинулись ближе. Обезьянка прыгала у Лорлы на коленях. Как и ее хозяин, зверюшка была наряжена в зеленую рубашку, а на ее лохматой головке была красная шапочка колоколом. Обезьянка закричала, показывая желтые зубы, но девочке она не угрожала. Казалось, ее больше заинтересовала уроненная на землю ледышка.
      - Все в порядке, - поспешно проговорил Эррит, успокаивая Лорлу и дрессировщика. Он бросил быстрый взгляд на своих сопровождающих, и те осторожно отступили. - Не бойся, Лорла. Она тебе больно не сделает.
      - Бобо никогда никого не обижает, святой отец, - поспешил заверить их молодой дрессировщик. Он улыбнулся, а потом и рассмеялся при виде Лорлиного восторга. - Не беспокойся девочка. Он просто здоровается.
      - Здравствуй, Бобо, - сказала Лорла, глядя на озорную обезьянку. Услышав свое имя, Бобо снова запрыгал, а потом протянул руку, чтобы пощупать Лорле лицо. Она засмеялась: крошечные пальцы защекотали ей губы. Можно мне его потрогать? - спросила она. - Он меня не укусит?
      - Давай! - пригласил ее дрессировщик. - Почеши ему голову. Он это любит.
      Лорла потянулась к обезьянке и нежно погладила ей головку. При этом она широко улыбнулась.
      - Он такой мягкий! - изумленно сообщила она.
      - Бобо из Казархуна, - объяснил дрессировщик. - Он ехал так далеко только для того, чтобы поздороваться с тобой и со святым отцом. Он тебе нравится?
      - Очень нравится! - проворковала Лорла. Она непрерывно гладила Бобо по голове. Это успокоило обезьянку, так что ее сморщенные веки начали опускаться. - Он такой милый!
      - И умный, - заметил дрессировщик. - Он умеет считать до десяти. И он знает свое имя - лучше, чем некоторые люди. Бобо даже помогает мне управляться с другими зверями. Его даже слоны боятся!
      Эррит наблюдал за тем, как Лорла ласкает обезьянку, и у него зародилась идея. Девочке не годится быть в соборе такой одинокой. В отсутствие других детей она общается только со священниками. Ребенку нужны любимцы. Он ухватил дрессировщика за рукав, заставляя его пригнуться.
      - Сколько ты просишь за обезьяну? - спросил он. Тот растерянно заморгал:
      - Что, святой отец?
      - Я хочу ее купить, для ребенка. Сколько?
      - Правда, отец? - возбужденно спросила Лорла. - И он будет мой?
      - На твой день рождения, - объяснил епископ. Он наслаждался радостью, озарившей лицо девочки. - Особый подарок для тебя. Хочешь?
      - Святой отец, Бобо не продается, - сказал владелец. - Простите, но он мой.
      Голос молодого человека звучал несколько неуверенно, и епископ решил, что его можно будет переубедить. Эррит безмятежно улыбнулся ему, откидываясь на спинку скамейки.
      - Ну же, сын мой. Это ведь просто животное. Что оно может для тебя значить? Я заплачу тебе вдвое больше того, что дал за него ты сам. И это более чем щедро.
      - Э-э... отец? - Лорла застенчиво дернула его за рукав. Эррит не обратил на нее внимания.
      - Вдвое, сын мой, - повторил он, поднимая два пальца. - Назови свою цену.
      - Извините, ваша милость, но дело не в деньгах. Бобо не просто животное. Он скорее друг. Я не могу его продать.
      - Отец, я не хочу обезьяну, - резко сказала Лорла, дергая Эррита за рукав сильнее.
      Епископ недоуменно уставился на нее.
      - Не хочешь? - переспросил он. - Почему?
      Она пожала плечами:
      - Не знаю. Просто не хочу. Не как подарок на день рождения. Я хочу что-нибудь другое.
      - А что же?
      - Просто что-нибудь другое, - повторила она, хмуро глядя на обезьянку. - Хотя обезьяна очень милая. - Продолжая поглаживать Бобо, она посмотрела на его дрессировщика, на лице которого было написано нескрываемое облегчение. - Тебе повезло. Наверное, он хороший друг.
      Дрессировщик благодарно ей улыбнулся.
      - Да, очень, - сказал он, беря Бобо с колен Лорлы.
      Обезьянка проворно вскарабкалась на плечо к своему хозяину и устроилась там, словно птица. Оттуда она помахала рукой Лорле и епископу.
      - Попрощайся, Бобо, - приказал дрессировщик.
      Бобо проскрипел что-то непонятное. Лорла помахала вслед паре, быстро исчезнувшей в толпе. Ее взгляд не отрывался от обезьянки, пока зверек не скрылся из виду.
      - Я подумал, что тебе захочется иметь товарища, - сказал Эррит. Зверушка была бы хорошим подарком тебе на день рождения. Ну, что же... - Он встал, взял Лорлу за руку и помог слезть со скамейки. - Кажется, я знаю, где можно купить тебе что-то хорошее.
      - Где это? - спросила Лорла.
      - Увидишь.
      Эррит повел Лорлу по тротуару, продолжая держать за руку. Они прошли мимо дрессированных зверей, мимо уличного фокусника в длинной мантии и со стопкой карт, которые постоянно исчезали у него из рук. Епископ не обращал внимания на шум, на поздравительные возгласы окружающих. То, что ему было нужно - и перед чем, как он не сомневался, Лорле было не устоять, находилось на углу Высокой улицы, между свечной и кузнечной лавками. Пройдя половину улицы, Эррит увидел магазинчик, в который он направлялся.
      Лавка игрушек Дудочника.
      У витрины стояла толпа детей: они прижимались носами к стеклу, чтобы лучше рассмотреть расставленные за ним чудеса. Несмотря на шум, до Эррита уже доносились слабые звуки музыки, которую исполнял механический флейтист. Он указал Лорле на лавку.
      - Вон там, - сказал он. - Вот куда мы идем. Лорла прищурилась:
      - Что это?
      - Лавка игрушек. Таких игрушек ты никогда не видела, малышка. Поверь мне, там ты найдешь свой особенный подарок на день рождения.
      - Правильно! - радостно воскликнула Лорла, сжимая Эрриту руку. - Да, конечно, найду!
      Теперь она вела его по улице - буквально тащила его, стремясь поскорее попасть в лавку игрушек. Когда они подошли к витрине, Лорла отпустила его руку и нырнула в толпу детей, пробиваясь к стеклу. Стиснутая с обеих сторон детскими телами, она прижала ладони к витрине и заглянула в нее. Эрриту не нужно было видеть ее лица, чтобы ясно представить себе, какое изумление на нем отразилось.
      Лорла задержалась у витрины, заглядывая в лавку игрушечных дел мастера. Вокруг нее кричали и смеялись дети, но она молчала. Ее заворожили механический флейтист и чудесные кукольные дома. В глубине лавки Эррит заметил Редрика Бобса, владельца магазина. На секунду их взгляды встретились, но мастер почти сразу же отвернулся, чтобы заниматься покупателями. Как и следовало предполагать, лавка Дудочника была полна посетителей. Нарские аристократы и их балованные отпрыски заполнили магазинчик до отказа, жадно хватая удивительные игрушки, созданные мастером. Эррит пожал плечами, отгоняя мысль пробиваться сквозь толпу. Он архиепископ Нара. Ему не надо дожидаться своей очереди. Пока Лорла смотрела на игрушки, Эррит смотрел на игрушечных дел мастера. Несчастный человек, в сущности. По-своему великий художник, но после смерти жены стал затворником. Детей нет. Эррит закрыл глаза и прошептал короткую молитву за Редрика Бобса. Наверное, он очень одинок.
      - Отец! - громко позвала его Лорла. Она не отрывала взгляда от витрины, не отнимала рук от стекла. - Отец, посмотри!
      Эррит осторожно пробрался сквозь толпу детей и родителей у витрины. Они немного отстранялись, пропуская его вперед. Как обычно, причетники следовали за ним, как две тени. Добравшись до витрины, наполненной игрушками и чудесными механическими устройствами, епископ улыбнулся своей маленькой подопечной.
      - Видишь? Что я тебе говорил? Чудесно, правда?
      - Чудесно! - эхом откликнулась Лорла. Она не отрывала глаз от прекрасного кукольного дома, выставленного в витрине: огромной модели с необычайно точными деталями, с настоящей черепицей. Все строение было покрашено ярким женственно-розовым цветом. Этот дом был роскошнее других кукольных домов витрины, он поражал зрителя даже сильнее, чем деревянный флейтист с его музыкой.
      - Посмотри на этот кукольный дом! - прошептала она. - На большой, розовый. Какой красивый!
      - Необычайно красивый, - согласился Эррит. - Человека, который все это сделал, зовут Дудочник. Как этого музыканта с флейтой в витрине. Видишь?
      Он попытался привлечь внимание Лорлы к деревянной фигурке, но та девочку не заинтересовала. Ее заворожил деревянный дом. Детски губки Лорлы сложились в печальную гримаску.
      - Он такой красивый! - проговорила она. - У меня никогда ничего подобного не было!
      - Хочешь такой?
      Лорла наконец оторвала взгляд от витрины и устремила его на епископа:
      - Ты это серьезно?
      - Это будет тебе подарком от меня. Особенным подарком к твоему дню рождения.
      - О да! - вздохнула Лорла. - Да, мне очень бы хотелось такой. И пусть он будет большой! Как тот розовый.
      - Не думаю, чтобы Дудочник продал нам тот розовый, - сказал епископ. Насколько я знаю, он делает их по одному. А тот, розовый - его собственный. Он всегда стоит в его витрине.
      - Тогда я хочу, чтобы он сделал мне дом! - радостно объявила Лорла. Чтобы он был особенным, специально для меня. Он мне его сделает, правда? Он может построить все, что я захочу?
      - Пойдем, - предложил Эррит, снова взяв ее за руку. - Давай мы его спросим.
      Как и Лорла, Эррит не чуял под собой ног от радости. Он был захвачен восторгом девочки. В лавке их встретил сильный запах краски и опилок. Под потолком на проволоке крутились, вращались и жужжали многочисленные изделия Дудочника. При виде их Лорла захихикала от удовольствия, да и Эррит, который прежде видел игрушки только через стекло витрины, засмеялся вместе с ней. Магазинчик Редрика Бобса был волшебной страной. Но как только игрушечных дел мастер заметил своего святого гостя, он смертельно побледнел и сразу же отвернулся от покупателя - нарского аристократа с толстым брюхом и не менее толстым кошельком. Аристократ недовольно нахмурился, но, узнав архиепископа Эррита, смущенно отступил.
      - Ваша милость! - дрожащим голосом произнес Дудочник. Это был долговязый мужчина с тонкими пальцами, как у кукол, которых он делал. С его волос сыпались опилки, похожие на перхоть. - Я не ожидал вас увидеть. - Он резко упал на колени, словно вспомнив о приличиях. - Добро пожаловать в мою лавку игрушек.
      - Встань, Редрик Бобе, - приказал Эррит. - Сегодня день праздника. Вся эта торжественность ни к чему. Я пришел сюда, как и все эти добрые люди, чтобы сделать у тебя покупку.
      Дудочник подошел к епископу. Он выглядел завороженным, как Лорла при виде его кукольного дома. Однако столь странное выражение на его лице не было связано с появлением епископа. Дело было в Лорле. Мастер смотрел на нее внимательно, оценивающе, словно она напомнила ему кого-то или что-то давно потерянное. Он опустился перед ней на одно колено. Их окружило кольцо любопытных, но Редрик Бобе их словно не видел.
      - Вы привели сюда эту девочку за чем-то особенным, правда, Ваше Святейшество? - спросил он, не отрывая взгляда от Лорлы.
      - Да, - подтвердил Эррит. - За подарком на ее день рождения.
      - На день рождения! - пропищал Дудочник. - Как славно!
      - Мне исполнится девять, - сообщила ему Лорла.
      - Девять! - повторил Редрик Бобе. Мастер вел себя крайне нелепо, и это встревожило епископа.
      - Да, сударь мой, ей исполняется девять, - резко сказал Эррит. - И она захотела твой кукольный дом.
      Лорла указала на витрину:
      - Я видела розовый. Он очень красивый.
      - А, "Белинду"! - с гордостью проговорил игрушечных дел мастер. - Да, это и мой любимый дом. - Протянув руку, он игриво взъерошил Лорле волосы. "Белинда" всегда приводит ко мне в лавку таких девочек, как ты. Но боюсь, что этот дом не продается. Я построил его для моей жены.
      Эррит встал между Лорлой и мастером.
      - Мы не собираемся покупать этот дом. Мы хотим особенный дом. Такой, который ты сделаешь на заказ. Ты сможешь?
      Дудочник выпрямился, и Эррит заметил в его взгляде тень недовольства.
      - Конечно, смогу, - сказал Редрик Бобе. - Это ведь моя профессия. Я могу сделать для девочки кукольный дом. Любой, какой ей захочется. - Он обвел взглядом уставившихся на него покупателей. - Но давайте уйдем отсюда и поговорим без посторонних. Можно поговорить в моем кабинете. - Он жестом пригласил их пройти в боковую дверь. - Пойдемте, Ваше Святейшество.
      - Хорошо, - согласился Эррит. Подталкивая Л орлу в спину, он повел ее к кабинету. Дудочник жизнерадостно предложил своим покупателем пока смотреть на игрушки и ушел следом за своим важным заказчиком в тесную комнатку с резным бюро. На крышке бюро стояла коллекция крохотных игрушек, ожидая для себя хозяина. Рядом с бюро стоял стул, на который поспешно взобралась Лорла. Редрик Бобе закрыл дверь кабинета, и там сразу стало тише.
      - Извините, что мне нечем вас угостить, Ваше Святейшество, - виновато сказал он. - В моей игрушечной лавке редко бывают посетители из церкви.
      - Я уже напился и наелся пирожных, - ответил Эррит. - И я не хочу здесь задерживаться. - Он подошел к Лорле и встал рядом с ней. - А теперь скажи, что ты можешь нам предложить, игрушечных дел мастер.
      Дудочник улыбнулся.
      - Вы хорошо выглядите, - заметил он, не ответив на вопрос Эррита. Несколько месяцев назад я видел вас в карете. Вы снова поправились. И, осмелюсь сказать, у вас совершенно здоровый вид. И хороший цвет лица.
      Эррит поморщился. Следовало ли это считать комплиментом? Редрик Бобе был странной личностью. Возможно, пары от красок повлияли на его разум.
      - Я здоров, - сказал Эррит. - Итак...
      - Мы даже не ожидали от вас такого удивительного выздоровления, продолжал Бобе. - Мы все усердно за вас молились, ваша милость. Наверное, Бог нас услышал.
      "Бог доставил мне синий пузырек", - с горечью подумал Эррит.
      С тех пор как он начал пользоваться снадобьем, он снова стал здоровым. Однако Редрику Бобсу про снадобье ничего не известно - ничего, кроме слухов, которые постоянно ходили по всей империи. Эррит пристально посмотрел на Дудочника, стараясь понять, что кроется за его непроницаемой маской. Ему не нравилось, когда ему напоминали о его болезненном пристрастии, а в особенности когда это делал простолюдин-ремесленник. К тому же присланное Бьяджио снадобье подходило к концу. Эррит знал, что скоро ему придется вести с Бьяджио переговоры, чтобы получить новую порцию. Однако это было в будущем, не сегодня. Сегодня был праздник, и Редрик Бобе пытался его испортить. Когда Эррит снова обратился к Дудочнику, его голос стал тихим и почти что угрожающим.
      - Почему бы тебе не сказать нам, какой кукольный дом ты можешь сделать для Лорлы? - спросил он. - Нам хотелось бы вернуться на праздник, пока он еще не кончился.
      - Я хочу большой, - заявила Лорла, выразительно расставляя руки. - Как те, что на витрине.
      - Я могу сделать для тебя все, что ты пожелаешь, девочка, - сказал Редрик Бобе. - Дом любой формы и размера. Хоть с тебя ростом. Ты решила, что тебе хочется, Лорла?
      - Совсем любой дом? - перепросила Лорла. Мастер кивнул:
      - Точно.
      - Что бы я ни попросила?
      - Что бы ты ни попросила. Лорла улыбнулась.
      - Тогда я знаю, что мне попросить, мастер. - Она повернулась к Эрриту и лукаво ему улыбнулась. - Я хочу, чтобы ты построил для меня совсем-совсем особенный дом. Твой самый хороший дом! И я хочу, чтобы ты сделал его для нас обоих, для меня и для отца Эррита.
      - Что? - изумленно воскликнул Эррит. - Лорла... Лорла смотрела на игрушечных дел мастера уже совершенно серьезно.
      - Я хочу, чтобы ты построил мне игрушечный Собор Мучеников.
      Эррит был поражен. Он отшатнулся к верстаку, потрясенно уставившись на Лорлу:
      - Дитя, что ты говоришь? Собор? Зачем?
      - Потому что это мой дом, - мягко сказала Лорла. - Мой новый дом. Единственный, который теперь у меня будет. - Протянув руку, она крепко сжала пальцы епископа. - Он будет для нас обоих, отец. И он будет нравиться всем. Как фрески Дараго! Мы даже можем держать его в большом зале, под росписью. Люди смогут смотреть на них одновременно, на две великолепные вещи.
      - Но, Лорла, это же не подарок для маленькой девочки! Мне хотелось, чтобы у тебя был кукольный дом вроде тех симпатичных, с витрины. Что-нибудь розовое и милое. Что-то приносящее радость.
      - Но этот дом будет приносить мне радость, отец, - заверила его Лорла. Ее улыбка была яркой, умоляющей. - Мне так этого хочется! Больше, чем обезьянку или просто какую-то игрушку. Я хочу особенный дом!
      Это было просто невероятно! Она была таким необыкновенным ребенком, эта сиротка, которую привез ему Энли. В это мгновение Эррит понял, что она действительно дар Небес.
      - Ну что, Редрик Бобе? - спросил он, не оборачиваясь. - Ты можешь сделать для нас такой дом?
      Наступило молчание: игрушечных дел мастер обдумывал свой ответ.
      - Это очень непросто, - проговорил он, поглаживая подбородок. - Собор - здание со множеством деталей. На них уйдет много времени. И труда. Когда он вам нужен?
      - К Истрейе, - ответил Эррит. - Я хочу, чтобы он был выставлен на обозрение жителей Черного города одновременно с фресками Дараго.
      - К Истрейе, - пробормотал мастер. - Времени мало. Меньше месяца. Мне придется много работать, чтобы успеть к сроку.
      - Работай столько, сколько понадобится, - отрезал Эррит. - Хоть с рассвета да темноты, меня это не касается. Я заплачу столько, сколько нужно. Но потрудись на совесть, Редрик Бобе. Это будет совсем особый заказ, и я хочу, чтобы в нем не было изъянов.
      - Я все делаю без изъянов, - обиженно ответил мастер. - Могу обещать Вашему Святейшеству: вы изумитесь тому, что я построю для этой девочки.
      - Тогда и пришли мне свой счет, игрушечных дел мастер, - приказал Эррит. - Я охотно его оплачу. - Он снял Лорлу со стула, осторожно поставил на пол и повел к двери. - Всего тебе доброго, Редрик Бобе. Радуйся празднику. И помни: к Истрейе.
      Мастер поклонился им вслед, но Эррит не обратил на это внимания. Снадобье и любовь Лорлы придавали ему силы, заставляли ощущать себя поистине бессмертным. Впереди был еще целый день праздника, и Эррит был намерен не тратить его зря. Сегодня он счастлив. Завтра или послезавтра ему принесут дурные вести, сообщат о смертях на Драконьем Клюве или еще в каком-то далеком уголке страны, но сегодня - великий праздник Сеским. С улыбкой на лице он вышел из чудесной игрушечной лавки обратно на шумящую праздником улицу. И с ним шла его безупречная приемная дочка.
      29
      Лорд Шакал
      Тяжелыми и неподвижными были лисские ночи. По острову Харан разносился шум воды и зимнего ветра да редкое хлопанье птичьих крыльев. Очень редко нарушали тишину голоса или шаги. Ночью дворец Джелены становился мрачным, как склеп. Это было пустынное, почти заброшенное здание, слишком большое для его юной обитательницы. Высокие своды и пустые коридоры замка служили постоянным напоминанием обо всем, чего лишился Лисе за годы долгой войны с Наром. Не слышно было шумных разговоров взрослых, не бегали по коридорам королевские дети. Во дворце царила холодная тишина долга, и каменнолицые стражи Джелены редко улыбались или говорили не по делу. При свете дня замок был полон чудес, но ночью, когда мир спал, тут правили тени.
      Ричиус пробыл во дворце всего три дня, однако уже хорошо усвоил его правила. Жизнь на острове Джелены была так же предсказуема, как восходы и закаты. Ее стражи и слуги исполняли все ее желания. Кошачьи лодки и весельные джарлы постоянно курсировали по озеру и каналам, доставляя припасы, а огромные водяные ворота продолжали изумлять Ричиуса. Если не считать этого, жизнь в замке была адски скучна, и Ричиус мечтал поскорее отсюда вырваться.
      С момента его приезда в Лисе королева Джелена обращалась с ним, как с монархом. Она предоставила ему покои неподалеку от своих собственных парадные помещения на первом этаже дворца с видом на водяной сад и харанов. Его всегда ждали огонь в камине и еда и целый штат прислуги, готовый делать для него все необходимое. В шкафах висела чистая лисская одежда, на которую он с радостью сменил свои провонявшие морем лохмотья. В его распоряжении также было сколько угодно времени, чтобы продумать стратегию захвата Кроута. Все было великолепно организованно, идеально рассчитано на работу мысли. Если не считать одной маленькой детали.
      Ричиус понятия не имел, с чего ему начать.
      В течение трех дней он был изолирован на острове Харанв обществе одной только Джелены. Пракна исчез (по словамДжелены, чтобы побыть с женой), и моряки с "Принца"тоже не приходили. И армии пока не было - одно лишьобещание армии. Джелена заверила его, что завтра Пракнавернется на остров Харан и привезет с собой набранных солдат, но Ричиусу это обещание показалось пустым. Хуже того: он опасался, что так оно и есть. Несмотря на роскошнуюобстановку, ему не предоставили того, что ему было действительно необходимо. Ему нужны были карты Кроута - аих не было. Ему нужны были опытные бойцы, которые могли оценить театр военных действий, ему нужно было оружиедля солдат. Ему нужны были сроки и люди, оценки возможностей Кроута и предположения относительно его слабых мест.Надо было составить планы и разработать сценарии, схемыатак и варианты на случай провала. На карту будет поставлено абсолютно все, а Ричиус был один - генерал без армии.Ему было невероятно страшно. На этот раз его опрометчивость все-таки его погубила. Он наконец взял на себя невыполнимую задачу.
      - Дьяна была права, - пробормотал он.
      Ему не следовало ехать с лиссцами.
      Ночь была полна печальных мыслей. Ричиус ушел из своих покоев и стоял на причале у стен замка, глядя на приходящие и уходящие лодки. В последние три дня то и дело шел снег, но эта ночь выдалась ясной и безоблачной. Ветер стих до легкого бриза, ласково перебирающего волосы Ричиуса - они сильно отросли и стали непослушными. В последнее время он перестал бриться. Но одежда на нем была свежей и чистой, и он по-прежнему надевал морскую куртку, полученную от Маруса. Ему нравилось, как она сидит на нем, как согревает тело. И ему нравилось видеть в зеркалах свое новое отражение. В этой куртке он словно уносился куда-то далеко, на какое-то неизвестное приключение, не имевшее отношения к его бурному прошлому. Ричиус прислонился к причальной тумбе, обвитой ржавой цепью, и посмотрел на небо. Звездное покрывало раскинулось до самого горизонта.
      - Герой! - насмешливо проговорил он. - Нарский Шакал!
      Именно так здесь его все называли. Даже Джелена. Казалось, ей нет дела до того, что это оскорбление. Просто под этим именем она его знала. Для лиссцев Нарский Шакал стал чем-то вроде святого, великим воином, который победил Черную империю и спас родину трийцев; Некоторым это казалось захватывающей повестью, самому Ричиусу - нелепой шуткой. Но легенда прилипла к нему намертво, и сколько бы он ни поправлял своих собеседников, они постоянно называли его "Шакал" или "Кэлак" и все время ждали от него великих подвигов.
      - Смогу ли я? - подумал он вслух. Время от времени он по-прежнему обращался к небу, как научил его Карлаз, однако небо еще ни разу ему не ответило. - Они ждут от меня так много! А у меня нет ничего. Где моя армия?
      Молчание. Небо мерцало звездами, не обращая на него внимания, и Ричиус опустил голову с ироничной улыбкой. Теперь его взгляд устремился на большое озеро, отделявшее Харан от остальных земель Лисса. На другом берегу виднелись каналы, отражающие свет звезд, и возносящиеся над каналами крутые мосты. Высокие здания поднимались к небу, а в их окнах горели свечи. На горизонте двигались силуэты: мужчины в лодках, женщины с золотистыми волосами. Они были красивым народом, эти лиссцы. И они оставались для Ричиуса загадкой. Он не понимал их, как не понимал трий-цев, несмотря на долгие годы попыток узнать их. И Джелену он тоже понять не мог.
      При мысли о королеве Ричиус невольно зажмурился. Она была необычайно хороша. Как Сабрина. А ее одиночество не заметить было невозможно. Оно окружало ее темной пеленой, никогда не исчезавшей аурой. Джелена потеряла родителей и собственную личность, и ничего не осталось у нее, кроме жажды мести, - и все же она была еще ребенком. Ричиусу она казалась маленькой девочкой, заигравшейся в гардеробной матери: она наряжалась как королева и порой вела себя как королева, но из-под царственного обличья проглядывала девочка-подросток. Джелена ему нравилась. Но она, как Пракна, как все лиссцы, ждала от него невозможного. Ей нужен был герой, драконоборец из древней мифологии Нара. Стоя в одиночестве на причале, без оружия и без армии, Ричиус не был уверен в своей способности защитить самого себя, а не то что целый народ.
      Как всегда, когда он оставался один, он думал о Дьяне. Сейчас поздно, наверное, она уже уложила Шани спать. Если бы он сейчас был с ней, она была бы в
      его объятиях, любила его. Пракна был с женой. Марус, возможно, тоже был с женой. Какого дьявола он оказался здесь, на другой стороне земли? Но тут к нему пришел ответ, похожий на удар грома.
      - Бьяджио.
      Он произнес это имя так громко, что оно разнеслось по всему причалу. Два стражника, которые следовали за ним, словно тени, удивленно подняли брови на этот возглас. Ри-чиус успокаивающе помахал им рукой.
      - Просто разговариваю сам с собой, - невесело пошутил он. Сумасшедшие часто так делают.
      - И нормальные люди тоже, - раздался из темноты голос.
      Вздрогнув от неожиданности, Ричиус резко повернулся и увидел женственную фигуру, направлявшуюся к нему. Улыбка Джелены осветила причал. На плечах королевы была длинная накидка из белого меха, в волосы вплетена серебряная лента, ловившая звездный свет. При ее приближении он немного попятился: ее незваный приход вызвал у него раздражение.
      - Джелена, что вы здесь делаете?
      - Ищу вас. - Она подошла скользящей походкой и остановилась лицом к лицу с ним. - Не найдя вас в ваших покоях, я встревожилась.
      - Ну а теперь вы меня нашли. Что вам надо? Джелена нахмурилась:
      - Ричиус, что вас беспокоит?
      - Ничего, - солгал Ричиус. - Мне просто хотелось остаться одному, вот и все. Зачем вы меня искали?
      - Я просто хотела узнать, как вы, вот и все. Завтра у вас важный день. Я знаю, что вас многое тревожит. - Королева смущенно пожала плечами. - Я подумала, может быть, вам хочется поговорить.
      - Не особенно, - ответил Ричиус. Он прислонился к причальной тумбе, стараясь не смотреть на Джелену. Она была так невероятно похожа на Сабрину, что порой больно было ее видеть. - Теперь вы можете возвращаться. У меня все в порядке.
      Джелена снова встала перед ним, заставив смотреть на себя. - Я очень хорошо чувствую, когда человек говорит неправду. Если бы у вас все было в порядке, вы бы спали, набирались сил перед завтрашним днем. Но это не так, поэтому вы вышли на холод и смотрите. на, дуну, словно пес. - Она требовательно посмотрела на него. - Скажите мне, что не в порядке.
      - Может, я лучше скажу вам, что в порядке? - огрызнулся он. - Этот список был бы намного короче!
      - Хорошо. Тогда что в порядке?
      - Ничего. Все не так, как должно быть, Джелена. И в первую очередь то, что я здесь. Джелена вздохнула:
      - Ричиус, вы просто боитесь завтрашнего дня. Вы нервничаете. Но я могу вам обещать: все будет хорошо.
      - Вы меня не слушаете, Джелена. - Ричиус схватил ее за плечи. - Я очень, очень зол. Поняли? И вы мне ничуть не помогаете. Мне надо, чтобы вы прекратили говорить, какой я великий, а начали давать мне то, что мне нужно.
      Королева потрясение смотрела на него. Ее телохранители, которые до того держались в тени, выбежали на причал. Ричиус их заметил, но не отпустил ее. Он продолжал смотреть, сверкая глазами.
      - Мне нужна армия, - решительно сказал он. - Мне нужны карты и люди. И они нужны мне немедленно, Джелена. Я не хочу больше ждать. Мне надо знать, во что я ввязался.
      - Ричиус, - тихо проговорила Джелена, - отпустите меня.
      - Вы меня слышите?
      Девушка кивнула:
      - Я вас слышу. И мои телохранители тоже. Если вы сейчас же меня не отпустите, они снесут вам голову. - Она попыталась улыбкой успокоить его. Пожалуйста...
      Ричиус неохотно разжал руки. Телохранители остановились. По настоянию королевы они снова ушли в темноту, так чтобы ничего не слышать. Джелена укоризненно покачала головой, с тревогой глядя на Ричиуса:
      - Что с вами сегодня? Я никогда не видела вас таким, Шакал.
      - Не смейте меня так называть! - взорвался Ричиус. - Мое имя - не Шакал! Меня зовут Ричиус Вэнтран. Неужели никто из вас не может вбить себе в свою тупую голову? Ри-чи-ус!
      Джелена снова улыбнулась, вызвав в нем новый прилив раздражения.
      - Для нас вы Шакал. И я уже говорила вам, что это не оскорбление.
      - Да неужели? Ну а я это прозвище ненавижу. И если вы еще раз так меня назовете, я просто не откликнусь.
      - Вам надо к этому привыкнуть, Ричиус, - сказала королева, клада руку ему на плечо. - Вы должны понимать, кто вы для нас.
      Ричиус нетерпеливо закатил глаза:
      - Я это уже запомнил. Я - герой!
      - Да. Разве это так плохо?
      - Джелена, я не могу быть вашим героем. Если вы будете упорно так меня называть, вас всех ждет разочарование. Позвольте мне заниматься тем, за чем я сюда приехал. Больше мне ничего не нужно. Пожалуйста!
      - И нам тоже больше ничего не нужно, - заверила его она. Успокойтесь. Мы верим в вас больше, чем вы сами. Мы знаем, что вы сможете победить.
      - Не будьте в этом так уверены. Я даже не начал составлять план кампании. А почему? Потому что не могу! Мне нужны карты, Джелена. Мне нужно знать, что я, черт побери, делаю!
      - Пожалуйста, тише, - приказала она. - Пожалуйста. И не заставляйте меня напоминать вам об этом снова.
      Ричиусу хотелось кричать. Неужели на этом острове все обезумели? Его никто не слушает! Никто из власть имущих его даже не слышит. Одна Джелена. А она настолько увлечена легендой, что не желает видеть правды.
      - Боже мой, Джелена, ну выслушайте же меня! - проговорил он. Он крепко зажмурился и заговорил совсем тихо, надеясь, что шепот она услышит лучше, чем крики: - Просто выслушайте, ладно? Я хочу сказать вам все как есть.
      - Я слушаю, - ответила королева. Ричиус открыл глаза. Она действительно его слушала. Он взял ее за руку и потянул вниз, так что они оба уселись на причал, свесив ноги над водой. Джелена не стала протестовать против столь странной позы. По правде говоря, Ричиусу показалось, что она получает удовольствие от этой непринужденности.
      - Говорите! - попросила она. - Объясните, что вас тревожит.
      - Сначала мне нужно ваше обещание. Вы выслушаете все, что я скажу? Я имеют в виду - вы действительно ко мне прислушаетесь?
      Королева кивнула:
      - Конечно.
      - Хорошо. - Ричиус вздохнул, пытаясь привести свои мысли в порядок. Их было так много - путаница идей и опасений. В конце концов он скрестил руки на груди и сказал: - Я не герой, Джелена. Я не могу управлять армией в такой роли. Вы считаете меня героем только потому, что не знаете правды, и потому, что ни Пракна, ни вообще кто-нибудь не желают слышать правды.
      - И в чем же правда?
      - Правда неприглядна. Правда в том, что мне просто непристойно везло. Я видел множество смертей.
      - И я тоже.
      Ричиус поднял палец, требуя молчания:
      - Сейчас моя очередь, вы не забыли?
      - Простите, - виновато пробормотала королева. Ричиус продолжил:
      - Война не так великолепна, как вам представляется. Война уродлива. Я это знаю, потому что я ее прошел. И только по благоволению Небес я оказался здесь и могу с вами об этом говорить. Я недостоин был остаться в живых. Хорошие люди гибли ради того, чтобы я просто мог сейчас сидеть здесь с вами и любоваться на звезды. Я потерял множество друзей и близких. - Он поднял взгляд к небу. - Мне страшно, Джелена.
      За этим признанием последовало неловкое молчание. Он посмотрел на Джелену и с изумлением обнаружил, что она усмехается.
      - В чем дело? Почему вы улыбаетесь?
      - И это все, что вы хотели мне сказать? Что вам страшно? Нам всем страшно, Ричиус. Каждый день я боюсь за свою жизнь и душу. И я не стала хуже к вам относиться из-за того, что вы похожи на меня. Никто не требует, чтобы вы были сверхчеловеком. Ни я, ни ваша армия.
      - Армия! - презрительно фыркнул Ричиус. - Где она, эта армия?
      На лице девушки сразу же отразилась обида.
      - Армия существует, Ричиус. Не сомневайтесь. - Она пристально посмотрела на него и, не дождавшись ответа, ткнула ему в грудь пальцем. Вы мне не верите?
      В ответ на ее вопрос Ричиус пожал плечами.
      - Мне кажется, что вы ее от меня прячете, - сказал он ей. - Мне кажется, что вы стыдитесь той разношерстной толпы, которую вам удалось собрать, и пытаетесь превратить ее во что-то пристойное, прежде чем показать мне. Вот что мне кажется. Вот чего я боюсь.
      - Вы ошибаетесь, - жестко ответила она. - Вас действительно дожидается армия. Достойная армия. И завтра вы ее увидите.
      - Завтра. Всегда завтра. Я здесь уже три дня, Джелена. Почему я не могу увидеть их прямо сейчас? Почему я не могу приняться за дело?
      - Потому что их для вас собирают, Ричиус. Надо очень многое сделать. Завтра...
      - Да-да, - резко отмахнулся от нее Ричиус.
      Это оскорбление заставило Джелену вскочить на ноги.
      - Вы действительно мне не верите? - вопросила она, меряя его возмущенным взглядом.
      - Я уже сказал вам, во что я верю.
      Королева схватила его за ворот и гневно заставила встать.
      - Тогда пойдемте! - потребовала она. Отвернувшись, она стремительно зашагала прочь, повелительно махнув ему рукой, чтобы шел следом. - Идемте!
      - Что такое? Куда вы идете?
      - Мы идем смотреть вашу армию, Шакал. Прямо сейчас.
      - Сейчас? Джелена...
      - Следуйте за мной! - приказала она.
      Королева щелкнула пальцами телохранителям и выкрикнула приказы, на которые прибежало еще несколько стражей замка. Ричиус поспешно догнал ее, сбитый с толку ее вспышкой. Внезапно в ней не осталось ничего детского. Тонкий налет молодости исчез, обнажив уверенного в себе правителя. Джелена потребовала лодку и людей, и срочно. Вернее, она приказала, чтобы их позвали немедленно.
      - Судно? Сейчас? - ошарашенно переспросил Ричиус. - Но сейчас так поздно! Так темно.
      - Вы желали увидеть свою армию? - парировала она. - Вот мы к ней и отправляемся. Раз вы не доверяете мне и не хотите ждать до утра, то мы поедем прямо сейчас.
      - Я же не говорил, что я вам не верю! - попробовал объясниться Ричиус.
      Однако Джелена ничего не желала слушать. С каменным лицом она наблюдала, как суетятся гвардейцы, организуя лодку для своей повелительницы. Причал мгновенно проснулся: из темноты возникли матросы с фонарями и веслами и начали перекликаться, готовясь к отплытию. Впервые за много дней у замка действительно кипела жизнь: зрелище одновременно и ободряющее и странное. Что они задумали?
      Королева Джелена продолжала не замечать Ричиуса и тогда, когда ее телохранители повели их обоих к лодке, приготовленной на дальнем конце причала. Эта лодка была похожа на ту, которая привезла Ричиуса на королевский остров: великолепное одномачтовое судно с резным изображением харана на носу и начищенным до блеска бронзовым ахтер-штевнем. Парус не подняли: на скамьях расселись гребцы, приготовив длинные узкие весла. Эти удивительно хорошо обученные люди были готовы в считанные секунды после приказа королевы. К лодке уже спешил мужчина в синем королевском мундире, на ходу застегивавший куртку. Он подошел к судну одновременно с Джеленой и Ричиусом и приветствовал королеву поклоном и улыбкой, на что Джелена ответила весьма небрежно.
      - Тимрин, - обратилась к нему королева, - я желаю ехать на Каралон. Немедленно.
      Услышав этот приказ, моряк Тимрин побледнел. Он был настолько смугл, что почти растворялся в темноте.
      - Моя королева, это опасно! Позвольте мне отвезти туда одного Шакала. Думаю, будет лучше, если вы останетесь. Бухты у Каралона... э-э... полны опасностей.
      - Нарский Шакал настаивает на том, чтобы увидеть свою армию сегодня, сказала Джелена. - Я должна его сопровождать, чтобы подтвердить свои слова. Прошу вас, без возражений, Тимрин.
      - Как желаете, - неохотно проговорил моряк.
      Он посторонился, давая своей повелительнице пройти на борт. Джелена не стала дожидаться, чтобы ошеломленный Ричиус помог ей взойти по сходням. Но когда она поднялась на борт и увидела, что, он за дай не последовал, она раздраженно нахмурилась.
      - Вы едете или нет? - рявкнула она. Ричиус твердо уперся ногами в землю.
      - Только после того, как вы скажете мне, куда мы направляемся. Что такое Каралон?
      - Каралон - это место, где стоит ваша армия. И больше я ничего вам не скажу. Я могу быть такой же упрямой, как вы, Ричиус. Поднимайтесь на борт.
      Не уверенный, что поступает правильно, Ричиус поднялся на борт судна. Поднявшие весла гребцы уставились на него из темноты. На носу поставили фонари, чтобы освещать путь, и зажгли их один за другим. Вскоре вся лодка засияла желтыми огнями. Тимрин - видимо, капитан судна - поднялся на борт последним. Он втянул узкие сходни, встревоженно всмотрелся в темноту, а потом встал на носу, неподалеку от королевы. Ричиус остался стоять, вопросительно глядя на Джелену. Королева на него не смотрела.
      - Эта демонстрация совершенно излишня, - негромко проговорил он. - Я не говорил, что не верю вам.
      - Сядьте, Ричиус. Иначе вы можете себе что-нибудь повредить.
      - Джелена...
      - Сидите и молчите. - Она указала на скамью рядом с собой. - Скоро вы увидите, куда мы направляемся.
      И Ричиусу пришлось сесть рядом с ней на холодную жесткую скамью. Гребцы дожидались команды Тимрина. Оставшиеся на причале матросы отдали концы и оттолкнули лодку от причала. В отдалении в свете жаровен и факелов сиял замок. Ричиус внезапно пожалел о том, что был так резок с королевой. Ее дворец - единственный дом, который сейчас у него был, - казался до боли желанным. Однако судно отплывало от него все дальше, гребцы усердно налегали на весла, стремительно гоня лодку по огромному черному озеру прочь от Харана.
      Вокруг сомкнулась темнота. Лучи фонарей тонули во мраке, едва освещая воду на несколько футов вперед. Слева сияли далекими огнями города и деревни Лисса, но лодка уходила от этого света в другую сторону, все глубже в темноту, в черную долину спокойной воды, расстилающуюся по другую сторону острова. Ричиус всматривался в невидимый горизонт, надеясь различить хоть какую-то сушу, но не видел ничего, кроме бесконечной воды и тумана. Чувство одиночества, с которым он так долго боролся, захлестнуло него подобно приливу.
      - И как же мы будем плыть? - недоверчиво спросил он. - Разве Тимрину что-нибудь видно?
      Джелена отвернулась, делая вид, будто его не слышит.
      - Не делайте вид, что не слышите меня, девица, - предостерег ее Ричиус. - Скажите, куда мы плывем.
      - Я уже вам сказала, - устало ответила Джелена. - На Каралон.
      - Так. И что такое Каралон?
      - Увидите.
      - Это далеко?
      - Не слишком.
      - Что это?
      Джелена отвернулась, отказываясь разговаривать. Узкая лодка уходила все дальше в неизвестность, скользя по воде благодаря дружным усилиям гребцов. Тимрин на носу направлял фонари в ночь, зорко всматриваясь в казавшийся непроницаемым мрак. Холодный свет фонарей скользил по поверхности. Ричиус наблюдал за Тимрином, поражаясь сосредоточенности его лица.
      "Он наполовину рыба, - подумал Ричиус. - Все лиссцы наполовину рыбы".
      Как и говорил ему Марус, они были детьми моря. Его соленая вода текла в их жилах вместо крови.
      Видно было, что Тимрин далеко не рад своей задаче. Ничто не отвлекало его и не нарушало его сосредоточенности, однако на его лице отражалась подлинная тревога. Чем бы ни был Каралон, туда явно не следовало отправляться в ночное время.
      - Реже! - скомандовал Тимрин гребцам.
      Те резко снизили темп, и лодка пошла по инерции. Вдруг под килем заскрипел песок, лодка завалилась на левый борт, и Джелена упала на руки Ричиуса. Тимрин с проклятием вцепился в ахтерштевень, приказав команде отталкиваться. Гребцы с левого борта поспешно схватили длинные шесты и стали отталкивать лодку от чего-то, за что она зацепилась. Снова раздался скрежет и скрип, лодка закачалась, медленно освобождаясь. Решив, что хрупкое суденышко непременно развалится, Ричиус крепко держал Джелену. Если они упадут в ледяную воду, смерть неминуема.
      - Я вас держу! - заверил он королеву.
      Джелена осталась в его объятиях, радуясь чувству безопасности, которое они ей дарили. Пальцы ее впились в скамейку: она изо всех сил помогала Ричиусу не соскользнуть. Гребцы кряхтели от напряжения. Тимрин кричал, чтобы они налегали-и наконец лодка с плеском встала на ровный киль, отходя от черной гряды заиленных камней. Пока они отплывали от опасной мели, Тимрин тряс головой, испуганно и сердито. Он бросился было проверять, как там королева, но Джелена тут же его успокоила.
      - Все в порядке, - заявила она. - Действуй, Тимрин. Следи за курсом.
      - Действительно все в порядке? - спросил у нее Ричиус. Он продолжал удерживать ее за талию. Смутившись, Джелена высвободилась.
      - Все хорошо, - сказала она. - Спасибо вам. Пристыженный Ричиус немного отодвинулся.
      - Так скажите мне хоть сейчас, - попросил он, - где мы? Это - Каралон? Джелена кивнула:
      - Да. Или его часть. Мы уже совсем близко.
      - Эта топь? Здесь находится моя армия?
      - В центре этой топи есть остров, - объяснила королева. - Намного больше остальных островов. Именно там и ждет ваша армия, Ричиус. Они готовились вас встретить, подвозили припасы и учились. Но было трудно собрать их всех. Вот почему пришлось столько ждать.
      Ричиус осмотрелся. Эта мрачная местность удивила его. Ему с трудом верилось, что на этих топких заброшенных берегах прячется его армия.
      - Здесь? - невольно воскликнул он. - Не понимаю. Почему?
      - Потому что это самое безопасное место, - ответила Джелена.
      В ее голосе звучали волнение и печаль, непонятные Ричиусу. Она не вглядывалась в темноту, как это делал он, не вытягивала шею, чтобы лучше видеть, не выказывала ни малейшего страха перед предательским болотом. Она просто сидела - молча, неподвижно. Ричиус взял ее за руку, умоляя говорить.
      - Объясните мне, - мягко попросил он. - К чему вcе это?
      Джелена вздохнула.
      - Каралон - очень удаленное место. Сюда ведет только одна широкая протока, а пешком на главный остров добраться вообще невозможно. Всякий, кто направляется на Каралон, должен воспользоваться лодкой - такой, как эта. И должен знать путь, как его знает Тимрин. Это очень опасная дорога. И тайная.
      - Это я уже понял. Но почему?
      - Потому что эти люди - все, что у нас осталось! - резко ответила Джелена, высвобождая руку. - Они - наша единственная надежда, Ричиус. Единственные бойцы, которых мы можем вам дать. Мы спрятали их здесь, потому что не можем позволить себе новое сражение с Наром на нашей собственной территории.
      И внезапно Ричиус все понял. Если бы нарцы вернулись - чего явно боялась королева Джелена, - то никак не смогли бы добраться до ее драгоценной армии, пока та находилась здесь, на далеком Каралоне. Даже мощные орудия дредноутов были бы бесполезны на этой территории, состоящей из рек и лагун. Этих людей собрали вдали от лисских городов и водных путей, в глубине Сотни Островов, где ни один нарец не мог бы найти их и уничтожить последнюю надежду Лисса на мщение. Ричиус сочувственно улыбнулся королеве в знак понимания. Эти лиссцы действительно были прекрасным народом. И невероятно отчаянным.
      - Значит, вы держите ваших мужчин здесь для их же безопасности, сказал он.
      - Не только мужчин. И женщин тоже. Всех, кто достаточно взрослый и готов служить. Именно здесь мы их поселили. И здесь вы будете их обучать, превращать их в армию. Мы собрали их здесь для вас, Шакал.
      Ричиус покачал головой:
      - Боже, на что вы только не готовы, Джелена! Сначала вы привезли меня сюда через полмира. А теперь... - Он пожал плечами, не находя нужных слов. - Это все. Не знаю, что и сказать.
      - Скажите, что вы были не правы, - предложила Джелена. - Скажите, что у нас действительно есть для вас армия и что я никогда не стала бы вас обманывать.
      - Извините, - проговорил Ричиус. - Я был с вами слишком резок. Но мне было страшно. А теперь я не знаю, что и, думать! Все это так удивительно. Весь Лисе. Мне все здесь так странно!
      - Более странно, чем вы предполагали, наверное, - согласилась Джелена. - Но теперь вам предстоит работа. И чтобы победить наших врагов, мы должны доверять друг другу. - Она пристально посмотрела на него. - Вы можете это сделать, Ричиус?
      - Попробую, - ответил он. - Я уже обещал, что сделаю для вас все, что в моих силах, Джелена. Не сомневайтесь. А теперь... - Он осмотрелся. - Где она, эта моя армия?
      - Здесь очень плохой путь, - неожиданно ответил ему Тимрин. - Надо идти медленно, иначе пропорем днище.
      - Мы уже близко, Ричиус, - успокоила его Джелена. - Будьте терпеливы.
      Терпением Ричиус никогда не отличался, однако он постарался сдержаться и стал смотреть на водный горизонт. Вокруг можно было различить только бесформенные тени, туманные очертания узких проток и качающиеся под ветром заросли водяных трав. Гребцы отложили весла и теперь толкали лодку по узкой протоке длинными шестами, вымазанными илом и тиной. Ночь наполнилась чмоканьем болотной жижи и плеском воды. Впереди в слабом свете фонарей вырастал силуэт острова. Он оказался высоким и внушительным на вид, а его скалистый берег изобиловал зарослями рогоза и песчаными дюнами.
      - Это сюда мы плыли? - спросил Ричиус, страшась ответа.
      - Это - Каралон, - ответила королева.
      У Ричиуса оборвалось сердце. Что за армию можно было здесь спрятать? Однако, несмотря на его дурные предчувствия, лодка продолжала приближаться к острову. Тимрин перегнулся через борт, схватившись рукой за ахтерштевень, и командовал гребцами. Опытные моряки Лисса воевали с предательскими берегами, медленно ведя лодку вперед. Корпус лодки под ними стонал, натыкаясь на камни и песчаные отмели. Встав по обоим бортам, гребцы шестами отталкивались от опасных скал, благополучно проводя мимо них свою королеву. Наконец лодка остановилась, упершись в берег и накренившись. Вокруг воцарилась пугающая тишина.
      - И что теперь? - спросил Ричиус. - Мы вылезаем? На лице Джелены появилась озорная улыбка.
      - Добро пожаловать на Каралон, мой герой!
      Ричиус встал, а потом помог подняться Джелене. Тимрин и его команда осторожно продвигались по лодке, выбираясь на топкий берег. Для королевы спустили сходни. Матросы снимали с лодки фонари, готовясь уйти в темноту. Тимрин тоже схватил фонарь и направился к своей королеве.
      - Моя королева, держитесь рядом со мной, - посоветовал он. Он был намного старше ее, и в его голосе слышалась подлинная тревога. Впервые Ричиус обратил внимание на страшный шрам, пролегший по лицу капитана, и отсутствие одного уха. - Я не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось, говорил тем временем Тимрин, протягивая королеве руку. - Здесь дорога каменистая, так что идите осторожно.
      Они втроем сошли на землю. Тимрин и Джелена пошли вперед, Ричиус последовал за ними. Воздух на острове оказался густым и душным. Заросли рогоза загораживали путь, и без того трудный из-за неровной почвы и постоянного холода. Фонарь Тимрина освещал дорогу вверх по склону песчаного холма. У вершины капитан с Джеленой остановились, оглядывая остров. Ричиус догнал их и встал рядом. Перед ним раскинулась плоская равнина, усеянная палатками и хлипкими строениями и ярко освещенная факелами. В центре поляны стоял флагшток - высокое, чуть покосившееся сооружение, увенчанное гордым штандартом Лисса с морским змием. Ряд огромных бараков под тростниковыми крышами уходил к горизонту, а на другой стороне поляны оказался плац, разбитый множеством обутых в сапоги ног.
      Ричиус стоял на дюне, обдуваемой ветром, и изумленно смотрел на лагерь.
      - Это просто поразительно, - прошептал он. - Это...
      - Ваша армия, лорд Шакал, - откликнулась Джелена.
      Ричиус сделал огромный глоток затхлого воздуха. Ему видны были люди, передвигавшиеся по лагерю, - мужчины в лисских костюмах и женщины в шлемах и с длинными волосами. В основном на поле было пусто, но в лагере уже заметно было движение: в их сторону начали поворачиваться лица. Гул голосов становился все громче. Люди указывали в сторону холма.
      - Я хочу их видеть! - сказал Ричиус. - Немедленно.
      Он не стал дожидаться, чтобы Тимрин или Джелена показали ему дорогу. Его неудержимо влекло вниз по склону - и он, спотыкаясь, двинулся в сторону факелов. Сапоги проваливались в почву, но он выдирал ноги из рыхлого грунта и наполовину бежал, наполовину ковылял с холма. Джелена и Тимрин спешили за ним. Королева окликала Ричиуса, просила его идти медленнее, но он словно оказался в туннеле, не пропускавшем ее слова - настолько зачаровал его вид лагеря. Он остановился лишь у подножия дюны. К нему приближалась какая-то фигура. Женщина, в длинном рваном балахоне, с непокрытой головой, длинные волосы падают на плечи. Высокая и крепкая, с мускулистыми руками и худым лицом, она смотрела на Ричиуса из темноты широко раскрытыми глазами, полными ужаса и удивления. Взгляд метался между Ричиусом и королевой и наконец потрясенно остановился на Ричиусе. Она попыталась что-то сказать и не смогла, упала на колени, склонилась в земном поклоне.
      - Это вы! - сказала она, едва перекрывая свист ветра. - Лорд Шакал!
      Ричиус застыл на месте. Джелена наконец спустилась вниз и остановилась рядом с ним, однако странная женщина не стала приветствовать свою повелительницу. Ричиус видел, что все ее преклонение относится к нему. Стоя перед ним на коленях, она не поднимала головы, боясь оскорбить его взглядом. Когда она заговорила, ее голос зазвучал неестественно пронзительно и задрожал.
      - Я молилась, чтобы вы приехали, лорд Шакал! Я молилась всемогущему Богу, чтобы вы повели нас в бой.
      - Лорд Шакал? - прошептал Ричиус.
      Джелена придвинулась к нему и прошептала ему на ухо:
      - Так вас здесь называют. Это ваш титул. Не заставляйте их его менять, прошу вас.
      Молодая женщина не поднималась с земли, пряча лицо. Ей едва ли исполнилось двадцать, но ее поведение было бы к лицу женщине гораздо более старшего возраста. Ричиус неуверенно смотрел на нее, не зная, как к ней обратиться. Позади нее на поляне суетились другие такие же, как она, молодые мужчины и женщины. Все они указывали пальцами и смотрели на Ричиуса и свою королеву. Шум любопытных голосов становился все громче.
      - Встань, девушка, - приказал Ричиус.
      Он подошел и остановился перед ней, глядя сверху вниз. Юная женщина неуверенно подняла голову. У нее оказались аквамариновые глаза, свойственные этому народу, и такое же встревоженное выражение лица, как у Джелены. И она была так же красива, как Джелена. Чуть грубее, не такая холеная, как королева, но тем не менее привлекательная.
      - Кто ты? - спросил Ричиус. - Назови мне свое имя. Девушка нервно облизнула обветренные губы.
      - Меня зовут Шайа, лорд Шакал. Я сейчас глава Каралона.
      - Глава?
      - Простите, лорд Шакал, - пролепетала она. - Я сказала неправильно. Здесь глава вы. А я просто... - она мучительно искала нужное слово, человек, который заботится об остальных.
      - Встань, Шайа из Каралона. И больше мне не кланяйся. Девушка неуверенно смотрела на него. Ричиус улыбнулся ей, а потом протянул ей руку.
      - Возьми ее! - настоятельно сказал он.
      Она послушалась, и ее мозолистые руки проскребли по его ладони, словно песок. Это уже не было прикосновением холеной кожи королевы. У Шайи оказались руки крестьянки, руки, привычные к работе. Ее нелегкую историю Ричиус мог прочитать и по ее худому лицу. Однако она гордо выпрямилась и встала перед ним. Вдали собирались другие, такие же, как она. Не решаясь выйти вперед, они держались на расстоянии, наблюдая, как их "глава" приветствует их новоприбывшего господина. Некоторые поклонились Ричиусу, некоторые - королеве, но все были изумлены их неожиданным посещением. В бараках стали зажигаться лампы и свечи. Сначала десятки, потом сотни молодых лиц с удивлением смотрели на Ричиуса.
      - Они так молоды, Джелена, - тихо проговорил Ричиyc. - Почему?
      - Они дети Лисса, Ричиус, - ответила королева. Она не стала подходить к нему, чтобы разделить с ним это преклонение, и говорила тоже сдержанно, чтобы не испортить ему этих минут. - Они собрались здесь для вас, чтобы служить вам и следовать за вами. Сегодня вы стали лордом Шакалом.
      - Сколько их?
      Джелена не ответила, и Ричиус адресовал тот же вопрос Шайе:
      - Сколько вас?
      - Девятьсот, - гордо ответила Шайа. - А может, и больше.
      Услышав эту цифру, Ричиус удивленно моргнул:
      - Так много? Здесь? На Каралоне?
      - Некоторые еще в пути. Но - да, лорд Шакал. - Она улыбнулась, радуясь его радости. - Мы прибыли, чтобы ехать с вами. Чтобы отомстить за Лисе.
      - Ох, но вы же еще дети! - вздохнул Ричиус. Он повернулся и всмотрелся в ее радостное лицо, такое искреннее и полное несбывшихся обещаний. - Шайа, ты ведь еще совсем девочка. Тебе еще нет двадцати, я же вижу.
      - Мне почти семнадцать! - горячо возразила Шайа. - Не такой уж я ребенок, лорд Шакал. И я могу воевать. Я не боюсь.
      - Я уверен, что не боишься, - ответил Ричиус. Они все не боялись. Десять лет осады избавили их от всяких намеков на страх. Теперь они стали кровожадными, бездумно мстительными. - Семнадцать, - тихо засмеялся он. Как твоей королеве. Но где же люди постарше? Я ожидал увидеть здесь взрослых мужчин.
      Казалось, Шайа обижена.
      - Более старшие мужчины служат на флоте. Мы - все, что осталось, чтобы составить вашу армию, лорд Шакал. Но мы не дети. Мы выросли. Мы добровольно вызвались идти в армию.
      - Некоторые из них могли бы пойти к Пракне, - добавила Джелена. Здесь есть молодые люди, которые по возрасту уже подходили для службы на кораблях. Но они предпочли воевать под вашим началом, Ричиус. Вы должны понимать, как это почетно для вас.
      Ричиус печально улыбнулся:
      - Я понимаю. Шайа, я польщен. Вы все оказали мне честь. - Он посмотрел в ее суровые глаза. - И я сделаю для вас все, что смогу.
      - Нам важно это услышать, лорд Шакал, - сказала Шайа. - Мы так долго ждали встречи с вами. Пожалуйста, не отказывайтесь от нас.
      Он положил руку ей на плечо, как прежде делал это со столькими боевыми товарищами.
      - Я даю тебе слово. И ты поможешь мне сдержать мою клятву. Ты мне нужна, Шайа. Если ты согласишься быть здесь главой, то тебя будет ждать большая работа. Мне многое нужно. И нужно как можно скорее.
      - Говорите мне все, что нужно, - ответила Шайа. - Я в вашем распоряжении.
      - Они все в вашем распоряжении, - подтвердила Джелена. - Посмотрите на них, Ричиус.
      Ричиус посмотрел. За спиной Шайи он увидел множество серьезных лиц, множество таких же, как она: все будущие воины поспешно выходили в морозную ночь, чтобы увидеть незнакомца из Нара. И Ричиус мог думать только о том, насколько они молоды, - и мог ощущать только их благоговейное изумление. В их глазах горела жажда мщения, которая опустошила их души, оставив там один только гнев. Они были такими же, как Джелена. Как Пракна. Это было болезнью всех лиссцев.
      Не дожидаясь никого, Ричиус зашагал к лагерю. Он вошел в ряды ожидающей его армии, толком не зная, что говорить. При его приближении все собравшиеся упали на колени. И вдруг ночную тишину разорвал поразительный звук тысячи юных голосов, скандировавших его имя.
      30
      Битва на Драконьем Клюве
      Высоко на дереве ворон Крак ждал, наблюдая, что творится внизу. Он уже много дней назад бросил свою хозяйку Нину и устроился высоко, чтобы ждать герцога, своего настоящего хозяина. Он был готов выполнять его приказы. Ожидание было долгим и утомительным, но Крака с младенчества приучили повиноваться, так что он перелетал с ветки на ветку только для того, чтобы отыскать себе пищу, но отнюдь не для того, чтобы заниматься нормальными для воронов делами - например, размножением. Его крошечный мозг был сосредоточен на одной цели.
      Ворон полагал, что Нина по-прежнему остается там, где он ее оставил. Какой-то уголок его сознания время от времени возвращался к мыслям о ней. В холодные праздные часы перед Краком мелькал ее образ, и в той мере, в какой животные вообще способны тревожиться, он подумывал, не возвратиться ли к ней, чтобы проверить, все ли у нее в порядке и не обидели ли ее другие вороны. Однако его главная задача была важнее. Герцог Энли вернется - и будет рассчитывать увидеть Крака здесь. И Крак ждал, сидя неподалеку от того места, где расходились половинки Драконьего Клюва. Он знал, что его господин должен появиться именно отсюда, а Крак был тверд в своем намерении встретить герцога. Много дней он сидел на самом высоком дереве, терпя порывы холодного ветра и заряды снега, пока наконец его зоркие глазки не различили вдали нечто большое и черное, приближающееся и сотрясавшее лес. Однако птица не шевелилась. Ворон по-прежнему не был уверен, пока не разглядел огни, большие и яркие. Примитивный ум Крака сказал ему тогда, что это возвращается герцог, и он взлетел, чтобы осмотреться.
      В наступившей ночи Крак нашел себе новый пост для обозрения. Он незамеченным опустился на ель, стоявшую над походным лагерем солдат. Их было такое множество, что они покрыли лесную землю, словно муравьи. И они привезли с собой какие-то механизмы, странные и пугающие. Другие птицы и животные почувствовали опасность и скрылись. Крак наблюдал за их бегством. Он находился уже не на Драконьем Клюве, а прямо на границе. Здесь река, питавшая владения его герцога, была широкой и чистой, здесь любили собираться лоси. Люди обычно избегали этой лесной чащи, но эти металлические люди страха не знали. Крак прищурился, осматривая пришельцев, пока не обнаружил своего рыжеволосого господина. А при виде его птица почувствовала радость.
      Герцог Энли стоял у одного из огромных костров, протягивая руки к пламени. В морозном воздухе у него изо рта вырывались огромные клубы пара. Он ел. Его окружали другие люди - металлические мужчины с блестящей шкурой. Теперь Крак находился уже прямо над ними. Ворон не отрывал глаз от своего господина. И наконец это произошло - герцог Энли его заметил.
      Это длилось всего мгновение, но птице его было достаточно: ворон понял, что его увидели. По губам его господина промелькнуло нечто вроде улыбки. И Крак, замерзший, но довольный, взъерошил перья и стал терпеливо дожидаться, когда герцог призовет его к себе.
      Герцог Энли сидел у огня, грея замерзшие руки и изо всех сил стараясь не смотреть наверх, чтобы не привлечь внимания к своему ворону. Увидев Крака, он тайком улыбнулся. Птица была близко - сидела достаточно низко, чтобы ее легко было заметить. Энли весь день ехал верхом и очень устал. Вокруг него легионеры Форто занимались привычными делами: разжигали костры, готовили еду, расстилали на ночь одеяла. Колонна солдат растянулась далеко по дороге, исчезая в темноте. Вдоль обочины горели костры. Кони и григены пили воду из реки, утоляя сильную жажду, а их смотрители укрывали животных попонами и смазывали маслом кожистую шкуру григенов, чтобы она не лопалась на морозе. По другую сторону дороги стояли военные фургоны, нагруженные пусковыми установками для ракет и кислотометами. И фургон с ядом - тем, который Форто называл смесью Б, - стоял на безопасном расстоянии от огня, под усиленной охраной группы легионеров с мечами. Взгляд Энли невольно скользнул к Краку, и он весело подмигнул своему любимцу. Теперь, когда птица была рядом, Энли мог наконец успокоиться. Все шло идеально.
      Он взял полную тарелку бобов с мясом и принялся за еду. После дневного перехода он умирал с голоду, так что даже эта ужасная дорожная еда казалась ему вкусной. Сидевшие рядом с ним Фарен и остальные его люди тоже утоляли голод, не замечая сидевшую среди ветвей птицу и без особого интереса слушая генерала Форто. Форто уже поел и теперь брил голову опасной бритвой, время от времени прополаскивая лезвие в шлеме, полном речной воды. Его блестящая лысина под ветром покрывалась кристаллами льда, но Форто, не обращая внимания на явную болезненность своего занятия, хвастливо говорил:
      -... уже к полудню. А потом - к Серой башне.
      Продолжая есть, Энли вздохнул, почти не прислушиваясь к словам генерала. Ему уже несколько недель приходилось выслушивать ежевечернюю порцию хвастливых заявлений о том, как они сначала ворвутся на северное ответвление, сметая перед собой войска Энеаса, а потом штурмом возьмут башню. Форто был совершенно уверен в победе, а теперь, в преддверии битвы, просто ликовал. Бритье головы, объяснил он окружающим, - это ритуал.
      - Я всегда брею голову перед сражением, - объявил он. - Благодаря этому я кажусь больше.
      Генералу определенно не нужно было беспокоиться о том, чтобы казаться больше, однако он занимался своим ритуальным бритьем, медленно водя лезвием по голове, пока она не стала совершенно лысой и не начала блестеть в лунном свете. Продолжая есть, Энли насмешливо улыбнулся Форто. За этот месяц он возненавидел генерала и предвкушал возможность его убить. Если все пройдет хорошо, то уже через сутки Форто будет мертв. Энли вернется в Красную башню, и весь Драконий Клюв окажется под его властью. Великий план Бьяджио продолжал воплощаться в жизнь без сучка и задоринки.
      - Ну, Энли, - рявкнул Форто, ополаскивая голову ледяной водой, почему ты такой мрачный? А я-то думал, что сегодня вечером ты будешь самым говорливым из нас!
      Герцог проглотил очередную ложку бобов, стараясь придумать, что сказать. Ему не нравилось разговаривать с Фор-то. Даже чтобы просто смотреть на него, приходилось делать над собой усилие.
      - Мне кажется, нам надо стараться избегать излишней самоуверенности, проговорил он наконец. - Мы ведь еще не на Драконьем Клюве, генерал. Кто знает, что мы обнаружим по ту сторону границы?
      - Ха! - презрительно бросил Форто. - Ты трясешься, как старуха, Энли. Тебе следовало бы радоваться возвращению домой.
      Генерал обсушил голову полотенцем, которое ему подал адъютант, стоический полковник Кай. На протяжении всего пути Кай почти не разговаривал. Он нравился Энли больше всех легионеров. В полковнике ощущалась работа мысли, было нечто настоящее. И он совершенно не походил на своего начальника, который постоянно цитировал священные книги. Кай почтительно стоял рядом с Форто, ожидая, чтобы ему вернули полотенце. Он никогда не ел раньше генерала. И никогда не выказывал гнева и не проявлял никаких чувств. И все-таки Энли показалось, что полковник встревожен.
      - Когда дело будет сделано и я вернусь в столицу, - продолжал вещать генерал, - я сяду в ванну, полную горячей воды. И не вылезу из нее несколько дней. Боже, ну и погода здесь! У тебя, должно быть, шкура как у григена, Энли, раз ты выносишь такое.
      - Это у нас в крови, генерал, - подал голос Фарен. Солдат был всегда готов защищать Драконий Клюв и не оставлял без ответа ни один выпад против своей родины. - Мы тут выращиваем стойких людей. Не таких, как ваши легионеры, которые привыкли круглый год греться на солнышке.
      Форто расхохотался:
      - Стойких? Да, таких же стойких, как червяки, скажу я вам. Мне не терпится раздавить отребье Энеаса и покончить с этим делом.
      - Посмотрим, - сдержанно отозвался Энли. - Завтрашний день многое покажет. Однако они будут готовы нас встретить. Люди Энеаса не могли нас не заметить.
      - Несомненно, заметили, - согласился Форто. - Но это не имеет значения. Посмотри вокруг себя, Энли. У нас достаточно людей, чтобы без труда одолеть войска твоего брата. И они поймут это, как только нас увидят. Может, они вообще не будут сопротивляться. - Эта мысль заставила Форто недовольно нахмуриться. - Честно говоря, я бы предпочел, чтобы бой состоялся. Но не исключено, что мы шли сюда напрасно. К завтрашнему вечеру ты уже будешь сидеть на троне твоего брата.
      Энли не мог дольше это терпеть.
      - Ты забыл о воздушной армии, Форто, - резко проговорил он.
      - Не забыл, - возразил генерал. - Я просто их не боюсь. Это ведь птицы, а птиц может бояться только дурак. Герцог улыбнулся:
      - А ты уж конечно не дурак, не так ли, Форто?
      - Конечно, нет! - гордо ответил тот. - Но я голоден. Кай, принеси нам поесть. Мне завтра понадобятся силы. Мяса! Мя-я-яса мне!
      Кай молча кивнул и пошел положить им обоим еды. Пока адъютант отсутствовал, генерал Форто уселся рядом с Энли и его людьми, протянул руки к огню и улыбнулся сумасшедшей улыбкой. Его огромная тень упала на лицо Энли, словно затмение. Энли наблюдал за ним при свете огня и с нетерпением ждал завтрашнего дня, когда его вороны выклюют генералу глаза и отправят в ад его самого и его легион. Они были его единственной, его главной надеждой - вороны. Без них, понимал Энли, его план провалился бы. У него не хватило бы сил, чтобы нанести поражение солдатам Форто, но он не сомневался, что воздушная армия с этим справится.
      - Утром я поеду вперед и соберу моих людей, - сказал Энли. - То, что осталось от моей армии, я приведу, чтобы присоединиться к вашим легионам.
      Форто покачал головой.
      - Можешь ехать вперед и собирать своих людей, если тебе этого хочется, Энли, но я дожидаться не стану. У меня достаточно сил, чтобы выступить против Энеаса. И мне не терпится против него выступить. Нам не понадобится поддержка твоих сил. И я сомневаюсь, чтобы их осталось достаточно много.
      Энли поднял брови: он надеялся, что не ослышался.
      - Значит, вы направитесь к Серой башне? Без меня?
      - Ты с остатками своей армии можешь нас догонять. А я намерен сразу же двинуться против Энеаса. Он как только увидит нас со своей Серой башни, так тут же и сдастся. А если нет... - Форто счастливо вздохнул. - Тем лучше. Я убью и его, и его жалких птиц. - Тут он поспешно перекрестился и закрыл глаза. - Во славу Божию, - добавил он. - Во славу Божию я это сделаю.
      Полковник Кай вернулся с двумя тарелками еды. Одну тарелку, с огромной порцией бобов с мясом, он вручил генералу и только потом сел сам. Форто схватил ложку и с невероятной скоростью принялся заталкивать горячее варево себе в глотку, почти не делая передышек. После минуты постоянного заглатывания еды он громко рыгнул. Энли поморщился: манеры генерала вызывали у него отвращение. Не все эти нарцы были такими, как Форто, но Энли все равно хотелось их убить. Не испытывая никаких угрызений совести, он подумал о своем вороне, сидевшем высоко в ветвях, и о том, как завтра весь Драконий Клюв будет принадлежать ему. Если, как было договорено, Гарт и другие наемники его ждут и если Никабару удалось вывести свои дредноуты на намеченные позиции, тогда завтра их ждет весьма занимательный день.
      "Отправляйся к Серой башне, Форто, - радостно думал Энли. - Никабар будет тебя там поджидать".
      Что за дурак был этот Форто!
      На следующее утро, с первыми проблесками рассвета, Энли взял Фарена и остальных своих людей и направился через границу. Надо было проехать за лес, до деревни Ларн, где должен был ждать Гарт со своими наемниками. Энли подавил беспокойство и сел в седло, стремясь поскорее выбраться из лагеря. Когда он в следующий раз увидит генерала, тот будет уже трупом.
      - Не дожидайся нас, - сказал Энли Форто, устраиваясь в седле. - Бери своих людей и двигайся к Серой башне. Мы вас догоним. Пусть нас будет немного, но мы будем с вами.
      - Приезжай, когда сможешь, - согласился Форто. - Мы постараемся что-нибудь оставить на твою долю.
      Какую-то долю секунды Энли смотрел Форто в глаза, пытаясь найти причину не убивать этого человека. И не нашел. Форто смотрел на него с некоторым недоумением.
      - У тебя испуганный вид, Энли, - заметил он. - Не бойся. Мы отвоюем для тебя твои земли. Герцог ухмыльнулся.
      - Да, - негромко проговорил он. - Спасибо, генерал.
      Энли развернул коня и поскакал прочь в сопровождении своих людей. Они погрузились в предрассветный сумрак, направившись по дороге, ведущей на их родное южное ответвление, на земли, принадлежавшее Энли. Там должны были ждать Гарт и его дорийцы. На ходу никто не разговаривал, но Энли ощущал напряженность своих спутников: всем хотелось поскорее отделаться от нарцев и присоединиться к своим товарищам. Энли хотелось хохотать, но он позволил себе только улыбку, спрятавшуюся под рыжей бородой. Углубившись в лес, Энли неожиданно остановил коня.
      Фарен и его остальные спутники последовали его примеру. Энли оглянулся через плечо, но позади себя увидел один только мрачный лес. Успокоившись, он посмотрел вверх, вложил в рот два пальца и пронзительно свистнул.
      - Крак! - позвал он. - Иди ко мне, дружок! Теперь можно!
      Его взгляд скользил по темному пологу ветвей, через которые кое-где проглядывало небо. Шли долгие мгновения. Его люди начали тихо ворчать. Однако Энли не сомневался в своем вороне - и через какое-то время наверху закружилась темная точка. Она стремительно увеличивалась в размерах, спирально спускаясь вниз. Герцог Энли вытянул руку, призывая к себе любимца. Крак красиво спланировал вниз, к своему господину. Увидев рыжебородую ухмылку Энли, ворон захохотал.
      - Господин! - прокаркал он. - Дома!
      - Действительно, дома, дружище, - объявил герцог. Свободной рукой он взял ворона и поднес его к себе, пристально глядя в антрацитовые глазки. Ты все прекрасно сделал, моя милая птица, - сказал он ласково. - Скажи мне, что остальные тоже готовы. Как там моя воздушная армия?
      Ворон качнул головой: это был его неловкий знак "да".
      - Тогда едем! - заявил герцог. Он посадил птицу себе на плечо и повернулся к своим людям. - В Ларн, ребята. И быстрее ветра.
      Они скакали действительно быстро, во весь опор, мчались по темной лесной дороге к южному ответвлению. Поблизости располагалось несколько ферм и деревень, но ближе всего был Ларн. Сердце Энли колотилось в такт ударам копыт: он надеялся, что Гарт действительно разбил войска его брата и очистил Форто дорогу к Серой башне.
      "Мы столкнем его в океан! - думал Энли. - Мы оттесним его туда и уничтожим его!"
      Остальное сделают дредноуты Никабара. Зажатый между корабельными орудиями и воздушной армией, легион Форто будет истреблен.
      - Скорее, парни! - торопил Энли спутников. - Времени мало!
      Солнце уже поднялось высоко, когда всадники добрались до Ларна. Это было крошечное поселение крестьян и кузнецов - несколько прижавшихся друг к другу каменных домишек. В это время года, при морозах и снегопадах, Ларн превращался в сонный холм при дороге, где под гнетом зимы едва теплилась жизнь. Энли понимал, что это идеальное место, где можно спрятать армию. До северного ответвления отсюда был всего час пути. Въезжая в Ларн, Энли громко окликнул наемников.
      - Гарт! - крикнул он. - Мы здесь! Мы здесь!!!
      Он увидел своих наемников: они нетерпеливо дожидались его в центре деревни. Жители Ларна попрятались по домам, предоставив деревню в полное распоряжение воинам. Их было не меньше трехсот - и они бестолково кружили по деревне. Они производили впечатление людей жестоких, и их разношерстные доспехи казались странной мозаикой цветов и металлов: море неуправляемых варваров. В утреннем солнце блестели наконечники длинных копий, небритые лица растягивались в улыбках. При виде приближающегося герцога наемники почти не выказали никакой реакции. Энли подскакал к ним, высматривая их командира.
      - Где Гарт? - рявкнул он. - Отвечайте!
      Некоторые из солдат самого герцога, оказавшиеся среди наемников, поспешно подъехали, чтобы его приветствовать. Ярлайл, драконошлемый солдат из Красной башни, ехал первым в этой процессии. Вид у него был усталый и встревоженный. Энли гневно нахмурился.
      - В чем дело, Ярлайл? - прорычал он. - Что случилось?
      - Мой герцог, мне очень жаль, - пролепетал солдат. - Гарта здесь нет. Он... - Ярлайл насупился. - Он погиб, сэр.
      - Погиб? - изумился герцог. - Каким образом?
      - Убит в бою? - уточнил Фарен.
      - Нет, сэр, - ответил Ярлайл. Он обращался прямо к Фарену, который был ему командиром. - Не в бою. Мы решили, что его убили твари. Вороны.
      Энли со стоном опустился в седло.
      - Объясни мне, что случилось! - приказал он. - Быстро, парень. Мне нужны ответы!
      Ярлайл рассказал, как наемники покорили северное ответвление. В соответствии с распоряжением Энли был уничтожен город Западный и все отряды Энеаса.
      - Ну и?.. - поторопил его Энли. - Это хорошая весть. А что случилось с Гартом?
      Ярлайл поморщился:
      - Мой герцог, мне очень жаль, но...
      -Что?
      - Ваша дочь, - дрожащим голосом проговорил солдат. - Нина. Гарт и еще несколько солдат повезли ее в Серую башню. Они не вернулись.
      Герцогу понадобилось несколько секунд, чтобы осознать услышанное. Только тогда он издал протяжный стон.
      - Нина? - ахнул он. - Моя Нина?
      - Сэр...
      - Нина! О боже, боже! - простонал Энли, сжимая руку в кулак.
      Это было немыслимо. Фарен и остальные что-то говорили, пытаясь его утешить, но их слова доносились откуда-то издалека.
      - Ты уверен? - с трудом выдавил он. - Ты видел ее тело?
      - Не видел, - признался Ярлайл. - Но, право, она не могла остаться в живых. Вороны...
      - Нет! - завопил Энли. - Если Крак был с ней, они ее не тронули! - Он гневно повернулся к птице. - Скажи мне, - потребовал он, - где Нина, Крак? Она жива?
      При упоминании о Нине ворон возбужденно заплясал на месте.
      - Нина! - прокаркал он. - Живая! Живая!
      Энли затаил дыхание. Живая! Конечно же, Крак это знает. А если она жива, то может находиться в одном-единственном месте.
      - Боже! - воскликнул Энли. - Она в Серой башне!
      Генерал Форто ехал во главе колонны из тысячи солдат, блистая доспехами и свежевыбритой головой. У него за спиной висел боевой топор, в сердце пылала жажда крови. Рядом с ним в молчании ехал полковник Кай, стоически терпя холод, а по другую руку полковника рысил знаменосец гордый молодой человек, высоко поднимавший Свет Бога - яркий белый флаг, который должны были видеть все. Воздух наполняли звон доспехов и храп коней. До Форто доносился привычный скрежет боевых фургонов, катившихся на металлических гусеницах. Они тронулись в путь час назад и мерно двигались вперед. Граница Драконьего Клюва уже осталась позади. Впереди была странная тишина, которая уже начала тревожить генерала. Они ехали по единственной приличной дороге, ведущей на северное ответвление. Генерал не сомневался, что местные жители уже их заметили. Слишком у него много солдат, чтобы остаться необнаруженным. Под режущим ветром генерал начал хмуриться.
      - Нам стоит проехать вперед, - предложил Кай. - Выяснить, что нас ждет. Или подождать возвращения Энли. Он лучше нас знает местность.
      - Оглянись вокруг, Кай, - ответил Форто. - Нам здесь ничто не может угрожать. Мы продолжаем двигаться вперед.
      - Генерал, я думаю...
      - Меня не интересует, что ты думаешь, Кай. Совершенно не интересует. Форто не нравилось, когда его действия ставили под сомнения, а в особенности когда это делал Кай. В последнее время полковник стал не таким преданным, как следовало бы. Генерал начал подозревать своего адъютанта в трусости. - Нам не нужен Энли с его сбродом. И мне сдается, что бои прекратились сами собой, черт бы их всех подрал.
      Кая это не убедило.
      - Сейчас зима, - напомнил он своему начальнику. - Такие войны зимой не ведутся. Возможно, они объявили перемирие до весны. Или, может быть, они увидели нас - и готовят ловушку.
      - Ловушку? Какими силами? У Энеаса самое большее человек двести. Или вдвое меньше - после боев. Ты слишком пуглив, Кай. Мы едем дальше.
      Полковник Кай оглянулся назад. Численность их отряда действительно была огромной - достаточной, чтобы легко раздавить войско Энеаса. И в то же время на лице Кая отражался настоящий страх, вызвавший глубокое недовольство Форто. Генерал горько вздохнул и повернулся к своему адъютанту.
      - Говори, полковник, что тебя тревожит? - спросил он. - Вороны?
      - Да, - ответил Кай. - И тишина.
      - Мы идем в бой под Светом Бога, Кай. Имей веру. Бог нас защитит.
      - Я предпочитаю, чтобы меня защищал меч, генерал.
      Форто расхохотался:
      - Я не надеваю шлема, потому что ничего не боюсь, полковник Кай. Меня хранит Небо. Тебе следовало бы иметь такую же веру.
      - У меня есть чутье, - возразил Кай. - И оно меня вполне устраивает, сэр.
      - Веру, Кай, - повторил Форто. - Надо иметь веру.
      Они поехали дальше в молчании, продолжая продвигаться вперед. Начал падать снег, и стало еще неуютнее. Поначалу снег был слабым, но вскоре сгустился до белого тумана, который хлестал в лицо и покрывал дорогу. Кони храпели, григены трубили, но легион Форто не позволял себе ворчать или жаловаться. Генерал с улыбкой подставил ветру лицо.
      "Они лучшие из лучших, - гордо напомнил он себе. - Они сделают все, чего от них ждут".
      Однако когда снег еще усилился, заворчал уже сам Форто. Его голова пылала от холода, а Кай то и дело принимался дышать себе на руки, пытаясь их отогреть. Если буран продлится, понадобится укрытие. Следует ли остановиться и разбить лагерь? Генерал колебался. Нет, решил он вскоре. Им предстоит работа, и они ее выполнят. И отряд продолжил движение по ставшей скользкой дороге.
      Спустя недолгое время колонна выехала на открытую холмистую равнину. На горизонте виднелись ветхие поселки и хутора. Форто снова стал подумывать об остановке, но радостное восклицание Кая заставило его переменить решение.
      - Вон там, сэр! - сказал полковник. - Смотрите!
      Форто всмотрелся в вихри снега. Вдали за холмами располагалось нечто похожее на деревню. Издали поселение казалось старым и жалким, но оно могла послужить укрытием от бури. При виде деревни Форто повеселел. Он поднял руку и приказал своей колонне идти вперед.
      - Поедем со мной, полковник, - приказал генерал, пришпоривая своего громадного коня, спеша узнать, что покажет ему эта деревня.
      Полковник Кай встряхнул поводьями и поскакал за своим предводителем. Вскоре они далеко опередили остальных, понеслись сквозь снег к рядам полуразвалившихся домов и лавок. Форто был уверен, что обитатели деревни уже его заметили. Он рассчитывал, что крестьяне будут дожидаться его на улицах, глазея на приближающееся войско.
      Но когда они с полковником Каем подъехали к околице, там никого не оказалось. Ни одна душа не вышла им навстречу. Окна всех лавок были плотно закрыты ставнями. Форто резко натянул поводья и остановил своего коня. Что-то его встревожило.
      - В чем дело? - спросил Кай, останавливая своего коня рядом с Форто.
      Генерал пристально посмотрел на деревню с немощеными улочками. Снег пошел сравнительно недавно, и кое-где виднелись участки голой земли. В этой грязи отпечатались сотни следов копыт - очевидные свидетельства присутствия всадников. А неестественная тишина громко взывала к нему, напоминая о Готе. Он осмотрелся, изучая стоящие вокруг дома. В них находились люди, которые наблюдали за ним, боялись его.
      - Они нас видели, - сказал он Каю. - И сейчас они на нас смотрят.
      Кай непонимающе посмотрел на дома:
      - Сейчас холодно и ветрено. Может быть...
      - Нет, Кай. Посмотри на землю. Здесь были кони. Очень много. И к тому же недавно.
      Кай кивнул, соглашаясь с генералом.
      - Бой?
      - Возможно. А может быть, они просто здесь проехали.
      - Но где же солдаты? - спросил Кай. - Где люди Энеаса?
      Форто долго раздумывал над этим вопросом. Может быть, их разбили? Могли ли люди Энли оказаться настолько сильны? Могли ли они уже одержать победу? Генерал с подозрением осмотрелся, не зная, что и думать. Он прислушивался к снегопаду, прислушивался к ветру. Ему нужны были ответы, но поселок молчал.
      Ощутив прилив гнева, Форто въехал в глубину поселка и направил коня к двери ближайшей лавки. Кай озадаченно следовал за ним. Генерал слез с седла и снял с плеча боевой топор. Ни о чем не спрашивая, Кай обнажил и свое оружие - узкий меч из блестящей стали. Форто не стал ждать, чтобы кто-нибудь открыл ему дверь. Он даже не стал стучать. Вместо этого он поднял ногу в тяжелом сапоге и с силой ударил в дверь, выбив ее и рассыпав дождь щепок. Внутри раздался вопль - крик ребенка. Форто крепко сжал руками топорище и вошел в темное помещение.
      - Именем архиепископа Эррита приказываю вам выйти! - проревел он. Немедленно!
      Из темноты донеслась испуганная невнятица. Форто ждал, чтобы его глаза привыкли к полумраку.
      - Я генерал Форто Нарский! - крикнул он. - Выходите сейчас же, или вас ждет мой суд!
      Наконец в темном углу началось какое-то шевеление. В дверном проеме показалась испуганно сжавшаяся фигура, за ней еще две. Это был мужчина судя по виду, фермер - и его жена и дочь. Все они испуганно смотрели на Форто. Ребенок, едва научившийся ковылять, цеплялся за материнскую юбку.
      - Идите сюда! - приказал Форто, пытаясь смягчить суровость голоса. Он опустил топор, чтобы меньше их пугать. - Все идите.
      Мужчина вывел свою небольшую семью из укрытия на середину лачуги. Он не смотрел на пришедших, упорно опуская глаза. Форто быстро оглядел вышедших крестьян и, поняв, что опасности они не представляют, шагнул к ним. Увидев его лицо, девочка с лихорадочно блестящими глазами вскрикнула и разрыдалась. Ее мать испуганно попыталась ее успокоить.
      - Не бойтесь, - сказал им Форто. - Вас никто не тронет. Я генерал Форто, главнокомандующий легионов Нара. Фермер поморщился.
      - Да, сэр, - покорно проговорил он. - Мы ничего дурного не сделали, сэр. Клянусь вам. Мы просто испугались. Вся деревня. Мы просто боимся.
      - Чего вы боитесь? - спросил Форто. - Людей Энли?
      - Да, сэр, - подтвердил тот. Он наконец посмотрел на генерала и ободрился. - Вы пришли, чтобы защитить нас от них? От наемников Энли?
      Форто заморгал. Не зная, что ответить, он просто промолчал и вопросительно посмотрел на Кая, лицо которого выражало не меньшее недоумение. Генерал почувствовал, как в нем стремительно поднимается ужасное предчувствие.
      - Что за наемники? - спросил он. - О чем ты говоришь?
      - Из Дории, - робко ответил фермер. Он погладил дочь по голове, чтобы ее успокоить. - Они воюют вместе с драконьими солдатами Энли из Красной башни. Их сотни.
      Полковник Кай простонал:
      - Боже!
      - Рассказывай мне все, - приказал Форто. - Что здесь происходило?
      Внезапно фермер растерялся не меньше их самих, но все-таки смог рассказать, как люди герцога Энли вторглись на северное ответвление, убив герцога Энеаса и разорив множество поселений. По его словам, наемники разорили Западный - город у самой Серой башни.
      - От армии герцога Энеаса ничего не осталось, - добавил фермер. Может, вороны еще целы, не знаю. Но мы боимся выйти из дому. Теперь нас некому защищать. А если наемники вернутся...
      Форто поднял руку, приказывая ему замолчать. Ему нужно было сосредоточиться, разгадать головоломку, которую приготовил ему Энли. Ему вдруг стало жарко - его обжег страх.
      - Хитрая тварь! - прошептал он.
      Энли выманил из столицы Нара почти тысячу легионеров. Теперь они оказались заперты на этом полуострове, далеко от дома, перед лицом приближающейся зимы. И здесь наемники из Дории! Генерал нервно провел рукой по выбритой голове.
      - Кай, - просто сказал он, - мы влипли.
      - Нам следует остановиться здесь, - быстро отозвался полковник. Оказать им сопротивление.
      Это была хорошая мысль - но недостаточно хорошая.
      - Нет, - возразил Форто. - Для боя нужна будет позиция получше. Быстро повернувшись к фермеру, он спросил: - В Серой башне есть войска?
      - Не знаю, - пролепетал фермер. - Кажется, нет.
      - Ну, значит, это будет она, - решил генерал. Схватив Кая за плечо, он потащил его к двери. - Быстро, Кай. Нам надо двигаться.
      Герцог Энли бешено скакал сквозь усиливающийся буран, громко призывая своих людей следовать за ним. Отряд в триста человек мчался по скользкой дороге, не обращая внимания на вой ветра и заряды снега, направляясь к северному ответвлению Драконьего Клюва, где ждали их нар-ские войска. Рядом с герцогом ехал Фарен, а наверху кружил ворон Крак, уводящий людей все дальше в неизвестность. Борода Энли заледенела от снега и слюны. Длинный меч хлопал его по ноге, требуя крови. От горячих взмыленных боков коня на морозе валил пар. Граница давно осталась позади, конники уже неслись по первой деревне. Как и предсказывал Фарен, все дома были крепко заперты, и герцог не стал останавливаться, чтобы отдохнуть или расспросить жителей. По взрыхленному снегу Энли понял, что Форто уже прошел через деревню. Он видел широкие колеи, проделанные в обледеневшей почве военными фургонами, и четкие следы множества коней. Войско Форто двигалось быстро.
      "Он меня раскусил, - с тревогой подумал Энли. - Он знает, что мы заманили его в ловушку".
      Теперь генерал направляется к Серой башне, чтобы приготовить там позицию. Энли проклинал себя за самоуверенность. Если Нина еще жива, то она должна ждать его в башне. Форто найдет ее и...
      Он поспешно отогнал эту мысль. С яростной сосредоточенностью сжал зубы, отказываясь признать поражение. Если Нина еще жива, он ее спасет. Он обязательно спасет ее, и никто - даже Форто - не сможет ему помешать.
      Конники выехали на луг, широкий и заснеженный. След, по которому они скакали, стал почти невидим из-подо льда. Ревущий среди холмов ветер рвал одежду и впивался в кожу. Лицо Энли обжигала боль. Герцог знал, что нос у него уже почернел от обморожения. Крупные слезы катились из обожженных морозом глаз, пальцы под перчатками кровоточили. Что еще хуже, его наемники и солдаты в драконьих шлемах были не в лучшем состоянии. Они ехали с герцогом, потому что должны были, а еще потому, что в случае победы Форто их ждала смерть. Но скачка их утомила, они проголодались и невыносимо замерзли.
      Энли понятия не имел, что ждет его отряд. Он знал только, что его дочь - которую он по-прежнему называл дочерью, несмотря на свидетельства об обратном, - оказалась в отчаянном положении. И любовь, которую он питал к ней, помогала ему вытерпеть любой холод.
      Казалось, целую вечность неслись кони сквозь вьюгу. А потом сквозь заряды снега Энли различил темную массу войска Форто. Он поднял руку, заставив свой отряд остановиться. Над легионом развевался Свет Бога. Дюжина боевых фургонов, запряженных гигантскими григенами, ползла вперед. Всадники смело приближались к Серой башне и были уже совсем близко от замка герцога Энеаса. Энли с вершины холма тоже видел башню, но океан был закрыт туманом, и невозможно было определить, стоят ли там обещанные дредноуты Никабара.
      Герцог потер руки, отчаянно пытаясь составить какой-нибудь план. Численное превосходство противника подавляющее. И если Форто заметит их первым, они будут уничтожены. Энли решил, что у него остается только одна надежда.
      - Позовите воронов, - отчаянно взмолился Фарен, словно читая мысли герцога. - Сейчас, пока нас не заметили.
      - Угу, - согласился Энли. Легионеры Форто могут обнаружить их в любую секунду, так что время работает против него. Он вытянул руку вверх и крикнул: - Крак, ко мне!
      Птица, кружившая высоко в небе, стремительно опустилась на руку герцога. Энли с отчаянием посмотрел на ворона.
      - Ты мне нужен, мой друг, - сказал он. - Позови своих братьев. Приведи их сюда. Атакуйте наших врагов. Убивай их, Крак! Убивай!
      Он взмахнул рукой, подбросив Крака в воздух. Птица стремительно нырнула в буран и полетела к западу - к Серой башне. Энли проводил Крака взглядом, тревожно облизнув губы. В тысяче ярдов от него легион Форто внезапно остановился.
      - Вот они! - яростно орал Форто, указывая на восток. - Вот они!
      Сквозь пелену снегопада он различил своих врагов, стоящих на восточном склоне. По его оценке, их было около трехсот. Возможно, больше. И они действительно были наемниками из Дории - фермер сказал правду. Форто убедила в этом их разношерстная одежда. Кое-где среди них были видны солдаты Энли в шиповатых доспехах и шлемах в форме драконьих голов. Головы легионеров Форто стали поворачиваться в сторону противников. Колонна резко остановилась.
      - Теперь они попались! - радостно захохотал Форто. Он потряс над головой кулаком, надеясь, что Энли это видит. - Попались, изменники, собаки! Вам с нами не тягаться!
      Теперь он был рад, что с ним так много солдат, что в его распоряжении есть боевые фургоны и кислотометы. Энли неправильно рассчитал, какие силы он приведет с собой, - и эта ошибка станет для герцога роковой.
      - Глупец, глупец! - сказал Форто. - Сегодня ты умрешь.
      Форто быстро осмотрелся, оценивая местность. Его отряд стоял на заснеженной долине между двумя холмами, где было достаточно места для маневра. Это, как и большая численность его войска, дает ему преимущество.
      - Это будет нашим полем боя, Кай, - объявил он. - Мы будем сражаться здесь!
      - Сэр, они не станут на нас нападать, - сказал полковник. - Когда наемники поймут, как нас много, они отступят.
      - Тогда мы их сметем, полковник Кай! Во имя Бога и родины, мы их уничтожим! Приготовь людей. Вот для чего мы пришли в такую даль!
      Не тратя больше слов, генерал Форто поскакал на восток, в сторону холма, на котором ждали его враги. Он снова потряс кулаком, посылая всяким тварям проклятия именем Бога. Теперь он был одержим - замерз до костей и был полон жажды крови. Выехав вперед, чтобы его хорошо было видно, он резко повернул коня и обратился к войску.
      - Нас обманули, мои солдаты! - крикнул он. - Но наш истинный враг показал свое лицо! Вот они, на том холме! Это герцог Энли!
      Легионеры Нара издали боевой клич, и их ярость перекрыла даже рев бури. Генерал Форто вынул из-за спины сверкающий боевой топор и взмахнул им в воздухе.
      - Мы пришли воевать! - провозгласил он. - Вы готовы? Ряды солдат снова огласились яростным криком, смелым и кровожадным. Выдернув мечи из ножен, они громко застучали ими в щиты. Григены затрубили, наполнив воздух доисторическим шумом, боевые кони затанцевали на месте, готовые нести своих седоков в бой. Полковник Кай разъезжал среди солдат, выкрикивая приказы и расставляя батальоны. Боевые фургоны развернулись, занимая позиции на флангах и готовя кислотометы. Смесь Б - тот ядовитый состав, который мог убить их всех, - находился в центре войска, и его по-прежнему охранял отряд крепких солдат. Форто улыбнулся: он был горд своими людьми. Сегодня им не понадобится состав. Сегодня им хватит старой доброй стали.
      Он снова повернулся к холму. Энли и его отряд по-прежнему оставались на месте. Удивившись, что они еще не обратились в бегство, Форто помахал им рукой.
      - Ты меня видишь, Энли? - крикнул он. - Я тебя убью!
      На холме видна была какая-то соринка, немного похожая на герцога. Форто едва мог различить намек на рыжую бороду. Когда он кричал, крошечная соринка смотрела на него - решительная, неподвижная. Форто принял это как вызов.
      - Очень смелый, да? - пробормотал он. - Ладно, посмотрим!
      - Боже правый! - крикнул кто-то у него за спиной.
      Форто стремительно обернулся и недоуменно оглядел своих людей, не сразу заметив, что все они смотрят на запад. Генерал прищурился, всматриваясь в горизонт. На него двигалось нечто громадное, похожее на черную грозовую тучу. Сквозь вой ветра доносился пронзительный скрип, будто тысячи дверей поворачивались на проржавевших петлях. Приближающаяся черная масса была слишком живой для бури, слишком громкой для грозы. Потрясенный генерал тяжело опустился в седло. Если бы океан был черным и мог летать, такой была бы его приливная волна.
      - Матерь Божья! - прошептал Форто. - Что это?
      Но он уже знал, что это, и съежился от ужаса. На него неслась воздушная армия, наполнявшая воздух своим кошмарным шумом. Птицы уже снижались, выставив острые когти. Форто перекрестился, моля Бога даровать ему силы. В самом страшном кошмаре он не мог себе представить подобного. Генерал поскакал обратно к своим солдатам, размахивая руками.
      - Успокойтесь! - приказал он, надеясь придать им мужества. - Это же просто птицы! Мы их порубим на части!
      Но Форто сам не верил своим словам. Стремительно приближающиеся твари напоминали адские полчища - они были громадными и крылатыми, как демоны. От их криков Дрожал воздух.
      Не собираясь умереть трусом, генерал Форто обхватил обеими руками древко своей секиры и стал дожидаться, когда его противники снизятся.
      Со своей позиции на вершине холма герцог Энли смотрел, как вороны заполнили небо и набросились на незащищенных нарцев. Зрелище было ужасающее, и оно доставило Энли такое наслаждение, что он не сдержал улыбки. Его вороны истребят любое войско, каким бы оно ни было многочисленным и как бы хорошо ни было вооружено. Легионеры стояли на открытом месте и, несмотря на тяжелые доспехи, были легкой добычей для летучих чудовищ. Они будут поставлены на колени, и твари стащат с них шлемы и выклюют им глаза. Герцог Энли прижал ладони к обмороженному носу. Нос онемел и потерял чувствительность.
      - Мой Бог! - прошептал Фарен. На его лице застыло выражение ужаса. Да поможет этим беднягам Бог!
      - Что? - шутливо возмутился Энли. - Разве ты забыл, что Бог на их стороне? Конечно же, он им поможет!
      - Нам идти в атаку? - спросил один из наемников. - Оттеснить их к башне?
      - В этом нет нужды, - ответил Энли. - Пусть сначала над ними потрудятся вороны. А потом мы отправимся к башне - одни.
      "И найдем Нину".
      По крайней мере так он надеялся. Только один Форто стоял на его пути к дочери. Герцог Энли заскрипел зубами: он тревожился за дочь. Он искренне любил ее и не мог допустить мысли о ее смерти. Чтобы отогнать от себя образ погибшей Нины, он стал наблюдать за идущей внизу схваткой. Вопреки всему он надеялся, что она жива, что эти жадные птицы до нее не добрались.
      - Боже, прошу Тебя! - прошептал он. - Пусть она будет цела!
      Или, может быть, Форто был прав, утверждая, будто Бог слышит только молитвы верующих. Если Бог действительно таков, каким его видел Форто, тогда дочь Энли обречена.
      Полковник Кай был в панике. Небо стало черным, земля дрожала. Он чувствовал, как по телу скребут когти, слышал настойчивый стук похожих на ножи клювов. Он все еще сидел верхом, но уже еле держался в седле. Масса перьев настолько ослепила его, что он уже не видел Форто и даже не мог определить, жив ли еще генерал. Вокруг него кричали люди, напрасно размахивавшие мечами. Земля была усеяна телами коней, которым острые клювы вспороли брюхо. Кай бросил меч и закрывал руками защищенную шлемом голову. Продираясь сквозь этот кошмар, он чувствовал, как мощные клювы воронов терзают его пальцы, пытаясь их оторвать. Ему хотелось вопить - но он не мог, потому что ему не хватило бы дыхания.
      Конь Кая с трудом ковылял по снегу, не зная, в какую сторону двигаться. Полковник пытался направить его на запад, к далекой башне, к возможному спасению. Но земля была покрыта коркой скользкого льда, и конь спотыкался. Повсюду вопили вороны. Двигаясь по полю боя, Кай слышал мучительные крики солдат: каким-то образом вороны ухитрялись стаскивать с них шлемы и пировать на скрытой под ними плоти.
      Сопротивление было бесполезным: Кай это прекрасно понимал. Ему нужно было отдать приказ об отступлении, добраться до Серой башни. И тут к нему пришла новая мысль - страшная мысль, от которой он весь заледенел. Смесь! Если емкости повреждены...
      - Генерал! - завопил Кай. - Где вы?
      Он стал протискиваться сквозь воронов, отмахиваясь от них, высматривая Форто. Наконец он нашел генерала неподалеку от фургонов с емкостями: Форто отчаянно пытался поднять с земли упавший с кого-то шлем. Кай мельком увидел обнаженную голову Форто: теперь она была покрыта ужасными кровоточащими ранами. Полковник направил своего обезумевшего коня к генералу.
      - Генерал! - крикнул он, протягивая ему руку. - Это я, Кай! Возьмите мою руку! Нам надо отступать!
      Форто был в шоке. Его покрасневшие глаза тупо моргали в прорезях шлема. На трясущихся ногах он проковылял к Каю, схватил его за руку и позволил поднять себя в седло. Почувствовав непривычную тяжесть, боевой конь Кая пронзительно заржал, но не споткнулся и не сбросил их на землю.
      - К башне! - яростно крикнул Форто. - Надо пробиваться к башне!
      - Сэр, смесь... Мы не можем...
      - Я уже приказал ее охранять, - прохрипел Форто. - Как только мы доберемся до башни, сможем использовать яд против этих тварей. Кай, объявляй отступление! Скорее!
      Увидев, насколько Форто слаб, полковник Кай взял командование на себя. Он взмахнул руками и громко прокричал солдатам:
      - Назад! К башне!
      Адмирал Данар Никабар томился скукой.
      Уже пять дней он со своим небольшим флотом дредноутов стоял на якоре у континентального берега, вблизи Серой башни. Это было однообразно и утомительно, и Никабар переживал, что сидит без толку в этой промерзшей пустыне. Арктический ветер проносился по палубе "Бесстрашного", продувая длинную шинель адмирала насквозь. Уже больше часа шел снег, резко уменьшивший видимость, но Никабар не отрывал глаза от подзорной трубы, тщетно надеясь увидеть что-нибудь интересное. На нижней палубе большие орудия флагмана были наведены на башню и готовы к ведению огня. "Черный город" и "Внезапный" также заняли позиции по носу и корме флагмана. Они также навели орудия на древнюю башню, чтобы она оказалась под перекрестным огнем, который сровняет ее с землей. Никабару не терпелось начать обстрел. Однако пока Форто не появлялся.
      - Не обмани меня, генерал, - пробурчал Никабар себе под нос. - Я приехал к тебе издалека, мерзавец!
      Он перенес холод и долгое плавание, вытерпел сводящую с ума скуку все это ради простого удовольствия отправить Форто в ад. И, глядя в подзорную трубу, он гадал, что могло случиться с нарцем. Может быть, заговор Энли раскрыт? Однако час назад Никабар видел, как поднялись на крыло вороны. Несомненно, это должно было означать приближение легиона! А Серая башня - единственное укрытие для людей Форто. Он обязательно направит их туда. Никабар был в этом уверен.
      - Свяжись с орудийной палубой! - приказал он боцману. - Пусть проверят наводку орудий. Мне ошибки не нужны,
      - Сэр, орудия уже проверили, - ответил моряк. - Всего секунду назад.
      - Ну так пусть проверят снова! - прорычал Никабар, и боцман поспешно побежал выполнять приказание.
      Адмирал опустил подзорную трубу и, выругавшись, сложил ее. Никто не понимает, насколько он напряжен, как много зависит от их задания. Если план удастся, Форто погибнет вместе с большой частью своей армии. Как эти глупцы не могут понять, насколько это важно? Никабар покачал головой. Он в жизни видел уже столько разочарований! Он видел, как империя отошла Эрриту, проиграл десятилетнюю войну с Лиссом... И сейчас, накануне полного уничтожения Форто, мысль о возможной неудаче была невыносимой. Нужно только немного везения - и чтобы у Форто хватило ума спрятаться от дождя под крышу.
      Неожиданный крик с мачты заставил адмирала вздрогнуть. Он поспешно раздвинул подзорную трубу и всмотрелся в белизну вокруг Серой башни. Секунду он ничего не мог увидеть и уже мысленно проклял впередсмотрящего, но потом сумел напрячь зрение и увидел нечто большое и медленно двигающееся. Нечто черное и закованное в броню.
      - Форто! - торжествующе прошипел Никабар. - Добро пожаловать в Серую башню!
      Он повернулся к морякам, ожидавшим его приказов.
      - Готовьтесь! - радостно объявил он. - Скажите орудийной палубе, чтобы они готовились вести огонь. Дайте сигнал "Черному городу" и "Внезапному". И не стрелять, пока я не отдам приказа. Не портьте мне праздник.
      Сквозь кровавый туман люди Форто добрались до Серой башни, выбили ворота и ввалились внутрь. Отряд потерял много бойцов - так много, что Форто даже боялся оценить потери. Он знал только, что оставил за собой след из растерзанных трупов от поля боя до башни. Обезумевших григенов бросили, боевые фургоны и кислотометы оставили герцогу Энли. Это была тактическая ошибка, о которой, возможно, еще придется пожалеть. Однако удалось спасти состав Б. Фургон со сверхъядом остался цел, как и единственная модифицированная пусковая установка. Когда люди вошли в крепость, Форто приказал им выгружать емкости со смесью Б - что пришлось делать под непрекращающимися атаками чудовищных птиц. Они бросались на окна, разбивая стекла и пытаясь сорвать ставни. Холл Серой башни гудел от их криков. Форто и полковник Кай поспешно заводили солдат в помещение, торопя с разгрузкой яда.
      - Быстрее! - ревел Форто в дверях.
      Он подобрал чей-то меч и отгонял им птиц, вившихся вокруг подобно гигантским осам. Кай занимался ранеными, беспокоясь из-за резко уменьшившейся численности отряда. Потери оказались невероятными. Даже сейчас Форто видел, как у самого входа в башню немыслимо сильные птицы отволакивали прочь, затягивали в шторм его людей. Понимая, что необходимо как можно скорее закрыть двери, он выскочил на улицу помочь выгрузить яд. Его облепили каркающие птицы, которые клевали и рвали когтями солдат, своими мощными клювами оставляя щербины на шлемах. Форто вскочил на фургон и раздавил сапогом подвернувшегося ворона, превратив его в кровавую жижу. Осталось разгрузить всего две емкости. Генерал обхватил руками одну из них и с хрипом поднял, не обращая внимания на воронов, дерущих когтями его шлем. Кровь от прежних ран слепила его, заливая глаза. Он слышал голос Кая, указывавший ему направление. За ним громко захлопнулись двери, Форто тяжело уронил емкость и, подняв голые руки, содрал со своих плеч птицу и с воплем свернул ей шею.
      - Будь ты проклят! - взревел он, швырнув тушку в стену. - Дьявол тебя забери!
      Форто рухнул на пол. Все его тело было истерзано. Он сорвал с головы исклеванный шлем, отбросил его и провел руками по коже, нащупав сотни ран. Вокруг него стонали солдаты с остекленевшими от шока глазами. Форто быстро подсчитал их число. В зале их собралось не меньше ста.
      Сто! Он с горечью прикрыл глаза. Так мало! Сколько их лежит мертвыми, став пиром для сатанинских птиц. Отряд был заперт в ловушке, и единственной надеждой была смесь. Герцог Энли со своими людьми скоро появится у башни, выдвигая свои требования. Форто сжал кулак и ударил по полу.
      - Мы еще не сдались! - прошипел он. - Кай, пусть несколько человек обыщут башню - те, кто в состоянии ходить. Все окна закрыть ставнями. Все двери тоже закрыть и надежно забаррикадировать. И постарайтесь найти как можно больше оружия. - Он осмотрел неприветливый холл и только тут заметил, что не все трупы здесь принадлежат нарским солдатам. Здесь тоже была бойня, как в Западном, в городке у башни. - Да отправит Господь твою душу в ад, Энли! - сказал он, рассматривая разоренное помещение. - Поторопись, Кай. У нас мало времени.
      - Генерал! Сэр! - позвал какой-то голос с другого конца холла. Посмотрите на это!
      Форто поднял голову, смаргивая с век капли крови. Он увидел в дальнем конце холла мужчину, одного из своих солдат. А рядом с ним еще одну фигуру. Форто снова моргнул, сомневаясь в том, что глаза его не обманывают. Женщина?
      - Что за черт?..
      Солдат поволок женщину вперед, толкнул ее к Форто. Она шипела словно змея. Генерал с трудом встал на ноги и осмотрел ее. То же самое делал и Кай. Вскоре уже все взгляды солдат были устремлены на незнакомку.
      - Кто ты? - спросил Форто.
      - Будь ты проклят! - огрызнулась женщина.
      Рука Форто стремительно взметнулась вверх и припечатала женщине оплеуху, да такую, что она отлетела назад. Форто шагнул следом, ухватил женщину за челюсть и сжал так сильно, что раздался вопль.
      - Мне не до игр, девка! Говори, кто ты, или я выброшу тебя из окна на съедение этим птицам!
      - Нина! - с трудом выговорила она. - Меня зовут Нина. Я...
      - Дочь Энли! - мгновенно догадался Форто. - Что ты здесь делаешь, девица? Ты одна?
      Она упрямо сжала зубы, но угрожающе поднятая рука Форто заставила ее разговориться.
      - Да, - ответила она. - Я одна. Я приехала сюда, чтобы кое-что найти, и оказалась в ловушке.
      Форто отступил от нее со злобной усмешкой. Ему в голову пришла идея.
      - Кай, мне представляется, что у нас есть оружие против Энли!
      Герцог Энли со своим отрядом наемников преследовали нарцев до Серой башни. Такой поворот событий привел герцога в отчаяние. Добравшись до стен, его люди начали окружать башню. Они скопились у ее восточной стены, где находились ворота и где теперь сидели напившиеся крови вороны, дожидавшиеся нового появления врага. Энли беспокойно метался среди своего отряда, не зная, что предпринять. Серая башня была крепко закрыта, и хотя численность войска Форто уменьшилась в десять раз, оно неожиданно получило преимущество в виде крепости. А еще у них была смесь - тайное оружие, о котором герцог своим людям не рассказывал. Но он не мог командовать отступление. В крепости находилась Нина.
      Вдали сквозь снегопад виднелись угрожающие силуэты дредноутов Никабара. Герцог не знал, успел ли их увидеть и Форто. Не знал он и того, надо ли ему давать сигнал адмиралу, или Никабар просто откроет огонь. Энли сыпал проклятиями, заламывая отмороженные руки. Его наемники хотели отступить, предоставив "Бесстрашному" и его братьям закончить начатое ими дело. Беспорядочно сгрудившиеся у стен солдаты недовольно ворчали. Герцог Энли не обращал на них внимания, ломая голову, как спасти дочь. Если она жива, Форто уже ее нашел. Несомненно, генерал выдвинет свои условия.
      - Сукин сын, - бормотал Энли, наблюдая за окнами замка в надежде на какой-то знак. - Чего ты ждешь, Форто?
      Фарен, покрытый снегом и грязью, подъехал к своему господину и посмотрел на него с осуждением.
      - Надо отойти, герцог Энли, - решительно заявил он. - Если с кораблей откроют огонь, мы пропали!
      - Мы не отходим! - прорычал Энли. - Я Нину не оставлю.
      - Вы даже не знаете, жива ли она, - возразил Фарен. - Пожалуйста, послушайтесь меня! Пусть вороны стерегут башню. Форто не посмеет выйти. А у нас нет возможности дать Никабару знак! Надо уезжать!
      - Нет! - взревел Энли, яростно набрасываясь на своего слугу. - Мы останемся, пока я не уверюсь в том, что ее там нет! Я не...
      - Энли, дьявольский выкормыш!
      Изумленный окриком, герцог посмотрел наверх. На одном из балконов открылась дверь, и в проеме показалась потрясающая кулаком фигура.
      Форто.
      Исклеванная голова генерала обильно кровоточила, а в руках он держал женщину. Увидев ее, Энли ахнул.
      - О боже! - простонал он. - Нина!..
      По приказу Никабара сигнальщики на палубе "Бесстрашного" замахали флажками "Черному городу" и "Внезапному", давая команду открыть огонь. Моряки на флагмане приготовились к залпу: закрыли уши обрывками ткани и изо всех сил вцеплялись в поручни. Адмирал Никабар уверенно опустил подзорную трубу, не сомневаясь, что все солдаты Форто уже в башне. Он даст один предупредительный выстрел, чтобы люди Энли успели отойти, - а потом превратит Серую башню в прах.
      - Ах, как долго я этого ждал! - сказал он своему молодому помощнику, который весь последний час стоял рядом с ним. - Для начала один выстрел с перелетом. Пусть Форто знает, что мы здесь. Отдавай приказ, лейтенант.
      Молодой человек выкрикнул приказ командующего. Никабар скрестил руки на груди, ожидая начала фейерверка.
      - Чего ты хочешь? - крикнул Энли. Ему отчаянно хотелось ускорить переговоры: он был уверен, что время на исходе. - Говори, и я подумаю!
      - Прежде всего убери этих тварей! - потребовал Форто. Он крепко держал Нину, и его массивная рука обхватывала ее за шею. Она билась, пытаясь вырваться из его захвата. - Тогда и будем разговаривать! И только тогда, предатель! Ты знаешь, что у меня смесь. Изволь принять мои требования, иначе я пущу ее в дело, это я тебе обещаю!
      Энли задумался над полученным ультиматумом. Он не был полностью уверен, что Форто не блефует, но понимал, какими опасностями грозит смесь Б им всем, даже генералу. Он заперт в башне, и яд вполне может убить и его. Герцог содрогнулся, понимая, что у него нет выбора. Однако он не успел ответить: далеко позади башни вспыхнуло яркое пламя... и раздался громовой удар.
      В небе развернулся факел пламени, который опалил верхушку башни и разогнал снежную бурю. Гром потряс мир. Конь Энли вскинулся на дыбы так резко, что герцог свалился на землю. Вокруг него храпели и пронзительно ржали обезумевшие кони. Раздались крики людей. Фарен недоуменно озирался по сторонам. Энли посмотрел вверх, на балкон. Ошеломленный Форто вытягивал шею, чтобы увидеть линию горизонта. Даже сквозь снег было видно, как побледнел от ужаса генерал.
      - Дредноуты! - крикнул Фарен, обращаясь к Энли. - Они открыли огонь! Сэр, нам надо уходить! Немедленно! Энли был в шоке.
      - Нина... - произнес он растерянно. - Боже, я должен ее спасти!
      Фарен схватил герцога за рукав, отчаянно пытаясь утащить своего правителя в безопасное место.
      - Нет, сэр! - крикнул он. - Ей уже не помочь! Идемте!
      - Иди, Фарен! - приказал Энли, освобождаясь из его рук. - Иди и укройся. Все уходите! Мне надо найти Нину!
      Раздался новый выстрел, расколовший небо. На этот раз он пришелся так близко, что все его ощутили. Нос Энли вдруг загорелся от жаркой волны: пламя огнемета ударило в стену башни, обхватив ее словно пальцами. Почти сразу же последовало еще два удара. У Энли загудело в ушах от разрывов. Он схватил Фарена за плечи и встряхнул его, чтобы привести в чувство.
      - Быстрее, Фарен! - решительно сказал он. - Уводи людей в Красную башню!
      Лицо Фарена горестно сморщилось.
      - Мой герцог...
      - Выполняй! - завопил Энли.
      Собрав все силы, он толкнул Фарена в сторону леса, а потом повернулся и бросился к закрытым воротам Серой башни.
      У полковника Кая хлестала кровь из ушей. Холл превратился в камеру отголосков, таких громких и болезненных, что Каю казалось, будто у него вот-вот вылетят все зубы. И без того израненные солдаты стали выворачиваться в рвоте, вызванной давлением. Они едва стояли на ногах: стены их укрытия так и тряслись под обстрелом. Форто не вернулся с верхнего этажа, и Кай не знал, увидит ли генерала снова. Он узнал звуки морских орудий и понял, что они ведут перекрестный огонь. С трудом справляясь с головной болью, он зажал руками уши и встал на подгибающиеся ноги.
      - Надо отсюда выбираться! - крикнул он, надеясь, что солдаты его слышат, и показал на забаррикадированные двери. С другой стороны в них отчаянно стучали. Поразительно, но кто-то рвался в башню! Пара легионеров поплелась к двери и стала растаскивать баррикаду. Еще два удара сотрясли здание. Кай присоединился к солдатам, помогая им расчистить проход, и тут заметил шатающиеся емкости с ядом. С каждым выстрелом огнеметов емкости сотрясались все сильнее, грозя лопнуть по швам. Кай уставился на них, не зная, следует ли их трогать. Потолок над головой начал крошиться, посыпалась пыль и куски штукатурки. Давление внутри холла росло с каждым залпом, так что у полковника начало от боли темнеть в глазах.
      Стараясь справиться с болью, он бросился к дверям, вцепился ногтями в щели, дергая двери на себя. Его солдаты с кряхтением и проклятиями открыли тяжелый засов. Стук в дверь продолжался. Снаружи несся отчаянный голос, умоляя впустить. Когда наконец последний засов был снят, Кай распахнул двери - и Энли чуть было не сбил его с ног.
      - Где моя дочь? - крикнул герцог.
      - Убирайся отсюда, дурак! - прошипел Кай.
      За спиной герцога пылал опустевший двор. Всадники ускакали, вороны разлетелись. Воздух наливался оранжевым пламенем; гранитный фундамент трясся под потоком жидкого огня из корабельных орудий.
      Герцог Энли, не обратив внимания на предостережение, протиснулся мимо полковника и заковылял по холлу мимо раненых, пытавшихся выползти на улицу.
      - Все выходите! - закричал Кай.
      Он помогал своим людям подняться, подталкивал их к двери, глядя на трясущиеся емкости с ядом. Он напоминал себе, что они металлические. Они должны выдержать нагрузку. Однако невероятный шум как-то на них подействовал. Каждый удар заставлял их резонировать, все громче и громче, они гудели, как рой разъяренных пчел. Башня раскачивалась - и с нею раскачивались емкости.
      Полковник Кай словно одержимый отчаянно тащил своих людей прочь от опасности.
      Высоко на трясущейся башне генерал Форто ковылял вниз по лестнице, продолжая удерживать девушку. Она кусалась и лягалась, но его душные объятия лишали ее сил. А он был твердо намерен не упускать своего единственного шанса на спасение. Бесчисленные удары дредноутов Никабара уже снесли с башни крышу, лестница оказалась под открытым небом и под раскаленным огнеметами ветром. Алая вспышка над головой заставила генерала резко пригнуться. Лестница затряслась так, что у него заболели колени. Сквозь пробитую стену он видел "Бесстрашного" и знал, что Никабар приплыл сюда его убить.
      - Отпусти меня! - закричала девушка, хрипя от его хватки.
      Она уперлась каблуками в его бронированные лодыжки, пытаясь высвободиться. Форто сжал руки, чтобы заставить ее успокоиться - и чуть было не сломал ей шею.
      - Ах ты, сучка! - прорычал он. - Я заставлю твоего папочку за тебя заплатить!
      У него кружилась голова, лицо горело от ударов огнеметов. Каменные ступени под ногами вспучивались, грозя рассыпаться. Не сделав и трех шагов, генерал увидел бегущего ему навстречу Энли.
      - Форто! - крикнул герцог. - Отпусти ее!
      - Больше ни шагу, Энли! - приказал Форто. - Или, Бог свидетель, я сломаю ее, как прутик.
      - Сейчас на это нет времени, идиот! Отпусти ее, и мы оба спасемся. Дредноуты...
      - Это ты позвал сюда дредноуты, предатель! Я пришел сюда тебе на помощь, а ты вот что сделал! Ты нас погубил!
      - Мы можем остаться живы, - возразил Энли. - Только отпусти мою дочь.
      Форто покачал головой, однако ничего сказать не успел: девушка, которую он продолжал держать, ударила его локтем в челюсть, и он взмахнул руками, чтобы удержать равновесие. Она выпала из его рук и покатилась по ступеням к Энли. Очередной выстрел огнемета сотряс башню, охватив Форто ослепительным жаром. Когда зрение вернулось, генерал увидел, что доспехи на нем дымятся. Его охватила страшная боль, обжегшая кожу и глаза. Энли и девушка потрясение смотрели на него. Форто закричал в муке - и все его тело вспыхнуло, облитое горящим топливом огнемета. Выкрикивая проклятия, он заковылял по ступенькам к Энли.
      - Будь ты проклят! - взревел он.
      Очередной выстрел оборвал его крик. Удар пришелся ему в голову, выбив мозги.
      - Дочка! - крикнул Энли. Он ослеп от выстрела, ничего не видел в оранжевой дымке. - Где ты?
      - Отец? - раздался тихий ответ. Голос Нины, слабый и дрожащий, вывел его из оцепенения. - Отец, где ты? Я тебя не вижу!
      Энли на ощупь двинулся по трясущейся лестнице, моргая глазами, полными слез и дыма. Кожа у него была страшно обожжена, даже сквозь ледяное онемение чувствовалось, как ее разъедает, будто кислотой. Каждый шаг был мукой, но герцог спешил, страшась того, что увидит, когда рассеется дым.
      - Я здесь, дочка! - выдохнул он. - Я иду за тобой!
      Лестница пылала. Обезглавленное тело Форто сползло по ступеням. Когда огонь и дым рассеялись, Энли увидел дочь. Облегченно вздохнув, он подхватил ее на руки.
      - Ты со мной! - сказал он. - Не бойся. Светлая головка Нины дрогнула. На секунду она открыла глаза. В его руках она была легкой как перышко.
      - Отец, - простонала она, - я ранена?
      Энли посмотрел на Нину и с ужасом обнаружил, что у нее нет ног - их оторвало у колен, и оттуда хлестала кровь. У Энли подогнулись колени. Он упал на ступени, продолжая держать дочь на руках.
      - Ты - моя дочь! - воскликнул он. - Моя дочь! Моя! Нина содрогнулась.
      - Это правда?
      Герцог Энли посмотрел на девушку, которую называл дочерью, прекрасное юное существо, так похожее на его любимую женщину. Она была очень на нее похожа. И на его брата.
      - Да, - солгал он ей. - Ты моя дочь. Только моя, Нина.
      - Отец? - прошептала Нина. - Я еще жива. Я... Умерла.
      Энли закричал. И его крик услышал бы весь Драконий Клюв - но в этот момент в башню ударила оранжевая молния, заставившая его замолчать навеки.
      Полковник Кай успел вывести почти всех солдат, когда потолок обвалился.
      Гранитная плита придавила его, размозжив ноги. В глазах туманилось. Сквозь злые слезы он видел, как содрогаются и шипят емкости со смесью Б, готовые лопнуть. Вибрирующие емкости наполняли помещение пронзительным гудением и росисто блестели - содержавшийся в них яд нагревался и кипел, теряя стабильность. За стенами его люди поспешно уходили из-под обстрела. Он слышал вопли тех, кто заживо поджаривался в доспехах, пытаясь ползти по горящему двору.
      Полковник Кай знал, что погиб. Он не мог дотянуться до емкостей, а даже если бы мог, начавшуюся реакцию было не остановить. Он выругался, испытывая глубокое отвращение к жизни и ко всему тому, что сделал для Нара и его капризных правителей. Его жизнь прошла напрасно.
      - Боже милосердный! - взмолился он. - Я грешник. Если Ты вообще существуешь, прости меня!
      И тут емкости стали лопаться, извергая ядовитый пар.
      Полковник Кай закрыл глаза, приветствуя смерть.
      После почти получасового обстрела Никабар отдал приказ о прекращении огня. Его сигнальщики передали приказ на остальные дредноуты, и в мире установилась неправдоподобная тишина. Никабар извлек из ушей комочки ткани. Дым рассеялся. Снегопад прекратился, но ветер не стихал. Долгий его порыв унес остатки дыма, и Никабар увидел результаты своей работы.
      Серая башня превратилась в дымящийся скелет. Ничего живого не осталось рядом с ней, даже воронов. Первым чувством Никабара была гордость. Но вскоре она уступила место недоумению. Не мог же он уничтожить все? И всех? Он быстро раздвинул подзорную трубу и навел ее на башню. Она действительно превратилась в руины. Ее основание прорезали огромные трещины, стены были разбиты и обожжены. Но во дворе лежало удивительно много трупов. Среди мертвых стояли вороны, неподвижные, углями на белом снегу. И люди, которые должны были бы благополучно добраться до безопасного места, застыли на земле, окоченев в смерти. Двор был усеян трупами лошадей, но они не были разнесены в клочья выстрелами или расклеваны птицами. Никабару они показались неестественно целыми. Он все понял, когда заметил клок зеленого тумана.
      - Матерь Божья! - прошептал он, а потом вдруг стремительно рванулся вперед и закричал: - Поднять якоря! Уходим! Немедленно уходим!
      Обстрел выпустил на свободу смесь. Форто был настолько глуп, что взял ее с собой! Никабар побежал по палубе, приказывая своим людям торопиться и надеясь, что ветер не принесет к ним ядовитый газ. По всему кораблю забегали матросы, готовясь к отплытию. Никабар понимал, что надо спешить, пока газ не распространился над поверхностью моря.
      Но он вернется. Он подождет, пока пары рассеются - примерно неделю, а потом вернется к разрушенной Серой башне. Он вынужден будет это сделать. Он обещал Бьяджио, что отвезет Эрриту особое послание.
      Прислушиваясь к грохоту поднимающегося якоря, адмирал Никабар гадал, что останется от тела Форто. Ему нужен был только один кусок.
      31
      Воссоединение
      Из иллюминатора своей крошечной каюты Симон смотрел на великолепную панораму Сотни Островов. Он поднял Шани к стеклу и стал любоваться островами вместе с ней, не зная, что именно видит. Симон никогда не бывал в этой островной стране, но слыхал рассказы от моряков вроде Н'Дека. Если верить этим рассказам, здесь была сказочная страна - древние мосты, шпили, каналы вместо улиц. Стараясь лучше разглядеть Лисе, он протер запотевшее стекло. За островами вставало солнце, и они сверкали в его лучах. Далекая медная башня отразила луч света прямо в иллюминатор. Шани загулила у Симона над ухом: ей нравилось, и она рассмеялась настоящим детским смехом. Симон крепче прижал ее к себе. Скоро она УВИДИТ отца, и это он, Симон, сделал это возможным! И он гордился собой.
      - Земля на горизонте, Н'Дек, - насмешливо объявил он. - Я же тебе говорил, что у тебя получится.
      Капитан Н'Дек, по-прежнему связанный, сидел на койке. Вид у него был измученный. Несколько дней он просидел в каюте с захватившим его в плен человеком и ребенком. Симон его кормил и обихаживал, выкрикивая приказы встревоженной команде сквозь запертую дверь. Экипаж был уверен, что они плывут к гибели, но никто не решался восстать против Рошанна. Даже в это время раздоров Рошанны не потеряли своей власти. Симон был рад убедиться в том, что его авторитета хватило, чтобы заставить команду "Устрашающего" плыть к Лиссу. Они увидели острова час назад и теперь уже находились в опасной близости от них. Однако Н'Дек не пожелал подходить к иллюминатору. Он был полон ненависти к Симону и стыда за себя и за все время плена вообще редко раскрывал рот.
      - Как только они нас заметят, тут же вышлют против нас корабли, желчно сказал капитан. - Ты готов к смерти, Даркис?
      - Они не станут нас топить, - ответил Симон. - Наш корабль ведь один. Они захотят сначала с нами поговорить. Я прикажу отвести нас на переговоры с их предводителями.
      Н'Дек захохотал:
      - Что? Думаешь, все так просто? Что это за задание Бьяджио?
      - Заткнись! - огрызнулся Симон. Он не рассказывал капитану о своем плане. На самом деле у него и не было никакого плана. Он только надеялся, что Ричиус благополучно добрался до Лисса и что присутствие на борту его дочери спасет жизнь им всем. - Когда подойдут их корабли, разговаривать буду я, - бросил он, не оборачиваясь. - Запомни это, Н'Дек. Кораблем по-прежнему командую я.
      - Знаешь, что я сделаю, когда вернусь на Кроут, Даркис? - спросил капитан.
      У себя за спиной он беспокойно двигал рукой - той, которую Симон проткнул своим кинжалом.
      - Будь добр, расскажи, - лениво попросил Симон.
      - Я скажу Никабару, что ты сделал. Я скажу ему, что все это было сделано по приказу этого мужеложца Бьяджио. И когда он это узнает, он разрежет вас обоих на кусочки и скормит акулам.
      - Мило.
      - Черт тебя побери, я - капитан Черного флота!
      - Успокойся, Н'Дек, - посоветовал Симон, - Не выставляй себя большим дураком, чем ты есть.
      Н'Дек кипел. Симон почти ощущал вкус его страха, а страх - вещь заразительная, и Симон почувствовал его отголоски, но постарался не передать страха Шани, чье настроение при виде земли значительно улучшилось. Было видно, что ей не терпится уйти из вонючей каютки. Они вместе смотрели сквозь восьмиугольное стекло иллюминатора, как вырастает на глазах Лисе. Потом показались идущие навстречу корабли, большие суда с белыми парусами и флагами с морским змием, а на носах у них были сверкающие тараны. При виде них Шани засмеялась, тыча пальчиком в стекло.
      - Правильно, девочка, - проговорил Симон. Пригнувшись к ее уху, он прошептал: - Они отвезут тебя к твоему отцу.
      - Что случилось? - спросил Н'Дек. - Что там?
      - Четыре корабля, - ответил Симон. - Направляются к нам.
      Капитан с трудом встал с койки, не обращая внимания на связанные руки.
      - Они быстро двигаются? Как расположены?
      - Не думаю, чтобы они собирались нас таранить, Н'Дек, - сказал Симон.
      - Да что ты вообще понимаешь? Пусти меня!
      Н'Дек протиснулся мимо Симона, оттолкнув его от иллюминатора, и посмотрел наружу. В дверь каюты громко забарабанили.
      - Капитан! - прозвучал голос одного из матросов. - На подходе четыре корабля. Быстрые!
      - Вижу! - крикнул в ответ Н'Дек. Он повернулся к Симону. - Ну, ладно, умник. Посмотрим, как ты околдуешь этих дьяволов. Они быстро приближаются и им нужны будут ответы. Надеюсь, они у тебя готовы.
      Симон вытащил из-за пояса кинжал - тот самый, которым он проткнул Н'Деку руку.
      - Ты очень хорошо меня слушался, капитан, - негромко сказал он, приставляя острие к горлу под самым подбородком Н'Дека. - Не разочаруй меня и сейчас. Мы выходим на палубу. Ты прикажешь своим людям сдаться. Никаких сабель, никакого оружия вообще. Я собираюсь говорить с этими лиссцами, добиться, чтобы они меня поняли. Ясно?
      - Дурак ты! - презрительно бросил Н'Дек. - Они не станут тебя слушать!
      Симон резко толкнул его к двери:
      - Посмотрим.
      Он поднял Шани на руки. Малышка обхватила его за шею.
      - Откройте дверь! - крикнул он.
      По его приказу дверь широко распахнулась. В коридоре стояли два матроса. Взгляд у обоих был слегка обезумевший. Они уже видели своего капитана связанным, но приставленный к его спине нож насторожил их еще сильнее.
      - Мы поднимаемся наверх, - бросил Симон. - Вы двое идите вперед. И, клянусь Богом, если на палубе нас ждет какая-то ловушка, ваш капитан умрет первым, а за ним и вы двое. Я действую быстро, так что не надейтесь. А теперь идите!
      Прямая угроза заставила матросов вздрогнуть. Даже держа на руках ребенка, Симон мог внушить окружающим страх. Увидев это, он улыбнулся и почувствовал себя увереннее. Ему осталось только убедить лиссцев в том, что у него ребенок Вэнтрана. Тогда им ничего не посмеют сделать. Если получится, он добьется, чтобы моряков тоже пощадили. Н'Дек, конечно, подонок, но он верный подонок. Симону не хотелось иметь на совести кровь его людей.
      Вслед за спотыкающимся Н'Деком Симон поднялся на палубу. Морозный воздух ударил как молотом. Одежда у Симона была не по погоде. Шани задрожала и теснее прижалась к нему. На палубе толклись с десяток матросов, глазея на Рошанна, но приблизиться не осмеливались. Симон быстро осмотрелся и увидел четыре корабля, быстро идущие с востока. Не убирая кинжала, он подтолкнул капитана к лееру, повернулся спиной к океану и, держа кинжал у горла Н'Дека, заговорил:
      - Опустите флаг. Я не хочу их дразнить. И принесите для ребенка одеяло. Здесь чертовски холодно!
      Матросы тупо смотрели на Симона, не зная, что делать.
      - Шевелитесь! - взорвался Н'Дек.
      Его приказ привел матросов в движение. Черный флаг со скрипом заскользил вниз по мачте. Матросы тянули веревку, лишая корабль его гордого стяга. Симон не знал, заметили ли на лисских шхунах этот знак доброй воли. Они подплыли уже совсем близко - так близко, что можно было рассмотреть все детали этих необычных кораблей. Шедший первым корабль был крупнее остальных - и величественнее. При виде его капитан Н'Дек застонал:
      - О боже, это "Принц"!
      - Принц? - переспросил Симон. - Какой принц?
      - "Принц Лисса", - ответил Н'Дек, ощетинившись. - Это корабль Пракны. Самого предводителя лиссцев.
      - Пракны?
      Симон сильнее сощурил глаза - и узнал шхуну, которую видел в Люсел-Лоре. Им устроили королевский прием! Или торжественную казнь.
      - Тебе придется поработать, чтобы заставить этого человека тебя выслушать. Пракна - настоящий мясник, и ему не понравится наше появление в его водах. Надеюсь, ты хорошо отрепетировал свою речь, Даркис. Или мы все мертвецы. Включая тебя.
      "Принц Лисса" и три сопровождающих его корабля замедлили ход. Симон разглядел на палубах лисских матросов - светловолосых мужчин с молочно-белой кожей, напомнивших ему трийцев. Они стояли на палубах шхун с решительным видом, будто готовые без всяких сомнений потопить непрошеного гостя, но Симон был уверен, что они не станут начинать таран, не задав сперва вопросов. Он собрался и стал ждать, чтобы флагман подошел ближе. "Принц" был потрясающе красив - длинный, с плавными обводами, словно какое-то создание глубин, а похожий на клык таран ослепительно сверкал на солнце. Симон разглядел знакомую фигуру Пракны. Высокий и суровый, он смотрел на "Устрашающего", скрестив руки на груди, и ждал, пока корабли сблизятся, чтобы разглядеть чужака.
      - Это Пракна, - сказал Симон. - Приказывай своим людям сдаваться. Безоговорочно. Выполняй.
      Н'Дек что-то буркнул, но передал приказ своему помощнику.
      - Бросьте все оружие, которое у вас есть! - крикнул Симон. - Все бросайте за борт!
      Команда "Устрашающего" стала кидать за борт палаши и кинжалы, показывая, что сдается. Пракна смотрел, подозрительно сощурив глаза. Помощник Н'Дека перегнулся через борт, размахивая руками и крича "Сдаемся!". Пракна не моргнул и глазом.
      - Пракна! - встревоженно крикнул Симон. - Мы сдаемся! Сдаемся!
      "Принц Лисса" подошел ближе, убирая паруса, чтобы не столкнуться с нарским судном. Симон продолжал махать Пракне, однако на лице лисского командующего не видно было и тени заинтересованности. Лицо его было гранитом, закаленным десятью годами войны, и Симон внезапно испугался, что его план провалится. Возможно, Н'Дек был прав. Возможно, они все обречены.
      - Пракна, это я! - крикнул он. - Симон Даркис! Из Люсел-Лора!
      Наконец лицо Пракны оттаяло. Его брови поползли вверх, и он повернулся к стоящему рядом с ним человеку, словно проверяя, не ослышался ли. Адмирал подошел к лееру и заслонил глаза от солнца.
      - Это Симон Даркис! - снова повторил Симон. - Друг Вэнтрана! Мне надо с ним поговорить! Это важно!
      При упоминании о Вэнтране связанный Н'Дек стремительно обернулся.
      - Вэнтрана? - прошипел он. - Что ты сказал?
      - Не сейчас, Н'Дек.
      - Его друг? - вскрикнул нарский капитан. - Какого черта?
      - Заткнись и не мешай! - прошипел Симон. Он попытался улыбнуться лиссцам, показать, что не представляет собой угрозы. Лицо Пракны хмурилось. Симон поднял Шани повыше. - Со мной дочь Вэнтрана! - крикнул он. - Мне нужно с ним встретиться. Срочно!
      - Что ты тут делаешь? - прокричал Пракна. - Зачем пришел в наши воды?
      - Позволь мне подняться на борт и все тебе объяснить! - громко ответил Симон. - Пожалуйста! Это очень срочно.
      Пракна не знал, что и думать. Он снова повернулся к человеку, стоявшему рядом с ним. Они переговаривались, размахивали руками и явно пытались решить, что делать. Симон наблюдал за ними, пытаясь по губам понять, о чем они говорят. Ему оставалось только надеяться, что он убедил лиссца его выслушать. В конце концов, с ним же дочь Вэнтрана! Пракна ни за что не станет рисковать ее, жизнью. По крайней мере Симон на это надеялся.
      - Пракна, прошу тебя! - поторопил его Симон. - Клянусь, мы вам ничем не угрожаем. Мы бросили оружие, и мы сдаемся!
      Адмирал Пракна перегнулся через леер:
      - Если это уловка, нарец, ты умрешь.
      Симон поднял свободную руку, призывая небо в свидетели.
      - Это не уловка, клянусь! Разреши мне подняться на борт и принести к тебе ребенка. У меня для Вэнтрана известия. Важные известия для всех вас! Нет времени медлить, Пракна! Прошу тебя, прикажи принять нас на борт!
      - Ладно, - проворчал лисский командующий. - Мы высылаем шлюпку. На борт поднимешься только ты с ребенком. И слушай меня внимательно, нарекая свинья: если что-то произойдет - все равно что, - я голыми руками пущу всех вас ко дну!
      Бросив эту угрозу, Пракна с отвращением отвернулся, но Симон получил то, что ему было нужно. Он повернулся к ошеломленному Н'Деку.
      - Что это значит, Даркис? - спросил Н'Дек. - Что ты с нами сделал?
      Симон судорожно сглотнул.
      - Я ничего не могу тебе объяснять, Н'Дек. Просто...
      - Ты предал нас, Рошанн? Господи, Даркис! Ты - предатель!
      Симон не двигался. Он понимал, что сейчас может не бояться нарцев. Какое-то время он будет под защитой лиссцев. Но брошенное капитаном слово звенело, повторяясь, у него в ушах. Предатель.
      - С вами ничего не случится, - сказал он. - Этого я добьюсь. Они вас отпустят. Н'Дек заскрипел зубами.
      - Ошибаешься, Даркис. Ты нас погубил. Ты убил нас всех. - Капитан пристально посмотрел на него. - Зачем?
      Симон дал единственный ответ, на который был способен, - разрезал кинжалом веревки, связывавшие капитану руки. Симон был почти уверен, что Н'Дек тут же попытается его придушить, но нарец только яростно взглянул и начал растирать затекшие руки. В глазах у него отражалась растерянность. Симон подошел к трапу, спущенному с борта "Устрашающего", и стал дожидаться шлюпки с "Принца Лисса". Командующий выполнил свое обещание и отправил за ним лодку - она шла к кораблю. В ней находились два гребца и еще четверо матросов, каждый с коротким мечом наготове. Когда шлюпка оказалась у борта "Устрашающего", один из матросов крикнул Симону:
      - Быстро вниз!
      - Со мной ребенок! - ответил Симон. - Вы поосторожнее.
      Шлюпка остановилась точно под ним. Крепко держа Шани, Симон перелез через борт. Перед тем как поставить ногу на первую перекладину, он посмотрел на девочку:
      - Шани, ты должна крепко за меня держаться, хорошо? Не отпускай руки!
      Шани обвила руками шею Симона, готовясь к спуску. Симон медленно спустился по трапу, держа одной рукой девочку. Спуск длился целую вечность, но наконец он ступил в качающуюся на волнах лодку, с радостью ощутив под ногами планки дна. Моряк, приказавший ему спускаться, попытался забрать у него Шани, но Симон не отдал.
      - Ваше дело - отвезти меня к Пракне! - огрызнулся он. - И убери руки от ребенка!
      Лиссец хмыкнул, но промолчал, и в следующую минуту шлюпка уже отвалила от "Устрашающего", направляясь к "Принцу Лисса".
      За несколько недолгих дней на Каралоне Ричиус успел узнать ужасную правду о тех молодых лиссцах, которых он обучал: никому из них не удалось выйти из нарской войны без шрамов. Он начал понимать, что это - болезнь, которой поражено все население Сотни Островов. В некотором смысле эти лиссцы были просто версиями королевы Джелены. Как и их правительница, все они потеряли кого-то, кто был им дорог. Это могли быть отец или брат - или, может быть, захваченная в плен и изнасилованная мать. Или, как это было у Шайи, младенец, которого нарские матросы вырвали у нее из рук и утопили. Неразговорчивый это был народ, как понял Ричиус: они рвались служить, но насчет прошлого предпочитали молчать. Они усердно обучались военному делу, вставая на рассвете, они беспрекословно выполняли приказы - и потому, что он был лордом
      Шакалом и героем, и потому, что им просто некуда было податься. Им предстояла великая и кровавая кампания, этим детям Лисса, и ничто не могло их остановить, как ничто не могло умерить боль их ран.
      Как и говорила Шайа, его армия насчитывала девятьсот человек. Этого должно хватить, чтобы вторгнуться на Кроут и отвоевать его у Бьяджио. Они были настоящими фанатиками, эти лиссцы. Их сжигала неуемная жажда нарской крови. И Ричиус пытался направить эту жажду в какое-то полезное русло. Он видел боль утраты в глазах Шайи, в глазах всех, кто его окружал, и понимал, что это пылающее в их душах пламя легко может выйти из-под контроля. Ему нужна была армия, а не шайка берсеркеров. Вот почему он поспешно принялся за дело: беседовал с разделенными на небольшие группы людьми, втолковывал им, что они имеют ценность не только как мстители, пытаясь укротить поселившихся в них зверей. Это было нелегкой задачей, и Ричиус отнюдь не был уверен в успехе. Шайа, на которую он полагался больше всех, была полна отчаяния, ненависти и жажды мщения. И, подобно королеве Джелене, она была убеждена в справедливости их миссии.
      - Армия не может строиться на мщении, - говорил он своей юной помощнице. - Если мы хотим стать армией, у нас должны быть честь и дисциплина.
      Его слова находили в Шайе отклик. С каждым днем в ней становилось меньше от тигрицы и больше от солдата: она училась думать, прежде чем действовать. Шайа прислушивалась к Ричиусу, потому что он был лордом Шакалом. И еще потому, что он не гнушался ползать по грязи со своими солдатами. Он не руководил учениями из удобного кресла, он всегда был со своей армией, терпя грязь и укусы насекомых, поздно ложась и рано вставая. Он показывал им, как должна двигаться армия, как это было во время его войны против трийцев, как пробираться по зарослям, держа наготове меч, как совершать обходной маневр по топи и маскировать грязью лицо. Набег Пракны на Нар принес достаточно мечей, и Ричиус обучал солдат искусству рукопашного боя. Для этого он вспоминал свое детство в Арамуре рядом с отцом: старый Вэнтран был беспощадным учителем и требовал, чтобы его сын умел владеть оружием, понимая неизбежность войны.
      Неизбежность. Для Ричиуса это стало печальной правдой, и он часто думал об этом, обучая свою армию. Он не был в военном деле экспертом. Существовали гораздо более умелые бойцы и специалисты по тактике, однако у него были опыт и воспоминания, и молодые лиссцы с Каралона его уважали.
      Среди того, чему их учил Ричиус, самым важным было умение подчиняться. В конце концов, им предстояло стать армией. С помощью Шайи он разделил их на взводы и поставил командирами самых способных, чтобы совещаться с ними и обсуждать проблемы и трудности. Он был с ними откровенен и всегда готов был слушать. Всего несколько дней он был генералом, но девятьсот человек стали превращаться в армию. И он был горд собой.
      Это было на пятый день его пребывания на Каралоне. Ричиус работал в палатке на краю плаца, где шли учения. Откинувшись на спинку неудобного стула, он недовольно глядел на карту, которую пытался начертить. Несмотря на адресованные Джелене просьбы, карт Кроута у него по-прежнему не было были только неточные наброски, составленные Пракной и другими моряками. Сведения лиссцев о цели своего нападения были в лучшем случае скудными, а без точных сведений шансы на успех операции резко падали. Ричиусу было известно только то, что он слышал за годы своей жизни в Наре: что Бьяджио живет в огромной вилле на берегу моря и его охраняет отряд телохранителей. Все они - кроуты, фанатично преданные своему господину и, возможно, обученные кое-какой технике Рошаннов. Есть ли на Кроуте Рошанны - это другой вопрос. Ричиус предполагал, что их должно быть хотя бы несколько, тем более что несколько членов Железного круга бежали на Кроут вместе с Бьяджио. И у них тоже могут быть телохранители, так что и этот дополнительный фактор следовало учесть. Но не численность противника тревожила Ричиуса - на его стороне будут сражаться девятьсот бешеных лиссцев. Его тревожило отсутствие точной информации. Если вилла Бьяджио не сияет словно звезда, они могут ее вообще не обнаружить. Они могут застрять на песчаных берегах Кроута, не представляя себе, в какую сторону идти. Это его действительно тревожило. Он может научить своих людей, как владеть мечом, но не как вынюхивать Бьяджио.
      Изучая карты и записки, Ричиус нервно ерошил волосы. В последнее время он почти не спал, и теперь у него слипались глаза, утомленные неясными линиями набросков. Ворвавшийся в палатку ветер разворошил бумаги и пополз по коже, вызвав дрожь. Ричиус налил себе очередную чашку горячего чая и обхватил ее ладонями, чтобы согреть руки, - и тут заметил Шайю, нерешительно стоящую у входа. Обычно смелая, она робела в присутствии своего нового лорда. Поймав на себе взгляд Ричиуса, она не улыбнулась, а только состроила виноватую мину.
      - Что, Шайа? - спросил Ричиус. - Я вам нужен? Шайа мялась у входа.
      - Извините, лорд Шакал, - сказала она. - Вас хотят видеть.
      -Кто?
      - Командующий флотом Пракна. Он только что приплыл. Он говорит, что у него к вам срочное дело.
      - Пракна? - Ричиус стремительно вскочил. Он не виделся с командующим со времени своего прибытия на Лисе. - Он здесь?
      - Да, лорд, - подтвердила Шайа. - Но он не один. Он кого-то привез.
      - Шайа, - мягко проговорил Ричиус, - я ничего не понимаю. Кто с Пракной?
      - Мне кажется, это нарец, лорд Шакал, - ответила Шайа. - Я увидела его у лодки Пракны.
      Ричиус медленно подошел к Шайе, еще раз переспросив ее, чтобы убедиться, что не ослышался:
      - Пракна привез с собой нарца? Шайа пожала плечами.
      - Он похож на нарца. Такой же темный, как вы. Я видела его только издалека, когда Пракна причаливал лодку. Он нас окликнул, сказал, что ему срочно нужно вас видеть. Может быть, вы к нему выйдете?
      - Да, конечно.
      Ричиус застегнул куртку и пригладил волосы. Ему не терпелось снова увидеться с Пракной, и было любопытно узнать, кого командующий привез с собой. Возможно, пленника, захваченного в набеге? Или, может быть, шпиона? Но кто бы то ни был, Пракна не стал бы везти его на Каралон, не будь для этого веских причин.
      Ричиус вышел из палатки следом за Шайей, оказавшись на площадке, где лиссцы, разбившись на группы, отрабатывали прием, который он им показал: упирали копья в землю тупым концом, чтобы остановить конного противника. Ричиус нахмурился. Ему неизвестно даже, есть ли на Кроуте конница! Не исключено, что это обучение излишне. Он пошел с Шайей к дюнам.
      Пракна уже шел им навстречу. С ним были трое вооруженных лиссцев, окружившие четвертого в этой компании - мужчину, который нес на руках сверток, похожий на ребенка. Ричиус прищурился, чтобы лучше видеть. Мужчина был высоким и худым и темным, как нарцы. Лицо его показалось Ричиусу знакомым. Он был похож...
      Он остановился.
      - Ах ты черт!
      Шайа встревоженно обернулась к нему:
      - Лорд Шакал! В чем дело?
      Это было невозможно, Ричиус понимал это, и все же он был здесь, шел рядом с Пракной!
      - Симон, - с ужасом прошептал он. - Какого черта...
      - Симон? Вы знаете этого человека?
      Ричиус ее не слушал. Пракна подходил ближе, его лицо оставалось неподвижным. Ни он, ни Симон не помахали Ричиусу, даже когда его заметили. Ричиус не мог сдвинуться с места. Это действительно Симон или он ошибся? Что у него на руках?
      Солдаты на плацу прервали упражнения. Они заметили адмирала с его странным спутником и удивились не меньше самого Ричиуса. Странная группа подошла ближе, и сомнений не осталось. Лицо Симона уже было ясно видно. А вот ребенок у него на руках... Поняв, что это Шани, Ричиус в ужасе рванулся вперед.
      - Шани! - крикнул он, несясь им навстречу. - Мой Бог, что случилось? В чем дело? Пракна поспешно поднял руку.
      - Спокойней, друг, - проговорил командующий. - Ничего страшного не случилось. С твоей дочерью все в порядке. Я сам ее осмотрел.
      Подбежав к ним, Ричиус вырвал Шани у Симона из рук. При виде отца девочка радостно заверещала. Ричиус взял ее лицо в ладони, полный радости и страшной тревоги.
      - Симон, что ты здесь делаешь? - заорал он. - и Что случилось? Где Дьяна? Что с ней?
      - Ричиус, - лихорадочно заговорил Симон, - клянусь Богом, с ней ничего не случилось. Клянусь Богом! Ричиус шагнул к нему.
      - Что это значит, Симон? - прошипел он. - Отвечай! Что ты здесь делаешь? Почему с тобой Шани?
      - Он приплыл сюда на нарском корабле, - сказал Пракна. - Мы перехватили его на пути к Лиссу. Они плыли сюда к тебе, Ричиус. Этот нарец сказал, что у него твоя дочь. Я привез их сюда, как только смог.
      Ричиус посмотрел на Симона:
      - Что происходит?
      Симон побледнел, кусая губы. Он посмотрел на Пракну, потом обвел взглядом окруживших их лиссцев, уставившихся на него.
      - Это... непросто, - проговорил он наконец. - Не знаю, с чего начать.
      Пракна внезапно размахнулся и ударил Симона ногой в зад. Нарец рухнул на четвереньки.
      - Говори, нарекая свинья! - угрожающе проговорил Пракна. - Или я вырву твое сердце и сожру его!
      - Симон, - очень серьезно сказал Ричиус, - думаю, тебе следует дать мне объяснения.
      Симон не стал подниматься. Он так и остался стоять на коленях, опустив голову. Судорожно вздохнув, он сказал:
      - Я украл твою дочь. Я не тот, кем ты меня считал. - Тут он поднял голову и посмотрел Ричиусу в лицо. - Ты был прав при той первой встрече, Ричиус. Я Рошанн.
      Рошанн! Это слово повисло в воздухе. Ричиус смотрел на Симона человека, которого он начал считать другом, - и тяжелый груз упал ему на плечи, так что тяжело стало дышать. Ричиус смотрел на Симона и не верил, не хотел верить!
      - Это правда, - сказал Симон. - Прости. Я увез твою дочь от Дьяны. Мне было поручено увезти ее на Кроут, к...
      - Нет! - взревел Ричиус. - Молчи! Симон закрыл глаза:
      - Извини, Ричиус. Это правда.
      Ричиус крепче прижал к себе Шани, с тревогой глядя на нее. Она была с виду совершенно здорова, хотя и бледна, и радостно смеялась, водя пальчиками по лицу отца. В горле Ричиуса встал тугой ком. Ему хотелось заплакать, убежать ото всех со своей дочерью, перенестись через океан к Дьяне и спрятать их обеих. Но в нем росло и еще одно чувство. Не задумываясь, он передал дочь Шайе и бросился на Симона.
      - Негодяй! - закричал Ричиус. Он навис над Симоном, сжимая ему горло. - Как ты мог это сделать?
      - Я должен был! - прохрипел Симон. - Должен!
      Вокруг собралась толпа, но Ричиус никого не видел. Красное марево стояло у него в глазах.
      - Говори, что понадобилось этому дьяволу Бьяджио! - зарычал он. Говори, или я тебя убью!
      Симон едва мог дышать. Его лицо побагровело, но он попытался ответить.
      - Шани, - сказал он. - Твоя дочь...
      - Зачем? - Ричиус приподнял голову Симона и с силой ударил ее о землю. - Чего ради?
      Нарец печально посмотрел на него и дал удивительный ответ:
      - Ради тебя.
      Ричиус неожиданно затих. Он сидел на груди у Симона и размышлял. Значит, Бьяджио по-прежнему на него охотится. Хотя уже прошло столько времени.
      - Это он тебя послал? - спросил Ричиус. Он тяжело дышал и трясся от ярости. - Это Бьяджио приказал тебе украсть мою дочь?
      Симон пристыжено отвел глаза:
      - Да. Он хотел, чтобы я увез ее на Кроут. Думаю, он хотел заманить туда тебя.
      - А где Дьяна? - спросил Ричиус. Он сграбастал Симона за куртку и с силой его встряхнул. - Если ты что-нибудь с ней сделал...
      - Я ничего с ней не сделал, клянусь! - ответил Симон. - Ее никто пальцем не тронул. Она по-прежнему в Фалиндаре.
      Ричиус отстранился и закрыл глаза. Он понимал, как больно сейчас Дьяне, и мысль о страданиях жены потрясла его до глубины души. Не владея собой, он сжал руку в кулак и ударил Симона в лицо. Симон поморщился, но не издал ни звука. Он не отвел глаз и тогда, когда у него из носа хлынула кровь. - Ричиус, я...
      - Не говори со мной! - прошипел Ричиус, - Не смей со мной говорить! Может быть, сам того не зная, ты убил мою жену, подонок! Мне следовало с самого начала понять, какая ты мразь!
      - Бог мой, мы его прикончим! - бросил Пракна. - Разреши мне его забрать, Ричиус. Пожалуйста, подари мне право вспороть этой свинье брюхо!
      Симон продолжал молчать. Он казался растерянным и совсем юным.
      - Тебе этого хочется? - рявкнул Ричиус. - Мне разрешить Пракне вырвать тебе печень?
      - Он этого заслужил! - взорвался Пракна. - Шакал, позволь мне!
      - Говори, Симон. Изволь сказать что-то, что не даст мне тебя убить.
      Симон не отвечал. Он закрыл глаза, словно отстраняясь от мира.
      - Симон, смотри на меня! - приказал Ричиус. - Открой глаза и посмотри на меня.
      Симон повиновался. Его запавшие глаза были полны боли.
      - Почему ты вернул ее мне? - тихо спросил Ричиус. - Тут что-то есть, я это чувствую. Говори. Губы нарца задрожали.
      - Потому что я люблю одну женщину.
      - Глупости! Не слушай его, Ричиус!
      Ричиус поднял руку, призывая Пракну к молчанию.
      - Что ты хочешь сказать? - спросил он у Симона. - Что это за женщина? Жена?
      - Не жена. Пока не жена. - Симон спрятал свое залитое кровью лицо. У него горел болью нос - как и в первый раз, когда Ричиус его сломал. - Она заперта на Кроуте. Я вынужден был это сделать, Ричиус. Вынужден был! Иначе Бьяджио нас разлучил бы. - Он прижал руки к лицу. Ричиусу показалось, что он плачет. - Теперь он ее убьет! Убьет, если мы ему не помешаем. Вот почему я вернул тебе твою дочь. Боже, Ричиус, помоги мне!..
      - Что?! Теперь я должен тебе помогать? Симон постарался справиться с душащими его чувствами и нашел в себе силы посмотреть Ричиусу прямо в лицо.
      - Я могу помочь твоему вторжению на Кроут. Никто не знает Кроут лучше меня. Если ты позволишь мне, я смогу увезти оттуда Эрис! Ты можешь...
      -Это ложь. - взревел Пракна. - Не слушай его, Шакал!
      - Я не лгу! - крикнул Симон. Он впал в отчаяние и был на грани истерики. - Пожалуйста, Ричиус, выслушай меня! Я могу тебе помочь. Если ты позволишь мне ехать с тобой, я смогу привести тебя прямо к Бьяджио. И тогда я смогу спасти Эрис, а ты сможешь захватить остров. Я говорю правду, одну только правду!
      Ричиус печально покачал головой:
      - Ты уже один раз клялся мне, Симон. Помнишь? Ты клялся мне, что никогда не причинишь вреда Шани и Дьяне. Как я могу верить тебе после того, что ты сделал?
      - Я могу тебе помочь, - еще раз повторил Симон. - Я не лгу. Если бы я лгал, я не привез бы к тебе Шани.
      Ричиусу это показалось достаточно убедительным. Он посмотрел на Шани, обвившей ручонками шею Шайи. Девочка смотрела на него, явно не понимая, что происходит. Ричиус встал и взял у Шайи девочку. Пракна наклонился и бесцеремонно поднял Симона на ноги. Держа нарца за ворот, командующий флотом ждал решения Ричиуса. Они все ждали его решения - люди Пракны, Симон, Шайа и лиссцы. Они смотрели на него так, словно он был носителем великой мудрости, но Ричиус этого не видел. Он улыбался Шани, приговаривая что-то нежное и прижимаясь носом к ее носику. Единственное, чего ему хотелось, это оказаться далеко отсюда, вернуться в Фалиндар, к Дьяне. Надо будет послать ей весточку. Пракне придется найти возможность отправить в Фалиндар какой-нибудь корабль и дать Дьяне знать, что их дочь в безопасности.
      - Ах, Шани, - вздохнул он, - мама так о тебе беспокоится!
      - Ричиус, - перебил его Пракна, - что мне делать с этим куском дерьма?
      - Я не лгу, Ричиус! - отчаянно проговорил Симон. - Ты должен мне поверить. Я прошу не ради себя, а ради Эрис. Мы должны были пожениться после моего возвращения на Кроут с Шани. Но если я не вернусь, Бьяджио ее убьет. Он это сделает, и в этом моей вины не будет. Если ты отвергнешь мое предложение, вина ляжет на тебя.
      - Не смей меня в чем-то винить! - взорвался Ричиус. - И если эта Эрис такая же, как ты, то пусть умирает. Симон покачал головой.
      - Ты так не думаешь. Я знаю, что не думаешь. Эрис совсем не такая, как я. Пусть я преступник, но она - нет. Она невинна! - Он попытался сбросить с себя руку Пракны, но адмирал держал крепко, и Симон остался стоять, умоляюще глядя на Ричиуса. Он казался измученным, почти сломленным. Ричиус, пожалуйста! Я могу тебе помочь. Я знаю Кроут. Ведь ты его не знаешь? А я знаю.
      - Какой ты проницательный, Рошанн! - огрызнулся Ричиус.
      Но Симон был прав, и Ричиус это понимал. Не имея даже карты Кроута, можно зря погубить всю армию. В типичной для Рошаннов манере Симон припер его к стенке. Ричиус начал понимать, что у него нет выбора. Но, вопреки всей этой логике, Ричиус не мог заставить себя ответить Симону. В эту минуту он не мог даже смотреть на него.
      - Я ухожу к себе, - объявил он. - И я прошу, чтобы меня не беспокоили. Никто из вас.
      Он отвернулся. Симон звал отчаянно, но он не ответил на мольбы нарца. Только на вопрос Пракны он потрудился ответить.
      - Шакал, что с ним делать?
      - Ничего, - с горечью ответил Ричиус и ушел прочь.
      В эту ночь сон бежал от Ричиуса. Он был слишком взволнован событиями дня и несколько часов провел у себя, в небольшой комнатке, пристроенной к казарме. Его согревал небольшой каменный очаг, сложенный посередине комнаты, в достаточном удалении от деревянных стен, чтобы не бояться пожара. Очаг был глубоко погружен в земляной пол и обложен грубыми сланцевыми плитками, которые изображали отделку. Свою кровать Ричиус уступил Шани. Огонь освещал комнату красными отблесками, окрашивая спящее личико девочки в оранжевый цвет. Было уже очень поздно, и Шани устала - не только от плавания, но и от многочасового внимания, которым окружил ее Ричиус. Встреча с дочерью что-то в нем изменила. Он не мог отвести от нее глаз. И не хотел.
      Где-то в дюнах звенели тучи насекомых. Ричиус откинулся на спинку скрипучего стула и прислушивался к ним, глядя на спящую Шани. Его комнатку строили так поспешно, что в ней не было окон, однако далекие звуки просачивались в нее сквозь дощатые стены. Наверное, на улице светила луна. Ричиусу вдруг захотелось разбудить Шани, чтобы показать ей это зрелище. Здесь звезды были необычайно яркими. Однако девочка так сладко спала, что он не стал ее тревожить. Утром надо будет отправить ее обратно к Дьяне. Придется как-то убедить Пракну выделить для этого корабль. Ричиус не был уверен, что командующий флотом сделает ему такое одолжение, но все же надеялся, что не придется обращаться к королеве Джелене. А еще оставался вопрос с Симоном.
      - Что мне делать? - прошептал Ричиус.
      Симон проделал немалый путь, чтобы передать ему Шани. Нарец даже рисковал жизнью. Ричиусу хотелось бы думать, что это свидетельствует о произошедших в нем переменах, однако Симон был Рошанном, а все они мастерски умеют манипулировать людьми. Как Бьяджио.
      Бьяджио! Ричиус вспомнил, как убеждал Дьяну, что Бьяджио никогда его не простит и не откажется от мщения. А Дьяна с Люсилером сочли его болезненно подозрительным. Но они были трийцами. Они не знали, что такое Бьяджио, не могли представить себе его безумия. А Ричиус мог. Он видел графа всего несколько раз, но помнил его сверкающие глаза и золотистую кожу и его щегольские ухватки, не скрывавшие внутренней стали. Бьяджио внушал страх, он был одновременно прекрасен и ужасен, и он был дьяволом, не имеющим себе равных. Из всех пособников мертвого императора Бьяджио был самым отвратительным.
      В дверь постучали, и Ричиус вышел из раздумья. Он посмотрел на спящую Шани и встал со стула.
      - Я же просил меня не беспокоить! - сердито проговорил он, открывая дверь.
      Он не ожидал увидеть перед собой Симона. С ним был Пракна, крепко державший его за локоть.
      - В чем дело? - спросил Ричиус.
      - Он не желал заткнуться, пока я не приведу его сюда, Шакал, - ответил капитан. - Он говорит, что ему нужно говорить с тобой о важных вещах.
      - И это не может ждать до завтра?
      - Да, Ричиус, не может, - подтвердил Симон. Он растерял прежнюю робость, к нему вернулась самоуверенность. - Важно, чтобы ты меня выслушал. Я уже говорил тебе один раз: я отказываюсь быть твоим пленником. Ричиус хмуро посмотрел на Симона:
      - Тебе некуда деваться, Симон. Я мог бы отпустить тебя прямо сейчас и ты уже через день погиб бы от холода. Ты все равно мой пленник, Рошанн. Нравится тебе это или нет.
      - Не будь ослом, Ричиус, - посоветовал ему Симон. - Я могу тебе помочь. И ты это знаешь.
      - Чего я не знаю, так это захочешь ли ты мне помочь, - уточнил Ричиус. - Ты лжец. Ты уже это доказал. Лицо Симона застыло.
      - Я не лгу. Даю тебе слово.
      При этих словах Ричиус с Пракной расхохотались. Симон вырвался из рук лиссца и глянул на Ричиуса в упор.
      - Не отталкивай меня! - предупредил он. - Потом сам будешь жалеть. Я ведь знаю, что ты задумал, помнишь? А еще я знаю Кроут лучше, чем вы все. Правильно?
      - Свинья ты нарекая! - насмешливо бросил Пракна.
      - Правильно, Ричиус? - не сдавался Симон.
      Ричиусу хотелось захлопнуть перед ним дверь, но он не мог этого сделать. Они просто смотрели друг на друга: Симон - требовательно, Ричиус стараясь не растерять своей ненависти. Но в конце концов его лицо немного смягчилось, и Симон мгновенно этим воспользовался.
      - Я могу тебе помочь! - горячо повторил он. - Пожалуйста, ради Эрис.
      - Я даже не знаю твоей Эрис!
      Симон улыбнулся:
      - Но если бы знал, она бы тебе понравилась. Ричиус с досадой покачал головой:
      - Пракна, сделай милость, оставь нас одних, пожалуйста. Я пока за ним присмотрю.
      Командующий флотом раздраженно возвел очи горе:
      - Ричиус...
      - Нет, все в порядке. Правда. Я просто хочу выслушать его предложение. Пожалуйста, Пракна. Поверь мне.
      - Как скажешь, - буркнул адмирал и удалился в темноту, оставив Симона наедине с Ричиусом.
      Между ними воцарилось неловкое молчание. Ричи-УС закрыл дверь, чтобы не потревожить сна дочери.
      Симон опустил глаза: ему было стыдно. Наконец он пожал плечами.
      - Ты снова сломал мне нос, - сказал он.
      - Мне кажется, ты это заслужил. Разве нет?
      - Наверное.
      Ричиус посмотрел на Симона. Кровотечение остановилось, но нос у него действительно побагровел и распух. Похоже было, что ему очень больно. Ричиуса это обрадовало. А вот Симона, похоже, не радовало ничто. Казалось, что он устал от жизни, от самого себя. Он даже не мог заставить себя поднять голову.
      - Посмотри на меня, Симон, - приказал Ричиус. Ему хотелось заглянуть в глаза этого человека, постараться прочесть в них правду. Симон неохотно поднял взгляд.
      - Мне очень жаль, - проговорил он. - Хочешь верь, хочешь нет, но мне и правда очень жаль.
      - Не знаю, чему верить, - ответил Ричиус. - Я считал тебя другом, Симон. Представляешь себе, как я сейчас себя по-идиотски чувствую?
      Симон не отвел взгляда, хотя было заметно, насколько трудно ему это далось.
      - Я не виню тебя за то, что ты меня ненавидишь. Ты имеешь на это право. И ты имеешь право отказаться от того, что я предлагаю. Но если ты это сделаешь, то повредишь в первую очередь своим планам. Я знаю, чего ты хочешь, Ричиус.
      - Да неужели? И чего же я хочу?
      - Бьяджио.
      Ричиус поморщился:
      - Верная догадка.
      - Я могу помочь тебе его заполучить, - продолжил Симон. - Я все про него знаю, все его привычки и сильные стороны. Я могу подать его тебе на блюде.
      - И чего ради ты вдруг это сделаешь? - осведомился Ричиус. - Разве он тебе не господин?
      Это слово он выплюнул с отвращением.
      - Ради Эрис, - твердо ответил Симон. - Это единственная причина.
      - Чушь. Ты - Рошанн. Мне известно, что это значит. Ты должен до самой смерти служить Бьяджио. Ведь договор заключается именно так, правда? Смерть лучше бесчестья? То, что ты говоришь, - это предательствo!! - Ричиус ткнул Симону в грудь пальцем. - Зачем тебе это?
      Симон со вздохом прислонился к деревянной стене и поднял глаза к звездам.
      - Моя жизнь запуталась, Ричиус. Я не такой, каким был раньше. И Бьяджио тоже изменился. Он безумен. Он использует снадобье, которое должно сделать его бессмертным.
      - Я знаю про снадобье, - сказал Ричиус. - Продолжай.
      - По-моему, он от этого зелья обезумел. Если он узнает о моем предательстве, то убьет Эрис. А он узнает. Если я не отниму ее у него, она погибнет.
      - И почему меня это должно волновать? Женщина, полюбившая тебя, должна быть такой же безумной, как Бьяджио. Симон одарил Ричиуса печальной улыбкой.
      - Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить этим словам, Ричиус Вэнтран. Эрис невинна. А ты не терпишь, чтобы умирали невинные люди.
      - И что же?
      - А если ты не позволишь мне тебе помочь, Эрис погибнет. И погибнут все эти дети, которых ты собираешься бросить против Кроута.
      - Они - солдаты, - ледяным голосом уточнил Ричиус. - Они убивают не потому, что им за это платят, Рошанн. У них есть честь.
      - Ладно, - уступил Симон. - Но, быть может, у меня тоже есть честь. Пусть совсем немного, но годы так ее и не похоронили. - Он снова перевел взгляд на звезды. - Наверное, в этом я и пытаюсь тебя убедить.
      В голосе Симона слышалась искренность, и Ричиусу отчаянно хотелось ему поверить.
      - Можно мне задать тебе один вопрос, Ричиус? - тихо спросил Симон.
      - Задавай.
      - Чего ты пытаешься здесь добиться? Я хочу сказать - не считая убийства Бьяджио.
      Этот странный вопрос заставил Ричиуса ощетиниться.
      - Симон, я тебя не понимаю.
      - Я посмотрел, что здесь делается. Я видел этих твоих так называемых солдат. Это просто дети. Ричиус негромко засмеялся.
      - Ты совершенно не знаешь этих людей, Симон. Когда-то мне тоже так казалось, но теперь не кажется. На этом маленьком островке больше мужества, чем во всех народах Нара, вместе взятых. - Он посмотрел на темный лагерь, гордясь собой. - Я не просто возглавил армию. У меня есть цель.
      - Да неужели? - вопросил Симон с иронией. - И что же это за цель?
      - Ее можно выразить одним словом, - ответил Ричиус. - Справедливость.
      - Справедливость! - насмешливо фыркнул Симон. - А мне кажется, это больше похоже на месть.
      - Называй это как хочешь. Но у этих людей есть нечто такое, чего у тебя не было и не будет. У них есть сердце. Ты говорить, что хочешь вернуться за женщиной. Думаешь, это значит, будто у тебя есть сердце? А ты не подумал, что это может быть просто вожделение?
      Симон посмотрел на Ричиуса.
      - Знаешь, я помню одну историю о человеке, который отвернулся от своей страны ради женщины. Многие сочли его безумцем, попавшимся на хорошенькое личико. Но он поступил так, как считал правильным. По крайней мере так он сам утверждает. Я никогда с ним не спорил и не сомневался насчет его сердца.
      - Это совсем другое! - возмутился Ричиус. - Я никогда никого не похищал!
      - Я привез ее обратно, Ричиус. И поступил так потому, что это было правильно. Пожалуйста, постарайся поверить хотя бы этому. - Симон положил руку Ричиусу на плечо. - Не заставляй меня униженно умолять. Ведь я должен спасти женщину, которую я люблю.
      Ричиус не сбросил руку нарца со своего плеча. Он понимал, что надо бы, знал, что Пракна ужаснулся бы при виде такого панибратства, но ему доставило удовольствие это прикосновение и скрытая в нем искренность. Он закрыл глаза и задумался.
      - Знаешь, Пракна будет готов меня убить, - проговорил он наконец. - Ты уверен, что сможешь мне помочь?
      - Да, - ответил Симон. - Совершенно уверен. Ричиус открыл глаза и увидел устремленный на себя взгляд, исполненный новой надежды. Он протянул Симону руку, и тот крепко пожал ее.
      - Не заставь меня пожалеть об этом, Симон.
      - Ты не пожалеешь, - тихо сказал Симон. - Если у меня есть душа, то сейчас я клянусь тебе ею.
      Ричиус кивнул, потом повернулся к нарцу спиной, вернулся в комнату, где спала его дочь, и тихо закрыл за собой дверь. Он опустился у кроватки на колени, положил голову на матрас и тихо погладил Шани по шелковистой головке.
      - Прости меня, Шани, - прошептал он, - но я должен ему довериться. Мне нужна его помощь.
      В это мгновение Шани открыла глаза. Она зевнула и посмотрела на отца с сонным недоумением.
      - Я люблю тебя, - сказал ей Ричиус. - Пожалуйста, не надо ненавидеть меня за то, что я собираюсь сделать.
      Шани улыбнулась на его ласковый голос.
      32
      Бунт Пракны
      Пракна стоял на палубе, глядя на черные волны. "Принц Лисса" бесшумно и уверенно рассекал океан, стремительно приближаясь к трем шхунам, стоявшим на якоре в гавани, и охраняемому ими нарскому дредноуту - тому, который носил название "Устрашающий". Нарское судно было их пленником с момента прибытия к Лиссу: оно не решалось бежать от более быстрых шхун. Пракна знал, что команда дредноута ждет на борту и тревожится за свое будущее. Он стоял на носу "Принца", подставляя ветру голову, и пытался представить себе, что будет, если он послушается Вэнтрана.
      Шакал отдал Пракне ясный приказ. Ему было сказано отвести нарских моряков на берег в качестве пленных, а их корабль поставить к причалу. После вторжения на Кроут моряков предстояло вернуть в империю. И не раньше, как сказал Вэнтран, иначе план кроутской операции окажется под угрозой. Размышляя над этим приказом, Пракна кипел гневом. Ему было ясно, что Вэнтран по-прежнему питает слабость к своим соотечественникам.
      Стоя на палубе рядом с Пракной, Марус направлял флагман к шхунам. Шхуны сигнальными огнями показали, что видят его приближение. По приказу Маруса "Принц" начал сбавлять скорость. Пракна вглядывался в темноту. "Устрашающий", все такой же уродливый, стоял между лисскими кораблями. На его палубе люди в мундирах нарского флота нервно переговаривались друг с другом. Пракна тоже пытался скрыть нервозность, но знал, что Марус это видит.
      - Подойди к нему поближе, - приказал Пракна своему помощнику.
      Марус передал приказ команде. Флагман накренился, поворачиваясь к шхунам бортом.
      - Насколько близко подходить? - спросил Марус у своего капитана.
      - Так, чтобы можно было разговаривать, - ответил Пракна. - Я хочу видеть этого капитана Н'Дека.
      - Он ведь тебе не поверит. Командующий флотом пожал плечами:
      - Ну и пусть не верит.
      Их разговор прервал сильный порыв ветра. "Принц" скользнул мимо двух лисских шхун, подходя к "Устрашающему". Моряки нарского корабля повернулись, встревоженные приближением флагмана. Пракна перешел к борту, который, казалось, вот-вот зацепит дредноут. Но Марус сумел оставить между собой и нарцем полосу воды, и "Принц" замер на месте, покачиваясь на волнах.
      Командующий флотом смотрел на потрясенных нарцев с каменно-суровым лицом. Противно было видеть их грязные рожи. Как стая крыс.
      - Где ваш капитан? - крикнул Пракна. - Я хочу с ним говорить!
      Из толпы выделилась одна фигура - мужчина с крючковатым носом и пристальным взглядом. Мундир на нем был грязный и рваный, правая рука замотана бинтами.
      - Я капитан Н'Дек, - решительно объявил он. - А ты - Пракна?
      - Командор Пракна, - ледяным голосом ответил тот. - Я твой господин и твой победитель, свинья. Не забывай.
      Н'Дек гневно вспыхнул. Он был таким же невероятно заносчивым, таким же глупо самоуверенным, как и все нарцы.
      - Что тебе нужно? - коротко спросил он.
      Пракна откашлялся, поспешно припоминая слова, которые он приготовил заранее.
      - Вы свободны, - сказал он. - Вы отпущены по приказу Ричиуса Вэнтрана и Симона Даркиса.
      - Что? - выпалил Н'Дек. - Ты нас отпускаешь?
      - Вытащи водоросли из ушей! - прорычал Пракна. - Ты все слышал. Твой корабль отпускают.
      Нарские моряки изумленно загалдели. Н'Дек поднял руку, требуя молчания.
      - Почему? - с подозрением спросил он. - Почему ты нас отпускаешь?
      - Это вопрос не ко мне, - ответил Пракна. - Это не мое решение, а Вэнтрана.
      - Вопрос остается тем же, - сказал Н'Дек. - Почему?
      - А ты бы предпочел попасть в плен? - огрызнулся Пракна. - Потому что если это так, я с удовольствием тебе это устрою.
      Нарский капитан обвел взглядом шхуны, окружавшие его корабль. Казалось, он размышляет, не зная, что ему делать. Пракна с трудом сохранял самообладание. Если нарец что-то заподозрит, он не станет отплывать.
      - Поднимай паруса, - приказал Пракна. - Я требую, чтобы через час тебя не было в водах Лисса. И если твой курс не будет прямым и верным, я приплыву следом и всех вас утоплю.
      Н'Дек вызывающе улыбнулся.
      - Теперь я знаю, как ты выглядишь, командор Пракна. Знакомство было для меня честью. Передать адмиралу Никабару от тебя поклон?
      Марус рванулся вперед:
      - Ах ты, вшивый...
      - Хватит! - потребовал Пракна, хватая своего помощника за плечо. Время отплатить за оскорбление еще не наступило. - Отплывай, нарец, - приказал он. - Я сам провожу тебя из лисских вод. Иди точно на восток. Если отклонишься с курса, умрешь.
      Капитан отвесил ему насмешливый поклон:
      - Слушаюсь, командор.
      Он повернулся и отдал команду своему экипажу. Пракна продолжал стоять у борта, наблюдая за ними.
      Нарцы быстро выйолняли приказы капитана, готовя корабль к отплытию. Марус подошел к Пракне и толкнул друга в бок.
      - Хороший спектакль, Пракна, - заметил он. Командующий флотом позволил себе скромную улыбку.
      - Отойдем подальше, Марус. Дадим нашему голубку место для полета.
      Сопроводив "Устрашающего" за пределы территориальных вод Лисса, "Принц" повернул назад. Капитан Н'Дек, стоя на палубе, смотрел, как шхуна уходит в темноту. Он был рад, что остался жив, уберег жизнь своих людей и что самое удивительное - сохранил свой корабль. С военной точки зрения это была победа. Н'Дек на секунду прикрыл глаза и глубоко вздохнул. У него ныла рука, живот сводило от голода, но сильнее всего была усталость. Только одно желание было у него сейчас: уйти в каюту и заснуть.
      - Спать!
      Он пропел это слово, как молитву. В последние несколько дней он спал, только когда позволял Симон, да и тогда ему приходилось лежать на холодном полу каюты. Вспомнив Ро-шанна, Н'Дек заскрипел зубами. По возвращении на Кроут он все расскажет Никабару. Адмирал будет в бешенстве.
      "И прекрасно, - злобно подумал Н'Дек. - Может быть, тогда он займется Бьяджио".
      Единственное, что не давало Н'Деку покоя, - это загадка, почему он остался жив. Вэнтран оказался на Лиссе? Невероятно. И по какой-то причине Шакал их отпустил! Н'Дек покачал головой. Такой поворот событий был ему совершенно непонятен. Может быть, у Вэнтрана есть своя роль в великом плане Бьяджио? Или это Симон убедил лиссцев их пощадить? Капитан пожал плечами, понимая, что ответа не узнает никогда.
      "Радуйся, что остался жив", - сказал он себе и отправился в свою каюту.
      "Принц Лисса" прошел две морские мили, и только тогда Пракна дал приказ поворачивать. В этот момент лисские шхуны были уже почти в пределах видимости. Приближался рассвет, а Пракне для его нападения нужна была темнота. Он стоял на палубе, когда флагман начал плавный разворот, снова направляясь на восток за уплывающим дредноутом.
      Капитан Н'Дек не получит возможности передать его привет Никабару. Это Пракна себе обещал. Ему было наплевать на приказ Вэнтрана, и сама мысль оставить нарцев в живых была ему невыносима. Они вошли в воды Лисса, они были нарцами. Значит, они должны умереть.
      - Марус! - приказал он своему помощнику. - Прибавь ходу, пока не встало солнце. Они не должны нас заметить.
      Марус кивнул. Как и Пракне, ему самому и другим верным морякам "Принца" не было дела до приказов Вэнтрана. Здесь, на море, слово Пракны было законом. Когда они вернутся на Лисе, он объяснит Ричиусу, что дредноут пытался бежать, что команда не пожелала сдаться в плен. Пракна скажет, что у него не было выбора: он вынужден был их преследовать. Скорее всего Вэнтран ему не поверит, но и это его мало волновало. Это никого из них не волновало. Пракна знал, что его люди его не предадут.
      "Принц Лисса" пожирал волны. Вскоре должен был показаться "Устрашающий". Пракна поднял воротник куртки и приготовился к недолгому ожиданию. Он уже предвкушал, как потопит дредноут. Давно уже не случалось ему отправлять нарцев на дно. Этот корабль он потопит в честь Джлари.
      Уединившись в тесной каюте, Н'Дек завершил простую трапезу, состоявшую из холодного супа и пива, задул свечу и лег под одеяло. Мягкие объятия матраса стали для его утомленного тела похожими на прикосновение женщины. Устраиваясь поудобнее, он застонал от наслаждения. В каюте был всего один иллюминатор, в его восьмиугольное стекло смотрели звезды. Н'Дек дал приказ держать курс прямо на Кроут и был уверен, что все неприятности позади. Пройдет чуть больше недели - и он окажется в безопасных водах империи.
      Капитан Н'Дек закрыл глаза и стал вспоминать одну проститутку, которую как-то имел в Казархуне, но в эту секунду до него донесся далекий крик. Он медленно открыл глаза и выругался, разъяренный тем, что его отдыху помешали. А потом он снова услышал крик - громкий и отчаянный. Н'Дек заморгал, не понимая, что это означает, и свесил ноги с койки.
      - Лиссцы! - снова прозвучал крик с палубы. - С левого борта!
      У Н'Дека оборвалось сердце. Он бросился к иллюминатору. Было темно, стекло заливали брызги, однако сквозь них он смог разглядеть очертания чего-то чудовищного и светящегося.
      Н'Дек понял, что к ним стремительно приближается лис-ский таран. В следующую секунду он уже был мертв - жадный металл рассек его пополам.
      Когда "Принц Лисса" врезался в ни о чем не подозревающий дредноут, Пракна и его команда завыли как сумасшедшие. Они вылетели из темноты, прицелились "Устрашающему" в середину борта и нанесли смертельный удар. Вода хлынула в пробоину дредноута, заливая нижние палубы. "Принц" откачнулся и высвободил свой клыкастый таран, вырвав при этом несколько досок. Океанская волна пронеслась по дредноуту, смывая людей и придавливая корабль вниз наподобие гигантской ладони. Торжествующий Пракна взметнул над головой кулак и крикнул, перекрывая милые его сердцу звуки:
      - Передай мой поклон Никабару!
      На тонущем судне матросы отчаянно цеплялись за что попало. Оно кренилось все сильнее. Вода наполняла корпус, и крики стихали по очереди. Пракна надеялся, что у нарских свиней есть жены, которые теперь станут вдовами. С полным равнодушием он смотрел, скрестив руки на груди, как тонет нарский военный корабль. Зрелище было приятное.
      33
      "Быстрый"
      Келара, капитан корабля Черного флота "Быстрый", стоял на носу своего судна, стремительно выплывавшего из встающего солнца. В паруса дул попутный ветер, и корабль шел быстро, как дельфин. Уже три недели "Быстрый" патрулировал в водах Лисса, выполняя приказ Бьяджио.
      Надо было дождаться момента, когда лиссцы поплывут к Кро-уту, а тогда на всех парусах возвращаться домой, чтобы предупредить графа о близящемся вторжении. Задача была как раз для "Быстрого", разведчика класса "Леопард", - только такие корабли могли тягаться в скорости с лисскими шхунами. У них был острый как нож киль и семь больших парусов, установленных низко на мачтах, а команда состояла всего из двадцати человек, поэтому ширина по миделю была достаточно мала. На разведчике не было брони и орудий, снижающих скорость, вообще никакого лишнего веса. Корабли этого класса строились с одной-единственной целью: не уступать противнику в скорости.
      Капитан Келара восхищался графом Ренато Бьяджио и его тактическим гением, а потому гордился возложенным на "Быстрый" ответственным и опасным заданием. Благодаря тщательно продуманным и расчетливо поставленным приманкам Бьяджио смог внушить лиссцам чувство превосходства. Граф пообещал, что в ближайшее время лиссцы начнут нападение на Кроут. И Кроут должен быть к этому готов, а потому чрезвычайно важно будет получить своевременное оповещение. В этом и состояла задача Келары. Имея под своим командованием "Быстрого", капитан не сомневался в успехе.
      Однако капитан Келара не рассчитывал на появление "Устрашающего", и, увидев, как этот корабль бесшабашно направляется к Лиссу, он растерял всю свою уверенность. Келара решил сопровождать дредноут издали, прячась в лучах солнца. Когда же "Устрашающий" подошел к Лиссу слишком близко и исчез, он не стал его преследовать. Это было почти пятнадцать часов назад.
      А потом "Устрашающий" появился снова.
      И не один.
      В подзорную трубу Келара видел, как "Принц Лисса" про-гаранил ни о чем не подозревающий дредноут. Он уже готовился отдать приказ идти навстречу "Устрашающему", когда появился "Принц". Не успев предостеречь своих обреченных на гибель товарищей, Келара стал свидетелем стремительной смертельной атаки. "Принц" оставался на месте почти час, глядя на гибель "Устрашающего". Только когда лиссцы уплыли, Келара приказал "Быстрому" идти вперед.
      И теперь, расставив наблюдателей на мачтах, нарский разведчик обшаривал место гибели дредноута, осматривая поверхность в поисках спасшихся, а горизонт - на случай появления лиссцев. К счастью, лисских кораблей не видно было. Келара постоянно окликал матросов, требуя, чтобы они смотрели внимательнее. Ему не хотелось приближаться к Лиссу при свете дня, и, побывав свидетелем кровавого убийства "Устрашающего", он не намерен был рисковать. На месте гибели дредноута плавали обломки и мусор. Келара приказал снизить скорость, осматривая темную воду. Удар лисского тарана был чудовищным - он разнес корпус "Устрашающего" в щепки. Дредноут раскололся, словно скорлупа.
      А еще на поверхности плавали трупы. В ледяной воде они быстро окоченели и теперь медленно покачивались на волнах среди обломков корабля. Каждый труп посинел от холода.
      - Семь кругов ада! - выругался Келара, качая головой.
      Он опоздал. Если и были уцелевшие после тарана, то они погибли от холода. Капитан в досаде на себя ударил кулаком по раскрытой ладони. "Быстрый" был отличным кораблем, но что он мог без орудий против шхуны? Чувство собственной беспомощности захлестнуло Келару. Когда-нибудь Черный флот вернется на Лисе. И когда это произойдет...
      - Капитан, смотрите!
      Крик донесся с мачты. Келара посмотрел сначала вверх, потом туда, куда указывал матрос. Сначала он не видел ничего, кроме воды. Но потом, присмотревшись, он увидел далеко за бортом покачивающуюся черную точку. Капитан стремительно раздвинул подзорную трубу и поймал в нее предмет - это оказался живой человек, махавший рукой.
      - Святые Небеса! - воскликнул Келара. - Лейтенант Нан, человек за бортом! Кто-то остался жив!
      По приказу капитана "Быстрый" повернул в сторону размахивавшего руками человека. Сердце капитана затрепетало новой надеждой. Если выжил один, то могли выжить и другие! Он стал внимательно вглядываться в воду, высматривая живых - и не находя ни одного. Только распухшие посиневшие тела.
      - Ладно, - проговорил Келара, - хотя бы один. По крайней мере к этому я успел. - Он стремительно повернулся к лейтенанту Нану, который осторожно подводил корабль к пловцу. - Быстрее! - гневно рявкнул капитан. - Его надо поднять на борт, пока он не умер от холода!
      34
      Открытие Дьяны
      Дьяне, знавшей и богатство, и нищету, особняк графа Бьяджио казался чудом.
      С момента своего прибытия на Кроут она вела жизнь лелеемой любимицы, а вовсе не пленницы. Ее окружала роскошь. Она восхищалась закрытыми для посторонних берегами, ела экзотическую пищу, одевалась в шелка - такие мягкие, каких она прежде не видела. Бьяджио ничего не жалел для ее удобства. Он объяснил, что не враждует с ней - только с ее мужем. И он приказал своим многочисленным рабам обращаться с ней хорошо. Он даже предоставил ей великолепную комнату - огромное помещение со старинной мебелью и стеклянными дверями, выходившими в сад. По ночам она слышала шум прибоя, а каждое утро просыпалась к вкусному завтраку, накрытому для нее Кайлой - молодой рабыней, с которой она встретилась в свой первый день на Кроуте. Дьяна не знала, сколько продлится ее плен или когда Бьяджио увезет ее в Нар, как он обещал. Одно было ясно: он явно решил сделать последние дни ее жизни как можно более приятными.
      Не имея никаких дел, она целыми днями бродила по ухоженным садам дворца, восхищаясь деревьями и причудливо подстриженными кустами, и читала книги из богатой библиотеки графа. Она сторонилась остальных нарцев, которые, по словам Эрис, были изгнанниками, как и Бьяджио. Они были совсем не похожи на Ричиуса - бледнокожие и лоснящиеся, и даже мужчины красили себе губы. Как говорила Эрис, это были нарские аристократы. Дьяна не понимала, что это означает. В Арамуре Ричиус был королем. Однако он никогда не был женоподобным красавцем, как Бьяджио и вот эти. Дьяна опасалась поездки в столицу, о которой говорил Бьяджио. Ричиус рассказывал ей так много историй об империи, а она только теперь начинала им верить!
      Среди нарцев был один, которого Дьяна боялась больше всех - худой мужчина по имени Саврос. Он наблюдал за ней. Иногда, когда она одна гуляла по саду или читала, она вдруг ощущала спиной его взгляд. Эрис посоветовала Дьяне держаться от Савроса подальше. Она сказала, что он пыточных дел мастер, один из ближайших советников Бьяджио и что его прозвали Помрачающим Рассудок. Эрис сказала, что он убивает ради удовольствия, и эти слова заставили Дьяну содрогнуться. В глазах Савроса читалась жажда убийства. Дьяна разглядела ее там вместе с ребяческим обожанием. Совершенно было непонятно, чего от него ждать, и Дьяна старалась с ним не встречаться.
      Бьяджио она тоже почти не видела. Со времени ее прибытия на Кроут граф разговаривал с ней всего один раз, да и то о пустяках. Он спросил, нравится ли ей ее комната, показал ей свои великолепные сады, а потом удалился с царственной улыбкой, ярко сверкая сапфировыми глазами. Дьяна наконец встретилась с графом Кроута, но по-прежнему не понимала, что он за человек. Эрис утверждала, что он безумен, но не всегда был таким. Он умел быть добрым и мягким, объяснила она Дьяне, и Дьяна действительно была этому свидетельницей, хотя меньше всего ожидала найти в Бьяджио такие черты. И в то же время он обладал удивительной жестокостью. Он по-прежнему использовал ее в качестве приманки и, наверное, собирался ее убить, когда она будет уже не нужна.
      Из всех обитателей особняка Дьяна подружилась с одной только Эрис и проводила с ней долгие часы. Они вместе ели и болтали о событиях, происходящих в империи за морем. Дьяна много рассказывала Эрис о Ричиусе и Тани, которых ей невыносимо не хватало, а Эрис исполняла для Дьяны свои самые любимые балеты, помогая подруге забыть о тех ужасах, которые ее преследовали. Когда Дьяна смотрела, как Эрис танцует, безупречно даже в отсутствии музыки, она изумлялась - и на время забывала о своих бедах, поражаясь тому, как может двигаться обученное тело. Танцы были жизнью этой девушки. Она их обожала - даже больше, чем любила Симона, - и казалось, ее нисколько не тревожит положение рабыни. По ее словам, Бьяджио сделал ее великой танцовщицей. Он обучил и выпестовал ее, потому что обладал музыкальным слухом и умел видеть гениальность. Еще в Наре он из своего огромного состояния оплачивал для нее уроки лучших учителей. Любовь Эрис к своему господину была не меньше, чем страх перед ним. И она искренне верила, что и он ее любит.
      Дьяна понимала, что это такая любовь, какую коллекционер испытывает к драгоценному камню, но не говорила об этом девушке. Эта истина разбила бы Эрис сердце, а Дьяне не хотелось лишать ее иллюзий. И она не мешала Эрис заблуждаться, выслушивая ее рассказы и наслаждаясь ее танцами. Она рада была иметь подругу.
      Однажды ночью - такой же, как все другие, - Дьяну разбудил шум далекого моря. Занавески на стеклянных дверях были раздвинуты, открывая вид на остров. Пригибаемая ветром трава отбрасывала тени на стены. Дьяна резко села, испытывая ужасный страх, - она ясно помнила приснившийся ей кошмар. Она плыла на корабле с Ричиусом и Шани. Налетевший шторм потопил их судно, и на берег выплыла она одна. Дьяна прижала ко лбу дрожащую руку. Ричиус и Шани действительно пропали. Где-то. И неожиданно она поняла, что больше не может. Ей хотелось плакать, но слез не было. Вместо этого она упала на подушки и стала смотреть сквозь стекло. Быть может, Шани все еще в пути к Кроуту, но чем дальше, тем меньше шансов на это. И Ричиус тоже потерян для нее - он уехал ради своей глупой мести. Дьяна осталась одна. Опять.
      Понимая, что больше не заснет, она встала, ощутив настоятельную потребность в движении. Она машинально надела дорогую одежду, предоставленную ей Бьяджио, и сунула ноги в сафьяновые тапочки, в которых можно было идти бесшумно. Быстрый взгляд в зеркало показал ей измученное лицо, но она не обратила внимания на свой пугающий вид и вышла в гулкий холл. В обе стороны уходил выложенный мрамором коридор, украшенный скульптурами и орнаментами. В этот поздний час там царила глубокая тишина. Дьяна закрыла за собой дверь и быстро решила, в какую сторону идти.
      Граф Бьяджио был весьма нелюдим. Хотя он предоставил ей право ходить по всему дворцу, у него было собственное крыло, где не разрешалось появляться никому, в том числе и его нарским подручным. Дьяна твердо решила увидеть эти помещения. Она сказала себе, что граф все равно собирается ее убить, так почему бы ей сначала не посмотреть, что он скрывает? Она быстро прошла по коридору, миновав помещения, в которых жили рабы, - они располагались довольно далеко от ее собственной комнаты, но были не менее красивыми. Даже рабы у Бьяджио были холеными. За помещениями прислуги она попала в огромную круглую комнату с белыми колоннами, в которой были развешаны портреты родственников Бьяджио, худощавых и золотистых, как сам граф. Дьяна приостановилась, разглядывая картины. У многих было сходство с Бьяджио, но больше ни у кого не было ярко-синих глаз и женственной красоты. Бьяджио производил гораздо более сильное впечатление, чем все его родственники.
      Дьяна ушла из портретной галереи и вскоре оказалась у входа в личные покои графа. Арка из совершенно гладкого алебастра отделяла эти помещения от остального дворца. На стенах висели гирлянды цветов, наполнявшие воздух ароматом, в коридоре тихо журчал фонтан. Вода изо рта нимфы стекала по гладким белым камням. Дьяна прислушалась, наслаждаясь тихим звуком, но тут вдали услышала что-то еще. Музыка? Она наклонила голову, стараясь понять, что именно слышит.
      Издали доносились звуки, похожие на пианино. Было очень поздно, и музыка, резкая и громоподобная, заглушала песню фонтана, но эта музыка манила Дьяну к себе. Она двинулась на звуки, следуя за ними по поворотам коридора, пока наконец не оказалась в глубине покоев Бьяджио, у приоткрытых дверей. Прямо из-за них неслась нервная музыка и решительные удары пальцев по клавишам. Дьяна скользнула ближе к дверям и заглянула внутрь. Музыка стала невыносимо громкой. За дверями оказалась комната с розовыми мраморными стенами и пушистыми винно-красными коврами, украшенная фарфоровыми бюстами и гневного вида портретами. Краем глаза Дьяна увидела белый рояль, но не того, кто на нем играет. В приливе смелости она шире открыла дверь - и к собственному изумлению, увидела обезумевшего Бьяджио.
      Сгорбившись над инструментом, он с силой колотил по клавишам. По его лицу градом катился пот. Разметавшиеся золотые волосы вымокли. Рояль вопил под ударами, музыка сотрясала стены и хрупкие украшения комнаты. Граф весь ушел в мелодию, колотя по клавишам, словно безумец, и раскачиваясь в такт необузданному ритму. Он был облачен в привычные шелка, но один рукав рубашки был оторван, открыв золотистую кожу и торчащую из нее блестящую иглу. Из иглы шла трубка, соединенная со стоящим на рояле сосудом. При каждом аккорде сосуд подпрыгивал. Лицо Бьяджио было сведено гримасой, из глаз струились слезы, зубы стиснулись. Казалось, ему чудовищно больно, но он не кричал и даже не стонал.
      Дьяна уставилась на него, потрясенная этим зрелищем, и еще чуть-чуть приоткрыла дверь. Стенки сосуда были слегка окрашены синим. Последние капли зелья текли по трубке в руку Бьяджио. Граф продолжал свою грозовую музыку, не замечая вторжения Дьяны. Он тяжело дышал, обильно потел, и казалось, вот-вот потеряет сознание. Его золотистая кожа стала бледной, болезненной на вид, волосы сосульками прилипли к шее и лицу. Дьяна не знала, что делать: броситься ему на помощь или бежать. Потом она догадалась, что это прием снадобья, который когда-то описал ей Ричиус. Она никогда не думала, что это окажется таким бурным актом, почти изнасилованием. У Бьяджио был совершенно ослабевший, опустошенный вид, и заплаканные усталые глаза делали его похожим на ребенка.
      Вдруг игра смолкла, и в тишине слышалось только тяжелое дыхание графа. С мучительным стоном он поднял голову - и заметил Дьяну, застывшую в дверях. Он вскочил, как подброшенный пружиной:
      - Что ты здесь делаешь?
      Дьяна отшатнулась. Ей хотелось убежать, но она понимала, что уже слишком поздно.
      - Входи! - приказал граф. - Немедленно!
      Дьяна задержала дыхание, распахнула дверь и, войдя в салон, остановилась перед Бьяджио. Он трясся крупной дрожью, чуть не падал от изнеможения, но ярость удерживала его на ногах, и его грудь вздымалась от гневных вздохов. Граф потряс в воздухе кулаками, опустевший сосуд упал с рояля и разбился о камень пола.
      - Эти комнаты мои! - прошипел он. - Мои! Что ты здесь делаешь?
      - Извините, - пролепетала Дьяна. - Я ничего плохого не хотела. Я услышала музыку и пошла посмотреть, что это такое.
      - И музыка тоже моя! - заорал Бьяджио. - Тебе здесь нечего делать!
      - Извините, - еще раз повторила Дьяна. Она попятилась к двери. Простите меня, граф. Я уйду.
      - Не смей! - взревел он, бросаясь вперед и хватая ее за руку.
      Его пальцы были крепкими и невероятно холодными. Когда он стиснул ее запястье, Дьяна вскрикнула.
      - Вы делаете мне больно! - сказала она, стараясь оставаться спокойной. - Пожалуйста...
      - Ты хочешь слушать музыку? - возмущенно спросил он. - Или ты пришла поглазеть на урода?
      - Ничего подобного! - запротестовала Дьяна. - Я просто услышала вашу музыку, но я не знала, что это вы играете. - Она поморщилась от боли в запястье и умоляюще посмотрела на него. - Отпустите меня, - тихо сказала она. - Пожалуйста.
      Лицо Бьяджио смягчилось. Его пальцы медленно разжались, выпустив ее руку. Первым порывом Дьяны было броситься бежать, однако она его подавила. Бьяджио, не сводя с нее глаз, неуверенно отступил назад и рухнул на табурет. И остался сидеть - с трясущимися руками и покрытой потом кожей.
      Дьяна молчала. Бьяджио закрыл глаза, глубоко вздохнул, а потом ухватился своими изящными пальцами за иглу, выдернул ее из руки и хладнокровно швырнул на пол к разбитому стеклу. Дыхание его медленно успокаивалось, к коже возвращался здоровый оттенок. Когда граф открыл глаза, в них был прежний ярко-синий блеск.
      - Музыка - это единственное, что мне помогает, - прохрипел он. - Иначе процедуры стали бы невыносимыми. Когда Аркус переносил процедуры, он, бывало, слушал арфистку. Он говорил, что музыка уносит боль.
      - Как вы себя чувствуете? - спросила Дьяна, рискнув сделать шаг в его сторону. Она опасалась новой вспышки, но уйти почему-то не могла.
      - Скоро все будет хорошо, - ответил он. - Это снадобье очень сильное. На него нужно время.
      - Я знаю про это снадобье, - сказала Дьяна. - Оно делает вас молодым? Бьяджио кивнул:
      - Что-то в этом роде. - Он посмотрел на нее снизу вверх. - Тебе не следовало сюда приходить. Я не люблю, чтобы меня видели таким.
      - Вы правы, - виновато проговорила Дьяна. - Извините.
      Она повернулась и направилась к двери, но его голос заставил ее остановиться.
      - Почему тебе не спится? - спросил он.
      Дьяна застыла в дверях. Ей следовало бы ненавидеть Бьяджио, но в эту минуту он казался слишком слабым, чтобы внушать отвращение.
      - Мне приснился сон, - сказала она. - Он меня разбудил.
      - Мне тоже снятся сны, - признался Бьяджио, приглаживая ладонями влажные волосы. - Ты даже не представляешь себе, какие кошмары я вижу.
      - Могу себе представить, - ответила Дьяна. - Я потеряла мужа и ребенка.
      Граф насмешливо фыркнул:
      - Это ничто по сравнению с потерей империи!
      - Как скажете. - Дьяна снова направилась к двери. - Спокойной ночи, граф.
      - Подожди! - окликнул ее Бьяджио. - Возможно, ты ошиблась. Возможно, твой ребенок жив.
      - Если она жива...
      - Да-да, - раздраженно отмахнулся Бьяджио, - я помню свое обещание, женщина. Тебе нет нужды напоминать мне о нем при каждой встрече.
      Он рассеянно пробежал пальцами по клавиатуре, сыграв последовательность негармоничных нот. Его плечи ссутулились, по лицу пробежала тень. Дьяна догадалась, что Бьяджио вспомнил о Симоне. Она снова подошла к нему.
      - Я хотела только сказать, что вам нет необходимости так поступать, неуверенно проговорила она. - Я для вас не угроза. И мой муж тоже.
      Взгляд Бьяджио вспыхнул гневом.
      - Поверь мне, я это знаю. Твой муж и его жалкие лиссцы меня не тревожат. Они - букашки.
      - Тогда зачем нам вредить? - Дьяна понимала, что ее дело безнадежное, но она должна была попытаться. - Если вы меня отпустите, я смогу сказать Ричиусу, что вам известны его планы. Я могу заставить его отменить вторжение на Кроут.
      Граф улыбнулся:
      - И зачем мне это может понадобиться? Твой муж - прекрасное орудие. Видишь ли, он - часть моего великого плана.
      - Как это?
      Он отмахнулся от нее:
      - Ты задаешь слишком много вопросов.
      - Но вы знаете, что я права! - не сдавалась Дьяна. - Тогда почему вам меня не отпустить? Ричиус никогда не хотел вам повредить. И он не убивал вашего императора. Я сожалею о вашей потере, но...
      - Что ты можешь знать о моей потере? - огрызнулся Бьяджио. - Не лезь ко мне со своей жалостью, женщина. Ты не знаешь, о чем говоришь.
      - Вы ошибаетесь! - возразила Дьяна. Она подошла к нему еще ближе настолько близко, что почувствовала его удивительный холод, и встала на колено рядом с табуретом. - Я знаю, что вы любили Аркуса. Ричиус говорил мне об этом. Я знаю, что император был вам очень дорог. А вы - ему.
      Лицо Бьяджио сморщилось.
      - Да, - прошептал он, - это правда. Я нежно его любил. - Он сыграл еще несколько нот, мысленно возвращаясь к своим воспоминаниям. - Но насчет его любви ко мне - это не совсем верно. У него была возможность отдать мне Нар. Он знал, что умирает, но не смог этого признать. Ему хотелось жить вечно.
      - А в Люсел-Лоре не было магии, которая могла бы его спасти. Поручение, которое вы дали Ричиусу, было невыполнимым.
      - Там была магия! - возразил Бьяджио. - Знаю, что была.
      - Там был один человек, - уточнила Дьяна. - Мой первый муж, Тарн. У него был Дар небес. Но даже он не смог бы спасти вашего императора. Даже если бы захотел, то не смог бы. Вы должны мне поверить, граф Бьяджио. Ричиус ничего вам не сделал.
      Бьяджио молчал. Дьяна вздохнула.
      - Посмотрите на себя, - сказала она. - Это снадобье когда-нибудь вас убьет. Оно неестественное. Граф мрачно засмеялся:
      - Неестественное? О, тогда оно идеально мне подходит!
      Потому что я неестественный и никогда естественным не был.
      Архиепископ Эррит мог бы тебе это подтвердить. - Он повернулся и насмешливо усмехнулся ей. - Разве ты не знаешь, кто я такой, женщина? Или ты именно поэтому чувствуешь себя в безопасности рядом со мной? Потому что уверена, что я никогда не уложу тебя к себе в постель?
      - Я знаю, кто вы, - ответила Дьяна. - И я вас не боюсь.
      - А следовало бы. Я - чудовище.
      Он повернулся к ней спиной, уперся локтями в клавиатуру и уткнулся лицом в ладони. Дьяна не знала, следует ли считать это приказом уйти, и осталась в салоне, дожидаясь, пока мрачное настроение Бьяджио пройдет. Эрис была права. Снадобье действительно сделало его безумным. И все-таки Дьяна его не боялась. Какой-то внутренний голос приказывал ей остаться, попытаться вернуть графу хоть какую-то толику человечности, показать ему его ошибки. И может быть, спасти Ричиусу жизнь.
      - Вы не всегда им были и можете не всегда им быть, - тихо проговорила она. - Я слышала о вас рассказы. Не только от мужа. И я даже сама это вижу.
      - Что ты видишь? - прорычал Бьяджио.
      - Что сделало с вами снадобье. Люди говорят, что вы не всегда были таким. Говорят, что когда вы были моложе, то были другим.
      Бьяджио поднял голову и воззрился на нее.
      - Эрис, кажется, позволила себе лишнее?
      - Не надо винить Эрис, - ответила Дьяна. - Она просто отвечала на мои вопросы. Да это и так очевидно.
      - Что очевидно?
      - Что вы безумны. Как Аркус.
      - Как ты смеешь!
      - Дело в снадобье, - не сдавалась Дьяна. - Оно сводит вас с ума. Это скажет любой, кто только на вас посмотрит.
      - Дура! - возмутился Бьяджио. - Ты видела только процедуру! Я не всегда такой, как сегодня. Снадобье сохраняет моему телу молодость. Я лучше, чем был когда-то. Сильнее и умнее. - Он презрительно взмахнул рукой. - Не верь всему, что слышишь, женщина. Была бы ты Рошанном, знала бы, что к чему.
      - Я знаю то, что знаю, - ответила Дьяна. Она снова опустилась рядом с ним на колени. - Все это, все, что вы сделали, - это все ради мести. Но если вы меня отпустите, если отправите меня на корабле в Лисе, я скажу Ричиусу, чтобы он не допустил вторжения. Он послушается меня, и тогда вы с ним сможете положить конец этому безумию.
      -Я ничему не хочу класть конец! Ты что, меня не слушала? Мне надо, чтобы Лисе сюда вторгся!
      - Зачем?
      Бьяджио ударил по клавишам кулаком:
      - Думаешь, я тебе об этом скажу? Достаточно тебе знать, что у меня есть свои соображения.
      - Безумие, - тихо проговорила Дьяна. - Это все - безумие. Вы настолько потеряли разум, что даже сами не замечаете. Снадобье...
      - Снадобье поддерживает во мне жизнь! - отрезал граф. - Оно сохраняет мою красоту. - Он снова схватил ее за запястье и заставил заглянуть в его завораживающие глаза, держал ее и не отпускал. - Посмотри на меня. Разве я не прекрасен?
      Дьяна боялась ответить. Он был прекрасен - но при этом он не был человеком. И в этих красивых сверкающих глазах она видела безумие.
      - Да, - признала она наконец. - Вы красивы. Но недостаточно красивы. Он высвободила руку. - Я все равно считаю вас чудовищем. И не из-за вашей внешности. - Она осторожно вытянула палец и ткнула его в грудь. Разлагается то, что внутри вас.
      - Ты ошибаешься, леди Вэнтран. Снадобье делает меня сильным. Без него я не смог бы подчинить себе империю.
      - А важно только это? Какой вы самоуверенный! Возможно, Аркус был прав, что не передал вам империю. Может быть, он видел, насколько вы безумны. Он никогда...
      Рука Бьяджио стремительно взметнулась - и ударила Дьяну по щеке. Она отшатнулась, пораженная ударом. Бьяджио возвышался над ней с искаженным от ярости лицом.
      - Не смей больше произносить при мне его имя! - прошипел он. - Ты, жалкая сучка! Аркус меня любил! Я был ему как сын!
      Дьяна прижала руку к щеке.
      - Безумец, - снова повторила она. - Вот вы кто. Она повернулась и ушла из салона. Бьяджио окликнул ее, но она побежала по коридору, отчаянно стремясь уйти как можно дальше. Щека горела, но Дьяна почти этого не замечала. Ее гордость получила гораздо более весомый удар. Она, как последняя дура, пыталась разговаривать с ним как с разумным человеком! И на какую-то секунду ей даже показалось, что у нее это получается!
      "Глупая, глупая женщина", - ругала она себя, стремительно покидая покои графа. Мягкие туфли хлопали на бегу, но теперь Дьяне было все равно, услышат ее или нет. Она злилась - не только на Бьяджио, но и на себя. Если бы Ричиус увидел, как она унижается, он пришел бы в ужас.
      Она бежала мимо комнат рабов в свои покои, подальше от Бьяджио. Только увидев свои двери, она вздохнула с облегчением, но тут же снова насторожилась, заметив, что дверь приотворена. Осторожно шагнув вперед, Дьяна прислушалась. Ничего не услышав, она открыла створку и заглянула внутрь. Все выглядело так же, как когда она уходила. В комнате было темно, но парализующий свет луны заливал мебель своими холодными лучами. Она беззвучно и осторожно шагнула вперед, потом, осмелев, сделала еще шаг. Ей слышен был только шум ветра за стеклом и больше ничего. На стенах танцевали тени, отражение лунного света. Дьяна нахмурилась, решив, что у нее разыгралось воображение. Наверное, она просто забыла закрыть за собой дверь, когда уходила из комнаты.
      - Мне надо выспаться, - тихо прошептала она.
      Сон поможет ей забыться.
      Она прошла в свою спальню. Там было совсем темно, занавески на стеклянных дверях задвинуты. Дьяна неуверенно посмотрела в сторону дверей. И тут ей стало страшно.
      - Я не закрывала занавески, - тихо сказала она себе. - Я точно знаю, что...
      Стремительно вынырнувшая из темноты ладонь зажала ей рот. Сзади ее обхватили руки - невероятно сильные.
      - Не бойся! - раздался чей-то голос. Он звучал тонко, словно шипенье змеи. Это был не Бьяджио. Хуже. Дьяна попыталась закричать, но холодная рука заглушила все звуки. На коже ощущался привкус каких-то химических составов. Саврос Помрачающий Рассудок подался вперед и прижался щекой к ее щеке. - Красоточка, - проворковал он. - Ах, какая красо-точка!
      Он дышал часто, похотливо. Дьяна попыталась вырваться. Она лягалась и изгибалась, поражаясь силе этих костлявых рук. Ее усилия заставили Савроса захихикать.
      - Ах, пожалуйста, побереги силы, - прошептал он. - Не надо так мне сопротивляться. Сохрани свою энергию для цепей.
      "Нет!"
      Дьяна снова попыталась закричать, но смогла только тихо булькнуть. Саврос сильнее сжал руки. Краем глаза Дьяна увидела, что он улыбается.
      - Я так давно за тобой наблюдаю! - простонал он. - Ты такая красивая. Твоя кожа - словно лепесток. Я должен тебя иметь, красотка Дьяна.
      Он раздвинул губы и, высунув ярко-красный язык, принялся лизать ей щеку. Дьяна ощутила прилив тошноты. Она ударила локтем ему в живот, но худое тело Савроса оказалось каменным: он выдерживал удары неестественно легко. В ответ он поднял руку и обхватил ее за шею, сжав так, что Дьяна оказалась на грани обморока.
      - У меня есть одна комната, - сказал он. - Внизу. Я приготовил ее специально для тебя. Да, да, только для тебя.
      Охваченный извращенной похотью, он нес невнятицу. Дьяна ощущала неестественный жар его ледяной кожи. Саврос поволок ее к двери. Она продолжала сопротивляться, несмотря на боль и близкий обморок, но ее усилия только радовали Савроса.
      - Да, да! - пропел он. - Танцуй для меня, красоточка! Ты будешь для меня танцевать!
      Он вытащил ее из спальни в гостиную. Дьяна уже едва могла дышать. Она быстро теряла силы, но понимала, что ей надо вырваться прежде, чем он уволочет ее вниз, в свою темницу. Страх охватил ее разум, заполнив его жуткой смесью из боли и кровавых видений. Как это ни странно, из тумана до нее донесся голос Эрис: она советовала опасаться Савроса.
      Помрачающий Рассудок даже не вспотел. Он, как и Бьяджио, благодаря снадобью приобрел сверхъестественную силу. Открыв дверь плечом, Саврос вытащил Дьяну в коридор, ладонью зажимая ей рот и стальным сгибом локтя сдавливая шею. Дьяна готова была задохнуться, но тут поперек коридора легла еще одна тень. Саврос замер, и его сильные руки внезапно обмякли. В коридоре стоял Бьяджио. - Саврос! - воскликнул он. - Что это значит?
      Помрачающий Рассудок разжал руки. Дьяна вырвалась от него и бросилась к Бьяджио. Однако сам Бьяджио уже рванулся вперед, к Савросу. Промчавшись мимо Дьяны, он схватил палача за горло.
      - Как ты посмел идти против моих приказаний! - закричал он, сжимая руки.
      Саврос задыхался, ловя ртом воздух и умоляя о пощаде.
      - Господин, пожалуйста!
      Бьяджио ничего не слышал. Он был в неописуемой ярости. Приподняв Савроса, он припечатал его к стене.
      - Ах ты, тварь! Я тебя убью!
      - Нет, господин! - молил Саврос.
      Его голос стал едва слышным хрипом. Он бился, словно рысь в капкане, пытаясь разжать железные пальцы Бьяджио. Его ноги беспомощно дергались в воздухе. Дьяна в ужасе прижалась к стене, переводя дух. Она пыталась успокоиться, но происходящее привело ее в шок. Лицо Савроса густо побагровело, синие глаза выкатились, словно грозя лопнуть. А Бьяджио по-прежнему сжимал пальцы, стуча головой нарца о стену с такой силой, что откалывались куски штукатурки.
      - Умри, жалкая свинья! Умри!
      Послышалось страшное хрипение и треск костей. Костлявое тело Савроса содрогнулось - и обмякло. Руки Бьяджио сжались сильнее, сломав зажатую между ними шею, подержали труп еще секунду, а потом с отвращением швырнули на пол.
      - Я тебя предупреждал! - сказал он и плюнул на труп. - Не смей говорить, будто не предупреждал!
      А потом он повернулся к Дьяне и двинулся к ней. По его лицу было видно, как он пытается овладеть собой.
      - Тебе плохо? - спросил он.
      Дьяна молча покачала головой - говорить она не могла. Граф подошел к ней и быстро осмотрел, а потом сжал ей пальцы, стараясь успокоить.
      - Это возмутительно, - сказал он. - Мне очень жаль. Дьяна наконец смогла ответить.
      - Все в порядке, - прошептала она. - Кажется...
      - С виду ты цела, - заметил Бьяджио. - Я шел, чтобы говорить с тобой. Чтобы...
      Он пожал плечами и отвел взгляд. Невероятно, но он словно забыл, что на полу лежит труп.
      - Что? - спросила Дьяна.
      Поймав его ледяную руку, она безрезультатно пыталась ее согреть.
      - Мне не следовало тебя бить, - с трудом выговорил граф. - Я прошу прощения. Я не хочу, чтобы мы были врагами, Дьяна Вэнтран. Ты здесь не для этого. А это... - он указан на мертвого Савроса, - это зверство вовсе для тебя не предназначалось.
      В нем было столько противоречий! Дьяна совершенно не могла его понять. За считанные секунды из безумца он превратился в почти что доброго человека. Она закрыла глаза, внезапно почувствовав, что больше не выдержит. Эта ночь лишила ее сил, и у нее начали подгибаться ноги. Только рука Бьяджио помогала ей не упасть.
      - Тебе нехорошо, - решительно заявил он. - Пойдем, тебе нужен отдых.
      - Мне нужен воздух, - сказала Дьяна. Она все еще ощущала у себя на шее руки Савроса, не дающие дышать. И полученная от Бьяджио пощечина тоже не пошла ей на пользу. - Разрешите, я просто сяду.
      Не говоря ни слова, он подхватил ее на руки и отнес к ней в комнаты, не обращая внимания на мертвого Савроса. Он прошел прямо в спальню и положил ее на кровать. У Дьяны кружилась голова. Щека уже вздулась, а борьба с Савросом отняла у нее все силы. Бьяджио неуверенно остановился у кровати, глядя на Дьяну. В лунном свете он выглядел очень странно - его окружало янтарное свечение.
      - Я пришлю к тебе Кайлу, - сказал он. - И велю убрать эту гадость у твоих дверей. Дьяна кивнула:
      - Спасибо.
      - Не благодари меня, женщина. Во всем виновата моя собственная глупость. Будь я более бдительным, Саврос не напал бы на тебя. Такого больше не случится.
      - Да, - согласилась Дьяна. - Думаю, что не случится. Они посмотрели друг на друга в неловком молчании. На лице Бьяджио читалась боль.
      - Я не сумасшедший, - тихо проговорил он. - Ты ошибаешься насчет меня.
      Дьяна постаралась улыбнуться.
      - Возможно, - мягко ответила она. - А возможно, вы ошибаетесь насчет Ричиуса.
      Бьяджио поморщился:
      - Вряд ли. - Он отошел от ее кровати и направился к двери. Но у порога на секунду задержался и добавил: - Хотя, наверное, все возможно.
      И, сделав это поразительное признание, он оставил ее одну в темноте. Дьяна смотрела туда, где он только что стоял, и едва могла поверить своим ушам.
      35
      Дары
      За два дня до великого и святого дня Истрейи столица Нара ждала, укрывшись покрывалом покаяния. Улицы вокруг Собора Мучеников были очищены от акробатов и зверинцев, а в город хлынули паломники, готовые преклонить колени перед Богом, умоляя Его о прощении. Будто и не было праздника Сеским. В день Истрейи огромная площадь перед собором наполнится народом огромной толпой верующих, готовых услышать послание Бога из уст Его слуги, Эррита. Это было время размышлений, дни, когда правители империи заглядывали в себя и проверяли, чисты ли их души. Они выслушают Эррита, а он скажет им, что принесет этот год и довольны ли небесные ангелы тем, что они видят внизу. А после своей речи Эррит спустится к своей пастве и совершит таинство отпущения грехов. Остаток дня он проведет, прикасаясь ко лбам и раздавая прощение, - и все ради блага прогнившей души Нара.
      В дни Аркуса Истрейе всегда придавалось большое значение. Но теперь Наром правил архиепископ, и никто точно не знал, как это изменило отношение Небес к делам земным.
      В течение многих лет Эррит совершал один и тот же выход на балкон, воздевая руки над собравшимися и делясь своей мудростью. Это мгновение всегда было опасно коротким, и Эррит всегда прилагал все силы к тому, чтобы придумать для этого дня нечто особенное. Обычно он задолго до события запирался у себя в комнатах, тщательно составляя свою речь и моля Бога о вдохновении.
      Обычно.
      Но не в этом году.
      В этом году архиепископа Эррита занимало множество других вопросов, и хотя он по-прежнему запирался в своих покоях - в таком одиночестве, что его не могла видеть даже Лорла, - он не был занят написанием речи или молитвами. Он находился в начальном периоде абстиненции, и на этот раз даже Бог не мог его спасти.
      Занавески на окнах его комнаты были раздвинуты, впуская потоки солнечного света. Эррит сидел за своим резным столом и рассматривал пузырек из-под снадобья. У него дрожали руки. Синяя жидкость едва покрывала дно. Это были последние капли снадобья, которое прислал ему Бьяджио, - и его едва ли хватило бы на одну процедуру. Каждые несколько дней он разбавлял несколько капель концентрированного состава водой, составляя эликсир, спасающий от старости. Никабар сказал правду: Бовейдин сделал этот состав очень крепким - настолько крепким, что Эрриту хватило его на много недель. Но теперь снадобье закончилось. Осталась только голубоватая пленка на стенках.
      Эррит жалобно застонал. У него ломило кости, глаза горели. Синдром абстиненции обрушился два дня назад, выжимая из него жизнь, словно мощный удав. И с тех пор он сидел над почти пустым пузырьком, оплакивая потерю и пытаясь придумать наилучший способ использования остатков жизнедарящего снадобья. Он знал, насколько опасно смешивать с водой такую маленькую дозу. Это может его убить. А состав может оказаться настолько слабым, что просто не подействует. Эта невыносимая мысль означала, что Эрриту предстоит перенести еще более жестокие муки - и, возможно, умереть. Поставив пузырек на стол, епископ пригладил волосы. Он уже один раз пережил адские муки абстиненции. Второго раза ему не выдержать.
      - Милосердный Боже, - прошептал он, - что мне делать? Ему необходимо было получить новую порцию снадобья - чтобы продержаться еще немного, чтобы успеть найти выход. Бовейдин не может вечно ждать у Бьяджио на острове. Эррит не сомневался, что в конце концов карлик вернется в Нар, но пока ему не удалось придумать способа заманить Бовейдина к себе. Он даже надеялся, что освободился от влияния снадобья, однако подарок Бьяджио ясно продемонстрировал его ошибку. Что еще хуже, Форто пытался его предостеречь. Епископ сжал зубы под новой волной боли. Мысль о генерале не давала ему покоя.
      Форто. Он всегда был сильнее других и тверже в вере - тверже даже, чем сам архиепископ. Генерал и глазом не моргнул, увидев подарок Бьяджио.
      "Мне следовало его послушаться. Мне следовало устоять перед искушением. А теперь..."
      Эррит ударил кулаком по столу.
      - Хватит ныть! - Трясущимися руками он снова взял пузырек. - Я тебя приму, - тихо проговорил он. - А если ты меня убьешь, то просто отправишь меня к Богу.
      На столе перед ним стоял кувшин с водой. Эррит взял его, расплескав немного, и налил жидкость в пузырек из-под снадобья, заполнив его наполовину. Потом он поставил кувшин и, заткнув пузырек пальцем, встряхнул, чтобы смыть драгоценную голубую жидкость со стенок. Он посмотрел на смесь в лучах солнца. Вода приобрела слабый голубоватый оттенок. Внутри у Эррита поднялась жуткая дрожь. Он мог бы просто проглотить раствор, но это было бы самоубийством. Почему-то - никто не знал почему - снадобье необходимо было вводить прямо в кровь, иначе оно вообще не действовало. Епископ неуверенно посмотрел на пузырек. Он был глупцом, лишенным веры, и только теперь это понял. Но он устал, так устал! А снадобье дарит силы и энергию. Эррит в его власти.
      - Боюсь, что ты сильнее Небес, - сказал он. - Нас обоих должны проклясть навечно.
      И он отправился туда, где держал устройство для процедур, и влил в себя остатки снадобья, не задумываясь.
      Он очнулся на полу и понял, что прошло несколько часов.
      Слезящиеся глаза недоверчиво открылись навстречу резкому солнечному свету. Кажется, его тошнило, вспомнил епископ. Странное жжение разливалось по кишкам. Эррит вздохнул, проверяя свои ощущения. Если не считать колик в желудке, он чувствовал странное удовлетворение. Сжирающая кости боль исчезла.
      - Боже правый! - прошептал он, поднимая голову и осматривая себя. Подействовало! Я снова в порядке!
      Он сложил перед собой руки и принес Небесам надлежащую хвалу, испытывая невыразимое облегчение. Теперь у него есть еще несколько дней целый мешок ясных мыслей, чтобы запланировать переговоры с Бьяджио. Необходимо как-нибудь раздобыть еще снадобья. И срочно, пока к нему не вернулись боли.
      Теперь, когда у него появились силы, чтобы ходить, он встал и подошел к окну. У его ног лежал весь кающийся Нар. Вскоре все начнут смотреть вверх, на него, будут ждать его слов. Эта мысль вызвала у него удивление. До Истрейи оставалось всего два дня, а он еще понятия не имел, о чем будет говорить.
      - Бог даст мне вдохновение, - утешил он себя. - Я буду об этом молиться.
      "А еще я буду молиться, чтобы мне простились мои прегрешения, мысленно добавил он. - И надеяться, что на Небесах для меня еще осталось место".
      Когда он справился с тягой к снадобью в первый раз, он чувствовал себя таким уверенным! А теперь он был слаб, и собственное неясное отражение в оконном стекле вызвало у него тошноту. Неужели он так сильно заблуждался? И говорил ли с ним Бог?
      - Я по-прежнему слуга Божий, - сказал он собственному отражению. - Не сомневайся.
      Он получил достаточно знамений, чтобы убедиться в этом. Нар принадлежал ему. А скоро вернется Форто, на счету которого будет усмирение Драконьего Клюва. Бог же не допустил бы, чтобы столь обширной империей правил еретик! Именно поэтому он убил бессмертного Аркуса. Эррит прижал ладонь ко лбу. На него накатывала сонливость, приглашая вернуться в кресло. Однако боли во всем теле стали почти неощутимыми. Он тихо улыбнулся.
      - Я все еще жив, Бьяджио, - негромко объявил он. - Тебе придется придумать что-нибудь еще.
      Кто-то постучал в дверь. Не успел Эррит ответить, как отец Тодос уже открыл одну створку. Казалось, он чем-то встревожен.
      - Ваше Святейшество!
      - Да? - отрывисто ответил Эррит. - В чем дело?
      Тодос вошел в кабинет и пристально посмотрел на своего епископа. С тех пор как Эррит уединился у себя, он почти не допускал к себе отца Тодоса, и тот бродил вокруг, словно встревоженная мать. Теперь, когда священник увидел своего господина бодрым, его лицо просияло.
      - Приятно снова видеть вас здоровым, - заметил Тодос. - Я волновался.
      - Спасибо.
      Тодос посмотрел на пустой пузырек, оставшийся на столе. Его жизнерадостность мгновенно испарилась.
      - Это все?
      - Последняя капля.
      - Ваше Святейшество...
      - Пожалуйста, не читай мне нотаций, Тодос, - серьезно попросил Эррит. - Я знаю, что делаю.
      - Знаете ли? Порой я в этом сомневаюсь. - Отец Тодос подошел ближе и внимательно посмотрел на епископа. - Вид у вас ужасный. Какой цвет лица! И вы опять ничего не ели.
      - Ел! - возмущенно возразил Эррит.
      - Нет, не ели. Я следил за тем, что вам приносят и что уносят. Подносы уносили почти такими же полными, какими приносили. Это все из-за проклятого Богом снадобья! У вас снова абстиненция.
      Эррит отвернулся к окну.
      - Это пройдет, - сказал он. - Я собой владею.
      - Но теперь оно кончилось. И что будет? "Не знаю", - безнадежно подумал Эррит.
      - Что-нибудь придумаю, - ответил он Тодосу. Тот обошел вокруг него, заслонив спиной окно.
      - А если не сможете? - спросил он. - Что тогда?
      - Имей веру, дружище, - мягко проговорил Эррит. - Бьяджио хочет заполучить Нар. Он дал мне это снадобье как взятку. Скоро мы снова получим от графа вести. И когда это произойдет, я получу новую порцию снадобья. Он серьезно посмотрел на Тодоса. - У нас по-прежнему много дел, Тодос. Нар разъедает болезнь. Мне нужны силы. То, что я должен сделать, старику не под силу.
      - Эррит...
      - Хватит, - приказал епископ. - Верь в меня. Мною руководят Небеса. Он тепло улыбнулся, не обращая внимания на боль, наполняющую его голову. Так зачем ты сюда пришел?
      Отец Тодос снова оживился.
      - Да, я чуть было не забыл! Пришел тот игрушечных дел мастер. Он принес подарок для Лорлы. Эррит радостно поднял голову:
      - Правда? Вот это по-настоящему приятная новость! Ее день рождения уже совсем скоро. Лорла будет рада.
      - Он привел с собой помощников, Ваше Святейшество. Кукольный дом оказался огромным! Его поднимают четверо мужчин.
      - Ты его видел?
      - Нет, Ваше Святейшество. Он еще в ящике. Но мастер хотел отдать его вам лично. Я прикажу, чтобы он подождал?
      - Конечно, - ответил Эррит. - Мне надо посмотреть, что за дом он построил. - Он радостно потер руки. - Не сомневаюсь, что это настоящее чудо. Лорла будет в восторге.
      - Мне ее найти? - предложил Тодос.
      - Нет, пока не надо. Я хочу сначала сам посмотреть на дом. И Редрик Бобе будет ждать всяческих похвал. Ему, конечно, надо будет заплатить, но я хочу посмотреть на лицо Лорлы. Эта награда будет принадлежать одному мне. Он посмотрел на свое мятое одеяние и нахмурился. - Мне надо вымыться и переодеться. Пойди и прикажи игрушечных дел мастеру меня дожидаться. И пусть установит кукольный дом в большом зале. Только сначала убедись, что Дараго там нет. Если он там, заставь его уйти.
      Этот приказ заставил Тодоса поморщиться.
      - Боюсь, Ваше Святейшество, что Дараго это не понравится.
      - Мне нет дела до того, что понравится этому гордецу художнику, ответил Эррит. - Он уже закончил работу. И нечего ему так долго торчать в зале.
      Тодос рассмеялся:
      - Он очень гордится своей работой.
      - И по праву, тут сомнений нет. Но кукольный дом Дудочника - тоже произведение искусства. Я хочу показать его одновременно с росписью потолка в день Истрейи. День рождения Лорлы должен стать особым днем. А теперь иди, Тодос. Пожалуйста. Сделай все, как я сказал. Я скоро встречусь с тобой в зале.
      Неохотно поклонившись, Тодос вышел из комнаты, чтобы Эррит мог переодеться. Епископ поспешно подошел к умывальному тазику и плеснул себе холодной водой в лицо. Из зеркала над умывальником смотрели усталые и немолодые глаза, по-прежнему синие, но далеко не такие яркие. Эррит недовольно посмотрел на себя. Похож на призрака или вампира из сказок Дории. Он поднял руку, заслоняя свое отражение, а потом повернулся и прошел в гардеробную, где выбрал себе рясу и мантию, и быстро оделся. Ему не терпелось увидеть творение Дудочника. Четверо мужчин! Какой он, должно быть, сложный и красивый! Лорла будет в восторге. Она так хорошо себя ведет, стала такой хорошей дочерью. Чтобы доставить ей удовольствие, он готов на все.
      Одевшись, Эррит выпил воды, чтобы немного взбодриться, и направился вниз. Он прошел мимо исповедален, наполненных тишиной, и вскоре оказался в большом зале, столь долго пустовавшем. Пока Дараго со своими помощниками расписывали своды, паломников сюда не пускали. Эррит увидел Редрика Бобса в центре огромного помещения: он смотрел вверх. Все панно были закрыты холстом, скрывавшим шедевры мастера от любопытных взглядов. Тем не менее Дудочник продолжал запрокидывать голову.
      Рядом с ним стоял огромный ящик со снятой стенкой, и видно было сверкающее содержимое. Эррит облизнулся, предвкушая удовольствие. Редрик Бобе был в зале один. К счастью, Дараго нигде не было видно. Шаги епископа гулко разнеслись по залу, заставив Бобса опустить голову. На секунду епископу показалось, что в глазах игрушечных дел мастера мелькнула ненависть.
      - Ты его принес, Редрик Бобе! - воскликнул Эррит. - Как хорошо!
      - Как обещал, Ваше Святейшество, - ответил мастер. Он чуть наклонил голову в знак почтения. - До дня рождения девочки остались считанные дни, кажется?
      - Два дня, - подтвердил Эррит. - В день Истрейи. Ты успел вовремя, Редрик Бобе. Я тебя благодарю.
      - А не желает ли Ваше Святейшество посмотреть, что именно вами куплено? - осведомился Бобе.
      В его голосе прозвучала нескрываемая гордость.
      - Я любопытен, как ребенок, - признался Эррит. - Покажи мне свою драгоценность!
      Дудочник отошел в сторону, чтобы Эррит смог заглянуть в ящик. Увиденное заставило епископа затаить дыхание. Редрик Бобе создал настоящий шедевр - идеальное подобие огромного собора, в котором были тщательно и любовно переданы все детали - крошечные ангелы и химеры. Венчал собор огромный шпиль из стали и меди. Над миниатюрными воротами собора парил архангел - крылатая фигура с прижатой к губам трубой. Это была безупречная копия настоящей скульптуры. Дом оказался потрясающей моделью, точной во всех деталях, и Эррит пришел в полный восторг. Он любовался собором - и не мог себе представить ничего более прекрасного.
      - Это бесценно! - прошептал он. - Этому нет цены.
      - Вообще-то есть, - пошутил Редрик Бобе. - И весьма немалая.
      - Ах, Дудочник Бобе, - вздохнул Эррит, - по сравнению с этим чудом деньги ничего не значат! Ты даже себе не представляешь, какую радость ты мне доставил. И Лорле.
      - Рад служить, - проворчал мастер.
      Эррит повернулся и вопросительно посмотрел на него:
      - Что с тобой, Дудочник Бобе? Ты создал шедевр. Тебе следовало бы радоваться. Если тебя беспокоит оплата...
      - Нет, Ваше Святейшество, я не беспокоюсь о деньгах. Ваш отец Тодос уже отправился, чтобы принести мне часть платы. Он обещал, что остальную мне скоро доставят.
      - Так в чем дело? Почему ты так недоволен? Дудочник пожал плечами.
      - Да ничего особенного, - уклончиво ответил он. - Я рад, что вам понравилось, вот и все.
      - Понравилось, - с улыбкой подтвердил Эррит.
      Он не знал, в чем дело: в снадобье или просто в появлении этой великолепной модели, но он почувствовал себя сильным и бодрым, каким не был уже много дней. Он подошел ближе к кукольному дому. Чтобы рассмотреть самые тонкие детали, нужно было иметь хорошее зрение, которого у него не было, но он не мог не увидеть, сколько труда и времени вложено в творение мастера. Крошечные кусочки драгоценных металлов и дерева были тщательно склеены, по сторонам шла резьба, идеально передававшая руны на стенах большого собора. Но самым удивительным был над-вратный ангел. Эррит протянул к нему руку.
      - Нет! - неожиданно крикнул Бобе. - Не трогайте его!
      - Что? Почему?
      - Он очень хрупкий. Вы можете его сломать. Пожалуйста - он не рассчитан на то, чтобы его трогали. Лицо Эррита стало кислым.
      - Это же кукольный дом, Дудочник Бобе, - для маленькой девочки!
      - Но при этом - произведение искусства, - упрямо заявил мастер. - Если она будет обращаться с ним слишком грубо, он сломается. Особенно архангел. Я еще раз повторяю: пожалуйста, не надо его трогать.
      - Хорошо, - вздохнул Эррит, отходя от модели. Несмотря на хрупкость, она оставалась настоящим чудом. - Спасибо, что принес дом, - сказал он. - И за то, что закончил его вовремя.
      Игрушечных дел мастер кивнул:
      - Рад служить вам, Ваше Святейшество. Надеюсь, он доставит вам и ребенку много удовольствия.
      - Можешь не сомневаться: он доставит много удовольствия всему Нару. Мы поставим его здесь, где им смогут любоваться все верующие, когда придут восхищаться гениальной росписью Дараго.
      - Да, роспись! - заметил Бобе. - Когда ее откроют? В день Истрейи?
      - Именно. Тебе следовало бы прийти на открытие, игрушечных дел мастер. Это будет памятный день. Видишь ли, это мой дар Нару. Я хочу, чтобы все верующие могли ею любоваться.
      Редрик Бобе чуть заметно покраснел. Он не входил в число верующих, и они оба это знали.
      - Возможно, приду, - сдержанно ответил мастер. - Если смогу освободиться.
      Неловкость рассеял приход отца Тодоса. В руке у него был мешочек монет.
      - Это тебе, Редрик Бобе, - сказал Тодос, - с нашими благодарностями. Остальное ты скоро получишь. Редрик Бобе улыбнулся:
      - Мне не к спеху. Одно выражение ваших лиц было неплохой платой.
      - И тем не менее, - оборвал его Эррит, - тебе щедро заплатят за работу. Спасибо тебе, Редрик Бобе. Ты - настоящий мастер.
      Дудочник поклонился и, пятясь, ушел из зала, почувствовав по тону Эррита, что ему пора удалиться. Епископ был рад его уходу. Редрик Бобе был непонятным человеком, и его нельзя было считать другом Церкви. Но он был гениален, а его модель собора ни с чем не могла сравниться.
      - Найди Лорлу, Тодос, - сказал Эррит, - Скажи ей, что ее ждет подарок ко дню рождения.
      Тодос нашел Лорлу в капелле: она наблюдала за свадьбой сына барона и юной рыжеволосой девушки из Госса. Она устроилась на лестничной площадке, свернувшись за статуей святого Гайдона и стараясь не помешать увлекательной церемонии. По столичным меркам свадьба была скромная - на ней присутствовало не более трехсот человек. Знатный жених был красивым юношей с иссиня-черными волосами. Скоро наступит день ее рождения. Тиканье часов заставило ее задуматься.
      Отыскав ее, отец Тодос досадливо вздохнул - достаточно громко, чтобы его вздох эхом отдался от сводов и привлек внимание собравшихся. Увидев его, Лорла поежилась. Она много времени проводила в капелле, наблюдая за священниками, и никого из них ее присутствие, кажется, не тревожило. Один отец Тодос делал вид, что она всем мешает. Ей казалось, что он ревнует ее к епископу.
      - Лорла! - громко прошептал он, делая ей знак спуститься с лестницы. Иди сюда.
      - Ш-ш! - укоризненно отозвалась она. Она указала вниз. - Я смотрю на свадьбу.
      - Сию минуту! - строго приказал Тодос.
      Всякий раз, когда он обращался к ней в таком тоне, Лорла чувствовала, что должна слушаться. Она неохотно отошла от края лестничной площадки, выйдя из тени, отбрасываемой святым Гайдоном.
      - Что случилось? - спросила она. - Я ничего плохого не делала! Отец Эррит всегда разрешает мне смотреть на свадьбы.
      - Дело не в этом, - сказал Тодос. - Архиепископ Эррит хочет тебя видеть. Прибыл подарок к твоему дню рождения. Эти слова стали для Лорлы настоящим ударом. Подарок ко дню рождения? Уже? Она не была уверена, что ей хочется получить подарок. Лучше бы его не приносили. Никогда.
      - Правда? - прощебетала она, изображая радость. - Где он?
      - В большом зале. Его Святейшество там тебя ждет.
      - Да. Да, хорошо, - сказала Лорла. - Это чудесно.
      - Это действительно чудесно, девочка. Ты глазам своим не поверишь! Отец Эррит не пожалел для тебя денег. Надеюсь, ты это понимаешь.
      - Понимаю, - резко ответила Лорла.
      Ей не нравилось, что Тодос постоянно напоминает ей о доброте Эррита. Она и так знала, что епископ мягкосердечен и совсем не такой, каким его ей представляли.
      - Мы можем пойти и посмотреть на него прямо сейчас? - спросила она.
      Тодос покачал головой:
      - Ты знаешь дорогу, девочка. Мне кажется, что отец Эррит хочет, чтобы ты увидела подарок, когда вы будете только вдвоем.
      Священник неискренне ей улыбнулся и ушел. Лорла проводила его взглядом. Она его боялась. Иногда она гадала, что думает о ней Тодос. Казалось, он один ощущает, что она не такая, как все дети. Оказываясь рядом с ним, Лорла неизменно ощущала его подозрительность. Но это не имело значения. Эррит ее любит, а ей нужно было добиться только этого. Она быстро обернулась назад, с тоской посмотрев на продолжающуюся внизу свадебную церемонию, а потом поспешно направилась к большому залу и ожидающему ее подарку.
      Пока она шла по тихим коридорам, у нее в голове послышались голоса. Опять. Лорла замедлила шаг и наклонила голову, прислушиваясь. В последнее время голоса стали громче. Однако они ее не пугали. Они были похожи на музыку. И она не могла разобрать, что они говорят. Иногда ей казалось, что это голос господина Бьяджио, который нежно воркует с ней, словно отец. У господина Бьяджио были на нее планы, и звуки его голоса - если это был его голос - помогали ей не чувствовать себя такой одинокой. Эррит оказался приличным человеком, и она сильно к нему привязалась. Но он оставался врагом ее господина.
      А это все решало.
      Лорла ускорила шаг: неясные голоса ее торопили. Свадьба осталась далеко позади, и она уже спустилась по нескольким пролетам лестницы, ведущей на нижние этажи. Причетники в капюшонах проходили не здороваясь: обет молчания им это запрещал. Однако другие священники ласково ей кивали, а ученые монахи, пришедшие в собор как паломники, адресовали ей полные любопытства улыбки: было видно, насколько их удивляет присутствие в коридорах собора маленькой девочки.
      Лорла наслаждалась всем этим вниманием. Она полюбила собор и его странных обитателей. Она полюбила его высокие своды и гулкое эхо своих шагов.
      Приблизившись к большому залу, она пошла медленнее. Эррит стоял один и смотрел на закрытый холстами потолок. С виду епископ был бледен и слаб. Рядом с ним стоял деревянный ящик, выше его самого. Одна его стенка была снята, но Лорле не видно было, что находится внутри. И внезапно ей это стало безразлично.
      - Отец? - окликнула она его из коридора. Эррит обернулся на ее оклик. На его исхудавшем лице расцвела улыбка.
      - Лорла! Иди сюда, малышка. У меня кое-что для тебя есть.
      Лорла поспешила к нему и обвела его встревоженным взглядом.
      - Как вы себя чувствуете? - спросила она.
      - Прекрасно, прекрасно, - ответил Эррит, отмахиваясь от ее озабоченности. - Доставили твой подарок, Лорла. Он великолепен. - Он отступил в сторону, чтобы она могла заглянуть в ящик.
      - Ой! - ахнула она. - Какая красота!
      Это было не просто красиво - это было неописуемо. Металлический шпиль, украшенные рунами стены, крошечные химеры с высунутыми языками - все говорило о безупречности и Божьем руководстве. Лорлу модель заворожила. А когда она увидела парящего над воротами архангела...
      Ее сотрясло, словно от удара молнией. Она смотрела на ангела, широко открыв глаза, а голоса, которые прежде шептали у нее в голове, теперь закричали оглушительно громко.
      "Ангел! - кричали они. - Ангел!"
      Лорла судорожно вздохнула и отступила, чуть было не упав. Ей было жарко, словно на голову лили кипяток. Она пыталась успокоиться, отогнать настойчивые голоса, вернуть себе разум, захваченный какой-то посторонней силой.
      - Он мне нравится! - пролепетала она. - О да, он очень славный.
      - Славный? - переспросил Эррит. Он подошел к ней и встревоженно смотрел на нее. - Лорла! Что с тобой? "Не знаю, - подумала Лорла. - Что со мной?"
      - Нет, ничего, - солгала она. - Все хорошо.
      - По тебе не скажешь, что хорошо.
      "Перестаньте на меня орать!" - мысленно потребовала она, но голоса не подчинились. Они продолжали кричать на нее, снова и снова повторяя слово "ангел". Лорла заставила себя улыбнуться.
      - Он мне ужасно нравится, отец, - сказала она. - Спасибо вам огромное!
      Казалось, Эррита ее реакция разочаровала. Лорла поспешила исправить положение.
      - Ах, какой же он красивый! - проговорила она, опускаясь на колени перед ящиком. - И совсем как настоящий! Здесь был мастер? Он сам его принес?
      - Да, - ответил Эррит.
      Он встал рядом с ней на одно колено, и они стали вместе любоваться невероятно красивым кукольным домом. Голоса у Лорлы в голове стали немного тише. Но она продолжала смотреть на ангела, почему-то зная, что необходимо будет сделать.
      - Вы покажете его в день Истрейи? - тихо спросила она. - Вместе с росписью?
      - Это тебе решать, - ответил епископ. - Это подарок на твой день рождения, Лорла. Если ты хочешь перенести его куда-нибудь в другое место, то это можно.
      - Нет, - поспешно ответила Лорла. - Нет, я хочу оставить его здесь. Я хочу, чтобы в день Истрейи все могли его видеть. Одновременно с росписью Дараго.
      Лорла подняла голову вверх. Потолок высоко над головой был закрыт холстами, скрывавшими шедевр Дараго. Леса тоже убрали, так что теперь огромный зал был пуст - не считая огромного ящика и чудеснейшего кукольного дома с точно переданными деталями. Взгляд Лорлы устремился к тому панно, где за холстом пряталась маленькая сиротка Элиоэс. К Элиоэс прикоснулся Бог. Она была любимицей
      Небес, особенной девочкой. От этой мысли Лорле стало грустно. А разве она сама не особенная? Ведь все так ей говорили! Вскоре наступит Истрейя, день ее рождения. Ей надо будет доказать господину свою верность. Вот только теперь ей совсем не хотелось этого делать. Она осторожно вложила свою руку в ладонь Эррита. Епископ с улыбкой посмотрел на нее.
      - Отец, - шепотом спросила она, - а Бог любит всех?
      Эррит улыбнулся шире:
      - Конечно, малышка.
      - А Он прощает наши грехи, какими бы они ни были?
      - Да. Но тебе можно об этом не думать, Лорла. - Он крепко сжал ее руку. - Ты чиста. Ты безгрешна. Лорла поморщилась. "Пока".
      - Ваше Святейшество! - неожиданно позвали его из дальнего конца зала. Лорла и епископ повернулись и увидели, что к ним спешит отец Тодос. Священник выглядел расстроенным, его лицо осунулось от тревоги. Он запыхался, и когда подошел ближе, то уже хрипел и не мог внятно говорить. Эррит поднялся на ноги:
      - Тодос, в чем дело?
      Отец Тодос сжал перед собой руки.
      - Господь на Небесах, он вернулся! - поспешно проговорил он. - Он что-то вам привез. Послание.
      - Говори внятно, друг мой, - пророкотал Эррит. - Какое послание? О чем ты говоришь?
      - Никабар! Его корабли вернулись в гавань!
      Это имя заставило Лорлу удивленно заморгать. Никабар?
      Эррит побледнел.
      - Боже милосердный! - промямлил он. - Что теперь нужно этому дьяволу?
      - Он оставил вам послание, Эррит, - ответил Тодос. - Коробку и записку. Ее вынесли на берег его матросы. Она у вас в кабинете.
      - Коробку? - тупо переспросил Эррит.
      - И записку, - повторил Тодос. - Пожалуйста, Эррит, пойдемте скорее. Корабли Никабара могут начать нас обстреливать! А раз здесь нет Форто, который мог бы нас защитить... - Успокойся, Тодос, - посоветовал епископ. Я посмотрю, что этот дьявол привез нам на этот раз. - Он виновато посмотрел на Лорлу. - Извини, малышка, - мягко сказал он. - Мне надо заниматься делами. Мы сегодня вечером вместе поужинаем, хорошо? Лорла кивнула.
      - Да, отец, - ответила она.
      Епископ и Тодос вышли. Лорла поглядела им вслед и снова оглянулась на модель собора. В поразительной тишине, наполнившей зал, ангел заговорил с ней.
      Эррит спешил к себе в кабинет. Его мысли разбегались. Еще один пакет, привезенный Никабаром, мог означать только одно: Бьяджио прислал новую порцию снадобья. Он не мог не знать, что присланная им доза уже должна закончиться. На ходу Эррит заламывал руки. Он был полон надежды. Позади него шел отец Тодос. Встревоженная болтовня священника не умолкала на протяжении всего пути из зала.
      - Я не знаю, что там, - повторял он. - А в отсутствие Форто наша оборона ослаблена. Кажется, там три дредноута. Или четыре. Не знаю, почему адмирал не сошел на берег. Наверное, боится.
      Тодос повторялся, и Эррит перестал его слушать. Его не интересовало, почему Никабар не сошел на берег. С его точки зрения, это и так было очевидно. Без эскорта легионеры разорвали бы его на клочки. Эррит гадал, будут ли в записке от Никабара какие-нибудь объяснения. Возможно, он хочет сойти на берег и ждет, чтобы ему предоставили охрану для безопасного проезда до собора. Но не важно. Скоро все станет ясно.
      Дверь в кабинет Эррита была открыта. Внутри у стола стояли двое священников с мрачными лицами. На столе лежал деревянный сундучок. Рядом с сундучком - конверт. Входя в комнату, Эррит жадно посмотрел на сундучок. В таком мог поместиться целый галлон снадобья!
      - Вы его не открывали, надеюсь? - спросил он у своих священников.
      Оба покачали головами.
      - Это прислано вам, Ваше Святейшество, - пояснил Тодос. - Мы не посмели бы.
      - Прекрасно, прекрасно, - рассеянно проговорил Эррит. Он застыл у стола, рассматривая сундучок. Крышку закрывала небольшая защелка. Эррит провел по крышке рукой, щупая ее кожаную поверхность, не решаясь ее открыть. Бьяджио такой дьявол! Если в сундучке действительно снадобье, граф что-нибудь за него потребует. Эррит затаил дыхание и прикоснулся к защелке. Она со звонким щелчком открылась. Три священника наблюдали за ним, как завороженные. Эррит медленно открыл крышку и заглянул внутрь.
      Оттуда на него уставилось нечто гнилое и мертвое. У Эр-рита заледенело сердце. Он смотрел на это нечто - и понимал, что перед ним голова и что это - голова Форто
      - Матерь Божья.
      Тодос закричал. Двое священников перекрестились, ужаснувшись увиденному. Волна вони ударила Эрриту в нос. Голова Форто походила на разбитую дыню - лысая и обгоревшая почти до неузнаваемости. Эррит прижал руки ко рту и попятился от стола.
      - Да смилуется над тобой Бог, Бьяджио! - прошептал он
      - Что случилось? - вскрикнул Тодос.
      Эррит сделал глубокий вдох, задержал дыхание - и закрыл сундучок. На него опустилось какое-то оцепенение. Неожиданно ему стало ясно, что он ведет борьбу с самим дьяволом. Бьяджио был еще большим чудовищем, чем опасался епископ.
      - Форто, - тихо проговорил он. - Покойся с миром, друг мой. Ты был верным солдатом.
      - Мой Бог! - воскликнул Тодос. - Как это могло случиться?
      - Тодос...
      - Эррит, Бьяджио его убил! У нас больше нет генерала!
      - Замолчи, Тодос, - приказал Эррит, поворачиваясь к своему другу. - Не мешай мне думать.
      Он упал в кресло у стола и погрузился в мрачные раздумья о сундучке и ужасном положении, в которое поставил его Бьяджио. Тодос был прав. Без Форто у них нет командующего. У них по-прежнему оставались солдаты, но гибель генерала их деморализует. Бьяджио медленно поворачивал ход событий в свою пользу.
      А потом Эррит снова увидел конверт.
      Он протянул через стол дрожащую руку и взял записку. Тодос начал что-то говорить, но Эррит яростным взглядом заставил его замолчать.
      - Тодос, останься здесь, - сказал он. - Джевик и Меррил, уйдите, пожалуйста.
      Двое младших священников поклонились и вышли из кабинета, закрыв за собой дверь. Тодос застыл у плеча Эррита.
      - Это требования, - предсказал он. - Бьяджио хочет, чтобы мы сдались.
      Эррит вскрыл конверт и извлек оттуда лист бумаги. Это был почерк Бьяджио. Однако он не стал читать письмо вслух. Вместо этого он стал его рассматривать, держа так близко к себе, что Тодосу ничего не видно было.
      Дорогой Эррит!
      Право, грустно, что дело дошло до такого. Но теперь ты убедился, что я намерен добиться твоего внимания и не допущу, чтобы меня игнорировали. Твой защитник мертв, как и те солдаты, которые отправились с ним. Было пролито много крови, о чем я искренне сожалею.
      Я снова приглашаю тебя прибыть на Кроут со всеми верными тебе морскими правителями. Как ты прекрасно знаешь, сам я не могу приехать в Черный город. После того, как я убил их генерала, легионы не допустят меня на свою территорию. Но я жажду мира и умоляю тебя начать со мной переговоры.
      Остается также вопрос о снадобье. Оно здесь и ждет тебя. Даю тебе слово, что, если ты выполнишь мою просьбу, я не буду тебя его лишать. Никабар и его корабли останутся в гавани, пока ты не решишь меня навестить. Не пытайся отправить его обратно: он не уплывет, пока ты не передумаешь.
      А ты передумаешь.
      Твой друг, граф Ренато Бьяджио.
      Эррит бросил письмо на стол.
      - Ты так в этом уверен, а, Бьяджио? - возмущенно вопросил он.
      Тодос схватил письмо и начал его читать.
      - Он думает, что я изменю решение! - прогремел Эррит. - Он считает себя сильнее меня и Бога! - Он ударил кулаком по столу, так что сундучок с его мрачным содержимым подпрыгнул. - Так вот, это не так1
      Тодос встревоженно покачал головой:
      - Он дразнит вас снадобьем, Ваше Святейшество. Если вы не начнете с ним переговоры...
      - На его острове? Не начну, конечно! - отрезал Эррит. - Пусть Никабар ждет в гавани, пока паутиной не обрастет! Ноги моей на Кроуте не будет!
      Он прижал ладони к сундучку с головой Форто, моля Бога, чтобы Он дал ему силы. Все стало рассыпаться - стремительнее урагана. Только Небеса могли бы его спасти.
      - Отправь Никабару послание, - приказал епископ. - Скажи ему, что я не буду вести мирных переговоров с Бьяджио и что ни я, ни правители Нара не поедем на Кроут. А еще скажи ему, что мы по-прежнему сильны. Иди, Тодос. Поспеши с моим посланием.
      Тодос удалился, оставив Эррита наедине с мрачными мыслями. Епископ поднялся с кресла и с трудом подошел к огромному окну, за которым видна была вся столица. В гавани он увидел, как на волнах качаются "Бесстрашный" и другие дредноуты. Это было пугающее трио. Как Бьяджио, Никабар и Бовейдин. Эррит не предполагал, что Бьяджио зайдет настолько далеко. И достигнет таких результатов.
      - Все валится из рук, - печально проговорил он. Год назад он почитал себя непобедимым. А теперь он гадал, что принесет ему утро.
      36
      Предательство
      Граф Ренато Бьяджио чувствовал себя великолепно. До Истрейи оставался один день.
      Граф был настроен полениться. Он устал от мира и был глубоко доволен собой: после долгого года подготовки его великий план был близок к осуществлению. Завтра, если все кусочки головоломки встанут на свое место, Нар ощутит силу своего подлинного господина.
      Бьяджио откинулся на спинку огромного кожаного кресла, неспешно попивая херес и любуясь открывающимся из окна видом. Кроут поистине прекрасен. Он будет сильно скучать по своему родному острову. Однако за великие победы всегда приходится платить. Когда-нибудь, когда ему будет принадлежать весь Нар, он снова отвоюет остров своих предков. Он попытался представить себе, что изменится здесь за это время. Что сделают лиссцы с его драгоценной родиной? Эта мысль заставила его сделать еще один глоток, медленный и задумчивый. За каждое сожженное ими здание, за каждую обезображенную статую будет заплачено сторицей. Он об этом позаботится. И Никабар тоже.
      Но это в будущем, а Бьяджио не хотелось заглядывать так далеко вперед. Он наслаждался настоящим и предвкушал ближайшее будущее. Попивая превосходное вино, он улыбался сам себе, воображая, как Бовейдин стоит на улицах рядом с собором и смотрит, как срабатывает его устройство. Карлик очень хорошо поработал. Он был преданным слугой, и Бьяджио им гордится. Так же как он гордится Никабаром и, в несколько меньшей степени, маленькой девочкой, названной Лорлой.
      Лорла.
      Бьяджио мысленно посмаковал это имя. Оно ей подходило. Он сам его подобрал. Граф улыбнулся. Она оказалась идеальной кандидаткой для этого задания, и Бовейдин сотворил с ней настоящие чудеса. Лорла походила на часы, отсчитывающие время до полуночи. Взглянув за окно, Бьяджио обратил внимание на положение солнца. Скоро стемнеет. Ждать осталось недолго.
      - И так я одержу победу, Эррит, - сказал он сам себе. - А ты приедешь на Кроут, потому что ты слаб и потому что ты меня недооценил.
      Они все его недооценивали. Даже Аркус. Его возлюбленному императору не хватило предусмотрительности завещать империю Бьяджио. И дело было не в тщеславии, не в желании выдвинуться. Просто это было бы самым логичным выбором - а Аркус его бросил на произвол судьбы. Даже год спустя Бьяджио все еще не мог простить человека, заменившего ему отца.
      Единственным светлым пятном во всей этой истории была женщина Вэнтрана. Дьяна оказалась чудом, которого он не ожидал. И спустя почти две недели ее присутствие совершенно не было ему в тягость. У нее хватало ума, чтобы не думать о побеге, а в тех редких случаях, когда они разговаривали, она всегда пыталась убедить его в невиновности своего мужа. Она была доброй и преданной женщиной. И верной мужу. Жена Бьяджио, Эллианн, такой не была никогда. Но, с другой стороны, и он таким не был.
      Бьяджио внезапно решил, что разыщет Эллианн. Когда он вернется в Черный город, эта сучка приползет к нему, поджав хвост. Ее приманит запах богатства и власти. А он отправит ее восвояси ради одного только удовольствия видеть, как она будет недовольна.
      Бьяджио поставил рюмку. У него на столе лежало несколько разрозненных листков - нечто вроде дневника, который он вел в последнее время. Он тщательно записывал все события, иногда передавая целые разговоры: ему хотелось, чтобы отчет о его великом плане остался существовать не только как память, но и как руководство для его Рошаннов. Они по-прежнему рассеяны по всей империи и ждут его возвращения. Ему найдется о чем им рассказать.
      Но иногда его дневник был посвящен отнюдь не государственным делам. Иногда это были просто заметки холодного аналитического ума. Бьяджио взял перо и начал писать.
      "Жена Шакала оказалась совсем не такой, какой я ее себе представлял, писал он. - Ее глаза пантеры видят мои тайны - но кажется, что ей нет до них дела. И она меня не боится. Когда я рассказываю ей о моих планах увезти ее в Нар, она почти не реагирует. И она называет меня безумцем. Ей абсолютно безразлично, что она в моей власти.
      Но она наводит меня на интересные мысли..."
      Бьяджио прикусил кончик пера и начал рассеянно его жевать. Мысли о чем? О собственной смертности? Да, и еще о многом. Ему не нравилось, когда кто-то сомневался в его здравом рассудке, а особенно когда это делала жена Шакала. В империи найдется много людей, которые сочли бы безумцем Ричиуса Вэнтрана, однако это Дьяну не трогало. Он ослепил ее, заворожил своей странной притягательностью. Как и всех остальных.
      И Бьяджио по-прежнему его ненавидел. Несмотря на призывы Дьяны, ярость графа не унималась. Единственное, чего бы ему хотелось, - это оказаться на Кроуте в момент вторжения Вэнтрана. Ему приятно было бы снова увидеть своего заклятого врага.
      - - Терпение, - сказал он себе. - У тебя его женщина.
      Дьяна сможет заманить Ричиуса Вэнтрана хоть на край света. Она уже один раз это доказала. Бьяджио снова откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову и устроив ноги на крышке стола. Сегодня его жизнь прекрасна. А завтра станет еще лучше. Он закрыл глаза и погрузился в грезы, но вскоре их прервал осторожный стук в дверь. Граф заворчал и открыл глаза.
      - Лерайо, если это ты...
      - Господин, простите! - раздался голос раба. - Это срочно.
      - Тогда заходи, будь все проклято!
      Лерайо открыл дверь и робко вошел в кабинет. Он знал, что его господин ненавидит, когда ему мешают, так что сразу же приступил к докладу.
      - Только что приплыл корабль, господин, - сообщил раб. - Один из нашего флота.
      Бьяджио поспешно спустил ноги со стола и встал с кресла.
      - "Быстрый"?
      - Да, господин, - подтвердил раб. На его лице застыла тревожная улыбка, заставившая Бьяджио забеспокоиться.
      - И что еще? - спросил граф. - Я по твоей глупой улыбке вижу, что ты сказал не все.
      - Капитан Келара уже сошел на берег, господин. Он говорит, что ему срочно надо вас увидеть. Бьяджио воздел к небу руки:
      - Ну так что же? Веди его сюда!
      - Извините, господин. Я просто подумал...
      - Что, Лерайо? Что ты подумал? Я говорил тебе, что захочу увидеть Келару, как только он приплывет. Так почему ты тратишь мое время на эту чепуху? Просто приведи его ко мне.
      - Но, господин, - взмолился раб, - это не то, о чем вы думаете. Капитан Келара не один. Он привез с собой на берег еще кого-то. Другого моряка.
      Бьяджио поморщился. В последнее время происходит столько непредвиденного...
      - Какого моряка?
      - Господин, Келара сказал, что он с "Устрашающего". Граф со стоном упал в кресло:
      - О нет!..
      Это известие не было просто интересным. Это известие было ужасным. Бьяджио пытался справиться со своими чувствами, но они взбунтовались. Этот неожиданный приезд может означать только одно.
      Симон мертв.
      - Приведи их сюда, - прошептал Бьяджио. - Обоих.
      Лерайо с поклоном попятился. Бьяджио схватил рюмку и одним глотком допил херес, не заметив обжигающего горло приятного тепла. Ему вдруг захотелось убежать, спрятаться, чтобы никого не видеть. И он проклял себя за глупость, за то, что навязал Симону задание, ставшее причиной его гибели. Он отставил рюмку и устремил взгляд на порог, дожидаясь моряков и готовясь услышать ужасную весть.
      Первым в дверях появился капитан Келара. На нем был чистый мундир, и он приготовился к разговору, сняв шляпу и отвесив Бьяджио почтительный поклон.
      - Граф Бьяджио, - сказал он, - можно мне сказать одно слово?
      - Надеюсь, больше одного, - ответил граф. Он поманил капитана пальцем. - Входи, Келара.
      Келара посторонился, и стал виден его спутник, гораздо более молодой моряк со светлыми волосами и серьезным лицом. Он был худ и бледен, как многие люди Никабара. Увидев Бьяджио, он быстро и неуклюже поклонился, явно пытаясь подражать Келаре.
      - Как тебя зовут, моряк? - спросил граф.
      - Боцман Даре, сэр, - нервно ответил молодой человек.
      - Боцман Даре с "Устрашающего", правильно?
      - Да, сэр.
      - Тогда как ты здесь оказался?
      Боцман поморщился и посмотрел на Келару, словно прося помощи. Келара сделал шаг вперед. Его лицо стало очень серьезным.
      - Мы спасли его, граф Бьяджио. К сожалению, я вынужден сказать, что "Устрашающий" погиб. В живых остался один Даре.
      - Погиб? - переспросил Бьяджио. - Как это?
      - Нас протаранила лисская шхуна, - вступил в разговор молодой моряк. Она вышла из темноты и ударила нас в борт. Мы даже не заметили ее приближения.
      Капитан Н'Дек и остальные члены команды погибли вместе с кораблем. Он виновато потупился. - Выжил только я. Бьяджио почувствовал, как внутри у него все сжалось. Больше никто не выжил! Ни Симон. Ни ребенок Вэнтрана. Он мучительно застонал.
      - Я чего-то не понимаю, - сказал он. - "Устрашающего" протаранила лисская шхуна. А потом было что? - Граф пожал плечами. - Ты поплыл к Лиссу?
      - Нет, сэр.
      - Тогда как же тебя нашел "Быстрый"? - наступал Бьяджио, стремительно теряя терпение. - Где, черт возьми, находился "Устрашающий"?
      - Э... Граф Бьяджио, наверное, лучше мне пояснить, - сказал Келара.
      - Да, капитан, будьте так любезны.
      - Граф, "Устрашающий" шел к Кроуту, как и было задумано. А затонул он в лисских водах. Он взял туда курс... по приказу Симона Даркиса.
      - Что? - прошипел Бьяджио. Его взгляд метался между Келарой и Дарсом. - Что ты сказал? Объясни мне!
      - Это правда, - снова вступил в разговор Даре. - Симон Даркис находился на борту. С ним была дочь Шакала. Он приказал нам плыть в Лисе.
      - Даркис держал капитана Н'Дека у себя в каюте в качестве заложника, добавил Келара. - Он повернул "Устрашающего" к Лиссу властью Рошанна. Вашей властью, граф Бьяджио. По словам Дарса, Ричиус Вэнтран тоже находился на Лиссе. Даркис остался с ним.
      - Даркис сказал, что все это часть вашего плана, - сказал Даре. - Нам это было непонятно, но когда нас отпустили, нам стало все равно. Только они нас вовсе не отпустили. Мы думали, что свободны, но тут приплыл "Принц".
      - Принц? - переспросил Бьяджио.
      - "Принц Лисса", - пояснил Келара. - Флагман Прак-ны. На самом деле "Устрашающего" не отпустили. Когда наши решили, что благополучно смогли уплыть, "Принц" вернулся под покровом ночи. И потопил их. - Капитан печально покачал головой. - Я все это видел, но был слишком далеко и ничего не мог сделать. И на "Быстром" нет орудий. Я смог только спасти беднягу Дарса.
      Бьяджио слушал - и ужасался. Его не огорчило, что "Устрашающий" пошел ко дну, что погибла вся его команда. На чем сосредоточились его мысли - и что воплем взывало к нему, - это было известие о том, что Симон находится на Лиссе. Это было невероятно, и в то же время в его мозгу беспрестанно повторялось слово, которое лучше всего характеризовало случившееся.
      Предательство.
      - Не может быть! - ахнул он. - Зачем Симону понадобилось плыть на Лисе? Я не отдавал такого приказа!
      - Клянусь, это правда! - повторил боцман Даре. - Все, до единого слова. Даркис захватил командование судном и заставил нас плыть к Лиссу. И там мы его оставили. - Молодой человек презрительно улыбнулся. - Этого вшивого пса! Он предал нас - и по вашему приказу, сэр! Он это сделал, и я буду утверждать это до самой могилы!
      - Мне очень жаль, граф Бьяджио, - добавил Келара, - но это правда. Мы подобрали Дарса и сразу же поплыли к Кроуту. Я думал, что вы захотите как можно быстрее услышать эту новость.
      Бьяджио молчал. Келара вопросительно посмотрел на него:
      - Милорд?
      - Да, да, - прошептал Бьяджио. - Конечно, ты сделал все как надо, капитан.
      Келара с Дарсом недоуменно переглянулись. Бьяджио едва их видел. Он был словно в тумане. Он был раздавлен их известием - в эту минуту не смог бы даже встать с кресла. Симон его предал. Эта мысль была мучительной. О гибели Симона думать было больно, о предательстве - невыносимо.
      - Спасибо, капитан Келара, - проговорил он наконец. - Однако вам следует вернуться и продолжить патрулирование.
      - Да, милорд, мы так и сделаем, как только приготовимся. Мы возьмем кое-какие припасы и отправимся обратно. Я подумал, что мы могли бы отдохнуть один день или взять свежих людей с других кораблей.
      - Как хочешь, - рассеянно ответил Бьяджио. Боцман Даре шагнул вперед.
      - Сэр, - неуверенно сказал он. - Мне бы хотелось вернуться с "Быстрым". Я хочу отомстить этим лисским свиньям, насколько это в моих силах. С вашего позволения...
      Граф Бьяджио поднял голову,
      - Месть? - с горечью переспросил он. - Конечно. Почему же нет? Если у Келары найдется для тебя место, то я разрешаю тебе плыть с ним. Мсти сколько хочешь, моряк. Упивайся местью.
      Двое моряков вежливо поклонились и вышли. Погруженный в печаль Бьяджио услышал, как закрылась дверь. Никогда ему не было так одиноко. Он посмотрел на рюмку - она была пуста. Он рассеянно посмотрел в окно, но в саду никого не оказалось. За стеклянными дверями была только тишина - не слышно было даже далекого птичьего зова. К Кроуту приближалась зима, готовясь замуровать его льдом.
      - Зачем? - прошептал Бьяджио. - О мой милый друг! Зачем ты это сделал?
      Ответа не было. Он дал Симону все, включая Эрис. Он осыпал своего любимого друга подарками. У него была полная свобода, роскошные одежды, масса дорогих украшений... И все-таки Симон его предал! Как множество глупцов до него, он подпал под чары Ричиуса Вэнтрана. Бьяджио смахнул со стола рюмку, которая ударилась о стену и разбилась, а потом встал с кресла, резко отодвинув его назад.
      - Как ты смел так со мной поступить? - взревел он. - Я - граф Ренато Бьяджио!
      Бутылка с хересом оказалась возле книжного шкафа. В ярости граф поднес ее к губам и начал пить огромными глотками, заливая вином атласную рубашку. К чертям манеры. Ему было наплевать, что о нем подумают. Эта игра давно стала неинтересной. Теперь он пил, как матросы Никабара, непрерывно и не переводя дыхания, пока не осушил всю бутылку. А потом швырнул бутылку в стену, попав в бесценную картину, безнадежно испортив ее осколками и пятнами.
      - О, я с тобой не закончил, Симон! - пророкотал он. - Я любил тебя. А ты меня отверг!
      Он быстро оглядел комнату, ища, чего бы разбить. Ближе всего к нему оказался бюст Аркуса из слоновой кости. Бьяджио двинулся к нему, внезапно преисполнившись ненависти к своему прежнему наставнику. Захрипев, он поднял статую с пьедестала и бросил ее сквозь двери, ведущие в сад. Стекло брызнуло во все стороны.
      - Будь ты проклят, Аркус. И ты, и Симон!
      Бьяджио не владел собой и понимал это. Херес прожигал дыру у него в желудке, пробираясь к мозгу. Это было сладкое безумие, и граф не пытался с ним справиться. Он был во власти отвращения и муки безответной любви. Однако буйство и крики не помогали ему прогнать нарастающую боль. Перед глазами вставали образы - Эллианн, жены, которая его бросила, и Аркуса, императора, который ушел от него в смерть. Но больше всего он думал о Симоне - и образ этого человека обжигал его и терзал его сердце. Огромная стена, которой окружил себя Бьяджио, начала разрушаться, а вместе с нею пропадала власть над собой.
      - Делаешь мне больно? - прорычал он. - Нет, Симон! Это я сделаю тебе больно!
      В слепой ярости он выбежал из комнаты, и слуги, попадавшиеся ему на пути, шарахались в стороны. Он мчался вперед, отшвыривая всех, кто не успевал посторониться. На Кроуте у Симона почти ничего не было. Конечно, у него было какое-то имущество, но оно ничего не значило - Рошанн почти не живет дома. Бьяджио подумал было сжечь его одежду, выбросить его безделушки в воду и запретить произносить при нем его имя. Но чем это повредит его другу - предателю? Ничем. А Бьяджио хотелось ему повредить. Граф находился в пограничном мире между здравым рассудком и сумасшествием: голова у него оставалась достаточно ясной, и он мог думать, но остановить себя не смог бы.
      Неожиданно он оказался около музыкального салона. Двери были плотно закрыты, но граф не остановился. С громким воем он ударил в двери ногой. Как он и думал, там оказалась Эрис: она растягивалась у станка. Вторжение заставило ее испуганно вздрогнуть. Бьяджио увидел ее сквозь алую пелену.
      - Господин! - ахнула она. - Что случилось? Бьяджио двинулся к ней:
      - Ты отняла его у меня. Ты настроила его против меня! Эрис прижалась спиной к стене. Она была в ужасе. Длинная тень графа упала ей на лицо.
      - Господин, пожалуйста! - пролепетала она. - Что с вами?
      Он схватил ее, сжав локтем горло. Эрис испуганно закричала и стала вырываться из его ледяных объятий. У Бьяджио дрожал голос.
      - Он был мне дорог, девица! - прошипел он, выхватывая из-за пояса кинжал Рошанна. - А теперь я отниму то, что дорого тебе!
      Двадцать рабов слышали вопль Эрис. Ни один не посмел ей помочь.
      Дьяна почти весь день провела в своих покоях, далеко от помещений рабов. Ее комнаты располагались в тихой части дворца, и после полуденной трапезы она сидела одна над томами из библиотеки Бьяджио, практикуясь в нарском языке. Теперь она говорила на нем практически безукоризненно. Но читать по-нарски и делать на бумаге странные знаки ей все еще было трудно, и, читая, она очень внимательно исследовала текст, иногда даже произнося его вслух, чтобы проверить правильность своей интерпретации.
      Почти никого на Кроуте не зная, Дьяна редко выходила из своих комнат. После происшествия с Савросом она стала более тщательно избегать остальных нарцев. Если не считать Эрис, она почти ни с кем не разговаривала, а Эрис была занята ежедневным ритуалом репетиций. В этот день Дьяна решила не беспокоить свою подругу. Эрис сказала, что скоро они вернутся в Нар и ей следует усердно заниматься, чтобы ее танец был безупречен. Она станет знаменитостью. Так обещал ей Бьяджио. Дьяна оторвалась от книги и улыбнулась своей мысли. Они с Эрис были почти ровесницами, но танцовщица обладала невинностью, которая заставляла ее казаться намного моложе. Что бы ни делал Бьяджио, она отказывалась воспринимать его иначе нежели своим господином.
      Взглянув в окно, Дьяна заметила, что становится поздно. И неожиданно она снова почувствовала голод. Полуденная трапеза прошла очень давно, и вскоре настанет время ужина. Поскольку она всегда ужинала с Эрис, то и сейчас решила найти подругу. В это время дня Эрис все еще должна была находиться в музыкальном салоне, без устали отрабатывая каждое движение.
      Дьяна отложила книгу и вышла из комнаты. Тихие коридоры привели ее в более оживленные помещения дворца. Первое, что она заметила, - это вытянувшиеся лица слуг. Все они старались не встретиться с ней взглядами, все казались замкнутыми. Дьяна насторожилась. Дом Бьяджио был полон неприятных сюрпризов. Когда она наконец оказалась у дверей музыкального салона, то увидела собравшуюся там толпу. Здесь была и Кайла, служанка, приставленная к Дьяне. Дьяна остановилась, разглядывая печальное сборище. Несколько женщин плакали.
      - Кайла! - окликнула ее Дьяна. - Что случилось?
      - Ах, Дьяна! - вздохнула Кайла, поспешно подходя к своей госпоже. Это Эрис. Господин... господин ее наказал. Это известие заставило Дьяну вздрогнуть.
      - Что случилось? - отчаянно спросила она, глядя через плечо Кайлы на бестолково суетящихся слуг. - Где Эрис? Что с ней?
      - С ней плохо, леди Дьяна. Господин Бьяджио... Девушка разрыдалась. Дьяна схватила ее за плечи.
      - Что случилось, Кайла? - спросила она настойчиво. Дьяна встревожилась и хотела понять, что творится. - Где Эрис? Что с ней случилось?
      - Она у себя в комнатах, - ответила Кайла, дрожа и не в силах собраться с мыслями. - Ее туда унесли, забинтовали. Боже, сколько крови!
      Дьяна не стала медлить, выбежала из салона и бросилась прямо в комнаты Эрис. Ей рисовались самые мрачные картины. Бьяджио ее изнасиловал? Избил? Он был строг, когда речь шла о его требованиях. На бегу Дьяна сжимала зубы. Если он сделал ей плохо...
      У дверей Эрис Дьяна обнаружила еще одну толпу женщин. Они молчали, словно на поминках. Дверь в комнату танцовщицы была закрыта. Дьяна пробилась сквозь толпу.
      - Что случилось? - спросила она. - Что с Эрис? Немолодая женщина в запачканном кровью платье грустно покачала головой. Ее звали Бетия.
      - Господин поднял на нее нож, - сказала она. - Ей очень больно. Я дала ей снадобье, которое должно помочь ей заснуть, но...
      - Нож? - вскрикнула Дьяна. - Боже, он ударил ее ножом?
      Бетия положила руку Дьяне на плечо.
      - Он порезал ее, - мягко сказала она. - Ее ногу. Дьяна заморгала.
      - Не понимаю... - пролепетала она. - Зачем он это сделал?
      - Чтобы ее наказать, - ответила женщина. Она объяснила, что Бьяджио получил известие из Лисса о предательстве Симона Даркиса. Женщина пояснила, что он сейчас с мужем Дьяны и помогает лиссцам. Дьяна не верила своим ушам.
      - Симон жив? - переспросила она. - А как же...
      - Твой ребенок с ним, - сказала Бетия. На ее лице была широкая, но грустная улыбка. - Шани жива, Дьяна.
      Дьяна расплакалась. Не стесняясь никого, она позволила слезам заструиться по лицу. Шани жива! И она в безопасности, с Ричиусом. Более счастливого известия невозможно было себе представить. Вот только...
      - Что случилось с Эрис? Зачем он нанес ей рану? Женщина пожала плечами:
      - Не знаю, девочка. Наверное, хотел наказать ее за то, что сделал Симон. Но это жестокая несправедливость. Он ее убил, вот что он сделал. Он отрезал ей полступни.
      - О нет! - застонала Дьяна. - Ох, Эрис!
      Она должна пойти к Эрис. Никто из слуг не пытался возразить, когда Дьяна направилась к двери. Собравшись с духом, она открыла дверь, не постучав. И оказалась в темной комнате с задернутыми занавесками.
      - Эрис! - позвала она, стараясь, чтобы голос звучал обычно. - Это Дьяна.
      - Уходи, Дьяна, - раздался умоляющий голос Эрис. - Боже, не смотри на меня такую!
      Дьяна разглядела ее в темноте. Юная танцовщица лежала на кровати в дальнем конце комнаты. Почти все ее тело было закрыто одеялами, но раненая нога, плотно замотанная бинтами, высовывалась из-под них. Вокруг покрасневших глаз собрались горячие слезы. Увидев Дьяну, Эрис отвернулась. Дьяна не обратила внимания на просьбу уйти. Она вошла в комнату, закрыв за собой дверь. Когда дверь закрылась, темнота стала гуще. Дьяна осторожно прошла по неосвещенной комнате, медленно приближаясь к кровати, пока ее глаза привыкали к темноте.
      - Эрис, не прогоняй меня, - мягко сказала она. - Я хочу тебе помочь.
      - Мне никто не может помочь. Посмотри, что он со мной сделал, Дьяна! Посмотри, что он сделал...
      В темноте Дьяна едва могла различить искалеченную ногу. Однако ей было понятно, о чем говорила Бетия. В каком-то смысле Бьяджио действительно убил Эрис.
      - За что он меня так? - прорыдала Эрис. - Я ничего плохого ему не сделала!
      - Ах, Эрис! - вздохнула Дьяна. - Мне так жаль!
      - Я больше не смогу танцевать. Никогда. Он отнял у меня это. За что?
      На этот мучительный вопрос ответа не существовало. Бьяджио безумен. Это было единственным объяснением. Дьяна встала на колени рядом с кроватью Эрис и нашла под одеялом ее руку. Пальцы Эрис были безжизненны. Ее глаза слепо смотрели на Дьяну.
      - Эрис, будь сильной! - взмолилась Дьяна. - Пожалуйста! Ради меня. Мне нужно, чтобы ты была здесь, со мной. Кроме тебя, у меня никого нет.
      - Не могу, Дьяна, - прошептала Эрис. - Я пропала. Он отнял у меня жизнь. У меня ничего не осталось. Я умру.
      - Ты не умрешь! - возразила Дьяна. - Я не позволю тебе. И можно жить не только ради танцев. Симон жив, Эрис.
      Девушка кивнула:
      - Знаю. Вот почему господин сделал со мной такое. - Она отвернулась. И теперь Симон не сможет меня любить. Я калека, уродец.
      - Эрис...
      - Уходи, Дьяна, пожалуйста! - вскрикнула Эрис. - Оставь меня!
      Дьяна выпрямилась и неловко застыла у кровати. Ей хотелось утешить Эрис, но она не находила слов, которые бы умерили боль или помогли восполнить тяжелейшую утрату. Эрис была танцовщицей, телом и душой. А теперь она стала ничем - и казалось, будто на ее месте появился призрак.
      - Я загляну к тебе попозже, - пообещала Дьяна. - А пока поспи.
      Эрис не ответила. Она продолжала неподвижно лежать на кровати. Дьяна наклонилась и поцеловала несчастную в лоб, а потом повернулась и вышла из спальни.
      Однако на этот раз она не собиралась возвращаться к себе. - Где Бьяджио? - рявкнула она на слуг. Они толклись на месте, словно овцы, и никто не решался ответить. - Говорите! - потребовала Дьяна. Она повернулась к немолодой женщине, которая разговаривала с ней раньше. - Бетия, где он? Ты знаешь?
      - Дьяна, не ходи к нему. Он только сильнее разъярится.
      - Не защищай это чудовище! - прогремела Дьяна. - Просто ответь мне, где он!
      - Не знаю, - ответила Бетия.
      - А я знаю, - вмешался тонкий голосок. Вперед вышла юная прислужница. - Я видела, как он вышел из южных ворот и пошел на берег.
      Дьяна не стала благодарить девушку. Она гневно зашагала в южное крыло здания. Бетия что-то говорила ей вслед, но Дьяна не слушала. Она была разъярена и хотела схлестнуться с Бьяджио, пока храбрость не покинула ее.
      У южных ворот стояли двое охранников. Дьяна приготовилась к стычке, но они, к ее изумлению, молча посторонились. За воротами дворца в лицо ей ударило солнце. Бьяджио сидел на песке и тупо смотрел на корабли у горизонта. У него был задумчивый и отрешенный вид, выглядел граф гораздо хуже, чем в ту ночь, когда она застала его за приемом снадобья. Дьяна подавила страх и направилась к нему. Ветер усилился, и волны бились о берег, обдавая Бьяджио брызгами. Было ужасно холодно. Вышедшая без куртки Дьяна начала дрожать.
      "Мне не страшно", - сказала она себе.
      - Бьяджио! - позвала она издали.
      Услышав ее голос, он только покачал головой. Дьяна подошла к нему. Волосы у него разметались и намокли от прибоя, рубашка была залита вкном. Когда он наконец поднял голову и посмотрел на Дьяну, она заметила, как покраснели у него глаза, воспалившиеся от слез. Лицо его превратилось в маску безумца.
      - Я знал, что ты придешь, - объявил он с насмешливо. - Будешь теперь меня бранить?
      - Ах ты, подонок! - вскипела Дьяна. - Как ты мог это сделать?
      - Граф Бьяджио делает все, что ему заблагорассудится, женщина. Он не спрашивает позволения.
      Не задумываясь, она замахнулась и припечатала пощечину на это заносчивое лицо. Наступило потрясенное молчание. Дьяна отступила на шаг, не сомневаясь в том, что обрекла себя на смерть. Однако Бьяджио не впал в безудержную ярость. Вместо этого он прижал руку к покрасневшей щеке и, как это ни странно, выглядел пристыженным.
      - Говори, когда я к тебе обращаюсь! - потребовала Дьяна. - Я тебе не рабыня. И я тебя не боюсь.
      - Тогда ты похожа на своего мужа, женщина. Ничего не боишься. - Граф помолчал. - Ты знаешь, что случилось?
      - Кажется, знаю. Симон жив.
      - Он в Лиссе.
      - Это не повод калечить Эрис. Бог мой, ты же ее зарезал!
      - Он меня предал! - взорвался Бьяджио. - После того, как я дал ему все! Он и сейчас сидит на этих проклятых островах вместе с твоим мужем. Я просто отнял у него то, что он отнял у меня.
      - Ты не имел права...
      - Я имел полное право! - воскликнул он. Его трясло словно в лихорадке. - Я - граф Ренато Бьяджио! Эрис принадлежит мне, и я могу делать с ней, что захочу. На этом острове все принадлежит мне! - Тут он снова отвернулся и забормотал: - Скоро мне будет принадлежать вся империя. Все будет так, как должно было быть с самого начала. Я буду сидеть на Железном троне. Я верну к жизни Черный Ренессанс. Мой великий план осуществится!
      Он едва мог связно говорить. Дьяна не знала, остаться ей или уйти. Однако охранники Бьяджио дали ей пройти не случайно. Значит, этому безумцу хотелось, чтобы она находилась здесь.
      - Ты рассказал мне не все, - заявила Дьяна. - Твои охранники дали мне пройти. Почему? Бьяджио пожал плечами:
      - Ты уже слышала новость.
      - Какую новость?
      - О Симоне. И твоем ребенке.
      - Шани? Что о ней известно? Бьяджио досадливо покачал головой:
      - Почему ты притворяешься тупой? Твой ребенок жив. Я решил, что тебе следует об этом знать. Вот и все.
      Это невероятное признание лишило Дьяну дара речи.
      - Ты хотел сообщить мне об этом? - тихо спросила она. - И поэтому разрешил мне выйти к тебе?
      - Да, - резко проговорил Бьяджио. - А теперь можешь идти. До свидания.
      - Я не уйду, - ответила Дьяна. - Пока не уйду.
      Она опустилась на песок рядом с ним, так близко, что ощутила его дыхание. Выглядел он ужасно. Поток слез смыл всю его золотистую красоту. Но когда она придвинулась к нему, он с содроганием отвернулся.
      - Ты мне здесь не нужна, - сказал он. - Уходи.
      Дьяна попыталась улыбнуться. От этого безумца крайне трудно было добиться толку, но Дьяна считала, что у нее все же получается.
      - Ты ее погубил, - сказала она. - Разве ты не понимаешь, как это ужасно?
      - То, что я сделал с Эрис, - это мое право! - продолжал яриться он. Она мне принадлежит, женщина. И ты тоже мне принадлежишь, признаешь ты это или нет.
      - Я никому не принадлежу, - заявила Дьяна. - Я свободная женщина.
      Бьяджио ехидно засмеялся:
      - Ты моя пленница. И если ты не можешь отправиться в Люсел-Лор вплавь, то ты мне принадлежишь. И не считай меня таким мягкосердечным, женщина. Сегодня у меня появились новые основания ненавидеть тебя и твоего мужа. И если ты меня не боишься, то ты - дура.
      Дьяна не сдавалась:
      - Я тебя не боюсь. Уже не боюсь. Посмотри на себя: ты оплакиваешь того, кого любил. Раньше я бы в это не поверила, но теперь я вижу, какой ты на самом деле. Можешь сколько хочешь говорить, что ты не похож на других, но это не так. Ты - просто человек.
      - Я не просто человек! - оскорбился Бьяджио. - Скоро я буду императором! И тогда ты будешь обращаться со мной с тем уважением, которого я достоин, и не посмеешь говорить со мной вот так. - Он смерил ее плотоядным взглядом. - Я заберу тебя с собой в Черный город, Дьяна Вэнтран. Не сомневайся.
      Дьяна покачала головой:
      - Как бы я ни старалась, ты ничего не желаешь слушать? Ты переполнен злобой.
      - И у меня есть на это все основания. Твой муж продолжает отнимать у меня. Он отнимает, отнимает и отнимает! Сначала Аркуса. Потом Империю. А теперь... - Бьяджио оборвал свою тираду. - Ну, так на этот раз это я отниму у него. Ты будешь моей приманкой. И когда он явится тебе на помощь, я его поймаю. И заставлю его задержаться, даю тебе слово.
      - Ты сумасшедший, - сказала Дьяна. Она поднялась с песка, понимая, что все ее усилия тщетны. - И ты прав. Я - дура. Мне казалось, что я смогу показать тебе, насколько ты заблуждаешься. Мне казалось, что я смогу пробиться сквозь твое безумие, заставить тебя услышать меня. Но у меня ничего не получается. И ни у кого не получится. - Она печально вздохнула. Если ты собираешься везти меня в Нар, так вези. Но я не буду жить в страхе перед тобой, Бьяджио. И ты никогда не будешь мною владеть.
      Бьяджио улыбнулся.
      - У меня все еще хватает здравого рассудка, чтобы помнить наш уговор, Дьяна Вэнтран. И я не буду делать новых попыток захватить твоего ребенка. Мне это не нужно, раз здесь есть ты. Помни это.
      Дьяна удивленно воззрилась на графа. Перед ней были будто два разных человека, будто две части расколотого зеркала. Он потратил столько усилий на то, чтобы захватить ее дочь - а теперь гарантировал ее безопасность! И, не в силах его понять, Дьяна просто пожала плечами, смирившись с тем, что граф останется для нее тайной.
      - Не жди, чтобы я снова к тебе пришла, - сказала она. - Я больше не стану с тобой разговаривать.
      С этими словами она повернулась и, оставив графа наедине с мрачными мыслями, направилась обратно во дворец.
      Эрис лежала в постели, погрузившись в объятия наркотика. Лекарственный сбор, который дала ей Бетия, удивительно эффективно заглушил боль в отрезанной ноге, но не помог против боли от потери. Она всю жизнь училась танцевать: это умение дарило ей смысл жизни, определяло ее. Она не была просто рабыней: она была исполнительницей, почитаемой и любимой.
      А теперь она стала никем.
      Она не понимала, зачем господин сделал с ней такое. Она знала только, что это было сделано и что она больше никогда не сможет даже нормально ходить, а не то что танцевать или выступать в Черном городе перед толпой восторженных аристократов. Эти юные грезы исчезли. И теперь ее ждала только бесконечная пропасть забвения.
      - Я никто, - сказала она себе. Ее голос прозвучал неожиданно громко и эхом отдался в мозгу, усиленный наркотическим опьянением. - И я не хочу быть никем.
      Эрис с трудом слезла с кровати и стянула с нее простыню. Скрутив из нее длинную веревку, она закрепила один ее конец на крепком кольце для факела, вделанном высоко в стену. Работая, она не раздвигала занавесок. Собрав все силы, она придвинула к стене стул, неуверенно забралась на него и завязала второй конец веревки вокруг шеи.
      До самого позднего вечера никто не знал, что она убила себя. Ее обнаружила Дьяна.
      37
      Истрейя
      Лорла любовалась на творение Дараго. Уже больше часа верующие Черного города проходили через большой зал собора, приходя в благоговейный восторг при виде росписи Дараго, которую сам художник открыл под звуки фанфар. Паломники из Дории и горцы, пилигримы из Казархуна и семьи из северной Криисы пришли увидеть плоды долгих трудов мастера. Они тысячами наполняли собор и прилегающие к нему улицы. В толпе ходили священники и стражники, следившие за соблюдением порядка. Дети переставали плакать, когда смотрели наверх - их поражала увиденная там красота. Зал был набит до отказа. Длинная очередь начиналась у дверей, вилась по всему собору и уходила в сад, где толпились еще тысячи людей, терпеливо ждущих, когда наступит их очередь увидеть роспись великого Дараго - дар, который им всем преподнес архиепископ Эррит.
      Лорла ждала в большом зале, восхищаясь живописью вместе с другими зрителями. Наступила Истрейя, самый главный из религиозных праздников Нара. А еще это был день ее рождения, Или это был день, который господин Бьяджио просто назвал днем ее рождения? Она не знала. Единственное, что она точно помнила, - это свое задание.
      О нем ей сказал ангел.
      Он обращался к ней бестелесным голосом, звучавшим у нее в голове. Каждый раз, когда она видела ангела, он напоминал ей о ее долге. Ее воспоминания стали отчетливее. Она вспомнила военные лаборатории и странные снадобья, которые ей там давали, сверкающие иглы и холодные комнаты. Все туманные лица, которые так долго были серыми призраками, стали яснее. Она видела Бьяджио. У него было золотое лицо и покоряющая улыбка. А еще она видела карлика, но имени его не знала. Лорла чувствовала себя другим человеком. И это ее пугало.
      Неподалеку от нее, чуть в стороне от толпы стоял Дараго. Он переговаривался с теми, кто восхищался его шедевром. На его лице сияла гордая улыбка. Время он времени он поворачивался к Лорле и подмигивал ей. Его помощники разошлись, и остался один Дараго, демонстрировавший свое достижение. Толпа была от него в восторге. Люди восхищались тем, что он для них сделал, а наиболее верующие плакали, взирая на его видение святых писаний, превратившихся в великолепные фрески. Все персонажи, которые показывал Лорле Дараго, теперь полностью ожили и сияли красками. Сиротка Элиоэс получала от Бога благословение. Эйдана предавали и низвергали с Небес, а на другом панно его дети убивали друг друга. Лорла видела страшные битвы и сотворение душ и вместе со всеми смеялась, видя комическое изображение Джадика - бывшего святого, который предал Бога. Отец Эррит объяснил Лорле эти сюжеты. Он привел ее на тропу веры и открыл перед ней тайны священных книг. И, глядя на изображение Элиоэс, девочка больше не чувствовала себя сиротой. Она чувствовала себя любимой.
      Но Эррит был врагом господина. Лорла не знала, почему так получилось, но это было так. А господин был ее настоящим отцом. Он спас ее от ужасной жизни с отвратительными родителями и избрал ее для исполнения своего поручения, потому что она была особенная. Даже ангел говорил ей, что она особенная. Лорла посмотрела на него через зал. Фантастическая модель тоже была выставлена на всеобщее обозрение и вызывала почти столько же восторгов, как и панно Дараго. Это заставляло кроутского художника кипеть от негодования. Подобно его росписи, модель собора была безупречна, и все, кто ее видел, отмечали качество исполнения и точность, видели, сколько любви было вложено в ее создание. Все, кроме Лорлы. Когда она увидела модель, ей стало неприятно. Она была красивая, безупречная и дьявольски хитроумная, и хотя Лорла не знала ее точного предназначения, но чувствовала, что в ее стенах прячется что-то плохое.
      "Плохое?" - спросила она у самой себя. Нет, этого не может быть. Модель была изготовлена по воле господина, а господин всегда знал, что делает. Она раздраженно встряхнула головой в попытке избавиться от внутренних голосов. Лорла спорила с ними, а они ее ругали, и краем сознания Лорла понимала, что они имеют право сердиться.
      - Господин Бьяджио дал тебе жизнь, - говорили они. - Как ты можешь его предать?
      И Лорла всегда виновато соглашалась. Бьяджио был ее господином. Он дал ей жизнь. Так ведь? Но Эррит подарил ей любовь. Она привязалась к старику и не хотела причинять ему боль. Она приехала в собор, ожидая увидеть дьявола, а нашла покровителя, доброго и погруженного в заботы. И он не догадался о ее обмане. Для него она оставалась чудесной девочкой восьми лет.
      "Я урод, - с горечью сказала она себе. - Ни женщина, ни ребенок".
      Герцог Локкен и Карина, герцог Энли и Нина - все они напоминали ей, кто она, а вот Эррит - нет. Он принял ее. Один он позволил ей быть такой, какой ее сделал бы Бог, если бы Ему не помешали военные лаборатории.
      - Господин Бьяджио, - отчаянно прошептала она, - не заставляйте меня это делать. Я не хочу.
      Голоса начали на нее кричать. Лорла расплакалась. Мужчина с семьей, восхищавшийся росписью, заметил ее слезы и повернулся, чтобы ее утешить.
      - Девочка, - спросил он, - что случилось?
      Лорла подняла голову. Незнакомец был очень высокий, и она вдруг яснее почувствовала, какая она неестественно маленькая. Он был одет совсем просто, не как богатый аристократ. И его родные тоже были большими и некрасивыми: девочка, мальчик и усталая жена. Все они смотрели вверх и бессловесно восхищались живописью. Лорла посмотрела на свое дорогое платье, и ей вдруг стало стыдно.
      - Ничего не случилось, - ответила она. - Это потолок. Он такой красивый!
      Ей слишком легко было лгать.
      - Да, очень, - сказал мужчина. - Сегодня мы видим, что сделал для нас Бог. Все так прекрасно! Он хочет, чтобы весь мир был прекрасным. Но поскольку мир не может быть безупречным, Он посылает таких людей, как Дараго, чтобы они показывали нам небо.
      Лорла заморгала: эта мудрая мысль ее очаровала.
      - Правда? Вы в это верите?
      - О да! - заявил мужчина. - В мире так много зла. Но иногда нам удается на секунду заглянуть на Небеса. - Он снова посмотрел вверх, на панно, и размяк от восхищения. - Планы Бога больше планов человека, девочка. Никто не может устоять перед Богом и природой. Даже такие великие люди, как Эррит.
      - Не может? - спросила Лорла.
      - Нет, - безмятежно ответил незнакомец. - Существует порядок вещей. Бог установил его. И человеку не подобает его менять.
      И он отошел, а Лорла осталась, пораженная его удивительными словами. Человек вернулся к своей семье и медленно ушел вместе с ней, затерявшись в толпе. Лорла опять посмотрела в другой конец зала, на модель собора. Там собралась толпа детей, возбужденных и изумленных.
      Увидев их, Лорла задрожала всем телом. Скоро отец Эррит начнет свое обращение к верующим. Потом он уйдет из собора, чтобы выполнить церемонию отпущения.
      Время кончалось.
      У небольшого балкона, выходящего на площадь Мучеников, архиепископ Эррит сидел уронив голову на руки. Рядом стояли отец Тодос и еще несколько священников. Сквозь стеклянные двери они смотрели на собравшуюся внизу многотысячную толпу - скопище верующих, которые пришли, чтобы выслушать ежегодное обращение епископа. До Эррита доносился шум толпы, напоминавший прибой. Он знал, что в этом году от него ждут больше обычного. А у него не было для них ничего.
      В этот праздник, впервые за много десятков лет, у епископа не было подготовленной речи. Последние два дня он горевал о Форто и своем слабеющем теле, с каждым днем все глубже погружаясь в пучину абстиненции. Он даже не пришел на открытие своей драгоценной росписи - событие, которого с нетерпением ждал много лет. Этот день был ужасным, и Эррит был глубоко обеспокоен.
      По Черному городу расползались слухи. Дредноуты Никабара стояли у горизонта, и их видели все, кто находился на улицах. Люди были в страхе. Они гадали, где Форто и почему Эррит не отправил Черный флот восвояси. Они ждали от Собора Мучеников указаний, и их тревоги легли на плечи Эррита тяжелым грузом. Епископ закрыл глаза и погрузился в молитвы.
      "Отец мой Небесный, помоги мне! Помоги побороть демона, таящегося во мне - хотя бы на сегодня. Я согрешил. Я слаб. Прости меня".
      Это был день отпущения грехов, день, когда Эрриту нужно было выйти на улицы и передать людям Божественное прощение. Эта мысль вызывала у него горький смех. Как мог он, самый грешный из людей, отпускать кому-нибудь грехи?
      "На моих руках столько крови, Отец, - продолжал он молиться. - Столько неправедных дел! Но я все это делал ради тебя. Я..."
      Он оборвал молитву, не находя в себе сил продолжать. Черный Ренессанс был раковой опухолью. Бьяджио был дьяволом. И у Бога были на Нар свои планы. Разве все это не было правдой? Эррит уже не знал.
      - Эррит? - осторожно окликнул его Тодос. - Время подходит. Вас ждут.
      Эррит открыл глаза и посмотрел на своего сподвижника. Священник показался ему испуганным.
      "Неужели я настолько плохо выгляжу?" - подумал епископ.
      К ночи он снова окажется в тисках абстиненции, его будет тошнить, лихорадить, и он едва сможет себя обслуживать. От пищи у него начнется рвота, музыка заставит кричать. Но сейчас Эррит об этом не думал. Ему хотелось только пережить этот день. И если он этой ночью умрет в постели, тогда он уйдет к Богу и ответит за свои грехи, а Бог назовет его хорошим или плохим и либо вознаградит, либо накажет.
      - Ждут? Да, наверное, ждут, - сказал он, выдавливая из себя кривую улыбку. Тодос подал ему руку.
      - Вы сможете встать?
      - У меня достаточно сил, - ответил Эррит, отвергая его помощь. - Пока.
      Он поднялся на ноги и повернулся к дверям балкона. Сквозь стекло виднелось людское море, волнующееся на площади Мучеников. Верующие терпеливо ждали своего духовного руководителя. Некоторые говорили, будто бы нарцы не ведают иного Бога, кроме самих себя, но Эррит знал, что это неправда. Они боятся будущего, как все люди, и ждут ответов от неба. И от Эррита.
      Епископ сделал глубокий вдох и кивнул ожидающим священникам. Те сразу же открыли балконные двери. В последний раз безмолвно попросив Бога о силах, Эррит вышел на балкон, навстречу разноголосым приветствиям десяти тысяч нарцев.
      Среди многочисленных толп, собравшихся на площади Мучеников, стоял спиной к морю Редрик Бобе и смотрел вверх, на балкон. Вокруг него топтались самые разные люди, все - верноподданные Нара, собравшиеся услышать своего правителя, Эррита, и почерпнуть у него мудрости. По телу мастера пробежала дрожь сладостного предвкушения. Он рано пришел на площадь и терпеливо ждал появления епископа. Когда на балкон выступил почтенный Эррит, все кругом радостно закричали. Однако Дудочник кричать не стал. При виде Эррита он ахнул.
      - Боже! - воскликнул он. - Что у него за вид!
      Крошечная темная фигурка рядом с ним подняла голову. Министр Бовейдин посмотрел на балкон из-под огромного капюшона и садистски хохотнул.
      - Снадобье, - прошептал он на фоне шума. - Оно его сжирает.
      Дудочник кивнул, делая вид, будто понял. Бовейдин был человеком скрытным, и только яркие глаза выдавали его тайну. Но, как и большинство жителей столицы, Редрик Бобе кое-что слышал о снадобьях высшей аристократии, продляющих жизнь. При виде епископа он содрогнулся. Эррит казался уродом. И Бобе, ненавидевший епископа и его церковь, порадовался его мукам.
      Крики вокруг не смолкали. Эррит поднял трясущуюся руку, призывая толпу к молчанию. Игрушечных дел мастер с ухмылкой скрестил руки на груди.
      - Вы только послушайте, как орут эти дураки! - язвительно заметил он.
      Стоящий рядом Бовейдин покачал скрытой под капюшоном головой.
      - Эррит - талантливый оратор, Редрик Бобе. Ему много известно о законах Небес.
      - Меня это не интересует, - отмахнулся от него мастер. - Я здесь только для того, чтобы посмотреть на... празднество.
      - Уже совсем недолго, - сообщил Бовейдин. - И, поверь, ты будешь ослеплен.
      В голосе ученого звучала искренняя гордость. Однако Редрик Бобе гордости не испытывал. Его совсем не радовало, что он сделал кукольный дом и доставил его в собор с такими предосторожностями. Все это было необходимостью. Сегодня же он действовал по собственным побуждениям и знал это с полной определенностью. И тем не менее гордости он не испытывал.
      - Ну? - прошептал он, нагибаясь ближе к Бовейдину. - Когда это произойдет?
      - Только когда девочка запустит устройство, - ответил карлик. - А этого не случится, пока Эррит не закончит обращения. Во время отпущения я советую тебе отойти в сторону.
      Отпущение. Дудочник Бобе закусил губу. В глубине души он оставался человеком верующим. Конечно, никто об этом не знал, потому что он много лет не посещал богослужения, но он по-своему отмечал все праздники. И пока часы отсчитывали последние минуты до рокового часа, а Эррит протягивал над толпой руку, игрушечных дел мастер задумался о своем месте в мире и о своем месте на Небесах.
      - Это все равно надо сделать, - рассеянно проговорил он. - На самом деле выбора нет. Бовейдин ухмыльнулся:
      - Меня убеждать не нужно.
      - Нет, действительно! - настаивал мастер. - Он - Дурной человек. Он об этом не знает, но это так. Он причинил вред многим и многим. Он испортил жизнь мне и моей жене.
      Бовейдин повернулся к нему.
      - Успокойся, Бобе, - предостерег он своего спутника. - Не вздумай отступить.
      - Я не отступаю, - огрызнулся Бобе. - Я прекрасно знаю, что делаю. И что сделал. А теперь тише - он говорит.
      На балконе, высоко над охваченной обожанием толпой, епископ Эррит заговорил. Его голос был слабым и дрожал. Редрик Бобе едва мог его расслышать. В досаде он потребовал, чтобы рядом замолчали - но люди вокруг него только дышали, и это их хриплое дыхание помешало Дудочнику.
      - Что он говорит? - недовольно спросил Бобе.
      - Заткнись, идиот! - проворчал Бовейдин.
      Постепенно голос Эррита креп. Редрик Бобе подался вперед, словно несколько лишних пядей могли помочь ему лучше услышать епископа. Повсюду на площади тысячи людей сделали то же, недоуменно глядя на главу своей церкви. Бобе почувствовал прилив тошноты. Казалось, Эррит вот-вот потеряет сознание. А эти пятна у него на лице - неужели это слезы?
      -... прощение, - говорил епископ. Он положил руки на перила, чтобы не упасть. - Все мы здесь не без греха. Даже на моей душе лежит тень.
      Бобе отшатнулся: это признание его ошеломило. Он по-трясенно уставился на Эррита. Слабый старик черпал силы в собственной убежденности, и вскоре его голос уже загремел над площадью, словно глас Божий.
      - И как вы все просите сегодня у Бога отпущения грехов, - прогремел Эррит, - так и я преклоняю колени перед Небом и прошу Господа о прощении моих грехов. Я повел империю по ужасному пути. Я убивал и калечил во имя Божие. Я считал, что на то Его воля. Но я ошибался.
      Епископ сделал паузу - и наступила поразительная тишина. Сердца всех были у него в руках. Даже сердце Редрика Бобса. Ожесточенное сердце мастера смягчало каждое новое и неожиданное слово, и когда епископ заплакал открыто и не стыдясь этого, - Дудочник почувствовал, что у него в горле встал тугой ком.
      - Ох, нет! - прошептал он. - Не делай со мной этого, негодяй!
      - Вы все видели военные корабли за вашими плечами, - объявил Эррит. Они хотят вернуть на нашу землю войну. Я делал все, чтобы вернуть Нару мир. Но ради этого мира я убивал и калечил, и душа моя пропиталась кровью. Я молю Бога простить меня. - Он снова воздел руки над толпой. - Я молю вас всех.
      Снова наступила тишина - а потом ее разорвал первый возглас из толпы, возглас любви, которые подхватили все новые и новые голоса, пока наконец все присутствующие не разразились одобрительными криками. Редрик Бобе почувствовал, как его покидает жизнь.
      - Что он говорит? - возмущенно вскрикнул Бовейдин. Ученый откинул капюшон и яростно воззрился на Эррита. - Что это такое?
      Редрик Бобе тяжело вздохнул:
      - Он просит, чтобы мы его простили, карлик.
      - Это уловка! - зарычал Бовейдин. - Очередная хитрость. Не слушайте его, вы все!
      Однако это не походило на уловку, и Редрик Бобе не сомневался в подлинности епископских слез: ни один человек не мог бы сыграть так убедительно. Мастер грустно покачал головой. Слишком поздно. Все слишком поздно. Они довели епископа до крайности, а теперь их оружие вот-вот сработает - когда в нем уже нет необходимости.
      - Боже, помоги мне! - простонал он. - О мой Бог!
      - Перестань каяться, кретин! - прошипел Бовейдин. - Мы ничего дурного не сделали.
      Редрик Бобе посмотрел на него сверху вниз.
      - Сделали, - спокойно возразил он. - И нам уже ничего не изменить.
      Лорла не присоединилась к тем, кто вышел на площадь, чтобы услышать обращение отца Эррита. Вместо этого она осталась в большом зале, неотрывно глядя на модель собора. В огромном помещении она осталась одна - не считая Дараго. Художник все еще не мог отвести глаз от своего шедевра. Любуясь им, он, казалось, молился. Над головой у Лорлы Элиоэс и другие изображения смотрели вниз словно живые. Лорда жалела, что они не говорят, не могут заглушить тех голосов, которые вопили у нее в голове. На ее грудь Давил тяжелый груз. Она не понимала, что с ней еделали в лабораториях и почему боль пришла так неожиданно и стала такой сильной.
      "Так вот что значит быть особенной?"
      Время уходило, голоса становились все громче, требуя, чтобы она подошла к ангелу. Крошечная фигурка парила над вратами собора, маня ее своей трубой. Лорла почти слышала ее дьявольскую музыку. И чей голос к ней взывает? Это голос господина? Или карлика, имени которого она не знает?
      Время полетело еще быстрее. Лорла знала, что отец Эррит заканчивает свое обращение. Скоро он выйдет на площадь отпускать грехи. Лорла шагнула вперед.
      "Сделай это! - требовали голоса. - Ты нужна господину".
      Она нужна герцогу Энли. И Нине. И Локкену с Кариной тоже. Она убеждала себя, что составляет часть чего-то гораздо большего, чем она, чего-то огромного и важного.
      - Господин любит меня, - сказала она. Ей отчаянно нужно было в это верить. - Он не причинит мне вреда. Ему нужно, чтобы я была сильная.
      "Будь сильной и закончи дело", - согласился голос.
      Дараго не смотрел в ее сторону. Лорла осторожно протянула дрожащую руку и дотронулась до ангела.
      "Из стороны в сторону, - напомнило ей устройство, - Меня надо двигать из стороны в сторону".
      Рука Лорлы словно окаменела. Что бы она сегодня ни сделала, ее мир изменится навсегда. Все говорили ей, что ее дело - доброе. И важное. Теперь она уже не была в этом уверена. Это Эррит был добрым. Он не был зверем, как ей внушали.
      Так ведь?
      "Я не знаю!"
      И несмотря на идущую в ее душе битву, Лорла передвинула ангела слева направо. Она сдвинула его всего на дюйм, но он встал на место с механическим щелчком, который вывел ее из оцепенения. Она шагнула назад, глядя на фигурку. Лорла была уверена, что случится что-то ужасное. И до нее донеслось почти неслышное жужжание.
      - Лорла! - окликнули ее с другого конца зала. Она вздрогнула. Там стоял отец Тодос. В глазах священника были слезы, а на лице - непривычно широкая улыбка. - Архиепископ Эррит закончил свое обращение, - сказал он. Сейчас он выходит на площадь, чтобы провести отпущение. Ему хочется, чтобы ты была в ним, Лорла.
      Секунду Лорла стояла неподвижно, а потом отступила от кукольного дома. На ее мозг опустилось дурманящее спокойствие. Она выполнила то, чего ожидал от нее господин. Все закончилось в одно мгновение. Голоса у нее в голове внезапно замолчали, впервые за много дней дав ей покой. Измученная и недоумевающая, она кивнула.
      - Иду, - устало сказала она и вышла из зала вслед за отцом Тодосом.
      В стенах Лорлиного подарка проснулась машина Бовейди-на. Трубки, которые так долго дремали, наполнились струями воздуха, и давление внутри серебристого цилиндра постепенно стало расти. Горючий состав внутри трубок потек по механизмам. Его охлаждали похожие на чешую лопатки радиатора.
      Давление будет расти еще час.
      На площади Мучеников архиепископ Эррит сидел на помосте в окружении священников, раздавая прощение со своего раззолоченного кресла. Гигантская толпа, слушавшая его обращение, теперь выстроилась в очередь, чтобы получить святое причастие отпущения. Почти целый час епископ работал без передышки, с сияющим лицом. Бесчисленные паломники со всей империи опускались перед ним на колени и просили Божьего прощения. И епископ реагировал на каждую просьбу одинаково: он прикасался ко лбу кающегося и снова и снова повторял одну и ту же короткую молитву:
      - Бог да простит тебя, дитя мое.
      Лорла глядела, сидя рядом с Эрритом. Его терпение и вера завораживали. Он по-прежнему казался слабым, но его взгляд был полон жизни, и улыбка была ярче солнца. Теперь Лорла понимала, что любит епископа. Оставаясь рядом с ним на помосте, она постоянно огладывалась на собор, не сомневаясь в том, что вскоре случится нечто ужасное.
      Отец Эррит захотел, чтобы она была рядом. Увидев ее, он крепко ее обнял, решительно расцеловал и усадил на почетное место радом с собой, совершенно не подозревая о том, что она с ним сделала.
      Минуты шли - и Лорла тревожилась все сильнее, ерзала на стуле радом с отцом Тодосом. Священник не
      спускал глаз с Эррита, как мать, которая тревожится о больном ребенке. Казалось, что сам Эррит не замечает своих недугов. Лорла посмотрела на толпу. Отпущения дожидались те люди, чьи лица она видела в большом зале. А потом она увидела еще одно лицо, туманно ей знакомое. Лорла секунду была в растерянности, а потом поняла, что это игрушечных дел мастер.
      Редрик Бобе стоял в очереди с мертвенно-бледным лицом. В следующую секунду ему уже можно будет встать перед Эрритом на колени. Голова мастера была низко опущена. Казалось, что он недавно плакал. Лорла пристально смотрела на него, опасаясь, что он ее разоблачит. Однако игрушечных дел мастера волновало что-то другое. Эррит закончил отпускать грехи какой-то молодой женщине и поднял голову, чтобы посмотреть на следующего кающегося Редрика Бобса.
      - Дудочник Бобе? - изумленно спросил Эррит. - Это ты?
      Старик шагнул на помост на глазах десяти тысяч зрителей и встал перед епископом на колени. Его полный боли взгляд устремился на Эррита. У Лорлы перехватило дыхание.
      - Ваше Святейшество! - прохрипел Редрик Бобе. - Простите меня. Простите меня за все, что я сделал.
      Отец Эррит улыбнулся ему. У Лорлы отчаянно забилось сердце. В ее голове снова зазвучали голоса.
      - Успокойся, Дудочник, - проговорил Эррит в явном недоумении. Сегодня день радости. Не надо быть таким печальным.
      Дудочник покачал головой.
      - Вы не понимаете, - сказал он. - И я ничего не могу вам объяснить. Уже слишком поздно. Простите меня, Ваше Святейшество.
      Он поймал Эррита за руку, уткнулся в нее лицом и громко зарыдал.
      Лорла вскочила со стула. Голоса приказывали ей сидеть, но она не стала их слушать. При виде слез игрушечных дел мастера у нее в душе что-то сломалось.
      - Отец Эррит, - выпалила она, не в силах справиться с собой. - Я... простите меня!
      - Что? - пролепетал Эррит, переводя взгляд с нее на Бобса. Он отнял у мастера свою руку. - Лорла, что случилось? В чем дело?
      Лорла не могла говорить. Она едва могла дышать. У нее в голове звучали отчаянные голоса.
      - Нет! - закричала она, прижимая руки к вискам. - Перестаньте на меня кричать!
      - Лорла! - воскликнул епископ, вскакивая.
      Дудочник Бобе ошеломленно смотрел на нее. Выбравшийся из толпы карлик взобрался на помост. К Лорле стремительно возвращались воспоминания. Она попятилась от карлика, не сомневаясь, что он пришел за ней, однако он схватил Редрика Бобса.
      - Бовейдин! - крикнул Эррит.
      В толпе раздался громкий крик. Карлик изо всех сил тянул мастера за куртку, пытаясь поскорее его увести. Эррит потрясение смотрел на них. Священники на помосте вскочили и обнажили кинжалы. Карлик с проклятием спрыгнул вниз и исчез в толпе. Лорла видела все это, как в тумане. Время стремительно уходило.
      Она должна была что-то сделать.
      И она побежала. Она спрыгнула с помоста и стала пробиваться сквозь толпу, процарапывая себе дорогу обратно в собор. Далеко позади раздался оклик Эррита, отчаянный и недоумевающий. Началась суматоха, толпа, стоявшая вокруг помоста, разразилась криками. Лорла попыталась не обращать на это внимания. Она отключилась от всего, сосредоточив все силы на одной задаче: добраться до большого зала. Она снова услышала голос господина, который гневно на нее кричал, и снова подавила порыв по слушаться. Внезапно она возненавидела господина. Отец Эррит был к ней добр. И Редрик Бобе это знал. Он плакал, и она это видела!
      - Пропустите меня! - закричала она, пробиваясь сквозь толпу.
      Ей необходимо было добраться до собора и как-то остановить то, что она сделала. Несколько семей, ожидавших у ворот собора, стояли у нее на дороге. Она пробралась между ними по-собачьи, пробежала у них между ног и ворвалась в пустой собор. Ее сердечко отчаянно колотилось.
      "Почти пришла".
      Перед ней раскинулся большой зал. Лорла поспешно вбежала в него - и увидела там Дараго, любующегося своей поразительной росписью.
      - Скорее, мастер Дараго! - крикнула Лорла, бросаясь к модели собора. Уходи отсюда!
      - Что? - потрясение воскликнул Дараго. - Что такое?
      - Уходи, и все!
      Лорла потянулась к архангелу и попыталась его сдвинуть. Однако фигурка отказалась менять положение. Там, внутри модели, слышался безжалостный гул.
      - Сдвинься! - закричала она на ангела. - Ну пожалуйста!
      - Лорла, что ты делаешь? - возмутился Дараго, подбегая к ней.
      Лорла бессильно расплакалась.
      - Уходи! - крикнула она. - Я не могу его остановить! Дараго схватил ее и поволок от модели. Лорла вырывалась и яростно кричала:
      - Прекрати!
      Высвободившись, она снова бросилась к своему подарку. И тут, всего в дюйме от ангела она увидела ослепительную вспышку.
      Сильный взрыв раскатился по площади Мучеников, оглушив толпу. Эррит, закрыв уши ладонями, смотрел, как огненный шар пожирает его собор. Ударная волна налетела безжалостным ураганом, пытаясь сорвать с него облачение. Вокруг него отчаянно кричали священники и миряне: на них дождем посыпались куски горящего металла. Огромный металлический шпиль со стоном накренился на ослабевшем фундаменте, грозя рухнуть. Сквозь расколовшиеся витражи вырывались густые клубы чернильного дыма. Площадь Мучеников огласилась хором отчаянных криков.
      Эррит упал на колени. Горячий свет гибнущего собора обжег его синие глаза. Он отвернулся, закрыл лицо ладонями и с ужасающей уверенностью понял, что Лорла мертва. И все, что пришло ему в голову, - это одно слово, имя, которое преследовало его весь прошедший год. Отчаявшийся Эррит с рыданием произнес имя своего рокового противника:
      - Бьяджио...
      38
      В обществе королевы
      За день до отплытия на Кроут королева Джелена вызвала Ричиуса к себе на остров Харан. С ним были Пракна, а также Симон и Шайа: теперь она была заместителем Ричиуса, и ей предстояло играть важную роль во вторжении на остров Бьяджио. Пракна сам управлял лодкой, которая доставила их на остров королевы. Впервые за все это время Ричиус уехал с Каралона, и ему было странно снова оказаться на Харане.
      Отправив Шани к Дьяне на выделенном Пракной корабле, Ричиус тосковал. С ним был Симон, и у него было много работы, но он скучал по дочери. И по жене. Отчасти поэтому он предвкушал встречу с Джеленой. Она была молода, как Дьяна, и порой напоминала ему жену. Безмолвно шагая ко дворцу, Ричиус вспоминал давние слова Маруса. Джелена действительно оказалась необыкновенной женщиной.
      Королева пожелала узнать, что намерены предпринять ее подданные. Завтра им предстоит отправиться в долгое плавание к Кроуту. Пракна сказал Ричиусу, что королева нервничает. Ричиус понимал, что у нее есть на это все основания. Его армия усердно училась, но по-прежнему не имела боевого опыта, и Ричиус не знал, как эти ребята покажут себя в настоящем бою, хотя и не намерен был делиться своими опасениями с королевой. И все же он сам удивлялся, с каким нетерпением ждет начала кроутской кампании.
      Он предпочел бы иметь больше времени на разработку и подготовку операции, но корсары Пракны начали уставать. Им нужен был порт поблизости от империи, чтобы совершать на нее набеги, а Кроут идеально для этого подходил. Там было очень тепло и совсем недалеко до Черного города. На острове не было крупной армии - по крайней мере если верить Симону. Ричиус посмотрел на шагавшего рядом с ним нарца. Симон нес несколько скатанных в трубку листов пергамента - комплект карт, над которыми он работал уже много дней. По настоянию Ричиуса он перенес на бумагу все, что знал о берегах и реках Кроута, а также начертил план дворца Бьяджио. Ричиуса поразило, сколько Симон знал об острове. И шпион не скрывал никаких подробностей, что несколько умерило всеобщую подозрительность.
      Но не подозрительность Пракны. Командующий флотом не скрывал своего презрительного отношения к Симону. Для Пракны Симон был не только нарской свиньей, но еще и предателем. Лисский командующий пристально наблюдал за Симоном при каждой встрече с ним, а когда они спорили (что случалось часто), открыто высказывал свое мнение. Однако у Симона была шкура григена - оскорбления скатывались с него словно капли весеннего дождя. И Симон переменился. Он перестал извиняться за свое пестрое прошлое и стремился к единственной цели. Единственное желание владело им - спасти Эрис от Бьяджио.
      Когда группа приблизилась к дворцу, Симон замедлил шаг, разглядывая жилище Джелены и изумляясь водяным воротам. Огромный струящийся портал встретил их словно теплая улыбка. Позади замка садилось солнце. Его красные лучи рассыпались по воде разноцветными искрами.
      - Как красиво! - сказал Симон. - Это как сон!
      - Вот что вы, свиньи, пытались разрушить, - бросил Пракна.
      Он быстро прошел мимо Симона и направился к арке.
      У водной преграды их встретили два телохранителя Джелены. С ними разговаривал один только Пракна. Они вежливо поклонились и провели посетителей в комнату, которой прежде Ричиус не видел: это был зал советов, расположенный у западных ворот. Королева Джелена уже находилась там и сидела во главе длинного стола. Для гостей были приготовлены кубки с вином и несколько блюд с закусками. Из многочисленных окон открывался великолепный вид на заходящее солнце. Молодая королева встала, приветствуя вошедших.
      - Рада вас "видеть, друзья мои! - проговорила она, обнимая сначала Пракну, а за ним и Ричиуса, которого она к тому же одарила нежным поцелуем.
      Ее ласка заставила Ричиуса смущенно покраснеть, но была ему приятна.
      - Джелена, - с улыбкой сказал он, - я тоже рад снова вас видеть.
      В ее глазах горела плохо скрытая любовь. - А я - вас, - сказала она.
      Королева знаком отпустила охранников. Взяв Ричиуса за руку, Джелена повела его к столу.
      - Прошу всех садиться, - сказала она остальным.
      Ричиуса она усадила рядом с собой. Пракна поспешно занял место по другую ее руку. Шайа, как ей и положено, уселась рядом со своим командующим, Пракной, а вот Симон остался стоять.
      - Королева Джелена, - сказал он, - я - Симон Даркис. - Он отвесил ей ловкий поклон. - Я горд встречей с вами.
      - Да, - отозвалась королева, - нарский шпион. Добро пожаловать, Симон Даркис. Я особо благодарю тебя за приход.
      Они неуверенно посмотрели друг на друга. Ричиус ощутил между ними невидимую преграду. По-своему Джелена ненавидела нарцев не меньше, чем Пракна. Однако она лучше скрывала свои чувства, и когда она протянула Симону руку, тот поцеловал ее словно аристократ.
      - Садись, Даркис, - проворчал Пракна. - У нас деловой разговор.
      - Вот почему я здесь, - проговорил Симон. Не замечая Пракну, он обращался непосредственно к королеве. - Спасибо вам, миледи, за то, что вы позволили мне вам помогать.
      Джелена побледнела.
      - Я доверилась тебе по совету лорда Шакала. Признаюсь, что когда я получила известие о твоем прибытии, сэр, то была очень встревожена. Но Ричиус высоко о тебе отзывается. - Она сузила глаза. - Не хотелось бы, чтобы он оказался обманут.
      Симон любезно принял скрытую угрозу.
      - Я уже дал свое слово, а сейчас могу снова поклясться уже перед вами. Я здесь для того, чтобы вам помогать. - Он выложил на стол свои карты и развернул их так, чтобы всем было видно. - Остров Бьяджио я знаю, как никто другой. Я родился и вырос на Кроуте и какое-то время жил во дворце. На этих картах - все подробности того, что мне известно.
      Джелена кивнула.
      - Хорошо, - сказал она, усаживаясь.
      Она откинулась назад, по очереди посмотрев на каждого из них. Ричиусу она напомнила ледяную скульптуру - прекрасную и сверкающую, но жесткую и холодную. Внезапно она стала королевой до мозга костей. Симон наконец уселся рядом с Ричиусом, пристально глядя на юную правительницу.
      - Завтра вы отплываете, - сказала Джелена. - И я увижу вас только спустя много недель. Я позвала вас сюда потому, что хотела узнать, что вы чувствуете, как вы оцениваете ваши шансы захватить Кроут. Каралон далеко даже для меня. Так что я задам простой вопрос: вы готовы?
      - Готовы! - заявил Пракна. - "Принц Лисса" готов к отплытию, и другие корабли тоже. Мы поплывем на четырех шхунах. Этого хватит, чтобы доставить войска на Кроут. Я предпочел бы взять больше, но остальные по-прежнему патрулируют Нар. Как только Кроут окажется в наших руках, я дам им знать, и они смогут к нам присоединиться.
      Джелена перевела взгляд на Ричиуса.
      - А вы, лорд Шакал? Что думаете вы? Ваши люди готовы?
      Это был трудный вопрос. Ричиус не знал, что ему ответить. Но он увидел, как сидевшая напротив него Шайа гордо выпрямила спину, и понял, что может дать только один ответ.
      - У меня хорошая армия, - сказал он. - Шайа помогла мне подготовить людей, и я уверен, что они нас не подведут. У них было мало времени на обучение, но ребята работали до упаду и пойдут за мной. Я думаю, что мы готовы, Джелена.
      - Мы действительно готовы, моя королева! - горячо поддержала его Шайа. - Я в этом уверена. Лорд Шакал сказал правду. Мы тщательно готовились, и все рвутся в бой. Мы не подведем, клянусь душой моего сына!
      - Да, Ричиус умеет выбирать, - заметила Джелена. - Наверное, он о тебе высокого мнения, раз назначил тебя своей заместительницей, Шайа.
      Шайа скромно потупилась:
      - Я буду стараться изо всех сил.
      - И наконец, ты, - сказала Джелена, в упор глядя на Симона. - Говори, нарец. Как ты оцениваешь наши шансы на успех?
      - Думаю, что благодаря моему участию они стали выше, - ответил Симон. Он никогда не робел, и ледяной тон королевы его не испугал. - Без меня вы действовали бы вслепую. Ричиус мне в этом признался. Но у меня вот здесь, тут он постучал себя пальцем по лбу, - есть все, что вам нужно. Не беспокойтесь, королева Джелена. Мы завоюем вам остров. И к тому же заполучим Бьяджио.
      - Ты почему-то очень в этом уверен, - иронично бросила королева. Почему?
      - Потому что Бьяджио не бог, - ответил Симон. - Что бы он сам ни думал. И во дворце у него мало охраны. Их всего горстка - человек сорок. На Кроуте нет армии. Она никогда не была там нужна.
      - Кроут всегда был под защитой империи, - добавил Ричиус.
      Симон кивнул:
      - Правильно. Так что девятьсот человек с мечами легко смогут захватить дворец. А когда он будет взят, Кроут станет нашим.
      - А местные? - возразил Пракна. - Разве они не будут с нами сражаться?
      - Не будут, - ответил Симон. - Не забывай: я сам кроут. Я их знаю. Без Бьяджио они и пальцем нас не тронут. Нам достаточно захватить дворец и показать свое присутствие. Увидев в своих водах лисские корабли, кроуты поймут, что проиграли. И не будут сопротивляться.
      - А другие государства? - спросила королева. - Они не придут на помощь Кроуту?
      - Как? - спросил Симон. - У других государств есть армии, но доставить их на Кроут должен будет Черный флот, а флот уже не стоит у острова. - Он посмотрел на Ричиуса. - Это ведь правда?
      - Кажется, да. Что скажешь, Пракна?
      - Даркис прав, - сказал командующий. - Мои шхуны оттянули их к берегам империи. Когда Черный флот вернется к Кроуту, остров уже будет наш. Я отзову свою армаду и окружу Кроут. И тогда даже Черному флоту нас оттуда не выбить.
      Ричиусу понравилась убежденность, прозвучавшая в голосе Пракны. Он понимал, почему люди с такой готовностью идут за ним. Пракна был леопардом морей.
      - Пракна, - спросила королева, - ты удовлетворен картами, которые изготовил Симон Даркис? Командующий флотом неохотно кивнул:
      - Карты вполне приемлемые.
      - Карты отличные! - ощетинился Симон. - На них есть все, что только может тебе понадобиться, Пракна. Не забывай: я ведь тоже кое-что понимаю в тактике!
      - О, мы это помним, - с издевкой отозвался Пракна. - Прекрасно помним! Ричиус прокашлялся:
      - Друзья мои...
      - Брось свой снисходительный тон, лиссец! - с жаром заявил Симон. Радовался бы, что я вам помогаю.
      - Радоваться? Чему? Нарцу-предателю? Если бы не Шакал...
      - Хватит! - Ричиус ударил кулаком по столу с такой силой, что кубки с вином подскочили. - Мне эти свары не нужны. У нас общая задача. И мы должны действовать сообща. Эта грызня совершенно бессмысленна.
      - Я согласна, - мягко поддержала его королева. - Пожалуйста, не забывайте, где вы находитесь. Пракна судорожно вздохнул:
      - Простите меня, Джелена. Конечно, вы правы. Ричиус улыбнулся:
      - Видите, Джелена? Мы - одна счастливая семья.
      - Да, - засмеялась королева. - Вы прекрасно с ними поработали, Ричиус. Если они не убьют друг друга по дороге на Кроут, у нас будет надежда на победу.
      - У нас больше, чем надежда, моя королева, - вмешалась Шайа. - Симон Даркис прав. Если Кроут не защищен, мы без труда отнимем остров у Бьяджио. Я даю вам обещание, моя королева. Я не допущу провала.
      - Никто из нас этого не допустит, - поддержал ее Пракна, не спуская при этом глаз с Симона. - Правда, Даркис? Симон мрачно засмеялся:
      - У меня свои причины добиваться успеха. Уж из-за меня провала не будет, это точно.
      - Хорошо, - сказал Пракна. - Значит, мы друг друга понимаем.
      Симон собирался что-то ответить, но Ричиус ему помешал.
      - Мы добьемся успеха, Джелена, - поспешно сказал он. - У нас хорошие люди и надежный план.
      - И операцию возглавите вы, - с улыбкой добавила Джелена.
      Ричиус снова увидел в ее взгляде знакомое тепло. Джелена была так прекрасна! Как Сабрина. Ричиус
      решил, что это сходство тоже играет свою роль в его потребности победить. Возможно, в каком-то уголке его души по-прежнему таилось желание спасти Сабрину.
      "Поздно", - напомнил он себе.
      Сабрина мертва, и этого не изменить. То, что он делает, он делает для самого себя. И когда работа будет закончена, он вернется в Люсел-Лор и будет жить там с Дьяной и Шани, зная, что он убил Бьяджио. Может быть, тогда призрак Саб-рины перестанет его тревожить.
      - Мне надо кое-что оговорить, - сказал он неожиданно для себя самого. - Когда Кроут будет взят, дальше вы будете действовать сами. У меня, как и у Симона, свои причины участвовать в этом предприятии. Мне нужен Бьяджио, но это и все.
      У Джелены сделался сокрушенный вид.
      - Мы это понимаем, Ричиус, - тихо проговорила она. - Но в нашей стране для вас всегда найдется место. И быть может, вы будете нам нужны и после захвата Кроута. Пожалуйста, не говорите, что бросите нас на произвол судьбы. По крайней мере не бросайте нас, пока не закончите свое дело.
      - Я только хотел, чтобы вы знали, в чем именно заключается мое дело, Джелена. Мне нужен Бьяджио.
      - Он всем нам нужен, Шакал, - сказал Пракна. - Поверь мне.
      Ричиус кивнул:
      - Я тебе верю. Но для вас все это гораздо глубже. А мне просто нужен граф.
      - Ты его получишь, - пообещал Симон, кладя руку Ри-чиусу на плечо. Ему не удастся снова от нас улизнуть. Обещаю.
      Это странное обещание заставило Ричиуса содрогнуться. Он больше не понимал, кому можно доверять. Ему хотелось верить Симону, но Симон планировал убийство собственного господина. Он уважал Пракну, но во взгляде преследуемого роком командующего таилось нечто неуправляемое - как и во взгляде Шайи. И Джелена тоже оставалась загадкой.
      Совещание продолжалось еще час. Его участники рассматривали карты Симона и обсуждали сроки операции. По словам Пракны, путь до Кроута займет больше недели и следует запасти провиант и пресную воду - об этом позаботятся моряки. Армия Ричиуса будет поделена на три отряда, каждый со своим командиром, подчиняющимся Шайе и непосредственно Ричиусу. Отряды пойдут на дворец с трех сторон, чтобы окружить и захватить его с минимальными потерями.
      По крайней мере таков был план.
      Ричиус надеялся, что Бьяджио просто сдастся, когда увидит, что попал в западню. Симон не делал никаких предположений. Он только сказал, что Бьяджио горд и изворотлив и может выйти так, что он будет стоять насмерть. По словам Симона, граф любил Кроут настолько, насколько вообще способен любить, и захватить у него остров будет нелегко. Однако Ричиуса не тревожила перспектива смерти Бьяджио. В конце концов, она в любом случае входила в их планы. Ему только хотелось сберечь жизни остальных обитателей дворца, включая Зрис. Ради Симона он надеялся, что с девушкой ничего не случится.
      Покончив с деловыми вопросами, участники совещания еще посидели за вином и закусками. Наконец Джелена встала и устало им улыбнулась.
      - Не знаю, что мне теперь сказать, - призналась она. - Я могу только пожелать вам удачи и понадеяться, что все вы вернетесь живыми и невредимыми. - Она улыбнулась Симону. - Даже ты, Симон Даркис. Если все действительно так, как ты говорил, то можешь привезти сюда свою женщину, чтобы скрыться от своих нарских врагов.
      Казалось, Симона тронуло это предложение.
      - Вы очень великодушны, королева Джелена, - тихо сказал он. - Нам действительно понадобится убежище. Но не думаю, чтобы им стал Лисе.
      - Если Шакал нас оставит, то нам может понадобиться человек с твоими умениями и знаниями, Симон Даркис. Тут есть о чем подумать.
      - Да, - согласился Симон. - Определенно есть. Эти любезности снова разожгли гнев Пракны.
      - Думаю, тебе лучше было бы среди своих, Даркис. Не все лиссцы так легко прощают, как королева.
      - Тем не менее, - резко одернула его Джелена, - мы будем рады принять тебя здесь, Симон Даркис. Если ты сделаешь то, что обещал.
      - Сделаю, королева Джелена. Только дайте мне шанс.
      Джелена кивнула:
      - Тогда удачи вам всем. И благополучного возвращения.
      Все встали и направились к дверям зала. Эту ночь им предстояло провести в королевском замке, а уехать утром. Симон, любивший поспать, ушел первым. За ним шла Шайа, потом - Пракна. А вот Ричиусу уйти не удалось.
      - Ричиус, - тихо окликнула его Джелена, - подождите, пожалуйста. Я хочу с вами поговорить.
      Шайа решила дождаться своего лорда и остановилась у порога. Ричиус дружелюбно ей кивнул.
      - Иди, - сказал он ей. - Я вас догоню. Вам с Симоном лучше отдохнуть. Поговорим позже.
      Шайа вежливо закрыла за собой двери. Ричиус глубоко вздохнул, ощутив аромат духов Джелены. Когда он обернулся, то оказалось, что она стоит прямо за ним и улыбается прекрасной растерянной улыбкой.
      - В чем дело? - спросил он.
      - Мне будет вас не хватать, Шакал, - сказала она. - Вы даже не представляете себе насколько. Мне хотелось немного побыть с вами вдвоем, просто чтобы сказать это.
      - Только это?
      Джелена покраснела.
      - Остальное вы, по-моему, знаете.
      Ричиус отступил на шаг.
      - Не надо! - предостерегающе сказал он.
      - Но я хочу! - ответила молодая женщина. Она подняла на него взгляд, и в нем было столько искренней печали, что Ричиус утонул в ней. Джелена сказала:
      - Я хотела у вас многому научиться. А теперь у меня не будет такой возможности. Если вы не вернетесь, я вас больше никогда не увижу.
      - Никогда - это очень долго, моя королева. Давайте не будем пытаться предсказывать будущее.
      Джелена обняла его и положила голову ему на грудь. И вдруг снова стала храброй маленькой девочкой.
      - Не обязательно, чтобы все было именно так. Кроут может стать для нас только началом. Захватив его, мы станем сильнее и сможем оттуда дотянуться до самого Черного города.
      Ричиус вздохнул:
      - Возможно.
      - Для вас всегда найдется среди нас место. Вам еще есть чему научить нас. И меня.
      - Джелена...
      - Ш-ш! - остановила его королева. - Просто выслушайте меня. Просто выслушайте - еще один раз. Ричиус закрыл глаза.
      - Ладно.
      - Когда вы только приехали сюда, я ожидала чего-то большего, прошептала она. - Мне казалось, вы будете героем, хотя Пракна и предупреждал меня, что вы - просто человек и ненамного меня старше. А теперь я вижу, что мы оба были правы. Вы - просто человек. Но для меня вы все равно герой. Мне так хочется, чтобы вы остались здесь - хотя бы просто для того, чтобы вы были рядом. Вы мне нужны, Ричиус. - Ее объятия сжались крепче. - Мне страшно.
      - Бояться не стыдно, - сказал Ричиус как можно мягче. - Но я вам не нужен.
      - Нет, очень нужны...
      - Нет, - возразил Ричиус. - Вы были королевой без меня и будете королевой, когда я уеду. Вы прекрасно справляетесь. Просто вы сами этого не видите. А я не могу дать вам уверенность. Она должна прийти от вас же. - Он решительно разорвал ее объятия. - Посмотрите на меня, Джелена. Я всего лишь мужчина.
      Она печально улыбнулась:
      - А кто я? Всего лишь женщина?
      - Женщина и королева. И вам следует этим гордиться.
      Джелене хотелось услышать совсем не это, и она отошла от него, вернувшись к столу, где стоял ее кубок с вином. Взяв его, она сделала длинный глоток. Ричиус смотрел с любопытством, чувствуя, что она еще не все сказала.
      - Я буду о вас тревожиться, - проговорила Джелена наконец. - Я рада, что вы уверены в успехе, но сомневаюсь в Симоне Даркисе. И в вашем войске.
      Ричиус поднял бровь.
      - Это ведь вы дали мне это войско, вы не забыли?
      - Помню. Но они юны и неопытны. Как я. Ричиус рассмеялся:
      - Если они окажутся такими же сильными, как вы, Джелена, то мне не о чем беспокоиться. - Он подошел к ней, сел за стол и взялся за кубок. - Не бойтесь! - сказал, чокаясь с королевой. - Это новое начало. Однако Джелена не стала пить.
      - Вы так считаете?
      - Считаю, - подтвердил Ричиус. - Я в этом уверен.
      - Может быть, - вяло откликнулась королева и добавила уже более энергично: - Да. Да, это так.
      - Прекрасно, - улыбнулся Ричиус. - Потому что эти дети Каралона заставят вас ими гордиться. Вот увидите.
      - Ричиус! - произнесла королева, глядя на него. - Берегите себя.
      Он подмигнул ей:
      - Обязательно.
      - Я говорю серьезно, - сказала Джелена. - Будьте бдительны. И следите за Пракной. Он человек мстительный, и я вижу, как он смотрит на Симона Даркиса. Как бы Пракна не создал вам трудностей.
      - С Пракной я справлюсь, - ответил Ричиус. - По-моему, мы с ним друг друга понимаем.
      - Вы ведь знаете, что он пустил ко дну нарский дредноут? Ричиус кивнул. Он выслушал объяснения Пракны, и они его удовлетворили.
      - Мне кажется, у него не было выбора. Корабль пытался удрать.
      Джелена пожала плечами:
      - И тем не менее...
      - Джелена, не надо об этом беспокоиться. Благодаря вам у меня хорошая команда. И благодаря помощи Симона успех нам обеспечен. Вы можете ему не доверять, но я на этот раз действительно ему верю. - Ричиус усмехнулся. Быть может, я просто глупец. Не знаю, почему я ему верю после того, что он мне сделал. Но дело в том, что я теперь чувствую рядом с ним. Он нам поможет. Я в этом уверен.
      Королева Джелена протянула ему руку и тепло улыбнулась.
      - Спасибо вам за все, - сказала она прерывающимся голосом. - И не забывайте нас.
      - Никогда не забуду, - пообещал ей Ричиус. Он склонился к ее руке и поцеловал ее. - Никогда.
      Ее рука медленно выскользнула из его пальцев. Направляясь к дверям, Ричиус ощущал на себе ее взгляд.
      Перед тем как уйти, он обернулся и в последний раз посмотрел на нее:
      - Доброй ночи, королева Лисса.
      Джелена осталась в зале советов дожидаться прихода Прак-ны. Она заранее приказала охранникам у дверей вызвать к ней командующего флотом, как только уйдет Шакал. Пракна быстро явился на вызов. Моряк встал у дверей, несколько встревоженный желанием королевы его видеть.
      - Моя королева? - осторожно спросил он, заглядывая в зал. - Вы меня вызывали?
      Джелена поставила кубок, из которого продолжала понемногу пить, и велела Пракне подойти.
      - Пожалуйста, входи, Пракна, - небрежно бросила она. Юная королева разрумянилась от вина и разговора с Ричиусом и испытывала целую гамму неприятных чувств - от недовольства до глубокой печали. - И закрой дверь.
      Пракна выполнил приказ королевы: он вошел в зал и закрыл за собой двери, оставив за ними посторонние шумы. Со времени его ухода в комнате стало темнее, и сейчас Джелена едва видела адмирала в тусклом свете лампы.
      - Сядь рядом со мной, - сказала она. - Давай поговорим.
      - О чем? - спросил Пракна, усаживаясь рядом с ней. - Казалось, его искренне волнует ее настроение, и именно это качество заставило Джелену его полюбить. - Моя королева, что вас беспокоит?
      - Завтра вы отплываете, и меня не будет рядом, чтобы тебя сдерживать, Пракна. Ты увезешь на Кроут всю свою жажду мести. Вот что меня беспокоит.
      Пракна смертельно побледнел.
      - Джелена, я сделаю то, что необходимо. Не больше и не меньше.
      - Как ты сделал с тем нарским кораблем?
      Командующий кивнул:
      - Это было необходимо. И Шакал по-прежнему ничего не знает.
      - Ты прав, - печально сказала Джелена. - Он поверил твоему рассказу. Мы полностью его обманули, и это тоже меня беспокоит.
      - Знаю, - признал Пракна. - Он хороший человек. Мне неприятно ему лгать. Но он получит то, что мы ему обещали. Он отомстит Бьяджио. Это должно его удовлетворить. Вы же сами слышали - больше ему ничего не нужно.
      Джелена поморщилась. Ей было противно обманывать Ричиуса - своего прекрасного нового друга из-за океана. Он был совсем не такой, как другие нарцы. Он был герой. И он не заслуживал, чтобы ему лгали.
      - Я хочу, чтобы ты не делал при захвате Кроута больше необходимого, сказала она наконец. - Ричиус этого не захочет.
      - Знаю, - сказал Пракна.
      - Знаешь ли? Я слышала о том, как ты действуешь, Пракна. Командующий флотом откинулся на спинку стула, не скрывая своей обиды.
      - Джелена, а вам никогда не приходило в голову, что те нарские свиньи с дредноута могли быть теми же, кто убил ваших родителей? Или ребенка Шайи? Вам тогда было бы так же их жалко?
      - Нет, - признала Джелена. - Не было бы.
      - Вот именно. Так что позвольте мне делать мое дело. Дайте мне уничтожить воспоминания о Лиссе Изнасилованном. Давайте сделаем так, чтобы нарекая империя больше с нами не связывалась.
      Эта речь разожгла огонь, таившийся в глубине ее души. Пракна был прав, конечно. Нар не заслуживал ни малейшего снисхождения, и Джелене не было дела до Нара - но ей было дело до Ричиуса. Она привязалась к нему неожиданно крепко.
      - Я хочу, чтобы с Шакалом ничего дурного не случилось! - решительно сказала она. - Или обещаю тебе, Пракна: ты почувствуешь мой гнев.
      Командующий флотом осклабился:
      - Я уважаю этого юношу не меньше, чем вы, моя королева. И клянусь вам, что не допущу, чтобы с ним что-то случилось.
      - И с тем, вторым. С Симоном Даркисом. Я вижу, как ты его ненавидишь, Пракна. Дай мне слово, что будешь оберегать и его тоже.
      Командующий нахмурился:
      - Не превращайте меня в няньку этой свиньи, прошу вас!
      - Дай слово, Пракна, - не отступала она. - Ты будешь относиться к нему как к союзнику. Так?
      После долгого молчания Пракна неохотно уступил.
      - Обещаю, - с горечью сказал он. - Но я этого не одобряю.
      - Мне не нужно твое одобрение, - одернула его Джеле-на. - Лишь делай то, что я говорю. - Она тайком улыбнулась, вспомнив слова Ричиуса. - В конце концов, я ведь королева!
      39
      Одиннадцать правителей
      Через два дня после истрейской трагедии Эррит и верные ему нарские правители отплыли на Кроут, остров Бьяджио.
      Это решение далось епископу удивительно легко: он понимал, что другого выхода у него просто нет, и нарские правители с этим согласились. Бьяджио мог до них добраться даже со своего острова. С помощью четко разыгранного убийства Форто и разрушения собора Бьяджио продемонстрировал, что им нельзя пренебрегать. И Эррит, убитый гибелью Лорлы, уже не думал о собственной безопасности. Он только надеялся убедить Бьяджио, что Черный Ренессанс безбожная ересь, что после смерти императора в империи стало лучше. Он не собирался вручать Бьяджио Железный трон. На это не согласится ни один из нарских правителей. Это плавание будет лишь началом диалога, исход которого никто не пытался предсказывать.
      Архиепископ Эррит выбрал в качестве спутников одиннадцать правителей Нара: самых влиятельных людей столицы. Среди них были барон Риктер, властитель Башни Правды, Клоди Вое, бывший главный архитектор Аркуса, Тепас Талшайр, самый крупный торговец столицы, обладатель собственного дворца, соперничающего по роскоши с королевским, и Кивис Гэйго, министр вооружений, представлявший гражданские интересы военной машины империи. После гибели Форто Гэйго деятельно взялся за перестройку структуры командования легионов, пытаясь доказать разъяренным солдатам, что способен ими командовать. Военное командование требовало голову Бьяджио в наказание за убийство Форто, и Гэйго должен был их убедить, что это просто нереально по крайней мере сейчас. Бьяджио сидит у себя на острове под защитой всего Черного флота. Эта ситуация более всего другого склонила одиннадцать правителей сопровождать Эррита на Кроут. Бьяджио их всех загнал в угол.
      Серым утром Эррит и его знатная свита в сопровождении толпы телохранителей вышли на причал Черного города. "Бесстрашный" и дредноуты сопровождения ждали далеко у входа в гавань, и Никабар прислал за своими пассажирами несколько баркасов. Эррит был единственным, кто не взял с собой телохранителей. Даже отец Тодос не сопровождал епископа к причалу. После разрушения Собора Мучеников все священники, весь причт нужен был в городе. Надо было залечивать глубокие духовные раны: неожиданное нападение ошеломило все население столицы.
      - Вот именно сейчас, - сказал Тодосу Эррит, - мы действительно делаем богоугодное дело.
      Может быть, Богу угодно, чтобы он вел переговоры с Бьяджио. А может быть, и нет. Эррит этого не знал: его молитвы оставались без ответа. Он быстро терял веру. Дрожа от холода в ожидании баркаса, он думал, не оставил ли его Бог. А может быть, это он сам оставил Бога. На далеком "Бесстрашном" блестели на солнце орудия. Корабль держал город под прицелом огнемета. Никабар обещал, что достаточно одной неосторожности - одной попытки повредить его кораблям - и он откроет огонь. Он будет день и ночь обстреливать столицу в отместку за любое нападение. Это сообщение получили и Эррит, и Гэйго. Гэйго в свою очередь сообщил о нем легионам - и те вынуждены были согласиться. По крайней мере на время было объявлено перемирие.
      Эррит надеялся, что оно продлится достаточно долго. Он поднял воротник пальто, злобясь на ветер. Он был болен и слаб, и при мысли о долгом морском плавании у него к горлу подступала желчь. Действие снадобья окончательно прекратилось, и все его тело восставало, адски желая новой дозы. Ему казалось, что ветер вот-вот переломает ему все кости. Епископ глотал болеутоляющие отвары, надеясь притушить невыносимую боль. Лекарства были бесполезны. Эррит уже один раз переживал синдром абстиненции и знал, какое испытание его ожидает.
      В сторону причала поплыл очередной баркас. Настороженным взглядом Эррит заметил на нем эмблему "Бесстрашного". Епископ и Кивис Гэйго должны были плыть на флагмане Никабара. Очевидно, адмирал собирался подготовить их к мирным переговорам. Другие правители Нара, решительно отвергнувшие гостеприимство Никабара, будут размещены на "Черном городе" и "Внезапном". Баркас с четырьмя людьми во флотских мундирах подошел к берегу, и Эррит подобрался. Один из сидевших в баркасе моряков, явно офицер, выпрыгнул на причал и направился к архиепископу. Кивис Гэйго напрягся, готовый защищать своего господина.
      - Архиепископ Эррит, - громко объявил моряк, - я лейтенант Реджинн. Мне приказано отвезти вас на борт "Бесстрашного" вместе с министром Гэйго. - Он вежливо поклонился министру. - Адмирал Никабар просит вас не беспокоиться. Он дает слово, что не прибегнет ни к каким уловкам и что на борту всех его кораблей с вами ничего плохого не случится.
      - Надеюсь, это правда! - огрызнулся Гэйго. Он был высок, заносчив и склонен к цветистым угрозам. - Если со мной что-нибудь случится, за Никабаром будут охотиться так, как ни за кем не охотились с сотворения мира!
      Моряк никак на это не отреагировал.
      - Вы можете взять с собой своих телохранителей и любое имущество. Адмирал Никабар желает, чтобы плавание доставило вам удовольствие.
      - Я нигде не бываю без телохранителей, щенок! - с издевкой заявил Гэйго. - И не нуждаюсь в дозволении Никабара.
      - А со мной телохранителей нет, - добавил Эррит. - Так что вези нас на борт.
      Лейтенант нахмурился. Он посмотрел на ссутулившегося епископа, и Эрриту показалось, что в его взгляде мелькнула жалость.
      - Хорошо, - сказал моряк. - Позвольте мне вам помочь.
      Ослабевший Эррит не стал отказываться от помощи. Еще двое моряков вылезли на причал, чтобы помочь ему забраться в баркас. Каждый шаг был для него мукой. Голова у него кружилась, суставы пылали жаркой болью, и когда он поставил ногу в лодку, то качка заставила его застонать. Лейтенант помог ему сесть на банку. Эррит устало вздохнул. Он чувствовал себя невообразимо дряхлым.
      Приняв на борт Кивиса Гэйго и половину его телохранителей, баркас отчалил. Ему навстречу прошел другой баркас, направлявшийся к причалу. Этой лодке предстояло увезти на "Бесстрашный" остальных охранников министра. Гэйго сел рядом с Эрритом, и баркас под его весом закачался.
      - Вонючие предатели! - бросил он так громко, чтобы моряки его услышали. Гэйго всегда был сварлив, и Эррит жалел, что вместо него с ним не поехал кто-нибудь другой из правителей. Он никого из них не мог бы назвать другом, но Гэйго был ему наиболее неприятен. Подобно генералу Форто, Гэйго не чувствовал, когда следует помолчать. Эррит посмотрел в сторону моря, где стоял нарский флагман. Он еще никогда не бывал на борту дредноута и не знал, что его там ждет. Никабар в Железном круге был среди лучших. Эрриту было грустно, что адмирал встал на сторону Бьяджио.
      "Бьяджио - дьявол, - думал он с мукой. - Чудовище, которое совокупляется с мужчинами и наслаждается всеми пороками".
      Всего этого не должно было случиться. Когда Аркус умер, Эррит захватил империю, руководствуясь вескими причинами. Теперь эти причины казались неубедительными. Пролились моря крови, и Эррит уже не мог себя уговорить, что дело того стоило. По его приказу были убиты тысячи людей, и теперь Эррит не знал, что ему скажет Бог.
      И еще - Лорла.
      При воспоминании о своей драгоценной приемной дочке в горле у епископа встал тугой ком. Неужели она была частью замысла Бьяджио? Вполне вероятно. Ангелоподобная девочка оказалась злобным творением Бовейдина. Военные лаборатории дали Нару кислотометы, огнеметы и безжалостную, разъедающую мир смесь Б. Эррит не сомневался, что Бовейдин способен был направить свое мерзкое воображение на ребенка. Карлик уже сотни раз доказывал свою порочную природу. Пройдя по развалинам собора, Эррит обнаружил искореженные остатки устройства Бовейдина.
      Он не понимал его сущности, но знал, что создать его мог только Бовейдин.
      Эррит вспомнил слова Лорлы о том, что она - совсем особенная. В тот момент он только расплылся в улыбке, словно гордый отец, и согласился с ней. Но теперь он понимал темную истину, таившуюся в этих словах. Это было единственным логическим объяснением. Лорла заманила его в лавку игрушек, попросив, чтобы ей подарили кукольный дом. А попала она к нему через Энли, в предательстве которого сомнений не оставалось. Однако ее любовь к Эрриту не была притворной.
      "Она действительно меня любила", - сказал себе епископ.
      Возможно, сначала она притворялась, но под конец Лорла его любила. Она даже пыталась его спасти.
      "Бесстрашный" был уже близко. Баркас резал волны, спеша к своему кораблю. Эррит и Гэйго смотрели на вырастающий дредноут, завороженные его размерами. Корабль был настоящим гигантом. Многочисленные орудия торчали из бортов, словно шипы прекрасной, но смертельной розы. Лейтенант Реджинн направил баркас к борту корабля. Оттуда спустили длинный веревочный трап. Эррит заметил, что с палуб на них глазеют люди. Появление священника нарушило их профессиональную невозмутимость, и на Эррита указывали пальцами, удивляясь - а может быть, и радуясь его появлению.
      "Они все - моя паства, - напомнил себе Эррит. - Даже если они служат порочному господину".
      - Архиепископ! - окликнул его лейтенант. - Вы сможете подняться по этому трапу?
      Эррит мрачно глянул на веревочные ступени.
      - Бог меня испытывает, - пробормотал он.
      - Я буду вам помогать, - ободрил его Реджинн. - Полезу следом за вами.
      - Хорошо, - согласился Эррит.
      Он подождал, пока баркас остановится, и с трудом встал на ноги. Лейтенант Реджинн и еще двое моряков подхватили его под руки и помогли вылезти из лодки. Маленькая ступенька дергалась и качалась, и у Эррита закружилась голова. Он собрался из последних сил, не желая показывать слабость, и взялся за трап. Сильно выдохнув, он поднялся на первую перекладину. Реджинн и матросы помогли ему, подтолкнув сзади. Кивис Гэйго заржал и захлопал в ладоши.
      - Молодец Эррит! - насмешливо воскликнул он. - Ты можешь!
      Этого оскорбления оказалось достаточно. Эррит собрал последние силы и полез по трапу - только для того, чтобы доказать этому заносчивому аристократу, что может подняться. Карабкаться пришлось долго, но благодаря поддержке следовавшего за ним Реджинна он поднялся на борт, не оступившись. Когда два матроса с палубы помогли ему перелезть через леер, у епископа на лице сияла широкая улыбка. Однако эта улыбка мгновенно погасла. Перед ним стоял адмирал Данар Никабар.
      - Добро пожаловать на борт, Эррит, - сказал командующий. - Это большая честь для нас.
      Как ни странно, в тоне Никабара не слышно было злорадства. На его каменном лице не было и тени высокомерия. Тяжело дыша, Эррит кивнул адмиралу.
      - Похоже, ты оказался прав, Данар, - сказал он. - Я здесь.
      - Это Бьяджио оказался прав, - уточнил Никабар. - Я сам никогда не думал, что вы сядете на мой корабль.
      - Мною руководит стремление к миру, Данар, а не к собственной выгоде. Мир - это единственная причина, по которой я согласился разговаривать с твоим порочным господином.
      Никабар улыбнулся:
      - Ну и хорошо, Эррит. Как я уже сказал, я рад тебя видеть на борту. Мы постараемся сделать твое плавание как можно более приятным. Я приготовил тебе каюту. Одну из самых больших.
      Эррит недоверчиво фыркнул:
      - Не сомневаюсь, что не такая большая, как твоя.
      - Достаточно большая, - сказал Никабар. - Обещаю, что о тебе будут заботиться.
      - Я не комнатная собачка, чтобы обо мне заботиться. Никабар вздохнул:
      - Хочешь посмотреть свою каюту? Или хочешь как дурак стоять на холоде? Лично я считаю, что тебе следует отдохнуть. Выглядишь ты ужасно.
      - Да, в последнее время мне пришлось немало пережить, - съязвил Эррит, пристально глядя на Никабара. - Но ты ведь об этом уже знаешь?
      - Потери военного времени, Эррит, - отозвался адмирал. - И не страшнее, чем кое-что из того, что делал ты. Это была правда, и Эррит спорить не стал.
      - Отведи меня в мою каюту, - сказал он. - Давай отплывать как можно скорее. Я...
      Слова замерли у него на языке. На палубе он заметил крошечную фигурку Бовейдина. Ученый шел к ним.
      - Ты?! - взревел Эррит, теряя всякую власть над собой. - Ты, маленькое чудовище! Бовейдин поднял руки:
      - Спокойнее, Эррит...
      Эррит бросился вперед и схватил карлика за воротник, приподняв в воздух. С воем он подтащил Бовейдина к краю палубы и прижал к леерам. В порыве гнева к его мышцам вернулась вся сила снадобья. Задыхаясь, карлик пытался вырваться.
      - Эррит, перестань! - крикнул он. - Прекрати! Никабар кинулся ему на помощь и оттащил Эррита от борта. Епископ не выпускал Бовейдина, продолжая его трясти.
      - Ах ты, злобный палач! - кипел он. - Ты ее убил!
      - Эррит, прекрати! - приказал Никабар.
      Он резко оттолкнул епископа от Бовейдина. Трое матросов вмешались в драку, встав между Эрритом и карликом. Когда Эррита потащили прочь, он продолжал рычать на Бовейдина.
      - У нас с тобой еще есть дело, карлик! - клялся он. - Я еще увижу, как ты горишь в аду!
      - Мы там с тобой встретимся, Эррит! - парировал гном, Никабар удерживал его одной рукой, но Бовейдин отчаянно вырывался, осыпая Эррита проклятиями. - Это твоя война! Ты ее начал.
      - Замолчите оба! - загремел Никабар, отшвыривая Бовейдина, словно букашку. - Убирайся, Бовейдин. Я говорил тебе, чтобы ты сюда не поднимался!
      - Данар...
      - Убирайся!
      Ученый бросил на Эррита еще один злобный взгляд, а потом ушел, качая головой. Никабар повернулся к епископу.
      - Ты сильнее, чем можно было подумать, - иронично бросил он. - Но я не допущу повторения этого спектакля. Это мой корабль. Хочешь убить Бовейдина? Сделай это, когда приплывешь на Кроут.
      - Может, и убью, - прошипел Эррит. - А может, и тебя заодно.
      Адмирал Никабар проворчал:
      - Идем со мной. Давай я запру тебя в каюте.
      Ослабевший после собственной вспышки, Эррит охотно пошел с ним. Никабар провел его через узкий люк, потом спустился по короткому деревянному трапу и прошел по тесному и темному коридорчику. В конце коридора адмирал остановился у двери, открыл ее и жестом пригласил Эррита войти.
      - Это твоя каюта, - резко объявил он. - Думаю, тут ты найдешь все необходимое.
      Эррит заглянул внутрь. Помещение было нелепо тесным: там были только прикрепленная к стене койка, небольшой столик и стул. На столе лежало письмо со знакомой печатью графа Бьяджио. При виде него Эррит застыл. К столу письмо было прижато необычным пресс-папье - небольшим флаконом с синей жидкостью.
      - Ох, нет! - прошептал Эррит. - Ради бога...
      - Это от Бьяджио, - объяснил Никабар. - Он знал, что оно тебе уже понадобится. Устройство для введения хранится под койкой. - Адмирал торжествующе улыбнулся. - Поправляйся, Эррит, - сказал он и посторонился, пропуская епископа в каюту.
      Эррит заковылял к столу и взял пузырек, ужасаясь необходимости принять решение.
      - Тебе следовало бы выбросить его за борт, - сказал он. - Это яд, Данар.
      Синие глаза адмирала смеялись.
      - Для меня - нет.
      - О, ты ошибаешься, - сказал Эррит. - Ты глубоко ошибаешься.
      - Отдыхай, - посоветовал Никабар. - До Кроута плыть два дня. После отплытия я пришлю стюарда, чтобы он за тобой ухаживал. Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся ко мне.
      Никабар был исключительно вежлив, что вызвало у Эррита подозрения.
      - Я не хочу, чтобы меня беспокоили, - сказал он. - Когда мне что-нибудь понадобится, я сам за этим схожу.
      - Перестань глупить, Эррит. Ты не знаешь расположения корабельных помещений, а мои матросы не станут слушать твоих приказов. Пусть стюард о тебе заботится. Для того он и существует.
      Никабар вышел из каюты, закрыв за собой дверь. Эррит бессильно опустился на неудобный стул. Он рассматривал флакон, испытывая к нему ненависть и любовь, отчаянно желая влить его содержимое в свои вены. Его тело требовало снадобья. Он облизал губы, не зная, что ему делать, а потом вспомнил о письме Бьяджио. Дрожащей рукой он поставил флакон на стол и вскрыл конверт.
      "Дорогой мой Эррит, - так начиналось письмо. - Я знал, что ты передумаешь. Спасибо".
      Оно было подписано очень просто: "Граф Бьяджио".
      Придя в ярость, Эррит скомкал письмо и бросил в угол. Заносчивость Бьяджио не знала предела. Он обладал отвратительной способностью заглядывать в будущее - или манипулировать настоящим так, чтобы получить нужное ему завтра. Эрриту показалось, что он всем телом ощущает холодные руки графа. Его обрабатывали, словно кусок глины. А он чувствовал себя беспомощным.
      - Но я не беспомощен! - прошептал он. - Я могу сделать хотя бы это!
      Медленно, неуверенно он снова протянул руку и взял флакон. А потом открыл крышечку и вылил все содержимое на пол.
      40
      Лиссцы
      Нарский корабль "Быстрый" пробыл в водах Лисса меньше суток. Капитан Келара, утомленный переходами на Кроут и обратно, почти все время проводил на палубе, осматривая горизонт вместе с наблюдателями. Задача состояла в том, чтобы обнаружить лисские силы вторжения загодя - и остаться незамеченным.
      Келара не ожидал увидеть свою цель настолько скоро.
      В подзорную трубу он увидел на горизонте большую шхуну и прикинул дистанцию до противника и его скорость. Судя по размерам, это вполне мог оказаться "Принц Лисса". Спустя секунду наблюдатель с "вороньего гнезда" это подтвердил.
      - Четыре корабля! - крикнул он. - По левому борту, в десяти градусах!
      Боцман Даре, добровольно вызвавшийся плыть с Келарой обратно к Лиссу, бросился к капитану. Он заслонил глаза ладонью и стал всматриваться в океан.
      - Я ничего не вижу, - с досадой сказал он. - Где они?
      Келаре уже не нужна была подзорная труба, и он протянул ее Дарсу. Боцман поспешно направил ее, застыл на месте - а потом злобно выругался.
      - Да, это они, гады! - Он резко сложил трубу и повернулся к Келаре. И что теперь?
      Капитан отошел от ограждения, готовясь отдать приказ.
      - А теперь мы возвращается на Кроут, боцман, - объявил он. - Там-то и начнется потеха.
      41
      Тайны
      Оставшись один в каюте, которую делил с Симоном, Ричиус сидел за крошечным откидным столиком и смотрел на свой дневник. Записи в дневнике были старой привычкой, которую он забросил по окончании трийской войны, однако скука долгого плавания заставила к ней вернуться. Это отвлекало от скуки и сомнений относительно будущего. "Принц" отплыл из Лисса уже четыре дня назад. По оценкам Пракны, до Кроута оставалось еще не меньше трех дней. Битва становилась все ближе с каждым часом. Сидя в неверном свете свечи, Ричиус мысленным взором видел ее будущие картины.
      "Мы уже совсем близко, - писал он. - Пройдет еще три дня, и мы высадимся на Кроуте. Не знаю, что мы там увидим. Возможно, охранники Бьяджио сдадутся без боя. Если нет, то начнется избиение. Девятьсот сирот, которых я взял с собой, жаждут крови. Я изо всех сил пытался обуздать их ярость, но они по-прежнему рвутся отомстить. Глядя на них, я думаю о себе. Именно таким я не хотел быть".
      Ричиус посмотрел на только что написанную строку. Он сожалел о своих чувствах, но деться было некуда: он записал их на бумаге, подтвердив их реальность. Когда-то давно отец дал ему бесценный совет: генералу необходимо любить тех людей, которых он возглавляет. Иначе солдаты это почувствуют и не пойдут за ним. Ричиус печально вздохнул. Любит ли он этих лиссцев? Пожалуй, нет. Он их уважает, он ими восхищается, но он их не любит. Испытываемое им чувство гораздо ближе к жалости. Эта мысль неприятно поразила Ричиуса. Он отложил перо, понимая, что больше ничего написать не сможет.
      В Арамуре - если Арамур все еще существует - он был бы королем. Он не искал этого титула и не жаждал его. Ему вовсе не хотелось идти против воли императора, или сражаться в Люсел-Лоре, или заработать себе прозвище Шакал. Ричиус внезапно ощутил стремительный бег времени.
      - Я изменился, - прошептал он.
      Впервые в своей молодой жизни Ричиус почувствовал себя старым. Ему было страшно плыть на Кроут, страшно встречаться с Бьяджио. Как бы ему ни хотелось вырвать у графа сердце из груди, он не менее сильно хотел бы повернуть корабль и уплыть обратно в Фалиндар, увидеть радостное лицо Дьяны. Не смерти он боялся, он тревожился за свою душу и здравый рассудок. Иногда ему казалось, что он теряет и то и другое. Возможно, ему придется доживать свою жизнь безумцем, подобно герою одной нарской сказки, которого не мог убить ни один клинок, но чей разум постепенно пожирал самого себя.
      - Хватит! - сказал он себе, сбрасывая перо на пол. - Надо сосредоточиться.
      Внезапно дверь каюты распахнулась, и в нее ввалился Симон. Было очень поздно, и при нормальных обстоятельствах они оба уже спали бы, но из-за морской болезни Симон не мог спать и постоянно поднимался на палубу.
      Лицо нарца покрывала нездоровая бледность. Закрыв дверь, он со стоном рухнул на свою койку. Ричиус заметил на его куртке пятна рвоты.
      - Ты ужасно выглядишь, - заметил он.
      - Ты специально не ложился, чтобы мне об этом сказать? - огрызнулся Симон.
      - Нет, - ответил Ричиус, закрывая дневник. - Просто сидел и думал.
      - У меня весь живот горит! - простонал Симон. - Тебе не следовало заставлять меня есть.
      - Морить себя голодом бесполезно. Ты только потеряешь силы. А мне надо, чтобы ты приехал на Кроут сильным.
      Симон перевернулся и возмущенно посмотрел на Ричиуса. Глаза у него стали тусклыми.
      - Сидеть целыми ночами и тревожиться тоже бесполезно, знаешь ли. Ты можешь хоть тысячу раз просмотреть все планы и все равно не будешь знать, что случится, пока оно не случится. Мудрые слова, парень. Я пришел к ним трудным путем. - Симон прищурился на дневник Ричиуса. - И вообще, что ты там пишешь?
      - Просто так, - уклончиво ответил Ричиус. Симон улыбнулся:
      - Брось: я же вижу, что тебе хочется поговорить. В чем дело? Что не дает покоя твоему острому уму?
      Ричиус ответил ему не сразу. Он прислушивался к плавному покачиванию корабля, сопровождающемуся бесконечным скрипом, и вглядывался в человека, с которым он делил каюту. Несмотря на все случившееся, Симон Даркис продолжал ему нравиться. Ричиус развернул стул к своему соседу, решив ему довериться.
      - Симон, ты когда-нибудь задумываешься о себе? - тихо спросил он.
      Симон засмеялся:
      -Что?
      - Я видел тебя, когда ты приплыл в Лисе, - настаивал Ричиус. - Ты помнишь, какой у тебя был печальный вид?
      Симон отвел взгляд. Они еще ни разу по-настоящему не говорили об этом, и Ричиус думал, что и не стоит. И все же необычайная печаль Симона в тот день не давала ему покоя.
      - Помню, - ответил Симон. - Мне тогда было не до радости.
      - Это сожаление тогда владело тобой?
      - Ричиус, я тебя не понимаю, - с досадой сказал Симон. - О чем ты меня спрашиваешь?
      Ричиус пожал плечами:
      - Может, ни о чем. Я просто немного тревожусь, вот и все.
      - О Кроуте?
      - И о себе, - ответил Ричиус.
      Он отвел взгляд, не зная, как объяснить свои чувства. Дьяна не хотела, чтобы он уезжал. Она предупредила его, что месть это глупость. И когда он увидел Джелену и остальных лисских сирот, то он по-новому оценил совет жены.
      - Если ты беспокоишься о том, не делаешь ли ошибки, то перестань, заявил Симон. - Я знаю, что Бьяджио сделал с твоей женой. Я слышал об этом, когда был на материке. Он - зверь, Ричиус.
      Ричиус нахмурился:
      - Он твой господин.
      - Это ничего не значит. Значит, я повиновался зверю. Может, это и меня делает зверем. - Симон закрыл глаза. - Ты это имел в виду, когда говорил о сожалении? Если так, то ты прав. Я не могу гордиться тем, что делал.
      - А тем, что мы делаем сейчас? - спросил Ричиус. - Когда мы убьем Бьяджио, ты будешь этим гордиться?
      - Если мы убьем Бьяджио, - уточнил Симон. - И - нет, не буду. Ты не понимаешь, что значит быть Рошанном, Ричиус. Бьяджио сделал меня личностью. Он дал мне нечто, во что можно было верить.
      - Тогда почему ты делаешь это? Только ради Эрис?
      - В основном. Но еще и потому, что Бьяджио изменился. Снадобье сделало его неуправляемым. Лично я считаю, что он сумасшедший. Может быть, убив его, мы окажем ему благодеяние.
      - Благодеяние? - рявкнул Ричиус. - Я не намерен убивать его из человеколюбия, Симон. Думай что хочешь, но для меня это просто месть и больше ничего.
      - И он этого заслуживает, - согласился Симон. - Я с этим не спорю. Только не жди, чтобы я по этому поводу ликовал. Бьяджио всегда будет означать для меня нечто хорошее. И этого, наверное, никак не изменишь. - Он понимающе посмотрел на Ричиуса. - Если бы ты знал Бьяджио десять лет назад, ты бы, наверное, относился к нему иначе.
      - Сомневаюсь, - недовольно проговорил Ричиус. Перспектива смерти Бьяджио была единственным, что не вызывало у него угрызений. - Не знаю, как ты можешь называть его хорошим человеком, после того как он сделал столько зла. Может быть, я ошибаюсь насчет тебя, Симон. Может, ты ничуть не изменился.
      - Полегче, парень! - предостерег Симон. - Мне не настолько худо, чтобы я не мог выкинуть тебя через иллюминатор. И я вовсе не называл его хорошим человеком. Я просто сказал, что он не тот, каким был. Люди меняются, Ричиус. Иногда к лучшему. Иногда к худшему, как Бьяджио.
      - Люди меняются, - подтвердил Ричиус, кивая. - Вот это меня и тревожит. - Он откинулся на спинку стула, наблюдая за пламенем свечи, пляшущим под ламповым стеклом. - Перед моим отъездом Дьяна просила меня быть осторожным. Я решил, что она говорит об осмотрительности, чтобы я не дал себя убить. Но теперь я, кажется, понял, что она имела в виду. Она увидела во мне перемену.
      - Какую перемену?
      - Это непросто объяснить, - вздохнул Ричиус. - Так влияет на человека месть. Я ведь тоже не всегда был таким, как сейчас. Наверное, я тоже изменился - точно так же, как Бьяджио.
      - И как я, - напомнил ему Симон. Ричиус улыбнулся:
      - Наверное.
      Симон сел, спустив ноги на пол.
      - Ричиус, послушай меня. Ты хороший человек. Закончив свои дела с Бьяджио, ты сможешь вернуться к жене и ребенку и начать все заново. Ты сможешь оставить всю эту грязную историю позади. После смерти Бьяджио о тебе в Наре забудут. Никто больше не будет на тебя охотиться.
      Ричиус закрыл глаза.
      - Звучит чудесно!
      - И твоя дочь сможет вырасти сильной и здоровой, и тебе больше не придется думать о войне или о том, что к тебе в окно может заползти шпион. У тебя начнется новая жизнь. Ты сможешь забыть о Бьяджио и Наре. Забыть об Арамуре...
      - Что? - вскрикнул Ричиус, открывая глаза. - Симон, я никогда не смогу забыть об Арамуре!
      - Ты должен о нем забыть, - упрямо повторил Симон. - Или это будет вечно тебя преследовать. Он больше не твое королевство. Забудь о нем.
      - Не могу, - возразил Ричиус. - Это невозможно.
      - Забудь, - не отступался Симон. - Будешь дураком, если не забудешь. Потому что Арамур больше никогда не будет принадлежать тебе, Ричиус. Никогда.
      Его слова повисли в воздухе. Ричиус судорожно сглотнул. Он не смел признаться себе в том, о чем сказал Симон, - что Арамур потерян навсегда.
      - Тогда к чему все это? - тихо спросил он. - Зачем я вообще здесь?
      Симон ухмыльнулся:
      - На это ты знаешь ответ, дружище. Ричиус кивнул.
      - Нанеси удар за Арамур, - посоветовал Симон. - Успокой свою совесть, как сможешь. Убери Бьяджио, а потом уйди.
      - Не знаю...
      - Чего ты не знаешь? - загремел Симон, подаваясь вперед. - Не знаешь, хочется ли тебе прожить остальную жизнь в мире? Или видеть, как растет твоя дочь? Позволь мне кое-что сказать тебе, Ричиус. По-моему, ты дурак, что сюда приехал. Лиссцам следовало бы вторгаться на Кроут без твоей помощи. Они тоже дураки. Но ты-то умнее их! У тебя должно было хватить ума не слушать Пракну, когда он явился в Фалиндар. Но кровная месть была для тебя важнее любви хорошей женщины. По-моему, это невероятно глупо.
      Симон резко упал на койку и повернулся к Ричиусу спиной. В каюте наступило неловкое молчание. Ричиус изумленно смотрел на Симона.
      - Ты не понимаешь, - сказал он.
      - Правильно, - отозвался Симон. - Бедненького Ричиуса никто не понимает. И так всю жизнь.
      - Симон, будь справедлив! Ты не король. Ты не понимаешь, каково мне.
      - Спокойного сна, Ричиус.
      - Ты не предавал королевства!
      - Задуй свечу, хорошо?
      Ричиус с досадой дунул на фитиль, а потом остался сидеть в темноте, молча глядя Симону в спину. Неужели ему нравится Симон? Теперь он уже не был в этом уверен. Нарец был груб и бесцеремонен.
      Но невероятно проницателен.
      Стянув с себя сапоги, Ричиус забрался на свою койку и укрылся с головой. Сквозняк вызвал у него озноб. Этой ночью сна не будет - его осаждает слишком много мыслей.
      - Я не такой, как лиссцы, - прошептал он.
      - Ты прав. Не такой. А теперь спи.
      - Я не такой! Ты слышал, что я сказал Джелене. Я только хочу убить Бьяджио, а потом я возвращаюсь домой.
      - Я слышал.
      - И ты мне не поверил?
      - Правильно.
      - Почему?
      Симон досадливо выругался.
      - Боже правый, ты что, не слушал? Ты должен был бы удовлетвориться отправкой лиссцев на Кроут. Они бы убили за тебя Бьяджио, и ты это знаешь. Но тебя это не удовлетворило. И ты не будешь удовлетворен и тогда, когда вернешься в Фалиндар. Ты вечно будешь ныть, что предал"Арамур. Тебе следовало бы послушаться Дьяну, Ричиус. Ты больше не король. Чем скорее ты это поймешь, тем скорее сможешь снова начать жить. А теперь спокойной ночи!
      Ричиус ничего не ответил. Вспышка Симона лишила его дара речи.
      "Я только убью Бьяджио, - сказал он себе. - Обязательно. А потом уеду домой".
      Эти слова бесконечно повторялись у него в мозгу. Но и слыша их, он все равно сомневался в их правдивости.
      На другом конце сонной шхуны командующий флотом Прак-на тоже не спал у себя в каюте. Он сидел за письменным столом, ожидая посетителя. С ним дожидалась открытая фляга вина и две кружки. Час был очень поздний, и Пракна устал. Он предпочел бы лечь спать, но его дело можно было сделать только тогда, когда любопытные глаза закрыты. Пракна был уверен, что Марус справится с управлением "Принцем" и без его участия, поэтому ушел с палубы несколько часов назад. Он провел время за письмом к Джлари. В нем он снова писал, как сильно он ее любит и как по ней скучает. Опять. Командующему до тошноты надоело писать эти рвущие сердце записки. Каждая давалась с трудом. Они напоминали ему о том, как он стар и как много потерял. Они напоминали ему о том, что Джлари изменилась.
      Всего через три дня они достигнут Кроута. И потом никто не посмеет называть его родину Лиссом Изнасилованным.
      - Больше никогда! - мрачно пообещал он.
      Их ждет работа. Они захватят Кроут стремительным налетом, а потом устремят свои глаза на запад, на материк. Услышав о захвате Кроута, нарцы содрогнутся. Пракна мрачно улыбнулся. Ему нравилось думать о дрожащих нарцах. Когда-то дрожали его люди - несмотря на всю свою храбрость! Пришла пора возмездия.
      Пракна налил себе вина, и тут раздался долгожданный стук в дверь.
      - Входи! - негромко позвал он и налил вина во вторую кружку.
      В открытой двери возникла Шайа и нерешительно застыла на пороге.
      - Вы хотели меня видеть, сэр? - спросила она.
      - Входи, Шайа, - пригласил ее Пракна. - Закрой дверь.
      Шайа повиновалась сразу и не задавая вопросов. Было заметно, что на нее действует его высокое звание. Она стояла перед командором, дожидаясь, чтобы он заговорил первым. Когда он предложил ей вина, она вежливо отказалась:
      - Спасибо, не надо. Пракна улыбнулся:
      - Ты волнуешься. Не надо. Ты ничего дурного не делаешь.
      - Да, сэр.
      - Ты это понимаешь, правда?
      - Да, сэр.
      - Прекрасно. - Пракна вложил ей в руки кружку с вином. - Тогда выпей со мной.
      Встав, он предложил ей единственный в каюте стул, а сам устроился на краю койки. Шайа еще несколько секунд помедлила, но потом все-таки села и отпила глоток вина, явно пытаясь успокоиться. Пракна пристально наблюдал за ней. Шайа была хорошим солдатом. Она была предана - Лиссу и своему лорду Шакалу. И неприятно было видеть ее смущение.
      - Шайа, пожалуйста, чувствуй себя свободно, - попросил он. - Я просто хотел с тобой поговорить, вот и все. Бояться нечего.
      - Я не боюсь, - возмущенно сказала она. - Просто... - Она помолчала, подыскивая нужные слова. - Вы велели мне не рассказывать лорду Шакалу о нашей встрече. Мне это неприятно.
      - Понимаю, - отозвался Пракна. - Вэнтран хорошо с тобой поработал. Со всеми вами.
      - Он превратил нас в армию! - гордо объявила Шайа.
      - И я это ценю. И когда мы прибудем на Кроут, вы дадите ему основания вами гордиться. Я просто хотел убедиться, что ты понимаешь нашу задачу.
      Шайа побледнела.
      -Сэр?
      - Нашу задачу, Шайа, - повторил Пракна. Он наклонился к ней, и его голос стал серьезным. - Ты ее понимаешь?
      - Да, конечно, - ответила Шайа. - Мы должны захватить Кроут.
      -И?..
      - И что? - не поняла Шайа. - Это все. Мы захватываем остров и укрепляем его для Лисса. Вы будете использовать его как базу для флота. Она с любопытством посмотрела на командующего. - Разве не так?
      - В основном так, - согласился Пракна. - Но наша задача состоит не только в захвате Кроута. Мы хотим дать урок всей империи. Захватив остров Бьяджио, мы скажем всему Нару, что Лисе перестал быть игрушкой империи. И мы нанесем удар за всех, кого мы потеряли. - Он подождал, чтобы его последнее заявление оказало свое воздействие. - Ты меня понимаешь, Шайа?
      Молодая женщина кивнула:
      - Я знаю, что такое потеря, командующий флотом. Вот почему я вызвалась служить под командованием лорда Шакала.
      - И это решение достохвально, - сказал Пракна. - Весь Лисе гордится вами. Но не забывайте, что все вы - лиссцы. У вас есть обязанности перед вашим народом. Лорд Шакал - не один из нас. Он может не понимать всего, чего нам необходимо добиться.
      Шайа смутилась.
      - Извините, сэр, я вас не понимаю. Что вы имеете в виду?
      Усталый Пракна решил говорить прямо.
      - Я намерен полностью уничтожить Кроут, Шайа, - заявил он спокойно. После нашего ухода во дворце Бьяджио не должно остаться ни единой живой души. Когда мы приплывем на Кроут, за нами будут наблюдать наши погибшие сыновья. Я не хочу их разочаровать.
      Бедная женщина поморщилась:
      - Сэр, я получаю приказы от Шакала. Он ничего мне об этом не говорил. Я знаю, что он хочет взять остров с минимальными потерями.
      - Шакал не с Лисса, - напомнил ей Пракна. - Империя должна за многое ответить перед Сотней Островов. Я не хочу разочаровать моих сыновей, когда они будут смотреть на меня с Небес. А ты? Разве твой маленький сын не заслуживает отмщения?
      Шайа колебалась.
      - Да или нет? - не отступал Пракна.
      - Да! - вскрикнула Шайа. Она поставила кружку и гневно встала. - И не заставляйте меня это повторять!
      - Таких, как он, были тысячи, - сказал Пракна. - И все мертвы. Подумай об этом. Тысячи матерей больше не смогут взять своих малышей на руки. Думаешь, в Наре знают такое горе? Они водят своих детишек гулять, кормят их, играют с ними. Делают все то, чего ты уже никогда сделать не сможешь.
      Шайа отвернулась. Пракна видел, что у него все получается.
      - Это - справедливость, - тихо проговорил он. - Некоторые называют ее местью.
      - Мне все равно, как ее называют, - огрызнулась Шайа. - Но мне она нужна.
      Пракна мысленно улыбнулся.
      - Она нужна нам всем, девочка, - мягко заметил он. - Даже Шакалу. Вот почему он здесь, с нами. Ради мести. Я его знаю. Он хочет вырвать у графа из груди сердце - за то, что сделали с его женой. И почему бы ему этого не хотеть? Разве Бьяджио этого не заслуживает?
      - Да, - прохрипела Шайа. Она готова была разрыдаться от ярости.
      - А ты не думаешь, что убившие твоего сына нарцы заслуживают смерти?
      Шайа не могла говорить, а только резко кивнула. Пракна подошел к ней. Положив руки ей на плечи, он нагнулся к самому ее уху.
      - И я тоже, - прошептал он. - Вот почему мы плывем на Кроут.
      Закаленная молодая женщина под его ладонями словно растаяла. За несколько минут ему удалось ее сломать. Ужасные воспоминания обладают таким свойством. Он мягко заставил ее повернуться лицом к себе. Она подняла на него полные муки глаза.
      - Настало время, - тихо сказал он. - Мы в долгу перед твоим сыном и перед моими сыновьями. Перед всеми нашими сыновьями. Ты это знаешь. Ты со мной, Шайа?
      Шайа не смогла заставить себя отвести взгляд. Перед ней стоял командующий флотом Лисса, еще больший герой, чем сам Шакал. Пракна знал, какую власть он имеет над людьми. Он видел, как эта власть отражается в глазах впечатлительной Шайи.
      - Я с вами, - наконец сказала она.
      - И это правильно, - похвалил ее Пракна. - Через три дня мы станем слугами справедливости.
      Не задумываясь, он нежно поцеловал ее в лоб. Шайа растаяла. Пракна вздохнул. Ему неприятно было превращать этих прекрасных молодых мужчин и женщин в пешки. Шайа легко поддалась его воле, почти расплакалась, ощутив его ласковый поцелуй. Пракна прижал ее к себе. Она жаждала прикосновений. Вот во что превратила война этих детей Лисса - в одиноких, изголодавшихся по прикосновениям сирот. Таких, как Джелена.
      - Успокойся, Шайа, - тепло прошептал он. - Через три дня твоя боль начнет проходить.
      - Правда? - с надеждой переспросила Шайа. Пракна долгие мгновения думал над ответом. И в конце концов решил солгать.
      - Да, - мягко сказал он. - Боль не может длиться вечно.
      42
      Встреча монархов
      Всего через два дня после отплытия из Черного города "Бесстрашный" и сопровождавшие его дредноуты прибыли на Кроут. Бьяджио смотрел с берега на корабли, испытывая глубочайшее удовлетворение. Вокруг него стоял отряд телохранителей: холеная группа разряженных кроутов, не вынувших мечей из ножен. Граф не ждал неприятностей, но хотел устроить демонстрацию. Он все еще не знал, сколько нарских правителей находится на борту кораблей, но надеялся, что их окажется достаточно, чтобы оправдать затраченные усилия. В любом случае Эррит на корабле был - это Бьяджио знал точно. Никабар уплывал с Кроута, имея четкие указания: не возвращаться без епископа.
      День был солнечным, и Бьяджио хорошо видел направлявшиеся к берегу баркасы. Некоторые еще только спускались с бортов, загруженные нарскими аристократами и их телохранителями. Первая лодка отплыла от "Бесстрашного". На ее носу стоял Никабар, лично командуя гребцами. С ним рядом стоял седоволосый мужчина в одежде священнослужителя: его едва можно было разглядеть за мощной фигурой адмирала. Бьяджио облизнул губы, предвкушая встречу с Эрритом. Он дернул много веревочек, чтобы это произошло, управлял танцем множества марионеток. Он даже испытал некое сожаление: Форто был прекрасным генералом. С его смертью управление империей сильно осложнится. Граф вздохнул, отбрасывая мысли о последствиях. Несомненно, Эррит захочет начать с ним словесный поединок. Бьяджио на секунду закрыл глаза, готовя свое оружие.
      После известия о предательстве Симона Бьяджио никак не мог прийти в себя. Он расхаживал по дворцу, словно разъяренный леопард, проходя по коридорам и замерзая в саду в одной только накидке. Он чувствовал себя одиноким и глубоко непонятым. Дьяна Вэнтран сдержала свое слово и сторонилась его, не отвечая на вежливые улыбки. Она заперлась в своих покоях и ни с кем не виделась. Самоубийство Эрис было для нее сильным ударом. Настроение Бьяджио резко испортилось. Если бы он знал, что его драгоценная танцовщица покончит с собой, он не действовал бы так безоглядно.
      "Самообладание, - напомнил он себе. - Необходимо самообладание".
      Сейчас это стало главной проблемой. В последнее время его разум соскальзывал в грезы и вспышки ярости. Бьяджио понимал, что дело в напряженности и важности его великого плана, но это не извиняло некоторых его поступков. Он рассеянно ковырнул песок носком сапога. В последнее время он часто думал о Дьяне Вэнтран. Она не давала ему покоя, как слепень, заставляя думать о том, о чем хотелось забыть. Безумие приходит только к глупцам - он всегда был в этом уверен. И Аркус не был безумным, так ведь? Поддерживавшие его жизнь снадобья не повредили его разума.
      По крайней мере Бьяджио предпочитал думать именно так.
      - Ведьма! - фыркнул он мрачно. - Она пытается меня отвлечь.
      Граф расправил плечи. Баркас Никабара подходил к берегу. Уже был виден Эррит, смотревший на Бьяджио. Глаза у епископа были тусклые. Бьяджио нахмурился. Разве Эррит не воспользовался снадобьем? Никабар должен был его снабдить. Граф постарался успокоиться. Рано или поздно епископ все равно сдастся и начнет принимать снадобье. Эррит такой податливый!
      Когда баркас подошел к берегу, двое матросов спрыгнули в воду и вытащили лодку на песок. В лодке рядом с Эрритом оказался еще один человек, которого стало видно, когда Никабар вышел на берег.
      Кивис Гэйго.
      Военный министр Нара прибыл на Кроут. Такого приятного поворота событий Бьяджио не ожидал. Как и Эррит, Кивис Гэйго всегда ненавидел Бьяджио. Граф постарался справиться с улыбкой торжества. Он дал знак своим телохранителям держаться позади. Охранники Гэйго вышли из баркаса первыми, заслонив своего господина, и сразу же обнажили мечи, образовав стальную сеть. Эта глупая показуха вызвала у Бьяджио раздражение, однако он не стал мешать, а просто смотрел, как Кивис Гэйго выходит из лодки и бредет по воде. Лицо Гэйго напоминало ледяную маску. Он сильно изменился с того дня, когда Бьяджио видел его в последний раз. Синева его глаз исчезла, сменившись естественным - и гораздо менее впечатляющим - серо-коричневым цветом. Кроме того, он похудел - это явно было последствием абстиненции.
      - Добро пожаловать на Кроут, Гэйго, - сказал Бьяджио, адресуя своему врагу любезный поклон. - Я бы сказал, что рад тебя видеть, но не хочу лгать.
      Гэйго застыл на месте, потрясенный этой фразой. На его лице отразилась ненависть.
      - Ты все такой же нахальный красавчик, Бьяджио, - сказал он. - А я-то надеялся, что изгнание изменит тебя к лучшему! Но вижу, что ты только озлобился.
      Бьяджио его не слушал. Он смотрел через плечо Гэйго на Эррита. Старый епископ в эту минуту с трудом вылезал из баркаса. Отказавшись от протянутой Никабаром руки, Эррит шел один, с высоко поднятой головой, несмотря на явную слабость. Позади него со стоическим выражением лица шел Никабар.
      - Кто еще приехал? - рассеянно спросил Бьяджио.
      - Клоди Вое, Тепас Талшайр, Дебоко, - ответил Гэйго. - Всего одиннадцать правителей. У Бьяджио радостно забилось сердце.
      - Хорошо, - спокойно проговорил он. - Я рад. Может быть, нам удастся чего-то добиться.
      - Не слишком на это надейся, Бьяджио, - предупредил его Гэйго. - У нас не все настроены на переговоры.
      "Но вы все равно приехали, так? - удовлетворенно подумал Бьяджио. Дурак ты, Гэйго".
      - Давайте отбросим предубеждения, - предложил он и направился навстречу Эрриту.
      Как это ни странно, Бьяджио почувствовал легкий трепет страха. Как бы ни был унижен Эррит, что-то в нем внушало благоговение. Бьяджио постарался приветствовать своего заклятого врага вежливо, поклониться особенно низко.
      - Приветствую вас, Эррит, - почтительно произнес он. - Вы оказали мне честь своим приездом. Спасибо вам, мой старый друг.
      У Эррита был вид человека, пережившего трагедию. Он устремил на Бьяджио пустые глаза. Граф улыбнулся и попытался вызвать его на разговор.
      - Я хочу, чтобы вам здесь было удобно, - сказал он. - Ничего не бойтесь. Мы собрались для переговоров, и только.
      - Твой вид мне отвратителен по-прежнему, - проговорил наконец Эррит. Не зови меня другом, Бьяджио. Мы не друзья и никогда друзьями не будем. Да проклянет тебя Бог за то, что ты сделал. Да сожжет Он тебя Своим огнем.
      Это проклятие задело гордость Бьяджио. От него не укрылось нахальное хихиканье Гэйго. Телохранители министра не убирали своих мечей. Бьяджио призвал к себе на помощью все свое искусство дипломата.
      - И все равно я благодарю тебя за приезд и за то, что ты привез остальных. Гэйго говорит, что Вое тоже с вами. Это хорошо. А Оридиан?
      - Он на борту "Черного города", - сообщил Никабар. - Этот хорек отказался сесть на "Бесстрашный".
      - Ну, не огорчайся, Никабар, - весело ответил Бьяджио. - Старые ссоры. Вскоре мы все уладим.
      - Нет, - ледяным тоном произнес Эррит, - этого мы не сделаем, граф. Я согласился приехать, чтобы положить конец кровопролитию. И только.
      Бьяджио кивнул. Что Эррит знает о кровопролитии!
      - Как ты утверждаешь в своих проповедях, Эррит, мир - это путь к Небесам. Давай же начнем прямо здесь и сейчас. - Он посмотрел на Гэйго. Путь к миру?
      Гэйго ухмыльнулся:
      - Поживем - увидим, грешник. Бьяджио посмотрел на Гэйго в упор.
      - Мы все грешны, Кивис, - заявил он. - Не заблуждайся.
      - Но некоторые грешнее других, граф, - парировал Гэйго. Он поднял руку, и по его сигналу телохранители вложили мечи в ножны. - Однако ты прав, по крайней мере отчасти. Мы тебя выслушаем. Только не трать наше время даром.
      - Видишь, Эррит? - сказал Бьяджио. - Мы можем забыть свои споры - хотя бы на время. Нам надо говорить. И еще нам надо слушать.
      Епископ нахмурился.
      - Есть кое-что, что я хотел бы услышать, - проворчал он. - Объяснения. Это - прежде всего. И я не даю тебе никаких обещаний, дьявол. Я здесь. Этого достаточно.
      Ядовитый тон Эррита ужасал. Бьяджио ожидал этого - но не предвидел, что будет ощущать его настолько остро. Он проглотил так и просившиеся на язык слова и одарил Эррита улыбкой.
      - Пройдем со мной, Эррит, - спокойно сказал он. - Пожалуйста.
      Граф отошел вдоль берега на несколько шагов, остановился, поджидая Эррита. Епископ вопросительно посмотрел на него, но потом, смягчившись, последовал за графом. Бьяджио подождал, пока они отойдут подальше, где их не услышат, и только потом заговорил. Постоянный шум прибоя помогал заглушить его слова.
      Он решил начать с невинного вопроса.
      - Как ты себя чувствуешь? - спросил он. - Ты плохо выглядишь.
      - Я отвыкаю от твоего дьявольского зеЛья, - ответил Эррит.
      - Отвыкаешь? Почему? Разве Никабар не передал тебе мой последний подарок?
      - Передал. Если хочешь, можешь отсосать его с досок пола. Вот что я с ним сделал - вылил прямо на пол.
      Бьяджио ужаснулся:
      - Как ты мог! Да ты посмотри на себя! Тебе снадобье необходимо, Эррит.
      - Ничуть. - Эррит гордо выпрямился. - Бог дает мне силы, грешник. Я больше не буду отдавать мою душу во власть снадобью Бовейдина.
      - Оно сохраняет нам жизнь, Эррит, - сказал Бьяджио. - И его достаточно много. Я намерен хотя бы избавить тебя от мук смертности.
      - Смерть отправит меня к Богу, - ответил Эррит. - Тебе с Ним не встретиться, поверь мне. Бьяджио вздохнул.
      - Нам с тобой многое надо обсудить. И это будет легче, если ты перестанешь все время стараться меня задеть.
      Эррит резко остановился, быстро схватил Бьяджио за рукав и грубо повернул.
      - Не смей разговаривать со мной, как с ребенком, ты, выродок несчастный! - прошипел он. - Я здесь из-за того, что вы с твоим карликом сделали с моим собором. И с моей дочерью!
      - Дочерью? - Бьяджио ухмыльнулся. - Ах да. Я так и подумал, что она тебе понравится.
      Лицо епископа побагровело. Бьяджио даже показалось, что старик готов его ударить.
      - Ты будешь проклят Богом, Бьяджио! - пообещал Эррит. - Ты можешь сейчас смеяться Ему в лицо, но Судный день настанет. И ты ответишь за свои грехи и преступления, содомит.
      - Не смей меня так называть! - предостерег его Бьяджио, грозя ему пальцем. - Я в последний раз терплю это слово. Это мой остров. Пусть ты все еще правишь Наром, но на Кроуте повелитель - я.
      - Богохульный змий! - сказал Эррит. - Ты к тому же слеп и глуп. К чему все эти убийства? - Он умоляюще посмотрел на Бьяджио. - Зачем, граф?
      - Ради Нара, - убежденно ответил Бьяджио. Он ткнул себе пальцем в грудь. - Потому что Нар - мой, а ты его у меня отнял.
      - Ты ошибаешься. Нар не принадлежит ни одному человеку. Он находится в Божьих руках.
      - Нар - империя, Эррит! - резко сказал Бьяджио. - И ею должен править император. Аркус хотел передать Нар мне.
      - Он этого не говорил.
      - Он боялся, - возразил Бьяджио. - Боялся своей смерти. Он был не в состоянии передать мне власть. Но ты знаешь, что я прав. Ты знал это и тогда - но все равно украл у меня империю. А теперь ты видишь, что я так легко не сдамся. Вот почему ты здесь. Теперь уже боишься ты.
      Лицо епископа оставалось совершенно спокойным.
      - Бьяджио, меня одолевает столько страхов, что даже трудно поверить, печально сказал он. - И ты - только один из очень многих. Я выслушал твой бред. И я буду вести с тобой мирные переговоры, если этим смогу удержать тебя от убийств. Но я никогда не соглашусь сделать тебя императором.
      - Скажи это, Эррит! - не отступал Бьяджио. - Скажи, что Аркус хотел, чтобы я правил Наром. Ты знаешь, что это так.
      - Скажу, если тебе этого так хочется. Аркус действительно хотел передать тебе Нар. Он любил тебя как сына. Это ничего не меняет.
      Но для Бьяджио эти слова все меняли. Он потрясенно уставился на Эррита.
      "Любил меня. Как сына".
      Гнев Бьяджио превратился в печаль.
      - Тогда почему ты мне противишься, Эррит? Зачем ты начал это противостояние?
      - По той же причине, по которой я намерен тебе противостоять и дальше, граф. Потому что ты - безумец и грешник. И потому, что Черный Ренессанс это болезнь, которая порабощает людей и унижает Небо. А ты хочешь вернуть его в Нар. - Эррит покачал головой. - Я этого не допущу.
      - Тебе меня не остановить, Эррит, - предостерег его Бьяджио. - Никому меня не остановить. Я достану вас, куда бы вы ни спрятались. Я уже это доказал.
      - Да, тебе прекрасно удалось нас запугать, - с горечью признал старик. - Но мы все объединились, чтобы остановить тебя. Теперь у тебя слишком много врагов, Бьяджио. Тебе не удастся всех нас победить. Эта угроза заставила Бьяджио расхохотаться.
      - Вижу, что нам будет о чем говорить, - сказал он. - Давай пока не будем делать таких заявлений и говорить вещи, о которых потом пожалеем. Сегодня и завтра тебе следует отдыхать - всем вам. А потом мы начнем переговоры.
      - Я бы предпочел не затягивать, - огрызнулся епископ. - У меня нет желания задерживаться у тебя на острове.
      - Пожалуйста, побудь здесь. Эррит. Если не хочешь принимать снадобье, то хотя бы поешь и выпей вина. Еды и вина у нас в достатке. Я не пожалел расходов, чтобы хорошо устроить всех вас. И я вижу, что плавание тебя утомило.
      Эррит поморщился:
      - Хорошо. Значит, послезавтра.
      Он повернулся и пошел к пристающим к берегу баркасам, оставив Бьяджио одного. Граф проводил взглядом своего старого врага, продолжая изумляться его стойкости. Как Эррит сумел отказаться от снадобья? Бьяджио не подозревал, что он способен на такую решимость. И тем не менее граф был доволен.
      - Послезавтра, - прошептал он.
      Он не сказал Эрриту, что "Бесстрашный" и его эскорт были не единственными кораблями, появившимися в тот день у Кроута. За три часа до них прибыл "Быстрый".
      Дьяна весь день провела в своих покоях, бездумно глядя на стены. Она слышала пересуды Кайлы и других слуг, обсуждавших прибытие на остров одиннадцати нарских правителей и то, что с ними находится сам архиепископ Эррит. Однако даже эти интересные новости Дьяну не тронули. Просто Бьяджио плетет новые замысловатые сети. Не сомневаясь, что в этом плетении скоро будет использована и она сама, Дьяна решила выжидать и не мешать событиям идти своим чередом. Она была бессильна. Эрис умерла, до Бьяджио не достучаться. Было ясно, что граф говорил всерьез. Он увезет ее в Черный город. Она станет приманкой в западне, которую он поставит для Ричиуса. Дьяна надеялась пробиться в его искореженный разум и вправить вывихнутое, но Бьяджио не поддался такому наивному вмешательству.
      После гибели Эрис Дьяна вообще не разговаривала с Бьяджио. Один раз они встретились в коридоре дворца, и он ей смущенно улыбнулся, но Дьяна сделала вид, что его не замечает. Ей не нужны были ни его симпатия, ни его жалость, и она была полна решимости не показывать ему своего страха. Как это ни странно, она не смогла по-настоящему возненавидеть Бьяджио - даже после того ужаса, который он сотворил с Эрис. Дьяна видела в нем скорее жалкого ребенка, который капризно рыдает из-за недоступной игрушки. Он был опасным человеком, он был убийцей, однако она по-прежнему не была уверена в его порочности. Ричиус называл его дьяволом. Даже Повелителем Ада. Однако Дьяна была трийкой, а трийские боги были более сложными. Богом зла не был никто из них. И для Дьяны такое понятие было чуждо.
      "Но все равно до него не дотянуться, - напомнила она себе. - Так что нечего и пытаться".
      Было уже далеко за полночь, и во дворце воцарилась тишина. Дьяна лежала без сна, глядя в потолок. Оттуда на нее смотрела причудливая фреска, изображавшая какой-то эпизод из истории Кроута - она не знала, какой именно. Иногда она слышала у себя за дверью шаги, и это ее тревожило. Похоже, нарские аристократы не давали слугам покоя. Дьяна вспомнила Фалиндар и как ее холили, когда она была женой Тарна. Тарн был хорошим человеком. С ним она никогда ни в чем не нуждалась. Иногда она даже с удивлением замечала, что тоскует по нему. Ей отчаянно хотелось вернуться домой.
      - Женщина! - неожиданно окликнул ее голос.
      Дьяна испуганно села в кровати. Она осмотрела темную комнату и увидела на пороге золотую фигуру. Ее сердце отчаянно забилось.
      - Что тебе нужно? - спросила она.
      Схватив простыню, она поспешно закуталась в нее.
      Граф Бьяджио медленно приблизился. Его глаза сияли внутренним светом. За ним стелился алый плащ, похожий на шлейф невесты.
      - Не бойся! - сказал он.
      - Как ты сюда попал?
      Еще не договорив, Дьяна поняла, как глупо звучит ее вопрос. Однако ей не было дела до того, что он - владелец этого дома. Это была ее спальня!
      - Я не постучал, потому что боялся, что ты меня не услышишь, объяснил он. Он наблюдал за ней со
      странным интересом. На его лице появилось нечто похожее на томление. Я не хотел тебя пугать.
      - Уйди, пожалуйста! - сказала Дьяна, невольно отодвигаясь подальше. В темноте он казался великолепным. - Я не хочу, чтобы ты здесь был.
      Бьяджио сделал еще один шаг к ее кровати.
      - Скоро уйду, - тихо проговорил он. - Но мне надо убедиться в том, что ты поняла мои слова. Завтра ночью, в это же время, ты должна быть готова покинуть Кроут.
      - Покинуть? - переспросила Дьяна. - Почему?
      Он дал ей тот ответ, которого она так страшилась.
      - Мы возвращаемся в Черный город. Когда придет время, я пришлю за тобой раба. Тебя проведут на берег. Там будет ждать лодка. Ты в нее сядешь.
      Дьяна села прямее.
      - Почему именно сейчас? - спросила она. - Почему так внезапно?
      Бьяджио опасно усмехнулся:
      - Твой муж с лисскими героями плывет сюда, женщина. Они намерены отнять у меня мой остров.
      - Ричиус? - ахнула Дьяна. - Откуда ты знаешь?
      Граф выразительно поднял брови.
      - Сколько вопросов! А мне казалось, что ты со мной больше не разговариваешь.
      - Отвечай! - потребовала Дьяна. - Ричиус плывет сюда? Ты это точно знаешь?
      - Я - Рошанн, женщина, - напомнил он ей. - У меня есть свои источники. Твой никчемный муж уже в пути. Наверняка с ним едет банда грязных пиратов. Когда они сюда явятся, никто не будет в безопасности. Даже ты. - Граф скрестил руки на груди, дразня ее взглядом. - Я не хотел бы так быстро тебя потерять. У меня по-прежнему есть на тебя планы.
      Ему нравилось ее мучить, однако Дьяна видела, чего он добивается.
      - Не пытайся запугать меня своими угрозами, Бьяджио! - презрительно бросила она. - Похоже, что испугался ты сам. Это ты убегаешь от лиссцев.
      - Ах, женщина, как ты близорука! - рассмеялся он. - Ты и правда совсем меня не знаешь. Изволь быть готова, когда я за тобой пошлю. Если не пойдешь сама, я заставлю силой приволочь тебя на "Бесстрашный". Нагой, если понадобится.
      Он извлек из кармана ключ на короткой серебряной цепочке. Дьяна глянула с подозрением:
      - Что это такое?
      - Боюсь, что до завтрашней ночи я не могу выпустить тебя из этой комнаты. Не хочу, чтобы кто-нибудь из моих нарских гостей узнал о тебе.
      Он повернулся, чтобы уйти, но Дьяна окликнула его.
      - Ты можешь меня запереть, но я все равно не твоя пленница! - с жаром заявила она. - Я свободная женщина. Ты никогда не будешь мной владеть, Бьяджио.
      Граф приостановился.
      - Дьяна Вэнтран, я в любую секунду могу задуть тебя, как свечу. И это ты называешь свободой?
      Бьяджио не стал дожидаться ее ответа. Темнота поглотила его. Слышно было, как он вышел из комнаты, заперев за собой дверь. Дьяна сидела на кровати и прислушивалась к звукам своей тюрьмы. Однако боялась она не за себя.
      - Ричиус! - с отчаянием шептала она. - Пожалуйста, будь осторожен!
      43
      Послезавтра
      В холодной предрассветной мгле Ричиус Вэнтран стоял на палубе, глядя на Кроут в подзорную трубу. В темноте остров Бьяджио был едва видим, а "Принц Лисса" и три сопровождавшие его шхуны стояли достаточно далеко от берега, прячась в ночи от глаз местных жителей. Не встретив в водах острова нарских дредноутов, лиссцы смело подошли к острову. "Принц" стоял на якоре в одной морской миле от дворца Бьяджио. Злой океанский ветер рвал на Ричиусе рубаху. Как и его солдаты, он был без куртки: на нем была только толстая шерстяная рубаха и кольчужный нагрудник поверх нее. Кожаные дуэльные перчатки защищали пальцы от холода.
      Он всматривался в окуляр, пытаясь проникнуть взглядом сквозь темноту. У Кроуга были более пологие берега, чем у Лисса, и при бледном свете звезд можно было различить белую линию прибрежного песка и аккуратно подстриженную траву. Ричиус молча осматривал местность. Рядом с ним на палубе стояли Симон и Пракна. Шайа и первая дюжина лис-ских солдат уже были готовы к отправке и сидели в баркасе, свисающем с борта флагмана. Такой же баркас уже заполнялся на противоположном борту, а также по обоим бортам остальных кораблей Пракны. В каждый баркас сажали как можно больше бойцов.
      До рассвета оставалось не меньше двух часов. Ричиус надеялся, что за это время успеет окружить дворец Бьяджио. Чтобы его солдат не расстреляли во время высадки, он распорядился направить баркасы в сторону от дворца, где их не заметят охранники Бьяджио. Симон выбрал безопасное место для высадки - по его словам, там нарских охранников не выставляли. Оттуда Ричиус проведет небольшой отряд на территорию дворца и снимет окружающих его охранников. В этой операции Симон также оказался незаменимым. Он знал распорядок дня всех обитателей дворца - по крайней мере так он утверждал. Ричиус сжал зубы и вернул подзорную трубу Пракне, а потом тревожно посмотрел на Симона.
      - Я ничего не вижу, - прошептал он. - Надеюсь, ты был прав насчет стражи.
      - Прав, - успокоил его Симон. - Бьяджио ставит вокруг сада около полудюжины охранников. Я же тебе говорил.
      Ричиус кивнул. Симон ему это говорил - бесчисленное количество раз. Но Ричиус все равно то и дело возвращался мыслями к этим цифрам. Полдюжины стражников - по двое у каждого входа, и еще двое обходят территорию. Этих двух будет труднее всего найти и устранить. А их надо найти как можно быстрее. Это будет поручено Симону. Рошанн приготовился к выполнению задания: он надел все черное и стал похож на худую голодную пантеру. На поясе у него были кинжал и короткий ятаган. Оба клинка были самые простые. Волосы он остриг почти под корень. В темноте он производил пугающее впечатление. Его злобный вид напомнил Ричиусу, что Рошанны по-прежнему оставались скрытой угрозой по всей империи.
      - Сколько, по-твоему, займет переход до дворца? - спросил Ричиус. Меньше часа?
      - Чуть меньше часа, - подтвердил Симон. - Но мы будем двигаться быстрее остальных, поскольку первым пойду я.
      - У остальных только карты, - согласился Ричиус.
      Он был уверен, что остальные отряды найдут дворец без помощи проводников. И ему хотелось, чтобы Симон провел передовую группу как можно скорее. Небольшому отряду легче остаться незамеченным. С ними пойдут Шайа и ее бойцы из первого баркаса. Остальные три командира - Томр, Лориа и Делф займут позиции на севере, западе и востоке. Все вместе они затянут петлю достаточно туго, чтобы выдавить Бьяджио из укрытия. Было договорено, что Пракна останется на "Принце" с Марусом и другими моряками: у них не было опыта боя на суше. Тем не менее они тоже вооружились кривыми лисскими саблями, чтобы в случае необходимости прийти на помощь. Ричиус не собирался вызвать моряков на подмогу, но Бьяджио мог заготовить сюрпризы.
      Ричиус посмотрел на Пракну, едва различимого при свете звезд. Лицо командующего флотом оставалось серьезным.
      - Пора садиться в баркас, друг мой, - сказал он, указывая на приготовленную к спуску лодку.
      На прощание Пракна протянул Ричиусу руку, и тот тепло ее пожал.
      - Не уплывай без нас, Пракна, - пошутил Ричиус и почувствовал, как пальцы командующего сжались.
      - Ричиус, что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знал: я всегда хорошо к тебе относился. Лисе благодарит тебя за то, что ты сделал.
      Эти странные слова заставили Ричиуса смутиться.
      - Не беспокойся, Пракна, - сказал он. - Я рассчитываю вернуться.
      - Хороший план. - Затем Пракна повернулся к Симону со словами: Нарец, и тебе удачи.
      Это прощание нельзя было назвать теплым, но Симон все равно улыбнулся:
      - Удачи тебе, Пракна. Надеюсь, что ни одного дредноута не покажется.
      - Эти воды безопасны, - заявил командующий. - Беспокойся о себе.
      - Я только это и делаю, - пошутил Симон, пристально глядя на Пракну. Правда ведь?
      Пракна пожал плечами, уходя от перепалки.
      - Как скажешь, Симон Даркис. Как скажешь.
      - Пошли в баркас, - сказал Ричиус, взяв Симона за плечо.
      У борта дожидались четыре матроса, готовые спустить лодку на воду. Шайа уже была там - стояла среди своих сидящих бойцов. В полутьме она казалась полной решимости: прекрасным символом лисской чести. Ричиус почувствовал прилив гордости. Он шагнул в баркас, протискиваясь мимо воинов, оборачивавших к нему серьезные лица. Он узнал Джо-ра и его сестру Тили, а также одного из самых юных солдат, Гриффа, - пареньку едва исполнилось шестнадцать. Вид у Гриффа был испуганный, как и накануне днем, когда Ричиус сказал ему, что ему не обязательно высаживаться на берег. Грифф и слышать не хотел о том, чтобы не участвовать во вторжении. Он робко кивнул Ричиусу. Ричиус подмигнул в ответ и уселся рядом с Шайей. Следом в лодку сел Симон - но ему не было адресовано ни одного приветственного взгляда или слова. Он по-прежнему оставался отверженным - и в качестве такового устроился на носу, отдельно от остальных. На веслах сидели четыре матроса Пракны, чтобы бойцы не утомились до похода.
      - Спускайте баркас! - скомандовал Ричиус.
      По его сигналу заскрипели блоки: матросы начали опускать лодку к воде. Ему было видно, что с других кораблей тоже стали спускать баркасы. Пока шлюпка опускалась, Ричиус поднял взгляд и увидел, как Пракна смотрит на них. Командующий флотом слабо помахал им рукой. Ричиус был озадачен. Он думал, что Пракна будет радоваться. Баркас опустился, подняв тучу брызг. Гребцы сразу же взялись за весла и отвалили от борта, направляя шлюпку к темному берегу Кроута. Симон показывал им, куда именно следует плыть. Ричиус набрал полные легкие солоноватого воздуха и попытался успокоить отчаянно бьющееся сердце. Сидящая рядом Шайа заметно побледнела. Он слегка толкнул ее локтем в бок:
      - Ты как, ничего? Шайа молча кивнула.
      - Точно? - спросил он. - По тебе не скажешь.
      - Все в порядке, - рассеянно проговорила Шайа и тут же нервно облизала губы, выдавая свое волнение.
      Ричиус поднял руку, требуя внимания своих солдат.
      - Послушайте меня все, - прошептал он. - Сейчас мы начнем действовать, и я знаю, что вам страшно. Но это нормально. Мне тоже страшно.
      - Вам страшно? - переспросил Грифф. Ричиус улыбнулся, вспоминая похожих пареньков из Ара-мура.
      - Страх - это нормально, - сказал он. - Но вы усердно готовились и знаете, что делать. И если нам повезет, Бьяджио просто сдастся.
      Они все смущенно отвели глаза.
      - Я знаю, что вы мне не верите, но Бьяджио - человек практичный, продолжал Ричиус. - Когда он увидит, как нас много, он вполне может сдаться.
      - Мы все готовы, лорд Шакал, - умоляюще проговорила Шайа. Пожалуйста...
      Ричиус больше не стал ничего говорить. Он видел, что Шайа тревожится, и не стал мешать ей собираться с духом перед высадкой. Симон сидел на носу, знаками управляя движением лодки. Он уверял Ричиуса, что знает такое место, где стражники не заметят их на берегу. Ричиус все еще боялся, что там окажется ловушка. Как бы ему ни хотелось верить Симону, его не оставляло упрямое подозрение. Возможно, его приезд тоже был частью тонкого плана Бьяджио. Возможно, графу известно об их приближении и о том, что Симон показывает им дорогу.
      - Здесь, - прошептал Симон гребцам. - Приставайте здесь.
      Из темноты возник похожий на лагуну залив, и лиссцы завели туда баркас. Он был достаточно велик, чтобы вместить и дюжину таких шлюпок, и со всех сторон его окружали песчаные холмы. При виде них Ричиус улыбнулся. Симон сдержал слово.
      Лодки по очереди заходили в залив. Первой шла шлюпка Делфа. Заметив Ричиуса, он помахал ему рукой. Ричиус оглянулся на остальные баркасы. Лисские корабли едва виднелись у горизонта, однако можно было различить новые шлюпки, идущие к берегу. Им предстояло сделать несколько рейсов, чтобы высадить на берег все девять сотен бойцов.
      Ричиус выпрыгнул из лодки и зашлепал по воде к берегу. Следом шли остальные. Вскоре залив наполнился людьми. Ричиус внимательно наблюдал за ними, оценивая точность их движений. Они двигались точно так, как он их учил - быстро и бесшумно, не тратя силы зря.
      - Ладно, - сказал он Шайе. - Пошли. - Он повернулся к Симону, которому предстояло вести авангардный отряд к дворцу. - Готов?
      - Готов, - ответил Симон.
      Повернувшись, он зашагал к северному холму. Ричиус пошел за ним, приказав Шайе и остальному отряду идти следом за ними.
      Почти перед самым рассветом архиепископ Эррит вышел из своих роскошных покоев в западном крыле дворца и отправился разыскивать графа Бьяджио. Как и все, кто попал под влияние снадобья Бовейдина, Эррит просыпался рано - а порой проводил без сна целую ночь. Зная, что Бьяджио страдает такой же бессонницей, Эррит был уверен, что граф уже проснулся. Наступил третий день после прибытия Эррита, и епископу не терпелось начать переговоры с кроутским дьяволом. Он успел отдохнуть и чувствовал себя бодро, несмотря на муки абстиненции. Когда он приехал, в покоях для него был приготовлен месячный запас снадобья. Ему предоставили прекрасные комнаты - и Эррит с наслаждением вылил синюю жидкость прямо на ковер. Кивис Гэйго и другие нарские правители получили такие же покои в западном крыле. Богатство Бьяджио потрясло Эррита. Он давно знал, что граф - человек с роскошными привычками, но здесь он увидел несколько работ Дараго и других знаменитых мастеров, и все было изготовлено из золота или серебра, или обито лучшей кожей, или вырезано из лучшего привозного мрамора. Все переходы были покрыты позолотой, все постельное белье - из чистого шелка. И Эррит не мог сосредоточиться на своих мыслях из-за бесконечной вереницы рабов, предлагавших ему угощения и всевозможные услуги. Предыдущий день он провел за разговорами с остальными нарскими правителями. Все они были в восторге от роскоши, которой их окружили, и все сошлись на том, что переговоры с Бьяджио должны состояться в срок. Однако никому из них этот срок не был известен, поскольку к ним не приходил ни сам Бьяджио, ни кто-нибудь из его помощников. Вот почему Эррит решил стать главой делегации и не дожидаться восхода солнца. Он хотел видеть Бьяджио. Немедленно.
      Однако час был очень ранний, и он шел по дворцовым коридорам, не удивляясь отсутствию прислуги. Даже рабам нужен отдых, а одиннадцать аристократов со своими многочисленными телохранителями постоянно забрасывали слуг Бьяджио мелочными требованиями. Эррит бесшумно шел по переходам, стараясь не разбудить тех, кто все еще спит.
      На секунду он задержался в галерее, глядя в длинный ряд высоких окон. Остров был окутан тьмой, и океана не было видно. Это была минута спокойствия - одна из тех, какие Бог создает для того, чтобы люди задумывались. И сегодня Эррит думал о многом. Лорле понравились бы и эти виды, и этот великолепный дворец. Но ее уже не было в живых, и она не могла разделить с ним все это. Если она вообще когда-то была жива. Она была создана в военных лабораториях - Бьяджио практически в этом признался. А это делало ее чем-то меньше человека. А в каком-то отношении - больше человека. Эррит все еще больно переживал ее смерть, и его не тревожило, что девочку создали с единственной целью - соблазнить его. В конце она пыталась спасти его ценой собственной жизни, и только это имело значение.
      "Ты за это заплатишь, Бьяджио, - безжалостно думал Эррит. Он заметил вдали какое-то движение, но в своей ярости не обратил на это внимания. - У нас с тобой дела не закончены. Пока - нет".
      Ему хотелось выжать из Бьяджио всю кровь до последней капли, а труп скормить крысам. Ему хотелось содрать с графа его золотистую кожу и обить ею какое-нибудь кресло. Эррит заметил, насколько затуманился его ум, но ничего не мог с этим поделать. Его дочь, его возлюбленный собор, даже роспись Дараго, этот с такими трудами созданный шедевр, - все погибло во вспышке безумия. Закрывая глаза, Эррит видел, как пламя пожирает его жизнь. На него навалился такой груз сожалений, что он с трудом держался на ногах. И не во всех был виновен именно Бьяджио.
      "Когда я вернусь в Нар, то буду действовать по-другому", - поклялся он.
      Больше не будет смеси Б. Он будет блюсти мир каким-то иным способом, не убивая детей. Он считал Черный Ренессанс самой большой опасностью в мире и думал, что бороться с этой опасностью можно любыми средствами, однако он ошибался. Все это время он думал, что с ним говорит Бог, но теперь Эррит понимал, что эти голоса просто звучали у него в голове.
      Эррит открыл глаза и увидел за окном нечто странное - нечто быстрое и темное. Он прищурился, чтобы рассмотреть увиденное, но отвлекся на прозвучавший в коридоре оклик.
      - Архиепископ Эррит! - произнес незнакомый голос. - Доброе утро, Ваше Святейшество.
      Это оказался Лерайо, камердинер Бьяджио. Эррит видел его два дня назад, но не сразу вспомнил его лицо. Лерайо приближался к нему с улыбкой. Эррит отшатнулся, сам не понимая почему. Возможно, потому, что Бьяджио имел склонность отправлять неприятные известия со своими подчиненными. Как он это сделал с головой Форто.
      - Сейчас очень рано, - заметил Эррит. - Почему ты не спишь?
      - Ищу вас, Ваше Святейшество, - ответил раб. - Граф Бьяджио пожелал, чтобы я передал вам послание. Он предупредил меня, что вы можете встать очень рано и что мне следует поговорить с вами как можно скорее - в знак уважения.
      - Бьяджио? Я как раз шел, чтобы его повидать, - озадаченно проговорил Эррит. - Так что это за послание?
      Лерайо запустил руку в карман шелкового жилета и извлек оттуда очередной конверт Бьяджио, не суливший ничего доброго. При виде него Эррит застонал.
      - Что это? - вопросил он. - Я хочу видеть Бьяджио! Лерайо непреклонно улыбнулся и покачал головой:
      - Извините, Ваше Святейшество. Графа Бьяджио больше нет на Кроуте. Он уехал ночью, пока вы спали.
      Эти слова были настолько странными, что Эррит не поверил своим ушам.
      - Уехал? Что вы хотите сказать?
      - Мне очень жаль, но граф Бьяджио уехал, - объяснил Лерайо. - С адмиралом Никабаром. Как я сказал, они уехали накануне ночью. Извините, Ваше Святейшество, больше мне ничего не известно. Я передал то, что мне было сказано. Возможно, в письме все объяснено лучше.
      - О чем ты говоришь? - рявкнул Эррит. - Бьяджио уехал?
      Лерайо побледнел.
      - Да, Ваше Святейшество, - робко ответил он. - Мне очень жаль.
      - Уехал? - взревел Эррит. - Куда он уплыл?
      - В Черный город, Ваше Святейшество. Он велел мне сказать вам об этом, когда он уедет, и передать вам это письмо с изъявлениями его уважения.
      Эррит был ошеломлен.
      - Он собирается вернуться?
      - Не думаю, - сказал Лерайо. - Мне очень жаль, Ваше Святейшество.
      - Твои сожаления мне ничем не помогают, идиот! - отрезал Эррит.
      Неловкими пальцами он попытался вскрыть конверт. Лерайо предложил свою помощь, но Эррит гневно отказался. Бесцеремонно разорвав конверт, он развернул вложенный в него лист бумаги. И снова увидел характерный, насмешливый почерк Бьяджио.
      Мой дорогой Эррит!
      Я еще раз благодарю тебя за то, что ты захватил с собой так много моих врагов. Было приятно еще раз их увидеть, хотя боюсь, что это была наша последняя встреча. Я отправился в Черный город с Никабаром, и мы взяли с собой все корабли. С острова вам не уплыть.
      Надеюсь, оставшийся день доставит тебе удовольствие. Пожалуйста, пользуйся всем, чем пожелаешь. Если я прав, то времени у тебя очень немного.
      Твой друг граф Ренато Бьяджио.
      - Мой Бог! - ахнул Эррит. - Что все это значит? - Он потряс письмом перед лицом Лерайо. - Он оставил нас здесь! Почему?
      Лерайо не потрудился ответить.
      - Он нас бросил! - взревел Эррит, швыряя письмо на пол. - Какое предательство он задумал? За окном снова что-то промелькнуло.
      - Что это? - прорычал он, прижимаясь носом к стеклу.
      За окном медленно светало - мир выплывал из темноты. У горизонта Эррит заметил четыре корабля. На секунду он взбодрился.
      - Это была шутка? Посмотри, дредноуты по-прежнему... Но это были не дредноуты. Это были вовсе не нарские корабли. Эррит отшатнулся от окна.
      - О милосердные Небеса! - простонал он. - Лисе...
      * * *
      Симон двигался стремительно, как ягуар. Пронесшись по саду, он отыскал двух стражников, выполнявших свой обход. Первый мочился у клумбы - и Симон вогнал кинжал ему в позвоночник. Парализованный солдат беззвучно рухнул на землю и осознал случившееся только тогда, когда увидел над собой лицо Симона. Симон его прикончил ударом ножа в горло. Второго охранника найти оказалось труднее, но Симон таился в тенях, дожидаясь, чтобы он явился искать своего напарника. Он помнил, что охранники обходят сад кругами, один по часовой стрелке, а другой - против. На один обход уходит примерно десять минут. Через восемь минут после первого убийства Симон отыскал свою вторую жертву. Было все еще темно, и второй стражник нашелся у одного из окон западного крыла: он глупо смотрел на звезды и едва успел заметить, как из-за деревьев выскочил Симон. Уже в следующую секунду Рошанн оказался рядом с ним и погрузил острие кинжала ему в горло, успев вовремя зажать открывшийся для вопля рот. Стражник рухнул на землю. Симон поспешно оттащил тело от окна и спрятал среди фруктовых деревьев. Ощущая необходимость спешить, он бешено озирался, широко раскрыв глаза. Все тело его покалывало от прилива нервной энергии.
      "Два есть, - промелькнула у него мысль. - Осталось четыре".
      Ричиус привел свой отряд ко дворцу под покровом темноты, но на горизонте уже начал стремительно разгораться рассвет. Ему необходимо было спешить. Грифф и основная часть отряда отправились к северным воротам, чтобы снять двух стоявших там охранников. С Ричиусом пошли Шайя и близнецы - Акал и Вайл. Они быстро пробирались к южному входу, где, по словам Симона, должны были найти еще двух стражей. Ричиус и его спутники подползли между подстриженными в форме птиц кустами почти к самому посту. Как и предупреждал Симон, на последних пятнадцати шагах перед зданиями укрыться было негде. Не говоря ни слова, Ричиус дал своим спутникам знак остановиться, а потом указал на ворота. Шайа кивнула. Акал вручил каждому из них по арбалету с уже вставленными дротиками. Ричиусу и Шайе предстояло сделать первые выстрелы. Если они промахнутся, то выстрелы Акала и Вайла должны заставить стражников замолчать. Ричиус тщательно приготовился. Двое стражников в ярко-синих мундирах беззаботно болтали, не подозревая о начавшейся на них охоте. Ричиус жалел, что не слышит их слов.
      "Простите, - подумал он. - Я знаю, что вы ни в чем не виноваты".
      Он уперся локтями в землю и поднял арбалет к подбородку. С другой стороны, ни одного обитателя Кроута нельзя считать невинным. Ведь все они служат Бьяджио!
      "Из меня готовили конника, - сказал он себе. - А не убийцу. В отличие от Симона".
      Прикрыв один глаз, Ричиус прицелился в стражника, стоявшего слева. Шайа уже нацелила свой арбалет.
      "Я его поймала", - говорил ее знак.
      Ричиус дал условленный знак.
      Они одновременно нажали на спусковые крючки, отправив дротики в полет. Шайа попала стражнику в глаз, он упал мгновенно. Прицел Ричиуса оказался не таким точным: его дротик вонзился в стену в нескольких дюймах от головы стражника. Ричиус стиснул зубы, глотая проклятие. Акал и Вайл выстрелили. Акал промахнулся. Вайл - нет. Когда дротик вонзился в череп стражника, тот пронзительно завопил.
      - Проклятье! - прошипел Ричиус.
      Выскочив из-за куста, он схватился за кинжал. Как это ни странно, стражник его заметил и принял оборонительную позу. Ричиус налетел на него, ударив коленом в лицо и дробя ему зубы. Сверкнувший кинжал перерезал стражнику горло. Горячий поток крови из раны плеснул Ричиусу на щеку. Стражник сполз по стене. Шайа бросилась вперед и помогла Ричиусу оттащить умирающего в сторону. Ричиус ощутил головокружительный страх. Он озирался, пытаясь увидеть на холме свои отряды, но ничего не разглядел. Они по-прежнему оставались невидимыми. И сейчас высаживаются все новые бойцы. Скоро Томр и Делф расставят свои отряды по местам. Ричиус гадал, удалось ли Симону найти остальных стражников. И тут, словно вызванный волшебником, из темноты призраком возник Симон.
      - Отходите, - прошептал он. - Я их убил. Ричиус сделал Шайе и остальным знак.
      - Отходите, - приказал он. - Дело сделано.
      Теперь ему надо было расставить всех по местам. Петля начинала затягиваться.
      По вызову Эррита все одиннадцать нарских правителей собрались в западном крыле, придя со своими телохранителями. Общее настроение иначе как паникой и бедламом назвать было нельзя. Барон Риктер пришел в ночной рубахе. Властитель Башни Правды сжимал в своих мясистых лапах палицу и безостановочно взывал к своим слугам в красных шапках, требуя, чтобы они его защитили. Гулкий голос барона сотрясал стены. Аристократы сбились в плотную кучу, не зная, что предпринять, и ждали указаний от Эррита. Кивис Гэйго стоял рядом с Эрритом, отчаянно пытаясь сообразить, что же все-таки произошло. Наверняка они знали только одно: что Бьяджио их бросил и что вокруг дворца кишат лисские солдаты. Выйти из дворца можно было только через кровавую битву. Эррит быстро пересчитал присутствующих. Одиннадцать правителей, большая часть которых способна сражаться. У каждого примерно по дюжине телохранителей. Это означало, что у них больше ста человек. Эррит решил, что это совсем неплохо. Однако он не был военным. Вот почему он положился на Гэйго.
      - Не знаю, - с отчаянием говорил Гэйго, тряся головой. - Я не знаю, сколько там лиссцев!
      - Мы будем с ними биться, - отрезал Оридиан. Главный казначей Нара владел мечом не хуже, чем абаком. Держа перед собой зазубренный клинок, он ухмылялся, словно безумец. - Лисские свиньи! Мы всех их прирежем!
      - Мы не знаем, сколько их, идиот! - резко напомнил ему Клоди Вое. В отличие от Оридиана Вое был только архитектором и, похоже, даже не имел при себе оружия. Он ломал свои женоподобные руки и жался к телохранителям. Надо начать с ними переговоры!
      - Они приплыли не для переговоров, дурак! - рявкнул Оридиан.
      - Их привел сюда Бьяджио! - вмешался Тепас Талшайр. - Этот дьявол заманил нас в ловушку!
      С этим спорить не приходилось. Эррит нервно тер лоб.
      Они действительно оказались в ловушке - и, возможно, выхода из нее не было. И теперь он понимал, что Бьяджио не стал бы приглашать их сюда, если бы не был уверен, что им живыми не выбраться. Епископ заставил себя отбросить посторонние мысли, не слышать испуганных голосов. Ему необходимо взять события под контроль. Ему надо узнать, чего хотят лиссцы - если они вообще чего-то хотят. Может быть, им нужен Бьяджио. Если они узнают, что графа здесь нет...
      "Нет!" - укоризненно сказал себе Эррит. В одном этом зале собралось столько нарцев, что лиссцы могут насытиться мщением на год вперед. Бьяджио - не единственный, кого ненавидят в Лиссе. И тем не менее Эррит не видел иного выхода, нежели попытаться начать переговоры. Чтобы получить шанс выжить, им необходимо попробовать разговаривать с захватчиками.
      - Клоди Вое прав, - заявил он наконец. - Нам надо с ними говорить. Выяснить, чего они хотят.
      - Они хотят нас убить! - закричал Оридиан. - А чего еще, по-твоему, они могут хотеть?
      - Они еще не начинали нападения, - возразил Гэйго. - Может, они захотят нас выслушать.
      Услышав эти слова, барон Риктер перестал орать на своих телохранителей и вышел вперед.
      - Я не стану торговаться с этими животными, - прогудел он. - Этим подонкам доверять нельзя, как и трийцам. Нельзя верить ни единому их слову. Нам надо дать им бой. - Он обвел рукой собравшихся. - У нас есть силы.
      Примерно половина аристократов встретила это заявление одобрительными возгласами. Эррит поднял руки, призывая их к молчанию.
      - Мы не знаем, сколько здесь лиссцев, - напомнил он им. - Попытка дать им бой может привести к тому, что нас просто изрубят на куски.
      - Будем рисковать, - ответил Оридиан. Казначей заскрипел зубами. - Я говорю: надо дать им бой! Кто со мной?
      - Я! - заявил Тепас Талшайр. Торговец скрестил руки на груди: ему придавал храбрости его отряд телохранителей, самый многочисленный из всех нарцев. - Я призываю всех моих людей дать им бой. Клоди Вое, ты с нами?
      Главный архитектор поморщился, обдумывая положение. Он виновато посмотрел на Эррита.
      - Разве у нас есть выбор, епископ? - сказал он наконец. - Все-таки нас ведь много!
      - Может быть, недостаточно много, - возразил Эррит. - Послушайте меня! Мы приехали сюда, чтобы вести мирные переговоры с Бьяджио. Неужели мы не можем начать мирные переговоры с этими лиссцами?
      Оридиан вздохнул:
      - Вы их не знаете, Эррит. Это собаки. Если мы откроем ворота, они изрубят нас на куски. Им нельзя показывать свою слабость. Гэйго это знает. - Он повернулся к министру. - Так ведь, Гэйго?
      Кивис Гэйго отвел взгляд и покачал головой.
      - Не знаю, - мрачно сказал он. - Нас много. Возможно, достаточно. - Он посмотрел на Эррита. - Епископ, я просто не знаю...
      - Прекрасно! - прорычал Эррит. Терпение у него лопнуло. - Сражайтесь с ними. Победите, если сможете. Умрите, если придется. Я в этом не желаю участвовать.
      Эррит повернулся и зашагал прочь. Они звали его, просили вернуться, но он не слушал никого, даже Кивиса Гэйго, который побежал за ним и попытался утащить обратно, под защиту телохранителей. Эррит стряхнул с себя руку министра, разве что не отпихнув его в сторону. Министр, который никогда не был Эрриту другом, был ошеломлен.
      - Эррит! - отчаянно вскрикнул он. - Вернитесь!
      - Не вернусь, - ответил Эррит уже почти от дверей.
      - Куда вы идете?
      Эррит не ответил. Он вышел из западного крыла и углубился в лабиринт коридоров, стараясь припомнить местонахождение дворцовых ворот. Что-то подсказывало ему, что там не будет ни единого стражника Бьяджио, которые могли бы его остановить.
      Ричиус ждал у южной стороны дворца, во главе собирающегося на условленном месте отряда. С ним была Шайа, которая с каждой минутой становилась все бледнее. Вставало солнце, рассеивая мрак. Сведения приходили все быстрее. Отряд Томра почти полностью собрался у северной части дворца, Лориа и Делф тоже были на подходе, готовые занять позиции с востока и запада. Отряд Ричиуса был уже в полном сборе. Его армия сирот расположилась среди кустов и ежевичных плетей. Ричиус с мечом наголо шепотом отдавал приказания отряду, наблюдая за дворцом. Там царила неестественная тишина. Ричиус ждал, что на поиски убитых стражников выйдут другие, и тревожно поглядывал на поднимающееся солнце. Его отряды уже должны были заметить. Тогда отчего такая тишина?
      - Симон, в чем дело? - спросил он. - Почему Бьяджио ничего не предпринял?
      Симон едва заметно покачал головой. Он не повернулся к Ричиусу, не оторвал взгляда от дворца. В окнах не видно было никакого движения.
      - Не знаю, - признался он. - Сейчас еще рано. Может быть, нас никто не заметил.
      - Хватит нам прятаться, - сказала Шайа. - Пусть нас увидят. Нас слишком много, чтобы скрываться.
      - Верно, - согласился Ричиус.
      Их было слишком много и постоянно становилось все больше. Как только окончательно рассветет, им все равно не удастся скрыть свое присутствие. Ричиус выпрямился во весь рост, знаком приказав своему отряду сделать то же. Из-за укрытий стали появляться все новые и новые головы, пока двор не заполнился морем юных лиссцев. На востоке из утренней дымки возник отряд Делфа. Ричиус повернулся к Шайе.
      - Отправь кого-нибудь к Лории и Томру. Пусть Бьяджио нас увидит. Давай-ка пошумим.
      Шайа бросила приказ ближайшей девушке, и та устремилась на запад, где собирали свои отряды Лориа и Томр. Ричиус сжал рукоять меча, готовясь к действиям Бьяджио. Он надеялся, что граф сдастся, но к бою был готов.
      - Нас девятьсот, - сказал он вслух. - Он не может этого не увидеть.
      - Не надо его недооценивать, Ричиус, - предостерег его Симон. Нарец спрятал кинжал и теперь держал в руке длинную кривую саблю. Клинок блестел в лучах утреннего солнца и в опытных руках Симона казался особенно опасным. Было видно, что его держит профессионал. Глаза нарца блестели, уверенная поза ясно говорила о том, кто он. - Увидев нас, он вышлет кого-нибудь и попытается начать переговоры. Это будет самый опасный момент. Не надо его недооценивать, Ричиус.
      - Переговоров не будет! - гневно бросила Шайа. - Мы здесь не для того.
      Ричиус смерил ее ледяным взглядом.
      - Мы их выслушаем, - объявил он. - Я не хочу лишних смертей.
      - Лорд Шакал, пожалуйста...
      - Молчи, Шайа, - резко оборвал ее Ричиус. - Выполняй мои приказы.
      Шайа отшатнулась от него, словно обиженная девочка. Ричиус перестал обращать на нее внимание, снова сосредоточившись на дворце. У него не было времени на споры, и он не желал, чтобы его приказы оспаривались. Тем более сейчас, в решающий момент.
      - Симон, - прошептал он. - Если Бьяджио тебя увидит... Симон кивнул:
      - Знаю. Но мне надо ее отсюда вызволить, Ричиус.
      - Тогда иди, - предложил Ричиус. - Попробуй ее найти. Выведи ее из дворца, если сможешь, пока не начался бой. Симон посмотрел на Ричиуса.
      - Я буду тебе нужен, - неуверенно возразил он.
      - Ты нужен Эрис, - ответил Ричиус. - Иди. - Он печально улыбнулся Симону. - Когда ты вернешься, я буду здесь.
      Симон не стал больше возражать. Он скользнул в тень и побежал к южному фасаду дворца, прячась за скульптурами и огромными вазонами. Осторожно заглянув в окно, он рукой в перчатке разбил стекло и быстро пролез внутрь, исчезнув из виду. На все это ушли считанные секунды. Ричиус смотрел туда, где только что был Симон, изумляясь его быстроте. Он повернулся, чтобы что-то сказать Шайе... и увидел направляющегося к нему Пракну.
      По обе руки командующего шли два солдата Ричиуса, мужчина и женщина, которых он прикомандировал к Делфу. У них был испуганный вид, словно они непростительно провинились. А вот на лице Пракны читалась решимость. В руке у него была сабля. Ричиус заметил, что он сменил бушлат на кольчугу.
      - Какого черта?..
      Пракна махнул Ричиусу рукой:
      - Не тревожься, Шакал. Я пришел помогать. - Шагнув к Ричиусу, он протянул ему руку. Когда Ричиус не принял рукопожатия, командующий с ухмылкой убрал руку. - Я понимаю, что ты злишься, - сказал он. Предупреждаю: не стоит.
      - Пракна, что ты здесь делаешь? - с отчаянием вопросил Ричиус. Возвращайся на "Принца". Ты нам не нужен! Пракна покачал головой.
      - Я не могу этого сделать, - сказал он. - Извини, но мое место здесь. Я должен проследить, чтобы ты сделал все как надо.
      - Что? - возмущенно вскрикнул Ричиус. - О чем ты говоришь? Я пытаюсь...
      - Лорд Шакал, - прервала его Шайа, шагнув вперед с мукой на лице. - Не мешайте нам. Пожалуйста...
      - Шайа, что тут, к черту, происходит? - вопросил Ричиус. - Ты об этом знала?
      - Они все знали, - ответил Пракна. - И они все будут делать, что я скажу. Не стой у нас на пути, Шакал. - Он стиснул зубы. - Прошу тебя.
      - Это угроза, Пракна? - гневно спросил Ричиус. - После всего, что я для вас сделал? Пракна вздохнул:
      - Ты не понимаешь.
      - Нет, понимаю! - бросил Ричиус. - Ты собираешься устроить избиение всех, кто находится во дворце. Я этого не желаю!
      - Они этого заслуживают! - взревел Пракна. Он надвинулся на Ричиуса, яростно сверкая глазами. - Ты это прекрасно знаешь. Мы не собираемся мешать тебе прикончить Бьяджио. И ты не мешай нам мстить!
      Ричиус стремительно повернулся к Шайе:
      - Проклятье, Шайа, как ты могла? Лицо Шайи жалко сморщилось.
      - Лорд Шакал, пожалуйста! - выдохнула она. - Так должно быть.
      - Нет! - воскликнул Ричиус. Он вышел из-за пытающегося заслонить его Пракны, так чтобы его видел весь отряд, и взмахнул мечом, привлекая внимание своих солдат. - Так не обязательно должно быть. Сегодня вы можете быть людьми чести. Сражайтесь с ними, пока они не сдадутся. Но не будьте мясниками!
      Солдаты отворачивались, не решаясь встретиться с ним взглядом. Ричиус опустил меч. Они его не слушают! Они закрыты от него, полны того же яда, который отравил Шайю и Пракну. Повернувшись, Ричиус прорычал командующему:
      - Ты - подонок! Ты использовал меня, чтобы создать армию убийц. Ну так я не стану во главе такой армии. - Он швырнул меч на землю. - Тебе нужна резня, Пракна? Ну так сам их и веди!
      Пракна наклонился, поднял меч Ричиуса и протянул ему.
      - Здесь Бьяджио, мой друг, - мягко сказал он. - Не лишай себя такой возможности. Ты слишком далеко ради этого ехал. А если ты этого не сделаешь, то сделаю я.
      Ричиус посмотрел на свой меч, а потом на Пракну. На лице командующего не было злорадства - только полная опустошенность одержимого. Ричиус понял, что ему не переубедить лиссца. И еще понял, что с самого начала это знал.
      - Делайте что хотите, - проговорил он наконец. - Мне вас не остановить. - Он печально повернулся к Шайе. - Шайа, я ждал от тебя большего. Ты не убийца. И ты это знаешь.
      - Лорд Шакал, - прошептала Шайа, - у меня нет выбора. Ричиус покачал головой:
      - Ошибаешься. Просто ты сама еще этого не поняла.
      - Лиссцы! - крикнул кто-то со стороны дворца.
      Все повернулись к воротам. В утреннем свете возникла фигура в длинных одеждах - старик с воздетыми вверх руками и бесстрашным взглядом. Ричиус ахнул, вспомнив это лицо. Почти два года назад именно этот человек сочетал браком его и Сабрину.
      - О мой Бог! - прошептал Ричиус. - Это Эррит!
      - Кто? - переспросил Пракна, ошеломленный таким поворотом событий.
      Ричиус был слишком изумлен для того, чтобы что-то объяснять. Эррит стоял на расстоянии арбалетного выстрела и знаком призывал их слушать. Юная армия тихо рокотала. Поняв наконец, кто перед ними появился, Пракна выругался.
      - Эррит! - ошарашенно проговорил он. - Откуда?
      Этот вопрос остался без ответа. Первой мыслью Ричиуса было, что они попали в гигантскую ловушку. Потом он напомнил себе, что Бьяджио и Эррит враждуют.
      - Что это? - недоуменно спросил он и сделал шаг по направлению к Эрриту. Шайа немедленно загородила ему дорогу.
      - Нет, Шакал! - вскрикнула она. - Вернитесь!
      Пракна схватил Ричиуса за плечо и утащил его под защиту солдат.
      - Спокойней, парень, - предостерег он его. - Шайа права. Не высовывайся.
      - Лиссцы, выслушайте меня! - крикнул Эррит. - Разрешите мне подойти. Я хочу вести переговоры.
      - Никаких переговоров, святоша! - взревел Пракна. - Сегодня день битвы!
      - Нет! - не сдавался Ричиус, пытаясь протиснуться мимо Шайи и обступивших его солдат.
      Акал и Вайл подняли арбалеты, быстро зарядили их и нацелились в Эррита. Пракна схватил Ричиуса за рукав, не давая идти дальше.
      - Дайте мне с ним поговорить! - взмолился Ричиус. - Он меня знает.
      - Я хочу договориться, - крикнул Эррит, не думая об опасности. Он развел руки, демонстрируя свои мирные намерения. - Разрешите мне подойти.
      Он сделал еще шаг.
      - Ни с места, мясник! - предупредил его Пракна. - Иначе ты умрешь.
      - Эррит, это я! - крикнул Ричиус. - Ричиус Вэнтран! Епископ на секунду остановился. Было видно, что его это изумило.
      - Вэнтран? - крикнул он в ответ. - Король Вэнтран?
      - Не двигайся! - потребовал Пракна. Отпустив Ричиуса, он вырвал у Акала арбалет и прицелился в Эррита. - Или, клянусь Небом, я тебя убью!
      - Прекрати, Пракна! - возмутился Ричиус. - Не смей стрелять!
      - Буду, Ричиус, - спокойно ответил Пракна. - Я тебя предупреждаю...
      Ричиус вытянул руку и попытался вырвать у Пракны арбалет. Адмирал злобно взвыл и ударил Ричиуса сапогом в живот. От удара Ричиус задохнулся и отлетел назад. Пока Пракна целился, он попытался подняться. Продолжая воздевать руки, Эррит сделал еще один, роковой, шаг.
      - Нет! - крикнул Ричиус.
      Пракна выстрелил, всадив дротик Эрриту в сердце. Белая риза епископа взорвалась алым. Он пошатнулся, посмотрел на свою пронзенную грудь и рухнул на землю. Ричиус встал, глядя на труп Эррита, потом перевел взгляд на Пракну, который с решительным кивком опустил арбалет.
      - Ловушка, - серьезно объявил он. - Это ловушка.
      - Глупец! - прошипел Ричиус. - Глупый убийца! Пракна взорвался. Он схватил Ричиуса за грудки и начал трясти, брызжа слюной.
      - Это они убийцы! - заорал он. - А не я!
      Отшвырнув Ричиуса в сторону, он повернулся к войскам и криком послал их в атаку.
      - Бей их! - крикнул он. - Отправьте этот проклятый дворец в ад!
      Ричиус с ужасом смотрел, как все эти молодые люди, которых он с такими трудами превращал в солдат, мгновенно стали толпой - точно такой же, какую он увидел на Каралоне в первый день. Их крики подхватили отряды на востоке и западе, и все одновременно бросились к дворцу, хлынув в ворота неукротимым потоком. Пракна возглавил атаку на южные ворота. Он размахивал саблей и кровожадно вопил, и его светловолосая голова возвышалась над рекой рвущихся во дворец тел. Солдаты бросились за героем Лисса, оставив Ричиуса в саду одного.
      Не считая Шайи.
      Девушка уронила саблю и рыдала, прижав руки к груди и низко опустив голову. Она не осмеливалась посмотреть на Ричиуса.
      - Лорд Шакал! - с отчаянием попросила она. - Простите меня!
      От дворца послышались крики и звон стекла. Лиссцы врывались в двери и разбивали окна. Их сабли жаждали крови. Ричиус подошел к Шайе. Ему отчаянно хотелось ее ударить.
      - Шайа! - выдохнул он, сотрясаясь от ярости. - Убить бы тебя за это!
      - Простите меня! - рыдала она. - Простите!
      - Ты знала, - проговорил Ричиус. - Почему? И Шайа наконец подняла залитое слезами лицо. В ее глазах стояло такое же глухое безумие, как у Пракны.
      - Потому что я хочу их убивать, - сказала она. А потом она наклонилась, подняла с земли свою саблю и зашагала следом за своими товарищами.
      Ричиус в полном ужасе проводил ее взглядом.
      - Глупец! - сказал он себе. - Это я виноват!
      Однако у него оставалось дело. На острове был один преступник, один человек, который действительно заслуживал смерти. Ричиус приехал сюда, чтобы найти Бьяджио, и по-прежнему не мог позволить, чтобы граф ускользнул от него. Как и Шайа, он поднял свой меч и отправился на поиски врага.
      Кивис Гэйго и другие правители Нара смотрели в окна - и в лучах восходящего солнца видели лисскую армию. Ее огромность ошеломляла. Гэйго быстро прикинул и понял, что у противника подавляющее численное превосходство. Он приказал телохранителям окружить себя стеной, а сам выдернул меч у статуи, стоящей в коридоре. Он и его люди примут бой прямо здесь и будут удерживать крыло столько, сколько смогут. Барон Риктер и его отряд солдат в красных шапках встали у окон, выходящих на запад. Люди Оридиана забаррикадировали один конец коридора, а охранники Клоди Воса противоположный. Им помогали силы Тепаса Талшайра. Дожидаясь нападения лиссцев, Кивис Гэйго думал только о Бьяджио и понимал, что граф их перехитрил.
      - Убью его, если выберусь живым! - пробормотал министр. - Жизнь на это положу, но убью!
      Однако Кивис Гэйго не надеялся выжить - и даже продержаться больше часа. На него перли сотни лиссцев, переполненные яростью из-за десятилетней войны, которую вело его министерство. Кивиса утешала лишь мысль, что он умрет с оружием в руке.
      Ему не пришлось долго ждать.
      Окна вдоль западного фасада разлетелись под мощным напором. В здание ворвались лисские солдаты. Люди Риктера рубили их, отчаянно пытаясь оттеснить обратно, но лиссцы продолжали напирать. Кивис Гэйго приказал своему отряду вступить в бой, не сомневаясь в том, что их изрубят.
      Симон бежал по знакомым коридорам с саблей в руке, пытаясь успеть в комнаты Эрис. До него доносились звуки начавшейся во дворце битвы, и он понял, что попытки Ричиуса решить дело мирным путем не удались. У него оставалось мало времени. Симон ожидал, что сопротивление будет более упорным, но коридоры оказались пустыми. Решив, что Бьяджио приказал всем охранникам задерживать лиссцев, Симон постарался прибавить скорость. До комнат Эрис было уже близко. Бой ее испугает. Возможно, она даже попытается спрятаться.
      "Я здесь! - отчаянно думал Симон. - Держись, любимая!" Около помещений для рабов он увидел первые знакомые лица. Несколько слуг испуганно выглядывали из-за двери и указывали на него пальцами друг другу.
      - Где Эрис? - крикнул он, подбегая к ним. - Говорите, быстро!
      Увидев, кто это, они были поражены как громом.
      - Симон Даркис! - ахнул один. - Ты вернулся!
      - Говорите, где Эрис! - прорычал Симон. Он узнал Кайлу, прислужницу Бьяджио, схватил ее за руку и резко встряхнул.
      - Говори! - потребовал он. - Где она?
      Кайла завизжала, пытаясь вырваться.
      - Эрис умерла! - крикнула она. - Отпусти, пожалуйста!
      Железные пальцы Симона бессильно обмякли. Он неподвижно застыл, не веря своим ушам.
      - Что? - ахнул он. - Что ты сказала?
      - Они уже близко! - крикнул кто-то из слуг. - Я их слышу!
      - Умерла? - переспросил Симон. - Не может быть! Эрис...
      - Да, умерла! - отчаянно воскликнула Кайла.
      Она хотела убежать, но Симон снова ее поймал. Остальные рабы бросились врассыпную, ища, где бы спрятаться. Издали донесся шум сражения, но Симон не обратил внимания. У него потемнело в глазах от ужаса.
      - Говори! - потребовал он. - Скажи, что ты меня обманула! Эрис жива!
      Кайла истерично закричала, задыхаясь от рыданий:
      - Отпусти, пожалуйста!
      - Говори!
      - Она умерла! Она убила себя! Отпусти меня!
      - Ты лжешь! - взревел Симон. Он уже дрожал всем телом. - Не говори мне этого. Эрис...
      Кайле наконец удалось вырваться. Она бросилась прочь, отчаянно спеша спрятаться. На Симона опустилась пелена отчаяния.
      - Эрис! - простонал он. - Эрис!
      Он снова побежал по коридорам к комнатам Эрис, отчаянно выкрикивая ее имя.
      Пракна быстро шел по коридорам, пытаясь отыскать Ричиуса. Он обещал своей королеве, что будет защищать Шакала. И он знал, что Ричиус вошел во дворец, чтобы разыскивать Бьяджио. Пракна остался без защиты солдат. Почти все они остались в западном крыле пробиваться через баррикады нарцев. Охранников оказалось больше, чем предполагали лиссцы, но Пракна не сомневался в победе.
      - Ричиус! - звал он, заглядывая в каждый уголок.
      Но никого не было, только разбегались прочь рабы, даже не пытаясь сопротивляться. На Пракну нахлынуло ощущение собственной непобедимости. Лисе Изнасилованный уходил в прошлое, оставался блекнущим воспоминанием. Сегодня возродился Лисе Победоносный, которого не остановит ничто. Пракна всегда знал, что это случится когда-нибудь, но сейчас надо найти Вэнтрана. Вэнтран один, ищет Бьяджио в этом опасном дворце. Пракна шел дальше и вдруг из-за одной двери услышал рыдания. Он прислушался.
      - Эрис! - жалобно повторял голос. - Танцовщица моя...
      Узнав этот голос, Пракна остановился. Это был Даркис.
      Адмирал подошел крадучись и заглянул внутрь. Симон Даркис лежал на полу и плакал, держа пару изящных туфелек. Пракна был потрясен, и даже его полное ненависти сердце на какую-то долю секунды смягчилось. Поглощенный горем нарец даже не услышал его шагов. Пракна поднял саблю.
      - Даркис! - негромко приказал он. - Посмотри на меня.
      Симон посмотрел на Пракну. Он увидел страшное лицо лиссца, полное безумия, заметил саблю в его руке. И не пошевелился. Он не мог двигаться. Он прижимал к груди туфельки Эрис.
      - Эрис погибла, - тихо сказал он. Пракна ничего не ответил.
      - Я пытался ее спасти! - выдавил из себя Симон. - Действительно пытался! И будь я проклят за то, что не смог!
      Он знал, что хочет сделать Пракна, и сам удивился, насколько это ему безразлично. Он мог стремительно вскочить и спасти себе жизнь, мог с легкостью вырвать у Пракны саблю... Но он только плакал, как ребенок, и ждал - а ослепленный своей чудовищной яростью лиссец возвышался над ним. Симон печально улыбнулся, желая себе смерти.
      Пракна держал саблю - и не мог нанести удара. Глядя на лежащее у его ног существо, Пракна не испытывал ничего, кроме жалости. Он еще никогда не видел настолько сломленного горем человека. Даже его похожая на призрак Джлари не казалась такой беспомощной.
      - Убей меня, - прошептал Симон. - Убей. Он жаждал умереть, и его отчаяние испугало Пракну. Командующий флотом опустил оружие:
      - Я не стану твоим палачом, пес!
      - Трус! - бросил Симон, утирая нос рукавом. По его лицу струились слезы. - Убей меня!
      Пракна вложил саблю в ножны. Вся его ярость испарилась, оставив только мрачное сочувствие.
      - Вставай! - приказал он. - Убирайся отсюда.
      Симон крепче прижал туфельки к груди.
      - Куда мне идти? У меня ничего не осталось!
      - У тебя осталась жизнь, Рошанн. Радуйся этому. А теперь поторопись. Беги, иначе мне тебя не спасти.
      Даркис с трудом поднялся на ноги, растерянный, не знающий, что делать. Распухшие от слез глаза безнадежно смотрели на мир. Туфельки впитывали катившиеся у него из глаз слезы. Он тупо смотрел на Пракну, как сквозь туман.
      - Тебе здесь оставаться опасно, - сказал Пракна. - Беги как можно скорее. Найди лодку и уплывай с Кроута. Вэнтрану я скажу.
      - Ричиус...
      - Иди!
      Этот приказ вывел Симона из оцепенения. Продолжая сжимать туфельки, он бросился прочь.
      Ричиус не мог прекратить избиение. Он даже не пытался этого сделать. В западном крыле дворца гудела битва: лисская армия штурмовала баррикады, воздвигнутые защитниками. Там будет бойня. Лиссцы намного превосходят нарцев числом. А Пракна довел солдат до исступления, наполнив их жаждой крови. Спустя какое-то время бой закончится и дворец будет превращен в развалины. Быстро бегущее время работало против Ричиуса.
      Он должен найти Бьяджио.
      Но вместо графа ему навстречу вышел странный человечек с робкой улыбкой. Он был одет в расшитый золотом шелк и стоял в самом конце коридора, глядя на идущего к нему Ричиуса. Со всех сторон до них доносился шум битвы, грозившей докатиться и сюда. Однако человечек твердо стоял на своем посту, преграждая Ричиусу путь.
      Ричиус наставил на него меч.
      - Отойди! - предупредил он. - Я не остановлюсь.
      - Я вас узнал, юный Вэнтран, - сказал человечек. - Я видел вас в Черном городе,
      - Ты слуга Бьяджио? - спросил Ричиус. - Прочь с дороги! Мне нужен твой хозяин.
      - Вы его не найдете, - сообщил слуга. - Его здесь нет. Но он велел мне передать вам, что он вас ждет.
      - Что? - рявкнул Ричиус. - Где этот гад?
      - Уехал, - ответил человечек. - Я - Лерайо, камердинер графа Бьяджио. Граф отплыл в Черный город. На Кроуте вы его не найдете, король Вэнтран.
      Это известие ошеломило Ричиуса. Он опустил меч.
      - Сукин сын! - проворчал он, сомневаясь в том, можно ли верить этому слуге. - Почему? Зачем он уехал? Лерайо нахмурился, обдумывая этот вопрос.
      - Полагаю, это соответствовало его целям. Но я еще не передал вам все, что мне приказано.
      - Говори! - приказал Ричиус.
      - Граф Бьяджио велел передать вам вот это.
      Слуга засунул руку в карман жилета и вытащил оттуда нечто белое и непонятное. Ричиус прищурился, стараясь лучше разглядеть, что именно ему показывают.
      - Что это? - сердито спросил он.
      Лерайо подошел ближе, опустив это что-то в ладонь Ричиуса. Это оказалась прядь коротких волос, мягких и белых. Трийских волос.
      Ричиус недоуменно рассматривал их.
      - Объясни мне, - приказал он. - Чьи это волосы?
      - Граф Бьяджио удерживает вашу жену, король Вэнтран. Он увез ее в Черный город. Он просит, чтобы вы...
      - Нет! - Ричиус схватил крошечного слугу и притиснул к стене. - Это невозможно!
      Лерайо сохранял спокойствие, даже когда Ричиус начал его душить.
      - Это правда. Она искала вашу дочь - ту, которую зовут Шани. Вашу жену захватили и доставили сюда на нарском корабле. Даю вам слово: она цела и невредима. Пока.
      Ричиус отпустил раба и отшатнулся.
      - Ты лжешь! - прошипел он.
      - Я не лгу, - спокойно ответил Лерайо.
      У Ричиуса закружилась голова. Неужели это возможно? Он зашарил рукой по полу, подбирая обрезки оброненных волос. Быстро проведя по ним пальцами, он убедился, что они такие же мягкие и шелковистые, как волосы Дьяны. Однако это еще не доказательство. Хотя все возможно, когда имеешь дело с Бьяджио.
      - Она у него, - твердо заявил Лерайо. - Он отплыл прошлой ночью на борту "Бесстрашного". И он хочет, чтобы вы последовали за ним.
      - Мой Бог! - простонал Ричиус.
      Рассказ слуги казался невероятным, но Бьяджио способен на все. И Ричиус бросился бежать по коридору, призывая на помощь.
      Пракна бежал к западному крылу, когда услышал крики Ричиуса. Вэнтран был вне себя от ужаса. Увидев Пракну, молодой человек резко остановился. Он едва мог дышать. Битва шла совсем рядом, ее шум заглушал все звуки. Доносился звон бьющегося стекла, отчаянные крики и звонкие удары металла о металл. Пракна бежал узнать, как дела у его армии.
      - Ричиус! - воскликнул он. - Что случилось? Ричиус был покрыт потом. Ловя ртом воздух, он пытался говорить.
      - Дьяна! - прохрипел он. - Она у него!
      - Дьяна? - изумился Пракна. - Твоя жена?
      - Бьяджио. Он ее захватил. Пракна ничего не понимал.
      - Успокойся, друг, - посоветовал он. - Дыши глубже. И объясни мне, что случилось.
      Ричиусу с трудом давалось каждое слово, но Пракне удалось разобрать, что Бьяджио каким-то образом удалось увезти жену Ричиуса в Черный город.
      - Боже, Пракна, помоги мне! - молил Ричиус. - Он ее убьет! Мне надо к ней.
      Пракна прислушался к шуму сражения. Ему не терпелось вступить в бой.
      - Ричиус, послушай меня, - попросил он. - Иди наружу и береги себя. Спрячься. Когда все закончится, мы придумаем, как освободить твою жену.
      - Нет! - умоляюще воскликнул Ричиус. - Будет слишком поздно. Если мы поплывем прямо сейчас, то сможем их догнать. Бьяджио уплыл на "Бесстрашном" этой ночью.
      Пракна почувствовал, что бледнеет. "Бесстрашный"! Мир внезапно погрузился в тишину.
      - Откуда ты знаешь? - спросил лиссец. - Ты уверен, что именно на "Бесстрашном"?
      Ричиус кивнул. Он все еще не восстановил дыхание.
      - Да, уверен. Мне сказал раб Бьяджио. Они близко, они не могли уплыть далеко! Еще не успели. Мы можем их догнать, Пракна, если поплывем на "Принце".
      Пракна покачал головой:
      - Не могу... наши люди...
      - Они могут сами за себя сражаться! - взревел Ричиус. - Им не нужны ни ты, ни я! Пожалуйста, Пракна, я тебя умоляю. Помоги мне.
      - Ричиус...
      - Проклятье, ты мой должник! Это ты меня в это втравил, заносчивый ублюдок! А теперь помогай мне спасти жену!
      - Ладно, - сдался Пракна. - Я тебя отвезу. Ричиус осмотрелся.
      - Мне нужен Симон, - с отчаянием сказал он. - Ты не знаешь, где он?
      - Его здесь нет, - ответил Пракна. - Объясню потом. - Он заставил Ричиуса повернуться и повел прочь от шума битвы. - Пошли, нам надо спешить.
      Они выбежали из дворца, бросив своих кровожадных товарищей и торопясь к "Принцу Лисса". В душе Пракна ликовал. Наконец-то у него появилась возможность сразиться с Никабаром! Перед его глазами стояли лица погибших сыновей. Очень скоро он отомстит за них.
      44
      "Бесстрашный"
      В десяти морских милях от Кроуга адмирал Никабар приказал "Бесстрашному" и сопровождавшим его дредноутам замедлить ход и начал описывать круги, которые никуда не вели. На парусах взяли рифы, чтобы ослабить напор ветра, и корабли медленно кружили, постоянно меняя галс. Над морем встало солнце, окрасившее воду в ярко-зеленый цвет. Бьяджио стоял на мостике "Бесстрашного" и смотрел на восход. По правому и левому борту "Бесстрашного" бесцельно дрейфовали по волнам вместе с ним "Черный город" и "Внезапный". Графа радовал вид дредноутов под утренним солнцем. Мощные, непобедимые, они возвестят его возвращение в империю. Бьяджио скрестил руки на груди, кутаясь в алый плащ. На палубе было ветрено, и по чувствительной коже графа постоянно пробегала дрожь, но он не хотел спускаться вниз. Ему хотелось увидеть приближение "Принца".
      Ренато Бьяджио долго шел к этой минуте. Подъем был тяжел и долог и дался нелегко, потребовав напряжения всех способностей и сил. Веревочки, за которые пришлось тянуть, были длинными и неверными. Не все сложилось идеально. Его предал Симон. Чтобы выманить Эррита на Кро-ут, пришлось прибегнуть к самым жестоким мерам. И для осуществления великого плана он вынужден был пожертвовать своей дорогой родиной - по крайней мере временно. И в Нар он вернется не триумфатором. Ему придется заниматься политикой, приручать армию, остерегаться убийц.
      Да, и есть еще женщина Вэнтрана. Она плыла с ним на корабле - против воли. Поскольку она не могла бы бежать, не бросившись в воду, Бьяджио не стал приставлять к ней стражника. Вспомнив ее лицо, граф невольно улыбнулся. Она была исключительно хороша. Теперь Бьяджио понимал, почему Шакал ради нее покинул империю. Некоторые женщины действуют на мужчин именно таким образом.
      И некоторые мужчины тоже.
      Улыбка сбежала с губ Бьяджио. Он не понимал, почему Симон его предал. Больше того, это причиняло ему боль. Порой ему хотелось убить Симона - но он понимал, что никогда этого не сделает. Он даже не станет его разыскивать, не будет выяснять, куда он скрылся. Возможно, Симон уедет с Шакалом в Люсел-Лор. Или, может быть, просто затеряется где-то в империи, постоянно озираясь и тревожась. Рошанны умеют скрываться. Бьяджио печально вздохнул. Если бы у него был цветок, он сейчас швырнул бы его в море.
      - Почему такое разочарование, Ренато? - неожиданно спросил Никабар.
      Адмирал возник из ниоткуда, прервав раздумья Бьяджио. Его лицо расплывалось в улыбке - он предвкушал близящееся сражение.
      - Просто думаю, друг мой, - ответил Бьяджио. - И жду.
      - Думаешь об Эррите? Бьяджио ухмыльнулся:
      - Как можно меньше.
      - Он победил снадобье, знаешь ли, - заметил адмирал, хмуря лоб. - Он оказался сильнее, чем я думал.
      "Сильнее меня?" - подумал Бьяджио.
      Впервые это показалось ему возможным. Поначалу Бьяджио был уверен, что абстиненция убьет Эррита. А в конце концов оказалось, что она только сделала его сильнее. Сам факт, что можно бросить снадобье и остаться в живых, заслуживал внимания.
      - Я больше не хочу говорить об Эррите, - заявил он. - И не забывай нам еще надо будет иметь дело с лиссцами. Никабар кивнул и посмотрел в сторону Кроута.
      - Они сюда явятся, - пообещал он. - Пракна устоять не сможет.
      - Когда?
      - Скоро, - ответил Никабар. - "Принц" - корабль быстрый. - Его улыбка стала еще шире. - Но все-таки недостаточно быстрый. Когда с него откроют огонь...
      - Если откроют огонь, - прервал его Бьяджио. - И не раньше, чем это случится. Держи себя в руках, Данар. Сначала я хочу заполучить к нам на борт Вэнтрана. - А потом он добавил, уже чуть мягче: - Не беспокойся. Лиссцы слишком кровожадны, чтобы уплыть без боя. Ты сможешь схлестнуться с Пракной. А когда мы вернемся в Нар, делай с Лиссом, что хочешь.
      Никабар хмыкнул:
      - Я перестал тебя понимать, Ренато. Ты не такой, как прежде.
      Бьяджио с любопытством посмотрел на друга.
      - Правда? - спросил он. - Может быть. Пожалуйста, сделай, как я сказал, Данар. В последний раз.
      - Сделаю, - неохотно пообещал Никабар. - Я не буду ничего начинать, пока Шакал не будет на борту. - Адмирал посмотрел в сторону кормы. Смотри, Ренато! - Он показал пальцем.
      Бьяджио оглянулся и увидел на палубе Дьяну Вэнтран. Она смотрела в пустой океан, не замечая любопытных взглядов, погруженная в свои мысли. Бьяджио внимательно всмотрелся в нее. Дьяна оказалась странным существом, и он сам не понимал, как к ней относится. Поначалу он ненавидел ее - просто потому, что она была женой Шакала. А теперь он порой с удивлением замечал, что она ему нравится.
      - Извини, Данар, - сказал граф и зашагал на корму.
      Моряки, столпившиеся поглазеть на женщину, при его приближении разошлись. Бьяджио подошел к лееру и встал рядом с Дьяной. Она мельком глянула на него и снова обратила взгляд к морю. На ее плечах был плащ, но Бьяджио заметил, что она дрожит от холода.
      - Тебе следовало сидеть в каюте. Здесь ветрено, - заметил он.
      - Почему мы остановились? Подумав, Бьяджио ответил:
      - Мы ждем. Дьяна кивнула:
      - Ричиуса.
      - Разумеется.
      Она посмотрела на него:
      - Значит, вот как все кончится? Ты убьешь его здесь и сейчас? Без пыток?
      Граф мягко улыбнулся, не обращая внимания на ее уколы.
      - Он приедет на лисской шхуне. Мы остановились, чтобы ее встретить.
      Она устремила на него полные боли глаза.
      - Я тебя ненавижу, - сказала она. - Я верила, будто смогу показать тебе, как ты заблуждаешься, но ты настолько безумен, что не понимаешь ничего, кроме мести. И теперь...
      Ее голос прервался. Дьяна отвернулась и попыталась оттолкнуть Бьяджио, чтобы он ушел.
      - Уходи! - попросила она. - Оставь меня!
      Но Бьяджио не хотел уходить. Волшебство, исходящее от этой женщины, притягивало, манило быть рядом с ней. И это не было плотским влечением. Дело было в чем-то другом. Возможно, в ее кротости. Как бы то ни было, Бьяджио не мог уйти.
      - Скоро Нар будет моим, - объявил он. - В империи будут перемены.
      - Пожалуйста...
      - Со мной следует считаться, Дьяна Вэнтран, - предостерег Бьяджио. Были такие, кто меня недооценивал. Теперь они мертвы.
      - И ты этим гордишься?
      - Мои враги заслужили смерть. Они украли у меня империю, зная, что она должна была принадлежать мне. Я не узурпатор, а законный наследник Нара. И когда я займу Железный трон, все пойдет по-иному.
      - Твой Черный Ренессанс! - презрительно бросила Дьяна. - Да, я о нем слышала. Фантазия безумца. Граф покачал головой.
      - Вы так мало понимаете - что ты, что твой муж. Черный Ренессанс несет империи мир. Не будет ни войн, ни междоусобиц. Я буду править железной рукой, потому что именно это нужно империи. Ты можешь называть это жестокостью...
      - Я называю это безумием, - возразила Дьяна. - А теперь уходи. Пожалуйста. Оставь меня одну.
      Она отвернулась и снова стала смотреть на горизонт, демонстративно не замечая Бьяджио, хоть он и стоял рядом, глядя на нее. Наконец Бьяджио отступил назад.
      - Готовься. Ждать осталось недолго, - сказал он и вернулся на мостик.
      "Принц Лисса" мчался по океану, преследуя "Бесстрашного". Он ушел от Кроута три часа назад и держал курс прямо на поднимающееся солнце. Марус и его офицеры то и дело отдавали команды матросам, маневрируя так, чтобы максимально использовать попутный ветер. Наполненные паруса гнали шхуну вперед. Артиллеристы готовили орудия к бою, доставая порох и картечь. Ричиус стоял на носу рядом с Пракной, оглядывая бесконечный океан. Его терзали мрачные предчувствия, и он мысленно подгонял "Принца". Все его мысли были устремлены к Дьяне, оказавшейся в руках у Бьяджио. Ему представлялись самые ужасные картины. Если он...
      - Вон они! - крикнул Пракна, указывая на северо-восток.
      Ричиус вздрогнул и попытался разглядеть крошечное пятнышко на горизонте. Крик с "вороньего гнезда" подтвердил, что командующий не ошибся.
      - Это он, Пракна, - сказал Марус. Первый помощник быстро подошел к капитану. - "Бесстрашный". Пракна внимательно смотрел в подзорную трубу.
      - Да. И он не один. С ним еще два дредноута. - Он помолчал, недоумевая. - Но они почти не движутся! У "Бесстрашного" зарифлены паруса. Что они делают?
      Ричиус сразу же все понял,
      - Ждут нас, - сказал он. - Бьяджио знал, что мы придем. Пракна опустил подзорную трубу. Его лицо застыло в страшной гримасе.
      - "Бесстрашный"! - снова повторил он. - Посмотри на него, Марус.
      - Да, сэр, - отозвался первый помощник. - Крупная бестия.
      - Велик для нас, как ты думаешь? Марус улыбнулся:
      - Это не значит, что нам не следует попытаться.
      - Они не заставят нас принимать бой, - сказал Ричиус. Намерения Бьяджио были ему ясны. - Бьяджио нужен я. Он не станет открывать огня, пока я не поднимусь к ним на борт. Если я поплыву к ним, вы успеете уйти.
      Пракна покачал головой:
      - Очень смело, мальчик, но я тебя так легко не отдам. Если Никабар хочет боя, он его получит.
      - Пракна, прошу тебя! - взмолился Ричиус. - Не открывай огня! У тебя нет шансов, и ты это знаешь. Просто подойди ближе, и попытаемся с ними говорить. Быть может, я смогу вызволить оттуда Дьяну. Бьяджио может согласиться на обмен.
      - Тебя на твою жену, - мрачно сказал Марус. - Мерзкий обмен.
      Ричиус понимал, что у него нет выбора.
      - Деваться некуда, - сказал он. - Думаю, Бьяджио согласится. Ему нужен я, а не Дьяна.
      - Будь по-твоему, Шакал, - решил Пракна. - Мы подплывем ближе. Посмотрим, чего хочет этот дьявол.
      Дьяна заметила лисскую шхуну - и в тот же момент с мачты донесся крик наблюдателя. На палубе матросы начали готовиться к стычке. Никабар отдавал приказы. На нижней палубе заскрипели металлические чудовища: там стояли знаменитые огнеметы Нара. Бьяджио подбежал к лееру, указывая на приближающийся корабль.
      - Вот он! - закричал он. - "Принц Лисса"! - Он победно вскинул кулак. - Я же говорил, что они приплывут, Данар! Ну, что я говорил?
      Адмирал Никабар его не слушал. Он разворачивал корабль для бортового залпа. Матросы замахали разноцветными флажками, давая другим дредноутам сигналы, которых Дьяна не понимала. Оттуда замахали в ответ и тоже послышались команды. Два корабля прекратили бесцельное кружение и повернули ощетинившиеся орудиями борта к лисской шхуне. Дьяна испугалась до смерти.
      - Нет! - крикнула она, бросаясь к Бьяджио. - Не стреляйте! Пожалуйста!
      Она сгребла край плаща Бьяджио и отчаянно потянула за него, пытаясь заставить себя слушать. Бьяджио схватил ее за руку и чуть было не приподнял над палубой.
      - Отцепись! - прошипел он. - Я не буду стрелять, если меня не вынудят!
      Он оттолкнул Дьяну с такой силой, что она отлетела назад, но тут же снова метнулась к нему, отказываясь молчать.
      - Послушай меня! - взмолилась она. - Ричиус ничем тебе не угрожает. Тебе нет нужды его убивать. Прошу тебя!
      - Замолчи, женщина! - рявкнул Бьяджио. - Ты мешаешь мне думать.
      Дьяна поймала его за руку и упала перед ним на колени.
      - Хочешь, чтобы я тебя умоляла? - гневно спросила она. - Хорошо, я тебя умоляю. Я - твоя пленница. Ты победил. Ты уже одержал над ним верх. Она смотрела на Бьяджио, ненавидя себя за унижение. - Пожалуйста, Бьяджио! Не убивай моего мужа.
      Граф Бьяджио посмотрел на нее с высоты своего роста, и секунду ей казалось, что он хочет ее ударить, но в его глазах не было ярости. Он взял ее за руку и пожал неожиданно нежно.
      - Не надо меня умолять, Дьяна Вэнтран, - сказал он твердо. - Встань.
      Он поднял ее на ноги. Дьяна дрожала. Почему он ничего не делает?
      - Граф Бьяджио, я прошу вас...
      - Я позову Шакала на борт, - сказал он, а потом, ничего не объясняя, повернулся к ней спиной и пошел к адмиралу Никабару.
      Пракна вел "Принца" к ожидающим дредноутам, приказав переставить орудия на левый борт. Орудия "Бесстрашного" и меньших дредноутов сопровождения следили за движением шхуны, подходившей под полными парусами. Расстояние сократилось до четверти мили, и все три корабля заметно увеличились в размере. На их мачтах развевались черные флаги Нара. Ричиус ждал на носу "Принца", нервно хрустя пальцами. С борта "Бесстрашного" спускали шлюпку. В ней находилось несколько человек - точно нельзя было сказать, сколько их, но ни один не походил на Дьяну.
      - Что он, к черту, делает? - изумился Пракна. - Зачем посылает шлюпку?
      - За мной, - ответил Ричиус. - Он захочет, чтобы я поднялся к нему на борт.
      - Ну так ты туда не поплывешь, - заявил Пракна. - Вот так, без всяких условий...
      - Нет, поплыву.. Это мне решать, Пракна. И прошу тебя, не пытайся мне помешать.
      Командующий флотом застонал:
      - Черт с тобой. Только тогда надо подойти ближе. Он приказал замедлить ход. Матросы четко выполнили команду, зарифив паруса. Шхуна потеряла ветер и пошла по инерции. Но Пракна велел держать орудия в готовности, а артиллеристам - оставаться на местах.
      "Принц Лисса" медленно приблизился к дредноутам, ложась на параллельный курс и сравнивая скорость. Расстояние между кораблями было едва ли больше длины "Принца", и шлюпка с четырьмя крепкими гребцами шла к лисскому. кораблю. Ричиус подошел к борту, Пракна и Марус шли за ним, словно два старших брата. Спиной Ричиус чувствовал взгляды лисских моряков и в который раз уже жалел, что уехал из Люсел-Лора. Бьяджио его победил. Оставалось только надеяться, что удастся добиться освобождения Дьяны.
      - Дождись мою жену, - попросил он у Пракны. - Если Бьяджио ее отпустит, отвези ее обратно в Люсел-Лор. - Он неловко улыбнулся командующему флотом. - Ты выполнишь мою просьбу, Пракна?
      Жесткое лицо Пракны растаяло.
      - Это будет честь для меня, - печально проговорил он. - Я рад, что был знаком с тобой, Ричиус Вэнтран.
      - Ты это сделаешь, Пракна? Дай мне слово. На этот раз дай мне твердое слово.
      - Я не могу дать тебе такое обещание, Шакал, - сказал лиссец. Никабар не даст мне уйти. Даже если твоя жена поднимется к нам на борт, то только для того, чтобы погибнуть в бою.
      Ричиус понимал, что Пракна прав. Ненависть Никабара к Пракне была легендарной. И взаимной. Ему оставалось только пожать командующему руку - и надеяться, что Бьяджио каким-то образом отпустит Дьяну на свободу.
      - Удачи тебе, Пракна, - сказал Ричиус. В эту смертельную минуту прошлые события отступили, и оба они - Ричиус и Пракна - снова стали людьми, у которых один враг - Бьяджио. - Передай Джелене, что я буду о ней вспоминать.
      - Ричиус! - окликнул его Марус, указывая вниз, на воду. - Шлюпка подошла.
      Ричиус посмотрел и увидел, что шлюпка действительно уже добралась до "Принца". Четыре нарских матроса тревожно смотрели вверх.
      - Вы приплыли за Шакалом? - гневно крикнул им Пракна.
      - Да, - ответил один из матросов.
      Марус отдал приказ спустить трап. "Принц" сбавил ход до полной остановки. Ричиус посмотрел на качающуюся на волнах шлюпку - рядом со шхуной она казалась такой маленькой! Нахлынул страх, но Ричиус сумел его подавить. Ему и так удалось прожить гораздо дольше, чем можно было рассчитывать. И сегодня наконец его чудесное везение закончилось.
      В последний раз кивнув своим товарищам с Лисса, Ричиус перелез через фальшборт и стал спускаться вниз, к ожидающим его нарцам.
      Бьяджио стоял рядом с Никабаром, и у него отчаянно колотилось сердце. Он предвкушал ближайшие события. Шлюпка возвращалась от "Принца" с Ричиусом Вэнтраном. Шакал сидел, гордо выпрямившись, и искал взглядом жену. Дьяна перегнулась через леер и смотрела на него со слезами на глазах:
      - Ричиус!
      Шакал увидел жену и улыбнулся, протягивая к ней руки, словно хотел прикоснуться. Бьяджио смотрел на них с изумлением. Ричиус Вэнтран выглядел почти так же, как два года тому назад, - смуглый, порывистый и слишком юный для человека, поставившего на колени целую империю. У Бьяджио даже челюсть отвисла. Граф слышал выкрики Дьяны и подумал, не надо ли велеть ей замолчать, но не стал. Пусть окликает своего мужа.
      Шлюпка заскребла о борт "Бесстрашного", и Никабар приказал поднять Вэнтрана на борт. Дьяна подбежала к нему, отпихнула его плечом и протянула руки навстречу Ричиусу.
      Бьяджио отступил назад, чтобы не видеть их встречи. Послышался стук опускающегося трапа, перекладины заскрипели под ногами врага Бьяджио. Граф понимал, что ему ничего не грозит и все-таки боялся человека, который сейчас шел к нему. Или, точнее, он боялся его увидеть. Ричиус Вэнтран слишком сильное напоминание обо всем, что в жизни Бьяджио было плохого.
      Первое, что увидел Ричиус, подняв глаза, было прекрасное лицо Дьяны. Она со слезами протягивала к нему руки.
      - Дьяна! - крикнул Ричиус.
      И прыгнул на палубу корабля прямо в открытые навстречу ему объятия Дьяны, не обращая внимания на столпившихся моряков-нарцев.
      - Дьяна! - простонал он.
      Ее нежные руки радостно обхватили его, и он зарылся носом в ее волосы, вдыхая их сладкий аромат. Она жадно целовала его, отказываясь разжать руки.
      - Ричиус! - вздохнула она. - Я жива и здорова. Цела и невредима. Не беспокойся...
      Он чуть отстранил ее и всмотрелся внимательно, оглядывая ее с ног до головы, убеждаясь, что она действительно невредима.
      - Ты жива и здорова! - выдохнул он. - Господи...
      И тут он увидел Бьяджио. Граф все еще стоял в стороне и пока не произнес ни слова. Держа Дьяну за руку, Ричиус повернулся к своему врагу. На золотистом лице Бьяджио было написано странное внимание. Он смотрел на Ричиуса с любопытством, но был как-то странно тих.
      - Я здесь, - объявил Ричиус, стараясь говорить смело. Он не знал, замечает ли Бьяджио, что он дрожит всем телом. - Отпусти Дьяну.
      Граф Ренато Бьяджио продолжал молча смотреть на Ричиуса. Его синие глаза горели неестественным светом, играла на солнце янтарная кожа. И страшно было его видеть. Для Ричиуса - почти невыносимо.
      - Скажи хоть что-нибудь, черт тебя побери! - потребовал Ричиус. - Я здесь. Разве не этого ты хотел?
      На какую-то долю секунды взгляд Бьяджио обратился на Дьяну. А потом он ослепительно улыбнулся. Впервые за много лет Ричиус услышал его сладкий голос.
      - Твоя жена утверждает, что между нами нет вражды, Нарский Шакал, проговорил граф. - Интересно, а что думаешь ты?
      - Отпусти ее, Бьяджио. Она тебе не нужна.
      Граф шагнул ближе, хладнокровно глядя на Ричиуса: так ученый мог бы рассматривать интересный экземпляр.
      - Ты мало изменился, Шакал. Стал чуть старше. Но все такой же горячий. Может, именно это так нравится твоей жене.
      Эти загадки привели Ричиуса в ярость.
      - Отпустишь ты ее или нет? - взорвался он. - Я поднялся на борт для честного обмена. Хоть раз в кои-то веки покажи миру, что у тебя тоже есть честь. Отпусти Дьяну.
      - Сначала ответь на мой вопрос, - сказал граф. - Что ты думаешь о нашей вражде?
      - Твоей вражде, - едко уточнил Ричиус. - Я ее не начинал. Мне хотелось только одного - спасти Дьяну. Именно поэтому я уехал из Нара. - Он стиснул зубы, пытаясь справиться с яростью. - И поэтому ты убил Сабрину. Боже, как я тебя ненавижу, чудовище! Бьяджио рассмеялся.
      - Уже второй раз за день мне это говорят. - Он притворно вздохнул. Но продолжай, пожалуйста. Так ты со мной вовсе не враждуешь?
      - Я бы убил тебя, если бы мог, - с полной искренностью ответил Ричиус. - Но вместо этого я отдал себя в твои руки. Отпусти Дьяну. Я не стану сопротивляться.
      - А если я отпущу вас обоих? - спросил Бьяджио. - Что тогда?
      Ричиус был потрясен. И Дьяна тоже. Она отпустила руку Ричиуса и шагнула вперед.
      - Что ты хочешь сказать? - спросила она. - Ты готов нас отпустить?
      Лицо графа Бьяджио сохраняло неестественную безмятежность, но при взгляде на Дьяну оно немного просветлело.
      - Ты дала мне немало пищи для размышлений, Дьяна Вэнтран. Быть может, я должен что-то дать тебе взамен.
      - Играешь с нами, как кот с мышью? - прорычал Ричиус и шагнул к графу. Тут же его схватили за куртку и оттащили назад, но Бьяджио поднял руку, давая знак отпустить Ричиуса. Ричиус огляделся, не понимая, что происходит. - Опять твои трюки! - недоверчиво усмехнулся он. - Не верь ему, Дьяна.
      Бьяджио не отреагировал на его слова.
      - Леди Вэнтран, я возвращаю вам вашего несносного мужа. Вы можете свободно уехать.
      - Что? - выпалил Никабар. - Ренато, что ты делаешь?
      - Плачу долг, Данар, - спокойно ответил граф. Он взял Дьяну за руку и поцеловал ей пальцы. Ричиус не верил своим глазам.
      - Почему? - вопросил он потрясение. - Я не понимаю. Граф Бьяджио повернулся и подошел к нему.
      - У тебя необыкновенная жена, - сказал он с тихим гневом. - И я делаю это ради нее, а не ради тебя.
      - Бьяджио, если это какая-то уловка...
      - Никаких уловок, Вэнтран, - ответил Бьяджио. - Теперь мне надо править империей. Я больше не могу размениваться на такие мелочи, как ты.
      Ричиус был поражен.
      - И это все? Ты нас отпускаешь? После всего, что ты сделал?
      - Бьяджио, - сказала Дьяна, подходя к ним, - посмотри на меня.
      Граф повиновался. Дьяна внимательно всмотрелась в sro лицо. Спустя минуту она медленно кивнула.
      - Я тебе верю, - проговорила она. - Но почему?
      Бьяджио фыркнул и гордо выпрямился.
      - Граф Бьяджио ни перед кем не отчитывается, - заявил он надменно. - И знай, Шакал: наша вражда закончена. Не пытайся снова мне мстить. Иначе я тебя просто убью.
      Ричиус онемел.
      - Иди с миром, - добавил Бьяджио. - Не протягивай руки к Нару - и я не трону Люсел-Лор. Ты согласен?
      - Да, но...
      - Вот и хорошо, - улыбнулся граф. - Ты хитрый противник, Ричиус Вэнтран. Наша дуэль была интересной. Но она мне надоела. Пожалуйста, оставь меня в покое.
      - И ты меня, - ответил Ричиус. - На том и договоримся.
      Бьяджио потер руки, усмехнулся лукаво и обернулся к Дьяне:
      - Прощайте, леди Вэнтран. Мы больше не увидимся. Вы были очень приятной гостьей. Мне будет недоставать вас. Дьяна прижала ладонь ко рту.
      - Спасибо! - выдохнула она. - Спасибо тебе .
      - Шлюпка доставит вас на "Черный город". Оттуда вас отвезут к лиссцам на Кроут.
      - Почему?! - вспыхнул Ричиус. - Доставь нас обратно на "Принца"!
      - Не могу, - ответил Бьяджио. - Там вам будет небезопасно. - Он взглянул на адмирала. - Данар, "Черный город" и "Внезапный" смогут отвезти их обратно к лиссцам?
      - Наверное, - ответил Никабар. - Но, Ренато, я не понимаю...
      Бьяджио улыбнулся.
      - Поймешь, - весело пообещал он, а потом, обращаясь к Ричиусу и Дьяне, добавил: - Идите. И больше меня не беспокой, Шакал.
      Изумленный Ричиус мог только гадать, что Бьяджио намерен сделать с Пракной. Но он понимал, что заключил с графом удивительное соглашение, которое может распасться от одного неосторожного слова. Взяв Дьяну за руку, он поспешно увел ее с "Бесстрашного", сопровождаемый матросом, который должен был передать капитану "Черного города" приказ Бьяджио. Перед тем как ступить на трап, Дьяна в последний раз посмотрела на непонятного золотого графа, а потом спустилась за Ричиусом в шлюпку, не менее мужа удивляясь тому, что еще жива.
      Пракна в немом изумлении смотрел, как маленькая шлюпка отвалила от борта "Бесстрашного" с Ричиусом и его женой на борту, а потом направилась в противоположном направлении, к дредноуту, который стоял по левому борту "Бесстрашного". Пракна озадаченно следил за шлюпкой. Он увидел, как Ричиус встал в шлюпке, размахивая руками и что-то выкрикивая.
      - Что он говорит? - спросил Пракна. Стоявший рядом с ним Марус наблюдал за шлюпкой в подзорную трубу.
      - Он машет нам, как будто прощается, - сказал первый помощник. Кажется, он хочет, чтобы мы уплывали.
      - Уплывали? Куда? Марус пожал плечами:
      - Не знаю. Может, Бьяджио их отпустил.
      - И отправил на другой дредноут? Зачем?
      Даже выходя из шлюпки и карабкаясь по трапу на дредноут, Ричиус продолжал что-то кричать и размахивал свободной рукой, пытаясь подать какой-то сигнал. Пракна раздраженно выругался. Что Вэнтран пытается им сказать?
      - Может, нам отплыть? - предложил Марус. - Он у них в руках. Если они его не отпускают, то нам его у них не забрать.
      Пракна попытался оценить имеющиеся варианты действий. Он не сразу дал ответ - так что два меньших дредноута успели снова поднять паруса и, поймав ветер, начали отходить от "Бесстрашного". Однако флагманский корабль Нара оставался на месте. Пракна вырвал у Маруса подзорную трубу и посмотрел на палубу дредноута. Там стоял Никабар, хмуро глядя в сторону лиссцев.
      - Сын шлюхи! - буркнул Пракна себе под нос. - Он ждет нас.
      С мостика гигантского дредноута адмирал Никабар наблюдал за своим главным врагом, разделенный с ним только неширокой полоской воды. Он знал, что даже без поддержки "Черного города" и "Внезапного" "Бесстрашный" способен прихлопнуть "Принца" как муху. Рядом с ним стоял Бьяджио, нетерпеливо притопывая ногой. Стальной сосредоточенности адмирала этот механический шум не мешал.
      - Готов, друг мой? - спросил граф. Никабар кивнул:
      - Спасибо, да.
      - Не за что, - шутливо отозвался Бьяджио. - Я просто решил, что мне пора заплатить и тебе. Ты был во всем мне верен, Данар. И я это ценю.
      Адмирал улыбнулся. Он сильно рисковал, вставая на сторону Бьяджио против Эррита, но теперь его риск окупился. Он стиснул руки в кулаки, предвкушая близкое сражение. Если только он знает Пракну так хорошо, как сам думает, лисский командор не станет избегать боя.
      - Он меня заманивает! - сказал Пракна. - Он хочет, чтобы я дал ему бой.
      На палубе "Принца" воцарилась тишина. Моряки стояли, ожидая приказов своего капитана. Марус опирался на леер рядом с Пракной. Оба они прикидывали шансы. Никабар давал им возможность повернуться и пуститься в бегство. Или возможность нанести первый удар.
      - Мы можем уйти, - предложил Марус. Пракна кивнул:
      - Угу. Можем.
      Они переглянулись. Эти двое друзей служили рядом уже много лет, оба лишились своих сыновей из-за нарских дьяволов. Заглянув друг другу в глаза, они прочли там одинаковую неутоленную жажду мести.
      - Или можем дать бой, - сказал Марус.
      Пракна сжал плечо друга. Сегодня погибло много людей. В масштабе всей войны еще несколько жизней не будут играть роли. Но для Пракны и его людей это был выбор: жить как овцы или погибнуть как львы.
      - Отдать все рифы, Марус, - сказал Пракна. - Мне понадобится скорость.
      Когда Бьяджио увидел, как "Принц" разворачивает паруса, он нахмурился, удивленный своей ошибкой.
      - Они уходят! - недоверчиво воскликнул он. - Они решили не давать нам боя!
      - Нет! - возразил мрачно ликующий Никабар. - Они обеспечивают себе пространство для маневра. - Адмирал повернулся к офицерам и стал стремительно выкрикивать приказы: - Полные паруса! Пять градусов на правый борт. Не упускать их из виду! На пушечной палубе - готовность.
      Огромные шелковые паруса поймали ветер, корабль ожил и рванулся вперед. "Бесстрашный" чуть повернул вправо, по-прежнему оставаясь на курсе, параллельном "Принцу". Никабар знал, что там все передвижные орудия установлены по левому борту. Они не станут тратить времени на повороты.
      - Ренато, спустился бы ты вниз, - предложил адмирал. - Сейчас здесь станет чертовски шумно.
      Пракна стоял посередине корабля, рядом с орудиями. Его артиллеристы зарядили пушки картечью и направили их на мачты "Бесстрашного", рассчитывая порвать ему паруса. "Принц" набирал скорость, пытаясь оторваться от дредноута. Как это ни странно, но остальные два дредноута не приближались, словно не собираясь участвовать в сражении. Пракна не мог не оценить этого жеста. Никабар знал, что и так превосходит шхуну огневой мощью. Введение в бой дополнительных кораблей было бы излишним - тогда победой нельзя будет хвастаться.
      - И так мы уйдем, - тихо пропел Пракна, вспоминая строчки из старой моряцкой песни, - на дно, на самое дно.
      Он знал, что его корабль не имеет ни одного шанса на победу, и ему было все равно. Теперь он был готов умереть, и его люди тоже. Сегодня они в войне за свободу Лисса нанесли мощный удар, и в такой день не жалко было погибнуть. Он только надеялся, что Джлари поймет.
      Поскольку орудия "Принца" не обладали дальнобойностью нарских огнеметов, стрелять придется как можно раньше. Если повезет, удастся замедлить ход "Бесстрашного". Но орудия на "Бесстрашном" установлены по обоим бортам, а на "Принце" их уже перевели на левый. Интересно, удастся ли подбить этого гиганта четырьмя выстрелами. Пракна отдал команду открыть огонь.
      * * *
      Вспышка на борту "Принца" застала Никабара врасплох. Он не ожидал, что выстрел будет сделан настолько рано. Пригибаться он не стал - было ясно, что "Принц" метит в паруса. Над головой адмирала взорвалось жаркое пламя: картечь "Принца" попала в фок-мачту, раздирая паруса в клочья. Никабар оценил повреждения - метко стреляют, черти. И не было сомнений, что корабль Пракны готовится к новому залпу. Еще несколько таких попаданий, и "Бесстрашный" сможет только еле-еле ползти. Быстроходному "Принцу" такое преимущество давать нельзя. Обрывок горящего шелка упал Никабару на плечо и прожег куртку. Никабар с ворчанием сбросил его на палубу. "Принц" уходил в сторону, а его пушкари лихорадочно забивали в стволы пушки новые заряды пороха и картечи.
      - Лейтенант Реджинн! - крикнул Никабар. - Дайте ответный выстрел!
      Реджинн передал приказ дальше, на пушечную палубу. Настил под ногами Никабара затрясся. Адмирал зажал уши, ожидая удара.
      Три дальнобойных огнемета открыли огонь. Шар пламени пролетел над водой, спалив утреннюю дымку. "Бесстрашный" резко накренился. Никабар дождался, чтобы рассеялся дым, - и увидел, что "Принц" охвачен огнем. Корабль по-прежнему продолжал удаляться, горящий, но живой.
      Никабар отдал приказ открыть беглый огонь.
      Пракна бегал по палубе "Принца", подбадривая команду. Первым залпом "Бесстрашного" сорвало лисель и вырвало кусок носовой обшивки. Пушки "Принца" снова открыли огонь. Ответный выстрел ударил дредноут по миделю. Огонь пожирал новую порцию парусов. Пракна приказал отвернуть, чтобы сузить профиль корабля, но даже быстроходному "Принцу Лисса" было не под силу уйти от нарских огнеметов. Их беглый огонь колотил по корпусу шхуны, окрашивая мир оранжевым. Каждый вдох обжигал Пракне легкие, и он выхаркивал на палубу сгустки крови. Очередной выстрел сделал пробоину в корпусе. В трюмы хлынула вода, и "Принц" накренился на левый борт.
      Сражение закончилось, не успев толком начаться. В жарком хаосе Пракна попытался отыскать Маруса, но друга нигде не было. Пракна вытянул шею, стараясь его найти. Он забыл о бое, он хотел только умереть рядом со своим первым помощником.
      Очередным выстрелом "Бесстрашного" его смело с палубы, разметав куски тела по поверхности океана.
      Ричиус с Дьяной смотрели на эту бойню с палубы "Черного города", зажав уши ладонями. Дьяна прильнула к Ричиусу, спрятав голову у него на груди. Огневая мощь империи потрясла ее до глубины души. "Принц Лисса" стремительно пожирало пламя. Непрерывные выстрелы с "Бесстрашного" превратили его паруса в горящие лоскутья и проделали огромную дыру в корпусе. Потерявший управление корабль болтался на волнах, беспомощно подставляясь под огонь. У Пракны, Маруса и их товарищей не было ни малейшей надежды на спасение. Корабль, который был им домом и жизнью, внезапно превратился в адское пекло. Столбы густого дыма поднимались от "Принца" и заволакивали горизонт. "Бесстрашный" не прекращал огня. Ричиус знал, что где-то на палубе дредноута ликует Никабар, довольный, что покончил со своим заклятым врагом.
      И с ним Бьяджио. Непонятный Бьяджио, который как-то смог подчинить своей воле всю империю. Глядя, как превращается в пепел "Принц Лисса", Ричиус думал о безжалостном владетеле Кроута, об ужасах, которые он порождает. Бьяджио протянул руку через полмира и выкрал младенца у родителей. Ему каким-то образом удалось убедить своего главного врага приехать на Кроут, чтобы его там убили. Он был силен и загадочен, и Ричиус знал, что никогда не сможет его понять. Он никогда не узнает и того, почему Бьяджио отпустил их с Дьяной. Отняв ладонь от уха, Ричиус погладил жену по голове и поцеловал ее. У него необыкновенная жена - настолько необыкновенная, что способна поразить и заставить задуматься любого, даже Бьяджио.
      "Принц Лисса" медленно начал погружаться в воду, подобно заходящему солнцу.
      45
      Отверженный
      Симон убежал из дворца Бьяджио.
      Он мчался быстрее ветра, бежал, пока сердце не начинало разрываться. Бежал, прячась в тени и не оглядываясь на резню, бушующую в бывшем жилище его господина. Когда бежать стало невозможно, когда все мышцы свело от усталости, а все тело охватила острая боль, Симон остановился. Близился полдень. Дворец Бьяджио остался далеко позади, но известие о вторжении лиссцев уже разлетелось по всему острову. Симон добрался до городка Галамьер, в котором вырос. Рыбацкий поселок пришел в ужас при виде лисских шхун у берегов, и целые флотилии шаланд уже покидали Кроут, отчаянно стремясь к материку. И Симон, сохранивший сообразительность вопреки всем страшным событиям этого дня, сумел устроиться на одну из них.
      Солнце уже было в зените, когда крошечное суденышко незаметно для лисских шхун отплыло от Кроута. Шаланда была забита людьми и воняла рыбой. Владелец призывал своих пассажиров к спокойствию, пытаясь перекричать шум моря и детский плач, но Симон в его призывах не нуждался. Он уже был совершенно спокоен. Натренированный мозг Рошанна сосредоточился на одной задаче: выжить.
      Кроут уходил за горизонт. Что-то подсказывало Симону, что Бьяджио успел сбежать и Ричиус его не найдет. Инстинкт подсказывал. Бьяджио уже был в безопасности. Где-то.
      Симон забыл о морской болезни. Перед ним стояло видение: Эрис, скользящая по полу салона. Воспоминание было невероятно живым, и Эрис была прекрасна. Симон достал из кармана ее туфельки. Стоявшая рядом с ним девочка посмотрела на них с любопытством. Симон ей улыбнулся - и швырнул туфельки за борт. Девочка изумленно заморгала. - Тебе они не пригодились бы, - объяснил он. - Они отравлены.
      Теперь все было отравлено. Но иного он и не заслуживал, наверное. Если шаланда доберется до берега, то Симон направится в Дорию. Там он спрячется, как собирался спрятаться вместе с Эрис. Он оставался Рошанном. У него в запасе есть уловки, которые не позволят его отыскать. Его не найдет даже Бьяджио.
      Он подумал, каково это будет - стать фермером, прожив все предыдущую жизнь шпионом и убийцей. Можно пойти в конюхи или наняться в бочарную мастерскую. В Дории можно податься и в наемники, но Симон только поморщился при этой мысли. Кинжал он уже тоже выбросил за борт. Слишком долго он убивал и больше не хочет.
      - Как тебя зовут? - спросил он у стоявшей рядом девочки.
      - Нума, - ответила она. - А тебя? Симон задумался.
      - Симон, - сказал он наконец. - Симон Джадир. На языке Фоска, где родилась его мать, это имя означало "бондарь".
      46
      Император
      Потопив "Принца Лисса", "Бесстрашный" не сразу отправился в Черный город. Бьяджио нужны были еще корабли, и он ждал их в заранее условленном месте у берегов Нара. В гавань Черного города они зашли только через четыре дня после отплытия с Кроута. "Бесстрашный" шел в сопровождении отряда кораблей, отозванных от боев с лиссцами. В их числе были дредноуты "Кашалот" и "Внезапный", а также крейсера "Завоеватель", "Ангел смерти" и "Яростный". Они заполнили собой всю гавань, и нарцы гадали, не настал ли конец света.
      Граф Бьяджио знал, что в Наре у него много врагов, однако ему уже удалось устранить немалую их часть. Кивис Гэйго, Клоди Вое и другие, легкомысленно вставшие на сторону Эррита, были мертвы - их изрубили лисские сабли. Нарекая империя осталась без управления, и нарцы, не умеющие жить без сильного правителя, смотрели на кроутского графа с опасливой надеждой.
      Бьяджио рассказал им, что Лисе - их давний враг - вторгся на его родной остров во время мирных переговоров и зверски убил остальных нарских аристократов. Поскольку ему самому едва удалось уйти живым, он никак не мог бы спасти остальных. И он сообщил гражданам Нара, что Лисе вышел на охоту и строит планы гибели империи. Теперь, когда они прочно обосновались на Кроуте, только Черный флот способен обеспечить столице Нара защиту.
      Бьяджио понимал, что его еще ждут враги и интриги - и, возможно, жалкие покушения на его жизнь, которые, конечно, будут неудачными, - но он снова был дома и был безмерно этому счастлив. И, сев наконец на Железный трон Аркуса, он испытал невообразимый восторг.
      Он стал императором.
      Он боролся за этот титул. И борьба в Наре еще не закончилась. Эррит оставил после себя раздираемую конфликтами страну. Как и разрушенный собор, империю нужно будет восстанавливать. Гот превратился в пустыню, на Драконьем Клюве шла гражданская война: там честолюбивые лорды пытались заполнить пустоту, оставшуюся после гибели герцогов-близнецов. По всей раздробленной земле короли и принцы пробовали на прочность центральную власть, не зная, что принесут им Бьяджио и его новый Черный Ренессанс. И доносившееся из Талистана ворчание тоже внушало опасения: король Тассис Гэйл не скрывал своего отношения к щеголю, ставшему их новым императором.
      Но Бьяджио не торопился. У него было время на отдых. Пусть завтрашний день принесет с собой войну, но сегодня он получил Железный трон. Ему этого было достаточно.
      Через неделю после своего восшествия на престол Бьяджио созвал к себе Рошаннов. Эта тайная встреча состоялась в самой высокой башне Черного дворца. Зимний ветер проникал сквозь стены, неся стужу и заставляя колебаться пламя в огромном камине. В центре комнаты стоял большой круглый стол, за которым сидели Рошанны из Черного города и самых дальних концов империи. Все они по-прежнему обожали своего господина и громко подтвердили свою клятву служить ему до смерти. Император Бьяджио отблагодарил их всех золотом и поцелуями и дал каждому за верность земли и отличных рабов, купленных на остатки его личного состояния.
      Наградив всех, Бьяджио перешел к делам. Среди его приказов было два довольно неожиданных.
      Преследование Нарского Шакала больше не будет возобновляться. И никто не будет разыскивать Симона Даркиса. Агенты удивленно зашептались, но никто не посмел спорить или бросить на Бьяджио недовольный взгляд. Он был их господином. Остальное не имело значения.
      После этой встречи Бьяджио вернулся в свои апартаменты. Он расположился в тех покоях, которые когда-то любил Аркус, - оттуда открывался лучший вид на столицу и его окружали собранные старым императором памятные вещи. Сувениры и безделушки как бы соединяли Бьяджио с Арку-сом и будили приятные воспоминания. Его скорбь наконец стала слабеть.
      И Бьяджио часто думал о Дьяне Вэнтран и о ее словах. Ее гневные обвинения заставили нового императора задуматься. И усомниться, не действует ли и в самом деле снадобье на его разум.
      Бьяджио сидел в одиночестве у окна и думал. Было уже за полночь. Вокруг высокой башни завывал ветер. Ему предстоит большая работа, и он нужен Нару здоровым. Он не принимал снадобья уже больше недели, и потребность в новой дозе становилась почти невыносимой. Но он знал, что Форто и Эррит смогли перенести синдром абстиненции, и не намерен был им уступить.
      47
      Шакал отдыхает
      Нарский дредноут "Черный город" действительно отвез Ричиуса с Дьяной на Кроут и высадил там, где их не могли увидеть с лисских шхун. Они побрели в глубь острова, поражаясь тому, что видят.
      Лисе поглотил Кроут. Теперь он принадлежал лиссцам, как того хотели Пракна и Джелена, - идеальная база кровавых набегов на империю. Бойня не ограничилась дворцом, а выплеснулась на окружавшие фермы и деревни, и лишь потом армия сирот опомнилась и занялась оккупацией вместо резни. Ричиус полагал, что Шайа приложила руку к этой перемене. Он увиделся с ней перед отъездом, на борту лисской шхуны. У Шайи был опустошенный, испуганный и совсем не юный вид. Она рассталась с юностью в ходе этой битвы, выменяв ее на месть.
      Обратно в Люсел-Лор Ричиуса с Дьяной доставила лис-ская шхуна под сомнительным именем "Дельфин". Не слишком приятное это было путешествие. Лиссцы старались избегать Ричиуса, стыдясь своего предательства. "Лорда Шакала" больше не было, был только Ричиус Вэнтран - не король и уж точно не герой. И когда они с Дьяной наконец оказались в Фалиндаре, Ричиус взглянул на мир новыми глазами.
      В Фалиндаре пахло слаще, чем раньше. Ветер был прохладным, вино крепким, а Дьяна с Шани снова были счастливы. Из Кеса вернулся Люсилер. Властитель цитадели был все так же озабочен, как и до своего отъезда. Между военачальниками Ишьей и Пракстин-Таром по-прежнему назревал конфликт, и Люсилер постоянно тревожился за непрочный мир, которого ему удалось добиться. Но Ричиус об этих вещах не думал. Он думал только о том, что остался жив и что ему по-прежнему сопутствовала удивительная удача, оберегающая его от смерти. Ему больше не хотелось слушать разговоры о войне. Больше чем когда-либо раньше он жаждал мира. Даже Арамур казался смутным воспоминанием. Королевство было для него потеряно, в этом сомневаться не приходилось, и Ричиус не собирался нарушить заключенное с Бьяджио соглашение. Империя теперь принадлежала Бьяджио. А в распоряжении Ричиуса был весь Люсел-Лор. Он устроит свою жизнь здесь - среди трийцев.
      По крайней мере попробует.
      Через неделю после возвращения в Фалиндар Ричиус отправился с Люсилером на охоту и наткнулся на то место, где они с Симоном срубили древний дуб. Теперь от него остался только пень. Трава вокруг него была сильно примята и усеяна обломанными ветками. Ричиус с печалью вспомнил то дерево. Оно было удивительное. И он тогда не понял, почему Симон воспылал такой ненавистью к дубу. Опустив лук, он уставился на пень, думая о Симоне. Пракна сказал ему, что Симон убежал из дворца. Значит, Эрис погибла. И никто не знал, где сейчас Симон и жив ли он вообще.
      Ричиус сел на пень, забыв об охоте, и пригласил Люси-лера сесть рядом. Триец был рад отдохнуть: он устал пробираться через лес в поисках добычи. Оба долго не начинали разговора. Люсилер удивительно хорошо умел молчать. Он даже не задал Ричиусу очевидных вопросов, на которые невозможно было ответить: почему он уехал из Фалиндара, бросив жену и дочь, и почему чувствовал себя в Фалиндаре настолько несчастным. И он никогда об этом не спросит. Люсилер и без того хорошо знает Ричиуса.
      А потом, спустя несколько долгих минут, Люсилер наконец заговорил.
      - Холодно, - заметил он. Ричиус кивнул:
      -Да.
      Ощущать холод было приятно. Он напоминал Ричиусу об Арамуре.
      - Ишья тревожится, - сказал Люсилер. - Не знаю, что мне следует предпринять.
      Еще один вопрос, на который невозможно ответить. Ричиус пожал плечами:
      - А это действительно твоя забота?
      - Я повелитель Фалиндара, - ответил Люсилер. - От меня ждут решений. Он вздохнул. Луч солнца осветил его печальные глаза. - Я еду верхом на леопарде и не могу им управлять. Пракстин-Тар - сумасшедший.
      Ричиус поморщился. Он был по горло сыт безумцами.
      - Мне кажется, что военачальникам нужна война, - продолжил Люсилер. Не думаю, чтобы мне удалось их остановить.
      - Если их природа требует убийств, то ты их остановить не сможешь, Люсилер. Постарайся при этом сам не погибнуть. Триец мрачно рассмеялся:
      - Вот в чем теперь твоя мудрость, мой друг? Вот чему ты научился? Мне нужно что-то, кроме банальных изречений.
      - Чем богат, тем и рад.
      - А я думал - может, ты съездишь со мной и поговоришь с Пракстин-Таром? - спросил Люсилер. - Он помнит тебя по войне с Наром. Он знает, что Тарн тебя уважал. Если ты с ним поговоришь, он может послушаться.
      - Нет, - возразил Ричиус. - Он не станет меня слушать.
      - Ты так в этом уверен? Ты мог бы хотя бы попробовать. Ричиус покачал головой:
      - Прости, не получится.
      - Не хочешь?
      - Не могу, - рассеянно ответил Ричиус.
      Обещание, которое он дал Бьяджио, распространялось и за пределы Нара. Скорее даже, это обещание он дал себе самому. Не обращая внимания на вопросительный взгляд Люсилера, Ричиус смотрел в небо, наслаждаясь его красотой. И ничего не было на свете важнее этого неба.