6

Музей восковых фигур барона Джалатора находился в тени Черного Дворца, на излюбленной туристами аллее, соединявшей рынок с причалом, где предлагались лодочные прогулки по реке. Это было величественное строение с цилиндрическими колоннами, характерными для архитектуры Черного Города, широкими арками и высокими фронтонами с небольшими барельефами, и находилось оно в самой шикарной части столицы, прилегающей к Высокой улице и бывшему Собору и усеянной лавками, рассчитанными на богатых приезжих. Днем эти улицы заполняли нарские аристократы, смешиваясь с купцами, лавочниками и нищими. Музей восковых фигур был открыт ежедневно, чтобы жители империи могли дивиться на поразительно жизнеподобные творения барона. В многочисленных галереях музея можно было найти сказочных существ и исторических личностей. Здесь были выставлены все значительные фигуры нарской истории, отлитые из смолы на потеху публике.

Нарцы обожали свой Музей восковых фигур. Каждый день они заполняли его залы, хохоча и тыча пальцами, глядя на свою историю, запечатленную в удивительно жизнеподобном воске. Здесь была комната, изображавшая камеру пыток, где на крюках висели предатели, а палачи в колпаках и масках сносили головы еретикам. Рядом располагался знаменитый Зал голов, нечто вроде собрания трофеев: там были выставлены бюсты самых крупных преступников империи. Здесь был Карлох-Потрошитель в алом шейном платке, мадам Джезала, бывшая королева Дории, которая пила кровь девушек, надеясь получить вечную юность. Голова Лангориса, для которого мебель обтягивали кожей рабов, мирно покоилась рядом с головой Пра-Геллера, когда-то считавшегося другом Аркуса. Пра-Геллер был герцогом, но хотел стать герцогиней и, обезумев от невозможного желания, убил всех девиц в своем герцогстве. Некоторые утверждали, что герцог надеялся таким образом заполучить души девушек, другие считали, что он просто был сумасшедшим, и его поступки не поддавались объяснению. Но все были согласны с тем, что теперь он был просто курьезом, над которым интересно поломать голову в музее.

Среди множества поклонников покойного барона был один, который проводил в Музее восковых фигур огромное количество времени, бродя по залам глубокой ночью, когда все двери давно были закрыты, и шум от посетителей стихал. Ренато Бьяджио обожал восковые фигуры. Для него, как и для многих аристократов, этот музей был самым любимым. Здесь просыпалось его юное чувство удивления. Он даже однажды встречался с бароном Джалатором, щуплым человечком, который отказался от предложенного Аркусом снадобья, продлевающего жизнь, и не стал останавливать приближение старости. В тот момент Бьяджио счел решение Джалатора удивительно глупым, но теперь он его понимал. Барон был человеком искусства и ученым, и когда пришло его время, он принял смерть с достоинством.

Идя по Музею восковых фигур, Бьяджио размышлял о бароне. Была уже почти полночь, и толпы посетителей давно разошлись. Высокие каблуки Бьяджио стучали по каменному полу. Он расхаживал по музею, изумляясь реалистичным изображениям. Здесь, в Имперском крыле, где были увековечены все прежние правители империи, каждому отводилась сложная экспозиция, диорама, огражденная бархатными веревками, и все детали были переданы с удивительной точностью. Самая большая экспозиция была отведена императору Драгонхарту. Он был отцом Аркуса и первым подлинным императором Нара. Восковая фигура изображала его в ослепительных серебряных латах верхом на вороном скакуне. В руке он держал окровавленное копье — видимо, запятнанное кровью только что убитого дракона. Проходя мимо этой сложной фигуры, Бьяджио замедлил шаги. Драгонхарту посвящалось множество историй. Он был одним из героев Нара, человеком, которого упоминали в своих публичных речах все аристократы. Несомненно, его отвага была сильно преувеличена, но никого это не смущало. Нарцы почитали героев — и распинали трусов.

Бьяджио зевнул. В этот поздний час у него под глазами лежали темные круги. Он осмотрелся, пытаясь понять, один ли он здесь. Полночь еще не наступила, а Дакель всегда был пунктуален. Бьяджио почти рассчитывал на то, что инквизитор придет раньше назначенного часа, но увидел только пару собственных телохранителей, которые стояли настолько неподвижно, что их можно было принять за восковых. Бьяджио заставил себя успокоиться. Дакель придет. И тогда они отправятся в гавань, где ждет Касрин. Сегодня на отдых надеяться нечего.

Он медленно шел по коридору, разглядывая лица прежних властителей и пытаясь угадать, появится ли рядом с ними когда-нибудь и его восковое изображение. Не появится, если во время его правления Нар будет разрушен. Надвигались ужасные события. Уже через год его любимого Музея восковых фигур может не остаться: он будет сожжен или погибнет под копытами талистанских коней. Внезапно собственные планы повернуть этот поток вспять показались ему глупыми. Возможно, Касрин в нем не ошибся. Возможно, он по-прежнему безумен.

Однако Бьяджио понимал, что у него нет выбора. В городе у него союзников не осталось. Ему нужны новые союзники — люди, достаточно безумные, чтобы понять его видение будущего. И таких людей не найти среди столичных щеголей. Сейчас нужны мужчины, у которых под ногтями грязь.

«И женщины, — напомнил он себе с желчной усмешкой. — Такие, как Джелена».

Через несколько дней он встретится с королевой Лисса — если, конечно, она не потопит «Владыку ужаса», не вступая в переговоры. Он использует все свое обаяние и прямоту, чтобы убедить ее заключить с ним союз. Мир нужен ей не меньше, чем ему самому: Бьяджио в этом не сомневался. Нельзя сидеть на троне и смотреть, как гибнут люди. Это не настолько просто — если, конечно, ты не безумен.

«Я теперь в здравом рассудке», — сказал он себе.

В конце концов, он даже станет здоровым. Прекратятся головные боли, исчезнет мучительная тяга к наркотику, и он почувствует, что, значит, быть нормальным человеком.

В конце Имперского крыла был особый экспонат: Бьяджио всегда подходил к нему, когда бывал в музее. Для него это было чем-то вроде алтаря: воплощение человека, которого он любил как отца и который за свою невероятно долгую жизнь так много ему дал. Когда Бьяджио подошел к нему, его взгляд медленно заскользил вверх, прослеживая восковое изображение древней фигуры.

Аркус, император Нара, смотрел на него с копии железного трона. Его устремленный на посетителя взгляд казался почти живым. Волосы у него были длинные и совершенно седые, глаза — ослепительно синие: чтобы передать их неестественную яркость, в них вставили два настоящих сапфира. Золотое одеяние закрывало худую фигуру, пальцы были унизаны драгоценными перстнями. Это было странное изображение Аркуса: без иссушенной кожи и болезненной бледности последних лет. Однако оно поражало. Аркус был таким, каким был когда-то — и каким должен был остаться, — и смотреть на него было больно. Алазариан Лет не ошибся. Смерть Аркуса была самым ужасным событием из всего, что пришлось пережить Бьяджио. Оно показало ему, какой бывает боль.

— Теперь император я, Аркус, — прошептал Бьяджио. Он заглянул в волевое восковое лицо. — Я делаю, что могу, но мне так трудно! Как бы мне хотелось, чтобы императором по-прежнему были вы, чтобы все оставалось как раньше.

Но все изменилось, и этот Аркус был подделкой. Бьяджио понурил голову.

— Вы не знаете, что сейчас происходит, — проговорил он. — Вы даже представить себе такое не могли.

Аркус был сильнее Бьяджио, и Бьяджио это понимал. Его покровитель был самым безжалостным и талантливым человеком из всех, кого он знал. И он никогда не позволял чувствам вмешиваться в его дела. Но при этом он был безумен и безнадежно привязан к снадобью Бовейдина, и, в конце концов, это безумие убило его, превратив в рыдающую куклу, которой отчаянно не хотелось умирать. Бьяджио выпрямился. Он не боялся смерти. Единственное, чего он боялся, — это безвестности.

Шум в дальнем конце коридора заставил его вздрогнуть. Бьяджио повернулся, увидел в сумраке Дакеля, и у него запылали щеки. Его телохранители привыкли, что он разговаривает сам с собой, но ему не хотелось, чтобы Дакель узнал его настолько хорошо.

— Иди сюда! — позвал он.

Его голос гулко разнесся по коридору. Казалось, Дакель чем-то смущен. На нем было вечернее рубиновое одеяние, которое развевалось на ходу.

— Государь! — проговорил он, приветствуя Бьяджио. — Добрый вечер. — Он переложил трость из одной руки в другую, не зная, что говорить дальше. — Я получил приказ явиться к вам, господин. И я пришел, как вы просили.

Бьяджио смотрел на него с улыбкой.

— Спасибо, что пришел, — сказал он.

Ему всегда нравился Дакель. В последнее время он покровительствовал инквизитору. У Дакеля был острый ум и четкое ощущение своего долга, чем Бьяджио восхищался. В другое время он бы даже доверял Дакелю.

— У тебя такой вид, будто ты чем-то озабочен, — заметил Бьяджио.

Дакель огляделся.

— Простите, господин, но это такое необычное место для встречи! Могу я спросить вас, к чему такая таинственность?

— Она необходима, — ответил Бьяджио. Он не знал, насколько откровенным ему стоит быть. Чтобы Дакель мог править в его отсутствие, он должен быть в безопасности. А порой безопасность дает только неведение. Он положил руку на плечо своего молодого сподвижника и постарался его успокоить. — Извини за эти тайны. Я хочу быть уверен, что сегодня нас никто не подслушает, а в последнее время у дворцовых стен выросли уши. Пойдем, пройдись со мной.

Бьяджио обнял Дакеля за плечи и вывел его из Имперского крыла, подальше от любопытных глаз императоров. Его Ангелы Теней двинулись, было за ними, но Бьяджио заставил их отстать взмахом изящной руки. Они будут дожидаться его возвращения, сколько бы времени он ни отсутствовал.

На ходу Дакель нервно озирался. Бьяджио остановился в мифологическом отделе: огромном зале с высоким сводом, где выставлены, были странные создания и ложные боги. Впереди видна была статуя богини Фрэ, прекрасной женщины со змеями вместо рук.

— Но почему именно здесь, господин? — спросил Дакель. — Мне никогда здесь не нравилось.

— Правда? — удивился Бьяджио. — Ну, место большого значения не имеет. Важно, чтобы никого рядом не было. Я часто прихожу сюда ночью подумать и поразмышлять. Здесь нас никто не услышит.

— О, так у нас должен состояться важный разговор! Мне надо беспокоиться?

— Возможно.

Лицо Дакеля стало серьезным.

— Скажите мне все.

Бьяджио подвел Дакеля к скамейке у стены и предложил ему сесть.

Дакель удобно устроился, закинув ногу за ногу и глядя на Бьяджио. Бьяджио казалось, будто он смотрится в зеркало. Несмотря на темные волосы и белоснежную кожу Дакеля, у него были манеры кроута-аристократа. Его синие глаза умоляюще вперились в Бьяджио, и на секунду тому показалось, что Дакель относится к нему так, как он сам всегда относился к Аркусу.

— Ты хорошо поработал для меня в Протекторате, Дакель, — сказал Бьяджио. — Я хочу, чтобы ты знал: я очень тобой доволен. Когда я выбрал тебя, у меня, конечно, не было сомнений относительно твоих способностей — и ты продемонстрировал мою правоту.

Дакель наклонил голову.

— Я рад, что вам нравится моя работа, господин. Но я — Рошанн. Я никогда не работал бы на вас вполсилы.

Бьяджио знал, что это верно. Все Рошанны были фанатично ему преданы. Они были единственным постоянным элементом его жизни. За все годы существования Рошаннов только один из них осмелился предать Бьяджио — и это разбило ему сердце.

— Ты — мой самый верный слуга, Дакель, — продолжил Бьяджио. — И, возможно, мой единственный друг. Ты удивительно хорошо справился с моим поручением. По большей части Протекторат действовал успешно.

— По большей части, господин? Бьяджио улыбнулся.

— Идеала не существует, несмотря на твои усилия. Протекторат работал эффективно...

— Господин, он работал более чем эффективно. Мы судили более двадцати пяти военных преступников. Половину из них мы отправили на эшафот. Повсюду начинают понимать, что вы — сильный повелитель...

— Прекрати, — приказал Бьяджио, предостерегающе подняв руку. — Я вызвал тебя не для того, чтобы критиковать, Дакель. Ты прав. Протекторат действовал успешно. И нам удалось разнюхать планы Тэссиса Гэйла.

— Да, — подтвердил Дакель. — Разве вы хотели не этого?

Бьяджио вздохнул. На этот вопрос невозможно было ответить, потому что он хотел слишком многого. И слишком многие его желания невозможно объяснить, даже такому гению, как Дакель. Дакель молод, он — идеалист. Он верит в Черный Ренессанс и правление своего императора. Но он слишком недолго жил, чтобы знать потери, и все еще считает, что снадобье дарует искупление.

— Дакель, я уезжаю, — сказал Бьяджио. — На время моего отсутствия править будешь ты.

Лицо Дакеля отразило недоумение.

— Уезжаете? Что вы хотите сказать, господин?

— У меня есть важные дела, — ответил Бьяджио. — Дела, которые могу сделать только я сам. На время моего отсутствия я указом оставлю тебя выполнять обязанности императора. И о моем отсутствии никто не должен узнать. Вот почему я не появлялся на людях и скрывался в тени во время заседаний Протектората. Я не хочу, чтобы жители Нара думали, будто что-то случилось. Для них жизнь должна идти по-прежнему. Ты меня понял?

Дакель явно ничего не понимал. Он изумленно раскрыл рот.

— Скажи что-нибудь, Дакель.

— Господин, — пролепетал Дакель, — это безумие! Вы же император! Вы не можете просто уехать из столицы.

— Могу и должен — ради блага империи. — Бьяджио опустился на скамью рядом с Дакелем. — Видишь ли, одного Протектората мало. Происходит много такого, о чем ты не знаешь, мой друг. И я не могу рассказать тебе всего, потому что это может представить опасность для моих планов. Чем меньше ты будешь знать, тем в большей безопасности останешься.

— Нет! — заупрямился Дакель. — Я не могу с этим согласиться. Вы должны мне сказать, куда вы направляетесь, господин. В Талистан?

Казалось, уклончивость Бьяджио его по-настоящему обижает. Бьяджио удивила промелькнувшая в глазах Рошанна боль. Чуть смутившись, император отвел глаза, понимая, что, узнав правду, Дакель будет с ним спорить.

— Я поеду на Кроут, — неожиданно признался он. Он быстро взглянул на инквизитора и заметил, насколько тот потрясен. — Прежде чем ты что-то скажешь, позволь сказать тебе, что это решение твердое. Я намерен встретиться с королевой Джеленой и постараться убедить ее прекратить войну с Наром.

— Но, господин, это немыслимо! Джелена и ее псы растерзают вас на куски, как только вы окажетесь на Кроуте! У вас нет ни единого шанса.

— Молчи! — огрызнулся Бьяджио. — Я уже все это обдумал. И это — единственный выход. Нам нужен мир с Лиссом. Он нам необходим, Дакель!

— Но, господин...

Бьяджио вскочил и принялся расхаживать по залу упругой походной пантеры. При этом он пытался объяснить Дакелю свое решение. Он рассказал ему о своем разговоре с Касрином и о том, что ради мира он намерен уничтожить Никабара. Дакель слушал в потрясенном молчании. У Бьяджио в висках пульсировала боль. Ему не хотелось объяснять своему протеже каждый свой шаг. Ему только хотелось защитить свою империю от войны и геноцида — ту империю, которую создало видение Аркуса. Но с каждым днем эта мечта становилась все более несбыточной. Наконец он бессильно привалился к стене и устремил взгляд в сводчатый потолок.

Дакель долго молчал.

— Сколько времени вы будете отсутствовать? — спросил, наконец, инквизитор. — До Кроута не слишком далеко. Когда мне ждать вас обратно?

Бьяджио замялся. Он по-прежнему не рассказал Дакелю всего.

— После Кроута я направлюсь еще в одно место, — сказал он. — Мне нужно постараться помочь юному Алазариану. Если он приведет в Талистан Вэнтрана и трийцев, то их нужно будет встретить остальным.

— Остальным? — переспросил Дакель, прищуривая свои пылающие глаза. — Кто эти остальные? Чего еще вы мне не рассказали?

— Осторожнее! — предостерег его Бьяджио. — Я был к тебе снисходителен ради твоей преданности. Но не забывай, с кем ты разговариваешь!

Инквизитор покраснел.

— Простите меня, — сказал он. — Я не хотел вас обидеть, государь. Просто я встревожен. Пожалуйста, молю вас! Скажите мне, куда вы направитесь после Кроута.

— Ты — Рошанн, Дакель, — сказал Бьяджио. — Так что ты должен меня понять. Я не могу рисковать, рассказывая тебе все. Я не скажу, куда направлюсь с Кроута. — Он внимательно посмотрел на своего более молодого сподвижника. — Видишь ли, ребенку всегда страшнее всего, когда боятся его родители. То же распространяется на правителей. В городе не должны догадаться, что меня нет, — и они не должны узнать, где я. И поэтому я тебе этого не скажу, Дакель: я не могу рисковать тем, что кто-нибудь проболтается.

— Если таково ваше решение.

— Таково. — Бьяджио прикоснулся к щеке Дакеля. — Сделай, как я говорю. Я кое о чем договорился со своими слугами. Им известно, что вместо меня править будешь ты. Я даю тебе полную власть, мой друг. Не дай умереть Протекторату. Вызывай на свой трибунал кого сочтешь нужным — за исключением представителей рода Гэйлов. Пользуйся всей полнотой власти. Казни кого нужно и старайся убедить империю в том, что мы контролируем ситуацию.

Дакель поймал руку Бьяджио и поцеловал ее.

— Вы будете мной гордиться, господин, — пообещал он. — Я сделаю то, о чем вы просите.

— И что бы ни случилось, удерживай трон. Когда я вернусь — если вернусь, — я буду настоящим императором.

— Как прикажете.

Ренато Бьяджио протянул руку и крепко пожал ледяные пальцы Дакеля. Он сказал:

— С этой минуты ты исполняешь обязанности императора, мой друг. И пусть все ангелы небесные хранят тебя.

— Налегай, черт подери! — кипел Касрин.

— Да налегаю я, — сердито огрызнулся Лэни.

Первый помощник «Владыки ужаса» навалился плечом на огромный ящик, пытаясь протолкнуть его вперед. На лбу у него блестели капли пота. Рядом с ним в той же позе стояли еще три матроса.

— Крутите ворот! — рявкнул Касрин. На другом конце сходней вторая команда трудилась на корабельном вороте, отчаянно пытаясь втащить на борт тяжелый груз. Веревка и сходни стонали от напряжения, грозя лопнуть. Касрин стоял рядом, проклиная Бьяджио и людей из военных лабораторий. В соответствии с обещанием императора лаборатории поставили ему горючее для огнеметов.