Неприкасаемые

Журавлев воткнул вилку в розетку, и электробритва в его руках мерно зажужжала. Кротов удивленно вскинул бровь.

– "Филипс", хорошая фирма.

Журавлев повернулся к стоящему в дверях Кротову.

– Нет надежнее способа блокировать аппаратуру подслушивания. Проходите!

Как там наш слухач?

– Инга? Забавляется с Костей. – Кротов закрыл за собой дверь.

– Не понял?

– Успокойтесь, Кирилл Алексеевич. На компьютере играют в какие-то догонялки-стрелялки. Дай бог, не на раздевание, – вздохнул Кротов и с трудом опустился в кресло.

Журавлев ужаснулся произошедшей в Кротове перемене. За час гона, пока тот мерил лужайку шагами, не обращая внимания на пронизывающий ветер и приставания вездесущего Конвоя, внутри у старика все выгорело.

«Да, теперь он действительно старик. Вон как лицо заострилось... Нет больше Крота, – подумал Журавлев, сев так, чтобы неяркий свет от настольной лампы падал на Кротова. – Споет лебединую песню – и тихо угаснет. Споет ли? По глазам видно, споет. Или, по крайней мере, попытается».

– Так, Кирилл Алексеевич, времени у нас нет. Или договариваемся сейчас, или – спасайся кто может. Что выбираете?

– Выбираю послушать. – Журавлев щелкнул портсигаром, достал сигарету, закурил.

– Разумно. Рвать волосы на себе не буду, и так ничего не осталось. Скажу коротко – нам хана.

– Это я уже слышал, – пыхнул сигаретой Журавлев. – Кроме эмоций у вас что-нибудь есть?

– Есть. – Кротов достал из кармана кофты, – в последние дни он отчаянно мерз и все время кутался в теплые вязаные вещи, – маленький блокнот. – Журавлев, я вам сейчас расскажу, чем мы все это время занимались.

– Охотились за деньгами Гоги, которые он в свое время у вас помыл.

– А вот и нет! – Глаза Кротова вспыхнули нехорошим огнем. – Нас подставили, Кирилл Алексеевич. Это не деньги Гоги, даю руку на отсечение.

– Хм. А вам-то какая разница?

– Знаете, всегда полезно знать, у кого воруешь. Можно ведь так нарваться... Вы в финансах, как я в японском театре кабуки. Красиво, но ни хрена не понятно. Так что слушайте, вопросы будете задавать после. – Кротов взял стакан сока, выпил до дна мелкими, птичьими глотками. – Так. Я проанализировал операции на счетах финансовой компании Гоги Осташ-вили. Костик – золотой мальчик, далеко пойдет, если не остановят. Вывод прост: Гога почти целиком сохранил созданную мной структуру. Но кто-то накачал в нее такие средства, что Гога уже еле их переваривает.

– Кротов, пока вы крючками торговали, народ оптом заводы скупал. Вы отстали от жизни...

– Не встревайте! – Кротов резко махнул сухой ладонью. – Деньги пришли из-за бугра. Частично в виде инвестиций сомнительного свойства. Частично, как я убежден, нелегальным налом и были отмыты через сеть казино. А то, что в захваченных машинах был гашиш, говорит о том, что Гога не гнушается торговлей наркотиками. Короче, гребет бабки совковой лопатой из всех помойных ям.

– Почему бы ему не найти инвесторов? Он сейчас солидный бизнесмен. Без пяти минут – лидер новой партии.

– Журавлев! – поморщился Кротов. – Вот только этого не надо... У любого солидного инвестора солидная служба разведки и контрразведки. С прямыми выходами на государственные спецслужбы. Только самоубийца пойдет на контакт с Гогой и ему подобными. Репутация в серьезном деле – половина капитала.

Поверьте, деньги еще никогда всего не решали.

– Задавлен авторитетом. Так откуда деньги?

– А страшно не станет? – Кротов выдержал паузу. – Это деньги наркокартеля Кали, Журавлев. Боливийского наркокартеля Кали!

– Так! – Журавлев ткнул недокуренную сигарету в пепельницу. Разом собрался. «Даже если это версия, слабенький допуск – нам действительно хана. А ты хорош! Проспал, как сурок, такую операцию!» – Фактуру! – выдохнул он.

– Вот таким вы мне нравитесь, – улыбнулся Кротов. – Фактура проста и логична. В начале девяностых в Боливии американские спецслужбы разгромили картель Кали. Свято место пусто не бывает, и на его месте разом поднялся Медельинский картель. Для примера скажу, что лидеры Медельинского картеля предложили выплатить национальный долг Боливии в обмен на невмешательство в их бизнес. Между прочим, готовы были выложить восемь миллиардов долларов. Одним платежом и без ущерба для бизнеса. Чувствуете, каков размах! – Кратов выдержал паузу, справляясь с возбуждением. – Но это их, боливийские проблемы. Нас должно волновать то, что капитал картеля Кали исчез. Так в свое время исчез капитал Третьего рейха. Нет – и все!

– Расфутболили по счетам.

– Журавлев, это же не проворовавшийся кооператив инвалидов города Урюпинска! Такие деньги не заныкаешь в кубышку, не тот масштаб. Это миллионы и миллионы долларов. Вложить их незаметно невозможно. Они просто разорвут мировые финансовые каналы, как напор воды ржавые трубы. Чпок! – Он развел ладони. – И мировой кризис вам обеспечен.

– Хорошо. – Журавлев прикурил новую сигарету. – Но где-то они их вложили?

– Давайте подумаем. Нужна маленькая страна, желательно, с диктаторским режимом. Она должна быть полностью вне международной юрисдикции и не подлежать контролю мировых финансовых институтов. По аналогии с Боливией, у нее должна практически отсутствовать индустрия, а традиционным занятием местного населения должны быть земледелие и бандитизм. Желательно иметь выход к морю. Очень хорошо, если есть нефть. Сей продукт очень легко поддается недоливу и прочим манипуляциям. И еще одно условие – поблизости должны расти мак, конопля или нечто подобное. Деньги-то разумнее вкладывать в освоенный бизнес, не так ли?

– Чечня. – Журавлев ужаснулся собственной догадке.

– Как вариант – Югославия. Но там вышла такая заваруха, что надежный контроль за капиталом организовать сложно. Хотя, если разобраться, война идет за контроль над Балканским маршрутом.

По нему испокон веку шла наркота с Ближнего Востока.

– Бог ты мой! – покачал головой Журавлев. – И каким боком сюда влез Гога?

– Восемьдесят процентов финансового капитала крутятся в Москве. Нужен надежный смотритель. Вот и все. Он надавил по своим каналам, и МЙКБ открыл в Грозном филиал с правом юридического лица. То, что он де-факто сидит где-то почти под боком, а не там, где ему полагается, знает лишь человек Гоги в банке.

Он же заботится о том, чтобы вовремя дать тревожный звонок.

– А что имеет с этого банк?

– Кредитные ресурсы. Вы не банкир, вам не понять. Если уж начистоту, то банкир – это самый бесчестный человек на свете. Он пользуется чужими деньгами, как своими, но риск делит с вами пополам. В крайнем случае, он может рассчитывать на поддержку братства банкиров. Они помогут брату, попавшему в беду. Если не помогать, то рухнет вся сеть, а этого допускать нельзя. А вам, лично вам, как лопухнувшемуся вкладчику, останется только пустить себе пулю в лоб.

– Занятно, но не по теме. У меня нет вкладов, из-за потери которых можно застрелиться. – Журавлев посмотрел в глаза Кротову. – Не блефуете?

– Как с финансистом с вами разговаривать бестолку. Попробую как с опером.

– Кротов сунул кисти рук в широкие рукава кофты. – Если бы вы были Гавриловым, как бы вы сумели выдернуть хвост из этого капкана?

– Дался вам Гаврилов!

– Он исполнитель. Такой же, как и мы. И его, как и нас, сбросят в канаву, когда игра подойдет к концу. Неужели вы думаете, что дав нам прикоснуться к таким делам, как охота за деньгами картеля, нас оставят в живых? Журавлев, да за такие деньги можно оправдать любую кровь! Они стоят рек крови. И будьте уверены, эти люди их прольют и не поморщатся. Итак, каков следующий ход Гаврилова?

Журавлев встал, прошелся по комнате. Сейчас он стал похож на затравленного медведя, до срока выкуренного из берлоги.

– Утечка информации. – Он встал над Кротовым. – Грамотно подстроенная и не бросающая тень на ее автора.

– Правильно. Теперь вам ясно, зачем Гаврилов послал Максима на этот банкет? Подставка чистой воды. Не было никакой нужды сопровождать «Казачка» на эту, как сейчас говорят, тусовку. «Казачок» свое отработал. Операция с векселями прошла успешно, пора рубить хвосты. Поверьте, в ближайшие часы его ликвидируют, или я ничего не понимаю в делах. Только не надо делать удивленное лицо!

– С ним же поехала жена! – Журавлев непроизвольно нащупал нательный крестик под рубашкой и крепко сжал помертвевшими пальцами.

– И черт с ней! Зажравшийся блатной мальчик и свихнувшаяся дочка казнокрада, в погонах. Когда я крутил его на операцию с векселями, у вас личико-то было, простите, будто лимон вам в зад засунули. Вы свои пролетарские чувства еле скрывали, я же видел. Так что сейчас страдаете? «Люди гибнут за металл», слышали такую песенку? – Кротов отстранил Журавлева, встал, тяжело оперевшись на подлокотник кресла. – Мне будет жаль, если Максим не вернется. Он бы мне очень пригодился.

– Зачем?

– Во-первых, вырваться отсюда. Вы же из пистолета с двух шагов в корову не попадете, а про меня и говорить нечего, – слабо улыбнулся Кротов.

– Максимова Гаврилов уберет в чистую. И спишет на него утечку информации.

Если постараться, то можно и убийство казачка навесить. – Журавлев усилием воли заставил себя не думать о жене и дочке, наверное, сейчас спокойно спящих и не подозревающих, что их мужчина уже не в силах их защитить.

Кротов спрятал кисти рук в рукава кофты, уткнул нос в высокий воротник и надолго замолчал. Журавлеву он сейчас напомнил старого клеста, уставшего сопротивляться холоду и ветру и покорно приготовившегося к смерти.

– Ваше несчастье, Кирилл Алексеевич, – тихо, словно сам себе произнес Кротов, – в том, что вы постоянно опаздываете. И на этот раз вы опоздали.

– К чему это вы, Савелий Игнатович? – насторожился Журавлев.

– А к тому, самый умный из известных мне опе-ров, что вас опять переиграл старый цеховик. – Кротов зло усмехнулся. – Вы, простите, человек внутренне зависимый. Именно таких и подбирают таскать каштаны из огня. Вы способны лишь исполнять приказы, соответственно, просто по определению не можете работать на перспективу. О которой так распинался Гаврилов, а вы аплодировали ему ушами! А я свободен, до смертельной пустоты под сердцем – свободен. Я вам еще на острове говорил, что такой человек, как я, может реализовать себя в любых условиях: на нарах или в Париже. А вы, глупец, не поверили!

– И что же вы наработали? – зло прищурился Журавлев.

– Да выключите вы эту громыхалку! Кому интересен предсмертный лепет двух стариков, – поморщился Кротов. Журавлев выключил жужжащую электробритву. – Я закрутил такую интригу, что ее последствия будут сказываться ближайшие пятьдесят лет!

Журавлев пыхнул сигаретой, с сомнением посмотрел на все еще стоящего у кресла Кротова.

– Нет, Кирилл Алексеевич, я не сошел с ума. – Глаза Кротова вспыхнули недобрым огнем, как у лиса, прижатого к обрыву ошалевшими от гона собаками. – Дай бог, мне удастся увидеть начало.

– Надеетесь выбраться отсюда? – Журавлев опять включил электробритву.

Кротов болезненно поморщился. – Учтите, Максима ждать бестолку.

– Вы его недооценили, как и Гаврилов, впрочем. – Кротов покрутил на пальце перстень. – Хотя он несколько раз демонстрировал вам, что способен на невозможное. Да и кто вам сказал, что ему незачем сюда возвращаться? – иронично усмехнулся Кротов.

Когти Орла

Говорят, кошка может спать рядом с работающим экскаватором и встрепенуться, услышав, как невдалеке скребется мышка. Такой степени отрешенности от раздражающей обстановки Максимов не достиг, но того, что дали долгие тренировки, вполне хватило, чтобы, находясь в празднично возбужденной толпе гостей, полностью отдаться собственным мыслям. При этом он старался перемещаться по залу так, чтобы постоянно держать в поле зрения «Казачка» с женой, – приходилось отрабатывать легенду «сотрудника, сопровождающего шефа на светском рауте», но находиться на достаточном удалении, чтобы в любой момент незаметно для окружающих войти в контакт с человеком, посланным тем, кого Гаврилов назвал «куратором».

Сейчас он был абсолютно уверен, что Орден уже объявил «угрозу вторжения».

Орел уже выпустил когти и вот-вот рухнет с небес на жертву. Как всегда, удар будет неожиданный и беспощадный.

"Может, так и задумывалось с самого начала: я бегаю, сношу башкой стены, стреляю во все, что движется, и отвлекаю все внимание на себя, пока самый незаметный тихо делает основную работу? Или по ходу дела твою разведку боем превратили в отвлекающий маневр, а возможности предупредить не было? Нет, правильно сделали, что работать пришлось без обратной связи. Я и так знаю чересчур много. Не голова, а информационный фугас... Почему они тянут время?

Стою тут, как девица на первом свидании, жду неизвестно чего и кого! Впрочем, почему неизвестно? – Он грустно усмехнулся. – Кандидатов в кураторы операции всего двое, ошибиться трудно. Одного видел своими глазами, о втором проговорился Гаврилов. А что он с тобой будет делать, от должности и воспитания не зависит. Эх, до чего же хочется всех тут перестрелять!"

– А у вас очень недобрый взгляд.

– Да? – Максимов быстро окинул взглядом подошедшую к нему девушку. Коротко стриженные черные волосы были присыпаны какой-то серебристой пудрой и отливали серебром. Максимову это не понравилось, почему-то считал, что седину подделывать нельзя. Седина – клеймо опыта. Знал, от чего можно поседеть. Не раз видел, как у двадцатилетних пацанов серебристые нити выступали чуть ли не за ночь. Но это было там – в другой жизни. А здесь, очевидно, были свои понятия о прекрасном. "Двадцать пять. Гуманитарное образование. Фигурка хорошая. Но не спорт...

Скорее всего, бальные танцы или что-то в этом роде. Мордашка ухоженная. Не папина дочка, сама по себе. Как говорят, «сэлф мэйд». Украшения не из дешевых, со вкусом. Не в пример этим кобылам с золотыми цепями. Ростом, конечно, не вышла, но это уже не исправить".

– Вам виднее. – Он поднес зажигалку к ее сигарете. "Классический вариант:

«Мужчина, угостите даму спичкой». За весь вечер единственный серьезный контакт.

Сердцем чувствую, начинается".

– Благодарю, – Она поиграла тонкой длинной сигаретой с золотым ободком. – Скучаете?

– А вы?

– Я на работе. Референт виновника торжества.

– Ну тогда хоть вы по долгу службы должны знать, по какому поводу сборище?

– Уже забыла, – она широко улыбнулась, продемонстрировав великолепные зубы. – Где-то записывала... Думаете, .это кому-нибудь интересно? У нас о поводе помнят до третьего стакана. Будь то свадьба или поминки. А это, – она небрежно качнула сигаретой, – тусовка, она и есть – тусовка. Думаете, во времена Пушкина было иначе?

Максимов наклонился к ней и заговорщически прошептал:

– Не дай бог иначе! Приятно верить, что у нас все, как у благородных людей.

– Хм! – Она отстранилась и пристально посмотрела ему в глаза. – А вы действительно злой. По-хорошему злой. Без гегемонской зависти. Просто злой, и все.

– Это плохо?

– Зависит от обстоятельств.

– Университет давно закончили?

– В прошлом году. – Она удивленно вскинула брови. – Вы не из тех, кто считает, что образование только портит женщину?

– Настоящую женщину, как и подлинную красоту, уже ничем не испортишь.

– Если это комплимент, то самый тонкий за последние полгода. Обычно дальше восхваления экстерьера дело не заходит. Принесите шампанского, злой человек.

Он вернулся, неся в руках два бокала, и застал ее в обществе двух крепышей в одинаковых бордовых пиджаках. Они смерили Максимова недобрыми взглядами.

– Спасибо. Познакомься. Григорий Терехов, крупный коммерсант. Игорь Ляшко, директор риэлтерской фирмы. – Она сделала паузу, заставляя Максимова представиться самому.

– Максим Родионов, консультант компании «Рус-Ин». – Документы, от паспорта до водительских прав, были выправлены Гавриловым на имя некоего Ро-дионова.

– Очень рад, – пробормотал один из бордовых близнецов. – И чего консультируешь?

– Господин Родионов – эксперт по вопросам безопасности, – неожиданно ответила за Максимова девушка.

– Серьезно? – Бордовый недоверчиво посмотрел на Максимова.

– Обычно – да. – Максимов улыбнулся, представив, что можно сделать с этими двумя, если отломить Хрупкий бок бокала и зажать в пальцах острый, как лезвие, осколок. В такой сутолоке никто даже не заметит удара.

– Захочешь серьезной работы, найди меня. – Первый, названный крупным коммерсантом, протянул визитку.

– Проблемы? – Максимов повертел в руках кусочек белого картона. Свою визитку, вопреки всем правилам хорошего тона, доставать не спешил. Этикет этикетом, а раздаривать отпечатки пальцев неизвестно кому не хотелось.

– У всех проблемы. Пойдем, Гриша. Время баиньки. – Он шлепнул по широкой спине бордового брата.

Они пошли, как два бульдозера, сквозь гомонящую толпу.

– Уф! – девушка вздохнула и сделала маленький глоток.

– Про меня вы, похоже, все знаете. Могу задать вопрос: как вас зовут?

– Ольга. Для тебя, злой человек, Ольга. А знаю только то, что было написано в списке гостей. Вот и весь секрет. А ты сразу напрягся, да? Ну не могла же я сказать дружкам своего босса, что всего минуту назад тебя заарканила. – Она хитро улыбнулась.

Максимов среагировал на «босса» и стал высматривать через головы собравшихся «Казачка».

– Своего ищешь? Если он серьезный человек, смотри в правый угол.

– Там. – Максимов разглядел голову «Казачка» и рядом с ней огненную гриву дочки полковника. – А почему в правом?

– Закон хаоса, – Она коснулась его щеки, поворачивая лицом к себе. – Хаос не может существовать вечно. Он имеет тенденцию к самоупорядочиванию. За внешним хаосом тусовки существует жесткий порядок. Серьезные и солидные группируются в правом верхнем углу зала. Мелкие тусовщики колобродят в центре. У всех на виду.

Случайные гости и закомплексованные неудачники жмутся по краям, ближе к выходу.

– Интересно. А мы?

– Мы – рабочие лошадки. Нам надо стоять так, чтобы видеть солидных, вдруг потребуемся. Следить за тусовщиками – от них одни неприятности. И не мешать потоку гостей, он, идет слева направо вдоль стен. Никуда не надо бежать. Стой и жди, нужный человек обязательно профланирует мимо тебя.

– Умница!

– Спасибо. – Она развернулась на каблучках, давая возможность Максимову полюбоваться открытой до самой поясницы спиной. – Так солидных уже нет. Сейчас пойдет загул. Солидные дольше получаса не тусуются. Это не камень в огород твоего шефа. Его кобыла дорвалась до бесплатного. Давно на людях не была, сразу видно. Глаза горят, хвост – пистолетом...

– А ты, Оля, тоже еще та злючка.

– Мои прелести – продолжение моих недостатков, – повернувшись к нему, она подставила на обозрение глубокое декольте. Перехватив спикировавший за вырез взгляд Максимова, чуть улыбнулась. – Так, с сексуальной ориентацией у тебя, слава богу, все нормально. А теперь скажи «раз».

– Раз. – Максимов недоуменно пожал плечами.

– Два!

Словно по ее команде, в зале медленно погас свет. Острый луч софита высветил круг маленькой эстрады. Из темноты на нее вспрыгнула девица в красном коротком платье. «Привет, друзья!» – прокричала она в микрофон прокуренно-пропитым голосом.

– Концерт по заявкам друзей, – прокомментировала Ольга, брезгливо наморщив носик.