Искусство ближнего боя

Максимов встрепенулся, когда тихо заскрипели половицы напротив его двери.

Кто-то постоял, взявшись за ручку, потом опять тихо скрипнули половицы под легкими ногами.

"Инга, – понял Максимов. Под грузными шагами Журавлева пол ходил ходуном, скользящий шаг Костика он хорошо запомнил. Кротов был у себя в комнате:

Максимов не слышал, но знал, что там. – Странно, обычно от Кротова она уходит только утром. Блюдут приличия, идиоты!"

Инги он опасался больше всех. Во-первых, потому что женщина. Существо непостижимое, и для мужчины, таящего в себе слабинку, а кто из нас без нее, – смертельно опасное. Для таких, как Инга, мужчина может существовать лишь в двух ипостасях: повелителя или раба. Она готовила и убирала за четырьмя мужиками, Стас был не в счет, существовал наравне с Конвоем. Внешне покорная и предупредительная, она ни разу не дала понять, что это лишь забота Повелительницы над сбродом безалаберных и бестолковых подданных. Без нее дача за считанные дни превратилась бы в портовую ночлежку или казарму. Других форм порядка в быту мужской ум не приемлет. Без ауры умиротворения и покоя, которой она наполнила дом, гложущая всех изнутри нервозность и затаенный страх давно бы выплеснулись наружу, превратив тихое убежище в сущий ад.

Во-вторых, она работала, качественно и добросовестно работала, как определил Максимов. Роль «хозяйки дома» позволяла ей появляться в самые неожиданные минуты и становиться свидетельницей сцен, во время которых обитатели дома высвечивали свое нутро до последнего уголка. Не надо было подглядывать из-за угла, подслушивать, притаившись под дверью. Достаточно было войти в комнату Журавлева, чтобы в очередной раз опорожнить пепельницу, заваленную окурками, и предложить чай. Или принести кофе Кротову, когда тот неподвижно стоял у окна, полностью отдавшись своим мыслям. Выражение лица, вспугнутая мысль в глазах, очевидно, говорили ей больше, чем весь «слуховой контроль» аппаратуры Гаврилова, понатыканной в каждом углу. Максимов не сомневался, что от ее внимательных и спокойных глаз не укрылась ни одна деталь, и всякий раз при приближении Инги собирался, как перед схваткой.

Он облегченно откинулся на подушки, когда тихо щелкнул замок на двери Ингиной комнаты. И вернулся к работе.

В доме каждый работал, как привык. Кротов обычно мерил комнату шагами, ходил по диагонали час-другой, потом что-то быстро черкал на бумажке, клал ее в карман, надолго останавливался у окна и опять принимался мерить комнату шагами.

Изредка брал с полки нужную книгу, перелистывал несколько страниц и, удовлетворенно хмыкнув, ставил на место.

Журавлев сиднем сидел в кабинете на первом этаже, отгороженном от гостиной книжными полками. Перебирал папки, делал какие-то выписки, подолгу шуршал распечатками данных, выуженных для него через «Интернет» Костиком. Чем-то напоминал бухгалтера, особенно когда поднимал на лоб очки, печатая на ноутбуке.

Для себя их стиль работы Максимов объяснил просто: Кротов знает и, выстраивая комбинацию, лишь изредка перепроверяет себя. А Журавлев ищет, продираясь сквозь бурелом бросовой информации. Как вывод следовало, что в этой операции Кротов ясностью мышления и владением фундаментальными знаниями напоминает генерального конструктора, для которого запустить спутник на Марс – вопрос времени и финансирования. А Журавлев походил на трудолюбивого ученого, крошащего зубами гранит науки, в муках рожая первую в жизни диссертацию.

Максимов работал по-своему. День был отдан наблюдениям. а ночью, когда все разбредались по комнатам и контроль был минимальным, шла интенсивная работа.

Вспоминал все, произошедшее за день.

Тренированная память рисовала четкие, как кадры фильма, образы. Он разглядывал эти «снимки», тщательно подмечая детали. Его учили, что человек воспринимает и запоминает все, но не все умеют воспроизводить это в полном объеме. Он умел раз за разом «перематывать пленку» нужного эпизода, тщательно воссоздавая малейшие нюансы.

Сейчас перед ним опять отчетливо предстал Кротов, протянувший руку к книжной полке. Рука замерла на полпути. На секунду на лице проступило разочарование, а потом вдруг глаза Кротова сделались затаившимися, словно лис услышал похрустывание валежника под сапогами охотника. Хотя Максимов видел это лишь мельком, поднимаясь по лестнице к себе в комнату, он не сомневался – в глазах Кротова на долю секунды мелькнула паника.

Максимов постарался как можно четче представить себе эту полку. Раз за разом скользил «внутренним взглядом» по корешкам книг. Образ вышел настолько живым и ясным, что он даже уловил легкий запах пыли, исходящий от пожелтевших страниц. Да, па полке не хватало книги. Тонкой, в истрепанном бумажном переплете. Он видел эту книгу в руках Кротова неделю назад, а два дня назад она перекочевала на стол Журавлева.

Юлиус Мадер «Сокровища Черного Ордена», – сами собой всплыли в памяти автор и название. Он сел на постели, тряхнул головой.

«Каким боком Кротов причастен к деньгам СС? Он тогда еще пацаном был. И почему эта тема вдруг заинтересовала Журавлева? Если судить по книгам и справкам, которые он запрашивает через „Интернет“, его интересуют международные финансовые группировки, имевшие и имеющие выходы на серьезные политические инициативы. Хм, знал бы Гаврилов, чем тут народ занимается в свободное от работы время!»

Он выровнял дыхание и осторожно, стараясь не сбить покой, охвативший сознание, откинулся на подушку.

"Прямой связи нет и не может быть. Ищи пересечения. Журавлеву вдруг потребовался аналог какой-то операции, это ясно. А Кротов дернулся, потому что знает о ней. И знает, что Журавлев уже на верном пути. Отсюда и страх. Странно.

В книге описана технология эвакуации казны СС из осажденного рейха. Какая связь между этими старыми делами и тем, что происходит сейчас?" – Он закрыл глаза и прошептал одними губами:

– Работай, Макс. Вспомни все!

Он отчетливо представил себе тускло отсвечивающий желтым прямоугольный брусок. Он был неестественно тяжелым, желтый металл удивительно легко впитывал тепло ладони. На верхней грани был глубоко впечатан орел, вцепившийся когтями в венок со свастикой. Острым готическим шрифтом было выбито: «Рейхсбанк».

Крылья Орла. Капитал влияния

– Это и есть знаменитое «золото СС». – Учитель покачал на ладони брусок, от сглаженных граней которого во все стороны сыпались тусклые лучики, и передал Максимову. – Возьми, Олаф, держи в руках и слушай меня. Когда потребуется вспомнить мои слова, представь себе этот слиток. Такое не забывается. Не много найдется людей, державших в ладонях столько золота, а золота из казны «Черного Ордена Мертвой головы», как на самом деле называлась организация СС, в мире единицы. Ты запомнишь это на всю жизнь, а вернувшись к этой «зарубке памяти», дословно вспомнишь мои слова.

Золото – это власть. В давние времена правители украшали головы золотыми коронами как символами божественной власти. И это было правильно, потому что лишь благородному металлу дана власть вызывать к жизни, материализовать то, что до этого обреталось лишь в сфере Духа. Эта «магия королей» жива и сейчас, в наш век, разменявший слитки металла Солнца на ворох разноцветных бумажек. Можно возводить города, можно обречь целые народы на голодную смерть, можно осушить моря и собирать небывалые Урожаи. Стоит лишь прикоснуться ко всему сущему золотым слитком – и вершится чудо.

Но так думают лишь профаны, не допущенные к истинным тайнам. Слушай, Олаф!

Золото мертво и бесполезно, пока не соединилось с Идеей. А Идея приxoдит в наш мир неведомыми путями и живет вечно, намного переживая ее проповедников, распятых на крестах. «Рукописи не горят, книги живут вечно, эхо произнесенных слов не затухает никогда», – ты знаешь эту истину. Раз явившаяся в мир Идея уже не исчезнет никогда. Она, как зерно, спит до срока в людских головах и просыпается лишь тогда, когда на него прольется живительный золотой дождь.

Именно в этот миг и вершится «священный брак». Идея, соединившись с Золотом, превращается в силу, способную перевернуть мир. Энергия соединяется с Информацией – так и рождается новое, обрекая на смерть старые формы жизни.

Изменения происходят столь быстро, что ошарашенному их вихрем обывателю кажутся чудом. Это и есть чудо, сотворенное «магией королей». Еще вчера страна лежала в руинах и до рвоты пила горькую чашу поражения, а сегодня уже колонны желающих покорить мир маршируют у Бранденбургских ворот. Еще вчера страна заходилась в агонии братоубийственной бойни, а сегодня полуголые, полуголодные люди возводят заводы, исполинской мощью затмевающие пирамиды Египта. Не зная о «магии королей», никогда не понять сути великих войн, революций и возрождений из руин.

А все это вершит Идея, соединившаяся с Золотом.

А теперь главное. Посвященным известна колоссальная мощь, сокрытая в золоте и в идеях. Они подобны двум половинкам заряда ядерной бомбы. Взрыв должен произойти в нужное время и в нужном месте. Именно поэтому до известного срока части «бомбы» хранятся отдельно. Кто-то хранит и приумножает золото, кто-то развивает и внедряет в головы Идею. Та часть золота, что идет на приручение, обучение и питание «умных голов» в избранной для «взрыва» стране, называется «капитал влияния». Он действует подспудно, день за днем, год за годом подтачивая и отравляя Идею, создавшую эту страну. А когда она смертельно ослабеет, «умные головы» в оплаченных статьях и книгах начинают проповедь новой Идеи, а следом уже идут лавинообразные инвестиции «основного капитала». Это и есть та самая «идеологическая война», о которой тебе, наверное, прожужжали все уши. На самом деле ее ведут между собой «братства посвященных» и Ордена, принявшие на себя ответственность за ту или иную часть мира.

Представь себе трубопровод, оплетший своей паутиной весь мир. Это и есть мировая финансовая система. По сути, она не принадлежит никому. Она общая для всех «братств». В ее трубах несутся, иногда перемешиваясь, «капиталы влияния», «золото партий» и «сокровища» канувших в Лету рейхов. В финансовой системе действует «водное перемирие», как у зверей в джунглях, пьющих из одного источника. Таких слитков, как ты .держишь в руках, g банках Латинской Америки тысячи, еще больше лежит в хранилищах швейцарских банков. Есть они и в гордящейся демократией Америке. Но никому не придет в голову их конфисковать.

Нет, на эти капиталы исправно начисляют проценты. Это золото спит до поры, как зверь, в холодных норах хранилищ. Но стоит где-нибудь в мире ожить Идее, как спрут тут же оживает и тянет к ней свои позолоченные щупальца.

Запомни, Олаф! Сожми этот мертвый золотой кирпич в ладонях и накрепко запомни!

Как только на нашу часть мира проникает «капитал влияния». Орден объявляет состояние «угрозы вторжения». Ты военный человек и знаешь, что это такое.

«Угроза вторжения» – это миг до войны. Как на всякой войне, на нашей – тайной – хороши любые средства. И ты, Олаф, и я, любой, принявший присягу Ордену, не остановимся ни перед чем. Потому что опять настает время убивать, и некогда считать убитых. «Угроза вторжения» – это миг, когда Орел выпускает когти.

Максимов судорожно выдохнул и распахнул глаза. Полная темнота, только откуда-то через окно в комнату лился матовый мертвый свет мерзнущих на ветру фонарей. Он с трудом разжал пальцы правой руки. Показалось, что они еще хранят тяжесть золотого слитка. Но тяжесть знания, проснувшегося в нем, была куда больше. Она нестерпимо давила на грудь.

Журавлев искал аналогию исчезновения «денег КПСС» в эвакуации «сокровищ СС». Кротов, более осведомленный о тайной истории тайных финансов, сразу же насторожился. Он не мог не знать, что Орден СС, обосновавшись в Латинской Америке, вложил свои капиталы в наркобизнес. И уже полвека героин и кокаин делают то, что не смог сделать газ «Табун» в концлагерях рейха, – очищают мир от «недочеловеков», неспособных возвыситься до богоподобия. Идея создания Сверхчеловека не умрет, пока существует обеспечивающий ее капитал. При первой же возможности он попытается проникнуть туда, где Идея способна пустить корни, обрести плоть и наконец-то стать Реальностью.

«Кротов затаится и будет играть в неведение. Слишком уж убийственно знание. А что делать мне?» – спросил себя Максимов.

Его учили, что знания обязывают к действию. Теперь он знал, что через МИКБ в страну прокачан «капитал влияния». Если Ордену известно об этом, то давно объявлена «угроза вторжения». Находясь в отрыве от основных сил Ордена, практически без связи, он не знает о развернувшемся тайном сражении. Но если Ордену еще ничего не известно, это не дает права Воину уклониться от схватки.

Знание дает право не дожидаться приказа.

«Орел выпускает когти», – прошептал он, до хруста сжав кулаки.

Сов. секретно т. Подседерцеву Информация о подготовке объектом «Бим» операции «Перехват» подтвердилась.

Подробный план операции, после его утверждения непосредственным руководителем «Бима», будет нами получен от источника «Карп».

Цель оправдывает средства

Машины, урча моторами, медленно взбирались на подъем. Лес подступил прямо к дороге. Деревья стояли плотным строем, лишь в вышине, там, где кончались верхушки, на черном небе вспыхивали высверки редких звезд.

Сидевший справа от водителя чуть приспустил стекло. В салон «Чероки» ворвался пахнущий снегом ветер.

– Слышь, закрой, мозги выдует, – проворчал кто-то из сидевших на заднем сиденье.

– Хлебало закрой, – ответил человек и развернул коленях карту. – Так, сейчас переезд. Осталось совсем чуть-чуть.

– Скорее бы. Уже жопа затекла. Может, остановимся? Отлить надо.

– Потерпишь, понял?!

Показавшийся из-за поворота переезд был закрыт. Из темноты хищно подмигивали красные фонарики.

– Тормозить нельзя, «КАМАЗ» сзади! – опередил команду старшего водитель.

– Сбавляй скорость! – Старший скинул с колен карту. – Суки, менты поганые.

Говорили, что переезд давно бесхозный!

– А он и был бесхозным. Позавчера Леха прогнал по трассе, все было пучком.

Леха пургу гнать не станет...

– Закрой хавальник, кому говорю! – Старший оборвал не в меру разговорчивого на заднем сиденье. – Стволы приготовить. Если что – мочить все, что шевелится.

Джип замер в пяти метрах от шлагбаума, припертый сзади втянувшимися в поворот «КАМАЗами». Из будки вывалилась бесформенная фигура, покачиваясь и запинаясь, поплелась к машинам. Когда она вошла в свет фар, оказалось, что это человек, закутавшийся в тулуп с высоко поднятым воротником. Лица из-под надвинутой на глаза ушанки было не разглядеть.

– Бля, узнаю страну родную! – процедил старший. – Сидеть тихо. Я сам разберусь. – Он опустил стекло, высунул наружу руку, похлопал по крыше. – Сюда вали, отец!

Человек остановился, покачался на неустойчивых ногах, потом, поймав момент, направил себя в нужную сторону.

– Что, отец, перебрал? – Старший высунулся вокно.

Человек без замаха двинул ему в челюсть, бросил что-то в салон и упал на землю. Через секунду в салоне беззвучно вспыхнула ослепительная вспышка. Никто не успел ни выстрелить, ни закричать. Из темноты к «КАМАЗам» бросились люди в черных комбинезонах. Один запрыгивал на капот, двое рвали с двух сторон двери.

Выстрелов слышно не было, только остро, как жало, вырывались из толстых цилиндров глушителей язычки пламени.

Человек сбросил тулуп, распахнул дверцу джипа и размеренно, как в тире, всадил шесть пуль в темноту салона – по одной в каждого тихо стонавшего на пахнущих новой кожей сиденьях.

– Порядок, командир. – У подбежавшего к джипу лицо было раскрашено черными защитными полосами. – Всех кончили.

– Кузова проверили?

– Само собой.

Тот, кого назвали командиром, посмотрел на часы.

– Вроде уложились. Так, гильзы собрать. Найду хоть одну, зубы вышибу!

– Понял, не дурак.

– Через сорок секунд заводим машины и рвем к заводу. Все, работаем, орлы.

Работаем!!!

Случайности исключены

Белов крошил одну сигарету за другой, пока не засыпал весь пол в «УАЗике» белыми червячками скрученной папиросной бумаги. В пачке ничего не осталось. Он смял коробку, бросил под ноги и повернулся к сидевшему на заднем сиденье Рожухину:

– Димка, дай закурить!

– Игорь Иванович, зачем себя изводить? – Дмитрий протянул ему сигарету, щелкнул зажигалкой. – Приедут, дорога-то одна.

– Уже начинаю сомневаться, может, их надо было брать на точке перевала груза?

– Нет, Игорь Иванович. Они там уже неделю контролируют все вокруг. Муха не пролетит. Засекли бы нас, передали по рации сигнал тревоги – ищи потом этот караван. А тут мы их тепленькими возьмем. Всего-то делов – три фуры и джип с охраной.

– Твоими бы устами... Вот что, Дим, давай сюда старшего группы захвата. Да не по рации, дуралей! – Он шлепнул по Димкиной руке, потянувшейся к рации.

Знали, что движение каравана наверняка контролируют, и через час после того, как машины вышли из последнего населенного пункта, по плану операции вступил в силу режим радиомолчания. – Ножками, ножками!

Через пять минут из темноты вынырнули две фигуры: поменьше – Дмитрия, высокая гориллообразная – старшего группы.

– Кукуем, мужики? – Старший с трудом протиснулся в приоткрытую дверь. Взял из пальцев Белова окурок, смачно затянулся и бросил под ноги.

– Твое мнение? – Белов плотнее запахнул куртку, сквозь дверь в теплый салон врывался промозглый ночной ветер.

– Пустышка, Иванович. Классический вариант непрухи. Я по своим архаровцам сужу. У них задницы опасность за версту чуют. А сейчас развалились, как в Сочи.

Даром что холодрыга чертова.

– Последний контрольный пост караван прошел сорок пять минут назад. Где их черти носят?

– Не знаю. – Старший пожал широкими плечами. – Мое дело их дождаться и аккуратно уложить на дорогу.

Белов достал еще одну сигарету, сунул в рот, пожевал фильтр, потом сплюнул под ноги.

– Ясно. Димка – в машину!

– Ты куда, Иванович? – Старший не дал ему закрыть дверь.

– Навстречу. Вдруг они на ночь привал сделали, а мы здесь задницы морозим!

– Погоди. – Старший поставил на подножку ногу в тяжелом бутсе, чуть выше него голень обхватывали ремни ножен. – Послушай меня, Белов. Суета нужна в двух случаях: при амурах с чужой женой и ловле блох. А в засаде нужно сидеть тихо, сколько положено. Потом же легче отчитываться будет.

– А мне не отчет, мне результат нужен. Три фуры с наркотой проворонить!

Меня же четвертуют прямо на клумбе, где памятник Феликсу торчал.

– Твое дело. – Старший повернулся и трижды свистнул. – Сейчас подбегут три бойца. Возьмешь с собой, – сказал он.

У переезда они сбавили скорость. Машина тяжело переползла через железнодорожное полотно. МПС боролось за экономию и сократило всех смотрителей.

Деревянную обшивку шлагбаума растащили на дрова местные жители. Судя по всему, зимой та же участь ждала доски мостков. Уже чья-то хозяйственная рука попробовала их на прочность, пробив огромные дыры. В будке смотрителя, благо дело каменной, потому и уцелела, завывал ветер, свободно врываясь в выстуженное помещение через вывороченные с корнем рамы.

Не проехали и двухсот метров, как Белов заорал:

– Стоп! Давай назад.

Дмитрий почувствовал, как по-звериному мощно напряглись мышцы у сидевших по бокам спецназовцев.

Заскрежетала коробка передач, и «УАЗик», ворча, стал сдавать задом к переезду.