Не раньше приезда Джо.
      Моя сигарета почти догорела, и тут вдруг случилась странная вещь, Я попыталась вспомнить лицо Джо и не смогла. Я знала, что он существовал, но не могла вспомнить, как выглядел. Мне вспоминались аккуратные мускулы его спины, рук, прикосновение нижней губы во время поцелуя, но я не могла вспомнить, например, цвет глаз, форму губ, форму ладоней (хотя я знала, насколько особенными они казались мне с самого начала). Я не могла вспомнить, как выглядел Джо, отчаянно старалась, сидя на потертом кожаном сидении в аптеке, но не могла. Когда ярость стала закипать во мне, я начала плакать слезами бессильной злобы, пытаясь вспомнить внешность своего любимого. А он все удалялся от меня в туман, уменьшался, пока от него не осталось почти ничего ничего, за что я могла бы зацепиться, ничего, что могла бы считать своим. В конце концов передо мной оказался лишь бессмысленный, переполненный, горячий и шумный внешний мир.
      Я несколько минут беззвучно плакала над грязной чашечкой из-под кофе, затем заплатила сорок центов, оставила десять центов сверху (нехватка денег была для меня новым явлением, и оно мне совсем не понравилось) и ушла. На улице я остановилась, не зная, чем заняться.
      Я решила купить пластинку. Слушать ее мне было не на чем, но одной из моих первых покупок - после выкупа обязательно станет приличный проигрыватель. Разлука с моим ящиком разбила мое сердце. Я слышала о магазине Сэма Гуди и направилась в сторону Сорок девятой улицы и Бродвея, предварительно заглянув в телефонную книгу.
      Я устала, но все равно шла. Бродвей в пекле оказался не очень привлекательным. Я вдруг почему-то почувствовала себя мучительно голодной и купила себе два хот-дога, но съесть их не смогла. Я заплатила и вышла, сопровождаемая удивленным взглядом кассира.
      Кстати, со мной еще кое-что происходило. На меня смотрели мужчины. Так, как никогда не смотрели. Словно все случившееся со мной за последнюю неделю было написано на моем лице. Я чувствовала взгляды и за всю прогулку услышала (сама подсчитала) пять свистков. И это не имело отношения к моему внешнему виду - не такая уж я сексуальная.
      Может, мне не стоит это говорить.., но я понимала. Думаю, каждая девочка понимает, если хотите знать. Я не выглядела счастливой, я была грустной. Что-то навсегда покинуло меня; и я.., изменилась.., и теперь уже никогда не стану прежней. То, что я потеряла, ушло, может, это и к лучшему.
      В магазине Гуди было полно народу и жарко. Мальчик, помогавший мне, вел себя как-то странно... Я так и не поняла, в чем именно заключалась эта странность.
      Я ничего не покупала и просто стояла рядом с молодым человеком лет восемнадцати в очках (тяжелые, в роговой оправе) на маленьком носу, просматривавшим альбомы с выражением огромного и безнадежного желания на лице. Я никогда не слышала так много музыки и, конечно, впервые познакомилась с Высоким Качеством. Это была сенсация, и мое желание приобрести хороший проигрыватель еще больше возросло. Стерео - это для меня! Хотя и не нужно включать его так громко. Потом я ощутила жажду и, выходя из магазина, осторожно оглянулась в поисках молодого человека в очках. Видимо, он уже ушел. Мне почему-то стало грустно.
      На улице я вцепилась в свою сумочку, зашагала вперед, пересекла Бродвей, нашла Седьмую авеню и двинулась по жаре, надеясь добраться до Центрального Парка. Там я могла расслабиться на одной из скамеек, посмотреть на закат солнца и решить, где потратить на обед свои четыре доллара.
      Джо не приедет до восьми часов.
      Я даже не думала о письме с требованием выкупа - забавная вещь. Все уже было сделано - конверт опущен в почтовый ящик, и это в общем-то являлось сейчас самым важным. Остальное могло подождать.
      Позже, поверьте мне, я встревожилась. Но не в этот первый субботний вечер.
      Я вошла в парк и села. Краснолицый мужчина медленно развернул газету, издавая ворчливые, протестующие звуки уголком губ и все время поглядывая на меня глазами-бусинами, спрятанными в складках его лица, очевидно, ожидая моего кивка или одобрительного жеста.
      Справа от меня худая, эмоциональная итальянка ела чесночную колбасу и тяжело дышала. Сказанного достаточно.
      Через некоторое время солнце начало опускаться, и пять лебедей на замусоренной поверхности прудика напротив меня (там, вероятно, глубина была не больше фута, и огромные блестящие каменные глыбы на берегах траурно смотрели в ослепительное небо, словно протестуя против этого неожиданного, нежелательного взгляда внешнего мира) медленно прокладывали себе путь, даже не поворачивая ни к кому головы. Они держали клювы с каким-то отчаянным видом, словно им было очень жарко, но они не позволяли жалеть себя.
      У меня не было их гордости. Когда тени сгустились, и некоторая свежесть спустилась на город и парк, я опять ожила. Девушка справа закончила есть, рыгнула разок, озарила меня улыбкой и, слава Богу, ушла. Толстяк слева поэтически храпел в надвигающихся сумерках.
      Через некоторое время стало достаточно прохладно, чтобы двигаться. Я встала и потянулась. Настало время обеда.
      Я не ощущала голода, но нужно было чем-то заняться. Я вышла из парка и через минуту снова оказалась на улице (теперь кое-где уже горели неоновые вывески ресторанов). Здесь жара еще не улетучилась. Город накопил ее за день и теперь извергал через асфальтовую пасть прямо мне в лицо... Я совсем измучилась.
      Передо мной оказался Карнеги-Холл. "Руджеро Риччи" - гласила афиша. "Барток, Концерт для скрипки". Казалось, смотревшему на меня с цветной афиши мистеру Риччи было как-то не по себе. Даже в такой жаре я почувствовала волнение. Мне никогда не приходилось бывать на концертах. Сейчас музыкант смотрел на меня. За два доллара я могла послушать живую музыку.
      Может, Джо поведет меня на концерт? Мне так хотелось пойти туда. Я решительно отвернулась, и тут кто-то сказал:
      - Привет.
      Я обернулась, словно меня ударили. Парень, смотревший на меня, смутно показался мне знакомым, и через несколько секунд я его узнала... Магазин Сэма Гуди.
      - У прилавка с пластинками, - напомнил он. - Мы стояли там рядом.
      Думаю, я могла повернуться и уйти или бросить на него взгляд, который в книгах из моровиллской библиотеки называется "холодно-презрительным", но ничего этого не сделала. Я чувствовала себя очень одинокой, и было приятно поговорить хоть с кем-нибудь, даже с тем, кто пытался подцепить меня. Кроме того, парень не знал, кто я такая, и никогда не узнал бы. Где же здесь опасность?
      - Да, - отозвалась я. - Я помню тебя. А где твои очки?
      - Я в них только читаю, - он постучал себя по карману. - Любишь музыку?
      - Да.
      - Идешь на концерт?
      - Нет, - ответила я.
      - Я тоже. Но очень хочу. Можно, я назову тебе свое имя?
      - Хорошо.
      Он довольно умный, подумала я. И симпатичный.
      - Тед Лереби. Я в городе только второй день. Наверное, это нехорошо заговаривать на улице с незнакомыми девушками.
      Парень сильно растягивал слова. Как выяснилось позже, он приехал со среднего Запада.
      - Джоан, - представилась я. - Джоан Смит.
      - Ну и жара.
      Мы оба почти расплавились. Я согласно кивнула.
      - Как насчет пива?
      Ладно, пусть так. Уличное знакомство. Конечно, я должна была мило улыбнуться и сослаться на неотложные дела, но я опять ничего этого не сделала. Мой голос прозвучал как будто со стороны:
      - Я люблю.., голландское.
      Парень улыбнулся, и через две минуты мы сидели за столиком нео-германской пивной прямо напротив Карнеги-Холла. Я никогда особенно не любила пиво, но сейчас проглотила большую кружку почти залпом, закурила, закашлялась, отложила сигарету и взглянула на парня напротив.
      Он был худым, очевидно, не очень состоятельным, но его одежда отличалась чистотой, даже в такую жару, и, когда была новая, стоила немало.
      Кожаный пиджак вряд ли подходил для нью-йоркского лета - хотя тут вряд ли какая одежда являлась подходящей. Всем нам нужно было бы отправиться на нудистский пляж.
      Парень не дал мне особых шансов раскрыть рот. Кажется, я пыталась объяснить ему, что я девушка не того типа, но он начал говорить сразу. У него были большие, серьезные карие глаза и длинные, костлявые запястья, которые вылезали из-под рукавов. Очевидно, ему требовалась новая одежда, но на нее не было денег. И еще ему нужно было постричься.
      - Слушай, - сказал он. - Я хочу, чтобы ты знала, как я ценю это. Знаешь, ты первый человек, с кем я заговорил за последние три дня. Я имею в виду, по-настоящему заговорил. Я ехал в летнюю школу в Нью-Йорке, но до сих пор еще ни одной не нашел. Увидев тебя у Гуди, я захотел поговорить, но решил, что ты примешь меня за деревенщину. Я из Висконсина. Сюда меня послали мои родители, Я надеюсь стать дантистом. Мой отец дантист. Мне восемнадцать лет, а тебе? Хочешь еще пива? Я хочу. Страшная жара. Официант, еще два пива, пожалуйста. Они называют эти большие стаканы кружками. Надеюсь, ты не сочтешь меня грубияном, но ты очень симпатичная. Ходишь в колледж? Нет, ты моложе. Школа, наверное. Твои родители разрешают тебе ходить по вечерам на свидания? Любишь музыку?
      Он наконец замолчал. Я не смогла вспомнить вопросы - так их было много. Знаю, на бумаге слова Теда выглядят смешными, но на самом деле это не так. С ним было так хорошо, так прекрасно, что это казалось невозможным. И я знала, он никогда не причинит мне вреда, никогда.
      Конечно, я не могла ответить на вопросы Теда, поэтому просто улыбнулась и сказала:
      - Расскажи мне о себе.
      И он рассказал. Тед говорил постоянно, и через полчаса я знала о нем больше, чем его мать действительно, больше, поскольку я уверена, некоторые вещи он ей точно не рассказывал.
      Я почти ничего не помню. Да это было и неважно: я имею в виду, Тед не рассказал ничего необычного. Он и сам не был необычным. Я помню только его лицо: худые, серьезные щеки, карие глаза, глядящие на меня и на стол, большие, костлявые руки с розовыми мальчишескими суставами (я так и не поняла, как они могли быть такими в страшной жаре) и голос, рассказывающий, старающийся понравиться мне, радостный от того, что кто-то его слушает. Как я могла остановить Теда? Как я могла сказать "нет" ему, когда он на улице предложил мне выпить пива?
      Через некоторое время он замолчал. У меня сложилось приблизительное представление о благополучной семье, живущей в большом, немного запущенном доме, полном любви и смеха, в маленьком городке в Висконсине, где отец Теда практикует как дантист, и все соседи знают его, ходят к нему, болтают холодными вечерами с матерью и сестрой Теда. Каждое его слово ножом врезалось в мое сердце: потому что я хотела иметь такой дом, такую семью, всегда хотела.
      Но, думаю, Тед не подозревал, как он счастлив, или считал это само собой разумеющимся. Когда ею рассказ подошел к концу, Тед взглянул на меня. Я знала, что он уже немного влюблен. Подобное уже случалось со мной; в любую пятнадцатилетнюю девушку, в которой есть хоть какая-то искорка, влюбляются мальчишки. Но не так, не с такой беззащитностью и тоскливой невинностью. Мне стало очень жаль Теда, но объяснить ему я ничего не могла. Только лгать.
      Наконец он оплатил счет (хотя я протестовала) , и мы вышли в кипящий вечер. У меня оставалось всего десять минут, чтобы вернуться в отель, к Джо. Тед остановился на углу улицы среди проходивших мимо пешеходов (все было отлично - они обходили нас, словно мы были статуями) и положил руки мне на плечи.
      - Джоан.., когда я увижу тебя снова?
      - Не знаю, - ответила я. - У меня много дел.
      - Каких?
      Я улыбнулась ему и ничего не сказала.
      - У тебя есть молодой человек?
      - Нет, - отозвалась я, чувствуя, что единственный шанс избавиться от него, это выброситься в окно. Я могла сказать "да". Даже если бы он не поверил мне, это было бы намеком. Но я сказала "нет".
      - Тогда почему нет? Я тебе не нравлюсь?
      - Очень нравишься, - ответила я, и если мой голос прозвучал резко, то только из-за того, что я боялась опоздать и хотела узнать, как развивались события после моего исчезновения. - Очень. Но я занята.
      - Пожалуйста. Я буду ждать тебя на этом углу. В понедельник. В шесть. Мы пойдем на концерт или куда-нибудь еще.
      - Хорошо, - согласилась я, зная, что не приду на это свидание.
      - В шесть, - я посмотрела на часы. - Мне надо бежать.
      Я улыбнулась Теду, хотя тот не хотел уходить, повернулась и пошла, затем обернулась, но он уже исчез, проглоченный городом. В Морнвилле я видела бы его на протяжении квартала или двух. Но не здесь, среди миллионов жителей.
      Когда я села на Бродвее в автобус, мне вдруг пришло в голову, будто Джо и наш план не принадлежат реальному миру. И за целую неделю реальным являлось только мое сегодняшнее свидание с этим парнем.
      Когда я открыла дверь номера, Джо уже был там. Он стоял без плаща, спиной ко мне, глядя в маленькое окно гостиной, и не повернулся, хотя замок щелкнул довольно громко. Я остановилась в душной комнате, озадаченная, но Джо не поворачивался.
      - Привет.
      - Где ты была?
      - Гуляла.
      - Ты опоздала на десять минут. Куда ты ходила?
      - В центр, - я села на маленькую, туго обтянутую материей кушетку.
      - Этого недостаточно, крошка. Джо наконец повернулся ко мне с озабоченным, бледным лицом. Я никогда не видела его таким расстроенным. Он никогда не называл меня раньше "крошкой". Да и тон, которым это было сказано, казался отнюдь не ласковым.
      - Куда в центр? - мягко спросил Джо. - Я хочу знать точно, что ты делала. Каждую минуту, каждую секунду. Говори, Джоан. Сейчас же.
      Я заговорила. Я не знала, что случилось, но испугалась. Я рассказала ему обо всем, включая пивную, но о знакомстве, естественно, умолчала. Это заняло довольно много времени, поскольку Джо все время перебивал меня, спрашивая, сколько времени я шла пешком, сколько пробыла в магазине Гуди, какие пластинки смотрела, где находился прилавок. Мне стало ясно, что он сверял мой рассказ со своими сведениями (конечно, я была права - ведь Джо много раз заходил к Гуди).
      Я сердилась все больше, но осознавала и свою вину, поэтому не огрызалась. Наконец я все рассказала и достала из сумочки сигарету.
      Джо смотрел мне в глаза несколько секунд, затем подошел и поднял меня на ноги. Его руки вцепились в мое плечо, как клещи.
      - Ты мне что-то не договариваешь, - сказал он. - Ты что-то утаиваешь. Ты знала, что нужно прийти вовремя. Дай-ка, я посмотрю, сколько у тебя денег.
      Я взглянула на него и испугалась и разозлилась одновременно.
      Я не успела ничего сказать, а Джо уже рылся в моем кошельке. Купюры и мелочь рассыпались по тахте. Он быстро все пересчитал.
      - Сколько, ты говоришь, выпила пива?
      - Два. Я уже сказала тебе.
      - Ты не могла заплатить меньше шестидесяти центов за кружку. Говоришь, ты ушла с пятью долларами?
      - Да, - ответила я. Было слишком поздно. Мне хотелось провалиться под землю. Зачем я позволила ему заплатить? Зачем?
      - Невозможно. Здесь слишком много денег.
      - У меня всегда есть лишние деньги, - заявила я. - За последние два года накопилось десять долларов.
      Джо схватил сумочку, расстегнул молнию внутреннего отделения и достал оттуда аккуратно свернутую десятку.
      - Эти? Ты не притрагивалась к ним. Он запихнул деньги обратно в сумочку слегка дрожащими пальцами и повернулся ко мне.
      - Кто это был?
      - Не знаю...
      - Кто заплатил за твое пиво? Или ты все же не пила его?
      - Да, - услышала я свой голос, словно со стороны. - У витрины.
      - Где?
      Я начала объяснять, но Джо скорчил гримасу, будто его пронзила острая зубная боль.
      - Шлюха, - сказал он. - Не хочу слышать никаких извинений.
      Джо начал плакать.
      Я хотела подойти к нему, обнять, но сейчас он казался каким-то чужим, и мне теперь было не только страшно... Я почувствовала себя одинокой. Мои мосты сожжены - между мной и невероятным ужасом неизвестности стоял этот бесшумно плачущий человек с перекошенными губами. Спустя мгновение он закрыл лицо руками.
      Я докурила сигарету и ничего не сказала. Мне нечего было сказать. Я решила, что мне лучше скрыть свою историю. Что бы ни случилось, лучше скрыть. Джо руководствовался лишь смутными подозрениями, хотя я не понимала, откуда они у него взялись.
      Через несколько минут он перестал плакать, подошел к графину с несвежей водой, стоящему на заляпанном столике, выпил целый стакан, сел в кресло и посмотрел на меня.
      - Ты действительно сказала мне правду?
      - Да.
      - Хочется в это верить, - произнес Джо. - Я очень хочу верить в это.
      - Правда есть правда, милый, - я закурила еще одну сигарету. - Чем ты так расстроен?
      Я задала вопрос равнодушным тоном, но мой интерес был отнюдь не праздным.
      - Не знаю. Потому что я люблю тебя.
      - Что произошло сегодня, Джо? Он посмотрел на свои руки.
      - Ничего. Абсолютно ничего. Сейчас они уже получили письмо. Полиции нет, насколько я мог видеть. Дом выглядел как обычно.
      - Как на работе?
      - Настоящий ад. Не знаю, смогу ли я выдержать это - работать, ждать, выглядеть спокойным... - Он тоже закурил и выпустил изо рта дым, словно у табака был отвратительный привкус. - Ничего. Как будто ничего не случилось. Я подумал.., может, письмо потерялось на почте.
      Почему, удивилась я, мое сердце сейчас дрогнуло? Я хотела именно этого. Почему-то в моей памяти вдруг всплыло лицо Теда.
      - Я не гожусь для этого, Джоан, - сказал Джо. - Я говорил тебе, что меня нельзя отнести к преступникам такого рода.
      - Эллиот аккуратный парень, - заметила я. - Он обо всем подумает. Просто для этого ему требуется некоторое время.
      Джо на минуту сел прямо, затем расслабился в кресле и закрыл глаза.
      - Боже, как я устал. Устал до смерти.
      - Когда ты ел последний раз, дорогой?
      - Ел? - рассеянно спросил он потолок. - Не знаю. Слишком жарко, чтобы проголодаться.
      - Эта беда характерна для нас обоих, - сказала я. - Мы оба измучены. Голодны. Давай выйдем ненадолго.
      - У меня другие идеи, - возразил Джо. - Иди сюда, киска.
      Ласковые слова. Нежные имена, которые я никогда раньше не слышала. Не знаю, почему они так меня встревожили.
      - Нет, - ответила я. - Это похоже на роман.
      - Что-то не так?
      - Ничего. Просто я боюсь, - выпалила я. - Вот что не так.
      - Я тоже боюсь, но мы выпутаемся.
      - Что касается тебя, - сказала я. - Терпеть не могу сцен. Одна из причин того, что я сейчас делаю, это возможность никогда больше не видеть сцен. Эллиот их обожает. Я боюсь тебя, и схожу по тебе с ума. Хочу, чтобы ты знал это. Хотя я собиралась подождать до ужина.
      То, что произошло дальше, немного смешалось у меня в голове и на бумаге выглядит довольно бессмысленно. Все случилось так неожиданно, в смятении чувств. Джо вдруг встал на колени, подполз ко мне, словно животное, и стал целовать мои туфли. Он все время глухо, быстро бормотал что-то вроде "прости, милая.., больше никогда..." Это было нелепо и почти смешно. Но Джо вовсе не дурачился.
      Он снова заплакал. Его губы тянулись ко мне. Я видела руки Джо, нежные руки, словно белые животные на линолеуме, двигающиеся, дрожащие под тяжестью хозяина. Его голова склонилась к полу. Помню, я впервые увидела, что волосы на макушке Джо уже поредели, совсем немного, но это причинило мне боль. Я наклонилась, подняла его голову, села рядом с ним и начала целовать его, как ребенка, своего ребенка, молча, долгими поцелуями, в которые вкладывала всю себя и ничего не требовала взамен. Джо вел себя, словно смертельно раненый, и я целовала его, что-то шептала ему. Я видела его лицо, всегда строгое, собранное, а сейчас потерянное. Уголки рта были опущены, сморщившиеся щеки опали... Все лицо его стало расслабленным и уязвимым.
      Как мне объяснить это? Страшная и в то же время великолепная картина. В ней было что-то неприятное, не правильное, и я пировала в этой не правильности, мне нравилась эта неприятность. У доктора Сары есть ряд теорий о том вечере, но на самом деле - уверяю вас - она ревнует. Любая женщина стала бы ревновать в тот момент, если бы увидела большого и сильного мужчину, который целует ноги сопливой десятиклашке. Потом он стал ласкать языком мои колени и внутренность бедер. Я буквально вся застыла, повинуясь волнам наслаждения, которые наплывали на меня с каждой секундой. Вскоре я почувствовала, как он ложится рядом со мной. Его объятия наполняли меня неизъяснимым блаженством. Я буквально купалась в нежности, которую он источал.. Он раздевал меня, но я не чувствовала этого физически. Тело мое, словно змея, сбрасывало кожу под лучами солнца, но этим солнцем были его жгучие поцелуи. Его пьянящий рот впивался в мои соски и они твердели и ныли в его ласковых губах, мое тело буквально таяло в объятиях его нежных и твердых ладоней. Затем я почувствовала, что он пытается раздвинуть мои бедра, и почти поддалась этому, но что-то во мне воспротивилось пьянящему желанию. Я обхватила ногами его бедро и впервые почувствовала в такой близости от себя его восставшую плоть. Я даже украдкой попыталась подглядеть, что это у него такое. Но наши объятия были слишком тесными, и поэтому я прикоснулась к нему в этом месте рукой... И ощутила пульсирующую энергию, которую источал он. Он буквально рвался, пытаясь войти в меня, я почувствовала, что еще мгновение, и наше противоборство как-то разрешится, и поэтому еще теснее прижалась к нему и еще крепче обхватила это место кулачком - и он разрядился, выплеснув на меня всю свою энергию, забрызгав мой живот и часть дивана своим сладостным соком...
      Он сразу как-то обмяк, и мне тоже стало легче, ведь я слышала о таких ситуациях от многих девочек из моего класса, и теперь понимала, что все у нас с ним в общем-то идет как положено.
      Лучше объяснить я не могу.
      А потом мы вдруг почувствовали голод. Джо взял меня за руку, и мы вышли из номера, оставив гостиную в таком виде, будто по ней пронесся ураган. Но мы не стали убирать ее.
      Внизу нам обоим стало очень весело. Вечер сверкал - вокруг фонарей висели маленькие ореолы. Все было нелепо и забавно. Мы отлично поели. Между нами возникло удивительное единение. Когда я смеялась, смеялся и Джо. Когда я бросала на него быстрый взгляд, Джо смотрел на меня в ответ.
      Мы шли по улицам, и они принадлежали нам. На углу Джо взял такси роскошь, которую мы клялись не позволять себе, и мы отправились в Вилладж, в этот самый странный, самый напряженный вечер моей жизни.
      Ничего драматического не случилось. Это было просто чувство, возникшее на грани веселья и смеха, темный зверь, которого я почти могла разглядеть краем глаза, но который исчезал, как только я начинала смотреть на него прямо.
      Оглядываясь на нас тогдашних, на нашу поездку на такси в ресторан, теперь я понимаю, что мы, наверное, сошли с ума.
      Заметьте: мы страстно клялись никому не попадаться в городе на глаза и оказались в самом веселом и переполненном ночном клубе, который смогли найти.
      Заметьте: я даже не подумала заглянуть в газеты или включить радио, хотя новости о моем похищении должны были появиться на первых полосах, если Эллиот решился на огласку. Мы просто не подумали об этом.
      Фактически похищение было надолго забыто. Поездка, оплата такси, поход в ресторан - все это напоминало очень веселый праздник.
      Внутри оказалась крошечная танцплощадка (на которую Джо не рассчитывал). Съев прекрасный итальянский обед, мы оставили в том заведении двадцать два доллара. Оркестр играл неплохо, ненавязчиво, негромко. И здесь было полно подростков. Не моего возраста, а немного старше. Учащиеся колледжей, наверное - семнадцать-восемнадцать лет, некоторые моложе. Я заметила, что Джо чувствует себя неуютно.
      Многие здесь знали друг друга. Это был один из клубных субботних вечеров, когда каждый находится в отличном настроении, и по каким-то причинам, рушатся все барьеры. Мы сидели вдвоем, отгороженные от других своей тайной, и я почувствовала себя одинокой.
      Вокруг нас танцевали. Когда я посмотрела на Джо, он покачал головой. Я вдруг поняла, как его мучает усталость, хотя его глаза были яркими, и он поддерживал разговор в необычной для него форме ничего не значащей болтовни. Я заметила, что он нервничает.., а вот почему, понять не смогла.
      Через некоторое время произошло неизбежное. Светловолосый парень с аккуратной прической (очень симпатичный, хорошо одетый, в хорошем галстуке) посматривал на наш столик. Наконец он подошел к нам и остановился, улыбаясь.
      - Сэр, - обратился он к Джо, и я почувствовала, как напряглось колено моего спутника. - Не хотите присоединиться к нашей компании?
      Джо уже хотел сказать "нет". Я должна была сказать "нет", но во мне находилось что-то живое, не подчиняющееся моему контролю. Хотя, клянусь, я ничего не понимала. Мне захотелось подразнить Джо, совсем немного, с любовью.
      - Хотим, - ответила я. - Разве нет?
      - Мужчина не может отказать своей дочери, - сказал парень. - Верно, сэр?
      Я уже встала. Джо пожал плечами, тоже поднялся, бросив на меня взгляд, который я никогда не забуду, и мы пошли за нашим новым широкоплечим знакомым через лабиринт столиков к тому, где сидели четыре пары, все друзья, все принадлежащие одному кругу, очевидно, даже учащиеся одного колледжа. Выяснилось, что это гарвардцы.
      Я удивилась, почему Джо не возразил мне. Он должен был понимать, что это безумие, сумасшествие. Я поняла это позже...
      Нас представили всем сидевшим за столиком. Не помню никого, кроме двоих, сыгравших главные роли в тихой, грустной пьесе, которая последовала потом. Светловолосого звали Декстер. Его подружка была примерно моего возраста, бледная девушка в голубом платье, с не сильно накрашенными губами, огромными зелеными глазами и каштановыми волосами, завязанными в хвостик, что придавало ей вид, на взгляд мужчины, двенадцатилетнего ребенка. Она пила только ячменный эль. Ах да, чтобы закончить с ней, можно упомянуть о серебристом лаке на ее ногтях.
      Я говорила вам о том, как реагируют на меня мужчины. Декстер совсем забыл о своей девушке (которую звали, кажется, Эллой) и начал изо всех силу ухаживать за мной. Чтобы понять это, Элле с хвостиком, серебристым лаком и прочим понадобилось минуты три. Но она была начеку. Единственный мужчина, с которым она могла поговорить, был мой спутник - все, естественно, приняли его за моего отца.
      Я не стала отрицать этого.
      Мы начали болтать. Джо представил нас остальным.
      - Мою дочь зовут Джоан. Я мистер Смит.
      Жозеф Смит.
      Но все хотели называть его "сэр", и через некоторое время он начал отзываться. Кажется, ему даже было приятно. К Джо давно уже никто не относился с уважением, и я была рада за него.
      Очень странное ощущение - болтать и следить за собой, как бы не допустить ошибку, ничего не выдать. Но беседа шла обычная и довольно глупая. Декстер был немного навеселе, как и все юноши, но оставался приятным. Да и вся обстановка была легкой. Как я уже сказала, Элла начала разговаривать с Джо очень уважительно, и он смог достойно отвечать, поэтому я забыла о нем на несколько минут. Декстер задал неизбежный вопрос:
      - Сэр, могу я потанцевать с вашей дочерью?
      - На ее усмотрение, - ответил Джо, и я проигнорировала его горящий взгляд. Что-то в нем, в том, как он говорил с Эллой, в его постоянно прижатом к моему колене, через которое мне шли сигналы, вызвало во мне легкомысленное желание все делать наперекор ему.
      - С удовольствием, - сказала я, вставая. Джо повернулся к Элле и спросил:
      - Вы танцуете?
      Элла грустно улыбнулась и тоже поднялась. Мы прошли на тесную, крошечную танцплощадку. Декстер обнял меня, и мы начали топтаться со скоростью четверть дюйма в минуту. Парень имел большую смелость, и я ничего не могла поделать с тем, как он меня к себе прижимал.
      - Это фокстрот, - заметила я. - Тесных объятий не требуется.
      - Извини. Я ничего не могу поделать, Конечно, он был прав. На узкой танцплощадке топталось много пар, но что-то в том, как Декстер произнес свою фразу, подсказало мне, что он бы танцевал так же, если бы на площадке мы находились вдвоем. Я одернула себя и позволила ему прижать меня к себе покрепче.
      - Славный малый, твой старик, - сказал он. - Хороший парень.
      - Ты так думаешь?
      - Конечно. Привести тебя сюда. Пригласить Эллу на танец. Хотел бы я иметь такого отца. Выяснилось, что отец Декстера был с Уолл-стрит.
      - Номер сто двадцать, - произнес он, словно это что-то значило, поэтому я уважительно кивнула. Декстер принял это за знак восхищения и усилил свои медвежьи объятия.
      Тут мимо нас довольно близко проплыли Джо с Эллой. Это меня шокировало и разозлило.
      Я с расстояния в десять футов почувствовала возбуждение Джо, и вечер вдруг стал серым и безвкусным. Элла смотрела на своего партнера дьявольским взглядом - самодовольного удивления - и все прекрасно понимала. Потому что, встретившись со мной взглядом, она вспыхнула с головы до пят.
      Потом они исчезли из моего поля зрения. Через несколько секунд оркестр умолк. Декстер остановился, шесть футов солидного мужчины, не отпуская меня. Я стала высвобождаться - но это было все равно, что толкать каменную стену.
      - Я устала, - сказала я. - Хочу пить. Декстер не ослабил своих объятий.
      - Эй, - весело воскликнул он, - видишь своего старика? Он прекрасно развлекается.
      Я удивилась, почему в колледжах все любят разговаривать, как уличные хулиганы. Однако в случае с Декстером это не было притворством.
      На мгновение мой слух обострился. Я распростерла свои чувства, словно щупальца, тысячу острых щупальцев, чтобы поймать в них моего Джо, услышала вздох Эллы и злой шепот. Я опять стала высвобождаться и злобно сказала "нет". Декстер отпустил меня, и пока он не передумал, я вернулась за столик.
      Элла и Джо уже сидели, и если девушка несколько минут назад вспыхнула, сейчас она была кирпично-красная. Элла избегала моего взгляда и молчала, но могу сказать точно, очень хотела что-то сказать старине Декстеру. Могу себе представить, что именно. Это был бы окончательный разрыв. Я быстро села рядом с Джо.