Одинокий красавец-единорог галопом скакал через поле к Голубому Замку. Это был самец с блестящей, глянцево-синей шкурой, в красных гетрах на задних ногах и с изящно изогнутым рогом. Из полого рога, вырываясь и опережая галоп, неслись по равнине низкие, мягкие и сочные, как голос саксофона, звуки.
      Стайл подошел к парапету, посмотреть вниз. Небольшого роста, ладный, худощавый и стройный — этакий жокей в прошлом, продолжающий носить униформу. На нем была голубая рубашка и голубые джинсы. Кое-кто считал, что подобное одеяние не приличествует общественному положению Стайла, и тем не менее его положение в обществе позволяло не оглядываться на чье-то мнение.
      — Клип! — воскликнул он, узнав единорога. — Эй, Нейса! Твой брат совсем близко!
      Но Нейса уже давно слышала цокот копыт, ибо ее слух был тоньше человеческого. Она устремилась к Клипу, рысью выбежала из ворот Голубого Замка и, встретив брата неподалеку от парадного въезда, нежно скрестила свой рог с его рогом. Затем последовал обычный для этих существ ритуал встречи. Нейса и Клип загарцевали рядом, из рогов в унисон полилась музыка, и Стайл услышал редчайший дуэт. Рог Нейсы, заиграв подобно губной гармонике, естественно и плавно слился с грудным низким голосом саксофона.
      Стайл впал в состояние не то безмерного восторга, не то глубокого транса, — так подействовало на него зрелище встречи. Нет, не силой магии вошел Стайл в экстаз — он просто любил лошадей, а уж волшебных единорогов вообще считал совершенством.
      Возможно, он преувеличивал их достоинства, но так уж случилось, что в новой жизни первым другом для него стал единорог — кобылица Нейса. И была им до сих пор.
      А те двое, брат и сестра, погрузились в, танец встречи, отбивали такт. Шли они сейчас пятитактным аллюром — главной поступью единорога, — и музыка, которую источали их рога, органично сливалась с ритмом поступи.
      Стайл не выдержал, вытащил из кармана губную гармонику и присоединился к дуэту, отбивая такт каблуками. У него было прирожденное чутье музыканта, абсолютный слух, но дело было даже не в охватившем его азарте. Таким образом он совершенствовал свое мастерство мага, Адепта, ибо когда он играл, вокруг возникало магическое облако. Сейчас оно было едва уловимым. Стайл не хотел, чтобы оно уплотнялось: магия должна становиться реально осязаемой лишь тогда, когда появится для этого основательная причина и в ход будут пущены специальные заклинания.
      Когда единороги закончили свой восхитительный танец встречи, они рысью вбежали в ворота Голубого Замка и превратились в людей — красивого молодого человека и маленькую, точно ребенок, и все же очень привлекательную девушку. Стайл поспешил от парапета, чтобы принять гостя во внутреннем дворе Голубого Замка.
      — Приветствие тебе, Адепт, и послание от Жеребца! — торжественно провозгласил Клип. Он держал за руку взволнованную, стоявшую в молчании сестру. В отличие от нее Клип был экспансивен и не боялся выказывать своих чувств.
      На обоих была одежда, похожая на ту, что носили древние с планеты Земля, но все же что-то нечеловеческое проглядывало в наряде людей-единорогов. Возможно, потому, что в нем преобладали оттенки натуральных лошадиных мастей.
      — Твое приветствие, Клип, созвучно настрою моей души! — тоже торжественно, в тон гостю, ответил Стайл. — Да будет послание Жеребца, что прозвучит из уст твоих, миротворным!
      — Послание такое, Адепт. В этом сезоне Жеребец вызывает кобылу Нейсу в табун. — Он помолчал и добавил уже от себя: — Вернется она не скоро.
      — Замечательно! — воскликнул Стайл. — После трех сезонов бесплодия у нее наконец-то будет жеребенок! — Он бросил взгляд на сестру Клипа и обнаружил, что Нейса не разделяет его восторженных чувств. — Разве ты не рада, моя верная подружка? — В его голосе прозвучало не то удивление, не то беспокойство. — А я-то думал, что жеребенок — твоя заветная мечта.
      Клип также взглянул на сестру в замешательстве.
      — Разве я не обрадовал тебя своей вестью, Нейса?
      Девушка-оборотень, все это время пристально наблюдавшая за ними, отвела взгляд. Она была хорошо сложена, на дюйм, или около того, ниже Стайла. Фигура ее нравилась ему, хотя он и понимал, что все это вздор: Нейса была единорогом.
      Из кобылиц-единорогов она выделялась чрезмерно маленьким ростом — всего четырнадцать ладоней . Ее спокойно можно было отвести к разновидности пони, популяции низкорослых лошадей: все ее временное человеческое обличье говорило за это, если бы не бугорок на лбу — проступающий рог. Он выдавал ее магическую природу!
      Стайл давно научился жить с сознанием того, что все мужчины и женщины вокруг гораздо выше его ростом. Нейса, конечно, не в счет — она ведь не человек. Однако это не помешало ей стать его близким другом. Это была дружба человека и единорога.
      Нейса умела разговаривать, но она не часто пользовалась вербальным общением. Живость не была в ее натуре, хотя она и обладала определенным чувством юмора, которое обнаруживалось при случае.
      Клип и Стайл обменялись взглядами: что означает такая реакция Нейсы?
      И тут появилась Голубая Леди.
      Как обычно, ее наряд вобрал в себя все оттенки голубого: бледно-голубая блузка, голубая юбка в складку, темно-голубые, почти синие туфли, блестящая голубая тиара. Сейчас ее красота ударила Стайла по сердцу с особенной силой.
      — Господин…
      Ему не хотелось, чтобы она так его называла. И не потому, что он не был ее господином, и она прекрасно это знала! Ее ирония, ядовитые намеки и легкие уколы мешали ему вжиться в другое "я" на Фазе. Она, вероятно, считала его самозванцем, относилась к нему как к неизбежному злу, которое было сотворено без ее желания.
      — Леди, — он употребил это обращение, выполняя ее волю, — нашего друга Нейсу вызывает к себе жеребец. Она должна произвести потомство, но, кажется, кобылица не очень-то рада этому.
      Голубая Леди сделала шаг к Нейсе, обняла. И намека на формальное радушие не было в этом ее жесте. Она спросила девушку-оборотня:
      — Мой верный друг Нейса дарует мне согласие объяснить все моему господину?
      Нейса молча кивнула.
      — Пусть это будет ее личным делом, — коротко сказала Леди Стайлу и невозмутимо прошествовала по внутреннему двору к себе, не позвав Стайла, но заранее зная, что он придет следом. И тут же, бросив на ходу: «Я сейчас вернусь!», он кинулся за нею. Они оставили в стороне показную вежливость, как только оказались наедине.
      Стайл спросил:
      — Отчего Нейса не захотела быть со мною откровенной? Она мне друг больше, чем тебе.
      Леди пожала плечами.
      — Если оставить тебя без охраны единорога, тебя ждет печальная участь. Согласись, что ты еще не достиг совершенства в магии.
      — Возможно… — Внешне Стайл согласился легко, хотя в душе его покоробило. — Но, к счастью, — интонация его голоса стала ироничной, — хотя ты, Нейса и Халк отлично заботитесь обо мне, скоро мне не понадобится ваш надзор. Я избавлюсь от опасности, о которой ты знаешь.
      По мере того как Стайл говорил, выражение лица Леди становилось все жестче. Благородство, чистота и нежность ее облика благополучно соседствовали с грубым душевным шрамом, который появился после гибели ее мужа. В воспоминаниях Леди о нем не было мягкости или нежности.
      — Пусть будет так, как должно быть — сказала Леди. — Единорог не может сейчас оставить тебя, потому что Халк собирается уехать, а я не связана с тобою волшебством. Возможности мои в магии очень ограничены. Я могу исцелять кое-какие недуги и только. Вот почему Нейса предпочитает отсрочить свое появление в табуне до тех пор, пока тебе не перестанет грозить опасность.
      — Но это невозможно! — запротестовал Стайл. — Почему она должна жертвовать своими интересами ради меня? Она давно мечтает о жеребенке!
      — Да, так, — согласилась Леди.
      — Но почему бы тебе не уговорить ее отправиться к жеребцу, который…
      — …который как самец больше подходит ей, чем ты? — усмехнулась Леди. — Нет, я не позволю, чтобы она оставила тебя без защиты!
      Стайл поморщился.
      — А о безопасности своего покойного мужа ты так же горячо пеклась?
      Леди смутилась, и Стайл устыдился своей прямоты.
      — Я извиняюсь, Леди. Просто мне кажется, что ты недостаточно заботилась о муже, потому он и…
      — Да, видимо, это так. Потому он и погиб. Если бы с ним рядом всегда был бы охранник-единорог, возможно, этого бы не случилось.
      Они снова коснулись болезненной для них обоих темы, и Стайл воскликнул:
      — Хорошо! Я уступаю тебе. Ты права: лучшего охранника, чем Нейса, мне не найти. А что я для нее должен сделать?
      — Ты должен сообщить жеребцу об отсрочке. Нейса придет к нему позже.
      Стайл кивнул.
      — Прекрасно. Благодарю тебя за участие в моей судьбе. И сейчас, и раньше — ты неизменно помогаешь мне.
      — Я помогала тебе в главном — ты стал магом, хозяином Голубого Замка, — ответила Леди холодно и, помолчав, добавила: — Но если ты захочешь порвать интимные отношения с Нейсой, прошу тебя, найди подходящие слова. Не забывай, что она, хоть и умеет принимать человечески обличье, все же животное, и наши понятия недоступны ее разуму. Ее легко обидеть.
      — А где мне найти слова, чтобы не обидеть тебя, жену моего первого "я"? Ты же знаешь его пристрастия и вкусы, но ведь это мои пристрастия и вкусы! Как мне быть?
      Она тут же покинула его, не удостоив ответом. Стайл пожал плечами и вернулся во внутренний дворик. Он желал Голубую Леди больше, чем какую либо женщину, но она упорно не хотела этого замечать и избегала объяснений. Стайл мог бы прибегнуть к магии, но он хотел завоевать ее в честном поединке. Да, Адепт мог внушить ей любовь к себе с помощью чар, но на это он никогда не решится, и она об этом знает. В некотором смысле Леди понимает его лучше, чем он сам себя, потому что у нее есть опыт общения с его альтернативной сущностью, с его первым я.
      Может, этот опыт и дает ей власть над Стайлом в теперешнем его воплощении?
      Клип и Нейса, обернувшись единорогами, паслись позади фонтана вдоль дорожки. Там росла голубая трава, которую сеяли специально для них. Это была великолепная пара. И статью, и окрасом они не уступали друг другу: глянцево-синяя шкура, красные гетры на задних ногах у Клипа, блестящий черный окрас и белые гетры — у Нейсы. По масти Клип был типичным единорогом, масть же Нейсы очень напоминала масть лошади, потому жеребец постоянно так или иначе напоминал ей о ее неполноценности. Стайла сердила такая несправедливость по отношению к прекрасной кобылице.
      Нейса подняла голову. Черные глаза смотрели на Стайла в упор, изо рта торчал пучок травы, и, как все из породы лошадиных, она перестала жевать и застыла, когда что-то привлекло ее внимание.
      Стараясь выражаться как можно велеречивее, чтобы воздать должное уважение кобылице, Стайл сказал:
      — Я сожалею, что вынужден просить Нейсу упустить благоприятный момент обзавестись потомством, но так случилось, что у Адепта из Голубого Замка есть неизвестный враг, возможно, другой могущественный Адепт, который убил однажды его дубля и теперь мечтает сделать то же самое с ним. У меня впереди нет еще одной, третьей, жизни, и до тех пор, пока мне грозит смерть, я не могу оставаться без помощи и советов верного единорога. Никто не сможет так хорошо помогать мне, как Нейса. Вот почему мне бы хотелось, чтобы Нейса временно отложила свой визит к жеребцу. Я сознаю, что возлагаю на Нейсу большую ношу, но это единственное, что я могу сейчас предпринять ради своего спасения.
      Нейса, польщенная, фыркнула, всхрапнула. Она, похоже, не была разочарована.
      Когда кобылица дожевала траву, Клип вопросительно взглянул на нее. Приглашая на дуэт, он зацепил своим рогом ее рог, но, не почувствовав ответного желания, трубить не стал.
      Однако одна проблема была заменена другой. Кобылица не могла ослушаться жеребца, и Стайлу предстояло самому, как Адепту, разговаривать с ним. Согласно неписаной, но строгой иерархии на планете Фаза вожаки табунов и Адепты, условно выражаясь, были равны, хотя высшая власть все же в какой-то мере оставалась за Адептами. Стайл решил не пользоваться своим относительным преимуществом и разговаривать с жеребцом на равных. Но сначала нужно было уладить дела в Голубом Замке.
      Он встретился со своим телохранителем — великаном Халком. Насколько Стайл был миниатюрен, настолько громоздок был Халк — гигант, глыба железных мускулов. Он в совершенстве владел искусством ведения всех видов рукопашного боя и был совсем даже неглуп — вопреки утверждениям некоторых обитателей Голубого Замка.
      — Мне нужно на денек покинуть замок, — сказал ему Стайл. — Необходимо побеседовать с жеребцом, но ведь к себе я не могу его вызвать.
      — Это уж точно. У жеребца скверный характер, он самолюбив и никогда ни в чем не уступит. Берегись, Стайл!
      — Не нужно, друг мой, предостережений! Я не боюсь единорогов, мне нечего их опасаться, но вот за Голубую Леди я тревожусь. Мне бы хотелось, чтобы ты охранял ее в мое отсутствие. Мой неизвестный Недруг, возможно, попытается нанести мне удар через нее. Ты не маг, по крайней мере, не практикующий маг, но если никто не узнает, что я уехал, не будет и коварных заклинаний. А против всего остального твоего опыта хватит, у тебя его не меньше, чем у меня.
      Халк в знак согласия кивнул.
      — Леди, безусловно, нуждается в охране.
      — Она не оставила Голубой Замок после того, как убили хозяина, ее мужа. Он был моим двойником, могущественным Адептом. Я — его вторая сущность, но пока я не овладел в совершенстве искусством магии. И в Голубом Замке мне постоянно напоминают об этом. — Стайл криво усмехнулся, вспомнив, как только что с ним говорила Голубая Леди. — Итак, Леди нуждается в твоей охране и…
      — И она очень привлекательная женщина! — добавил Халк. — Магнит для всяческих злых и добрых сил.
      — Мое первое я обладало тонким вкусом!
      — Одно я не могу взять в толк, — сказал Халк, — если всякий, кто живет в параллельном мире Протон, имеет на Фазе своего двойника, то как быть со мной? Есть ли у меня на Фазе другое "я"?
      Стайл задумался.
      — Срок твоего пребывания на Протоне ограничен тридцатью годами. Скажи, была ли у тебя там семья?
      — Я попал на Протон пятнадцати лет, а мои родители находятся на расстоянии пятнадцати световых лет от Протона, я жил там один. Кстати, через несколько месяцев мой срок истекает, так как же: есть у меня двойник на Фазе или нет?
      — Сдается мне, что ты — не коренной житель Протона, — сказал Стайл. — Поэтому у тебя, видимо, нет и второго "я" на Фазе, у тебя, похоже, вообще нет места в альтернативной схеме. По-моему, ты волен переходить из мира в мир, ничего не опасаясь.
      — Итак, меня не убивали, — улыбнулся Халк, — это уже легче.
      И Стайл улыбнулся.
      — Да и кто в состоянии это сделать? Ты одной ладонью расплющишь любого человека среднего сложения.
      — Исключая тебя, когда мы состязались в Большой Игре.
      — Но я не смогу осилить тебя в рукопашном бою!
      Халк насмешливо сощурился.
      — Только без ложной скромности, маленький великан! Ты прекрасно знаешь, что твоя сила совсем в другом…
      — Но у меня другая весовая категория, — уточнил Стайл.
      Ему приятно было беседовать с тем, кто понимал его и мог на равных состязаться с ним в Большой Игре.
 
      Стайл поднес к губам гармонику и заиграл. Полились нежные звуки, затем Адепта обволокло легкое облачко; оно становилось все плотнее и плотнее. И тут Стайл спел заклинание, которое сам составил:
 
       "Сила магии, не покинь меня,
       Соберись во мне до исхода дня.
       Посторонний глаз пусть не зрит меня.
       Невидимка я! Невидимка я!"
 
      Стайл не мог излечить себя от недуга, но мог, например, стать невидимым. Пропев заклинание, Адепт вытянул перед собой руку, помахал ею. Руки он не увидел.
      Она стала невидима.
      Нейса чувствовала его по запаху и спокойно восприняла его исчезновение.
      — Верхом на кобыле я могу незаметно покинуть Замок, — сказал Стайл Леди, которая была здесь же. Она возразила:
      — Любой наблюдательный человек заметит, что единорог несет на себе ношу!
      — Да, ты права… — Стайл минуту растерянно помолчал и пропел новое заклинание:
 
       "Сила магии, не покинь меня,
       Соберись во мне до исхода дня.
       Невесомый я! Бестелесный я!
       Легким перышком обернулся я!"
 
      Он почувствовал, что его тело как бы растворяется, распадаясь на мельчайшие частички, теряет вес.
      — Прекрасно! — заключил Адепт.
      Халк и Леди, казалось, были озадачены. Адепт сказал весело:
      — Я буду по очереди говорить с вами. Леди, ты, конечно, чувствуешь по моему голосу, что я стою на земле, а не парю в воздухе. Это все потому, что похожие заклинания нельзя произносить подряд, от этого они теряют силу. Я не стал полностью невесомым, сейчас мой вес составляет половину — фунтов двадцать. Халк, как по-твоему, почему я не сверкаю подобно солнцу, ведь я сказал всеобъемлющее слово «Light». Не знаешь? Да потому, что мои слова лишь озвучивают мысль, которая у меня в мозгу, мысль наполняет слова. Если бы я захотел сверкать подобно солнцу, несмотря на то, что уже стал невидимым, я мог бы воспользоваться тем же самым заклинанием, изменив только мое мысленное желание, и этого было бы достаточно, чтобы исполнились мои намерения…
      — Ты-то увлекаешься магией, но я, честно говоря, не верю, что этому может научиться каждый.
      Стайл рассмеялся.
      — Отчего же? И ты тоже, если захочешь, можешь стать Адептом. — Он шутил и не подозревал, что в его шутке есть доля правды.
      Пожалуй, употреби Халк прилежание и старание, он мог бы стать магом. И не только Халк. Возможно, многие из тех, кто поверил бы в свои силы и проявил бы усердие, смогли бы стать магами. Заурядными магами. Но только один из тысячи по настоящему мог поверить, потому и мало было на Фазе Адептов. Тот, кто был посвящен в Адепты, ревностно относился к своему положению, порой старался безжалостно погубить соперника, да и к тому же наиболее талантливого. Вот почему неспособному на подобное Стайлу было бы предпочтительнее вообще удалиться с этого поприща. Вражда с неизвестным Адептом ничего хорошего ему не сулила.
      Стайл попрощался с друзьями и сел верхом на Нейсу. Ему не понадобились ни седло, ни поводья.
      Нейса подбежала к Клипу и два единорога веселой рысью стали удаляться от ворот Замка. Непосвященному могло показаться, что Клип провожает сестру к Жеребцу, выполняя его приказ. Маленькая кобылка все же ощущала наездника, и ее поступь не была столь легкой, как у брата.
      Стайл воспользовался единорогом потому, что не был уверен, что сможет перемещаться с места на место по воздуху. Одновременно менять свое обличье и невидимо передвигаться — пока было ему не по силам. Конечно, он мог бы попробовать, но не хотелось опасно экспериментировать, когда к этому не вынуждают обстоятельства. Подобная попытка могла стать роковой.
      Итак, ему требовался транспорт, и Нейса была лучшим средством передвижения.
      Она вообще была его первой лошадью на Фазе и первым настоящим другом. Когда он попал в мир Фазы, его любовь к лошадям перешла на единорогов, которые превосходили лошадей по всем статьям. У них был музыкальный рог, в нужный момент становившийся устрашающим оружием. Они были наделены акробатическими способностями, недостающими даже самой породистой лошади, разумом и умением перевоплощаться.
      Да, единорог был тем творением, которое Стайл подсознательно долго искал, пока наконец не нашел.
      Нейса — в человечьем обличье — понравилась ему и стала его любовницей. Это случилось до того, как он встретил Леди. Но когда встретил, понял, что его удел — влюбить не преданного безгранично оборотня, а себе подобное существо.
      У Голубой Леди поначалу возникла к Нейсе неприязнь, но, когда она убедилась, что Нейса стала верным другом Адепта, чувство это исчезло. В магическом измерении Фазы только Клятве Верности придавалось значение, только клятва другу была святыней, отношения же полов вообще в расчет не принимались.
      Ирония судьбы заключалась в том, что в момент, когда могла исполниться заветная мечта Нейсы родить детеныша, Клятва Верности стала препятствием на ее пути. Клятва обязывала Нейсу-единорога уберечь Стайла от ловушек и западней в незнакомом ему мире, помочь избежать опасностей, вражды Недруга.
      На единорогов не действовали многие заклинания. Лишь колдовство Внешних Магов могло разрушить магический барьер, создаваемый единорогами. Не без основания полагая, что главным Недругом был Адепт, Стайл надеялся, что его собственные силы, подкрепленные преданностью единорога, помогут одержать победу в схватке с могущественным противником.
      Леди на прощание сказала, что, по ее ощущениям, у враждующего Адепта нет охранника-единорога и это дает Стайлу дополнительный шанс победить.
 
      Единороги поскакали легким аллюром, а потом, когда размялись, перешли на галоп. Скачка была превосходной, превосходной была и музыка, льющаяся из рогов. Сопрано гармоники и альт саксофона — этот редкий дуэт — сопровождал четкий ритм, отбиваемый копытами. Стайлу захотелось присоединиться к дуэту, но он побоялся обнаружить себя.
      Гибельные зловещие тени исконно таились в мирном с виду пейзаже, недобрым дышали топкие болота, редкие прогалины. Однако в эти минуты злые силы дремали: не было смысла вводить в соблазн Адепта, все равно он не заплутал бы в коварных топях, ибо единороги хорошо знали тут каждую тропу, к тому же слыли храбрыми бойцами.
      Клип указывал им направление. По велению Жеребца табун единорогов перебирался с одного пастбища на другое по гладким долинам, обрамленным с двух сторон грядами высоких гор. Чужеродные табуны пасутся на других равнинах здесь не принято уходить за пределы своих пастбищ. Люди считали эти места владениями Адепта, но лесное зверье знало, что они принадлежат единорогам. Свои собственные потаенные ниши занимали в лесах оборотни-гоблины. И каждая тварь мнила себя Главной Силой в кишевшем нелюдью царстве.
      Адепт водил дружбу с обитателями этих мест. Здесь, на Фазе, мирное сосуществование было более-в почете, чем в другом, немагическом мире. К тому же Стайл с неподдельной искренностью относился к лесным и горным существам. Когда-то, к примеру, оборотни очень помогли ему, а теперь вся их стая была связана Клятвой Верности с Нейсой.
      Единороги мчались на запад. Вот они миновали места, где когда-то Стайл впервые встретился с Нейсой. Эти места были дороги для них обоих.
      Стайл припал к шее кобылицы в невидимом объятье; она ответила ему — запрядала ушами, гладкая лоснящаяся шкура ее покрылась мурашками и мелко задрожала, точно Нейса стряхивала с себя мех.
      Это невидимое общение было особенно драгоценно тем, что свершалось в тайне от всех. Даже от Клипа.
      На юге тянулась Гряда Пурпурных Гор, на севере — Белая Гряда. Адепту хотелось побывать там, горы манили его, в горах он мог узнать о Фазе несравненно больше, чем в долинах, но время для этого, он знал, еще не пришло. Когда Стайл встретится с Главным Недругом и одолеет его, только тогда он продолжит исследование Фазы, а сейчас ему остается только гадать: что же прячется за таинственным горизонтом?
      Уже два часа скакали единороги, покрыв расстояние более двадцати миль. Мир Фазы пользовался своими единицами измерения, имевшими скрыто-магическую природу. По наиболее знакомому Стайлу счету эти двадцать миль составляли примерно тридцать два километра.
      Стайл и сам без помощи единорогов мог бы за это время одолеть подобное расстояние — он преуспевал в марафоне, но для этого потребовалась бы неимоверная трата магической энергии, он израсходовал бы запас ее на несколько дней вперед. Для единорогов же двадцать миль — приятная, без напряжения, пробежка. На длинных дистанциях эти животные идут в два раза быстрее, не говоря уже об экстремальных обстоятельствах, когда скорость увеличивается многократно.
      Лучи заходящего солнца слепили глаза. Наступило время пастись. Единороги не были беговыми автоматами — подобно лошадям им необходимы питье и сочная вкусная растительность. Стайл мог бы без особых усилий сотворить нужное количество овса, но единороги, гордые и независимые, предпочитали самостоятельно добывать себе корм.
      Нейса замедлила шаг, заметив на голом склоне зеленый островок, приблизилась к нему и стала сосредоточенно щипать сочную траву. Стайл спрыгнул с кобылицы, чтобы дать ей возможность спокойно насытиться. Та не обращала на него внимания и хотя не видела, но точно знала, где он находился. Мягкий травяной покров заглушал его шаги, потому любой, случайно появись здесь, не смог бы заподозрить присутствие человека, но чутье единорога было сверхъестественно тонким.
      Стайл вез для себя провиант. Леди позаботилась об этом. Стоило ли с риском обнаружить себя прибегать к колдовским коротким заклинаниям, чтобы сотворить пищу? Основной предосторожностью является заповедь: не растрачивать заклинания особой силы, употреблять короткие.
      Адепт отыскивал подходящее местечко для трапезы. Спускаясь с крутого каменистого склона, он заботился о том, чтобы центр тяжести тела не приходился на колени. Колени, как научил горький опыт, излечиваются не так быстро, как хотелось бы. Конечно, можно опять прибегнуть к заклинаниям, но это в силах сделать лишь посторонний, сам Адепт не в состоянии вылечить себя от недуга. Но как знать — не окажется ли тот, кого он попросит помочь, тем самым Главным Недругом?
      Больные колени все же позволяли Стайлу быстро ходить, ездить верхом, он научился спрыгивать из седла на землю, не особенно сгибая колени. Конечно, его акробатические способности малость пострадали, но навыки-то остались!
      Пощипав траву, Нейса боком прислонилась к скале и задремала. Стайл взобрался на ее спину и тоже заснул, положив голову на теплый зад кобылицы. Она была очень уютной, приятно пахла лошадью, и вряд ли нашлось бы другое место, где Стайлу было бы так хорошо. Разве только в объятиях Голубой Леди… Однако это было бы наградой, великой наградой, которую он пока что еще не заслужил. Леди сохраняла верность своему покойному мужу. Стайл был дублем, двойником того человека, но Леди никогда и никоим образом не перепутала бы их.
      Утро следующего дня застало их в пути. Мягко, пружинисто шли единороги, пока, наконец, не повстречали табун. Он пасся на широком солнечном склоне, спускавшемся к болоту. За этим болотом, как помнил Стайл, находился дворец Оракула, который ответил на один-единственный, самый главный вопрос в жизни Стайла.
      «Познай самого себя!» — посоветовал Оракул Стайлу, и, несмотря на кажущуюся расплывчатость, этот совет, действительно, явился ключом к существованию Стайла на Фазе. Тот, кого Стайл распознал в себе, стал Адептом, магом, чародеем.
      Единорог, стоявший в дозоре и охранявший табун, подал сигнал тревоги — это был трубный звук духового инструмента, и по команде весь табун поднял голову, а потом единороги, подбежав рысью, образовали широкий полукруг, разомкнутый в сторону приближавшихся сородичей. При этом они вдохновенно трубили.
      Слушая великолепный духовой оркестр, Стайл почувствовал, как его покидают тревога, настороженность: в их встрече не крылась враждебность. И хотя Нейса научила его фехтованию рапирой против изогнутого грозного рога, он понял, что это его искусство здесь не понадобится. Да, поистине грозным оружием были наделены единороги. Обладая им, они могли и нападать, и обороняться. Редко какой — даже очень сильный — противник осмелился бы напасть на единорога.
      Вновь прибывшие вбежали в центр живого полукруга и остановились. Там находился Жеребец, великолепный экземпляр лошадиной эволюции. Его тело было жемчужно-серым, грива и хвост струились серебряными нитями, а задние ноги украшали черные гетры. Он был хорошо сложен, сильный, мускулистый, высотой до восемнадцати ладоней. Рог его, извиваясь спиралью, переливчато блистал — настоящее чудо-оружие, способное сразить любого. Этот рог сыграл заливистую мелодию, и круг замкнулся.
      Стайл почувствовал тяжесть в теле, вес возвращался к нему, а через мгновение он увидел и свои руки. Его заклинания о невесомости и невидимости вмиг испарились, хотя он и не желал этого. Вожак захрапел, Клип и Нейса суетливо завертелись, засучили ногами. Единороги позволили им выйти из кольца.
      Стайл, снова видимый, в своем обычном веса, спрыгнул на землю и предстал перед Жеребцом, а тот в свою очередь обернулся человеком. В человечьем обличье он был высоким и мускулистым. На лбу торчал короткий рог.
      — Добро пожаловать во владения Табуна! — почтительно приветствовал он гостя. — Чем обязан такой прекрасной встрече?
      Итак, замкнутый круг единорогов свел на нет все заклинания Адепта! Его чары могли одержать верх только над способностями к магии у одного единорога, но над чарами целого табуна он был не властен, хотя в особом случае могло быть исключение. Но какое колдовство вечно? А его заклинаниям исполнились уже сутки, и с течением времени они все больше ослабевали.
      В конечном счете ничего плохого не произошло, ибо Стайл не был в стане врагов, а наоборот, находился в полной безопасности от враждебной магии — кольцо точно таким же образом могло рассеять чары любого другого Адепта.
      Стайл решил сразу не раскрывать цель своего визита.
      — Рад встрече, Жеребец, — учтиво ответил он, — я прибыл поговорить с тобой!
      Человек-единорог вложил три пальца в рот и издал звук, похожий на растянутый звук аккордеона, и тут же подбежали к нему два сородича, неся какое-то сооружение на своих рогах. Они поставили его на землю и удалились. Это был стол, изготовленный из старых рогов, и прикрепленные к нему такие же стулья. Стайл знал цену такому сооружению: оно стоило больше, чем если бы было сделано, например, из слоновой кости, поскольку магическая сила обитателей табуна заключалась именно в их рогах.
      Вожак сел, жестом пригласил Стайла последовать его примеру.
      — О чем хочет беседовать Адепт с таким ничтожеством, как я? — задал вопрос человек-единорог.
      Стайл понял, что говорить с ним будет не так-то просто. Жеребец невзлюбил Стайла с их первой встречи, когда тот привел его в замешательство по какому-то поводу. И он предусмотрительно решил сказать кое-что о себе: