5

О происшедшем на борту ЭУР2002 мы узнали позже. Эти сведения были примерно такими.

В этот период времени на борту царило возбуждение. Вся команда надёжно находилась в руках третьего пилота Байера.

— Завтра на рассвете мы предпримем новую попытку старта, — пообещал он. — И пусть все летит к черту, если это нам не удастся.

Возможно, остальные считали Байера чокнутым — с тех пор, как доклад Вишера убедил многих членов экипажа в том, что туман в действительности является разумным существом, но тем не менее они недооценивали таинственного противника, имеющего в распоряжении возможности помешать старту.

Оптимизм заполнил корабль за несколько часов до старта. Каждый почему-то был убеждён в том, что эта попытка будет удачной.

С восхода солнца вахту в рубке управления приняли Байер и Тирстен. Старт был назначен на 13 час. 00 мин. по бортовому времени. Все приготовления были закончены. Следуя старой привычке, Байер и Тирстен в двенадцатый раз просмотрели показания приборов. Все было в порядке. Байер посмотрел на хронометр. 12 час. 50 мин. Внезапно массивный корпус корабля потряс слабый толчок. Байер подскочил на месте.

— Что случилось? — воскликнул он.

Оказалось, что ЭУР2002 уже находится метрах в двадцати над поверхностью планеты и удалялся от неё со все возрастающей скоростью. Взгляд Байера пробежал по шкалам приборов. Связанный с радаром тахометр, ориентированный на детали поверхности, показывал скорость 40 км/час, которая все увеличивалась, а скорость по потреблению энергии — ноль.

Только спустя некоторое время Байер понял, что тот, кто смог прижать к поверхности космический корабль таких размеров, как ЭУР2002, был в состоянии поднять его с этой поверхности.

— Полную мощность на вертикальные дюзы секторов от «А» до «Е»! — прозвучал его приказ.

Тирстен произвёл серию переключений, но запланированный тормозной манёвр был тем, на что туман ответил молниеносной реакцией. Внешнее поле усиливалось в той же мере, в какой усиливалась мощность двигателей. ЭУР2002 поднялся ещё выше, а потом взял курс на юг.

Байер был бессилен. Корабль не реагировал ни на один из его задуманных манёвров. Спустя десять мнут он сдался, о чем поставил в известность экипаж.

— В данный момент я ничего не могу сделать, — объяснил он. — Корабль вышел из-под моего контроля, однако заверяю, что сделаю все, чтобы не допустить серьёзной угрозы ни самому кораблю, ни его экипажу.

Это были содержательные слова, которые некоторые могли и переоценить. Только когда Байер подумал о своей ответственности в качестве временного командира корабля и третьего пилота, это привлекло его внимание.

Они видели на экранах, как под кораблём приближались огромные горы большой равнины. ЭУР2002 пролетел над берегом экваториального моря. Его горизонтальная скорость была около 500 км/час. Время от времени Байер пытался повлиять на полет при помощи двигателей, но электрическое поле настолько надёжно держало корабль в своих объятиях, что не последовало никакой реакции.

Восемью часами позже ЭУР2002 пролетел над южным берегом экваториального океана. Всю сушу покрывали джунгли. Ещё дальше на юг, в часе полёта, поле зрения пересекла могучая горная цепь. Корабль пролетел над первым рядом частично покрытых снегом вершин.

— Мы опускаемся, — сообщил Тирстен некоторое время спустя. — Расстояние до поверхности три тысячи метров.

Джунгли приблизились. Байер в последний раз попытался взять корабль под свой контроль, но это ему не удалось. ЭУР2002 неумолимо опускался в первобытный лес. Третий пилот со стоном упал в кресло и стал покорно следить по экранам за посадкой корабля. Внешние микрофоны ясно донесли хруст и скрежет, с которыми корабль проламывался через кроны деревьев, дробя под собой растительность.

— Что теперь? — с детской непосредственностью спросил Тирстен.

— Вы думаете, я знаю? — раздражённо пробурчал Байер.

Вскоре снаружи стемнело, и Байер включил инфракрасный прожектор, чтобы осмотреть окрестность. Много пользы он им не принёс, так как джунгли подступили к самым стенкам корабля, а густая масса растительности была почти непрозрачна для самого мощного прожектора.

Ничего не было видно. Неизвестность заставляла людей на борту дальнего космического корабля чувствовать некоторую неуверенность. Нервозность команды возрастала. Байер вызвал в рубку управления дополнительную смену, однако они с Тирстеном отказались смениться и остались в рубке. Спали они попеременно — если только эту дрёму можно было назвать сном.

Спустя удивительно короткое время вновь стало светать. В результате быстрого вращения этой планеты дни и ночи были намного короче, чем на Земле.

— Что нового? — спросил Байер, очнувшись от дрёмы.

— Ничего, — покачал головой Тирстен.

Они стали ждать. Солнце поднялось над кронами деревьев. Прозвучали вызовы. Члены экипажа хотели знать, что им делать.

— Подождём, — пробурчал Байер. — Нас зачем-то перенесли сюда, значит должно что-то произойти.

Солнце ползло по сапфировому небу.

— Дьявольски жарко, — пожаловался Тирстен и указательным пальцем провёл по внутренней стороне воротника рубашки, а потом бросил взгляд на термометр. — 28 градусов, — сказал он.

— Сколько?

Термометр был настроен на номинальную шкалу в 22°. Байер был озадачен. А температура тем временем неумолимо поднималась, и минут через пятнадцать столбик термометра перешагнул отметку в 35°. Весь корабль потел. Система охлаждения работала на полную мощность, но снизить огромное поступление тепла не удавалось.

Когда температура внутри корабля достигла 45° и не было видно конца этому необъяснимому нагреву. Байер отдал приказ надеть скафандры и покинуть корабль, хотя многие уже надели скафандры по собственному почину. Вделанные в них климатизаторы приносили некоторое облегчение, но никто не знал, как долго они выдержат.

— Снаружи все спокойно, — сообщил Байер. — Насколько я могу видеть, временно покидая корабль, мы никакому риску не подвергаемся.

Между тем секция метеорологии пыталась выяснить причину внезапного нагрева. То обстоятельство, что лесная растительность в окрестностях корабля в радиусе более пятидесяти метров за последние часы заметно увяла, доказывало, что эффект этот действует не только на корабле.

Байер нажал на клавишу открывания шлюзов. Первые группы членов экипажа уже стояли в шлюзовых камерах, готовые к выходу. Увидев, что контрольные лампочки продолжали оставаться красными, третий пилот удивился. Приказ шлюзам открыться не зажёг ни единой зеленой лампочки. А секундой позже пришло сообщение из шлюза А:

— Люк не открывается.

В последующие минуты подобные же сообщения пришли и из других шлюзов. Температура внутри корабля достигла 82°. Байер почувствовал, что жара проникает и внутрь скафандра, хотя это ни в коем случае не было следствием его бессильного гнева.

— Вскрыть люки! — прозвучал его приказ.

Теперь нужно было позаботиться о резаках. Никто не мог рассчитывать на такое развитие событий. А тем временем температура продолжала подниматься. Поступили первые сообщения о тепловых ударах и потерях сознания. Жара на борту корабля перешагнула предел сопротивляемости скафандров. Люди ломались. Байер с нетерпением ждал сообщений об использовании резаков.

Вместо этого поступило сообщение от метеорологов.

— Мы нашли причину, — задыхаясь, произнёс чей-то голос. — Линзообразные образования из плотного воздуха… в трех тысячах метрах над кораблём! — человек явно говорил из последних сил. — Действует, как стеклянная линза…

Затем послышался хрип, и передача прервалась.

— Проклятье, где же резаки? — хрипло выдохнул Байер. Последнее, что он услышал, прежде чем потерять сознание, было сообщение из шлюза С:

— Мы больше ничего не можем сделать. Все… потеряли… сознание…

Вот какова была фантастическая идея Жаклин: туман должен быть в состоянии создать в определённой части атмосферы область мощного избыточного давления, имеющую геометрическую форму линзы. Линза была помещена между солнцем и ЭУР2002 таким образом, чтобы корабль оказался почти в её фокусе. Остальное было детской забавой. ЭУР2002 нагреется, как печка. Первоначальный план Жаклин предусматривал, что жара выгонит экипаж из корабля. Как только это произойдёт, мы все трое взойдём на борт, займём рубку управления и сможем стартовать.

Согласно моему предложению, экипажу нужно было любыми способами воспрепятствовать покинуть корабль. В результате эффекта линзы температура на борту корабля на строго ограниченное время превзойдёт возможности охлаждающих систем скафандров. Мужчины и женщины из экипажа потеряют сознание, а как только это произойдёт, линза будет ликвидирована. Никому не будет причинено серьёзного вреда. В этом случае, когда начнётся последний акт этого грандиозного спектакля, экипаж останется на борту. Нам не нужно оставлять наших людей на Эоле.

Жаклин Ромадье разрабатывала идею, как нам не позволить открыться внешним люкам шлюзов. Вишер оценил, что температура в фокусе линзы в течение нескольких минут поднимется до 2000°. Обшивка ЭУР2002 столько выдержит, а все, что сверху, поступит внутрь корабля. Байер отдаст экипажу приказ надеть скафандры, а их конструкция нам известна. Они защищают от конвекционного нагрева, пока окружающая температура не превысит 100°. Была опасность, что воздух на борту нагреется много выше этой точки.

Вишер мысленно связался с центром тумана и рассказал ему о нашем плане. Через двадцать минут он получил ответ и улыбнулся.

— Великий Мастер заинтересовался нашей идеей и сделает все, чтобы помочь нам.

У меня было тайное подозрение, что часть заинтересованности Великого Мастера связана с тем, что мы обучили его новому трюку. Он ещё не знал фокуса с воздушной линзой, зато в будущем он сможет действенно использовать это.

Мы обсудили план во всех подробностях. На тот случай, если пара членов экипажа все же останется в сознании, с нашей стороны было бы неразумно сажать корабль на открытой местности. ЭУР2002 должен совершить посадку в таком месте, где у нас было бы укрытие до самого шлюза. Об этом тоже было сообщено туману.

Во-вторых, нам нужен был мощный передатчик, при помощи которого мы могли бы держать люки закрытыми, пока это было необходимо. Этот пункт доставлял мне особое беспокойство, однако оказалось, что Вишеру без труда удалось сообщить туману сведения о конструкции простейшего импульсного передатчика, а тот, в свою очередь, передал их нескольким талантливым рабочим. Через десять часов у нас был передатчик, при помощи которого мы могли излучить приказ не открываться всем шлюзам; а к нему ещё был подсоединён и мощный генератор.

Мы договорились с туманом о месте посадки корабля. Коричневокожие рабочие пришли сюда, казалось, по собственному почину и вручили нам тяжёлые мачете, которыми мы пробили брешь в джунглях. Незадолго до захода солнца туман сообщил Вишеру, что ЭУР2002 только что пошёл на посадку. После наступления темноты мы отправились в путь.

Вишер сказал, чтобы мы не приближались к кораблю ближе чем на двести метров, потому что нельзя было предсказать зоны нагрева, и нам легко было бы поджариться, будучи в неведении по этому поводу.

— Я попытался представить себе, как все это выглядит внутри корабля. Надеюсь, Байер не допустит ошибок, так как было столько вещей, которые он мог сделать не так. Когда жара станет невыносимой и обнаружится, что внешние люки шлюзов открыть нельзя, он может отдать приказ вырезать их, и тогда туман проникнет внутрь, и все наши труды пропадут даром.

Взошло солнце. Мы лежали у подножия одного из лесных гигантов и видели только крошечные кусочки внешней обшивки ЭУР2002, проблескивающие сквозь листву, да лишь намёки на шлюзы В и С.

Когда началось действие жары, мы включили импульсный передатчик. Я и Жаклин сменяли друг друга у генератора. Мощность сигналов была рассчитана таким образом, чтобы без труда перекрыть сигналы об отпирании люков, исходящие из рубки управления. Расчёт был сделан верно, люки остались закрытыми, хотя в это время Байер, вероятно, давно уже с дикой яростью нажимал на клавиши.

Мы тоже чувствовали себя неуютно. Джунгли начинали дымиться. Густая листва сначала пожелтела, потом стала коричневой. Вверх поднимался чад. Действие воздушной линзы вдоль окраинной зоны было не таким сильным, как в центре, иначе возник бы лесной пожар. К нашему счастью, джунгли были насыщены влагой, и, пока не испарится вся вода, никакого постоянного пламени быть не могло.

Вишер попытался определить, как долго нам придётся использовать линзу, чтобы достичь своей цели, но это было не так-то легко. При любых обстоятельствах надо было избежать серьёзного вреда людям. С другой стороны, все наши труды пошли бы насмарку, если бы нам не удалось заставить потерять сознание по меньшей мере девяносто процентов членов экипажа, поэтому мы могли только надеяться, что Вишер рассчитал верно.

— Ещё двадцать минут, — сказал он.

Это значило, что туман отключил воздушную линзу, растворил её, или как там это ещё назвать. По нашим оценкам, понадобится ещё двадцать минут, чтобы почва в окрестностях корабля охладилась настолько, что по ней можно было бы пройти без опасности.

Десять минут спустя мы отправились в путь, закрыв шлемы скафандров. Пару дюжин метров мы пробивались сквозь сочные зеленые джунгли, пока не достигли зоны завядшего леса. Хотя здесь мы пошли быстрее, я почувствовал, что мои подмётки постепенно нагреваются. Вишер перекинул через плечо передатчик, я нёс генератор. Мы остановились перед возвышающейся массой корабля, пластиковая обшивка которого излучала так сильно, что это ощущалось даже сквозь стекла шлемов.

Я включил генератор, а Вишер дал команду шлюзу С открыться. Створка люка скользнула в сторону, из отверстия выдвинулся трап и упал вниз, коснувшись почвы.

Мы поднялись вверх. В большой шлюзовой камере без сознания лежал человек, а возле него резак. Итак, Байер действительно хотел вскрыть люк. Мне стало гораздо хуже, чем было на самом деле, когда я подумал, что мы были на самой грани провала.

По ту сторону внутреннего люка мы натолкнулись на группу потерявших сознание людей. Температура на борту все ещё была около 60°, и мы убедились, что люди часа через два снова придут в себя. Потом мы пошли дальше.

— Охлаждение работает, — отметил Вишер. — Если сейчас здесь 60°, то до этого температура, вероятно, достигала градусов 130.

Вопрос заключался в том, какой вред нанёс этот поток жара. Вся вода в открытых ёмкостях вскипела и испарилась.

— Мы займём рубку и машинное отделение, — решил Вишер. — На большее рассчитывать мы не сможем. Этого должно хватить, чтобы долгое время держать экипаж в руках. Стартуем немедленно.

Он был прав. Пока мы не стартовали, нас можно было достать в обоих вышеназванных помещениях, можно было выгнать из этих укрытий при помощи оружия средней мощности, но, когда корабль будет находиться в космосе, каждый, кто нападёт на нас, подвергнет опасности свою жизнь, потому что управление ЭУР2002 будет находиться в наших руках.

— Я займу рубку управления, — произнёс Вишер, — а вы с Жаклин возьмёте на себя машинное отделение.

Несмотря на странную роль, которую играл Вишер, он все ещё был командиром, и я повиновался ему, даже если задание, придуманное им, казалось мне довольно рискованным.

Мы не потеряли ни секунды. Каждый их членов экипажа в любое мгновение мог прийти в себя. Если они поймут, что мы хотим сделать, то, вероятно, будут действовать самостоятельно, не ожидая никаких приказов.

Когда Вишер направился в рубку управления, Жаклин озабоченно посмотрела ему в спину. Я осторожно взял её за руку и потянул за собою.

— Ему уже ничем не поможешь, — попытался я её утешить.

Помещение, в котором были размещены батареи фотонных двигателей, было впечатляющих размеров и имело только два входа, которые мы могли легко охранять и защищать. Аппараты загудели. Из интеркома раздался голос Вишера.

— Я удалил из рубки Байера и ещё двух потерявших сознание, закрыл и запер люк в рубку, включил прогрев двигателей. Мы стартуем через несколько минут.

Обычно в машинном отделении никого не было, поэтому здесь отсутствовали экраны. Мы слышали, как нарастает грохот фотонных двигателей, потом ощутили лёгкий толчок. ЭУР2002 оторвался от грунта.

Я уловил испуганный взгляд Жаклин.

— Я знаю, что я надменная упрямица, — сказала вдруг она, очень удивив меня, — но это из чистого страха, что другие заметят, что я… что я… — она не закончила фразу, но мне было известно, что она хотела сказать. — Теперь, — продолжила она, — мне хочется приложить все усилия, чтобы все пошло хорошо.

Я кивнул ей, понимая, что сейчас страх и снобистское жеманство больше не были нужны ей. Не так уж много человеческих знаний надо было иметь, чтобы понять, что происходило между командиром и врачом. Они прилагали все усилия, чтобы скрыть это не только от себя, но и от остальных, но обмануть кого-либо на самом деле вряд ли смогли.

— Все будет хорошо, Жаклин, — сказал я ей. — В рубке управления находится отнюдь не идиот.

Ей ещё раз показалось, что старый тупица хочет пойти на прорыв. Когда я назвал её по имени, глаза девушки сердито блеснули, но потом лицо её расслабилось и она улыбнулась, как бы давая вонять, что наш главный врач уже в полном порядке.

Но для ЭУР2002 началась самая необычная часть полёта, наполненная приключениями.

Теперь отношения больше не были такими ясными и безоблачными, как прежде. На борту корабля находились частички субстанции тумана, проникшие в корабль на поверхности и принесённые в шлемах скафандров. Я предполагал, что концентрация субстанции вполне достаточна, чтобы информировать центр тумана о наших мыслях, и, напротив, считал в высшей степени невероятным, что туман может влиять на наше мышление. Итак, нужно было, как и прежде, соблюдать величайшую осторожность. Дневные мечтания и свободный ход мыслей были недопустимы, так как могли выдать туману наши истинные намерения. Соблюдение мер предосторожности, разумеется, касалось только Жаклин, Вишера и меня, кто был связан с туманом, остальные же члены экипажа могли думать, о чем хотели. Великий Мастер уже давно знал, что они рассматривают его как врага.

Мы с Жаклин не заметили беспокойства, которое должно было подняться на палубах и в коридорах корабля. Мужчины и женщины, приходя в себя, отправлялись в свои каюты и другие помещения, обнаруживали, что система охлаждения за это время преодолела убийственную жару, и в первый раз узнавали, что ЭУР2002 находится в открытом пространстве. Они видели на экранах свободно парящий шар планеты, которую мы только что покинули.

Вишер продолжал вести корабль, пока, по его оценке, все не пришли в себя. На экранах интеркома рубки управления он видел все общественные и технические помещения корабля.

По всеобщей связи он проинформировал экипаж:

— Я снова беру на себя командование кораблём. Мы будем действовать по плану, разработанному мной, первым офицером Барлеттой и главным врачом Ромадье. Прошу сообщить, соблюдается ли спокойствие, так как мы находимся в критической фазе нашего мероприятия. В случае необходимости я вправе принять жёсткие меры для подавления бунта на корабле.

Это были жестокие слова, однако я ни секунды не сомневался — и Вишер тоже не страдал наивным оптимизмом, — что такие люди, как Байер, будут подкладывать нам свинью за свиньёй, так как были слишком опытны, чтобы устраивать открытое восстание. Они будут планировать, разрабатывать тактику и искать пути и средства, чтобы доставить нам трудности.

Через десять часов после старта на борту погас свет. Всеобщее оповещение и интерком отключились. Было нетрудно понять, что произошло. Байер со своими людьми захватил силовую установку и произвёл на ней соответствующие переключения.

Однако он мало чего достиг этим. В каждом помещении корабля находился аварийный источник питания от батарей, и уже через секунду после того, как в агрегатном отсеке погас свет, вспыхнули лампы аварийного освещения. Мы попадём в бедственное положение тогда, когда истощится заряд батарей, но до этого в Тибре утечёт много воды. Я рассчитывал на то, что интеркомсвязь с рубкой управления, а значит и с Вишером, вскоре будет восстановлена, но, к сожалению, ошибся. Байер, вероятно, позаботился, чтобы коммуникационная связь была отрезана. Нельзя было надеяться, что третий пилот ограничится отключением тока, иначе вся эта акция не имела бы никакого смысла, а Байер не тот человек, который делает что-то бессмысленное.

Мы ждали.

Отсутствие связи с Вишером действовало нам на нервы. В любое мгновение я ожидал вторжения Байера, хотя понимал, что время теперь было на нашей стороне. Если в скором времени он не предпримет что-нибудь, времени нам хватит. Не то, чтобы я знал, какова наша настоящая цель, потому что Вишер, по вполне понятным причинам, не распространялся об этом, но был уверен, что она находится где-то в области центра тумана, иначе какая цель могла быть у нашей акции? Я также не имел никакого представления о том, что хочет предпринять Вишер, достигнув цели, но мог себе представить, что, если это удастся, нам нечего больше будет бояться тумана.

Кто-то попытался открыть одну из двух дверей. Я ударил рукояткой пистолета по внутренней поверхности двери, чтобы показать, что мы начеку.

Но Байер придумал новый трюк. Он восстановил проводку системы оповещения, по крайней мере, ведущую в агрегатный отсек, что мы заметили только тогда, когда из динамиков внезапно раздался его громыхающий голос:

— Барлетта, сдавайтесь, если у вас сохранились хотя бы остатки чувства долга!

— Не говорите мне о чувстве долга, — сердито ответил я. — Вы же слышали Вишера. Вы…

— Мы даём вам десять минут, — прервал он меня, словно вообще не слышал. — За это время вы должны открыть дверь агрегатного отсека и впустить нас, иначе все помещение по моему приказу будет разнесено на кусочки.

Я хотел было возразить ему во второй раз, но Жаклин успокаивающе положила свою руку на мою. В динамике щёлкнуло. Байер отключился.

— Это была симплекс-связь, — сказала она. — Он вас не слышал.

— Почему симплекс? — спросил я удивлённо. — Его что, не интересует мой ответ?

— Вероятно, он не совсем уверен в своих людях, — предположила Жаклин. — Мы можем сказать что-нибудь, что заставит их задуматься. Он помнит о том, как вы и я опровергли его, когда Вишер делал свой доклад.

Это было вполне возможно, но нам нечего было ломать над этим голову. Байер дал нам десять минут. Его угроза, что он разнесёт агрегатный отсек на куски, показалась нам в высшей степени несерьёзной. С таким же успехом он мог пустить себе пулю в лоб. При взрыве фотонного двигателя никто не уцелеет. Но он намеревался что-то предпринять. Я чувствовал себя покинутым и беспомощным. Вишер должен быть здесь. Он, вероятно, смог бы определить, что планирует Байер. Цель, которую преследовал третий пилот, была мне ясна. Если он захватит агрегатный отсек, то сможет устроить здесь временную рубку управления, а потом, захватив линии командной связи, ведущие в централь, будет в состоянии отсюда управлять кораблём. Но каким образом он намеревается выгнать отсюда Жаклин и меня? Медленно тянулись минуты.

— Что нам делать? — спросила Жаклин.

— Мы будем защищаться.

На её красивом лице появился испуг.

— Но вы же не думаете об этом всерьёз? — запротестовала она. — Мы не можем стрелять в невинных. Байер и его люди не знают, что делают!

Конечно, она была права. Я бы лучше откусил себе кончик языка, чем стал бы стрелять в людей, вместе с которыми проделал долгое путешествие от Земли до IGO 164835. Это была неприемлемая альтернатива. Я не знал, как далеко мы уже улетели от Эола, а также понятия не имел, как далеко туман может протягивать в космос электрические поля, порождаемые им в атмосфере планеты.

Если бы мне кто-нибудь достоверно сообщил, что мы удалились в открытый космос более чем на миллион километров, я, не задумываясь, открыл бы дверь. Больше никто не смог бы нас остановить. Корабль будет спасён, когла ловушка на Эоле останется далеко позади.

Но так ли это?

— Нам никто не может помочь, Жаклин, — сказал я. — Мы должны стрелять.

Тем временем я убедился, что туман читает далеко не каждую мысль, которая возникает на борту ЭУР2002 — это превосходило его возможности. Кроме того, ему надо было ещё надзирать за маленькими темнокожими внизу, на поверхности Эола. Он, по-видимому, ограничился одним или несколькими лицами, которых держал под постоянным контролем. В нашем случае наиболее вероятным кандидатом на это был Вишер. Иногда, в моменты возбуждения и почти паники, я терял контроль над своим сознанием и продуцировал мысли, за которые туман давно бы наказал меня, если бы их прочёл.