Утерянные победы

Затем последовало специальное дополнение к директиве ОКХ.

Из текста телеграммы вытекало, что передача 19 ак в состав группы армий «А» была произведена по приказу Гитлера. Как он пришел к этой мысли? Возможно, что Гитлера навел на эту мысль доклад командующего 16 армией генерал-полковника Буша, который незадолго до этого был у него. Генерал Буш был посвящен в мои мысли. Вероятно, он во время доклада Гитлеру упомянул о нашем желании получить бронетанковые соединения для быстрого прорыва через Арденны. Может быть, Гитлер и сам пришел к этой мысли. Он обладал способностью разбираться в тактических возможностях и много сидел над картами. Он мог увидеть, что легче всего форсировать Маас у Седана, в то время как дальше бронетанковые соединения 4 армии натолкнутся на значительно большие трудности. Возможно, он понял, что переправа через Маас у Седана создаст удобный плацдарм (для переправы южного фланга группы армий «Б» через Маас), и хотел, как всегда, преследовать все заманчивые цели сразу. На практике же, как ни рады были мы получению танкового корпуса, это означало дробление сил наших бронетанковых соединений. Командир 19 танкового корпуса генерал Гудериан, поэтому вначале не был согласен с этим новым планом использования своего корпуса. Ведь он всегда отстаивал ту точку зрения, что танки надо «сколачивать» в одном месте. Только после того, как я познакомил его с оперативным замыслом группы армий «А» и нашим стремлением перенести направление главного удара всей операции на южный фланг, в район действий группы армий «А», когда он увидел заманчивую цель выхода к устью Соммы в тыл противника, он стал самым ярым поборником этого плана. Его энергия вдохновляла впоследствии наши бронетанковые силы, совершившие рейд в тыл противника до побережья Ла-Манша. Для меня, конечно, было большим облегчением то, что моя мысль о прорыве крупными силами танков через Арденны, несмотря на трудности, связанные с преодолением малодоступной местности, рассматривалась Гудерианом как вполне реальная.

Что же касается, однако, передачи в состав группы армий 19 танкового корпуса, то, по замыслу Гитлера, она преследовала, безусловно, только тактическую цель, достижение которой должно было облегчить форсирование Мааса и для группы армий «Б».

И в присланном ОКХ дополнении к директиве нигде не упоминается об изменении общего замысла. Я имею в виду план одержания решительной победы путем охвата противника силами группы армий «А» в направлении на устье Соммы или действий, направленных хотя бы на его подготовку. 21 ноября нас снова посетил командующий сухопутными силами с начальником Генерального Штаба. На совещание в Кобленц были вызваны, кроме командующих армиями группы армий «А», также и командующий группой армий «Б» генерал-полковник фон Бек и его командующие армиями.

Это совещание имеет важное значение в связи со следующим обстоятельством. Генерал-полковник фон Браухич пожелал выслушать от присутствующих командующих группами армий и командующих армиями их соображения, а также распоряжения по осуществлению директивы ОКХ. Когда, однако, после командующего группой армий «Б» и его командующих армиями очередь дошла до нас, Браухич заявил, что ему достаточно выслушать командующих армиями. Очевидно, он хотел предупредить возможность изложения командующим группой армий своих соображений, идущих вразрез с директивой.

Нам не оставалось ничего иного, как еще раз передать руководителям ОКХ наши соображения о том, как должно быть организовано наступление, в письменном виде, в заранее составленной памятной записке. В ней были изложены, как и в двух предшествующих письмах, от 31 октября и 6 ноября, и в четырех последующих, от 30 ноября, 6 декабря, 18 декабря и 12 января, уже упомянутые раньше основные положения, на которых был основан план штаба труппы армий об организации операции в целом. Эти положения в отдельных записках видоизменялись и обосновывались различными аргументами, связанными со складывавшейся к соответствующему моменту обстановкой. Так как, однако, в принципе речь шла об одних и тех же оперативных планах и предложениях, которые уже были изложены, я откажусь от повторений.

В это время Гитлер, очевидно, рассматривал вопрос об использовании 19 танкового корпуса в составе группы армий «А», а также о том, следует ли вводить в прорыв вслед за ним другие силы и как это следует сделать в случае, если удар крупных сил танков, действующих в составе группы армий «Б», не приведет к ожидавшемуся быстрому успеху. Во всяком случае, как пишет Грейнер – ответственный за ведение журнала боевых действий ОКБ, в середине ноября Гитлер запросил ОКХ, следует ли усилить танковый корпус Гудериана и какие для этого можно выделить силы. По Грейнеру, примерно 20 ноября Гитлер дал указание, чтобы ОКХ приняло меры, в случае если это будет необходимо, для перенесения направления главного удара из района действий группы армий «Б» в район действий группы армий «А», если там «обозначится более быстрый и значительный успех, чем у группы армий „Б“.

По-видимому, для выполнения этого указания ОКХ в конце ноября перебросило 14 (мех.) корпус, находившийся на восточном берегу Рейна, за район развертывания группы армий «А». Однако он продолжал оставаться в резерве ОКХ, причем было предусмотрено, что он в зависимости от обстановки будет действовать либо в составе группы армий «Б», либо в составе группы армий «А».

Остается неясным, пришел ли Гитлер сам к мысли о возможности нанесения главного удара группой армий «А» или он к этому времени уже что-либо узнал о планах нашего штаба группы армий.

Через день после упомянутой ранее речи, которую Гитлер произнес 23 ноября в Берлине перед командующими объединениями трех видов вооруженных сил, он принял генерал-полковника фон Рундштедта с генералами Бушем и Гудерианом. Во время этого приема Гитлер, как сказал мне Буш во время обратной поездки в Кобленц, проявил большой интерес к соображениям группы армий. Если это действительно так, то речь, очевидно, шла в первую очередь об усилении бронетанковых сил, входящих в состав группы армий, с целью выполнить задачу, поставленную Гитлером, – прорвать оборону на рубеже реки Маас у Седана для обеспечения действий группы армий «Б». То, что генерал-полковник фон Рундштедт доложил Гитлеру наш план операций, отличающийся от плана, содержащегося в директиве ОКХ, я считаю невозможным, учитывая те шаткие позиции, которые занимал в то время командующий сухопутными силами. Кроме того, он бы информировал меня об этом.

Что касается слов Грейнера о том, что Гитлер уже в конце октября узнал о плане штаба группы армий от своего адъютанта Шмундта, то это кажется мне сомнительным, по крайней мере, в отношении даты. Шмундт, правда, был у нас по заданию Гитлера с целью проверки сообщений о том, что условия погоды и местность не позволяют начать наступление. Во время его посещения наш начальник оперативного отдела полковник Блюментритт и подполковник фон Тресков в неофициальном порядке сообщили Шмундту, что штаб группы армий представил, по их мнению, лучший план наступления в ОКХ.

Блюментритт затем несколько дней спустя с моего согласия (генерал-полковник фон Рундштедт очень неохотно дал на это свою санкцию) послал копию последней составленной мной памятной записки полковнику Шмундту. Показал ли тот ее Гитлеру или хотя бы генералу Йодлю, мне неизвестно. Во всяком случае, Гитлер 17 февраля 1940 г. во время изложения мной, по его желанию, соображений о том, как должно быть организовано наступление на западе, ни словом не дал понять, что он знаком с одной из памятных записок, посланных нами в ОКХ.

Я допускаю, что Гитлер в конце ноября хотел оставить за собой возможность перенесения направления главного удара из района действий группы армий «Б» в район действий группы армий «А» уже в ходе осуществления операции. Однако это еще ни в коей мере не означало отхода от прежнего оперативного плана или принятия основных положений плана штаба группы армий «А». Несмотря на переброску 14 (мех.) корпуса в качестве резерва ОКХ за район развертывания нашей группы армий, прежняя директива полностью оставалась в силе. Успех по-прежнему должен был достигаться в первую очередь главными силами группы армий «Б» в северной Бельгии, в то время как группа армий «А» по-прежнему должна была прикрывать наступающие войска. Только в том случае, если бы оказалось, что действия группы армий «Б» не оправдывают возлагавшихся на них надежд, или если в районе действий группы армий «А» обозначился бы в скором времени успех, Гитлер хотел иметь возможность перенести направление главного удара.

Это ясно вытекало также из ответа, который я получил от генерала Гальдера (первый ответ на все наши предложения) на нашу очередную памятную записку в отношении оперативного плана от 30 ноября. В нем было сказано, что в настоящее время намечается избрать еще одно направление главного удара, а именно, в районе действий группы армий «А», которое в случае успешного прорыва через Арденны неизбежно приведет к предложенному нами расширению цели операции и к проведению всей операции в духе наших предложений.

Ответ генерала Гальдера говорил о том, что большинство наших соображений совпадает с намерениями ОКХ. Между ними существовало и различие, заключавшееся в том, что отданные ОКХ до сих пор распоряжения (относительно 19 и 14 корпусов) не привели к образованию нового направления главного удара, а лишь давали возможность создания такого направления. Далее в ответе говорилось: «Образование направления главного удара в результате воздействия сил, находящихся вне сферы нашего влияния, превратилось в действительности из вопроса стратегического развертывания в вопрос руководства операцией во время ее осуществления». Из этого ответа можно было сделать два вывода. Первый состоял в том, что Гитлер оставил за собой право принимать важнейшие решения и в ходе самого наступления. Второй говорил о том, что он хочет поставить выбор направления главного удара в зависимость от хода самого наступления; важнее всего, однако, было то, что он не знал или не хотел принимать плана операции, предложенного штабом группы армий.

Последнее впечатление укрепилось после телефонного разговора с генералом Гальдером 15 декабря.

6 декабря я еще раз написал личное письмо начальнику Генерального Штаба, в котором я снова привел все соображения, говорившие в пользу нашего оперативного плана. В этом письме «новый план» излагался уже в форме законченного предложения о проведении операции. Когда я до 15 декабря не получил на него ответа от генерала Гальдера, я вызвал по телефону начальника 1 Управления генерала фон Штюльпнагеля и спросил его, будет ли ОКХ продолжать сохранять молчание в отношении наших предложений. После этого последовал телефонный звонок от Гальдера, о котором я упоминал выше. Он заверил меня, что они, правда, вполне разделяют нашу точку зрения, но имеют строгий приказ оставить в силе указание о нанесении главного удара силами группы армий «Б», в остальном же оставить этот вопрос открытым до обозначения успеха в ходе операции.

В соответствии с этим можно было бы считать, что ОКХ действительно приняло наши оперативные предложения и в какой-либо форме – от своего имени – сообщило о них Гитлеру. Однако в то же время представитель Йодля генерал Варлимонт и первый заместитель начальника штаба оперативного руководства вооруженными силами будущий генерал фон Лоссберг сообщили мне, что ОКХ никогда не обращалось к Гитлеру в духе наших предложений! Эта ситуация казалась нам весьма странной.

В действительности или только на словах ОКХ разделяло нашу точку зрения, но, во всяком случае, мысль о том, чтобы принять решение о нанесении главного удара силами группы армий «А» только во время наступления, никак нельзя было отождествлять с нашими оперативными замыслами.

Наполеон оставил рецепт: «On s'engage partout et on voit"{30}, и это изречение стало для французов почти аксиомой, особенно после того, как они так провалились со своим наступлением в Лотарингии. Эту аксиому в 1940 г. можно было, безусловно, отнести и к действиям командования союзников, которое хотело вынудить нас наступать и совершенно правильно делало бы, выжидая это наступление. Оно должно было избегать решительного сражения в Бельгии, чтобы затем крупными силами нанести ответный удар по южному флангу нашей наступающей группировки.

Для нас же оттягивание того момента, когда мы пустим в ход наши козыри, и отсрочка решения о том, где это произойдет, были недопустимы, так как оперативный план штаба группы армий был основан на внезапности нанесения удара. Удара крупных сил танков через поросшие лесом Арденны, за которыми должна была последовать армия, противник вряд ли мог ожидать. Этот удар, однако, мог вывести нас к цели операции – нижнему течению Соммы – только в том случае, если бы удалось разбить силы противника, которые могли быть переброшены в южную Бельгию. Одновременно с остатками этих разбитых сил мы должны были переправиться через Маас, чтобы выйти затем в тыл армиям противника, расположенным в северной Бельгии против фронта группы армий «Б».

Точно так же попытка нанести удар по крупным резервам противника на нашем южном фланге, в районе между Маасом и Уазой, еще до того, как они успеют сосредоточиться, и создать тем самым благоприятную обстановку для нанесения «второго удара», преследующего цель уничтожения остальных сил противника, могла удаться только в том случае, если бы мы обладали здесь численным превосходством.

Ждать, с тем, чтобы позже решить вопрос выбора направления главного удара, смотреть «куда бежит заяц» – означало бы не что иное, как отказ от шанса нанести противнику решительный удар в северной Бельгии путем обхода его с юга. Это означало бы одновременно, что противнику предоставлялась возможность развернуть свои крупные резервы для такого контрудара по нашему южному флангу, который мог принести ему победу. Однако командование войск противника не смогло использовать этот шанс.

Идею о том, чтобы подождать с включением необходимых сил в состав группы армий «А» и поставить выбор направления главного удара в зависимость от того, добьемся ли мы внезапного успеха с недостаточными силами, можно охарактеризовать словами Мольтке: «ошибка в плане развертывания для нанесения первого удара непоправима».

Итак, нельзя было выжидать, как будет развиваться наше наступление, будут ли разгромлены силы противника в северной Бельгии в результате массированного удара группы армий «Б» или одинокий 19 танковый корпус достигнет Седана. Необходимо было, в случае, если бы был принят план группы армий, включить в ее состав с самого начала достаточно бронетанковых соединений и три армии (даже в том случае, если третью армию можно было бы ввести в прорыв позже, после выхода на оперативный простор). В связи с этим в записке от 6 декабря я требовал для группы армий вместо двух армий с 22 пехотными дивизиями и только одним танковым корпусом три армии в составе примерно 40 дивизий, а также два подвижных корпуса. (Такой состав, впрочем, и был утвержден после принятия нашего оперативного плана, для чего потребовалось вмешательство Гитлера.)

Борьба штаба группы армий за отстаивавшийся ею оперативный план, следовательно, должна была продолжаться. Теперь речь шла главным образом о том, чтобы с самого начала операции в составе группы действовал бы не только 19 танковый корпус, но вместе с ним и 14 (мех.) корпус, которые бы имели задачу нанести удар через Арденны, форсировать Маас в районе Седана и ниже его и затем наступать в направлении на нижнее течение Соммы. Далее, мы боролись за то, чтобы нам с самого начала была передана еще одна армия для нанесения контрудара в случае наступления противника на наш южный фланг западнее Мааса. Если бы удалось добиться и того и другого, тогда – независимо от того, соглашалось ли ОКХ с нашим главным замыслом или нет – неизбежно речь шла бы о наступлении, целью которого являлся бы полный разгром противника, на котором мы настаивали.

Конечно, и наш оперативный план, говоря словами Мольтке, не выходил за рамки первого столкновения с главными силами противника, но только в том случае, если бы наступление из-за недостатка сил захлебнулось на своей начальной фазе.

Однако Мольтке там же говорит, что полководец должен, планируя первые столкновения с противником, «всегда иметь в виду свою главную цель». Этой целью, по нашему мнению, могла быть только решительная победа на континенте. С учетом этой цели должно было быть организовано наступление германской армии в том случае, если бы эту победу можно было завоевать только во второй фазе. Указанный выше рецепт Наполеона, которым в конечном счете объясняется осторожная позиция Гитлера в выборе направления главного удара, в другой обстановке мог бы явиться лучшим решением. Для нас он означал отказ от полной победы.

Так как мое письмо начальнику Генерального Штаба от 6 декабря не привело к желаемым результатам, 18 декабря я представил генерал-полковнику фон Рундштедту основанный на нашем оперативном замысле «Проект директивы о наступлении на Западном фронте». Этот документ должен был послужить для него основой для доклада командующему сухопутными силами и, в случае его одобрения, также для доклада Гитлеру. 22 декабря этот проект был доложен Браухичу, однако он не был доложен Гитлеру. Кроме того, копия проекта была послана в ОКХ. Я надеялся, что конкретная форма, в которую был облечен наш оперативный замысел в этом документе, возможно, произведет более убедительное впечатление, чем наши теоретические рассуждения, что, может быть, оперативное управление теперь согласится с нашими планами. Как я узнал уже после войны, оперативное управление, однако, не получило от генерала Гальдера наших памятных записок о наступлении на западе.

Во второй половине декабря состояние погоды исключало всякую мысль о наступлении. Кроме того, нам казалось целесообразным сделать перерыв в наших усилиях добиться изменения оперативного плана. Мы уже представили достаточно материалов для размышления. Поэтому мне удалось провести рождественские праздники у себя дома. Во время моего возвращения из Лигница (Легница) в Кобленц я заехал в ОКХ в Цоссен, чтобы услышать, как за это время обстояло дело с отношением к нашему проекту операции. Генерал фон Штюльпнагель снова сказал мне, что они в ОКХ в основном согласны с нашими планами, что ОКХ связано приказом Гитлера о том, чтобы решение о выборе направления главного удара оставалось открытым. По-прежнему было неясно, говорил ли вообще командующий сухопутными силами о наших планах с Гитлером. Это казалось маловероятным, так как тогдашний начальник 1 отдела оперативного управления подполковник Хойзингер сообщил, что генерал-полковник фон Браухич с 5 ноября перестал бывать у Гитлера.

С началом нового года гитлеровские «предсказатели погоды» снова оживились. Сильный мороз обещал наступление хорошей погоды, которая была бы благоприятной для действий авиации. Но холод, сопровождавшийся сильным снегопадом, в результате чего Эйфель и Арденны покрылись толстым слоем снега, танкам отнюдь не благоприятствовал.

Гитлер, тем не менее, снова отдал приказ о занятии районов исходного положения.

Несмотря на это, штаб группы армий 12 января снова направил в ОКХ памятную записку, озаглавленную «Наступление на Западе», в которой опять излагались так часто повторявшиеся нами положения об организации наступления на западе, которое должно иметь своей целью достижение решительной победы. Хотя в тот момент нельзя было и думать об изменении директивы, штаб все же надеялся, что его замысел, так или иначе, выступит на первый план при проведении операции в рамках происходящей подготовки к наступлению. К тому же приказ о наступлении отменялся уже так часто, что можно было ожидать его отмены и на этот раз, а затем снова представилась бы возможность коренного изменения оперативного плана.

Но если мы хотели, чтобы эта возможность осуществилась, мы должны были устранить тормоз, который до сего времени мешал принятию нашего оперативного плана. Где же он находился? Согласно тому, что мы слышали до сих пор от ОКХ, это была точка зрения Гитлера. ОКХ неоднократно подчеркивало, что оно в значительной степени согласно с нашими предложениями, но что оно связано приказом Гитлера о выборе направления главного удара в зависимости от успеха операций. Но докладывало ли ОКХ наш план Гитлеру, план, который так сильно отличался от разработанной им директивы о наступлении? Может быть, если представить Гитлеру план операций, который преследует не только частные цели, но и с самого начала создает возможность достижения решительного успеха на западе, его можно будет убедить в правильности последнего? (В эту возможность, по нашему мнению, по-настоящему не верили ни Гитлер, ни руководящие деятели ОКХ.)

Для того чтобы выяснить этот вопрос, письмо, подписанное генерал-полковником фон Рундштедтом, приложенное к памятной записке «Наступление на Западе», оканчивалось следующим предложением:

«В связи с тем, что из приказа ОКБ группе армий стало известно, что фюрер и Верховный Главнокомандующий оставил за собой решение о выборе направления главного удара при проведении операции и тем самым и руководство этой операцией, а также в связи с тем, что ОКХ не свободно при решении оперативных вопросов, я прошу доложить это предложение (имелась в виду упомянутая выше памятная записка) фюреру. Рундштедт».

Конечно, эта просьба, с которой я предложил генерал-полковнику обратиться в ОКХ и которую он с готовностью согласился скрепить своей подписью, в некоторой мере противоречила традициям немецкой армии. Согласно этим традициям только командующему сухопутными силами или по его поручению начальнику Генерального Штаба дозволялось обращаться с предложениями к Гитлеру.

Однако если ОКХ действительно было согласно с нашими соображениями, оно могло всегда от своего имени доложить этот план Гитлеру. Таким образом, оно, может быть, получило бы возможность поднять свой вес в его глазах и тем самым снова вернуть себе свои функции высшей инстанции для руководства действиями сухопутных сил. Этот результат никто бы не мог больше приветствовать, чем я, так как в свое время, еще, будучи на посту заместителя начальника Генерального Штаба, вместе с генерал-полковником фон Фричем и генералом Беком я так много боролся за то, чтобы ОКХ занимало подобное положение{31}.

Если бы ОКХ уже докладывало Гитлеру свои соображения, которые совпадали с нашими, и не добилось результата, то представление такого оперативного плана, исходящего от генерал-полковника фон Рундштедта, которого Гитлер очень ценил, означало бы существенную поддержку для ОКХ. Может быть, тогда все же удалось бы отговорить Гитлера от того, чтобы ставить выбор направления главного удара в зависимость от успеха операций. А это, насколько мы могли судить на основании заявлений ОКХ, было главным, что стояло на пути принятия нашего оперативного замысла.

Ответ, который мы получили на эту памятную записку, разочаровал нас. В нем было сказано, что наша точка зрения о том, что ОКХ стремится только к частной цели, неверна. Последующая задача будет поставлена своевременно. Рассматривается вопрос о том, чтобы включить в состав группы армий дополнительные силы, а также еще один штаб армии. Срок передачи этих сил будет определен командующим сухопутными силами. Окончательное решение о выборе направления главного удара будет принято Гитлером по представлению командующего сухопутными силами. Направлять Гитлеру нашу памятную записку, поскольку командующий сухопутными силами с ней в основном согласен, не представляется необходимым.

Хотя в этом ответе и было сказано, что командующий сухопутными силами в основном согласен с нашей памятной запиской, это не могло, тем не менее, скрыть от нас, что он не собирается доложить Гитлеру о коренном изменении оперативного плана в духе наших предложений. Наоборот, прежняя директива оставалась в силе. Решающий удар в Бельгии должна была наносить фронтально группа армий «Б». Она, по крайней мере, в первой фазе операций, должна была действовать на направлении главного удара.

Группа армий «А» по-прежнему должна была прикрывать войска, участвующие в этой операции. Ее задача не была расширена в плане нанесения удара в направлении на нижнюю Сомму в тыл, войскам противника, атакованным в северной Бельгии с фронта группой армий «Б».

Перенос направления главного удара в район действий группы армий «А», как и раньше, был поставлен в зависимость от течения операций. Группа армий «А» по-прежнему не получила бронетанковых соединений, включение которых в ее состав с самого начала операции являлось в соответствии с планом группы армий предпосылкой для достижения внезапности в южной Бельгии и нанесения затем удара в тыл противнику в направлении на устье Соммы. Группа армий также не была уверена в усилении ее еще одной армией, которая была бы необходима для отражения удара перешедшего в контрнаступление противника.

Таким образом, «ошибка в плане развертывания для нанесения первого удара», которую Мольтке считал непоправимой, не была устранена. Не хотели решиться на шаг, который, по словам генерала Йодля, сказанным им в феврале 1940 г., «представляет собой контрабандную операцию, при которой рискуешь быть схваченным богом войны».

Очевидно, командование германской армии, как и командование союзников, не сознавая этого, пришли к общему выводу о том, что надежнее действовать друг против друга фронтально в северной Бельгии, чем брать на себя риск смелой операции: с немецкой стороны – в случае принятия плана штаба группы армий «А"; со стороны союзников – в случае уклонения от решающего сражения в Бельгии и нанесения мощного контрудара по южному флангу наступающих немецких войск.

Между тем произошло событие, которому позже многие стали придавать решающее значение для произведенного вслед за этим коренного изменения плана операции в духе предложений нашей группы армий.

Начальник оперативного отдела штаба 7 авиадивизии по ошибке совершил посадку на бельгийской территории. При этом в руки бельгийцев попали, по меньшей мере, выдержки из плана использования 1 воздушного флота во время операции. В этой связи следовало считаться с тем, что западные державы будут информированы Бельгией о существовавшем оперативном плане.

В действительности же этот инцидент не привел к изменению оперативного плана, хотя и можно думать, что он позже способствовал принятию Гитлером и ОКХ предложения группы армий. Совещание, проведенное командующим сухопутными силами с командующими группами армий «А» и «Б» и командующими подчиненными им армиями, состоявшееся 25 января в Кобленце и в Баддесберге, также показало, что основные положения плана ОКХ остались незыблемыми. Это совещание было проведено намного позже упомянутого выше инцидента. Задачи групп армий «А» и «Б» остались без изменений. Была только несколько расширена задача группы армий «Б», 18 армия которой теперь должна была захватить всю территорию Голландии (а не часть территории страны, кроме района «Голландской крепости», как было предусмотрено раньше). Для группы армий «А» все оставалось без изменений. Правда, штаб 2 армии переводился в район действий нашей группы армий, однако, и он, как и 14 (мех.) корпус, оставался в резерве дивизии. Что касается последнего, то это решение осталось в силе, несмотря на мой доклад, который я составил по поручению командующего группой армий, о том, что нанесение удара через Арденны силами одного 19 танкового корпуса является половинчатой мерой. Он не обещает успеха под Седаном, так как противник за это время сосредоточил на Маасе крупные силы (2 французская армия). Несмотря на эти замечания, генерал-полковник фон Браухич заявил, что он не может передать нам 14 (мех.) корпус. Это был признак того, что командование германской армии по-прежнему настаивало на том, чтобы поставить вопрос о переносе направления главного удара в район действий группы армий «А» в зависимость от хода операции. Это доказывает, однако, и то, что инцидент с попавшими в руки бельгийцев планами операции не побудил командование изменить существовавший план наступления.

Тем не менее, штаб группы армий 30 января направил в ОКХ еще одну памятную записку, дополняющую соображения, высказанные мной 25 января командующему сухопутными силами, на основе поступивших за это время сведений о противнике. Штаб указал, что теперь следует считаться с возможностью переброски в южную Бельгию, крупных сил противника, в частности подвижных соединений. При этих обстоятельствах нельзя рассчитывать на то, что 19 танковый корпус один будет в состоянии отразить нанесенный ими удар, он также не сможет один форсировать реку.

Это мнение подтвердилось на маневрах, происходивших 7 февраля в Кобленце, во время которых проверялась готовность к наступлению 19 тк и обеих армий, входивших в состав нашей группы армий. Маневры показали, насколько проблематичным является наступление изолированного 19 тк. У меня создалось впечатление, что генерал Гальдер, присутствовавший на маневрах, наконец, начал понимать правильность нашего замысла.

В это время, однако, в моей жизни неожиданно произошли изменения. 27 января я получил сообщение, что назначен командиром 38 ак, который должен был в ближайшее время формироваться в тылу. Как сказал мне генерал-полковник фон Рундштедт, командующий сухопутными силами предварительно сообщил ему о смене его начальника штаба 25 января на упомянутом выше совещании. Он объяснил это тем, что меня больше нельзя обходить при назначении новых командиров корпусов, так как генерал Рейнгардт, который имеет меньшую выслугу лет в своем чине, также получает корпус. Хотя мое назначение никак не могло рассматриваться как нарушение обычного порядка назначения на должности, в тот момент, когда предстояло большое наступление, такая смена начальников штабов выглядела очень странно. Вопрос о выслуге лет, который послужил предлогом для этого, можно было разрешить и иначе. Поэтому вряд ли можно сомневаться в том, что моя отставка с поста начальника штаба группы армий объяснялась желанием ОКХ отделаться от надоевшего ему настойчивого человека, который посмел противопоставить его оперативному плану другой план.