Осип Мандельштам. Сочинения
ModernLib.Net / Поэзия / Мандельштам Осип Эмильевич / Осип Мандельштам. Сочинения - Чтение
(стр. 12)
Автор:
|
Мандельштам Осип Эмильевич |
Жанр:
|
Поэзия |
-
Читать книгу полностью
(411 Кб)
- Скачать в формате fb2
(170 Кб)
- Скачать в формате doc
(146 Кб)
- Скачать в формате txt
(128 Кб)
- Скачать в формате html
(172 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14
|
|
И развязал в ненапряженном свете, И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца, Какого не скажу, то выраженье, близясь К которому, к нему,– вдруг узнаешь отца И задыхаешься, почуяв мира близость. И я хочу благодарить холмы, Что эту кость и эту кисть развили: Он родился в горах и горечь знал тюрьмы. Хочу назвать его – не Сталин,– Джугашвили! Художник, береги и охраняй бойца: В рост окружи его сырым и синим бором Вниманья влажного. Не огорчить отца Недобрым образом иль мыслей недобором, Художник, помоги тому, кто весь с тобой, Кто мыслит, чувствует и строит. Не я и не другой – ему народ родной - Народ-Гомер хвалу утроит. Художник, береги и охраняй бойца: Лес человечества за ним поет, густея, Само грядущее – дружина мудреца И слушает его все чаще, все смелее. Он свесился с трибуны, как с горы, В бугры голов. Должник сильнее иска, Могучие глаза решительно добры, Густая бровь кому-то светит близко, И я хотел бы стрелкой указать На твердость рта – отца речей упрямых, Лепное, сложное, крутое веко – знать, Работает из миллиона рамок. Весь – откровенность, весь – признанья медь, И зоркий слух, не терпящий сурдинки, На всех готовых жить и умереть Бегут, играя, хмурые морщинки. Сжимая уголек, в котором все сошлось, Рукою жадною одно лишь сходство клича, Рукою хищною – ловить лишь сходства ось - Я уголь искрошу, ища его обличья. Я у него учусь, не для себя учась. Я у него учусь – к себе не знать пощады, Несчастья скроют ли большого плана часть, Я разыщу его в случайностях их чада... Пусть недостоин я еще иметь друзей, Пусть не насыщен я и желчью и слезами, Он все мне чудится в шинели, в картузе, На чудной площади с счастливыми глазами. Глазами Сталина раздвинута гора И вдаль прищурилась равнина. Как море без морщин, как завтра из вчера - До солнца борозды от плуга-исполина. Он улыбается улыбкою жнеца Рукопожатий в разговоре, Который начался и длится без конца На шестиклятвенном просторе. И каждое гумно и каждая копна Сильна, убориста, умна – добро живое - Чудо народное! Да будет жизнь крупна. Ворочается счастье стержневое. И шестикратно я в сознаньи берегу, Свидетель медленный труда, борьбы и жатвы, Его огромный путь – через тайгу И ленинский октябрь – до выполненной клятвы. Уходят вдаль людских голов бугры: Я уменьшаюсь там, меня уж не заметят, Но в книгах ласковых и в играх детворы Воскресну я сказать, что солнце светит. Правдивей правды нет, чем искренность бойца: Для чести и любви, для доблести и стали Есть имя славное для сжатых губ чтеца - Его мы слышали и мы его застали.
Январь – март 1937
Чарли Чаплин
Чарли Чаплин вышел из кино. Две подметки, заячья губа, Две гляделки, полные чернил И прекрасных удивленных сил. Чарли Чаплин - заячья губа, Две подметки - жалкая судьба. Как-то мы живем неладно все - чужие, чужие. Оловянный ужас на лице, Голова не держится совсем. Ходит сажа, вакса семенит, И тихонько Чаплин говорит: "Для чего я славен и любим и даже знаменит..." И ведет его шоссе большое к чужим, к чужим. Чарли Чаплин, нажимай педаль, Чаплин, кролик, пробивайся в роль. Чисти корольки, ролики надень, А твоя жена - слепая тень. И чудит, чудит чужая даль. Отчего у Чаплина тюльпан, Почему так ласкова толпа? Потому - что это ведь Москва. Чарли, Чарли,- надо рисковать. Ты совсем не вовремя раскис. Котелок твой - тот же океан, А Москва так близко, хоть влюбись В дорогую дорогу.
Май(?) 1937
***
С примесью ворона – голуби, Завороненные волосы. Здравствуй, моя нежнолобая, Дай мне сказать тебе с голоса, Как я люблю твои волосы Душные, черноголу'бые. В губы горячие вложено Все, чем Москва омоложена, Чем молодая расширена, Чем мировая встревожена, Грозная утихомирена. Тени лица восхитительны - Синие, черные, белые. И на груди – удивительны Эти две родинки смелые. В пальцах тепло не мгновенное, Сила лежит фортепьянная, Сила приказа желанная Биться за дело нетленное... Мчится, летит, с нами едучи, Сам ноготок зацелованный, Мчится, о будущем знаючи, Сам ноготок холодающий Славная вся, безусловная, Здравствуй, моя оживленная Ночь в рукавах и просторное Круглое горло упорное. Слава моя чернобровая, Бровью вяжи меня вязкою, К жизни и смерти готовая, Произносящая ласково Сталина имя громовое С клятвенной нежностью, с ласкою.
Начало июня 1937
***
Пароходик с петухами По' небу плывет, И подвода с битюгами Никуда нейдет. И звенит будильник сонный - Хочешь, повтори: – Полторы воздушных тонны, Тонны полторы... И, паяльных звуков море В перебои взяв, Москва слышит, Москва смотрит, Зорко смотрит в явь. Только на крапивах пыльных - Вот чего боюсь - Не изволил бы в напильник Шею выжать гусь.
3 июля 1937
Стансы
Необходимо сердцу биться: Входить в поля, врастать в леса. Вот «Правды» первая страница, Вот с приговором полоса. Дорога к Сталину – не сказка, Но только – жизнь без укоризн: Футбол – для молодого баска, Мадрида пламенная жизнь. Москва повторится в Париже, Дозреют новые плоды, Но я скажу о том, что ближе, Нужнее хлеба и воды,- О том, как вырвалось однажды: – Я не отдам его! – и с ним, С тобой, дитя высокой жажды, И мы его обороним: Непобедимого, прямого, С могучим смехом в грозный час, Находкой выхода прямого Ошеломляющего нас. И ты прорвешься, может статься, Сквозь чащу прозвищ и имен И будешь сталинкою зваться У самых будущих времен... Но это ощущенье сдвига, Происходящего в веках, И эта сталинская книга В горячих солнечных руках – Да, мне понятно превосходство И сила женщины – ее Сознанье, нежность и сиротство К событьям рвутся – в бытие. Она и шутит величаво, И говорит, прощая боль, И голубая нитка славы В ее волос пробралась смоль. И материнская забота Ее понятна мне – о том, Чтоб ладилась моя работа И крепла – на борьбу с врагом.
4 – 5 июля 1937, Савелово
***
Музыка твоих шагов В тишине лесных снегов, И, как медленная тень, Ты сошла в морозный день. Глубока, как ночь, зима, Снег висит как бахрома. Ворон на своем суку Много видел на веку. А встающая волна Набегающего сна Вдохновенно разобьет Молодой и тонкий лед, Тонкий лед моей души - Созревающий в тиши.
<1909?>
***
Необходимость или разум Повелевает на земле - Но человек чертит алмазом Как на податливом стекле: Оркестр торжественный настройте, Стихии верные рабы, Шумите листья, ветры пойте - Я не хочу моей судьбы. И необузданным пэанам Храм уступают мудрецы, Когда неистовым тимпаном Играют пьяные жрецы. И, как ее ни называйте И, для гаданий и волшбы, Ее лица ни покрывайте - Я не хочу моей судьбы.
<Не позднее июня 1910>
***
Дождик ласковый, мелкий и тонкий, Осторожный, колючий, слепой, Капли строгие скупы и звонки, И отточен их звук тишиной. То – так счастливы счастием скромным, Что упасть на стекло удалось; То, как будто подхвачены темным Ветром, струи уносятся вкось. Тайный ропот, мольба о прощеньи: Я люблю непонятный язык! И сольются в одном ощущеньи Вся жестокость, вся кротость на миг. В цепких лапах у царственной скуки Сердце сжалось, как маленький мяч: Полон музыки, Музы и муки Жизни тающей сладостный плач!
22 августа 1911
Из Стефана Малларме (перевод с французского)
La chair est triste, he'las...
Плоть опечалена, и книги надоели... Бежать... Я чувствую, как птицы опьянели От новизны небес и вспененной воды. Нет – ни в глазах моих старинные сады Не остановят сердца, плящущего, доле; Ни с лампою в пустынном ореоле На неисписанных и девственных листах; Ни молодая мать с ребенком на руках...
***
На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь, Гром, ударь в тесины новые, Крупный град, по стеклам двинь,– грянь и двинь, А в Москве ты, чернобровая, Выше голову закинь. Чародей мешал тайком с молоком Розы черные, лиловые И жемчужным порошком и пушком Вызвал щеки холодовые, Вызвал губы шепотком... Как досталась – развяжи, развяжи - Красота такая галочья От индейского раджи, от раджи Алексею, что ль, Михалычу,- Волга, вызнай и скажи. Против друга – за грехи, за грехи - Берега стоят неровные, И летают по верхам, по верхам Ястреба тяжелокровные - За коньковых изб верхи... Ах, я видеть не могу, не могу Берега серо-зеленые: Словно ходят по лугу, по лугу Косари умалишенные, Косят ливень луг в дугу.
4 июля 1937
Стихи для детей
Примус
<1> Чтобы вылечить и вымыть Старый примус золотой, У него головку снимут И нальют его водой. Медник, доктор примусиный, Примус вылечит больной: Кормит свежим керосином, Чистит тонкою иглой. <2> – Очень люблю я белье, С белой рубашкой дружу, Как погляжу на нее - Глажу, утюжу, скольжу. Если б вы знали, как мне Больно стоять на огне! <3> – Мне, сырому, неученому, Простоквашей стать легко,- Говорило кипяченому Сырое молоко. А кипяченое Отвечает нежненько: – Я совсем не неженка, У меня есть пенка! <4> – В самоваре, и в стакане, И в кувшине, и в графине Вся вода из крана. Не разбей стакана. – А водопровод Где воду берет? <5> Курицы-красавицы пришли к спесивым павам: – Дайте нам хоть перышко, на радостях: кудах! – Вот еще! Куда вы там? Подумайте: куда вам? Мы вам не товарищи: подумаешь! кудах! <6> Сахарная голова Ни жива ни мертва - Заварили свежий чай: К нему сахар подавай! <7> Плачет телефон в квартире - Две минуты, три, четыре. Замолчал и очень зол: Ах, никто не подошел. – Значит, я совсем не нужен, Я обижен, я простужен: Телефоны-старики - Те поймут мои звонки! <8> – Если хочешь, тронь - Чуть тепла ладонь: Я электричество – холодный огонь. Тонок уголек, Волоском завит: Лампочка стеклянная не греет, а горит. <9> Бушевала синица: В море негде напиться – И большая волна, И вода солона; А вода не простая, А всегда голубая... Как-нибудь обойдусь - Лучше дома напьюсь! <10> Принесли дрова на кухню, Как вязанка на пол бухнет, Как рассыплется она - И береза и сосна,- Чтобы жарко было в кухне, Чтоб плита была красна. <11> Это мальчик-рисовальщик, Покраснел он до ушей, Потому что не умеет Он чинить карандашей. Искрошились. Еле-еле заострились. Похудели. И взмолилися они: – Отпусти нас, не чини! <12> Рассыпаются горохом Телефонные звонки, Но на кухне слышат плохо Утюги и котелки. И кастрюли глуховаты - Но они не виноваты: Виноват открытый кран - Он шумит, как барабан. <13> Что ты прячешься, фотограф. Что завесился платком? Вылезай, снимай скорее, Будешь прятаться потом. Только страусы в пустыне Прячут голову в крыло. Эй, фотограф! Неприлично Спать, когда совсем светло! <14> Покупали скрипачи На базаре калачи, И достались в перебранке Трубачам одни баранки.
<1924>
Два трамвая
Клик и Трам Жили в парке два трамвая: Клик и Трам. Выходили они вместе По утрам. Улица-красавица, всем трамваям мать, Любит электричеством весело моргать. Улица-красавица, всем трамваям мать, Выслала метельщиков рельсы подметать. От стука и звона у каждого стыка На рельсах болела площадка у Клика. Под вечер слипались его фонари: Забыл он свой номер – не пятый, не третий... Смеются над Кликом извозчик и дети: – Вот сонный трамвай, посмотри! – Скажи мне, кондуктор, скажи мне, вожатый, Где брат мой двоюродный Трам? Его я всегда узнаю по глазам, По красной площадке и спинке горбатой. Начиналась улица у пяти углов, А кончалась улица у больших садов. Вся она истоптана крепко лошадьми, Вся она исхожена дочерна людьми. Рельсы серебристые выслала вперед. Клика долго не было: что он не идет? Кто там смотрит фонарями в темноту? Это Клик остановился на мосту, И слезятся разноцветные огни: – Эй, вожатый, я устал, домой гони! А Трам швырк-шварк - Рассыпает фейерверк; А Трам не хочет в парк, Громыхает громче всех. На вокзальной башне светят Круглолицые часы, Ходят стрелки по тарелке, Словно черные усы. Здесь трамваи словно гуси Поворачиваются. Трам с товарищами вместе Околачивается. – Вот летит автомобиль-грузовик - Мне не страшно. Я трамвай. Я привык. Но скажите, где мой брат, где мой Клик? – Мы не знаем ничего, Не видали мы его. – Я спрошу у лошадей, лошадей, Проходил ли здесь трамвай-ротозей, Сразу видно – молодой, всех глупей. – Мы не знаем ничего, Не видали мы его. – Ты скажи, семиэтажный Каменный глазастый дом, Всеми окнами ты видишь На три улицы кругом, Не слыхал ли ты о Клике, О трамвае молодом? Дом ответил очень зло: – Много здесь таких прошло. – Вы, друзья-автомобили, Очень вежливый народ И всегда-всегда трамваи Пропускаете вперед, Расскажите мне о Клике, О трамвае-горемыке, О двоюродном моем С бледно-розовым огнем. – Видели, видели и не обидели. Стоит на площади – и всех глупей: Один глаз розовый, другой темней. – Возьми мою руку, вожатый, возьми, Поедем к нему поскорее; С чужими он там говорит лошадьми, Моложе он всех и глупее. Поедем к нему и найдем его там. И Клика находит на площади Трам. И сказал трамвай трамваю: – По тебе я, Клик, скучаю, Я услышать очень рад, Как звонки твои звенят. Где же розовый твой глаз? Он ослеп. Я возьму тебя сейчас на прицеп: Ты моложе – так ступай на прицеп!
<1924-1925>
Шары[18]
Шары
Дутые-надутые шары-пустомели Разноцветным облаком на ниточке висели, Баловали-плавали, друг друга толкали, Своего меньшого брата затирали. – Беда мне, зеленому, от шара-буяна, От страшного красного шара-голована. Я шар-недоумок, я шар-несмышленыш, Приемыш зеленый, глупый найденыш. – А нитка моя Тоньше паутинки, И на коже у меня Ни одной морщинки. Увидела шар Шарманка-хрипучка: – Пойдем на бульвар За белою тучкой: И мне веселей, И вам будет лучше. На вербе[19] черно От разной забавы. Гуляют шары - Надутые павы. На всех продавцов Не хватит копеек: Пять тысяч скворцов, Пятьсот канареек. Идет голован Рядами, рядами. Ныряет буян Ларями, ларями. – Эх, голуби-шары На белой нитке, Распродам я вас, шары, Буду не в убытке! Говорят шары лиловые: – Мы не пряники медовые, Мы на ниточке дрожим, Захотим – и улетим. А мальчик пошел, Свистульку купил, Он пряники ест, Другим раздает. Пришел, поглядел. Приманка какая: На нитке дрожит Сварливая стая. У него у самого Голова большая! Топорщатся, пыжатся шары наливные - Лиловые, красные и голубые: – Возьми нас, пожалуйста, если не жалко, Мы ходим не попросту, а вперевалку. Вот плавает шар С огнем горделивым, Вот балует шар С павлиньим отливом, А вот найденыш, Зеленый несмышленыш! – Снимайте зеленый, Давайте мне с ниткой. Чего тебе, глупому, Ползать улиткой? Лети на здоровье С белою ниткой! На вербе черно От разной забавы. Гуляют шары, Надутые павы. Идет голован Рядами, рядами, Ныряет буян Ларями, ларями.
Чистильщик[20]
Подойди ко мне поближе, Крепче ногу ставь сюда, У тебя ботинок рыжий, Не годится никуда. Я его почищу кремом, Черной бархаткой натру, Чтобы желтым стал совсем он, Словно солнце поутру.
Автомобилище[21]
– Мне, автомобилищу, чего бы не забыть еще? Вычистили, вымыли, бензином напоили. Хочется мешки возить. Хочется пыхтеть еще. Шины мои толстые – я слон автомобилий. Что-то мне не терпится - Накопилась силища, Накопилась силища - Я автомобилище. Ну-ка покатаю я охапку пионеров!
Полотеры
Полотер руками машет, Будто он вприсядку пляшет. Говорит, что он пришел Натереть мастикой пол. Будет шаркать, будет прыгать, Лить мастику, мебель двигать. И всегда плясать должны Полотеры-шаркуны.
Калоша
Для резиновой калоши Настоящая беда, Если день – сухой, хороший, Если высохла вода. Ей всего на свете хуже В чистой комнате стоять: То ли дело шлепать в луже, Через улицу шагать!
Рояль
Мы сегодня увидали Городок внутри рояля. Целый город костяной, Молотки стоят горой. Блещут струны жаром солнца, Всюду мягкие суконца, Что ни улица – струна В этом городе видна.
Кооператив
В нашем кооперативе Яблоки всего красивей: Что ни яблоко – налив, Очень вкусный чернослив, Кадки с белою сметаной, Мед прозрачный и густой, И привозят утром рано С молоком бидон большой.
Муха
– Ты куда попала, муха? – В молоко, в молоко. – Хорошо тебе, старуха? – Нелегко, нелегко. – Ты бы вылезла немножко. – Не могу, не могу. – Я тебе столовой ложкой Помогу, помогу. – Лучше ты меня, бедняжку, Пожалей, пожалей, Молоко в другую чашку Перелей, перелей.
Кухня
Гудит и пляшет розовый Сухой огонь березовый На кухне! На кухне! Пекутся утром солнечным На масле на подсолнечном Оладьи! Оладьи! Горят огни янтарные, Сияют, как пожарные, Кастрюли! Кастрюли! Шумовки и кофейники, И терки, и сотейники - На полках! На полках! И варится стирка В котле-великане, Как белые рыбы В воде-океане: Топорщится скатерть Большим осетром, Плывет белорыбицей, Вздулась шаром. А куда поставить студень? На окно! На окно! На большом на белом блюде - И кисель с ним заодно. С подоконника обидно Воробьям, воробьям: – И кисель, и студень видно - Да не нам! Да не нам! Хлебные, столовые, гибкие, стальные, Все ножи зубчатые, все ножи кривые, Нож не булавка: Нужна ему правка! И точильный камень льется Журчеем. Нож и ластится и вьется Червяком. – Вы ножи мои, ножи! Серебристые ужи! У точильщика, у Клима, Замечательный нажим, И от каждого нажима Нож виляет, как налим. Трудно с кухонным ножом, С непослушным косарем; А с мизинцем перочинным Мы управимся потом! – Вы ножи мои, ножи! Серебристые ужи! У Тимофеевны Руки проворные - Зерна кофейные Черные-черные: Лезут, толкаются В узкое горло И пробираются В темное жерло. Тонко намолото каждое зернышко, Падает в ящик на темное донышко! На столе лежат баранки, Самовар уже кипит. Черный чай в сухой жестянке Словно гвоздики звенит: – Приходите чаевать Поскорее, гости, И душистого опять Чаю в чайник бросьте! Мы, чаинки-шелестинки, Словно гвоздики звеним. Хватит нас на сто заварок, На четыреста приварок: Быть сухими не хотим! Весело на противне Масло зашипело - То-то поработает Сливочное, белое. Все желтки яичные Опрокинем сразу, Сделаем яичницу На четыре глаза. Крупно ходит маятник - Раз-два-три-четыре. И к часам подвешены Золотые гири. Чтобы маятник с бородкой Бегал крупною походкой, Нужно гирю подтянуть - ВОТ ТАК – НЕ ЗАБУДЬ!
<1925-1926>
Из книги Трамваи[22]
Мальчик в трамвае
Однажды утром сел в трамвай Первоступенник-мальчик. Он хорошо умел считать До десяти и дальше. И вынул настоящий Он гривенник блестящий. Кондукторши, кондуктора, Профессора и доктора Решают все задачу, Как мальчику дать сдачу. А мальчик сам, А мальчик всем Сказал, что десять минус семь Всегда выходит три. И все сказали: повтори! Трамвай поехал дальше, А в нем поехал мальчик.
Буквы
– Я писать умею: отчего же Говорят, что буквы непохожи, Что не буквы у меня – кривули? С длинными хвостами загогули? Будто "А" мое как головастик, Что у "Б" какой-то лишний хлястик: Трудно с вами, буквы-негритята, Длинноногие мои утята!
Яйцо
Курицу яйцо учило: Ты меня не так снесла, Слишком криво положила, Слишком мало берегла: Недогрела и ушла,- Как тебе не стыдно было?
Портниха
Утомилась портниха - Работает тихо. Потеряла иглу - Не найти на полу. А иголки все у елки, Все иголки у ежа! Нагибается, ищет, Только песенку свищет, Потеряла иглу - Не найти на полу. – Для чего же я челку Разноцветного шелку Берегла, берегла, Раз пропала игла!
Все в трамвае
Красноглазой сонной стаей Едут вечером трамваи, С ними мальчик едет тот, Что запомнил твердо счет; И портниха: с ней иголка, У нее в руках кошелка; Мальчик с баночкой чернил - Перья новые купил; Едет чистильщик с скамейкой, Полотер с мастикой клейкой; Едет муха налегке, Выкупавшись в молоке; С ними едут и другие, Незнакомые, чужие. Лишь настройщик опоздал: На рояле[23] он играл.
Сонный трамвай
У каждого трамвая Две пары глаз-огней И впереди площадка, Нельзя стоять на ней. Он завтракает вилкой На улицах больших. Закусывает искрой Из проволок прямых. Я сонный, красноглазый, Как кролик молодой,
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14
|
|