Глава 1

Что, в сущности, я о нем знала? Мне казалось, что довольно много… Достаточно, чтобы думать, будто мы с ним близки. Достаточно, чтобы ошибаться.

Он высокий, можно даже сказать – длинный. Выше меня на две головы, и при этом весит на пятнадцать килограммов меньше меня. Но скелетом не выглядит. Скорее похож на манекен из витрины – размера этак сорок второго. Вообще в его облике всегда было что-то искусственное – слишком светлые волосы, слишком длинные черные ресницы, слишком яркие губы. Но я-то знаю – он не красился и не обесцвечивался. Таким он родился, так уж ему повезло. Но на него иногда с подозрением посматривали – принимали за голубого. Подруги задавали мне осторожные вопросы – а я смеялась. Пересказывала все ему, и он смеялся еще больше. А когда он улыбался, у него над верхней губой появлялась глубокая смешная морщинка – как префикс над буквой "и". Он обожал музыку. Прекрасно рисовал. Говорил, что хотел бы стать рок-музыкантом или художником…

В своих мечтах он и был и тем и другим. Он предал меня, что ж, сейчас я предам его. Этого о нем точно никто не знал, даже водная мать. У него была не одна жизнь, как у всех, а две, может, даже больше. В реальности, в этой, он продавал компакт-диски в одном из крупнейших музыкальных магазинов города. Был доволен своей работой. Жил со мной… Обожал шоколад, и во всех карманах у него вечно топорщились смятые фантики. До обморока боялся зубных врачей, и я его водила к стоматологу, как маленького, заручку. Ждала, когда он выйдет, сидя у кабинета, и ощущала какую-то странную гордость. Он доверял мне (я так считала). Не боялся показаться смешным и слабым. Рассказывал о своих фантазиях – только мне. Я знала, что в воображении он живет другой, параллельной жизнью. Что он – лидер хард-роковой группы. Кумир тысяч поклонников. Образец для подражания. Номер один. И его «карьера» стремительно развивалась. У него часто бывал остановившийся, блаженный взгляд. И я знала: он «ушел» туда. Я принимала это нормально. Чем это хуже алкоголя, наркотиков или Интернета? Я до сих пор думаю, что эти мечты были ему необходимы. Иначе он бы просто перегорел. Сломался. Как ломаются люди, когда понимают, что живут не в то время, не в том месте, не с тем человеком… Занимаются не своим делом. Он был от этого застрахован. Это было не безумие, а вполне мудрый выход. Отдушина. Или нет – что-то вроде страховки, запасного парашюта. Запасная жизнь, яркая подкладка, подшитая к нейтральной реальности. И я не ревновала его к этой жизни, хотя и догадывалась, что там у него совсем другие подружки. Еще бы – есть из чего выбрать! А в этой, жизни он любил меня. Я была уверена, что любил;;.

В детстве он был левшой, но его переучили, и почерк у него просто ужасный – я никогда не могла разобрать его каракули. Может быть, поэтому его последнюю записку читала почти полчаса. Вглядывалась в кривые безобразные буквы, шевелила губами, как полуграмотная, расхаживала по квартире, включала одну лампу за, другой, как будто дело было только в плохом освещении.

Но самое удивительное, что я, кажется, сразу поняла, что именно он мне написал. Иначе почему сразу разволновалась, едва увидела этот листок с шестью строчками? И теперь спрашиваю себя:

Неужели я что-то предчувствовала? А может быть, просто научилась разбирать его каракули куда лучше, чем полагала. Все-таки мы прожили вместе два года. Прожили так, что лучше не бывает.

Помню, я в конце концов заставила себя выпустить из рук эту записку. Вначале вцепилась в бумагу так, будто это был рукав его рубашки, будто так можно его удержать, притянуть к себе, заставить дать объяснения. Потом пробежала по квартире, осмотрела шкаф с одеждой, полки в ванной, подставки для компакт-дисков. Не знаю даже, встревожилась ли еще больше, или этот обыск меня немного успокоил. Все выглядело так, будто он уехал ненадолго – дня на четыре, скажем. Забрал только что выстиранные мною джинсы, майку, теплый свитер. Взял бритвенные принадлежности, туалетную воду «Драккар Нуар» (такую же, как у своего кумира Элиса Купера). Несколько дисков, CD-плейер. И все, понимаете, все! С текстом безумной записки это никак не вязалось. И я решила, что нужно подождать. Те самые четыре дня, на которые ему должно было хватить чистой одежды, туалетной воды (там оставалось совсем на донышке), пока ему не надоест крутить одни и те же диски – «Нирвана», «Содом», «Тиамат», последний альбом Дэвида Боуи. Тогда он вернется.

Вернулся – черта с два! Я ждала даже не четыре дня, а все пять. Самое противное, что надвигался Новый год. Сперва я, насмотревшись телевизор, решила, что наступает новый век, и с ним – тысячелетие, но Женя на пальцах мне разъяснил, что я поторопилась и люди с научным складом ума подождут еще годик. Дескать, ноль на конце даты всегда означает не начало, а конец. «Тебя что, не учили считать до десяти?» – горячился он, и я в конце концов согласилась. Но в глубине души продолжала считать, что наступает новое тысячелетие. При чем тут круглые десятки, мы же не в магазине. И у кого это научный склад ума – не у него ли?! Однако я предпочитала молчать – он и так раздражался все чаще, – по телевизору постоянно говорили про новое тысячелетие, и Женя каждый раз переживал, что журналисты обманывают кучу людей. А может, это раздражение имело совсем другую природу, может быть, он просто маскировал этим дурацким Новым годом что-то другое… Теперь мне так кажется, но тогда я только посмеивалась – какой он все-таки еще ребенок!

Я думала, он хотя бы позвонит. У меня было по крайней мере десять телефонов, по которым я могла позвонить сама, чтобы найти его… Или какие-то его следы. Но я не прикасалась к трубке. Что это было – не знаю. Обида. Идиотская гордость – в таких случаях говорят «женская гордость», но вряд ли это чувство имеет определенный пол. Так же, как и зависть. Или любовь. Одним словом, я решила дождаться, когда он сам сообразит, что записки совершенно недостаточно. Что так не поступают. Нормальные люди, во всяком случае.

Да и времени у меня совсем не было. Перед праздниками все будто с ума посходили. На радио, где я работаю внештатным корреспондентом, на меня навалили кучу разной ерунды. Казалось бы, перед Новым годом должны быть какие-то необычные задания, но меня посылали на абсолютно неинтересные тусовки. Да еще и браковали каждые два материала из трех. Я в самом деле халтурила, писала бог знает как, только бы отвязались. Хуже, чем обычно, хотя и раньше не блистала… Иначе бы меня взяли в штат, и жизнь стала бы спокойнее, определенней. Требовалось выдерживать шутливый, принятый у нас на радио тон, о чем бы ни шла речь. А мне было не до шуток. Ну совершенно… Потому что я никогда не ощущала так ясно, что потерпела поражение. Потому что у меня постоянно возникал вопрос: «За что?» Его поступок был похож на пощечину – неожиданную и несправедливую… И было очень больно.

Я сменила постельное белье, убрала вторую подушку. Она пахла его волосами, и от этого у меня начинались спазмы в горле, а моя собственная подушка начинала промокать. Классика. Наверное, такое бывает со всеми брошенными женщинами. И было ужасно, что теперь я могла приписать себя к этой армии, многочисленной и агрессивной. Настолько ужасно, что я в это не верила. Повторяла про себя – это шутка, очень дурная и глупая, он выкинул коленце и уже раскаялся, просто не знает, как мне позвонить, как прийти, что сказать, чтобы отменить свою безумную и жестокую записку. Наверное, он просто слишком заигрался в своей запасной жизни. Вообразил, что ему все можно. Что я все прощу. Впрочем… Разве бы я не простила? Если бы только он вернулся…

А он не возвращался. Вечером двадцать восьмого, разговаривая со своим редактором, я была в таком состоянии, что та наконец перестала меня распекать за испорченный репортаж и довольно ласково спросила, что у меня случилось. Я ничего не стала объяснять. Сказала только, что очень устала, и это тоже была правда.

– Мы все устали, – призналась она. – Однако, Наденька, нужно взять себя в руки. Ладно, из твоего репортажа сделаем информацию, что уж теперь. Спасибо, что он не заказной.

И не успела я удивиться такой снисходительности, как она добавила:

– Позвони мне завтра, вроде бы наклевывается интересная презентация шампанских вин. Заодно выпьешь там, расслабишься. Нам утром пришлют приглашение на два лица.

Я сказала что-то вроде «большое спасибо». Благодарить нужно было намного вразумительнее. Она могла вообще разнести меня в пух и прах и выгнать, а вместо этого посылала «пить шампанское». Только я не могла любезничать, «брать себя в руки», расслабляться. Меня добило приглашение на два лица. Второго лица у меня больше не было. Оно болталось бог знает где, черт знает с кем. И в тот вечер я наконец решила взяться за дело.

Для начала, вернувшись домой, я набрала номер телефона его родителей. Точнее, родительницы – отец Жени ушел из семьи, когда тому было лет восемь, давно воспитывал другого сына… Они созванивались с Женей по праздникам, и я решила, что вряд ли он в курсе последних событий.

Трубку взяла Шурочка, младшая сестра Жени. Ей двадцать пять, она моя ровесница, но кажется мне ребенком – очень наивным и легкомысленным. Своих приятелей она до сих пор называет «мальчиками», хотя какие уж там мальчики, под сорок.

– А я как раз собиралась вам звонить, – обрадовалась Шурочка. – Вы на Новый год куда? Может, будете встречать с мамой? А то…

И она быстро, выложила мне свой простенький эгоистичный план. Конечно, один из ее «мальчиков» пригласил ее на новогоднюю ночь в какой-то клуб, где будет шоу, дискотека, маскарадные костюмы и куча бесплатной выпивки. Но оставлять маму одну под елкой неловко, и Шурочка рассчитывала, что мы с Женей ее выручим. Я слушала ее и понимала, что сразу же сделала неверный шаг. Женя ушел вовсе не к ним. Иначе его мать позвонила бы мне в первый же вечер. А как же? Ведь она уже привыкла считать нас мужем и женой, хотя в ЗАГС мы не ходили, да и не собирались этого делать. Нет, я все-таки не в себе. Определенно теряю рассудок… Права моя редакторша на радио, нужно Держать себя в руках.

– Ну, так какие у вас планы? – наседала Шурочка.

Я уклончиво ответила, что пока мы ничего не решили. Что вариантов целая куча, но мы, конечно, обдумаем и ее предложение. Я говорила как можно спокойней, не хотелось выкладывать все Шурочке. Только не ей. Она обожает брата, относится к нему как к любимой игрушке и сразу поднимет панику. Перепугает мать. А та… Та тоже дрожит над своим единственным сыном. Красавец, умница, милый, добрый… Настолько добрый, что даже не поставил мать в известность, где находится.

Последняя мысль меня удивила. Я никогда не думала о нем с иронией или злостью. А теперь вот начала.

Может, потому, что оказалась в дурацком положении – Шурочка попросила к телефону брата. Я ответила, что он задержался у себя в магазине, у них перед праздниками запарка, пришла свежая партия дисков…

– Ну ладно, когда вернется, пусть сразу мне позвонит. Уговори его на Новый год идти к маме! Пока! – И первая положила трубку.

Я минуту приходила в себя и обдумывала ситуацию. Мать с сыном были очень близки. Рассказывали друг другу даже о самых незначительных происшествиях своей жизни. Он мог ей позвонить просто для того, чтобы поделиться впечатлениями от нового фильма. Редкий случай взаимопонимания. Идеальные отношения. У него даже голос менялся, когда он разговаривал с мамой. Казалось, что говорит мальчик лет десяти – отличник, паинька. Меня это смешило, но я помалкивала. Однако паинька, похоже, взбунтовался. Мне он хотя бы оставил записку. А матери – ничего. И уже завтра мне придется все выложить его маме и сестре. А что я им скажу, если сама ничего не понимаю?

Я решила, что самое разумное – отправиться в магазин, где он работал. От меня-то уйти можно, а вот с работы… Тем более, что никаких других источников дохода у него не было. Его отец ограничивался небольшими денежными подарками на дни рождения. Мать работала бухгалтером в какой-то загадочной конторе, которая то прогорала, то начинала процветать, но ни разбогатеть, ни окончательно разориться никак не могла. И доходы у нее были соответствующие – то густо, то пусто. Первое время, когда мы с Женей решили снять квартиру, она нам здорово помогала. Потом он сам отказался от ее помощи.

Все эти дни, когда я его ждала, меня тянуло отправиться в магазин. Но что-то мешало. Черт его знает что. Наверное, даже гордость тут ни при чем. Просто я боялась увидеть его, да еще в такой обстановке – при коллегах, при покупателях… А вдруг бы кто-то из нас не выдержал, начал скандалить… Или еще хуже – если он рассказал про свой уход кому-то из приятелей, те стали бы рассматривать меня, оценивать, как я держусь… Такая гадость! Но теперь мне стало на все наплевать. Магазин в это время, конечно, закрыт, но у меня был домашний телефон его приятеля.

Я его часто видела, когда заглядывала в магазин. А вот звонила всего один раз – когда у Жени среди ночи поднялась высокая температура и нужно было кому-то сообщить, что на работу он не выйдет. Зато была хорошо осведомлена обо всех подробностях жизни Мити – мне рассказывал муж…

Я оговорилась – «муж», и мне стало еще хуже. Точнее будет сказать, «одумалась», но это ничего не меняет. Когда я разговаривала с подружками, я называла Женю «мой друг», «мой жених», просто «мой»;.. Но про себя все чаще начинала называть его мужем. Мне даже казалось, что мы уже поженились… Конечно, за несколько дней от этого чувства не отвыкнешь. Что ж, тем хуже для меня.

Я знала, что Митя – продавец из отдела видеокассет – живет в однокомнатной квартире вместе о своей бабушкой – весьма суровой старушкой. Женя рассказал мне, что бабушка поставила внуку жесткое условие – жить с ней, если он хочет получить эту квартиру по наследству. Других претендентов на наследство было предостаточно… А вот иных возможностей обзавестись своей квартирой у Мити не было. Так что двадцатитрехлетний парень спал у бабушки за шкафом, отчитывался ей, почему задержался на работе, и никогда не смотрел телевизор после полуночи – бабушка этого терпеть не могла. Приводить девушек, естественно, ему запрещалось, да и как с ними общаться под суровым надзором старухи? Теоретически он мог, конечно, сам отправиться в гости к девушке… Но когда Митя решался переночевать в другом месте, бабушка устраивала ему такие сцены, что бедный «ухажер» заранее прикидывал, стоило ли идти на такие жертвы…

Я взглянула на часы – начало одиннадцатого. Набрала номер. Услышав мужской голос, извинилась за поздний звонок, назвалась и спросила о Жене. И уже по тому, как тот запнулся, поняла – ему все известно. Про то, что меня бросили, по крайней мере.

– Знаешь, Надя, – выговорил наконец он. – Ты это не принимай близко к сердцу. Он скоро вернется.

Ох, как же мне было плохо… Вот чего я боялась – этих утешений, наставлений, уговоров. Я знаю, кому-то как раз такие вещи и нужны, а вот я их просто не переношу. Если случается беда, то мне легче, когда люди делают вид, что со мной ничего не случилось. Может, это просто вид самовнушения, не знаю, но мне от этого и правда становится легче.

– А на работу он ходит? – спросила я, игнорируя его утешения.

– Пока да, – ответил Митя. – Но с нового года он увольняется. Надь, да ты не переживай. Я думаю, что он не уволится. Где Женька еще найдет такое место? Нормальная зарплата, кругом куча его любимой музыки… У него какое вообще образование?

Образование у Жени вообще-то было, но какое-то странное. Учился в нескольких местах, но ничего не закончил. Обычная школа, конечно, плюс музыкальная, да еще художественная, и два года музыкального училища (диплома не получил), и год какие-то странные курсы, не то актерские, не то режиссерские… Я и сама толком не знала. Митя меня снова успокоил:

– Кто. же его возьмет на нормальную работу без диплома, без знакомств… Куда он собрался-то, ты сама-то в курсе?

Пришлось ответить, что нет. Сама хотела бы знать, как он теперь собирается жить, чем заниматься. Я пыталась говорить спокойно, даже весело. Поймала себя на том, что у меня на губах появилась улыбка – напряженная, наверное, очень некрасивая. Митя, конечно, этого не видел, и слава Богу. Потому что он тоже приободрился, когда сообразил, что я не пала духом.

– Он домой не приходит? – по-деловому осведомился он. – И не звонит? Так что же ты – зайди завтра на работу, поговори с ним. А то ведь потом и концов не найдешь.

Ну вот, и проговорился. Стоило меня утешать, если он уверен: Женя ко мне не вернется. Я вежливо ответила, что подумаю. Может быть, зайду. Попросила его не сообщать Жене, что я звонила. Мне так хотелось спросить… Может быть… Все-таки должна же быть причина… Ну а вдруг та девушка (или женщина) заходила к Жене в магазин? Я очень подозревала – без девушки тут не обошлось. Или могла быть другая причина? Такая причина, о которой Женя мог умолчать? Ведь он же ничего не объяснял в своей записке. Я помнила ее наизусть.

Он писал, что если не уйдет сейчас, то уже не решится на это никогда. (О Господи, какой ужас, неужели ему было так невыносимо со мной!) Писал, что если останется, то рехнется или покончит с собой (что-то я не замечала, что ему так плохо! Или была слепа?!). Просил понять его (рада бы понять, а не могла!). Хорошо еще, что не просил простить… Сообразил, наверное, что это было бы уже наглостью. В последних строчках сухо обещал, что мы еще обязательно увидимся… Когда придет время. Точка. Подпись.

Про его ужасный почерк я уже говорила, но даже если я несколько слов не так поняла, общего смысла это не меняло. Ну и кем я чувствовала себя после такой записки? Полным ничтожеством, разумеется. Да еще и глупым, потому что ничего, ровно ничего не понимала. Ни куда он ушел, ни зачем, ни почему. Главное, конечно, почему.

Потому что еще накануне – я это потом вспоминала – мы лежали в постели, обнявшись, тихо слушали музыку. На полу возле кровати горела свечка – он сам укрепил ее в рюмке, накапав на донышко горячего воска. Подсвечника у нас не было. В нашем хозяйстве не было много чего, но разве от этого мы чувствовали себя несчастными? У нас даже не было собственного дома. А зачем, нам собственный дом? Мы ведь любили друг друга – мне казалось, что ничуть не меньше, чем два года назад, когда только начали встречаться. Во всяком случае, я его любила… Надо приучаться говорить только за себя.

– Надя, ты слушаешь, Надя?

Надо же, а я думала, что повесила трубку! Оказывается, сидела у телефона, зажав ее в руке, смотрела в пустоту… Я извинилась и услышала в ответ:

– Знаешь, к нему в последнее время на работу заходил какой-то мужик. Ничего не покупал, но долго с ним разговаривал. Вечно отойдут в уголок и шепчутся – чуть не по часу. Потом Жене сделали замечание, что он сачкует, и мужик перестал приходить. А как-то после работы я увидел, как Женя садится к нему в машину. Приличная, знаешь ли, тачка. Ты с этим человеком знакома?

Я ответила, что нет. Правду сказать, я испугалась. Все мои домыслы о какой-то девице, которая Увела моего жениха, тут же показались мне смешными. О девице я бы давно узнала. И он бы так прямо мне и сказал. Я переспросила Митю, что это была за машина. Оказалось – иномарка, синяя или черная – было уже темновато, Митя толком не рассмотрел. Мне стало еще хуже. Не знаю почему, но люди в иномарках меня всегда немного пугали. Они мне казались какими-то… Ну, инопланетянами, что ли.

– Он завтра будет на работе? – спросила я.

– Будет, наверное. – Митя неожиданно понизил голос. – Ну все, я больше не могу разговаривать. Увидимся! Ты зайди, поговори с ним! – И повесил трубку.

Я даже улыбнуться не смогла, хотя, конечно, это было забавно – взрослый парень, а боится, что бабушка будет его ругать за долгие разговоры по телефону. Каждый сходит с ума по-своему. Но со своим сумасшествием я решила подождать. По крайней мере, пока не узнаю, что случилось. Не могла же я оставить все, как есть! А что оставалось делать? Перечитывать по многу раз его записку? Обдумывать самоубийство? Завести любовника?

Я снова перелистала записную книжку. Можно позвонить Зыкиным – это, в конце концов, его друзья. Наши ровесники, семейная пара. Настоящая семейная пара, побывавшая в ЗАГСе и в церкви, даже устраивавшая шумную свадьбу. Они приходили к нам на его последний день рождения, только… пустой это номер. Зыкины сейчас ждут ребенка, заняты только этим и друг другом. Вряд ли Женя поделился с ними своими переживаниями.

Следующая страничка, на букву "И". Иван. Кто такой Иван? Явно не общий знакомый, понятия не имею, кто такой. Но почему он оказался записанным в моей книжке? Может быть, это зубной врач иди какой-то человек, у которого я брала интервью?.. Ну нет, были бы пометки, я всегда их делаю. Тогда кто? Я перевернула страничку, но и там не нашла никаких указаний на эту загадочную личность. Зато между страниц лежали два билета на электричку, от второго декабря этого года. Я рассматривала их, пытаясь сообразить, куда это мы ездили с Женей в этом декабре, и почему я этого совершенно не помню. И вдруг вспомнила!

Мы на самом деле никуда не поехали. Все изменилось в последний момент – когда Женя оставил меня на вокзале, в пригородных кассах, в очереди за билетами, а сам пошел звонить. Вернулся он, когда я давно уже взяла билеты и одиноко мыкалась под электронным табло.

– Все отменяется, – сказал Женя. – Поехали домой.

А когда я спросила, что случилось, он ответил примерно следующее: Иван приболел, и вечеринка отменяется. Значит, мы собирались ехать к этому самому Ивану! Я была с ним еще не знакома, а Женя познакомился совсем недавно, на рок-концерте. В Москву приезжали «Слэйды», и Женя, конечно, рубился в первом ряду танцевального партера. А я не пошла – не смогла, на меня навесили очередное задание, и отказаться было невозможно. Мне так хотелось, чтобы меня взяли в штат этой Радиостанции, что я была готова отказаться от многого. Слов нет, от удовольствий я отказываться Умею. Да вот только никаких плодов это самопожертвование пока не принесло. Может быть, я что-то делаю не так? Кстати, тот репортаж тоже зарубили. Нет, мне пора серьезно задуматься о свой судьбе. Если бы я пошла на концерт, я бы, по крайней мере, знала, что представляет из себя этот Иван.

Я попыталась припомнить все, что рассказал о нем Женя. Кажется, этот парень имеет отношение к какой-то московской группе, которая не то разогревала публику перед «Слайдами», не то просто тусовалась в качестве зрителей. Вот этого точно не вспомню. А вот что Женя пил пиво с этим парнем после концерта, в буфете, знаю точно. Он сказал, что их с Иваном свела судьба. Зрители после концерта были в приподнятом настроении, улыбались друг другу, братались… В общем, получили мощный положительный заряд. Так вот, оказавшись за одним столиком в буфете, парни сперва поделились друг с другом впечатлениями от концерта, потом завязался разговор о музыке. У них оказались общие пристрастия. Ох, я-то знаю, Женю хлебом не корми – дай поговорить о музыке. А когда он находит единомышленника, может болтать часами. Я прожила с ним два года и за это время научилась разбираться в разных стилях, по первым тактам узнаю многие песни, могу порассуждать об истории рок-н-ролла… Но где мне до Жени! Он плавает в этом, как рыба в воде.

Да, в тот вечер он здорово задержался. Я теперь вспомнила, что Женя приехал домой около часа ночи. А концерт окончился около десяти. Я не из тех, кто спрашивает своего парня: «Где ты был?!» – или дуется за опоздание… Но я все-таки тревожилась за него, мало ли что, на обратной дороге могли привязаться какие-то придурки… Я ведь уже говорила – на него иногда нехорошо посматривали, слишком уж яркая внешность, кому-то могло показаться, что он подкрашивает ресницы и губы. Но тогда все обошлось. А через две недели он заявил, что в воскресенье мы едем к Ивану – он нас пригласил в гости, к себе на дачу. Я согласилась – мне было все равно куда ехать, только бы с Женей. Но поездка не состоялась, и больше я об Иване не слышала. А его телефон переписала к себе в блокнот во время какой-то уборки – нашла на столике клочок бумаги с именем и номером. Бумажку я выбросила, чтобы не разводить в доме мусор, а номер сохранила.

В конце концов я решилась и набрала номер Ивана. Время было, конечно, позднее, но человек, который привык развлекаться на концертах, вряд ли уже спит. Этот вопрос меня как раз не волновал. Заботило другое – как представиться, если мы никогда не виделись, как спросить о Жене… Может, он даже его фамилию не знает? Вряд ли они обменялись паспортными данными… Пока в трубке звучали долгие гудки, у меня было несколько секунд, чтобы обругать себя за недомыслие. А потом на другом конце провода взяли трубку.

– Можно Ивана? – спросила я. И выругала себя еще раз, потому что к телефону подошла женщина, судя по голосу, молодая. Вот возьмет и не позовет… Но она даже не спросила, кто звонит. Я и сама никогда не спрашивала, когда к телефону просили Женю. Мне всегда казалось, что это невежливо.

Голос у Ивана оказался приятный – мягкий, хрипловатый. Он выслушал мои объяснения и не послал меня к черту. Наоборот, сразу принял такой тон, будто мы с ним давным-давно знакомы. И оказалось, что я позвонила ему не зря.

– Знаешь, последний раз, когда Женька ко мне заходил, он был какой-то сам не свой, – сообщил Иван.

Значит, Женя встречался с ним, и не раз? Ладно, я это проглотила, в конце концов он был не обязан передо мной ни в чем отчитываться. Я только спросила, когда это было?

– Двадцатого декабря, – тут же ответил Иван. – Женька мне позвонил с работы, я его позвал в гости, у моей подружки был день рождения, и мы как раз собирались… Кстати, я же вас обоих приглашал!

И это мне тоже пришлось проглотить. Меня, во всяком случае, никто никуда не приглашал. Женя предпочел пойти один… Ну ладно. Мне впервые пришло в голову, что, возможно, он меня стыдился?! Это была слишком неприятная догадка, и я постаралась не думать об этом. Сейчас, по крайней мере. Я сосредоточилась на рассказе Ивана. А тот рассказал, что, когда приехал Женя, он вел себя немного странно.

– Нет, сперва все было хорошо, – говорил Иван. – Он привез бутылку вина, правда, сам-то пил водку. Посидели, поболтали… Он курил и ничего не ел. И странно как-то на меня поглядывал, мне показалось, что он хочет поговорить. Но у меня была куча народу, уединиться негде. Я его даже прямо спросил: может, что случилось?

Женя ответил, что позвонит – завтра или на днях. Ушел одним из первых, когда веселье было в разгаре. Иван даже не заметил, – когда он исчез из-за стола.

– У меня остался какой-то осадок, – признался он мне. – Я даже думал, может, он обиделся, что я не нашел для него времени… Но ты же понимаешь, как бывает на вечеринках – дым коромыслом. Кстати, он мне так и не позвонил. Ты уверена, что с ним что-то серьезное?

– На работу он ходит, значит, жив и здоров, – ответила я, стараясь говорить спокойно. Меня больше всего задело, что я впервые слышу об этой вечеринке. – Ладно, извини, что побеспокоила.

Я хотела попрощаться, но тут он меня окончательно ошарашил. Думаю, попытался таким образом меня успокоить.

– Ты не бери в голову, – посоветовал мне Иван. – Я уж понял, что он человек непредсказуемый. Например, как он рвался ко мне на дачу, я же помню! Там собиралась вся наша группа, он хотел познакомиться. И в последний момент позвонил и сказал, что вы не приедете, все отменяется.

– Но ты же заболел! – вырвалось у меня. Иван очень удивился и заявил, что за эту осень, слава Богу, не болел ни разу. А я уже поняла, что Женя мне соврал. Послал меня брать билеты, которые нам так и не пришлось использовать, и отправился звонить… Зачем? Чтобы подтвердить, что мы приедем? Иначе зачем он заботился о билетах, зачем вообще потащил меня на вокзал? Но в последнюю минуту, видно, передумал, отказался от приглашения… А для меня выдумал историю с болезнью. И я ему поверила. Как верила в общем-то всегда.

– Надя, ты слушаешь? – донесся голос из трубки. – с тобой все в порядке?

И я ответила, что со мной все прекрасно. По благодарила его за участие, обещала перезвонить. Хотя, кладя трубку, не могла понять, зачем я это пообещала. Ему это не нужно, а мне – тем более. Мне было нужно только одно – понять, откуда взялось все это вранье. И очень некстати (хотя, может, как раз ко времени) я вспомнила слова своей мамы. Когда она впервые увидела Женю, то сразу сказала, что мы с ним не пара. Я, конечно, сразу завелась, потребовала объяснить, что ей в нем не понравилось.

– Дело не в том, что он мне не нравится, – ответила мама. Она, как всегда, говорила со мной слегка покровительственно, как будто мне все еще лет десять. – Беда в другом: вы с ним такие разные…

Конечно, тогда я ничего не поняла. Расплакалась (какая же я в самом деле была дурочка), сказала, что уже взрослая и могу сама выбирать, с кем знакомиться и проводить время. Он был моим первым парнем, так что я сразу решила: мама просто хочет, чтобы я подольше оставалась ребенком. Ей было неприятно, что у меня появился кавалер… Что я заинтересовалась еще чем-то, кроме учебы. И только сейчас я начала подозревать, что мама разглядела в нем куда больше, чем я. Особенно в первое время. Она, конечно, ничего не знала о его второй, запасной жизни, но сразу увидела, что эта, настоящая, жизнь не очень-то его волнует. А если я – часть этой настоящей жизни, значит…

Додумывать не хотелось. Я отключила телефон – если Шурочка захочет дозвониться, пускай попробует. Приняла душ, почистила зубы. Завела будильник – с утра нужно позвонить в редакцию. Презентация шампанских вин? Великолепно. Приглашение на два лица? Того лучше. Найду, кого позвать. У меня тоже есть друзья, а от такого мероприятия не отказываются. Я легла, погасила свет и пообещала себе, что все еще будет хорошо. Пожелала себе веселых праздников, счастливого Нового года, а еще спокойной ночи.

И в результате проворочалась с боку на бок до пяти утра.

Оказывается, моя редакторша слов на ветер не бросала. Уже в полдень у меня на руках оказалась симпатичная синяя открыточка, которая и являлась пропуском на презентацию. Наверное, я все-таки вызвала у этой женщины какие-то материнские чувства, иначе почему она послала на это мероприятие именно меня? Туда был бы рад пойти любой штатный сотрудник. На прощанье она очень выразительно напомнила, что репортаж заказной, и портить его – себе дороже.

– Короче, Наденька, или ты его делаешь, и делаешь хорошо, или мы расстаемся, – сказала она, разглядывая круги у меня под глазами. – Мне-то нравится, как ты работаешь. И стиль у тебя неплохой, и коммуникабельность есть. Вот только твоя расхлябанность меня немножко пугает. – И, очень выразительно глядя на меня, заключила:

– Если хочешь чего-то добиться – составь себе хотя бы расписание.

Я пообещала сделать это сегодня же. С трудом Сдавила из себя улыбку, спрятала приглашение в сумку и заодно проверила – на месте ли диктофон, есть ли запасные батарейки. Презентация начиналась в шесть вечера в крупном торговом центре на проспекте Мира. У меня была куча времени, чтобы привести себя в порядок, раздобыть недостающее «второе лицо», купить что-нибудь к Новому году – ведь я до сих пор не запаслась подарками…

Вместо этого я поехала в музыкальный магазин. В метро, когда я сидела в вагоне, закрыв глаза, передо мной несколько раз вставало лицо редакторши. Я ни на минуту не забывала о том, что она пообещала мне и что я пообещала ей. Мне нужно было сосредоточиться на работе и забыть обо всем остальном. О, это я очень хорошо понимала! Она говорила о расхлябанности и, наверное, была права. Хотя я вообще-то редко когда опаздываю, о чем-то забываю. Беда в другом – я, кажется, заразилась от Жени его болезнью и живу параллельно в двух мирах. Особенно с тех пор, как он пропал. В том, другом, запасном мире мы с ним все еще вместе. Оттуда он не уходил. Туда я возвращаюсь в своих мечтах, и там я счастлива. Я воображаю, как мы с ним гуляем по Москве, сидим в кафе, наряжаем елку, тайком друг от друга заворачиваем подарки… И всерьез пытаюсь представить, что он подарит мне, и придумываю, что же подарить ему…

А когда я прихожу в себя и возвращаюсь в реальность, то она кажется мне не такой уж и важной. Не такой обязательной. Не такой реальной – в конце концов! Какое мне дело до этих шампанских вин, например? У меня от шампанского изжога, я его терпеть не могу! И почему именно я должна идти туда, изображать искренний интерес к предмету презентации, с кем-то общаться, о чем-то говорить? Почему я должна жить в этом мире, если мне куда лучше в том?! Кажется, я начинала понимать Женю. Все лучше и лучше. А может быть, у меня просто всерьез начиналась депрессия.

– Девушка, вы будете выходить?! – рявкнул голос у меня над ухом.

Моя станция! И двери уже открылись, а я, оказывается, стою на пороге вагона, мешая другим пассажирам. Держать себя в руках…

На подходах к магазину я остановилась и вытащила сигарету. Надо признаться, что я трусила.

Трусила так ужасно, что готова была развернуться и уехать куда глаза глядят – подальше отсюда, Я стояла у стеклянной стены бистро, под навесом, чуть не по колено в коричневой халве растоптанного снега. Брюки, конечно, промокли, к вечеру на них проступят соляные пятна. И конечно, это случится как раз на презентации. Ну и пусть. Я ни перед кем не собираюсь притворяться, что приехала на машине. Мимо меня непрерывно шли люди – в этом месте их всегда очень много, в любое время дня. Вид у всех был ошарашенный, какой-то диковатый. Я смотрела на них и удивлялась – что это с ними? Потом до меня дошло. Конечно, Новый год на носу! По мнению многих – новое тысячелетие, вот они и не знают, как прыгнуть выше головы, отметить праздник как-нибудь необыкновенно… Но теперь я решила, что все-таки подожду с тысячелетием еще годик. Не из солидарности с Женей, вовсе нет. Просто в этом году я еще не готова к такому событию. Не тем занимаюсь, думаю не о том. Не так живу. И совершенно не ощущаю, что наступает праздник. Что через три дня – Новый год. У меня нет ни елки, ни даже еловой ветки. Ни игрушек, ни красивых свечей. Нет даже «второго лица», чтобы отправиться с ним на презентацию. А если я угроблю этот репортаж, работы у меня тоже не станет, а значит, я лишусь средств к существованию. Весьма скромных средств, конечно, но все же…

Тут я впервые подумала о том, как буду жить, если Женя все-таки не вернется. Квартиру мы снимали у его близких друзей и по знакомству – очень дешево. Что же будет теперь с этой квартирой? Оставят меня в ней, как бывшую невесту Жени и за ту же плату? Останусь ли я сама на таких условиях? Да и смогу ли оплатить эту квартиру? Ведь в основном зарабатывал Женя. Он платил из своей зарплаты за квартиру, за еду, за наши развлечения. Я оплачивала менее заметные статьи бюджета – покупала хозяйственные мелочи, платила за свет, приобретала кое-что из одежды – когда получала очередной гонорар. Это случалось нечасто. И если он не вернется, мне придется собрать свои вещи и вернуться к родителям. Вернуться с полным поражением. Мама, конечно, скажет, что заранее меня предупреждала. Она и в самом деле предупреждала… Но о чем можно предупредить человека, который счастлив? Который влюбился впервые в жизни, да так, что решил, будто это навсегда?

Я выбросила окурок и отряхнула брюки от снега. Приказала себе быть спокойной и сдержанной, иначе опозорюсь перед кучей народу – я ведь знаю всех продавцов в магазине. А затем прошла мимо бистро и потянула на себя знакомую стеклянную дверь, обклеенную афишами концертов…

Глава 2

…И сразу же повела себя донельзя глупо. Вместо того чтобы пройти к прилавку, за которым стоял Женя, я остановилась у входа и стала рассматривать витрину с музыкальными журналами. В этой витрине отражался отдел напротив – его отдел. И я видела Женю за прилавком – он стоял, опершись локтем о стекло, и водил по нему пальцем. Рядом с прилавком околачивалась какая-то девчонка, она тоже рассматривала витрину. Наверное, он помогал ей найти нужный диск. Я следила за ними, не оборачиваясь, делая вид, что целиком сосредоточилась на журнальных обложках. До чего это было нелепо – ведь меня в магазине все знали, по крайней мере в лицо… И конечно, у продавца журналов сразу возникли вопросы, как только он рассмотрел меня получше.

– Надя? – удивился он, тут же переводя взгляд на отдел компакт-дисков. – Ты что-то хочешь найти? Помочь?

Я попросила последний номер «Рок-Сити» и полистала его, совершенно не соображая, на что смотрю. Краем глаза я видела, что парень делает Жене какие-то знаки. Ну вот, меня наконец заметили. Глупее себя вести я просто не могла. Теперь сразу стало ясно, что я боюсь объясняться.

– Спасибо, – я вернула журнал продавцу. – С наступающим тебя!

– Тебя также, – откликнулся он, но довольно неуверенно.

Конечно, он понимает, что происходит. Если все ало известно Мите, то через него узнал весь магазин. Я подумала, что мужики все-таки сволочи, хотя имела в виду всего одного мужика. Неужели Женя не мог держать язык за зубами и не болтать о том, что бросил меня? Ведь все равно собрался увольняться – разве трудно было потерпеть несколько дней?

Девица все еще стояла возле прилавка. Подходя, я расслышала, что она спрашивает последний диск «Гарбадж», а Женя советует ей зайти ближе к вечеру – диски как раз привезут со склада. Девица вздыхала, томно облокачивалась на прилавок и снова начинала рассматривать полки. Мне было ясно, что она ничего не купит, просто зашла поболтать с симпатичным молодым продавцом. Но на нее я как раз не злилась. Зато была безумно зла на Женю.

Конечно, все это было написано у меня на лице, потому что он, похоже, испугался. Во всяком случае, в глазах мелькнул страх – на очень короткий миг. А потом Женя взял себя в руки и отошел в другой угол прилавка, оставив девицу рассматривать полки в одиночестве. Я поняла: ему не хотелось, чтобы нас подслушали. Мне даже стало смешно – неужели он думает, что я устрою ему сцену?

– Извини, я сейчас, – тихо сказал он мне и отвернулся к музыкальному центру у себя за спиной. Поставил какой-то диск, сделал звук погромче. Я следила за его руками – он все делал страшно медленно: раскрывал футляр, нажимал кнопки. Ясно, тянет время. Ох, как же ему не хочется объясняться!

Девица, наверное, удивлялась, глядя в нашу сторону, – а она то и дело сюда поглядывала. Если я покупательница, почему ничего не прошу показать? А если знакомая, почему тогда мы стоим по разные стороны прилавка, глядя друг другу в глаза, и молчим? Я-то молчала, потому что очень хотела послушать, что он сам мне скажет. А он… Ему было нечего мне сказать. Когда пауза затянулась дольше минуты, я решила действовать.

– Я хотела спросить, как быть с твоими вещами? – спросила я.

– С вещами? А, да… – Женя как будто ожидал чего-то другого и немного растерялся. – Я заберу их… Потом как-нибудь.

– Почему не сейчас?

– Сейчас времени нет.

Я хотела спросить, на что же у него уходит столько времени, но девица не вытерпела и подозвала Женю для консультации. Теперь ей понадобилось узнать, сколько стоит последний диск какой-то девичьей группы. Женя принялся искать этот диск, и даже по его спине я видела, что он мечтает о том, чтобы мы ушли. Обе – и навсегда. Я-то, конечно, могла так поступить – повернуться и уйти. И это было бы правильно и красиво. Потом, пару лет спустя, я, возможно, вспоминала бы об этом с гордостью, считала личной заслугой. И ничего бы не произошло…

Но я осталась. Минут через пять Жене удалось отделаться от девицы. Когда она спросила, есть ли у них диск какой-то русской группы, он с облегчением отправил ее на второй этаж. В его отделе представлены только зарубежные группы и исполнители.

– Голова совсем не соображает, – сказал он, снова подходя ко мне. – Перед Новым годом все будто с ума посходили. Тебе повез выдалось затишье. Самое худшее начнется к вечеру.

– Да, мне повезло, – язвительно ответила я.

Он, наверное, и сам понял, что сморозил глупость, но ни извиняться, ни поправляться не стал Казалось, Женя опять собирался замолчать, и я снова перехватила инициативу:

– Знаешь, я думала, что тебе дорога твоя коллекция. Ты же так с ней носился, а взял всего четыре диска. Остальное тоже заберешь позже?

Он измученно посмотрел на меня:

– Ты не поверишь, но в последние дни у нас такой наплыв покупателей, что мне уже не до музыки. Даже во сне я кому-то ставлю диски.

– А кстати, где ты спишь?

Он не стал уклоняться от ответа и коротко сообщил:

– У друга.

– А… – Я слегка задохнулась от обиды. Значит, по его мнению, с меня хватит и такого объяснения? Ладно, пусть! И я спросила, знает ли хотя бы его мама, где он проводит время.

– Ой, Надя, с мамой я разберусь сам, – пообещал он, и я видела, что он опять мечтает от мен;

Отделаться.

– Ну, знаешь ли, ни твоя мама, ни Шура не знают, что мы расстались. – Я заговорила громче, но тому что из динамиков понеслось соло на гитаре, и мне приходилось перекрикивать солиста. – Вчера я позвонила им, хотела узнать, может быть ты там…

– Ты сказала, что я ушел?

Да, теперь он точно испугался. Глаза как будто в тень – в такие минуты мне никогда не удавалось поймать его взгляд.

– Значит, ты боишься им это сообщить? – издевательски спросила я. – Думаешь, они очень расстроятся? Будут тебя ругать? Ладно, хочешь я возьму все на себя? Все равно уж – раз ты и от них скрываешь, куда переехал, общаться с твоей мамой придется мне.

И тут он сделал одну вещь… Он никогда раньше этого не делал. В общем-то тут не было ничего необычного… Многие мужчины так делают… Только вот он – никогда, да и время было неподходящее – мы все-таки расстались. Да и место – магазин… В общем, он поцеловал мне руку – схватил запястье и крепко поцеловал. Я опешила. Мне показалось, будто он сошел с ума – что это было, откуда, почему?! Никогда в жизни он не целовал мне рук. Может, потому, что у нас все началось с дружбы, а друзьям рук не целуют. И мы были почти ровесниками, он всего на год старше. И кстати, мне вообще не нравится, когда женщинам целуют руки. Ни в кино, ни в жизни. В этом всегда есть что-то очень фальшивое. Если мужчина поцеловал мне руку, да еще при первом же знакомстве, я сразу начинаю относиться к нему с подозрением. И то, что Женя выкинул такое под занавес…

– Надь, я тебя очень прошу… – Он оглянулся по сторонам, проверяя, не следят ли за нами другие продавцы. Но тех осаждали покупатели – только у нашего отдела было пусто. – Я умоляю тебя – пока ничего им не говори, ладно? Говори, что мы по-прежнему вместе! То есть вообще ничего на эту тему, договорились?

Он все еще сжимал мою руку.

– Ты с ума сошел? – спросила я.

Его пальцы сжались так сильно, что я почувствовала боль. Но у меня даже мысли не возникло вырвать у него руку – у меня вообще не осталось ни одной разумной мысли. В голове крутилось одно: с ним что-то происходит, что-то странное, нехорошее. Особенно мне не нравились его глаза, я по прежнему видела в них страх – глубоко загнанный, но такой явный!

– Договорились? – переспросил он. Диск прокрутился до конца, и стало неожидан тихо. Теперь я заметила, что на нас смотрят. И покупатели, и продавцы из других отделов. Покупатели должно быть, приняли меня за воровку – ведь Женя схватил меня за руку. А продавцы ждут, когда мы наконец подеремся… Или начнем целоваться.

– Отпусти, – попросила я, и он тут же отпустил мою руку. На коже, возле запястья, отпечатались все его пальцы. Значит, вечером у меня будет чудесный браслет из синяков. Такая уж у меня кожа – на ней все проявляется за несколько минут, как на снимке, сделанном «полароидом». Брюки в соляных пятнах, руки в синяках, опухшие от бессонницы глаза… Да, еще меня ждет изжога от шампанского. О, я буду просто неотразима!

– Почему ты собираешься это скрывать? – спросила я, осторожно массируя запястье. – Все равно твоя мама скоро узнает… Как ты себе представляешь мое вранье? Между прочим, Шура хочет знать, где мы с тобой собираемся встречать Новый год.

– О Боже мой, – пробормотал он. – Не знаю…

– Да я не требую ответа, мне как раз ясно, что мы его встретим в разных компаниях. Но твоя сестра хочет знать – пойдем ли мы к твоей маме. Да или нет? Она сама собралась в какой-то ночной клуб.

– Пускай идет, – рассеянно ответил Женя. – Я подумаю…

И он еще раз попросил меня делать вид, что мы не расставались. Видите ли, его мама не должна об этом знать, иначе…

– Иначе что? – поинтересовалась я.

– Она встревожится, впадет в панику, а я этого не хочу.

И тут я не выдержала. Бог знает, о чем мы говорили, что обсуждали! Какие-то технические вопросы – когда он заберет свою одежду и диски, сколько у него покупателей, как врать его маме! Ну, ни дать ни взять – супруги, давно обдумавшие вопрос о разводе! Мы не говорили только об одном, – как раз о том, что меня волновало больше всего.

Я открыла сумку, достала его записку и разгладила ее на прилавке – текстом к нему:

– Ну а это ты никак не прокомментируешь? Может быть, я тоже впала в панику, а? Как ты считаешь, может быть, я тоже немного встревожилась? Совсем чуть-чуть? Или ты уверен, что все сказано. здесь?

Его спасли покупатели – иначе я это просто не могу назвать. К прилавку одна за другой подошли две девушки, за ними – несколько подростков, мужчина в возрасте… Женя тут же поставил по чьей-то просьбе диск, открыл каталог, принялся копаться на полках… Я стояла со своей запиской прикрывая ее ладонью от посторонних глаз, и ждала. Я твердо решила никуда не уходить, пока не получу ответа.

Это продолжалось минут десять. За это время он мог урвать хотя бы секунду, чтобы посмотреть мою сторону. Он ни разу на меня не взглянул. Я чувствовала, что щеки у меня пылают. На глаза то и дело наворачивались слезы, я таращилась, чтобы их просушить, смаргивала… Наверное, выглядела странно, потому что ничего не просила, ничего не требовала послушать, только следила взглядом за Женей. Постепенно меня оттеснили в самый угол. Я скомкала записку, сжала ее в кулаке и отошла от прилавка. У меня больше не было сил ждать.

На улице меня догнал Митя – он схватил меня за плечо, подбежав сзади, я даже вскрикнула от неожиданности.

– Постой, Надь. – Он задыхался и торопливое запахивал куртку. – Я тоже…

– Что. – тоже? – удивилась я. – Куда ты собрался?

– На обед. Может, пообедаешь со мной? Тут рядом…

– Да, знаю. – Я взглянула на часы. В самом деле, нужно было перекусить, иначе вечером я буду совсем никакая. Только мне не очень хотелось общаться с Митей, который был свидетелем всего этого безобразия. – Знаешь, я лучше поеду домой, тем более надо переодеться к вечеру.

– Собираешься куда-то?

Я вяло похвасталась своим заданием. Если бы я рассказала такое Жене, он бы не стал меня особо поздравлять. Он-то хорошо понимал, что я не люблю ни шампанское, ни тусовки, где никого не знаю. Нет, все-таки не быть мне профессиональным журналистом… А Митя сразу восхитился:

– Здорово, я бы с удовольствием пошел на такое мероприятие! Все-таки разнообразие… А то – работа, дом, телевизор… Замкнутый круг.

Я взглянула на него внимательней. Митя всегда казался мне симпатичным, хотя был не в моем вкусе. Слишком… Как бы это сказать? Простой? Ясные серые глаза, короткая аккуратная стрижка, сытое лицо с правильными чертами. Он мне чем-то напоминал школьные годы и мальчиков-отличников, которые никому не доставляли хлопот. Но может, я несправедлива к парню – ведь ему приходилось жить с бабушкой, а та была бы против, если бы он отрастил волосы ниже плеч, проколол уши и нацепил заклепанные кожаные штаны.

– Знаешь, у меня приглашение на два лица, – сказала я, почти жалея о том, что раскрыла рот. Но что поделаешь – иногда слова опережают мысли. – Если ты к шести освободишься…

Он был в восторге! В таком искреннем восторге, что мне даже стало неловко. Ведь парень явно обрадовался не из-за шампанского – неужели он его никогда не пил?

А если хотел развлечений, то мог их себе позволить – все-таки в этом магазине продавцы не бедствовали. Мне впервые пришло в голову, что я ему нравлюсь. Может быть… Да нет, совершенно точно! Ведь Женя как-то сообщил мне, что Митя очень одобряет мою внешность и фигуру. Я произвела на него впечатление, когда явилась в магазин в ковбойских сапогах, бархатных брюках и блестящей черной курточке – мы с Женей собирались пойти на концерт. Это было весной. Совсем недавно, о Господи…

– Ну хорошо, пойдем перекусим, – согласилась я.

Обычно продавцы из музыкального магазина обедали в ближайшем бистро. Собственно, это было не настоящее бистро – так, огромная клеенчатая палатка, где стояли десять столиков и стойка бара. Там подавали горячие сосиски, а из прочей еды были только чипсы и шоколад. Ну и пиво, конечно. Пиво и кока-кола. Из-за этого бистро Женя возненавидел сосиски, и мы их никогда не ели дома. Ну а я, наоборот, соскучилась по ним – я-то в этом бистро не обедала.

Мы уселись за пластиковым столиком, и Митя взялся за еду. Он угощал меня пивом, а у меня вдруг пропал аппетит. Я чувствовала себя ужасно сиротливо, несмотря на то, что теперь была не одна и у меня нашелся спутник на этот вечер. Ужасное было чувство – мне приходилось такое испытывать до встречи с Женей. Так всегда бывало со мной – познакомишься с симпатичным парнем, и кажется, с ним можно даже о чем-то поговорить, он к тебе хорошо относится… И вдруг на дискотеке, или в кафе, или в театре на меня накатывало такое одиночество, что хотелось выть. В такие минуты мне вдруг совсем не хотелось быть рядом с ним, поддерживать беседу. Потому что я чувствовала: этот парень – не мой. Он – случайность, на его месте мог оказаться кто-то другой, и ничего бы не изменилось. Значит, я просто теряю время, делая вид, что мне хорошо. Снова веду игру, в которой хотела выиграть любовь, которой среди призов нет. С Женей все было по-другому. С самого начала. Всегда.

А сейчас я опять проиграла, еще более позорно и ужасно. Если бы хоть знать почему…

– Надя, ты слышишь?

Оказывается, он со мной говорил, а я и не слышала. Я тут же изобразила внимание. Митя слегка обиженно повторил:

– Говорю, что он еще об этом пожалеет.

– Женя?

– Ну конечно. Не знаю, какая муха его укусила, но, по-моему, он делает одну глупость за другой. Ладно, если его достала эта работа, можно понять, что он решил уйти. Но вот что он с тобой расстался…

Я хотела сказать, что это не его дело, но передумала. Это было бы грубо, хотя, наверное, Митя сам вел себя нетактично. Так или иначе, я промолчала. Всегда, когда не нужно, я молчу. А вот если лучше помолчать…

– Сегодня утром я с ним поговорил, – продолжал Митя, поливая сосиску кетчупом. – Рассказал, что ты звонила, искала его.

– Ну и зачем? – не выдержала я. – Я ведь не просила тебя вмешиваться!

– Я и не вмешивался, просто выложил ему все, что думал, – отрезал Митя. – Сказал, что такую девушку, как ты, ему уже никогда не найти и он ведет себя как клинический идиот. Это же правда!

Понятно, что это был скрытый комплимент моим достоинствам. Но мне вовсе не было приятно его услышать. Митя запальчиво продолжал:

– Я его прямо спросил: может, он нашел какую-то другую девушку? Он говорит – не в девушках дело. А в чем – не объясняет. Но если бы к нему на работу заходила девица, я бы знал.

– Откуда? – Я все-таки не выдержала и улыбнулась – уж очень энергично Митя отстаивал мои интересы. Себе же во вред, так что это было даже благородно с его стороны. Ведь я ему нравилась.

– Как откуда? – удивился Митя. – В нашей деревне все на виду.

– К его прилавку ежедневно подходит сто девушек, – возразила я. – Одна из них могла быть его новой подружкой. Ты ведь за всеми не уследишь, у тебя тоже бывают покупатели.

– И следить не стоит, – фыркнул он. – Сразу же видно что к чему. С ним, конечно, многие заигрывают, ты и сама замечала, наверное… Он девчонкам нравится, колоритная внешность. Да и некоторые мужики, между прочим, интересуются…

Митя сделал большие глаза, и я его поняла без слов. К Жене действительно пытались приставать мужчины определенной ориентации – видимо, их тоже вводили в заблуждение его черные ресницы и слишком светлые волосы. Он рассказывал об этом со смехом, но я-то знала, что ему это неприятно.

– Но чтобы он сам кому-то строил глазки – такого я ни разу не видел, – закончил Митя. – И я его прекрасно понимал. Когда у тебя такая девушка… Слушай, вы официально не женаты? Прости, что спрашиваю, но просто мне интересно.

– Не женаты, – ответила я, делая вид, что все эти вопросы мне совершенно безразличны.

– А, ну тогда…

– Что?

– Да ничего, просто у нас тут все считали, что ты его жена. Особенно наши продавщицы. Светка со второго этажа прямо клялась, что вы расписаны. Говорила, что сразу отличает, кто был в ЗАГСе, а кто нет. Сказала, что вы ведете себя как семья.

Я улыбнулась:

– А разве обязательно ходить в ЗАГС, чтобы быть семьей? Я и сама никогда этого не хотела. Зачем обязательно ставить государство в известность, что двое любят друг друга? Ну разве чтобы прописаться… Так у нас с ним этих проблем не было.

– Ну да, и расставаться легче, – поддакнул он и наконец слегка смутился. Видно, до него дошло, что он все время затрагивает больную тему. Наверное, у меня все-таки не очень хорошо получалась улыбка.

Митя расправился со своей порцией сосисок и достал сигареты. Я тоже закурила – чтобы хоть как-то отвлечься. Мне было очень неуютно в этом кафе, и даже не потому, что я дико замерзла, сидя на сквозняке. Тут все было какое-то временное, ненастоящее – бумажные тарелки, пластиковые стаканы, подогретые в микроволновке сосиски… И Митя. И я сама, если уж на то пошло. Мне страшно захотелось встать и бежать в магазин – обратно к Жене. Потребовать, чтобы он хоть на десять минут бросил своих покупателей. И задать наконец прямой вопрос: по какому праву он так поступил со мной? Чем я ему не угодила? И как он мог написать мне такую записку, чем я это заслужила?! Даже с нелюбимыми женами, я думаю, иногда расстаются помягче. А разве он меня совсем не любил?

Митя с жалостью рассматривал мое искаженное лицо – я опомнилась, ощутив, что страдальчески скривила губы. Торопливо погасила окурок и попрощалась с ним до вечера. Мы договорились, что я подъеду к магазину в начале шестого – иначе мы опоздаем на презентацию. Митя забеспокоился, сойдет ли на таком мероприятии его костюм – он был одет в свитер и джинсы. Я его успокоила:

– Мы же вроде как журналисты, а значит, нам все можно.

И он опять отвесил мне комплимент:

– Знаешь, Женя все-таки полный дурак! Бывают, конечно, красивые девчонки, но в большинстве своем это такие дурочки! Такую, чтобы еще интересную профессию имела, он никогда не найдет!

Я не стала объяснять бедному парню, что не состою в штате на радио и вряд ли туда когда-нибудь попаду. Зачем было его разочаровывать? Наверное, Митя теперь единственный человек на свете, который был обо мне такого высокого мнения. Потому что сама я ни во что себя не ставила. Не говоря уже о моем начальстве на радио.

Я еще успела заехать домой и переодеться. Торопилась как могла – еще не хватало опоздать сорвать задание! Я проверила диктофон, захватил запасную кассету, попутно вымыла голову и накрасила ногти быстросохнущим лаком. Времени осталось только на то, чтобы попудриться, накрасит губы и застегнуть на себе черный брючный костюм Я уже начала радоваться, что успела все на свете когда зазвонил телефон. Утром, убегая из дома, я снова подключила его.

– Да, слушаю! – Я схватила трубку. – Кто это, кто?

– Это Иван, ты что, не узнала меня? – удивленно повысился голос в трубке. – Надь, ты в порядке вообще?

– Да, только тороплюсь. – Я взглянула на часы. Мне нужно было выйти из дому пять минут назад.

– Слушай, отложи свои дела, если можешь, – оглушил меня Иван. – Сегодня вечером я встречаюсь с твоим парнем, неплохо бы и тебе там появиться.

– То есть? – Я настолько растерялась, что даже не смогла сказать, что мне правда очень некогда. – Где, во сколько?

Он велел мне взять ручку и записывать или уж просто запоминать. Ручка, конечно, не находилась – обычное дело, когда нужно срочно что-то записать. Зато на диване рядом со мной лежал готовый к работе диктофон. Я схватила его, нажала кнопку и поднесла к трубке, попросив Ивана говорить погромче. Он громко и четко продиктовал адрес – это было где-то в самом центре – и рассказал, как туда добраться. Попутно я соображала. От моего дома это полчаса в метро да еще с пересадкой на кольце. Потом, по словам Ивана, нужно еще ехать трамваем пару остановок… Не Успею. Ни за что никуда не успею!

– Это твой адрес? – спросила я, когда Иван продиктовал адрес со всеми подробностями, вплоть до да на подъезде.

– Это – частная студия звукозаписи, – отрезал он. – Прослушивание назначено на семь вечера, так что, если желаешь послушать, как поет твой любимый, поторопись.

Я едва не выронила диктофон – он все еще работал. Попыталась найти кнопку, чтобы выключить его, и впервые за все время пользования и смогла этого сделать. Кассета продолжала крутиться, записывая наш разговор. Впрочем, говорил в основном Иван. От меня толку было немного. Я едва нашла в себе силы, чтобы спросить: неужели Женя поет?

Иван опешил:

– А ты что, не слышала?

– Никогда…

– У него приличный голос, могу тебя порадовать, – с усмешкой произнес он. – Ну надо же, какой скрытный… Понимаю, что стихи можно писать втайне от жены, но как втайне петь! До меня что-то не доходит! Послушай, пение пением, это занятие безобидное, но мне кажется, что он слишком много о себе возомнил. Не знаю, что с твоим парнем, только он, по-моему, слегка повредился уме. Ты уверена, что он бросил работу?

– Бросает… – Губы меня почти не слушались Я ничего не понимала, совершенно ничего.

– Дурак! – И он прибавил еще несколько выражений покрепче, сообщив мне, что думает об умственных способностях Жени. – Вроде бы взрослый уже и, если интересуется музыкой, должен понимать, что сейчас можно сделать деньги только на попсе. А рокерам, да еще начинающим, приходится ох как туго! Сейчас не семидесятые, чтобы сразу срубить кучу баксов! Он же, я думаю, все свои сбережения вкладывает в эту группу!

У меня уже кружилась голова, к горлу подступала какая-то горечь… От волнения, наверное, а может быть, сосиски все-таки оказались не слишком свежие… Что это говорит Иван, о чем болтает! Мне казалось, что парень бредит – настолько неожиданно звучали его слова. Но он говорил так серьезно и напористо…

– Группа? – слабым голосом ответила я. – Он что, поступает в рок-группу?

– Если бы! Он набирает рок-группу! – рявкнул Иван. – И сегодня в семь он устраивает прослушивание музыкантов, дошло наконец? И ты должна приехать туда, слышишь, Надя?!

– Зачем?

– Да чтобы отговорить его! – рявкнул он. – Потому что такой глупости нельзя допустить! Твой Женя – хороший парень. И я понимаю, что он помирает – хочет стать звездой, но он никогда никем не станет – да только как ему это сказать, черт возьми! Если я скажу прямо, – мы просто подеремся! Он же теряет над собой контроль, когда речь заходит о музыке! Только ты, наверное, можешь на него повлиять!

– Но ты забываешь, что меня он тоже бросил! – крикнула я.

Иван на секунду осекся, но потом продолжал с прежним жаром:

– Да перестань, это все из одной оперы! Решил, наверное, круто поменять жизнь! Как бросил, так и подберет, главное – сейчас его остановить! Или он сынок богатых родителей?

– Нет, конечно, он…

– Я и говорю: он просадит все свои бабки на эту убогую идею!

– Да у него и не было никаких денег! – наконец сообразила я, и от этого мне стало еще хуже. – Откуда же он их взял?

– Может, занял? – Я услышала, как Иван шумно выдохнул в трубку. – Ну, дошло до тебя, что его нужно срочно остановить?! Парню кажется, что он самый умный и талантливый, но я-то кручусь в этой тусовке уже десять лет и знаю: чтобы вылезти наверх, ни ума, ни даже особого таланта не нужно! Нужно или раскрученное имя, как у старых групп, которые начали бог знает когда, или большие деньги – а откуда они у него?!

– Я все поняла. – Мне наконец удалось сообразить, как выключается диктофон, и я остановила запись. Щелканье красной кнопочки, казалось, вернуло меня в нормальный мир. Или почти в нормальный. – Я постараюсь приехать.

– Нет, ты не поняла! Стараться тут нечего – нужно обязательно приехать! – вздохнул Иван. – Ну, сама подумай… Конечно, если ты всерьез решила с ним расстаться, можешь не приезжать. Это будет хорошая месть, потому что тогда парню точно крышка.

– Приеду обязательно, – жалобно ответила я, глядя на часы.

Катастрофа… Меня могла спасти только машина, а значит, придется идти на непредвиденные расходы. Если предположить, что на дороге не будет ни единой пробки, я доберусь до магазина в половине шестого… Оттуда, опять же на машине, можно успеть на презентацию. Хотя я ведь могла вовсе не встречаться с Митей. Подумаешь, какие у меня перед ним обязательства?! Тогда я еще никуда не опаздываю… Хотя как же я расправлюсь с презентацией всего за час, ведь прослушивание назначено на семь?! Да еще нужно иметь запас времени на дорогу – ни одна машина не сумеет провезти меня через весь центр всего за пять минут…

И вдруг меня осенило, и я закричала в трубку:

– Иван, слушай, я сейчас же поеду в магазин и прямо там поговорю с Женей! Может, мне удастся его отговорить!

– В добрый час, – напутствовал он меня. – Главное – отнесись к моим словам серьезно. Потому что если ты его не остановишь, парня в самом деле будет жаль.

Я бросила трубку, быстро оделась, собрала сумку, застегнула сапоги и выбежала из квартиры. Поймать машину было несложно, но возле первого же светофора я начала сжимать кулаки и молиться, чтобы случилось чудо и я успела в магазин до того, как оттуда уйдет Женя. Про Митю я как-то почти не думала.

А между тем Митя уже давно меня поджидал. Когда я выскочила из машины и побежала к магазину, он бросился мне навстречу:

– А я боялся, что ты передумала!

– Женя еще там? – не останавливаясь обронила я и побежала дальше.

Митя на миг замер, потом повернул за мной с криком:

– Что случилось?!

Я не ответила. Ворвалась в магазин и увидела что мое горе стоит на своем законном месте – за прилавком. И даже работает – что-то объясняет двум девчонкам, рассматривающим диск.

– Надо поговорить, – с места в карьер заявила я, оттаскивая его от покупательниц.

Он заволновался, указывая мне глазами на девушек, и я его поняла. Ведь у них в руках был фирменный диск, недешевая вещь. Но сейчас мне было наплевать, украдут ли его девчонки, вычтут ли эту кражу из его зарплаты. Да и девушки на воровок не походили – они, похоже, даже испугались моей напористости и теперь не знали, что им делать. Женя шепнул:

– В другой раз, ладно? Мы ведь уже поговорили…

– Первый раз не считается, – отрезала я. – Мы говорили только о том, о чем хотел говорить ты. А теперь давай о том, о чем желаю я.

– Ну ладно, только…

– После работы? – поинтересовалась я. Ведь мне хорошо было известно, что никакого «после работы» он сегодня допустить не может. Если сказка с прослушиванием окажется правдой…

– Завтра, – лихорадочно предложил он.

– Нет, сейчас же!

Девушки оставили на прилавке диск и отошли в другой отдел. Женя молча закрыл пластиковый футляр и вернул диск на полку. Я заметила Митю – он стоял в дверях, глядя на меня такими детскими, недоумевающими глазами, что мне стало неловко. Обманула в общем-то неплохого парня. Но ведь и меня тоже обманули! Я схватила Женю за рукав:

– Что это за история с прослушиванием? Это правда?

Да, это было правдой. Я поняла это, хотя он не ответил ни да ни нет. Его глаза опять ушли в тень, губы чуть приоткрылись. Он получил удар – совершенно этого не ожидая.

– Кто тебе сказал? – наконец выдавил Женя.

– Не важно. Я узнала.

– Кто тебя просил вмешиваться?

– Я пока еще не вмешалась. – Я видела, что он в ярости, но сейчас меня ничто не могло остановить. Потому что я тоже была вне себя. – Но обязательно вмешаюсь! Ты что, решил создать группу? Откуда ты возьмешь деньги на музыкантов? На все прочее? Кто тебе их даст?!

– Не твое дело…

Он сказал это тихо, почти шепотом, а глаза метались, не находя, на чем остановиться. От природы у него очень светлая кожа, но тут он стал просто белым – будто в лицо направили мощный прожектор. Меня кольнуло: какая же я дура, если он до сих пор мне так нравится, если я не вижу и не хочу видеть, что кто-то может быть лучше, красивее… Для меня, во всяком случае. Какая же я дура…

– Жень, ты делаешь глупость. – Я попыталась говорить спокойней и тише – на нас опять глазели. Никто из продавцов не ожидал второго моего прихода. Явно считали, что меня припекло… Ну и пусть. Мне было уже наплевать на чужое мнение.

– Если это глупость – это моя собственная глупость, – также тихо ответил он. – Но я хочу знать, как ты узнала.

– Сперва скажи, где ты возьмешь деньги?! Займешь?! Кто же тебе даст?

– Уже дали, – ответил он, по-прежнему не встречаясь со мной взглядом. – Кому ты звонила? Или… Это тебе кто-то звонил?

Я кивнула и уже собралась назвать имя Ивана, но тут Женя схватил меня за плечи и сжал их так, что я почувствовала его пальцы даже сквозь стеганую куртку. Боли, конечно, не было, но я и без нее была потрясена – Женя не то что никогда себя так не вел… Даже попытки не делал! И хуже всего было видеть его бледное лицо и то, как на этом лице кривятся посеревшие губы, слышать, как из них вырывается шипение:

– Отвяжись от меня, говорю тебе в последний раз, отвяжись! Это моя жизнь, мое личное дело, хватит с меня, убирайся!

Он тряхнул меня еще сильнее, но тут подоспел Митя – видимо, сообразил, что долг повелевает ему вмешаться:

– Да ты что, сдурел, отпусти ее! Убери руки, говорю!

Меня Женя тут же выпустил, зато набросился на Митю – с силой толкнул его в грудь, да так, что парень отлетел на несколько шагов и чуть не упал. К нам бросился продавец из отдела напротив:

– А ну заканчивайте! Обалдели вконец?! Что не поделили?!

Митя, тяжело дыша, рвался в драку, теперь уж мне приходилось удерживать его и оттаскивать к выходу. Он выкрикивал какие-то невнятные угрозы обещал разобраться с Женей… Я наконец вытолкала его на улицу и потянула прочь:

– Пошли, опаздываем!

– Нет, постой, я ему сейчас покажу…

– Да пошли! – уже со слезами выкрикнула я. – Я запорю задание, потеряю работу, если мы опоздаем! Лови машину!

В машине, на заднем сиденье, я наконец заплакала. Плакала, то и дело поглядывая на часы, и одновременно прикидывала, успею ли я напудриться, прежде чем мы явимся на презентацию. Никогда бы не подумала, что способна делать сразу два таких важных дела… Митя пытался меня утешить, но я попросила его помолчать. Он мешал мне, ужасно мешал, но избавиться от него уже не было возможности. И в конце концов, парень пытался меня защитить…

От этой мысли мне стало жарко и больно – от кого защитить?! От Жени?! Ну, если мне понадобилась защита от любимого человека, значит, надеяться уже точно не на что… Еще вчера вечером я думала, что все может наладиться… Строила планы – вот выясню, почему и куда он ушел, и он одумается, вернется. А я прощу его… Нет, даже прощать не буду – просто сделаю вид, что не было этих дней одиночества, не было ужасной записки. Просто вычеркну это, постараюсь забыть. А теперь… Левое плечо еще болело – его он стиснул особенно сильно. А тряхнул меня так, что даже зубы застучали. Неужели он и правда так меня ненавидит?!

Мне пришлось давать указания шоферу, и волей-неволей я отвлеклась, вытерла слезы, достала пудреницу. Митя послушно молчал. Я тронула его за рукав, когда мы уже подъезжали к торговому центру:

– Дай слово, что ты не будешь завтра разбираться с Женей.

– Я тебе просто удивляюсь, – мрачно ответил он после короткой паузы. Сперва мне даже показалось, что он вообще не желает отвечать. – Ты еще его защищаешь?! Если бы я не вмешался, он бы просто врезал тебе.

– Все равно, дай слово.

Никакого слова он мне не дал. Мы вышли из машины в состоянии «холодной войны». Правда, шоферу заплатил все-таки Митя.

Я давно уже привыкла к тому, что на некоторые задания опоздать считается хорошим тоном, а на такие, как сегодня, очень не рекомендуется. Существуют тонкие градации – где с раскрытыми объятиями кидаются навстречу журналисту, а куда журналист сам должен бежать сломя голову. Сюда я как раз должна была прийти вовремя, а опоздала на семнадцать минут – это я заметила по своим часам и по лицу встретившей меня женщины-менеджера. Впрочем, мне ничего плохого не сказали. Говорила я – ссылалась на пробки. Митя молчал. Ну а потом я пыталась делать свое дело.

Наверное, презентация была хорошая. Наверное, даже очень хорошая. Только до меня это не доходило. Я стояла с бокалом шампанского в первых рядах, смотрела, слушала, пыталась сообразить, с кем мне лучше побеседовать… А где-то под этими деловыми мыслями крутились и крутились другие – будто привязчивая песня, котирую ставишь снова и снова. «Если бы я не навязывалась, все было бы хорошо. Если бы не приходила два раза в магазин… Если бы не пыталась что-то узнать… Если бы не вмешалась… Он бы все равно позвонил мне. Вернулся. Хотя бы чтобы соврать, успокоить. Попрощаться по-человечески. И не орал бы на меня при всех, не хватал за плечи. И у него не было бы таких ужасных глаз, таких искривленных губ. Такого чужого, белого лица. Я сама все испортила. Зачем я вмешалась, зачем, Боже мой…»

Кто-то осторожно взял меня за локоть, я обернулась.

– Ты все проливаешь, – шепнул Митя, указывая глазами на мой бокал.

Я действительно держала его криво, и шампанское пузырящейся белой струйкой бежало на пол, собираясь в лужицу возле моих ног. Слава Богу, на меня никто в этот миг не смотрел. Я допила то, что еще осталось в бокале, и потихоньку отошла от лужицы. Митя преданно пошел за мной.

– Тебе очень плохо? – таким же сочувственным шепотом спросил он.

– Ужасно, – честно ответила я. Прикидываться не было сил, врать, делать хорошую мину при плохой игре. – Только уйти нельзя.

– Может, сядешь?

– И сесть я не могу. Сейчас нужно брать интервью.

– Тогда выпей. – Он от чистого сердца протянул мне другой, полный бокал.

Митя взял его на подносе – девушки в изящной зеленой униформе постоянно обносили шампанским всех собравшихся, и можно было пить сколько душе угодно. Я бы не удивилась, если бы из симпатичного фонтанчика в углу тоже забило шампанское, вместо подкрашенной и подсвеченной воды.

Я выпила – зря, конечно. Это меня ничуть не подбодрило, и веселее не стало. В эту минуту я бы предпочла всему остальному чашечку крепкого кофе. Украдкой взглянула на часы. Без нескольких минут семь… Сейчас начнется прослушивание, и меня на нем, разумеется, не будет. Что ж, оно и к лучшему. Иначе Женя окончательно меня возненавидит… «Почему ты говоришь в будущем времени? – перебила я сама себя. – Он тебя уже ненавидит. Неужели хочешь услышать, как это будет сказано прямым текстом? Его взгляда тебе было недостаточно?»

Я вытащила диктофон и пошла посоветоваться с менеджером, у кого в первую очередь брать интервью. А что мне еще оставалось делать? Лечь на пол и разреветься?

Работа, как ни странно, немного привела меня в чувство. Всегда легче, когда беседуешь на отвлеченные темы, а уж тема шампанского, как традиционного новогоднего напитка, мне была безразлична. Я на ходу придумывала какие-то вопросы и, в общем, справилась. Во всяком случае, мне так показалось. Другое дело, как на все это посмотрит редакторша. Мне самой было смешно, как легкомысленно я отнеслась к своему последнему шансу получить штатную работу. В голову приходили какие-то бесшабашные, дурацкие мысли. Насчет того, например; что Женя тоже теряет свою работу и что его ждет дальше – неизвестно. Так что тут мы при мерно на равных. Я была почти уверена, что он не нашел себе другую девушку. И это тоже меня немного утешало: все-таки раненое самолюбие – вещь ужасная. Он просто решил поменять жизнь. В конце концов, на это имеет право любой человек… Нужно только иметь некоторую смелость…

«Какая уж там смелость, если он просит меня ничего не рассказывать его маме», – сообразила я, когда презентация уже подходила к концу. Я записала почти две кассеты. Женя рассчитывал на мое пособничество. А на что он может рассчитывать после того, как чуть не избил меня? Интересно, попробует он пойти на примирение? Ведь пока я ему нужна. Совсем немножко, но все-таки… Пока ему есть о чем меня попросить – еще не все пропало. На улице, после теплого, какого-то пьяного воздуха в зале, мне стало очень зябко. Я застегнула куртку, набросила капюшон. Было уже восемь часов вечера, и я ужасно устала – день показался мне бесконечным… Когда Митя заговорил со мной, я чуть не вскрикнула – до того забыла о его присутствии.

– Тебя проводить? – спросил он. – Ты такая бледная…

– Ничего, пройдет, – успокоила я его. – Это от шампанского. Не стоило мне его пить.

– Да что ты, классное шампанское! Я, наверное, бутылку выпил. Спасибо, Надь…

– Да мне-то за что? – улыбнулась я. Мы медленно пошли в сторону метро. По дороге я прикидывала – имеет ли еще смысл ехать в ту звукозаписывающую студию. Конечно, я ничего не понимала в таком деле, как организация группы, но предполагала, что всех музыкантов за один час Женя не подберет. Значит, процесс в самом разгаре. Может быть, поехать?..

– Тебя проводить? – уже в который раз повторил Митя. И особого энтузиазма в его голосе уже не слышалось. Наверное, он наконец понял, что я думаю вовсе не о нем.

И я решилась. Уж если в этот день мне выпало набивать шишки, надо набить их все до единой, чтобы ничего не оставалось на завтра. У меня бывают счастливые дни, бывают средненькие, которых будто и не замечаешь, бывают совсем невезучие. Этот день был просто ужасным! Но я всегда придерживалась принципа – исчерпать каждый день до конца. Уж если везет, надо срочно взяться за очень важное дело, которое без везения не осилишь. А если, наоборот, преследуют неудачи, пора забиться в уголок и сидеть там, пока часы не пробьют полночь. Сегодня мне нужно было действовать – пусть даже во вред себе. Потому что, несмотря на все обиды, я все еще переживала за Женю.

– Не надо. – Я повернулась к Мите и постаралась изобразить благодарную улыбку. – Я доеду сама, возьму машину. Спасибо тебе за компанию. За все спасибо!

И прежде чем он успел что-то ответить, я побежала к проезжей части, встала на обочине и призывно подняла руку. Меня подобрала вторая же остановившаяся рядом машина.

Глава 3

Адрес звукозаписывающей студии был у меня только в аудиоварианте – на кассете. В машине, устроившись рядом с шофером, я сперва сказала ему приблизительно, куда ехать, а потом достала диктофон и прослушала эту запись. Наверное, он принял меня за ревнивую жену, которая выслеживает неверного мужа, пользуясь услугами частного сыщика. В октябре я как раз делала материал о работе подобного сыскного агентства, а запись на моей кассете очень походила на компромат. Во всяком случае, водитель как-то странно ухмылялся, когда поглядывал в мою сторону. Но я не очень обращала на него внимание. Переписала адрес в блокнот и пожалела о том, что репортаж с презентации записан на той же кассете. Редакторша могла попросить прослушать материал и в таком случае оказалась бы в курсе моих личных дел. Я решила, что дома перепишу репортаж на другую кассету – наша аппаратура это позволяла. Я подумала «наша», и меня снова кольнуло – ведь музыкальный центр покупал Женя. Разве он мой? Да, теперь у нас все было отдельное. И где он, в конце концов, живет, если не скучает по своей музыке?

Иван очень толково объяснил мне, как найти нужный дом. Расплатившись с шофером, я сразу нашла подъезд, где стояла железная дверь с кодовым замком. Нажала поочередно четыре кнопки, услышала металлический щелчок и открыла Дверь. Прежде чем войти, я еще раз оглядела дом – уродливое здание невыгодно отличалось от старинных особняков, которыми был застроен весь переулок. Здание, наверное, построили для какого-нибудь учреждения еще в семидесятых – серый бетон, ничем не украшенный. Большие окна. Никаких излишеств. В переулок выходил главный подъезд – высокие стеклянные двери, слабо освещенные изнутри. Наверное, там сидел вахтер. Зато здесь, за этой железной дверью с торца здания, никакой охраны не было. Когда я вошла, никто меня не окликнул.

Согласно указаниям Ивана, мне нужно было подняться на четвертый этаж. За все время, пока я искала лестницу и одолевала длинные пролеты, мне не встретилась ни единая живая душа. Под потолком потрескивали длинные лампы дневного света – они горели через одну. Стены были выкрашены в скучный голубой цвет, как в больнице или школе. Мне было не по себе, и уже не потому, что я боялась снова поругаться с Женей. Меня что-то пугало в этом огромном, совершенно безлюдном здании. В нем было нечто от обстановки Ночных кошмаров, как, наверное, во всех пустых зданиях в вечернее время.

На четвертом этаже я увидела дверь туалета. Вошла, откинула капюшон, оглядела в треснувшем зеркале свое лицо. Да, вид у меня… Бледная, прямо зеленая, хотя, наверное, в этом виновато освещение. Круги под глазами, помада смазалась… Я достала носовой платок и начисто стерла помаду. Но нравиться себе от этого не стала. Нужно было идти – я знала, какой номер комнаты мне нужен. Четыреста одиннадцать. Но с каким лицом и с какими словами я войду туда…

Я все-таки пошла. Стены длинного коридора были выкрашены уже не в голубой, а в более приятный серый цвет, и лампы горели все до единой. Когда в глубине открылась какая-то дверь, я едва не вскрикнула – так успела отвыкнуть от человеческого присутствия. В коридор вышел длинноволосый парень в черной куртке и джинсах. У него за спиной я заметила гитару в чехле.

Поравнявшись со мной, парень оценивающе осмотрел меня. Он явно прикидывал, стою ли я того, чтобы со мной заговорить. Я отвела глаза и пошла дальше. На той двери, из которой он появился, красовались цифры – «411». Значит, мне сюда.

Только одна мысль немного подбадривала: там должен быть Иван. А он за меня. И пусть я даже не знаю, как он выглядит… А как он выглядит в самом деле?

В комнате, куда я вошла, стояли несколько офисных кресел, большой, заваленный журналами и какими-то бумагами стол, маленький кофейный столик. Кроме чашек, я заметила там полупустую бутылку водки и несколько пластиковых стаканчиков. В комнате никого не оказалось, зато за матовыми стеклянными дверями в дальнем конце комнаты слышалось сразу несколько голосов. Я прислушалась… Мужской голос, который я слышала впервые, недовольно сказал:

– Ну ладно, попробуй начать «Энджи», знаешь эту песню?

– Конечно, – ответил какой-то парень. Его голос тоже был мне не знаком. Через несколько секунд я услышала гитарные переборы. И конечно, узнала эту песню «Роллинг Стоунз». Мне она нравилась, а вот Жене – не очень. Он вообще не жаловал «Роллингов», бог его знает почему. Внезапно парень остановился, и минуту все молчали. Потом мужчин вяло его поблагодарил и попросил посидеть в приемной.

Стеклянная дверь отодвинулась, и вышел взмыленный, с пылающими щеками парень – совсем молодой, лет восемнадцати, наверное. Он упал в кресло, схватил с кофейного столика стаканчик и тут увидел меня.

– Привет, – сказала я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, потому что парень уставился на меня как на привидение. Хотя немудрено завестись и каким-то духам в этих пустых бесконечных коридорах.

– А… Привет, – опомнился тот. – Ты что, тоже на прослушивание?

Я видела, как он оглядывает меня с ног до головы, наверное, ищет гитару или что-то в этом роде. Я подошла к креслу и скромно присела на краешек сиденья:

– Нет, я к знакомому. Кстати… Ты бы не мог позвать Ивана?

– Ивана? Да он ушел уже.

У меня упало сердце – ну конечно, сегодня невероятно везучий день… Иван был тут в семь, пытался отговорить Женю. Наверное, последними словами вспоминал меня и мое твердое обещание непременно приехать. А потом, конечно, решил, что я так обиделась на своего парня, что решила не вмешиваться. А как еще можно все это понять? Прослушивание, видно, идет полным ходом, значит, Ивану ничего сделать не удалось. Но тогда…

Я вскочила и указала на стеклянные двери:

– А Женя там?

– Кто?

– Ну, певец! Тот, кто группу набирает! – Эти слова казались мне полной дичью, но парень меня сразу понял.

– А, ну ясно там. А ты что, к нему? – Он оживился и тоже встал. Поманил меня пальцем и выдохнул мне в лицо вместе с водочным духом:

– Слушай, замолви там за меня словечко.

– Не обещаю. – Я инстинктивно отодвинулась от него, хотя тоже была не вполне трезва. И, как всегда от шампанского, у меня болела голова.

Парень сделал гримасу, и, взглянув на него повнимательнее, я подумала, что он еще моложе, чем показалось вначале. Лет пятнадцати от силы… И на что он надеется?

Я отодвинула стеклянную дверь и вошла. Никаких речей я не готовила, по той простой причине, что не знала, как меня встретят. Иван говорил, что нужно увести отсюда Женю. Что ж, попробуем… " Его я заметила сразу. Женя сидел спиной ко мне, в углу большой комнаты, на корточках, и возился с динамиком. Кроме него, здесь оказалось двое мужчин, оба уже в возрасте, трое молодых парней и одна девушка. Она-то первая и заметила меня.

– Вы разве записаны? – Девушка взяла ей стола большой блокнот и пролистала его. – Что-то не вижу. А как вы сюда попали?

Женя, не оборачиваясь, возился с динамиком. Кроме него, на меня смотрели уже все. Я никого здесь не знала, но меня смущало вовсе не это. Как-никак, а я все-таки собиралась стать журналистом, а эта профессия как раз предполагает общение с абсолютно незнакомыми людьми. Меня задело другое. Все эти люди (парни в том числе) смотрели на меня как на какое-то инородное тело. На козявку, с которой высшим существам не о чем Разговаривать. А ведь парни явно явились на прослушивание – это я определила уже по их внешнему виду – все будто из одного инкубатора. Длинные волосы, бледные лица, в одежде преобладала кожа и джинса. Им-то что передо мной задаваться? Я уже хотела заявить, что хочу поговорить с Женей, но тут наконец обернулся он сам. Секунду Женя смотрел на меня непонимающими, рас-/ ширенными глазами, потом медленно встал. Мне показалось, что он не очень твердо стоит на ногах, но может, он их просто отсидел.

– Ты как здесь… – начал он, но я перебила его:

– Выйдем на пять минут. Это срочно.

– Ты как…

– Женя, если я нашла тебя, значит, это очень важно, – повторила я, стараясь не видеть никого, кроме него. – Сейчас объясню.

И он, слава Богу, послушался и вышел, пропустив меня вперед. Парня в приемной уже не было, наверное, ему надоело дожидаться и он отправился погулять по коридорам. Женя отвел меня ближе к двери и прошептал:

– Послушай, но это же просто глупо! Почему ты не оставишь меня в покое?! Просто кошмар какой-то!

– Женя, пойдем отсюда, – таким же страшным шепотом ответила я. – Просто надень куртку и пойдем.

– Господи, да ты же ничего не понимаешь! – простонал он, картинно закатывая глаза. – Давай я тебе все расскажу, только потом, не сейчас! Ты все узнаешь, не беспокойся!

– Я хочу знать, кто эти люди?

– Это мои знакомые.

– Где ты с ними познакомился? Что вы тут делаете?

– Да ты же видела – работаем! – зло ответил он. – Не пьем, не курим анашу, не развратничаем! Неужели ты хочешь все мне испортить?!

– Но у тебя все равно ничего не получится с группой, – прошептала я, глядя на стеклянные двери. Они все еще оставались задвинутыми, но за ними было очень тихо. Явно нас пытались подслушать. – Женя, ты вляпаешься в очень нехорошую историю, если занял денег под этот проект! Тебе никогда не отбить их! Ты не вернешь долг и чем расплатишься?! Подумай хотя бы о матери! У тебя же нет ничего, кроме ее квартиры!

Он слегка переменился в лице, но не перебил меня.

Я продолжала:

– Ты хочешь, чтобы дело дошло до того, чтобы твою мать и сестру попросили убраться из дома? А если и квартиры не хватит?! Чем ты будешь расплачиваться?

– Не каркай, – в конце концов ответил он. Голос у Жени срывался., – Если хочешь знать, пока все идет прекрасно.

– Да, я как раз хотела бы знать, кто эти люди, где ты с ними познакомился?

– Потом, потом. – Он взял меня за руку и сжал пальцы. – Ты можешь поверить мне на слово? Ничего страшного не случится. Я сам за все заплачу. Ни моя мать, ни Шура не пострадают. И еще раз прошу тебя – пока ничего им не говори. Не надо. Они будут волноваться.

Я хотела ответить, но не смогла. Комната задернулась горячей расплывчатой пеленой. Я поняла, что глаза у меня на мокром месте. А он шептал, все крепче сжимая мне запястье:

– И прости, что я на тебя сегодня наорал. Я просто очень нервничаю, понимаешь? Это мой последний шанс выбиться. И я его не упущу. Мне все равно, что будет потом, чем все кончится. Но в записке я написал правду. Если бы не нашел этот выход, покончил бы с собой.

– Почему? – выдавила я. Теперь слезы бежали у меня по щекам, и я никак не могла их остановить. – Неужели тебе было так плохо… со мной…

Он воровато оглянулся на стеклянную дверь и быстро вытер мне слезы тыльной стороной ладони. От этого прикосновения я заплакала еще горше – все эти дни мне так не хватало этой вот руки, которая сейчас быстро коснулась моего лица…

– Мне было хорошо, – прошептал он. – Но жить я так больше не мог.

– Ты вернешься? – всхлипывала я. – Ты меня не совсем бросил? Ты вернешься, скажи?

И он сказал, что мы обязательно будем вместе. Не знаю, правду он говорил или врал, чтобы я немного успокоилась и согласилась уйти… И даже не понимаю, поверила я ему тогда или нет. Но мне было важно это услышать.

А потом он быстро поцеловал меня, застегнул мне куртку, как маленькой, как будто я не могла сама найти пуговицы. И, взяв за плечи, выпроводил в коридор. Прощаясь, Женя обещал обязательно позвонить. И приказал напоследок, чтобы я не расстраивалась. И никого не слушала – особенно Ивана.

– Ведь это Иван все тебе разболтал?

Я глотала слезы и кивала.

– Как он нашел тебя? Сам позвонил? – допытывался Женя.

Я взглянула на него. Он был совершенно спокоен, и это меня сразу привело в себя. Я-то плакала, сходила с ума, а вот он не волновался. Ничуть. Ему было важно узнать то, что он хотел. Я даже испугалась – это было что-то новенькое. Мне несколько раз приходилось плакать при нем – все-таки, когда живешь с человеком, он видит тебя в самых неприглядных ситуациях. Своих слез я всегда стыдилась… А он меня при этом жалел. Всегда, только не сейчас.

– Это я позвонила ему. – Я насухо вытерла лицо носовым платком. – Когда поняла, что должна что-то о тебе узнать. Я вспомнила, что ты с ним много общался в последнее время. Помнишь, он пригласил нас на дачу, а ты передумал ехать?

– Он был болен, – с тревогой ответил Женя.

– Иван утверждает, что был совершенно здоров. – Я увидела, как его взгляд тревожно метнулся, и поспешила оправдаться:

– Я не собираюсь тебя допрашивать, мне все равно, почему ты передумал! Это твое дело, объяснишь как-нибудь потом… Я не ставлю условий…

– Уже ставишь, – жестко ответил он. И этого голоса я у него тоже раньше не слышала. Как он изменился за эти несколько дней! А может быть, эта мысль задела меня куда больнее, может быть, я его раньше очень плохо знала?

– Иван здесь был, – спокойно сказал Женя. – И едва не сорвал прослушивание. Я понимаю, что ему так и не удалось достичь успеха, но все равно – к чему так завидовать начинающей группе…

– Так все-таки у тебя будет группа? – Я все еще не верила. Это был какой-то бред.

Вместо ответа, он поднял палец, призывая меня прислушаться. И я услышала, как через две двери, в студии, кто-то начал на гитаре очень знакомую тему. И кажется, тихонько вступил ударник.

– Узнаешь? – шепнул Женя. – Можешь назвать, кто это?

О, это была наша старая любимая игра. Женя часто экзаменовал меня, ставя диск и заставляя определять исполнителя и название песни по первым тактам. И за эти два года я здорово научилась это делать, так что поймать меня было почти невозможно. Разве что если я очень волновалась… Как сейчас. А я разволновалась: будто от того, угадаю я правильно или ошибусь, зависит его возвращение ко мне.

– Кажется… Кажется, это песня Боуи «Человек, который продал мир»?..

Женя наклонился и быстро коснулся горячими губами моей щеки. Наверное, так прощаются с теми, кто лежит в гробу. Мир снова начал терять четкие очертания, и я быстро вытерла глаза.

– Мне, наверное, ни с кем не будет так хорошо, как с тобой, – тихо сказал он. – Только ты ошиблась. Это вовсе не Боуи, а Кобейн. И эту его песню ты хорошо знаешь.

Ох, как мне захотелось его ударить! Неужели имело какое-то значение, ошиблась я или нет, тем более что начало обеих песен так похоже! Я сдержалась. Ответила, что сегодня, видимо, просто не мой день. Поправила на плече ремень сумки, повернулась и пошла к лестнице. Все время, пока я шла по коридору, чувствовала спиной его взгляда и обернувшись, увидела, что дверь под номером 411 закрыта и никто на меня не смотрит.

В переулке на меня набросился ветер – погода резко переменилась за то время, пока я была в студии. Я поглубже надвинула капюшон и огляделась по сторонам. Ни души. Чтобы как-то выбраться отсюда, нужно идти на бульвар и ловить машину. А денег у меня осталось совсем немного.

При мысли о деньгах я наконец поняла, до чего устала. А когда вспомнила, что до гонорара за репортаж нужно еще поработать, мне стало совсем плохо. Как я могу сейчас думать о каких-то презентациях, если у меня осталось одно желание – разбежаться получше и удариться о стену головой? Никогда в жизни я не думала о самоубийстве и всех, кто говорил на эту тему, считала позерами… А вот теперь впервые думаю об этом сама. А что здесь такого, в конце концов? Одним махом можно решить все свои проблемы. А решать их как-то по-другому просто нет сил. И желания тоже. Правда, есть еще один выход. Приехать домой, лечь на диван и ждать, когда все решится само собой. Но уже на второй день мне ужасно захочется есть, а в холодильнике пусто. Денег у меня тоже не будет, потому что репортажа я не сдам. В то, что вернет-с" Женя, я почти не верю. Ну и что дальше? Мне придется встать с дивана и опять-таки браться за Дело. Идти на радио, падать в ноги начальству.

А если прогонят, придется искать, у кого можно перехватить денег в долг (это перед Новым-то годом?!). Или, скажем, попросить помощи у мамы…

Я так и увидела ее расстроенное лицо, услышала ее голос. Она обязательно скажет, что рада даже такому концу. Что никогда не верила, будто у нас с Женей получится семья. И что я уже не девочка и мне пора всерьез подумать о будущем. А потом поставит условие – чтобы я жила с ней, всерьез взялась за работу, на время забыла о парнях (как будто мне был нужен кто-то, кроме одного-единственного парня!). Ох нет. Лучше я все сделаю сама!

Машина, которая все это время стояла у противоположного дома, неожиданно осветилась изнутри. Я даже вздрогнула – никак не предполагала, что там кто-то есть. Затем дверца приоткрылась и оттуда высунулся мужчина, сидевший за рулем:

– Девушка, вас подвезти?

Я сразу узнала этот голос и махнула водителю рукой:

– Иван?!

– Точно. – Он продолжал рассматривать меня. – А мы что, знакомы? Или ты…

– Я Надя! – Я подбежала к нему и протянула руку. Он ее пожал и пригласил меня в машину, открыв дверцу рядом с собой.

Наконец-то мне удалось его увидеть! Честно говоря, мне думалось, что Иван должен Выглядеть как-то иначе. Я уже привыкла, что у многих знакомых Жени волосы ниже плеч, все пальцы в массивных кольцах, одежда – почти всегда кожаная. Иван был коротко подстрижен, одет в толстый серый свитер, черные джинсы и ничем особо не выделялся. Внешность у него была не слишком запоминающаяся, зато голос… Я подумала, что он, наверное, неплохо поет.

Он тоже с интересом разглядывал меня, так что мы были квиты. Закончив осмотр, мы невольно засмеялись.

– Я тебя как-то по-другому представляла, призналась я.

– Да и я тебя тоже, – заметил Иван. – Думал, ты такая роковая женщина, под стать своему приятелю…

Я сразу перестала улыбаться. Такое я уже слышала. Кстати, один из аргументов моей мамы был именно таков: Женя, дескать, слишком смазлив, чтобы стать хорошим мужем. Немужественная у него внешность, и я ему совсем не подхожу. Что и говорить, на меня, в отличие от Жени, на улице оглядывались редко. Но и уродиной я себя никогда не считала.

– В общем, ты лучше, чем я думал, – бесцеремонно заключил Иван.

– Спасибо, – сдержанно ответила я. – Знаешь… Я сейчас там была. Мне не удалось его отговорить. Он как обезумел! Так что прослушивание идет полным ходом.

– Я в курсе. – Иван повернул ключ в замке зажигания и взялся за руль. – Я тоже пытался объяснить твоему милому, что к чему, но он не желает слушать. Черт, и зачем я свел его с этими типами!

У меня дыхание перехватило.

– Так это ты?!

– Ну да, я, – признался он, не глядя на меня. Машина ехала вниз по переулку, и вдали уже показались фонари бульвара. – Кто же думал, что у него возникнут такие планы?! Я сейчас сидел в машине и казнился – как я вовремя его не разглядел? Мне казалось, парень просто любит музыку, а он рехнулся!

Час пик давно уже миновал, но движение все еще было довольно оживленное. Где-то впереди, видимо, возникла небольшая пробка, и Иван сбросил скорость. Теперь мы едва тащились. Он достал сигареты и протянул мне пачку. Я молча закурила, едва сознавая, что делаю, где нахожусь, куда еду. Значит, Иван познакомил его с этими типами… И все это происходило уже давно, ведь на концерт «Слэйдов» Женя ходил в ноябре. А мне – ни слова. Ни намека. Да он попросту подготовился хорошенько и сбежал, не желая ничего объяснять.

– Я пива купил, хочешь? – мрачно спросил Иван.

Я отказалась, с меня вполне хватило выпитого на презентации шампанского. Тогда он попросил меня открыть ему банку. Возвращая вскрытую банку, я спросила, не боится ли он пить за рулем.

– У меня слишком большой стаж, – ответил он, и я не поняла, что именно он имеет в виду – вождение или питие? Переспрашивать было неудобно, и я положилась на судьбу – разобьемся так разобьемся. И машина, в конце концов, не моя. Машина, кстати, была самая затрапезная – старые, изрядно потрепанные «Жигули». Иван явно не процветал…

– Вы часто виделись после концерта? – спросила я, когда машина вырвалась из пробки и светофор открыл нам навстречу свой узкий зеленый зрачок.

– Несколько раз. – Он отхлебнул пива и сунул мне банку. – Подержи. Понимаешь, парень он занятный. Мне он понравился. Если бы цела была моя собственная группа, я бы его пригласил. Голос у него оригинальный… Нет, ты правда не в курсе, что он поет?

– Даже в пьяном виде никогда не пел, – заметила я. – А уж тогда стараются все подряд!

– Да нет, он пел как раз трезвый, – задумчиво ответил Иван. – Только мне-то нечего было ему предложить. Да и не стал бы я сбивать парня с пути. Продает он свои диски в магазине – и пусть радуется, что хватает на жизнь. По крайней мере, он ничем при этом не рисковал. А моя группа… Смешно вспоминать, какие у меня были надежды. И сколько я денег в нее вложил! Все инструменты были куплены на мои деньги. Я продал квартиру, мне от деда осталась, в центре. Студию под Москвой оборудовал. Набрал классных ребят… – Он снова потянулся за пивом и отпил из банки, не обращая внимания на поравнявшийся с нами милицейский пост. – Мы с ребятами год в студии сидели, готовили альбом… Записали кассетку, дали послушать кое-кому… Нужно было найти продюсера, и вроде бы нашелся один… – рассказывал Иван. – А потом все рухнуло.

– Почему? – поинтересовалась я.

– Да он сел.

– То есть как?!

– Да очень просто. За какие-то махинации с валютой. А когда освободился, уехал за бугор, сейчас где-то в Голландии, тюльпаны выращивает. И флаг ему в руки! – Он опять отпил пива.

Я отняла у него банку:

– Знаешь, я не хочу оказаться в больнице.

– Если тебе не суждено, не окажешься, – успокоил меня Иван и допил все, что еще оставалось в банке. Видимо, пиво его подбодрило, и теперь он заговорил быстрее:

– Номинально-то группа все еще существует, мы не объявляли о распаде… Но вот деньги кончились, а без них ничего не сделаешь. И вообще, таких идиотов, какими мы были, уже почти нет. Никто не вкладывает своих денег, ну разве чтобы гитарку купить. Ищут продюсера, спонсора. Это лотерея, понимаешь? Я в нее проиграл, и мои ребята тоже. А твой парень хочет выиграть. А что у него есть, кроме голоса? – Иван на секунду замолчал, вытаскивая из пачки новую сигарету. – Ну, еще внешностью его Бог не обидел, – чиркнув зажигалкой, уже спокойнее продолжал он. – На сцене это тоже важно. Но без денег он марионетка, неужели Женя воображает, что от него будет что-то зависеть?!

– Он уверен, что все получится, – нерешительно сказала я. Не то чтобы Жене удалось в чем-то меня убедить… Но сейчас, послушав Ивана, я вспомнила компанию, которая была с Женей в студии. – Мне показалось, что это люди довольно серьезные и они им заинтересовались…

Он выругался:

– Сволочи они серьезные, вот кто! И если Женя воображает, что они предоставят ему какой-то реальный шанс…

Иван не договорил. Я ждала продолжения, но, сообразив, что его не будет, взглянула на часы. Начало десятого… Он заметил этот жест, хотя, казалось, смотрел только на дорогу.

– Тебе куда? – спросил он.

– Домой. – Я назвала адрес и тут же поправилась:

– Но ты просто высади меня у метро, а дальше я сама доберусь.

– Ладно, довезу, – проворчал Иван и неожиданно спросил:

– Слушай, ты не обиделась?

– За что это?

– Ну хотя бы за своего парня. Я столько наговорил…

Я покачала головой:

– Ничуть. Я как-то все меньше ощущаю, что он мой. Такое впечатление, что я ему больше не нужна. Знаешь, если бы он познакомил меня с тобой, всего этого могло не случиться. Я бы вовремя сообразила, к чему идет дело.

Иван вопросительно взглянул на меня, и я пояснила:

– Мне-то хорошо известно, что Женя всегда мечтал о музыкальной карьере. Да что там мечтал… Он этим жил – правда, только в воображении… Могу себе представить, как он загорелся, когда ты стал рассказывать ему про свою группу!

– Точно, – согласился Иван. – Хотя я ему рассказывал как раз о трудностях… Ни до денег, ни до славы у нас просто не дошло. Все закончилось куда раньше. Я еще и в долги залез.

– А как он познакомился с этими людьми? Ну, с теми, кто сейчас в студии?

Иван рассказал, что Женя как-то подверг его настоящему допросу, выясняя, к кому сейчас можно обратиться, чтобы получить поддержку в создании новой группы. Иван описал ему ситуацию и упомянул, что лично знаком с одним таким человеком.

– Женя попросил его телефон. – Иван повернулся ко мне, почти не глядя на дорогу. Теперь на проезжей части стало совсем свободно. – Я дал, почему не дать? Еще и посмеялся, потому что не понимал, зачем ему это нужно… Помнишь, я тебе рассказал про вечеринку, на которой мы виделись в последний раз? Он, оказывается, пришел за советом. Мы это с ним только что выяснили. Но у меня просто не было времени с ним поговорить. Если бы я понял, в чем дело… – Он вздохнул:

– Короче, твой Женя решил обойтись без советов. Жить своим умом. Ум это, конечно, неплохо… Да только бывают ситуации, когда никакой ум не спасет. Самое плохое во всем этом… – Иван вдруг замолчал, и я с тревогой спросила:

– Что? Договаривай, ради Бога!

– Понимаешь… – медленно произнес он, – до меня никак не доходит – почему эти господа все-таки обратили на него внимание? Не из-за денег. Это я тоже сейчас выяснил. Вывел его в коридор и как следует с ним поговорил. Так вот – денег он не вкладывал.

Я выдохнула:

– Ну и прекрасно! Значит, он ничем не рискует!

Иван скривил губы:

– Он-то, может, не рискует, зато они… Уже это прослушивание означает, что они начали тратить на парня деньги. Свои деньги, ты понимаешь? Я-то думал, они просто решили обобрать дурачка, вытянуть из него все, что он припас на черный день. А он пришел к ним с пустыми карманами, и как видишь… Процесс все-таки пошел. А почему?

Я не могла ответить ему на этот вопрос. Мне даже не казалось, что вопрос такой уж важный. Самое главное я уже узнала – Женя своих денег не вкладывал. Точнее, чужих денег, потому что своих у него не было. У меня камень с души свалился – по крайней мере, от самого страшного он был застрахован! У меня даже появилась крамольная мысль: а вдруг Женя был прав, когда предположил, что Иван завидует его успешному началу? Ведь самому ему не повезло… Мало ли почему могли обратить внимание на такого парня, как Женя! Тем более я никогда не слышала его голоса. Настоящего голоса – я вовсе не считаю пением то мурлыканье, которое часто слышала на кухне или в душе. Он любил что-то напевать, будто про себя, и одно я могла сказать точно: Женя не фальшивил, слух у него был. А если еще интересный голос… И потом внешность…

Я вдруг представила себе невероятное – он все-таки добьется успеха. И я в таком случае увижу его на сцене – в окружении новой группы, среди света прожекторов, дыма, бог знает еще чего! Я вообразила, как он будет там выглядеть, и заранее почувствовала ревность – ревность ко всем поклонницам, которые у него обязательно появятся. Еще бы! Одно дело, когда такой парень стоит за прилавком и торгует пластинками, и совсем другое – когда он же, затянутый в блестящую кожу, накрашенный, причесанный, разжигает публику на сцене… Нет, все-таки это слишком невероятно!

– Рок-н-ролл мертв, а я еще нет, – вдруг произнес Иван, возвращая меня в реальность.

– Что?

– Я говорю, что рок сдох. По крайней мере, в наше время и в нашей стране. Ты видишь, что происходит? Экран забит попсой. Сцены – тоже. Если не попса, то рэп или альтернатива. Классический рок мертв, а ему почему-то подбирают группу. И я не понимаю почему! Может, ты ответишь?

Я сказала, что если он не знает, то где уж мне.

И нерешительно добавила:

– А может случиться такое… Ну, если только предположить… Что он им в самом деле понравился? Ну разве так не бывает? То есть разве это не должно быть именно так?

Иван коротко и невесело рассмеялся:

– Не здесь и не сейчас, Надя! Двадцать, тридцать лет назад, в Америке, в Европе – пожалуйста! Ты наивна, я понимаю. А вот он проста сумасшедший!

Я не стала возражать, хотя, надо сознаться, всем так не думала. Конечно, Иван говорил убедительно. Но ведь он – лицо пристрастное. Неудачник, как это ни грустно. И чужое везение воспринимает как пощечину. Должен воспринимать хотя бы подсознательно.

Иван довез меня до самого подъезда, хотя я несколько раз просила, чтобы он не утруждался и ехал домой. Парень только отмахивался. Уже на подъезде к дому я выяснила, что в тот день, когда мы с Женей были приглашены к нему на дачу, то есть в студию, неожиданно выяснилось, что туда должен был приехать представитель продюсера. Того самого, с которым сейчас встретился Женя. Утром, когда позвонил Женя, Иван предложил их познакомить, и вот тогда-то Женя неожиданно свернул разговор и сказал, что приехать не сможет. Точнее, мы не сможем – он отказался и от моего имени.

– Странно. – Я взяла из пачки последнюю сигарету и все еще медлила уходить, хотя машина уже стояла возле моего подъезда. – Если он хотел встретиться с продюсером, логичнее было поехать.

– Может, не желал говорить при тебе или при мне. – Иван смял и выбросил в окно пустую пачку. – Кто его поймет… Слушай, а он вообще нормальный? Ты говорила про какую-то двойную жизнь…

– Ну что ты, это бытовая шизофрения, – засмеялась я. – Как у всех у нас. Ладно, спасибо, что довез. Я бы тебя позвала на чай, да только, кажется, ничего к нему нет…

Я видела, что он заколебался, и испугалась – как бы Иван в самом деле не принял мое приглашение. А я-то позвала его только из вежливости… Но он все-таки отказался, сославшись на то, что ему еще нужно "куда-то заехать. Видимо, он привык к простым нравам, потому что на прощанье звонко чмокнул меня в щеку. И уехал, оставив меня у подъезда – с наполовину докуренной сигаретой, горящей щекой и полным хаосом в голове.

А между вторым и третьим этажом на лестничкой площадке стояла злая как черт Шурочка и наблюдала из окна все это безобразие. Что она все видела, я поняла из первых же ее слов.

– Это кто такой был? – Она даже не дала мне подняться на последнюю ступеньку. Весь подоконник был усыпан окурками ее сигарет, и я поняла, что она стоит здесь уже давно.

– Знакомый Жени, – ответила я, доставая из сумки ключи. – Зайдешь?

Она стала подниматься вслед за мной, продолжая возмущаться на ходу:

– Где вы шляетесь, я уже почти час тут стою! Звонила вам, звонила, никто трубку не берет! Будто вымерли! Мама сказала, чтобы я к вам съездила.

– И очень хорошо, что приехала.

Я открывала дверь, с трудом попадая ключом в замочную скважину. Меня уже ноги не держали, и смертельно хотелось пить.

– Сейчас поставлю чайник.

– А Женя где? – допытывалась Шурочка. – Он что, не с тобой приехал?

Я не ответила ей. Мне нужно было выиграть хотя бы несколько минут, чтобы все обдумать. Быстро раздевшись, я заперлась в ванной и крикнула Шурочке, чтобы она поставила чайник. Пустив в раковину воду, я посмотрела в зеркало. Да, Шурочка, конечно, заметила, что я плакала, хотя пока ничего мне не сказала. У меня после слез опухают веки, и раньше чем через несколько часов краснота не проходит.

Я умылась прохладной водой, причесалась. Нельзя было прятаться бесконечно, нужно выйти. И что-то соврать. Потому что Женя меня просил.

Еще час назад я вовсе не собиралась выполнять его просьбу и участвовать в обмане. В конце концов, это его мать, его сестра, и раз он так поступил со мной, то какое мне дело до их переживаний… Но теперь что-то изменилось. Может быть, я подпала под гипноз его уверенности – ведь он так уверенно говорил, что добьется успеха! А может быть, меня задело то видение в машине. И мне подумалось, что испортить дело я всегда успею. А вот если я ему немного помогу… Не может быть, чтобы он этого не оценил. И ведь он сказал мне, что ему ни с кем не будет так хорошо… Хотя я и не угадала песню.

Я вытерла лицо грубым полотенцем – так что кожа покраснела. Если Шурочка спросит, плакала я или нет, скажу, что просто устала. Что ей показалось. Что Женя…

– Женя сегодня задержался на работе, – самым беззаботным тоном заявила я, выходя на кухню.

Шурочка уже заваривала чай, отчаянно гремя посудой. Она все делала впопыхах, будто куда-то опаздывала. Чашки у нее бились ежедневно.

– Да ты с ума сошла, – нервно ответила Шурочка. – Кстати, где у тебя полотенце? Какая работа в такое время?!

– Им снова завезли новую партию дисков, нужно их маркировать. Полотенце прямо у тебя перед глазами.

Шурочка недоверчиво посмотрела на меня – видимо, я ее не слишком убедила.

– А ты откуда приехала?

– Оттуда же. Из магазина. Его знакомый предложил подвезти, ну я и согласилась.

Я сама налила себе чаю – если ждать, пока это сделает Шурочка, можно умереть от жажды. Села к столу, блаженно вытянула ноги. Чувствовала я себя не так уж плохо – может, вошла в образ. Ведь мне нужно было изобразить спокойствие и благополучие.

– А почему он тебя поцеловал? – осторожно спросила Шурочка.

Значит, она и это разглядела! Я поставила чашку:

– А почему бы и нет? Это был дружеский поцелуй, в щеку. И я давно его знаю.

– Слушай, у вас с Женей все в порядке? – также осторожно поинтересовалась она. – У меня такое чувство, что вы как-то…

– Все великолепно, – уверенно ответила я. – Все, как всегда. Ты что, не привыкла к тому, что у нас все хорошо?

– Не знаю… – протянула Шурочка. – Мне кажется… Вы не поссорились? Правда все хорошо?

Она успокоилась и начала наливать себе чай. Однако тут же оставила полупустую чашку, принялась шарить на полках. Нашла какую-то завалявшуюся карамельку и быстро, как белка, разгрызла ее пополам. Половинку съела, другую уронила на пол. И все она делала так – импульсивно, неаккуратно, ни дать ни взять – какой-то суетливый зверек с очень острыми зубами. Этим она была очень не похожа на брата, хотя внешнее сходство было поразительное. Только у Шурочки эта яркая, слегка манекенная красота была на месте – хорошенькая, даже очень хорошенькая девушка.

– Слушай, – обратилась она ко мне, когда умаялась разжевывать засохшую карамель. При этом Шурочка, как обычно, округлила глаза, будто собиралась сообщить нечто сенсационное. – Я на Новый год точно дома не останусь. Так вы идете к маме или нет?

– Ну, до Нового года еще далеко, – вяло возразила я. Мне все больше хотелось спать.

– Как далеко? О чем вы думаете?! Два дня осталось! Вы хотя бы елку купили?

– Успеем, – отмахнулась я.

– Нет, я вас не понимаю! – возмущалась Шурочка. – Ну ладно бы еще обычный Новый год, а то ведь новое тысячелетие наступает!

Я хотела возразить, но не стала этого делать. У Жени уже был крупный разговор с сестренкой на тему надвигающегося тысячелетия, и ему не удалось ее переубедить. Его мать в этом вопросе держалась нейтралитета. Ей, как она сама заявила, было все равно, что там наступает, жизнь от этого все равно краше не сделается.

– У меня уже вся ночь по минутам расписана, – увлеченно заговорила она. – Это будет нечто, хотя, конечно, хотелось бы поехать куда-нибудь за границу… Ну так что? Могу я сказать маме, что вы придете?

Я в сердцах ответила, что пока не знаю. Что, может быть, и придем. Во всяком случае, сперва мне надо каким-то образом встретиться с Женей и уточнить, что он собирается делать на Новый… Я не закончила фразу. Увидев изумленные Шурочкины глаза, я прикусила язык и поняла, что проговорилась.

Глава 4

Вода бежала в ванну, и пена поднималась все выше. Я слегка повернула кран, уменьшая напор.

Лучше, чтобы вода набиралась медленнее. Тогда проведу в ванной больше времени… Может быть Шурочке надоест ждать и она уйдет.

А пока она сидела в комнате и ждала, когда вернется Женя. Мне кое-как удалось замять свою неосторожную реплику, но окончательно успокоить Шурочку не удалось. Она почуяла неладное и заявила, что предпочитает дождаться брата. Что я могла ей возразить? Выбросить ее на лестницу, сказать., чтобы зашла завтра? Тем более Шурочка сразу позвонила маме и сказала, что задержится. Та ее полностью одобрила и попросила передать мне трубку.

– Наденька, что же он так задерживается на работе? – спросила она меня. – Ведь уже двенадцатый час! Когда вернется, пусть проводит Шуру до метро… А если вам не трудно, оставьте ее ночевать, ладно?

Я не смогла сказать «нет». Тем более у нас была раскладушка для засидевшихся гостей, и его мама прекрасно об этом знала. Раскладушка была ее собственная. Пожелав своей «свекрови» спокойной ночи, я отдала трубку Шурочке и заперлась в ванной. Меня немного утешало одно: Шурочка вряд ли знала телефон музыкального магазина. А то ведь могла позвонить туда, чтобы спросить, намерен ли братец ехать домой. Конечно, трубку в это время никто не возьмет, и это сразу наведет ее на мысль, что Женя вот-вот приедет. Она не уйдет. Как же ее выставить?!

Я лежала в ванне, по самый подбородок утонув пене когда Шурочка принялась стучать в дверь. Пришлось вынырнуть.

– Что такое? – крикнула я, надеясь про себя, что Шурочка хочет сообщить, что едет домой. Но дело было в другом – оказывается, меня просили к телефону.

– Пусть перезвонят, – сказала я.

– Это мужчина, – страшным голосом ответила Шурочка. – Он не представился, что я ему скажу? Просил срочно тебя позвать. Да открой ты дверь, я тебе суну телефон.

Я отодвинула задвижку и в щели увидела укоризненные глаза Шурочки и ее руку с трубкой. Мне звонил Митя. Я ушам своим не поверила и едва не спросила, как же ему бабушка разрешила занимать аппарат в такое позднее время, но вовремя опомнилась.

– Нормально доехала? – каким-то неестественным голосом спросил Митя.

– Прекрасно. Спасибо, что позвонил, только понимаешь… Я в ванне.

Он ответил что-то вроде «а-а, понятно», но не извинился и трубки не положил. Я стала замерзать и снова по горло опустилась в остывающую воду. Попутно я соображала, какой отчет получит мама от Шурочки. Та наверняка скажет, что я спуталась с каким-то мужиком, имеющим собственную машину. После этого от меня потребуют ответить, куда я дела их сына и брата… Митя наконец подал голос:

– Слушай, а Женя не с тобой?

– Нет, все по-прежнему. А почему ты думаешь, что он вернулся?

Парень откашлялся и сослался на собачий холод. Оказывается, он звонил из автомата рядом с дом Я удивилась:

– А что ты в такое время делаешь на улице?

– Меня твой Женя вызвал, – мрачно ответил тот. – Позвонил бабке и сказал, что с работы. А бы я и трубки не взял.

И я выслушала диковатую историю. Оказывается, Женя потребовал объяснений. По какому это праву Митя отстаивал мои интересы в магазине! И куда это мы потом вдвоем уехали? Я едва не расхохоталась, настолько невероятно все это прозвучало.

– В самом деле он ревнует? – спросила я. Наверное, громче, чем нужно, и Шурочка меня слышала… Но теперь мне было на нее наплевать.

– Похоже на то, – безрадостно ответил Митя. Во всяком случае, он мне только что заявил, чтобы я от тебя отстал. Он, видите ли, не потерпит, чтобы кто-то водил его девушку по разным кабакам и накачивал шампанским.

– Ты объяснил, что это была всего лишь работа? – перебила я его. – И что мы расстались сразу после презентации?

– Ну еще бы! Пришлось объяснять! Хотя я разве обязан давать ему отчет, как провожу вечер?! – рявкнул Митя. – И вообще, определитесь уже вы расстаетесь или нет? Я не собираюсь служить вам козлом отпущения. Если ты хотела, чтобы он поревновал…

Митя в самом деле злился, и мне нелегко было добиться от него толкового рассказа. В конце концов я все-таки выяснила, что их встреча произошла буквально минут двадцать назад, на автобусной остановке рядом с Митиным домом. Женя, оказывается, появился с шиком – на той самой иномарке, в которой Митя его как-то видел, да еще с приятелями. Правда, приятели из машины не выходили, Женя вел воспитательную беседу с глазу на глаз, отведя Митю за киоск «Роспечати».

«3начит, он позвонил Мите сразу после прослушивания, – сообразила я. – Интересно узнать, чем оно закончилось?» Хотя мне было куда важнее знать, куда после этого отправился Женя. И почему бы ему не дать мне хотя бы телефон, раз уж он так тщательно скрывает свой новый адрес?

Я извинилась перед Митей, наверное, раз десять. За все – и за причиненные неудобства, за Женину грубость. Я извинялась, а мне хотелось смеяться. Теперь я была почти спокойна за себя. Может быть, ревность не обязательно предполагает любовь… Но все-таки часто ей сопутствует!

Когда я накинула халат и вышла из ванной, Шурочка указала мне на часы:

– Почти двенадцать. Где он пропадает?! Только не говори, что на работе! Такого в жизни не бывало, магазин давно закрыт!

– Ну, видимо, он задерживается, – невозмутимо ответила я. – Он ведь обычный продавец, что ему скажут, то и делает. Ты-то нигде не работаешь, никому не подчиняешься. Тебе не понять.

Волосы в ванне слегка намокли. Я достала фен и хотела его включить, но Шурочка встала между мной и зеркалом:

– Слушай, мне ты можешь сказать все. Вы разбежались, верно?

– Ну что ты выдумала?

– Только, пожалуйста, не считай мня дурочкой, резко ответила она. – Может, в его делах на работе я не все понимаю, ты права, но что касается муж чин… Тут опыта у меня побольше, чем у тебя. Один мужик тебя домой подвозит, другой тебе в такое время звонит, а Жени нигде нет.

– Ты мне дашь в зеркало посмотреться? – осведомилась я.

– Потом посмотришься. Дай номер, я позвони ему на работу.

– У меня нет этого номера, – ответила я, дерзко глядя ей в глаза. – А ты, если в чем-то сомневаешься, поезжай завтра в магазин и сама поговори с братом. Послушай, что он тебе скажет.

– И поеду!

– И поезжай, если тебе делать нечего! А я весь день пахала и теперь ложусь спать.

Не обращая больше на нее внимания, я включила фен и принялась обрабатывать волосы щеткой! Волосы у меня вьются от природы, и если их вовремя не просушить, выпрямив щеткой, я становлюсь похожей на Мальвину. С той разницей, что волосы у меня не голубые, а рыжие.

Шурочка открыла рот и что-то сказала, но я не расслышала – фен заглушал ее голос. Потом он отошла от зеркала, и я, глядясь в него, увидела, что Шурочка берет свою сумку и выходит в коридор Когда я нажала кнопку и выключила фен, в тиши не раздался грохот захлопнувшейся двери.

Что ж, мы поссорились впервые за два года нашего знакомства. Честно говоря, давно пора было Разве я когда-нибудь пыталась диктовать ей, как жить? А она только этим и занималась, внушая что мне нужно сменить работу, цвет и длину колос пудру, которой я пользуюсь, стиль одежды… Я все это выслушивала с улыбкой, хотя согласитесь, кому это приятно?! Тем более подозреваю, что все чти советы давались не от чистого сердца. Она просто ревновала ко мне любимого брата и недоумевала – что он во мне нашел? Я взорвалась только один раз, когда Шурочка, от нечего делать зайдя к нам в гости, сообщила, что среди ее поклонников появился некий известный в Москве пластический хирург. Он, оказывается, может за недорого превратить мой вздернутый нос в идеальный – прямой. Говорилось это таким тоном, как будто она самоотверженно спасала меня от проказы.

Я тогда ответила, что своим носом совершенно довольна. Так же, как и карим цветом глаз, – она пыталась навязать мне и какие-то цветные линзы. А также не собираюсь менять ни свой рост, ни вес, ни объем груди. И сказала, что, если Шурочке так неприятен мой внешний вид, она может заходить к нам пореже. Но до ссоры тогда не дошло – вмешался Женя, который назвал сестрицу свихнувшейся курицей. Так что дальше они уже ссорились между собой, а я пошла на кухню готовить ужин. Теперь же нас некому было разнять.

Я улеглась в постель и погасила свет. Завтра с Утра нужно будет прослушать сделанные на презентации записи и заодно переписать с кассеты адрес студии. Это был единственный адрес, по которому можно найти Женю. Но у меня появилась твердая надежда, что он не станет слишком долго от меня Срываться. Уж если нашел время вразумить моего незадачливого кавалера… Странно только, что Женя ничего мне не высказал, когда я явилась в студию Но возможно, ему не хотелось, чтобы я знала, что он меня ревнует. С этой приятной мыслью я на удивление быстро уснула.

За последние дни я так намучилась, что теперь блаженно проспала до полудня. И спала бы еще дольше, но меня разбудила громкая музыка у соседей. Видимо, там уже царило новогоднее настроение. Пришлось встать, тем более пора браться за работу.

Я позавтракала и прежде всего позвонила своей редакторше на радио. Поблагодарила ее за интересное задание, и мы договорились, что я завезу материал ближе к вечеру. Заодно напишу вступление, Конечно, читать в эфире буду его не я – на это есть диктор. Но редакторша так дружелюбно со мной разговаривала, что у меня появилась слабая надежда: а вдруг мне все-таки улыбнется удача и я стану штатным сотрудником? А там уж, если повезет, смогу и в эфир выходить! Это было моей заветной мечтой – именно эфир, а вовсе не беготня по разным мероприятиям с диктофоном в руке. А что здесь невероятного?! Не боги горшки обжигают, а голос у меня приятный – Женя, знаток голосов как-то сделал мне комплимент. Это было еще в начале нашего знакомства. Тогда он мне признался, что голос для него всегда значил намного больше внешности человека. Как бы ни был человек хорош собой, общителен и обаятелен, если у него глухой или визгливый голос, Женя не сможет долго выносить его компанию. Я немного помечтала: если нам обоим повезет, я, возможно, буду вести какую-нибудь музыкальную передачу и ставить в эфире записи его новой группы…

А потом я посмеялась над собой и запретила себе думать об этом. Надо наконец работать. Сразу же обнаружилось, что вчера я была не в форме и вела на презентации много никчемных бесед. Поэтому пришлось заняться сведением нужного материала на чистую кассету. Я возилась с этим почти час, когда зазвонил телефон.

Женский голос назвал мое имя и попросил позвать к телефону. Я представилась.

– Я не узнала вас, – извинилась женщина. – Вы им как-то звонили, я брала трубку. Я подруга Ивана, меня зовут Ксения. Скажите, пожалуйста… – Она сделала паузу, и я поняла, что женщина волнуется, – в трубке ясно слышалось ее учащенное дыхание. – Он, случайно, не у вас? – спросила она наконец.

– Ну что вы… – Мне стало жарко от волнения. – Мы с ним, правда, виделись вчера, и он подвез меня до дома. Только мы расстались у подъезда. Он сразу уехал.

– Я верю, верю, – откликнулась Ксения, и голос у нее был очень усталый. – Просто я знаю, что вчера он собирался с вами встретиться в студии, и вот подумала… А он не говорил, что еще куда-то поедет?

Я попыталась вспомнить, но так. ничего и не припомнила, кроме того, что, расставаясь со мной у подъезда, Иван упомянул о каком-то деле. Я сказала об этом.

– Не знаю, может, я зря волнуюсь, – совсем уже тихо ответила она.

– А он не приезжал домой?

– Нет. Но не в этом дело. К такому я давно привыкла, – с горечью заметила Ксения. – Только он не позвонил, а это как-то странно… У нас уговор, что в таком случае звонить нужно обязательно…

Она вздохнула, еще раз извинилась за беспокойство. Я поняла, что Ксения собирается попрощаться, и остановила ее:

– Скажите, а он часто ездил за рулем… ну, скажем так, в подпитии? Вчера он выпил банку пива пока вез меня домой.

Ксения подтвердила, что ее приятель постоянно управлял машиной будучи «под мухой». И банка пива была для него что стакан родниковой воды – он этого и не заметил.

– Ну, может быть, он где-то потом добавил, заметила она, раздумывая вслух. – Ладно, что я вам надоедаю со своими проблемами. Извинив А кстати, – она немного оживилась, – ваш парень набрал себе группу?

– Вы об этом слышали?

– Конечно. Иван мне все уши прожужжал.

Ксения оживлялась все больше. Видно, ей было приятно отвлечься от своих тревог и поговорить о чужих.

– Иван за него переживает, а я говорю – оставь парня в покое, пусть делает что хочет. Ведь правда? Ивану однажды не повезло, так почему всем должно не везти?

Я полностью с ней согласилась и рассказала о вчерашнем прослушивании – во всяком случае, том, что видела и слышала за то недолгое время пока пробыла на студии. Ксения пренебрежительно заметила:

– Да это, собственно, не студия. Так, отстойник.

– То есть? – переспросила я.

– Ну, перевалочная база, для начинающих или ниших групп. И кому принадлежит, непонятно, и оборудования серьезного там нет. – В ее голосе появились снисходительные нотки. – Там собирается бог знает кто, потом никаких концов не найдешь. Ивану еще и этот адрес не понравился, вот он и поехал парня выручать. А я ему говорила – не ввязывайся, себе дороже выйдет. Как же, послушает он меня!

С нее слетела вся напускная солидность, и теперь мне показалось, что Ксения даже моложе меня – так быстро она щебетала.

– Да уж, с мужиками связываться – себе дороже, – сделала она вывод. – Вечно они куда-то вляпываются. Но и без них никак, согласитесь?

И засмеялась – видимо, отсутствие Ивана перестало портить ей настроение. Ксения бодро попрощалась и обещала как-нибудь пригласить нас с Женей в гости. Попутно она выразила сожаление, что я не смогла прийти на ее день рождения, хотя меня приглашали.

– А впрочем, там ничего особо интересного не было, – вздохнула она. – Все, как обычно, перепились и остались ночевать. Так что вы немного потеряли… Кстати, можно перейти на «ты»? Я сказала, что это будет прекрасно. Мы попрощались, и она первая положила трубку. Я ей даже позавидовала – как быстро некоторые переходят от уныния к веселью! Если бы научиться такому легкому отношению к жизни! Но не для этого пришлось бы родиться заново. Мне ничего так просто с рук не сходит. Я приказала себе прекратить заниматься самоедством и отправляться работать.

К трем часам сведение материала было закончено. Написание вступительного текста (в эфире он должен был занять минуты, полторы-две) заняло еще час. Я бы управилась быстрее, но никак не могла отвлечься от неприятных мыслей. Теперь я думала одновременно о Жене и об Иване. Еще не хватало заботиться о чужих парнях! Я ругала себя, но выбросить его из головы не получалось. Я снова и снова возвращалась к нашей вчерашней поездке. Теперь мне было стыдно, что я подозревала его в зависти. При чем тут зависть, завистливые люди так себя не ведут, не тратят драгоценное свое время на то, чтобы спасти кого-то от поражения! Ведь он искренне волновался за Женю. А если бы не он, я бы ничего до сих пор не знала. Ждала бы, когда мое горе само все объяснит… Объяснит он, как же! Наверное, желает дождаться, когда его начнут осыпать розами и деньгами, чтобы прикатить ко мне на шикарной машине.

Только вот… Когда к нему придет успех, вспомнит ли Женя обо мне? Наверное, претенденток на него будет предостаточно. Красивее меня, может, и богаче… И с очень острыми зубками. Удастся ли мне пробиться сквозь их толпу?

Я собрала сумку, оделась и поехала на радио.

На улице и в метро творилось что-то невообразимое. Толпы возбужденных людей с набитыми сумками, ошалевшими взглядами… Кое-где мелькали елки. Все вместе напоминало подожженный муравейник, когда муравьи беспорядочно бегают в разные стороны, спасая на себе все, что можно. у продуктовых лотков стояли очереди – я видела их своими глазами! Давно уже забыла, как выглядит очередь за продуктами, причем не за самыми дешевыми.

Вся эта суета навела меня на мысль, что у меня Новый год, кажется, будет самый скудный… Холодильник почти пуст. Все эти дни я посвятила личным переживаниям, и мне было недосуг сходить в магазин. Да и много ли нужно мне одной? Главным едоком в нашей семье всегда был Женя. Он умудрялся есть очень много, но при этом совсем не поправлялся. Я ему завидовала, а сама постоянно пыталась сесть на диету. При моем небольшом росте каждый лишний килограмм бросается в глаза. Что ж, в новогоднюю ночь я буду интенсивно худеть. Налью себе стаканчик водички, отрежу кусочек яблочка… Яблоки, кажется, еще оставались. Да и денег нет делать какие-то закупки. Словом, лучше всего отложить встречу нового тысячелетия! А то будет мучительно стыдно ее вспоминать.

На радио тоже все с ума посходили. Со мной не здоровались даже те, кто раньше звал Наденькой. Но я не стала делать из этого никаких выводов – люди в самом деле не в себе. Моя редакторша примчалась от начальства с замороченным видом и, не глядя, протянула мне руку:

– Давай сюда, я послушаю. Только потом, идет?

Уходить отсюда не хотелось. Мне всегда нравилась атмосфера студии. Работала здесь преимущественно молодежь, в рекламной заставке так и говорилось, что это молодежная волна. Здесь в кабинетах сидели девушки еще моложе меня, совсем дети. Но они были в штате и чувствовали себя здесь, как дома. Я ужасно им завидовала и ругала себя, что долгое время относилась к этой работе как к чему-то временному. Сколько всего я таким вот образом перепробовала и бросила! Некоторые места, конечно, мне совсем не подходили. Например, когда я училась в своем гуманитарном институте, я по вечерам подрабатывала раздатчицей в «Макдоналдсе». В результате поправилась на три килограмма и стала настоящей пышкой – гамбургеры мне впрок не пошли, а на газировку до сих пор смотреть не могу. Потом несколько месяцев я была «промо» – стояла в универсальном магазине за столиком и предлагала женщинам попробовать новые духи. Кончилось тем, что я вообще перестала ощущать какие-либо запахи, и обоняние восстановилось только через месяц после того, как я бросила работу. Пришлось даже к аллергологу ходить. Но ведь были места, где я могла закрепиться, например в одной еженедельной газете. Я упустила эту возможность только потому, что как-то с утра расхотелось идти на неинтересное задание. Просто взяла и не пошла. Ведь я была внештатницей и ни за что не отвечала.

Но сейчас, может, потому, что я осталась одна, мне очень захотелось получить постоянную работу.

Надоело жить начерновую, в конце концов, мне уже двадцать пять лет! Если, как выражается моя редакторша, я не возьму себя в руки, из меня получится полное ничтожество… Возможно, такая же мысль пришла в голову и Жене? Теперь я не осуждала его за легкомыслие.

На лестнице с сигаретой стоял мой знакомый., Это был местный ди-джей Толя. Я считала, что он зря тратит время на радио – с его внешностью ему нужно отправляться на телевидение. Он мне очень нравился, и если бы не Женя, я бы в него влюбилась. Очень изящный, черноглазый и белокожий, с блестящими черными волосами, подстриженными в стиле семидесятых. Мы с ним как-то разговорились, когда вместе ждали мою редакторшу, и с тех пор всегда здоровались. Я остановилась возле него и достала сигареты. Толя поднес зажигалку:

– Давно не заходишь. Я уже думал, ты нас бросила.

Я засмеялась:

– Будь моя воля, я бы отсюда вообще не уходила. Только вот пока на работу не берут.

Он зевнул, отворачиваясь и прикрывая рот ладонью:

– Ох, не думаю, что тебе здесь понравится. Может, снаружи все гладко, а вообще-то местечко змеиное. Я подумываю отсюда уйти.

– Да что ты? – огорчилась я. – Как же без тебя?

– У них другие найдутся. – Он сбросил пепел в урну. – Присматриваю себе новое местечко. Если понравится, я тебя там представлю. Они как раз набирают штат, им нужны люди.

– А что это такое?

Толя сказал, что пока это секрет. То есть он мне доверяет, но лучше, чтобы местные сплетники не знали. Иначе он упустит синицу, в руке и верный кусок хлеба. Я согласилась:

– Тогда лучше не говори. А то если пойдут слухи, ты будешь считать, что я разболтала. А я точно не разболтаю.

Мы обсудили надвигающийся праздник. Толя заметил, что не придает Новому году никакого значения. Не знаю, правду ли он говорил, но по его словам выходило, что он давно не встречал как следует ни единого Нового года.

– Я вообще-то сова, – признался он. – Но тридцать первого декабря ложусь спать в одиннадцать часов. Выпиваю стакан водки – и баиньки. И ты себе не представляешь, как это прикольно! Лежишь в постели, в темноте, а за стеной и на улице такой бардак делается! Музыка, хлопушки, ракеты, танцы… А тебе все это фиолетово. Если рассудить, чем эта ночь отличается от других? Тем более есть еще и старый Новый год. Так какой из них настоящий? Полный бардак! И потом, как его ни встречай, жизнь не меняется. Назавтра начинается та же чепуха, что и в прошлом году… Только на фоне похмелья.

Он сделал последнюю затяжку и выбросил сигарету. Я заметила, что в этом году, наверное, применю его рецепт. Толя оживился:

– Серьезно? Ты не веришь в этот миллениум, черт бы его взял?

– Конечно нет. Подожду еще годик, тогда, может, встречу как следует новое тысячелетие. А пока, всем назло, лягу спать в одиннадцать. Ничего другого и не остается. Я совсем не готова к встрече и поздно бить лапками… Вокруг такие очереди!

Мы поболтали еще несколько минут, в основном припоминая разные праздники. Толя уже взглянул на часы, явно собираясь меня оставить, когда мне в голову пришла одна мысль. У кого же еще спросить, как не у него? Все-таки он ди-джей!