Сомнения не было, они производили столь же грязное впечатление, как и их законный хозяин, и я плохо представлял, как объясню Фару происхождение этих потрепанных бумажек. Особенно, если для подкрепления нашей беседы он будет располагать некоторыми из "любопытных отпечатков", снятых на улице Фран-Буржуа. Мне казалось, я принял некоторые меры предосторожности, но всегда можно что-то позабыть. Моя защита была готова, но, чтобы она оказалась более или менее эффективной, я нуждался в менее подозрительных купюрах. Сняв трубку, я набрал номер телефона одного врача, друга, живущего в богатом районе, занимать у которого я не стал бы ни за что на свете, разве что в исключительных обстоятельствах. Сейчас у меня были как раз исключительные обстоятельства.
– Алло. Нестор Бурма.
– Здравствуйте, мой дорогой, – теплым сердечным тоном сказал доктор. – Как себя чувствуете?
– Очень хорошо, вынужден вас огорчить. Вот только с финансами неважно.
– В самом деле?
– Именно. Но это временно. На следующей неделе я жду поступлений. Но до того времени будет туговато. Так что, я извиняюсь, но... не могли бы вы мне одолжить?
– Охотно. Сколько вам нужно?
– Чтобы дожить до конца недели.
– А точнее?
– Скажем, тысяч пятьдесят.
– Чтобы дожить до конца недели?
– Да.
– Дорогой мой, вы похоже, живете на широкую ногу!
– Послушайте, – рассмеялся я, – быть на мели – уже само по себе неприятно, а если вдобавок приходится считать каждое су.
Врач воскликнул:
– Очень забавно!
– Мысль не моя. Ее я тоже позаимствовал.
– Что ж, я вижу состояние духа у вас отличное. Хорошо. Договорились насчет пятидесяти тысяч. Чек?
– Я бы предпочел наличные. Вы понимаете, я обращаюсь к вам именно потому, что очень поджимает. Мне бы хотелось получить их как можно быстрее. Я могу подъехать к вашему кабинету через час, например, если вам это удобно, ну и, конечно, если у вас имеется требуемая сумма.
– Имеется. Приезжайте, когда хотите.
– Огромное спасибо и еще раз извините, доктор, До скорого.
Повеселев, я раскурил трубку и снова взялся за "Крепюскюль", чтобы перечитать статью о бесславном конце Кабироля. В конце концов я выучу ее наизусть. По правде говоря, она была довольно краткой. Да, очень краткой. Существовала одна деталь, красочная деталь, которую можно было повторять и муссировать до бесконечности, но ее-то как раз обошли молчанием. Безусловно, у полицейских были на то свои причины, так как не заметить ее они не могли. А почему бы мне самому не позвонить в полицию? Я взвешивал за и против моей идеи и внезапно решился. В самом деле, нашли они или нет один из моих отпечатков пальцев среди прочих, моя затея неприятностей не прибавит, не убавит, а возможно я что-нибудь и разузнаю. Лучше взять быка за рога и облегчить совесть. Ничто так не изматывает, как тревожная неуверенность. Я снова снял трубку и набрал номер полиции.
– Алло, – прошелестела телефонистка.
– Комиссара Фару, пожалуйста.
– Кто спрашивает?
– Нестор Бурма.
– Не кладите трубку.
– Алло, Нестор Бурма? Что вы хотели? Быстро, – несколько секунд спустя раздался голос Флоримона.
Я внимательно вслушивался в него, чтобы уловить нюансы, незаметные нюансы. Но голос казался обыкновенным, не более и не менее ворчливым, чем всегда.
– Ну, быстро, – повторил полицейский.
– Но, но, не нервничайте, – ответил я.
– Я не нервничаю, но у меня много работы.
– Вы всегда так говорите и всегда находитесь рядом с телефоном.
– А я сыщик вроде Ниро Вулфа. Провожу следствие, не вставая с кресла.
– Да? Чудно. Вы могли найти и худшего учителя. Послушайте, я узнал из газет, что убит один тип, с которым я немного знаком.
– Это кто же?
– Кабироль.
– Вы его знали?
– Немного. Мне случалось... хм-м... в конце-то концов, он ведь давал деньги под залог, так?
– Да, да.
– Вы, возможно, найдете мое имя в его счетной или кассовой книге, не знаю, как она точно называется, и даже не знаю, вел ли он такую, но лучше избавить вас от головной боли на сей предмет, не так ли?
– Разумеется. Но ваше имя, старина, не встречается в его книгах. Во всяком случае, в тех, что мы просматривали.
– Ну, дело было год-два назад. Может, он уничтожил свои архивы со временем.
– Не исключено.
– А в остальном, что он из себя представляет?
– Да так, ничего.
– В газетах пишут, деле сложное.
– В газетах должны же что-то писать, Скажите-ка, дела агентства "Фиат Люкс" должно быть идут неважно последнее время, а?
– У вас нюх!
– Я же полицейский.
– Ну, это еще не довод. Да, дела не клеются.
– И вот уже с полгода, как любезные вашему сердцу газеты, в частности та, где работает Марк Кове, не печатают столь славное имя...
– Восемь месяцев, – вздохнул я.
– ...И так как вы не являетесь известной кокоткой...
– Я попросил бы...
– ...Или звездой экрана, и у вас нет жемчугов, которые вы могли бы потерять...
– Увы, нет!
– ...А вам все же хотелось бы заставить говорить о себе, так?
– Реклама поддерживает положение. Но я не понимаю...
– Дайте мне закончить, – взорвался он. – Я вам все выложу и вешайте трубку, потому что, повторяю, чего-чего, а недостатка работы, в отличие от вас, не испытываю, я и так потерял с вами уйму времени. Вы слишком часто болтались у меня под ногами в ходе того или иного расследования. В кои-то веки я работаю над делом, в которое вы не замешаны, так не пытайтесь влезть в расследование с единственной целью прочитать на первых страницах ваших любимых газет, что Нестор Бурма тут, Нестор Бурма там... Понятно?
– Черт возьми, ну и тон у вас!
– Салют, Бурма!
Он повесил трубку. Я вздохнул. Как говорится, от облегчения. Возможно. Но сюда примешивалось и другое чувство. Я тоже повесил трубку, с трудом отлепив от нее ладонь.
Надев шляпу, я вышел на улицу. Немного пошатался там-сям. Мне не хотелось слишком жадно бросаться за деньгами, обещанными мне врачом. Купил очередные выпуски вечерних газет, но не узнал ничего дополнительного о деле Кабироля. Если оставить в стороне пунктуацию и несколько опечаток, повторялся первоначальный текст.
Врач оказался в полной запарке, когда я явился в его кабинет. Это мне особенно понравилось, так как избавляло от разговоров. Он передал конверт через ассистентку. И тот и другая были полными. Я разменял первую пятитысячную купюру за стойкой бистро, после чего сел в такси на стоянке перед кафе и поехал на площадь Республики. Оттуда пешком направился к улице Тэмпль.
Дом, где согласно сообщениям газет жил Морис Баду, студент, сообщивший стражам закона о неприятности с Жюлем Кабиролем, стоял сразу за сквером, на том отрезке улицы Тэмпль, где торговали всякой всячиной. Я издалека заметил знакомого "Петрушку" из "Все для смеха". Он по-прежнему нес неусыпную вахту, но, как мне показалось, выглядел менее веселым, чем накануне. По обе стороны входной двери дома, о котором идет речь, красовалась масса металлических табличек, делая его схожим с быком-медалистом на сельскохозяйственной ярмарке. Я искал среди них фамилию Баду, но безуспешно. Сын известного промышленника... Возможно, папа вел свои дела в другом месте. Едва увернувшись от пары тележек, которыми управляли энергичные рабочие, я проскользнул в широкий внутренний двор, заваленный ящиками, велосипедами и детскими колясками. Позади толстенного кота и пальмы в кадке консьержка напрягала остатки зрения над романом о любви, ненависти и страсти. Поглощенная чтением и привычная к постоянному снованию взад и вперед самых разных личностей, она уделила мне не больше внимания, чем если бы меня не было вовсе. Со своей стороны я не стремился узнавать у нее, где живет Баду-сын. Молодому человеку должно быть поднадоело давать интервью полицейским и журналистам и он наверняка отдал соответствующие распоряжения. Мне следовало поискать иные источники информации, чем консьержка. Источник явился в следующее мгновение в лице 16-летнего подручного, который с развязным выражением на бледной физиономии под нечесаными волосами переносил словно святыню картонные коробки из одного магазина в другой. Во время очередного перехода я перехватил его в углу двора, вне зоны видимости консьержки.
– Салют, Тото, – сказал я.
Он замер, взглянул на меня и перегнал из одного угла рта в другой погасший изжеванный окурок. Это был весьма к месту и с потрясающей точностью скопированный с героя кинофильма номер.
– Меня зовут Деде, – заметил он.
– Хорошо, Деде, если я тебе дам совершенно новую сигарету, что ты сделаешь с этим окурком?
– Положу в карман на черный день.
– Держи сигарету, парниша.
Я протянул ему "Голуаз". Окурок он, как и сказал, положил в карман куртки, а сигарету сунул в рот. Я дал ему прикурить.
– А сотню франков? Если я дам тебе сто франков? Что ты с ними сделаешь?
– Не знаю, что я с ними сделаю, но я их возьму. Если только...
Он смерил меня взглядом:
– Нет, – прогнусавил он. – Кажется, это не в вашем стиле...
Он хохотнул.
– Что я должен сделать за сто франков?
– Сказать, где квартира одного жильца. Я нигде не вижу его имени. Морис Баду. Это тип, обнаруживший покойника. Кабироля, если тебе такой знаком.
– Я читаю газеты.
– Мне хотелось бы с ним поговорить, я журналист.
– Из какой газеты?
– "Крепю".
Он скорчил пренебрежительную мину:
– Я читаю "Суар"... Но, в конечном счете, за сто франков я готов забыть о политических убеждениях.
– Тем более, – рассмеялся я, вручая ему обещанные деньги, – что президент административного совета "Крепю" и "Суар" – одно и то же лицо. Он хорошо понимает свою выгоду и имеет двойную клиентуру.
– – Вот черт! Это правда? – заинтересовался парнишка.
– Чистая.
– Каждый день что-нибудь новенькое узнаешь.
– Ну а теперь не могу ли узнать, где найти того типа?
– Под крышей, в бывшей комнате горничной. Идите вот по этой лестнице.
– Он один живет там наверху?
– Вполне вероятно, что иногда приводит подружку. Я об этом ничего не знаю.
– Я имел в виду... родители...
– Нет, родителей нет. Я читал в газете, что он сын известного промышленника. Но не ручаюсь.
– Может, семейные отношения не очень? Парень пожал плечами:
– А вы видели семьи, где они "очень"?.. Ладно, мне надо работать. Спасибо за сто франков. – Он отошел.
Да, на некоторых навозных кучах они рано созревают...
* * *
Под крышей я легко нашел жилище Мориса Баду. На каждой из дверей, выходивших в коридор, на уровне глаз виднелась визитная карточка или бумажка с именем. Одна была лишена опознавательных знаков. Этого явно не хватало для маскировки, но ясно указывало на нее, как на искомую. Я постучал и подождал.
Никто не поспешил мне открыть. Кто-нибудь другой даже поклялся бы, что за ней никого нет. Но тишина была такого сорта, какой не обманет столь опытное ухо, как мое. Я еще постучал, и мужской голос спросил:
– Кто там?
– Господин Баду?
Мне не ответили, а открыли дверь, не настаивая на дальнейших разъяснениях, и маленький худенький силуэт вырисовался в проеме.
Я потратился на такси, отдал сотню франков и прошел пешком пять этажей просто так. Морис Баду оказался не тем молодым человеком, которого я преследовал накануне под дождем. Я это понял не только из-за очков на носу, но общий вид, манера держаться и рост очень отличались от данных человека, звонившего по телефону, как я представлял его себе. Тот наверняка был высокий. Во всяком случае, выше стоявшего передо мной... Я скрыл свое недовольство. Судя по всему, студент прогуливал лекции.
– Ну и? – бросил он довольно агрессивно.
– Можно войти?
Мы оба оказались любителями отвечать вопросом на вопрос. Разговор рисковал затянуться.
Я мог бы и уйти, ведь он не оправдал моих ожиданий, но в его глазах за толстыми стеклами я заметил странные искорки, заставившие меня остаться. Правда, эти искорки вполне сочетались с наивными мерами предосторожности, какие он предпринял, так и не доведя их до конца, но возможно все это не имело значения. И все же...
– Войти? – проворчал он. – Зачем?
– Я журналист.
– Я так и подумал. Я все уже рассказал, старина, но входите. Всем надо зарабатывать свой кусок хлеба...
Я вошел в чистенькую строгую комнату, с паркетом, покрытым посекшейся циновкой. Над кроватью в рамках под стеклом висели не портреты хорошеньких девушек, как я ожидал, а довольно-таки художественные фотографии руин. Библиотека состояла из книг весьма неприступного вида, на кровати валялась папка с бумагами. На некрашеном столе лежали газеты, одежда висела на спинке стула. На каминной полке по соседству с будильником и несколькими безделушками женщина средних лет улыбалась из рамки такой же колючей улыбкой, как булавка, которую ей наверняка вонзили в задницу, чтобы вызвать такую гримасу. Она была очень похожа на очкарика. Тот закрыл за собой дверь и продолжал:
– ...и потом, мне хотелось бы узнать одну вещь.
– Какую?
– Оставят ли меня когда-нибудь в покое?
Я сделал торжественный жест:
– Цена славы, друг мой. Обнаружить труп...
– Я бы обошелся без этого...
Он устало потер подбородок, собрав в складки кожу на щеках, покрытых быстро растущей щетиной. Он был аккуратно одет, и ему едва ли сравнялось года двадцать три, но выглядел он старым, страшно старым и помятым. Его широкий лоб мыслителя или одуревшего зубрилы усиливал странное неопределенное впечатление, испытываемое в его присутствии. Он продолжал:
– Короче, вы не можете мне ответить? Я улыбнулся:
– Вы не кинозвезда... Завтра о вас забудут... Я наверняка последний, кто пришел докучать вам с этой историей.
– Тем лучше. В таком случае, лучше поскорее закончить с вами. Кроме того, я могу сообщить вам так мало... У вас должно быть совсем туго с материалом, а? Никогда не думал, что журналисту требуется так немного. Кстати, вы из какой газеты?
– "Крепю".
– "Крепю"?
– "Крепюскюль".
– Ах да! Я никого из ваших еще не видел?
– Очень может быть. Но я из воскресного приложения к провинциальному выпуску...
– А имя у вас есть?
– Далор.
– Не знаю.
– Я почти никогда не подписываю мои статьи. И, повторяю, я в основном сотрудничаю в приложении. И для этого приложения собираюсь разродиться большой статьей. Видите ли, убийство ростовщика – это неисчерпаемый сюжет. Колоритный персонаж и т, д., не говоря уж о тех близлежащих темах, которые можно затронуть. Я очень дорожу этой статьей и, если вы дадите мне необходимую информацию, имеется в виду, ценную информацию, я сумею быть благодарным. Это хорошо оплачивается и...
Он сухо оборвал меня:
– У меня только одно желание – чтобы меня оставили в покое. Мне нечего делать с вашими деньгами.
– Хорошо, хорошо. Не сердитесь, – я откашлялся, – не сердитесь. Я не хотел вас обидеть.
– Ладно. Но, Боже мой! Вы понимаете, есть от чего выйти из себя. Что, каждый раз, как какому-нибудь гражданину посчастливится обнаружить труп, поднимают такой шум?
– Если убитый чем-то необычен, то да. А я вам напомню, ростовщик – фигура колоритная.
Он пожал плечами:
– Остановимся на этом. Я расскажу вам мою короткую историю, но предупреждаю, мне нечего поведать, кроме того, что уже известно вашим собратьям по перу или полиции.
– Все же давайте.
Естественно, его рассказ не отличался от того, что я уже читал в газетах. Явившись к Кабиролю...
– Чтобы заложить что-нибудь, как я понимаю? – заметил я.
Без запала, но твердо, он ответил:
– Так ли уж необходимо заниматься моей личной жизнью?
– Нет, но знаете, мне тоже случалось оказываться на мели. Со мной такое происходит даже чаще, чем следует. И в этом нет ничего постыдного. Продолжайте, прошу вас...
– Чудесно, – сказал я, когда он закончил. – Вы не заметили ничего особенного, о чем забыли упомянуть в полиции? Знаете, как это бывает? Незначительная деталь ускользает из памяти на время и всплывает только позже...
Он отрицательно покачал головой и улыбнулся:
– Я понимаю, вы разочарованы, господин Далор. Но я вас предупреждал.
– Все равно, спасибо, господин Баду.
Он открыл передо мной дверь. Я перешагнул через порог.
– Мы оба только потеряли время, – заметил он вместо прощанья.
Но я-то не считал свое потерянным.
Вернувшись домой, я позвонил в агентство. Там ничего нового. В телефонном справочнике фигурировали пятеро Баду с различными именами. Первый же, с которым меня соединила секретарь, оказался тем самым.
– Алло. Господин Альбер Баду?
– Он самый.
У него был сильный уверенный голос с едва уловимым оттенком вульгарности, голос этакого мужика, взращенного на мясе с кровью.
– С вами говорит Нестор Бурма. Я звоню по поводу...
Он прервал меня и договорил насмешливым тоном, сбившим меня с толку:
– ...моего сына, знаю. Чем вы занимаетесь, господин Бурма? Адвокат по темным делам? Или адвокат без работы? Лучше скажите сразу, вы не первый предлагаете свои услуги. Вы получаете номер "3". Да, я распределяю порядковые номера, как на автобусах.
– Я детектив.
– Инспектор?
– Частный сыщик.
Он взорвался:
– О! Однако, замечательно! Чудесно, чудесно! Частный сыщик это лучше, чем адвокат. Из этой категории вы первый. Но, что бы там ни было, у вас так же мало шансов победить в состязании, как у господ адвокатов... Что, не везет, да? Потому как небольшая сумма, я полагаю, была бы не лишней, так?
Он понимал быстро. На мой вкус, слишком быстро. Пожалуй, мое сообщение не достигнет цели.
– От небольшой суммы не откажусь.
– Со мной, – по-прежнему забавляясь, сказал он, – вам не придется себя утруждать. Сходите к ростовщику. Вряд ли их всех поубивали.
– Речь не об этом.
– Кроме шуток? А о чем речь в таком случае? Надеюсь, вы не собираетесь рассказывать мне, о чем речь? Я не вчера родился. Послушайте...
И он разразился следующей речью, чередуя суровость и откровенную насмешку:
– ...Из-за того, что некий дурачок папочкин сын исхитрился наткнуться на труп человека, умершего насильственной смертью, множество вампиров и кровососов сказали себе: посмотрим, нельзя ли извлечь небольшую выгоду из данного обстоятельства. Если вдруг у сына возникнут проблемы, возможно, папа не откажется их разрешить. Ну, так вот, здесь вы ошибаетесь, дражайший господин. У моего сына проблем не возникнет. Я его знаю. Это достойная копия моей покойной первой жены. Он абсолютно ни на что не способен, даже убить ростовщика. Это было бы слишком прекрасно. А потом, даже если... Он захотел жить своей жизнью подальше от меня, нет?.. – Его голос чуть дрогнул, совсем чуть-чуть, но все же достаточно, чтобы я заметил. – ...Я его не бросал, а практически не вижу. Он предпочел жить в этом квартале среди старых камней, потому что старые камни – его конек. А я имею дело с железом, с металлическими конструкциями. У нас мало общего. Черт! Я раскрываю вам семейные тайны. Смешно, да?
– Я вас ни о чем не спрашиваю.
– Но я хочу, чтобы вы поняли, что бесполезно возобновлять попытки, если даже вдруг захочется. Я спокоен за моего сына. У него не хватит энергии совершить убийство, а если бы даже хватило, он достаточно взрослый, чтобы самому выпутаться. Частному сыщику здесь нечего ловить. И адвокату тоже. Во всяком случае, не у меня. Ясно?
– Вполне. Извините, что потревожил вас.
– Ничего страшного. Меня это развлекло. Даже позабавило! Почему, вы думаете, я взял на себя труд лично подойти к телефону? Да, меня это забавляет. Бог мой! Впервые со дня своего появления на свет мой сын меня немного забавляет. Еще немного, и я удвою ему содержание. Ладно, прощайте, сударь. – Он положил трубку.
Я медленно, словно невероятно ценный предмет, опустил трубку на рычаг. Должно быть, в этот момент у меня был такой же озабоченный, изборожденный морщинами лоб, как у Мориса Баду. У хорошо обеспеченного папы голос звучал грубо, как у настоящего буки, но плохо сдерживаемое волнение время от времени прорывалось Что бы папочка не утверждал, он поможет сыну, если тот попадет в настоящую переделку Юный очкарик не убивал Кабироля, но его поведение выглядело весьма таинственно, Я сверился с календарем. 5 апреля. Среда, 5 апреля. Он уже получил ежемесячное содержание, выплачиваемое отцом, и с презрением, даже с некоторым высокомерием отклонил мое предложение поучаствовать в прибылях от статьи. Предложение, конечно, чисто мифическое, но ничто не могло ему этого подсказать. Следовательно, явившись тем утром к Кабиролю, он явно не собирался ничего закладывать. Истинную цель своего визита он лишь прикрыл этим объяснением.
Я снова снял трубку и безрезультатно набрал один номер, после чего позвонил Элен.
– Мне нужен Роже Заваттер, дорогая. Его нет дома. Если он объявится в конторе, попросите тут же позвонить мне.
Час спустя самый щеголеватый из моих агентов позвонил.
– Вы по-прежнему предоставляете мне кредит? – спросил я.
– Честное слово...
– Хорошо. Может удастся кое-что заработать, может, нет. Попытка не пытка.
– Ладно. Что нужно делать?
– Последить за неким Морисом Баду.
Я описал молодого человека, дал его адрес и т. д.
– Морис Баду? – вопросительно произнес Роже Заваттер. – Это имя мне о чем-то говорит.
– Вы прочитали его в газетах. Конкурент. Он обнаруживает трупы.
– А, да! На улице Фран-Буржуа?
– Именно.
– Хорошо. Специальные указания?
– Никаких. Вы проследите за парнем и все. И не спрашивайте, зачем. Я сам не знаю. Это вроде покупки лотерейного билета.
– Да? Хм-м...
– Некоторые выигрывают.
– Будем надеяться, что хоть окупим расходы, – проворчал он. – Ладно, я этим займусь.
– Устный отчет завтра после полудня или как только что-нибудь появится.
– Ладно. До свиданья. Вот и все на этот день.
Глава четвертая
Версия полицейских
Назавтра в 10 я толкнул дверь конторы агентства "Фиат Люкс", директор Нестор Бурма. Элен Шателен, такая вежливая, словно я не задолжал ей зарплату за два месяца, и с верностью долгу, достойной лучшего заведения, ожидала клиентов на месте. Они, предполагаемые клиенты, не знали, что теряют, пренебрегая нами. Но я, я-то хорошо знал, чего на этом не зарабатывал.
– Ничего нового? – спросил я по привычке, обменявшись обычными приветствиями.
– Ничего, – ответила Элен. – А ваш грипп?
– Ложная тревога... Кстати, о гриппе. Я слегка потряс Гроссэ, врача. Пришлось... Хотите 10 тысяч?
– Охотно... Начали какое-нибудь дело?
– Почему вы так решили?
– Заваттер.
– Так, попытка. Может из этого ничего не выйдет.
– Это связано с убийством Кабироля?
– Очень отдаленно...
Других объяснений она не потребовала, и мы поболтали о том, о сем, только не о папаше Самюэле, на которого всем, или почти всем, становилось наплевать. Из десяти пролистанных мною за время завтрака газет только в трех упоминалось о внезапном печальном конце ростовщика, впрочем, читателям не сообщалось ничего нового. Все ограничивалось повторением вчерашних статей. С самого начала следствие, кажется, топталось на месте. Но я подозревал, что Фару и его команда знают больше, чем признают. Некоторые особенности все же не должны были ускользнуть от привычных все сразу схватывать глаз, иначе стоило всерьез задаться вопросом о пользе содержания полиции налогоплательщикам.
Но мне не пришлось долго задаваться этим вопросом. Так как к двум часам разговор начал затухать, кое-кто взял на себя его поддержание. Флоримон собственной персоной, со своими усами, большими, ложно строгими глазами и в мятой шляпе, чей коричневый цвет плохо сочетался с цветом плаща. Он пришел один и выглядел довольным. Это мне понравилось.
– Привет, ребятки, – сказал комиссар.
Он снял шляпу, пожимая руку Элен, но надел обратно, дойдя до меня:
– Что – военный совет?
– Мы слишком миролюбивы для этого, – ответил я. – Просто ждем, пока какой-нибудь клиент рискнет зайти.
– Чтобы устроить ему западню?
Я пожал плечами:
– Считаете себя самым умным?
– А вы? – рассмеялся он.
– Не больше, чем другие.
– Я так и думал.
Он поискал взглядом стул. Элен ему пододвинула один, он сел:
– Вы правильно сделали, что позвонили мне вчера. Это избавило меня от неожиданности... – Он выдержал паузу, право же, комиссар был больше комедиантом, чем вся Школа драматического искусства. – ...Мы нашли следы вашего пребывания у Кабироля.
Элен подавила движение, все же не ускользнувшее от комиссара, но он никак его не откомментировал.
– Значит, он все же вел более или менее упорядоченную отчетность? – спросил я, набивая трубку.
– Нет.
– Нет? Значит, он записывал имена клиентов на стене? Чтобы мое...
– Мне казалось, я правильно говорю по-французски. Кто упоминал об именах, Бурма? Речь идет об отпечатках...
Он с улыбкой взглянул на меня, наслаждаясь моим замешательством. Наступившую тишину нарушил треск моей спички.
– Очень хорошо, – вздохнул я, отправив к потолку облачко дыма. – Я вам все расскажу.
– Ради Бога, только не это, – жизнерадостно запротестовал он. – Жизнь слишком коротка. Удовольствуйтесь ответами на мои вопросы.
– Валяйте.
– Вы недавно посещали этого ростовщика?
– Да.
– Когда?
– Позавчера.
– В день убийства?
– Да.
– В котором часу?
– Где-то после полудня.
– Он уже был мертв?
– Нет. Иначе я бы вас уведомил. На бегство от трупа очень косо смотрят, если узнают.
– Да, очень косо.
– Я бы не стал рисковать.
– Вам уже случалось.
– Ну, когда обнаруженный труп оказывался связан с делом, которое я вел, куда ни шло. Но это не тот случай.
– Зачем же вы ходили к Кабиролю в таком случае?
– По профессиональному вопросу. Я был на мели.
– А! Да?
– Надеюсь, что хоть в этом-то вы мне верите?
Он рассмеялся:
– Продолжайте.
– Это все.
– У вас есть квитанция?
– Какая квитанция?
– Что касается отчетности, нельзя сказать, чтобы он ее вел, но так или иначе, он должен был вам выдать квитанцию на взятые в залог вещи, нет? И, разумеется, вы что-нибудь ему принесли...
– Безделушки моей покойной тетки. Но мы не договорились. Он предложил ничтожную сумму. С таким же успехом я мог немного занять у кого-нибудь. Что я и сделал, кстати.
– Могу я спросить, у кого?
– Нет. Вы отправитесь надоедать этому человеку, и в следующий раз, когда мне понадобится его помощь, он пошлет меня куда подальше.
– Пусть так, – согласился Фару, делая широкий жест рукой, чуть не выбив при этом глаз Элен. – Не важно.
– И все предшествующее, кстати, тоже. У вас забавный способ вести дела, Флоримон. Все так, как и должно было быть. Вы проверяете все или ничего.
Он не рассердился:
– Я веду дело как считаю нужным и проверяю то, что должен проверить. Вот и все. Я отчаиваюсь заставить вас когда-нибудь отказаться от ваших гнусных привычек. Черт возьми! Вместо того, чтобы честно мне признаться, что вы там были...
– Послушайте, старина. Может, я и в самом деле поступаю как олух. Причина верно в недостатке денег. Когда плохо с платежеспособностью, это отражается на остальных способностях. Поставьте себя на мое место. Я прихожу к этому ростовщику, целые четверть часа с ним спорю, потом узнаю, что его прикончили. Так как я уже имел с ним дело, – это правда, я не обманул вас по телефону, – мое имя должно фигурировать в одном из его списков. Тогда я сказал себе: Фару, узнав о смерти ростовщика, начнет интересоваться моим молчанием. Я не подумал о том, что мог оставить отпечатки. Все мои мысли сводились только к старым следам, к записям. В таких обстоятельствах лучше не давать повода заподозрить, будто уклоняешься от ответственности... Но, не желая, чтобы вы воображали Бог знает что, я умалчиваю о моем присутствии там в роковой день.
– Да, да. Не важно, что все эти хитрости и предосторожности, отдающие идиотизмом, рискуют сыграть с вами дурную шутку в ближайшее время. Не знай я, что вы не убийца...
– А! Так я не убийца?
– Не мелите чепуху.
– Так ведь, кто знает...
– Если бы я пришел с враждебными намерениями, я был бы не один... Мне хотелось вас немного припугнуть, проучить... Если бы только это хоть что-то дало в вашем случае, да?
– Хм-м... В общем-то... спасибо, что сняли с меня этот груз. Кто он?
Фару ответил уклончиво:
– Один тип, который тоже оставил свои отпечатки. Не на оружии. Что до орудия убийства, то его рукоять вытерли. Но в других местах, там, где он не думал, что их оставит. Один наш старый знакомый... Вам повезло, Бурма. Может, я идиот, но между "потрясающим" детективом и бывшим заключенным, я выбор сделал.
– А! Это и есть "любопытные отпечатки"?
– Да. Кабироль занимался не только ростовщичеством. Он также понемногу скупал краденое, и как все скупщики, исполнял роль хранителя для некоторых мошенников. Такие связи опасны. Иные из этих проходимцев в определенных обстоятельствах испытывают настоятельную нужду в деньгах.
– К сожалению, не только проходимцы. Вы задержали этого типа? Я ничего не видел в газетах.
– Пока нечего и видеть. У парня длинные ноги. А теперь не пойти ли нам позавтракать? Нельзя сказать, что у меня на вас зуб. Я приглашаю.
Протяжным зевком я прикрыл удовольствие от того, что так хорошо обернулся разговор, который мог закончиться гораздо хуже.