– Я вам помешала, месье? – спросила она.

– Совсем нет. Какой счастливый ветер...

– Я... Я очень волновалась... хотела убедиться, что с вами ничего плохого не случилось...

– Мне кажется, я успокоил вас по телефону.

– Да, конечно, но... в конце концов, ведь это из-за меня, что эти люди... они вам причинили вред?

– Ничего страшного. Хотите кофе?

Я позвонил и заказал дополнительную чашку.

– До сих пор никаких новостей от Моники, – сказала Мишлин, ставя свою чашку на стол.

– У меня тоже, – улыбнулся я. – Вы думаете, что если я детектив...

– Это не то... (Она замолчала и в замешательстве стала рисовать пальцем круги у себя на коленке, в результате чего край ее юбки двинулся вверх, но, по всей видимости, это было не нарочно.) ...Вы ищите Монику, чтобы доверить ей одну работу, – наконец решилась она произнести, – ...поскольку Моника отсутствует, кто-нибудь, кто похож на нее... в плане морали... а вы думали, что в этом плане я на нее не похожа... так вот, между нами нет разницы!

Она бросила мне эту фразу как вызов. Я огорченно взглянул на нее. Она перехватила мой взгляд на лету.

– Я вас разочаровала, не правда ли, месье Бюрма?

– У меня нет мнения на этот счет, – проворчал я, пожимая плечами.

На самом деле мнение у меня было, и нелестное для этой девчонки. Что это? Все они одним лыком шиты? Эта, может быть, менее распутная, чем Моника... но все готовы на что угодно, лишь бы иметь возможность приблизиться к Тони Шаранту – кумиру экрана. Я сам себе стал противен за то, что придумал подобный план с участием девиц, рвущихся в кинозвезды, и это после того, как тоном, достойным добропорядочного буржуа, посоветовал Монике найти себе друга среди механиков!

Отвлекшись от этих мыслей, я опять обратился к Мишлин:

– Итак, вы предлагаете вашу кандидатуру?

– Да.

– Я думаю...

В гостиную, не постучав и не предупредив меня через портье, вошли двое. Два типа, приветливые, как тюремные ворота, – Флоримон Фару и инспектор из его полицейской команды.

– О! Салют, – сказал я. – Это что еще за манеры? Можно подумать, что вы из полиции!

– Кончайте шутить, Нестор Бюрма, – ответил комиссар. – Кстати, у вас нет никакого желания этим заниматься, я это вижу по вашей физиономии. Вы мне кажетесь усталым.

– Да, действительно. И это не...

– Ладно, – отрезал Фару, подняв руку.

Затем уставился на Мишлин с подчеркнутой настойчивостью.

– Не будьте мужланом, – сказал я.

– Вы тоже, и представьте ее мне.

– Мишлин Колладан, – буркнул я. – Вам стало лучше?

Один мускул дрогнул на лице комиссара:

– Мишлин Колладан? Чертов Нестор Бюрма! Чем вы занимаетесь в этой жизни, мадемуазель Колладан?

– Артистка, – сказал я.

– Вас вызывали? – зарычал он. – Артисты мне уже осточертели. Документы у вас есть?

– Что это значит? Ничего себе начало! – прокомментировал я.

– К сожалению, будет еще и продолжение. У вас есть документы? – повторил он. – Я вправе их у вас потребовать. Нестор Бюрма никак не хочет нас друг другу представлять. Я комиссар полиции.

– Да, месье, – прошептала Мишлин, немного напуганная.

– Не бойтесь, он вас не проглотит, – заметил я.

– И глотать без конца ваши шутки тоже не намерен!

Он проверил удостоверение личности, которое Мишлин достала из своей крохотной сумочки, и вернул его владелице.

– Где вы живете?

– Отель "Дьепп", Амстердамская улица.

– Чудесно, не правда ли, Фабр? – сказал Фару, обращаясь к инспектору.

– Да, – подтвердил тот мрачным тоном.

– Можно узнать... – рискнул я.

Человек из Островерхой Башни[9] впился своими глазами в мои:

– Произошло правонарушение, – сказал он.

– В этом я не сомневаюсь, – ответил я.

– Я имею в виду вас. Правонарушение совершили вы. 324-АБ-75 вам говорит о чем-нибудь? 324-АБ-75.

Из тона, которым он произнес этот номер, было ясно, что это не билет национальной лотереи, по которому он выиграл крупную сумму.

– 324-АБ-75? – переспросил я.

– Да.

– Черт побери, но ведь это же номер моей тачки!

– И где она находится, ваша тачка?

– Недалеко от ресторана "Беркли". Со вчерашнего вечера.

– Неверно, старина. Она в полиции.

– В полиции? Так это все еще продолжается? Не говорите мне, что у меня сперли тачку и использовали ее для нападения на банк. Это будет уже комплект.

– Да, нападение на банк весьма оригинально дополнило бы картину, – сказал он саркастически. – Но до этого мы еще не дошли. А пока мы поедем посмотрим вашу тачку. Всей компанией.

Мы вышли из "Космополитена" через черный ход, в нескольких метрах от которого стоял полицейский "рено". Мы заняли свои места, и автомобиль тронулся.

– Кажется, у вас шишка на основании черепа, – заметил Фару.

– Я ударился о дверной косяк.

– Вы передвигаетесь задним ходом?

– Конечно.

– Ну что ж! Система Нестора Бюрма. Никогда ничего не делать, как все. Если одна дамочка кончает жизнь самоубийством – быть у ее постели; если молодой человек получает смертельный удар по голове – быть его знакомым по бистро; если воруют автомобиль, то это именно ваш. Вы перебираете, Бюрма.

– А вы преувеличиваете, – сказал я.

После этого все мы надолго закрыли рты. Мишлин, видимо, начала раскаиваться в том, что пришла ко мне. Я похлопал ее по руке.

На площадке для бесхозных машин полдюжины парней крутились вокруг одной тачки. Моей.

– Ну и как? – спросил Фару. – Никакой ошибки, а? Это она?

– Она, – ответил я. – Но у нее на крыле не было вмятин.

– Результат столкновения.

– Можно вас спросить, как она тут оказалась?

– Ее обнаружили брошенной на одной маленькой улочке. Мелкая неполадка в моторе.

– Мелкая неполадка? Вы хотите сказать – разбитая вдрызг, а?

– Нет. Трижды нет.

– Я бы предпочел такой вариант. Когда я смогу ее забрать?

– Когда мы покончим с ней... (Он обратился к парням, окружившим машину.) Вы сняли все отпечатки пальцев?

– Да, шеф, – ответил один из парней. – Но не знаю, пригодится ли это. Когда их слишком много... А уж здесь их предостаточно.

– Посмотрим. А теперь, Нестор Бюрма, поедемте, пожалуйста.

Мы снова уселись в полицейскую машину. Тем временем инспектор Фабр и Мишлин куда-то исчезли. Я осведомился о том, где они.

– Увидимся с ними попозже, – сказал комиссар.

– А куда мы едем?

Он не ответил. Я нахмурил брови. И нахмурился еще больше, когда мы остановились перед... моргом, выглядевшим очень нарядно под горячим июньским солнцем. Но ничего не сказал. Не знаю, что я мог бы тут сказать. По-прежнему молча, в тишине, если не считать стука наших каблуков по необычайно чистому кафельному полу, мы дошли до зала с холодильниками.

– 15-й, – сказал Фару служащему в сером халате с лицом того же цвета. Тот принялся шарить по своим ящикам с мертвецами. Фару произнес: – Вот почему я считаю, что вы перебираете, Нестор Бюрма. Из-за того, что лежало в багажнике вашей тачки.

Она была совсем голая. Так она всегда будет голая! Ее тело не имело больше того теплого и тонкого янтарного оттенка и приобрело неприятный цвет слоновой кости. Груди, крепкие и полные, казалось, поднялись еще выше в последнем гордом рывке. Ее каштановая шевелюра, рассыпавшаяся в беспорядке, скрывала часть лица, прежде такого красивого, такого вызывающего; хорошенькая мордашка, теперь перекошенная от ужаса, недоверия и боли, на которой постепенно тускнел макияж, приобретая ядовитые отталкивающие краски. На шее виднелось маленькое противное отверстие. Крошечная дырочка, через которую выплеснулась жизнь этой жрицы любви. Да уж, Фару подавал те еще аперитивчики!

– Боже мой! – воскликнул я. – Моника!

– Да. Моника Гранжон, – сказал комиссар. – Проживавшая в отеле "Дьепп". Где также проживает ее подружка Мишлин Колладан, с которой вы, кажется, в прекраснейших отношениях... (Движением подбородка он указал на тело.) ...Вы были хорошо с ней знакомы?

– Я видел ее один раз.

– Людям, с которыми вы встречаетесь случайно, чертовски не везет. Это самое малое, что можно сказать. Ладно... Можете убрать, Альфред. Пошли, Нестор Бюрма. Едем в контору.

Я, спотыкаясь, последовал за ним. Мне казалось, что за мной тянется струя трупного запаха. Совсем, как накануне.

Флоримон Фару уселся на своем стуле позади заваленного бумагами письменного стола. Он выдохнул, расстегнул пуговицу на воротничке, ослабил галстук и принялся методично промокать пот на затылке, на шее, подбородке и лбу. Я тоже обливался потом. От жары и от иного. У меня даже не было сил вытереть его. Капли пота текли у меня по лицу, проступали сквозь сорочку. Комиссар достал сигарету и зажег ее:

– Вы не курите? – спросил он.

– Мне больше хочется блевать, – признался я.

– Трубка может помочь вам в этом.

– Черт! Ну и работенка. Что вы сделали с Мишлин?

– Она здесь. Она была подругой мертвой девушки, не забывайте об этом. Мне необходимо ее свидетельство... Так же, как и ваше. (Он встал со стула и пристроился на краю стола прямо передо мной) ...Я не подозреваю вас в убийстве девицы, которую мы только что видели там, в холодильнике... В холодильнике! (Он вздохнул, поднял глаза к небу и принялся еще основательнее вытирать пот.) ...Но, проклятье, признайтесь же чистосердечно, что все это просто немыслимо. Вы присутствуете при последнем вздохе актрисы, которая кончает жизнь самоубийством при помощи опиума; одному из ваших приятелей вышибают мозги; ваша тачка служит катафалком для девицы, о которой вам известно хотя бы ее имя, подругу этой девицы, Мишлин, встречают у вас, кстати, кажется, из-за нее вы подрались с незнакомцами... Да, эта Мишлин побеспокоила одного полицейского, и ваше имя было при сем упомянуто... Послушайте, старина Бюрма, каково ваше место во всей этой истории?

– Никакого. В настоящее время у меня есть один клиент, но он стоит вне всего этого. Однако, лучше рассказать вам об этом. Его зовут Монферье...

Я изложил все опасения продюсера, и почему я должен присматривать за Тони Шарантом. Я также рассказал о моем плане в отношении актера.

– Ваш план – это хорошая идея, – высказался Фару. – Но идея, которая могла возникнуть лишь у частного детектива. Не думаю, что она приведет вас далеко. И потому вам понадобилась красотка?

– Да. Лично меня даже со спины трудно было бы выдать за Мартину Кароль. Впрочем, для меня это даже лучше.

– Да. Следовательно, вы подумали об этой Монике. Почему?

– Потому что в ней соединялись все качества, необходимые для этой роли. Достаточно глупа, чтобы ничего не понять в том, что она может увидеть или услышать, но, однако, способна все повторить мне, и достаточно доступна, чтобы стать любовницей Тони Шаранта через десять минут после их знакомства.

– Скажите, а вы не преувеличиваете?

– Если бы вы ее знали в ином месте... то увидели бы, что нет.

– А как вы-то с ней познакомились?

– Три дня назад. В моей комнате. Она... спала в моей постели. В "Космополитене" немало киношников, они там арендовали дансинг и устроили танцы. Видимо, она там тоже была. Ей захотелось отдохнуть, и она ошиблась комнатой или вошла в первую попавшуюся... Немного под газами, понимаете?

– В вашу комнату... (он бросил на меня игривый взгляд) ...Ну и везунчик!

– Ужасный везунчик! Я вижу эту девицу одно мгновение, а потом ее находят в виде трупа в моей машине. Не знаю уж, какого качества это везение, но, во всяком случае, оно мне кажется чрезмерным.

– Вернемся к нашим баранам. Итак, вчера вы искали Монику, чтобы пристроить ее к Тони Шаранту?

– Да...

Я рассказал о хлопотах Марка Ковета, встрече в дансинге "Элефан" с Мишлин, обо всем, что она мне говорила про отсутствие Моники, о нашем выходе на улицу Понтье и о том, что там на меня набросились какие-то парни.

– Парни какого рода?

– Сейчас скажу. Они врезали мне как следует по башке и похитили, словно какую-то богатую наследницу... Вот почему, когда полицейский, к которому обратилась Мишлин, пришел на место происшествия, там никого не было... Они проводили меня немного побеседовать с их шефом. Некоторое время спустя я очнулся, весь запутавшись в цепях, окружающих Триумфальную арку, по-видимому, выброшенный из автомобиля. Можете проверить. Мое присутствие возле Неизвестного солдата показалось подозрительным одному из охранников, и он попросил меня показать документы.

– Гм... – произнес Фару. – Что за парни? Какой шеф?

– Боюсь, что придется кое-что от вас скрыть, – ответил я ему. – Я обещал не подавать жалобу, а также ничего не рассказывать о нашей встрече. Но смерть этой крошки несколько меняет пейзаж. Не считая удара дубинкой, моя беседа с этими господами носила скорее сердечный характер. Если поразмыслить, даже слишком сердечный. И пока мы беседовали, кто мог им помешать подстроить мне ловушку? А допуская, что они шлепнули Монику... Кажется, один из них приставал к ней, легко могу себе представить, с какой целью. Они могли знать – я говорил об этом Мишлин, – что мой автомобиль припаркован перед рестораном "Беркли". Пока шеф развлекает меня, другие парни забирают мою тачку, суют тело в багажник...

– Еще раз, – стукнув кулаком по столу, проворчал Фару, – какие парни и какой шеф?

– Вентури и его клика.

– Вентури?

Лицо его помрачнело.

– Международный жулик, если не больше. С недавних пор проживающий в одном из отелей на Елисейских полях. Извините, если я обучаю вас вашей профессии, Флоримон.

– Вы ничему не обучаете меня. Мы присматриваем за ними... (он вздохнул) ...О! Черт! Вентури сбавил обороты в своей игре. Он больше не убивает, но, кто знает, с этой стороны тоже можно что-нибудь почерпнуть, потому что... (он на минуту замолчал) ...Он и его дружки сегодня утром отвалили... Мы следили за ними, и они, видимо, узнали о нашем наблюдении, уж не знаю, как... Короче, они смылись. (Он еще раз стукнул кулаком по столу и выругался) ...Черт, побери! Если когда-либо... кое-кому здорово влетит.

Я дал ему успокоиться, потом спросил о подробностях смерти Моники.

– Пистолетный выстрел, – ответил он. – В затылок.

– У вас есть пуля?

– Прошла навылет.

– Когда наступила смерть? Давно?

– На первый взгляд – нет. Скорее всего, вчера. При этой жаре и, если судить по состоянию тела, маловероятно, что ее убили раньше.

– У вас есть теория? Конечно, не считая той, согласно которой вы все приписываете мне.

Он не ответил на мой сарказм:

– Теория? Где я могу ее выудить? Все, что я знаю, так это то, что сегодня утром на дальней улочке обнаружили брошенную машину с этой пассажиркой в багажнике. И все, что я могу вообразить, заключается в следующем: какие-то типы – парни Вентури или другие – вчера убили ее и, стараясь избавиться от тела, использовали вашу тачку, потому что такова ваша судьба всегда быть замешанным в историях подобного типа, а впоследствии они рассчитывали все скинуть в Сену. Произошла авария с мотором, которая вынудила их все оставить на месте... И единственная информация, которой мы располагаем, – вздохнул он, – водители они никудышные – о чем свидетельствует помятое крыло – и дрянные механики. Ремонт не требовал большого мастерства...

С горькой иронией я думал о последних словах Моники, когда я выпроваживал ее из своей комнаты: "До встречи на днях, когда я найду своего механика". Надо же было ей напасть на таких жалких типов!

– Мы очень быстро установили личность жертвы, – продолжал Флоримон Фару. – На нее была здесь карточка. Эта сволочная молодежь! И также очень быстро установили ее гнездышко. В гостинице "Дьепп" хозяйка сказала нам, что ее жиличка исчезла два дня назад. Но ей случалось часто не ночевать дома. Хозяйка же навела нас на подружку убитой. Это – Мишлин, которую я застал у вас в "Космополитене", когда пришел просить объяснений по поводу вашего автомобиля...

– Да. А в багажнике она... она была голая?

– Нет. Вы хотите посмотреть ее шмотки? Они ни на что нас не навели, но, быть может... Два осмотра лучше, чем один, если посмотреть свежим взглядом... (Он постучал в перегородку. Один из его подчиненных появился в дверях.) ...Одежду той рыжей, Андре. Фабр допрашивает ее подругу?

– Он только что закончил.

– Что-нибудь интересное?

– Нет.

– Принеси мне ее показания тоже.

Инспектор вышел и тут же вернулся с пакетом в руке и отпечатанным листком бумаги. Фару развязал пакет. Не без чувства неловкости я увидел, как он по очереди извлекал оттуда туфли на высоких каблуках, нейлоновые чулки, прикрепленные к подвязкам, черный эластичный пояс с позолоченной застежкой, легкую широкую юбку, сильно декольтированную блузку с подозрительным коричневым пятном на букве "О" в вышитом имени. Запах духов, которым все это было пропитано, еще держался. В кармане юбки лежали тюбик губной помады, два шелковых носовых платка – один желтый, другой сиреневый, – пудреница. Ни ключей, ни денег, ни удостоверения личности. А также – ни бюстгальтера, ни...

– Трусов не было? – спросил я.

– Не было. Так, вероятно, удобнее.

– Пожалуйста, не надо. Никакого особого насилия?

– Нет... Итак?

– Итак, ничего. Именно эту одежду я видел на ней при жизни, вот и все. Медицинский осмотр?

– Ноль... (Он кое-как перевязал пакет, положил на стул, взялся за показания Мишлин, быстро проглядел их.) ...Тут тоже ноль, – пробурчал он. – Кроме того, что она настойчиво повторяла свое утверждение относительно того типа, который все эти дни приставал к Монике – тот же самый, который повздорил с вами... Проклятье! Клика Вентури! Однако, эти типы больше не грешат убийствами! И в то же время, этот поспешный отъезд...

Он посмотрел на меня.

– Я вам больше ничего не могу сказать, – произнес я, – Что вы будете делать с Мишлин?

– Что мне с ней делать? Вы можете пойти с ней пообедать, если вам хочется... Неважно! Люси Понсо, Рабастен, Моника Гранжон... Все сходится, Бюрма.

– Я тоже так думаю. Что нового по поводу Рабастена?

– Ничего. За исключением того, что, по словам судебно-медицинского эксперта, вполне возможно, что он получил смертельный удар много времени спустя после первого, который только оглушил его, и что он умер почти в то же время, что и Люси Понсо.

– А! А!

– Я сказал то же самое.

– Но этого, очевидно, недостаточно для дедуктивных выводов. А о самой Люси Понсо?

– Тоже ничего нового... Скажите, пожалуйста, ведь ваш Тони Шарант был ее любовником, а? Его фотография была в ее альбоме... семейном альбоме, как я называю. А исходя из того, что вы мне говорите, он в это время принимал наркотики? Гм... гм...

– Послушайте, Фару. Мне платят за то, чтобы я последил за Тони Шарантом, и...

– А мне платят за то, чтобы я следил за всеми, – завопил он. – И я не ленюсь в своем деле. Мне наплевать на вашу болтовню и на ваших клиентов. Я буду делать то, что мне следует делать.

– Прошу вас, – сказал я ему, – не орите так. Подумают, что я вас укусил.

Некоторое время спустя вместе с Мишлин я покинул Кэдез-Орфевр. Бедная девушка была в полной растерянности, и мне пришлось как следует выложиться, чтобы вызвать бледную улыбку на ее губах. Мы пошли вместе пообедали, затем я вернулся в "Космополитен", весь разбитый, подавленный, покачиваясь и спотыкаясь среди гуляющих по Елисейским полям, толкая некоторых из них, пугая голубей, которых даже не различал, и создавая у всех впечатление, и у людей, и у животных, что я здорово набрался.

– Меня ни для кого нет, – сказал я консьержу отеля, вежливому, спокойному и соболезнующему. – Ни для кого, слышите? За исключением некоего Ребуля.

Я добрался до своей комнаты, одетый бросился на постель и тут же заснул.

Меня разбудил телефонный звонок. В темноте я открыл глаза. Посмотрел на светящийся циферблат своих часов. Десять с минутами. Снял трубку.

– Господин Ребуль, месье.

– Пусть поднимется.

– По телефону, месье.

– А! Хорошо.

– Ребуль на проводе, – сказал Ребуль. – Я здесь вместе с одним парнем, у которого есть какие-то сведения. Можно к вам зайти?

– Да, если ваш парень не слишком смахивает на бродягу. В конце концов, персонал "Космополитена" станет коситься на меня, если я буду принимать слишком смешанное общество. Полицейские, шпана...

– Ритон в порядке. В свое время его звали "С-иголочки". Кое-что у него с тех пор осталось.

– Тогда двигайте сюда.

Я надел халат, набил трубку, отдал соответствующие инструкции внизу и пошел в гостиную в ожидании гостей. Они появились через десять минут. Ритон-с-иголочки вовсе не был оборванцем, но костюм темно-синего цвета начинал изнашиваться. Он огляделся с видом знатока:

– Некогда в Милане у меня было такое же жилье. (Он сел и посмотрел на меня.) Я никого не хочу закладывать. Все, что я хочу вам рассказать, полицейским уже известно или напечатано в газетах. Если вы пойдете и просмотрите подшивку "Детектива" или других газет, узнаете все это сами. Я просто помогу вам сэкономить время. Считаю, что это стоит нескольких ассигнаций в тысячу франков, и, честно говоря, я не против вытянуть их у частного сыщика.

– Валяйте, – сказал я ему.

– Вот что...

Когда Ритон-с-иголочки отвалил, снабженный некоторой суммой и по-прежнему сопровождаемый моим одноруким другом, я стал размышлять над тем, что узнал (теперь я припомнил, что в свое время до меня доходили фрагментарные отголоски того или иного события): чуть больше года тому назад банды гангстеров по продаже наркотиков были разгромлены при драматических обстоятельствах. Ассоциация из трех банд – банда Люка, банда Гродюбуа и банда Вербрука – имела в своем владении запасы морфия, кокаина, героина и опиума, и это был невиданный прежде в анналах торговли наличный запас наркотических веществ. Оценивавшийся в сотни миллионов, он хранился на одной вилле в парижском пригороде, а сторожили его самые отпетые бандиты. Но в один прекрасный день этим отпетым бандитам нанесли визит еще более отпетые, которые прикончили их всех, прежде чем забрать всю наличность наркотиков. Никто не знал, чьих это рук было дело. Но в воровском мире прошел слух: главой тех незнакомцев был некий Бланшар, который неожиданно исчез. С тех пор этого Бланшара, так же, как и товар, больше никто не видел. А возвращаясь к краже этого запаса, можно сказать, что она развязала настоящую войну внутри ассоциации банд, которые стали соперничать и обвинять друг друга в этом налете. С этого времени торговля наркотиками не возобновлялась в прежних масштабах. Возможно, Вентури примыкал к банде Гродюбуа. Ритон-с-иголочки не знал... или не хотел ничего сказать. Что же касается Мельгано, то он поддерживал "торговые отношения" со всеми этими командами, не входя ни в одну из них.

Ритон-с-иголочки честно меня предупредил. Он не был доносчиком. Все это рассказано подробно и многократно в газетах по мере развертывания событий. Он мне просто сэкономил время, если допустить, что во всем этом для меня было что-нибудь полезное.