Нестор Бурма - Коррида на Елисейских Полях

– Еще неизвестно.

– А Люси Понсо? В таком случае это тоже убийство?

– Это самоубийство, но я убежден, что стимулированное самоубийство, а это сильно меняет дело. Кто-то воспользовался моментом депрессии бедной женщины, чтобы избавиться от нее. Кто и зачем? Тайна. Фару, кажется, не рассматривает это дело в таком контексте. Он подозревает, не была ли Люси Понсо связана с торговцами наркотиками... не торговала ли ими сама... И пока он ищет в этой стороне, я поищу в другой. Посмотрим, кто первый придет к финишу. А пока мне нужна свободная красотка. Вы такой не знаете?

– Красотка? Что? Утешиться после смерти других?

– Не для моего личного потребления.

– Хорошенькая профессия! Прекрасное мышление! (он посерьезнел) А это имеет отношение...

– Эта мысль пришла мне в голову после визита к Монферье.

– Монферье? Ах, да, правда? Так вы его видели, в конце концов? Он влип в какую-нибудь историю?

– Не знаю...

Я рассказал ему о моем свидании с богатым продюсером, с Тони Шарантом и т. д.

– Да уж, на странную работенку согласились вы там, – прокомментировал журналист. – Как вы из этого выпутаетесь?

– Важно не то, как я из этого выпутаюсь, а что я смогу извлечь оттуда для дела Люси Понсо. Я хочу найти преступника – нет другого слова, – который раздобыл для этой актрисы средство перекинуться в иной мир. Во всяком случае, я впрягся в эту работу. А вмешательство Монферье облегчит мне задачу. Я реализую свой план при помощи его персонала.

– Его персонала? Не понимаю.

– Я буду болтать с Тони Шарантом и надеюсь так прожужжать ему уши наркотиками, что, в конце концов, ему снова захочется их попробовать.

– Как раз то, чего опасается его шеф?

– Как раз то. Эти наркоманы образуют настоящее сообщество. Актер, наверняка, должен знать пару адресов, не известных полиции. Такие есть, и только они меня интересуют. Я рассчитываю на него, чтобы добраться туда самому... или через то лицо, которое поставлю наблюдателем при нем. Как только что-нибудь узнаю, все остальное беру на себя.

– Да уж, старина, простите! – фыркнул Ковет. – Если я когда-нибудь женюсь и заподозрю свою жену в неверности, никогда не поручу вам этого дела. Вы переспите с ней, чтобы я не зря беспокоился.

– Не возмущайтесь слишком рано. Этот план может быть изменен. Все зависит от обстоятельств. Могут возникнуть новые факты. Один уже есть. Он меня интригует, этот Тони Шарант. Вы знали, что он был любовником Люси Понсо, не знаю уж в какие времена?

– Первая новость. Он вам об этом сказал?

– Вот именно нет, и это странно. Его подписанная фотография красовалась в альбоме, который передо мной перелистывал Фару. Этот альбом Люси Понсо посвятила своим возлюбленным. А подпись была, уж точнее не скажешь. Даже нескромная. И которая в дальнейшем не предполагала соблюдения тайны.

– Он, возможно, не болтлив.

– Не болтлив? Можно подумать, что разговорная речь была изобретена исключительно для него одного. Хватит, бесполезно ломать себе голову заранее. И довольно об этом бедняге Рабастене... (Я вытащил из кармана экземпляр "Голливуд-магазина" и протянул его Марку Ковету) ...Я рассчитывал на него, чтобы он познакомил меня с девицей, которую вы тут видите.

– А она прелестна, хорошая фигурка и все прочее. У вас есть вкус, – утвердительно кивнул головой редактор "Крепю".

– Ее зовут Моникой. С этой крошкой я немного знаком, но не знаю, где ее найти.

– У меня есть приятели в "Голливуд-магазине", и я знаю, в какой художественной фотостудии позируют эти манекенщицы и все прочие красотки. Хотите, я поинтересуюсь?

– Это меня очень бы устроило.

Он посмотрел на часы:

– Уже поздно, и все эти места уже закрыты, но по двум-трем телефонным номерам могут ответить.

– Ну что ж, пойдем перекусим, – сказал я. – Я вас приглашаю, и в промежутке между двумя блюдами вы узнаете, сможете ли вы быть мне полезны.

Марк Ковет встал, вернул мне журнал и сказал, подумав о чем-то:

– Что вы скажете, если мы пойдем пожуем у Беркли? Там можно встретить кое-кого из интересных людей.

– Кого же?

– Э-э... так вот... Это что – серьезно, эти подозрения Фару насчет Люси Понсо в том смысле, что она могла быть связана с торговцами наркотиками... если сама не занималась тем же?

– Я ничего не знаю. Во всяком случае, нахожу это предположение несколько преувеличенным. Фару говорит, что обезглавленная банда по наркотикам, может быть, имеет нового главаря. А, впрочем, то, что говорит Фару, и особенно то, что он не говорит...

– Вот именно. Послушайте, Бюрма. Вы слышали о Софи Карлэн и о Вентури?

– Софи Карлэн – это специалистка по сплетням из вашей газеты. Что же до Вентури... нет, не знаю.

– Это международный гангстер, торговец оружием, наркотиками, женщинами, сигаретами, всем, чем угодно. Говорят, более или менее уже отошедший от дел. Повторяю вам то, что мне рассказывали. Я с этим типом незнаком. Во всяком случае, лично. У меня перед глазами был его портрет, и только. Мои приятели по "Крепю", которые бегают по всему Парижу в поисках сенсационных сплетен для Софи, узнают порой странные вещи, которые не сообщаются публике. От Муассака из бригады Софи я узнал, что с недавних пор этот Вентури, конечно, под другим именем, болтается у нас на Елисейских полях, живет в Чарльстоне и обедает у Беркли. Полиция об этом, видимо, знает, по крайней мере надеюсь, но его не слишком беспокоят. Его присутствие в этом районе, по всей вероятности, имеет отношение к той заварушке, которая тут происходит.

– Эх, старина, – вздохнул я, – если перебрать список всех клиентов каждого отеля этого квартала, я уверен, два или три дружка этого Вентури нашлись бы среди них. У меня есть свой план, и я не брошу его, чтобы гоняться за этим гангстером, с которого полицейские, наверняка, не спускают глаз. Но спасибо за сведения, и пошли к Беркли. Может, повезет.

* * *

В "Беркли" я не увидел никакого международного гангстера, но Марк Ковет благодаря разговорам по телефону получил из хорошо информированного источника точные сведения о Монике с обложки иллюстрированного журнала "Голливуд-магазин" и о ее подружке.

– Ее зовут Моника Гранжон, – подал он мне новость на десерт после четвертого посещения телефонной кабины. – Та, которая на 6-й странице помогает ей стряпать, зовется Мишлин. Они позируют почти всегда вместе. Мне не смогли сказать фамилию Мишлин. У меня нет также их адреса. Но, кажется, они постоянно посещают дансинг "Элефан"[7] под аркадами Лидо. Туда можно было бы сходить попотеть танец-другой.

– Попотеть – это то слово, – ответил я.

* * *

Мы отправились туда пешком, оставив мою машину припаркованной неподалеку от "Беркли". Дансинг был расположен в подвальном помещении со входом с аркад и выходом на улицу Понтье. Неоновый слон издали сообщал о наличии этого комфортабельного заведения без чрезмерного шика, но хорошего вкуса. Все девицы, которые там находились, казалось, соперничали с картинками из журналов мод. Некоторые мужчины были очень "шикарны", от иных за версту разило принаряженными продавцами галантерейных магазинов. Мы прямым ходом направились к бару, следуя благородной старой привычке. Ковет сразу увидел какого-то знакомого. Он окликнул его, и тот подошел к нам. Ковет познакомил нас:

– Марсо, мой коллега, он знаком с Моникой. А этот тип, – он указал на меня, – Нестор Бюрма, но не стоит никому сообщать об этом. Он хотел бы познакомиться с Моникой.

– Моники тут нет, – ответил парень. – Но имеется вторая часть тандема – Мишлин. Она сейчас танцует с парнем с мерзкой рожей и, несомненно, только и ждет, чтобы отделаться от него. Скажите ей, что вы из кино, месье Бюрма, они все обожают это.

– А я все еще работаю в мире кино, – улыбнулся я.

Марсо выпил стакан за наш счет, произнес соболезнующую фразу по поводу смерти Рабастена и в момент, когда в танцевальном зале оркестр выдохнул последний аккорд трепетного танго, покинул нас. Вскоре он вернулся в сопровождении молоденькой девушки, которая, судя по ароматам, которые от нее исходили, должна была находиться какое-то время в ящике с парфюмерией. Волосы ее были немного растрепаны, но это ей шло. У нее были прекрасные светло-карие глаза и пышная черная шевелюра. Она казалась менее бесстыдной, чем Моника, и в ее взгляде, которым она меня окинула, не было ничего провокационного. Но для выполнения тех целей, которые я себе поставил, я все же предпочел бы Монику. Так же, как и Моника, Мишлин носила глубокое декольте, открывавшее грудь и плечи. После представлений я предложил ей выпить со мной, а Марк Ковет и его собрат по перу ушли в танцевальный зал, оставив нас вдвоем. Оркестр снова взялся за работу. Только я открыл рот, чтобы начать обрабатывать Мишлин, как к ней подошел какой-то тип:

– Ну что, красотка, – сказал он так, как если бы я вообще не существовал, – пошли танцевать со мной?

На нем был костюм хорошего покроя из дорогой ткани, но галстук был агрессивного цвета. Вообще, многое в нем дышало агрессивностью. Безусловно, это и был тот самый кавалер Мишлин с мерзкой рожей, о котором нам сообщил Марсо. Девушка попыталась поставить его на место, но он стал настаивать.

– Бросьте, – вмешался я. – Разве вы не видите, что вы надоедаете мадемуазель?

Бросив на меня злобный взгляд, он прошипел:

– А ты куда лезешь? У тебя еще все клыки целы?

– Не заботься о моих клыках и мотай отсюда!

– Господа, я вас прошу, – вмешался бармен. – У нас здесь спокойное заведение.

– То еще заведение... – выдал хулиган.

– Не надо так трепыхаться, – сказал я. – Это не подходит к здешнему кварталу, а кроме того, это уже устаревшие штучки, которые могут не понравиться Вентури, – добавил я немножко наугад.

Он вздрогнул:

– Вентури? А это что еще за зверь?

– Ничего не знаю. Ты доволен?

– А ты странный гусь. Надо бы встретиться в заведении не таком спокойном, как это!

– Вот, вот, приятель, когда захочешь. А пока что пойди глянь снаружи, может быть, я уже там.

Он проворчал что-то и ушел. Бармен с облегчением посмотрел ему вслед.

– Что это за злобный тип? – спросил я.

– Не знаю, – ответил тот, – но уж, конечно, этому хмырю я не доверил бы свою кассу.

Я вернулся к Мишлин:

– А вы с ним знакомы?

– Эти парни все время стараются навязаться, – сказала она, пожав красивыми плечами. – На днях он подкатывался к Монике, но у нее более дальний прицел. Если бы я знала, ни за что не согласилась бы с ним танцевать. Он прилипчивей, чем я думала, и, по-видимому, из тех типов, которые воображают, что раз мы позируем раздетыми и свободны в своей речи и поступках...

– Понимаю... (И вдруг я спросил себя, не был ли я тоже одним из этих типов.) Ну вот, теперь вы от него избавились. Думаю, что у него есть над чем поразмыслить, и он не явится снова приставать к вам.

– Спасибо, месье.

– Не стоит. Ладно. Перейдем к нашим делам. Марсо, журналист, сказал вам, зачем я хотел с вами познакомиться, не так ли? Я ищу Монику.

– Да, он мне сказал. О чем идет речь?

– У меня для нее есть контракт. Несколько особый контракт, но думаю, что он ей подойдет. Я столкнулся только один раз с Моникой, но этого мне было достаточно, чтобы оценить ее. Она была в моей постели...

– Тогда, по всей вероятности, ее надо искать в постели у кого-либо другого, – сказала Мишлин. – Мы живем в одной и той же гостинице, но я ее не видела со вчерашнего дня. Она ночевала не дома и, возможно, это будет продолжаться в течение всего фестиваля. Какой-то тип облапошил ее, и она вернулась домой в полном расстройстве. Но я не думаю, что это ей послужило уроком. А что это за контракт? На фильм?

– Это настоящее кино, хотя и не фильм. Послушайте, Мишлин, вы мне симпатичны. Слишком симпатичны, чтобы я вам предложил такую сделку, какую думал заключить с Моникой. Вы занимаетесь одним и тем же делом, и, без сомнения, у вас одни и те же амбиции, но вы отличаетесь друг от друга. Контракт, о котором идет речь, не для вас. Он хорош для Моники и когда вы ее увидите... в конце концов, ее отлучка не может быть длительной... скажите ей, чтоб она меня нашла. Я живу в "Космополитене". Видите, я доверяю вам. Марсо вам, конечно, сообщил, что я занимаюсь кино. Это не совсем так. Вот кто я такой на самом деле...

Я вытащил мое удостоверение частного детектива.

– О! Вот как! – сказала она. – Детектив! Нестор Бюрма! Я видела ваше имя в газете в связи с Люси Понсо. Но что же...

– А это, Мишлин, детективные истории. Так же, как в фильмах.

– Дайте мне закончить фразу. Что же я должна сказать Монике?

– Что в ту ночь я был не очень галантен по отношению к ней. И хочу это исправить... Познакомлю ее с гордостью экрана – Тони Шарантом. Это, конечно, грозит некоторой опасностью. Вам понятно, какого рода опасность, не так ли?

При упоминании имени знаменитого актера ее глаза заблестели.

– Конечно, – сказала она.

– Но я полагаю, что опасность такого рода не испугает Монику?

– Конечно, нет.

– Хорошо. Тогда я рассчитываю на вас, чтобы передать мое поручение. А теперь я поехал домой.

– Я сделаю то же самое, – сказала Мишлин, зевая. – У вас есть машина?

– Я оставил ее перед рестораном "Беркли".

– Вы не можете отвезти меня домой? Я живу в гостинице "Дьепп" на Амстердамской улице. Это далековато. А если случайно Моника вернулась...

– Согласен.

Я заплатил за выпивку и, оставив Марка Ковета и его приятеля выплясывать в танцзале, мы вышли на свежий воздух. Если не считать выстроившихся вдоль тротуара машин, улица Понтье была пустынной. Но тут из темной подворотни вышли два типа и направились к нам.

– Ну что, хохмач, – сказал один из них, – ты сказал мне пойти посмотреть, нет ли тебя снаружи, а?

– Не валяй дурака, Кловис, – сказал другой. – Помягче.

Тут я получил сильный удар по основанию черепа... Точь-в-точь, как Рабастен, но чуть полегче.

Глава девятая

Хищники

Я пришел в себя в месте, которое тут же определил: некая безликая контора в некоем здании торгового назначения. Я лежал на хорошо натертом паркете, жестковатом для моих ребер, но мои ребра могли это вытерпеть. Иначе было с головой. Едва я раскрыл глаза, как тут же со стоном снова закрыл. Две мощные конторские лампы слепили меня. Кто-то вежливым и размеренным тоном сказал:

– Он просыпается. Посмотри получше, как его дела, Альбер.

Какой-то человек потряс меня и убедился, что я еще не совсем умер. Я застонал.

– Ему лучше, – сказал тот, которому было поручено осмотреть меня, – по всей видимости, не очень требовательный парень.

– Дай ему что-нибудь выпить, – приказал тип со светской манерой разговора. – И перестань слепить ему глаза.

Я проглотил спиртное, поднесенное мне сострадательной рукой, и сел, на этот раз окончательно открыв глаза. Лампы отвернули в сторону и зажгли плафон под потолком. Три персонажа наблюдали, как я возвращаюсь к жизни: тот, который меня оглушил, его приятель и еще один. Этот, казалось, был шефом. Лет пятьдесят. Здоровый. С толстоватыми щеками и тощими усиками. В шелковой сорочке изысканного голубоватого оттенка, с закатанными рукавами. В безукоризненно отутюженных брюках с острыми складками, хоть хлеб режь. Человек стоял, опершись на массивный стол. Корректный, очень уверенный в себе, не вульгарный урка, но все же блатной. Некоторое время мы ничего не говорили, разглядывая друг друга в полной тишине пустого здания. Я инстинктивно поднес руку к нагрудному карману.

– Ваш бумажник здесь, – сказал тот, в шелковой сорочке. (Он взял его со стола позади себя и протянул мне.) – Слово джентльмена, ничего не было взято. Нам обязательно надо было знать, с кем имеем дело. Вполне законное любопытство, не так ли?

– Очень законное, месье Вентури.

Он улыбнулся:

– Вам не следовало бы все время произносить имена как попало, месье Нестор Бюрма. Вентури! Что это значит, Вентури? Я вернулся в Париж инкогнито. То есть под другим именем. Я руковожу небольшим дельцем, которое не имеет ничего общего с теми, которыми я занимался прежде. Я сохранил при себе нескольких друзей прошлых лет, с целью немного приобщить их к цивилизации, но не уверен, преуспел ли в этом. Кловис слишком охотно хватается за дубинку. Но, если бы вы не припутали ни к селу, ни к городу имя Вентури, Кловис не пытался бы узнать побольше. И я тоже. Придется рожать, частный детектив.

– Да, и в муках, – усмехнулся я.

– Первостатейный хохмач, – сказал Кловис.

– Ладно. Пододвинь стул господину, Альбер, – сказал Вентури.

Альбер – тот парень, совета которого Кловис не послушался, – придвинул мне стул и помог на него усесться. Я быстро приходил в себя.

– Вам придется, – отрубил Вентури, – сказать мне, зачем вы хотите вмешаться в мои дела. Я больше остерегаюсь частных детективов, чем официальных.

– Знаете, старина, – ответил я ему. – Я не собираюсь прикидываться большим хитрецом, чем есть на самом деле. У меня нет никакого намерения мешаться в ваши дела. Когда этот Кловис стал надоедать девушке, с которой я беседовал, я тотчас же учуял, с кем имею дело, а так как я о вас слышал, то наугад бросил ваше имя.

– Итак, вы знали о моем присутствии в этих краях. Именно это мне и не нравится. Как вы об этом узнали?

– Журналисты в курсе.

– Мне наплевать на это. Легавые тоже должны об этом знать. На это мне тоже наплевать. В настоящее время я ничего не делаю такого, что подпадало бы под букву закона. Но меня не устраивает, если ко мне будут приставать.

– Если вы не делаете ничего предосудительного, тем лучше для вас, так как очень скоро легавые сядут вам на хвост, и я не имею в виду скрытое наблюдение.

Элегантный гангстер огорченно продолжал:

– Вы подадите жалобу? Для вас это будет крайне огорчительно, предупреждаю.

Я рассмеялся. Это был в своем роде подвиг, потому что башка у меня основательно болела:

– Успокойтесь. Подавать жалобу – не входит в мои методы... допуская, что вы дадите мне такую возможность.

– Не думаете же вы, что я собираюсь вас убрать, месье?

– Кто знает? Рабастену же свернули шею.

– Рабастену?

– Одному журналисту. Он получил такой удар дубинкой за ушами, что умер от этого... и мне хотелось бы знать, не дело ли это рук Кловиса.

– Ну, ну, это несерьезно. Не один Кловис таскает при себе дубинку и при случае употребляет ее. Зачем же мне надо было отправлять к праотцам этого журналиста?

– Может быть потому, что он обнаружил что-то, что имеет отношение к наркотикам.

– Наркотикам?

– Вы, очевидно, никогда не слышали о наркотиках!

– Я уже давно этим не занимаюсь.

– Вот как. Но вы ими занимались. И именно из-за этого вам на хвост сядут фараоны, Вентури. Они сейчас разрабатывают дело о наркотиках, и было бы удивительно, если бы о вас не подумали.

– Вот что значит иметь прошлое, – вздохнул он. – Невозможно остепениться. И как раз тогда, когда я веду спокойный образ жизни. Но мне наплевать, я ничего не боюсь. Верите мне или нет, но я не имею никакого отношения к смерти этого Рабастена, а также и к этой истории с наркотиками... о которой я попрошу вас дать мне разъяснения, если только вы не блефуете.

– Вы что же, не читаете газет? Речь идет о деле в Парке Монсо. Самоубийство Люси Понсо.

– Ясно. Это ведь вы обнаружили эту драму, не так ли? Видите, я читаю газеты. Но я не понимаю, почему вы называете это историей с наркотиками. Правда, в какой-то степени – да, раз эта женщина отравилась опиумом... но не в том смысле, в каком я это понимаю.

– Вот-вот, Вентури, вы что, издеваетесь надо мной? Вы умеете читать или нет? Люси Понсо умерла, проглотив большое количество опиума. Большое количество. А Люси Понсо не была наркоманкой. Она не знала, как раздобыть его вообще. Но кто-то дал ей все, что требовалось, и даже больше, чтобы уйти в мир иной. Я видел этот запасец. Там был добрый фунт. Люси не могла собирать все это постепенно. А тот, кто сделал ей этот смертельный подарок, не скупился, чтобы достичь своей цели, он имел возможность черпнуть из хорошего запаса. Вывод: все это связано с торговцем наркотиками, только у него может быть такое огромное количество.

– Гм... – проворчал Вентури. – Так много? Вы уверены?

– Я это видел, – сказал я. – А газеты...

– Я не верю газетам. Они всегда преувеличивают.

– На этот раз нет.

Альбер выругался и сказал почти непроизвольно:

– Мельгано.

Вентури посмотрел на него. Альбер сразу замолчал. Я сделал вид, что ничего не слышал.

Мельгано. Это имя мне ничего не говорило, но оно могло быть мне полезным. Я отложил его в уголок своей больной башки и продолжал:

– Флоримон Фару, комиссар, занимающийся этим расследованием, наверное, тоже подумал обо всем этом. И он будет присматривать за вами из-за вашей прошлой деятельности в области наркотиков.

– Он расквасит себе нос. Я в этой заварушке не участвовал, – повторил Вентури необычайно искренне.

– Тем лучше для вас. В конце концов, я сообщил вам об этом.

– Спасибо за любезность, – усмехнулся он. – Чему я обязан?

Я усмехнулся в ответ:

– Немного вашему личному шарму.

– А также опасению разделить судьбу Рабастена...

– О, право! Нельзя быть героем каждый день.

– Вы делаете из меня большее чудовище, чем я есть на самом деле.

– Раз вы не чудовище, быть может, дадите мне уйти.

– Охотно. Видите, я человек добрый. Надеюсь, мне не придется в этом раскаиваться.

Я встал. В комнате воздух был как бы разрежен из-за закрытых окон и задернутых штор. Голова немного кружилась, но ничуть не больше, чем после приема различных алкогольных напитков.

– У меня вызывает отвращение то, как умерла Люси Понсо, – сказал я. – Это была великая актриса, хотя постаревшая, в депрессии она хотела покончить с жизнью, в которую больше не верила и которая была ей в тягость, но могла еще ей улыбнуться. Это доказал ее последний фильм. Самоубийству помогли, и так помогли, что я называю это убийством... Не знаю, понимаете ли вы мои чувства, Вентури?

Он улыбнулся с оттенком иронии:

– Они делают вам честь.

– От меня у вас не будет неприятностей. Но у вас их будет еще меньше, если это дело будет закрыто.

– Гм... Я очень хорошо понимаю, что вы хотите сказать. Но мне трудно направить вас по какому-нибудь следу, не так ли? По разным причинам. С некоторого времени торговля наркотиками идет не очень гладко, и все притаились.

– Все это я уже знаю, – ответил я.

– Это известно всем. Потому я вам об этом и говорю. Это никого не скомпрометирует. А теперь Кловис проводит вас. Чао, Нестор Бюрма.

– Чао, Вентури.

– Пошли, хохмач, – сказал Кловис.

Убийцами они не были. Во всяком случае, не сегодня ночью. Всего лишь предусмотрительными парнями. Они не хотели, чтобы я знал, в какое здание они меня привезли. Когда мы направлялись к лифту, идя по длинному, темному и глухому коридору, я получил дополнительную плюху по затылку и снова впал в беспамятство.

* * *

Сначала я подумал, что эти сволочи меня заковали. Я путался в цепях, огромных цепях, к которым обычно прикрепляют якоря. Но очень скоро я понял, что цепляюсь за эти цепи в похвальном стремлении встать на мои ватные ноги. Я переступил через цепи и рискнул пойти по щебню, с потухшими глазами, полумертвый от усталости. Невдалеке светился огонь – то ли дом Мальчика-с-пальчика, то ли дом Людоеда, то ли костер, то ли полицейский пост. Спотыкаясь, я потихоньку подошел к нему. Затем мои неуверенные шаги зазвучали по каменным плитам под звонкой аркой с хорошей акустикой.

Мне навстречу вышел полицейский в униформе:

– Что-нибудь случилось? – спросил он.

– Вероятно, меня сбила какая-то тачка, когда я переходил дорогу, – ответил я.

– Угу. А вы, случайно, не пьяны? Здесь не подходящее место для тех, кто напился.

Порыв ветра пригнул пламя к земле. Вокруг заплясали фантастические тени. Угловатые черты лица полицейского проступили резче, его нос вырос до невероятных размеров.

– Не знаю, – ответил я, глядя на могилу Неизвестного солдата, будто видел ее в первый раз. – Нет, я не пьян, просто оглушен.

– Документы есть?

Я ему их протянул. Он прочитал и покачал головой:

– Гм... Частный детектив... Гм... Живете далеко?

– "Космополитен".

– Надо идти домой. Сможете?

– Дорога идет под горку.

* * *

Придя домой, я прежде всего занялся своим черепом, потом схватил телефон и попросил телефонистку отеля соединить меня с гостиницей "Дьепп", на Амстердамской улице. Через пару минут заспанный голос мне сообщил:

– Отель "Дьепп" слушает.

– Мое имя Бюрма, я из "Космополитена". В вашем отеле живет девушка по имени Мишлин... я не знаю ее фамилии... мне надо с ней поговорить.

– Один момент.

После недолгого ожидания:

– Месье Бюрма? Я вас слушаю.

– Привет, малютка. Я хотел знать, не случилось ли чего с вами?

– Нет, это с вами...

– У меня все в порядке. Я всегда прекрасно выхожу из подобных ситуаций. Хотел вас спросить: вы сообщили в полицию?

– Да. Понимаете, когда я увидела, какой оборот принимает дело, нашла ажана[8] на соседней улице, но когда мы вместе вернулись на место, там уже никого не было. Ажан подумал, что я над ним подшутила, и посоветовал бросить эти штучки.

– Вы произнесли мое имя?

– Может быть. Не знаю. А что, не надо было?

– Ничего страшного. Спокойной ночи, Мишлин.

– Спокойной ночи, месье.

Я положил трубку на место, поменял свои компрессы и попытался поразмыслить. Потом решил, что лучше всего будет снова вернуться к телефону, и попросил телефонистку отеля соединить меня с квартирой Ребуля, моего верного внештатного однорукого сотрудника из агентства "Фиат Люкс", который, как и вся команда, находился в отпуске, но, поскольку он слишком любил Париж, я был почти уверен, что застану его дома. Немного погодя, в трубке зазвучал его голос:

– Я вам понадобился, шеф? Я прочел в газетах... По правде говоря, ждал вашего звонка.

– Сейчас развернулся невероятный скандал вокруг этой истории с наркотиками. Но похоже на то, что наркотиков-то больше нет. А тем не менее, у Люси Понсо их был чуть ли не целый фунт. Если у вас все еще есть кореши на Пигаль, не могли бы вы прощупать их немного, так просто, чтобы посмотреть, что из этого выйдет... (Я ему рассказал о Вентури, потом продолжал.) При мне было произнесено одно имя: Мельгано. Странно, но это имя мне о чем-то говорит. Сначала мне показалось, что я его слышу в первый раз, а сейчас я себя спрашиваю... Это, наверное, моя голова устраивает мне всякие шутки.

– Мельгано? – спросил Ребуль. – Вы газеты читаете?

– Конечно.

– Вы прочитали это имя в одной из газет. Мельгано – международный контрабандист. Коллега Вентури, можно сказать. Итальянец, только что задержанный на нашей стороне границы.

– Хорошо, – сказал я. – А пока рассчитываю на вашу информацию.

– Сделаю все, что нужно.

Я положил трубку, разделся и лег. Очевидно из-за головы спал я плохо. Усугубило дело то, что я позволял себе роскошь – заполнять рассуждениями мои периоды бессонницы.

Люси Понсо надоела жизнь, и, вместо того чтобы подбодрить, какая-то сволочь толкнула ее сделать роковой шаг и достала необходимый яд. Какая сволочь? Я ничего не знал. Для чего это было сделано? Тайна. Но преступник должен был быть контрабандистом. Первое: потому что он не скупился на расходы. Второе: смерть Рабастена. Рабастен узнал секрет, касающийся этого самоубийства, совершенного с чужой помощью... Подготовка, а может быть, и исполнение... Итак? Если бы лицо, снабдившее Люси Понсо ядом, было случайным преступником, ему не улыбалось быть раскрытым, но оно не стало бы усугублять свою вину ликвидацией свидетеля. Но все меняется, если мы имеем дело с профессиональным бандитом, для которого убивать просто рефлекс самосохранения, тем более, если, кроме Люси Понсо, у него есть еще что скрывать, а это вполне возможно. Возьмем, к примеру, контрабандиста, чтобы не ходить слишком далеко. Согласен, Нестор?

– Преступник, – ответил я себе, – должен одновременно быть близким человеком для актрисы, а причиной преступления – месть или что-то другое. Второй вариант – близкий человек в прошлом и контрабандист в настоящем.

– Да.

– Ну как, пойдет в общем?

– На первый взгляд, трудно сказать.

– Тогда поспи.

– Попробую.

Глава десятая

Сюрпризы для Нестора

В восемь часов утра я был уже на ногах, правда, чувствовал себя немного вяло. Но останься я лежать, было бы не лучше. Принял ванну и попросил принести аспирина, кофе, минеральной воды, не забывая о газетах – сегодняшних, вчерашних и позавчерашних. В одной из них я обнаружил заметку, рассказывающую об аресте Мельгано... Еррико Мельгано.

Служащий гостиницы из вестибюля сообщил по телефону, что некая Мишлин Колладан находился внизу и желает меня видеть.

– Пригласите ее наверх, – сказал я.

На этот раз она оставила дома свою униформу дипломированной секс-бомбы. Без утрированного декольте, без провокационно выставленного бюста. Ровно столько, чтобы задержать на себе внимание, и никакой агрессивности. В своем легком, хорошо скроенном платье, скромном по фасону и цвету, с минимальным макияжем, сдержанным поведением, она походила на девушку из хорошей семьи во время новогоднего визита... девушку из хорошей семьи, которая, тем не менее, не могла не быть объектом повышенного внимания со стороны своих кузенов.