— Я не воевал! — он встревожился.
— Не воевал? — переспросил я.
— Нет.
— Ну да ладно, расскажи мне о нем, о себе, что вас связывало. Вы же друзья были, — с нажимом сказал, а не спросил я.
— Мы не друзья были! — быстрый ответ, слишком быстрый.
— Ты куртку-то сними, у нас здесь не холодно, — предложил я.
— Да я так посижу.
— Да ладно, сними, — настаивал я.
Не знаю почему, но что-то меня насторожило. Он периодически дотрагивался до левой стороны. Не часто, но как будто проверял, на месте ли что-то там или нет.
— Зачем? — он снова невзначай дотронулся до кармана.
— Хочу посмотреть, что у тебя в кармане лежит. Вот там, — я показал пальцем на его левый карман.
— Ничего, — он поплотней запахнулся.
— Я ничего не буду отбирать, просто покажи.
Он встал и распахнул теплую куртку. Ничего.
— Вторую куртку, — потребовал я.
Он потоптался и с большой неохотой расстегнул ее. В левом нагрудном кармане что-то зеленело.
— Достань!
— Это не мое! Это покойного брата! — начал он оправдываться.
— Показывай.
Он достал — повязка воина Аллаха, или как она там называется. На зеленой головной повязке изображены арабские письмена. И бурые пятна. Похоже на кровь.
Не знаю, что именно там написано, но подозреваю, что что-то типа «Got mit uns». «С нами Бог» — так писали немецкие оккупанты на пряжках ремней, а тут на лбу нечто подобное.
В наших глазах эта повязка была серьезным обвинением, значит, воевал против нас. И не просто, а идейный дядя. Не просто патриот, а религиозный фанатик. Посмотрим.
Я не скрывал своих эмоций, он прочитал все на моем лице.
— Это моего брата! Его убили! — начал он оправдываться.
— А ты пошел в милицию, чтобы отомстить за него? Так? — голос мой звучал зловеще.
Тут я уже не играл. Мне было почти все ясно.
— Нет! Мой отец был в оппозиции, а после 1996 года, когда вывели войска, мы не воевали, сидели дома, скот разводили, — милиционер был испуган. — Это мой двоюродный брат пошел воевать, и его убили. Я самый старший, поэтому должен отомстить! Я ношу повязку, иначе меня тейп не поймет. Родственники не поймут, — теперь он был готов расплакаться.
Никогда не видел плачущего чеченца, интересное, наверное, зрелище!
— И дальше что? — я «давил» его.
— Ну, вот я и ношу повязку, — он смотрел преданно в глаза. — Аллахом клянусь, я не убивал никого из русских!
По прежнему опыту знаю, мусульманин клянется — обманет.
— Знаешь что, мой юный друг! Я хотел бы тебе поверить, но не могу! Сейчас приедет прокуратура, и я тебя сдам. Улик косвенных более чем достаточно! Поедешь, мил человек, на «фильтр», сначала на Ханкалу, а затем — в Чернокозово. Ты ведь многих конкурентов своего тейпа или просто личных недругов отправил по тюрьмам местным, да российским. Так что они тебе счетец выкатят. Не оплатишь. А можно проще. Сейчас вызываю бойца с автоматом, приказываю ему, чтобы он тебя стерег, и отдаю ему повязку вот эту. Дальше знаешь, что будет? — я закурил и выпустил ему струю дыма в лицо, потом перегнулся через стол, схватил за край куртки, подтянул к себе. Глаза в глаза, нос к носу. — Знаешь, что потом будет? — я кричал ему в лицо.
Он оглох от моего крика, побледнел, обмяк.
— Говори, знаешь? — снова заорал я, удерживая, не давая сползти со стула.
— Да, — пересохшими, внезапно побелевшими губами прошептал он.
— Тебя убьют при «попытке к бегству», — продолжил я.
Оттолкнул милиционера на спинку стула, сам откинулся на свой, затянулся и выпустил струю дыма в потолок. А вот теперь, господа присяжные заседатели, наступает кульминационный момент!
— В зависимости от времени, которое будет в распоряжении у солдат, они могут тебя порезать на кусочки, накрошить в соломку или распустить на лапшу. Не будет времени — просто пристрелят как собаку. Труп выбросят в реку, чтобы рыбы жрали. Ты будешь толстым, раздувшимся, зловонным, обглоданным, скользким трупом. Река вынесет тебя вниз по течению, тело твое запутается в тальнике и будет там крутится по течению еще несколько дней. И вороны будут жрать и терзать тебя. И по их кружению обнаружат труп неизвестного в милицейской форме. И найдут тебя не скоро, и не похоронят тебя по мусульманскому обычаю. И не попадешь ты в рай. Фу, мерзость! — я так живописал эту картину, что самому стало противно. — Эй, боец! Охрана! — заорал я во всю мощь своих неслабых легких.
— Послушайте! — начал лепетать мой кандидат на вербовку.
— Слушаю вас! — открылась дверь, на пороге стоял наш солдат с автоматом.
На лице было написано, что готов он выполнить любой мой приказ в отношении задержанного, видимо, мои крики он тоже слышал и догадывался, что сейчас я могу отдать этого иуду в форме ему на растерзание. А после смерти своего сослуживца, а может и друга, он сделает все. Месть, месть, месть. Ни тени страха, ни тени сомнения, никаких угрызений совести. И по ночам, если приедет домой, не будет сниться ему этот порванный на куски за своего товарища мент. Не будет.
И все это прочитал не только я, но и мой собеседник. Он смотрел на меня умоляющими глазами.
— Ладно, иди пока погуляй, — я отпустил солдата.
При этом боец кинул такой красноречивый взгляд на мента, что тот еще больше съежился на стуле.
— Что дальше? — спросил я голосом полным металла. — Ему в случае чего объявят выговор. А выговор — не триппер, повисит да отвалится. Так что? — я кивнул головой на дверь, а за ней ждал охранник, который мог через секунду стать конвоиром. А то и членом расстрельной команды.
— Что вам надо? — хриплый голос — кажется, что это сказал ветер, так тихо.
— Немного. Старые Атаги. Это первое. Второе — Новые Атаги. Третье — местные. Чечен-Аул. И какую роль ты в этом играешь. — Я был спокоен и уверен, теперь он от меня никуда не денется. Это мой агент, и псевдоним у него будет «Махмуд»! Почему именно такой? Не знаю. Сначала пришло в голову Мухтар, но слишком обидно, а поэтому будет созвучно — Махмуд. «Махмуд, поджигай!»
— Русский знаешь?
Кивок.
— Вот тебе ручка, вот бумага, пиши. Подробненько, а потом я тебе вопросы уточняющие и наводящие буду задавать.
— А может, не надо писать? — в глазах у него такая тоска смертная. — Я и так все расскажу.
— Надо, надо. Для меня это страховочка, что ты никуда не денешься. От бумаги вечностью веет! — любимая поговорка чекистов всех времен и народов. — Торг здесь не уместен!
Он начал писать. Смахивая пот, вытирая руки о штаны ежеминутно, иногда поднимал глаза к потолку, ища там ответ. Лист, другой, третий. Я налил ему воды, он с жадностью выпил.
Как только был закончен первый лист, я взял и начал его читать. Интересно, очень даже интересно.
По его словам выходило, что в Старых Атагах Шейх не только вел переговоры с арабами, а уже произошло объединение. Об этом ушло донесение в штаб-квартиру «Братья-мусульмане», где нашло горячую поддержку и одобрение. А значит, скоро пойдет целевое финансирование. И готовится не что-нибудь мелкое, а захват Чечен-Аула. Для этого с боевиками, которые в Новых Атагах, Чечен-Ауле, Шали, ведутся переговоры о перегруппировке сил и средств под единое командование Шейха. Общая численность предположительно пятьсот-семьсот человек. Наступление — через месяц.
Базируется сам Шейх по такому-то адресу. Но это не точно. У него три дома. В одном доме точно живет араб-боевик. Местный мулла поддерживает бандитов и призывает всех жителей села вступать на тропу борьбы с нами. Значит, поддержки духовенства мы лишены. А старейшины? Эти ничего не решают. Но в случае конфликта, как всегда, будут защищать бандитов. Типа, да, мы ссоримся, но это наши, чеченские разборки, и русским здесь делать нечего.
Потом я взял с него подписку о сотрудничестве. Юридической силы она не имеет абсолютно никакой. Но психологическое влияние имеет огромное. Плюс страховка на тот случай, если юноша попытается крутить задом, пытаясь меня обмануть. Вспомнились слова из песенки: «Тетя Соня, не крутите задом! Это неприлично, вам говорят!» Нет, у меня определенно ассоциативное мышление. На каждое событие, фразу у меня сразу всплывает какой-то афоризм или строчка из песни, кинофильма.
Я объяснил «Махмуду», как мы с ним будем связываться. Способы обычной связи, способы экстренной связи.
Я отпустил его, а потом опросил еще двоих милиционеров. Я был на взводе, мне хотелось вербовать еще, получить информацию. Но не получилось. Они были крестьянами. А может, меня просто обманули?
Каргатов
Мне достался рядовой милиционер. Я сделал себе кофе, влил туда вместо привычной ложки коньяка целую стопку водки. То же самое сделал и для Ступникова. Подумал и влил для Саши еще стопку. Он огромный, чтобы согреться и не спать ему нужна доза побольше.
Вошел милиционер.
На вид лет сорок или около того. Рост немногим более ста семидесяти пяти. Черные с проседью волосы уложены назад. Видно, что человек тщательно причесывается, следит за своей внешностью. Лицо интеллигентное. Высокий лоб, небольшие залысины. Брови черные, широкие, густые — «домиком». Нос прямой, в профиль напоминает клюв хищной птицы. Уши большие, сломанные неоднократно. Не уши, а пельмени. Борец? Носогубная складка не выражена. Рот большой. Губы мясистые. Подбородок тяжелый. Шея накачанная. Плечи мощные, покатые. Точно борец. Руки большие, на кистях множество мелких шрамов. Ногти короткие, обломанные.
Впечатление от него было двояким. С одной стороны, было видно, что человек интеллигентный или старается им казаться. С другой стороны — обломанные или обгрызанные ногти.
Из других комнат раздавались крики — это мои коллеги кричали на опрашиваемых. Но они не действовали на моего собеседника. Он сидел спокойный и невозмутимый, как индеец. Криком его не возьмешь. Матерый мужик. А почему все еще рядовой милиционер?
Не люблю суеты, не люблю шума и моментальных решений. Здесь нужна кропотливая длительная работа. Убитого солдата жаль, может и этот демон, который сидит напротив, тоже причастен к его гибели.
А почему собственно «демон»? Спокоен и равнодушен. Я бы дергался, а у этого нервная система как у самурая.
— Как вас зовут? — начал я.
— А это имеет какое-то значение? — ответил вопросом на вопрос. Пытается меня «расшатать», вывести из равновесия?
— Надо же как-то общаться. Как вас называть?
— Иса. — Подумал и добавил: — Иса Гадуев. Автобиографию надо рассказывать?
— А есть что-то интересное? — Теперь я его вывожу из состояния душевного равновесия.
— Не знаю, — он пожал плечами. — Вы же можете взять личное дело, и там найдете, что я и в первую кампанию и во вторую воевал против вас.
Он смотрел спокойно, проверял мою реакцию на его слова.
Я справился с волнением.
— Ну и как — понравилось? — Я закурил, пытаясь скрыть свое волнение.
Ступников наверняка уже «потрошил» бы его. Не получится у меня — отдам Сашке.
— Как может понравиться война. В 1993 году я уехал в Россию, мы покупали угнанные машины. Когда ехали через Москву, там был этот штурм вашего Белого дома — Верховного совета. Там повоевал под руководством Хасбулатова. В здании много было чеченцев. Мы хорошо постреляли, но силы были неравны. Потом нас выпустили по системе канализации.
— Как выпустили? — не понял я.
— Очень просто. Договорились с милиционерами, которые штурмовали здание, ночью передали им деньги, рассказали, где стоят машины, отдали ключи от них, они нас и выпустили.
— Дальше!
— Приехал домой. Оказывается, кто-то посчитал, что меня убили в Москве, и разграбил мою квартиру в Аргуне. Родителей убили. Похоронили без меня. Семьи у меня не было. Я поклялся, что отыщу, кто это сделал.
— Нашел?
— Узнал, но не отомстил, — он вздохнул, очень искренне.
Это было первое проявление эмоций, ему было жалко, что не отомстил.
— Убили без тебя?
— Нет. Был такой полк, сформированный из бывших заключенных.
— Одним из командиров которого был Шейх, — подсказал я.
— Шейх, — подтвердил Иса.
— Неужели сам Шейх забирался в квартиры и убивал людей? Птица высокого полета, не мог же он так низко опуститься?
— Нет. Это сделали его подручные. Но у Шейха и тогдашней верхушки Чечни был один пунктик — они собирали старинное оружие. У моего отца был старинный меч. Долго рассказывать не буду, все равно историю Кавказа не знаете, знали бы — не полезли бы к нам. Так вот. Меч состоит из двух лезвий. Они гибкие, если ударить по человеку, то человек разрубается на несколько частей. Плюс ко всему этот меч можно носить на поясе как ремень. Выкован был в Дагестане в 1778 году. У многих он побывал. Потом перешел в нашу семью. Переходил от отца к старшему сыну. Когда была депортация, то мой дед спрятал его, потом рассказал моему отцу, и по возвращении из Казахстана мы отыскали его. Еще при Советах к нам приходили, предлагали большие деньги за него. Мы всегда отказывали. Нас не трогали, мы из старинного рода. Среди окружающих всегда авторитетом пользовались. Только от всего этого рода остался один я. Много кто хочет к нам примазаться, но все это низкородные плебеи, — Иса опять говорил абсолютно спокойно. — И вот когда прошел слух, что меня убили в Москве, пришли посланцы от Шейха и предложили продать меч. Отец отказал, после этого убили… — он вздохнул, — и его и мать. Меч передали Шейху, тот — Дудаеву. Показывали как-то, как он махал им.
— Так ведь Шейх, может, и не знает, как завладели этим редким оружием? Поэтому мстить надо не Шейху, а исполнителям, — у меня забрезжила одна идея.
— Шейх только поначалу не знал. Но республика у нас маленькая, ему передали, как это было, а попутно передали мою просьбу отдать мне этих трех негодяев.
— А он?
— Он сказал — на все воля Аллаха.
— Иншалла! — вставил я.
— Читали Коран? — удивился он.
— Читал. А вы?
— Нет. Не верю я ни в бога, ни в черта, ни в Аллаха, ни в Будду. Я верю в человека, в себя. Шейх сказал, что своих людей он покарает сам. И ничего не сделал. Я сам их нашел и убил. Не сразу. Одного убил здесь, в Чечне, второго — во время штурма Грозного вашими войсками, в январе 1995 года. Третьего — чуть позже.
— Как же вы стали боевиком? С вашей родословной, — не удержался я от «шпильки», — вы должны быть минимум бригадным генералом.
— Я старался держаться от всего этого. Я не воровал сам. Я покупал краденые машины, перегонял в Чечню. Но сам не воровал. Не вступал ни в какую банду.
— Кто вы по образованию? Кем работали до войны?
— Нефтяник я. Отец мой тоже нефтяник. Был нефтяником, — поправился Гадуев. — Когда пришел Дудаев, то образованные люди не нужны стали. Пришли те, кто знает Коран, и сказали, что теперь они образованные — а мы, интеллигенция — прах. Бараны! — Снова проявление эмоций. — Я старался не конфликтовать с ними. Я — потомок древнего рода — не должен опускаться до них. Просто отошел в сторону. Я всегда стараюсь держаться в стороне от интриг, политики. Это не достойно настоящих мужчин. Все это возня плебеев.
— Так как вы стали боевиком? — настаивал я.
— Началась война. И я пошел защищать свою землю, — спокойно, без пафоса ответил он. — Мои предки сражались с русской армией. В том числе и в горах, когда прошла депортация. Для вас мы — бандиты, а мы просто хотим жить по своим правилам, вам не понять нас, — опять спокойно продолжал говорить он.
Интереснейший тип.
— Плюс мне удалось убить моего обидчика, потом второго. За третьим я гонялся долго, но сумел и его найти. Вот Шейха поймать пока не могу. Но и ему недолго осталось ходить по земле. Или вы его убьете, или я. Хотите сделку?
— Какую? — я насторожился.
— Вы же хотите меня завербовать, чтобы я добыл информацию о Шейхе и ваххабитах. Так?
— Ну, так.
Кто кого вербует?
— Проверьте по архивам Саратовского ФСБ. Псевдоним «Демон», — он усмехнулся, глядя на мое вытягивающее лицо.
— Вы были агентом госбезопасности?
— Был, — кивнул головой Иса. — Мне надо было добраться до третьего. Я знал, что он в Саратовской области, но не получалось его достать. Он тоже был агентом, но милицейским. Дело было между первой и второй войной. Я сам вышел на оперативников из ФСБ, и так же, как и вам, предложил сделку. Я помог перекрыть канал наркотиков, который поступал из Чечни и Дагестана. Не люблю наркотики, он делают из людей животных. И еще с моей подачи закрыли школу по подготовке ваххабитов.
— В Саратове?
— В пригороде. Там много мусульман. Надо было только создать школу по промывке голов, мозгов — и солдаты Аллаха, фанатики готовы. Взрывают дома, озлобляют народ против нас. В Чечне нужны строители, а не воины. Мы должны строить свое общество, свое государство, а не воевать со всем миром. И строить надо на цивилизованных основах, на памяти предков, а не на религиозном фанатизме. Так вот я помог раскрыть то, что интересовало ФСБ, а они мне рассказали, где находится третий. Он сидел на канале переправки наркотиков. Кэгэбешники специально не стали его брать. У меня был адрес и полчаса времени. Я убил его. Рассказал, кто я, напомнил, как он убил моих родителей. Через полчаса пришли ваши коллеги и зафиксировали самоубийство. Вам интересно?
— Интересно. Продолжайте.
— Потом началась вторая война. Я гонялся за Шейхом. Но, как вы говорите, не по Сеньке шапка. Он стал большой шишкой. Я снова воевал с вами.
— Не надоело воевать?
— Надоело. Устал я. Но нужно было добраться до главного — Хизира. И вот я узнаю, что он объявился в Старых Атагах. Я поступил в милицию. Теперь предлагаю вам сделку. Я даю информацию по арабским фанатикам и по Шейху. И его убивают. Кто убьет — я или вы с моей помощью, не имеет значения. Главное, что мои родители будут отомщены, и я буду причастен к этому. Так вы принимаете условия нашей сделки? — он подался немного вперед.
— Кто выбирал псевдоним для вас?
— «Демон» — это идея Порошина, оперативника, у которого я находился на связи. Пароль для восстановления связи — «вам привет от Порошина». Достаточно?
— Вы подписывали какие-нибудь документы?
— Имеете в виду подписку о сотрудничестве?
— Не только ее.
— Нет, мне предлагали, я отказался. Не хочу, чтобы потомок древнего рода марал бумагу. Я же пошел на это ради мести, не более того. И вы также должны понимать, что на большее можете не рассчитывать. Больше меня ничего не интересует.
— Вы прямо как граф Монте-Кристо. Не жалко всю жизнь потратить на месть?
— Говорил уже, я — единственный потомок древнего рода. Рано или поздно закончится война. Чечня возродится. И я не хочу, чтобы основой построения новой жизни стала извращенная религиозная идея.
— А что, на ваш взгляд, должно стать основой?
— Люди, технологии и экономический потенциал.
— Вы очень практичный человек.
— Я очень циничный человек. Хочу покончить с Шейхом и перебраться куда-нибудь за границу. Например, в Иорданию. Мои знания нефтяника, думаю, будут востребованы. Там женюсь, мне нужен наследник. И буду просто жить. Так как насчет сделки?
— Я должен уточнить.
— Свяжитесь с Саратовом. Сотрудник Порошин Константин Сергеевич. Сейчас, наверное, уже подполковник. Словесный портрет нужен?
— Думаю, что нет. А пока расскажите мне о милиции, в которой вы служите. Кто бандит, кто пособник бандитов. Погиб солдат. Сбежал опасный преступник. Кстати, пособник Шейха. Хотелось бы поймать его, отомстить за солдата. Как насчет этого? Скажем так — первого шага к сближению для поимки Шейха?
— Не поимки, а уничтожения.
— Хорошо. Так как насчет уничтожения Шейха?
— Все уже знают, что именно вам удалось опознать пособника. В милиции, где я служу, есть информаторы и Шейха и арабов. Подозреваю, что они специально поступили на службу, чтобы передавать информацию. Ну, а вам советую поостеречься. За вами будет охота. Такие вещи здесь не прощаются.
— Я буду осторожен, — пообещал я. — Когда вы сможете нам передать сведения об оборотнях?
— Через два-три дня.
— А я уточню, кто вы на самом деле, «Демон».
— Я предпочел бы тайниковый способ связи.
— Вы и об этом знаете?
— Знаю. Так безопаснее для меня, — и после секундного молчания добавил: — И для вас тоже.
— Хорошо. Тогда слушайте внимательно. За зданием вашего райотдела есть разрушенный дом. Сохранились столбы от ворот. Возле левого столба бросьте пустую консервную банку. Туда через три дня положите то, что удастся найти. Не забудьте завернуть в целлофан, а то промокнет. Если мне срочно понадобится связаться с вами, я нанесу полосу мелом на этом столбе, то же самое сделаете и вы. Полоса должна быть хорошо видна издалека. Так вас устраивает?
— Вы это сейчас придумали? — Он внимательно посмотрел на меня.
— Нет. Я здесь уже достаточно много времени провел. Поэтому и подготовил несколько таких мест.
— Я давно наблюдаю за вами. Вы мне импонируете больше всех комитетчиков вашего отдела.
— Я не женщина, в комплиментах не нуждаюсь. Если бы на моем месте сидел сейчас другой работник, вы бы говорили то же самое. А если бы хотели, то давно нашли бы способ связаться со мной и предложить свои услуги. Так нет же, ждали, когда убьют солдата, сбежит помощник Шейха. Если хотели поймать Хизира, то помогли бы расколоть его помощника. Не верю я в искренность ваших намерений, Демон, не верю. Хотите обоюдной выгоды — помогайте.
— Я не знал, кто у вас на «фильтре» сидит. Сам побеседовал бы. А солдата мне самому жалко. Я убивал в бою, но чтобы вот так. — Он поморщился.
Это были не боль и не сочувствие. Это была брезгливость потомка древнего рода с высокой самооценкой и обломанными ногтями.
Мы попрощались и договорились о месте встречи, когда она понадобится.
После этого я безрезультатно опросил еще двух милиционеров.
Скоро примчатся с Ханкалы. Они шлют бумаги и требуют, чтобы мы больше доверяли чеченским милиционерам и проводили с ними совместные операции. А как им доверять, если они вчерашние бандиты. В Красноярске почему-то не берут в милиционеры бандюков. Представьте, пришел бандит в РОВД, положил на стол оружие, покаялся — да, убивал, воровал, заложниками торговал. Свой канал по переброске наркотиков есть, но я теперь хороший, возьмите меня в милиционеры. Так что ли? «Умом Россию не понять…» Но здесь, конечно, политика. Сколько раз убеждался, что там, где начинается политика, заканчивается здравый смысл и порядочность.
Через два часа все оперативники собрались в кабинете у начальника. Особисты тоже были. Они хоть и не подчиняются нам, но ведь вместе делаем общее дело, поэтому никто не возражал. Контора одна. Бойцам строго-настрого запретили запускать кого-либо в здание, и выгнали их на улицу. Не надо подслушивать. Большие знания рождают большие горести.
Открыл совещание шеф.
— Какие результаты? Удалось кому-нибудь что-нибудь толковое сделать?
— Я завербовал заместителя местных ментов, — с места начал Ступников.
— И как он на твой взгляд? — спросил наш командир.
— А! — Саша махнул рукой. — Мутный он. Очень даже мутный. В кармане повязка духовская зеленая с письменами, пятна крови на ней.
— Его?
— Говорит, что нет. Была бы его, то вряд ли выжил бы. Да и не будет нормальный перекрасившийся дух таскать с собой такую важную улику. При первом же досмотре на армейском блок-посту к стенке поставят и свинцовую пломбу на затылок приладят. Никакая ментовская ксива не спасет.
— А может, так и сделать? — с надеждой в голосе спросил Молодцов.
— Попозже, Вадим, я посмотрю какую дезу он мне потащит. Если лажу, то полагаю, можно будет и отдать твоим разведчикам, они же у вас таксидермией увлекаются.
— Большие специалисты. Поэты своего дела, — усмехнулся Гаушкин Володя.
— Хватит смеяться! — хлопнул по столу начальник. — Как собираешься использовать?
— На ложном оперативном контакте. Пусть полагает, что я ему полностью доверяю, а там поглядим, что он нам принесет. Отработал ему задание по местным и по Старым Атагам.
— Понятно. Вопросы есть у кого к моему заместителю? Нет вопросов. Дальше. Каргатов, у вас что?
— Провел вербовочную беседу. Надо заметить, что гражданин в милицейской форме не скрывал, что ранее состоял в банде…
— Так давить его надо! — Ступников от возмущения покраснел.
— Подожди, Александр! Это мы всегда успеем. Никто нам не запрещает после получения информации привлечь его со всей пролетарской ненавистью. Он утверждает, что является кровником Шейха. Сам не верит ни в бога, ни в черта. У него одна цель — отомстить за убийство своих родителей, санкционированное Шейхом. Выслеживая убийц, он, якобы, был агентом УФСБ по Саратовской области. Псевдоним — Демон. Надо сделать запрос туда. Пусть шифровкой сообщат вкратце все, что у них есть по нему. Экземпляр колоритный. Знаком с оперативной работой не понаслышке. Готов работать по Шейху и арабам с одним условием, как я понял, — чтоб мы Шейха живым не брали. Говорит, что потомок древнего рода. Циничен, умен, высокомерен, вместе с тем ногти обломаны. Может, даже грызет их.
— С нервами не в порядке?
— Обладает выдержкой такой, что нам и не снилась. Матерый.
— А псевдоним-то — прямо как у Лермонтова.
— Я и сам подумал про него так, как только увидел, чистый демон. Связь с ним буду поддерживать через тайник. Способ срочной связи оговорен.
— Понятно. Готовь шифровку в Саратов. Если, что по «ВЧ» свяжемся, чтобы поскорее ответили, а то будут кота за хвост тянуть.
— На материке могут. У них времени навалом, им не надо Атаги штурмовать! — пробурчал недовольный Ступников.
— А у вас что? — спросил наш шеф, обращаясь к особистам.
— Каждый сделал по вербовке. Но сами знаете, как можно доверять таким источникам информации. Надо проверить их всех. Не числятся ли в розыске. А то заведут в такую ловушку, что костей не соберешь.
— Они даже если и не в розыске, все равно могут пакость устроить, — подхватил Молодцов.
— Хватит не по делу! — снова хлопнул ладонью по столу шеф. — У тебя есть что-нибудь? — обратился он к самому молодому из нас.
— Нет, — покачал тот головой.
— Сейчас должна приехать проверка с Ханкалы. — Начальник был разражен. — Что будем докладывать? У нас с вами на руках труп солдата — первое. Второе — два сбежавших преступника, один из них особо опасный. Третье — идет время, а по Атагам у нас по-прежнему ничего нет. Кроме того, что Шейх и арабы что-то против нас замышляют. Шейху после возвращения надо возрождать свой имидж. Опыт этого бандита и религиозный фанатизм ваххабитов — очень опасный коктейль! Первая жертва уже сегодня есть. Если будем сидеть и задницей гвозди выдергивать, то жертв будет больше! И вы, — он обвел всех выставленным пальцем, — не будете идти в цепи на зачистках, а вот мальчишки пойдут! Бля! — Опять проверил он стол на прочность. — Работать надо! И нужны нестандартные решения! Работать! Прошу быть в пределах досягаемости, когда приедут с Ханкалы — они беседовать с вами будут. И не пить! Все, час на сон, потом побриться-помыться, позавтракать и работать! Вопросы? Свободны!
Все разошлись.
— Что, предводитель, пойдемте спать? — Саша тер красные глаза. Было видно, что устал здорово.
— Это тебе не в Толстом Юрте прохлаждаться! — не удержался я.
— Не скажу, что мы прохлаждались, но там я заимел дурную привычку — спать ночью. Несколько ночей, конечно, покуролесили по гостеприимным домам местных жителей в поисках раненых боевиков и сопутствующих им товаров. Но спал я там больше. — Саша сладко потянулся.
— Иди, мне еще нужно запросы подготовить. С Ханкалы приедут эти чудовища-проверяющие, и я им их всучу, пусть отправят, а то потом придется самому туда переться. Не хочется. Я лично ощущаю себя там не в своей тарелке. Смотрят на тебя сверху вниз, считают кем-то вроде плебея, и награды исправно получают.
— Знакомо, — хмыкнул Ступников. — Был случай — правда, не в нашей Конторе. Потом расскажу. Обрубаюсь — спать хочу. — И он ушел в свою комнату.
Я у себя в кабинете-комнате налил кофе. Три ложки на стакан, побольше сахара, две ложки коньяка. Надеюсь, что придаст сил. Сигарету. Тру глаза, хочется закрыть их и поспать. Прошло всего несколько часов с момента гибели солдата и побега бандита, а кажется, что это было много лет назад. Нет, определенно надо поспать! Чего здесь, в Чечне, не хватает, так это сна. Недосыпание преследует постоянно. От этого становишься раздражительным.
Есть старое средство. Нужно делать все левой рукой, а не правой. Не получается — человек начинает злиться. А это отгоняет сон. Злость — хороший двигатель. Пусть временный, но хороший.
Я стянул с ног мокрые, никогда не просыхающие ботинки с высоким берцем, размял ступни ног. Ботинки к печке — пусть влага немного испарится. Сам обуваю тапочки, привезенные из дома. Как это все далеко! Как люди могут ходить спокойно по улицам, не опасаясь выстрела в спину? Или нет ночных обстрелов, разве такое возможно? Вырываясь из привычного цивилизованного мира, человек с нормальной психикой вдруг понимает, что от зверя он недалеко ушел. И быстро перестраивается. Я видел, как опера, кто вернулся из командировки из Чечни, долго приходили в себя. Значит, зверем стать проще, чем вновь обрести прежнее состояние души.
Прихлебываю горячий кофе, а левой рукой делаю набросок. Что рисую? Лицо солдата, которого убили несколько часов назад. С годами учебы в училище выработалась фотографическая память. И не надо было закрывать глаза, чтобы вспомнить лицо девятнадцатилетнего парня. Вот он говорит с нами, когда мы выходим из казематов, вот он лежит в луже собственной крови, вытекшей из горла. На лице маска смерти — ужас, непонимание, страх, удивление. Глаза распахнуты и смотрят немигающе на нас. Страшно.
Кофе, алкоголь, сахар, воспоминания, злость, все вместе прогоняют сон.
Беру бумагу и пишу запросы. В левом верхнем углу «Срочно!
