— Так. Ты к чему клонишь? Неужели не знаешь, что такое агентура?
      — Знаю. В училище изучали. И вербовку на идейно-патриотической основе, и на контрактной основе, и на компромате изучали.
      — Вот видишь, ты умный мальчик. Навык, опыт. Чего тебя не устраивает? А?
      — Одно дело вербовать агентов среди вражеской армии. Другое дело — среди духов.
      — В чем разница? И те другие — враги. Причем наши — российские духи во сто крат опаснее. У него такой же российский паспорт, что у тебя. Он хвостиком махнул, и ищи его от Калининграда до Сахалина. Везде свои люди — прикроют. И там и здесь — есть свои и чужие. Какие проблемы-то? А, Андрюха?
      — Понимаешь. — Андрей сделал паузу, с трудом подыскивая слова — Эти же твои агенты, они же.. Это… Наших убивали. Может, и моих бойцов убили. На них крови чуть поменьше, чем на Берии. Как ты с ними говоришь? Думаю, что не смогу я это сделать. Мне проще его порвать голыми руками. На запчасти разобрать, чем вот так, как вы, с ними улыбаетесь, чуть взасос ни целуетесь. Не по чести офицерской это дело, — вырвалось у него. — Они враги, а ты с ними за ручку.
      — Значит, ты считаешь, что ни у меня, ни Каргатова, ни у Молодцова, ни у Гауха, и еще у многих нет ни чести офицерской, ни совести? Так? Ты морду-то не вороти. Повернись ко мне и скажи в лицо. Бойцы посмотрят за обстановкой на дороге. Говори! В глаза смотри. Так?
      — Ну, так! — Калина с вызовом смотрел мне в глаза.
      — И мне, и любому оперу из нашей Конторы точно так же противно возится с этим дерьмом. Точно так же хочется сломать шейку этому духовскому выкормышу. А теперь вспомни, что мы смогли сделать, благодаря информации, добытой оперативным путем? Напомнить? Предотвратили первое нападение на нас. Сколько мы тогда ментов взяли и их пособников? Потом второе нападение тоже. В спину тварей размолотили. Дальше. Здесь. Вот здесь, в этих гребанных Старых Атагах мы по адресам работаем. Адреса нам что, господь бог ниспослал? В глаза смотри. Я не святой, чтобы мне явился во сне ангел и сообщил список боевиков, скрывающихся в Старых Атагах. И не фокусник я. Точно так же, как и любой опер, что здесь пластается. А теперь прикинь хрен к носу, Андрюша, сколько мы жизней солдатских за эти три с небольшим недели сберегли? На твоих глазах. А что ты делал? Ты тоже должен вести оперативную работу. Но ты брезглив. Честь офицерскую не замарать. А у нас, значит, ее нет! Лучше пацанов в цветном металле домой отправлять и, размазывая пьяные сопли, бить себя пяткой в грудь да орать: «Мы отомстим за вас, пацаны!» Зато честь офицерская сохранена. Так? А мы так, погулять вышли. Ходим, бродим. С духами якшаемся. Твою работу делаем. Ты, значит, ждешь, когда же на Россию нападет иностранная держава, и вот тогда полностью раскроются твои оперативные способности. Так? Да? А местные духи, российского разлива — это не враг, а банда пьяных хулиганов? Да? — Я распалился, мне стало жарко, рывком расстегнул бушлат на горле и на груди, прикурил новую сигарету от окурка, «бычок» выбросил за борт. — А то, что эти иностранцы будут так же резать головы как скоту твоим бойцам, ты об этом подумал? И сможешь ты, соблюдая офицерскую честь, вести оперативную работу среди этих выблядков? Чем покойники, убитые духами и вражескими бойцами, отличаются друг от друга? А? Ты — высоко моральный офицер, ответь мне! В глаза мне смотри!
      Бойцы, хоть и не показывали вида, но внимательно слушали.
      — Ну? — Андрей нехотя посмотрел на меня.
      — А ты не «нукай», не запряг. И замучаешься запрягать. Так говори, есть у нас точно такая офицерская честь как у тебя, или нет? Говори. Да или нет? — я хотел порвать его, никто меня так не оскорблял.
      — Есть, — невнятно, но с вызовом произнес разведчик.
      — Громче!
      — Есть!
      — Что есть? Есть на заднице шерсть! Я спрашиваю, ты извиняешься за то, что оскорбил меня и всех оперов, что сейчас со мной здесь загибаются? Есть ли у меня честь офицерская или нет? — у меня было настроение сейчас остановить БТР и стреляться, и плевать, что стрелок Калина был лучше.
      — Есть у вас офицерская честь. Я не прав. — Андрей протянул руку. — Глупость сморозил. Извини. Нет, действительно, извини. Я не хотел тебя обидеть, думал, что я сам такой весь белый и пушистый, настоящий офицер. Извини.
      Он был похож на большого гоблина. Доброго такого.
      — Бывает, — я пожал ему руку. — Проехали. — Я снова закурил. Довел он меня.
      — Саша, а ты не много куришь?
      — О здоровье моем решил позаботиться? Сначала доводишь до белого каления, а потом о здоровье заботишься? Заботливый ты наш!
      — Нет, я серьезно. Ты третью сигарету не вынимая изо рта прикуриваешь.
      — У нас прапорщик служил в Управлении, Сорокин Сергей, в Афгане на срочной был разведчиком. Так вот и рассказал о пользе курения.
      — Расскажи, я жене поведаю, а то тоже все пилит: «Не кури, да не кури!»
      — Были они на боевой операции, и зашли в кишлак, там их уже ждали. Засада. Рассредоточились, подмогу вызвали, отстреливаются. Серега в доме засел, в окно стреляет. Ни он никого зацепить не может, ни они его. Такая, беспокоящая стрельба. Приспичило ему покурить, а куртку он в угол комнаты бросил, а там курево и спички. Откатился он к своему бушлату, достает курево. И ровнехонько в то место, где его голова была, снайперская пуля в стену впилась. Он ее ножичком аккуратненько добыл, и как талисман дома хранит. Так что врут все медики, что курить вредно, иногда и жизнь спасает.
      — Дела, — разведчик был в задумчивости.
      — А ты как думал?
      — Ну, вот за тем поворотом и приехали. Судя по карте, плюс туман, скользкие берега, хрен на БТР пройдем. Ножками потопаем. Пойдешь с нами? А то у тебя только «пукалка». Чего автомат не подобрал, что у ментов изъяли? С ПМ на войне далеко не уйдешь.
      — Западло как-то брать в руки оружие, когда знаешь, что из него, возможно, наших убивали.
      — Понятно. А начальники не дают?
      — Начальники могут лишь по шапке дать. У опера самое острое и грозное оружие знаешь какое?
      — Язык?
      — Язык — у замполитов. А у опера — шило.
      — Шило? — не понял Андрей.
      — Дела сшивать, чтобы прокурору передавать.
      — А, понял. Ну и шутки у вас, подполковник. Ну что, идем? — он спрыгнул с брони и давал наставления экипажу.
      Раздалась стрельба в деревне. Стреляли не короткими очередями, что поверх голов, а длинными, причем несколько автоматов.
      Мы тревожно посмотрели друг на друга. Такое лишь в ближнем бою бывает. Почти в упор.
      Радист уже слушал эфир.
      Стрельба прекратилась.
      — Ну, что там? — Калина был напряжен.
      — Нормально, — радист кивнул головой, — трое было духов, одного на глушняк завалили, а двое «белые трусы» выбросили. Жить хотят.
      — Хорошо. Наши целы?
      — Все целы.
      — Хорошо. Теперь эти двое будут парашу на зоне выносить. Сами сдались. Русские себя последней гранатой взрывают, а эти — лапы в гору. У них только бабы обматываются взрывчаткой и себя подрывают. Не воины они — а так, понты гнутые. Ну, ничего, наши зэки им на зоне вправят «красного коня» куда надо. Тьфу. Ладно, пошли. Стрельбу, да и эфир все слышали. Сейчас зашевелятся.
      — Значит, трое есть. Говорящие. Один — труп.
      — Итого счет: четыре один! Наши ведут. — Калины улыбался.
      Мы спустились по глинистому берегу к воде. Берег порос ивняком и тальником. «Протектор» на ботинках враз забился грязью и глиной. Мокрая глина по мокрой глине хорошо скользит.
      Цепляясь за ветки кустарника, мы шли вдоль берега. Разведчики впереди, я — замыкающий. С одной стороны и хорошо, что у меня нет автомата. Я обеими руками держался за кусты, чтобы не свалиться в речку или просто не упасть.
      Наше передвижение, казалось, полдеревни должно было услышать, но все было тихо. Река, пусть и не сильно, но шумела. А может, и не ждали нас здесь.
      Первый разведчик поднял руку вверх и остановился. Все продублировали его жест.
      Хоть и не разведчик я, но знаю, что он означает «Внимание». Что-то или кого-то он заметил.
      Все тихо подошли к нему. Он молча, не говоря ни слова, показал на следы.
      Было видно, что утром уже кто-то дважды прошел к реке. Следы уводили в заросли прибрежного кустарника вверх по склону.
      Калина молча показал парам, что тропинку надо обходить с одной и другой стороны.
      Пальцем ткнул в мою сторону и указал мне место там, где я стоял.
      Все понятно, стою и жду на месте. Или как военные говорят: "Сижу в кустах и жду «Героя».
      Засунул руку в карман, снял пистолет с предохранителя, потом так же, стараясь не шуметь, извлек его.
      Разведчики, тихо раздвигая ветки, стали подниматься по склону. В любую секунду могли раздаться выстрелы.
      В горле пересохло. Я стянул свою шапочку и оттер ей лоб. Оглянулся. Стоять на самой тропе — нельзя! Она могла быть пристреляна, да и если кто будет ломиться сверху, то просто меня свалит. А это мог быть и свой.
      Я отошел пару шагов назад, выбрал площадку поровнее, полуприсел, по очереди вытер руки о штаны. Потеют, заразы! Пистолет взял обеими руками. Левая ладонь снизу охватывает рукоять пистолета. Жду.
      Изредка доносится, как камушек скатывается вниз из-под чьей-то ноги.
      А потом… А потом донесся шум ломаемых веток и маты. Наши разведчики с кем-то боролись и матерились.
      — Стоять, сука!
      — Куда! На!
      Изредка доносились звонкие и глухие удары.
      Сверху послышался шум, и кто-то прыгнул вниз, ломая ветки, за ним еще кто-то.
      Я встал и приготовился стрелять.
      Шум усиливался. И вот показался клубок тел. То, что наш там есть — это определил по отчаянному мату, что несся оттуда. Раз, два… Двое или трое? Нашим надо помочь. Хрен с этим «языком». Клубок тел катился по склону, сверху как сайгак прыгал Калина, пытаясь его догнать.
      — Саня, бери гада, а то уйдет! — орал он.
      — Хуль ему в рот! Не уйдет! — доносилось из клубка.
      Когда тела докатились до низа, с разгону все упали в воду. И тут я увидел, что это двое разведчиков держат духа. Голова его была под водой, он отчаянно пытался вырваться. Я подбежал.
      — Взяли мы его товарищ подполковник, взяли! — произнес солдат, размазывая грязь по лицу и задыхаясь.
      — Молодцы, мужики. — Рукой, в которой был пистолет, я оттер лоб. — Утонет же, вытащите.
      — Не утонет, воды похлебает, меньше бегать будет, спортсмен хулев. — Калина стоял уже сверху и тяжело дышал. — Там еще одного «хомяка» взяли. По-русски ни бельмеса, араб, наверное. Вытаскивай. Ну что, спортсмен, здоровья много?
      Задержанный лишь мотал головой и кашлял, выплевывая воду.
      Мы все отдышались. Бойцы распороли брюки задержанному, и тот, чтобы они не свалились на ходу, придерживал их. Белья нательного и трусов он не носил, сквозь прорехи было видно его тело и болтающиеся гениталии.
      — Трусы бы носил, так и яйца бы не отморозил, — пошутил один из разведчиков.
      — А зачем ему яйца, он «петухом» на зоне будет, — вторил ему второй.
      Мы поднялись наверх, там уже связанный лежал второй задержанный. Убежище было временным. Сверху натянута полиэтиленовая пленка. Внизу такая же постелена на ветки кустарника, на пленке — одеяла. Рядом — несколько пустых консервных банок. Фляга с водой. Видимо, духи спускались за водой и напоролись. Два автомата с подствольными гранатометами. Еще какие-то вещи. Добрый улов.
      Я наклонился над связанным:
      — Ну что, дядя, поговорим?
      Тот в ответ лишь пробормотал что-то на неизвестном языке. Похоже, действительно араб.
      — Звиздец котенку, больше гадить не будет! — Калина на ходу вытаскивал свой длинный нож.
      — Не убивайте его! Он на самом деле по-русски не говорит! — это «спортсмен» впервые подал голос.
      — Ну, тогда ты говори. За себя и за него! — Калина несколько раз взмахнул ножом, как бы примериваясь, как половчее снять голову арабу. — А то, значит, вам можно нашим бойцам головы резать, а тут, получается, незнание языка освобождает от отрезания. Саша, я не прав? — это уже ко мне.
      — Мучайся, ищи переводчика. Потом переводчика в суд тащи, а этого за бюджет в тюрьме корми. Мне он не нужен. Если этот, — я кивнул на «прыгуна», — будет говорить — пусть живут. А если нет — то этому башку отпилим, — кивок на араба, — а этого кастрируем и яйца в глотку забьем. Как они с нашими. Око за око, зуб за зуб. Голова за голову. Тела в речку сбросим, течение быстрое — рыбам кормежка. Хрен найдут. Стрельбы не было. Никто не видел. Режь, Андрюха! — я подыграл ему.
      — Не-е-е-т!!! — «спортсмен» дернулся всем телом, пытаясь спасти товарища, но его крепко держали.
      Андрей задержал руку на взмахе. Я посмотрел на араба. Тот закрыл глаза, побледнел и что-то шептал, видать молился.
      Калина подскочил к чеченцу.
      — Ну, что, хомячина, говори.
      — Он — араб, — в голосе ужас.
      — Это мы уже поняли. А теперь посмотрим, все ли ты понял или нет. Жить хочешь? Ну!
      — Да! — боевик поддернул штаны и смотрел преданно в глаза разведчику.
      — Вот и хорошо! — Калина легко пошлепал его по щеке.
      Мне вспомнился этот жест. Гитлер любил так детей по щеке похлопывать. Интересно, а откуда Андрей этому научился? Фюрерских замашек не замечал. Но, странно, именно от этого отеческого похлопывания чеченец перестал дрожать.
      — Как тебя, сынок, зовут? Куришь?
      — Да, — тот кивнул.
      — На. — Разведчик достал сигарету, вставил ее в зубы чеченцу, потом себе, прикурили. — Как зовут-то?
      — Кюра Вазарханов, — выдавил из себя задержанный.
      — Ну, Кюра так Кюра! Ну, давай, говори.
      — Что говорить-то?
      — А говори, Кюра, все. Как начал бандитствовать, как докатился до жизни такой. Где Садаева взять и этого… «Шейха» — Хачукаева. И что это за бибизьяна валяется? За которого ты так ратуешь. Именно он тебе жизнью обязан. Ну, говори, сынок. Успокоился? — тот кивнул головой. — Вот так, спокойненько, и расскажи нам, как все было. Не бойся. Будешь честен — будешь жить. Говори.
      — Я буду жить? — Кюра сглотнул слюну.
      — Будешь.
      — Дайте слово офицера, что не убьете.
      — Слово офицера? — Калина усмехнулся и посмотрел на меня.
      Я пожал плечами. Не я же подговорил бандита, чтобы он брал слово с разведчика. Ну вот, давай, продолжи наш разговор, и посмотрим, какой ты офицер. На чаше весов жизнь многих людей и твое слово. Замараешь ты себя этим словом, пообещав жизнь убийце русских солдат или нет. Шевели мозгами, Андрей, а то инициатива уйдет. Пока клиент «плывет» надо дожимать.
      — Слово офицера! — твердо сказал Андрей. — Давай.
      — Впервые я начал воевать в 2001. Я тогда учился в Ярославле, бросил институт, вот и приехал помочь…
      — Дальше, сынок, дальше.
      — В октябре 2001 года мы взорвали танк.
      — Где?
      — В поселке имени Мичурина.
      — Понятно. Кто из экипажа выжил? В плен попал?
      — Никто не выжил. Мы раненых добили.
      — Дальше. — Андрей тяжело сглотнул слюну, вытер пот со лба, руки спрятал за спину, они подрагивали, лицо покрылось красными пятнами, желваки гуляли под кожей.
      — Тогда же в октябре подорвали «УАЗ» — «таблетку».
      — Крест был на боку?
      — Был, он раненых вез.
      — Кто выжил?
      — Никто.
      — Где?
      — Возле 15-го молочного совхоза.
      — Дальше.
      — Ну, подорвали «УРАЛ». Возле Ассиновской. Станица такая. Убили троих, но их там много было, ушли мы.
      — Ну, ладно, это дела дней далеких, Кюра. — было видно, что Андрей с трудом себя сдерживает, делал глубокие затяжки, долго держал воздух в груди.
      Я про себя думал: «Давай, давай, разведчик, это тебе не выбивать показания, а добывать их!»
      Окружающие нас разведчики молчали, но было видно, что им тяжело это дается, костяшки пальцев, сжимающих оружие, побелели, глаза пылали ненавистью, они готовы были разорвать на мелкие кусочки этих духов. И стоит нам с Андреем отвернуться… «При попытке к бегству…» — стандартная формулировка. А лучше — концы в воду, благо, что вон она, рядом течет. Даже и стрелять не надо, просто связанных сбросить в эти быстрые мутные воды…
      Не знаю почему, вроде вокруг все свои, но я сделал несколько шагов и перекрыл обзор бойцу, что больше всех потел. Встал на линии огня.
      Этого ни в коем случае делать нельзя было, потому как дух мог дернуться и броситься на Андрея, но этот Кюра нужен мне живой. Нам всем он нужен живой… Очень нужен… И этот араб тоже знает много, жаль, что не знает Каргатов арабского.
      — А сейчас, дорогой ты мне человек, — продолжил Андрей, «раскачивая» духа — расскажи мне о сегодняшних делах. Например, где сейчас Шейх?
      — Он ушел, — просто ответил Кюра.
      — Когда ушел, куда ушел, кто с ним ушел, почему вы здесь остались?
      — Шейх ушел вчера в обед. С ним основные силы ушли. Когда у него сеанс связи был по спутниковому телефону, ему сказали, что будет облава. Ну, и друзья из Чечен-Аула также сообщили про это. Мы хотели завтра Новые Атаги взять, но ваша зачистка нам помешала.
      — Куда ушли?
      — Не знаю. Нам сказали, чтобы мы здесь ждали. Я и он, — дух кивнул на лежащего араба.
      — Зачем вас здесь оставили? Ты не понимаешь, что вас просто подставили? Сдали как стеклотару.
      — Да нет, — голос неуверенный. — Скоро начнется митинг, как только туман рассеется, солнце взойдет, мы должны были сзади сделать несколько выстрелов по вашим, — он сглотнул слюну, бойцы еще больше напряглись.
      — А этот гусь на хрена? Он же по-русски ни бельбеса не понимает. Если его схватят, то сразу на кичу кинут. Под местного не канает. Не понял.
      — Если толпа назад хлынет, он должен был ударить по толпе. Мне не доверяют… Наверное. Я не знаю, смог бы по своим стрелять.
      — Западло, значит, самому по бабам стрелять чеченским? Араба держите для этого! А по русским — нормально? — Андрей взорвался.
      Но тут же взял себя в руки.
      — Ладно, проехали, ты и сам должен понять, продолжай.
      — Как только начнется митинг, мы должны смешаться с толпой и сзади стрелять. Для этого даже специально привезли АКСУ, — он кивнул в сторону сваленного оружия, что изъяли. Там отдельно лежали два укороченных автомата.
      Для нормального боя — это не оружие, а вот по бабам в спину стрелять, и из-за живого щита по солдатам — в самый раз.
      — Что же вы за люди такие? По своим же лупить? А? Шейх куда ушел? Он с концами ушел или вернется?
      — Вернется. Он не далеко сидит.
      — Где?
      — Не знаю, — я почему-то поверил, что он не знает.
      — Кто еще из ваших в деревне остался?
      — Человек пять-шесть, все раненные.
      — Где они сидят? Быстро говори!
      — Не знаю. Они все места лежки поменяли. Те временные стоянки, что были рядом со Старыми Атагами, они покинули.
      — Где могут новые быть?
      — Садаев с Хизиром сами искали. Никого не брали с собой, даже телохранителей.
      — А думаешь — где?
      — На высоте. Хизир любит, чтобы все было видно.
      — На высоте… — задумчиво протянул Андрей.
      Вокруг Старых Атагов этих господствующих высот было до кое-какой матери и больше. Любой холм годился для этих целей.
      — Что слышал про архив? — я вступил в разговор.
      — Шейх очень гордится, что у него он есть. Но где прячет — не знаю. Есть у него в окрестностях села надежное место. Там он и прячет его. Он знает и его телохранители.
      — В какую сторону хоть уходили?
      — Вроде к реке. Но там много тропинок — могли и свернуть. Ну, не знаю. Честное слово не знаю.
      — А этот откуда? — Калина кивнул на араба.
      — Из Афганистана. Он за идею воюет. Паломничество в Мекку совершил. Хадж.
      — Божий человек, который наших убивал. Понятно. Тьфу! — Калина с ненавистью посмотрел на афганца.
      — Ладно, пошли. Жить будешь, если не побежишь. Понял?
      — Понял.
      — Поднимайте этого урода и поперли! Новости есть? — это уже к радисту.
      — Еще пятерых взяли. У нас без потерь. В селе митинг собирается.
      — Все по плану. — Я поднял голову, солнце вышло, и туман начал рассеиваться. — Только не будет этих провокаторов. Пошли, сейчас там жарко будет.
      — Где тут «сюрпризы» стоят?
      — Какие сюрпризы? — не понял задержанный чеченец.
      — Растяжки, мины, фугасы, волчьи ямы, — пояснил боец.
      — Нет ничего, мы не успели ничего поставить.
      — Пойдешь первым. — Калина подтолкнул чеченца.
      Мы выдвинулись. Но пошли уже другим путем — поверху. Среди кустов мелькала еле заметная тропинка. Под ногами трещали ветки. Первым шел чеченец, затем два бойца, потом афганец, я был замыкающим. Вышли к нашему БТРу, загрузили пленных внутрь, сами на броню, и поехали к МТС.
      Там уже собиралась небольшая толпа. Но для митинга маловато, человек десять, и то они просто слонялись, без воплей и проклятий в наш адрес.
      Все тихо и пристойно, основной митинг, скорее всего, в центре села.
      По двору МТС выхаживал Гаух. Увидел меня на броне, помахал здоровой рукой.
      — Здорово, пехота!
      — Сам такой. Кого взяли? — я спрыгнул с брони.
      — Одного моя группа. Молодцов тоже взял. Каргатов Серега стреножил одного козлопана. Военные двоих. А ты?
      — А мы — троих. Учись, салага.
      — Ну так наливай! Ты у нас сегодня изменником работаешь!
      — Дождетесь! Как же! Когда научитесь как старые волки работать, вот тогда и накрою поляну, а сейчас — за застеленным вашими общими усилиями столом дедушка вас будет учить уму разуму.
      — Здорово, Володя! — подошел Калина. — Видал, каких орлов захомутали! — кивнул в сторону задержанных, их как раз вынимали из БТРа.
      — Солидно. — Вова кивнул.
      — Один — афганец. Учись работать! — Калина был доволен.
      — Ну, и как разведка, вести допросы без пристрастия? — поинтересовался я.
      — Да, ну его на хрен! Проще в речке утопить! Тьфу!
      — А ты думал, что нам легко. Зато много полезной информации собрали, сейчас допросим их и еще много полезного узнаем. «Вовчика» тряхнем.
      — И что он тебе расскажет?
      — Ну, например, Андрей, откуда эта погань явилась, кто документы обеспечивал, канал переброски, состав, численность группы и много еще чего полезного для здоровья.
      — Ага, скажет он вам. Держите карман шире.
      — Знаешь анекдот про то, как нашли мумию и не могли определить, кто это.
      — Их много, напомни. — Калина пожал плесами.
      — Все просто. В Египте нашли мумию, но, вот досада, не могут определить ни возраст, ни чья эта мумия. Специалисты многих стран бились, не получается. Вызывают русских. Приехали спецы из ФСБ. Всех выгнали из помещения. Через полчаса выходят, раскатывают рукава рубашек, докладывают, мол, мумия эта — Рамзеса, ну, пусть шестого, возраст пять тысяч лет, был убит во время переворота. Женат, и все анкетные данные. Все в шоке. Откуда, мол, знаете? Да сам сказал. Вот так же и с этим зайцем беседовать будем. Шутка.
      — Несколько видоизмененный анекдот, на эту тему рассказывали про ГРУ.
      — Каждый кулик свое болото хвалит.
      Тут из здания МТС вылетел какой-то офицер и заорал:
      — Все срочно в центр деревни! Духи митинг собрали, рассекают наших на группы. Больше двух тысяч. Срочный сбор! Все туда, зачистку приостановить. Там уже какие-то корреспонденты подтянулись и правозащитники!
      — Блядь! По коням! — Калина побежал к БТР, на ходу кроя матом подчиненных, загоняя их на броню. — Саня, Вова, едете или остаетесь?
      — Ты что, очумел? Я очень даже хочу на корреспондентов, а особенно на корреспонденток посмотреть! — Вова бежал, придерживая раненую руку.
      — А мне надо позвонить, а у них спутниковые телефоны. Ну, и узнать, откуда они такой информацией обладают, — я тоже поспешил к машине.
      Водитель уже перегазовывал, казалось, что машина, как конь, бьет копытом, в предчувствии хорошей гонки.
      Все остальные машины тоже заводились, на них спешно грузились свободные солдаты и офицеры.
      Буквально за воротами в нас полетели камни. Так, начало есть! Бойцы дали несколько очередей поверх голов, рассеивая толпу. Только вот бабы, что стояли в передних рядах, откатились, а вот молодые люди с волчьим блеском в глазах остались, но почему-то быстро ушли за спины женщин.
      Механик несся как угорелый, мы вцепились в броню, казалось, что на поворотах нас сбросит в грязь. Нескольким заборам пришла хана. На узких деревенских улочках сложно вписаться в поворот под прямым углом. Но многотонная махина даже не заметила такого препятствия.
      Высокая скорость — залог выживания. Если где и засада, то духи не успеют очухаться, плюс, есть шанс уцелеть, проскочив фугас или мину.
      Не знаю почему, но я испытывал удовольствие от езды на броне БТРа! Сила, мощь стальной машины, придавала уверенность, заряжала энергией! Эх, прикупить его себе домой, да гонять по полям Красноярского края да бескрайним степям Хакасии! Если кратко сформулировать мой восторг, то это можно выразить одним словом, которое рифмуется со словом «холодец».
      В принципе, ничего страшного не случилось, митинг, пресса, правозащитники, которые замарали даже само понятие этого слова. Пошумят, и все. Мало ли они уже звиздели?! Одним звиздунком больше, одним меньше — какая разница?
      Разведчики по-прежнему всматривались в мелькающий пейзаж, когда вдруг Калина надел шлемофон, который ему протянул стрелок, что в башне сидел. Андрей прижал головные телефоны поплотнее. Потом заорал:
      — Блядь! Назад! Срочно! На МТС! — и уже закричал в гарнитуру: — Всем назад — на МТС! Принимаю командование на себя! Нападение. Пытаются освободить духов! — потом повернулся ко мне: — Отвлекающий маневр этот митинг!
      Разворачиваться всей колонне из пяти БТРов долгое и бестолковое занятие.
      Мы проехали еще квартал и повернули назад. Калина слушал эфир. Не доезжая пары поворотов до МТС внезапно выехала «Волга», встала поперек дороги, заморгала фарами. И никто не выходит, не убегает.
      Засада? Смертник? А внизу живота что-то зашевелилось. Я подтянул ноги, готовый спрыгнуть с брони. А ну как рванет!
      Механик начал сбрасывать скорость.
      — Убью на хрен! — зарычал командир разведчиков. — Вперед! Не успеет отпрыгнуть — да и хрен с ним. Сам виноват!
      Водитель «Волги», видя, что головной БТР не сбрасывает скорость, попытался сдать назад.
      Хрен! Хрясь! БТР наехал на капот «Волги», ту отбросило на каменный забор, мы помчались дальше.
      При подъезде к МТС были слышны отчетливо автоматные очереди, глухие хлопки подствольных гранатометов и взрывы от ручных гранат.
      Бой. Обана! А я со своим могучим оружием — «Макаровым»! Бля, Саня, надо было духовский автомат забрать! У них четыре было! Два АКС и два АКСУ. Придурок ты, Саша!
      БТР стальной грудью снес ворота станции, наши сидели в основном здании и вели бой с группой, что сидела в каком-то сарае, также расположенным рядом. Метров тридцать. Не больше. Калина заорал:
      — Все с брони! Наводчик! Давай!
      Дважды нас не надо было просить. Как только БТР резко затормозил, подавшись многотонной тушей вперед, нас по инерции, а также из-за тяги к жизни сдуло с брони. Бойцы с ходу вступили в бой. Кто спрятался за колесом БТР, кто откатился.
      Следом ворвался еще один БТР, потом еще один, и так все пять. Наводчики начали молотить из своих крупнокалиберных пулеметов по этому сараю.
      Пули проделывали аккуратные круглы дырки в кирпичной кладке. Во дворе стоял дым, смешанный с пылью, мало что было видно.
      Калина и с ним трое бойцов подползли к сараю. В двери и окна они побросали несколько гранат. Ухнуло так, что крыша на сарае подпрыгнула и села назад. Ответные выстрелы затихли.
      Калина поднял руку вверх! «Внимание!» Потом замахал рукой. Нестройно, не сразу, но стрельба с нашей стороны затихла. Андрей и его ребята вошли в сарай, подтянулись и остальные, готовые в любую секунду прийти на помощь товарищам.
      Их не было минуты три. Они тянулись. Казалось, что прошло не меньше часа. Во рту пересохло, с головы катился пот крупным градом. Рядом Гаух менял рожок. Я и не заметил, что он тоже стрелял. Я со своей «пукалкой» был лишь зрителем. Бля, ну, где Калина!
      Вот появился в проеме Андрей!
      — Все, спеклись! Один живой, вроде не сильно зацепило. Скулит падла, жить хочет. — Андрей кивнул назад. — Менты местные, решили отбить духов. Контрразведка, принимай пополнение! Но допрашивать будешь сам. — Андрей вытер грязное закопченное лицо не менее грязным рукавом бушлата и улыбнулся.
      Зубы были белыми. Улыбка грязного негра — шахтера, пахаря войны. Калина подвинулся, и двое бойцов за ворот милицейского бушлата выволокли раненого чеченца в милицейской форме.
      Ранен он был в бедро. Что-то кричал про перевязку, но кто его слушал, бойцы полубегом протащили его через двор и затащили в основное здание, там их ждал на пороге конвой, что охранял задержанных.
      Радист заорал, чтобы Калина подошел к станции. Андрей пошел, что-то радостно доложил, потом как-то насторожился, начал оправдываться.
      Потом швырнул со злостью шлемофон вглубь БТРа.
      — Поехали, Саша, Володя, в центр!
      — Нахрена? -Незнакомый мне офицер, что спрыгнул из подоспевшего на помощь БТРа, был в недоумении, впрочем, как и я.
      — Знаете, кого мы задавили на «Волге»?
      — Хачукаева? — с надеждой в голосе спросил я
      — Хуль по всей морде! Прокурора, что нам нервы трепал. Как его? Старлей!
      — О! Ётать! Тот самый?
      — Тот.
      — На глушняк?
      — Хрен! Только ногу поломал!
      — Блядь! Андрюха, твоего водилу надо перевести в конюхи! Не мог сразу давануть его, и пару раз развернуться! Теперь будем мучаться.
      — Если бы я знал, что там это дерьмо сидит — сам бы сел за руль. Тьфу. Поехали! — он обречено махнул рукой.
      — Меня подождите! — Гаух вышел из сарая, который только что расстреляли. — Новости есть.
      Руки у него были испачканы кровью, он вытирал их какой-то ветошью, при этом он обтирая какие-то удостоверения, видимо, милиционеров.
      — Саня, помнишь, мы Алима упустили? Когда ментов шерстили? — Володя махал одним из удостоверений, чтобы скорее просохло от крови.
      — И что? Один из мужественно погибших чеченских ментов — тот самый преступник, которого мы объявили в федеральный розыск?