Когда Йама проснулся, доктор Дисмас, как всегда, был рядом, и почти тотчас в комнату вошли Агнитус и Энобарбус в сопровождении целой свиты офицеров и охраны. Вождь еретиков заговорил о новостях с театра военных действий, о еще одной значительной победе, но Йама был так переполнен радостью, что сначала не обратил на его слова никакого внимания. Наконец-то он отыскал Пандараса, успел спасти его от опасности и снова потерял; и все это за несколько лихорадочно коротких секунд! Пандарас был жив, правда, он попал в серьезную переделку, однако Йама теперь знал: он его ищет, ведь у Пандараса на руке браслет Онкуса.
      — На всем фронте идет большое наступление, — говорил тем временем Энобарбус. — За несколько дней Йамаманама сумел занять больше территории, чем мы за весь Прошлый год.
      Йама размышлял, догадался ли Пандарас, что это он направил машину, которая выбила пистолет из рук бандита в аллее. Через несколько мгновений Йама потерял контакт с этой машиной, потому что Тень отключилась от управления мириадами машин вдоль линии фронта, но это уже не имело значения: он нашел Пандараса один раз, найдет и снова.
      — Не совсем Йамаманама, — возразил Энобарбусу доктор Дисмас.
      — Но разве без него мы смогли бы такого достичь?
      — Не в том дело, мой дорогой Энобарбус.
      Эти двое стояли по обе стороны большой неубранной кровати Йамы. Сам Йама не мог и пальцем пошевелить, но внезапно у него в голове возникло видение своего парализованного тела, как если бы он смотрел на него сверху: Тень управляла одной из крохотных машин, которые крутились в воздухе, и теперь Йама получал информацию с ее оптического выхода.
      Позади Энобарбуса стояла пятерка офицеров, их красные плащи ниспадали поверх боевых доспехов. Один из офицеров писал на пластиковой дощечке. Движения пера создавали причудливый узор на фоне ее зеленоватого свечения. Офицеров окружали охранники, с головы до ног облаченные в черный пластик, будто огромные жуки. Карабины они держали на изготовку. Стражники были здесь не для того, чтобы защитить Йаму, они охраняли своего командира на случай, если вдруг Йама — или Тень — впадет в буйство и попытается его убить. Врач Энобарбуса, седой, скрытый под черной мантией Агнитус, терпеливо и неподвижно, словно гриф-стервятник, стоял поодаль. В комнате находились и слуги, молодые мужчины и женщины в туниках и великолепных шелковых камзолах или же в фантастической военной форме: красные кожаные килты, золотые кирасы, отделанные изысканным орнаментом из черного жемчуга, шлемы с огромными, почти в человеческий рост, плюмажами. Бердыши и алебарды с искусной чеканкой грозно упирались в пол у их ног. И солдаты, и слуги были из аборигенов: рыбари с лягушачьими челюстями, долговязые, тощие скотоводы и среди них единственный пигмей, ростом в одну треть остальных, с черной, будто намазанной маслом, кожей. Все они были подопытными экземплярами доктора Дисмаса. Их шеи сковывали металлические ошейники, а бритые черепа были изуродованы страшными шрамами и порезами, кое-как прихваченными черными нитками. У одного был снят свод черепа, а вместо него помещен диск из прозрачного пластика. Кубы, пирамиды и шары перемежались у него в черепе с тем, что осталось от мозга. Он все время дрожал, по подбородку его стекала слюна, пачкая красную шелковую тогу.
      И в этой толпе офицеров, стражников, слуг стоял кто-то (или что-то?) бестелесный, призрачно-колеблющийся, едва ощутимый — тень тени. И это нечто наполняло душу Йамы невыразимым ужасом. Он не мог прямо взглянуть на него, но догадывался, что это — новая пытка, изобретенная Тенью. С каждым днем она становилась сильнее, с каждым днем слабел Йама, но сегодня по крайней мере возродилась надежда. Если ему еще раз удастся отыскать Пандараса и сообщить, где его держат в плену, он сможет начать планировать побег.
      Йама был парализован инъекцией, которую доктор Дисмас сделал ему несколько часов назад. Повинуясь невидимому сигналу, трое служителей выступили вперед, осторожно подняли Йамус кровати и отнесли его к трону под балдахином, где усадили среди шелковых подушек. Доктор Дисмас перевернул голую руку Йамы внутренней стороной, помассировал вену на сгибе локтя, пока она не стала отчетливо видна — река голубоватой крови под бледной вялой кожей, — потом сделал неуловимое движение кистью, и шприц попал в цель. На мгновение у Йамы потемнело в глазах, но он тут же пришел в сознание, сонный, подавленный, с чувством тошноты и головной болью.
      Один из слуг держал его голову, пока Йаму рвало в желтое пластиковое ведро, а доктор Дисмас вытер ему подбородок, ловко и нежно, как мать, ухаживающая за сыном. Йама молча все выдержал и позволил холодным пальцам Агнитуса себя ощупать.
      — Все как всегда. Лихорадка и большая потеря жидкости. В остальном без изменений, тонус мышц хороший, жизненно важные показатели в норме. — Агнитус в упор посмотрел на доктора Дисмаса:
      — Ты слишком усердствуешь. При таком состоянии он может не дотянуть до конца кампании.
      Доктор Дисмас выдержал огненный взгляд Агнитуса:
      — От него требуется так много. Я делаю что могу.
      К Агнитусу приблизился Энобарбус. Вид у вождя еретиков был измотанный и усталый, но глаза сияли энергией, и, склонившись к Йаме, он широко улыбнулся.
      — Знай, я тобой очень доволен, — радостно провозгласил он. — Ты совершил великое дело. Я только что вернулся с передовых рубежей за низменностью Утерянных Вод. Позиции, которые наши враги удерживали более года, начинают трещать под твоими ударами. Их машины поворачивают против своих хозяев, а потому армия очень ослаблена. Скоро мы нанесем удар, который выведет нас прямо к Офиру. Клянусь, я войду в его ворота не более чем через двадцать дней.
      — Ты говоришь не с тем, с кем надо, — с раздражением вмешался доктор Дисмас. — Скоро в нем не будет нужды.
      Надо лишь, чтобы дитя моей возлюбленной полностью сформировалось.
      Взгляд Йамы, минуя воина и врача, устремился в самую гущу офицеров, слуг и стражников, пытаясь разглядеть призрак, скрывающийся между ними. Какое-то пятно в форме человеческой фигуры постепенно фокусировалось в воздухе, становясь все ярче и ярче. Такое знакомое, терпеливое, состарившееся от забот лицо в обрамлении пушистого облака седых волос, руки с длинными пальцами привычно сложены под подбородком. Призрак умершего. Призрак любимого отца Йамы, эдила Эолиса.
      Йама хотел убежать, но снова оказался парализован, на сей раз волевым импульсом Тени. Призрак заговорил. Его слова пробегали сквозь сознание Йамы, как бегут искры по головешке в умирающем пламени костра.
      Я доволен тобой, сын мой. Не слушай доктора. Я не позволю тебе до конца угаснуть. Частица тебя навсегда останется со мной.
      Призрак мигнул и растаял. И тут Йама с ужасом почувствовал, как его челюсти и язык начали двигаться. Некто проговорил хриплым, полузадушенным голосом:
      — Доктор, мне он все еще нужен. Даже когда закончится формирование псевдомозга, останется еще много неизвестного, потому что он сам о себе многого не знает.
      Доктор Дисмас склонился к Йаме, протер губкой его растрескавшиеся губы и влил ему в рот несколько капель воды.
      — Ну-ну, — пробормотал он, протирая щеки Йамы и массируя жесткими пальцами пластины под его кожей, — Это хлипкий и неблагодарный сосуд, но ради тебя я буду о нем заботиться. Буду охранять его ценой собственной жизни.
      Призрак умершего отца вновь возник перед Йамой, еще более реальный, чем прежде.
      Он считает, что он — наш отец, — злорадно проговорил он. — Он еще заплатит за свою ошибку. Не сразу. Он столько времени растратил на свои эксперименты и дурацкие заговоры, а мог бы привести тебя ко мне еще много лет назад.
      Йама заметил, что снова может двигаться, и сказал:
      — Да, конечно, ты предпочел бы забрать меня, пока я ничего о себе не знал. Не знал, кто я и на что способен.
      Потому что ты вовсе не так силен, как хочешь мне показать.
      — А, Йамаманама! — воскликнул доктор Дисмас. — Ты все еще здесь!
      Я расту, расту с каждым днем, а ты с каждым днем уменьшаешься.
      — Я не уйду!
      — Брось, дорогое Дитя Реки, — снова вмешался доктор Дисмас, — ты мой.
      Вместе мы сможем многое сделать. Дитя Реки. Зачем сопротивляться? Для начала мы могли бы стать правителями этого мира, но только для начала. Битвы, которые я выигрываю, завершат войну, длившуюся десять тысяч лет, но они — ничто по сравнению со сражениями, предстоящими мне в пространстве оракулов, когда я справлюсь с силами, сохранившими верность Хранителям. А после этой победы та, что сейчас является нашим союзником, попытается меня уничтожить. Разумеется, у нее ничего не получится. Если ты мне поможешь, ты многое узнаешь о нашем мире и о других мирах. У нее есть свои планы относительно Слияния, и скоро я ими овладею, как овладел тобой. Спроси доктора Дисмаса о машинах глубинных слоев. Спроси его о сердце мира. Призрак усмехнулся. Резкая, коварная, хищная ухмылка, ничуть не похожая на мягкую улыбку приемного отца Йамы. Фантом продолжал:
      — Спроси его, почему мелеет Великая Река.
      После смерти эдила Йама нашел среди его бумаг страницы с заметками о падении уровня Великой Реки. Эдил проводил измерения каждую декаду в течение многих лет. Он сумел рассчитать вероятную дату начала обмеления реки. Большинство жителей верили, что оно началось, когда люди Древней Расы проникли в пространство оракулов и уничтожили аватар, уцелевших после войн Эпохи Мятежа. Однако расчеты эдила показывали, что обмеление началось много позже, в тот год, когда старый констебль Тау нашел Йаму, младенца, на груди мертвой женщины в белой лодке, дрейфующей по течению Великой Реки.
      Йама не мог сказать, действительно ли призрак знает, что связывает эти два события, или просто мучает его обрывками украденных знаний. Тем не менее Тень коснулась его самого потаенного страха. Вдруг он вовсе не спаситель мира, как думали многие? Вдруг он — его слепая Немезида? Йама протянул руку и схватил клешнеобразную кисть доктора Дисмаса:
      — Доктор, вместе мы можем многое сделать! Но прежде всего надо остановить войну.
      — Обязательно, Йамаманама, обязательно. — Доктор Дисмас улыбнулся, попытался высвободить руку, не смог и тогда крикнул Агнитусу:
      — Помогите же мне, черт возьми!
      Помоги мне, — прошептал фантом. — Спроси его. Обещаю, от этого будет масса хлопот. Я на твоей стороне, Йамаманама. Как же иначе? Моя жизнь и моя сила зависят от тебя. В каком-то смысле я становлюсь тобой. На скоро положение изменится, и ты будешь зависеть от меня. Нам надо прийти к соглашению, иначе скоро ты совсем растаешь. Ты хочешь сотрудничать со мною как равная часть единого организма или предпочитаешь превратиться в нечто, еще более ничтожное, чем подопытные создания нашего доброго доктора? Я могу упрятать тебя так глубоко, что весь свет и вся слава мира покажутся тебе слабой искоркой, тусклой, как самая дальняя звезда. Я могу подвергнуть тебя пыткам, каких и наш добрый доктор не сумеет придумать. Бесконечным пыткам. Выбирай.
      — Он на твоем попечении, — ответил доктору Дисмасу Агнитус. — Ты сам имел удовольствие нам это сообщить.
      — Ты утверждал, что полностью над ним властен, — поддержал врача Энобарбус. — Хотелось бы мне знать, насколько это правда. Надо обсудить этот вопрос.
      — Им управляет дитя моей возлюбленной, — пояснил доктор Дисмас, все еще пытаясь высвободить руку из пальцев Йамы, — а оно пока еще только растет.
      Давным-давно, будто в другой жизни, Йама и его приемный брат Тельмон любили послушать, как сержант Роден рассказывает о битвах в серединной точке мира. Происходило это в гимнастическом зале замка. На утоптанной глине пола старый солдат вычерчивал позиции атакующих и обороняющихся армий кончиком древнего меча. Он учил Тельмона и Йаму, что лучшие военачальники побеждают противника не только силой, но и мудростью. Более того, покорить противника без битвы всегда предпочтительней, прибегать к сражению следует лишь в крайнем случае. А потому знать врага — это первейшая необходимость войны.
      Не только силу и вооружение противоборствующей армии, но состояние духа и боевой подготовки рядовых и офицеров, степень суровости наказаний для провинившихся, положение дел в тылах, природные условия на занятой территории, отношение покоренных народов к завоевателям, настоящую и прогнозируемую погоду. Лучшая политика — это понять стратегию противника, а потом попытаться ей помешать, перехватывать инициативу, демонстрировать гибкую тактику, нападать там, где враг чувствует себя неуязвимым, и таким образом переломить ход событий. Сержант Роден показывал своим ученикам, что даже меньшая сила может одолеть мощную армию, если воспользуется случаем, нанесет удар точно и с превосходящим напором.
      Теперь более чем когда-либо Йама понимал, как важны уроки старого доброго солдата. Он был в плену, в самой середине империи еретиков, в окружении слуг и машин доктора Дисмаса, солдат Энобарбуса; тысячи лиг отделяют его от еще не покоренных районов в верховьях реки, а в сердце лишь одна искра надежды — бывший трактирный мальчишка, который единственный может прийти к нему на помощь. Хуже того, он был пленником в собственном теле, боролся с Тенью, которую доктор Дисмас в него вселил. Однако сейчас он понял, что, вступив в союз с наиболее непосредственным противником, он может использовать разногласия тех, кто держит его в плену.
      — Подземные камеры, — проговорил Йама. — Расскажи мне, как функционирует наш мир.
      Ты мой! — Призрак запрокинул голову и взвыл, превращая мягкое лицо отца Йамы в страшную волчью морду. Глаза ее горели злобным красноватым огнем, как будто в черепе разожгли костер. Но слуги и солдаты, разумеется, никак не реагировали.
      — Мальчишка бредит, — заявил доктор Дисмас и сумел наконец вырвать из пальцев Йамы свою руку. Массируя правой рукой левую, клешнеобразную кисть, он улыбнулся Энобарбусу и Агнитусу:
      — Уверяю вас, господа, я полностью им владею.
      — Я никому не принадлежу, — прошептал Йама. — Расскажи о подземных камерах. Расскажи про машины — там, внизу. Правда, что я могу ими управлять? Ты ведь этого от меня хочешь, когда закончится война?
      — Я ничего от тебя не хочу, Йамаманама, — зачастил доктор Дисмас. — Я доставил тебя сюда как дар Энобарбусу, как оружие, способное быстро закончить войну. Его, а не меня, спрашивай, что будет дальше.
      — Тем не менее откуда-то у него взялась мысль, что ты кое-что замышляешь, — повернулся к Дисмасу Энобарбус. — Здесь есть о чем подумать.
      Он резко развернулся и стремительно вышел из комнаты.
      Стражники сопровождали его, прикрывая с флангов, а сзади тянулся яркий шлейф офицеров в алых накидках. Призрак прошел через них, как дым, и остановился за спиной у Агнитуса.
      Я горд тобою, дитя мое. Вместе мы уже многого достигли, а с твоею помощью добьемся еще большего.
      — Расскажи о подземных камерах, — попросил Йама. Он встал, ощущая, как тысячи острых иголочек впиваются в ослабевшие ноги. Покачиваясь, добрался он до огромной раковины окна, пытаясь собраться с мыслями и справиться с волнением. Если Тени требовалась его помощь, значит, она не так сильна, как утверждает. А может быть, он сам сильнее, чем думает. Эх, знать бы наверняка!
      За его спиной Агнитус спросил доктор Дисмаса: