Было такое впечатление, что он многого ждал от Йамы, и пока капитан хвастал и пускал пыль в глаза, он, сам того не желая, представил Йаме картину нынешней жизни людей Могучего племени — после того, как еретики подвергли их преображению. У каждого взрослого была хижина и узенькая полоска обрабатываемой земли, которую тщательно охраняли от других. Мужья жили отдельно от жен — в Департаменте Туземных Проблем Дворца Человеческой Памяти дело обстояло точно так же. Как только дети начинали ходить, их бросали на произвол судьбы, и они присоединялись к полудикой шайке за деревенским забором. Тех, кто доживал до половой зрелости, из шайки выгоняли, им приходилось искать или строить собственную хижину, или же жить в прерии, как сумеют.
Здесь каждая женщина и каждый мужчина представляли собой отдельный народ. Бодрствуя, они большую часть времени отдавали укреплению границ своих скудных владений.
Они отказались от своих старых имен, имен до преображения, а если у них и были новые имена, они их никому не сообщали. Они не знали ни любви, ни жалости, ни сострадания. Все эти чувства рассматривались как признак слабости.
Существовали лишь похоть, зависть и ненависть. Старые и больные должны были сами о себе заботиться. Обычно их убивали шайки детей или подростки, которым нужны были хижины стариков.
Тень, слушая, ликовала.
Такими мы сделаем всех людей! — шептала она в голове у Йамы. — Все станут рабами вещей, станут желать их больше всего.
Хуже всего было то, что люди Могучего племени считали такую жизнь наивысшей формой цивилизации. К старинным обычаям, когда семья пасла скот, гордилась красотой своей утвари, изделий из металла и произведений искусства, относились с презрением и неприязнью. Скот весь погиб, часть его перетравили завистливые соседи, другую часть зарезали сами хозяева, потому что пасти и охранять стадо стало трудно, пастбища заросли и одичали. У Могучего племени было табу на походы в лес, поэтому они полностью зависели от порабощенных ими лесных людей в отношении таких продуктов, как мясо, фрукты и коренья. Их собственные земельные наделы выглядели запущенными и плохо обработанными, урожай был бедным, растения — больными. На охрану этих полосок земли тратилось больше усилий, чем на их обработку.
Единственное, что объединяло семью капитана, — это ненависть соседних деревень. Каждый трудом своих рабов вносил лепту в защиту деревни от других семейств. У капитана были планы расширить территорию семьи, и он надеялся, что Йама ему поможет. Он провел Йаму по границам владений своей семьи, одним глазом все время поглядывая на деревню, показал ему сеть каналов и прудов, построенных давным-давно всеми жителями долины, чтобы оросить земли водой из озер, лежащих высоко в предгорьях Краевых Гор.
— Если мы сможем контролировать эту систему, значит, сможем контролировать все, — говорил капитан.
— И что вы будете с ней делать?
— Ну как же! Владеть ею, конечно! — Капитан хитро посмотрел на Йаму. Это самое главное. Все идет от собственности.
Йама подумал, что Могучие люди — такие же рабы, как и бандар йои инойи, даже хуже: ведь лесные люди оказались в рабстве по принуждению, а Могучие люди превратились в рабов по своей собственной воле. Ценя собственность превыше всего, они сами стали собственностью вещей, которых домогались. Йама вспомнил, как лесные люди спрятали браслеты на краю леса, и догадался, куда делись картины, посуда и металлические изделия, созданные до того, как еретики раздули здесь Войну за Преображение.
Тем временем капитан произносил длинную обвинительную речь против соседних деревень. Этой вендетте было только десять лет, но ее история была уже до краев наполнена убийствами, засадами и изменой. Но отмщение не замедлит, божился капитан. Он довел себя до настоящего припадка, сбросил с плеча ружье и стал целиться в небо, но потом взял себя в руки и вернул ружье на место.
— Такой боец, как ты, — говорил он, — может сыграть тут решающую роль.
— Я ведь один.
Йама подумал, что, куда бы он ни отправился, везде люди хотят, чтобы он убивал других людей. Он сыт этим по горло.
— Зато полно рабов, — возразил капитан. — Пусть их хоть всех перебьют, мы потом захватим рабов наших врагов. Самих врагов мы тоже сделаем рабами. Он даже причмокнул от этой мысли. — Разумеется, ты получишь награду. Их склады со всяким старьем станут моими, и я позволю тебе кое-что взять.
— Но, как я понял, все эти древние вещи не имеют никакой ценности?
— Для таких людей, как я, конечно, нет. Но для менее цивилизованного человека вроде тебя они представляют огромную цену. Для такого, как ты, даже кучи дерьма, которое собирают наши враги, и то имеет ценность. — Йама понимал, что капитан не собирался его оскорбить. Капитан полагал себя центром мира, а потому все остальные, естественно, казались ему существами низшего порядка. Он продолжал:
— Редкие металлы, драгоценные камни… Сколько унесет твой слуга.
Совсем неплохо для небольшой работенки.
Плюнь на его богатства, — шептала Тень. — Бери его ружье, засунь ему в глотку, и пусть он молит о пощаде! Убей его!
Всех убей!
Она продолжала неистовствовать, но слова ее отзывались в Йаме только слабыми искрами. Он легко выкинул их из головы.
Они возвращались по огороженной забором деревне. Йама обдумывал, как бы отказать капитану, не разозлив его, но тут увидел нечто, заставившее его передумать.
В тени группы хлопковых деревьев ссорилась кучка детей.
Сначала Йама решил, что они поймали какое-то животное и теперь рвут его на части, но потом он понял, что дети убили одного из лесных людей и зубами отдирают мясо с костей.
Одна девочка сидела в сторонке и с жадностью пожирала пригоршню окровавленных внутренностей. Трое маленьких детей гоняли по пыльной траве отрезанную голову. Глаз не было, а череп разбили, чтобы добраться до мозга. Рядом сидели два связанных человека из лесного племени, раскачиваясь туда-сюда от ужаса и горя.
Капитан взглянул на это зрелище и бросил:
— Никто из рабов, которых заполучили дети, долго не живет. Мы специально следим, чтобы им доставались самые слабые. Ну и старые, конечно. Какой смысл держать раба слишком старого, чтобы работать?
До этого момента Йама не задумывался, почему среди кланов лесных людей совсем нет стариков. Он справился с отвращением и гневом и сказал:
— Я должен поговорить со своим слугой.
— Только не тяни, — потребовал капитан. — Я хочу вернуться домой. Не дело это — оставлять все на рабов. Человек сам должен следить за своим имуществом, иначе он — не человек и этого имущества не заслуживает.
Итак, они с Пандарасом пленники, думал Йама. Раньше он это только подозревал, дураком он был, это ясно.
— Хорошо, что мне не пришлось общаться с этим старым козлом, — сказал Пандарас, когда Йама его нашел. — Чего он от нас хочет?
— Ты видел, что случилось с рабом детей?
— Слышал крики. Йои Сендар не позволил мне подойти ближе. — Пандарас бросил взгляд на вождя лесных людей, который неподвижно сидел с несколькими членами своей семьи в тени большого хлопкового дерева. — С людьми Могучего племени все ясно, господин. У них каждый — отдельное королевство. Они никому не доверяют, даже собственным детям. Это дикое место, господин. Я тебе говорил, не надо было нам сюда приходить.
— Мы должны найти храм, Пандарас.
— Я про него спрашивал, но лесные люди сразу проглотили языки. Что с ними такое, господин? Почему они не защищаются?
— Они туземцы, аборигены. Они знают только то, что всегда знали, и не могут представить, что может быть иначе.
Когда-то они жили в гармонии с Могучим племенем, меняли охотничью добычу на продукты, выращенные в долине, но потом Могучее племя преобразилось.
— Они злодеи, господин! Люди не едят людей!
Йама вспомнил амнанов, которые охотились на рыбарей, пока его приемный отец это не запретил.
— Видишь ли, — стал объяснять он, — некоторые расы смотрят на аборигенов как на животных. Так и здесь. Но я никогда не видел таких отвратительных людей, как Могучее племя. Они не злодеи, а жертвы какого-то сумасшествия.
— Я называю это злодейством, — настаивал Пандарас. — Полагаю, мы здесь пленники. Йои Сендар считает, что тебя принимают как почетного гостя, он рад, что привел нас сюда.
— Лесные люди часто приводят сюда гостей. Когда-то люди Могучего племени были замечательными художниками и ремесленниками, и в те времена сюда, наверное, ходило много торговцев. Теперь Могучее племя потеряло интерес к торговле, но лесные люди не могут этого понять.
Йама рассказал Пандарасу о планах капитана начать войну против соседей.
— Он думает, что я наемник.
— Ты и есть наемник, господин. Каждый это видит, кроме тебя.
— Здесь считают, что ты — мой раб. Думаю, есть смысл поддерживать эту игру. У капитана где-то неподалеку спрятаны богатства, у всех остальных Могучих людей, наверное, тоже.
Пандарас кивнул:
— Йои Сендар говорит, что все старинные вещи хранятся в одном месте. Он хвастал богатствами этой деревни, как будто они — его собственные. Я ему тогда не поверил, потому что он не сказал мне, где они.
— Йои Сендар верен своему господину. Ты забыл про браслеты, которые носили лесные люди. Откуда, ты считаешь, они их взяли?
Пандарас стукнул себя по лбу и засмеялся:
— Ну и дурак же я, господин! Быть так близко к сокровищам и их не увидеть!
— Я собираюсь потребовать у капитана доказательств, что он может оплатить мои услуги за войну против соседей.
— Значит, у тебя есть план. Хорошо. Ты поправляешься после своих приключений, господин.
— Дело не в деньгах. Вещи не имеют значения. Посмотри вокруг, если не веришь. Я делаю это не из-за денег, а потому что должен, Пандарас, — сказал Йама.
Он объяснил свой план, затем притворился, что сбивает Пандараса с ног и лупит его что есть мочи, стараясь, чтобы представление выглядело как можно убедительней. Когда он вернулся к капитану, тот проворчал, что Йама слишком уж долго отсутствовал.
— Я не забыл, что мое время принадлежит тебе, — поклонился Йама. — Я немного потратил его сейчас, чтобы потом ты получил большую выгоду.
— Если бы это был мой раб, я бы его убил.
— Он — все, что у меня есть.
— Когда мы победим своих врагов, ты сможешь иметь рабов сколько захочешь.
— Ты много обещаешь, капитан, но мне бы хотелось увидеть доказательство. Так сказать, залог.
— Когда враги будут разбиты, ты получишь сполна. Разумеется, большая часть достанется мне, но ты получишь свою долю.
— Я должен увидеть хоть что-то своими глазами, — настаивал Йама. — Что в этом дурного? Ты сам говорил, что не считаешь это большой ценностью.
Капитан с подозрением уставился на Йаму.
— Увидишь в свое время.
— Никто не доверяет другому просто так. Ты сам мне это объяснял. Я должен увидеть, что получу, прежде чем соглашусь тебе помогать.
У капитана от гнева перекосило лицо.
— Надо было тебя убить!
— Тогда бы я точно не стал тебе помогать, — спокойно отозвался Йама.
Капитан отвернулся, топая ногами и тяжело дыша, пока снова не овладел собой. Потом ворчливо сказал:
— Это касается всей деревни.
Могучие люди спорили весь день и часть ночи. Лесные люди зажгли фонари и развесили их на нижних ветвях хлопкового дерева. Могучие люди страшно ругались друг на друга, ничего нельзя было решить, но тут один из мужчин бросился на капитана с ножом, и тот выстрелил из ружья ему в живот.
Снова крики, на сей раз орал в основном капитан. Рабы унесли раненого. Потом капитан подошел к месту, где ожидали Йама и Пандарас.
— Мы отведем тебя туда прямо сейчас, — буркнул он, — но с завязанными глазами.
Собралась вся деревня, потому что никто никому не доверял. Эти люди были пленниками собственной жадности и подозрительности. Капитан, шагая рядом, с удовольствием объяснял это Йаме. Он утверждал, что это признак их особой исключительности.
— Любого, кто пойдет в хранилище в одиночку, убивают, а его имущество делят на всех.
— А как вы узнаете, что кто-то туда ходил?
— Мы все следим друг за другом. Никто не может уйти из деревни, чтобы другие не заметили, а если кто-нибудь не отзовется, когда его позовут, он теряет все свое имущество. К тому же мы стережем сокровища. Ты никогда не нашел бы это место, но даже если бы нашел, мы бы сразу узнали.
Йаме и Пандарасу не только завязали глаза, но и связали руки. На всякий случай, объяснил капитан, но Йама догадался, что Могучие люди боятся, как бы друзья Йамы не поджидали их в засаде. Засаленная тряпка, которой ему завязали глаза, немного пропускала свет, и Йама смутно видел мерцание факелов в руках у лесных людей, которых Могучие люди взяли с собой. Однако он даже не пытался запомнить все изгибы и повороты тропинки, которая шла все время вверх. Он молча терпел вонь от Могучих людей и прикосновение их остреньких паучьих пальцев. Пандарас начал многословно жаловаться, но раздался звук удара, и юноша замолчал.
Когда повязку наконец сняли, Йама увидел, что он стоит на краю высокого утеса. Было уже темно, и дно пропасти терялось во мгле, но капитан сообщил Йаме, что падать здесь высоко.
— Мы сбрасываем тех, кто пытается нас обмануть, — пояснил он. — Они разбиваются о скалы внизу, и шакалы поедают их мозг. Если ты выкинешь какой-нибудь номер, с тобой тоже это случится.
Йама спросил:
— Ты мне не доверяешь?
— Конечно, нет. — Капитан поджал губы. Вопрос его позабавил. — А если бы ты сказал, что доверяешь мне, я бы тебе не поверил.
Йама иронически поклонился и сказал:
— Значит, мы полностью понимаем друг друга.
Их окружили Могучие люди. Лесные жители держали несколько факелов: веток со сгустками смолы на концах, которые потрескивали и горели красным чадящим пламенем. Двое держали Пандараса, тот с повязкой на лице сидел на плоском камне, засунув руки между колен. Вокруг царило запустение: валуны, плющи, мелкие искривленные деревца. В отдалении вырисовывался край леса, светлея на фоне черного неба. Была полночь. Око Хранителей стояло почти в зените и выглядело как смазанный отпечаток пальца, распространяющий зловещее красное мерцание.
Капитан сбросил с края утеса конец веревки. Другой замотали о каменный столб, гладкий, как причальная тумба.
— Спускайся, — приказал капитан Йаме. — Недалеко от подножия есть пещера, она спрятана за плющом. Загляни внутрь, увидишь массу старого барахла, но очень ценного.
Разумеется, у наших врагов сокровищницы куда меньше, но даже десятая часть одной из них составит для такого, как ты, огромное богатство. Долго там не оставайся, не то мы перережем веревку.
Йама протянул свои связанные руки:
— Вам придется меня развязать.
Среди Могучих людей вновь начался спор. Некоторые требовали, чтобы капитан спустился вместе с Йамой, другие не соглашались — ведь Йама был собственностью капитана, но добровольно никто не вызывался сопровождать Йаму: зачем рисковать, если от этого выгадают все? Наконец капитан настоял на своем. Руки Йаме развяжут, но у него будет только пять минут, чтобы рассмотреть сокровища. Если он сразу не вернется, веревку обрежут.
Несмотря на то что Йаме пришлось тащить с собой дымный факел, спускаться было легко — на веревке через равные интервалы оказались узлы.
Они убьют нас, — бормотала Тень, но Йама легко справился со слабыми искрами ее слов. Из зева пещеры тянуло холодом, сквозняк шевелил листья, плющ казался занавесом, прикрывающим вход. Йама раздвинул плети и, цепляясь одной рукой за качающуюся веревку, всунул внутрь сначала факел, а потом голову.
Вот и сокровища Могучих людей: горы битой посуды; покрытая плесенью осыпавшаяся живопись; источенные жучком стулья с изящной резьбой и пятнами фосфоресцирующей гнили там, где дерево сожрал грибок; изящное металлическое литье, изъеденное ярью-медянкой.
Сверху прилетел голос капитана.
— Ну что, убедился? — кричал он. — Видишь, мы очень богатые люди. Теперь возвращайся, а то перережем веревку.
Йама поднял голову. Могучие люди выстроились на самом краю скалы, их силуэты четко вырисовывались в факельном свете.
— Теперь, когда я видел ваши сокровища, — закричал он в ответ, — я абсолютно точно понимаю, как вам помочь. — И с этими словами он бросил факел на кучу старинных стульев, над которыми поработали белые муравьи, превратив их наполовину в опилки.
Сначала Могучие люди не поняли, что произошло. У Йамы было достаточно времени, чтобы зацепиться за выступ рядом с входом, и только потом начал просачиваться дым. Плющ затрещал и сморщился от огня. Тогда сверху раздался вой, затем беспорядочные выстрелы, потом что-то пролетело мимо него, стукнув по плечу. Обрезали веревку.
* * *
Взобраться наверх по боковому склону оказалось совсем нетрудно. Плющ был крепкий и хорошо держал вес Йамы, для рук и ног нашлось множество опор. Могучие люди были слишком заняты, спасая свои сокровища, и пока его не искали. Они во множестве спускались по веревкам, но никто не додумался прихватить что-нибудь для укрощения огня. Вися на своих веревках, они в бешенстве орали друг на друга. Один из мужчин не удержался, когда пламя выплеснулось из пещеры, и полетел в темноту.
Йама перелез через край скалы, прошел сквозь цепочку лесных людей и снял повязку с глаз Пандараса. Мальчишка показал острые белые зубы. Сквозь гладкие волосы на макушке сочилась кровь, свежая и яркая, и, сбежав по лицу, капала с подбородка.
— Я убью того, кто это сделал, — вскричал Пандарас, — того, кто меня стукнул, клянусь!
— Мы будем делать только то, что надо, — охладил его пыл Йама. Из кармана в рубашке Пандараса он вынул острый камень и перепилил веревку, которая связывала юноше руки, потом обернулся к лесным людям и сказал:
— Теперь я ваш господин! Поняли? Я забрал сокровища Могучих людей и отдал их воздуху.
Вперед вышел Йои Сендар и покорно проговорил:
— Ты должен меня убить, я предал своего господина.
— Я не собираюсь убивать тебя, — отвечал Йама, — но ты будешь преображен. Иди в деревню вместе с Пандарасом и приведи остальных людей твоего племени. Иди и сделай как я сказал, иначе я убью всех Могучих людей. Остальные пойдут со мной.
— Как я найду тебя, господин? — спросил Пандарас.
— Ты будешь с вождем лесных людей, а он знает, где меня искать. Идите быстрее, как можно быстрее!
Когда Пандарас с Йои Сендаром исчезли в темноте, Йама подошел к краю обрыва и закричал капитану:
— Как только я увидел ваши сокровища, я сразу понял, что надо делать.
Капитан взвыл, поднял ружье и выстрелил в Йаму, но руки его тряслись от гнева, и пуля пролетела мимо. Веревка мотала его, как язык колокола, и когда он снова отлетел к скале, то выронил свой факел. Кувыркаясь, тот полетел вниз, постепенно уменьшаясь и превращаясь в светящуюся точку, потом внезапно вспыхнул на самом дне и потух окончательно.
Прежде чем капитан снова успел прицелиться, Йама крикнул:
— Если кто-нибудь попробует меня убить или захочет вылезти, я обрежу твою веревку.
— Я убью тебя! Мои рабы тебя убьют!
Еще двое-трое Могучих людей сделали пару выстрелов, но угол был слишком неудобен, и пули либо звякали о скалу под ногами у Йамы, либо улетали в небо. Капитан закричал, чтобы они прекратили. И тут в тишине раздался громкий и ясный женский голос:
— Это ты все устроил! Ты мне не муж! Ты не отец моим детям! Ты — ничто, Туан Ах!
Это было тайное имя капитана. Он зарычал от гнева, завертелся на своей веревке и хотел выстрелить в жену, но она оказалась шустрее и успела дважды спустить курок пистолета.
Капитан выпустил из рук веревку и улетел в темную глубину.
Наступила тишина. Наконец жена капитана спросила:
— Ты здесь, наемник?
— Мне от вас ничего не нужно, кроме ваших рабов, — отозвался Йама.
Некоторые из Могучих людей стали выкрикивать угрозы, но жена капитана кричала громче всех:
— Если можете, убейте его, но он обрежет ваши веревки, пока вы и до половины не доберетесь.
Могучие люди могли одолеть Йаму, если бы кинулись вверх по веревкам одновременно, но он прекрасно понимал, что никогда они не смогут действовать совместно.
— Вас я тоже освобождаю, — торжественно проговорил Йама. — Я освобождаю вас от прошлого. Вы поняли? Когда я уйду, можете вернуться в деревню и жить своей жизнью.
— Туан Ах был дурак, что тебе доверился, — сказала жена капитана. — У меня от него восемь детей, но я рада, что он мертв. Ты начал войну, наемник. Нам будут нужны рабы, и если мы тебя не догоним, то возьмем их у своих врагов. Молись, чтобы мы тебя не нашли, я не такая добросердечная, как Туан Ах.
— Я уйду туда, где вы меня не найдете, — бросил напоследок Йама и повел остаток лесного племени в лес.
15. ТРИ СНА И ОДНО ЧУДО
Пандарас и Йои Сендар привели остаток клана в лес и вскоре после рассвета отыскали Йаму. Уже наступала жара. В зарослях бамбука, окаймлявшего лесную опушку, висели белые нити тумана. Пандарас рассказал Йаме, что он поджег остававшиеся в домах ценности Могучих людей. Возникшая паника позволила им всем убежать.
— Но мне пришлось кое-кого убить, господин. Человека, которого ранил капитан. Иначе его рабы ни за что не пошли бы со мной.
— Я думаю, Могучие люди этого не заметят, их больше всего волнуют их сокровища и их рабы, — сказал Йама. — Им нет дела до других, они беспокоятся только об имуществе. Но в любом случае они не пойдут за нами в лес, лес для них — табу.
— Все равно мне жаль, что пришлось его убить, — грустно сказал Пандарас, — даже если бы он сам хотел меня убить.
— Боюсь, это не последняя смерть. — покачал головой Йама.
Он подошел к Йои Сендару и поздоровался с ним. Вождь лесных людей почтительно поклонился и сказал официальным тоном:
— Все, что у нас есть, мы отдаем с чистой душой и распахнутыми руками.
Йама повысил голос, чтобы его могли слышать все лесные люди:
— Мне от тебя ничего не нужно, кроме твоей дружбы, Йои Сендар.
Маленький уродливый человечек не поднимал глаз, он упрямо твердил:
— Мы с радостью отдадим тебе все, что у нас есть, но не можем дать то, чего нет.
— Возможно, мне удастся изменить твой разум, — задумчиво произнес Йама. — Ночь была долгой. Давай найдем место для отдыха, а вечером снова поговорим.
Хотя бандар йои инойи вернулись домой, в лес, вид у них был растерянный и подавленный. Они не пытались украсить себя и продолжали носить набедренные повязки. Улегшись по трое-четверо между корней высоких деревьев, они тихонько переговаривались между собой.
— Я постерегу тебя, а ты спи, господин, — предложил Пандарас.
— Они ничего нам не сделают, — сказал Йама, хотя и сам не знал, что будет теперь, когда он освободил лесных людей.
— Я подцепил болезнь недоверия, — настаивал Пандарас. — Спи, господин, а я послежу, чтобы с тобой ничего не случилось.
Это был не совсем сон, скорее какое-то обморочное падение внутрь себя. Йама уже совершал подобное чудо с ребенком, которого доверили ему зеркальные люди, но сам он не До конца понимал, как его сотворил. Раньше он считал, что им руководил фантом Анжелы, но сейчас понимал, что ее привлекло желание разобраться в корнях его могущества.
Сегодня ему придется искать дорогу абсолютно самостоятельно.
Он погрузился в беспамятство глубже, чем при любом сне, — так ребенком он нырял к самому дну реки. Прочь от залитого солнцем зеркала, где течение колышет длинные зеленые плюмажи водорослей. Вниз, вниз, в манящую темноту глубин! Мышцы глотки и легких разрываются от боли, надо вздохнуть, вздохнуть! Терпеть больше нет сил, и он поворачивает назад, к свету. Сейчас, падая, Йама постигал всю тончайшую структуру мира, видел машины более мелкие, чем одноклеточные водоросли, которые составляли самую основу речной жизни. Эти крошечные растения так малы, что заметить их можно, лишь когда они, собираясь бесчисленными миллиардами, окрашивают воду в красный или зеленоватый цвет. Но машины были еще меньше. Их десятитысячную колонию можно разместить на одной пылинке из тех, что плавали в луче солнечного света в комнате эдила, когда Йама забрался туда в утро штурма башни, принадлежавшей доктору Дисмасу.
В то время он думал, что его приключения только начинаются, но сейчас понимал, что они начались задолго до его рождения.
Йама обратил внимание на одну миниатюрную машину, и она развернулась перед ним, как книжный стеллаж в библиотеке замка эдила. Пока он бродил среди бесконечных рядов, ему все время казалось, что сейчас из-за угла покажется Закиль, но скоро Йама понял, что здесь нет мыслей, только информация. Столько информации на таком малом пространстве! Когда-то Закиль учил его, что вся закодированная информация о форме тела может поместиться в капле материи размером меньше крошечной точки в напечатанной самым мелким шрифтом книге. Конечно, здесь было меньше информации, но все равно ее количество подавляло. Йама вынул книгу наугад. Ее страницы оказались покрыты ровными строчками нулей и единиц — одно длинное число, одна бесконечная инструкция. А здесь были тысячи книг.
Йама вспомнил, как фантом Анжелы показал ему некоторые места в мозгу младенца зеркального племени. Тогда он не понимал, а сейчас понял, что это с его помощью она узнала, где они находятся. Если эти участки слегка изменить, они становятся узлами, где могут существовать маленькие машины, которые начинают усиливать сложность нервных процессов, превращая их в настоящее сознание. Это преображение — волшебный дар Хранителей, и дар этот доверен Йаме!
Йама сосредоточился, в деталях вспоминая этот момент.
Что сказала Анжела, чуть заметно подталкивая его и испытывая? Что он чувствовал, что видел, как действовал, сам не сознавая, что действует? Не думая, он взял книгу, с фантастической быстротой пробежал пальцами по единицам и нулям, меняя их расположение. Поставил книгу на место, взял другую, пробежался по ней, потом снова и снова, пока не закончил.
* * *
Он сидел в зеленой палатке и секунду не мог понять, спит он или бодрствует. Это Пандарас сплел вокруг него нечто вроде полога. Йама отвел в сторону ветки. Вечерело. Горячий воздух был неподвижен. Сквозь уносящиеся ввысь стволы деревьев пробивались лучи заходящего солнца. Вокруг суетились лесные люди, они развели несколько костров и жарили на них мясо.
— Я узнал, где находится храм, — сообщил Пандарас. — Сначала Йои Сендар не хотел говорить, но я пригрозил, что, если он не скажет, ты убьешь всех Могучих людей. Кроме того, я заставил их заняться едой. Но сейчас все не так, как раньше. Нет ни песен, ни веселья. Они боятся — наверное, потому, что не понимают, что с ними случилось.
— Это пройдет.
— Вот, господин, выпей это. — Пандарас подал Йаме чашу из тыквы, полную пенистого ароматного сока. — Здесь растет виноград с полым стеблем, когда его надрезаешь, он дает сок.
Очень вкусный.
Йама взял тыкву, но пить не стал. Вместо этого он сказал:
— Дай-ка мне свой камешек. — И, взяв его, быстро рассек себе ладонь. Камень был такой острый, что боли почти не чувствовалось, но из ранки тотчас побежала кровь. Йама подержал кисть над тыквой, и капли сбегали туда с кончиков пальцев. Много крови не требовалось, но Йама подождал целую минуту и лишь тогда позволил Пандарасу перевязать ранку.
Потом он созвал лесных людей и заставил каждого сделать по одному глотку из чаши. Как раз всем хватило. Йои Сендар проглотил последние капли и вернул чашу, не сказав ни слова.
— Спите, а потом делайте что хотите, — приказал им Йама. — Я не могу прожить ваши жизни за вас. Вы должны научиться жить сами. А когда научитесь, то помните: вы можете освободить других, как я освободил вас. Дайте им выпить капельку вашей крови, смешанной с вином или водой, и они станут свободными.
Конечно, сейчас они его не понимали, но скоро обязательно поймут. Йама попытался объяснить это Пандарасу, но юноша так устал и так хотел спать, что заснул в середине объяснения.
* * *
Когда Йама проснулся, уже светало. Лесных людей не было. Пандарас сказал, что не видел, как они ушли, хотя утверждал, что не сомкнул глаз всю ночь. Должно быть, они растаяли и стали лесом, как туман превращается в воздух, когда тает. Указав на кучу тряпья, он заметил:
— Видишь, бросили свои набедренные повязки. Может, они опять станут такими, как были до начала всей этой истории?
— Нет, — ответил Йама. — Теперь они станут другими.
— Как младенец зеркальных людей? Я помню, как ты заставил светлячков плясать вокруг его головы. — Пандарас зевнул. — На завтрак есть немного фруктов. Все мясо они съели ночью, а ты наверняка не станешь жевать жилы и шкуру.
— Ты начинаешь слишком привыкать к чудесам, — улыбнулся Йама.
Полузажившие раны на его щеке царапались друг о друга.
Впервые за все время он почувствовал, что его мистическая сила скоро кончится. Позволил себе роскошь надежды.
— Ты не только не удивляешься чуду, — побранил он Пандараса, — но даже не пытаешься понять, в чем его смысл.
— Ну, если ты преобразил их всех, то это действительно чудо, господин. Ведь на одного младенца у тебя ушла вся ночь.
— У меня в крови есть машины. У тебя тоже. У всех есть.
Это самый великий из даров Хранителей. А чудо в том, чтобы убедить их сделать мою работу.
Пандарас коснулся своего горла. Он заштопал свежие дыры на рубашке, обернул культю левой кисти куском яркого алого шелка, пригладил волосы и надел на шею венок из орхидей. Монета висела у него на груди, как брошка, а на левую руку он надел амулет. Он выглядел как повеса, собирающийся начать долгую и сложную осаду сердца прекрасной дамы.
— Нас всех наполняет дыхание Хранителей, господин, — сказал Пандарас. Это общеизвестно. Всех, кроме аборигенов, если, конечно, кто-нибудь вроде тебя не совершит для них чуда.
— Нет, — возразил Йама.