25. ВОЗНЕСЕНИЕ АНЖЕЛЫ

– Префект Корин и оба его корабля задержаны, – сообщила капитан Лорквиталь. – Магистраторы считают, что он сошел на берег с оружием или позволил своим людям. Они бы и тебя обвинили, но не могут себе представить, как один-единственный юноша мог вызвать такие разрушения. Ну, и наш пассажир замолвил словечко.

– Префект Корин будет нас преследовать, – сказал Йама. – Магистраторы могут его задержать, но не остановить. У них нет настоящего повода, а он будет отрицать любую вину. В конце концов, это не он разорил казино мамаши Дракониха.

Они стояли на мостках и смотрели, как расширялась полоса черной воды, отделяющая их от огней плавучей гавани, а «Соболь» тем временем маневрировал в обозначенном люминесцирующими бакенами канале. Пожары были потушены, а толпы солдат и матросов разбрелись по своим судам. Вокруг пострадавших домов горели прожекторы, слышался шум строительных работ. За плавучей гаванью на фоне ночного неба собственным светом сиял город Гонд, подобный череде пологих холмов, укрытых пеленою сверкающего снежного одеяния.

– Чем меньше об этом болтать, тем лучше, – заявила Икшель Лорквиталь. – У магистраторов даже ветер имеет свои уши.

– Теперь нет, – сказал Йама и содрогнулся. Он сам не понимал, почему это сказал.

Пандарас подробно и очень ярко описал, как они с Пантином обнаружили Йаму рядом с мертвецом и молящимся Элифасом. Йама уничтожил негодяя с помощью машин, но не помнил об этом. Он вообще ничего не помнил с того момента, когда в казино на него обрушилась волна ярости. Он плывет над набережной… По сторонам горят дома… Женщина извивается в зеленом тумане… Он крутит и крутит амулет на руке, и тот наконец помог ему вспомнить, кто он такой.

Он не был ранен, несколько ссадин, царапин – и все. Была еще шишка ниже затылка. Нечто с твердыми краями, легко двигающееся под кожей. Йама должен бы знать, что это такое… но память ускользала, как только он пытался сосредоточиться.

– К утру, – сказала капитан Лорквиталь, – все снова будет в порядке.

– Они наловят других, – пробормотал Йама. – Река все обновит – и дурное, и хорошее.

Он думал о котиках в бассейне у мамаши Драконихи. Но Икшель Лорквиталь не поняла и сказала:

– Множество солдат каждый день бывают тут на пути к низовьям, к войне. Война все изменила на Реке, но эти места, пожалуй, меньше всего.

Пока «Соболь» пробирался мимо края плавучей гавани, на нем установили парус. Повеял береговой бриз. В это время над городом вдруг расцвели фонтаны салюта, золотым и зеленым дождем осыпаясь в воды реки, навстречу своим отражениям в ее черном спокойном зеркале. Команда «Соболя», сидя на реях, радостными криками приветствовала каждый новый залп.

– Это в честь нашего пассажира, – улыбаясь, объяснила Икшель Лорквиталь. – В городе осталось так мало жителей, что они отмечают отъезд и возвращение каждого человека.

Йама совсем забыл о пассажире, ради которого «Соболь» заходил в плавучую гавань.

– Боюсь, что из-за него ты и твоя дочь расстались со своей каютой, – сказал он. – Он сейчас там? Мне бы хотелось с ним познакомиться и поблагодарить за помощь.

Капитан Лорквиталь мундштуком своей глиняной трубки указала на мачту:

– Он там в «вороньем гнезде», вместо впередсмотрящего. Если хочешь, можешь влезть туда и поговорить, но стоит ли так спешить, он пробудет у нас не меньше пяти дней.

Пассажир из Гонда прибыл на борт за час до того, как Пандарас и Пантин привели на корабль Йаму. Человек этот являлся посланником в города Сухих Равнин, где возникли ссоры из-за новых земель, появившихся при отступлении речных вод. Это все из-за войны, объявила капитан Лорквиталь. В обычных условиях такие вопросы решаются на праздничном состязании певцов и танцоров, но сейчас так много здоровых молодых людей отправились воевать с еретиками, что конкурсантов не хватает.

– Его послали примирить города, – продолжала капитан Лорквиталь. – В Гонде живут святые люди. К их решениям все относятся с большим уважением.

Все это время Тамора сидела на корме. Там у поручня висел большой квадратный фонарь. В его свете она точила свой меч, орудуя камнем и кусочком кожи. Когда Йама оставил Лорквиталь заниматься лоциями и пошел на нос, Тамора пошла за ним.

– Я все проворонила, – резко сказала она. – Брось меня в следующем порту, я найду себе другую работу.

– Ты спасла мне жизнь, я это помню, – отвечал ей Йама. – А потом я сделал глупость. Вина целиком на мне.

– Надо было сжечь весь этот бордель до самой ватерлинии, – с яростью выкрикнула Тамора. – Другого он не заслуживает. Раз ты умеешь управлять любой машиной, я тебе не нужна. Отпусти меня.

– Я слишком устал, чтобы это обсуждать, – вяло отозвался Йама. На самом деле он стыдился того, что сделал, хотя и не мог отчетливо вспомнить, что произошло. – Мне нужна твоя сила, Тамора. Мне нужно знать, когда действовать, а когда сдержаться.

В ответ Тамора сказала:

– Это как раз легко. Бей, когда должен.

– Мне нужна уверенность, что я действую самостоятельно. Сейчас я чувствую себя, как конь под опытным всадником. Большую часть времени я сам ищу дорогу, но иногда мне словно натягивают поводья или пускают в галоп в направлении, которое не я выбирал. Я не знаю, на чьей стороне действую, на стороне добра или зла. Помоги мне, Тамора!

Она в упор смотрела на него своими золотисто-зелеными глазами.

– До того, как меня ранили на войне, меня называли сумасшедшей. Никто не хотел в бою сражаться рядом со мной, говорили, что я слишком рискую. А знаешь почему? Я боялась! Гораздо легче броситься на врага под огнем, чем стоять, выжидая подходящий момент. Так я и делала, пока не ранили. Потом, пока я поправлялась, у меня была уйма времени обдумать свои поступки, и я поклялась, что больше никогда не допущу, чтобы мной управлял страх. До этой ночи мне казалось, что я держала клятву.

Йама вспомнил сержанта Родена, который говорил, что самые лучшие военачальники сами выбирают момент для атаки, а плохих, подобно кораблю в шторм, вынуждают обстоятельства.

– Ты права, – сказал он. – Страх – чувство естественное, но я обязан его контролировать. Спасибо.

– За что? За то, что я оказалась идиоткой? За то, что позволила тебе отправиться в эту ловушку? За то, что не помогла тебе, когда все пошло вразнос?

– За то, что доверилась мне и рассказала о себе.

Пока «Соболь» выходил на глубину, они смотрели, как вспыхивают за кормой последние залпы фейерверка, а потом уснули в объятиях друг друга. Когда забрезжил рассвет, Йама выскользнул из рук Таморы. Кто-то, очевидно, Пандарас, накрыл их одеялом. Тамора вздохнула и широко зевнула, показав острые белые зубы и черный язык.

– Спи, спи, – сказал ей Йама.

На корабле все спали, только старый Фалерус стоял вахту. Должно быть, новый пассажир все еще находился в «вороньем гнезде», так как на циновках под навесом спали только Пандарас и Элифас. Сильный ветер подгонял «Соболя», наполняя его треугольный парус, вода пенилась и бурлила по обе стороны носа. Кругом до бесконечности простиралась Великая Река. Краевые Горы казались лишь тонкой цепочкой, плывущей в светлеющем небосклоне. Вода была здесь не привычного коричневого или бурого цвета, а того же темно-синего тона, что и предрассветное небо. Глубина реки в этом месте доходила до лиги, а некоторые впадины вгрызались в самый киль мира. Не верилось, что и сюда могут прийти перемены, тем не менее прибрежные города с каждым годом оказывались все дальше на суше. Река отступала. Когда-нибудь Великая Река пересохнет даже здесь, оставив после себя лишь цепочку мелеющих озер посреди глубокой бесплодной долины.

Йама облокотился о кормовой поручень. Ветер сдувал со лба буйные пряди его черных волос. По всей реке виднелись огни громадных рыбацких барж. Йама задумался, какие чудовища таятся в этих неизмеримых глубинах под килем «Соболя», и впервые за много дней ощутил подергивание смертоносной машины, которая в ледяном одиночестве висела на своей орбите в миллионах лиг от обитаемого мира, связанная с ним неощутимой нитью, подобно тому, как несчастные котики были соединены с операторами проволокой и кабелями. Но кто был куклой, а кто кукловодом? И чем все окончится? Он припомнил вывод из сложных расчетов своего приемного отца относительно усыхания реки и, несмотря на теплеющий солнечный свет, содрогнулся.

Потом он вынул свой томик Пуран. Яркие рельефные картинки ожили под его взглядом и повели свой рассказ, обращаясь непосредственно к воспринимающему центру его подсознания. Йама догадался, что, по всей видимости, в страницы вмонтированы машины. Неужели в каждой книге таится скрытый смысл? Неужели его детские сны о прошлом были такими яркими потому, что книги из библиотеки замка частенько лежали у его кровати?

Но тут он погрузился в последние главы истории Анжелы, и все пустые размышления вылетели у него из головы.

Когда Анжела вернулась с дальней стороны реки, она встретилась со своими соратниками, ожидавшими ее возле домов, а затем сразу направилась к господину Нарьяну, архивисту города Сенша, и рассказала ему о том, что узнала.

Архивист как раз занимался с учеником, но, как только появилась Анжела, он тотчас отослал несчастного прочь. Анжела подкрепилась чаем, который подала жена архивиста, тихая, похожая на ящерицу женщина, принадлежащая к основной расе Сенша. Затем Анжела поведала о своих приключениях на той стороне реки.

Архивист понял, что она была у края мира и впервые за все время не смог побороть страх. Он испугался того, что она могла натворить среди оракулов на дальней стороне реки, что могла там изменить.

А Анжела, будто дразня его, спросила:

– Разве ты не хочешь услышать мой рассказ? Разве не в этом твое предназначение?

– Я выслушаю все, что ты пожелаешь мне сообщить, – ответил архивист. Несмотря на смятение, он говорил с достоинством, и это ей понравилось.

– Ваш мир – прямая линия, – начала Анжела. – Тебе известно что-нибудь о вибрации?

Архивист покачал головой.

Анжела вытянула руки ладонями вниз и покачала ими туда-сюда.

– Это ваш мир. Все живое обитает на длинной плоской поверхности, которая движется вокруг солнца. Это плато вращается по оси, потому солнце восходит с одного края, а затем движется обратно. Я добралась до конца мира, где река, которая тянется в половину его длины, падает в пустоту. Разумеется, я думаю, что ее воды должны где-то собираться и возвращаться в цикл, но выглядит все так, будто они уходят в никуда.

– Река вечно обновляется, – вставил архивист. – В то место, где она падает, раньше ходили корабли, но уже много лет, как этот город перестал быть портом.

– И это к счастью, иначе мои спутники давно уже были бы здесь. С той стороны реки тянется узкая полоса земли. Там нет жизни, нет даже насекомых. Нет почвы, нет камней. Воздух сотрясается от грохота водопада, в лучах солнца клубится туман. И там есть оракулы. Представляешь! В грозах и туманах! На краю света! – Анжела помолчала, чтобы произвести больше эффекта. – И один из них со мной говорил!

Она увидела, как потрясен архивист. Он молчал, глядя сквозь нее невидящими глазами, и думал о чем-то своем, ей не доступном. Анжела усмехнулась и продолжала:

– Не хочешь ли ты узнать, что он мне сказал? Это часть моей исповеди.

– А ты хочешь мне рассказать?

Архивист поднял на нее взгляд, и Анжела увидела, что его переполняет покорность и любовь, она поняла, теперь он, как и все другие, принадлежит ей, она может распоряжаться им по своему усмотрению.

Эта мысль вызвала в ней волну отвращения. Она хотела видеть в нем друга, а не послушную куклу или любимую собачку. Анжела провела рукою по лбу. Волосы ее были острижены очень коротко по моде строителей микрогравитационных конструкций – стрижка устарела десять миллионов лет назад. Жесткие волосы скрипнули под ее ладонью.

– Нет, нет! Не хочу. Не сейчас, – воскликнула она. Вместо этого Анжела рассказала архивисту, что сообщил ей корабль о сотворении Ока Хранителей. Казалось, история доставила ему еще больше радости. Такое он мог охватить умом. Выслушав Анжелу, архивист заметил:

– В Пуранах всё так и описано.

– А написано ли там, – спросила Анжела, – почему Слияние поместили у одной из звезд ореола между моей Галактикой и Оком Хранителей?

– Ну конечно! Для того, чтобы мы могли славить Хранителей. Око взирает на всех нас.

Стандартный ответ, взятый из комментариев в конце последней суры Пуран. Он не может сообщить ей ничего нового. Никто в этом странном мире не выдумал ничего нового с самого момента его создания, но она это изменит! Если она собирается здесь царствовать, в первую очередь надо сбросить старых богов.

По городу тотчас разнеслось известие, что Анжела разбудила один из оракулов на дальней стороне реки. Любопытствующие горожане заполонили улицы вокруг ее дома. Теперь она больше не могла бродить по городу, где пожелает. Повсюду сразу собирались толпы народа. Из уст в уста передавали рассказ о том, что, боги хотели забрать ее на небеса, но она отказалась. Сама Анжела таких историй о себе не рассказывала, это горожане приспосабливали ее слова к своим представлениям. Она пыталась проповедовать учение, что нет ничего, кроме материальной Вселенной, что не существует богов, которые могут простить и вознаградить, что каждый человек сам несет ответственность за свою судьбу. «Ловите мгновение», – говорила она, а они сделали этот афоризм своим боевым кличем. Поклонники повсюду малевали лозунги, и многие уже не имели к ее словам никакого отношения.

Каким-то образом в умах жителей Сенша укоренилась мысль, что они так же, как Анжела, могут общаться с оракулами на той стороне реки без посредничества жрецов и священников и что личное спасение становится им вполне доступно. Тысячами они отправлялись в паломничество через реку. Пилигримов стало так много, что городские рынки закрылись, ибо торговцы переместились к докам, чтобы снабжать провизией отправляющихся в путешествие через реку. А Анжела тем временем превратилась в пленницу в собственном доме. Последователи окружали ее денно и нощно, благоговейно следя за каждым ее движением. Ей приходилось подниматься на крышу, чтобы все жаждущие могли ее видеть и слышать. Она пыталась освободить их от привычки бездумно поклоняться Хранителям, пыталась создать из них армию, которой можно воспользоваться против корабля, когда он в конце концов за ней явится.

Она создавала различные устройства, чтобы при необходимости обеспечить себе бегство. Защитный костюм, увеличивающий во много раз мускульную силу. Прерыватель цепи, разрушающий энергетическую сеть, от которой питаются мириады крохотных машин. Она поковырялась в гравитационных блоках грузовых платформ и с трудом, но все же сумела перепрограммировать несколько пойманных машин. Однако погрузившись в эти заботы, она постоянно чувствовала, что время уходит, и когда корабль наконец появился, Анжела ощутила чуть ли не облегчение.

Корабль подтянулся к городским докам, а Анжела поднялась на крышу своего дома. Корабль подверг себя перестройке и теперь выглядел огромным черным клином, состоящим из множества расположенных ярусами пластин. Его пирамидальный контур возвышался над всеми башнями города. Анжела понимала, что корабль намерен заполучить ее обратно, но она сумеет ускользнуть, если ей удастся повернуть мощь корабля против него самого.

Анжела настояла на прогулке к докам. Молодые люди, ее ближайшие друзья, были очень перепуганы, но возражать не посмели. Двоим она поручила нести прерыватель цепи, а остальных вооружила пистолетами.

Улицы были практически пусты. Тысячи и тысячи горожан отправились к докам приветствовать корабль. Их сдерживала тонкая цепь магистраторов и машин. Толпа беспокойно гудела. Ее шум вздымался, как волны, снова опадал, но никогда не стихал до конца. Машины неустанно шарили лучами по плотному морю голов. Произошло несколько неприятных инцидентов: в передних рядах откуда-то взялись раненые; упав на колени, они завывали и держались за лица. А когда Дрин, комиссар Сенша, поднялся на гравитационной платформе к вершине корабля, чтобы приветствовать ее экипаж, толпа с энтузиазмом подалась вперед, так что плетки и машины магистраторов едва ее удержали.

Анжела поняла, что сейчас у нее есть единственный шанс захватить корабль, отняв его у команды. Она выстрелила из прерывателя, и все до одной машины посыпались с неба на землю, сгорев от энергетического скачка. Магистраторы оказались безоружны. Толпа неудержимым потоком рванулась вдоль доков к кораблю. Анжела видела, как платформа Дрина отдалилась от макушки корабля (она черпала энергию из мирового гравитационного поля) и двинулась по направлению к летающим садам над дворцом из розового песчаника. К Анжеле сквозь толпу прорывался архивист. Анжела приказала своей свите доставить его во дворец, а сама отправилась организовывать осаду.

Во всем городе не было энергии. Люди как будто с цепи сорвались, складывалось впечатление, что только присутствие машин заставляло их сохранять человеческий облик. Повсюду царило пьянство, азартные игры, бесстыдное распутство. Горели здания, шайки грабителей громили базары. Однако сподвижники Анжелы все еще беспрекословно ей повиновались. Они погрузили на платформы батареи для местной системы питания, окружили дворец и бросились в атаку на летающие сады. Некоторые, управляя модифицированными платформами, по кускам разрушали питающую их структуру, другие выращивали башни при помощи самокатализирующейся каменной кладки.

Анжела сидела на крыше дворца в окружении своих последователей, над ее головой кружилась стайка машин, которых ей удалось перепрограммировать. К ней привели архивиста. Лицо его покрывали ссадины, волосы растрепались, серьезных ран не было, но все равно он от страха потерял голову. Анжела подозвала его, и он, собрав остатки собственного достоинства, предстал перед ней.

Она спросила:

– Теперь, когда я отобрала у вас город, что мне с ним делать?

– Ты еще не закончила свой рассказ, – произнес архивист, и в голосе его прозвучал намек на вызов, однако через секунду он добавил уже просительным тоном: – Мне бы хотелось услышать конец.

– Мои соплеменники могут тебе рассказать. Сейчас они прячутся наверху вместе с Дрином, но это ненадолго. – Анжела указала на дюжину мужчин, которые вставляли платформу в самодельный аппарат запуска, и объяснила, как ей удалось усилить ее антигравитационные свойства.

– Если понадобится, мы порежем эти летающие леса на мелкие кусочки или же достроим башни и штурмом возьмем остатки, но я думаю, они сдадутся намного раньше.

– Дрин не является правителем города.

– Теперь не является. Архивист рискнул подойти ближе.

– Что повергло тебя в такой гнев? – спросил он. – Что ты там узнала?

Анжела рассмеялась. Никто из них не понимал. Они ведь не люди, как могут они ее понять, ее, последнее человеческое существо во Вселенной?

– Я расскажу тебе о гневе, – наконец воскликнула она. – Это нечто, о чем вы забыли, а может быть, никогда не знали. Гнев – это движущая сила эволюции, и конца эволюции тоже.

Она выхватила кубок вина из рук у сподвижника, единым духом осушила его и отбросила в сторону. Вино теплой волной смешалось с ее презрительным гневом. Анжела продолжала:

– Мы летели долго-долго, не живые, но и не спящие. Наши тела были лишь закодированным потенциалом, трижды отлитым в кристаллической решетке золота. Корабль летел так быстро, что время закуклилось вокруг его оболочки, тем не менее путешествие заняло тысячи лет по бортовому времени. В конце этого бесконечного пути мы не проснулись, мы родились заново. Точнее сказать, родились другие, но совсем как мы, прежние, хотя память о прежней жизни у меня сохранилась, как будто она – моя собственная. И эти новые существа узнали, что Вселенная не создана для удобства людей. Галактика, которую им довелось увидеть, лежала в руинах и была мертва.

Анжела взяла в свои ладони руку архивиста и крепко сжала, продолжая рассказывать ему о гибели соседней галактики, о разорванных в клочья туманностях, о планетах, сорванных со своих орбит гравитационными вихрями, о мирах, обожженных взорвавшимися звездами. Она рассказала обо всем, что узнала.

– Знаешь ли ты, сколько галактик пережили такие катаклизмы? Практически все. Жизнь – это статистическая флуктуация. Наша Галактика никогда не сталкивалась с другой, соотносимой с ней по размеру, во всяком случае, не сталкивалась столь долгое время, что на планетах вокруг некоторых звезд успела возникнуть и эволюционировать жизнь. По всей вероятности, жизнь эта – явление уникальное, иначе в бесконечной Вселенной существовали бы и другие цивилизации. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что во Вселенной мы одиноки и, следовательно, должны сами распоряжаться собой, как умеем. Нельзя закрывать глаза на истину, как предпочитают делать ваши Хранители, Вместо этого нужно ловить мгновение и переделать Вселенную по своему усмотрению с помощью тех технологий, которые использовали Хранители, создавая себе укрытие.

– Ты не можешь стать Хранителем, – возразил архивист. – Теперь никто уже не может. Ты не должна лгать этим невинным людям.

– Мне нет нужды лгать. Они взяли мою историю и превратили ее в свою собственную. И теперь они видят, какие богатства могут унаследовать, если, конечно, у них хватит духу. Дело не ограничится одним этим городом. Будет настоящий крестовый поход! – Анжела погрузила взгляд в черные глаза архивиста и мягко добавила: – Ты ведь все запомнишь, правда?

Архивист промолчал, но она чувствовала, что он принадлежит ей душой и телом и так будет всегда. Казалось, что разговор навеял на него глубокую печаль, сама Анжела тоже огорчилась, что приходится его использовать для своих целей, тогда как дна хотела видеть в нем друга.

Вокруг них ликовала толпа ее сподвижников. Платформа ракетой взлетела вверх и врезалась в нижнюю часть висячих садов. От несущей конструкции отвалился огромный кусок.

Грязь и камни полетели на шпили дворцовой крыши, а обломок, вращаясь, улетел в темноту. Толпа радостно загудела, Анжела увидела, что на краю искореженного сада появились человеческие фигуры. Один из людей что-то бросил вниз, и предмет тут же принесли Анжеле.

Это оказалась трубка с посланием. Открыв ее, Анжела увидела гибкую пленку с мерцающим лицом Дрина. Динамик трубки придавал его голосу визгливый и слегка металлический оттенок. Анжела выслушала его просьбы, и сердце ее наполнилось ликованием и надеждой.

– Да, – сказала она, но так тихо, что слышать ее мог разве что один архивист. Она встала, подняла над головой руки и, когда все взоры обратились к ней, воскликнула:

– Они сдаются! Дайте им сойти вниз.

Платформа спустилась. Тут были все. В белых сверкающих одеждах стояли мужчины и женщины, которые были ей ближе, чем братья и сестры. Сподвижники Анжелы, глумясь, швыряли в них камни, горящие головешки, комья земли, но ее псевдокопии искривили поле платформы, и все, что швырялось в них, улетало в ночь. Анжела улыбнулась. Она предвидела этот ход.

Ее копии взывали к ней, умоляя вернуться и вместе искать утерянную родину. Дрин спрыгнул с платформы и понесся сквозь толпу последователей Анжелы. Маленький комиссар подбежал к архивисту, схватил его за руку и, задыхаясь, проговорил:

– Они все – один человек. Или вариации одной личности. Корабль составляет свой экипаж, изменяя матрицу. Анжела – это крайность, ошибка!

Анжела засмеялась. Значит, ее копии завербовали Дрина.

– Эх ты, смешной человечек! Я – настоящая, а они – копии.

Она обернулась к своим составляющим, которые все еще звали ее, просили вернуться к ним и снова отправиться на поиски потерянного дома. Никто из них не посмел пойти следом за Дрином.

– Нет никакого дома, и искать нечего, – прокричала им Анжела. – Дураки, дураки! Этот мир – все, что осталось! Верните мне корабль!

Она знала, они ни за что не согласятся, но хотела дать им шанс. Так будет справедливо.

– Он никогда не был твоим, – хором ответили они. – Ты им не владеешь, а служишь ему.

Анжела вскочила на стул и подала знак своим людям, которым она поручила полевой магнетрон. В тот же момент в платформу устремились сотни тончайших серебряных нитей. На мгновение Анжеле показалось, что прибор не сработает: нити, достигнув поля платформы, стали загибаться вверх. Но нити все же разрушили поле – разнесся сильный запах гари, раструб магнетрона раскалился докрасна, и путаница серебристых нитей повалилась на голову экипажа. Поняв, что происходит, сподвижники Анжелы стали забрасывать команду корабля всякой дрянью, но Анжела приказала прекратить издевательства. Она желала своим товарищам поражения, но унижать их не хотела.

– Единственная действующая платформа, – сказала Анжела, – находится в моем распоряжении.

Теперь экипаж не мог следовать за Анжелой. Корабль достанется ей! С триумфом Анжела обернулась к архивисту:

– Пойдем! Ты увидишь конец этой истории!

В этот момент один из членов экипажа сошел с приземлившейся платформы и направился прямо к Анжеле. Она встретила его лицом к лицу, уговаривая себя, что ей нечего опасаться, она победила.

– Я не боюсь тебя, – воскликнула Анжела.

– Конечно, нет, сестра, – отозвался мужчина.

Он протянул руки, крепко ухватил ее за кисти, и мир улетел прочь.

Ускорение было так велико, что Анжела почти потеряла сознание. Мощный поток воздуха пронизывал ее волосы и обжигал кожу… а потом воздуха не стало вовсе. Она оказалась на такой высоте, что мир во всю свою ширь открылся ее взгляду: с одной стороны – огромные горные хребты, с другой – прямой край, простирающийся вперед и назад до самой конечной точки. Мир предстал перед нею тонкой полоской, обернутой коконом воздуха. Анжела увидела, как из-за горизонта вынырнула сверкающая точка солнца. Вакуум впивался в глаза мириадами ледяных игл, сквозь раскрытые губы уходили последние глотки воздуха, боль обжигала кожу. Обнимавший Анжелу мужчина прижался к ее губам. Последний поцелуй слил воедино их тающее дыхание.

Оставались еще две картинки, но они с Йамой не разговаривали. Это были обыкновенные картинки.

На одной изображалась просторная комната на корабле Древней Расы. В экране виднелась тройная спираль родной Галактики. Перед экраном стояли двое мужчин: один очень крупный, а другой – ростом с ребенка, но с широкими бедрами и длинными руками. Архивист города Сенша господин Нарьян и комиссар Сенша Дрин. Дрин указывал на мерцающий в экране свет. Он явно что-то говорил господину Нарьяну. На второй картинке зритель как бы находился выше Дрина, а тот стоял у края громадного проема в корабельном борту и смотрел вниз в пропасть, на дне которой несла свои воды река. На полпути между люком и рекой висела какая-то фигура. Это был господин Нарьян. Значит, Анжела умерла, хотя, если бы ее корабль того пожелал, она могла возродиться вновь, но идеи ее живут. Они уцелели вместе с господином Нарьяном. Теперь Йама понимал, что с помощью фантома, которого Анжела успела поместить в пространство оракулов, Нарьян сумел распространить историю Анжелы весьма и весьма широко. Революция в Сенше была лишь самым началом ереси, которая подняла одну часть Слияния против другой.

Небо над берегом посветлело. Из повисшей в тумане линии Краевых Гор вынырнул пластиковый диск солнца. Расширяясь и убегая в бесконечность, по реке заструилась золотая дорожка. Йама стоял, наблюдая причудливую игру света и вод, и размышлял обо всем, что увидел на преобразившихся картинках в своем томе Пуран.

26. СОКРОВИЩА ТЕЯСА

В этот день посланец Гонда Теяс так и не спустился с мачты. Когда Агиляр полезла наверх доставить ему обед, Йама попросил сообщить посланнику, что он, Йама, жаждет с ним побеседовать. Однако, когда Агиляр спустилась, с небрежной грацией акробата соскользнув по бакштагу, Йама узнал, что посланник шлет свои извинения, но…

– Он говорит, ему надо о многом подумать, – сказала Агиляр. – Он ведь по-настоящему святой человек. Попросил немножко хлеба и соли, а из питья – только речную воду.

– Он может все путешествие провести наверху, брат, – вмешался Элифас. – Они в Гонде – странные люди.

Позже Йама остался на носу один и снова стал думать о том, что показала ему книга. Фантом Анжелы хотел, чтобы Йама понял ее историю, но можно ли верить всему, что он услышал? История Анжелы была очень опасна. Это был вопль, взывающий к самому темному уголку души, где, как жаба на дне колодца, затаился звериный аппетит. Лови мгновение! Забудь о долге, забудь об ответственности! Забудь о преданности Хранителям, забудь обо всем, кроме личной выгоды.

Разумеется, Анжела совершила значительные открытия. Но из них вовсе не следует, что люди должны бояться Вселенной. Пожалуй, было бы логичнее, думал Йама, радоваться ее пустому простору. Принимая Вселенную такой, какая она есть, мы воистину становимся ее неотъемлемой частью и не можем по-настоящему прекратить существование, пока она существует. Не следует проводить грань между бытием и небытием, между жизнью и мертвой материей. Все это нити единой вечной ткани. Одни только Хранители сумели выйти за пределы Вселенной – деяние, недоступное никому, кроме богов.

Анжела страшилась невообразимой тьмы небытия, но сам Йама понимал, что бояться ее нечего, ибо ее просто нет. Пураны учили, что точно так же, как время не существовало до рождения Вселенной, не существует оно и после смерти, ибо в обоих случаях нет ничего, чем можно измерить его ход. Смерть – это вневременной провал до момента возрождения в бесконечный момент в конце времен.

Анжела это отрицала. Она не доверяла тому, чего не могла понять. Она вообще никому, кроме себя, не доверяла. В ней не было веры – только вера в себя, неповторимую, самодовлеющую и самодостаточную. А потому ей казалось немыслимым, что жизнь Вселенной может протекать без нее. Конечно, ей пришлось провести сотни тысяч лет бортового времени в виде кода, простой последовательности знаков, снова и снова умирать и возрождаться. Однако эти краткие промежутки были ничто в сравнении с миллионами лет небытия между нынешним моментом и концом Вселенной, и машины, которые сохраняли ее личность и каждый раз возрождали ее, были в таком же смысле реальны, как Хранители – нереальны. Чтобы полагаться на технику, полет веры не нужен.