3

ЛИСТ СТЕКЛА

ЧЕЛОВЕК С ПРЕКРАСНЫМ ХАРАКТЕРОМ

СКРЫТЫЕ СЛОВА

За день до высадки на Давин Локен отправился в третий зал Архива на поиски Кирилла Зиндерманна, чтобы вернуть взятую у него книгу. Он бродил па переходам между пыльных стеллажей и кип пожелтевших пергаментов при тусклом свете круглых фонарей, едва не задевая за них головой, и его шаги гулко отдавались в торжественной тишине хранилища. То здесь, то там взгляд натыкался на ссутулившиеся фигуры ученых в креслах с высокими спинками, но его бывшего наставника среди них не было.

Локен свернул в другой непомерно высокий проход между полок с манускриптами и переплетенными в кожу томами с названиями вроде «Церковные гимны всеастральной веры», «Размышления Грустного Героя» или «Думы и воспоминания Долгой Ночи». Ни один из заголовков не был знаком Локену, и он уже отчаялся разыскать Зиндерманна в этом таинственном лабиринте, как вдруг заметил знакомую фигуру, склонившуюся над длинным столом, заваленным вынутыми из футляров свитками и стопками книг.

Зиндерманн стоял к нему спиной и был так поглощен чтением, что не услышал приближения Локена.

– Еще один образец плохой поэзии? – издалека спросил Локен.

Зиндерманн подпрыгнул и оглянулся через плечо с тем же удивленным и испуганным выражением лица, как и в тот раз, когда Локен впервые отыскал его в Архиве.

– Гарвель,– произнес Зиндерманн, и в его голосе Локену почудилась нотка облегчения.

– А вы ожидали кого-то другого?

– Нет. Совсем нет. Я редко вижу кого бы то ни было в этой части хранилища. Для большинства серьезных ученых здесь нет ничего ценного.

Локен обошел вокруг стола и окинул взглядом лежащие перед итератором бумаги – перевязанные кожаными шнурками ветхие свитки, неразборчивый почерк, желтоватые гравюры, изображающие чудовищ и людей, объятых пламенем. Он бросил быстрый взгляд на Зиндерманна; ученый при виде такого любопытства беспокойно прикусил нижнюю губу.

– Должен признаться, мне все больше нравятся древние тексты, – пояснил Зиндерманн. – Вроде «Хроник Урша», которые я давал тебе почитать. Такое сильное, хотя и жестокое произведение. Оно очень наивное, содержит массу преувеличений, но довольно захватывающее.

– Я прочитал «Хроники Урша», Кирилл, – сказал Локен, кладя книгу перед Зиндерманном.

– И что?

– Как вы и говорите, в них много жестокости и наивности, а порой и откровенные полеты фантазии…

– Но?

– Но я не могу избавиться от мысли, что, давая мне этот томик, вы имели какое-то скрытое намерение.

– Скрытое намерение? Нет, Гарвель, уверяю тебя, в этом не было никаких уловок, – возразил Зиндерманн, но Локен не поверил ему.

– В самом деле? Там есть необыкновенно правдивые отрывки.

– Да ну, Гарвель, не может быть, чтобы ты воспринял это всерьез, – насмешливо заметил Зиндерманн.

– Осада монастыря, – напомнил ему Локен. – Последняя битва Анулта Кейзера с конклавом Нордафрика.

– И что там такого интересного? – после некоторой заминки спросил Зиндерманн.

– Я по вашим глазам вижу, что вы знаете, о чем я говорю.

– Нет, Гарвель, я не знаю. Я помню тот отрывок, и, несмотря на захватывающий сюжет, я не могу представить себе, что ты воспринимаешь эту прозу как исторический источник.

– Я согласен, – кивнул Локен, – все эти описания рвущихся, словно шелк, небес и рассыпающихся гор – сплошная чепуха, но там же говорится о человеке, который обратился в демона и поднял руку на своих товарищей.

– А, да… Теперь понимаю. Ты считаешь, что это имеет какое-то отношение к происшествию с Ксавье Джубалом?

– А вы? – спросил Локен и приподнял за уголок один из пожелтевших от времени пергаментов, показывая Зиндерманну изображение демона с длинными клыками, поросшего шерстью, с загнутыми козлиными рогами на лбу и окровавленным топором в когтистых лапах. – Джубал превратился в демона и пытался меня убить! В точности то же самое произошло с Анултом Кейзером. Один из его офицеров, человек по имени Вилхим Мардол, стал демоном и убил его. Вам это ничего не напоминает?

Зиндерманн откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Только теперь Локен заметил, каким усталым выглядит итератор, как пожелтела кожа лица, став похожей на его любимые пергаменты, как обвисла одежда, словно наброшенная на голый скелет…

Локен осознал, что могущественный итератор находится на грани полного истощения.

– Простите меня, Кирилл, – произнес он, присаживаясь на соседний стул. – Я шел сюда не затем, чтобы с вами спорить.

Зиндерманн улыбнулся, и Локен вспомнил, как сильно он надеялся получить мудрый совет. Хотя итератор и не был его официальным учителем, но все равно оставался наставником и инструктором, и обнаружить, что Зиндерманн не знает всех ответов, было шоком.

– Все в порядке, Гарвель. Это хорошо, что у тебя появляются вопросы. Значит, ты учишься искать правду там, где с первого взгляда мы ее не замечаем. Я уверен, Воитель по достоинству ценит эту способность. Как поживает командующий?

– Он устал,– признал Локен.– Крики тех, кто требует его внимания, с каждым днем становятся все громче и настойчивее. Сообщения с каждой из флотилий Великого Похода буквально рвут его на части, а чиновники Совета Терры со своими оскорбительными инструкциями пытаются превратить его из Воителя в простого администратора. Он несет огромную ношу, Кирилл, однако не надейтесь так легко сменить тему разговора.

Зиндерманн рассмеялся:

– Гарвель, ты становишься слишком быстрым для меня. Ну хорошо. Что ты хотел узнать?

– Люди из книги, которые применяли магические силы, были ли они колдунами?

– Я не знаю, – признался Зиндерманн. – Но это вполне возможно. Те силы, которыми они воспользовались, никак нельзя считать естественными.

– Но как могли их предводители дать разрешение на применение этих сил? Неужели они не знали, насколько это опасно?

– Возможно, знали. Но подумай о другом: мы и сами знаем очень мало, но нас ведут вперед мудрость Императора и научные достижения. А древние жители? Они ведь знали гораздо меньше нас.

– Но даже варварам должно быть известно, насколько опасны подобные вещи, – настаивал Локен.

– Варварам? – переспросил Зиндерманн. – Это слишком уничижительное определение, друг мой. Не суди столь поспешно, мы не так уж сильно отличаемся от племен Старой Земли, как ты можешь подумать.

– Нет, вы, вероятно, шутите! – воскликнул Локен. – Мы так же не похожи на них, как звезда не похожа на планету.

– Ты уверен, Локен? Ты считаешь, что стена, отделяющая цивилизацию от варварства, прочна, словно сталь? Но это не так. Могу тебя заверить, что эта грань весьма тонкая и хрупкая, словно лист стекла. Достаточно толчка или сотрясения, и мы можем снова оказаться во власти языческих предрассудков, станем бояться темноты и поклоняться непонятным существам в гулких храмах.

– Вы преувеличиваете.

– Разве? – запальчиво спросил Зиндерманн, наклоняясь вперед. – Представь себе, что обновленный, приведенный к Согласию мир испытывает нехватку жизненно важных ресурсов, таких, как топливо, вода или пища. Сколько, по-твоему, времени потребуется, чтобы цивилизованное поведение сменилось варварскими методами? Как скоро человеческий эгоизм подтолкнет к овладению оставшимися источниками любой ценой, невзирая на вред, нанесенный остальным, или даже сговор с силами зла? Будут ли отдельные группы отгонять своих собратьев и даже уничтожать их, лишь бы завладеть ресурсами? Понятия порядочности и гражданской справедливости не больше чем тонкий налет на поверхности звериного облика человека, который при каждом удобном случае вырывается наружу.

– Ваши слова не оставляют нам никакой надежды.

– Нет, Гарвель, все совсем не так,– сказал Зиндерманн, покачивая головой.– Человечество пока бессильно измениться, но я твердо верю, что благодаря великим трудам Императора наступит время, когда мы поднимемся к вершинам сознания и овладеем всеми окружающими нас силами. Прошедшее после возникновения цивилизации время – всего лишь небольшой отрезок нашего существования, тем более по сравнению с грядущими веками. Воля Императора, братское общество, всеобщее равенство в правах и привилегиях и хорошее образование – вот предпосылки высшего общественного строя, к которому ведут нас разум, науки и наш опыт. Это будет новое возрожденное общество свободы, равенства и братства древних народов человеческой расы, которому не страшны диктаторы вроде Калаганна или Нартана Дума.

Локен не удержался от улыбки.

– А мне было показалось, что вы впали в отчаяние.

Зиндерманн тоже улыбнулся в ответ.

– Нет, Гарвель, я далек от этого. Признаюсь, происшествие в Шепчущих Вершинах сильно потрясло меня, но чем больше я читаю, тем отчетливее вижу, как далеко мы ушли и как близки к тому, о чем всегда мечтали. Каждый день я испытываю благодарность за то, что свет Императора ведет нас в золотое будущее. Страшно подумать, что может произойти, если этот источник иссякнет.

– Не беспокойтесь, – заверил его Локен, – такого никогда не случится.

Аксиманд взглянул на прибывших через прорезь в сетке.

– Приехал Эреб, – доложил он.

Хорус кивнул и встал лицом к четверым членам Морниваля.

– Все знают, что надо делать?

– Нет, – отозвался Торгаддон. – Мы так давно остаемся в стороне, что всё позабыли. Почему бы вам не напомнить?

От такого легкомысленного заявления Тарика глаза Хоруса потемнели.

– Хватит, Тарик, – сказал он. – Это не подходящее время для шуток, так что придержи язык.

Столь резкий отпор Воителя шокировал Торгаддона, и он быстрым взглядом окинул лица своих товарищей. Локен не испытывал такого потрясения, поскольку за несколько недель после отбытия с планеты интерексов не раз был свидетелем взрывов гнева главнокомандующего по отношению к подчиненным. С тех пор как на площади перед Залом Оружия на Ксенобии пролилась кровь, Воитель не знал ни минуты покоя. Горечь неудачи при попытке воссоединения с интерексами до сих пор преследовала Хоруса.

После фиаско с интерексами Воитель впал в состояние унылой меланхолии и все чаще уединялся в своих личных покоях, куда допускался только Эреб. После возвращения на имперскую флотилию члены морнивальского братства почти не видели своего командира, и все четверо остро переживали необъяснимое отчуждение.

Раньше Воитель прислушивался к их советам, теперь его слух был обращен только к Эребу.

Известие о том, что Эреб со своим Легионом покинет экспедицию и отправится на Давин, все морнивальцы восприняли с чувством облегчения.

Но даже по дороге к системе Давина Воитель не знал отдыха. Со всех концов Галактики – от братьев примархов, от командующих имперскими армиями и, что тяжелее всего, от армий чиновников, идущих по пятам завоевателей, – поступали непрекращающиеся требования помощи.

Ежедневно группы экзекторов под управлением администратора Аэнид Ратбон осаждали Воителя требованиями оказать содействие в сборе имперской дани со всех приведенных к Согласию миров. Любой, у кого имелась хоть капля здравого смысла, понимал, что такие мероприятия преждевременны, и Хорус сделал все, что было в его силах, чтобы остановить Ратбон и ее экзекторов, но его усилия лишь ненадолго замедлили их.

– Если бы я мог, – сказал Хорус как-то вечером, когда они с Локеном обсуждали новые способы получения податей с приведенных к Согласию миров, – я бы убил всех экзекторов Империума. Но я уверен, на следующий день, еще до завтрака, мы получили бы счета из преисподней.

Локен рассмеялся, но тотчас осознал, что Воитель говорит серьезно, и смех застрял у него в горле.

После прибытия на Давин навалились еще более срочные дела.

– Не забудьте, – сказал Хорус,– все должно пройти точно так, как я говорил.

При появлении в дверях юрты избранного наместника Императора в помещении воцарилась благоговейная тишина, и все присутствующие опустились на одно колено. От взгляда на живого бога, появившегося в сверкающих доспехах цвета далекого океана и в царственно-пурпурном плаще, у Каркази закружилась голова. С нагрудника Хоруса сияло Око Терры, и Каркази не мог устоять перед величественной красотой Воителя.

Провести столько дней в экспедиции и только сейчас увидеть Воителя! Сколько времени потрачено впустую! Каркази ощутил острое желание вырвать все исписанные страницы из любимого блокнота «Бондсман № 7» и сочинить эпический монолог о величии главнокомандующего.

За Воителем вошли четверо морнивальцев, а с ними высокая величавая женщина в пурпурном бархатном платье с высоким воротом и пышными рукавами. Ее длинные волосы были уложены в высокую замысловатую прическу. Каркази с негодованием узнал в ней Петронеллу Вивар, летописца с Терры, о которой уже был достаточно наслышан.

Хорус в приветственном жесте поднял руки.

– Друзья, – произнес он, – я уже не раз говорил, что никто в моем присутствии не должен преклонять колени. Такой чести достоин один лишь Император.

Медленно, словно не желая нарушать благоговейный восторг, люди стали подниматься, а Хорус пошел вперед, пожимая руки тем, кто стоял в первых рядах, и очаровывая их своим благодушием и неожиданными шутками. Каркази видел тех, к кому обращался Воитель, и оттого, что он не удостоился подобной чести, в груди поднялось острое чувство ревности.

Совершенно не задумываясь, он начал проталкиваться вперед сквозь толпу, не обращая внимания на недоброжелательные взгляды и нередкие удары локтями в бока. Внезапно ворот одежды стал ему тесен, и Каркази обернулся, намереваясь резко осадить всякого, кто осмелился так вольно обращаться с его роскошным одеянием. Позади он обнаружил Эуфратию Киилер и в первый момент решил, что это она старается оттащить его назад, но, увидев ее лицо, улыбнулся – Киилер следовала за ним по пятам и воспользовалась его массивной фигурой в качестве буксира.

Каркази добрался до группы из шести или семи человек, стоящих в первом ряду, как вдруг вспомнил, ради чего его пригласили на такое важное мероприятие. Он оторвал взгляд от Воителя и посмотрел на Эреба из Легиона Несущих Слово.

О Семнадцатом Легионе Каркази не знал почти ничего, за исключением того факта, что его примарх, Лоргар, пользовался любовью и доверием своего брата Хоруса. Оба Легиона не раз сражались и проливали кровь во славу Империума в одних и тех же боях. Члены братства Морниваль шагнули вперед и один за другим обнимали Эреба, словно обретенного после долгой разлуки брата. Они смеялись и дружески хлопали друг друга по наплечникам доспехов, но в приветствии Локена Каркази уловил некоторую сдержанность.

– Сосредоточься, Игнаций, сосредоточься, – прошептал он самому себе, обнаружив, что снова уставился на Воителя.

Он отвел взгляд от Хоруса как раз вовремя, чтобы заметить, как Эреб и Абаддон в очередной раз пожимают друг другу руки и между их ладонями что-то блеснуло. Все произошло очень быстро, и Каркази не был полностью уверен, но ему показалось, что один передал другому то ли монету, то ли какой-то медальон.

Затем морнивальцы и Вивар отошли немного назад и встали за спиной Воителя, а Малогарст занял свое место рядом с ним. Хорус снова поднял руки.

– Друзья мои, вам снова придется потерпеть мое присутствие, поскольку мы собрались обсудить дальнейшие планы того, как нести свет истины в темные миры.

Вежливый смех и аплодисменты прокатились по юрте, а Воитель продолжал свою речь:

– Мы снова вернулись на Давин, место, где была одержана грандиозная победа. Это восьмой мир, приведенный нами к Согласию, и он поистине…

– Воитель, – раздался вдруг голос из центра юрты.

Оклик прозвучал совершенно спокойно, но люди единодушным вздохом отметили неслыханное по дерзости нарушение этикета.

Каркази заметил, как потемнело лицо Воителя, и понял, что Хорус не привык, чтобы его прерывали. Затем Игнаций переключил внимание на нарушителя.

Толпа слушателей отхлынула от Эреба, словно в страхе, что его безрассудство может оказаться заразным.

– Эреб, – заговорил Малогарст, – у тебя, по-видимому, есть что сказать.

– Небольшая поправка, советник, – пояснил Несущий Слово.

Каркази заметил и беспокойный взгляд, брошенный Малогарстом в сторону Воителя.

– Поправка, ты говоришь? И что ты хочешь исправить?

– Воитель сказал, что этот мир приведен к Согласию, – ответил Эреб.

– Давин принял условия Согласия, – раздраженно проворчал Хорус.

Эреб печально покачал головой, но Каркази заметил на его лице мрачное предвкушение, словно он был рад сделать следующее заявление.

– Нет, – сказал Эреб. – Давин не принял Согласия.

При таком посягательстве на честь экспедиции Локен ощутил прилив ярости, а напряженные спины его товарищей по Морнивалю показали, что и друзья испытывают те же чувства. Аксиманд зашел так далеко, что схватился за оружие, но Торгаддон покачал головой, и Маленький Хорус отвел пальцы от рукояти меча.

Даже за короткое время знакомства с Эребом Локен успел убедиться, с каким уважением и почтением относились окружающие к уравновешенному и рассудительному капеллану Несущих Слово. Он часто давал мудрые советы и обладал легким характером, а его вера в Воителя казалась безграничной, но незаметно возникшая близость между ним и Хорусом вызвала у Локена недовольство, которое нельзя было объяснить простой ревностью. С тех пор как Воитель начал прислушиваться к советам Эреба, он стал угрюмым, излишне раздражительным и замкнутым. Даже Малогарст не раз высказывал морнивальцам свою обеспокоенность растущим влиянием Несущего Слово на Воителя.

После разговора с Эребом на обзорной палубе «Духа мщения» Локен понял, что Первый капеллан не так прост, как могло показаться с первого взгляда. В его душу еще тогда были заронены семена подозрения, и сегодняшние слова Эреба оказались для них свежим весенним дождем.

Локен с трудом мог представить себе, чтобы Эреб, заслуживший такое уважение после событий на Ксенобии, мог вести себя так грубо и бесцеремонно.

– А ты не мог бы выразить свою мысль более конкретно? – спросил Малогарст, с трудом сдерживая свой гнев.

– Я могу все объяснить, – ответил Эреб, – но, возможно, эту тему лучше обсудить в узком кругу?

– Эреб, если у тебя есть что сказать, говори сейчас. Это Военный Совет, и у нас не может быть секретов, – заявил Хорус.

Какую бы роль ни отвел Хорус морнивальцам, Локен понял, что теперь все это не имеет смысла. По лицам своих друзей он догадался, что они придерживаются того же мнения.

– Мой господин, – начал Эреб, – я должен извиниться…

– Оставь при себе свои извинения, Эреб, – прервал его Хорус. – У тебя хватило смелости сделать такое заявление после того, как я приблизил тебя к себе и предоставил место в Военном Совете. И ты посмел отплатить мне бесчестьем и оскорблением? Я сразу говорю тебе, что не потерплю такого отношения. Ты меня понимаешь?

– Да, мой господин, но в мои намерения не входило вас оскорбить. Если вы позволите мне продолжать, вы поймете, что в моих словах нет ничего обидного для вас.

В юрте ощутимо возросло напряжение, и Локен мысленно молил Хоруса прекратить этот фарс и удалиться в более уединенное место, но он понимал, что Воитель так разгневан, что предотвратить конфронтацию уже не удастся.

– Продолжай, – сквозь зубы бросил Хорус.

– Как вам известно, мой господин, мы покинули Давин шесть десятилетий назад. Мир был приведен к Согласию, и казалось, что вскоре он станет полноправной и просвещенной частью Империума. Как это ни печально, наши надежды не оправдались.

– Эреб, переходи к сути, – поторопил его Хорус, сжимая устрашающие кулаки.

– Да, конечно. По пути на Сардис, при встрече с Двести третьей экспедицией, уважаемый лорд Кор Фаэрон попросил меня зайти на Давин и еще раз убедиться, что Слово Императора, возлюбленного всеми, должным образом распространяется в этом мире командующим Тембой и оставленными с ним войсками.

– А где сейчас Темба? – спросил Хорус. – Я оставил ему достаточно солдат, чтобы подавить последние очаги сопротивления. И уж конечно, если бы этот мир нарушил условия Согласия, я бы об этом знал.

– Мой господин, Эуган Темба стал предателем, – заявил Эреб. – Он удалился на одну из лун Давина и больше не признает Императора своим господином и повелителем.

– Предатель?! – взревел Хорус. – Это невозможно! Эуган Темба обладал стойким характером и несокрушимым боевым духом. Я сам выбрал его для этой почетной роли. Он не мог стать предателем!

– К сожалению, это правда, мой господин, – с искренней печалью в голосе возразил Эреб.

– И что же он, во имя Императора, делает на этом спутнике? – спросил Хорус.

– Народы, населяющие сам Давин, сдержали свое слово и с готовностью приняли условия Согласия, чего нельзя сказать о племенах спутника, – объяснил Эреб. – Темба повел свою армию в славную, но, как оказалось, совершенно необдуманную экспедицию, чтобы образумить живущих там людей.

– Почему необдуманную? Это прямой долг любого из имперских командиров.

– Это был опрометчивый поступок, мой господин, поскольку племена со спутника не имеют того понятия чести, которое присуще нам, и, как мне кажется, когда Темба прибыл для переговоров, они применили… методы, которые извратили понятия наших людей и обратили их против вас.

– Методы? Выражайся понятнее, Эреб! – воскликнул Хорус.

– Я не могу дать точное определение, мой господин, но в древних текстах это описывается как… э-э-э… колдовство.

При упоминании о колдовстве в крови Локена вскипела ярость, а по всей юрте прошелестели недоверчивые восклицания.

– Теперь Темба в нарушение всех клятв и верности Императору служит повелителю луны Давина. А вас он называет не иначе как прихвостнем падшего божества.

Локен никогда не встречался с Эуганом Тембой, но при таком оскорблении величия Воителя ненависть комком подкатила к горлу. Все собравшиеся, видимо, ощутили те же эмоции, и юрта наполнилась негодующими криками.

– Он за это заплатит! – вскричал Хорус. – Я сам оторву ему голову, а тело скормлю воронам. Клянусь в этом своей честью!

– Мой господин, – продолжал Эреб, – мне жаль, что я принес такие дурные вести, но я уверен, решение этой проблемы стоит предоставить кому-то из доверенных лиц.

– Эреб, ты хочешь, чтобы я позволил кому-то другому отомстить за нанесенное мне оскорбление? – свирепо поинтересовался Хорус. – За кого же ты меня принимаешь? Я сам подписывал акт о приведении этого мира к Согласию, и будь я проклят, если завоеванный мною мир отколется от Империума! – Хорус обернулся к четверке морнивальцев: – Срочно подготовить штурмгруппу!

– Будет сделано, мой господин, – ответил Абаддон. – Кто ее возглавит?

– Я сам, – заявил Хорус.

Военный Совет был отложен; все остальные дела и проблемы померкли перед таким ужасным известием. А когда командиры Шестьдесят третьей вернулись к своим подчиненным и слух о предательстве Эугана Тембы распространился повсюду, всю экспедицию мгновенно охватило лихорадочное возбуждение.

Отдавая срочные приказы о подготовке к экспедиции, Локен обнаружил Игнация Каркази в опустевшей после неудачного Военного Совета юрте. Летописец сидел над открытым блокнотом и что-то торопливо записывал, прерываясь лишь для того, чтобы заточить карандаш маленьким перочинным ножом.

– Игнаций, – окликнул его Локен.

Каркази поднял голову от работы, и Локен с удивлением прочитал на его лице выражение восторга.

– Ничего себе собрание, а? Военный Совет всегда проходит так драматично?

Локен покачал головой:

– Нет, обычно все обстоит иначе. А что ты пишешь?

– О, это будет небольшая поэма о подлости Тембы, – ответил Каркази. – Ничего особенного, нечто вроде внутреннего монолога. Мне кажется, учитывая общее настроение экспедиции, это будет весьма кстати.

– Да, наверно. Только я до сих пор не могу поверить, что кто-то может так охарактеризовать его поступок.

– И я тоже. Думаю, в этом-то и есть проблема.

– Что ты хочешь сказать?

– Я постараюсь объяснить, – сказал Каркази. Поднявшись со своего стула, он прошел в тот угол, где стояли подносы с нетронутой едой, и наполнил себе тарелку. – Мне запомнился один совет относительно поведения в присутствии Воителя. Кто-то сказал, что лучше всего смотреть на его ноги, а если встретишься с ним взглядом, то непременно забудешь все, что хотел сказать.

– Я тоже об этом слышал. Аксиманд как-то дал мне точь-в-точь такой совет.

– Что ж, совет очень хорош, но меня его появление застигло врасплох. Впервые увидев его величие, я почти забыл, зачем здесь нахожусь.

– Я не уверен, что понимаю тебя, – сказал Локен и мотнул головой, когда Каркази предложил ему мяса со своей тарелки.

– Я вот к чему веду. Можно ли представить, что тот, кто встречался с Хорусом – могу я называть его Хорусом? Я слышал, вам не очень нравится, когда простые смертные так его называют. Так вот, мог ли человек, действительно видевший его, сказать такие вещи, какие приписываются этому Тембе?

Локен не без труда поспевал за быстрой речью Каркази, но неожиданно он понял, что гнев заслонил от него величие Воителя.

– Ты прав, Игнаций. Никто, видевший Воителя, не мог такого сказать.

– Тогда возникает вопрос: зачем Эребу понадобилось приписывать Тембе такие оскорбления?

– Я не знаю. И зачем ему это?

Каркази съел мясо со своей тарелки и запил его белесым напитком.

– И правда зачем? – переспросил Каркази, загораясь воодушевлением. – Скажите, вы имели «удовольствие» встречаться с Аэлитой Хергиг? Она тоже летописец из числа драматургов и пишет ужасающе детализированные пьесы. На мой взгляд, они просто нудные, но я не могу отрицать, что у нее имеется определенный актерский талант. Я помню, видел в ее исполнении леди Офелию в «Трагедии Амлета», и это было довольно хорошо, хотя…