Бесчисленное множество живых существ продолжали свою обычную жизнь, не ведая, что грядущие события перевернут не только этот ничем не приметный мир, но и всю Галактику.
Лишь она одна в полной мере понимала значение этого дня.
Первая группа десантных капсул приземлилась у подножия центрального горного массива в 16:04 по всемирному времени. Реактивные струи завывающих двигателей при входе в нижние плотные слои атмосферы превратились в огненные столбы. За капсулами последовали штурмкатера: словно стая грациозных хищных птиц опустилась на беззащитную жертву.
Почерневшие и обожженные при входе в атмосферу десантные капсулы, приземляясь, взметнули тучи пыли, их широкие скаты с шипением раскрылись и опустились на землю.
Три сотни воинов в боевой броне быстро высадились из десантных капсул и рассыпались по местности. Соединившись с другими отрядами, они замкнули круг и образовали цепь вокруг неприметного клочка земли. Штурмкатера барражировали на небольшой высоте, рисуя замысловатые петли, словно предостерегая от приближения к этой точке.
По какому-то невидимому сигналу штурмкатера прекратили кружить над землей и взмыли в небо, где показался угловатый силуэт "Громового ястреба". Его корпус тоже почернел, а за кормой тянулись бело-голубые инверсионные следы. Большие катера окружили маленькое судно, словно стая наседок, оберегающая единственного цыпленка. Они проводили его до самой земли, где "Громовой ястреб", подняв еще одно облако красноватой пыли, благополучно приземлился.
Штурмкатера снова вернулись к патрулированию, а из "Громового ястреба" со скрежетом выполз наклонный пандус, и сжатый воздух с шипением вырвался на свободу. По широкому трапу спустились десять воинов в увенчанных гребнями шлемах и сверкающих доспехах Сынов Хоруса. За их могучими плечами развевались разноцветные плащи.
Каждый из воинов прижимал к груди золоченый болтер и внимательно оглядывался по сторонам, словно ожидал нападения.
Следом за ними появился живой бог в сверкающих золотом и океанской зеленью доспехах, в плаще царственного пурпурного цвета, благородными складками ниспадающего с плеч. С нагрудника доспехов на мир взирало одинокое алое око, а на высоком челе бога лежал лавровый венок.
– Давин, – вздохнул Хорус. – Я и не думал, что снова увижу это место.
2
ТЫ РАНЕН
ХОЛОДНАЯ ВОЙНА
ПОКА НЕ СГОРИТ ГАЛАКТИКА
ВРЕМЯ СЛУШАТЬ
Против своего желания Мерсади Олитон следила за лезвием в полной уверенности, что этот удар наверняка оборвет жизнь Локена. Но, как и всегда, с невероятной для такого массивного тела скоростью Астартес уклонился от смертоносного выпада и поднял свой меч, успев блокировать очередной удар. Тяжелая палица взметнулась над его головой, а он, словно предвидя ее движение, нагнулся, и оружие просвистело поверху.
Тренировочная камера наполнилась грохотом и лязгом, разнообразные орудия убийства кололи, рубили и наносили удары, тщетно стараясь прорвать оборону могучего воина Астартес. Локен сердито ворчал, крепкое мускулистое тело блестело от пота, и вот лезвие коснулось его предплечья, и Мерсади поморщилась, увидев на бицепсе тонкую струйку крови.
Насколько ей было известно, это был первый случай, когда Локен получил рану в тренировочной камере.
Веселый светловолосый гигант Седирэ и приятель Локена Випус уже давно покинули тренировочный зал, оставив Мерсади наедине с капитаном Десятой роты. Польщенная его приглашением посмотреть на учебный бой, сейчас она желала, чтобы Локен закончил этот изматывающий ритуал и они смогли бы поговорить об обстановке на Давине и тех событиях, которые предопределили грядущую войну в этом мире. Сидя на холодной железной скамье рядом с тренировочной камерой, она уже послала через свои глаза в ячейки памяти гораздо больше снимков, чем ей могло пригодиться.
Более того, если говорить откровенно, явная одержимость, сквозившая в каждом движении сражающегося Локена, вызывала некоторое смущение. Ей и прежде приходилось наблюдать за его тренировками, но тогда учебные бои были прелюдией к их обычным разговорам, а не главным предметом встречи. Сейчас происходило нечто иное. Как будто капитан Лунных Волков…
Нет, не Лунных Волков, напомнила себе Мерсади. Теперь они назывались Сынами Хоруса.
Локен отразил еще один стремительный удар, а она, сверившись с внутренним хронометром, поняла, что вскоре должна будет уйти. Каркази не станет ее дожидаться, его непомерный аппетит сильнее вежливости, и Игнаций наверняка отправится на обед с итераторами. Вино там будет подаваться в изобилии, и, несмотря на недавно обретенное Игнацием профессиональное рвение, Мерсади не испытывала радости при мысли о неограниченных запасах алкоголя, поджидающих Каркази.
Но вот полусферы тренировочной камеры с шипением разошлись, зазвенел колокольчик, и все мысли о Каркази мгновенно испарились. Локен сошел с помоста, его отросшие волосы прилипли к черепу, веснушчатое лицо разгорелось.
– Ты ранен, – сказала она, протягивая ему полотенце, лежавшее на скамье.
– Пустяки,– ответил Локен, стирая уже свернувшуюся кровь.
Дыхание вырывалось из его груди короткими толчками, и она постаралась скрыть свое удивление. Слишком непривычно было видеть запыхавшегося Астартес. Сколько же времени провел он в тренировочной камере до того, как она пришла?
По пути в свою персональную оружейную Локен вытер пот с лица и туловища. Мерсади шла за ним следом и, как и всегда, не могла не восхищаться совершенством его генетически улучшенного тела. В древних племенах времен Олимпийского господства существовали легенды, в которых такие прекрасные образцы человеческой расы называли Адонисами, и это слово подходило Локену так же хорошо, как искусно изготовленные доспехи «Марк IV». Почти не задумываясь, Мерсади снова моргнула, чтобы запечатлеть в памяти его фигуру.
– Ты опять на меня уставилась, – не оборачиваясь, произнес Локен.
Она моментально вспыхнула:
– Извини, я не хотела…
Он рассмеялся:
– Я не всерьез. Не обращай внимания. Если уж мне суждено остаться в чьей-то памяти, пусть это будет на пике моей формы, а не тогда, когда я стану беззубым стариком, пускающим слюни в тарелку с кашей.
– Я не представляю себе состарившихся Астартес,– удивилась Мерсади, быстро оправившись от смущения.
Локен пожал плечами, взял щетку с резной ручкой и лоскут ткани для полировки.
– Я и сам не знаю, способны ли мы на это. Никто из космодесантников не прожил достаточно долго, чтобы проверить.
Ее внутреннее чутье тотчас подсказало, что затронутый вопрос можно использовать для целой главы летописи, если только Локен немного разговорится. Меланхолия бессмертных, психология нестареющего существа, затянутого водоворотом изменчивого времени…
Мерсади поняла, что немного увлеклась.
– Скажи, а тебя не огорчает, что ты не меняешься с возрастом? Может, в душе тебе этого хочется?
– Почему я должен хотеть состариться? – удивился Локен, открывая банку с порошком для чистки и окуная в него щетку. Новый цвет доспехов – бледно-зеленый, с металлическим блеском – был все еще непривычен Мерсади.– А ты стремишься к старости?
– Нет, – призналась она и непроизвольно провела рукой по гладкой черной коже своего безволосого черепа, удлиненного с помощью операции ради увеличения объема памяти. – Нет, совсем не стремлюсь. Честно говоря, она пугает меня. А ты не боишься старости?
– Нет. Я уже тебе говорил, во мне не заложено подобных чувств. Сейчас я силен и ловок. Зачем мне желать, чтобы что-то изменилось?
– Не знаю. Я думала, что, состарившись, ты, может, смог бы удалиться на покой. Ну, когда завершится Великий Поход.
– Завершится?
– Да, когда войны закончатся и царство Императора будет восстановлено.
Локен долго не отвечал, продолжая полировать доспехи. Она уже собиралась повторить вопрос, как вдруг он заговорил:
– Мерсади, мне кажется, он никогда не завершится. С тех пор как я вступил в Морниваль, мне пришлось разговаривать со многими людьми, которые считают, что мы никогда не закончим Великое Объединение. А если и закончим, то оно не долго продлится.
Она рассмеялась:
– Похоже, ты слишком много времени проводишь в обществе Игнация. Неужели его поэзия снова обратилась к слезливой сентиментальности?
– Нет, – покачал головой Локен.
– Тогда в чем же дело? Что заставляет тебя так думать? Те книги, которые ты берешь у Зиндерманна?
– Нет, – повторил Локен.
При упоминании об уважаемом верховном итераторе светло-серые глаза Локена потемнели, и она поняла, что не стоит развивать эту тему. Мерсади решила подождать другого раза, когда Локен будет более расположен говорить о столь мрачных материях.
Она решила перевести беседу в более привычное русло, но в этот момент на них упала огромная тень. Обернувшись, Мерсади увидела возвышающуюся над ней фигуру капитана Абаддона.
Как обычно, его длинные волосы были подняты в хвост на макушке и застегнуты серебряной муфточкой, а нижняя часть затылка гладко выбрита. Первый капитан Сынов Хоруса был одет в тренировочный костюм, а в его руке блестел устрашающий меч с зазубренным лезвием.
Абаддон окинул Мерсади неодобрительным взглядом.
– Первый капитан Абаддон, – заговорила она, склоняя голову, но он не дал ей продолжить.
– Ты ранен? – заметил Абаддон и могучей рукой схватил Локена за предплечье. Его зычный голос соответствовал массивной фигуре. – Тренировочная машина пустила кровь Астартес?
Локен скосил глаза на выпуклые мышцы, где лезвие прошло поперек татуировки в виде черного двуглавого орла.
– Да, Эзекиль, схватка затянулась, и я начал уставать. Это пустяки.
Абаддон сердито фыркнул:
– Локен, ты слишком размяк. Возможно, тебе стоит проводить больше времени в компании солдат, а не беспокойных поэтов и чрезмерно любопытных писак, тогда ты не будешь так быстро уставать.
– Возможно, – согласился Локен, и Мерсади ощутила возникшую между двумя Астартес напряженность.
Абаддон коротко кивнул Локену, бросил в сторону Мерсади еще один неприязненный взгляд и, повернувшись, направился к тренировочной камере. Его меч хрипловато загудел в предвкушении нового сражения.
Мерсади перехватила взгляд Локена, проследившего за Абаддоном, и заметила в его глазах то, чего никогда не ожидала увидеть: беспокойство.
– Что это было? – спросила она. – Это имеет какое-то отношение к происходящему на Давине?
– Я не могу сказать, – пожимая плечами, ответил Локен.
Давин. Унылые развалины, разбросанные по пустыням, свидетельствуют о существовавшей когда-то цивилизации, но анархия Долгой Ночи уничтожила общество, процветавшее здесь много веков назад. Теперь Давин был совершенно нецивилизованным миром, который овевают горячие сухие ветры и палит беспощадное красное солнце. С тех пор как Локен в последний раз ступал по Давину, прошло шесть десятилетий, и тогда этот мир был известен как Шестьдесят Три Восемь, поскольку стал восьмым миром, приведенным к Согласию силами Шестьдесят третьей экспедиции.
Согласие, по мнению Локена, не пошло ему на пользу.
Пустынная поверхность местами запеклась глинистой коркой, сквозь которую пробивалась скудная растительность, а местами заросла высокими деревьями, источающими сильный аромат. Население сосредоточилось в примитивных городах вдоль плодородных речных долин, но было и множество кочующих племен, бродивших по обширным, кишащим змеями пустыням.
Локен хорошо помнил все сражения, которые произошли, прежде чем Давин был приведен к Согласию. Это были короткие яростные схватки с армиями местных вождей, не прекращавших в то же время воевать друг с другом. Междоусобица почти полностью истощила их силы. Несмотря на численное меньшинство и отсталые технологии, местные жители проявляли чудеса храбрости и, до того как сдаться, выполнили все, чего требовала их честь.
Их смелость и сильное желание перенять новые порядки произвели большое впечатление на Лунных Волков, и их командир – тогда еще не Воитель – заявил, что его воины могут многому научиться у отважных противников.
Вследствие тысячелетней изоляции от остального человечества коренные жители Давина были мало похожи на поселенцев, пришедших после космодесантников, но они с таким энтузиазмом приняли имперский уклад жизни, что Хорус позволил диким племенам остаться на планете.
В те времена летописцы и итераторы еще не стали неотъемлемой частью Великого Крестового Похода, но ученые и другие гражданские лица, всегда следовавшие за военными кораблями экспедиций, отправились на поверхность и пропагандировали среди населения светлые истины Империума. Их встретили с распростертыми объятиями, что в основном было заслугой капелланов Семнадцатого Легиона Несущих Слово.
То была хорошая война; победа была одержана стремительно и без потерь (по крайней мере, для Лунных Волков). Побежденный народ быстро и успешно был приведен к Согласию, что позволило командующему оставить Кора Фаэрона из Легиона Несущих Слово продолжать работу по просвещению Давина.
Да, это была хорошая война, и Локен был уверен в этом.
Струйка пота стекла с затылка под доспехи; их зеленоватый металлический блеск все еще казался ему странным, хотя Локен собственноручно их перекрасил несколько месяцев назад. Он мог поручить эту работу подмастерьям Легиона, но Локен всегда считал, что должен сам ухаживать за своей броней, а потому старательно перекрашивал каждый сегмент доспехов собственными руками. Он скучал по девственно-белому блеску прежних доспехов, но Воитель объявил, что наряду с новым именем Сынов Хоруса они получают и новый цвет.
Локен хорошо помнил рукоплескания и одобрительные крики, когда прозвучало заявление Воителя. Сжатые кулаки без устали взлетали вверх, а глотки охрипли от ликующих возгласов. Локен радовался вместе со своими друзьями, но, услышав новое имя своего любимого Легиона, ощутил смутную неловкость.
Вечный насмешник Торгаддон не оставил без внимания легкую тень на его лице.
– Что случилось? – спросил он. – Или ты хотел, чтобы это были Сыны Локена?
– Нет, – улыбнулся Локен. – Просто…
– Просто – что? Неужели мы этого не заслуживаем? Или наш командир не достоин такой чести?
– Что ты, Тарик! – громко воскликнул Локен, чтобы быть услышанным в ликующем реве Легиона. – Командир, как никто другой, достоин этого, но не считаешь ли ты, что имя несколько отдает стремлением к величию?
– Стремлением к величию? – рассмеялся Торгаддон. – Наверно, эти летописцы, что ходят за тобой по пятам, словно побитые собаки, научили тебя новым словам. Ну же, порадуйся вместе со всеми и не будь таким спесивым!
Энтузиазм Тарика оказался таким заразительным, что Локен, незаметно для себя, стал громко кричать, пока не запершило в горле.
Он понял, что и сейчас чувствует боль в горле. Локен сделал глубокий вдох, и глотку действительно обожгло, но на этот раз причиной был горячий и сухой ветер Давина, дующий с севера. В этот момент Локен хотел оказаться где угодно, только не здесь. Этому миру нельзя было отказать в красоте, но Давин не нравился ему, хотя Локен и не мог сказать, что именно его тревожило. Неприятное ощущение возникло в его душе еще во время перелета с Ксенобии на Давин, но он решительно отогнал беспокойные мысли и впереди своего командира шагнул на поверхность планеты.
Тому, кто, как Локен, вырос в кошмарных промышленных катакомбах Хтонии, просторы Давина не могли не показаться опьяняюще красивыми. К западу от места высадки возвышались горные вершины, достающие до самых звезд, а дальше к северу, как было известно Локену, простирались долины, хранящие удивительные захоронения древних королей.
Да, они выиграли хорошую войну на Давине.
Но почему Несущие Слово снова позвали их сюда?
Несколькими часами раньше на капитанском мостике Малогарст активировал электронный блокнот, который держал в изувеченной руке. Несмотря на все усилия апотекариев Легиона, кожа плохо приросла и осталась ярко-розовой. Он еще раз прочитал послание, содержащееся в блокноте, и употребляемые просителем выражения снова вызвали у него гнев.
Перспектива показывать это письмо Воителю совсем не радовала его, и на мгновение Малогарст задумался, нельзя ли проигнорировать послание и сделать вид, что оно никогда не попадало в его руки. Но он не дослужился бы до высокого положения советника Воителя, если бы осмелился ограждать своего патрона от неприятных известий. Малогарст вздохнул; слова любого льстивого чиновника в эти дни несут в себе частицу могущества Императора, и, как ни хотелось бы, послание невозможно оставить без внимания.
Воитель наверняка не согласится на это предложение, но Малогарст обязан показать ему блокнот. Преодолев момент слабости, он повернулся и захромал по стратегической палубе к личным покоям Хоруса. Он решил оставить послание на столе, где Воитель сам найдет его, когда придет время.
Дверь личных покоев плавно скользнула в сторону и открыла вход в уютное полутемное помещение.
Малогарст любил бывать в этих уединенных апартаментах, их прохладный воздух облегчал зуд воспаленной кожи и боль в искривленном позвоночнике. Тишину покоев нарушало лишь хриплое дыхание, вырывавшееся из его собственной груди, – исковерканный позвоночник выгнулся вперед и давил на легкие.
Шаркающей походкой он обошел большой гладкий овальный стол, направляясь к креслу, где обычно сидел Воитель.
«Давненько здесь не собирались члены Морниваля», – подумал Малогарст.
– Добрый вечер, Мал, – раздался из полумрака печальный и усталый голос.
Выронив блокнот, Малогарст изумленно повернулся на голос, готовый сделать выговор любому, кто посмел вторгнуться в личные покои Воителя. Через мгновение он всмотрелся в тень, узнал знакомые черты командира, освещенные слабым красноватым сиянием латного воротника, и расслабился.
Воитель в полном боевом облачении сидел в темной части комнаты, упершись локтями в колени и опустив голову на сцепленные ладони.
– Мой господин, – произнес Малогарст. – Что-то случилось?
Хорус, глядя в мозаичный пол, потер ладонями гладко выбритый череп. Его благородное смуглое лицо с широко расставленными глазами оставалось в тени, и Малогарст терпеливо дожидался ответа Воителя.
– Я уже и сам не знаю, Мал, – сказал Хорус. При этих словах Малогарст ощутил, как по его изувеченному позвоночнику пробежала дрожь. Невозможно было даже вообразить, чтобы Воитель чего-то не знал.
– Ты мне доверяешь? – неожиданно спросил Хорус.
– Конечно, сэр,– незамедлительно ответил Малогарст.
– В таком случае, что ты собирался оставить на столе, не осмеливаясь отдать лично в руки? – спросил Хорус, подходя к столу и поднимая электронный блокнот.
Малогарст смутился.
– Еще одна совершенно бесполезная для вас обуза, мой господин. Послание от летописца с Терры, по-видимому обладающей связями в высшем обществе. За нее ходатайствует Сигиллайт.
– Петронелла Вивар из рода Карпинус, – вслух прочитал Хорус. – Я знаком с этим семейством. Ее предки вели хроники возвышения моего отца еще до эпохи Объединения.
– Но то, что она требует, – заметил Малогарст, – просто смешно.
– Разве, Малогарст? Неужели я настолько незначительная фигура, что не заслуживаю личного летописца?
Малогарст был потрясен.
– Сэр, о чем вы говорите? Вы – Воитель, избранный Императором, возлюбленным всеми, его заместитель в этом предприятии. Летописцы этой флотилии запечатлевают каждый факт, свидетелями которого они являются, но без вас они ничего собой не представляют. Без вас все это не имеет смысла. Вы вознеслись выше всех людей.
– Выше всех, – с усмешкой повторил Хорус. – Мне это нравится. Больше всего я хотел возглавить Великий Крестовый Поход и выполнить работу, порученную мне отцом.
– Вы являетесь примером для всех нас, – не без гордости продолжал Малогарст.
– Мне кажется, это большее, чего человек может достичь в своей жизни, – кивнул Хорус. – Стать примером, а после смерти послужить вдохновителем для историков. Возможно, она поможет мне справиться с этой задачей.
– После смерти? Сэр, вы – бог среди людей, бессмертный и возлюбленный всеми…
– Я знаю! – вскричал Хорус, и Малогарст невольно отшатнулся, увидев, как мгновенно вскипел неудержимый гнев. – Конечно, Император не стал бы создавать такого, как я, обладающего бесчисленными способностями, но ограниченного сроком одной жизни! Ты прав, Мал, и Эреб тоже прав. Мой отец создал меня для бессмертия, и Галактика должна знать мое имя. Я хочу, чтобы оно еще десять тысяч лет звучало по всей Вселенной!
Малогарст кивнул; яростная решимость Воителя передалась и ему, советник неловко опустился на одно колено.
– Мой господин, что я могу для вас сделать?
– Передай Петронелле Вивар, что она может получить аудиенцию, но это должно произойти как можно скорее, – произнес Хорус совершенно спокойно, словно и не он только что клокотал яростью. – Если она хорошо проявит себя, я позволю ей стать моим личным летописцем до тех пор, пока она этого желает.
– Сэр, вы уверены в своем выборе?
– Уверен, мой друг, – улыбнулся Хорус. – А теперь поднимись с коленей, я знаю, что такая поза для тебя слишком болезненна.
Хорус помог Малогарсту выпрямиться и осторожно положил закованную в латную рукавицу ладонь на плечо своего советника:
– Мал, ты пойдешь за мной? – спросил Воитель. – Что бы ни случилось?
– Вы – мой господин и повелитель, – поклялся Малогарст. – Я буду следовать за вами, пока не сгорит вся Галактика и не исчезнут звезды.
– Это все, о чем я прошу, мой друг, – с улыбкой произнес Хорус. – А теперь подготовься, надо послушать, что скажет нам Эреб. Давин… Кто бы мог подумать, что мы сюда вернемся…
Спустя два часа после высадки на Давин.
В сообщении от Эреба из Легиона Несущих Слово, которое заставило Шестьдесят третью экспедицию прибыть на эту планету, говорилось о старой договоренности, о предмете спора, но ничего не говорилось о причине или участниках спора.
После побоища на Убийце и поспешной эвакуации из Экстрануса Локен ожидал оказаться в такой же напряженной зоне военных действий, но это место едва ли можно было даже назвать зоной конфликта. Здесь было абсолютно тихо, жарко и… спокойно.
Он не знал, разочарован этим или обрадован.
Почти сразу после приземления и Хорус пришел к такому же выводу, стоило ему понюхать воздух и окинуть взглядом узнаваемые пейзажи.
– Здесь нет никакой войны, – сказал он тогда.
– Нет войны? – удивился Абаддон. – Как вы узнали?
– Ты и сам мог догадаться, Эзекиль, – ответил Хорус. – Война пахнет горелой плотью и раскаленным металлом, кровью и страхом. В этом мире нет этих запахов.
– Тогда зачем мы здесь? – спросил Аксиманд, поднимая руки, чтобы снять с головы увенчанный гребнем шлем.
– Наверно, только потому, что нас сюда вызвали, – помрачнев, сказал Хорус, и Локену не понравился тон, каким было произнесено слово «вызвали».
Кто может осмелиться вызывать куда-то Воителя?
Ответ стал ясен, когда на горизонте показался столб пыли, а затем к ним по степи покатились восемь гусеничных транспортов. Преследуемые штурмкатерами, прибывшими вместе с «Громовым ястребом» Воителя, темные стальные машины подняли на вокс-антеннах опознавательные флажки с эмблемами Легиона Астартес.
На фронтальной броне первого «Рино» гордо возвышался штандарт, увенчанный золотым орлом и увешанный полотнищами с зигзагами молний на лазурном фоне.
– Эреб, – сердито бросил Локен.
– Придержи язык, – предупредил его Хорус, не отводя глаз от приближающихся «Рино». – Оставь все разговоры мне.
Как ни странно, в юрте пахло яблоками, хотя ни на одном из резных деревянных подносов Игнатий Каркази не видел никаких фруктов, а только куски мяса, что на его эпикурейский вкус выглядело несколько грубовато. Но он мог поклясться, что чуял запах яблок. Он огляделся по сторонам, решив, что так пахнет какой-нибудь местный напиток наподобие сидра. Хозяева юрты, с заросшими лицами и непроницаемыми черными глазами, уже предложили ему широкий кубок местной выпивки, которая пахла прокисшим молоком, но, поймав предостерегающий взгляд Эуфратии Киилер, он вежливо отказался.
Как и напиток, юрта не могла претендовать на изысканность, но обладала своеобразной примитивной красотой, взывавшей к романтической стороне его натуры. Однако Каркази был достаточно сообразителен, чтобы понять: примитивное жилье хорошо лишь тогда, когда не приходится в нем жить. В юрте собралось около сотни гостей – армейские офицеры; адепты, стратеги, несколько летописцев, писцы и военные консультанты.
Все пришли на объявленный главнокомандующим Военный Совет.
Блуждая взглядом по изрядно прокопченному помещению, Каркази обнаружил, что попал в поистине блестящую компанию: Гектор Варварус, лорд-командир армии, стоял рядом с горбатым Астартес, в котором легко было узнать советника Воителя, Малогарста.
Неулыбчивый человек в черной форме командира титана стоял по стойке «смирно», и Каркази рассмотрел двойной подбородок принцепса Эсау Турнета, капитана титана «Диес ире». Этот титан класса «Император» возглавлял армаду огромных боевых машин в кампании против мегарахнидов на Убийце и завоевал Легио Мортис львиную долю славы.
Каркази видел колоссального титана на архитектурной презентации, организованной Питером Момусом на Шестьдесят Три Девятнадцать, и сейчас невольно вздрогнул. Даже не двигаясь, колосс произвел на него сильное впечатление, а думать о том, что такая неудержимая разрушительная сила может быть приведена в действие, и вовсе не хотелось.
Постоянно шипевшая конструкция из серебряных стоек и вращающихся шестеренок, соединявших куски плоти в человекоподобную форму, видимо, принадлежала механикуму Регулу.
На мундирах присутствующих сияло столько регалий, что Каркази испытал даже легкое головокружение.
Он, да и все остальные едва сдерживали зевоту, пока давинитский мастер ложи, Тси Рекх, монотонно произносил тщательно подготовленную речь на местном языке. Как ни интересно было посмотреть на странных, очень похожих на людей аборигенов, Каркази знал, что не поэтому капитан Локен настоял на присутствии поэта на Военном Совете, который предваряла бесконечная церемония приветствия.
Приятного вида итератор по имени Йелтен переводил выступление на имперский готик, и его прекрасно поставленный голос доносил слова до самых дальних уголков юрты.
«Что бы там ни говорили об итераторах, – подумал Каркази, – они не пренебрегают задними рядами слушателей».
– Сколько еще это будет продолжаться? – спросила Эуфратия Киилер, нагнувшись к его уху. В своей повседневной армейской одежде, в грубых военных ботинках и облегающей футболке без рукавов Киилер выглядела настоящей армейской служащей.– Когда придет сам Воитель?
– Не имею понятия, – ответил Каркази, запуская взгляд в вырез ее футболки.
Тонкая серебряная цепочка сбегала с ее шеи, но то, что на ней висело, скрывалось под тканью.
– Игнаций, мое лицо находится гораздо выше, – заметила Эуфратия.
– Знаю, но я смертельно скучаю, моя дорогая Эуфратия, а этот вид намного приятнее.
– Откажись от своей затеи, она никогда не осуществится.
– И это я знаю, – пожал плечами Каркази. – Но всегда приятно помечтать, а невозможность получить желаемое еще не повод, чтобы отказаться от попыток.
Эуфратия улыбнулась. Игнаций сознавал, что немного влюблен в нее, хотя нападение ксеноса в Шепчущих Вершинах не прошло для Эуфратии бесследно. И он был удивлен, увидев ее в многочисленной толпе. После того случая Киилер немного похудела, а свои светлые волосы стала закалывать в тугой пучок, но это не делало ее менее женственной и красивой. Однажды Игнаций написал эпическую поэму для маркизы Ксорианны Делакуиз, признанной первой красавицы Терры (пошел на сомнительный компромисс, зато получил неплохой гонорар), так по сравнению с энергичной живостью словно заново родившейся Киилер красота аристократки казалась пустой и ненатуральной.
Что с того, что они играют в разных лигах? Он понимал, что не имеет никаких шансов при своей излишне дородной фигуре и бегающих глазах на плоском, округлом лице. Но собственная невыразительная внешность никогда не удерживала Игнация от попыток соблазнить красивую женщину, так было даже интереснее.
Несколько побед он одержал при помощи откровенно льстивых «Восхвалений» и «Од», обеспечивших ему немало плотских утех. Другим, более впечатлительным особам противоположного пола было достаточно остроумных комплиментов и подшучивания.
Но Эуфратия, как понял Каркази, была слишком умна, чтобы поддаться на откровенную лесть, и тогда он убедил себя относиться к ней как к другу. Раньше мысль о дружеских отношениях с какой-то женщиной никогда не приходила ему в голову, да и теперь всякий раз вызывала усмешку.
– Если отнестись к твоему вопросу серьезно,– заговорил Каркази, – то я могу лишь надеяться на скорый приход Воителя. Мой рот пересох, как талларнский сандал, и я чертовски хочу выпить.
– Игна-аций… – протянула Эуфратия.
– Только не надо читать лекции о моральной устойчивости, – вздохнул он. – Я не имел в виду алкоголь, хотя с радостью выпил бы целую бутылку пойла, которое нам предлагали на Шестьдесят Три Девятнадцать.
– А мне казалось, что тебе не нравится то вино, – заметила Киилер. – Ты говорил, что оно пахнет трагедией.
– Да, конечно, но после нескольких месяцев вынужденного однообразия сам удивляешься, какие нелепые желания приходят в голову.
Эуфратия улыбнулась и подняла руку к тому месту, где на груди под тканью футболки заканчивалась серебряная цепочка.