– Боюсь, ничего не выйдет, – терпеливо объяснил Вэллери. – Вам трудно это понять, но другого раза не будет.
      Вэллери повернулся к Гендри.
      – Так вы полагаете, что справитесь, старшина?
      – Насчет нас не беспокойтесь, сэр, – ответил Гендри. Акцент выдавал в нем уроженца Девоншира. – Себя поберегите, а уж кочегары вас не подведут, – прибавил он с грубоватой нежностью.
      С усилием поднявшись на ноги, Вэллери слегка коснулся рукава Гендри.
      – А знаете, старшина, я был в этом уверен… Готовы, Хартли? – Командир вдруг умолк, заметив огромную закутанную фигуру, ждущую у основания трапа. У верзилы было темное, мрачное лицо. – Кто это? Ах да, узнал. Никогда бы не подумал, что кочегарам бывает настолько холодно, – улыбнулся он.
      – Да, сэр, это Петерсен, – сказал негромко Хартли. – Он пойдет с вами.
      – Что, и Петерсен? Кто же так распорядился? Кстати, это не он ли…
      – Да, сэр. Он был… правой рукой Райли, когда произошло злополучное столкновение в Скапа-Флоу…
      Начальник медицинской службы отдал распоряжение. Петерсен будет оказывать нам помощь.
      – Нам? Мне, вы хотите сказать. – В голосе Вэллери не было ни возмущения, ни горечи. – Хартли, послушайтесь моего совета, не попадайтесь в руки докторам… Вы считаете, что этого кочегара не стоит опасаться? – прибавил он полушутя.
      – Он глотку перегрызет всякому, кто косо на вас посмотрит, – заявил с уверенностью Хартли. – Он славный человек, сэр. Простой, доверчивый, но славный и честный.
      Петерсен шагнул в сторону, чтобы пропустить их к трапу, но Вэллери остановился и, подняв голову, взглянул в угрюмые голубые глаза белокурого гиганта, который был на целых шесть дюймов выше его ростом.
      – Здравствуйте, Петерсен. Хартли говорит, что вы идете с нами. Вам действительно этого хочется? Видите ли, это вовсе не обязательно.
      – Прошу вас, сэр, сделайте одолжение, – отчетливо произнес Петерсен. На лице его застыла странная смесь отчаяния и чувства собственного достоинства. – Мне очень жаль, что так все случилось тогда…
      – Да я не о том! – успокоил его Вэллери. – Вы меня неправильно поняли. Наверху лютый мороз. Но я был бы весьма признателен, если бы вы пошли с нами. Пойдете?
      Петерсен растерянно уставился на командира, потом по лицу его, покрасневшему от удовольствия, медленно расплылась улыбка. Едва Вэллери поставил ногу на первую ступеньку, как огромная рука подхватила его куда-то ввысь.
      Ощущение, рассказывал впоследствии Вэллери, было таково, словно он поднимался на лифте.
      Из котельного вчетвером пошли в машинное отделение, к инженер-механику Додсону – жизнерадостному, добродушному, всезнающему Додсону, инженеру до мозга костей, всецело преданному огромным механизмам, где он был и царь и бог. Потом, поднявшись по сходному трапу, расположенному между искореженной, разбитой корабельной лавкой и помещением корабельной полиции, попали в кубрик машинистов, а оттуда – на верхнюю палубу. После адской жары котельного отделения, очутившись на морозе, они едва вынесли столь резкий перепад температур: разница составляла почти сто градусов. Жалкая «арктическая» одежда не спасала от холода, и у них тотчас перехватило дыхание.
      Торпедный аппарат правого борта (по объявленной боевой готовности обслуживался только он) находился в каких-то четырех шагах. Обнаружить боевой расчет, спрятавшийся с подветренной стороны шкиперской, почти полностью разрушенной снарядами «Блу Рейнджера», оказалось делом несложным: торпедисты притопывали замерзшими ногами, стучали зубами от холода.
      Вэллери взглянул в полумрак.
      – Старший торпедный электрик здесь?
      – Это вы, господин капитан первого ранга? – В голосе вопрошавшего прозвучало удивление и сомнение.
      – Да, это я. Как дела?
      – Все в порядке, сэр, – произнес нерешительно старшина. – Вот только у Смита, похоже, левая нога отморожена.
      – Отправьте его вниз. Немедленно. И организуйте десятиминутные вахты: один дежурит у телефона, остальные четверо в рубке машинистов. Не медля. Вы меня поняли? – И Вэллери поспешил прочь, словно боясь услышать слова благодарности и увидеть смущенные, радостные улыбки матросов.
      Пройдя минно-торпедную мастерскую, где хранились запасные торпеды и баллоны со сжатым воздухом, группа пло трапу поднялась на шлюпочную палубу. Вэллери остановился, на мгновение положив одну руку на лебедку, другой прижимая ко рту окровавленный шарф, ставший на холоде жестким и ломким. Во тьме он с трудом различал двигавшиеся по обоим бортам крейсера громады транспортов. На фоне звездного неба были почему-то отчетливо видны лишь их мачты. Суда как бы нехотя покачивались на плавной волне. Вэллери поежился и подтянул шарф повыше. Боже, ну и холод! Он двинулся вперед, опираясь о руку Петерсена. Слой снега толщиной в три-четыре дюйма заглушал шум шагов. Подойдя к «эрликону», командир положил руку на плечо закутанного наводчика, который сидел, сгорбившись в три погибели, в своем гнезде.
      – Все ли в порядке, комендор? Никакого ответа. Зенитчик словно бы шевельнулся, качнулся вперед, потом снова замер.
      – Я спрашиваю вас, все ли в порядке? – Голос Вэллери стал жестче. Встряхнув наводчика, он нетерпеливо повернулся к Хартли.
      – Уснул, главный! Уснул на боевом посту! Понимаю, все еле держатся на ногах от недосыпания. Но ведь он подводит своих товарищей, которые надеются на него! Этого простить нельзя. Запишите его фамилию!
      – Записать фамилию? – негромко отозвался Николлс. Он понимал, что ему не следовало говорить подобным образом, но не смог пересилить себя. – Записать фамилию? – повторил он. – А для чего? Чтобы послать его родным похоронную? Ведь он же мертв!
      Снова повалил снег – холодный, сырой; ветер чуть покрепчал. Вэллери ощущал, как невидимые в темноте ледяные хлопья прикасаются к его щекам; слышал унылый, жалобный стон ветра, воющего в такелаже. Командир зябко передернул плечами.
      – У него полетела грелка. – Хартли убрал руки и выпрямился. У главстаршины был утомленный, печальный вид. – К стенкам гнезд автоматических пушек они тайком привинчивают электрические обогреватели. Канониры целыми часами греются возле них, сэр… Думаю, у него сгорел предохранитель. Тысячу раз твердили им, чтобы были осторожнее, сэр. Тысячу раз!
      – Боже мой! Боже мой! – сокрушенно покачал головой Вэллери. Внезапно он почувствовал себя дряхлым и измученным. – Какая нелепая, бессмысленная смерть… Велите снести его в корабельную лавку, Хартли.
      – Нельзя, сэр, – вслед за Хартли выпрямился Николлс. – Нужно подождать… Видите ли, такая стужа – быстрое трупное окоченение… Словом, придется подождать.
      Вэллери кивнул, с усилием отвернулся. Внезапно динамик, укрепленный на палубе возле лебедки, ожил, нарушив ледяную тишину вечера.
      – На боевых постах! На боевых постах! Просьба командиру немедленно связаться с мостиком.
      Трижды повторив сообщение, динамик щелкнул и умолк.
      Вэллери быстро повернулся к Хартли.
      – Где ближайший телефон, главстаршина?
      – Вот здесь, сэр, – Хартли повернулся к гнезду «эрликона», снял с мертвого комендора головные телефоны и микрофон.
      – Если, конечно, зенитный командный пост функционирует.
      – Да, то, что от него осталось, действует.
      – Зенитный пост? Соедините меня с мостиком. Будет говорить командир. – Хартли протянул Вэллери микрофон и наушники. – Прошу вас, сэр.
      – Благодарю. Мостик? Да, командир у телефона… Да, да… Отлично. Отрядите «Сиррус»… Нет, старпом, я все равно не в состоянии что-либо предпринять. Сохраняйте место в ордере, и только.
      Вэллери передал телефон Хартли.
      – «Викинг» обнаружил подводную цель, – произнес он. – На левом траверзе.
      Отвернувшись, он машинально поглядел через борт, вглядываясь вдаль. Потом, поняв бесполезность этого занятия, пожал плечами.
      – Мы послали ему на помощь «Сиррус». Пойдемте дальше.
      Обход шлюпочной палубы они завершили визитом, нанесенным расчету зенитной многостволки, установленной на шкафуте. Промерзшей до костей, дрожащей от холода прислугой командовал бородач Дойл, который на чем свет ругал погоду, не забывая при этом выбирать подходящие выражения. Затем вся группа снова спустилась на главную палубу. Теперь Вэллери уже не пытался даже символически протестовать против помощи и поддержки Петерсена. Старый моряк был признателен этому великану и мысленно благословлял Брукса за его предусмотрительность и заботливость. Вэллери растрогала та удивительная деликатность и предупредительность, с какой гигант норвежец убирал свою руку всякий раз, как они останавливались, чтобы побеседовать с матросами, или проходили мимо какой-нибудь группы.
      Открыв забранную сеткой дверь возле камбуза, Николлс и Вэллери стали ждать, пока Хартли и Петерсен отобьют задрайки люка, который вел вниз, в кочегарский кубрик. Внезапно они услышали приглушенный гул отдаленных разрывов глубинных бомб – всего взрывов было четыре, – почувствовали, как вздрогнул от гидродинамического удара корпус крейсера. При первом взрыве Вэллери сразу напрягся и, наклонив набок голову, весь превратившись в слух, уставился куда-то в пространство. Постояв мгновение в нерешительности, командир пожал плечами и занес ногу над комингсом люка. Сделать что-либо было невозможно.
      В центре кубрика находился другой люк, гораздо тяжелее. Открыли и его. Трап вел вниз, рулевой пост, находившийся, как и на всех современных кораблях, вдалеке от мостика, в утробе крейсера ниже броневого пояса. Пока Петерсен поднимал массивный люк – стальную плиту весом в сто девяносто килограммов, снабженную противовесом, Вэллери беседовал со старшиной рулевых. Люк открывал вход в трюм, в самое чрево «Улисса», где помещались центральный пост и отделение слаботочных агрегатов номер два.
      Удивительным, похожим на диковинный лабиринт было это помещение. Оно поражало зрение и слух. Возле каждой переборки, вперемешку с десятками выключателей, рубильников и реостатов выстроились бесконечные ряды предохранителей и иных приборов, при виде которых у непосвященного рябило в глазах. А от доброго десятка низковольтных преобразователей, чей тонкий писк, сливаясь в диком диссонансе, измазывал нервы, голова шла кругом. Спустившись по трапу, Николлс выпрямился. Его охватила неприятная дрожь. До чего жуткое место!
      «Немудрено, – подумал Николлс, – если разум и нервная система человека, не выдержав этой ужасной, беспрестанной какофонии, соскользнут за ту грань, где начинается безумие!» В отделении слаботочных агрегатов находились всего два человека – штурманский электрик и его помощник. Склонившись над гидрокомпасом системы Сперри, оба возились с прибором, вводя поправку на широту. Они вскинули на вошедших глаза, и усталое удивление, написанное на их лицах, сменилось усталой радостью. Вэллери обменялся с ними всего несколькими фразами – разговаривать в этом аду было невозможно – и затем направился к двери, ведущей в центральный пост.
      Положив руку на поворотную скобу, командир застыл на месте. Рванула ещё одна серия глубинных бомб – на этот раз гораздо ближе, не больше чем в двух кабельтовых. То, что это были глубинные бомбы, подсказал опыт: внизу, в чреве бронированного корабля, не слышно ни взрыва, ни рева воды, вырвавшейся на поверхность. Слышен лишь страшный металлический удар, словно некий исполин грохнул огромным молотом в борт и обшивка разошлась при этом по швам. Вслед за серией, почти одновременно, послышались ещё два удара. Не дождавшись, когда затихнет отзвук последнего взрыва, Вэллери вошел в пост управления огнем, за ним – его спутники. Петерсен, шедший последним, неслышно затворил за собой дверь. Вой электромоторов разом стих, сменившись благоговейной тишиной, царившей в центральном посту.
      Половину этого помещения – этого мозга корабля, – как и агрегатное отделение, загроможденного множеством блоков предохранителей, занимали две огромные электронные машины. Эти вычислительные устройства связывали между собой командно-дальномерные посты и орудийные башни. Обычно работа здесь была напряженной, тяжелой. Но командно-дальномерные посты утром были почти целиком выведены из строя снарядами немецкого крейсера, так что вычислительные устройства оказались фактически бесполезными. В обезлюдевшем помещении поста было необычно тихо. Электронный компьютер обслуживали всего восемь матросов и один офицер.
      Несмотря на многочисленные таблички «не курить», под подволоком лениво плыло синее облако табачного дыма, к которому тянулись тонкие лиловые спирали, оканчивавшиеся рдеющими точками сигарет. Дымки сигарет придавали Николлсу какую-то уверенность, вселяли в него надежду. В неестественной, натянутой, как тетива, тишине, среди неподвижных, точно изваяния, людей эти дымки были единственной прочной гарантией жизни.
      Николлс с рассеянным любопытством посмотрел на матроса, сидевшего ближе всех к нему. Худощавый, темноволосый, тот, ссутулясь, облокотился о стол. Дымящаяся сигарета находилась всего лишь в дюйме от полуоткрытого рта. Дымок, причудливо завиваясь, разъедал глаза, но матрос, не замечая этого, глядел куда-то перед собой, уставясь в одну точку. На сигарете выросла шапка пепла чуть ли не в два дюйма. «Интересно, – машинально подумал Николлс, – сколько времени сидит он в таком положении, совершенно неподвижно… и что тому причиной?» Конечно же ожидание. Вот именно, томительное ожидание. Как он сразу не понял? Ожидание. Но чего? И вдруг Николлс ясно представил себе это невыносимое чувство ожидания, которое испытывают люди, чьи нервы напряжены сверх всякого предела, точно туго натянутая струна – прикоснись, и она лопнет, – ожидание разящего удара торпеды, которая в любую минуту может оборвать их жизнь. Он впервые понял, почему матросы, подтрунивающие над всем и вся, отпускающие шуточки в адрес друг друга, никогда не избирали предметом острот тех, кто находится в центральном посту. Над смертниками не подшучивают. Помещение это расположено на шесть метров ниже ватерлинии, впереди – орудийный погреб второй башни, позади – носовое котельное отделение, внизу – ничем не защищенное днище, отличная – лучше не придумать – цель для акустических мин и торпед. Обитатели этого помещения со всех сторон окружены стихией, за каждым углом их подстерегает смерть. Достаточно вспышки, случайной искры – и костлявая тут как тут… А если же из тысячи шансов уцелеть на их долю все же выпадет один, то наверху целый ряд люков, которые запросто может заклинить корежащим, уродующим металл взрывом. Ко всему, основная идея кораблестроителей заключается в том, чтобы люки, конструкция которых намеренно утяжелена, в случае их повреждения оставались задраенными с целью изоляции нижних помещений, если те заполнятся водой. Людям, находящимся здесь, в центральном, это известно.
      – Добрый вечер. Как у вас дела? Всё ли в порядке?
      Голос Вэллери, ровный, спокойный, как всегда, прозвучал неестественно громко. Испуганные лица – белые, напряженные, в глазах изумление – повернулись в сторону вошедших. Взрывы глубинных бомб, догадался Николлс, заглушили шум их шагов.
      – Не обращайте внимания на этот грохот, – успокаивающе продолжал Вэллери. – Отставшая от своей «стаи» подводная лодка. «Сиррус» её преследует. Благодарите небо за то, что вы здесь, а не в той подлодке.
      Никто не произнес ни слова. Николлс заметил, что матросы поглядывают то на командира, то на дымящиеся сигареты, которые они держат в руках, и понял охватившее их смущение, неловкость от того, что их захватили врасплох.
      – Есть ли какие-либо донесения с центрального командно-дальномерного поста, Брайерли? – спросил Вэллери офицера, сделав вид, что не заметил напряженности, воцарившейся с его приходом,
      – Нет, сэр. Никаких. Наверху все спокойно.
      – Превосходно. – Голос Вэллери прозвучал совсем весело. – Никаких вестей – самые лучшие вести.
      Сунув руку в карман, он протянул Брайерли свой портсигар.
      – Курите? А вы, Николлс?
      Достав сигареты и сам, он спрятал портсигар и машинально взял спички, лежавшие возле ближайшего к нему оператора. Возможно, он и заметил испуганное недоумение матроса, слабую улыбку, чуть опустившиеся в долгом, беззвучном вздохе облегчения нлечи, но и бровью не. повел.
      Громовой грохот новой серии глубинных бомб заглушил скрип люка и резкий, конвульсивный кашель Вэллери, возникший в тот момент, когда дым проник в его легкие. Лишь потемневшее полотенце выдало его. Когда затих последний отзвук взрыва, Вэллери озабоченно посмотрел на Брайерли.
      – Господи Боже! Неужели тут у вас всегда так грохочет?
      – Более или менее, сэр. Обычно более, – едва улыбнулся Брайерли.
      Вэллери медленно обвел взглядом моряков, кивнул в сторону носа.
      – Там орудийный погреб, не правда ли?
      – Да, сэр.
      – А вокруг пузатенькие топливные цистерны?
      Брайерли кивнул. Глаза всех присутствующих были прикованы к командиру.
      – Понимаю. Говоря по правде, не хотел бы променять свою работу на вашу… Николлс, пожалуй, мы останемся здесь на несколько минут, выкурим не торопясь по сигарете. Тем истовей, – усмехнулся он, – будем славословить Бога, когда выберемся.
      Минут пять Вэллери спокойно беседовал с Брайерли и его людьми. Наконец затушил окурок и, распрощавшись, направился к двери.
      – Сэр, – остановил его голос худощавого темноволосого артиллериста, у которого Вэллери брал спички.
      – Да, в чем дело?
      – Вам это может пригодиться. – С этими словами он протянул командиру чистое белое полотенце. – То, которое у вас, сэр… Я хочу сказать…
      – Спасибо. – Вэллери без лишних слов взял полотенце. – Большое спасибо.
      Несмотря на помощь Петерсена, от долгого и трудного подъема на верхнюю палубу Вэллери выбился из сил. Он едва волочил ноги.
      – Послушайте, сэр, это же безумие! – в отчаянии воскликнул Николлс. – Простите, сэр, у меня это вырвалось. Только… давайте зайдем к начальнику медслужбы. Прошу вас!
      – Конечно, – раздался в ответ хриплый шепот. – Это наш следующий пункт захода.
      Сделав несколько шагов, группа оказалась возле дверей лазарета. Вэллери настоял на том, чтобы увидеться с Бруксом с глазу на глаз. Выйдя через некоторое время от Брукса, он выглядел как-то странно посвежевшим, походка его стала бодрее. Командир улыбался, Брукс тоже.
      После того как Вэллери отошел, Николлс приблизился к Бруксу.
      – Вы что-нибудь дали ему, сэр? – спросил он. – Ей-Богу, он же убивает себя!
      – Он принял кое-что, – улыбнулся Брукс. – Я знаю, что он убивает себя, он – тоже. Но он знает, зачем это делает, и я знаю, зачем, и он знает, что я это знаю. Во всяком случае, ему стало лучше. Не стоит волноваться, Джонни.
      Николлс подождал на верхней площадке трапа возле лазарета, пока командир со своими спутниками вернутся с телефонной станции и первого отделения слаботочных агрегатов. .Когда группа поднялась наверх, юноша шагнул в сторону, но Вэллери, взяв Николлса под руку, медленно пошел рядом с ним. Они миновали канцелярию минно-торпедной боевой части. Вэллери коротко кивнул Карслейку, который числился командиром одной из аварийных партий. Тот, по-прежнему забинтованный до самых глаз, посмотрел на Вэллери диким, отсутствующим взглядом. Похоже, он не узнал командира. Ничего не сказав, Вэллери покачал головой, потом, улыбаясь, повернулся к Ни-коллсу.
      – Тайное заседание Британской медицинской ассоциации состоялось, не так ли? – спросил он. – Ничего, Николлс, не беспокойтесь. Это я должен беспокоиться.
      – Но почему же, сэр?
      Вэллери, снова качнув головой, произнес:
      – Ром в орудийных башнях, сигареты в центральном посту, а теперь – славное старое виски во флаконе из-под «Лизола». Я уже решил, что коммандер Брукс собирается отравить, меня. Что за прекрасная это была бы смерть! Превосходное зелье! Примите извинения начальника медслужбы за то, что он посягнул на ваши личные запасы.
      Николлс, густо покраснев, начал извиняться, но Вэллери прервал его:
      – Полно, мой мальчик. Какое это имеет значение? Любопытно, что же мы обнаружим далее. Торговлю наркотиками на шпилевой палубе или, не дай Бог, танцовщиц во второй башне?
      Но, кроме стужи и несчастных, голодных, измученных людей, они не обнаружили ничего. Николлс заметил, что после визита Вэллери настроение моряков повышалось. Зато сами они совсем выбились из сил; Николлс чувствовал это по себе. Ноги у него стали точно резиновые, он беспрестанно дрожал. Оставалось только гадать, откуда брались силы у Вэллери. Даже могучий Петерсен начинал сдавать – не столько от того, что ему приходилось чуть ли не тащить на себе командира, сколько от возни с бесчисленным количеством задраек на дверях и люках, намертво схваченных морозом. Каждую из них приходилось отбивать кувалдой.
      Прислонясь к переборке, чтобы отдышаться после подъема из орудийного погреба первой башни, Николлс с надеждой поглядел на командира.
      Перехватив его взгляд, Вэллери понимающе улыбнулся.
      – Можно сказать, мы уже закончили, дружок. Осталась только шпилевая. Полагаю, там никого нет, но все равно надо бы заглянуть.
      Они медленно обошли громоздкие механизмы, расположенные в центре шпилевой палубы, миновали аккумуляторную и шкиперскую, электромастерскую и карцер и оказались у запертой двери малярной – самого переднего помещения на корабле.
      Вэллери, протянув руку, машинально дотронулся до ручки двери и, утомленно улыбнувшись, отвернулся. Проходя мимо карцера, он вдруг откинул крышку иллюминатора, на всякий случай заглянул внутрь и пошел было дальше. Но, словно спохватившись, внезапно остановился и, круто повернувшись, снова открыл крышку «глазка».
      – Господи Боже! Да это же Ральстон! Какого черта вы тут делаете? – воскликнул он.
      Ральстон усмехнулся. Даже сквозь толстое стекло было видно, что улыбка безрадостна и не коснулась его голубых глаз. Жестом он указал на закрытый иллюминатор, словно желая сказать, что ничего не слышит.
      Вэллери нетерпеливо открыл иллюминатор.
      – Что вы тут делаете, Ральстон? – властно спросил он, впившись в матроса пронзительным взглядом глаз из-под насупленных бровей. – В такую пору – и в карцере! Что же вы молчите, точно воды в рот набрали! Отвечайте же, черт побери!
      Николлс медленно повернул голову в сторону командира. Старик сердится! Неслыханно! Он мудро рассудил, что не следует в такую минуту попадаться ему под руку.
      – Меня заперли, сэр. – Слова были достаточно невинны, но тон, которым они были произнесены, словно говорил: «Что за дурацкий вопрос!» Вэллери чуть заметно покраснел.
      – Когда?
      – В 10.30, сегодня утрем, сэр.
      – Кто, позволю себе спросить?
      – Старшина корабельной полиции.
      – По чьему распоряжению? – с яростью спросил Вэллери.
      Ральстон, не говоря ни слова, посмотрел на него долгим взглядом.
      – По вашему, сэр.
      – По моему? – изумленно воскликнул Вэллери. – Но я не отдавал приказа запереть вас в карцер!
      – Вы также не запрещали меня запирать, – спокойно произнес Ральстон.
      Вэллери вздрогнул: он допустил промах, совершил непростительную ошибку, и это было неприятно.
      – Где ваш боевой пост? – спросил Вэллери.
      – Торпедный аппарат левого борта, сэр. «Так вот почему прислуга была лишь у аппарата правого борта», – подумал Вэллери.
      – Но почему… почему вас оставили здесь во время боевой тревоги? Разве вам не известно, что это запрещено, что это нарушение устава?
      – Да, сэр. – Снова едва заметная невеселая улыбка. – Известно. Но известно ли это старшине полиции, я не знаю. – Помолчав секунду, он снова улыбнулся. – Возможно, он просто забыл про меня, – предположил Ральстон.
      – Хартли! – Вэллери овладел собой. Голос его был ровен и угрюм. – Старшину полиции сюда, немедленно. Пусть принесет ключи! – Закашлявшись, он сплюнул кровь в полотенце и опять взглянул на Ральстона.
      – Я сожалею, что так произошло, мой мальчик, – проговорил он, выделяя каждое слово. – Искренне сожалею.
      – Что с танкером? – вдруг негромко спросил Ральстон.
      – Как? Как вы сказали? – Вопрос застал Вэллери врасплох, – С каким танкером?
      – С тем, что был подбит утром, сэр?
      – Все ещё движется в составе конвоя, – не скрывая изумления, произнес Вэллери. – Но сильно осел. А в чем дело?
      – Просто интересуюсь, сэр. – Улыбка юноши хотя и была кривой, но все же это была улыбка. – Дело в том…
      Он умолк на полуслове: могучий, глухой рев разорвал молчание ночи; от удара взрывной волны «Улисс» резко накренился на правый борт. Вэллери зашатался и потерял бы равновесие, не подхвати его расторопная рука Петерсена.
      Удержавшись на ногах, когда корабль качнулся, выпрямляясь, в обратную сторону, командир с неожиданной печалью взглянул на Николлса. Чересчур знакомым был этот звук.
      Николлс посмотрел, преисполненный жалости к умирающему человеку, на чьи .плечи легло новое бремя, и в ответ медленно кивнул головой, нехотя соглашаясь с невысказанной мыслью, которую он прочитал в глазах командира.
      – Боюсь, что вы правы, сэр. Торпеда. В кого-то угодило.
      – Внимание, внимание! – В тишине, наступившей после взрыва, голос, доносившийся из динамика, установленного в шпилевой, .прозвучал неестественно громко. – Внимание, внимание! Командира срочно на мостик. Командира срочно на мостик…

Глава 11
В ПЯТНИЦУ вечером