Крейсер "Улисс"

      – Вторая башня разворачивается, сэр.
      – Отлично, отлично! – Старший офицер снова взял микрофон. – Расчеты всех орудий! Расчеты всех орудий! Приготовиться к отражению налета авиации противника с правого борта. Вероятное направление атаки с правого траверза. Предполагаемый противник – торпедоносцы. – Краешком глаза он заметил, как на нижнем рее замигали сигнальные огни: это Вэллери отдавал распоряжения конвою.
      – Вы правы, старпом, – прошептал Вэллери. В ослепительном сиянии бескровное, бесплотное лицо его, обтянутое одной кожей, едва ли походило на лицо живого человека. Казалось, то была мертвая голова, одухотворенная лишь блеском запавших глаз и внезапной дрожью век, когда, разрывая тишину, словно удар бича, хлестнул залп второй башни. – Должно быть, правы, – проговорил он медленно. – Все суда конвоя освещены с севера, и логично предположить, что атака будет произведена со стороны темной части горизонта.
      Он внезапно умолк, увидев милях в двух южнее «Улисса» огромные светлые шары разрывов.
      – Вы-таки оказались правы, – проговорил он негромко. – Пожаловали незваные гости.
      Едва не задевая друг друга крыльями, самолеты летели с юга. Они двигались тремя волнами, по три-четыре машины в каждой. Шли на высоте около полутораста метров, и в тот момент, когда начали рваться выпущенные крейсером снаряды, клюнув носом, машины уже теряли высоту, ложась на боевой курс. Перейдя в пике, торпедоносцы стали рассредоточиваться, как бы выбирая индивидуальные цели. Но это была только уловка. Несколько секунд спустя стало ясно, .что объектом нападения являются лишь два корабля – «Стерлинг» и «Улисс». Даже идеальнейшая цель – подбитый транспорт и эскадренный миноносец «Сиррус», подошедший к нему, – не привлекла внимания атакующих. Видно, торпедоносцы получили особый на то приказ.
      Вторая башня дала ещё один залп осветительными снарядами с взрывателями, установленными на минимальную дистанцию, потом орудия перезарядили осколочными. К этому времени открыли интенсивный заградительный огонь пушки всех судов конвоя. Торпедоносцам – тип самолетов было трудно определить, но похоже, то были «хейнкели» – теперь приходилось пробиваться сквозь плотную завесу смертоносных стальных осколков. Элемент внезапности был потерян: выпустив осветительные снаряды, «Улисс» выиграл двадцать драгоценных, секунд.
      Разомкнутым строем, чтобы рассредоточить огонь зенитных средства к крейсеру устремились пять самолетов. Они снижались, ложась на курс торпедной атаки. Неожиданно один из самолетов, летевших, едва не касаясь волн, запоздав на какую-то долю секунды выровняться, задел вспенившийся гребень, отскочил, а потом пошел прыгать с волны на волну (машины летели перпендикулярно движению волн) и исчез в пучине. То ли пилот неверно рассчитал дистанцию, то ли снежным зарядом залепило ветрозащитное стекло – «фонарь», – сказать трудно.
      Секунду спустя летевшая в центре порядка головная машина, мгновенно охваченная пламенем, развалилась на куски: снаряд ударил в зарядное отделение торпеды. Третий самолет, приближавшийся с запада, резко отвалил влево, чтобы увернуться от сыпавшихся градом осколков, поэтому сброшенная им торпеда не причинила кораблю никакого вреда. Промчавшись в кабельтове от кормы «Улисса», смертоносная сигара ушла в открытое море.
      Оставшиеся два торпедоносца, бросаясь из стороны в сторону, дабы избежать попадания, с самоубийственной храбростью ринулись в атаку. Прошло две секунды, три, четыре – а они все приближались, летя сквозь пелену снега и плотного огня словно заколдованные. Попасть в подлетающий вплотную самолет теоретически проще простого; в действительности же происходит иное. Почти полная неуязвимость торпедоносцев на всех театрах военных действий – будь то Арктика, Средиземное море или Тихий океан, высокий процент успешных атак, несмотря на почти сплошную стену огня, постоянно ставили в тупик экспертов. Напряженность, взвинченность до предела, страх – вот что, самое малое, было тому причиной. Ведь, если атакует торпедоносец, то или ты его, или он тебя. Третьего не дано. Ничто так не действует на психику (за исключением, конечно, чайкокрылого «юнкерса», пикирующего почти отвесно), как зрелище приближающегося торпедоносца, наблюдаемого в прицел, когда он растет у тебя на глазах и ты знаешь, что жить тебе осталось каких-то пять секунд… А из-за сильной бортовой качки крейсера добиться точности зенитного огня было немыслимо.
      Два последних самолета летели крыло к крылу. Тот, что находился под более острым курсовым углом, сбросив торпеду меньше чем в двухстах метрах от корабля, круто взмыл вверх и, поливая надстройки крейсера градом пуль и снарядов, отвалил вправо. Торпеда, косо ударившись о воду, срикошетировала, подпрыгнула высоко в воздух, затем, врезавшись носом в крупную волну, ушла вглубь, пройдя под днищем крейсера.
      Несколькими секундами раньше неудачную атаку провел последний торпедоносец. Летя всего в трех метрах от поверхности воды, он вплотную приблизился к крейсеру, не выпустив торнеды и ни на дюйм не увеличивая высоту. Видны уже кресты на плоскостях, до крейсера не больше сотни метров. В последнюю секунду пилот отчаянным усилием попытался набрать высоту. Но спусковой механизм, видно, заело – виною тому была не то какая-то механическая неполадка, не то обледенение. Очевидно, пилот намеревался сбросить торпеду в самую последнюю минуту, рассчитывая, что мгновенное уменьшение веса поможет машине круто взмыть вверх.
      Нос торпедоносца с размаху врезался в переднюю трубу крейсера, а правое крыло, ударившись о треногу мачты, отлетело словно картонное. Взвилось ослепительное пламя, но ни дыма, ни взрыва не было. Мгновение спустя смятый, изувеченный самолет, из боевой машины превратившийся в пылающее распятие, с шипением упал в море в десятке метров от корабля. Едва над ним сомкнулась вода, раздался страшной силы подводный взрыв. Оглушительный удар, похожий на удар гигантского молота, поваливший крейсер на правый борт, сбил с ног людей и вывел из строя систему освещения левого борта.
      Старший офицер «Улисса», едва не задохнувшийся от газов кордита, оглушенный разрывами авиационных снарядов, вонзавшихся в палубу мостика на расстоянии вытянутой руки, с мучительным трудом поднялся на ноги и встряхнул головой. Но не ударной волной швырнуло его на палубу. Он сам успел упасть навзничь какими-нибудь пятью секундами раньше, завидев, что, изрыгая пламя, пушки другого торпедоносца в упор бьют по мостику.
      Первая мысль Тэрнера была о Вэллери. Он увидел его лежащим у нактоуза. Командир корабля лежал на боку, как-то странно скрючившись. Во рту у Тэрнера пересохло. Внезапно похолодев, он поспешно нагнулся над Вэллери и осторожным движением повернул его на спину.
      Вэллери лежал неподвижно, не подавая признаков жизни. Ни следов крови, ни зияющей раны видно не было. Слава Богу! Стянув с руки перчатку, Тэрнер сунул ладонь под полы канадки и тужурки. Ему показалось, что он ощутил слабое, едва заметное биение сердца. Он осторожно приподнял голову командира, лежавшую на обледеневшей палубе, и взглянул вверх. Рядом стоял Капковый мальчик.
      – Вызовите Брукса, штурман, – нетерпеливо проговорил старший офицер. – Немедленно!
      Капковый мальчик нетвердой походкой двинулся к телефонам. Матрос-телефонист, навалившись на дверцу, сжимал в руке трубку.
      – Лазарет, живо! – приказал штурман. – Пусть начальник медслужбы… – Он внезапно замолк, сообразив, что матрос ещё не успел опомниться, чтобы понять, чего от него требуют. – Ну-ка, дай мне аппарат!
      Нетерпеливо протянув руку, Карпентер схватил головной телефон и оцепенел: матрос начал сползать, волоча безжизненно руки, и рухнул на палубу. Отворив дверцу, Карпентер широко раскрытыми глазами глядел на убитого, лежавшего у его ног. Между лопаток у комендора зияла дыра величиной с кулак.
      Убитый лежал возле акустической рубки, которая, как лишь сейчас заметил Капковый мальчик, была насквозь изрешечена пулями и пушечными снарядами. Штурман похолодел: выходит, аппаратура выведена из строя, крейсер лишен последнего средства защиты от подводных лодок. В следующее мгновение Карпентер с ужасом подумал о том, что в рубке, верно, находился акустик… Блуждающий взгляд его остановился на Крайслере, поднимавшемся на ноги у пульта управления торпедной стрельбой. Тот тоже впился невидящим взором в акустическую рубку. Не успел штурман и слова сказать, как сигнальщик бросился вперед и в отчаянии начал колотить по заклинившейся двери рубки. Штурману показалось, будто ему слышны рыдания. И тут он всдомнил: фамилия акустика тоже была Крайслер. С тяжелым сердцем Капковый мальчик снова взялся за трубку…
      Тэрнер положил голову командира поудобнее, потом подошел к правому углу пеленгаторного мостика. Бентли – всегда спокойный, неназойливый старшина сигнальщиков – сидел на палубе. Спина его оказалась стиснутой трубами паропровода. Голова опущена. Приподняв ему подбородок, Тэрнер увидел незрячие глаза унтер-офицера – единственное, что сохранилось от лица, превратившегося в кровавое месиво. Негромко, яростно выбранившись, Тэрнер попытался оторвать мертвые пальцы от рукоятки сигнального фонаря, потом оставил мертвеца в покое. Узкий луч прожектора освещал загадочным светом мостик, над которым сгущался мрак.
      Старший офицер принялся внимательно осматривать мостик, устанавливая потери. Он обнаружил ещё троих убитых. То, что они умерли мгновенно, без муки, было не слишком утешительно. «Пять убитых – неплохой результат атаки, длившейся всего три секунды», – подумал с горечью Тэрнер. Лицо его окаменело: поднявшись по кормовому трапу, он вдруг понял, что зияющая перед ним дыра – это все, что осталось от передней дымовой трубы. Больше он ничего не смог разглядеть: в мертвенном свете угасающей осветительной бомбы шлюпочная палуба превращалась в темное расплывчатое пятно. Круто повернувшись на каблуках, он двинулся назад к компасной площадке.
      Теперь хоть «Стерлинг» можно разглядеть без труда, подумал он мрачно. Да, что он сказал каких-то десять минут назад? «Пусть бы разок колупнули «Стерлинг»!» Или что-то вроде того. Губы у него передернулись. Вот его и колупнули. И ещё как! «Стерлинг», находившийся в миле по носу от «Улисса», катился круто вправо, на зюйд-ост. Над полубаком бешено плясали языки пламени. Тэрнер прильнул к окулярам ночного бинокля, пытаясь определить объем повреждений, но от носовой палубы до задней стороны мостика корабль был закрыт плотной стеной огня. Разглядеть что-либо было невозможно, однако, несмотря на крупную волну, старпом заметил, что «Стерлинг» накренился на правый борт. Впоследствии выяснилось, что «Стерлинг» получил два попадания. Сначала в носовое котельное отделение ударила торпеда, а спустя несколько секунд в крыло мостика врезался торпедоносец с подвешенной под фюзеляжем торпедой. Почти наверняка с ним произошло то же, что и с самолетом, атаковавшим «Улисс»: из-за сильного холода заело механизм сбрасывания торпеды. Для тех, кто находился на мостике и на нижних палубах, смерть, видно, наступила мгновенно. В числе убитых были Джефферис, командир крейсера, первый офицер и штурман.
      Последний торпедоносец исчез в темноте. Повесив трубку, Кэррингтон повернулся к Хартли.
      – Как вы думаете, главный, один управитесь? Меня вызывают на мостик.
      – Пожалуй, справлюсь, сэр. – Испачканный копотью, в пятнах пены от огнетушителей, Хартли устало провел рукавом по лицу. – Самое худшее позади… Где лейтенант Карслейк? Разве не он…
      – Бог с ним, – резко проговорил Кэррингтон. – Я не знаю, где он, и знать не хочу. Что греха таить, мы превосходно обошлись без него. Если он и появится, все равно возглавлять аварийную группу будете вы. Приступайте.
      Повернувшись, он быстро зашагал по проходу левого борта, неслышно ступая резиновыми подошвами сапог по смерзшемуся снегу и льду.
      Проходя мимо разбитой корабельной лавки, он увидел высокую темную фигуру, стоявшую в проходе между засыпанной снегом крайней трубой торпедного аппарата и стойкой леерного ограждения. Ударяя краном огнетушителя о стойку, моряк пытался открыть его. Секунду спустя Кэррингтон заметил, как из мрака возникла ещё чья-то фигура и стала подкрадываться сзади к человеку с огнетушителем, подняв над головой не то дубинку, не то лом.
      – Полундра! – крикнул Кэррингтон.
      Спустя две секунды все было кончено. Бросок нападающего, грохот огнетушителя, выпавшего из рук моряка, стоявшего у борта: мгновенно оценив обстановку, тот упал навзничь; пронзительный вопль гнева и ужаса, вырвавшийся у нападающего: перелетев через согнутую спину своей жертвы, он пролетел между торпедным аппаратом и леерным ограждением. Послышался всплеск, затем наступила тишина.
      Подбежав к моряку, лежавшему на палубе, Кэррингтон помог ему встать на ноги. В свете догорающей «люстры» он увидел, что это Ральстон, старший торпедный электрик. Схватив его за руки, Кэррингтон озабоченно спросил:
      – Как себя чувствуете? Он вас ударил? Господи Боже, кто бы это мог быть?
      – Благодарю вас, сэр. – Ральстон часто дышал, но на лице его было почти невозмутимое выражение. – Еще бы немного, и мне конец. Очень вам благодарен, сэр.
      – Кто бы это мог быть? – изумленно повторил Кэррингтон.
      – Я его не видел, сэр, – угрюмо произнес Ральстон. – Но знаю, кто это. Младший лейтенант Карслейк. Он всю ночь бродил за мной, глаз с меня не спускал. Теперь я понял почему.
      Обычно невозмутимый и бесстрастный, первый офицер не скрыл своего изумления. Он удрученно покачал головой.
      – Я знал, что он вас не очень-то жаловал! – проговорил он. – Но дойти до такого! Не представляю даже, как и доложить о случившемся командиру…
      – А зачем докладывать? – безучастно отозвался Ральстон. – Стоит ли вообще рассказывать об этом кому бы то ни было? Может быть, у него есть родные? К чему огорчать их, причинять неприятности? Пусть всякий думает, что ему заблагорассудится, – с нервным смешком продолжал моряк. – Пусть считают, что он умер геройской смертью, сражаясь с огнем, упал за борт или что-то вроде этого. – Торпедист посмотрел на темную воду, проносившуюся за бортом, и невольно поежился. – Оставьте его в покое, сэр. Он свое получил.
      Перегнувшись через леерное ограждение, Кэррингтон тоже поглядел за борт, потом отвернулся и посмотрел на стоявшего перед ним высокого юношу. Хлопнув его по рукаву, он медленно кивнул головой и пошел прочь.
      Услышав стук дверцы, Тэрнер опустил бинокль и увидел рядом с собой Кэррингтона, который молча смотрел на горящий крейсер. В эту минуту послышался слабый стон Вэллери, и Кэррингтон поспешно наклонился к фигуре, лежавшей ничком у его ног,
      – Боже мой! Наш Старик! Он тяжело ранен, сэр?
      – Не знаю, каплей. Если это не так, то свершилось чудо, черт побери! – прибавил он с горечью. Нагнувшись, приподнял контуженного с палубы и прислонил спиной к нактоузу.
      – Что с вами, сэр? – участливо спросил старший офицер. – Вы ранены?
      Вэллери зашелся в кашле – долгом, мучительном. Потом едва заметно покачал головой.
      – Я цел, – чуть слышно прошептал он, попытавшись улыбнуться. При свете прожектора было видно, что улыбка получилась жалкой и жуткой. – Упал на палубу, но при этом, по-видимому, ударился о нактоуз. – Он потер лоб, покрытый синяками и ссадинами. – Что с кораблем, старпом?
      – К черту корабль! – грубо оборвал его Тэрнер. Обхватив командира за пояс, он осторожно поставил его на ноги.
      – Как дела на юте, каплей?
      – Идут на лад. Пожар ликвидируется. За главного я оставил Хартли. – О Карслейке первый лейтенант ни словом не обмолвился.
      – Хорошо. Примите командование кораблем. Свяжитесь по радио со «Стерлингом» и «Сиррусом», выясните, что с ними. Пойдемте, сэр. Сюда, в командирскую рубку.
      Вэллери слабо запротестовал, но это было просто символическим жестом: он слишком ослаб, чтобы стоять на ногах. Каперанг невольно осекся, увидев, как белеет снег, озаряемый узкой неподвижной полоской света. Взгляд его скользнул к источнику этого света.
      – Бентли? – прошептал он. – Неужели он… – Старпом молча кивнул, и Вэллери с усилием отвернулся. Они прошли мимо убитого телефониста, лежавшего за дверцей мостика, и остановились у гидроакустической рубки. Забившись между командирской рубкой и перекосившейся, изуродованной дверью рубки гидроакустика, закрыв лицо рукавом, кто-то рыдал. Вэллери положил руку на сотрясаемое рыданиями плечо, заглянул в лицо плачущему.
      – В чем дело? Ах, это ты, дружок, – произнес он, увидев обращенное к нему белое лицо. – Что случилось, Крайслер?
      – Дверь, сэр! – Дрожащий голос Крайслера звучал глухо. – Мне её никак не открыть.
      Лишь сейчас Вэллери увидел, во что превратилась акустическая рубка. Ум его был все ещё в оцепенении, и внезапная, страшная мысль о том, во что превратился оператор, была, пожалуй, лишь следствием ассоциации.
      – Да, – произнес он спокойно. – Дверь заклинило… Ничего нельзя сделать, Крайслер. – Он вгляделся в глаза юноши, наполненные тоской. – Полно, мой мальчик, к чему зря убиваться?..
      – Там мой брат, сэр. – Безысходное отчаяние этих слов словно хлыстом ударило Вэллери, Господи Боже! Он совсем забыл… Ну конечно же, Крайслер, старший акустик… Он уставился на убитого, лежавшего у его ног, уже запорошенного снегом.
      – Пусть отключат прожектор, старпом, – произнес он рассеянно. – Крайслер!
      – Да, сэр, – безжизненным голосом ответил юноша.
      – Спуститесь вниз, принесите, пожалуйста, кофе.
      – Кофе, сэр? – Бедняга был ошеломлен и растерян. – Кофе! Но ведь… ведь мой брат…
      – Я знаю, – мягко ответил Вэллери. – Знаю. Прошу вас, сходите за кофе.
      Крайслер, спотыкаясь, пошел к трапу. Когда дверь командирской рубки затворилась за ним, Вэллери щелкнул выключателем и повернулся к старпому.
      – Вот и толкуй тут о славной смерти в бою, – проговорил он спокойно. – Dulce el decorum … Вот тебе и гордые потомки Нельсона и Дрейка. С той поры, как на глазах у Ральстона погиб его отец, не прошло и суток… А теперь этот мальчик. Стоит, пожалуй…
      – Я обо всем позабочусь. – Тэрнер понял командира с полуслова. Он до сих пор не мог простить себе то, как он обошелся с Ральстоном накануне, хотя юноша готовно принял его извинение, да и потом выказывал знаки своего расположения.
      – Отвлеку как-нибудь Крайслера, чтобы не видел, как открываем рубку… Садитесь, сэр. Хлебните-ка отсюда. – Он слабо улыбнулся. – Все равно наш друг Уильямс выдал мою тайну… Эге! Нашего полку прибыло.
      Свет погас, и на тусклом фоне открытой двери появилась грузная фигура, заполнившая собой весь проем. Дверь захлопнулась, и оба увидели Брукса, зажмурившегося от внезапно вспыхнувшей лампочки. Он раскраснелся и тяжело дышал. Глаза его впились в бутылку, которую держал в руках Тэрнер.
      – Ага! – проговорил он наконец. – Играем в бутылочки, не так ли? Посуда, несомненно, принимается любая.
      Найдя место поудобнее, он поставил свой саквояж и начал в нем рыться. В эту минуту кто-то резко постучал.
      – Войдите, – произнес Вэллери. Вошел сигнальщик и протянул депешу.
      – Из Лондона, сэр. Старшой говорит, что вы, может быть, захотите ответить.
      – Благодарю. Я позвоню вниз.
      Дверь распахнулась и снова закрылась. Вэллери взглянул на Тэрнера: руки его были уже пусты.
      – Спасибо, что так быстро убрали следы преступления, – улыбнулся он. Потом покачал головой. – Глаза… У меня что-то неладно с глазами. Не прочтете ли вы радиограмму, старпом?
      – А вы тем временем примите приличное лекарство, – прогудел Брукс, – вместо этой дряни, которой потчует старший офицер. – Порывшись в саквояже, он извлек оттуда бутылку с янтарной жидкостью. – При всех достижениях современной медицины – вернее сказать, из всех медицинских средств, какими я располагаю, – ничего лучше этого я не смог сыскать.
      – Вы сказали об этом Николлсу? – Вэллери лежал теперь, закрыв глаза, на кушетке. На бескровных губах его играла бледная улыбка.
      – Да нет, – признался Брукс. – Еще успеется. Выпейте!
      – Спасибо. Ну, выкладывайте добрые вести, Тэрнер.
      – Добрые вести, говорите? – внезапное спокойствие в голосе Тэрнера ледяной глыбой придавило ожидавших ответа людей. – Нет, сэр, вести вовсе не добрые.
      «Контр-адмиралу Вэллери, командующему 14-й эскадрой авианосцев и конвоем Эф-Ар-77. – Тэрнер читал монотонно и бесстрастно. – Согласно донесениям, «Тирпиц» с эскортом крейсеров и эскадренных миноносцев с заходом солнца вышел из Альта-Фьорда. Значительная активность на аэродроме Альта-Фьорда. Остерегайтесь нападения надводных кораблей под прикрытием авиации. Примите все меры к тому, чтобы не допустить потерь среди кораблей и транспортов конвоя. Начальник штаба флота. Лондон».
      Тэрнер подчеркнуто старательно сложил листок и положил его на стол.
      – Великолепно, не правда ли? – проронил он. – Что-то они там ещё выкинут?
      Вэллери приподнялся на кушетке, не замечая крови, которая извилистой струйкой сбегала у него из уголка рта. Лицо его, было спокойно и неподвижно.
      – Пожалуй, я теперь выпью этот стакан, Брукс, если не возражаете, – сказал он без всякого волнения. – «Тирпиц». «Тирпиц». – Он устало, словно во сне, помотал головой. «Тирпиц» – название этого линкора каждый произносил с каким-то тайным трепетом и страхом – слово, которое в течение последних лет целиком владело умами стратегов, разрабатывавших операции в Северной Атлантике. Наконец-то он выходит из базы, этот бронированный колосс, родной брат линкора, одним свирепым ударом поразившего насмерть крейсер «Худ», который был любимцем всего британского флота и считался самым мощным кораблем в мире. Разве устоял бы против него их крохотный крейсер с броней не крепче ореховой скорлупки?.. Он снова покачал головой – на этот раз сердито – и заставил себя вернуться к насущным нуждам.
      – Что ж, господа, время всякой вещи под небом. И «Тирпиц» – одна из них. Когда-нибудь это должно было случиться. Нам не повезло. Приманка была слишком близка, слишком аппетитна.
      – Мой юный коллега будет вне себя от восторга, – мрачно проговорил Брукс.
      – Наконец-то увидит настоящий линейный корабль.
      – Вышел с заходом солнца, – вслух размышлял Тэрнер. – С заходом. Господи Боже! – воскликнул он. – Даже если учесть, что ему придется пройти весь фьорд, он настигнет нас через четыре часа.
      – Вот именно, – кивнул Вэллери. – Уходить на север тоже нет смысла. Нас догонят, прежде чем мы приблизимся хотя бы на сотню миль к нашим.
      – К нашим? К нашим большим парням, что идут к нам на выручку? – презрительно фыркнул Тэрнер. – Мне не хочется изображать из себя заезженную грампластинку, но я снова повторю, что они появятся к шапочному разбору, мать их в душу! – Помолчав, он снова выругался. – Надеюсь, теперь этот старый подонок будет доволен!
      – К чему такой пессимизм? – вопросительно поднял глаза Вэллери. Затем негромко прибавил: – У нас есть ещё возможность через какие-то двое суток живыми и невредимыми вернуться в Скапа-Флоу. Ведь в шифровке ясно сказано: «Избегайте напрасных потерь». А «Улисс» – один из самых быстроходных кораблей в мире. Все очень просто, господа.
      – Ну, нет! – простонал Брукс. – После такого нервного напряжения внезапная разрядка будет убийственной. Я этого не выдержу.
      – Полагаете, что повторяется история с конвоем Пи-Кью-17 ? – улыбнулся Тэрнер, но улыбка не коснулась его глаз. – Британский королевский флот не вынесет такого позора. Каперанг… контр-адмирал Вэллери никогда этого не допустит. Что касается меня и нашей банды головорезов и бунтарей, то ручаюсь, никто из нас не смог бы спать спокойно, совершив подобную подлость.
      – Черт подери! – пробормотал Брукс. – Да это же настоящий поэт!
      – Вы правы, старпом. – Вэллери опустошил стакан и в изнеможении откинулся назад. – Однако выбор у вас не очень велик… Но что вы скажете, если мы получим приказ… э-э-э… срочно отходить?
      – Вы не смогли прочесть этот приказ, – отрезал Тэрнер. – Помните, вы как-то говорили, что у вас глаза пошаливают?
      – «Друзья любезные в бою со мной плечом к плечу стояли…» – продекламировал вполголоса Вэллери. – Благодарю вас, господа. Вы облегчаете мою задачу.
      Вэллери приподнялся, упершись локтем: решение у него уже созрело. Он улыбнулся Тэрнеру, и лицо его снова стало почти мальчишеским.
      – Сигнал всем судам конвоя и кораблям эскорта: «Прорываться на север».
      Тэрнер изумленно уставился на командира.
      – На север? Вы сказали «на север»? Но ведь приказ адмиралтейства…
      – Я сказал: на север, – невозмутимо повторил Вэл-лери. – Мне безразлично, как отнесется к этому адмиралтейство. Мы и так достаточно долго шли у него на поводу. Мы захлопнули капкан. Что ему ещё надо? Если повернуть на север, у конвоя остаются шансы уцелеть – шансы, возможно, ничтожные, но можно будет хоть постоять за себя. Продолжать двигаться на восток – самоубийство. – Он снова улыбнулся, почти мечтательно. – Чем дело кончится – неважно, – произнес он негромко. – Думаю, мне не придется краснеть за свое решение. Ни теперь, ни потом.
      Тэрнер просиял.
      – Есть приказать повернуть на север, адмирал.
      – Сообщите о решении командующему, – продолжал Вэллери. – Запросите у флагманского штурмана курс сближения с конвоем. Передайте конвою, что мы будем следовать за ним, прикрывая отход судов. Как долго мы сумеем продержаться, другой вопрос. Не будем обманывать себя. Уцелеть у нас один шанс из тысячи… Что нам ещё остается сделать, старпом?
      – Помолиться, – лаконично ответил Тэрнер.
      – И поспать, – прибавил Брукс. – В самом деле, почему бы вам не поспать с полчаса, сэр?
      – Поспать? – искренне развеселился Вэллери. – Нам и без того вскоре представится такая возможность. Для сна у нас целая вечность.
      – В ваших словах есть смысл, – согласился Брукс. – Вполне возможно, что вы правы.

Глава 15
В СУББОТУ вечером

      Одна за другой поступали на мостик депеши. С транспортов поступали тревожные, озабоченные запросы, просьбы подтвердить сообщение о выходе «Тирпица» в море. «Стерлинг» докладывал о том, что борьба с пожаром в надстройке идет успешно, что водонепроницаемые переборки в машинном отделении держатся. Орр, командир «Сирруса», сообщал, что эсминец имеет течь, но водоотливные помпы справляются (корабль столкнулся с тонущим транспортом), что с транспорта снято сорок четыре человека, что «Сиррус» сделал все, что полагается, и нельзя ли ему идти домой. Донесение это поступило после того, как на «Сиррусе» получили дурные вести. Тэрнер усмехнулся про себя: он знал, что теперь ничто на свете не заставит Орра оставить конвой.
      Донесения продолжали поступать. Они передавались с помощью сигнальных фонарей и по радио. Не было никакого смысла сохранять радиомолчание, чтобы затруднить работу вражеских станций радиоперехвата: местонахождение конвоя было известно противнику с точностью до мили. Не было нужды запрещать и визуальную связь, поскольку «Стерлинг» все ещё пылал, освещая море на милю вокруг. Поэтому донесения все поступали и поступали – донесения, полные страха, уныния и тревоги. Но наиболее тревожная для Тэрнера весть была передана не сигнальным прожектором и не по радио.
      После налета торпедоносцев прошла добрая четверть часа. «Улисс», шедший теперь курсом 350 градусов, то вставал на дыбы, то зарывался носом во встречные волны. Неожиданно дверца, ведущая на мостик, с треском распахнулась, и какой-то человек, тяжело дыша и спотыкаясь, подошел к компасной площадке. Тэрнер, к этому времени вернувшийся на мостик, внимательно взглянул на вошедшего, освещенного багровым заревом «Стерлинга», и узнал в нем трюмного машиниста. Лицо его было залито потом, превратившимся на морозе в корку льда. Несмотря на лютую стужу, он был без шапки и в одной лишь робе. Трюмный страшно дрожал – дрожал от возбуждения, а не от студеного ветра: он не обращал внимания на стужу.
      – Что случилось, приятель? – схватив его за плечи, спросил озабоченно Тэрнер. Моряк, ещё не успевший перевести дух, не мог и слова, произнести.
      – В чем дело? Выкладывайте же!
      – Центральный пост, сэр! – Он дышал так часто. так мучительно, что говорил с трудом. – Там полно воды!
      – В центральном посту? – недоверчиво переспросил Тэрнер. – Он затоплен? Когда это произошло?
      – Точно не знаю, сэр. – Кочегар все ещё не мог отдышаться. – Мы услышали страшный взрыв, минут этак…
      – Знаю, знаю! – нетерпеливо прервал его Тэрнер. – Торпедоносец сорвал переднюю трубу и взорвался в воде у левого борта корабля. Но это, старина, произошло,пятнадцать минут назад! Пятнадцать минут! Господи Боже, да за столько времени…
      – Распределительный щит выведен из строя, сэр. – Трюмный, начавший ощущать холод, съежился, но, раздосадованный обстоятельностью и медлительностью старпома, выпрямился и, не соображая, что делает, ухватился за его куртку. Тревога в его голосе стала ещё заметнее. – Нет току, сэр. А люк заклинило. Людям никак оттуда не выбраться!
      – Заклинило крышку люка? – Тэрнер озабоченно сощурил глаза. – Но в чем дело? – властно спросил он. – Перекос, что ли?
      – Противовес оборвался, сэр. Упал на крышку. Только на дюйм и можно её приподнять. Дело в том, сэр…
      – Капитан-лейтенант! – крикнул Тэрнер.
      – Есть, сэр. – Кэррингтон стоял сзади. – Я все слышал… Почему вам её не открыть?
      – Да это же люк в центральный пост! – в отчаянии воскликнул трюмный. – Черт знает какая тяжесть! Четверть тонны потянет, сэр. Вы его знаете, этот люк. Он под трапом возле поста управления рулем. Там только вдвоем можно работать. Никак не подступишься. Мы уже пробовали… Скорее, сэр. Ну пожалуйста.
      – Минутку. – Кэррингтон был так невозмутим, что это бесило. – Кого же послать? Хартли? Он все ещё тушит пожар. Ивенса? Мак-Интоша? Убиты. – Он размышлял вслух. – Может, Беллами?
      – В чем дело, каплей? – вырвалось у старпома. Взволнованность, нетерпение трюмного передались и ему. – Что вы как пономарь?..
      – Крышка люка вместе с грузом весят тысячу фунтов, – проговорил Кэррингтон. – Для особой работы нужен особый человек.
      – Петерсен, сэр! – трюмный мгновенно сообразил, в чем дело. – Нужно позвать Петерсена?
      – Ну конечно же! – всплеснул руками Кэррингтон. – Ну, мы пошли, сэр. Что, ацетиленовый резак? Нет времени! Трюмный, прихватите ломы, кувалды… Не позвоните ли вы в машинное, сэр?