Глава 14

В ту ночь Лиза никак не могла заснуть. После того как Айван проводил ее домой, она сразу легла, потому что страшно устала, но еще долго ворочалась с боку на бок, вспоминая все, что произошло в тот вечер. Обида от пощечины не проходила, но еще обиднее было то, что она потеряла контроль над собой, повела себя словно взбалмошная девчонка.

Потом Лиза стала думать о том, какое отвратительное настроение будет завтра у миссис Лофтс и какие новые неприятности из-за этого будут у слуг. Ей страшно не хотелось идти назавтра в Пауэрскорт, но что было делать.

Конечно, если продать это розовое платье, то можно поправить дело. Интересно, сколько за него дадут? Наверное, не меньше ста фунтов. Мысль о том, что придется расстаться с этим роскошным нарядом, одновременно и радовала, и огорчала Лизу. Платье это, как и сетка для волос, были самыми красивыми Веща ми, которые она видела в своей жизни. Тетушка Софи была очень добра к ним с Эвви, когда решила послать им эти платья. Оба наряда были ужасно непрактичными, но старушка, видимо, решила, что они помогут ее внучатым племянницам обрести если не мужей, то хотя бы поклонников.

Лиза невольно улыбнулась, представив себя с сестрой на каком-нибудь балу в окружении кавалеров, которые наперебой предлагают наполнить их бокалы или приглашают на танец.

Потом Лиза представила себе, что она танцует с каким-то мрачным красавцем, на голову выше, чем она сама. Конечно, это был Айван, хотя Лиза ни за что не хотела бы себе в этом признаться. Он никогда не будет смотреть на неё с любовью и обожанием, и это никакого отношения не имеет к тому, что он — незаконный сын, а она теперь стала его служанкой. Их вражда началась давно, и оба они не могли здесь что-то изменить.

Потом Лиза вспомнила, как Айван провожал ее до дому и разыгрывал джентльмена. Ночь была холодная и снежная. Тонкое манто мало помогало, Лиза дрожала от холода. Заметив это, Айван снял пальто и накинул ей на плечи, прежде чем она успела возразить. Пальто его было очень тяжелым, зато Лиза быстро согрелась.

Когда они дошли до ее дома, Айван наклонился и поцеловал ее замерзшую руку. Открыв дверь перед Лизой, он подождал, пока она вошла в дом. Конечно, он сам продрог, так как шел без верхней одежды, и сейчас ему не помешало бы немного посидеть у огня, но Лиза не стала приглашать его в дом. Она отдала Айвану пальто, он кивнул ей и отправился в замок.

Безусловно, он поступил по-рыцарски, отдав ей свое пальто, да и проводив ее до дома (последнее Лиза признавала неохотно). И все же она побаивалась Айвана. Ведь они чуть снова не поцеловались, когда она снимала с него сапоги. Несмотря на свои страхи, Лиза в глубине души жалела, что этого не произошло. Теперь она понимала, что привело ее мать к тому безумию, которое погубило ее. Лиза и сама чувствовала, что ей все больше хочется выйти за рамки приличий в отношениях с Айваном и удовлетворить свои желания, бороться с которыми ей становилось все труднее; Если уж говорить правду, она боялась не только (может быть, даже не столько) Айвана, сколько самой себя.

На следующее утро Джон Довер сообщил Лизе, что миссис Лофтс уволена и уходит из замка, а на ее место прибыла из Лондона новая домоправительница, миссис Майерс. Лиза, конечно, не питала к миссис Лофтс никаких теплых чувств, но все же почувствовала себя немного виноватой в связи с ее увольнением. Однако Довер объяснил, что новый хозяин давно хотел избавиться от домоправительницы. К тому же Лондон находился в двух днях пути от Ноддинг Нолл, а миссис Майерс уже прибыла на место, так что за ней, конечно, посылали несколько дней назад.

После этого сообщения у Лизы заметно поднялось настроение. Погода улучшилась, на улице было ясно, а снег почти весь растаял. Лизе почему-то стало казаться, что день сегодня будет хорошим.

Придя в замок, она сразу же увиделась с миссис Манере. Если миссис Лофтс была холодна и недоброжелательна, то новая домоправительница, напротив, заботлива и благожелательна. Она чем-то походила на добродушную миссис Бишоп. Лизе миссис Майерс сразу понравилась, и кажется, Лиза ей тоже. Одно было непонятно и даже удивительно: миссис Майерс посмотрела на Лизу так, будто где-то ее уже видела. Лиза не знала, что миссис Майерс, будучи истинной домоправительницей, прекрасно знала дом своего хозяина, буквально от подвалов до чердака. Вот почему ей была знакома Элизабет Викторин Альсестер, по крайней мере, ее лицо.

Вскоре обе женщины разговорились, словно старые знакомые, и Лиза даже неохотно покинула буфетную, когда ее вызвал к себе маркиз.

Лиза застала Айвана в библиотеке, когда он подбрасывал уголь в огонь. Ей показалось, что он недоволен тем, что его застали за таким занятием. Лиза понимала: у маркиза довольно слуг, чтобы выполнить любое поручение, и то обстоятельство, что он не стал беспокоить слуг, заставлять их подниматься по высокой, холодной лестнице ради такого пустяка, почему-то расположило ее к нему. Айван отряхнул угольную пыль с рук, подошел к большому письменному столу и вручил ей стопку бумаг.

Она просмотрела исписанные листы. Это были списки каких-то лиц.

— Скажите, пожалуйста, милорд, что это? — поинтересовалась она.

— Это список гостей, которых я приглашаю на бал в Пауэрскорте, — последовал ответ.

Лиза удивилась. За всю жизнь она ни разу не слышала о балах в замке Пауэрскорт. Прежний маркиз всю жизнь тяжело переживал, что его первая жена умерла бездетной. Он ненавидел людей и соблюдал лишь самые элементарные правила светской вежливости. Он приглашал гостей на чай, но никогда — на ужин. Он даже чуждался женского общества, а если у него возникала потребность в женщине, то обходился Услугами бродячих цыганок. Впрочем, большинство Жителей деревни были даже рады, что маркиз жил уединенно. И вот теперь, наконец, в замке Пауэрскорт должен состояться бал.

— Вы будете писать приглашения, — произнес Айван. — Полагаю, это не займет больше недели.

— Недели? — снова удивилась Лиза.

— Надо разослать около восьмисот приглашений, — пояснил он.

Бал, как видно, затевался грандиозный. Впрочем, маркиз ничего не любил делать наполовину, даже когда еще был конюхом.

— Я сделаю это за неделю, — обещала Лиза.

— Хорошо. Работать будете здесь. Я распоряжусь, чтобы у вас было все необходимое.

Он вернулся за письменный стол и усадил Лизу. Перед ней лежала стопка пригласительных билетов, украшенных гербом Пауэрскортов. Лиза принялась писать приглашения, а Айван стал читать книгу. Иногда она поглядывала на него: ей казалось, что он наблюдает за ней. Но, убедившись, что он погружен в чтение, она всякий раз чувствовала странное разочарование.

В субботу Лиза собиралась отправиться в Каленбери, чтобы продать там платье, но вместо этого она сидела и писала приглашения. Каждый день она работала в мирном уединении, в библиотеке, вместе с Айваном. Хотя они почти не разговаривали, Лиза каждый день стала ходить на работу с удовольствием. Миссис Майерс в полдень приносила им обед, а в полпятого — чай. Неделя прошла просто замечательно, и, может быть, поэтому почти незаметно.

Когда все приглашения были написаны, большую часть отправили по почте, преимущественно в Лондон (в Ноддинг Нолл не было нужды в почтовых приглашениях). Лиза даже не думала о том, будут ли на балу они с Эвви, во-первых, потому что слишком занята, была, приглашая других, а во-вторых, потому что она знала: ей нечего надеть по такому торжественному случаю. Впрочем, у Эвви ведь есть платье из синего бархата, а миссис Бишоп, конечно, с удовольствием составила бы ей компанию на балу. Таким образом, по расчетам Лизы, у Эвви была возможность потанцевать с Холландом.

Айван же ничего не говорил о будущем бале, если это не касалось приглашений. К концу недели Лиза решила уже, что она не пойдет на бал, как вдруг она получила очередную «помощь» от Арабеллы Парке.

Арабелла пришла в гости и принесла подарки. Эвви получила большую банку маринованных языков, а Лиза — старые журналы «Дамский гардероб» и «Па рижские моды».

Лиза поблагодарила Арабеллу, как, всегда чувствуя себя немного неловко, после чего они прошли в гостиную. Эвви все стояла, держа в руках банку с языками, пока Лиза не забрала у нее этот подарок, чтобы отнести его на кухню. Вернулась она с кастрюлькой с жидким шоколадом.

— Как хорошо, что ты навестила нас, Арабелла.

Как чувствует себя твоя мама? Лиза незаметно посмотрела на часы. Было уже около полудня, а в этот день она думала все-таки съездить в Каленбери, а потому надеялась, что Арабелла долговые задержится.

— С мамой все прекрасно, Лиза, — ответила Арабелла. — Ты слышала, видимо, что в замке Пауэрскорт будет бал?

— Да, слышала кое-что. — Лиза тихонько ущипнула Эвви, сидевшую рядом. Та закашлялась, чтобы не засмеяться.

— Мама считает, что из меня бы вышла хорошая маркиза, — продолжала Арабелла. — Я тоже думаю, что не следует упускать свой шанс.

Внезапно наступила тишина. Эвви замерла, а Лизе стоило большого труда не выдать себя. Как ни стран но, ей до сих пор не приходило в голову, что маркиз может на ком-то жениться. Теперь же, поглядев на хорошенькую рыжеволосую Арабеллу, Лиза подумала, что такая возможность вовсе не исключена. Арабелла была в прекрасном шелковом платье, которое ей очень шло. Пожалуй, она была не только хорошенькой, но и доброй, хотя доброта эта была немного поверхностной. Пожаловаться на это не мог никто, а Лиза в особенности.

— Так как же, попытать мне счастья, Лиза? — спросила Арабелла.

Лиза отпила из чашки шоколад, который показался ей горьким.

— Конечно, Арабелла, — кивнула она. — Ты ведь и так долго не выходила замуж. А маркиз разделяет твои чувства?

Подумав немного, подруга ответила:

— Ну, если сейчас еще не разделяет, то это случится непременно, я уверена.

— Вот и хорошо, — согласилась Лиза, которая сама не знала, доставило ли ей это сообщение радость или огорчило.

— Ах, Лиза, как хорошо, когда есть хорошая подруга, вроде тебя, с которой можно поделиться. — Арабелла вдруг встала и поцеловала Лизу в щеку. Потом она накинула манто и собралась уходить.

— Конечно, мы с вами увидимся еще до Рождества, на балу!

Лиза уже хотела объясниться и выразить сожаление по поводу того, что они не встретятся, но Арабелла вдруг добавила:

— Знаете, девочки, у меня ведь есть несколько бальных платьев последнего сезона. Может быть, прислать их вам? Я уверена, они вам понравятся.

Лиза не знала, следует ли ей быть благодарной или воспринять это предложение как оскорбление.

— О, не стоит беспокоиться, — уклончиво сказала она. — У нас с Эвви уже есть бальные платья. — Лиза и сама не понимала, как у нее вырвались эти слова.

Арабелла удивленно поглядела на Лизу и произнесла:

— В таком случае, до встречи на балу.

— До встречи на балу, — ответила Лиза, проводив ее до дверей.

Едва она ушла, Эвви сказала, уже не скрывая волнения:

— Лиза, неужели мы действительно пойдем туда? Мне очень хотелось это сделать, но я боялась, что ты отклонишь предложение.

Лиза вздохнула. Она сама не понимала, что с ней случилось. Она ведь хотела отказаться от встречи на балу и продать платье. Видимо, характер снова подвел ее. Лиза вспоминала, как Арабелла говорила о маркизе. Не хватало еще стать свидетельницей того, как Айван будет вальсировать с Арабеллой! Айван должен увидеть ее в этом розовом бальном платье, чего бы ей это ни стоило.

К сожалению, только, это обойдется ей очень дорого.

Вслух она проговорила, обращаясь к сестре:

— Мы пойдем с тобой на этот чертов бал к Айвану, и пусть кто-нибудь попробует нам помешать!

Глава 15

Хотя до начала зимы оставалась еще неделя, в замке кипела работа. Слуги и служанки готовили помещения к приходу гостей, из Парижа выписали еще двух поваров, и не было недостатка в парнях, желавших хотя бы на время наняться в лакеи.

Между тем сам маркиз Пауэрскорт куда-то про пал. Миссис Майерс сказала, что он зачем-то уехал в Лондон, и заверила Лизу, что он вернется задолго до начала бала, хотя она не проявляла особого интереса к причинам отсутствия или времени возвращения маркиза. Домоправительница, похоже, читала Лизины мысли.

Хозяин, словно чувствуя, с каким нетерпением его ожидали в замке, прибыл на следующее утро. Когда Лиза пришла на работу, миссис Майерс сообщила ей с некоторым беспокойством, что завтрак для маркиза готов и что она, Лиза, должна принести завтрак к нему в кабинет.

Хотя это предложение было сделано белым днем и выглядело внешне невинно, обе женщины были слегка встревожены. Из-за волнения Лиза несколько рассеянно слушала, как домоправительница объясняла ей дорогу в апартаменты маркиза. Потом миссис Майерс вручила ей серебряный поднос с завтраком, который показался Лизе довольно тяжелым. Когда она уже была готова уйти, домоправительница многозначительно заметила:

— Если вы задержитесь, дорогая, я разыщу вас.

С самого начала этого дня Лизу стали преследовать неудачи. Прежде всего, она скоро заблудилась в лабиринтах коридоров замка и поняла, что ей следовало внимательнее слушать объяснения миссис Майерс. Она долго блуждала по темным коридорам, пока, наконец, нашла массивную дверь с гербом маркизов Пауэрскортов.

Поставив поднос с завтраком на пол, она осторожно постучалась в дверь. Ответа не последовало. Лиза в нерешительности остановилась у дверей. Войти в апартаменты Айвана, не дождавшись ответа, она не решалась. А вдруг он сейчас спит или, например, принимает ванну? Уходить тоже было нельзя.

Некоторое время Лиза постояла, раздумывая, как ей поступить, потом снова постучала в дверь, но уже громче, а потом, не дождавшись ответа, приоткрыла дверь. Взяв поднос, она попыталась открыть дверь пошире, но в этот момент она отворилась сама, и Лиза чуть не уронила завтрак под ноги Айвану.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

Лиза, которая пыталась сохранить равновесие и ничего не разлить, сначала не обратила внимания на его вопрос. Когда же ей удалось справиться с этой задачей, она подняла глаза и растерянно уставилась на Айвана. На нем не было ничего, кроме черных брюк. Хотя Лиза не раз видела Айвана голым до пояса прежде, когда он работал у них в конюшне, сейчас она не могла отвести глаз от его сильного, мускулистого тела. Когда, наконец, она посмотрела на его лицо, он начал стирать мыльную пену с выбритой щеки. Лиза чуть заметно улыбнулась. Конечно, Иван Грозный с его подозрительностью не допустил бы, чтобы его брил лакей. Видимо, его тезка придерживался тех же правил.

— Что вы стоите разинув рот? — спросил вдруг Трамор.

Лиза, никак не ожидавшая такого вопроса, ответила запинаясь:

— Я… я вовсе не разинула рот, уверяю вас.

Он засмеялся, видя ее смущение, потом потер рукой грудь, словно приглашая ее снова начать его рассматривать. Оттого, что он как будто хвастался своей наготой, Лиза смутилась еще больше. Ей хотелось поскорее принести извинения и уйти отсюда. Она поставила поднос на старинный комод у стены и сказала:

— Я принесла вам завтрак.

— А почему вы не вошли с черного хода? — спросил он.

— Миссис Майерс предложила мне не пользоваться черным ходом из опасения, что я могу заблудиться и попасть не туда.

Айван усмехнулся. Видимо, он не имел бы ничего против, если бы она действительно попала «не туда», например в его спальню. Не отвечая ей, он направился в соседнюю комнату, и Лиза было с облегчением подумала, что это неприятное свидание закончилось. Но она ошиблась. Прежде чем уйти, он повернулся к ней и сказал:

— Поставьте завтрак на стол. Я сейчас вернусь. Не уходите!

Он удалился, а Лиза осталась, чувствуя себя так, словно над ней был занесен топор. В кабинете стоял единственный стол, мраморный, на трех ножках, такой древний, словно его извлекли из-под развалин Помпеи. Из вредности Лиза подставила к столу стул, который показался ей самым неудобным — с треугольным сиденьем и спинкой из остроконечных палок, и принялась накрывать на стол. Когда поднос опустел, она, держа его перед собой, точно щит, принялась осматривать кабинет.

Из всего замка, видимо, только это помещение осталось, сохранено в первоначальном состоянии. Вся мебель здесь была сделана не позднее шестнадцатого века. На потолке и стенах красовались украшения старинной ажурной каменной работы. Казалось, в этих стенах обитали призраки предков Айвана Трамора. Но вряд ли он оставил здесь все без изменений из уважения к предкам. Он ненавидел их. Скорее всего, он не хотел, чтобы вместе с переменой обстановки исчезли отсюда старые тени. А маркиз явно предпочел бы жить в обществе этих старых призраков. Ведь, Кроме них, ему было больше некому мстить в своем Роду.

Лиза еще раз оглядела полутемный кабинет Айвана Трамора. Не то чтобы она боялась призраков, про сто все здесь казалось ей чужим и враждебным. Вскоре, однако, она увидела одну знакомую вещь. На одном из кресел лежала старинная балалайка.

Поставив поднос, Лиза подошла к креслу и стала рассматривать этот инструмент, с которым связаны, были многие ее воспоминания. Она как будто снова услышала звуки музыки, доносившиеся по вечерам из конюшни. Летом она часто засыпала под звуки какой-нибудь русской песни, вроде «В чистом поле», так как окно в спальне было открыто. Это старая балалайка была единственной вещью, что осталось Айвану на память от матери.

Лиза провела рукой по надписи, сделанной на инструменте русскими буквами. Когда-то Айван сказал ей, что означает эта надпись:

«В минуту горькую ты этих струн коснись, и радостною снова станет жизнь».

Под этими словами стояла подпись какого-то Ивановича и дата: «Санкт — Петербург, 1702 г. ».

Когда эта балалайка досталась матери Айвана, первоначальный владелец давно умер, но эта цыганка дорожила ею больше всех своих вещей и даже назвала единственного сына Айваном.

Лиза рассеянно коснулась струн старой балалайки. Может быть, если поиграть на ней в горькую минуту, она действительно принесет радость? Может быть, сбудутся ее мечты? Вот бы Эвви поскорее вы шла замуж! Вот бы адвокат тетушки Софи нашел затерявшиеся где-нибудь деньги, предназначенные Альсестерам, и можно было бы заплатить за обучение Джорджа! А еще лучше, если бы можно было вернуться в прошлое хоть на одну ночь. Как бы хоте лось Лизе исправить прежние ошибки и предотвратить те неприятности, из-за которых она осталась теперь старой девой. Лиза положила балалайку на место. Неужели ей когда-то так страстно хотелось, чтобы Айван любил ее? Да, в шестнадцать лет она мечтала об этом. Тогда она чувствовала себя такой одинокой, что дорожила даже его вниманием, несмотря на его жесткость и наглость. Ради Айвана она готова была пренебречь запретом отца, уйти из дома, готова была на что угодно.

С тех пор, кажется, прошла целая вечность. Лиза по-прежнему была одинокой, но уже отнюдь не была ребенком и знала, что такое людская жестокость. Теперь ей казалось странным, что когда-то у нее были такие мечты. Айван давно уже был не конюхом, но довольно мрачной и непредсказуемой личностью, обладавшей огромной властью. К тому же это был чело век, который хотел и имел основания мстить. Лиза была уверена, что теперь не может быть и речи о том, чтобы он полюбил ее. Что особенно обидно, разъединили их не былое богатство Альсестеров и не неприязнь ее отца к Айвану, а ее собственный скверный нрав. И теперь Айван потерян для нее, потерян на всегда.

— Хотите что-нибудь сыграть, Лиза? Услышав за спиной его голос, она побледнела. Если бы он узнал, о чем она думала, какой уязвимой предстала бы она перед ним. Повернувшись лицом к Айвану, Лиза тихо ответила:

— Нет,

— А зачем же вы брали ее в руки? — спросил он, глядя ей в глаза.

— Я о ней совсем забыла.

— Так позвольте вам напомнить. — Он взял балалайку.

— Пожалуйста, не надо, — умоляюще попросила Лиза.

— Почему? — Глаза его сузились.

— Потому, что это очень печальная музыка, — с трудом проговорила девушка. На глазах ее появились слезы.

Некоторое время маркиз пристально смотрел на нее, потом произнес:

— Если вам горько, Лиза, то, может быть, после этого ваши желания сбудутся?..

Она только покачала головой.

— А может быть, — продолжал он, — ваши слезы прольются зря, а надежды окажутся обманутыми, как уже было с другими… и с моей матерью.

— Этого я тоже не хочу.

Айван положил балалайку на кресло.

— Может быть, у вас есть какое-то сокровенное желание? — Коснувшись подбородка Лизы, он приподнял ее голову.

— Мое сокровенное желание никогда не сбудется.

— Откуда вам знать? Расскажите мне о нем. Может быть, я смогу помочь?

— Не сможете, — заверила она.

— Но почему, Лиза? Не потому ли, что это ваше желание касается меня?

Лиза вздрогнула. Как близок он был сейчас к истине! Вслух она сказала:

— Если мое желание и связано с мужчиной, то это может быть, прежде всего, желание стать его женой.

— Значит, вам нужна моя любовь? Вы любите меня? — Он попытался обнять ее. Лиза уперлась руками ему в грудь, но это не произвело на него никакого впечатления. — Отвечайте, черт возьми!

— Нет, — прошептала она, не глядя ему в глаза.

— Скажите, что вы меня любите, Лиза, — Айван потряс ее за плечи. — Скажите же!

— Сказать это, чтобы самой навлечь на себя проклятие? Нет уж! — вскрикнула девушка.

— Скажите это, чтобы получить все, что только в моей власти, — ответил Айван. — Снимите бремя, которое гнетет вашу душу.

— Вы губите мою душу! Отпустите меня! — Лизе удалось высвободить руки, но Айван крепко обнял ее за талию. Она застонала. Несмотря на сопротивление, в глубине души она чувствовала, что хочет именно этого.

— Ну, нет, это не я, Лиза, — ответил Айван таким тоном, что девушке стало страшно. — Вашу душу губит то, что вы не хотите признаться в этом.

— Нет, — отрицала она, хотя оба прекрасно знали, что это ложь. Несмотря на мучившее ее чувство вины, Лиза все же не хотела принести себя ему в жертву. Она почувствовала, что он расстегнул верхнюю пуговицу на ее платье и попыталась помешать ему, но он схватил ее за руку.

— Хватит себя обманывать. — Айван расстегнул следующую пуговицу. — Скажи, что ты любишь меня, — прошептал он, — и ложись со мной в постель.

— Нет! — закричала Лиза. Она вырвалась от Него, и, прикрыв грудь руками, отступила на шаг.

— Если я это сделаю, — проговорила она, — то прошлое наше все равно останется прежним, а я заслужу не ваше прощение, а вечное проклятие.

— Проклятие — слишком большое наказание, я не стремлюсь к этому, — заметил Айван. Подойдя к Лизе, он снова схватился рукой за ее платье. Она вырвалась, но при этом расстегнулись еще несколько пуговиц.

Лизе страшно хотелось убежать, но бежать было некуда. Айван прижал ее к стене и, не обращая внимания на слабые попытки сопротивления, несколько мгновений молча смотрел на ее роскошные груди, а потом поцеловал ее в шею. Лиза пыталась убедить себя в том, что холодна как лед, которого Айвану ни когда не растопить, но, когда он начал ласкать ее грудь, поняла, что переоценила свои силы. Скорее, она была подобна огню, который только Айван мог заставить гореть ярко.

Лиза была уверена, что Айван ласкает и целует ее для того, чтобы унижать и мучить, других причин его поведения она не видела. Но, когда он страстно поцеловал ее в губы, она поняла, что сопротивляться ему она почти неспособна. Многими способами Лиза могла бы стараться помешать Айвану добиться своего — могла бить его по лицу, царапаться, лягаться, но сопротивление ее было парализовано, потому что не угасла старая страсть к Айвану, потому что в душе сама Лиза желала добиться примирения с ним и его благо склонности. И снова она ответила на поцелуй Айвана, к собственному ужасу и негодованию. Если рас судок ее восставал против этой страсти, то Айван умело разжигал ее, чтобы выйти победителем из их борьбы.

Лиза сама не понимала, как оказалась на руках у Дивана, который перенес ее в соседнюю комнату. Она все еще пыталась освободиться, но он, не обращая на это никакого внимания, бросил ее на кровать, застланную шелковым одеялом. Лиза почувствовала себя как в страшном сне, но, когда он снова поцеловал её в губы, она перестала ясно сознавать, что с ней происходит.

Когда поцелуй прервался, Лиза с удивлением уста вилась на Айвана. Он, словно завороженный, смотрел на ее белую, нежную шею, как будто не верил своим глазам. Потом он вдруг прильнул к ней, вдыхая запах ее тела, как человек, который, наконец, добился того, к чему долго и безуспешно стремился. Подняв голову, Айван стал целовать ее грудь, не скрытую корсетом, и нежно гладить ее волосы, а потом снова поцеловал ее в губы, горячо и страстно.

— Лиза, скажи, что любишь меня, — шептал Айван, — скажи и стань совсем моей.

Лиза боялась, что сейчас лишится рассудка. Стоило ей только кивнуть, и он сможет овладеть ею, они, наконец, соединятся, она сможет насытить свою страсть к нему, и закончатся все эти долгие и бессмысленные страдания.

— Лиза, — повторил он, — ты же знала, что к этому все шло. Скажи мне эти слова.

— Нет, — отозвалась она, пытаясь сесть на кровати.

— Я ведь знаю, ты тоже хочешь меня, — шептал Айван.

— Айван, я же знаю, сколько горя ты можешь мне принести, — сопротивлялась она.

Он гладил ее по щеке.

— Ты получишь только радость и удовольствие.

— Сейчас — да, но что будет потом? Нет, я не могу этого допустить.

Айван помрачнел.

— Лиза, ты ведь моя, — проговорил он, — ты всегда была и будешь моей.

— Я твоя служанка, — возразила она, — и только. Это не означает, что я — твоя собственность. С точки зрения закона, я никому больше не могу принадлежать, пока не выйду замуж.

Этот ответ разозлил Айвана.

— К черту закон! — вскричал он, отпустив Лизу. — Разве закон может заставить одного чело века полюбить другого? Разве закон может воскрешать мертвых? А может закон снять с человека клей мо незаконного сына?

— Айван… — начала Лиза, но он перебил ее, силой посадив девушку на колени.

— А ты знаешь, что я больше не считаюсь незаконнорожденным?

Лизе было трудно следить за его сбивчивой речью, и она покачала головой.

— Разве люди не удивлялись, как это «нуллиус филиус»*(«Ничей сын» (лат.) Прим. пер.) мог унаследовать такое богатство? — продолжал он. — А дело в том, что мой отец, — эти слова он произнес как ругательство, — потребовал в завещании, чтобы парламент своим актом узаконил мое рождение. Я ведь был все-таки единственным его отпрыском, хотя и презренным. Ну, и стало ли от этого лучше? Разве он женился на моей матери? Разве я могу хотя бы найти ее могилу и похоронить ее останки в фамильном склепе?