3

Моргон очнулся среди массы сухих водорослей, он лежал, уткнувшись лицом в песок. Он с трудом поднял голову, отплевываясь и чувствуя себя совершенно разбитым. Тело почти не слушалось его, было ватным и как будто чужим.

Белый, слово кость, берег, заваленный водорослями и выброшенными морем обломками досок, предстал перед глазами Моргона, но весьма неотчетливо. Он попытался сфокусировать зрение и понял, что второй его глаз не видит. Моргон крепко зажмурился, надеясь, что зрение вернется к нему полностью, но тут кто-то дотронулся до него со стороны ослепшего глаза.

Чьи-то руки потянули его, перевернули на спину. Моргон уперся взглядом в льдисто-голубые глаза, напоминавшие глаза дикой кошки. Лицо – или морда, – наклонившееся над ним, тоже имело странные, мало напоминающие человеческие, черты. Дополняли невероятную картину сплющенные, прижатые к черепу уши.

– Ксел! – услышал Моргон чей-то предостерегающий голос.

Моргон попытался заговорить, но изо рта его вырвался только странный хриплый звук, больше похожий на воронье карканье.

– Кто ты? Что с тобой произошло? – спросил его тот же голос.

Моргон попытался ответить. Однако голос по-прежнему не повиновался ему. В конце концов, он осознал, что вовсе не может говорить.

– Кто ты?

Моргон закрыл глаза. Безмолвие вихрем кружилось у него в голове, и он все глубже и глубже погружался во тьму.

Очнулся он оттого, что кто-то поил его холодной водой. Вслепую он схватил чашу, пытаясь не пролить драгоценную влагу, и пил до тех пор, пока не перестал ощущать во рту горечь морской соли. Он снова лег, пустая посудина выпала из ослабевших рук. Лишь минуту спустя он открыл здоровый глаз.

Юноша с жидкими светлыми волосами и бесцветными ввалившимися глазами склонился перед ним, встав на колени на грязном полу маленькой комнатки. Нити на его пышном, прежде богатом одеянии истрепались и вытерлись. Лицо же хозяина комнатки, с правильными чертами, гордое и упрямое, было очень худым, почти костлявым.

– Кто ты? – снова спросил незнакомец. – Ты можешь говорить?

Моргон раскрыл рот, но не смог произнести ни слова. Мысль о чем-то очень важном ускользала от него, он никак не мог ее сформулировать. Но это, ускользающее, было чрезвычайно важным. Пытаясь сосредоточиться, он прижал ладони к глазам.

– Осторожнее. – Незнакомец отвел руки Моргона от его лица. – Похоже, что ты стукнулся обо что-то головой, и очень крепко. Да еще повредил себе глаз.

Моргон чувствовал, как незнакомец мягкими движениями промывает ему глаза.

– Значит, ты не можешь припомнить, как тебя зовут. Ты что, упал с корабля во время шторма прошлой ночью? Ты из Имриса? Или из Ануйна? Или из Исига? Ты купец? Может быть, ты с Хеда? Или из Лунголда?

Моргон молчал. Незнакомец покачал головой.

– Ты нем и необъясним, – продолжил он, – как и те полые золотые шары, которые я выкапываю на Равнине Ветров. Теперь ты можешь видеть?

Моргон кивнул, и незнакомец сел на корточки, хмуро глядя сверху вниз на лицо Моргона, как будто где-то на нем мог прочитать его имя. И тут у него словно перехватило дыхание.

– Три звезды!

Моргон поднял руку, чтобы потрогать то место, на которое смотрел его спаситель. Незнакомец продолжил тихо и недоверчиво:

– Ты даже этого не помнишь. Ты вышел из моря с тремя звездами на лице, без всякого имени и голоса, точно какое-то предзнаменование из прошлого.

Он умолк на полуслове, когда Моргон обхватил его запястье и попытался что-то спросить.

– О, я Астрин из Имриса, – продолжил незнакомец. Потом добавил небрежно, с ноткой горечи в голосе: – Я брат и наследник Хьюриу, короля Имриса. – Юноша подсунул руку под плечи Моргона. – Если ты сядешь, я дам тебе сухую одежду.

Он снял с Моргона изорванную рубаху, смыл с его тела подсыхающий песок и помог натянуть длинное черное одеяние с капюшоном из дорогой материи. Принес дров, помешал угли под котелком с супом. К тому времени, когда суп согрелся, Моргон уже уснул.

Проснулся он, когда наступили сумерки, и сел на постели, озираясь по сторонам. Крошечный домик был пуст. Комната не отличалась богатством мебели: Моргон увидел скамью, большой стол, загроможденный какими-то непонятными предметами, высокий табурет и соломенный тюфяк, на котором он и проспал последние несколько часов. Около двери стояли прислоненные к стене грязные инструменты: кирка, молоток, стамеска, кисть.

Моргон поднялся и пошел к открытой двери. За порогом, насколько он мог видеть, простиралась к западу продуваемая всеми ветрами равнина. Недалеко от домика поднималась бесформенная в гаснущем свете дня каменная кладка, к югу лежала, точно пограничная черта, широкая линия леса.

Ветер, прилетавший с моря, разговаривал сам с собой на языке, известном ему одному. Прислушавшись к его шуму, Моргон почувствовал, как в его голове завертелось неясное, но очень важное воспоминание: вода, холод, неистовый ветер и он цепляется за мачту, чтобы удержаться и не упасть. Но возникшие было образы быстро рассеялись, и смысл их так и остался неясен для Моргона.

Он повернулся и снова заглянул в комнату. Странные предметы, лежащие на столе, заинтересовали его, и он, подойдя поближе, дотронулся до них. Тут были обломки искусно окрашенного толстого стекла, золота, черепки тонко расписанной керамики, несколько звеньев тяжелой медной цепи, сломанная флейта, изготовленная из дерева и золота. Глаза его привлек странный блеск. Присмотревшись, Моргон понял, что это блестит ограненный камень-самоцвет величиной с его ладонь. Когда Моргон взял его в руку и осторожно повернул, камень засиял всеми красками моря.

Раздавшиеся на пороге шаги заставили его положить камень на место и обернуться.

В комнату вошли Астрин и Ксел. Юноша уронил возле очага тяжелый грязный мешок, шагнул к огню и поворошил тлеющие угли.

– Красивый, правда? – спросил Астрин Моргона, указывая на камень. – Я нашел его у подножия Башни Ветров. Ни один торговец, которому я показывал его, не мог назвать мне имя этого камня. Тогда я понес его в Исиг, самому Данану Исигскому. Он сказал, что никогда не видел в горах такого самоцвета и не знает никого, кроме себя самого и своего сына, кто бы мог так безупречно обработать этот загадочный камень. Он дал мне Ксел по дружбе. У меня не было ничего, чтобы отдарить его, но он сказал, что я подарил ему такую тайну, которая может оказаться ценнее множества драгоценностей.

Астрин подвесил над огнем котелок, потом потянулся к мешку и к ножу, висящему над очагом.

– Ксел поймала двух зайцев – я приготовлю их на ужин.

Моргон дотронулся до его руки, и Астрин взглянул ему в лицо. Моргон посмотрел на нож.

– Ты можешь их освежевать? – спросил Астрин, позволяя Моргону взять у него из рук нож. Моргон кивнул.

– Ты ведь знаешь, что умеешь это делать, – продолжил Астрин. – Так неужто ты не в состоянии припомнить хоть что-то о себе самом?.. Подумай. Попытайся.

Лицо Моргона выразило такую беспомощность, что Астрин осекся и дружелюбно похлопал своего нежданного гостя по плечу:

– Ладно, не важно. Память к тебе вернется.

Они ужинали при свете очага, за стенами домика бушевал внезапно налетевший ливень, и дверь на улицу была плотно закрыта. Астрин ел быстро, белая охотница Ксел свернулась у его ног. Он снова погрузился в привычное молчание, думая о чем-то своем, пока не закончил еду. Потом встал, на секунду распахнул навстречу дождю входную дверь и тут же снова закрыл.

Движения Астрина сделались тревожными. Он провел рукой по корешкам книг, но не открыл ни одной из них, принялся подбирать по форме и складывать черепки, пытаясь воссоздать некогда разбитый сосуд, но у него ничего не вышло. Тогда Астрин снова разворошил их по столу, храня на лице такое выражение, словно к чему-то прислушивался.

Моргон сидел возле огня, голова его болела, особенно давал себя знать поврежденный глаз. Однако любопытство заставляло его внимательно наблюдать за хозяином дома.

Астрин беспокойно брался то за одно, то за другое, бродил по комнате с кажущейся бесцельностью, пока не оказался перед Моргоном и не уставился на него своими бесцветными, скрывающими какую-то тайну глазами. Моргон отвернулся.

Астрин вздохнул и сел рядом с гостем.

– Ты такой же таинственный, как Башня Ветров, – сказал он. – Я пробыл здесь уже пять лет – в ссылке из Кэруэддина. Я разговариваю с Ксел, со стариком из Лура, у которого покупаю рыбу, со случайными торговцами, с Рорком, Высоким Владетелем Умбера, который навещает меня раз в несколько месяцев. Днем я хожу на раскопки, которые сам же и затеял просто от нечего делать, в большой разрушенный город Властелинов Земли на Равнине Ветров. Ночью же я произвожу иные раскопки, либо в книгах по колдовству, которые я научился открывать, либо вон там, во тьме над Луром, у моря. Я беру с собой Ксел, и мы под покровом темноты наблюдаем за чем-то непонятным на берегах Имриса – там происходит иногда что-то такое, чему нет названия. Но сегодня я туда не пойду – при этом ветре слишком сильный прилив, а Ксел терпеть не может дождя. – На миг он замолчал, но тут же снова продолжил свою речь: – Твои глаза смотрят на меня так, будто ты понимаешь все, о чем я говорю. Хотел бы я знать твое имя. Очень бы хотел…

Голос его затих, глаза снова внимательно смотрели на Моргона.

Астрин поднялся так же неожиданно, как прежде сел, снял с полки тяжелый том, на обложке которого было золотом вытиснено слово «Алойл». Книга запиралась на две гладкие железные застежки. Астрин положил на них ладонь, пробормотал какое-то слово, застежки под его пальцами открылись.

– Знаешь, кем был Алойл?

Моргон покачал головой. Тут же глаза его расширились, словно он что-то вспомнил, но Астрин, как бы не замечая этого, продолжал:

– Почти все люди его забыли. Он был чародеем на службе у королей Имриса в течение девятисот лет, до того как уехал в Лунголд, а затем исчез вместе с целой школой волшебников. Было это семьсот лет тому назад. Я купил эту книгу у одного торговца – целых два года потратил я на то, чтобы узнать слово, которое ее открывает. Часть стихов, которые написал Алойл, были обращены к Нун, бывшей в услужении на Хеле. Я пытался открыть книгу при помощи ее имени, но из этого ничего не вышло. Тогда я вспомнил имя ее любимого борова – одного из многих в стадах Хела. Это был говорящий боров, Полуденный Хегдис, – и это имя открыло книгу. – Он раскрыл толстый том, перевернул несколько страниц. – Где-то здесь есть заклинание, при помощи которого Алойл заставил говорить камень на Равнине Королевских Уст. Знаешь эту историю? Алойл разгневался на Галила Имрисского, потому что король отказался поступить по совету Алойла во время осады Кэруэддина, и в результате башня Алойла была сожжена. И Алойл заставил камень в долине выше Кэруэддина заговорить – восемь дней и ночей он вещал столь громким голосом, что люди слышали его даже в Умбере и Меремонте. Камень рассказывал о секрете Галила: о том, что он тайно ото всех сочиняет весьма дурные стихи. Отсюда равнина и получила свое название.

Астрин поднял голову и увидел, что Моргон улыбается.

– Так много я не говорил уже целые месяцы, – сказал Астрин. – Ксел не умеет смеяться. Ты заставил меня вспомнить, что я человек. Иной раз я об этом забываю. Ну, разумеется, кроме тех дней, когда сюда является Рорк Умберский, – только тогда я вспоминаю, кто я такой на самом деле. – Астрин опустил глаза, вглядываясь в книгу, перевернул страницу и продолжил: – Вот оно. Теперь, если я смогу разобрать его почерк…

Несколько мгновений он молчал. Моргон через его плечо пытался прочитать, что же написано в таинственной книге. Свет свечи Астрина плясал на пожелтевших страницах. Наконец Астрин повернулся к Моргону, мягко взял его за руку и произнес:

– Если уж это заклинание заставляет заговорить камень, наверняка оно сможет и тебе вернуть речь. Но должен тебя предупредить, у меня и опыта почти никакого нет: я проникал в сознание Ксел и однажды – Рорка, разумеется, с его разрешения. Если ты боишься, я не стану этого делать. Но, возможно, если я проникну достаточно глубоко, я смогу обнаружить твое имя. Хочешь, чтобы я попробовал?

Моргон кивнул, не спуская глаз с Астрина, который глубоко вздохнул.

– Хорошо. Садись. Сиди спокойно. Первый шаг – уподобиться камню…

Моргон сел на табурет. Астрин, стоя напротив него, притих и словно бы превратился в черную тень на фоне колеблющегося пламени свечи.

Взгляд Моргона застыл, в глазах двоилось, предметы потеряли привычные очертания. Обрывочные образы витали в его сознании: долина, на которую он смотрел, Ксел, шкуры, которые он повесил сушиться. Потом все исчезло, осталась только глубокая тьма. И пустота.

Астрин зашевелился, огонь причудливо отражался в его зрачках. Он прошептал:

– Не было там ничего. Как будто бы у тебя никогда не было никакого имени. Я не могу добраться до того места, где хранится твое настоящее имя и где твое прошлое спряталось от тебя самого. Оно глубоко-глубоко…

Астрин оборвал себя на полуслове, потому что Моргон схватил его за плечо и настойчиво потряс.

– Хорошо-хорошо, я попытаюсь, – сказал Астрин. – Я попытаюсь еще раз. Но я никогда не встречал человека, который был бы так скрыт от себя самого, как ты. Должны быть и другие чары, я поищу их. Но я не понимаю, почему тебя это так волнует. Ведь, должно быть, вершина покоя в том, чтобы не иметь никакого имени, никакой памяти… Хорошо. Я поищу еще. Потерпи.

Моргон слышал, как на следующее утро Астрин встал на восходе солнца. Дождь уже прошел, но над Равниной Ветров висели обрывки туч. Они позавтракали холодной зайчатиной, вином и хлебом, затем взяли инструменты Астрина и пошли к старинному разрушенному городу. Ксел следовала за ними.

Город представлял лабиринт полуобвалившихся колонн, рухнувших стен домов, оголивших части комнат, никуда не ведущих ступеней, сметенных невиданной силой, прежде массивных и высоких арок. Основным строительным материалом здесь являлись гладкие блоки блестящего камня, которые отливали красным, зеленым, золотым, синим, серым, черным – всеми мыслимыми красками. На восточной окраине города начиналась широкая улица из белого с золотым камня, в щели между камнями проросла трава. Улица делила город надвое и заканчивалась у подножия единственной оставшейся в городе целой башни, этажи которой спиралью уходили вверх от развалившегося черного основания к маленькой ярко-синей комнатке высоко на вершине. Моргон, шагавший по центральной улице рядом с Астрином, остановился, чтобы повнимательней разглядеть башню.

– Это Башня Ветров, – пояснил Астрин. – Ни один человек ни разу не побывал наверху – и ни один из волшебников тоже. Алойл пытался: он поднимался по этим ступеням семь дней и семь ночей – и не дошел до конца. Я тоже пытался – много раз. Мне кажется, на последнем этаже этой башни должны находиться ответы на вопросы столь древние, что мы даже забыли, как их задавать. Кем были на самом деле Властелины Земли? Что произошло с ними? Что уничтожило их и их города? Я играю, как ребенок, среди останков этой загадки, находя то красивый камешек, то разбитое блюдо, надеясь когда-нибудь отыскать ключ к этой тайне, хотя бы начало, первые фразы ответа… Я относил осколки этих плит мостовой Данану Исигскому, он сказал мне, что не знает ни одного места во вселенной Высшего, где бы добывали такие камни. – Он слегка коснулся плеча Моргона и заглянул ему в глаза: – Я буду там, вон в том доме без крыши. Придешь ко мне, если захочешь.

Предоставленный самому себе в пустом поющем от ветра городе, Моргон бродил по лишенным потолков залам, комнатам без стен, между грудами разбитых камней, глубоко ушедших в землю и оплетенных корнями диких трав. Ветер проносился сквозь развалины, точно дикий конь, обрушивался на улицу и летел в сторону спиральной башни, обвивал ее кругом и стонал в потайной комнате. Повинуясь ветру, Моргон дошел до великолепного, уходящего ввысь сооружения, дотронулся ладонью до черно-синей стены за фут от первой ступеньки. Ветер подталкивал его в спину, словно заставляя шагнуть на уходящую вверх золотую лестницу.