Они бежали к западу чистым, спокойным днем, мимо участков земледельцев, занесенных снегами, мимо городов, дым труб которых вплетался в белое небо. Они бежали так до поздней ночи – через залитые лунным светом леса, взбирались на низкие холмы, пока не достигли Осе. Там они остановились и поели, немного поспали и встали еще до рассвета, с тем, чтобы продолжить путь вверх по Осе, мимо холмов, в тень горы Исиг, белая голова которой, слепая из-за снега, казалось, нависала над ними; ее тайные глубины были неисчерпаемым кладезем минералов, металлов и ярких драгоценных самоцветов. Торговый город Кирт расположился у ее подножия, Осе протекала через него на своем долгом пути к морю. К западу от Кирта скалистые вершины и холмы вставали словно неровные морские утесы, разделенные волнами, и между ними вилась дорога, ведущая к горе Эрленстар.

Они остановились перед самым въездом в город. Моргон принял собственный облик, надел тяжелый меховой плащ, повесил на плечо арфу. Он стоял и ждал, когда же крупный тур, застывший рядом с ним, примет человеческое обличье, но тот только внимательно посмотрел на него, и в глазах Хара, так и оставшегося в облике тура, сверкала знакомая неуловимая улыбка. Тогда Моргон обнял его за шею и на минутку прижался лицом к холодному белому меху. Потом он повернулся к Хугину, быстро обнял и его, услышав, как мальчик сказал ему:

– Найди то, что убило Сута. А потом возвращайся. Возвращайся.

– Я вернусь.

Он оставил их и пошел вперед не оглядываясь. Вскоре он добрался до Кирта, отыскал главную дорогу через город, кишащий толпами людей даже в разгар зимы: торговцы, охотники, ремесленники, рудокопы наводняли Кирт вне зависимости от времени года. Дорога, извиваясь, уходила в горы, поднимаясь над городом, снег на ней был прибит колесами многочисленных повозок и экипажей. Издалека Моргон увидел темные зубчатые стены Харте – дворца Данана Исигского, – они выглядели так, словно их построили ветер, непогода и не знающая покоя земля. В сумерках город затихал, деревья начали сливаться в одну темную массу. Через некоторое время Моргон краем глаза заметил человека, который шел рядом с ним, тихий, словно тень.

Моргон резко остановился. Человек был крупным, мускулистым и чем-то похожим на дерево, с золотисто-седыми волосами и бородой, которая даже в сумерках отчетливо выделялась на фоне белого меха его капюшона. Глаза у него были цвета сосновых иголок. Человек поспешно заговорил:

– Я не замышляю ничего дурного. Мне просто любопытно. Ты арфист?

Моргон колебался. Зеленые глаза незнакомца были спокойными и мягкими. Моргон ответил чуть-чуть надтреснутым голосом:

– Нет. Я просто путник. Хотел попросить Данана Исигского приютить меня на одну ночь, но не знаю – открыт ли его дом для чужих?

– В середине зимы примут любого. Откуда путь держишь? Из Остерланда?

– Да. Из Ирье.

– Берлога короля-волка… Я-то сейчас иду в Харте. Можно мне составить тебе компанию?

Моргон кивнул. Некоторое время они двигались в молчании, только твердый снег хрустел у них под ногами. Незнакомец глубоко вдохнул насыщенный ароматом сосен воздух, выдохнул его облачком пара и сказал безмятежно:

– Я однажды встречался с Харом. Он приходил в Исиг под видом купца, продающего меха и янтарь. Мы разговорились, и он сказал мне, что пытается найти охотника, который продает торговцам шкуры туров, но мне кажется, что он пришел сюда скорее из любопытства, просто чтобы посмотреть на гору Исиг.

– Нашел он того охотника?

– Кажется, нашел. И еще, перед тем как уехать, он ходил по отрогам и подножию Исига. Уж не знаю зачем. Он здоров?

– Да.

– Рад это слышать. Он, должно быть, теперь уже старый волчище, так же как и я – старое дерево.

Незнакомец сделал Моргону знак рукой остановиться.

– Прислушайся, – продолжил он после короткого молчания, – отсюда, с этого места, на котором мы стоим, ты можешь услышать, как глубокие воды бегут через Исиг глубоко под нами.

Моргон напряг слух. Бормотание и шипение бесконечно падающей воды раздавались из глубины, перекрывая голос ветра. Лишенные снега скалы поднимались над ними, снег истаивал в серовато-белый туман. Далеко внизу Кирт выглядел маленьким поселением, притулившимся в складках горы.

– Хотел бы я посмотреть на Исиг изнутри, – неожиданно для самого себя сказал Моргон.

– Вот как? Я покажу ее тебе. Я знаю эту гору лучше, чем собственную голову.

Князь Хеда внимательно вгляделся в своего спутника. Широкое лицо пожилого человека слегка сморщилось под его пристальным взглядом. Моргон тихо спросил:

– Кто ты? Не Данан ли Исигский? Не потому ли я тебя не слышал? Потому что ты только что изменил свой облик?

– Был ли я деревом? Иногда я стою в снегу так долго, наблюдая за деревьями, окутанный их тайными мыслями, что забываю о себе и становлюсь одним из них. Они так же стары, как и я, стары, как Исиг… – Он сделал паузу, глаза его пробежали по давно не стриженым волосам Моргона, по его арфе. – Я слышал от торговцев, будто князь Хеда отправился к горе Эрленстар, но это, возможно, только слух. Ты же знаешь, как они любят выдумывать всякие небылицы…

Моргон улыбнулся. Зеленые глаза ответили на его улыбку. Они опять двинулись в путь, пошел снег – он садился на их меховые капюшоны и волосы. Дорога сделала широкий поворот, снова открывая вид на темные стены и башни Харте, которые очень походили на окружающие путников сосны. Окна дворца были освещены изнутри.

– Дверь в Исиг, – сказал Данан Исигский. – Никто не входит в гору и не выходит из нее без моего ведома. Величайшие ремесленники мира приезжали сюда обучаться работать с металлами и самоцветами Исига. Мой сын Эш учит их, как это делал Сол, пока его не убили. Это Сол вырезал звезды для твоей арфы.

Моргон непроизвольно схватился за перевязь. При последних словах Данана в нем словно пробудились понятия возраста, корней, начал.

– Почему Ирт поместил звезды на арфу?

– Не знаю… Ирт целыми днями работал над этой арфой, вырезая ее, изготовляя узоры для инкрустации. Мои ремесленники резали слоновую кость и украшали ее серебром и самоцветами. А потом он пошел в самую высокую комнату в самой старой башне Харте, чтобы настроить арфу. Он оставался там семь дней и семь ночей, а я закрыл кузницы во дворе, чтобы шум не мешал ему работать. Наконец он спустился вниз и сыграл нам на этой арфе. В мире не бывало инструмента прекраснее. Он сказал, что позаимствовал ее голоса у вод и ветров Исига. Они заставляли нас затаить дыхание – и музыка, и арфист… Когда он закончил играть, он с минуту стоял молча, глядя на арфу. Потом вытянул руку и положил ладонь на струны – и они онемели. Мы стали роптать, но он лишь засмеялся и сказал, что эта арфа сама выберет для себя арфиста. На другой день он ушел и взял арфу с собой. Когда год спустя он вернулся ко мне, то арфы с ним не было и он о ней больше никогда не упоминал. Все выглядело так, будто нам все это приснилось – и то, как он ее делал, и то, как играл на ней…

Моргон остановился. Пальцы его крутили перевязь, а он смотрел на далекие темнеющие деревья, словно хотел разглядеть бродящего среди них волшебника.

– Хотел бы я…

– Что? – спросил Данан.

– Хотел бы я с ним побеседовать.

– Я тоже. Он был у меня на службе чуть ли не со времен Заселения. Он пришел ко мне из какого-то странного места на западе Обитаемого Мира, я об этом месте никогда прежде не слышал. Время от времени он ненадолго покидал Исиг, чтобы изучать другие земли, встречаться с другими волшебниками, другими королями… но всякий раз он возвращался – и при этом становился все более могущественным, более знающим и мудрым. Он обладал любопытством торговца и смехом, который грохотал и доносился до самых отдаленных рудников. Это он открыл пещеру Потерянных. Тогда в первый и последний раз я видел его очень серьезным. Он объяснил мне, что я выстроил свой дом на тени и что мне следует строго-настрого запретить всем входить в эту тень. Так что мои рудокопы очень тщательно избегают тревожить тень, особенно после того, как Сола нашли мертвым у входа… – Он немного помолчал, затем добавил, словно услышав незаданный вопрос Моргона: – Ирт отвел меня туда только однажды, чтобы показать мне… Не знаю уж, кто прорубил эту дверь в пещеру: она была там еще до того, как я туда явился, отделанная зеленым и черным мрамором. Внутренняя пещера была невероятно богатой и красивой, но там ничего не было.

– Совсем ничего?

– Просто камни, тишина и ужасное ощущение, будто что-то лежит сразу за пределами поля зрения, а из самого сердца начинал подниматься страх. Я спросил Ирта, что же это такое, но он мне так и не ответил. Что-то произошло там еще до заселения Исига, задолго до появления людей и царства Высшего.

– Может быть, во время войн Властелинов Земли?

– Думаю, что какая-то связь тут есть. Но какая именно – не знаю, а Высший, если ему что-то и известно, никогда об этом не говорил.

Моргон вспомнил некогда прекрасный, разрушенный город на Равнине Ветров, вспомнил о стеклянных осколках, которые он нашел там и в которых сейчас видел намек на ответ. И вдруг, стоило ему подумать об этом, страшное предчувствие пронзило его, и он замер в льдистых сумерках, у подножия горы, отполированной, словно гладкая белая кость. Моргон прошептал:

– Остерегайся неразгаданных загадок!

– О чем ты?

– Никому не известно, что уничтожило Властелинов Земли… кто мог быть могущественнее их и какую форму приняло их могущество…

– Это было тысячи лет назад, – напомнил Данан. – Какое это может иметь к нам отношение?

– Вероятно, никакого. Но мы бездумно принимали это на веру в течение тысячелетий, а мудрые ничего не принимают на веру…

Король горы удивился:

– Что же такое ты видишь впереди нас в темноте, чего никто другой видеть не может?

– Не знаю. Нечто не имеющее имени.

Они добрались до ворот в Харте как раз тогда, когда снова пошел снег. Двор с большим количеством кузниц и мастерских почти опустел; то здесь, то там красновато-золотой свет пробивался сквозь полуоткрытые двери; тень какого-то ремесленника расплылась на пороге. Данан провел Моргона во дворец, и они вошли в зал, где стены были филигранно отделаны разноцветными камнями, сияющими на черной поверхности. Ручей прорезал в полу извилистую дорожку, тут же располагался громадный очаг, греющий камни, пламя его отплясывало в темной воде. Рудокопы, ремесленники в простой одежде, торговцы в богатых одеяниях, охотники в коже и мехах подняли головы, когда Данан вошел, и Моргон инстинктивно отпрянул в тень, до которой не доставал свет факелов.

Данан произнес мягко:

– В восточной башне есть тихая комната. Там ты сможешь умыться и отдохнуть. Спускайся сюда попозже, когда зал будет не так переполнен. Многие из этих людей после ужина вернутся в Кирт, здесь они только работают.

Через боковую дверь он вывел Моргона из зала, потом они поднялись вверх по винтовой лестнице, вырубленной из камня в середине толстой башни.

– Это башня, где останавливался Ирт, – объяснил Данан Моргону. – Здесь его часто навещал Талиес, раза два приходил и Сут. Сут был таким неистовым, волосы белые как снег, даже в молодые годы. Рудокопов он пугал, но я видел однажды, как он совершает одно превращение за другим, чтобы позабавить моих ребятишек.

Он остановился на площадке лестницы, отодвинул занавес из белого меха, за которым обнаружилась дверь.

– Я пришлю кого-нибудь, чтобы тебе разожгли огонь, – пообещал Данан, потом, поколебавшись, добавил: – Если я не прошу у тебя слишком много, я хотел бы опять услышать эту арфу.

Моргон улыбнулся:

– Нет. Это не слишком много. Спасибо. Я благодарен тебе за твою доброту.

Моргон вошел в комнату, снял арфу с плеча, оглядел стены, задрапированные меховыми и богато вышитыми занавесями, посмотрел на чисто выскобленный очаг. В комнате было холодно. Моргон присел на стул возле мертвого пока очага. Камни окружали его кольцами молчания. Он ничего не слышал отсюда – ни смеха из зала, ни воя ветра, прилетевшего с гор. Одиночество, иное, нежели одиночество пути через никому не принадлежащие земли, охватило его. Он закрыл глаза, почувствовал, что усталость его такова, что мешает заснуть, что усталость эта идет изнутри, что она уже является его неразрывной частью. Он встал, пытаясь стряхнуть с себя это ощущение, и тут же дверь отворилась, вошли люди, которые принесли дрова, воду, вино и еду; Моргон наблюдал, как они разжигают очаг, запаливают факелы, ставят на огонь воду. Когда слуги удалились, Моргон долго сидел у огня, не сводя с него глаз. Вода согрелась, он медленно разделся и вымылся. Потом поел, не чувствуя вкуса пищи, налил себе вина и сел, не притрагиваясь к нему, пока ночь, точно сжатые в кулак пальцы, не сомкнулась вокруг башни и непонятный страх не заклубился в его душе.

Глаза Моргона закрылись. Некоторое время он видел, что бежит в облике тура – все это было еще где-то на поверхности его сна, а потом оказалось, что он барахтается в снегу уже в собственном облике, а остальные туры растаяли где-то вдалеке. Затем чувство одиночества стало острым и невыносимым, и он пересек пространство и время с помощью чародейской силы – теперь он оказался в Акрене. Перед огнем беседовали Элиард и Грим Окленд, Моргон радостно пошел к ним, зовя Элиарда. Тот повернулся к нему, и в пустоте его глазниц Моргон вдруг увидел себя – волосы у него отросли и превратились в длинную гриву, лицо вытянулось, шрамы от рогов тура покрывали руки. Он назвал свое имя. Элиард покачал головой и растерянно ответил: «Ты, должно быть, ошибся. Моргон не тур». Моргон повернулся к Тристан, которая о чем-то бессвязно и бессмысленно спорила со Сногом Наттом. Она улыбнулась ему от души, полная надежды, но улыбка замерла на ее губах, в глазах появилась тревога. Сног Натт печально произнес: «Он обещал починить мне крышу, она вся течет, он хотел управиться до осени, а сам уехал и не починил и так и не вернулся». Вдруг Моргон оказался в Кэйтнарде, он с грохотом стучал в дверь. Руд, распахивая ее, взмахнул черным рукавом и раздраженно сказал: «Ты опоздал. Все равно, ведь она вторая красавица в Ане, и она не может выйти замуж за тура». Моргон повернулся и увидел одного из Мастеров, проходящего по залу. Он побежал, чтобы перехватить его, и когда опущенная голова в капюшоне наконец поднялась, отвечая на его мольбу, глаза Мастера Ома встретились с его взглядом – они были серьезными и смотрели с упреком. Моргон в ужасе остановился. Мастер пошел прочь от него, не сказав ни слова, а Моргон все повторял и повторял, не получая ответа: «Извините. Извините. Извините».

Он оказался на Равнине Ветров. Было темно, рядом плескалось море, вспучивая волны, зеленовато-синие от неземных огней безлунной ночи, в море отражался свет из дворца Данана, гора Исиг возвышалась совсем близко. Что-то собиралось во тьме, Моргон не мог видеть, что именно – ветер это или море, он только понимал, что возникает что-то громадное, невероятно громадное, безымянное, безжалостное, впитывающее в себя всю силу, все законы, все песни, загадки, саму историю, чтобы взорвать все это на Равнине Ветров. Моргон побежал, не чуя под собою ног, он искал убежища, а ветры выли, и море рядом поднимало волны так высоко, что брызги попадали ему в лицо. Он поднял голову, чтобы видеть свет из дворца Данана. Он бежал и бежал, пока не понял, что Харте разрушен, что он пуст, как и город Властелинов Земли, и что белый, точно обглоданная кость, свет идет из бездны в Исиге. Тогда Моргон остановился. Из пещеры сквозь гору донесся до него голос – из пещеры, мраморная дверь которой не открывалась веками. Этот голос прорвался сквозь камень, сквозь рев ветра и моря и произнес его имя:

– Звездоносец.