– Во мне нет ничего особенного, леди Беатрис.
      Леди приподняла бровь:
      – Вот это я и пытаюсь определить, мисс Петерсон.
      – Да бросьте, тетя. Мисс Петерсон любезно согласилась присматривать за Клер и Изабелл, пока их гувернантка, мисс Ходжкисс, ухаживает за больной матерью.
      – Понятно. И она живет в Найтсдейле? – Леди Беатрис замолчала и взглядом прозрачных голубых глаз окинула Эмму с головы до пят. – Как удобно!
      Эмма выпрямилась на своем стуле. Неужели леди пытается ее оскорбить? Нет, не может быть. Никому еще ни разу не взбрело в голову ее в чем-то обвинить – разве что в слишком уж примерном поведении. Должно быть, ей показалось.
      Но этот суровый взгляд – тут обмануться невозможно.
      – Мисс Петерсон и я, мы как раз хотели познакомиться заново, когда вы вошли, тетя.
      – Заново? Так ты и мисс Петерсон… были когда-то близки?
      – Нет! – Эмма не хотела, чтобы ее ответ прозвучал слишком резко. Но, судя по тому, как взлетела вверх бровь леди Беатрис, она сорвалась на крик. Девушка вскочила со стула. Прочь отсюда, и не важно, что это не понравится тетке Чарлза. – Леди Беатрис, могу заверить вас…
      – Не стоит, дитя мое. – Леди Беатрис взмахнула усыпанной драгоценностями рукой. – Сядьте. Простите, если я вас обидела.
      Эмма присела на краешек стула, готовая вскочить в любой миг.
      – Я не привыкла к такому обращению, леди Беатрис. Надеюсь, это не повторится.
      Леди хихикнула:
      – У вас острые коготки, не правда ли? Отлично. Итак, расскажите-ка мне, отчего вы запустили… – Леди оглядела осколки на полу возле двери и пожала плечами: – Отчего вы запустили фарфоровой штучкой в дверь?
      Эмма вспыхнула:
      – Это была собачка, леди Беатрис.
      – Вот как. – Она почесала кошку за ухом. – Тут, пожалуй, Королева Бесс вас бы одобрила. Она сама не очень жалует собак. Но вот что мне кажется странным. Вы ведь дружите с живым воплощением сей безделушки? Откуда же ненависть к тявкающим тварям, столь сильная, что вынуждает вас уничтожать фарфоровых собак, причем, замечу, вам не принадлежащих? Я не ослышалась – Принни ведь собака?
      – Да. – Эмма беспомощно взглянула на Чарлза. Хитрец прикрыл рукой рот, скрывая ухмылку. – Я не хотела разбивать фигурку.
      – Нет? А что вы хотели?
      – Я целилась в голову лорду Найтсдейлу.
      – Вот как. Чарлз?
      – Я всего-навсего попросил мисс Петерсон выйти за меня замуж. Она отказалась.
      Леди Беатрис захлопала глазами.
      – Простого «нет» было недостаточно?
      – Очевидно, нет.
      Эмме хотелось плакать – от досады или разочарования, она не могла сказать.
      – Простите меня, леди Беатрис. Право же, сама не знаю, как это вышло.
      – Тогда и не пытайтесь ничего объяснять, дорогая. Есть вещи необъяснимые. А бывают поступки, которые со временем становятся понятны сами собой. Подождем и увидим, куда отнести это маленькое происшествие. Кажется, вы сказали, что встречались раньше?
      Чарлз фыркнул:
      – Тетя, мы с мисс Петерсон – товарищи детских игр. Через много лет я встретил ее снова – прямо перед вашим появлением.
      – Через много лет? Сколько же?
      Чарлз пожал плечами:
      – Года два-три. Но не меньше десяти. А если точнее, то вроде двадцать.
      Леди Беатрис вытаращила глаза:
      – Ты видел мисс Петерсон лишь в детстве, но тем не менее предложил ей выйти за тебя замуж?
      Чарлз переминался с ноги на ногу, смущенно покашливая.
      – Именно.
      Леди Беатрис покачала головой:
      – Мисс Петерсон, мои извинения. Теперь я вас отлично понимаю. В следующий раз я советую вам взять предмет потяжелее.
 
      Леди предавались болтовне. Ламберт принес чай с пирожными и блюдце сливок для ее величества. Чарлз наблюдал.
      – Кажется, вы сказали, что сейчас живете в этом доме, мисс Петерсон? – Тетя Беатрис ухватила самый большой кусок пирожного.
      – Да. На прошлой неделе мисс Ходжкисс пришлось срочно уехать. Я решила, что будет лучше, если я перееду сюда помочь няне. В ее-то годы, знаете ли…
      – Конечно. А как семья без вас обходится?
      Эмма примолкла, и Чарлз присмотрелся внимательнее. Кажется, в ее глазах промелькнула тень?
      – Они справляются. Сестре уже семнадцать. Она не нуждается в опеке, да ей и не хочется, чтобы за ней присматривали.
      – Хм… Кажется, ваша матушка умерла много лет назад, не так ли? – Леди Беатрис стряхнула крошки с груди.
      – Почти сразу, как родилась Мэг. – Эмма улыбнулась, но Чарлз снова заметил тень на ее лице. – Я воспитывала Мэг и вела хозяйство, но, к счастью, все меняется. Теперь мне несложно взять на себя обучение девочек, пока мисс Ходжкисс в отлучке.
      Чарлз смотрел, как она откусывает кусочек пирожного. У нее был красивый рот – полная нижняя губка, слегка изогнутая верхняя. Так и тянет поцеловать. Розовый кончик языка облизнул губы, чтобы подобрать крошку; При виде этого зрелища он вдруг ощутил жар между ног. Он мог бы предложить этому язычку заняться кое-чем поинтереснее.
      – Ты согласен, Чарлз?
      – Что? – Он с трудом перевел взгляд с губ мисс Петерсон на тетю, которая смотрела на него с удивлением. – Простите, тетя. Я несколько замечтался.
      Тетя Беа фыркнула:
      – Вот как это теперь называется? В мое время…
      На лице Эммы он прочел замешательство.
      – Тетя, прекратите нас смущать. Лучше повторите вопрос.
      Тетя Беатрис тоже взглянула на Эмму.
      – Хорошо. Я пытаюсь убедить мисс Петерсон посетить наш маленький праздник.
      – Превосходная мысль! – Чарлз просиял. Как кстати выступила тетя Беа со своим интересным предложением.
      – Но, лорд Найтсдейл, я решительно не смогу быть вашей гостьей на празднике.
      – Отчего же, мисс Петерсон? Вы украсите его своим присутствием.
      – Я всего лишь гувернантка.
      – Фи! Только на время. – Тетя Беа предложила кусочек пирожного кошке. Ее величество осторожно обнюхала угощение, а затем презрительно сморщила нос. – Ваше происхождение безупречно. Если не ошибаюсь, ваш отец – сын графа?
      – Четвертый сын, – поправила мисс Петерсон.
      – Не имеет значения. Голубая кровь. То, что надо.
      – Надо, для чего? – Девушка со стуком поставила чашку на блюдце.
      – Чтобы появиться в свете, мисс Петерсон. – Тетя Беа отправила в рот пирожное, отвергнутое Королевой Бесс. – Полагаю, вряд ли вы были представлены обществу? – Вопрос прозвучал невнятно – леди пережевывала пирожное.
      – Нет. Когда мне было семнадцать, Мэг еще не исполнилось девяти. Мне не хотелось ее оставлять, да и отцу ни к чему было отправлять меня в Лондон. Я думала, что сестры отца захотят оказать мне покровительство, но, кажется, я ошибалась.
      Тетя Беатрис вскинула голову, и перья в ее прическе заколыхались.
      – Я знаю сестер вашего отца. Леди Громвель – графиня, леди Фэннинг – баронесса. Замечательный прием они вам устроили. – Она потянулась за новым пирожным. – Вы сказали, сестре сейчас семнадцать? Она тоже отказалась ехать в столицу?
      – Да. Папа предложил ей поехать. Леди Элизабет, сестра герцога Олворда, как раз уезжала в Лондон, чтобы провести там сезон. Мэг могла бы отправиться с ней. – Эмма вздохнула и слегка передернула плечами. – Похоже, Мэг совсем не интересуется нарядами и побрякушками и предпочитает бродить по полям, выискивать растения для гербария, – Она замолчала, глядя в чашку. Чарлз снова увидел, как помрачнело ее лицо и сжались губы. – Да и в доме было… не совсем ладно.
      Что ее так расстраивает? Он предпочел бы, чтобы ее глаза искрились счастьем, или гневом, или страстью. Только не этот грустный взгляд!
      – Похоже, вам с сестрой не мешало бы приобрести некий лоск, мисс Петерсон. Чарлз, нужно пригласить к нам и сестру тоже, – предложила тетя Беа. – Будет прекрасная возможность выпустить ее порезвиться.
      – Отличная мысль, тетя. А мисс Петерсон будет неподалеку, чтобы загнать ее обратно в стойло.
      – Леди Беатрис, не думаю, что…
      – Ну нет. Мы настаиваем. Правда, Чарлз?
      – Самым решительным образом. Я провожу вас домой, мисс Петерсон, прямо сегодня и лично передам приглашение.
      – Но…
      – Да будет вам, мисс Петерсон! Уверена, у вашего отца нет причин возражать. Он должен быть счастлив, что дочери… то есть дочерям, представится случай выйти в свет.
      Эмма поставила чашку и распрямила плечи. Ее взгляд вновь засверкал огнем, ноздри раздувались.
      – Леди Беатрис…
      Леди Беатрис воздела руки:
      – Ну же, мисс Петерсон, не будьте занудой. Немного повеселитесь – что в этом плохого? Партия в карты, пикник, бал, Ничего из ряда вон.
      Подбородок Эммы взлетел вверх не хуже, чем у Клер.
      – Девочки нуждаются в моем присмотре.
      – Разумеется, но не целый же день? Няня приглядит за ними в классной, не так ли?
      Тетя Беатрис взглянула на Чарлза.
      – Разумеется, – усмехнулся он. – Присматривает же она за ними сейчас. Кроме того, они не так уж малы. Изабелл показалась мне исключительно ответственной особой.
      – Слишком уж ответственной, – сказала мисс Петерсон. – Но она не должна отставать в занятиях.
      – Никоим образом. – Чарлз чуял близкую победу. – Я сам буду с ней заниматься всем, чем нужно. Кроме акварели. Совсем не умею рисовать, ничего не смыслю в живописи.
      – Хм…
      – Итак, решено. – Тетя Беа схватила с блюда последнее пирожное. – Идите и наденьте шляпу, мисс Петерсон. Чарлз отвезет вас домой прямо сейчас.
      – Но…
      Тетя Беа махнула рукой. Мисс Петерсон посмотрела на Чарлза, чем насмешила его – такая смесь отчаяния, гнева и решимости была на ее лице. А еще ожидание чуда. Неужели? Он подозревал, что девушка давным-давно забыла о развлечениях. Да веселилась ли она хоть раз в жизни?
      Нужно это менять. Он чувствовал, что просто жаждет дарить ей удовольствие. Восхитительное удовольствие. Жаркое и влажное. Ночью и ранним утром.
      Она вышла из комнаты. Он видел, как колышутся ее соблазнительные бедра.
      – Кажется, нашел добычу?
      Чарлз пожал плечами и повернулся к тетке спиной.
      – Вы вечно пристаете ко мне – женись да женись! С той самой минуты, как мы узнали о смерти Пола. Мисс Петерсон отлично подходит для этой роли.
      – Неужели больше не из кого выбрать?
      – Все дамы, с которыми я встречался раньше, не очень-то меня жаловали.
      – Да, но теперь ты маркиз Найтсдейл, и это делает тебя намного привлекательнее!
      У Чарлза защемило в сердце. Боже правый, что ему было ненавистно, так это низкопоклонство. Люди, которые не замечали просто майора Дрейсмита, готовы были в лепешку расшибиться, чтобы завоевать благорасположение лорда Найтсдейла!
      – Это мне и нравится в мисс Петерсон, тетя. Думаю, она гроша ломаного не даст за мой титул.
      Эмма едва сдержала себя, чтобы не броситься вниз по лестнице со всех ног. Она все еще кипела от злости. Ну и нахал! Явился сюда после стольких лет отсутствия и тут же сделал ей предложение. Она могла бы поклясться – он даже не узнал ее сначала, когда они встретились в длинной галерее!
      Ему нужна жена, чтобы произвести на свет наследника. Но она не позволит превращать себя в машину для производства нового поколения династии Найтсдейлов. Да она бы с радостью придушила последнего ее представителя. Собственными руками!
      Она задержалась на площадке третьего этажа, вцепившись в перила так, что побелели костяшки пальцев. Глубоко вздохнула, призывая себя к спокойствию. На себя она злилась не меньше!
      Отчего он не урод: не косоглазый, не рябой, даже не горбатый? Как вышло, что он стал тем единственным, кто приходил в ее сны?
      Она обхватила ладонями пылающие щеки. Эмма видела Чарлза не только во сне, Он чудился ей и наяву.
      Чарлз пришел к ней в постель в ту самую ночь, когда она опрометью примчалась домой со свадьбы его брата.
      К чему лукавить? Благочестивая дочь викария часто забиралась в кровать, задувала свечу и воскрешала в памяти то, что увидела на террасе дома Найтсдейлов. Однако в ее мечтах Чарлз целовал ее, а не какую-то там лондонскую красотку. Эмма пыталась представить себе, как бы его губы двигались, соприкасаясь с ее губами. Какими могли быть эти губы? Холодными или теплыми, влажными или сухими? Она воображала: вот руки Чарлза обвиваются вокруг ее талии, ее грудь прижимается к его телу… вот его руки… Эмма крепко зажмурилась. Страшно даже подумать, куда потом двинулись его руки.
      А теперь он делает ей предложение. Она могла бы узнать наяву, каковы на вкус его губы. И что было бы, если бы его руки…
      Хватит. Не может она выйти замуж лишь для того, чтобы проверить, все ли так, как ей мечталось. Нет. Конечно, нет. Нелепо – просто смех разбирает.
      Она двинулась вниз по ступеням.
      Эмма чуть не умерла в кабинете, когда он разглядывал ее рот. Едва могла поддерживать беседу с леди Беатрис. Этому человеку нужно приказать ходить с повязкой на глазах – их прозрачная голубизна сводит женщин с ума. Наверняка с их помощью он покорил целую толпу светских дамочек. Она же не станет очередной жертвой, как бы ей самой этого ни хотелось.
      – Мисс Петерсон, как вы быстро! Я восхищен.
      Эмма посмотрела вниз. В холле, улыбаясь, стоял Чарлз. Сердце екнуло, и ей стоило большого труда взять себя в руки.
      – Не нужно много времени, чтобы надеть шляпку, милорд.
      – Нет? Поверю вам на слово – ни разу не доводилось самому этого делать.
      – Зато, без сомнения, довелось немало их снять.
      Эмма прикусила губу. Как же это сорвалось с губ? Раньше ей всегда удавалось следить за собственным языком. Глядя прямо перед собой, она вышла в парадную дверь. Чарлз нашептывал прямо в ухо:
      – Ах, мисс Петерсон! Неужели я догадался, что вы хотели сказать?
      – Не имею понятия, о чем вы, милорд.
      – Значит, вы не намекали, что я снимал с дам не только шляпки?
      Эмма почувствовала, что щеки заливает яркий румянец. Когда она это сказала, то сама даже не понимала, что говорит совершенно неприличные вещи. Зато он признался, что раздевал этих дам. Но она ничего не скажет. Маленькая ложь во спасение.
      – Разумеется, милорд, я ни на что не намекаю.
      Он рассмеялся глубоким ласкающим смехом.
      – Ах, мисс Петерсон, мы отлично проведем время. Могу я называть вас Эммой?
      – Нет, конечно!
      – Прекрасно. А вы должны звать меня Чарлзом.
      – Милорд, вы меня слышите? Я не разрешала называть меня по имени.
      – Что ж, Эмма. Простите, но я позволю себе эту вольность. На войне я усвоил одну вещь. Просить следует вежливо, но, если речь идет о жизни и смерти, нужно взять требуемое самому – разумеется, тоже с учтивостью. А я думаю, что мне жизненно необходимо слышать, как звучит ваше чудесное имя – Эмма.
      Эмма не нашлась что ответить. Она раскрыла рот от удивления. И еще шире, когда вдруг почувствовала, как его широкие теплые ладони смыкаются на ее талии и он поднимает ее, чтобы усадить в свой экипаж. Затем он забрался сам и сел рядом, с улыбкой коснувшись указательным пальцем ее подбородка. Эмма закрыла рот так поспешно, что услышала стук собственных зубов. И смутилась еще больше, когда оказалось, что сиденье маленького двухколесного экипажа слишком узко. Эмма чувствовала, как соприкасаются их бедра и ноги. Почему-то его тело было очень твердым, как скала. Девушка заерзала, пытаясь немного отодвинуться. Он тоже передвинулся вслед за ней.
      – Милорд, вы меня раздавите.
      – Чарлз. Эмма, вы же знаете, что меня зовут Чарлз. Помните, вы ведь называли меня по имени, когда мы были детьми?
      – Теперь моим губам этого не выговорить, милорд. Я, будет вам известно, испытываю некоторую склонность к соблюдению приличий.
      – Ясно. Придется тогда переубедить эти губы.
      И не успела Эмма сообразить, что сейчас будет, как он ее поцеловал.
      Она закрыла глаза – то ли оттого, что лицо Чарлза оказалось так близко, то ли чтобы лучше распробовать вкус губ. Этого она не могла сказать – да и не все ли равно. Прикосновение было недолгим, а губы сухими и прохладными. Но она почувствовала, что ее пробрало до кончиков ногтей. Внутри вспыхнул огонь, тот самый, что тлел в ее мечтах, никогда не разгораясь до настоящего пламени. Пламени, которое, как она боялась, может поглотить ее всю без остатка.
      Кажется, ей грозит беда!
      Чарлз засмеялся и отодвинулся к противоположному краю сиденья. Он предпочел бы продлить поцелуй, получше изучить ее рот. Но лошади беспокойно топтались, да и Эмма, вероятно, скоро опомнилась бы и залепила ему такую пощечину, что не дай Боже. Не говоря уж о том, что их прекрасно можно было видеть из окон дома. Не подсматривала ли за ними тетя Беа? Или малышка Клер?
      Ему было все равно. Чарлз усмехнулся. Ему вдруг захотелось рассмеяться от радости. Такой легкости на сердце он не чувствовал уже давно – по крайней мере с тех пор, как уехал в Испанию. А уж узнав о смерти Пола… Даже в ту пору, когда Чарлз, выпускник университета, окунулся в светскую жизнь Лондона, не чувствовал такой чистой, беззаботной радости. Жизнь казалась ему тогда чудесной, осыпающей его позолотой. А потом были утренние пробуждения после ночных кутежей, и оказалось, что позолота больше смахивает на ржавчину.
      Он поглубже вдохнул прохладный английский воздух, аромат свежескошенной травы. Наверное, так хорошо ему было лишь в детстве. Просыпаешься утром, и впереди у тебя целый день, чтобы рыбачить, или кататься, или играть в Робин Гуда или рыцарей Круглого стола. А по пятам за тобой почти всегда бегает девчонка. Он усмехнулся. Маленькое кудрявое создание, которое он звал Коротышкой. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь в ее присутствии он найдет нечто большее, чем раздражение?
      – Что вас так забавляет, милорд?
      Значит, мисс Петереон решила сохранять надменное спокойствие? Он взглянул на девушку. Так и есть – задрала нос повыше.
      – А вы знали, что другие мальчики зовут вас Тень?
      – Что? – Она повернулась к нему.
      – О чем это вы?
      – В детстве. Другие мальчики прозвали вас Тень. Вы вечно ходили за мной, куда бы я ни шел.
      – Ох! – Она отвернулась, и легкий румянец снова окрасил ее щеки.
      – Но я вас так не называл. Я не возражал, что вы ходите за мной.
      – Вы звали меня Коротышкой.
      – Да, вы же были с ноготь. Вы и сейчас ростом не вышли. Хотя некоторые части, – Чарлз опустил глаза на ее прекрасную грудь, – очень даже выросли.
      – Милорд! – Ее щеки пылали. Не миновать ему пощечины!
      – Ваши руки, например, – добавил он, смеясь. – Уверен, они стали побольше. Да и ноги тоже. Ваш прекрасный… хм… подбо…..
      Эмма судорожно вздохнула, и не упомянутая Чарлзом часть ее тела соблазнительно поднялась.
      – Подбородок тоже значительно увеличился с тех пор, как вы были девочкой.
      – Милорд, вы такой… умеете изворачиваться.
      – Прошу прощения? – Чарлз пытался придать голосу оттенок ангельской невинности. – Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
      – Отлично понимаете! Вас не поймать. Вроде понятно, о чем вы говорите, и в то же время… вы ставите меня в тупик. Вы скользкий, словно форель.
      – Милая, – сказал Чарлз, и голос его вдруг осекся – ее безыскусные слова пробудили в нем эротические фантазии, – если вам захочется меня схватить, пожалуйста, в любое время. Ваше желание для меня закон. Будь я форелью, был бы рад заплыть к вам… – Чарлз оборвал себя на полуслове.
      Она взглянула на него озадаченно и не без подозрительности.
      – Ну вот, вы снова начинаете.
      Чарлз приказал своему телу вести себя прилично и ответил:
      – Что начинаю?
      На сей раз голос его звучал чисто, без хрипотцы.
      – Не стройте из себя святошу. Вы ведь имели в виду кое-что другое, не так ли?
      – Неправда.
      – Да!
      Чарлз ухмыльнулся:
      – Ну, может быть, отчасти.
      – Скажите, что именно.
      – Нет, Эмма, любовь моя. Разумеется, я вам не скажу. А покажу – но не раньше, чем мы поженимся.
      Чарлз рассмеялся. Он мог бы поклясться, что слышал, как скрипнули ее зубы. Впереди показались знакомые стены каменного дома, где он когда-то проводил долгие часы, изучая греческий и латынь под руководством преподобного Петерсона.
      – Мы застанем вашего отца дома?
      – Да.
      Чарлз уловил внезапный холодок в голосе собеседницы. В чем тут дело?
      – А вашу сестру?
      Эмма пожала плечами:
      – Мэг наверняка копается где-нибудь в земле. Дома только папа и… – Она замолчала. Ее ноздри затрепетали, а рот сложился в нитку.
      – И? – подсказал он, осаживая лошадей.
      Эмма вскинула подбородок и расправила плечи, Словно солдат, готовый к бою. У Чарлза пропала всякая охота шутить. Кажется, он обнаружил причину ее печали.
      – И миссис Грэм, – закончила Эмма. – Миссис Харриет Грэм. Вдова. Помогает в церкви, расставляет букеты и все такое.
      – И?
      – Что ж еще, милорд?
      – Почему вы цепенеете, стоит вам подумать о миссис Харриет Грэм? У вас такой вид, будто вы кочергу проглотили.
      – Не понимаю.
      – Вряд ли дело в том, что она помогает в церкви. – Чарлз смотрел на ее опущенные веки. – Вы сказали «папа и…». Суть в этом «и»? Миссис Грэм представляет собой гарпию из гарпий?
      Эмма покачала головой:
      – Разумеется, нет. Миссис Грэм – добрая прихожанка.
      – Но вероятно, вовсе не добрый друг семьи?
      – Вы поможете сойти на землю или мне прыгать?
      – Я помогу вам, дорогая. – Чарлз обошел экипаж и подхватил девушку за талию. Ему хотелось, чтобы ее тело скользнуло по нему или прижалось покрепче, пока ее ноги не коснутся земли. Но он просто помог ей спуститься, впрочем, сразу не выпустил, наслаждаясь изгибом стройной талии, которую обнимали ладони.
      К его удивлению, она не стала вырываться. Девушка стояла спокойно, опустив глаза, спрятанные под полями шляпки.
      – Эмма, все хорошо?
      – Да, конечно. – Она подняла глаза, затем отступила. Он разжал объятия. – Простите. Нам сюда.
      Он прошел за ней в дом. В ноздри ударил запах знаний, старых книг в кожаных переплетах, бумаги и чернил. Как часто он вдыхал этот запах, когда мальчиком сражался с латинскими склонениями! В университете тоже пахло чем-то похожим, но здешний запах был намного приятнее. Здесь он был дома. Отец Эммы был хорошим наставником: строгим, требовательным, но щедрым на похвалу. Чарлз занимался прилежно, изо всех сил стараясь ему угодить.
      Ему даже хотелось, чтобы преподобный Петерсон был его отцом. Может быть, именно поэтому он терпел Эмму. Она казалась ему сестренкой.
      Разумеется, теперь он думал о ней вовсе не как о сестре.
      Эмма остановилась перед дверью отцовского кабинета и осторожно постучала:
      – У нас гость, папа.
      – Войдите, прошу вас.
      Эмма толкнула дверь. Чарлз застыл на пороге.
      Прошедшие двадцать лет состарили Петерсона. Появились седые волосы, щеки слегка впали, кожа лица натянулась, резко очерчивая скулы. Чарлз не удивился. Он виделся с преподобным четыре месяца назад, на похоронах брата. Но здесь, в кабинете, он показался ему прежним, будто эта комната была укрытием, где не властны ни время, ни старость.
      – Милорд! – Преподобный Петерсон встал. – Как я рад снова вас видеть! Мы все счастливы, что вы вернулись домой, в Найтсдейл.
      Чарлз усмехнулся:
      – Наконец! Спасибо, что не произнесли этого слова.
      Священник продолжал улыбаться. Губы слегка изогнулись, но глаза сверкали искорками за стеклами очков.
      – Никоим образом не осмелился бы порицать маркиза.
      – Ну да, вслух.
      Викарий еле заметно усмехнулся, а в уголках глаз собрались морщинки.
      – Я просто очень рад, что вы вернулись в поместье, милорд. – Он обернулся к невысокой женщине, что сидела в кресле возле стола. – Позвольте представить вам миссис Харриет Грэм. Миссис Грэм приехала в Найтсдейл совсем недавно, милорд, но она принимает живое участие в делах прихода.
      – Миссис Грэм. – Чарлз взял руку женщины, кожей почувствовав, как ощетинилась Эмма. Девушка все еще стояла в дверях.
      – Доброе утро, милорд. – Миссис Грэм спокойно улыбалась, глядя на него снизу вверх. Она ему сразу понравилась. У нее были ласковые карие глаза и каштановые, с сединой, волосы.
      «Вот, значит, какова наша гарпия. Посмотришь со стороны – обычная женщина средних лет, а вовсе не злобная мачеха».
      – Преподобный, я прибыл, чтобы передать приглашение для обеих ваших дочерей.
      Эмма смотрела, как Чарлз пожимает руку миссис Грэм. Она не удивилась, застав женщину в кабинете отца. Боже правый, да она почти что поселилась в доме викария. Вероятно, переселится совсем, если Мэг отправится в Найтсдейл на празднество.
      Эмма прикусила губу. Нет, решительно не могла она видеть, как папа нарушает Божью заповедь и живет во грехе с женщиной – с этой воплощенной Иезавелью – Харриет Грэм.
      – На приеме будут девушки одного возраста с мисс Маргарет Петерсон. Моя тетя Беатрис считает, что для вашей младшей дочери открывается прекрасная возможность побарахтаться в нашем светском болоте, к тому же недалеко от родного дома и под присмотром старшей сестры.
      – А кто же станет присматривать за старшей?
      – Папа, я же не легкомысленная дурочка. Сама отлично справлюсь.
      Эмма видела: Чарлз удивленно приподнял бровь – и покраснела. Неужели ее тон слишком выдавал нетерпение?
      – Я никоим образом в тебе не сомневался, Эмма, но ты ведь тоже так и не побывала в Лондоне.
      – Я не раз бывала в обществе здесь, в Найтсдейле.
      – Знаю, но…
      Эмма взглядом умоляла отца замолчать.
      – Не волнуйтесь, сэр. – В голосе Чарлза она могла уловить лишь намек на насмешку, поэтому пристально взглянула ему в лицо. Он сделал вид, что не видит. – Там будет тетя, да и прием обещает быть не особенно помпезным. Пара поездок на пикник да бал. Все очень по-домашнему. Полагаю, приедут герцог Олворд с женой и сестрой, а также граф Уэстбрук, так что девушки увидят знакомые лица.
      Преподобный Петерсон кивнул:
      – Сестра герцога, леди Элизабет, особенно дружна с Мэг. Я не вижу возражений, а вы, Харриет?
      Эмма стиснула зубы, а миссис Грэм кивнула и что-то промурлыкала в знак одобрения.
      – Гости начнут прибывать завтра, – продолжал Чарлз, – так что я утром пришлю за мисс Маргарет Петерсон экипаж. Вы согласны?
      – Это было бы чудесно, милорд. – Отец посмотрел на старшую дочь: – Эмма, тебе бы взять что-нибудь из вещей. Ты ведь не собиралась участвовать в светских увеселениях, когда отправлялась заменить мисс Ходжкисс?
      – Нет, да и сейчас не собираюсь часто появляться в обществе. Большую часть времени мне придется проводить с девочками.
      – Но не все же время? – возразил Чарлз. – Почему бы вам не начать укладываться прямо сейчас?
      Эмме совсем не хотелось укладываться. Она умоляюще сложила руки на груди, но вдруг заметила выражение глаз Чарлза. Что-то в его взгляде предостерегло – ее упорство будет выглядеть совсем по-детски. Она стиснула зубы.
      Ей не шесть лет, а все двадцать шесть. И не пристало себя так вести. Она сделала глубокий вдох, собираясь с силами.
      – Думаю, вы правы. Это не займет много времени.
      – Вам помочь?
      – Нет, миссис Грэм. Я справлюсь сама. – Лицо отца приобрело укоризненное выражение, и Эмма покраснела. – Однако благодарю за любезное предложение. Я вернусь через минуту.
      Больше минуты на сборы у нее и не ушло. Гардероб у Эммы не отличался богатством, да и большая его часть уже переехала в Найтсдейл. Она торопливо затолкала в саквояж несколько платьев. Замерла, взяв в руки бальное платье. Нужно ли его брать? Смешно подумать. Пальцы девушки скользили по шелковистой ткани. Сколько денег было потрачено впустую. Она ни разу его не надела.
      Можно обновить его теперь, на приеме.
      Нет. Не пойдет она на бал!
      Она закрыла глаза, вспоминая тот вечер десятилетней давности, Чарлза и лондонскую гостью на террасе. Эмма была слишком юной, чтобы ее позвали на бал. Сейчас она много старше.
      Схватив платье в охапку, она сунула его к остальным вещам и выскочила из комнаты поскорее, боясь передумать.
      Чарлз отнес саквояж вниз, пока Эмма прощалась с отцом.
      – Моим ушам вновь придется гореть? – поинтересовалась она после того, как Чарлз помог ей забраться в экипаж.
      – Эмма, ваш отец не обсуждал вас со мной и миссис Грэм.
      – Уверена, он говорит обо мне с миссис Грэм. – Эмма смотрела прямо перед собой, ожидая, что Чарлз начнет защищать женщину. Он молчал. Девушка тоже молчала, но слова толпились на кончике ее языка, готовые вот-вот сорваться.
      Ей не с кем было поговорить по душам. Не с Мэг же. Однажды она пыталась пооткровенничать с сестрой, но та была слишком молода и ничего не поняла. Другие знакомые леди, напротив, были уже в годах. Да и не хотелось ей выносить сор из избы. Лишь Чарлз стал свидетелем ее несдержанности.
      Что с ней такое? Сначала, выйдя из себя, она швырнула в него фарфоровой собачкой. А теперь вела себя словно невоспитанный ребенок. Может, заболела? В желудке действительно что-то неладно.
      Если Чарлз всерьез делал ей предложение, ему следует радоваться, что она его отвергла. Она, должно быть, постепенно превращается в сварливую особу.
      Вот если бы миссис Грэм убралась туда, откуда появилась! Если бы все стало как раньше!
      Она взглянула на Чарлза. Тот вопросительно приподнял бровь:
      – Все прошло?
      – Что прошло? – Эмма нахмурилась. – О чем вы говорите?
      – Я видел, вы ломаете руки и рычите что-то себе под нос. Я боялся, что вы можете взорваться в любую минуту.
      – Ничего я не рычала. Вот еще!
      – Рычали-рычали.
      – Нет. Я даже не знаю, как это – рычать.
      – Ну, мне это показалось именно рычанием. Не хотите рассказать, в чем дело?
      – Нет; – Эмма сжала губы. – Все в порядке.
      Чарлз вздохнул:
      – Полагаю, дело в миссис Грэм. Но, положа руку на сердце, не вижу тут особой беды. Она показалась мне совершенно обычной, достойной уважения леди.
      – Она не такая! – Эмма схватила руку Чарлза и встряхнула ее. – Она бесстыдница. Нахалка!
      – Миссис Грэм?
      – Именно.
      Некоторое время они ехали молча. Эмма пыталась успокоиться. Впрочем, внутри все кипело.
      – Хорошо, Эмма. Сдаюсь. Меня до глубины души поразила мысль, что, миссис Грэм – бесстыдница. Знаю, что неделикатно спрашивать, но я все-таки спрошу. Что же такого она сделала?